Артем Юрьевич Патрикеев

Тандерболт

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Редактор Мария Нефёдова

Дизайнер обложки Артем Патрикеев

© Артем Юрьевич Патрикеев, 2019

© Артем Патрикеев, дизайн обложки, 2019

Что делать, если вдруг люди начали массово превращаться в умертвий? Как выжить в таком мире? Впрочем, если инопланетяне дают тебе в руки оружие с бесконечными патронами, шансы заметно повышаются. Нашему герою повезло — он остался прежним, и ему досталось оружие. Но сможет ли он пробиться через полчища монстров, пытаясь добраться до Москвы и понять, что же все-таки происходит?

Много стрельбы, много битв, реки крови… Если вы не готовы, обойдите стороной этот кровавый мир смерти!

16+

ISBN 978-5-4490-2698-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Тандерболт
2. Тандерболт
3. КНИЖНАЯ ПОЛКА
   1. ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ТЕМАТИКА
   2. ФИЗКУЛЬТУРНАЯ ТЕМАТИКА

Тандерболт

Посвящается моему племяннику Сергею Данилову.

«WAAAGH!»

Тут тебя ждет не меньшая мясорубка.

Тандерболт[1] — один из основных истребителей ВВС США времен второй мировой войны. Особенно хорошо выполнял роль штурмовика.

Я отдыхал на даче, когда всё это началось.

«Тандерболт!» — только это восклицание сорвалось с моих губ, когда мелкий, неприметный инопланетянин непонятного синего цвета с большими черными глазами и овальной большой лысой головой сунул мне в руки оружие.

— Держи, разберешься. Патроны бесконечны, так как телепортируются с наших военных баз. Можешь их не беречь, а вот ружье лучше не теряй. Полезная вещь, скажу я тебе. Извини, времени нет, я отчаливаю с вашей планеты. Что-то пошло не так, и все люди превратились в невесть что, — его слова пронеслись в моей голове через телепатические образы. — Ты один из немногих, кто не переродился. Так что… — Он не договорил, вдруг резко дернул головой и растворился в воздухе, оставив меня с непонятной штуковиной, напоминающей дробовик.

— Тандерболт! — повторил я и сплюнул (не так, чтобы прямо совсем плюнул, но обозначил свое отношение к данной ситуации).

Тандерболт для меня — это одно из самых жестоких ругательств. Сам не понимаю, как так получилось. Матом я никогда не ругался и ругаться не собираюсь, но разные злобные словечки во мне порой не удерживаются. Когда этот тандерболт поселился в моем лексиконе, я не помню, да и ладно. Главное, что этим словом я частенько выражаю все свое негативное отношение к происходящему. Так что не обращайте внимания, это у меня манера говорить такая.

Я повертел дробовик в руках: вроде всё на месте — ствол, спусковой крючок, приклад… В оружии я не очень хорошо разбираюсь, знакомился с ним только в компьютерных играх, но отличить ружье от бензопилы смогу, в этом не сомневайтесь.

Дачный участок, которым я владел, был совсем небольшим, всего шесть соток, но мне хватало. Обрабатывать я его особо не обрабатывал, засеяв все свободное пространство травой и цветами. Зато соседские участки могли гордиться наличием высокоурожайных грядок в гораздо большей степени, чем мой. Но не суть важно. Немного обалдело постояв на крыльце, я не мог понять, что от меня требуется, что могло случиться, и вообще, зачем мне дробовик?

Подойдя к сетке-рабице, изображавшей забор между моим участком и соседним справа, я увидел, что мужчина валяется на земле без всяких признаков жизни.

— Алексей Михалыч! — крикнул я. — Эй, вы живы там?

Ноль эмоций. Надо было что-то предпринять, но вот что? Через сетку лезть не хотелось — неудобно как-то, а вот попытаться зайти через главные ворота можно было попробовать. Бодрым шагом я выскочил на дорожку, быстро добрался до соседской железной резной калитки и легко перескочил ее (может быть, проще было бы поискать щеколду с внутренней стороны, но я поленился).

— Сосед! — крикнул я еще разок, стараясь показать свое присутствие, обходя небольшой, но аккуратный деревянный домик, сделанный из сруба и обшитый вагонкой.

Выскочив за угол, я обнаружил, что сосед исчез, и только поврежденные растения да вмятина на земле говорили о том, что только недавно здесь лежало грузное тело.

— Алексей Мих… — попробовал снова крикнуть я, но звук застрял у меня в груди — сзади послышалось шуршание щебенки.

Щебенка — это дорожка, тут же пронеслось в голове, а раз я ее слышу, значит, кто-то на этой дорожке есть. Сделав это нехитрое умозаключение, я резко обернулся. Желание отпрыгнуть появилось сразу и удерживалось во мне довольно долго. Я лишь с большим трудом сдержал этот порыв, постаравшись не выставить себя полным дураком. Ко мне приближался сосед, вот только что-то в его движениях выглядело слегка подозрительным: может быть, волочащаяся правая нога, может быть, пустой взгляд совершенно черных глаз, а может быть, посиневшее лицо и вперед протянутые руки.

— Алексей Михайлович, с вами все в порядке? — попытался я уточнить ситуацию, но в ответ не услышал ничего вразумительного, разве что пару хрюков и мычание. — Э-э… стойте! Подождите! — Я не знал, что говорить, зато начал потихоньку отступать назад. — Алексей Михалыч, остановитесь, вы… как-то подозрительно выглядите!

Я старался не сорваться на крик, но, кажется, мне это не удалось. Как-то страшно выглядел сосед, неестественно и грубо. Руки мои непроизвольно сжали теплую сталь ружья (на самом деле я не могу сказать, из какого материала было сделано оружие — может быть, инопланетяне и не знали, что такое сталь, но мне такая характеристика в тот момент показалась весьма уместной, внушающей уверенность, так сказать).

— Может, у вас инсульт или инфаркт какой-нибудь? — вновь попытался я наладить контакт.

Хорошо еще, что сосед еле волочил ноги, а то бы уже давно оказался рядом со мной, и чем это могло бы закончиться, я даже не представляю.

— Стойте, я буду стрелять! — Вот теперь я точно сорвался на крик.

«Интересно, тут есть предохранитель?» — сразу подумалось, но отвести взгляд от страшного соседа, чтобы глянуть на ружье, я не решился.

— Последний раз предупреждаю! — Я вскинул дробовик и прицелился человеку в ногу.

Убивать его я не собирался, только слегка ранить, не более того. Непонятно откуда заиграла легкая приятная успокаивающая музыка. Я непроизвольно улыбнулся. Сосед оказался уже метрах в четырех от меня, и тут руки не выдержали, а палец нажал на спусковой крючок.

Совершенно бесшумный выстрел не смог заставить взлететь каких-то пичуг с яблони. И птицам повезло, они не видели всего того, что творилось внизу, а это значит, что жизнерадостное щебетание никуда не делось. Зато соседу разнесло всю правую ногу, и его отбросило назад.

— Ничего себе! — вырвалось у меня. — Вот уж долбануло так долбануло… Э-э-э, извини, — пробормотал я, хотя о каких извинениях могла идти речь, когда сосед теперь наверняка останется инвалидом на всю жизнь.

Михалыч зарычал и приподнялся на руках, взглянул на меня невидящим взором и пополз в мою сторону, жадно загребая руками землю.

— Да что ж такое-то! — ужаснулся я. — Стой… точнее, лежи! Не шевелись! Сейчас скорую вызову, они тебя спасут! — Я сам не понимал, что говорил, в голове образовался какой-то сумбур мыслей, который никак не хотел упорядочиться. — Я… это… снова стрельну!

Несмотря на то, что сосед полз очень медленно, мне вскоре потребовалось отступить назад, чтобы он не зацепил мои ботинки своей грязной рукой. За ним оставался ярко-красный кровавый след. Кровь так и текла из ноги, не собираясь останавливаться.

— Не ползи, прошу тебя! — Я поднял ружье дулом в небо и выстрелил.

Послышался истошный писк, и сверху посыпался дождь из черных перьев. «Ворона, что ли», — как-то сразу подумалось. Птичку жалко, конечно, но на соседа этот выстрел никакого впечатления не произвел.

«Вот уж не везет так не везет, птичку зря убил». Всё выглядело весьма огорчительно. Мне надоело тянуть волынку, и я выдал последний предупреждающий выстрел в землю рядом с ползущим мужиком. Однако, как назло, именно в этот момент тот дернул рукой в мою сторону, и выстрелом ему разнесло всю правую кисть.

— Упс… — только и смог я сказать, отскакивая в сторону.

Капли крови забрызгали мои штаны и теперь неприятно смотрелись на светло-серых джинсах.

На улице раздались истошные крики. Я плюнул на соседа и побежал к калитке, в два движения перемахнул на другую сторону и остановился посреди улицы, стараясь определить, откуда донесся крик. Сзади раздался треск. Я резко обернулся и увидел, как, не потрудившись снять крючок, а просто выломав калитку на дорогу, выскочил молодой человек, с трудом зажимающий рукой рану на шее. Кровь просачивалась через его пальцы и капала на землю. Он увидел меня и кинулся в мою сторону. Не прошел он и пары шагов, как из калитки вышла баба Клава. Ее лицо было в крови — даже, точнее, не лицо, а только нижняя его часть. Головоломка начинала складываться в моей голове.

— Помогите! Помогите! Бабушка сошла с ума! — кричал молодой человек, приближаясь ко мне. — Я не виноват, я ничего не делал. Она неожиданно упала и несколько минут лежала на полу неподвижно, а когда вновь зашевелилась, я попытался ее поднять, но она вцепилась зубами мне в шею. — Парень лепетал оправдания, а сам чуть не плакал. — Я не знаю, как ее остановить, она сильнее меня!

Вот это выглядело новостью. Ничего себе бабулька, которая сильнее здорового… ну, почти здорового парня. Если бы я не видел саму бабу Клаву, я бы решил, что это парень сошел с ума и что это у него какие-то проблемы с головой, но вид злобной покрытой кровью старушки заставлял поверить словам парнишки. Я вскинул дробовик к плечу, но затем понял, что так мне неудобно, и сменил позицию.

— Парень, отойди в сторону.

Молодой человек поспешно отпрыгнул вправо и забежал мне за спину. Бабулька продолжала двигаться к нам как ни в чем не бывало.

— Баба Клава, стойте! — на всякий случай попробовал я, хотя, сравнивая ее и своего ближайшего соседа, уже догадался, что никакие слова тут не помогут. — Я не хочу причинять вам вреда. Остановитесь!

Как и предполагалось, бабулька все шла и шла вперед, стараясь добраться до нас как можно быстрее. В нетерпении она даже вытянула вперед свои костлявые руки.

«Тандерболт», — прошептал я и выстрелил. Ее голова мгновенно превратилась в кровавый шар, состоящий из множества красных капелек.

— Ничего себе! — хрипло произнес паренек, продолжавший пугливо выглядывать из-за меня на валяющийся на дорожке труп.

Я усмехнулся и подумал: «Как однообразны реакции у людей — что я, что этот парнишка среагировали на результаты выстрела совершенно одинаково. Это наш примитивизм такой или случайное совпадение?»

— Да уж, — пробормотал я, кладя дробовик на плечо.

Неожиданно парень тяжело задышал и медленно осел на землю. Я попытался его подхватить, но правая рука была занята ружьем, а левая оказалась не настолько сильна, чтобы удержать человека от падения.

— Ты чего? — Вопрос, как и большинство вопросов, которые задают обычные люди, был абсолютно бесполезен, ведь и так можно было догадаться, что хлеставшая из раны на шее кровь обязательно немного подпортит самочувствие любого еще живого индивида, что уж говорить об этом субтильном юноше. — Полежи тут, я мигом.

Дома лежала аптечка и много всяких полезных и не очень медицинских вещей. Бинт, перекись водорода, мазь «Левомеколь» — это все то, что мне пришло в голову захватить с собой, прежде чем я вернулся на улицу.

Парень уже не хрипел. Он вообще не дышал. Слегка привалившись к забору, он смотрел остекленевшим взором на белые бегущие облака, которым было совершенно наплевать на то, что происходило внизу. Они бежали себе и бежали, ни о чем не думая. Да и о чем они могли думать, если жизнь их весьма коротка в основном. Наполнился водой — пролился дождем, вот и вся жизнь. Специфическая, но весьма однообразная, на мой взгляд.

Я не стал закрывать парнишке глаза, ведь говорят, что мозг может умирать довольно долго, несколько минут, так почему бы ему еще не полюбоваться на бескрайнее успокаивающее небо? Я отвернулся и пошел к себе домой.

Первым делом попытался перевести дух и прийти в себя. Получилось не очень здорово, да и чего можно было ожидать после такого? Затем вспомнил о соседе, который, вполне возможно, еще был жив. Я быстро схватил мобильник и стал судорожно вспоминать, как же надо звонить в скорую помощь, однако скоро запутался, но вспомнил, что в памяти телефона изначально была заложена возможность позвонить в службу спасения, что я и сделал. Автоответчик долго и нудно объяснял мне, как же важен мой звонок и как они стараются сделать все возможное, чтобы я мог с ними соединиться, и так много-много раз. Я уже начал думать, что деньги на телефоне у меня кончатся раньше, когда трубку неожиданно сняли, и в трубке послышалось непонятное ворчание. Я попытался немного поалёкать, но ничего вразумительного из этого не получилось — мне все так же отвечали злобным ворчанием, один раз даже сильно рыкнули прямо в ухо, так что мне пришлось отвести трубку подальше от головы, чтобы совсем не оглохнуть. Скоро я понял, что ничего путного из этого звонка не выйдет.

Снаружи послышались звенящие звуки. Я выскочил на крыльцо и увидел, что сосед уже подполз к самому забору и теперь оставшейся целой рукой трясет сетку, стараясь оторвать ее или просто привлекая мое внимание. Второе ему явно удалось. Я подошел поближе и попытался с ним заговорить. В ответ я получал лишь ворчание и злобный оскал. Сосед явно сошел с ума, собственно, так же, как и баба Клава.

Я призадумался. Я смотрел множество фильмов про зомби, и, в общем, картина, что теперь предстала передо мной, хорошо бы вписалась в один из сюжетов, но одно дело — действие в телевизоре, и другое — в жизни. Всё воспринималось как-то не так, слишком натурально, что ли, еще и инопланетянин этот…

Мысли вернулись к дробовику, который я так и держал на плече. Не стоит думать, что визит инопланетянина меня не удивил — нет, конечно, но цепь последующих событий пестрила таким необычайным разнообразием, что в голове всё быстро перемешалось и уже не вызывало такого удивления. Точнее, удивительные события сыпались как из рога изобилия, поэтому я просто устал удивляться и бросил это дело.

Попробовав заглянуть к соседям напротив, я натолкнулся на открытые враждебные действия, а потемневшие лица и пустота людских глаз явно свидетельствовала о том, что словами здесь ничего нельзя было добиться. Тогда я вернулся к себе и закрыл калитку, хорошенько привязав ее к опорному столбу проволокой, чтобы эти подозрительные личности ко мне ненароком не пожаловали. После чего заперся в доме, включил телевизор и попытался отыскать хоть что-нибудь полезное. «Ведь не может такая гадость случиться со всеми, — думал я, — кто-нибудь должен был остаться в здравом уме и памяти. Может быть, это вообще только в нашем районе такая котовасия[2] случилась, кто ж его знает». Однако телевизор сначала никак не хотел прояснять ситуацию (какие-то каналы показывали всякую явно давно записанную чушь, другие вообще отказывались работать), и, только включив какой-то местный канал — кажется, клинский, — я вдруг увидел примечательное событие: в кадре что-то суетился мужичок лет сорока, постоянно оглядывался по сторонам и все никак не мог собраться, чтобы хоть что-то сказать, но затем его прорвало:

— Я не знаю, что происходит, — говорил он. — Все вокруг неожиданно попадали, прямо во время эфира! — Видимо, это было для него особенно важно. — Только со мной ничего не произошло. — Он замолчал и стал во что-то пристально всматриваться за экраном. — У меня, похоже, мало времени. Они, то есть люди, которые попадали в обморок, поднялись затем явными мертвяками, не могу даже другого слова подобрать. Они гнались за мной, но мне удалось их обхитрить! — Мужчина нервно рассмеялся и попытался поправить съехавший набок галстук. — Надеюсь, здесь, в студии, они меня не достанут, дверь я запер, так что…

Послышались какие-то громкие звуки, напоминающие падение чего-то тяжелого. Тут же свет в телевизоре заметно приглушился. Мужчина дернулся куда-то в сторону и выпал из кадра.

— Черт, черт! Я забыл про запасную дверь!

Послышались звуки борьбы, после которых мужчина вновь появился в кадре весь в крови.

— Это конец, это конец, — причитал он, а затем бросился в противоположную сторону.

Тут же появилось медленно бредущее, корявое, но явно агрессивно настроенное существо, которое с неприятным звериным рычанием протопало следом. Теперь уже слышны были скрежет и звуки открываемой железной щеколды. Судя по всему, человек открыл какую-то дверь, пытаясь спастись через нее. Однако последующий истошный вопль, звуки ударов и падения свидетельствовали о том, что дело его плохо.

Тяжело было смотреть такие кадры. Там явно убивали человека, а ты сидишь и ничего поделать с этим не можешь, причем всё происходило по-настоящему, а не в качестве розыгрыша какого-нибудь. Но и рука не поднималась, чтобы выключить или найти другой канал. Я так и сидел, завороженно глядя в телевизионный экран. Вскоре звуки борьбы оборвались, и слышна была только неприятная возня, как будто стая враждебно настроенных друг к другу гиен пытается разделить свою добычу. Затем в кадре появилось одно умертвие, затем еще одно. Они все шли в ту сторону, куда пытался убежать мужичок. Затем камера пошатнулась, изображение завертелось и выключилось.

Хм… произошедшее произвело на меня неизгладимое впечатление, но самое интересное, что в голове всплыло слово «умертвие[3]», которое, по моим представлениям, подходило к этим существам, еще недавно бывшим обычными людьми, как нельзя лучше. Я повертел это слово на языке и так, и эдак. А почему бы и нет? Мир уже и так погряз в книжных «зомбях», не пора ли сменить пластинку? К тому же как-то не верилось, что люди стали управляться чужой волей. Они просто перестроились. Как всегда, хотели есть и кому-нибудь нагадить, как самые обычные люди, только действовать они теперь решили по-иному, нападая на тех, кто не стал такими, как они. Собственно, совершенно обычное состояние любого общества — большинство всегда отторгает непохожих, уникальных, непонятных существ. На данный момент большинством стали умертвия, а люди — такие, как я, — явным меньшинством. Так что реакция большинства стала совершенно понятной и предсказуемой.

Я пытался переварить в голове полученную информацию, пытался как-то осмыслить и освоиться с происходящим, но так неприятно было раскладывать по полочкам полученные знания и свои размышления, что я решил просто жить дальше — как можно дольше и как можно лучше. А там как кривая выведет.

«Тандерболт!» — я вскочил с дивана и выключил телевизор. Прислушавшись к тому, что происходит снаружи, я понял, что улица наполнялась народом. Опять заиграла легкая спокойная музыка. Я прислушался, пытаясь определить направление звука, но создавалось ощущение, что звук идет отовсюду. «Неужели ружье?» — неожиданная догадка заставила поднести приклад к уху. И правда, звук стал заметно более явным и четким. Вот тебе на!

Только теперь мое внимание целиком и полностью поглотило полученное оружие. В принципе, ничем выдающимся, на мой взгляд, оно не отличалось, кроме одного — небольшого диска на внешней стороне закругленного приклада. На этом диске были нарисованы шесть различных вариантов: дробовик, ружье, снайперская винтовка, шестиствольный пулемет и еще две совершенно непонятных картинки. Также сбоку от диска располагалась красная стрелочка, в данный момент нацеленная на пиктограмму дробовика. Недолго думая, я попробовал повернуть загадочный диск. Как только стрелочка совпала с пиктограммой «ружье», послышался щелчок. Я убрал пальцы от диска, и тут же оружие начало трансформироваться прямо у меня в руке. Тот, кто видел и знает, кто такие Трансформеры, может меня понять: детальки начали переезжать с места на место, как-то по-иному состыковываться, поворачиваться, защелкиваться и т. п. Действие продолжалось несколько секунд, по окончании которых в руках у меня оказалось довольно длинное ружье с прямым прикладом.

В это время музыкальный темп ускорился, навевая тревожные мысли. Снаружи послышалось рычание и злобное потрясывание сетки забора.

Я выглянул в окно. У моей калитки столпилась почти вся наша улица — а это четырнадцать домов, включая мой, тем более что сейчас, поздней весной, народу на дачах было очень даже прилично.

Опасливо приоткрыв дверь дома, я выглянул на крыльцо — пусто. Спустился по ступенькам к бетонной дорожке, а затем направился к калитке. Музыка в моих руках (если можно так выразиться, учитывая, что я отчаянно держался за ружье, находя в нем хоть какой-то элемент для самоуспокоения) продолжала ускоряться.

— Образумьтесь! Успокойтесь! Вспомните, что все вы люди! — постарался я перекричать неожиданно громкий рев, раздавшийся почти из всех собравшихся поблизости глоток.

Неожиданно врубился тяжелый рок, который заставил меня подпрыгнуть прямо на месте, и тут же я услышал шаги за спиной. Резко обернувшись, я увидел Викторию Андреевну. Ее домик находился как раз за моим участком, нас с ней (точнее, наши участки) разделяла только водопроводная труба, которая никак не могла служить серьезным препятствием для преодоления.

— Еще вас мне не хватало, — огорченно вздохнул я и поднял ружье, приложив приклад к плечу. — Еще пара шагов, и я стреляю.

Самое интересное, что постоянно играющая громкая музыка никак не заглушала остальные посторонние звуки, так что я прекрасно слышал шаги приближающейся ко мне женщины, а также всё то, что происходило у меня за спиной.

Так как никакой реакции на мои слова не последовало, я выстрелил женщине в ногу (я не почувствовал почти никакой отдачи, что было весьма удивительно). На этот раз такого ужасного эффекта не последовало. В ее штанине образовалась небольшая аккуратненькая дырочка, через которую тут же стала просачиваться резво бегущая кровь. Однако на Викторию Андреевну это не произвело никакого впечатления. Она так же упорно продолжала шагать дальше. Тогда я выстрелил ей в плечо. И снова — дырочка, кровь, никакой реакции, разве что женщина слегка качнулась назад, но затем снова выровнялась.

— Кошмар, да и только.

Вспомнив все известные фильмы о зомби, я выстрелил ей прямо в голову. Это ее ненадолго остановило, но лишь ненадолго. Она постояла, как бы слегка задумавшись, а затем вновь направилась ко мне. Дело принимало дурной оборот. Я начал паниковать и далее стрелял уже не задумываясь. Выстрел, еще выстрел, еще… Я все время целился ей в голову, а учитывая, что расстояния между нами уже почти никакого не оставалось, то промахнуться было бы трудновато в любом случае. Я стрелял без перерыва, пока ее голова не превратилась в кровавую кашу. Только после этого она упала на спину и затихла. Она больше не имела своей головы, ошметки отстреленных частей валялись по всему участку, создавая по-настоящему адскую картину. Музыка тут же зазвучала намного тише.

«Все-таки ружье не так хорошо себя показало, — решил я, — слишком незначительные повреждения получаются». После чего перевел диск на дробовик. Стараясь не смотреть на то безобразие, что образовалось на моем участке, я повернулся к напиравшим умертвиям, еще недавно казавшимся мне добрыми соседями. Я довольно быстро понял, что никаких слов эти существа не воспринимают, а только потворствуют своим желаниям, живут инстинктами, если можно так сказать. А раз так, то и говорить тут было не о чем. Единственное, что меня беспокоило, это возможность возвращения всех этих умертвий обратно в первоначальное, людское состояние. Только это удерживало меня от того, чтобы сразу перестрелять всех этих чудовищ, нависающих на моем заборе. А то вот поубиваешь всех, а они вновь людьми станут, и что потом? Как мне жить далее с этим придется? Я отвернулся и пошел к дому. Сосед все так же продолжал трясти забор. Отсутствие пары конечностей и практически вся вытекшая кровь никак не повлияли на его активность.

Немного постояв на крыльце, вслушиваясь в неприятные звуки снаружи, я посмотрел на летящие облака, на свое любимое дерево — дуб, который выращивал уже много лет, на яркую зеленую траву, игравшую изумрудами на моем участке под лучами солнца.

— Эх, — вздохнул я.

Хотел отдохнуть от всяких трудов и нервотрепки, а тут такое.

Заперев дверь, заодно придавив ее тяжелым столом, я отправился в комнату, включил телевизор, пощелкал по каналам. Нашел несколько работающих и оставил себе Винни-Пуха в исполнении Евгения Леонова. Надо же было хоть как-то постараться поднять себе настроение!

Устроившись поудобнее на диване под веселую, мелодичную песенку про мёд, я неожиданно легко заснул. Сам не понимаю, как так вышло — видимо, нервное напряжение так сработало, но факт остается фактом.

Снилось мне что-то доброе и светлое, когда в него вклинилась песня:

Снова бежать по лезвию бритвы,

Словно загнанный зверь, не считая потерь,

И вновь рисковать собой…[4]

Я рывком сел на диване и стал ошалело осматриваться по сторонам. Что же такого могло произойти?

— Ты чего меня будишь? — обратился я к оружию.

В ответ лилось продолжение песни:

Пусть пророчит мне ветер северный беду,

Я пройду и через это, но себе не изменю.

Ветер, бей сильней, раздувай огонь в крови!

Дух мятежный, непокорный, дай мне знать, что впереди,

Чтобы жить вопреки!

— Да уж, постараюсь пройти как-нибудь, — скептически заметил я и тут услышал звон разбитого стекла. — Зараза!

Ружье мгновенно легло в мои руки как родное.

Хорошо, что еще во дворе было светло и я мог очень хорошо рассмотреть, с какими дикими лицами старалась прорваться на веранду банда знакомых умертвий.

— Стоять! — зачем-то заорал я и выстрелил.

Одно из умертвий выбросило из окна с такой силой, что оно перелетело через перила и скрылось где-то внизу. Однако на его место тут же полезло другое.

Большие окна на веранде были разделены на квадратные фрагменты. На данный момент несколько особо ретивых рук выбили три стеклянных секции, и рама держалась на честном слове, а мой выстрел это честное слово явно выбил.

— Тандерболт! — заорал я и принялся палить, попутно отступая к лестнице на второй этаж.

Дело принимало дурной оборот. В смысле, еще более дурной. Умертвия полезли в окно через ввалившуюся раму. Так как их концентрация на квадратный сантиметр была очень велика, а желание достать меня вообще огромно, то большинство умертвий, перебравшись через разбитую раму, свалилось прямо на пол. Остальные полезли прямо по разлегшимся. Я же на пару секунд задержался внизу лестницы, чтобы выстрелить в особо ретивых умертвий, и тут же ринулся наверх. Я очень надеялся, что сумею достаточно долго удерживать узкий лестничный проход. Тем более что дробовик не требовал перезарядки. Хотелось бы получить хоть немного времени на передышку, но никто о моем благополучии не думал, поэтому вскоре появились первые желающие получить мощный заряд дроби. Я не стал их разочаровывать. Сейчас я не видел в них своих знакомых или старых добрых соседей. На данный момент все умертвия были для меня на одно лицо. Просто обычные монстры, которые требуют уничтожения, и ничего больше. Разве что кровь, которая оказалась очень даже красной, а не зеленой (как нам показывают некоторые компьютерные игры), очень быстро заляпала все стены. Любой следователь тут же сделал бы вывод, что здесь было убито множество людей. Вот как я потом буду доказывать, что всё это были умертвия? Вопрос оставался открытым.

Я завалил троих, прежде чем монстрам удалось ломануться на меня более стройной толпой. Причем некоторые из них попытались залезть сбоку — похватались за перила и тут же полетели вниз вместе с оторванными досками.

— Эх, а было так красиво, — пожалел я резные, очень даже приятные на вид перила, которые с таким тщанием и старанием были подобраны лично мной и мною же сделаны. Так ведь неприятно, когда дело рук твоих уничтожается. Причем таким варварским способом.

Однако долго размышлять мне не пришлось. Несмотря на мощность дробовика, умертвий скопилось весьма приличное количество, а убить любого из них было не так легко. Как я понял, только полное уничтожение головы или мозгов наверняка их убивало, все остальное в лучшем случае отбрасывало или замедляло.

Впервые за все это время во мне шевельнулись первые признаки страха. Жаль, побояться времени совсем не было. Пришлось отступать. Умертвия теперь лезли как прямо по лестнице, так и сбоку. Сил им было не занимать.

«Вот почему в фильмах они и медленные, и не залезают никуда, почему у меня не такие?» Хотя медлительность умертвий присутствовала и мне помогала, но если бы они действовали быстрее, каюк мне пришел бы весьма скоро.

Два выстрела я засадил в место соединения балки с полом второго этажа, надеясь таким образом свалить лестницу вниз, но не вышло. «Добротно сделано», — мысленно то ли порадовался, то ли подосадовал я и отскочил к дверям. Наверху было два варианта: либо в дверь налево (там меня ждала большая комната с диваном), либо направо (там маленькая комната, заваленная коробками и почти ненужным хламом). Выбор был очевиден.

Захлопнув дверь и подперев ее стулом, я тут же бросился к тяжеленному столу, который стоял около окна. Он своим весом должен был надежно запечатать мою довольно хлипкую дверь. Неровные доски пола немного посопротивлялись, тормозя продвижение стола к двери, но полностью остановить меня не смогли. Тем более что во мне явно включились внутренние резервы. Стол показался не таким и тяжелым на этот раз, а уж когда дверь затряслась, а стул предательски перекосился, грозя вот-вот перестать выполнять возложенные на него функции, стол, как пушинка, перелетел через всю комнату и намертво впилился в дверь.

— Так держать! — завопил я и радостно хлопнул руками по бедрам. — Ну что, съели?

Что там умертвия съели, они не ответили, хотя наверняка что-нибудь в их лапы попало.

Я сел на стол и почувствовал, какое же давление он испытывал от напиравших монстров. Снова раздался звон разбивающегося стекла. Это окно в маленькой комнате — констатировал я неприятный, но очевидный факт.

Несколько неприятных ударов в дверь чуть не сбросили меня со стола, мгновенно активизировав все мои мышцы. В ход пошли старый телевизор, половые доски, гантели, кресло и еще какая-то железная рухлядь в коробке. Теперь я почувствовал себя более уверенно. Стол стал менее подвижен — умертвиям потребуется приложить гораздо больше сил, чтобы пробиться ко мне.

Я усмехнулся и отошел к окну. Картина, представшая перед моим взором снаружи, ужасала: умертвия стягивались к моему дому со всех сторон, со всех участков.

— Сколько же тут народу! — не выдержал я. — И все ко мне в гости.

Вот никогда не любил гостей, всегда намного лучше я себя чувствовал в одиночестве, а тут сразу такая популярность.

— Популяйность, — пробормотал я и повесил дробовик на плечо.

Ремень оказался рассчитан точно на меня, что не могло не удивлять. Затем я открыл окно и немного поорал на умертвий, снующих возле дома.

«Дело плохо, дело плохо», — бормотал я, не представляя, чем же заняться дальше. Два серьезных минуса сильно напрягали: здесь, на втором этаже, не было света — его нужно было включить снизу (но я, по понятным причинам, этого сделать не успел), а второй минус меня беспокоил гораздо больше: еды здесь практически не было, не говоря уж про воду. Несколько консервных банок, спрятанных в одном из шкафчиков, помогут мне протянуть некоторое время, но вот вода… Всего одна полулитровая пластмассовая бутылка, в которой я отстаивал воду для домашних цветов (привезенную из московского дома), — и всё.

Весь в печали, я прилег на диван и попытался осознать свое положение. Не получилось. Мое положение осознавалось только как лежачее и никакое иное. Что делать, как жить, даже не представлялось. Да и вообще, что вокруг творилось? Все вопросы не находили ответов. Между тем на дачные участки спускалась ночь. Постоянное бормотание, звуки ударов, рычание, падения тел пытались не дать мне заснуть — впрочем, почти безуспешно. Видать, нервное напряжение сказывалось, причем очень сильно.

Во сне я гулял по лесу, и ничего не нарушало привычную мирную картину весеннего леса. Вокруг царили спокойствие и уют. Я бы хотел побыть в этом Раю на земле подольше, но мерзкий и крайне неприятный комариный писк нарушил окружавшую меня идиллию. Я попробовал отмахнуться от назойливого насекомого, затем еще раз, но ничего не получалось. Тогда я замер, стараясь подпустить паразита поближе, а затем долбанул по нему что есть силы.

От этого удара по лицу я и проснулся. Оказалось, что комар поселился не только в моем сне, но и в реальности.

— Тебя еще не хватало, — раздраженно пробухтел я и попытался перевернуться на другой бок, отчего наткнулся на лежащий на кровати дробовик.

Пальцы сами нащупали спусковой крючок. Гудение комара ненадолго отдалилось — видать, решил пойти на меня новым заходом. Я не стал дожидаться. Перекатившись на спину и направив ствол своего оружия в сторону раздражающего писка, я нажал на спусковой крючок. В темноте о том, что выстрел произведен, я узнал лишь по действию вылетевшей дроби. Я прислушался. Вновь звенящее гудение, теперь уже немного левее. Ба-бах! Еще один выстрел. Снова прислушиваюсь. Тишина.

— Надеюсь, ты на меня не в обиде, — усмехнулся я и лег на правый бок, предусмотрительно положив рядом с собой дробовик.

Теперь единственное, чего я опасался, это случайно во сне нажать на спусковой крючок. Так и себя пристрелить недолго. А оно мне надо?

— Интересно, я попал в комара, или он умер от разрыва сердца? — подумал я вслух.

Мне представилось, как утром я найду комара, сделаю ему вскрытие, посмотрю на его сердце и решу, от чего же он помер. Так я и заснул.

— Мортал Комбат[5]! — Дикий вопль из одноименной песенки вытряхнул меня с дивана в стойку ноги врозь, дробовик наперевес.

— Звонили? — спросонья воскликнул я голосом Ларджа[6].

Однако рычание, что я получил в ответ, говорило о том, что как раз звонить-то никто не собирался — все хотели войти так, разве что после небольшого стука. Каким-то образом умертвия умудрились немного отодвинуть стол, так что внутрь комнаты просунулось несколько диких физиономий и куча чумазых, расцарапанных рук.

— Ёшки-матрёшки! — не удержался я. — Вот же ж вас черти понатащили!

Даже в самом низу, под столом, куда я заглянул на всякий случай, торчала чья-то голова. Недолго думая, я выстрелил в нее, разнеся в мелкие ошметки. К сожалению, также слегка пострадал и косяк, а разнести самому себе такое отличное убежище совсем не хотелось.

На дворе уже светало, так что рассмотреть хорошенько всех этих лезущих чудиков у меня не получалось, а подходить к ним поближе — для знакомства, так сказать — не было настроения. Но что-то надо было делать. Если они сумели продавить дверь на несколько сантиметров, то могут и дальше додавить, а такое безобразие вполне может окончиться чьей-нибудь смертью. Я старался быстро соображать, но общая невыспатость и частичная непроснутость заметно усложняли дело.

— Так… еда, вода, оружие… — перечислял я вслух, складывая продукты в подвернувшийся под руку старый рюкзак.

Ружье, конечно же, как повесилось на плече, так и висело. Умертвия усердно напирали, сдвинув стол еще на несколько сантиметров. Тут я не выдержал, перевел диск с дробовика на ружье, после чего принялся палить по всем влезающим и шевелящимся объектам, стремящимся проникнуть в мою комнату.

— Мой дом, блин, моя крепость, — повторял я почти после каждого выстрела.

Несколько отстреленных рук уже валялось на полу, а головы, получившие по несколько пуль в разные полушария, несколько раз скрывались за дверью, но затем появлялись вновь, причем почему-то одни и те же.

К сожалению, стрелок я был не так чтобы очень уж хороший. В детстве в тире получалось неплохо, но тут, с новым ружьем, непривычным весом да и вообще в нервной обстановке мазать приходилось не так уж и редко. А каждый промах — это лишняя дырка в косяке или двери, что не добавляло оптимизма. Теперь еще и в простреленные дырки сверкали темные пятна неупокоенных мертвяков.

Постреляв еще немного и попробовав сдвинуть стол обратно, я понял, что у меня никак не получится. Руки, ноги и головы лезли внутрь постоянно: на месте одной отстреленной тут же появлялась другая, а то и две. Так что стрельба превращалась в какой-то мартышкин труд (конечно, если бы мартышке доверили такую ответственную миссию).

Умертвия налегли на дверь с еще большим рвением, и стол снова сдвинулся на несколько сантиметров внутрь комнаты.

— Ну ё-моё, — прошептал я и бросился к окну.

Собственно, другого выхода со второго этажа больше не было. Высунувшись наружу и обнаружив огромную толпу, приветствовавшую мое появление жизнерадостными криками и рычанием, я чуть не дернулся обратно, но кое-как сумел удержать себя в руках. Путь вниз был закрыт, да и спрыгивать вниз с четырехметровой высоты совсем не хотелось. Саморегенерацию мне никто не подключал (а жаль). Оставался один путь — наверх. Как только я подумал об этом, в дверь ударили так сильно, что стол сдвинулся практически на полметра. А учитывая, что раньше головы умертвий и так пролезали внутрь, то теперь эти гады могли влезть целиком и полностью. Чем сразу же и воспользовались ближайшие к проему монстры.

Не глядя, я выстрелил два раза, но так как переключить оружие на дробовик не удосужился, то повреждения, которые получили умертвия (если вообще получили) были минимальными и ни капельки их не задержали. Скорее умертвий задержал тяжелый стол, который они пытались преодолеть разными путями — кто сверху, кто снизу. Я вскочил в проем окна, пытаясь побыстрее сообразить, как бы так получше отступить и не свалиться с приличной высоты. Благо, рядом располагалась телевизионная антенна. Я, правда, не был уверен в том, что она была очень уж хорошо прикручена, но два года под снегом, дождем и ветром ни капельки не поколебали ее уверенное висение, так что я надеялся, что не поколебаю и я.

Перекинув ремешок ружья через голову, я почувствовал, что пора. Умертвия, что до сих пор мешали друг другу в надежде добраться до меня как можно быстрее, сумели наконец-то прорваться в комнату и с ревом бросились в мою сторону («бросились» в данном контексте понятие относительное, так как быстротой передвижений умертвия явно не страдали). И вот я одной рукой держусь за антенну, а вторую все еще боюсь отцепить от рамы.

— Тандерболт, тандерболт, — повторил я, схватился за железяку, с помощью которой антенна была прикреплена к дому, и повис на обеих руках.

Рюкзак и ружье сначала решили скинуть меня вниз, изо всех притягивая к земле, но затем передумали (в чем большую роль сыграли подбежавшие умертвия, протянувшие в мою сторону как будто просящие милостыню руки). Я сумел подтянуться и достать правой рукой до конька дома. Еще мгновение — и одно из умертвий, попытавшееся достать мою болтающуюся ногу, полетело вниз. Может, его свои подтолкнули, а может, само прыгнуло; мне было не до этого, я почувствовал, как крепеж начинает предательски скрипеть. Правая рука держалась достаточно уверенно, но я боялся за шифер, который в любой момент мог раскрошиться. А уж сумею ли я после этого уцепиться за сам деревянный каркас — это был еще вопрос.

— Ладно. Раз, два — взялись, — прошептал я, пнул ногой протянутую грязную лапу и сильным рывком подтянулся, схватился левой рукой за край крыши, а левую ногу поставил на кронштейн, державший телевизионную «тарелку».

«Кажись, получилось», — только и успел я подумать, как раздался неприятный треск, и относительно крепкая опора ушла из-под моих ног.

— Ах! Трах-тибидох! — завопил я, с трудом держась за крышу.

Ружье врубило тяжелый рок на полную. Эту песню я не узнавал, да и не до этого мне было: какая-то тварь усиленно пыталась уцепиться за мою болтающуюся ногу.

— Отстать, зараза! — крикнул я ей и слегка оттолкнулся от стены другой ногой.

Тварь, и так еле-еле удерживающаяся за мою ногу, потянулась за ней дальше, но, как только потеряла опору под ногами, полетела вниз с оглушительным визгом. Думаю, этот визг не говорил о каком-либо страхе разбиться (о чем наверняка кричали бы обычные люди), а о том, что она очень сильно огорчилась, не сумев уцепиться за такой лакомый объект, как я.

Мне удалось слегка подтянуться и поставить правую ногу на немного выпирающую верхнюю часть деревянной окантовки оконного проема, после чего уже подтянуться повыше, перевалиться на крышу, и там прилечь на некоторое время, оставив ноги висеть и переводя дух.

— Как хорошо, что Джим утром делает зарядку[7], — пропыхтел я, стараясь передохнуть и набраться сил, а заодно не свалиться.

Надо сказать, что крыша для лежания, стояния, отдыхания и всего подобного была не очень пригодна, так как представляла собой треугольник (естественно, острым концом вверх). Поэтому единственной удобной позой была поза наездника.

Вскоре я отдышался и сумел взобраться на крышу целиком и полностью. Радостно потер руки и посмотрел вниз. Ситуация складывалась жизнерадостная: кучи умертвий внизу, как торчащих из окна второго этажа, так и топчущихся рядом с домом, и я на самом верху не такого уж и большого дома. Единственный плюс — это наличие у меня бесконечного боезапаса. Так что унывать мне не приходилось. Наоборот, только что сумев спастись от всех неприятностей, я чувствовал себя чуть ли не всесильным.

Кроме меня, на крыше обитала еще и железная печная труба, а также зацепленная за самый верх лестница, ведущая к краю. Лестница была довольно старая, но меня должна была выдержать. Недавно (может, полгода назад) я как раз лазил по ней, чтобы проверить трубу. Но вот незадача: под ней второй лестницы, ведущей прямо к земле, сейчас не было. Слишком уж необычным способом я взгромоздился, так что подготовить пути отступления заранее никак не мог. Разве что мне бы мое оружие еще и будущее периодически показывало. Но и того, что оно для меня делало, было вполне достаточно.

Я повесил за лямки рюкзак на трубу — благо, труба была не такой уж и широкой, а лямки не такими уж и узкими. И теперь, когда в моем распоряжении оказалось много времени, а также много патронов и не до конца изученное оружие, я решил как-то эти параметры совместить и полез к тому краю крыши, который и оказался для меня спасительным. Первым делом я поставил указатель на снайперку. Ружье начало трансформироваться, быстро меняя свой вид. Вскоре у меня в руках была уже довольно внушительная винтовка с глушителем[8] и оптическим прицелом. Однако и на этот раз ее вес оказался весьма удобным, если не сказать очень легким, так что я мог держать ее даже на прямых руках и не испытывать особого дискомфорта.

Сначала я долго пялился на окрестности через оптический прицел. Очень забавная и поразительная штука оказалась: всё, на что я наводил его, виделось как на ладони, причем это могла быть как ветка какой-нибудь сосны в нескольких километрах от наших участков, так и трещина на стекле соседнего дома. Я не удержался и стрельнул в толстую ветку самого дальнего дерева, что сумел выискать со своей позиции. Ветка разлетелась в мелкие щепки практически мгновенно.

— Ух ты! — удивился я.

Причем я был удивлен не точностью попадания, а тем эффектом, что произвела попавшая пуля. После этого, естественно, захотелось проверить винтовку на ком-нибудь поближе. Сильно наклоняться вперед я опасался: не хотелось необдуманно свалиться вниз, а еще хуже — потерять такое ценное оружие. Целей для тренировки было хоть отбавляй. Казалось, что весь дачный поселок собрался возле моего дома, но главное, что далеко не все полезли внутрь, большинство ошивалось неподалеку — кто на соседнем участке, кто возле забора. Вполне вероятно, им оттуда было лучше меня видно, вот они и оставались в некотором отдалении. Впрочем, умертвия, что хозяйничали теперь в моих комнатах, тоже не скучали, им постоянно требовалось ворчать, кричать, стонать, падать, что-нибудь передвигать — в общем, делать все то, что должно было деморализовать меня. Слава Богу, пока у них ничего лучше падения со второго этажа не получалось.

В общем, как вы поняли, перед моим забором маячило много вполне себе привлекательных целей, чем я и не преминул воспользоваться. Только прицелился в голову одного из умертвий мужского пола, как существо повернуло лицо и посмотрело прямо мне в глаза (оптический прицел создал иллюзию, что мы стоим прямо нос к носу) — ощущение, доложу я вам, ниже среднего. Палец замер на спусковом крючке. Что-то мешало действовать, какое-то этическое препятствие никак не давало сосредоточиться и решить проблему. Монстр стоял и смотрел. Я так же смотрел на него и ничего не предпринимал. У меня просто не получалось даже отвести взгляд, что уж говорить о каких-то иных действиях. Вдруг морда умертвия скривилась и завопила. Эффект оказался столь неожиданным и страшным, что я автоматически нажал на спусковой крючок. Пуля мгновенно разнесла голову существа на мелкие кусочки.

— Хм-м… — протянул я. — А пульки-то разрывные.

Чтобы точно это проверить, я выстрелил толстому умертвию прямо в живот. Огромная дыра тут же образовалась на месте попадания.

— Дестрой хим[9]! — завопил я и пальнул в него же, почти не целясь.

Пуля угодила тому в грудь, практически разорвав тело пополам. Умертвие упало, но через несколько секунд вновь зашевелилось и даже сумело встать на ноги (при том, что голова его болталась практически на одном позвоночнике). Я не стал больше его мучить, а добил прямым попаданием в голову.

В общем, снайперская винтовка оказалась забавным приобретением, однако осадок после того, как я разглядел этих с виду вполне человечных тварей вблизи, остался.

— Такое дальнобойное орудие оставим для экстренно-далеких случаев, — попытался пошутить я, но развеселить себя ни капельки не получилось.

Пришла очередь более мощного, как я предполагал, оружия — шестиствольного пулемета. Несколько секунд — и вот я держу не очень длинный (не более метра), но весьма толстый агрегат. Создавалось впечатление, что этот пулемет был одет прямо на мою руку. Внутри находилась специальная железяка, за которую я и держал его. Вот только спусковой крючок сначала никак не получалось нащупать. Зато когда получилось… В общем, соседям напротив второй этаж уже явно не понадобится. А понадобится — пусть новый строят.

Пули вылетали из пулемета таким мощным свинцовым дождем (мне так думалось, что свинцовым, а там кто его знает, из чего были сделаны пули), что сносили почти все на своем пути. Но простота, с которой разносились всякие препятствия, оказалась обманчивой. Когда я полил этим дождиком улицу, многие умертвия оказались лежащими на дороге, вот только затем снова встали на ноги практически все. Чтобы гарантированно покончить с умертвием, требовалось полностью уничтожить его мозг (во всяком случае, не меньше половины). А добиться этого было очень непросто.

— Живучие же, твари, — прошептал я.

Единственным забавным моментом оказалось то, что теперь многие умертвия просвечивались, как решето. Как говорил один известный герой: «Через них теперь удобно макароны просеивать[10]». Правда, у меня были сомнения по поводу того, что эти умертвия так легко согласятся исполнять роль дуршлага. Да и спрашивать их об этом как-то не хотелось. «Ну их, злые они какие-то», — решил я и передвинул диск дальше.

То, что через пару мгновений предстало перед моими глазами, я даже не берусь описывать, скажу просто: здоровенный пистолет. Сделав пару выстрелов в сторону умертвий, я заметил интересную вещь: из так называемого пистолета вылетали не простые пули, а какие-то специфические.

— Болтер! — неожиданно пришло мне в голову. — Вот что это такое!

Я радостно попытался потереть руки, но болтер[11] (который я теперь так и буду называть) помешал это сделать. Зато случайно нажатый спусковой крючок позволил пуле (или болту, как, видимо, правильнее говорить) пролететь рядом с моим ухом и обдать его горящей струей.

— Тандерболт! — воскликнул я от неожиданности и потер внезапно заболевшее ухо.

После этого с криком: «А-а-а-а-а!» я принялся палить по всем целям, что попадались в поле моего зрения. А это были всё те же дырявые умертвия. Некоторые нашли себе полный покой, словив своими головами реактивные снаряды, но большинство опять же отделалось лишь новой кучей внушительных дырок. Тут уже надо было стрелять как-то более прицельно, но я пока не придавал этому большого значения.

Оружие оказалось забавным, но имело одну неприятную особенность: стреляло оно несколько реже, чем тот же дробовик. То ли пули подавались дольше, то ли времени на каждый выстрел отводилось больше — не знаю, но факт остается фактом: из болтера я стрелял гораздо медленнее, чем из дробовика или ружья (я уж не говорю о пулемете).

Что же ждало меня в конце? Диск повернут, оружие начало трансформироваться. По пиктограмме определить, что должно получиться в итоге, я не мог: какой-то непонятный прямоугольник с широкой ручкой, не более того. Превращение заняло порядочное количество времени. Если для переделки ружья в дробовик, да даже в болтер, требовалось две-три секунды, то теперь я ждал секунд десять, прежде чем что-то похожее на контуры оружия принялось вырисовываться. Затем еще десять, чтобы оружие приняло свой конечный вид. Это и правда оказалась приличных размеров мини-пушка (Забавно звучит, не правда ли? Но как-по другому мне было назвать здоровенный для моих рук агрегат, который в то же время напоминал небольшую пушечку?). У нее был широкий длинный ствол, здоровенная рукоять с не менее громоздким спусковым крючком. Даже если учитывать, что весила она не так уж и много, держать ее приходилось двумя руками, что явно создавало некоторые неудобства.

Я покрутил новое оружие туда-сюда, посмотрел в дуло (и только после этого подумал о возможных нежелательных последствиях), понюхал и, наконец, решил использовать его на уже проверенных умертвиях, от большинства которых осталась практически одна ходячая голова.

— Ну, ребятки, держитесь!

Я даже не сомневался, что из такой «дурры» должно вылететь что-нибудь действительно впечатляющее, и не ошибся. Яркая вспышка на мгновение ослепила меня, и яркий сгусток энергии понесся к умертвиям на дороге. Далее раздался необычный звук «фщух», и еще одна яркая вспышка осветила окрестности. После чего все умертвия, что попали под действие этой вспышки энергии, превратились в ничто, просто рассыпавшись мельчайшим прахом прямо там, где и находились в момент взрыва.

— Ёксель моксель парадоксель! — воскликнул я, потрясая оружием. — Вот это мой размерчик.

Однако, попытавшись выстрелить снова, я понял, что ничего не получается. В принципе, и монстров на дороге не осталось. Надо было подождать, пока ее заполнят вновь пришедшие, но очень хотелось выстрелить еще разок. Ан нет, ничего не вышло. Недоумевая, я принялся внимательнее рассматривать пушечку, периодически нажимая на спусковой крючок. Вскоре я заметил внушительных видов индикатор, который выглядел как батарея, показывающая недостаточную заряженность (и как я его сразу не заметил?). Сейчас он светился ярким синим светом. Электронные палочки, символизирующие о наполнении батареи, все появлялись и появлялись, однако пока они добрались только до половины объема.

— Ну, так дело не пойдет, — разочарованно и весьма огорченно протянул я.

С такой перезарядкой меня уже раз пятьдесят порвут. Но, пока мне ничего не грозило, я решил все же дождаться полной перезарядки хотя бы сейчас. Жаль, что часов поблизости не оказалось, но по моим ощущениям прошло не менее нескольких минут (думаю, около трех), прежде чем эта смертоубийственная штуковина вновь оказалась способной стрелять. Что я незамедлительно и сделал, еще разок выкосив всех вновь прибывших на дороге перед моим домом. Самое интересное, что эта мощнейшая штука никак не влияла на окружающую среду — ни тебе гигантской воронки, ни тебе оплавленных заборов и камней. Все оставалось в первоначальном виде. Ну разве что кроме всякой живности, принимавшей на себя всю тяжесть удара уничтожительной штуки.

— А что, весьма полезная вещь, — в полном восхищении смотрел я на оружие.

Никаких повреждений инфраструктуре, только живая сила. Если бы оно еще и стреляло, как пулемет, то я бы вообще мог ничего не опасаться. А так…

Честно говоря, сидеть в позе наездника на не самой удобной для сидения крыше уже начинало надоедать. Я сменил оружие на дробовик и закинул его за плечо. Пора было хоть немного перекусить — благо, консервов я успел набрать достаточно. Первым делом на себя обратили внимание банки с зеленым горошком и кукурузой — одни их моих любимейших продуктов. Ими я и запасался в первую очередь. И вот теперь, откупоривая банки (повезло еще, что крышки у них открывались с помощью пивной чеки), я обнаружил, что есть-то мне и нечем. Так и пришлось содержимое переливать из банок прямо себе в рот. Не самое, доложу я вам, приятное занятие. Несмотря на то, что я очень старался быть предельно аккуратным, некоторая часть сока оказалась на моей футболке. Чертыхаясь и раздраженно встряхивая футболку, я чуть не свалился, с трудом удержавшись прямо за трубу, отчего та обиженно заскрипела.

— Ой, ой.

Я сразу ослабил хватку, уронил недоеденную банку на крышу (та, почувствовав свободу, тут же ринулась вниз по шиферному желобку и исчезла внизу), зато освободившейся рукой мгновенно уцепился за саму крышу. Немного переведя дух, я сумел вновь выровняться и принять более непринужденную позу.

— Тандербол тебя раздери, — обиженно проворчал я, принимаясь за вторую банку.

Банок с консервами в рюкзаке было много, но самое обидное состояло в том, что многие из них оказались всякими малополезными вещами — томатной пастой, оливками (и кто только протащил ко мне на дачу такую гадость?), да еще и шпротами. В принципе, всякие рыбные консервы я любил, но есть их без хлеба было бы верхом безобразия.

Огорченно повертев банку из-под доеденной сладкой кукурузы, я запустил ею в одно из умертвий. Оно ловко подставило голову под удар и даже не шелохнулось, получив точно в лоб. Я засмеялся, но этот эпизод лишь ненадолго скрасил моё неприятное существование. Надо было что-то делать. А что можно было придумать? Только мочить, как говорится, козлов (точнее, умертвий) в сортирах. На том мы (я и мое самосознание) и порешили. Однако, пока я собирался, тьма совершенно подлым образом начала сгущаться над моим домом (вполне возможно, что она сгущалась по всей нашей округе, но я не мог этого знать в тот момент).

— Ладно, — махнул я рукой. — Хотя… — И пару раз пальнул в скопление врага. — Нет, да ну его. — И полез поближе к трубе.

Долго не удавалось нормально устроиться. Всё время боялся заснуть и свалиться. А исполнять роль Шалтая-Болтая, да еще и ночью, было бы крайне неприятно. Для надежности я приобнял трубу одной рукой, другую просунул и замотал в лямки рюкзака, а сам лег животом на неудобный угол крыши (который сразу же этим воспользовался и впился в мои ребра). Кроме того, я был в одной футболке, а, несмотря на конец весны, холодало по ночам еще вполне прилично. Кроме того, железный конек крыши промерзал значительно быстрее, чем я его нагревал. В общем, как можно догадаться, хорошенько отдохнуть и получить положительный заряд бодрости было проблематично. Зато под утро продрог я довольно сильно, так что зубы стучали неприятно громко, сгоняя даже остатки ночной дремы. Понимая, что валяться более смысла не имело, я поднялся и хорошенько встряхнулся. Прямо как пес, который решил сделать себе более пушистую укладку.

— Движение — жизнь, а много движения — это тепло, — стал настраивать себя я, выполняя разминочные движения руками.

Вокруг стояла полупроглядная серость. Говорю «полупроглядная» потому, что непроглядной она уже не была, а проглядной еще не была, вот и получилось что-то среднее. Я подполз к краю, и умертвия, которые и так смирными не были, зашевелились еще более резво. Четко различить своих противников у меня не получалось — лишь черные размытые силуэты, которые носились туда-сюда, толком не сумев придумать, как добраться до меня. Но сейчас тени стали перемещаться заметно быстрее, и двигаться они стали более осмысленно.

— Глючит, небось, меня спросонья, — подумал я. — Или это я сам такой заторможенный, вот и кажется мне пока, что остальные стали двигаться намного быстрее.

Оставив решение проблемы на потом — так сказать, до более светлых времен, — я перебрался обратно к рюкзаку и принялся в нем рыться в поисках чего-нибудь более-менее вкусно-съедобного. В руки попалась красная фасоль в томатном соусе. Может, и не самый лучший вариант, но вполне приемлемый. Вот только есть приходилось еще более осторожно, так как тягучая сладковатая масса могла основательно и надолго запачкать меня и мои вещи. А ближайшая помойка (в смысле, возможность помыться) на горизонте даже не маячила.

Пока я ел, звезды постепенно начали исчезать с небосвода, поглощенные светом восходящего солнца. В обычное время я очень редко так рано просыпался. А уж чтобы посмотреть на небо и застать эту смену ночи и дня и говорить не приходилось. Теперь же, поглощая содержимое банки, я мог в полной мере оценить всю красоту этого перехода.

— Ляпота[12]! — слегка подчавкивая, произнес я, откинувшись на трубу, после чего чуть не потерял равновесие и замахал руками, выравниваясь и обливаясь остатками фасоли. — Тандерболт тебя раздери! — завопил я, отбрасывая уже явно пустую банку в сторону, отчего та загремела по шиферу куда-то вниз. — Ну, хоть не упал, — постарался я найти какой-нибудь положительный момент в этом эпизоде.

После того, как я выровнялся и стряхнул с себя остатки еды, мне наконец удалось спокойно посидеть и прийти в себя.

— День что-то не задался.

Я хмыкнул и перевел диск на положение «пулемет» — пришлось поднести оружие поближе к глазам, чтобы не ошибиться. Теперь можно было и пострелять. Я улегся поудобнее и принялся палить прямо в небо. Теоретически я целился прямо в звезды, но, естественно, понимал, что пули Землю покинуть никак не смогут. Притяжение, однако. Несмотря на всю бесполезность моего занятия, душевное равновесие за счет стрельбы восстановилось очень быстро и весьма надежно. Постепенно светало. Трассирующие пули одним своим видом заглушали ворчание и визг под крышей, давая возможность побыть в другой реальности — не такой злобной и отвратительной. А мне ведь вот-вот предстояло в нее вернуться.

Тьма рассеялась, но с ней рассеялось и мое благодушное состояние, которое навеяла на меня пальба. Я подполз поближе к краю, чтобы посмотреть на тех хмырей, что беспокойно толпились внизу. Сначала я подумал, что мне показалось, но, понаблюдав чуть дольше, понял, что так и есть — умертвия стали двигаться намного быстрее. Приблизительно раза в два. Это все равно было медленнее обычного быстрого человеческого шага, но все же прибавка выглядела весьма заметной. Это мне очень, даже очень-очень не понравилось.

— Тандерболт… Дождался. Надо было всех перестрелять, пока они еще тормозили, — пробурчал я, выбирая на этот раз болтер.

За ночь мне в голову так ничего полезного и не пришло, поэтому оставалась только одна возможность: перестрелять всех тех, кто мне мешает. А мешать мне собирались, как я понял, сразу всё, что было весьма неприятно. В голове еще бродили мысли по поводу того, что «может быть, всё вернется, как было, умертвия снова станут людьми» и т. п. Но в душе я понимал, что такой благоприятный вариант развития событий весьма маловероятен. А вот то, что я тут так и окочурюсь на крыше, было намного более вероятно. Поэтому я решил, что необходимость вырваться отсюда становится моей первоочередной задачей. А побочным продуктом такого решения стала необходимость уничтожить всех умертвий. Лишних укусов мне получать не хотелось. Да и как тут вообще можно было спуститься, если эти недруги шатались повсюду, заполонив не только улицу, но и весь мой еще недавно такой уютный домик?

Я прицелился и выстрелил. То ли я промахнулся (что было весьма вероятно, учитывая слишком малую практику стрельбы), то ли умертвие вовремя дернуло головой.

— Ладно, — решил я и выстрелил вновь, на этот раз прицелившись намного более тщательно.

Снова мимо. Зато два приличных размеров кратера образовались на дороге.

— Хм-м… — обиженно протянул я и выдал целую серию выстрелов.

Два умертвия повалились на дорогу с разорванными грудинами. Еще одному оторвало руку. Но вскоре все раненые снова были в строю и злобно ворчали на меня снизу.

— Понятно, вас надо добивать, пока не встали.

Быстро вырабатывающаяся привычка разговаривать с самим собой наводила на мысль о том, что до безумия мне оставалось не так уж и далеко. Теперь я решил действовать более хитро: стрелял в умертвие, пока оно не падало, подстреленное в какую-нибудь более объемную часть тела, чем голова, а затем всю серию выстрелов направлял на то, чтобы попасть наконец-то точно в голову. Пока умертвия пытались подняться, они выглядели, как перевернутые беззащитные черепахи, вяло перебирающие ножками. Но даже такое их состояние длилось недолго, вскоре умертвие отыскивало руками и ногами какую-нибудь опору, после чего весьма быстро координировалось и поднималось на ноги. Это настораживало — умертвия оказывались не такими уж и беззащитными, как казались в начале.

Таким образом я убил двух чудиков, однако времени на это ушло не так уж и мало. Не стоит забывать, что болтер стрелял несколько медленнее ружья или винтовки, так что времени на прицельный выстрел по малоподвижной лежащей цели было не так и много. Точнее, времени не на сам выстрел, а на некоторое их количество. Это огорчало, поэтому вскоре я переключился на снайперку.

Дело сразу пошло на лад. Все относительно дальние цели я начал укладывать с одного-двух выстрелов. Но вот с теми умертвиями, которые находились прямо под окнами, разобраться было несколько труднее. Аккуратно свеситься вниз, да еще так, чтобы не упасть, да так, чтобы была возможность попасть в тех, кто стоит под самым домом или даже находится внутри него, было очень проблематично. Во всяком случае, если анализировать свои действия. Но все-таки размышления меня не остановили (виной всему — извечное любопытство, от которого страдали многие люди: «А что получится, если…?»).

Я все же не стал полностью свешиваться, так как еще голову совсем не потерял, а высунулся правым плечом, держа винтовку одной рукой (ремень от оружия перекинуть через плечо я не забыл, мне даже показалось, что так и было рассчитано изначально, слишком уж четко и надежно теперь оно удерживалось в моей руке).

— Ну что, демоны, поиграем? — усмехнулся я и выстрелил, как только цель попала в перекрестье.

Башка чудика разлетелась красивым красным веером, однако из-за того, что я смотрел на это дело через прицел, инстинктивно дернулся, опасаясь, что кровища попадет мне в глаз (чего, конечно же, не могло случиться, учитывая, что глаз у меня был прикрыт оптикой). Собственно, это действие и спасло меня от лишних неприятностей. Как только я дернулся, снизу вылетела корявая рука, стремящаяся схватить ствол винтовки. Автоматически открыв левый глаз, я стал свидетелем уникальной мизансцены: как умертвие вылетает из окна и прыгает точно на меня. Уникальность мизансцены (не считая того, что такое я видел впервые) состояла еще и в том, что одним глазом я смотрел через прицел, а другим нет. Эта сюрреалистическая картина, наверное, могла бы свести меня с ума, если бы не моя природная уравновешенность (или же обычная тормознутость). Все выглядело, как в замедленной съемке: медленно летящее умертвие. Причем сначала оно летело ко мне. Я видел, как искаженная морда пыталась то ли укусить, то ли просто вцепиться в мою плоть, а лапы-руки хватали воздух в каких-то сантиметрах от дула винтовки и крыши.

На мгновение морда хищно зависла в воздухе, а затем стремительно ринулась вниз. Я смотрел и радовался. Все же приятно было осознавать тот факт, что всё обошлось, причем весьма и весьма удачно. Тело подлого умертвия немного полежало внизу, а затем поднялось и злобно уставилось на меня. Мои плечи аж передернулись от такого пронзительного, неприятного, пробирающего до самых костей взгляда. Это заведомо негативное отношение к моей персоне не должно было долго продолжаться, поэтому секундой спустя разрывная пуля из винтовки разнесла голову подозрительного индивида на мелкие кусочки. Тело, оставшееся без головы, тяжелым мешком рухнуло на землю без всяких лишних движений или конвульсий.

— Вот тебе, бабка, и Юрьев день, — усмехнулся я, но затем постарался убраться от края крыши подальше: вдруг еще кому-нибудь в голову придет мысль прыгать за винтовкой?

Сама мысль о том, что такое еще раз могло произойти, настораживала. Еще вчера эти монстры были почти неподвижными клушами, а сегодня уже кое-как перемещаются, да еще и прыгают. Явно наметилась неприятная тенденция.

Едва только я угомонил свои мысли и решился начать отстрел всех видимых объектов, как снизу в крышу что-то сильно ударило. Затем еще раз и еще. Я быстро повернулся в сторону удара, но пока ничего не было видно. Однако и смотреть тут ни на что не требовалось, яснее ясного дня было понятно, что кто-то из умертвий сумел близко подобраться к крыше и теперь злобно, сильно и методично начинает стучать по ней изнутри.

— Это уже хуже Юрьева дня, — зачем-то прошептал я и быстренько перебрался поближе к трубе и рюкзаку. — И долго теперь это будет продолжаться?

Вопрос был явно риторический, так как, судя по всему, умертвия не знали усталости, а раз нет усталости, то выполнять любое действие можно бесконечно долго. Самое плохое, что крыша в конечном итоге могла и не выдержать. Как известно, капля камень точит, а тут уже была не капля, а целый молоток (хорошо еще, что пока не отбойный).

Я с опаской повертел головой по сторонам в поисках какого-нибудь решения. Увидел вдалеке приближающееся умертвие и снял его с одного выстрела. Немного порадовался за себя, но лишь совсем немного. На самом деле радости что-то никакой не ощущалось, впрочем, как и решения проблемы. Слезать вниз под жадные лапы жизнерадостных умертвий не хотелось, а ведь ими был забит весь дом, да и окружающее пространство тоже. Сидеть тут на крыше бесконечно долго, естественно, было совершенно невозможно. И это еще мягко сказано, у меня уже болело почти все тело, которое с большим трудом переносило отсутствие ровных поверхностей. Так что хоть какое-то решение нужно было принимать. Оставалось надеяться на быстрый спуск и пулемет. Тот хоть и не убивал сразу, но с ног сбивал вполне прилично. А этого вполне могло и хватить, чтобы отбежать от злобного получеловеческого стада, мечтавшего растерзать меня на мелкие кусочки. Вопрос о том, куда бежать, пока еще не стоял. Я лишь думал о том, как бы оторваться от всех этих умертвий и спокойно добраться до более мирного места. О том, какое это может быть место, я еще не задумывался.

Пока я думал и выцеливал еще одно подвернувшееся умертвие (которое хорошо было видно с той неудобной позиции у трубы, на которой я сейчас находился), снизу раздался особенно ощутимый удар, и черная, покрытая ранами рука вырвалась снизу прямо рядом со мной. От неожиданности я дернулся назад, ударился спиной о трубу и закачался, стараясь удержать равновесие. Рука пошарила вокруг, стараясь меня зацепить, но ей не хватило каких-то пары сантиметров. Я же, собравшись с мыслями, тут же открыл огонь по этой руке из винтовки, которую перестроить на что-то более удобное пока не успел. Рука тут же (примерно с третьего выстрела) разлетелась на запчасти, но легче от этого не стало: в образовавшейся дыре уже появилась страшная морда. И тут же разлетелась на куски, испачкав все вокруг кровищей и кусками мяса. Но за ней снова просунулись руки!

— Да что ж это такое?! — возмутился я.

Не могли же они так подпрыгивать! От пола до потолка было добрых три метра, если не больше. Неужели они сумели удержаться за стропила?

Внутри, примерно в метре от потолка, проходили поперечные стропила, на которых я изредка любил повисеть для тренировки, и, видимо, именно их умертвия стали использовать как перевалочную базу от пола к крыше.

— Поумнели они, что ли? — удивлялся я, продолжая всаживать пулю за пулей в отверстие.

К сожалению, теперь головы появлялись в нем редко, чаще всего то одна, то две руки старались уцепиться за шифер и разломать его. На душе стало жутко. В голове шевелилась беспокойная мысль: «А вдруг как они сейчас обрушат крышу, и что тогда?» Об этом «тогда» думать совсем не хотелось. А, как известно, о чем думать не хочется, то чаще всего в голову и лезет.

За спиной раздался подозрительный треск. Я резко обернулся. И как раз успел увидеть, как темная окровавленная рука скрывается в образовавшемся проеме.

— Тандерболт! — раздраженно выкрикнул я и стрельнул в новую дыру, хотя зачем я это сделал, было совершенно непонятно: умертвие, что проделало отверстие, уже давно скрылось внутри.

Тут раздался еще один удар, сопровождаемый треском, и еще.

— Понеслось, — зачем-то пробурчал я и принялся судорожно переводить диск на пиктограмму пулемета.

От страха, помноженного на нервное напряжение, руки тряслись, не давая спокойно выполнить простейшую процедуру. Умертвия в это время брать перерыв не собирались, поэтому их атака на крышу продолжалась, причем весьма успешно. Краем глаза я успел увидеть, как из ближайшей сильно раздолбанной дыры уже полезли первые представители умертвиевской орды. Громкий шорох за спиной говорил о том, что сзади этот процесс также не стоит на месте. Одновременно с этим еще два мощных удара взметнули вверх обломки досок и шифера, оповещая весь мир о том, что крыша скоро превратится в сплошное решето. Как в замедленной съемке, я наблюдал за всем этим процессом, но самое страшное состояло в том, что пулемет слишком долго появлялся у меня в руке. Точнее, появлялся-то он, скорее всего, совершенно так же, как и всегда, но когда такое происходит вокруг, время воспринимается несколько по-иному. Представляю, что бы я испытывал, если бы попробовал сейчас трансформировать оружие в самую мощную из пушек. Я бы, наверное, уже умер от страха и старости, так и не дождавшись результата.

Пулемет сложился одновременно с тем, как первое умертвие целиком и полностью оказалось на крыше.

— Финиш хим[13]! — заорал я, выпуская в это нехорошее и крайне опасное существо несколько сотен пуль.

Тело под тяжелыми ударами сначала задергалось, а затем отлетело назад и свалилось с крыши. Но пока я расходовал в него приличный боезапас, остальные умертвия не зевали, а рвались наверх. Им очень нужен был я, и сразу было понятно, что действия в отношении меня с их стороны носили явно противоправный характер. Нажать на спусковой крючок было делом нетрудным, что я и сделал, стараясь больше его не отпускать. Свинцовый смертоносный дождь полился во все стороны. Сначала под этот ливень попало умертвие из дальней дыры, затем из ближней, а вот дальше началась полная вакханалия: умертвия полезли наверх десятками (от страха мне вообще показалось, что их тысячи). Бойня предстояла та еще.

Я думал, что с помощью пулемета в момент разделаюсь с моими обидчиками, но не тут-то было. Во-первых, попадать в уже весьма шустрых существ оказалось не так просто, так что на каждого уходило несколько секунд, а, как нетрудно понять, за эти несколько секунд на крыше появлялся очередной десяток этих тварей. Да, иногда получалось убить одним выстрелом двух зайцев, образно выражаясь (в смысле, когда некоторые умертвия по неосмотрительности оказывались жизнерадостной толпой все вместе на линии огня, многие пули прошивали сразу двух, трех, а то и больше монстров). Во-вторых, смертельных выстрелов оказывалось не так уж и много, так как, стоя на крыше, в постоянной панике стреляя, стараясь не скатиться вниз, глядя во все стороны, сразу трудно было хорошо прицелиться, да и вообще ни о каком прицеливании тут речи не шло — пали себе примерно в сторону монстра, желательно, чтобы еще и примерно в голову, больше ни на что рассчитывать не приходилось. Потом, когда я представлял получающуюся картину, сам удивлялся, как мне вообще удавалось хоть кого-то убить. Большая часть пуль улетала «в молоко», никого не задевая (во всяком случае, в видимом пространстве).

Одновременно с начатой пальбой врубилась и песенка Скутера «Почем камбала?[14]». Забавно было ее слушать, учитывая, что когда-то это была моя любимая песня. Не скажу, что сейчас она мне не понравилась. Но вот представьте теперь, какой вокруг стоял грохот: орал Скутер (который так же, как и предыдущие песни, не перекрывал посторонних звуков), вопили, скрежетали, кряхтели, сопели, ворчали и рычали умертвия. И вот в разгар этого веселья я лишь в последний момент краем глаза заметил, что одно из умертвий оказалось точно у меня за спиной. Инстинктивно резко обернувшись, я толкнул его в сторону пулеметом, а когда оно отклонилось и начало скользить вниз, засадил в него несколько килограммов свинца. Такой нашпигованный овощ заметно ускорился в своем желании соскользнуть с крыши и упасть на бетонную дорожку. Нервно хохотнув, я уже начал оборачиваться к остальным появившимся монстрам, когда снизу, прямо под ногами, раздался страшный удар, после чего очень сильная и противная рука вцепилась в мой ботинок.

— Тандерболт! — завопил я, чуть не отстрелив себе ногу.

Получив с такого близкого расстояния приличную партию пуль, рука отделилась от тела, но не перестала удерживать мою ногу. Тогда я залил свинцом весь проем, что образовался внизу. Видимо, в этот момент мне повезло и я попал в голову этой подлой твари, так как рука неожиданно расслабилась и отвалилась на крышу. Одним движением стопы я отбросил ее вниз.

Однако эта победа была незначительной. Дорожка оказалась проторена, и остальные жаждущие свежего мяса умертвия со всем возможным рвением ринулись наверх, так же стараясь уцепиться за мои ноги. В этот же момент я почувствовал, как чья-то рука схватила меня за плечо и сильно сдавила его. Вскрикнув от боли, я локтем ударил в морду, уже раскрывшую пасть в надежде поживы. Удар лишь заставил тварь дернуть головой, после чего она попыталась схватить меня другой рукой. Я отклонился назад и почувствовал, как в теле образовалась неприятная легкость. Крыша уходила у меня из-под ног. «Тандерболт!» — это уже было сказано мысленно. Левая рука, свободная от оружия, инстинктивно попыталась хоть за что-нибудь ухватиться. И этим чем-нибудь оказалась лямка рюкзака. Рюкзак, в свою очередь державшийся за трубу, сумел справиться и с моим весом, заставив меня повиснуть на середине покатого склона крыши.

— Тяжелый случай, — пробормотал я и принялся палить из положения лежа.

Оказалось, что этот случай в большей степени оказался тяжелым для трубы, чем для меня или рюкзака, так как сначала она слегка накренилась, а затем, когда одно из умертвий, отлетая после нескольких удачных попаданий, крепко зацепило ее плечом, труба не выдержала и с подозрительным скрежетом стала наклоняться в мою сторону.

— Едрить твою налево, — только и успел сказать я, когда труба, перевалив через точку невозврата, сорвалась со своего насеста и ринулась вниз, со всей возможной скоростью попытавшись меня догнать.

На самом краю крыши под ноги попал водосточный желоб, и на какое-то короткое мгновение у меня появилась надежда на то, что я сумею удержаться, но не тут-то было — желоб явно не был рассчитан на удержание такого веса, в чем я тут же и убедился.

«Надо подумать в будущем над вопросом укрепления желобов на крышах для предотвращения вот таких неприятных падений», — это все я успел подумать, пока крыша медленно, но верно удалялась куда-то ввысь. «Хм, забавное чувство», — эта мысль сопровождала ощущение долгого полета (которое и пары секунд-то не длилось), которое окончилось падением на спину на мягкую грядку. Рюкзак тяжело впечатался в землю справа от меня через мгновение. Труба упала слева. «Ну хоть не по башке», — порадовался я и тут же увидел, как сверху, прямо с крыши на меня летят черные тени.

— Тандерболт…

С трудом ухватившись за край упавшей рядом трубы, я сумел ее поднять и прикрыться ею. Первое же умертвие наткнулось на нее грудью, почти проткнуло себя насквозь, да так и осталось на трубе, злобно размахивая лапами, пытаясь меня достать. Однако и меня зацепило: во-первых, брызнувшая во все стороны кровища существенно подпортила мой внешний вид, а во-вторых, труба очень сильно ударила прямо в живот. Хорошо еще, что пресс у меня всегда был в полном порядке, в противном случае я уже выглядел бы ненамного лучше того умертвия, что прыгнуло на меня с крыши. Оттолкнув от себя трубу, которая с грохотом повалилась рядом, я попытался встать, но новые летящие тени тут же завладели всем моим вниманием.

— Ниндзи, блин, фиговы, — ворчал я, одновременно направляя пулемет на летящих субъектов.

Стволы еще не поймали цель, а рой пуль уже понесся вверх.

Две тени так и забросило обратно на крышу, и теперь они намного медленнее скатывались по шершавому шиферу. Еще три тени разбросало по сторонам, в основном по частям. На мгновение прекратив стрельбу (чтобы не задеть самого себя), я кувыркнулся назад и вскочил на ноги. И как раз вовремя: умертвие, что сидело на трубе («которое свалилось во сне» — почему-то именно эта фраза пришла мне в голову в тот момент), сумело с нее слезть и направиться в мою сторону, кроме того, сверху тени все еще продолжали сыпаться.

— До осени еще далеко! — заорал я и первым делом разнес башку ближайшему умертвию, а им оказался как раз наш бедный Трубадур[15].

Далее пришла очередь ужасов, летящих на крыльях ночи прямо на меня и прямо сверху.

Пулемет работал безупречно, но вскоре к умертвиям, которые летели сверху, стали присоединяться и те, что толклись вокруг дома, а это уже получалась большая толпа. А если учитывать то, что в голову я попадал далеко не так часто, как хотелось, то толпа чаще просто временно тормозилась, чем редела. Многие умертвия падали, сраженные выстрелами, но затем поднимались вновь и шли/ползли ко мне. Причем заметить ползучих тварей в такой толпе оказалось совсем не просто, что добавляло трудностей.

Я успел выхватить рюкзак прежде, чем пришлось отступать, освобождая место надвигающейся массе.

Никогда не думал, что на участках проживало такое огромное количество людей. И вот на тебе — всё лезут и лезут!

Рюкзак, слегка гремящий консервами, за плечами, я с пулеметом — что еще нужно для счастья? Правильно, свободное пространство. А его-то как раз еще надо было добыть. Умертвия, явно не отличающиеся тактичностью и благородством, никак не хотели меня пропускать, а наоборот, старались заполонить собой всё имеющееся свободное пространство. Очень хотелось воспользоваться суперпушкой, но как только я представил, сколько же времени мне придется ждать, пока она перетрансформируется, всё желание пропало напрочь.

«И на фига мне дали такую хренотень, которой и не попользуешься в нормальном бою? — мысленно сетовал я, продолжая нашпиговывать окружающее пространство пулями. — Хотя, с другой стороны, тогда было бы слишком просто всех победить, всего несколько выстрелов — и от нападающих умертвий не осталось бы и следа». Так что, с одной стороны, я понимал, что пушка — вещь очень крутая, но с другой — избавиться от лишних трудностей я мог бы совершенно спокойно и безболезненно. Так сказать, без всяких угрызений совести.

Отступив на соседскую территорию, на которой обитала милая одинокая старушка (которая на данный момент корчила мне страшные рожи в окно и старалась выбраться из дома), я отскочил к калитке и ударом ноги попытался открыть ее. Не получилось. Оказалось, что щеколда здесь выполняла не только декоративную функцию. Отодвинув ее, я толкнул калитку изо всех сил, но погорячился: она распахнулась, но как только я ринулся наружу, стукнула меня, постаравшись оттеснить обратно на участок, отчего я чуть сам себе из пулемета не засветил. Вот этого я уже не стерпел, и калитка получила на свою долю приличную дозу свинца. Так тебе, знай наших, да и вообще — нечего численно превосходящему противнику подыгрывать. Калитка стала более прозрачной, но с петель не сорвалась, предпочитая просто откатиться в сторону и прислониться к забору.

Наконец-то я сумел вырваться на улицу. Многие умертвия следовали за мной по пятам, но некоторые, что оказались посообразительней, вышли на дорогу пробравшись через мой практически разрушенный забор, перекрывая мне путь к главной дороге.

Расположение наших дач было довольно простым: от главной улицы, которая начиналась от сторожки и заканчивалась у водонапорной башни, через каждые два участка в стороны перпендикулярно ответвлялись грунтовые дорожки, которые у нас также называли улицами, причем даже названия им давали. В частности, наша носила название «Дружная». На данный момент умертвия целиком и полностью оправдывали возложенное на улицу название. Они очень дружно старались до меня добраться. Подобная организованность меня не очень радовала и весьма огорчала из-за предстоящих в связи с этим проблем. Нет чтобы они все по одному ходили, я бы их перещелкал по быстрому, и дело с концом. А теперь… Вот не мешали бы, я и убивать-то никого не стал, а так сами вынуждают, ну что за жизнь такая?

Однако, случайно или не совсем, но мой маневр все же весьма значительно расчистил для меня территорию. Ведь очень многие троглодиты оказались теперь за моей спиной и только еще собирались выбраться через калитку наружу, давая мне возможность успеть решить проблему по преодолению некоторого количества препятствий на дороге.

Я решил пробиваться к шоссе, а это 800 метров по главной дороге и еще вдоль леса около километра. Я очень надеялся, что уж на больших дорогах будет поспокойнее. Разве что повстречаются редкие путники, не более того.

Обнадеженный такими планами, недолго думая, я ринулся на толпу встречающих. Пулемет не отдыхал ни секунды (как же хорошо, что он не нагревался, а то уже бы расплавился, небось, от постоянной работы). Одна из железных банок неудачно переместилась в рюкзаке и стала давить мне на позвоночник. Пришлось встряхнуться. Почти всех умертвий, стоящих впереди, я успел положить, прежде чем за спиной стала образовываться новая толпа. Впрочем, толпой этот ручеек, направляющийся ко мне, назвать было сложно. Через распахнутую калитку умертвия могли выходить по двое, по трое, вот и получился у них такой своеобразный паровозик, двигающийся за мной. Дорога спереди была практически расчищена, все умертвия валялись на земле (но далеко не все из них были мертвы), я уже было уверился в своей легкой победе, когда слева через мой невысокий решетчатый заборчик прыгнула одна из тварей.

— Тандерболт!

От неожиданности я вскрикнул, но успел направить в ту сторону огонь на поражение. Тварь снесло прямо в воздухе и отбросило обратно за забор. Однако пример оказался заразительным, и вскоре уже многие из них стали повторять подобный трюк. Далеко не у всех получалось сразу же перепрыгнуть забор — кто-то цеплялся за сетку, кто-то недопрыгивал и падал прямо на нее, — но большинство умертвий, особенно те, у которых ноги были не повреждены, сумело приспособиться к таким прыжкам.

«Вот зараза, — ругался я про себя. — Хорошо хоть летать они пока не научились».

То, что они не летали, — это, конечно, был плюс, но учитывая их прогресс за последние сутки, в скором времени можно было ожидать и такого. Вот теперь мои нервы начали сдавать позиции. В голове даже слегка помутилось от такого обилия негативной информации.

С криком: «Всё, им не жить[16]!» — я ринулся вперед со всей возможной скоростью, краем глаза стараясь поглядывать на тех, что летели на меня сбоку, через забор. Хорошо еще, что умертвия плохо оценивали скорость моего перемещения и свои прыжковые возможности. Поэтому получалось, что они прыгали точно на меня, но пока они долетали до дороги, я уже успевал пробежать несколько метров. Прыжков с поправкой на мое перемещение пока не наблюдалось.

Разметав еще стоящих на ногах умертвий по центру дороги, я старательно отутюжил и тех, что валялись на пути моего следования. Сцены из фильмов ужасов, где совсем неожиданно, казалось бы, мертвые зомбики или другие чудики хватают одного из героев за ноги, не давали мне покоя. Вот я и решил обезопасить себя по полной. Теперь я старался отыскивать непростреленные (да и простреленные тоже) головы, чтобы разнести их на мелкие кусочки.

Мозги, кровища, запчасти от умертвий — все это отвратительно чавкало под моими кроссовками. Неприятное чувство брезгливости наверняка совсем испортило бы мне настроение, если бы не постоянное беспокойство за свою жизнь. Все ж таки чувство постоянной опасности заметно бодрит, заставляя воспринимать всё остальное как что-то второстепенное. Выжил в ближайшие минуты/часы — уже замечательно. Пока мой план был очень прост и прямолинеен.

По кровавой размазне я шел очень аккуратно, расстреливая все подозрительные объекты. Подобная перестраховка была полезна, так как спасла от пары вероятных укусов и оторванных ног, но в то же время она давала возможность приблизиться догоняющим меня умертвиям довольно близко.

Когда мне удалось перепрыгнуть последний раскуроченный труп, я вырвался наконец из этого ада, но в то же время услышал — а точнее, почувствовал, — как что-то большое приближается ко мне с приличной скоростью. Резко обернувшись, я увидел, как на меня летят два умертвия, вероятно, решивших, что дистанция для прыжка вполне подходящая. Я сделал шаг назад и даже стрелять не стал. Хотелось посмотреть, долетят — не долетят… Не долетели. Они плюхнулись прямо перед моими ногами, злобно вонзив свои страшные зубы (в смысле, грязные и корявые) в песок с щебенкой.

— Доннер веттер из дас шпацырен[17], — усмехнулся я.

И пулемет с радостным урчанием разнес бошки неудачников на мелкие кусочки. Забавно получилось.

Все это действие заняло не более семи-десяти секунд, но следующие умертвия уже успели выйти на линию прыжка, так что я поспешил отступить к главной дороге. Мне интересно было узнать, есть ли радиус чувствования у этих тварей или же они чуют всех живых в любом случае, несмотря на расстояние? Как мне показалось, на меня нападали только бывшие люди из нашего садового товарищества. Возможно, к ним присоединились и наши соседи из соседнего дачного поселка, но не более того. Деревенских жителей я тут не заметил. А это значит, что или они еще не дошли (что сомнительно), или что они меня не чуют, или же что вообще вся эта вакханалия происходит только здесь и нигде более.

Отступление давалось не так просто, как я ожидал. Мне-то казалось, что вырвусь я из окружения — и всё, дело сделано, можно спокойно убегать. Но не тут-то было. Врожденная осторожность заставляла постоянно оглядываться и выпускать очередь-другую в сторону гонящихся за мной монстров.

Тут же стало понятно, что пулемет для такого действия не очень удобен, поэтому я переключился на снайперскую винтовку. Стало намного интереснее: отбегаю подальше от разъяренной жаждой крови толпы, тут же приклад к плечу, оптика к глазу — и выцеливаю головы. Успеваю сделать выстрелов пять-шесть, после чего снова приходится отбегать подальше. Теоретически, думаю, я мог бы стрелять и побыстрее, и поточнее, и подольше, но когда видишь страшные морды умертвий через оптический прицел, сразу кажется, что они вот-вот тебя схватят и разорвут на множество маленьких кусочков. Страх и сверхосторожность — вредные чувства, которые отнимают наше время, силы и сводят почти на нет все наши способности.

Мне бы хотелось совсем оторваться от умертвий, но что будет дальше, я пока не понимал. Будут они следовать за мной бесконечно долго или же, потеряв меня из виду, вскоре забудут о своих кровожадных чувствах ко мне и займутся более полезными делами? Все это можно было узнать только на практике. Чем я и решил заняться три перебежки спустя.

В принципе, хотелось перебить всех умертвий, преследующих меня, но как-то их было слишком много, и самое обидное, что я не знал численности их войска, а то сразу стало бы намного легче: осталось убить одну сотню… девяносто пять монстров… семьдесят четыре и т. д. Был бы известен конечный результат, к которому я мог бы стремиться, а так… Получалось, что мои действия носят какой-то абсурдный характер: вроде что-то делаю, суечусь, стреляю, а все без толку. Это убивало сильнее самих умертвий. Именно поэтому я все же решился плюнуть на все и просто ринуться вперед со всех ног.

Я не собирался тратить все силы на этот рывок, понимая, что они мне еще пригодятся. Кто знает, сколько еще придется идти или бежать? Если до Москвы, то километров сто двадцать — по крайней мере, по тем дорогам, которые я хорошо знал, а знал я как раз те, что были удобны для передвижения на автомобиле, но никак не пешком. В смысле, сама асфальтированная трасса была более чем удобна, но вот то, что она делает множество загогулин, поворотов, заворотов и тому подобных вещей, наверняка удлиняло путь вдвое, а то и втрое. А с другой стороны, рисковать мне тоже не хотелось: вот так полезешь куда-нибудь напрямик по бездорожью, вляпаешься в какое-нибудь еле приметное озерко или полупроходимый бурелом, так еще больше заблудишься и времени потеряешь чертову уйму. Кроме того, вдоль трасс всегда стоят всякие забегаловки, в которых наверняка хоть что-нибудь съестное да осталось. А мне пополнить припасы понадобится очень даже скоро.

Вот так рассуждая, я добежал до сторожки, у которой меня встретили две хорошо знакомые собаки — Белка и Черныш. Они меня узнали и сразу завиляли хвостами. Хозяев поблизости не наблюдалось. Я быстро подошел к бедным животным и сразу подумал о том, что без хозяев (а это значит, без еды) собачки долго не протянут. Терять выигранное время мне совсем не хотелось, но бросать беспомощных в таком состоянии животных я считал верхом цинизма и скотства, поэтому быстро закинул винтовку себе на плечо и ринулся к собачьим будкам. Собаки сразу же принялись ластиться ко мне и подлизываться, но на собачьи нежности времени никак не оставалось. Я лишь слегка потрепал по голове обеих и стал разбираться с тем, как они были пристегнуты. В принципе, оказалось, что ничего сложного. Всего минутка — и вот уже оба ошейника валяются на земле, а свободные собачки скачут вокруг меня в каком-то интересном полубоевом танце.

— Что ж, оно того стоило, — с улыбкой сказал я, радуясь тому, что не зря потратил драгоценное время.

А стоило оно метров двухсот, которые уже успели преодолеть умертвия, все еще направляющиеся в мою сторону.

— Вот же ж нехорошие какие, — проворчал я умертвиям. — Ну ладно, ладно, идите гуляйте, ищите себе пропитание.

Это я уже сказал собакам. Теперь их возможности выжить несколько повысились, но говорить о том, что они с легкостью смогут себя прокормить, не стоило.

— Мне пора. Пока, собачки.

Я помахал им рукой и помчался вон с участков, выбежал за ворота со шлагбаумом и сразу рванул налево к автобусной остановке (до которой еще было несколько сотен метров вдоль леса).

На ходу я подкрутил диск до «дробовика». Мне показалось, что на данный момент снайперка для меня была не так актуальна, особенно учитывая то, что дорога была неровной, петляла, да еще и вихлялась вверх-вниз.

Собаки, несколько метров пробежав со мной рядом и радостно лая, вскоре развернулись обратно к сторожке. Все же не любители они были далеко от своего дома уходить. В обычной ситуации это было правильно, но вот в данной вряд ли. Оставшись на этом месте, они вряд ли сумеют прокормиться. Первое время они еще наверняка смогут отыскать какие-нибудь полезные припасы, но через день-другой — а уж через неделю наверняка — ничего не останется. Вот что им тогда делать? Или помирать, или приспосабливаться. Я надеялся на второе. Все же не зря собаки — одни из самых умных существ на свете.

Но существовал еще один фактор. Преданность. Они могут посчитать, что, уходя от дома, они его предают, и останутся на месте. Мне еще было очень интересно понять, как они относятся к трансформации своего хозяина. На первый взгляд казалось, что им все равно, ведь никуда они не побежали его искать и не стали по убитому выть или беситься (а что стало со сторожем, я точно не знал). Просто порадовались жизни без привязи, попрыгали и занялись какими-то своими делами.

Мысли о собаках как-то умиротворяли и еще бы немного — совсем усыпили бы мою бдительность, но на то и есть шестое чувство, которое не раз помогало мне в жизни. Не прозвучало ни рева, ни стона, ни крика — просто сбоку, из-за ближайшей ели черная тень выскочила прямо на меня. Краем глаза я успел уловить какое-то движение, но пока разворачивался, умертвие оказалось практически перед моим носом. Я лишь успел выставить перед собой дробовик. Скорость умертвия и моя реакция придали дробовику достаточно ударной силы для того, чтобы сбить монстра на землю. Но в то же время инерция удара умертвия свалила и меня с ног. Получилось, что мы отлетели друг от друга, как бильярдные шары.

— Тэкит слоу[18], — вырвалось у меня.

Уже падая, я навел дробовик на умертвие и выстрелил. Промазал. Тут же спина почувствовал удар о щебенку, которая в большом количестве усеивала дорогу (на тот момент я даже забыл, что упал спиной не на дорогу, а на рюкзак, и железные края банок в нем впились в мою спину). Неприятное чувство, но жить после него можно. А вот следующий прыжок довольно шустро вставшего на ноги умертвия мог бы испортить мою жизнь до полного израсходования. Снова прозвучал выстрел, отбросивший прыгнувшее умертвие назад. Теперь уже я вскочил на ноги и несколькими выстрелами добил хитрована.

— Твоя душа теперь моя[19]! — завопил я, злобно сжав левую кисть в кулак.

Нервное напряжение, которое зашкаливало еще секунду назад, постепенно начало меня отпускать. Особенно агрессивно сверкнув глазами и покорчив весьма ужасающие морды, я легкой рысцой припустил по дороге, предусмотрительно сторонясь подозрительно заросших мест. Однако это не избавило меня от излишнего внимания со стороны некоторых особей, но уберегло от неожиданных нападений: еще два раза на меня нападали, и дважды я успевал заметить умертвий раньше, чем они успевали сделать хоть что-то страшное или неприятное для меня. Первый раз одинокое умертвие распрощалось с головой практически мгновенно, как только попало в поле моего зрения и попыталось меня напугать. А вот во второй раз их было двое — одно побольше, другое поменьше. Судя по всему, раньше это были ребенок с мамой (а может, с бабушкой или старшей сестрой), но теперь их черты изменились до неузнаваемости. Вылезли из глубины леса и шли точно по тропинке. В этой стороне находился родник, к которому многие дачники любили ходить за чистейшей питьевой водой, но, как видно, не все успели вернуться.

— Простите, но ваше существование все равно стало практически бессмысленным, а мое еще может принести кому-нибудь пользу, — сказал я обезглавленным трупам.

Надеюсь, души умерших меня поняли. Хотя вполне вероятно, что они поняли и мои внутренние мотивы. А главный внутренний мотив состоял в том, что приносить пользу я собирался в первую очередь себе, а уж во вторую, если не в третью, кому-нибудь еще. Но души умерших и их возможное восприятие моих действий на данный момент беспокоили меня в гораздо меньшей степени, чем весь окружающий меня кошмар. А вообще, в мире ничего не случается просто так, поэтому логически предположить можно и то, что как раз умертвия сейчас обретают весь смысл жизни, а обычные люди — такие, как я — получают только право дожить свои бесполезные годы. Сколько лет человеку отмерено? Шестьдесят, может восемьдесят, девяносто. А умертвия могут жить бесконечно долго (как мне показалось, и как я решил, основываясь на всех известных мне фильмах и играх о зомби, мертвецах и тому подобных существах).

Шоссе встретило меня пустотой и спокойствием. Еле слышно шелестел листьями ветер. Белые пушистые облака мирно переваливались по небу, не обращая внимания на то, что творится на нашей бренной земле. Их не беспокоили какие-то там умертвия — подумаешь, до облаков этим тварям никак не допрыгнуть. Во всяком случае, пока что.

На автобусной остановке, что находилась рядом с поворотом к нашему садовому товариществу, никого не было — ни трупов, ни умертвий, ни живых. Только задорная парочка воробьев искала в шелухе от семечек подсолнуха что-нибудь съедобное. Когда я подошел поближе, птички сразу вспорхнули и сели на ближайший куст, что-то оттуда мне сердито вереща. Забавное создавалось впечатление. Вокруг боль, страх, ужас, а птички спокойно себе поживают, и никакие заботы, кроме обыденных, их не беспокоят. Впрочем, когда вся нормальная человеческая жизнедеятельность остановится, то и полезных для птиц отходов станет намного меньше — не будет хлебных крошек, выброшенных на помойку, не будет рассыпанных семечек. Всё придется искать и собирать самим. Многие ли птицы легко смогут перестроиться? Честно говоря, думаю, что многие. Они и так привыкли вырывать друг у друга кусок, искать все возможные съедобности, действовать стаей. Так что для них ничего особенного не изменится, только помоек станет поменьше, да охотничьи угодья придется расширять. Но после небольшого передела собственности птичья жизнь снова наладится и примет свой более-менее привычный вид.

Обо всем этом я думал, уже двигаясь по шоссе в сторону Москвы. Хотя чтобы добраться до Москвы, предстояло пройти множество деревень. Так что можно сказать, что начал я двигаться в сторону Елгозино, где собирался затариться в магазине продуктами, а главное — питьевой водой. Кроме того, было бы неплохо и рюкзак сменить, но у меня были серьезные сомнения на этот счет: вряд ли в обычном сельском магазине можно встретить хороший походный рюкзак.

Русские горки, по которым пролегал мой путь, радостно встретили меня и заставили заметно прибавить шагу, когда я оказался на склоне. Сначала быстрый путь вниз, а уж затем очень медленный путь наверх — вот что ждало меня в ближайшие двадцать-тридцать минут.

«А вот интересно, — параллельно рассуждал я, — а умертвия замедляются при подъеме в гору или нет? Ведь если у них нет усталости, то и тормозиться им незачем».

Вниз я пронесся, как ветер, но вот путь вверх напрягал заметно. Я еще не прошел и половину подъема, а сзади уже появилась жизнерадостная толпа, которая без всякой паузы, обдумывания или совета потопала по моим следам.

— Вот черти полосатые, — с досадой выпалил я и снова переключился на снайперку. — Видимо, от тех, кто меня уже засек, так просто не отделаться.

Пять выстрелов — и снова легкая пробежка на десяток метров вверх, еще пяток выстрелов — и снова бег. Только сейчас мне показалось, что я понял принцип работы снайперки. Она не выстреливала пули, она их телепортировала в то место, в которое я целился. А там уже пуля взрывалась. Вероятно, поэтому расстояние для винтовки ничего не значило. Может быть, я и ошибался, но впечатление создавалось именно такое.

Подъем кончился вместе с поворотом на Елгозино. Наконец-то хоть какая-то часть пути оказалась пройденной. Пот лил с меня градом. Особенно это чувствовалось на спине, где под рюкзаком футболку можно было просто выжимать. Снеся еще пару голов умертвиям, я свернул на более узкую сельскую дорожку и скрылся из вида. Впрочем, думаю, им на мой вид было совершенно наплевать. Уж не знаю, как они следили за мной — по запаху или по каким-нибудь волнам мозговой деятельности… И вряд ли они решили бы от меня отстать по своей прихоти.

Постепенно приближаясь к населенному пункту, я вновь переключился на дробовик и стал вдвое осторожнее. Если уж в нашем садовом товариществе нашлось такое огромное количество народа, то что уж говорить о той деревне, которой совсем чуть-чуть не хватало до звания маленького города.

Неожиданно заиграла музыка.

— О, очнулось, — проворчал я оружию.

Эта мелодия была мне не знакома, но смысл я уловил сразу. Пора готовиться к нападению. Несмотря на то, что дорога, по которой я шел, была асфальтированной, наличие большого количества ям, провалов, трещин и всяческих неровностей вряд ли позволяло ее так назвать. В общем, дорога была так себе. Есть — и ладно.

Вдоль дороги на всем ее протяжении до площади, на которой стояли магазины, росли довольно высокие кусты, не позволяющие хорошо просматривать окрестности. И я думал, что именно отсюда мне надо ждать нападения. Но оружие продолжало наигрывать спокойный мотивчик, не давая дополнительного повода для беспокойства. И лишь когда я почти вышел на прямой участок пути, с которого уже можно было увидеть площадь, музыка резко ускорилась и потяжелела. Через мгновение я вышел на обзорную позицию.

— Тандерболт! — слово само сорвалось с моих губ.

Отреагировать как-то иначе на увиденное было просто невозможно.

Со стороны могло показаться, что на площади собрались митингующие и теперь с тупой меланхолией ходят туда-сюда в надежде, что их требования когда-нибудь будут исполнены. Пока меня не было, они бродили в несколько хаотичном порядке[20]. Такое положение дел я наблюдал буквально секунду-другую, зато далее все монстры враз остановились и повернули головы в мою сторону.

Неприятная складывалась ситуация, доложу я вам. Сзади вот-вот должны были подойти преследующие меня умертвия, спереди в очень даже больших количествах меня встречала целая толпа. Направо и налево бежать можно было только по пересеченной местности, которая так сильно была пересечена всякими ямами и канавами, что добраться целым и невредимым куда-либо при передвижении с максимально возможной скоростью становилось несколько проблематичной задачей.

— Массаракш[21] тебя подери. — Я с особенной злостью переставил указатель диска на пулемет. — Сейчас я вас настигну, вот тогда мы похохочем[22].

Умертвия разом, почти нога в ногу направились в мою сторону. Я же, не медля ни секунды, направил все шесть стволов в их сторону (честно говоря, направить один или два, даже отдельно пять стволов в одну сторону я не мог, поэтому можно было бы не пояснять, что повернул все шесть стволов, но ведь так звучит намного круче, чем если бы я просто уныло написал «повернул в их сторону пулемет»).

Я уже собрался спустить с цепи всех своих свинцовых собак, когда неожиданный рев заставил меня замереть на месте. То же самое сделали и умертвия. Не прошло и нескольких секунд, как из-за соседнего дома выскочил открытый джип с тремя парнями внутри. Они что-то отчаянно орали и размахивали ружьями. Уже подъезжая, они открыли огонь по умертвиям, а затем целенаправленно врезались в самую гущу толпы.

Я тут же оценил обстановку, а также возможные последствия от применения шестистволки, поэтому мгновенно переключился на снайперку и побежал вперед. Ребята вместе с джипом завладели всем вниманием умертвий — следовательно, я на данный момент получал свободу действий.

Не знаю, на что рассчитывали пацаны — на эффект неожиданности, на свою крутость или на мощность своего джипа, — но прорваться и разворотить несколько сотен, если не тысяч, умертвий вот так с наскока вряд ли получилось бы и на танке, что уж говорить о каком-то там джипе.

— Ей, полудурки? — синеголовый индивид приветливо махал рукой трем парням, стоящим возле колонки и с трудом выдавливающим оттуда воду.

— Чё? — непонимающе обернулся самый здоровый. Остальные так же удивленно воззрились на позвавшее их нечто.

— По-моему, ты использовал не то выражение. — Рядом с первым инопланетянином появился второй, точная копия. — Простите нас, братаны, тут дело есть.

— Братаны? — Теперь удивился второй парнишка, тот, что был поменьше. — Какие мы тебе братаны, синезадый?

Ребята рассмеялись.

— Короче, — снова в разговор вступил первый. — Вот вам машина. — Тут же из воздуха материализовался мощный желтый открытый джип. — У нее бесконечный запас бензина, так что можете кататься на ней сколько влезет. Кроме того, лошадок в ней намного больше, чем в большинстве аналогичных машин на вашей планете. Вскоре тут будет неуютно.

— Жарко, — добавил второй.

— Что жарко? — не понял первый.

— Тут так говорят: «Скоро здесь будет жарко».

— А, понятно, — кивнул первый и снова обратился к ребятам: — Уяснили? — И, не дождавшись ответной реакции: — Ну, пока тогда, — растворился в воздухе.

За ним последовал и второй. Однако через секунду один из них появился вновь:

— Забыл сказать. Ключа зажигания в машине нет, там стартер.

И снова исчез.

В это время средний парнишка, который так и продолжал жать на ручку колонки, отскочил от нее с громкими криками (вода, как всегда, полилась в самый неожиданный момент). Примерно то же самое проделали и остальные, так как стояли от колонки не намного дальше.

— Ты понял, что он сказал? — начал здоровяк.

— А кто это были? — спросил мелкий.

— Я все штаны промочил, — внес свою лепту средний.

Здоровяка звали Федор. Только в прошлом году он закончил школу, а теперь умело скрывался от армии в небольшой деревне[23]. Короткая стрижка, толстая шея, широкие темно-синие спортивные штаны да черная футболка, надетая на белую майку, — вот и все, чем он мог выделиться из толпы таких же, как он.

Неподалеку от Феди жили его друзья. Самым мелким в их компании был Артур — мелкий, жилистый парнишка в штанах защитного цвета, поддерживаемых широким солдатским ремнем с большой звездой на пряжке, и такой же футболке (только без ремня), голову прикрывала от солнца и закрывала от выброса лишних мыслей зеленая бейсболка с изображением потрепанного бульдога. Тимоха, полного имени которого никто толком не помнил, а может, и не знал, был средним как по росту, так и по содержанию. Он в этом году заканчивал школу (собственно, так же, как и Артур). Его одежда выглядела более примечательной: белые пыльные кроссовки, белая грязная футболка и черные джинсы с нарисованными на бедрах черепами, которые должны были светиться в темноте (во всяком случае, так уверял продавец), но никто этого никогда не видел.

— Вы не заметили ничего подозрительного? — спросил, почесывая затылок в поисках мыслей, Артур.

— Кроме синих парней? — переспросил Федор, в котором обнаружились некоторые зачатки остроумия. — Только бесплатный желтый джип. — Он пожал плечами и хохотнул.

— Чур, я за руль!

Сразу же забыв про свои промокшие джинсы, к машине понесся Тимоха. Никто особо не возражал.

И тут началось.

Первые крики привлекли внимание ребят, когда в машине сидел только Тимоха и самозабвенно тыкал во все кнопки.

— Что это было? — спросил Артур.

— По-моему, ты что-то подобное уже спрашивал, — поморщился Федя.

— Не, тогда я спрашивал: «Кто это были»? А теперь «кто» не подходит, ведь это крики, а значит — «что», — пояснил Артур.

— Хватит умничать. — Здоровяк шутливо стукнул по козырьку Артуровой бейсболки, сбивая ее ему на глаза.

— Да ладно тебе. — Артур поправил бейсболку.

И тут крики раздались вновь.

Когда из дома напротив вылетел первый человек, ударился головой о газонную ограду и затих, ребята остолбенели. Когда затем в это же разбитое окно высунулась женщина с дикими криками (крики не высовывались, они просто вылетали из ее рта), ребята одновременно посмотрели на нее и снова остолбенели. Но вот когда какие-то страшные лапы схватили женщину и затащили обратно, ребята сумели сглотнуть. Тут же в окно вылетели кишки и куски мяса.

— А-а… ч-ч-ч… о-о. — Артур попытался хоть что-то сказать, но как-то не получилось.

И тут из подъездов, переулков, закутков, соседних построек к ним понеслись мертвяки.

— Зомби!!! — заверещал Федор и побежал к джипу. — Скорее залазим в машину!

— Не залазим, а залезаем, — поправил его Артур.

Он сам не понимал, почему ему так важно было поправлять друга именно сейчас, когда весь мир превращался в неприятный фильм ужасов. Но как раз в таких мелочах разум искал спасения, чтобы сразу не слететь с катушек.

— Заводи, заводи, заводи! — меж тем орал Федя на Тимоху, совершенно не обращая никакого внимания на слова Артура.

Вот теперь в себя попытался прийти Тимоха и крутанул стартер, который в данную секунду оказался прямо под правой рукой, неподалеку от часов. Взревел мощный двигатель. Тимоха включил передачу и рванул с места.

— А я и не знал, что ты водить умеешь, — удивился Артур.

— Я тоже, — легко ответил новоиспеченный водила, затем отвернулся от дороги и радостно улыбнулся друзьям.

— Эй! Смотри на дорогу! — заорал Федя, которого на данный момент ободряющая улыбка Тимохи интересовала меньше всего.

— А? — Тимоха повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как под бампером скрывается что-то человекообразное. — Это я сбил кого-то? — тут же решил он уточнить у товарищей.

— Несомненно, — мрачно ответил Федя.

— Нехорошо как-то получилось, — огорченно сказал Тимоха, вцепился покрепче в руль и начал более внимательно следить за дорогой.

— А куда мы едем? — задал вопрос Артур.

Тимоха тут же дал по тормозам и остановил машину. Из-за такого резкого торможения Федор ударился головой о бардачок (на лбу у него сразу образовалась красная отметина), а Артур чуть не завалился на переднее сиденье, с трудом удержавшись за спинку.

— Ау, ща как дам больно! — выругался Федя, притворно замахнувшись на Тимоху.

Водитель решил благоразумно промолчать. Ребята принялись озираться по сторонам.

Вокруг явно происходило что-то нереальное, а самое неприятное состояло в том, что это что-то нереальное и весьма агрессивное направлялось в сторону их машины. Это что-то шло, рычало, агрессивно размахивало руками и не менее агрессивно топало ногами, с трудом переставляя их по дороге. Намерения его были абсолютно ясны.

— Я понял — это зомби! — воскликнул Федя, стукнул себя по лбу и тут же застонал.

— Может, не будем ждать, когда оно подойдет? — поинтересовался Артур. — Когда я спрашивал: «Куда мы едем?», я не подразумевал остановку, мне просто показалось, что неплохо было бы подумать о каком-нибудь маршруте, вот и все.

— Да какой там маршрут? Едем, куда глаза глядят и где дорога есть, — беспечно махнул рукой Федя. — Поехали, Тимоха.

Тимоха легко стронул машину с места и тут же предложил:

— А давайте и этого переедем?

— Давай! — радостно поддержал Федор.

Артур невозражательно промолчал.

Тимоха радостно рванул с места, отчего Федю сразу вдавило в кресло, а Артура отбросило на заднее сиденье.

Они переехали умертвия, причем три раза. Так Тимоха заодно попробовал отработать и задний ход.

— Круто, — тихо прошептал Артур.

— Ага. — Федя и Тимоха кивнули одновременно.

— Вот только не один он такой был. — Артур показал вокруг. — Вон их сколько.

Ребята, с азартом размазавшие одну из тварей, посмотрели по сторонам, и руки у них затряслись. Со всех сторон на них надвигались страшные уродливые люди.

— Откуда их столько? — прошептал Тимоха.

— Не знаю. — Федя заерзал на сидении. — Но нам нельзя здесь оставаться.

— Согласен. — Тимоха медленно поехал вперед, постепенно набирая скорость.

Умертвия со всей возможной медлительностью стремились добраться до машины. Шли они с разных сторон, так что хоть у кого-то из них были шансы достичь своей цели, в то время как ребята старались этого не допустить.

— Надо рвать из города! — крикнул Артур, стараясь перекричать нарастающий рев.

Умертвия, чувствуя близость добычи и не имея возможности до нее добраться, просто ошалели. А так как прибавить в скорости они не могли, то пытались компенсировать это злобными воем, ревом и рычанием. Сомнительно, что такие действия им помогали, но старались они вовсю.

— А чего мы боимся? — неожиданно спросил Федор. — Давайте передавим их всех, и дело с концом.

— Давайте! — радостно поддержал такую гениальную идею Тимоха.

— Если только попробовать… слегка, — не разделяя оптимистичного настроя своих друзей, высказал свое мнение Артур.

— Хое-хей! — завопил Тимоха и понесся на ближайшего «зомбака», как назвал его Федор.

Умертвие даже не собиралось уворачиваться, так и продолжая идти с распростертыми объятиями навстречу машине. Кровища и мозги неприятно растеклись по лобовому стеклу. Щетки и вода из омывателя быстро привели стекло в надлежащий вид.

— Круто! — радостно завопил Федор.

— Погнали дальше! — Тимоха поймал кураж и теперь несся на новую жертву.

Перед тем, как стать умертвиями, люди занимались своими делами, а не бродили огромными толпами. Именно поэтому практически все умертвия были рассеяны по городу и начали сбиваться в отдельные группки только после того, как появились отдельные очаги сопротивления. Сбивались не специально, просто цели у них совпадали да направление движения. Вот и образовывались скопления умертвий то тут, то там.

Первое время ребята только и могли, что радостно давить одиноких монстров, ни черта не соображавших, но очень хотевших до них добраться. Однако через некоторое время умертвия стали появляться двойками и тройками, а чуть позже и небольшими толпами в двадцать-тридцать особей. Вот тогда у Артура в голове начали появляться некоторые сомнения в полезности того, что они делали.

— Такое ощущение, что зомбаки идут за нашими мозгами, — озвучил Артур свои сомнения минут через двадцать.

— А пусть себе идут, нам-то что? — беззаботно ответил Федор. — Мы их ща раскатаем так, что мало не покажется!

Он рассмеялся. Тимоха вторил тоненьким еле слышным смешком. Все же основное удовольствие выпало на его долю, ведь это он направлял машину, его действия наносили смертельный вред «здоровью» умертвий. Так что эмоции сейчас били из Тимохи через край. Федор радовался и простым брызгам крови да размазанным трупам. Один Артур не испытывал ничего подобного. К кровище он относился скорее с брезгливостью, а вот к умертвиям, или «зомбакам», как он их назвал, с серьезной опаской. Казалось, что только его беспокоила возможность попасться в лапы изменившихся не в лучшую сторону людей. Но свои страхи Артур старался держать при себе. Незачем лишний раз себя дураком выставлять. А вдруг и правда всё обойдется? Хотя о каком «обойдется» могла идти речь, когда они самолично раздавили уже более двадцати человек (хоть даже и бывших).

Артур сидел и крепко держался за спинки передних сидений. Может быть, именно это его и спасло, когда Тимоха неудачно задел высокий бордюр, отчего умудрился слегка накренить машину и потом резко затормозил.

— Полегче там! — смеясь, воскликнул Федя.

Артур тоже хотел что-то сказать, но не успел: сбоку, как будто прямо из-под колес, на него выскочил «зомбак». По внешности это был старик с грязной серой длинной бородой и в больших очках, сбившихся набекрень.

— А-а! — заорал парень, оттолкнулся от сиденья, завалился на спину и выставил перед собой ноги.

Умертвие ни о чем не думало, оно просто лезло вперед. Лишь упершись плечами в ноги Артура, оно заподозрило что-то неладное, но было уже поздно. Артур резко разогнул ноги, и умертвие полетело прочь из машины.

Тимоха, отвлеченный криком друга, обернулся и не сразу сумел поехать, а вот умертвие не зевало — наоборот, со всей своей медлительной стремительностью вскочило на ноги и вновь бросилось в машину. Вот тут не сплоховал Федя: сложив руки в замок, он с размаху ударил по лицу лезущего умертвия. От такого удара умертвие отлетело от машины и село на дорогу. Какое-то мгновение оно напоминало старого, больного жалкого человека с разбитыми очками, которые вообще непонятно как теперь держались на его переносице, учитывая, что их оправа практически рассыпалась, а левая линза так вообще выпала и валялась под ногами. Мгновение быстро миновало (на то оно и мгновение, собственно), и вот уже злобное умертвие вновь пытается добраться до машины. Тимоха очнулся, и машина вновь сдвинулась с места. Ребята немного проехали вперед, а затем переехали старика-умертвия задним ходом.

— Теперь он будет знать, как нас трогать! — боевито потрясая кулаками, воскликнул Федор.

— А у меня ощущение, что теперь вообще ничего знать не будет, — мрачно проворчал Артур, который еще не совсем отошел после короткой схватки и продолжительного шока.

— Не дрейфь, прорвемся! — Федор как раз заразился боевым азартом и теперь жаждал действия. — Мы передавим их всех!

Тимоха вновь вторил его смеху.

Однако как бы грозно ни были настроены ребята, вид большой толпы несколько охладил их пыл.

— Вот теперь мы сумеем сразу всех передавить, — с легкой неуверенностью в голосе сказал Федор, когда машина проезжала мимо собравшейся умертвиевской демонстрации[24].

— Почему бы и нет? — поддержал Тимоха.

— А может, не надо? — не поддержал Артур.

Подавляющим большинством решили попробовать. Впрочем, пока шло голосование, Тимоха уже успел развернуть машину, набрать скорость и теперь нёсся по направлению к злобной толпе.

— Давайте хоть не в самый центр врубаться? — Артур постарался пробудить у друзей здравый смысл.

— Давайте, — легко согласился Тимоха.

Но к сведению он принял не предложение Артура, а несколько толстых деревьев, которые могли помешать несущейся вперед машине. Немного изменив направление, врезался в левый край толпы. Две твари отлетели вперед, после чего были перемолоты колесами, три умертвия покатились справа, одно слева, но эти вряд ли вышли из строя, разве что переломали какие-нибудь наименее надежные кости. Машина вырвалась и вновь пошла на второй заход.

— Так мы их долго сносить будем, давай сразу по центру, — не выдержал Федор. — Дави гадов!

Тимоха вдавил педаль газа до упора. Артур попытался вспомнить хоть какую-нибудь молитву, но не сумел, да и не с чего было вспоминать. Он их и не слышал никогда, поэтому просто начал бормотать про себя: «Господи, не дай умереть, убей всех этих зомбей». Придуманную мантру он успел повторить не более двух раз, когда джип влетел в толпу умертвий.

Испуганно-жалобный крик Артура: «А-а!» потонул в боевом кличе Федора аналогичного содержания: «А-а!!!»

В это же время вступил хор умертвий. Если раньше они ворчали и рычали разрозненно, то в момент столкновения взревели всеми имеющимися глотками. В этом реве потонул и испуг Артура, и боевитость Федора. А Тимоха… он нигде не потонул, он просто мчался и давил, ни о чем особо не задумываясь. Чтобы не задеть деревья после столкновения с толпой, Тимоха крутанул руль влево, старясь слегка изменить траекторию движения машины, однако умертвия своими телами сумели слегка подзадержать джип, не давая до конца выполнить маневр, и машина правым боком громко черканула по стволу ближайшего дерева.

«Кажись, это была осина», — отстраненно подумал Артур. Дерево притормозило машину еще больше, и вот тут умертвия решили воспользоваться подвернувшимся случаем и загрузиться в машину.

— Они нас щас сожрут! — завопил Артур, вновь повалившись на заднее сиденье и выставивший ноги в оборонительной позиции.

Мастера джиу-джитсу позавидовали бы такой технике боя ногами, которую парень продемонстрировал несколько секунд спустя. Несмотря на весь ужас происходящего, Артур понимал две вещи: надо отбросить от себя нападавших как можно дальше и нельзя дать любому из них ухватиться за ногу или штанину. Медлительность умертвий помогала справиться как с первой, так и со второй задачей. Существовала только маленькая проблема: ноги у Артура росли только с одной стороны. А это значило, что оборонять он мог только одну сторону, даже не всю сторону, а только свою часть.

Федя тоже быстро включился в борьбу, раздавая удары направо и налево. Он чуть не поплатился левой кистью, когда попал одному из умертвий по зубам, но оно успело этими зубами прихватить его. Федя выдернул свой кулак изо рта твари вместе с ее зубами.

В это время Тимоха отчаянно старался прорваться вперед. С его стороны умертвия также пытались добраться до людей, но постоянно дергающийся Тимоха, старавшийся выкрутить руль то в одну, то в другую сторону, не давал им возможности ухватиться за себя.

Борьба продолжалась всего несколько секунд, после чего машина вновь стала разгоняться и выбираться из гущи событий. Однако страху натерпеться Артур успел. Федя испугался ненадолго — лишь до того момента, как увидел чужую челюсть на своей кисти. После этого он мог только смеяться и радоваться своей силе. А Тимоха так сильно был занят машиной, что об опасностях вообще особенно не размышлял.

Вновь вырулив на дорогу, ребята решили сделать паузу и пока не лезть на рожон.

Проезжая мимо одного из деревянных домов, Тимоха успел разглядеть кучу трупов. Откуда они тут взялись, было совершенно непонятно. Неужели еще кто-то из выживших? Но долго над этим пролетевшим видением он не раздумывал, сосредоточившись на дороге.

— Нам надо какое-нибудь оружие, чтобы зомбаков от машины отбрасывать, — выдал мудрое решение Федор.

— Несомненно, — поддакнул Тимоха, руки которого постоянно были заняты либо рулем, либо рычагом коробки передач, так что обороняться ему было совсем, так сказать, не с руки.

— Где бы нам только раздобыть это оружие? — Артура сомнения не покидали, и он продолжал ворчать себе под нос до тех пор, пока джип не остановился у деревянного сарая.

— Здесь что-нибудь найдем. — Федя решительно соскочил на землю и одним ударом ноги вынес хлипкую дверь.

Внутри нашлись вилы и лопаты. Взяли с собой по паре вил и лопат — на всякий случай. Можно было и побольше, но в машине места оказалось не так уж и много. Что так, что эдак ручки инструментов невразумительно торчали. Федя вооружился вилами. Артур взял лопату. Остальное сложили назад, постаравшись подпихнуть железные части инвентаря под водительское сиденье, что удалось только в некоторой степени. Деревянные части забавно торчали вверх.

— Нам только флага не хватает, — мрачно пошутил Артур.

— А что, было бы неплохо, — весело согласился Федор.

Что думал по этому поводу Тимоха, никто не знал, — он в это время выруливал на главную дорогу, выезжая на пересеченную местность.

Почти весь день до самой ночи ребята гоняли по городу, стараясь раздавить как можно больше умертвий. Одни вилы Федя уже потерял, попробовав на ходу засадить их в проходящую мимо мишень. Вилы так в этой твари и остались, вырвавшись из рук. Теперь проткнутое умертвие стало заметно выделяться на фоне своих собратьев длинным, торчащим практически из самой груди древком. На ребят его вид произвел настолько сильное впечатление, что они даже не стали «зомбака» добивать, оставив жить дальше с подарочком или «обретенной индивидуальностью», как сказал Артур.

— Как у рыцаря, у тебя не получилось, — выдал заключение Тимоха.

— Сейчас получится, — злорадно сказал Федор и схватился за вторые вилы.

— Эй, эй, не надо! Вилы нам еще пригодятся, ты бы лучше лопатой попробовал. Она все же больше на копье похожа.

Артур чувствовал себя с вилами в руках гораздо увереннее, поэтому, когда друган вырвал у него последние оставшиеся вилы, сильно расстроился и попытался переубедить друга. Что ему и удалось. Вскоре Федя разъезжал уже с лопатой наперевес.

— Я король Артур! — орал новоявленный рыцарь. — Сейчас всех в капусту покрошу.

— Мне казалось, что у Артура был меч, а не лопата. Точнее, копье, — с сомнением сказал тезка короля.

— А не волнует, — весело парировал Федор. — Лопата — это что-то между копьем и мечом, так что в самый раз.

— У нас уже один Артур есть, зачем нам еще? — между тем поинтересовался Тимоха.

— А затем, — начал злиться не страдавший особой выдержкой Федор, — что у нас обычный Артур, а теперь еще и король будет! Понятно?

— Это ты про него в книжке вычитал? — спросил обычный Артур.

Для него было бы удивительным фактом узнать, что его друг еще и книжки открывает, а если и открывает, то находит внутри знакомые буквы.

— Нет, фильм смотрел, — мечтательно сказал Федор, затащил лопату в машину и задумался.

Судя по тому, какими безжизненными стали его глаза, в мыслях он вернулся в тот фильм, который так сильно на него повлиял.

Артур кивнул и откинулся на заднее сиденье. У него жестоко затекла спина. Быть в постоянном напряжении — та еще работенка. Он немного завидовал тем, кто сидел спереди: их места выглядели гораздо комфортнее, к тому же всегда пристегнуться можно было, чтобы из машины не вылететь. Впрочем, никто такой удачной возможностью не воспользовался. «Зачем пристегиваться? Гаишников-то нет», — сказал еще в самом начале их безумной поездки Тимоха, и на этом тема была закрыта.

Артур же как раз предпочел бы пристегнуться. У него уже пару раз на особо крутых поворотах и резких подскоках на ухабах и лежачих полицейских возникала мысль, что он вот-вот покинет автомобиль, причем не по своей воле. Но на задних сидениях конструкция джипа не предусматривала наличие ремней безопасности. Впрочем, существовала и другая вероятность: из машины придется быстро ретироваться. А как это сделать хорошо пристегнутому пассажиру?

Во время некоторой передышки, пока каждый был занят своими мыслями, только Тимоха продолжал действовать. Он вел джип. Да не просто вел, а управлял, как самый заправский шофер. Как у него так получалось, Тимоха не понимал. Он еще ни разу в жизни не водил автомобиль, он почти ничего не знал о педалях, коробке передач, ручном тормозе, спидометре, а тут на тебе. Когда на него взглянул один из синеголовых, мысль о том, что надо сесть за руль, сразу же посетила парня. И вот теперь он вел мощный драндулет, думая о том, что теперь стал самым лучшим водителем на свете. Существовало только одно маленькое подозрение: он остался вообще единственным водителем на свете. А это несколько снижало градус той эйфории, которая периодически накатывала на Тимоху. С другой стороны, ему просто нравилось жать на педали, дергать ручку, крутить руль. Он даже представить себе не мог, что когда-нибудь у него появится такая возможность. Кто он был? Простой парень из деревни, родители которого жили на копейки, и этих копеек никак не могло хватить не то чтобы на нормальную машину, но даже на какой-нибудь потрепанный рыдван. А тут на тебе! Дорогущая вещица — и вся в полном его распоряжении!

Образ родителей, на мгновение промелькнувший перед мысленным взором Тимохи, тут же растворился в небытии. Они ему сейчас были неинтересны. Только джип — вот его мечта, его надежда, его любовь, его всё! Если многие могли считать сегодняшний день катастрофой, то Тимоха наоборот считал этот день счастливейшим в своей жизни. И в чем-то он, может быть, был прав. Ведь развлечений в деревне практически не было, так что ничего особо выдающегося парень раньше не видел. Только сейчас для него открылась другая жизнь. Жизнь, полная драйва и необъятных возможностей. И вот теперь он радостно рулил, а в голове у него прокручивался план Ново-Петровского, окружающих окрестностей. Иногда он как бы видел свою машину сверху, летящую по пустынным улицам. Он был шофером экстра-класса, и ничто теперь не сумеет остановить ни его, ни джип.

Артур видел, как Тимоха уверенно управляет автомобилем, но даже не задумывался над этим странным фактом. Ему хотелось побыстрее оказаться дома, и желательно, чтобы весь этот кошмар наконец закончился. Однако у кошмара были совершенно другие планы, и заканчиваться в ближайшее время он не собирался.

Если бы нам удалось заглянуть в голову Федора, то перед нами предстала бы эпическая картина безудержного рыцарского веселья, в котором он несся вперед на черном коне, в блестящих доспехах и с огромным мечом наперевес. За ним неслась его армия — великая, могучая и непобедимая. Конница, пехота, все сейчас сойдутся в битве не на жизнь, а на смерть. И Федор сейчас был королем. Тем королем, за которым идут все, за которого каждый солдат готов умереть.

Федор-король летел на коне, как на крыльях. Впереди его ждал враг, которого он сумеет сокрушить. Не зря же великий Экскалибур выбрал его, а не кого-то другого.

Армии столкнулись посреди огромного поля. Никаких лишних деревьев, никаких бугорков или рвов — ровная, как будто специально к этому бою подстриженная трава…

Бешеное ржание коней, бряцание оружия, предсмертные крики.

Смешались в кучу кони, люди…[25]

Федя махал мечом, рубя направо и налево. Впереди виделся яркий шлем предводителя врага. Вот с кем нужно драться, вот цель для короля! Федя бросился вперед. Солдаты расступались в разные стороны, пропуская короля. Они понимали, что поединок может решить всё.

Вражеский главарь вот-вот окажется в пределах досягаемости. Федя готов к финальному бою. Меч наизготовку, замах.

— Эй, поаккуратнее!

Вражеский шлем с шикарными перьями превратился в удивленное лицо Тимохи.

— Что? — ничего не понимая, захлопал глазами Федор.

— Ты мне чуть в глаз не попал своей лопатой.

— Я? — Федя никак не мог вырваться из своих грез.

— Ты, кто же еще. — Тимоха, видя, что больше никакой опасности ему не угрожает, вновь все свое внимание перевел на дорогу.

— Тьфу ты, — огорченно сплюнул за борт джипа бывший король и ненадолго замолчал. Но очень ненадолго. — А, всё фигня, на ком бы мне опробовать свою лопату?

— Думаю, надо выбираться из города, — заговорил Артур. — Вечереет. В городе мы не сможем спокойно выспаться. Надо отъехать подальше, чтобы зомбаки нас не достали.

— Это мысль, — согласился Тимоха, который после напоминания сразу почувствовал, как на него наваливается усталость. — Немного передохнуть не мешало бы. Особенно мне, вы-то можете и в машине поспать.

— А чего это ты все время за рулем? — обиженно заявил Федор. — Может, я тоже могу.

— Вот отъедем подальше, и попробуешь, — спокойно сказал Тимоха.

Теперь он направлял машину к выезду из населенного пункта.

— Честно говоря, я сильно проголодался, и в туалет ужасно хочется. — Федор решил несколько сменить тему.

— Аналогично, — голосом Колобков[26] поддержал его Артур. — Может, попробуем притормозить у магазина?

— Легко. Вот только кто пойдет внутрь? — весело спросил Тимоха.

— Самый смелый, конечно. — Артур выразительно посмотрел на Федю.

Тот в ответ промолчал. Лезть в напичканный зомбями продуктовый ему как-то не хотелось. Одно дело, когда он сидел в машине, которая создавала иллюзию безопасности, и другое дело, когда придется покинуть это безопасное место и полезть в логово врага. Однако долго думать он не привык.

— Давайте лучше у палатки какой-нибудь тормознем, прихватим чего-нибудь полезного.

Такой выход казался Феде оптимальным.

Их внимание привлекли две палатки у железнодорожного переезда — одна с напитками, в том числе спиртосодержащими, а вторая молочная. Повезло, что переезд на момент «озомбления» населения (как выразился Артур) оказался открытым. В противном случае пришлось бы или делать большой крюк, или искать другие палатки.

Сбив видоизмененную женщину, ребята притормозили метрах в пяти от палаток.

— Внутри вполне могут быть продавцы, — предположил Артур. — И действовать надо быстро, вон, нас уже заметили.

Он показал в сторону домов, откуда появились физиономии первых любопытствующих.

Федя выскочил из машины и с лопатой наперевес направился к палатке с напитками. Боковая дверь у нее оказалась открытой.

— Здесь чисто! — радостно воскликнул парень и полез внутрь.

Почти сразу он выскочил обратно с двумя упаковками баночного пива.

— Обычную воду не забудь, от бухла нам сейчас никакой пользы не будет! — крикнул ему Артур, затем принял из его рук упаковки и положил на заднее сиденье.

Еще трижды Федя забегал внутрь и прихватил с собой несколько упаковок газированной воды, две — баночной газировки и пять сигаретных блоков.

— Здесь, кажись, все, — весело сообщил он и побежал к молочной палатке. — Ах, ё… — Он тут же отскочил от двери. — Там кто-то есть!

Этим кто-то оказалось умертвие женского типа. Совершенно непонятно, как у него выдержки хватило дождаться, когда сюда кто-нибудь заглянет? Пока что такого присутствия духа ни у одного из умертвий не наблюдалось. Однако даже хитрость здесь не помогла: Федя, несмотря на всю свою беспечность, успел отскочить.

— Черт, надо торопиться! Залезай в машину скорее! — кричал Артур. — Скоро и остальные подойдут.

— Давите эту тварь, я ее сейчас выманю! — крикнул в ответ Федя и ринулся в сторону машины.

Тимоха, который и не думал глушить двигатель, рванул с места в тот момент, когда умертвие оказалось на линии движения.

— Получай, — тихо прошептал он, сначала сбив бывшую женщину с ног, а затем размазав ее голову по левому колесу.

Федя, ни на секунду не задерживаясь, побежал в палатку. Вскоре ребята разжились несколькими разновидностями сыра, кучей глазированных сырков, кефиром да двумя пачками масла. Больше ничего Федор взять не успел, так как к палатке уже начали подваливать бывшие жители данного района с недвусмысленными намерениями.

— Тикаем отсюда! — крикнул Артур, как только Федя плюхнулся на свое место.

Тимоха и сам все видел, поэтому сразу же дал задний ход и вырулил на дорогу. Одно из умертвий, самое быстрое или самое везучее (оказавшееся ближе всего к палаткам), успело чиркнуть ногтями машину, прежде чем та покинула опасную зону.

— Блин, поцарапал, небось, — раздосадовано проворчал Тимоха.

— Будем надеяться, что машина от этого не заразится, — с нервным смешком сказал Артур.

Федя ничего не сказал, он уже выковыривал из упаковки банку пива.

— Может, не стоит пока на пиво налегать? — прокомментировал его действия Артур.

— А я вообще за рулем. — Тимоха, в обычное время не отказавшийся бы от спиртного, на данный момент настолько был увлечен своей новой ролью в этой жизни, что ничего иного ему не хотелось. Ну, разве что немного поесть и отлить.

— Да я всего одну баночку, и всё, — небрежно махнул открытой банкой Федя, плеснув часть напитка на дорогу, а часть на заднее сиденье.

— Ай! — Артур вскрикнул.

Несколько капель попало ему на лоб. Артур хотел выругаться, но передумал, и просто вытер лицо о футболку.

— Ой, а лопату я у ларька оставил! — Федя с досадой снова махнул рукой, отчего еще часть жидкости вылетела из банки.

Артур вовремя успел передвинуться к противоположной стороне.

Ехали они недолго (все-таки на машине — это тебе не пешком плестись). Посчитав километры да вспомнив расположение близлежащих деревень и городков, Тимоха предпочел остановиться посреди дороги километрах в десяти от Ново-Петровского.

— Пока они сюда дотопают, успеем выспаться, — так сказал он, заглушив двигатель.

— А может, не надо выключаться? — боязливо поинтересовался Артур.

— Машина-зверь, слушай[27]! — Один поворот стартера — и все.

Тимоха продемонстрировал, послышалось мерное урчание.

— Вот я и опасаюсь, что машина — зверь, — мрачно проворчал Артур.

Вскоре ребята наелись, напились и спать уложились[28]. Артур предложил организовать дежурство, но ни Тимоха, ни Федя, который успел выпить уже три банки пива, его не поддержали.

— Тебе надо, ты и дежурь, — вальяжно развалившись на сиденье, слегка заплетающимся языком сообщил Федор и вскоре захрапел.

— Как обычно, мне больше всех надо? — обиделся Артур.

Тимоха просто пожал плечами. Впрочем, это его движение разглядеть было сложно: тьма наступала по всем фронтам.

— Слышишь, какая тишина?

— Слышу, слышу. — В голосе Артура все еще звучали ворчливые нотки.

— Вот в этой тишине, пока машина молчит, можно будет услышать любое подозрительное движение. А смотреть по сторонам толку мало. Я, конечно, включу фары, но это мало поможет. — Выложив результат своих размышлений, он включил габариты, аварийку и дальний свет. — Жаль, что на джипе нет верхних мощных ламп, которые по телеку показывают.

— Это да.

Артур поуютнее устроился на заднем сиденье (все же не стоит забывать, что ему досталась наиболее удобная лежанка) и прислушался. Тишина окружала машину. Иногда где-то вдалеке слышались птичьи крики. Непонятно, кому это не спалось так поздно. Еле-еле можно было различить сопение Тимофея — заснул он очень быстро, хотя спиртного практически не пил. Довольно громко похрапывал Федор. Рядом с ним примостилась последняя оставшаяся лопата, которая тоже делала вид, что активно спит.

Артур лежал и думал. Сначала он думал о том, о чем он сейчас будет думать. Потом подумал о том, что если только и будет делать, что думать о том, что будет думать, то подумать о чем-то конкретно у него не получится. Помучив себя немного такими мыслями, он решил расслабиться. Положил рядом с собой вилы и, скрестив руки на груди, полулег, прислонившись к борту.

День выдался тяжелый, и ребята замучились очень сильно. Поэтому не стоит удивляться тому, что через двадцать минут парни уже спали спокойным сном праведника. Глядя на них со стороны, можно было бы подумать, что они просто устали и остановились передохнуть во время длительного путешествия. Какие опасности, какие умертвия или «зомбаки»? О таких ужасах нельзя было и подумать.

Утро выдалось ясным. Солнце светило Артуру прямо в глаза. Он слегка приподнял веки, но смотреть не получалось. Артур улыбнулся. Вчерашние воспоминания медленно пробирались к мозгам, постепенно стирая эту счастливую улыбку.

Шарк, шарк, шарк…

Непонятное шарканье послышалось откуда-то со стороны.

«Что бы это значило? — подумал Артур. — Кому-то лень нормально ноги от земли отрывать?»

Зомбаки!

Слово так стремительно ворвалось в голову, что подкинуло Артура на сиденье, заставив сесть и повернуться в сторону шарканья. Метров в пятнадцати от машины он увидел сотни живых — точнее, полуживых человек.

— А-а! — заорал Артур. — Заводи!

Тимоха среагировал на удивление быстро. Даже не успев ничего понять, он включил зажигание и рванул с места. Сзади раздалось разочарованное рычание, которое тут же переросло в дикий вой.

Федя раскачивался намного дольше. Поднимаясь и потягиваясь, он умудрился вывалить лопату за борт машины.

— Вот дьявол! — выругался он, развернулся и посмотрел на Артура. — Ты чего разорался?

— Если бы я не разорался, то нас всех бы уже давно сожрали! — выпалил обиженный Артур, он-то надеялся, что его воспримут как героя, а не будут говорить «чего разорался». — Назад посмотри!

Так как машина удалялась от толпы очень быстро, умертвия вдали выглядели размытыми черными точками.

— И из-за этого ты нас с места сдернул? — Федя не смог скрыть разочарования.

— Может, хочешь вернуться и посмотреть поближе? — язвительно спросил Артур. — Тимоха, может, высадим нашего героя, пусть прогуляется до этих тварей?

— Я тебе высажу! — взвился Федор. — Сам и иди к ним. Я лучше покатаюсь на машине. Ладно, не будем проверять. Других найдем, кого раздавить сможем. Вот только у меня теперь никакого оружия не осталось.

Впереди на обочине появились какие-то люди. Точнее, они наклонились над телом и что-то с ним делали. Что конкретно, издали разглядеть не получалось.

— Кто это? — удивился Артур. — Будем тормозить?

— А надо? — флегматично спросил Тимоха.

Когда они приблизились, увидели, что ничего хорошего тут не происходило. Трое умертвий поедали труп. Рев двигателя или наличие поблизости живых людей заставили умертвий оторваться от завтрака и обратить все внимание на ребят. Двое из них сразу же выскочили на дорогу и пошли навстречу.

— Теперь точно лучше не тормозить, — прошептал Тимоха и вдавил педаль газа в пол.

— Угу, — угрюмо буркнул Артур.

Он так надеялся на лучшее, думал, может, вот она — судьба, живые люди. А тут…

Зато злорадно хохотал Федор.

— Давай, дави их! Утро начинается, как надо!

Одно умертвие от удара разлетелось на мелкие кусочки, а вот второе отлетело на обочину. Артур внимательно смотрел на лежащего и растерзанного человека. Ему было его жаль, но дело было не только в этом… Когда машина промчалась мимо трупа, Артур закричал:

— Оружие, оружие!

— Где? Что? — не понял Федор, радость которого еще не утихла после того, как прямо перед его глазами разлетелся один из зомбаков.

— У трупа ружья лежат!

Артур охватило возбуждение. «Вот то, что нужно! Настоящие ружья. Если удастся ими завладеть, то вот будет дело!» — такие мысли будоражили его мозг.

— Ты уверен? — Феде явно не хотелось возвращаться.

— Да ладно. Ошибся, не ошибся. Поедем, хотя бы оставшихся зомбаков раздавим, — весьма разумно рассудил Тимоха.

— Ну, если раздавим, тогда поехали, — легко согласился Федя и вальяжно развалился на кресле.

Тимоха ловко развернулся и помчался обратно. Умертвие, которое не попало под машину в первый раз, шло им навстречу. Передок джипа разнес его так же эффектно, как и предыдущего. Тимоха снова развернулся и остановился у трупа. Рядом с разорванным мужиком валялись ружья.

— Ух, а ты правильно разглядел, — похвалил Артура Федя. — Вылазим.

— Подожди, ты уверен, что это все? — Хладнокровие Тимохи поражало.

— А разве нет? — Федя поверхностно осмотрелся и полез из машины. — Да фигня всё.

— Я останусь за рулем, — не требующим возражения голосом заявил Тимоха.

— А я буду отсюда наблюдать. Если что — крикну, — выкрутился Артур.

— Вот ты хитрый какой, — усмехнулся Федор. — Ладно, сам справлюсь.

Он легко выскочил из джипа, не открывая дверцы. Когда до убитого мужчины оставалось не более пары шагов, на Федю неожиданно прямо из придорожной канавы выпрыгнуло единственное оставшееся в живых умертвие.

— Вот дьявол! — Федор успел поставить руки, упершись умертвию в плечи, не давая тому вцепиться в горло зубами. — Помочь никто не желает?

Артур в панике зашарил руками. Как назло, вилы были завалены блоком пивных банок. Но Артур не растерялся — как только в руки попалось древко, он рванул его изо всех сил. Вилы оказались у Артура в руках.

— А-а! — завопил Федор, который чувствовал, что силы его подводят.

Это только на вид умертвия были какими-то хилыми и никчемными. Как только доходило до дела, они готовы были рвать и метать. А уж если у них получалось добраться до кого-то живого, тот тут силы тварей не то что удваивались — удесятерялись. И Федя теперь в полной мере мог этот момент ощутить. Новые впечатления его совсем не радовали. «И куда только пацаны подевались?» — думал Федя, но вслух ничего сказать уже не мог, слишком велико было напряжение. Когда показалось, что все кончено, в горло умертвия вошли вилы и отбросили страшное существо от Феди — он еле глаза успел закрыть, когда черная кровь брызнула прямо ему в лицо.

Артур (а это, конечно же, был он) перескочил через друга, выдернул вилы и снова воткнул в зомбака, теперь уже в грудь, снова выдернул — и воткнул в голову, точно выбив оба глаза. Так он развлекался почти минуту, прежде чем сумел успокоиться.

— Ну, ты крут! — с трудом переводя дыхание, пропыхтел Федор, старательно оттираясь от крови. — Я уж думал, мне каюк. Чего так долго возились?

— Да завалил ты вилы своим пивом. Думаешь, легко их было вытащить?

Артур снова решил обидеться. Он тут, понимаешь, жизнь спас, а ему опять тычут всякими «что так долго». Но затем обижаться парень передумал и подхватил с земли двустволку. Федор, видя, что его опередили, схватился за второе ружье:

— Патронов бы к нему.

— А ты у мужика поищи, вряд ли он просто так с ружьями бегал, — посоветовал Тимоха. — Кстати, если кому интересно, то от города к нам приближается делегация. Так что если хотите успеть до ее прихода, поторопитесь.

— Тимоха, я тебя не узнаю, — удивленно сказал Федор и подошел к трупу.

Удивиться и правда было чему — Тимоха никогда так витиевато не выражался. Может, это так странно на него повлияла обстановка…

Артур тоже подошел поближе. Если бы это был просто убитый человек, то, наверное, было бы полегче, но перед ребятами лежал зверски растерзанный труп мужчины. Причем «зверски» — это было очень мягкое слово: море крови растеклось по обочине, часть впиталась в песчаную поверхность, но и на асфальте ее хватало. Разбросанные внутренности, еще вполне свежие, даже дымящиеся, создавали жуткое впечатление. Артура слегка замутило, но он страшным усилием сдержал предательские позывы. Федор выглядел более спокойным, но и он не горел желанием прикасаться к покойному.

— А делегация все идет и идет, — медленно проговорил Тимоха, как бы ни к кому не обращаясь.

Ребята занервничали. Федор очень осторожно похлопал мужчину по карманам куртки.

— Что-то есть.

— Так доставай. — Артур начал заметно нервничать, эйфория от победы над одним из монстров проходила.

— Чего кричишь? Сейчас достану, ты же боишься, — подначил его Федор и полез в карманы мертвого мужика.

В каждом из карманов лежали разные патроны, они были заляпаны кровью.

— Теперь понять бы, какие от кого, — задумчиво пробормотал Артур, раскладывая добычу на заднем сиденье, которое тут же испачкалось кровью.

— Разберемся, — беззаботно ответил Тимоха.

— Всего двадцать пять одного вида и двенадцать — другого, — подсчитал Артур. — Негусто. Может, еще где-то есть?

— Может, и есть, но я возиться с трупом больше не намерен. — Федю начинала раздражать данная ситуация, да и разорванный труп раздражал.

— Ну-ка, дай-ка. — Артур отодвинул Федора в сторону и вилами перевернул мужика на живот, обнаружив большой рюкзак. — Вот, еще кое-что. — Артур радостно улыбался. — Давай, снимай рюкзак, и поехали, по дороге посмотрим.

Вой приближающихся умертвий звучал совсем близко.

— Почему всегда я с трупами вожусь? — надув губы, как маленький ребенок, Федор сложил руки на груди.

— Ты уже все равно испачкался, а я лучше потом тебе на руки полью из бутылки.

— Ты тоже не очень-то чистый, — неожиданно съязвил Федор.

Неожиданно, потому что ему была свойственна прямая манера общения, а не всякие там словесные выкрутасы. Артур посмотрел на свои руки и только сейчас обратил внимание на пальцы, которыми перекладывал на сиденье патроны.

— Йох, ты прав. Ладно.

Быстро набравшись решимости, чему способствовало приближающееся рычание умертвий, Артур резким движением сорвал рюкзак со спины мертвеца. Лямки соскочили на удивление легко — видимо, потому, что одна рука так и осталась в одной лямке висеть.

— Вот блин, блин, блин.

Артур затряс рюкзаком, стараясь сбросить оторванную руку. Секунд через десять у него получилось.

— А теперь быстро в машину! — заорал Тимоха, он не забывал следить за умертвиями. — Еще полминуты раздумий — и патроны вставить в ружье вы уже не успеете.

Федя одним прыжком оказался у машины, бросил ружье на сиденье и запрыгнул на свое место, чуть не сев на это самое ружье. Артур действовал несколько дольше, зато залезал в машину вместе с рюкзаком.

— Все на месте? — поинтересовался Тимоха, тут же давя на газ.

— А если бы не были, это бы что-то поменяло? — улыбнулся Артур, закрывая на ходу заднюю дверь.

— Возможно, я бы вернулся… — пожал плечами молодой водитель. — Если бы заметил.

Несколько секунд ехали молча. Артур следил за тем, как уменьшаются в размерах зомбаки. Тимоха также следил за ними, но с помощью зеркала, а Федя рассматривал полученное в честной схватке ружье.

— Кстати, я и не думал, что ты такой вежливый, — с легкой усмешкой покосился на Федю Тимоха.

— Что? — не сразу врубился тот.

— «Помочь никто не желает?» — попробовал передразнить его фразу во время нападения Тимоха.

— А, это…

Федя помолчал. Казалось, что он не мог сказать в ответ ничего вразумительного.

— Просто уж и не знал, что сказать. Думал, совсем меня подыхать бросили.

— Пацаны! Рюкзак просто набит патронами! — радостно воскликнул Артур, который не сразу сумел справиться с завязками рюкзака.

Испачканные патроны тут же полетели на пол, а новенькие, полностью заполненные коробки были высыпаны на их место.

— Так, посмотрим.

Оказалось, что патроны были трех видов. Ребята притормозили на обочине у деревьев, чтобы их проверить «в полевых условиях», как выразился Артур. Двустволка оказалась нарезной, для нижнего ствола были предусмотрены пули, для верхнего — дробь. Выстрел производился с помощью одного спускового крючка, так что хоть здесь ничего нельзя было перепутать. Сначала стрелял нижний ствол, затем верхний. Для зарядки ружье «разламывалось» пополам, вставлялись патроны, после защелкивания можно было стрелять. Все это Артур сумел разузнать, сделав несколько выстрелов по ближайшим деревьям. Не все давалось легко, но, учитывая всю стрессовость ситуации, разобрался он довольно быстро.

С ружьем оказалось все намного проще. Пули для него были особенными — точнее, они отличались очень сильно от остальных. Перезаряжалось ружье так же — «переломкой», только делать это приходилось после каждого выстрела, что было серьезным минусом.

И Федор, и Артур посчитали, что для каждого из них ружье подходит как родное, да и отдача у него была не сильной.

Кроме того, в сумке еще обнаружилось два патронташа.

— На двадцать четыре патрона! — сообщил Артур, дважды пересчитав все отделения. — Я тогда слева для верхнего ствола, а справа для нижнего разложу.

— А мне проще, — заулыбался Федор.

Парню теперь казалось, что с ружьем ему очень даже повезло: с двумя стволами надо мучиться, чтобы ничего не перепутать, следить за тем, где какие патроны, а тут проще: есть патрон — пихай в ствол и стреляй.

Артур промолчал, а Тимоха спокойно ехал вперед и думал о чем-то своем.

Вскоре они свернули на Нудоль. Впереди что-то отчаянно полыхало.

— Гляньте. Горит чего-то, — удивленно сказал Артур.

— Это трудно не заметить, — проворчал Федор.

И тут же в их сторону вылетела страшная огненная струя. Тимоха лишь в последний момент сумел увести машину резко в сторону, не давая сжечь ни себя, ни джип.

— Там кто-то есть! — завопил Артур, когда еще одна огненная струя направилась в их сторону. — Он что, не видит?!

— Похоже, он уже ничего не видит, кроме зомбаков, — злобно сказал Федор. — Давайте его замочим!

Он приготовил ружье.

— Не надо! Тимоха, проскакивай мимо быстрее!

Тимоха в очередной раз резко ушел в сторону, прокатился по самому краю обочины. Несколько умертвий отлетели от джипа, как кегли.

— Ты с ума сошел!

— Что ты делаешь?!

— Смотри, куда стреляешь!

Ребята вопили странному мужику, которого со всех сторон осаждали умертвия.

— Фух, проскочили, — вытер пот со лба Артур. — А мужика все же жалко, пожрут ведь его, не справится он один.

— Так ему и надо. — Федор еще никак не мог совладать со своей злостью. — Нас чуть совсем не поджарил. Хорошо, Тимоха спас. Так что теперь пусть как знает, так и разбирается, бешеный этот.

— Да при такой жизни мы и сами скоро бешеными станем, — внес свою лепту в разговор Тимоха.

— Все может быть, — легко согласился Артур. — А куда мы, собственно, путь держим?

— Не знаю. Думал сначала в Клин податься, но теперь появились некоторые сомнения, — ответил Тимоха.

— А что так? — Федя наконец-то решил проявить интерес к чему-то другому, кроме своего раздражения.

— Да город большой, там народищу озомбаченного тьма-тьмущая будет. Всех не передавим.

— Не сразу, так постепенно, — нашелся Федор, которому очень уж понравилось всех давить. — Кроме того, у нас же еще и ружья есть!

— Ружья — это хорошо, но количество патронов все-таки ограничено, — трезво оценивая шансы, сказал Тимоха. — Я предлагаю начать вычищать эту нечисть с маленьких деревень, постепенно переезжая в более крупные. Так, во-первых, потренируемся, а во-вторых, не одни же мы такие — глядишь, еще герои объявятся, а они там в Клину или каких других больших городах какое-то количество этой нечисти порубят, и нам легче будет.

— Ладно, согласен, — махнул рукой Федор.

Артур предпочитал в этот разговор не встревать, ему было все равно. А слушая Тимоху, он проникался к нему все большим и большим уважением. Нельзя сказать, что раньше он его не уважал, — нет, конечно. Но раньше просто они были друзьями — и все, а теперь Тимоха проявил себя как умный и расчетливый стратег, это было достойно большего уважения, чем обычно (примерно в этом направлении следовали мысли Артура). На данный момент он доверял водителю практически безгранично.

— Думаю, с деревни Дятлово начнем. Мне кажется, так сподручней будет, она небольшая. А заодно по дороге дачные поселки и другие мелкие деревни подчистим.

Друзья промолчали. Они и не думали про это Дятлово ничего, а только сидели и удивлялись: откуда Тимоха все это знает? Однако удивляться-то удивлялись, а спрашивать не решились.

По дороге им навстречу из небольшого дачного поселка вышла делегация из пяти умертвий.

— Больше эти зомбаки уже никого побеспокоить не смогут на нашей планете, — пафосно сказал Артур, когда Тимоха проехался по ним в шестой раз.

— Угу, — буркнул Федор.

Он выпил еще одну баночку пива, и теперь его клонило в сон.

Единственный недостаток джипа состоял в том, что давить умертвий ребята могли только на удобной местности, лучше всего на асфальте или бетоне каком-нибудь. А умертвия об удобствах пацанов не думали. Они просто лезли отовсюду, откуда им было удобнее. Иногда по дороге Тимоха притормаживал, поджидая, пока зомбаки вылезут из очередной канавы или выйдут из леса, чтобы затем смачно разобраться с ними, а иногда просто проезжал мимо, когда чувствовал, что ждать придется слишком долго. Но большую часть времени аннигиляционная группа ехала вперед на всех парах.

— Все же зачистку лучше начинать с самого начала, а не с середины, — сказал Тимоха, проезжая четыре одиноких дома, которые стояли вдоль дороги, оттуда доносилось радостное рычание. — Тем более, пока мы этих дождемся, так и ночь наступит.

Артур и Федор не спорили. Артур все никак не мог наглядеться на свое ружье, а Федор находился в полудреме, наслаждаясь теплым ласковым ветром, бьющим в лицо. Только когда Тимоха хотел проскочить мимо Елгозино, Федор заворочался и заговорил:

— Может быть, хоть тут есть нормальный магазин? А то не хочу я всю эту молочную пакость жрать. Что я, маленький, что ли?

— Есть, — кивнул Тимоха. — Но я не уверен, что нам удастся легко в него зайти. Секьюрити и всё такое.

— Что? — не понял Федор.

— Зомбаки! Что «что?»? — Тимоха рассмеялся над несообразительностью товарища.

— Ну, оглядимся — не получится, так дальше поедем.

Артуру эта мысль не понравилась, но он снова промолчал. На его слова друзья как-то не очень сильно обращали внимание в последнее время, как он заметил. А раз так, пусть сами и думают. Он допил остатки воды из бутылки и выкинул пластиковую тару из машины.

Тимоха свернул в деревню. Скорость пришлось заметно сбросить. И это не из-за пешеходов или «детей на дороге», просто асфальтовое покрытие производило весьма гнетущее впечатление — рытвины, ямины, провалившийся асфальт… Кошмар, да и только. Хорошо хоть дожди в последнее время эту округу не посещали, иначе большинство прорех в дороге можно было и не заметить. Скрытые под лужами, они представляли бы реальную опасность. А данный джип хоть и выглядел мощной машиной, но и в нем какие-нибудь детали могли выйти из строя.

На удивление, зомбаки почти не попадались, разве что парочка еле ползущих индивидуумов с переломанными ногами — и всё. Таких даже давить было как-то совестно, но Тимоха раздавил.

— Не будем заставлять зомбаков мучиться, — прокомментировал он это событие.

Ребята недоумевали. Домов в деревне было много — значит, и жителей тоже, но никто не вышел им навстречу, не принес ни хлеб, ни соль. Впрочем, недоумение прошло очень быстро. Нарастающий шум, который они сумели услышать даже через звуки работающего двигателя, подсказал им, где искать зомбаков.

— Видать, они на площади, — облек общую мысль в слова Тимоха.

— И что они, интересно, там делают? — полюбопытствовал Артур.

— Сейчас подъедем и сами все увидим, — нервно ответил Федор.

Преодолев очередной изгиб дороги, ребята увидели огромную темную толпу.

— Вот они все. — Артур чуть не сполз по сидению вниз.

— Дави их! Дави этих сволочей! — заорал Федор, воинственно потрясая ружьем.

— Может, не надо? — Вот теперь Артуру очень не хотелось делать то, что, как он понимал, произойдет через несколько секунд.

— А почему бы не попробовать? На этой площади мы сможем долго крутиться. Если что, вырвемся на свободную дорогу.

В общем, решение принял опять Тимоха, после чего все приготовились к серьезному бою.

Впрочем, приготовлений особо не потребовалось: Тимоха как рулил, так и рулил, разве что теперь он старался выбрать наиболее удобное место для тарана. Федор покрепче сжал ружье, так что костяшки пальцев даже побелели, а Артур сразу же полез проверять, зарядил он свою двустволку или нет.

Зомбаки, отвлеченные какой-то целью, не замечали машину и людей в ней до тех пор, пока джип не протаранил толпу сбоку и не прорвался почти до самой ее середины. Вот тут уже началась заваруха. Тимоха принялся умело крутиться на месте, а ребята стреляли в наиболее ретивых зомбаков, которым удавалось зацепиться за машину или даже почти влезть в нее.

Хотя мне ребята уже успели немного помочь, я сразу понял, что добром их душевный порыв не кончится. Постепенно смещаясь прямо к магазину и по возможности обходя ближайших умертвий как можно дальше, я старался помогать ребятам изо всех сил, отстреливая бошки всем лезущим в машину монстрам. Впрочем, джип оказался намного прочнее и надежнее, чем я предполагал. Он давил, ревел, гудел, визжал, но не останавливался. Может быть, это умелые действия шофера способствовали такому долгожительству, а может быть, просто повезло — не знаю, но факт остается фактом: джип продолжал не только передвигаться по площади, но и крутиться.

Однако умертвия на такую незадачу смотрели с оптимизмом (как я предполагаю), ведь чем больше соратников убьется под колесами, тем меньше останется конкурентов за живое человеческое мясо. Некоторым удавалось залезть на борт машины, но таких прытких сразу сбивали прикладами или выстрелом в голову. К сожалению, умертвий было слишком много, и как ни старался водитель, как ни бились ребята, но все больше и больше тварей залезало к ним в машину. За каждым сбитым или расстрелянным сразу же ломилось двое, а то и трое.

Я понял, что дело глухо. Еще немного — и ребята вообще не смогут ничего поделать с численным перевесом противника, причем очень значительным перевесом. Поэтому я перенацелился, теперь уже снимая умертвий в непосредственной близости от самих людей. Это оказалось весьма сложной задачей. Ведь не стоит забывать, что машина постоянно крутилась, а значит, и умертвия, уже забравшиеся внутрь, крутились вместе с ней.

Один за другим выстрелы удачно ложились то в одну, то в другую голову. Самое интересное, что мои помощники (и, в общем-то, в какой-то степени спасители) меня не замечали и поэтому с удивлением смотрели на умертвий, головы которых разрывались на мелкие кусочки без видимой причины. Честно говоря, я и не собирался особо привлекать ничьего внимания. Ведь если ребята начнут прорываться ко мне, то приведут и всю эту толпу, а что мне тогда с нею делать? Вызывать ОМОН? Вряд ли приедет. Да и телефона у меня под рукой не было. Поэтому я продолжал методично стрелять, надеясь на лучшее. А «лучшее» никак не наступало. И почему всё время приходится надеяться на то, чего не бывает? Впрочем, этот риторический вопрос на данный момент занимал меня меньше всего. Дальнейший план действий вырисовывался в голове с большим трудом.

Медленно, полубоком я перемещался в сторону магазина, продолжая стрелять. Он наверняка должен был быть открыт — ведь все произошло утром или даже днем, а в это время перерывов не бывает. Больше всего меня удивляло то, что рев музыки, летевшей из моего оружия, никого не интересовал. Как будто его и не существовало. Вполне вероятно, что так оно и было, но всё равно очень трудно воспринимать то, что ты слышишь звуки, которых никто, кроме тебя, не слышит (словно ты сумасшедший какой-то). «Скоро уже вслух сам с собой говорить начну, да и голоса слышать».

Я тряхнул головой, отгоняя вредные мысли. Тут бы выжить, а я о каком-то там сумасшествии думаю. Кошмар, да и только. Как же это так человеческие мозги устроены? Опасность, нужно действовать, а тут мысли не в тему совсем лезут. Видимо, таким образом мозг пытался дистанцироваться от всего того ужаса, который меня окружал.

Несмотря на все отвлекающие мысли, я продолжал стрелять и передвигаться к магазину. А вот у ребят дела складывались из рук вон плохо. Умертвия цеплялись за машину всё лучше, а удерживались всё надежнее. Теперь простые удары их не сбрасывали, только точное попадание в голову имело хоть какое-то значение.

Неожиданно над парнишкой, стоящим в машине, появилось злобное лицо с разинутой пастью. Тот явно не заметил надвигающуюся опасность. Я быстро прицелился и выстрелил — густая бурая масса разлетелась, толстым слоем покрыв все вокруг, а главное, голову этого парнишки. Он сразу что-то заорал и принялся стирать с себя эту мерзость.

Я понимаю его реакцию, но, несмотря ни на что, ему нельзя было отвлекаться. Слишком много врагов и слишком мало времени. Как только сопротивление парнишки сошло на нет, сразу два умертвия вцепились в его ноги мертвой хваткой. Одного я еще успел снять, но вот второй резким рывком заставил юношу потерять равновесие, из-за чего тот и перевалился через бортик машины прямо в гущу обрадованных монстров.

— Федюха!!! — заорал второй отбивающийся парнишка и с удвоенной энергией принялся избивать нападавших.

Стрелял он все реже и реже и, судя по всему, не из-за того, что у него не хватало патронов, а из-за того, что на выстрел и перезарядку уходило время, которого просто не было. Удары раздавать у него получалось гораздо быстрее. Хотя я мог и ошибаться. Сомневаюсь, что ребята не сменили бы свои ружья на пулеметы, если бы у них был такой же агрегат, как у меня.

Моя помощь была заметна в той же степени, в какой заметно было бы вычерпывание половником озера Байкал. Я старался тратить свои выстрелы наиболее эффективно, снимая тех монстров, которые реально угрожали безопасности оставшихся в живых парней. Но это становилось делать все труднее и труднее.

— Ну я же говорил, что не надо[29], — дрожащим от паники голосом с трудом проговорил Артур. — Попробуй, вырвись теперь.

Тимоха пропустил его слова мимо ушей. Он был слишком занят, маневры требовали его максимального сосредоточения.

Над левым плечом парня появилась кровожадная морда с явным намерением вцепиться тому в плечо. Я почти мгновенно выстрелил, но вот незадача — то ли машина в этот момент дернулась особенно неравномерно, то ли я припозднился с нажатием спускового крючка, но факт остается фактом: разрывная пуля попала точно парню в плечо, и его рука отлетела в толпу умертвий, которые, в свою очередь, сразу же набросились на добычу. Из обезрученного плеча в сторону рванулся красный кровавый фонтан.

Парень не закричал. Случившееся повергло его в шоковое состояние. Возможно, что он даже упал бы, не удержавшись в постоянно вертевшейся машине, но ему этой возможности никто не дал. Оставшиеся на машине умертвия вцепились в него всеми зубами и лапами и принялись рвать на мелкие кусочки.

Меня чуть не вырвало, но я посчитал, что эти позывы желудка будут весьма несвоевременны, поэтому с особой жестокостью подавил их.

Парню в машине, оставшемуся без всякого подкрепления, оставалось жить считаные мгновения. Я не строил иллюзий на этот счет. Что-либо менять было уже поздно. Практически всё, что могло случиться с ребятами, уже случилось, а что касается меня — тут многое могло и не случиться, поэтому надо было пошевеливаться, спасая свою драгоценную шкуру.

«Вот твари!» — подумал Федор, когда его вытащили из машины. Он еще хотел что-то подумать, но уже не успел, его жизнь забрали.

«Что это было? — подумал Артур, не понимая, куда делась его рука, еще недавно послушно выполнявшая все команды. — Как же теперь?..» Умер он практически мгновенно, когда одно из умертвий разорвало ему горло, а другое пробило грудь своей грязной лапой.

«Не повезло», — спокойно думал Тимоха, до последнего стараясь давить всех тех, кто попадал под колеса. Его голову оторвали еще до того, как появился первый укус.

Я мигом влетел в приоткрытую дверь магазина, захлопнул за собой дверь и закрыл ее на щеколду. Хорошо хоть двери этого магазина оказались железными, а не стеклянными. Только я решил, что оказался в безопасности (пусть и временно), как из подсобки раздался непонятный шум. Я тут же переключил винтовку на дробовик и ринулся туда.

Два синих человечка висели над полем боя и смотрели на получившуюся картину.

— Может, не нужно было им столько вежливости и разумения вкладывать? — спросил один.

— Ну почему? Интересно же получилось. — Это да. Особенно мне понравился индивид с водительскими навыками.

— Ага, очень хорошие у него были задатки. Жаль, растратил впустую.

— Не рассчитал силенок. Потренировался бы еще денька два, глядишь — и выкрутился бы из ситуации.

— Может быть, им тоже надо было дать оружие-трансформер?

Собеседник поморщился.

— Ты же знаешь, это против правил.

Они помолчали.

— Там уже всё практически съели. Собирай остатки. — Один из большеголовиков исчез.

— Сейчас, — прошептал второй, достал из-за спины какой-то агрегат, похожий на пылесос, и включил его.

Всё, что осталось от ребят, вдруг стало невесомым и начало исчезать в чреве непонятной машины. Когда процесс завершился, второй инопланетянин исчез так же быстро и так же бесшумно, как и первый.

— Задняя дверь! — выдохнул я, соображая.

Продукты-то поставлялись не через общий вход, а служебный. А его никто и не думал закрывать. Благо, магазин был небольшой, так что забежать за прилавок, а затем пролететь по узкому, короткому, слегка изгибающемуся коридорчику до двери оказалось делом нескольких секунд. Но там жизнерадостные умертвия уже приветствовали мое появление зловещими криками. Спасло меня то, что дверной проем был узким, так что в него могло протиснуться не более двух умертвий одновременно, и первые два уже были там.

Стрелять я начал еще до того, как осознал, что жму на спусковой крючок. Первое облако дроби врезалось одному из умертвий точно в грудь, отбрасывая его и тех, кто за ним находился, обратно на улицу. Другому прорывающемуся умертвию последовавший за тем выстрел разнес голову, разбрызгав всё ее содержимое по стене. Однако если первый выстрел расчистил место, второй только уничтожил одного из вредителей. Следующее за ним умертвие оттолкнуло безжизненное тело в сторону и попыталось пролезть вперед. Я не дал ему далеко продвинуться, тут же выстрелив негодяю в грудь.

Как бы ни была сильна тяга к уничтожению всех противников, желание выжить и передохнуть[30] было несколько сильнее. Как только и это умертвие вылетело наружу, я тут же дернулся вперед, схватился за ручку распахнутой настежь двери, пальнул в ближайшее умертвие и с громким лязгом захлопнул тяжелую железную дверь. Еще секунда — и задвижка встала на свое место. Всё, можно было перевести дух и слегка оглядеться.

На всякий случай я первым делом обошел весь магазин, проверяя наличие еще каких-нибудь незапертых и подозрительных дверей, а также спрятавшихся или случайно заныкавшихся в труднодоступных и малопросматриваемых местах умертвий. Только убедившись в том, что всё чисто (образно выражаясь, так как о действительной чистоте речи тут даже не шло: пол, изначально не совсем чистый, был усеян какими-то крупами, рассыпавшимися из полиэтиленовых пакетов, несколько разбитых водочных бутылок разбросали вокруг свои осколки, а все их содержимое сосредоточилось под магазином, просочившись через щели в деревянном полу). Однако в целом можно сказать, что серьезных повреждений и урона магазину не было нанесено.

При хорошем стечении обстоятельств и возвращении всего на круги своя владелец магазина сумел бы вернуть ему первоначальный вид в самый короткий срок. Но что-то подсказывало мне, что этого хорошего стечения обстоятельств нам предстояло еще ждать и ждать.

После того, как я немного освоился, сразу принялся изучать товары на полках: захотелось найти чего-нибудь вкусненького, а то нормально я давно не ел. По ощущениям, так не меньше недели (что, конечно же, было не так, но одно дело реальное время, а другое — субъективное).

Мое внимание привлекли симпатичные тортики «Карамельный» и «Медовик», однако я понимал, что вначале надо съесть что-нибудь более серьезное, и сосредоточил свое внимание на копченых ребрышках и колбасах. Батоны белого хлеба, под которыми ломились полки, были еще мягкими, что радовало безмерно, а главное — их можно было не экономить, а есть от души. Все равно через несколько дней хлеб станет совсем несъедобным. Кроме того, я надеялся, что через несколько дней меня здесь и не будет. Магазин являлся лишь временным моим пристанищем. Надо было двигаться дальше, к Москве.

Выпив несколько маленьких бутылок газировки, я решил перейти на обычную воду, после которой уж точно пить не хотелось. И уже полностью набив свой желудок, я приступил к собиранию рюкзака. Все сильно помятые банки, взятые из дома и натерпевшиеся от моей спины и всяких падений, я выложил. Такая же участь постигла и маслины, непонятно каким образом все же попавшие в рюкзак, а вот вместо них я напихал с десяток неповрежденных мясных и рыбных консервов. Туда же пошли две двухлитровые бутылки с водой и связка копченых ребрышек. Кроме того, пришлось разжиться и консервным ножом, так как далеко не все банки, которые хотелось взять с собой, имели кольцо для открывания.

Только после этого, чувствуя себя подкрепившимся и собранным для дальнейших приключений, я позволил себе сесть возле прилавка и спокойно отдохнуть, глазея по сторонам. Долго в таком спокойствии я не продержался, и помешало этому два фактора: грязный пол в осколках и умертвия. С первой причиной я справился легко и довольно быстро: швабра, найденная в одном из закутков магазина, помогла разделаться с грязью и очистить пол, а вот вторая причина усиленно норовила пролезть в единственное имеющееся окно (хорошо, что оно было мощно зарешечено — в магазине явно не были рады возможным ночным посетителям, которые не хотят платить).

Решетка пока что спасала не хуже дверей, но проблема состояла в том, что умертвия могли видеть меня, а я мог видеть их. Это придавало нашим ощущениям некоторую остроту. Мне было бы гораздо спокойнее, если бы окна можно было закрыть тяжелыми ставнями. Но таких нигде не было видно — во всяком случае, изнутри. Умертвий же картина моего мирного существования и аппетитного поедания всяких деликатесов приводила в бешенство. Они чуть ли не решетку грызли, стараясь хоть как-то проникнуть внутрь и разделить со мной трапезу. Снаружи у окна их набилось столько, что они уже лезли друг другу на плечи, думая, что это хоть как-то приблизит их к цели. И откуда они только брались в таких количествах? Хотя, если здесь собрался весь городок-деревня, то уж десяток тысяч людей должен был набраться. А то и больше — к ним могли присоединиться и жители соседних дачных поселков, приехавшие за продуктами.

Когда пол с обеих сторон прилавка был приведен в божеский вид, я решил хоть немного нормально поспать. Спрятался от умертвий за прилавком, прилег головой на мешок с сахарным песком и спокойно задремал. И это несмотря на постоянно доносящийся снаружи недовольный рев сотен глоток. Похоже, все имеющиеся поблизости твари осадили мое маленькое пристанище. Но моя усталость так сильно и так быстро дала о себе знать, что неприятное и злостное нарушение тишины меня не смутило.

Вероятно, от накопившейся физической и моральной усталости я проспал довольно долго и без всяких снов. Как будто меня просто выключили, как компьютеризированную куклу. Бац — и отключилось сознание, а потом снова бац — и включилось. Может быть, все так и происходило в реальности, и сами мы являемся компьютерными программами, которые периодически требуют отключения и включения? Не знаю. Вдруг мы и правда являемся самостоятельными единицами этого мира и что-то в нем даже значим?

Такие мысли меня посетили перед самым рассветом, когда я открыл глаза и почувствовал, что спать уже больше не хочется, но и вставать лениво. Казалось, что снаружи народ немного поутих, так как яростного и пронзительного рева, который еще недавно заполнял всё пространство вокруг, не было слышно. Я не торопился вставать, к тому же было еще темно, а мне хотелось дождаться хотя бы минимального света для того, чтобы можно было действовать не вслепую.

Я лежал и прислушивался, стараясь понять, что же происходит вокруг. Шевеление у дверей и решетки слышалось хорошо, но никаких дополнительных звуков, кроме топтания и поскребывания, не доносилось. Судя по всему, умертвия тихо и целеустремленно пытались пробиться через дверь или решетку. Пока у них этого не получалось (если бы получилось, я бы уже этого не рассказывал). А раз так, то и мне дергаться особо не стоило. Так я и лежал, стараясь производить как можно меньше шума, в душе надеясь в конечном итоге усыпить бдительность умертвий и заставить их разойтись на поиски новых жертв.

В правом углу, где-то в ногах что-то подозрительно зашуршало. Я медленно, одними пальцами, поудобнее перехватил дробовик, но серьезных действий не предпринимал, стараясь распознать источник звука. Когда я зашевелил пальцами, шуршание прекратилось, но когда я замер, возобновилось вновь. Умертвием шуршащий никак быть не мог, слишком уж слабые звуки издавались, но вот кто же это был? Ответ я получил довольно скоро. Маленькие еле теплые лапки пробежали по моей раскрытой ладони, затем соскочили и убежали в противоположный угол, где вскоре раздалось громкое шуршание полиэтиленовых пакетов.

«Нашла чем поживиться», — усмехнулся я. Судя по всему, это была мышь или крысенок. Для большой крысы пробежавшее по моей руке существо было слишком маловатым. И это радовало, так как к крысам я относился с некоторым подозрением, в то время как к мышам испытывал даже в некоторой степени теплые чувства. Вероятно, виноват в этом был хомячок, который жил у меня в детстве и оставил в памяти только хорошие воспоминания.

Вскоре серые полутона стали отгонять темноту. Постепенно, шаг за шагом свет проникал в помещение. Предметы, в сумраке имевшие вид подозрительный и потусторонний, начали принимать свои привычные очертания, успокаивая мою психику, а с ней и воображение. Дождавшись того момента, когда всё вокруг стало довольно четким, я потянулся и перекатился на бок. Спина сразу отозвалась неприятным зудом, который дает понять, что на этом месте слишком долго лежали, не совершая никаких действий.

«Ох, отлежал, кажется», — мысленно посетовал я, лежа на боку и стараясь понемногу напрягать мышцы спины, чтобы разогнать в них застоявшуюся кровь. В ответ мышцы слегка покалывали и работали с большим трудом, но работали. А это значило, что скоро они восстановятся и вновь будут готовы к дальнейшим действиям.

«Полезное дело — утренняя гимнастика, — рассуждал я, стоя на коленях, медленно выгибая и прогибая спину, приводя ее и себя в порядок. — После нее заметно улучшается настроение и даже хочется немного поработать».

Через некоторое время я почувствовал, что спину вполне себе отпустило, а значит, пора было приниматься за что-то более полезное и жизненно важное на данный момент.

Как только моя голова показалась над прилавком, оглушительный рев и вой сотен умертвий приветствовал мое появление.

— Вот вы меня прям так уж и заждались, — с трудом слыша собственный голос, проговорил я, полностью вылезая из укрытия.

Затем я подошел чуть поближе и метким выстрелом снес одному из орущих башку. Тише от этого не стало, но в душе появилось какое-то теплое чувство.

Заодно я сразу же осмотрел решетку. Дробь в некоторых местах заметно поцарапала прутья, и я понял, что если хочу сохранить свое убежище еще хоть на какое-то время, то лучше его не портить. Однако и переходить с дробовика на что-то другое я не торопился, ведь в этих условиях от него было больше всего пользы. А улица пока может и потерпеть без моего вмешательства. Рассуждая подобным образом, я подхватил рулон туалетной бумаги и направился в самый дальний угол подсобки удовлетворить свои самые неприятные потребности. Бутылка питьевой воды помогла мне помыть руки и умыться. Так сказать, утренний ритуал был завершен.

Пришло время завтрака. Я, демонстративно обложившись выбранными продуктами, сидел на прилавке и глядел на беснующуюся толпу. Умертвия так страстно брызгали слюной, что я сначала даже испугался, что они мне всю еду заляпают, но до этого не дошло, чему я был безмерно рад.

Но вот один аспект обратил на себя мое внимание — решетка, отделяющая меня от злобных тварей. Мне показалось, что она слегка стала поддаваться. Что, в принципе, немудрено — с учетом того, как умертвия раскачивали ее весь вчерашний вечер и всю ночь. Я насторожился и постарался побыстрее закончить с трапезой, а затем принялся обследовать место своего обитания на предмет спасения из заточения. Понятно было, что если умертвия прорвутся внутрь, то долго продержаться мне вряд ли удастся. Задние двери, скорее всего, были также оккупированы умертвиями, а это означало лишь то, что отступать было некуда. Оставался только один вариант — крыша. Высота потолков была немаленькая, но и коробок в подсобке хранилось весьма приличное количество, чем я и решил воспользоваться.

Перетаскивание тяжелых коробок с консервами и сооружение из них некоего подобия лестницы наверх утомляло, но я чувствовал полезность данного действия, поэтому не сильно расстраивался по этому поводу. Кроме того, работа отвлекала меня от мрачных мыслей, которые все чаще и назойливее проникали в мою голову.

Сколько времени мне потребовалось на постройку весьма внушительной, но очень надежной лестницы — не берусь сказать, на улице уже совсем рассвело. Решетка, которую старательно вырывали умертвия, стала заметно пошатываться, и мне пришлось увеличить скорость действий. Руки уже слегка ныли от напряжения, но я не давал себе расслабиться. «Успею еще отдохнуть на крыше», — рассуждал я, заканчивая укреплять фундамент своей постройки. Оставалась одна деталь — сделать проход на крышу.

Переключившись на пулемет, я очередью вырезал аккуратный, почти квадратный кусок крыши, который тут же свалился на меня, чуть не скинув с коробочной лестницы. Как только я отправил этот кусок жести дальше вниз, тут же обнаружил специальный люк в самом углу.

— Прикольно, — только и сумел сказать я.

Хорошо хоть, мне не пришлось долго и нудно вырезать кусок крыши, чтобы потом обнаружить наличие имеющегося люка. Правда, лестницы поблизости все равно не было, а переставлять свое сооружение я уж точно не собирался. Что я, бешеный, что ли?

Когда все было готово, я вылез на крышу и осмотрелся по сторонам. Вокруг кишмя кишело этих чертовых умертвий.

— Жаль, что это чудо-оружие не трансформируется в гранатомет! — посетовал я и устремился обратно в проделанный лаз.

Крыша магазина была плоской, что было очень удобно, и я решил этим воспользоваться, затащив наверх как можно больше еды и питья, не забыв, кроме того, взять пару зонтиков и плащ от дождя.

Когда все было готово, я увидел, что одно из нижних креплений решетки поддалось и вышло из стены.

— Тандерболт!

Быстро подхватив рюкзак, я принялся отступать к лестнице. Теперь разрушение еще недавно казавшегося неприступным убежища было делом времени. Только поднявшись на крышу, я успокоился.

Ружье принялось напевать какой-то легкий мотивчик.

— Похоже, дело еще не совсем дрянь, — покосился я на него и спустился на импровизированную лестницу. — Пора поучить этих неучей уму-разуму.

Я переключился на снайперку и принялся методично отстреливать бошки врагов. Стрелять приходилось под некоторым углом, так как спускаться вниз и выбирать место поудобнее я опасался: решетка могла не выдержать в любой момент. Вначале я принялся считать убитых, но после тридцати сбился со счета и плюнул на это дело.

— Стреляешь, стреляешь, а как-то ничего не меняется, — проворчал я, выпуская очередную пулю.

Когда вырвалась вторая нижняя опора, умертвия заметно оживились. Они старались протиснуться под отогнутой решеткой, но выстрелами я сумел замедлить их продвижение. Однако, когда благодаря их настойчивым попыткам решетка отлетела от стены совсем, упав куда-то назад и, как я мельком сумел заметить, придавив некоторое количество умертвий, монстры полезли внутрь черной лавиной.

Тут я уже не стал раздумывать, выскочил на крышу, затем наклонился и скинул вниз несколько самых верхних коробок, потом переключился на пулемет. Теперь уже впору было пожалеть, что лестница из коробок оказалась такой прочной. Умертвия лезли на нее, стараясь как можно быстрее преодолеть расстояние, отделяющее их от меня.

Вообще такая популярность среди поклонников могла бы очень даже порадовать и потешить какую-нибудь звезду голубых экранов, но не меня. Я всегда старался быть незаметной серой мышкой, и проявление такого обширного внимания к моей персоне сильно выбивало из привычной колеи. Что я и попытался объяснить этим дегенератам, которые сплошной своей массой старались до меня добраться. А объяснял я им, конечно же, с помощью шквального огня из пулемета, несущего с собой полное уничтожение или сильное продырявливание.

Первые ряды летели вниз пачками. Зато напирающие снизу удерживались уже за счет тех, кто был сзади. Такая масса тел могла бы до меня и добраться, если бы не маленький нюанс: умертвия совсем не заботились о том, чтобы подниматься аккуратно, поэтому то там коробку подвинут, то там слегка заденут; кроме того, пули также жестоко обращались с коробками и их содержимым, отчего вскоре вся конструкция не выдержала и развалилась на составляющие элементы.

Вот теперь я сумел выдохнуть. Только сейчас мне удалось обратить внимание на то, какое сильное напряжение я испытывал и какое облегчение наступило после того, как опасность миновала. В принципе, нельзя сказать, что опасность совсем уж миновала — скорее, слегка отодвинулась. Но она отодвинулась настолько, что у меня появилась возможность спокойно посидеть, посмотреть по сторонам и решить, что же делать дальше. А дальше меня ждала (так же как и умертвий, собственно) только пальба с перерывами на завтрак, обед, полдник, ужин и вечернюю булочку с водой. Какие еще могут быть планы, когда вокруг такие толпы врагов? Хорошо еще, что эти толпы сами ничем не стреляли, да и на крышу залезть не могли, а то конец мой был бы славным, но довольно быстрым и боевым. Поудобнее разместившись на крыше, я трансформировал оружие в снайперскую винтовку и принялся отстреливать врагов.

«Прямо как в тире», — нашел я гениальное сравнение, продолжая стрелять. Вскоре у меня устали руки, и я перешел из положения сидя в положение лежа, а ведь это притом, что винтовка была довольно легкой. Интересно, сколько выстрелов я бы продержал винтовку нормального веса? Выстрела два-три? Кошмар! Нужно было срочно начинать тренироваться.

Лежа дело пошло заметно веселее: проще было целиться, проще стрелять. И вот головы одна за другой принялись разлетаться на мелкие кусочки. «Лепота», — тихо сказал я, радуясь делу своих рук.

Неожиданно раздался какой-то непонятный шум. «Кажись, летит кто-то», — сообщил я сам себе.

И правда, вскоре на горизонте появился легкомоторный любительский самолетик. Я вскочил и начал махать ему руками. Тот в ответ покачал мне крыльями, показывая, что заметил меня, а затем продолжил свой полет.

Аркадий Тарасов — полный лысый мужчина, переваливший за расцвет своих сил, — сидел в кафешке при небольшом частном аэродроме, что находился неподалеку от Новорижского шоссе. Он уже полгода учился летать на небольших самолетиках для своего удовольствия. Его радовали и манили высота, чувство полета, свободы. В небе он забывал обо всех своих проблемах и заботах, об отчетах, которые необходимо было сдать на этой неделе, о жене, вечно требующей денег и брюзжащей по всяким пустякам. Она-то как раз была против его увлечения: «Слишком дорого оно нам обходится», — частенько говаривала она. Хотя почему «нам», она не уточняла, учитывая, что зарабатывал в их семье только Аркадий. На отпуск денег хватало, их семья (Аркадий, его жена Лида и двенадцатилетний сын Степан) каждый год выезжали за границу — чаще всего в Турцию, но пару раз съездили в Египет, а один раз в Испанию. У них была большая просторная квартира, две машины (одна его, другая жены). Аркадий уже не понимал, что еще от него требуется? Но его жене всегда всего было мало.

«Видать, хочет стать владычицей морской и чтобы все у нее были на побегушках»[31], –порой с досадой думал Аркадий, когда в очередной раз у него забирали деньги на какую-то непонятную прихоть.

В данный момент Аркадий сидел и спокойно попивал черный горячий кофе. Он только недавно завершил свои полеты на сегодня и теперь сидел, прокручивая в голове прекрасные мгновения. Мужчина не замечал, каким обжигающе горячим был кофе. Он так сильно погрузился в свои грезы, что почти ничего не видел вокруг, только один раз поглядел на разгоняющийся по взлетной полосе самолет и с огорчением подумал: «Жаль, что занятия на сегодня уже закончились». Теперь ему надо было возвращаться к своей обычной гражданской жизни, в которой про самолеты никто не думал, в которой никто из его знакомых не знал, что такое полет, и не получал таких удивительных, меняющих все мировоззрение впечатлений. Полеты на огромных «многопассажирных» лайнерах не в счет: это совершенно разные вещи — сидеть на пассажирском сидении какого-нибудь комфортабельного «ИЛа» или «Боинга» или сидеть на месте пилота в небольшом, с земли почти незаметном биплане.

«Им этого не понять, не понять», — в задумчивости прошептал Аркадий Никанорович.

И в это время перед ним появился небольшой синий человечек с огромной головой.

— Видишь вон тот самолет? — показал тот пальцем на стоящий на взлетно-посадочной полосе биплан.

Аркадий не мог понять, что это была за модель. Таких он еще ни разу не встречал.

— Вижу, — недоуменно ответил Аркадий, он даже не успел удивиться.

— В нем бесконечный запас топлива и пулеметы на крыльях с бесконечными патронами. Все нужное туда телепортируется, так что не волнуйся. Сейчас начнется заваруха. Если хочешь жить, садись в этот самолет и взлетай.

— А что случится?

— Сам поймешь. — Человечек растворился в воздухе.

Аркадий повнимательнее присмотрелся к кофе. «Подсыпали они мне туда чего-то, что ли?» — подумал он и стал принюхиваться.

По всем параметрам кофе был совершенно обычный. Но тогда что же это за галлюцинации? Червь сомнений пополз по телу, стараясь добраться до мозга. Предложение, которое сделал синий, звучало очень заманчиво. Аркадий сам иногда мечтал о том, чтобы улететь от всего куда подальше. Не думать обо всем, а просто лететь, лететь, лететь — куда глаза глядят. В чистое синее небо. Впрочем, он сразу стал отгонять от себя подобные мысли. Кто это был? Что он тут наговорил? А может быть, это розыгрыш? Или это был какой-нибудь сумасшедший в маске? Вот так послушаешь, сядешь в самолет — а потом тебя объявят угонщиком и террористом. Как потом людям в глаза смотреть?

Аркадий решил прислушаться к своим чувствам и сначала посмотреть на то, «что же начнется», а потом уже решать, что делать.

Неожиданно мужчина за соседним столиком резко вскочил на ноги, зарычал, пнул стул ногой, от чего тот полетел в окно и с громким звоном разбил его, а затем одним движением руки отбросил от себя столик, который пролетел, чуть-чуть разминувшись с головой Аркадия.

Тарасов вскочил на ноги, толкнув свой столик и разливая недопитый кофе.

— Эй, вы что делаете?! — Его тон говорил больше об огорчении, чем о страхе.

Отвечать озверевший мужчина не стал, а просто пошел на Аркадия. Вот теперь липкий неприятный страх прошиб беднягу, да так, что пот потек ручьем. Не понимая, что делать, Аркадий посмотрел на официантку, стоящую у барной стойки. Однако и тут его ждало разочарование. Миловидная молодая девушка превратилась в какую-то ужасную ведьму. Ее безумные глаза не отрываясь смотрели на Аркадия. Она как будто прикидывала, каким способом лучше всего напасть на него.

Теперь вместе с потом по телу побежали и мурашки. Они были такие холодные и неприятные, что Тарасова сразу же задрожал. Если бы озверевший мужик не орал, то слышно было бы, как у Аркадия стучат зубы друг об друга.

«Сейчас как запрыгнет на спину — и катай ее до посинения»[32], — подумал Аркадий и с громким воплем «Помогите!» выбежал из кафешки. Быстро бросив взгляд по сторонам, он увидел, что в его сторону идут люди. Тарасов хотел вздохнуть с облегчением, но тут же подавился этим вздохом: вид идущих к нему людей вызывал серьезные опасения. Пока Аркадий стоял в ступоре, его в спину ударила тяжелая стеклянная дверь, отбрасывая вперед. Быстро-быстро перебирая ногами, мужчина сумел удержаться и не упасть, но приданное ускорение решил использовать по назначению и побежал.

Впереди маячили две одинокие фигуры. В принципе, сегодня народу было немного. Учеников всего раз-два и обчелся, персонала ненамного больше. Так что сильно мучиться с тем, куда бежать и что делать, не стоило.

«Мне же сказали: садись в самолет. Вот пойду и сяду, и черт с ними со всеми», — быстро рассудил Аркадий и уже направился в сторону ожидающего его самолета, как гудение сверху заставило поднять голову. Прямо на него летел самолет, который вылетел совсем недавно, когда Аркадий пил кофе.

— Ой! — только и смог вскрикнуть мужчина, после чего повалился на землю, а самолет пролетел прямо над ним, чуть-чуть не задев своими шасси распростертое тело.

Аркадий при падении успел повернуть голову и увидеть, как самолет сшиб выбежавшего из кафе мужчину и врезался в здание, проломив как саму дверь, так и тонкие стены.

Тарасову вдруг пришло в голову, что теперь самолету полагается взорваться, как это показывают во всех фильмах, но самолет, видимо, не те фильмы смотрел, поэтому взрываться даже не подумал. Как только стих грохот от падения, хвост самолета, торчащий из развороченного кафе, зашевелился. Казалось, что кто-то раскачивает его из стороны в сторону, причем делает это очень сильно, но неравномерно, поэтому и движения хвоста были какими-то дергаными.

«Видать, пилот так же с ума сошел и теперь выйти из самолета пытается, а не может». Аркадий не стал ждать продолжения событий, а побежал к биплану. «Надо улетать отсюда к едрене фене. Не зря мне этот… это… — Аркадий не знал, как назвать инопланетянина, — посоветовал сматываться».

Умертвия, которые направились за ним в погоню, сильно отставали. Всего пару минут назад они были людьми — видать, им требовалось какое-то время, чтобы перестроиться. Но и ждать их было нежелательно, все же останавливаться для раздумий никто из монстров не пытался. Невооруженным взглядом было видно, кто их цель и как им хочется до этой цели добраться. Цель между тем, включив все свои слабые силы, бежала к самолету.

Дверца оказалась открытой, передний винт крутился, создавая мерный успокаивающий гул. Аркадий лишь на мгновение замешкался, не сразу сообразив, как попасть внутрь, но затем забрался на крыло, залез в кабину и захлопнул дверь.

Самолет оказался необычным не только снаружи, но и внутри. Кабина была намного просторнее, чем можно было подумать, глядя со стороны. Аркадий опешил, но ненадолго (разобраться с такими несоответствиями можно было и потом, сейчас предстоял взлет). Быстро заняв место пилота и по инерции пристегнувшись, Аркадий схватился за штурвал. Несколько секунд на осмотр приборов, на проверку всей системы — и вот самолет уже бежит по полосе, набирая скорость.

Навстречу самолету, уже набрав максимальную скорость, бежало умертвие. «Кажется, это мой инструктор», — несколько отстраненно подумал Аркадий, но ничего особенного в связи с этим открытием предпринимать не стал. А что еще оставалось делать? Не сворачивать же в сторону — чай, не автобус.

Наверное, инструктор-умертвие что-то кричал, но из-за гула самолета ничего разобрать было невозможно. Да и что этот видоизмененный человек мог сказать? Рычал, небось, как и все остальные.

Переднее шасси вот-вот должно было оторваться от дорожки, когда самолет и бывший инструктор нашли друг друга. Аркадий подумал, что успеет поднять самолет до столкновения, но умертвие неожиданно прыгнуло и попало точно на винт. Ошметки разлетелись во все стороны, заодно запоганив практически все лобовое стекло.

— Нет!

Аркадий сначала запаниковал, но затем взял себя в руки. Раз подъем самолета уже начался, следовало его продолжать. Ни тормозить, ни разворачиваться было уже нельзя. Если сильно промедлить, то можно и в бетонную стену врезаться, которая огораживала аэродром. Тарасову даже думать о таком конце своей жизни не хотелось. Он допускал мысль, что когда-нибудь может разбиться на самолете, но не так же глупо!

Как только ему удалось мысленно собраться и взять себя в руки, он решил воспользоваться дворниками (которые обычно устанавливались снаружи у лобовых стекол автомобилей), но его ожидало разочарование: их там не оказалось. Однако через несколько секунд стекла сами приняли свой первоначальный совершенно прозрачный вид, и Аркадий, можно сказать, приобрел ясные перспективы: биплан успел подняться выше деревьев и теперь держал путь на Москву.

Пилот не долго думал, куда лететь: при таком раскладе Москва становилась не самым лучшим местом для полетов, тем более что всяким частникам полеты над большими городами были запрещены. Вот Аркадий через пару минут полета и развернул биплан совсем в другую сторону.

Сначала самолет немного покружил над пирамидой. Аркадий видел множество разбитых машин. Из некоторых вылезали люди (хотя являлись ли эти существа людьми, еще был вопрос). Несколько машин дымилось и, судя по всему, оттуда уже никто и никогда не выйдет. Вокруг царил хаос. Точнее, не вокруг, а внизу. Аркадий почувствовал, что здесь, в небе, он теперь находится в абсолютной безопасности. Все ужасы остались на земле. Он поднял самолет немного повыше: не хватало только, избежав смертельной опасности, зацепиться за провода и погибнуть из-за невнимательности.

Несколько раз Аркадий облетел родной аэродром. Мелкие черные точки внизу передвигались как-то хаотично, даже не стараясь нормально выбрать направление, просто переходя с места на место. Умертвия лишились какой-либо цели. Точнее, цель у них была одна, только вот достигнуть ее они никак не могли — нормальных живых людей поблизости не осталось. Единственный человек находился высоко в небе. Туда уж никак не допрыгнешь, как ни старайся. Умертвия и не старались. Они провожали мутными глазами самолет и поворачивались за ним, как подсолнухи за солнцем, но преследовать даже не пытались.

Когда все вокруг было осмотрено, Аркадий стал просто летать, особо не выбирая направления, но оставляя центром своих полетов аэродром. Наслаждаясь полетом, он почти забыл о том, что творилось там, внизу. Вспомнил только под вечер, когда стало темнеть.

В темное время суток он на самолете еще не летал. Хорошо хоть небо обещало быть свободным от туч, а это значит, можно было спокойно определить, где верх, а где низ. Звезды не станут врать.

Аркадий вспомнил о своих родных. Если с женой у него большого желания общаться не было, то сына он любил. Не так чтобы уж очень сильно, но в меру своих возможностей. Все же мать Степана всячески старалась настроить сына против отца, и у нее это успешно получалось.

Тарасов попытался позвонить по мобильнику, который чудом уцелел, так и оставшись висеть на поясе. Сеть работала, но никто на звонок не отвечал. После пятой попытки Аркадию надоело, и он бросил это дело. Спаслись — хорошо, не спаслись — так получилось, куда деваться.

Когда на землю спустилась ночь, Аркадий понял, что все не так страшно, как казалось вначале. Приборы работали исправно, как часы (впрочем, часы на приборной доске тоже работали, как часы). Глядя на них, можно было за окно и не смотреть. Что там можно было увидеть? Все ту же красоту. Точнее, уже не ту, а совершенно другую: ночное волшебство — темнота, даже чернота, ни одного фонарика, ни одной лампочки не горело. Все электричество оказалось выключено.

Аркадий включил подсветку приборов. Теперь он мог летать совершенно спокойно, не боясь разбиться. Единственное, чего он пока еще опасался, это врезаться в какое-нибудь высотное сооружение — вышку для сотовой связи, случайный небоскреб. Именно поэтому на данный момент он старался остаться в одном квадрате. Здесь местность знакома вдоль и поперек, а кто знает, что его ждет там, где он еще не летал? Лучше с теми опасностями встречаться при свете солнца, а не луны.

Вот только был еще один нюанс — его начало клонить ко сну. Кроме того, он целый день не ел и даже не ходил в туалет. Все три проблемы объявили о своем присутствии практически одновременно.

Если есть проблемы, то необходимо найти и их решение. Только сейчас Аркадий решил повнимательнее осмотреться в салоне. Первое, что он нашел и чему очень обрадовался, — это автопилот. Потребовалось некоторое время, чтобы с ним разобраться. Оказалось, что запустить программу автопилота так, чтобы самолет летел в определенную точку, нельзя. Поддерживались только функции выбранного направления и выбранной высоты. Только эти два параметра система отслеживала и четко выдерживала. Такое положение дел несколько осложняло существование, но к этому можно было приспособиться. При таком раскладе опасность могли представлять горы, случайно оказавшиеся на пути следования. Но пока что поблизости их опасаться не стоило — не та местность. Для того, чтобы осмотреть среднюю и хвостовую часть, Аркадий включил автопилот, направив самолет в сторону от Москвы. Решил пролететь таким образом пять-десять минут, а затем так же вернуться обратно. Вот только подняться над землей он все же предпочел чуть повыше, до 900 метров — так, на всякий случай. Как только автопилот был запущен, Аркадий покинул кресло пилота и полез назад.

Несмотря на то, что изнутри самолет и казался более просторным, чем снаружи, все же места в нем было совсем немного: можно было встать с кресла, пройти метра три согнувшись, после чего шло сужение к хвосту, и там получалось передвигаться только ползком. В левый борт самолета была встроена подставка, на которой красовалась надпись «Напитки». Чуть ниже находился список предлагаемых напитков — рядом с каждым светилась кнопка. Аркадий пригляделся: названия были написаны очень мелко, так что ему удавалось прочитать буквы с большим трудом. Чаще всего получалось уловить что-то знакомое, чтобы затем опознать само слово. Прочитав несколько названий, Аркадий сумел уловить суть распределения надписей. Напитки были разбиты на три странные категории: горячие и молочные; холодные неспиртные и спиртные. В горячие и молочные входили: чай (черный, зеленый), кофе (девять сортов), какао (пять вариаций), молоко коровье и козье, молочный коктейль нескольких видов. В холодные неспиртные: вода (семь вариаций), более десяти наименований различных шипучек, кокосовое молоко, десять вариаций соков; также десять вариаций компотов. В спиртные: водка, красное вино (пять вариантов), белое вино (два вида), штук пять ликеров и более двадцати наименований пива. От такого изобилия у Аркадия голова пошла кругом. Он даже присел на пол и тут же понял, для чего здесь лежал матрас, застеленный одеялом. «Вот и лежанка», — подумал Аркадий, но пока ему было не до отдыха: спать хотелось, но еще больше его интересовало остальное устройство самолета.

На противоположном борту находилась похожая подставка: здесь можно было выбрать еду. Аркадий быстро запутался во всех названиях, так что ограничился тем, что выяснил, на какие категории здесь разбита еда. Первая — супы; вторая — горячие блюда; третья — закуски и салаты.

— Так, с этим разобрались, — сказал Аркадий, выпив простой воды. — А вот что с туалетом делать? Не гадить же прямо в самолете! За дверь высовываться, что ли?

Он усмехнулся, представив, как высовывает голую задницу, и ее (вместе с ним, конечно) сдувает наружу. Живот пробурчал что-то невразумительное, напоминая о себе.

— Слышу, слышу, — ответил ему Аркадий, — но что я могу поделать? Сначала освободиться как-то надо.

Слева от подставки в нише находились столовые приборы, там же нашлись и трубочки для напитков.

Тут Тарасов сообразил, что все еще летит в одну сторону, а прошло более десяти минут. Впрыгнув в кресло пилота, он развернул самолет и полетел в обратном направлении.

«Так, я пролетел шестнадцать минут… ага… попробую вернуться к аэродрому. Главное теперь — время не прозевать».

Аркадий откинулся в кресле и расслабленно опустил руки. В это время его пальцы наткнулись на какие-то кнопки. Повернувшись, он разглядел в самом низу кресла панель управления.

— Во как!

Удивление тут же сменилось любопытством. Первая же кнопка сумела доходчиво объяснить Аркадию, какой же в этом самолете туалет: в кресле открылось отверстие, ведущее наружу (или же это просто так казалось?). Темнота в отверстии могла свидетельствовать как о том, что это уличная темнота, так и о том, что это закрытая туалетная система. «Ладно, при свете дня разберусь», — махнул на это дело рукой Аркадий. Кроме того, слева из верхней части кресла высунулась подставка с туалетной бумагой.

Наконец-то Аркадий сумел освободиться от лишнего груза и хоть немного расслабиться. После этого пришло время салата «Цезарь», курочки по-пекински и двух чашек кофе.

Аркадий сидел в кресле и старательно выводил самолетом круги над тем местом, где, как он считал, должен был быть аэродром. Живот приятно переваривал пищу, а мысли вяло текли, ни на чем особо не останавливаясь. Сейчас Тарасов просто созерцал все то, что его окружало, а созерцать вначале у него получалось только свою физиономию, отражающуюся в окнах. Тогда он выключил свет в кабине и увидел более интересную картину — ночное небо.

Созерцать звезды, неполную Луну, очень редкие облака оказалось намного приятнее, чем себя. Спать хотелось, но Аркадий решил с этим не торопиться. Он рассудил, что надежнее отоспаться днем, когда можно будет получше сориентироваться с направлением и высотой. Бороться со сном помогал выпитый кофе.

Аркадий просидел в ничегонеделании около часа и только после этого вспомнил, что остальные кнопки на кресле остались неизученными, и тут же полез их проверять. Оказалось, что неизученных функций осталось всего три, и все они были связаны с массажем. Первый вид массажа — бодрящий, второй — расслабляющий, а третий — антипролежневый.

— Как интересно! — воскликнул Аркадий, сел на кресло и включил «бодрящий».

Кресло тут же завибрировало, все мягкости и припухлости в нем, уютно принявшие тело Аркадия, вдруг начали двигаться. Они давили на разные участки тела, меняя интенсивность работы механизма — то слегка расслабляя, то резко стимулируя мышцы, напрягая их. Чувство было необычным, но нельзя сказать, что неприятным. Это было то, что нужно. Тарасов чуть не замурлыкал от счастья. Вот она — настоящая жизнь! Вечная свобода полета, еда, питье, массаж! Да что еще нужно для жизни?

Единственный недостаток, который он ощутил далеко не сразу, а через несколько дней — это отсутствие книг и телевизора. Информация поступала только снаружи, а этого мозгам порой казалось маловато. Нужны были дополнительные стимулы, но где же их было взять?

Солнце медленно поднималось за горизонтом. Сначала появились яркие лучи, бьющие вверх. Это было так красиво, что Аркадий чуть не расплакался от умиления. Затем желтый огненный диск начал вылезать из-за горизонта, все больше и больше освещая округу. Звезды и Луна отступали, кончилось их время. Если Луна убежала от солнца, скрывшись на другой стороне Земли, то звезды просто попрятались в солнечном свете, им тоже нужно было отдохнуть от людского внимания.

Теперь Аркадию представилась возможность узнать, сумел он остаться в заданной самому себе точке или нет. Не совсем. Смещение составило несколько километров. Определить свое местоположение ему удалось за счет пирамиды, построенной около Новорижского шоссе. От нее до аэродрома было рукой подать.

Аркадий вновь облетел родной аэродром, в последний раз поглядел на него и направился в сторону Клина. Он и сам не понимал, почему выбрал это направление. Главное, что не в сторону Москвы, а там уже все равно.

«Впрочем, — рассуждал Аркадий, — если я пару недель полетаю и везде творится одно и то же, то можно и в Москву вернуться, вряд ли кто-то тогда будет против».

Тарасов старался лететь максимально медленно, придерживаясь скорости 60—70 км/ч. Над каждым, даже самым мелким населенным пунктом ложился то на одно, то на другое крыло, чтобы рассмотреть все объекты. Ему очень хотелось разглядеть хотя бы одного живого человека. Точнее, нормального живого человека. Но пока что никого похожего увидеть не получалось. Аркадий полагал, что с такой высоты он мог бы и не заметить «нормальность» какого-нибудь человека. Но все же надеялся, что найдет возможность правильно оценить, тот это человек или нет.

Еще утром на правом борту Аркадий заметил электронную карту — плоский широкий планшет, на котором можно было вывести на экран самолет и посмотреть, где он находится в данный момент. Карта масштабировалась, что было очень удобно. Вот только Аркадию как-то лениво было ею пользоваться. Его намного больше интересовал окружающий пейзаж, а названия населенных пунктов все равно ему ничего не говорили. Что Нудоль, что Новоподрезково — какая разница? В будущем, если он продолжит летать, ему, возможно, пригодилось бы знание страны и окружающей местности. Все же всегда лучше знать заранее, когда могут появиться горы или, наоборот, море. От этого могло зависеть то, насколько долго можно было оставить автопилот без присмотра. Но это всё в перспективе. Сейчас просто интересно лететь и глазеть по сторонам, попутно продолжая поиск.

Сумасшедших людей (так Аркадий называл умертвий) было очень много. Чем большего размера населенный пункт пролетал Тарасов, тем больше сумасшедших там копошилось. В большинстве своем эти люди ходили по отдельности либо мелкими группами. Поэтому, когда впереди замаячила целая толпа, Аркадий удивился и присмотрелся хорошенько, снизившись до 70 метров. Приборы предупреждающе запищали.

Под ним было какое-то здание, полностью окруженное явно сумасшедшими людьми, причем таким огромным количеством, что даже из самолета это было очевидно. Наверху, на крыше здания стоял какой-то человек с оружием и махал руками. Аркадий покачал ему в ответ крыльями.

Садиться в гуще этой толпы было бы безумием, да и что он мог сделать? Зато теперь Аркадий знал, что не он один сохранил здравый рассудок и не сошел с ума. Это грело душу, радовало. Где не один — там много. А где много — там возможно выживание. Вот утрясется все, жизнь на Земле наладится, и можно будет приземлиться, посмотреть, сможет ли он где-то найти себе пристанище.

Однако совесть вскоре заговорила, напоминая Аркадию, что человек остался на крыше совсем один, а вокруг него собралась толпа сумасшедших. Сможет ли он бороться в одиночку? Это вызывало большие сомнения. А вдруг все нормальные люди сейчас находятся в осаде? Что тогда случится? Скорее всего, они все погибнут, и ни к какой нормальности эта планета уже не вернется.

Совесть нападала на Аркадия со всех сторон, показывая одну картину страшнее другой. Тарасов пытался как-то дистанцироваться от ситуации, но у него ничего не получалось. Один раз он даже закрыл уши руками, чтобы не слышать внутренний голос. Не помогло. Если бы не сон, который сморил Аркадия, он бы долго еще мучился, но усталость победила. Аркадий выставил высоту с направлением и заснул.

Проснулся он под вечер. Тарасову приснился страшный сон, в котором он отстреливал сумасшедших из пулемета.

— Черт! Как же я забыл?!

Только после этого сна он вспомнил о пулеметах, про которые ему говорил непонятный человечек. Тут же нашлись и нужные кнопки — по одной на каждой стороне штурвала.

Каждая кнопка отвечала за свой пулемет. Проблема состояла в том, что не было никакой системы прицеливания. Аркадий нажал сначала на правую кнопку. В окно было видно, как из черной палочки (как про себя назвал торчащий пулемет Аркадий), находящейся на самом конце нижнего крыла, брызнул огонь, послышалось стрекотание. Трассирующие пули полетели вперед и затерялись где-то вдали.

— Красиво, — прошептал Тарасов и нажал на левую кнопку.

Все повторилось, но уже с левой стороны.

«Интересно, а я сам мог бы догнать свои пули?» — подумал Аркадий и прибавил скорости.

Спидометр добрался до отметки 700 км/ч и там замер.

— Похоже, что это предел.

Снова пули устремились вперед. Ни о какой даже самой приблизительной возможности их догнать речи не шло.

— Ну и ладненько. — Аркадий отпустил штурвал и потер руки.

Теперь следовало научиться не просто стрелять, а стрелять более-менее точно. Чтобы потренироваться, Аркадий выбрал несколько машин, брошенных на кривой сельской дороге. Первые два захода на цель оказались провальными — прицелиться не получалось, самолет норовил уйти в крутое пике. Один раз Аркадий даже чуть не расхохотался, как безумный Командор самолета «Бройлер-747»[33]. Но терпения мужчине было не занимать, не зря у него был хороший тренер в виде жены.

Более часа пришлось кружиться над выбранным местом: менять угол атаки, время начала захода на цель, высоту, скорость полета и многие другие факторы, о которых никогда не задумываешься, но которые сразу же начинают влиять на точность стрельбы. Хорошим подспорьем было то, что пули светились. Корректировка огня с каждым разом удавалась все лучше и лучше. Спустя один час тридцать семь минут первая цель в виде черной «Волги» была поражена. Сначала пули пробили капот (пока что всего несколько штук), следующий заход позволил прошить крышу и лобовое стекло, которое сразу же осыпалось, оставив салон без своей ненадежной защиты… На пятый раз «Волга» взорвалась.

Почему-то сверху все выглядело не так красиво, как в фильмах. Так, легкий огонек, едва слышный звук взрыва и быстро упавшие на землю останки автомобиля. Аркадий наблюдал за этим действием, не отрывая глаз. Разочарование от увиденного оказалось весьма сильным. Скучно все же без замедленных съемок — к такому выводу пришел Аркадий и стал тренироваться на оставшихся автомобилях. Одна машина так и не взорвалась, как он ни старался. Сверху уже казалось, что кроме дырок от нее ничего не осталось, но взрыва всё не было и не было. Зато две другие не стали выкаблучиваться, а почти сразу заполыхали ярким пламенем. Аркадий мог за себя порадоваться, но возвращаться не торопился. Если он хотел попытаться помочь тому человеку, то не должен был промахиваться. А то так не спасти, а совсем наоборот — убить можно.

Сверху все вокруг казалось не настоящим, а игрушечным: игрушечные машинки, человечки, кусты, дорога, столбы, даже деревья. Всё было ненастоящим, только самолет — вот что выглядело реальным в этом мире.

Взгляд Аркадия на окружающую действительность быстро менялся. Теперь он считал самолет своим домом, своей крепостью, своим настоящим миром. А все то, что было вокруг — это иллюзия, теоретически возможный мир, а точнее, мир, за которым можно наблюдать только сверху, не думая особо о том, что же там творится внизу. «Ненастоящие» взрывы особенно способствовали формированию такой точки зрения. Прошло всего каких-то несколько часов, а Аркадий уже не воспринимал шатающиеся фигурки внизу как бывших людей или даже как ужасных монстров. Это были хитрые, трудные, но забавные мишеньки, по которым интересно стрелять, а затем смотреть — будет шевелиться объект после попадания или нет.

Аркадий с удовольствием продолжал тренироваться. Но теперь он просто отстреливал умертвий, не думая ни о чем особенном. Ему хотелось стрелять и попадать, ничего более. Почти до самой ночи он развлекался тем, что расстреливал всех попадающихся умертвий. Далеко не всегда у Аркадия получалось убивать с одного захода. Чаще всего приходилось раз десять заходить на цель, прежде чем удавалось подстрелить умертвие так, чтобы оно больше не поднялось. Однако к ночи Тарасов чувствовал себя уже намного увереннее и если промахивался, то совсем ненамного. Так что оптимизм теперь бил из него через край. Наконец-то он посчитал, что готов вернуться и помочь тому человеку на крыше. Но на Землю спустилась ночь. Аркадий применил уже проверенную тактику и пустил самолет на автопилоте по прямой. Засек время, чтобы через три-четыре часа развернуться и полететь обратно.

От этой точки до того дома с человеком было не так далеко. Он надеялся, что утром, набрав максимальную скорость, сумеет быстро достичь нужной цели. А там уж как дело пойдет. Постарается хотя бы задние ряды проредить. Если получится убить сотню-другую сумасшедших, то парню, который с ними сражается, наверняка полегче будет.

«Хотя у него может патронов на всех не хватить. Вот это действительно проблема… — рассуждал Аркадий. — А пусть держится сколько может, я буду его прикрывать максимально долго».

Погружаясь в мечты, Тарасов даже не заметил, как уснул. Несмотря на то, что практически весь день он провел в сидячем положении, энергии было потрачено очень много — гораздо больше, чем он мог себе представить. Но хорошая еда и освежающий сон должны были помочь ему восстановиться, чтобы продолжать свою жизнь.

Что снилось в эту ночь, Аркадий практически забыл. Он с трудом припомнил, как проснулся, развернул самолет в обратную сторону и снова провалился в забытье. Зато проснулся он отдохнувшим и полным сил. Взглянув на приборы и карту, Аркадий понял, что слегка маханул чуть дальше, чем планировал… или не слегка?

Даже не позавтракав, он принялся изучать окрестности, затем схватился за карту, меняя ее масштаб то в одну, то в другую сторону. Он искал нужное место.

— Вот оно! Есть!

Четверть часа спустя Аркадий сумел-таки направить самолет в нужную сторону. Хотя сколько теперь придется потратить времени на перелет, он не представлял. Главное, чего ему хотелось, — это успеть засветло, чтобы увидеть и оценить всё то, что там происходит. А вместе они разберутся как-нибудь. Должны разобраться. С этой мыслью Аркадий полез назад завтракать. Организм жаждал еды. И он должен был ее получить. А как же иначе? Полет полетом, а обед по расписанию![34]

— Везет же некоторым, летают, — прокомментировал я поведение пилота.

Впрочем, ничего путного для меня пилот сделать все равно не мог бы. Сесть тут было негде даже вертолету, что уж говорить о каком-то самолетике. Человека бы враз сожрали и ничего бы не оставили. Вот только интересно, куда он направляется? Судя по всему, от Москвы. Неужели там совсем всё плохо? Не хотелось о таком думать, но приходилось.

«С другой стороны, — рассуждал я, — в Москве больше возможностей разжиться едой. Не по лесам же шмонаться, собирая грибы и ягоды, ведь сезон еще не начался».

Я снова переключился на умертвий. Надо же было как-то территорию расчищать. Это у меня патроны бесконечные (я очень надеялся, что на том складе, откуда они ко мне телепортируются, запасов еще планет на десять хватит), а умертвия-то должны и кончиться когда-нибудь.

До конца дня еще было много времени, так что мне предстояло работать и работать, уничтожая собравшуюся вокруг магазина толпу.

— Ну что, друзья-товарищи, бывшие, так сказать, человеки. Open fire[35]!

Удобно устроившись на крыше, подложив под винтовку рюкзак, я начал стрелять. Первое время был некоторый напряг: мне все еще казалось, что стрелять приходилось в обычных людей, разве что слегка измененных, но с каждым выстрелом в сердце образовывалась какая-то корка, которая становилась все плотнее и плотнее, запирая чувства все глубже.

Скоро стрельба превратилась в некую рутину. Я уже даже особо не задумывался: попадалась физиономия или затылок в перекрестье прицела — тут же следовало нажатие на спусковой крючок, далее фонтан крови в разные стороны и поиск новой цели. Ничего сверхординарного или сложного, но выцеливать головы все же было не так просто, как может показаться по моим записям. Не стоит забывать, что умертвия постоянно, я подчеркиваю — ПОСТОЯННО — перемещались. Они ни секунды не задерживались на месте, все время куда-то качались и двигались, причем в большинстве своем эти перемещения носили совершенно бессмысленный характер (во всяком случае, на мой взгляд).

Вскоре, когда выстрелы слились в какую-то бесконечную череду, я начал считать (надо же было себя хоть чем-нибудь занять). «Итак, я произвожу выстрел в среднем примерно раз в пять секунд…» Иногда получалось быстрее, иногда медленнее — все зависело от того, как быстро мне удавалось перенацелиться. Если головы жертв оказывались совсем рядом, то, конечно же, и выстрелить получалось очень быстро, а вот если их приходилось выискивать, то и времени, соответственно, тратилось больше. Кроме того, я всегда любовался до конца произведенным эффектом — так сказать, до полного падения тела. В большинстве своем выстрелы достигали своей цели, но были моменты, когда я промахивался. Это еще замедляло отстрел, причем тут играли роль не только новый поиск и нацеливание, но и мое самобичевание и самокритика, которая порой занимала гораздо больше времени, чем следовало бы тратить на такую никчемную ерунду.

В общем, я подсчитал и решил, что в среднем тратил на каждое умертвие семь-десять секунд. Если брать самый неудачный результат, в минуту убивалось всего шесть монстров. В час — триста шестьдесят. Если тратить на уничтожение всех этих тварей в сутки часов восемь-десять (так сказать, обычный нормальный рабочий день), то получалось, что за сутки я смогу убивать три тысячи шестьсот умертвий. Негусто. Ведь если их тут собралось всего каких-то тысяч двадцать (а по моим дилетантским подсчетам, их было раз в пять-шесть больше), то для полного уничтожения уже потребуется пять с половиной дней. Это при том, что все будет идти четко и гладко. А такого быть просто не могло. Я уже чувствовал, как начало натирать указательный палец.

Через пару часов трупы уже так густо усеивали площадь с простреливаемой стороны, что умертвия сами начали спотыкаться о своих соратников и падать. Это создавало дополнительные трудности. Иногда получалось так, что только прицелишься, а голова неожиданно покидала линию обзора, резко уходя куда-то вниз. Убираешь глаз от прицела, смотришь — а умертвие барахтается внизу, пытаясь подняться (упорно продолжая спотыкаться об труп) или оттолкнуться от него ногами. Смотреть на такое было забавно, но, как вы понимаете, смеяться во весь голос в данной ситуации было бы верхом кощунства (ведь все эти убитые когда-то были обычными людьми — бабушками, дедушками, братьями, сестрами, а я вот так жестоко и хладнокровно лишал их жизни, еще и мучиться заставлял, не давая добраться до своей персоны), поэтому я тихо посмеивался.

Я почему-то вновь и вновь представлял этих чудовищ людьми, на душе тогда становилось муторно, и я чувствовал себя полной свиньей. Однако, несмотря на все сдерживающие и раздражающие факторы, я продолжал стрелять, стараясь придерживаться определенного ритма.

Как известно, если делать работу в определенном темпе и ритме, то продержаться можно намного дольше, чем если выполнять ее рывками — то замедляясь, то снова ускоряясь. Я старался выбранные темп и ритм выдерживать, и некоторое время мне это удавалось. Однако, когда указательный палец стал заметно побаливать (и это еще спусковой крючок был не тугой — представляю, что бы было, если бы мне приходилось для каждого выстрела применять дополнительные усилия: палец бы, небось, отвалился после первой сотни выстрелов), я понял, что ритм надо менять, а темп слегка снизить. Впрочем, меня никто и не торопил. Набранных с собой продуктов мне должно было хватить примерно на неделю. Если растягивать свой рацион, то и на дней десять. Но вот что дальше делать? Это при двадцати тысячах мне надо было пять с половиной дней на их уничтожение, а если их в пять раз больше? Это уже сто тысяч, а это, соответственно, больше двадцати пяти дней.

— Надеюсь, тут столько народу не наберется, — уныло проговорил я, представив, сколько же мне придется тогда стрелять.

Но народ мне ничего существенного не ответил, продолжая что-то ворчать и мычать под стенами магазина. Еще через часок я понял, что указательный палец скоро не выдержит и протрется насквозь.

— Нет, всё, пора передохнуть, — оповестил я всех о своем решении и прилег на крышу, устремив свой взор вверх, в самое небо.

На всякий случай винтовку я далеко не убирал и все время держал под рукой, а если точнее, то в самой руке.

— От этих умертвий всего можно ожидать. Ведь умертвия — это какие-то неправильные зомби, а это значит, что они делают неправильный мед[36].

Постаравшись развеселить себя данной фразой, я приложил все усилия, чтобы отстраниться от всего, что меня окружало. Облака и синее небо этому способствовали в меру своих сил, а мера эта была очень даже большой. У них были потрясающие способности к гипнозу. Они завораживали, уносили сознание куда-то вдаль и потом не хотели выпускать его обратно. Они заставляли человека почувствовать себя какой-то маленькой незаметной пылинкой, которую ветер легко гоняет по просторам нашего мира. Это было приятное чувство. Приятно, конечно, было не то, что я начинал ощущать себя чем-то или кем-то незначительным, а то, что я полностью сливался с этой бесконечностью, которая давала мне почувствовать, что все вокруг не так уж и важно, что нет ничего важнее неба, важнее Вселенной. Чувство умиротворения и спокойствия не давало мне сойти с ума.

В принципе, я обладал вполне устойчивой нервной системой, но и для нее стало серьезным испытанием лицезрение нескольких сотен разнесенных голов, разбросанных мозгов и моря кровищи на площади. Я старался дистанцироваться от всех неприятных впечатлений, и небо помогало мне в этом. Мне уже не хотелось вспоминать своего соседа, мною же расстрелянного, старушку, которой пришлось разнести голову, парнишку, что мог бы жить и жить, однако ему повезло намного меньше, чем мне. Всех их я видел вблизи, переживал за них. Их смерть сильно повлияла на мое восприятие действительности, и если вначале этого не было заметно, то сейчас, когда появилась возможность остановиться и подумать, оглянуться по сторонам и воспроизвести в голове всю цепь событий, произошедших за последние сутки, я сразу понял, какие серьезные перемены во мне произошли.

Я уже вряд ли смог бы стать прежним. Человек, видевший смерть, тем более насильственную, и тот, кто ее не видел, — это два совершенно разных человека. Мир как будто наполняется новыми красками — более зловещими, мрачными, иногда агрессивными, а порой просто неотвратимо черными. Я стал тем другим человеком, который видел много смертей. И пусть сердце мое стало ожесточаться, душа еще только начинала привыкать к такому развитию событий. Сознание старалось дистанцироваться от всех ужасов, не давая мне возможности сойти с ума. Только взгляд на все происходящее как бы со стороны, с позиции независимого наблюдателя, меня спасал и не давал скатиться в бездну безумия…

Из полугипнотического состояния меня вывел сильный удар по крыше снизу. Пелена задумчивости тут же спала с моих глаз, но я все равно не сразу осознал то, где я нахожусь и вообще, что я тут делаю, в конце концов.

— Тандерболт! Что они там еще придумали?

Рассеянно, слегка покачиваясь с пятки на носок, я перехватил винтовку поудобнее и подошел к дыре в крыше.

— Вы там совсем офигели, что ли?! — крикнул я вниз и тут же отскочил в сторону.

В дыру вылетел полуразвалившийся ящик, перелетел через край крыши и свалился с другой стороны.

«Ничего себе, они уже и кидаться научились, — удивленно пробормотал я, почесав затылок. — Вот же ж твари какие! Мне еще этого не хватало».

Одного только количества этих монстров хватало для того, чтобы замучить меня до смерти, а тут еще и способности у них всякие появляются.

— И кто вас, чертей, только учит? — огорченно проворчал я, аккуратно подполз к отверстию, прицелился и выстрелил.

Башка, маячившая перед перекрестьем, тут же разлетелась на мелкие части, но снизу опять что-то вылетело и просвистело мимо, чуть не ударив меня в ухо.

— Тандерболт тебя раздери!

Я выстрелил еще раз и тут же скрылся, опасаясь нового, более удачного броска этих несознательных персонажей. Стрелять в темную дыру внизу было делом неблагодарным, да и опасным, поэтому я решил продолжать расчищать путь снаружи. Палец через несколько выстрелов взмолился о пощаде, и я обмотал его платком. Благо, завалялся один в кармане.

— Жаль, аптечку не прихватил, — несколько расстроенно подумал я вслух, зато мысль на будущее показалось очень даже здравой. — Ну, Зелибобы переростки! — завопил я и переключился на пулемет. — Достали вы меня, сил больше нет! А-а-а!!!

Пули рассеянным веером понеслись в гущу врагов. Гуща слегка зашаталась, но выдержала свинцовый налет. Я не пытался целиться в кого-то конкретно, я просто водил пулемет из стороны в сторону, стараясь попадать во все, что хоть немного шевелилось. А шевелилось многое.

Пальбу я прекратил так же неожиданно, как и начал. Пар слегка спустил, и всё. Решил, что хватит, и снова переключился на снайперку. Хочешь не хочешь, так получалось более продуктивно.

Закончил я стрелять, когда стало смеркаться и головы умертвий начали сливаться с окружающей меня темнотой.

— Что ж, на этом рабочий день закончен, можно и перекусить, — весело сообщил я всему миру и полез в рюкзак. — Эх, опять консервы!

Не могу сказать, что я очень уж прикипел к нормальной кухне, все же жизнь в одиночестве не способствовала развитию моих гастрономических способностей, а скорее научила меня изобретательности, когда какой-то определенный набор продуктов готовился каждый раз слегка по-иному: то добавлялась зелень, то обжаривался хлеб и т. п. Но зато на работе всегда давали горячий суп и великолепное второе. Такого бы я точно сам приготовить не сумел, да и не требовалось мне этого как-то. Но после всего случившегося об обедах на работе можно было забыть, причем похоже, что навсегда. Вот это вот «навсегда» звучало очень грустно, но куда же от него теперь было деваться? Раз нарвался на это «навсегда», теперь так и будет оно маячить на моем горизонте, отравляя своим присутствием мою бедную, и так не очень радостную жизнь.

Пустая банка из-под консервов полетела в темноту. Послышался двойной «бац-дзинь», который говорил о том, что банка сначала сумела найти чью-то неупокоенную голову, а лишь затем упала на асфальт.

На всякий случай вновь переключив оружие на дробовик, я положил голову на рюкзак и задремал. Над головой ярко светили звезды и ничто (кроме рычания, пыхтения, поскребывания, урчания, периодических ударов в стены магазина) не напоминало о том, что творилось в эти же самые мгновения в мире[37].

Меня разбудила воробьиная перебранка да трели каких-то мелких пичуг.

— Канальи! — спросонья воскликнул я и наверняка запустил бы чем-нибудь в сторону живого будильника, но ничего под рукой не оказалось, поэтому просто пришлось просыпаться.

Зато в голову сразу полезли всякие мысли и рассуждения.

«Как же интересно устроен наш организм! Всякого рычания и ворчания я практически уже не слышу. Но вот стоило в эти ставшие привычными звуки вклиниться чему-то более мелодичному — и всё, сразу сбивается вся система, и слух начинает отдавать приказы: берегись, внимание, что-то непонятное, возможно, опасность! А такие приказы будят мозг, а с ним и меня, заставляя просыпаться ни свет ни заря и теперь сидеть со слегка ошалелой головой и глазеть по сторонам».

Свои естественные потребности я изначально думал справлять прямо в дыру в потолке, но после всех этих подозрительных метаний я решил больше не рисковать, а приспособиться к краю крыши. Это оказалось не так уж и удобно, но мысль загадить саму крышу мне очень не понравилась, и я сразу же отмел ее как неприемлемую.

А вот умертвия, почувствовав мое движение, сразу оживились. Снизу по крыше снова застучали различные предметы, а снаружи магазина вверх понесся пронзительный вой.

— Ну что вы так разорались? — поморщился я.

Мои уши еще не настолько проснулись, чтобы воспринимать мощные, громкие, к тому же совсем не приятные звуки. Как только я заговорил, вой тут же прекратился, но как только замолчал, взлетел вверх с новой силой.

— И незачем так орать, я и в первый раз прекрасно слышал[38], — проворчал я голосом Кролика. — От того, что я совсем проснусь, вам легче не станет.

Рядом из дырки вверх стали вылетать различные предметы и падать на крышу.

— О, нашли куда кидать, бестолочи.

Однако их глупость могла сыграть мне на руку, ведь что они могли кидать вверх, находясь в продуктовом магазине? Правильно, продукты! Правда, к сожалению, на самом деле далеко не каждый из брошенных предметов являлся съедобным, но кое-что в будущем наверняка могло пригодиться. Особенно если мне предстояло сидеть тут на крыше еще с десяток дней.

— Кидайте, кидайте, если вам заняться нечем, — пробурчал я в сторону умертвий.

А впрочем, им на самом деле заняться было нечем: меня достать, чтобы разорвать на мелкие части и сожрать, они не могли, друг друга не трогали, просто так не гуляли — вот и нечем им было заняться, кроме как учиться чему-то новому или за мной охотиться.

Поедая фасоль в томатном соусе и закусывая ее хлебом, я смотрел на эту черную массу тел, окруживших магазин, и думал, как же долго мне еще предстоит возиться и сколько выстрелов предстоит сделать за сегодня. И тут в голове как щелкнуло: плазменная пушка! Что я корячусь? Долбану несколько раз из этой здоровенной штуковины — и дело с концом. Ну, подожду, пока перезарядится. Торопиться-то все равно некуда. А на палец нагрузки придется явно меньше, чем при обычной стрельбе.

Чтобы не терять времени, я тут же повернул диск на нужную пиктограмму и принялся доедать фасоль, запивая ее газированной водой. К тому времени, как я покончил с завтраком, пушка уже была готова.

— Ну, демоны, поберегись! — радостно завопил я, прицелился и нажал на спусковой крючок.

Яркий энергетический (или правда плазменный, кто его знает) шар метнулся в сторону ничего не подозревающих умертвий. Яркая вспышка — и всё. Только по широкому кругу пепла и останков, рассеянных по площади, можно было понять, что здесь кто-то был до взрыва. Однако площадь повреждения была хоть и большой, но не настолько огромной, как я ожидал. Умертвий тридцать было уничтожено наверняка, может, чуточку больше, но я надеялся на более значимый эффект. Думал, что пяток выстрелов из такой пушечки наверняка решат мою проблему. А не тут-то было.

— Ну и ладно, — стал успокаивать я сам себя. — Хоть так. Если я раз в три минуты буду убивать по тридцать умертвий, то это… то это… будет больше, чем одно умертвие в десять секунд.

Подсчитав свою прибавку, я стал ждать перезарядки.

— И чего эта энергия так долго накапливается? Видать, не могут инопланетяне ее телепортировать прямо внутрь оружия. Сама пушечка в себе ее генерирует. А раз так, то здесь могут и неполадки проявиться.

В общем, я решил, что эта пушка — самая ненадежная из всех и что пользоваться ею можно только в совсем уж безопасной обстановке — собственно, в такой, в какой я сейчас находился.

— Ну, мозгопупсы, приготовились?! — заорал я, вновь поднимая свою «шарманку».

Пятно пепла уже затянулось новой партией умертвий, стремящихся подобраться как можно ближе к магазину.

— Понеслась!!!

Шар устремился в гущу умертвий. Вновь яркая вспышка — и всё, тишина.

— Тандербот вас всех раздери! — радостно вопил я, яростно потрясая здоровенной пушкой. — Может, хоть теперь вы все уйметесь?!

Сам не знаю, зачем я все это кричал, но нужен был какой-то выход энергии. Меня глодало чувство безысходности и ощущение нереальности всего, что происходит вокруг.

Снизу раздался яростный вой. Умертвиям было хуже, чем мне. Я мог нанести им урон, а они мне нет. Такая, если можно так сказать, несправедливость меня радовала, а их, несомненно, огорчала. И все равно я решил, что последнее слово должно остаться за мной, и, как только рев тысяч глоток стих, крикнул им в ответ:

— Я усею всю площадь вашим пеплом, и ничего вы с этим не поделаете!

В это время пушка как раз наполнилась энергией.

— Таранька![39]

Непонятно почему именно эта рыбка стала моим боевым кличем к данному выстрелу, но так получилось… Я никогда не задумывался над тем, когда и что стоит прокричать. Слова сами появлялись в моей голове и вырывались наружу. На этот раз это была «таранька».

Энергия, подкрепленная «таранькой», врезалась в умертвий, щедро посыпая асфальт новообразовавшимся пеплом. И вот после этого выстрела мне показалось, что умертвия заподозрили что-то неладное. Я-то считал, что только смерть будет для них достойной наградой, они же явно считали иначе и к бешеному реву присоединили активные попытки добраться до меня. Они начали царапаться в стены, долбиться в них, но самое поганое — они начали прыгать. Нельзя сказать, что в магазине были совсем уж низкие потолки (метра три — три с половиной), но видя старание этих непреклонных монстров, я понял, что моя безопасность — величина весьма относительная и что в скором времени всё может сильно измениться.

Меня начало трясти. Точнее, не совсем прямо трясти, но заметно так потряхивать. Появился озноб.

— Этого еще не хватало.

Пушка заряжалась катастрофически медленно, и каждый выстрел сопровождался новым приступом ярости и злобы, нацеленных в мою сторону. Чувствовалось, что умертвия имеют в виду не какого-то там возможного человека, а именно того, кто сидит на крыше. А на крыше сидел только я.

— Прошу заметить, живым я вам не дамся, — зачем-то пробормотал я в дыру в потолке.

Впрочем, интересно, что бы я такого мог сделать, чтобы помешать им взять меня живым? Хотя умертвия вряд ли строили на меня далеко, но долго идущие планы. У них был один план: добраться до меня и разорвать на множество маленьких, вкусненьких мясных кусочков, которые затем вполне уютно сумеют устроиться у них в животах и там сгинуть навечно, прекратив хоть какую-то связь с тем мной, к которому я привык и от которого отвыкать совсем не хотел.

После очередного выстрела (не помню какого по счету, где-то пятого-шестого) снизу в крышу ударили особенно сильно.

— Тандерболт! — удивился я и обернулся к дыре в потолке.

Удар прозвучал снова. «Что же это они там кидают?» — шевельнулась мысль в голове. Что-то такое тяжелое до потолка вряд ли сумело бы добросить обычное умертвие, а это значило, что они должны были действовать сообща. А мне только этого не хватало — умертвий-сообщников.

Внутри меня что-то совсем похолодело и оборвалось. Слова застряли в горле, но я все равно отважился подойти к дыре поближе, чтобы выяснить, с чем же я все-таки имею дело. Просвещен — значит вооружен. А раз так, то я приступил к просвещению.

Я подкрадывался осторожно, шаг за шагом. Снова удар. Я чуть не отпрыгнул, так велико было внутреннее напряжение, но заставил себя удержаться на месте, а затем даже продолжить движение.

— Русские погибают, но не сдаются, — шептал я. — Нет смерти, Ратибор.

Вспомнился какой-то старый наш мультфильм, сильно запавший когда-то в душу.

Когда до дыры осталось всего пару маленьких шагов, из нее вылетела какая-то консервная банка. Я еле-еле успел уклониться, когда та просвистела у меня над ухом. Я пригнулся и дальше постарался передвигаться ползком. Судя по броску, умертвие кидало банку целенаправленно, а не просто так. Оно в меня целилось! Это было ужасно. Вот мне только не хватало умных, сильных и быстрых умертвий, способных действовать сообща и бросать всякие предметы точно в цель.

Я подвинулся еще поближе. Сначала подумал ухватиться за край дыры и подтянуть себя поближе, но тут же отказался от этой мысли. Вдруг они там баррикаду соорудили? Откусит какая-нибудь тварь мне пальцы, что потом делать? Только истекать кровью и останется. Осторожно высунув голову, готовый в любой момент отпрянуть назад, я заглянул вниз. Одно из умертвий, увидевшее мою физиономию, сразу же прыгнуло. Ему не хватило совсем чуть-чуть, чтобы дотянуться до развороченного проема в крыше. Я инстинктивно отпрянул назад. Успел заметить какой-то предмет, вылетевший из-за падающего умертвий, легко увернулся от него, но дальше произошло самое неприятное. Другое умертвие наступило на упавшего собрата и прыгнуло уже с его спины. Ему удалось достать своими мерзкими лапами до краев дыры и зацепиться.

— Ах ты, тварь! — Я вскочил на ноги и со всей силы долбанул пяткой по пальцам монстра. — Иди обратно в свою клоаку!

Я ударил вновь, но как только кроссовок опустился на грязные пальцы, умертвие исхитрилось другой рукой схватиться за мою штанину.

— Зараза!

Я попытался отскочить, но лишь завалился на спину. Подлая рука крепко уцепилась за мою штанину и отпускать не собиралась. Попытавшись другой ногой сбить руку умертвия со своей ноги, я вспомнил об оружии.

— Тандерболт! Ну держись, тварь!

Оружие привычно нацелилось на дыру в потолке.

— Только покажись!

И только теперь я заметил, что пушечка-то зарядиться не успела.

— Как-то это всё неприятно, — процедил я и тут же переставил диск на дробовик.

Оружие сразу приступило к трансформации, но ждать еще предстояло секунд двадцать. А умертвие ждать не собиралось, оно нагло пёрло наверх, и мои удары ногами были ему, как мертвому припарки. Такое сравнение в любое другое время меня бы, несомненно, порадовало, но не сегодня и не в такой ситуации. Агрессивно-злобное существо требовало возмездия за все то, что я причинил его сотоварищам (хотя, скорее всего, просто пыталось отъесть от меня кусочек первым).

Как только страшная морда появилась в проеме, я долбанул по ней ногой что есть силы. Удар получился что надо, и на секунду мне даже показалось, что хватка негодяя стала ослабевать. Я нанес второй удар, затем третий и еще один. Мне казалось, что тварь вот-вот не выдержит и отвалится, но не тут-то было: сначала умертвие умудрилось схватиться за ту же штанину другой рукой, а затем еще и вцепиться зубами в кроссовок.

— Черт, похоже на «гейм овер»[40]. Но я бы не отказался от «ту би континьюда»[41].

Дробовик еще не был готов, когда умертвие, цепляясь за мои штанины, стало выбираться из дыры. Теперь я почувствовал, каким же тяжелым было это умертвие. Его вес начал тащить меня к дыре. Вот теперь мне стало очень страшно. Если раньше я и воспринимал все как неприятный сон, то сейчас он принимал очертания ужаса. Если этот гад стащит меня вниз, то это будет означать полный конец. С такой кучей тварей мне никак не справиться.

Я начал сопротивляться изо всех сил, цеплялся ногами, руками, чуть ли не зубами за плоскую крышу, не снабженную никакими специальными приспособлениями для хватания. Единственное, что меня спасло, так это действия самого умертвия, ведь оно постепенно вылезало из дыры — соответственно, всё большая часть его тела оказывалась на крыше, уже не нуждаясь в дополнительной поддержке. Это облегчало мое положение в плане удержания на крыше, но ухудшало положение в плане возможного покусывания злобной тварью.

Дробовик уже почти был готов, но ключевым словом все же было «почти». Однако оружие — это все же оружие, хоть и не стреляющее. Как только я почувствовал, что вес умертвия уже не тянет меня вниз, я приподнялся и принялся бить по морде чудика трансформирующимся дробовиком что есть силы. Эффект оказался более заметным, чем от ударов ногами. Все же хочешь не хочешь, а предмет в руке полезнее, чем его отсутствие. Нескольких ударов хватило на то, чтобы умертвие отцепилось, и я сумел откатиться в сторону.

— Хе-хе, твоя моя не удержать, — радостно сообщил я умертвию и отбежал чуть дальше. — Сейчас я вас настигну, вот тогда мы похохочем! Ой, кажется, я уже это где-то говорил.

Я не любил повторяться, но эта фраза была очень уж привязчивая, почти как «тандерболт».

Дробовик был готов.

— Тайм[42]!

Умертвие не стало ждать продолжения, а прыгнуло. Только моя хорошая реакция да приличные размеры крыши позволили мне отскочить в сторону, прокатившись спиной по неровной поверхности, и притормозить у самого бордюра, ударившись в него. Умертвие, пролетев мимо, чуть не упало вниз, но тоже удержалось и развернулось в мою сторону. На разговоры и пафосные фразы времени уже не было, и я просто направил дробовик на вновь прыгнувшее умертвие. Выстрелом того отбросило за крышу, и оно скрылось где-то внизу. Это радостное событие омрачило только то, что куча крови и кишок забрызгали всю мою одежду, да и меня самого. Если старые потроха с кровищей на мне уже высохли, то новые были весьма некстати.

На всякий случай я хорошенько отплевался, затем промыл рот и лицо чистой водой и только потом позволил себе отдышаться. Мало ли какая зараза может обитать в этих умертвиях. Их кровь ведь может быть и ядовита для обычного человеческого организма. Заразиться и стать таким же, как они, я не боялся, ведь большинство людей не были ни покусаны, ни оплеваны этими тварями, они просто стали умертвиями. И то, что на них повлияло, или уже повлияло бы на меня, или уже не повлияет никогда. Я склонялся к этой точке зрения, и поэтому стать таким же, как они, не боялся. А вот стать приятным мясным дополнением к их желудкам опасался. Как-то это неправильно — заканчивать жизнь таким разорвательски-надругательским образом. Но не мы выбираем свою судьбу, мы ей только следуем. Вот я и решил следовать своей судьбе, пока она еще не закончилась.

А конец мой приближался семимильными шагами. Запрыгнувшее умертвие показало дорожку. А где прошел один, там может пройти и другой. Что мне оставалось? Переключаться на БФГ[43] я уже не рисковал, но прореживать ряды врагов нужно было по-любому. Времени до того момента, как ко мне на крышу умертвия начнут запрыгивать пачками, оставалось ничтожно мало, и в этом не было никаких сомнений.

«Приехали бы ребята на танке или БТРе и подавили бы всех этих тварей гусеницами», — мысленно ворчал я, посылая из снайперки одну пулю за другой. Краем глаза мне приходилось следить за дырой в потолке: кто ж знает, когда очередная тварь оттуда вылетит.

Солнце стояло в зените, заметно припекая. Страх от пережитого поединка слегка поутих, чему способствовала монотонная работа по отстрелу умертвий. Холодок страха постепенно рассеялся под теплым весенним солнцем, а в конце концов от холодка совсем ничего не осталось, зато появилась жара.

— Прямо как в пустыне, — проворчал я.

Снизу раздался сильный удар. Тут же все мысли о жаре улетучились, оставив меня наедине со своим страхом.

— Что ж это им неймется! Не могут подождать, пока я всех перестреляю, что ли?

Удары стали повторяться с завидной регулярностью. Сначала я подумал снова подойти и посмотреть, что же там творится внизу, но сразу передумал, боясь повторения банкета. Мое присутствие явно провоцировало умертвий к действию, и почему-то именно тех, кто был в магазине — так сказать, наиболее близких ко мне тварей. «Вот почему те, что на улице, не пытаются запрыгнуть на крышу? — задавался я вопросом. — Чем они отличаются от тех, что внутри? Вроде как и ничем, но у них не было перед глазами примера прыгающих умертвий, а это, похоже, многое решает. Как обезьяны прям».

Выстрелы стали производиться реже, а я все чаще поглядывал на дыру. «В таких условиях невозможно работать!» — разозлился я, выстрелил в очередную подставленную голову и вновь уставился на черный квадрат — правда, не Малевича. Создавалось ощущение, что умертвия прыгали прямо подо мной. А так как я был далеко от проделанного отверстия, то и ко мне, понятное дело, умертвия не попадали. Однако такая долбежка начинала действовать на нервы. Кроме того, меня ужасало то, что они научились прыгать так высоко! И вряд ли кто-то из них услужливо подставляет свою спину другому — скорее всего, у них прибавилось силенок. Вот только суперпродвинутых умертвий мне не хватало!

— Эй, там внизу! Не надоело?!

Неожиданно наступила тишина. Умертвия явно меня услышали и отреагировали на слова. Даже те особи, что торчали снаружи, перестали скрестись в стены, а остановились и прислушались. Я сначала немного ошалел от такого внимания, но затем постарался взять инициативу в свои руки.

— Оставьте меня в покое! Давайте так: я не трогаю вас, а вы не трогаете меня! Идет?

Ответа ждать пришлось недолго. Они подождали несколько секунд и, не услышав продолжения, вновь приступили к своей разрушительно-атакующей деятельности.

— Я-то уж понадеялся на понимание, — прошептал я и снова приставил оптический прицел к глазу.

Выстрел, еще один, еще… Так продолжалось некоторое время, и я не собирался отдыхать или делать хоть какой-то перерыв. Ничего, будет темно — вот тогда можно и поесть, и отдохнуть, а пока есть возможность, надо уничтожать этих тварей со всей возможной скоростью. А то если они сегодня начали допрыгивать до крыши, научились слушать мои слова (хотя вряд ли они хоть что-то из них понимали), то какие сюрпризы они могли приготовить мне завтра?

Ясно было только одно: завтрашний день мне не мог принести ничего хорошего. И к этому надо было приготовиться. Гора безобидных трупов была бы для меня весьма полезным способом подготовки. И чем эта гора будет больше, тем меньше проблем на мою голову может свалиться в ближайшем будущем.

Указательный палец, несмотря на обмотанный вокруг него платок, стерся до крови, глаза устали выцеливать жертв. Это хорошо еще, что у винтовки не было отдачи, а то от моего плеча уже давно ничего бы не осталось. Зато глаз теперь наверняка был обведен красным кругом от прицела. Я чувствовал, что в таком темпе мне долго не протянуть. Перерыв был необходим практически как воздух. Солнце только немного сдвинулось с точки зенита, а мне уже приходилось туго. То рвение, которое нахлынуло на меня после осознания всех возможных проблем, которые вот-вот должны были свалиться на мою голову, сыграло злую шутку. Я как тот стайер — «рванул на десять тыщ, как на пятьсот, и сдулся»[44]. Палец сгибался-разгибался с большим трудом. Я хорошенько промыл кровавые волдыри водой, а затем замотал палец поплотнее носовым платком, чтобы унять подло выливающуюся из моего тела кровь.

— Ну, демоны, ну погодите. Дождетесь еще от меня, — ворчал я, споласкивая рот и поливая голову водой из двухлитровой бутылки.

Хорошо хоть воды без газа захватил, а то поливаться газировкой не так интересно, как обычной.

Вынужденный перерыв дал мне возможность оглядеться и подумать. Мысли о том, что же делать, если крыша перестанет быть безопасным убежищем, все больше беспокоили меня. Ведь умертвиям в магазине не хватало совсем немного, чтоб додуматься до того, что прыгать надо не в то место, где я сижу, а туда, где есть проход на крышу. Сколько им требуется времени, чтобы понять такую простую истину — час, два? А может быть, и сутки, кто знает. Но путь к отступлению мне нужно было подготовить заранее. Никто же не нажмет для меня на кнопочку «Пауза», чтобы во время проникновения врага на крышу я мог спокойно осмотреться, а затем выбрать, куда же мне в конце концов бежать.

Вид сверху показал, что есть два более-менее удобных варианта к отступлению: первый между домами, а второй — надо снова выбраться к шоссе. Я никак не мог решить, что для меня лучше — открытое пространство или более узкие улицы поселка. «Скорее всего, выбирать придется из того, что предложат умертвия», — в конечном счете решил я и постарался больше не заморачиваться по этому поводу. Дел хватало и без этого. Палец вроде бы отошел, и можно было приступить к своим прямым обязанностям (которые я сам на себя возложил, но за которые никто зарплату платить не хотел, если только не считать зарплатой возможность использовать бесконечное количество патронов, а ведь они тоже чего-то там стоили).

Не успел я сделать и пары выстрелов из винтовки, как с десяток сильных ударов прокатилось по крыше. «Тандерболт! Они уже все научились прыгать!», — мысленно выкрикнул я. Очень хотелось подойти и посмотреть, что же там происходит внизу, но страх пересиливал любопытство. «Были бы гранаты, давно бы закидал этих тварей». Но гранат никто не предлагал. Даже самой завалящей атомной бомбы попросить не у кого было. А раз так, то выкручиваться предстояло собственными силами (ну или почти собственными, чужое оружие никто не отменял).

Выстрел. Еще один выстрел. Два тела с разнесенными головами завалились на асфальт, но их места тут же заняли другие умертвия, стремящиеся подобраться как можно ближе к магазину. Третий выстрел был озвучен неожиданно включившимся мощным музыкальным сопровождением в исполнении группы «Скутер». Песня была незатейливая и в самый раз подходящая к надвигающимся событиям.

— Fire![45]

Одновременно с музыкой я увидел краем глаза, как в дыру в крыше вылетает какая-то тень. Одно из умертвий сумело не только зацепиться руками за край, но и рывком закинуть себя на крышу. Так что создалось впечатление, будто умертвие просто взлетело наверх, без всякой посторонней помощи (хотя можно ли считать помощь самой крыши посторонней?). Я резко развернулся в сторону появившейся опасности. Винтовка, хорошо приспособленная для стрельбы на дальнюю дистанцию, вблизи оказалась не так эффективна — во всяком случае, в моем исполнении. Первая пуля вообще в умертвие не попала, вторая угодила в плечо, там взорвалась и оторвала ему руку. Однако такое повреждение не остановило нападавшего. Мне пришлось побегать по крыше, чтобы не попасться ему в лапы (точнее, уже в одну лапу). Третьим и четвертым выстрелом я целиком и полностью разнес его живот, а вот пятая разрывная пуля оказалась для умертвия смертельной. Благо, оно уже валялось на крыше и практически не могло шевелиться (да и много ли оно могло нашевелить, если от него осталась голова с шеей, плечо с рукой и совсем немного от грудины?).

— Твоя смерть будет мне наградой, — пафосно сказал я и добил эту тварь выстрелом в голову. — Все мне тут загадил.

Жить на крыше и так было некомфортно, учитывая неприятное соседство, а теперь так вообще противно. Здесь еще лежали останки предыдущего нападавшего, что делало некоторую часть поверхности непригодной для сидения и лежания, а тут теперь эта тварь, которая сумела забрызгать своей кровищей да запачкать своими кишками практически все пространство. Но не успел я порадоваться-повозмущаться, как на крышу забралось еще одно умертвие.

— Тандерболт!

«Скутер» надрывался у меня в ушах, привлекая внимание к материализовавшейся проблеме.

Умертвие выбиралось намного тяжелее предыдущего, но зато, появившись наверху, оно ждать уже не стало, а сразу бросилось в мою сторону. В принципе, его предшественник тоже, может, ничего не ждал, просто приходил в себя после приземления — слишком уж резво он вылетел изнутри.

Рев умертвия чуть не оглушил меня, на мгновение почти парализовав. Этого мгновения ему хватило, чтобы оказаться практически рядом со мной. Дальше работали одни рефлексы. Я ударил умертвие прикладом по голове и тут же отскочил в сторону. Точнее, попробовал отскочить, но зацепился ногой за рюкзак и полетел на крышу. Если бы не винтовка, то я мог бы легко перекувырнуться и вскочить на ноги (во всяком случае, была большая такая вероятность), но оружие как-то неудобно врезалось мне в грудь, практически выбив из нее весь воздух. После такого удара я так и остался лежать на спине. Но в душе я был боец и не собирался сдаваться. Здесь всё просто — или я, или оно. Иногда даже приятнее так жить, когда всё просто в нашей жизни: никаких налоговых, никаких гаишников, никаких квартплат, проблем на работе, все слилось в одну точку — или я, или оно. Я, как всегда, надеялся на первое.

Мне хватило времени, чтобы развернуть винтовку в сторону врага. Выстрел произошел практически одновременно с тем, когда ствол совместился с телом умертвия. Существу разорвало грудную клетку. Это повреждение его не остановило, но притормозило, чем я и сумел воспользоваться, хорошенько прицелившись и засадив заряд умертвию точно в голову.

— Замечательно, теперь еще и труп тут рядом со мной валяться будет, — огорченно сказал я, поднимаясь на ноги.

Далее события стали происходить с головокружительной быстротой. Сначала на краю дыры появилась израненная черная рука. Я выстрелил в нее из винтовки, заставив умертвие свалиться вниз. Ох, и грохоту там было! Затем я тут же переключился на дробовик. И как раз вовремя — умертвия полезли из дыры, как тараканы. Одно, второе, третье. Я подскочил поближе, чтобы дробь не рассеивалась, и долбил в них со всей возможной точностью и скоростью. Как у них так быстро получалось подниматься, я не понимал. Я сбрасывал двоих — за ними лезли пятеро. Уничтожаю этих пятерых, а создается ощущение, что за ними лезет десять. Но узкий проход на крыше был все же мне в помощь: на самом деле более пяти умертвий пролезть не могло, однако пока я успевал выстрелить пару раз, остальные уже начинали выбираться на крышу, освобождая место следующим напирающим снизу гадам. Но и здесь я считал, что сумею справиться: каждый выстрел не только мог убить тварь, но и отбросить назад, выигрывая для меня дополнительные секунды. А большего мне и не надо было. Когда на крыше появились еще трое, я первое бросившееся на меня умертвие встретил зарядом дроби, отбросившим его на следующих за ним соратников. Все трое повалились на крышу. Сейчас можно было бы подскочить к ним и расстрелять, но остальные лезущие через дыру умертвия считали по-иному.

Теперь предстояло не только стрелять, но и бегать. Выстрелами я старался не столько убивать, сколько сбрасывать умертвий вниз. Как только кто-то из них оказывался в подозрительной близости от края крыши, сразу получал от меня заряд. Более десятка жизнерадостных тварей уже слетело вниз, но поток умертвий и не думал иссякать. Я решил воспользоваться очередным выстрелом, который отбросил одного из нападавших и устроил небольшой завал, дав мне секундную передышку: я переключился на пулемет. Теперь нужна была вся возможная огневая мощь, а ее мог мне обеспечить только этот агрегат.

— Ну что ж, смуглики, получите по полной! — прошептал я, одновременно нажимая на спусковой крючок.

Стволы завертелись на моей руке, выплескивая наружу железо килограммами. Вся эта масса понеслась к слабой умертвиевской плоти, разнося ее на мелкие части, вырывая целые куски, разрывая на атомы и стирая в порошок.

— Тандербо-о-олт!!! — заорал я, водя пулеметом по всем шевелящимся тварям.

Убойная мощь пулемета была весьма велика — пули пронзали насквозь сразу по несколько умертвий (не берусь сказать, сколько точно, но сам видел великолепную четверку, через которую пули пролетели, как будто перед ними никого и не было). Такого объема мяса, кровищи, костей, кишок, мозгов, кусками летающих и пытающихся упасть, я не видел никогда в жизни (сомневаюсь, что вообще найдутся люди, видевшие такое). Умертвия ревели, орали, падали друг на друга, превращаясь в дымящуюся зловонную кашу. Они испортили и загадили практически всю крышу — даже малюсенького кусочка, свободного от кровищи и прочей гадости, было не найти. Мое место временного проживания было испорчено безвозвратно. Впрочем, я и так понимал, что раз умертвия проторили для себя путь наверх, ни о какой безопасности уже не стоило и думать.

«Скутер» закончил сообщать об огне, и включился какой-то мощный транс с тяжелым ритмом. Скорость и убойность музыки зашкаливала, заставляя меня двигаться все быстрее и быстрее, а пули направлять все точнее и эффективнее. Все меньше и меньше было промахов. Практически каждая из многих тысяч пуль, вылетавших из стволов, находила свою цель на крыше.

Время как будто замедлилось, а я обрел второе дыхание. Куски разлетающейся плоти зависали в воздухе, окруженные кровавыми брызгами. Я бегал по периметру крыши, легко избегая контакта с умертвиями. Теперь они выглядели куклами для битья — слабыми, никчемными, легко уничтожаемыми куклами.

«Скорость, безграничная скорость. Вот наилучший подарок», — медленно думал я, давя на спусковой крючок. Говорю «медленно», потому что так все и воспринималось: казалось, что мысли начинают отставать от меня самого, от летящих пуль, от музыкального ритма и темпа. Это была кровавая баня, в которой я мысленно слегка завис, но зато мое тело двигалось с удвоенной — нет, с учетверенной скоростью. Это было чувство свободы, чувство бесконечного превосходства, чувство жизни. Да, да, именно чувство жизни, и это несмотря на то, что смерть витала повсюду.

Смерть и жизнь — они ведь всегда рука об руку ходят. Смерть этих тварей позволяла выжить мне. Только так я мог остаться самим собой, остаться тем, кто я есть. Или же тем, кем я был когда-то? Мое восприятие окружающего мира получило новый импульс, но вот к чему это приведет? Об этом можно было узнать только потом, когда всё закончится. А закончится ли? Может быть, я теперь буду вечно скитаться по миру, уничтожая всех тех, кто не смог сохранить свою человечность? В мире ведь миллиарды людей, неужели мне предстоит уничтожить их всех?

Неожиданно музыка оборвалась, и я замер на месте, не совсем понимая, что же произошло. Вот она, свобода, только что была здесь — и всё, ее нет. Куда всё делось, куда все делись? Меня окружали горы трупов, и ни одно из умертвий не шевелилось.

«Что же это было?» Я недоумевал. Мне показалось, что меня скинули с небес на землю. Буквально только что я был равен богам, но теперь меня вновь превратили в обычного человека. Переход воспринимался довольно тяжело. Но, осознав себя прежним, я недолго терзался. Хорошо, что эти мгновения никто не испортил. Ведь если бы умертвия не ослабили натиск, то еще неизвестно, насколько быстро я сумел бы перестроиться и перейти от сверхчеловеческих способностей к своему обычному состоянию.

Я подошел к дыре в потолке и осторожно заглянул вниз. Все оказалось несколько проще, чем я думал. Умертвия не давали мне передышку — они просто не успели вновь набиться в магазин, создав серьезную толчею на входе.

Кровь стекала через дыру в крыше. Внизу на полу уже образовалась приличная лужа, которая продолжала расширяться, заполняя весь пол. Картина была сюрреалистическая — может быть, именно так должен был выглядеть ад, роль демонов или чертей в котором играли умертвия, а раскиданные повсюду человеческие части и море крови создавали неповторимый и весьма зловещий антураж.

Именно в это время заиграла музыка из игры DOOM. Причем не из последней, а из самой первой части. Такая зловещая, безысходная. Того и гляди, что отовсюду на тебя полезут потусторонние создания, поставившие себе задачу уничтожить тебя. И никакие мольбы, пожелания, уговоры тут не помогут. Им будет нужен твой труп, а может быть, и душа, кто знает. Впрочем, эта картина не сильно отличалась от того, что я видел вокруг.

Я стоял и как завороженный смотрел на то, что происходит внизу. Умертвия не сразу смогли «договориться» и протолкнуться внутрь. Первая троица, которая, собственно, и сдерживала всю основную массу, была втолкнута внутрь, причем так жестоко, что повалилась на пол. Хлынувшие за ними умертвия стали затаптывать неудачников, совершенно не обращая внимания на то, что под ногами валялся кто-то шевелящийся и стремящийся подняться на ноги. Возможности встать в ближайшее время им никто не собирался предоставлять — слишком многие хотели оказаться внутри, и у всех у них была только одна цель — я.

Посмотрев на этот сброд, я подтянулся и приободрился. В голове сразу всплыли кадры из фильма «Властелин колец: Две крепости», где тысячи орков напали на крепость, чтобы уничтожить всё живое, что могло попасться им под руки. И вот я представил себя одним из защитников этой крепости. Меня осаждали монстры, они жаждали моей смерти. Вот они какие — орки. А я — герой, защитник своей цитадели.

Пафосные мысли прервал дикий вой, раздавшийся снизу и сразу вернувший меня к действительности, злобно и агрессивно вырвав из приятных грез. Действительность выглядела намного хуже, чем вымышленная реальность, и это было грустно. Насколько приятнее было бы помирать в готическом пафосном мире, защищая крепость, спасая женщин и детей. А что здесь? Обычный шкурный интерес. Мочи, или замочат тебя. У меня появилась подспудная мысль: уничтожая умертвий тут, я очищаю Землю от этих тварей, оставляя еще выжившим людям, находящимся сейчас где угодно, больше шансов на выживание.

Умертвия заталкивались в магазин все в большем и большем объеме. Вскоре места для желающих не осталось, а снаружи напирали другие. И тут произошло то, чего я никак не ожидал, но о чем мог бы догадаться раньше: сначала один из них, а затем и остальные — может быть, следуя его примеру, а может быть, повинуясь импульсу — полезли прямо по стенам.

— Едрить твою корень! — произнес я на одном выдохе.

Сердце упало куда-то в пятки и там так и осталось, жалко трепыхаясь из последних сил. Так вот почему они могли в таких количествах и так быстро вылезать наверх! Они не запрыгивали, они залезали по стенам и потолку!

Открытие сильно шибануло по мозгам и моей самоуверенности (которая и так уже была ниже плинтуса). Теперь мне самому захотелось стать тараканом и похорониться где-нибудь за плинтусом, где никакие твари, никакие чудовища из страшилок не в силах будут меня достать. Но рассчитывать на такое чудо не приходилось. Поэтому я сделал только то, что мог — нажал своими трясущимися пальцами на спусковой крючок пулемета.

И снова столкнулись две бесконечности — бесконечные патроны с бесконечными умертвиями[46]. Самое интересное, что самой слабой единицей был посредник между патронами и умертвиями, то есть, я. Достаточно мне выбыть из строя — и две бесконечности больше никогда не встретятся.

Пули устремились вниз, впиваясь в плоть надвигающихся тварей. Умертвия начали падать, пытались подняться на ноги, но их снова сбивали назойливые пули. Кроме того, напиравшие сзади, почувствовав или увидев образовавшееся свободное пространство, рвались вперед, топча менее удачливых соратников. Там их также настигали пули, сбивая с ног, создавая новый слой копошащейся плоти.

«Таким образом им скоро даже по стенам лезть не придется: достаточно будет просто пройтись по трупам, чтобы меня достать», — размышлял я, не переставая стрелять ни на секунду. Я занял позицию лицом к двери и встречал пулями всех тех, кто пытался через нее войти и лез в окна. Поэтому те умертвия, что оказались с другой стороны или даже правее-левее моей огневой точки, могли себя чувствовать практически в безопасности. Чтобы начать обстреливать их, мне необходимо было сменить место, но я пока даже не думал этого делать, так как претендентов на получение пуль хватало и здесь. А если здесь можно найти то, что нужно, зачем искать где-то еще? И вот благодаря моей беспечности умертвия, ползущие в мою сторону по потолку с трех непростреливаемых сторон, практически одновременно достигли дыры в потолке.

Когда по краям проема появились руки, я еще не сильно обеспокоился, понимая, что рано или поздно они должны были появиться, поэтому сбил несколько рук и снова переключился на дальний план. Однако затем скорость появления умертвий стала такой, что я не поверил своим глазам. Они лезли друг за другом, причем делали это довольно быстро (я все никак не мог привыкнуть к тому, что эти умертвия уже совсем не те, что были вначале). Впрочем, до быстроты движений обычного человека им еще было далеко, поэтому преимущество в скорости я не совсем потерял, вот только у них оставалось преимущество в выносливости. Мои силы уже были почти на пределе (во всяком случае, по ощущениям), им же усталость была неведома (опять же, судя по моему восприятию их действий).

Я начал было отступать назад, боясь попасться в руки какой-либо из тварей, но тут же передумал. Я понимал, что если вновь отдам им этот проход наверх на откуп, то отбить его вновь будет крайне сложно, если вообще возможно. Может, в тот раз мне и помогли какие-то сверхъестественные силы (или обострившиеся вследствие стрессовой ситуации рефлексы), но в этот раз они могли не напрягаться по моему поводу, а кроме того, передышку мне также обеспечили умертвия, не сумевшие протиснуться внутрь магазина. Однако кто говорил, что такое может случиться вновь? Вероятность повторения предыдущих событий представлялась мне равной нулю. А раз так, то необходимо изменить расклад сил и местоположение защищающегося, то есть меня.

Я снова подскочил к дыре в потолке и принялся поливать пулями все появляющиеся в проеме части тел. Я не концентрировался на чем-то конкретном. Появилась голова — пуля в нее, появилась рука — тоже, появился лишь один пальчик — на, получи. Не будет пальцев — нечем будет на потолке удерживаться.

Вначале мне показалось, что дело пошло и умертвия начали отступать или, точнее, вылезать медленнее, чем я их отстреливаю. Да, в общем-то, некоторое время так и было, но затем раздался сильный удар в крышу. Я на секунду отвлекся и как раз успел увидеть, как откидывается в сторону крышка основного люка.

— Тандерболт!

Вот это был полный капец. Если я с трудом удерживал одну точку, то каким макаром, спрашивается, я сумею удержать две?

Ноги сами донесли меня до нового прорыва, а палец так и продолжал жать на спусковой крючок. Так что когда я добежал, за мной, кроме следов, осталась неровная линия из пробитых пулями отверстий. «Я тут сам от крыши скоро ничего не оставлю», — промелькнула мысль.

Первых гениальных мыслителей, сумевших сопоставить два понятия «люк» и «выход на крышу», я разнес на мелкие кусочки. Остальных так же сильно утюжить я не стал, стараясь использовать каждую пулю максимально эффективно. А эффективность заключалась не столько в убивании монстров, сколько в убирании их с моего пути, а точнее, скидывании обратно вниз. Наверняка далеко не все из них поднимались вновь, хоть кому-то голову я наверняка разносил на мелкие кусочки.

Моя стремительная атака отбросила умертвий назад, и мне удалось захлопнуть крышку люка. Вот только замка сверху на ней не было. Поэтому я не придумал ничего лучше, как встать на люк сверху, надеясь, что мой вес сдержит наступающих тварей. Им так же, как и обычным людям, думаю, непросто было выталкивать люк наверх, вися на потолке. Так что я надеялся, что моего веса хватит вполне. Но, как обычно, все оказалось не так просто, как предполагалось вначале. Некоторое время, пока я обстреливал дыру в потолке, в которую продолжали соваться умертвия, мне вполне успешно удавалось сдерживать тварей, лезущих снизу. Крышка люка лишь слегка покачивалась под моими ногами. Но затем последовал такой сильный и сокрушительный удар, что меня просто смело в сторону, практически вместе с открывшейся с громким стуком крышкой.

Я полетел на крышу, сумел аккуратно перекатиться через плечо и ничего себе не повредил, но вот позиция оказалась потерянной. На новую атаку прямо на люк я не решился, так как оттуда уже лезли обрадованные моим видом твари. Да и из второго нечисть продолжала вылезать, даже не собираясь уходить на обеденный перерыв[47].

Опять предстояло носиться по крыше? Опять пытаться держаться от них подальше, стараясь сбить/убить как можно больше недругов? Такое дежа вю меня не впечатляло. Я начал потихоньку приходить в бешенство.

«Да что они о себе возомнили? От того, что их больше, я теперь должен танцевать под их дудку? Нет уж, не выйдет. Сейчас сами будете танцевать под моими пулями!» Я бегал и скакал по крыше, ни на секунду не оставаясь на месте, стараясь держать максимально возможную дистанцию между собой и злостными неплательщиками налогов[48].

— Мир еще узнает меня! — злобно бубнил я себе под нос. — Я не хочу вас знать, но вы должны знать меня![49]

Я безумно захохотал и бросился к дыре в потолке. Мне захотелось попробовать сбить всех тех, кто пытался сейчас выбраться наружу. Ведь это новые подступающие вражеские силы никак не давали мне очистить крышу от скверны. Поэтому очень хотелось произвести превентивный удар, который должен был заставить откатиться эту волну темноты и дать хотя бы небольшой промежуток отдыха. Мне нужно было перевести дух и сделать маленькую паузу, скушать «Твикс» (которого, впрочем, у меня не было).

Я улучил момент и с максимально разогретым бешенством и яростью подбежал к дыре в крыше, сунул в нее извергающий пули пулемет и заорал. Вот теперь я стрелял по кругу, стараясь уничтожить всех, кто хоть немного приблизился к выходу на крышу. Я слышал, как вниз посыпались тела. Жаль, я не мог видеть всех, в кого попадал, но мне и не было нужды на них смотреть. Достаточно было и того, какой рев поднялся из глубин магазина. Видать, им явно досталось по первое число. Проблема состояла лишь в том, что умертвия на крыше не собирались ждать того момента, когда мне надоест выкашивать врагов внутри магазина, они жаждали получить свое. Поэтому, когда до ближайшего умертвия оставалось не более пары метров, я резко выпрямился и крутанулся пару раз на месте. Описав таким образом два полных круга, уронив или отбросив ближайших врагов, я вновь нацелился на тех, кто внизу.

«Вот это уже пошел крутой замес!» Я взглянул на развивающиеся события с позиций обычного геймера[50]. Хотя на самом деле и раньше события развивались не менее интересно.

И тут произошло то, чего я никак ожидать не мог, а точнее, чего я теоретически мог бы ожидать, но, как всегда, проявил безалаберность. Раздался сильный взрыв в правом крыле здания. Столб огня опалил мне футболку и лицо, а ударная волна отбросила меня от дыры в потолке.

— Черт, что это было?

Я, слегка пошатываясь, поднялся на ноги. Легкая контузия не сразу отпустила меня из своих объятий. Хорошо хоть, рефлексы не подвели, и рука с пулеметом продолжала отстреливаться от тех умертвий, что еще оставались на крыше.

В правой части магазина бушевал огонь, и крыша с той стороны постепенно начала проседать. Сначала я никак не мог понять, что же произошло, но постепенно всё встало на свои места. Еще когда я рыскал по магазину в поисках чего-нибудь полезного, мне попался на глаза небольшой газовый баллон, стоящий на полу в дальнем конце магазина. Вероятнее всего, именно в него и угодила одна из пуль, вызвав столь серьезные последствия. Взрыв и пожар уничтожат большую часть умертвий, находящихся внутри, вот только появилась еще одна маленькая проблема: они также уничтожат и место моего пребывания (они — это, конечно, пожар и взрыв, а не умертвия, как некоторые могли бы подумать, эти гады тоже все разрушили бы, но только для того, чтобы до меня добраться, в то время как взрыву и пожару было совершенно на меня плевать).

— Тандерболт!

Справа бушевало пламя, слева еще несколько умертвий пыталось до меня добраться, принимая на себя поток пуль. Снизу бесновалась толпа, требуя моего личного присутствия внизу. Ситуация просто аховая.

— Прилетел бы хоть какой-нибудь волшебник в голубом вертолете или хотя бы на ковре-самолете!..

Но сегодня чудеса старались обходить меня стороной. «Вот почему во всех третьесортных боевиках обязательно спасение успевает в последний момент, или находится очень полезный рояль в кустах, а мне вот никто помочь не хочет?» — обиженно рассуждал я. Впрочем, нельзя сказать, чтобы мне не помогли, все же такое уникальное оружие, которым меня снабдили инопланетяне, не каждому дано. Так что справедливости ради нужно сказать, что «рояль в кустах» мне попался не такой уж и плохой.

Пламя зловеще ревело, найдя что-то съедобное и намекая на то, что на этом оно не остановится.

Хотел почесать затылок, но вместо этого чуть не прострелил себе голову. «Тьфу ты!» Пулемет с постоянно нажатым спусковым крючком как-то слишком быстро стал для меня привычной вещью. Наконец-то стволы перестали вращаться. Думаю, что любой из земных пулеметов уже давно перегрелся бы от такого напряжения, а этот ничего, даже не потеплел.

Но технические характеристики пулеметов сейчас меня занимали меньше всего. Умертвия вроде перестали доставать, так как на крыше они кончились, а залезть наверх никто их них пока не мог. Может быть, взрыв так сильно по ним прошелся, а может быть, они все там уже догорали — не могу сказать, а лезть в огонь, чтобы удовлетворить свое любопытство, мне не хотелось.

— Ну что, третьесортное человечество, — обратился я к скачущим внизу умертвиям, присев на крышный поребрик (привет Питеру) и свесив ноги, — вот так и надеетесь теперь, что я к вам спрыгну?

Я прямо так и слышал, как они мне отвечают «ага», как двое из ларца, одинаковых с лица[51]. Правда, в умертвиевской интерпретации это звучало скорее агрессивно, чем радостно-дружелюбно.

— Не дождетесь. А если и дождетесь, то просто так я вам не дамся.

Я показал им язык.

Рубероид на неповрежденной крыше начал плавиться и вот-вот мог загореться.

Мой язык умертвия восприняли как личное оскорбление и с удвоенной силой (если такое вообще было возможно) бросились на стену. Я не понимал, почему так получалось, что умертвия внутри уже научились лазить по стенам, а те, что снаружи, — нет? Может быть, им нужен был личный пример одного из стаи? А коли так, то если все те, кто умел по стенам и потолку лазить, скопытились, то никто из этих в ближайшее время такое искусство не освоит. Я радостно потер руки (точнее, руку о пулемет). Хотя чему тут можно было радоваться? Превратиться в жаркое для троглодитов у меня не было никакого желания. Кроме того, если один раз они сумели научиться лазать, то почему второй раз у них не получится? Дайте только время! А времени у них было предостаточно.

Рубероид загорелся, и огонь уже с надеждой посматривал в мою сторону.

— Мало тебе магазина, тебе еще и меня захотелось, — отшил я его.

Жаль, ненадолго. Для огня главное — количество еды, а не качество. Для него важно только два критерия: горит — не горит. Человечина, в принципе, могла гореть — во всяком случае, выпариваться (не зря же человек на 80% состоит из воды). Как все выпарится, умертвиям останется, что пожевать. Но вот вопрос: а нужен ли я им буду в жареном виде? Может, им только все свеженькое нужно, так сказать, только что бегавшее? Так что теперь появился еще один вариант.

— Итак, перечислим, что мы имеем, — подумал я вслух. — Первое: прорываться с боем. Плюсы — можно выжить. Минусы — прорываться трудновато, проблематично, шансов где-то около одного-двух процентов, можно получить кучу переломов, порезов, ссадин, ран, выбитых зубов и т. п., а потом долго мучиться и в худшем случае умереть после долгих мучений, а в лучшем — умереть без мучений. Жаль, что шанс был не один на миллион, тогда наверняка получилось бы прорваться, но для миллиона не хватало умертвий. Второе: сгореть в огне и не достаться этим тварям, пусть с голоду дохнут. Плюсы — им не достанусь… практически. Минусы — жариться, скорее всего, немного больно и неприятно, и позлорадствовать над тем, что я не достался этим бякам, не получится, разве что с того света, а это совсем другая песня. Третье: дать им съесть меня. Плюсы — наконец-то всё это закончится; дать хорошим (когда-то) людям поесть; Greenpeace был бы доволен. Минусы — наверняка будет больно, умертвия разорвут меня на кусочки, и вряд ли это у них получится очень быстро, причем я не заметил, чтобы у них было особое пристрастие к мозгам, поэтому пока они доберутся до моей головы, я буду еще долго мучиться; я не выживу — не ахти какой минус, но все же; вся эта пальба окажется зазря — неприятно, но это можно пережить… или не пережить.

В общем, я вскоре запутался и плюнул на это дело. «Надо бороться — и точка», — решил я в конечном итоге и снова обратил свое внимание на злобных умертвий, все еще прыгающих снизу.

— Ну что вы все орете? Уже уши от вас болят.

Я показал им, какие они балбесы, постучав кулаком себе по лбу, после чего одно из умертвий прыгнуло так высоко, что чуть не зацепило меня по ноге.

— Ах ты, драная кошка! — Я вновь активировал пулемет. — Вы достали меня! Теперь я достану вас.

Машинка смерти завертелась вновь. Снизу прыгнул другой паразит. Я автоматически резко подтянул ноги наверх, из-за чего отклонился назад, тут же потерял равновесие и завалился на крышу. Удар был весьма ощутимый, но главное — я сразу почувствовал, как сильно нагрелась поверхность. Судя по всему, прямо подо мной уже пылал огонь. Время до обрушения крыши в геенну огненную наверняка исчислялось считаными минутами, если не секундами.

Я вскочил и помчался к рюкзаку. Убегать — так с припасами. Лишь только я схватился за одну из лямок, как мощная и горячая сила подбросила меня вверх, а затем оттолкнула. Я видел, как стремительно отдаляется крыша, а я пересекаю ее край.

— Тандерболт… — то ли мысленно, то ли наяву прошептал я.

Меня несло прямо к умертвиям, которые наверняка уже разинули свои жадные рты и протянули не менее жадные руки.

— Похоже, что судьба все решила за меня.

Только потом я сообразил, что наверняка взорвался еще один газовый баллон, и очень так нехило взорвался. Он разнес все остатки от магазина, полностью разрушив догорающую постройку. Я летел спиной вперед и видел, как разлетаются в разные стороны деревяшки, какие-то обугленные мешки и банки. Мимо что-то просвистело, чуть не задев по виску. Красивые кадры могли бы получиться — жаль, здесь не было видеокамеры. Столб огня, которому теперь не мешала крыша, взметнулся вверх, как мне показалось, к самым облакам.

Но все хорошее когда-нибудь кончается. Так кончился и мой полет, прямо как у ньютоновского яблока, на головах. Умертвия смягчили мое приземление. Но все равно получилось весьма болезненно. Если бы не умертвия, я наверняка провалялся бы некоторое время, позволяя себе постепенно приходить в себя. Но тут адреналин зашкаливал, сбивая все болезненные ощущения и заставляя действовать.

Упав на спину, зашибив нескольких умертвий, я тут же перекатился через голову и врубил пулемет. Через секунду я уже был на ногах и быстро вращался вокруг своей оси. Изображение перед глазами расплывалось, размазывалось: кровь, темные пятна, брызги — все сливалось в один темно-серый тон. Одна рука стреляла, вторая с трудом удерживала рюкзак, которым я распихивал умертвий.

— А-а-а!!! — завопил я, пытаясь слегка замедлиться и сообразить, в какую же сторону мне надо отступать. — Крутящийся дервиш!

Ближайших монстров рвало на части, разносило на мелкие кусочки шквальным огнем, но слишком высокая скорость полета пуль не сильно тормозила надвигающуюся орду. Благо, взрывная волна долбанула по всему умертвиевому окружению не слабее, чем по мне, если даже не сильнее. Мое падение вывело из строя тех, кто сразу мог схватить меня, сам взрыв слегка оглушил и дезориентировал тех, кто стоял несколько дальше, а уж мое быстрое включение в действие довершило дело. А дело состояло в том, что вокруг меня образовался небольшой свободный круг (в кругу были только я и трупы). Пока я крутился на месте, не только пулемет помогал мне отбиваться, но и тяжелый, нагруженный водой и банками рюкзак. От него умертвия отлетали даже лучше, чем от пуль.

Когда я замедлился и скорость полета рюкзака потеряла ту стремительность, что разбрасывала врагов в разные стороны, кто-то из умертвий умудрился зацепиться за свободную лямку и дернуть рюкзак к себе. Мне пришлось свой конец отпустить, чтобы не быть сдернутым в самую гущу.

«Прощай, мой рюкзачок», — грустно подумал я, но рассусоливать не было времени. Умертвия пришли в себя и теперь напирали со всех сторон. Краем глаза я заметил, где в воздухе еще металось пламя и шел дым. Мгновенно сориентировавшись в направлениях, я понял, куда имеет смысл пробиваться — к домам. Если учитывать то, что большинство умертвий собралось здесь на площади, то достаточно мне вырваться из этого смертельного круга — и всё, дальше бежать, бежать и бежать. Вряд ли они меня сумеют догнать.

Впрочем, тогда я еще не задумывался над тем, что если эти умертвия сумели научиться хорошо прыгать, то почему бы им не научиться и быстро бегать?

Я ни на секунду не прекращал стрелять, но умертвия напирали со всех сторон, вот-вот они могли накрыть меня с головой. И тогда (сам не знаю, как мне пришло это в голову) я присел и пару раз прокрутился на месте в приседе. Пули понеслись, пробивая ноги как ближайших тварей, так и тех, кто стоял поодаль. Вот теперь умертвия посыпались на площадь, как спелые яблоки на ветру.

Я вскочил и ринулся вперед, в сторону пятиэтажек. Мне нужно было прорваться во что бы то ни стало. Теперь пулемет уже был направлен вперед, лишь слегка качаясь из стороны в сторону и уничтожая умертвий, находящихся в опасной близости от пути моего следования. Валяющиеся и падающие умертвия ревели и орали, старались ухватить меня за ноги, вцепиться в меня руками и когтями. Но я бежал, продолжая стрелять вперед наобум, периодически добивая слишком неспокойно лежащих монстров.

Толпа казалась бесконечной: черно-серые тела повсюду, море крови и никакого проблеска свободы. Я уже думал, что никогда не сумею вырваться. Сзади кольцо сжималось довольно быстро, и как я ни старался ускориться, бежать быстрее, чем падали умертвия, я не мог. Иначе бы точно угодил в их жадные лапы. А вот умертвиям сзади мешали валяющиеся рядом на асфальте индивидуумы. Но если мне приходилось думать, куда наступать, стараясь не споткнуться и вовремя убрать ноги, пока их кто-нибудь не схватил, то умертвиям об этом беспокоиться не стоило. Споткнулся — значит, споткнулся, другие прорвутся. Друг друга они не хватали, а только распихивали, стремясь вырваться вперед. Так что, на мой взгляд, даже несмотря на их относительную медлительность, они могли передвигаться несколько быстрее, чем я. У меня же не было времени развернуть пулемет назад, чтобы немного проредить догоняющих врагов. Достаточно было хоть на секунду прервать расчищающий путь поток пуль, как меня бы точно задавили. Вот и приходилось рваться вперед, не думая о последствиях. Точнее, думая о них только так, вскользь, по-серьезному не отвлекаясь. Ведь каждая глупая мысль могла меня затормозить, отвлечь внимание от опасности, а это грозило потерей всего: жизни, чести, пулемета… Хотя о чем это я?

Неожиданно впередистоящие умертвия развалились, и за ними никого не оказалось. От такого подарка я чуть не притормозил. Слишком уж привык к тому, что постоянно кто-то под ногами крутится.

Сзади прогремел еще один взрыв. Я не стал оборачиваться, одним прыжком перескочил через последний полутруп и побежал по освободившейся асфальтированной дороге к домам.

— Хи-юп-юп-юп-хи-иах![52] — завопил я, почувствовав, что вырвался. — Я лучший!

Мой вопль понесся по пустой улице вперед. Рядом посыпались какие-то деревяшки, какая-та мелочевка ударила меня по голове, отскочила, но неприятное ощущение после себя оставила.

«Долетели-таки обломки», — мысленно проворчал я, прибавляя ходу.

Справа стоял пятиэтажный, вполне цивилизованно выглядящий дом (хотя подобного трудно было ожидать от такого удаленного поселка), а слева — школа, построенная, судя по всему, недавно и еще сохранившая свежий вид. Как жаль, что теперь это все никому не нужно.

В окне на третьем этаже появился силуэт, тянущий в мою сторону руки, упирающиеся в стекло. Я автоматически прошелся очередью по этому окну. Пули застучали сначала рядом, разбивая облицовочную плитку на мелкие кусочки и поднимая в воздух кучки бетонной пыли. Затем они добрались до окна, вдребезги разбив его и откинув подозрительное тело от окна. Только потом я подумал о том, что, вполне возможно, это был обычный человек, прятавшийся от умертвий так же, как и я. Увидел кого-то живого, то есть меня, решил помахать мне, но тут же получил пулю.

«Эх, нехорошо получилось…» Неприятные мысли бродили в моей голове, но я начал рассуждать логически: «Если бы это и правда был живой человек, то его наверняка бы эти твари уже почувствовали и попытались добраться. А раз он там стоял в полной безопасности, то вряд ли это был кто-то живой. Скорее всего, это одно из умертвий, которое не сумело выбраться из квартиры и осталось внутри, не зная, что предпринять. А тут оно меня увидело и решило то ли напасть, то ли просто порычать на меня — кто его знает».

Маленький человечек получил в свое распоряжение два чемодана. Один должен был всегда оставаться открытым и скрывать присутствие человека от обезумевших и чем-то зараженных людей. Второй являлся источником бесконечного запаса еды. Во всяком случае, так сказал ему инопланетянин, вручая две эти очень важных и полезных вещи. Человечек давно уже жил в этой деревне и редко выходил из дома. Всем его снабжали внуки. Больные ноги не давали ему возможности спокойно гулять и радоваться жизни. Так что у него оставалось всего два интереса — книги и телевизор. А тут произошли такие страшные события.

Сначала человечек не знал, что делать. Только поглядывал в окно и думал: что же там происходит? А на улице ровным счетом ничего не происходило. Только в самый первый день, когда начался весь этот хаос, он видел толпы заколдованных (как он называл их про себя) людей, которые бесконечной рекой шли к главной площади. Зачем, он не понимал. Хотя пытался понять. Что же ему еще оставалось делать? Только рассуждать и думать. Телевизор на второй день перестал работать, лишив старика одного из развлечений. Книги пока никак не читались, слишком уж многое изменилось в этом мире. Вот старику и оставалось только глядеть в окно и думать. Хотя нет, поесть он все же не забывал.

Чемоданы оказались довольно объемными, и если тот, пустой, призванный скрывать присутствие маленького старичка, не представлял из себя ничего интересного (кроме приятной розово-красной клетчатой обивки изнутри), то второй, полностью набитый различными продуктами, вызвал у старика неподдельный интерес. Молоко, чай, сахар, колбаса, сыр, каши — всё, что душе, как говорится, угодно. Но самое интересное, что состав продуктов мог меняться. Достаточно было закрыть чемодан и открыть его вновь, как внутри появлялся уже новый набор продуктов. Сохранялось лишь количественное соотношение твердой пищи и питья. Старика это позабавило, и он несколько часов только и делал, что открывал и закрывал чемодан, рассматривая, что же еще это чудо инопланетной техники может предложить. Ему было и смешно, и грустно. Смешно оттого, что он стал обладателем такой необычной и весьма полезной вещи, и грустно оттого, что он не мог хоть с кем-нибудь поделиться ее полезностью.

В пользе открытого пустого чемодана старик немного сомневался, но не доверять инопланетянину вроде не было причин. Поэтому как положил инопланетянин этот чемодан перед дверью, так тот и лежал.

Старик привык подолгу находиться один, но он также привык, что к нему как минимум раз в два дня приходил кто-нибудь из племянников. А теперь с ними явно что-то случилось. Однако старик продолжал их ждать, надеясь на чудо. Пока что чудо никак не хотело происходить.

Когда все заколдованные люди прошли по дороге и скрылись из видимой части окна, старик совсем загрустил. Оставалось только наблюдать за птицами да животными, которые периодически носились туда-сюда по улице. Кошки и собаки, оставшиеся без хозяев и сумевшие выбраться из своих жилищ, теперь деловито слонялись повсюду в поисках пропитания. Старик несколько раз порывался открыть окно и набросать этим несчастным побольше еды, чтобы они могли прокормиться, но все не решался. Страх перед колдовством не позволял ему этого сделать.

«Сейчас весна, тепло, они наверняка найдут себе что-нибудь съестное», — так он старался успокоить себя, но у него не очень-то получалось. Несколько раз он уже практически решился открыть окно и даже взял в руки большой батон колбасы, но тут сильный, неприятный, холодящий кровь в жилах рев заставил его отдернуть руку от оконной ручки. Старик попытался заткнуть уши руками, но батон колбасы помешал это сделать. Тогда он отбросил от себя этот ненужный предмет и забился в самый угол кухни, зажмурившись и прижав изо всех сил ладони к ушам.

«Если они будут так орать постоянно, я точно сойду с ума. А может быть, я уже сошел?» Старик пытался успокоиться, но у него плохо получалось. Ночью ему снился страшный сон, в котором он видел своих племянников заколдованными, бредущими куда-то в ночь и постоянно орущими что-то непонятное.

Старик проснулся в холодном поту и затем долго вытирал лицо несвежим кухонным полотенцем. Такой сон ему больше видеть не хотелось. Он понимал, что ничего не может предпринять и что ничего от него на данный момент не зависит. Всё должно развиваться своим чередом. Ему повезло, что о нем позаботились, что он не стал таким же, как заколдованные люди.

«А вдруг я не один такой? Вдруг еще какие-нибудь старики сейчас сидят по своим квартирам и прячутся от страшной напасти?» Такая мысль бодрила, но в целом сил не прибавляла. Иногда старику становилось страшно, иногда наоборот — появлялась надежда, и он ждал, что вот-вот кто-то постучится в дверь или кто-нибудь из племянников откроет замок своим ключом.

Но часы проходили, а ничего не менялось. Вскоре старик перестал обращать внимание на то, что происходило за окном. Ему ничего не хотелось. Он сидел, тупо уставившись перед собой, и ни о чем не думал. Казалось, что сознание покинуло его. Он не хотел думать о том, что племянников больше нет, что нет того привычного мира, в котором он прожил столько лет. Он погрузился в себя, стараясь полностью оградиться от безрадостной действительности.

Внезапно прогремел взрыв. Ударная волна не была столь сильной, чтобы разбить окно или как-то подействовать на старика, но звук достиг его ушей и заставил встрепенуться. Он приподнял голову и осмотрелся. Несколько минут ему потребовалось на то, чтобы сообразить, где он находится и что происходит. Сознание постепенно возвращалось к нему. В глазах появилась осмысленность. Старик как будто начал просыпаться от долгого и мучительного сна.

Он заставил себя подняться и посмотреть в окно. Там все оставалось по-прежнему. Он заглянул в чемодан и достал оттуда тарелку с жареной картошкой, которую стал потихоньку пережевывать, запивая горячим черным чаем. Жизнь уже не казалась ему такой уж потерянной и законченной. Мир снова начал обретать краски. Мир снова начал оживать.

«О чем я только думал? Мне дали такой шанс. Мне дали столько еды! Надо делиться, надо помогать всем тем, кто ничего не имеет!» Мысль о том, что он еще может быть полезен, настолько взбодрила старика, что он вскочил на ноги и с новой надеждой уставился в окно.

Неожиданно прозвучал еще один взрыв. Старик вздрогнул и прижался щекой к стеклу, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь, что происходило в той стороне, но ничего разглядеть не получалось. В этом плане дом стоял неудобно. Площадь из него разглядеть было невозможно, как ни старайся. А старик старался, он и так, и эдак крутился, но ничего не выходило. Оставалось только открыть окно, но какая-то внутренняя сила удерживала старика от этого действия. Может быть, это был глупый предрассудок («открою окно — и меня увидят заколдованные люди»), а может быть, шестое чувство. Пока старик решил не торопиться, доверившись своим ощущениям.

Вскоре что-то начало происходить. Старик не понимал, что конкретно, но там что-то летало, громко ухало, гремело и разбивалось. Ставший почти привычным безлюдный и пустой мир вдруг начал оживать. Впрочем, старик и раньше что-то слышал: раздавались какие-то вопли, стоны и рёв, но всё это было как-то далеко и незначимо. Теперь же чувствовалось, что шум приближается.

Старик нервно сглотнул. Что могли означать изменения? Что-то хорошее… или нет?

Еще один взрыв всколыхнул округу. «Неужели военные? — стал размышлять старик. — Но тогда почему не слышно выстрелов? Военные наверняка не только взрывать стали бы».

Он снова прислонился к стеклу, чтобы попытаться рассмотреть хоть что-то. И тут его старые глаза уловили какое-то движение. Темное пятнышко быстро приближалось, и старику уже не было необходимости так упорно прислоняться к окну. Теперь он видел, как мужик или парень — старые глаза не давали понять точно, кто это был — бежал от преследователей.

— Да там же целая толпа! — ужаснулся маленький человечек. — Сюда! Сюда! — постарался прокричать старик.

Но толстые стеклопакеты, а также общая слабость не позволили звукам проникнуть наружу. Старик этого не знал, поэтому продолжал кричать и махать убегающему человеку руками. Он надеялся, что тот его заметит и поймет, где можно найти спасение. Ведь наверняка чемодан сможет скрыть обоих.

И тут человек его заметил…

Старик не сразу понял, что произошло. Сначала раздался какой-то стук, а затем окно разлетелось на мелкие кусочки. Некоторое время маленький человечек стоял и смотрел, ничего не понимая. Как такое случилось, что это? И только когда убегавший скрылся, старик почувствовал слабость и опустился на пол. Он хотел прислониться к стене, но ее поблизости не оказалось, и старик завалился на спину.

В плече вспыхнула боль. Старик протянул руку и пощупал горевшее плечо. Он наткнулся на что-то жидкое и липкое. Посмотрел.

— Кровь… — еле слышно прошептал он. — Почему?

«Неужели меня задело осколками стекла?» — думал он и не мог пошевелиться. Работа даже самого маленького и незначительного мускула отзывалась болью в плече. Старик просто лежал и думал. Он вспоминал свою молодость, когда был бодр и весел. Когда он бегал на свидание со своей будущей женой, когда вокруг пахло весной… когда… когда…

Маленький человечек лежал на полу кухни и истекал кровью. Он и так был довольно слаб, а после того, как пуля пробила ему левое плечо, совсем остался без сил. Жизнь вытекала из него медленно и непреклонно. Старичок не видел себя со стороны, поэтому не знал, что вокруг него уже натекла большая кровавая лужа, которая все продолжала увеличиваться. Было удивительно, откуда у него могло взяться столько крови? Но она все текла и текла.

Вскоре старичку стало холодно. Он решил укрыться пледом, но левая рука почему-то не шевелилась, а правая внезапно наткнулась на ножку табурета. Старик удивился, но тут же забыл обо всем на свете. Боли больше не было. Были только спокойствие и покой.

Старик уже ни о чем не думал. Он знал, что скоро встретится со своей женой, которая покинула его почти десять лет назад. Она ушла так быстро и так неожиданно, что пережил старичок это событие с огромным трудом. Если бы не племянники, он бы давно уже покинул этот мир. И вот теперь ему предоставлялась такая замечательная возможность.

Он лежал и улыбался. «Смерть — это всего лишь один из эпизодов жизни», — подумал старик.

И тут появились они. Над ним склонилось синее продолговатое лицо с большими томными глазами, висячими ушами и забавными топорщившимися волосами. Гибкая рука с тонкими длинными пальцами появилась над головой старика и легла ему на лицо, закрывая глаза.

«Вот и смертушка пришла, — подумал старик. — Ангелы только какие-то странные, а так ничего, теплые… А может быть, это демоны такие? Ведь совсем на людей не похожи!» Старик слегка забеспокоился, но тут его окутало тепло: появилось ощущение теплого камина, удобного кресла… Больше старик ничего не помнил. Он выключился.

Очнулся он спустя сутки. Его кухня была в идеальном порядке. Окно, целое и невредимое, сообщало о том, что на дворе уже светло. Часы показывали, что время обеда почти миновало. В руках и во всем теле чувствовались сила и желание действовать.

Старик поднялся. Он хорошо помнил и разлетевшееся на мелкие части окно, и убегающего мужика, и даже инопланетян. Но что это было? Сон или реальность?

В большой комнате работал телевизор. Старичок не сразу сообразил, что он не спит и все происходит в реальности. Свет нигде не работал, но зато работал телевизор.

— Чудеса, да и только! — воскликнул он, переключая каналы.

Человеческое сознание старается беречь наши чувства, выискивая во всем рациональные зерна и не давая сойти с ума от множества непонятных или даже страшных событий. Вскоре старик сидел за столом, поедая гороховый суп, закусывая его черным бородинским хлебом, и смотрел телевизор. Теперь ему казалось, что все произошедшее было всего лишь сном. Он знал, что с окружающими людьми что-то случилось, но тут от него ничего не зависело. Ему оставалось делать то, что и всегда: смотреть телевизор, питаться (причем очень даже хорошо), а также читать книги. Что еще может быть нужно одинокому старому человеку?

Жена, которую он вспомнил во «сне», еще некоторое время так и стояла у него перед глазами, и маленькому человечку было ужасно грустно, но он понимал, что его время и так скоро придет, поэтому торопить события даже не думал. «Всему свое время», — так говаривал его отец. Так частенько говаривал и он сам.

Единственное, что он решил твердо и бесповоротно, — это помогать четвероногому населению своего поселка, бросая через окно хлеб, мясо и сыр. И кошки с собаками очень скоро станут близкими друзьями, ведь когда ты сыт и не за что драться, то и отношения наладить не так уж и сложно.

На маленький, еле заметный шрам на левом плече старик внимания не обратил. Точнее, обратил, но теперь ему казалось, что такой шрамик был у него всю жизнь.

Пока я бежал и рассуждал, мой правый, покусанный кроссовок начал слегка шлепать.

«Этого еще не хватало, — подумал я и тут же: — Слишком уж часто мне чего-то не хватает в последнее время». Я рассмеялся таким мыслям и плюнул на начинающую отрываться подошву. Оторвется — значит, оторвется, что я тут могу поделать? Ближайший обувной был черт знает как далеко отсюда. Хотя… Мысль о том, чтобы забежать в еще один магазинчик тут же была отброшена как неприемлемая. Опять сидеть и прятаться? А вдруг в следующий раз всё не сложится так удачно?

— Да ну, на фиг. — Я проигнорировал заманчиво приоткрытую дверь невысокого кирпичного строения, именуемого магазином. — Потерплю пока что, а там видно будет.

Впрочем, мысль о потерянном рюкзаке с продуктами заметно меня огорчила. Хорошо хоть утром успел основательно перекусить, а то бы в ближайшее время точно коньки отбросил. Бежать еще предстояло довольно долго.

В этом селе я не собирался останавливаться, но вот что меня ждало впереди, даже не представлял. Если в каждом населенном пункте меня будет встречать такая радостно ждущая делегация, то я точно убьюсь раньше, чем сумею получить хоть какую-то еду.

Кирпичные строения кончились, и теперь я бежал между обычных деревянных деревенских домов. Здесь дорога была заметно хуже, и если бы я ехал на машине, то наверняка разбил бы себе все колеса. Но бегом на своих двоих миновать различные глубокие ямы и выбоины получалось гораздо лучше.

Неожиданно справа выскочил мужик в синем трико и, поравнявшись со мной, спросил:

— А «Динамо» бежит?[53]

И, не дождавшись ответа, свернул на ближайшую тропинку между домиками и скрылся.

Я почти не сбавил шага, но офигел конкретно. «Сознание играет с нами в прятки». Как только я вспомнил эту фразу, так сразу же в голове всплыл и весь стишок:

Старый Стафф построил дом,

Загадками наполнен он.

Шестеро пришли к нему

Испытать свою судьбу.

Уговор составлен был,

Сердцу каждого он мил.

Найдешь ответы на вопрос —

Исполнится желание,

А если нет,

тогда — привет,

Не выйдешь в наказание.

Никто не может знать своей судьбы,

Она играет с нами в прятки.

А старый Стафф играл всю жизнь

С судьбою без оглядки![54]

Не знаю, как он там звучал по-английски, но из русскоязычной версии игры я запомнил именно так. Прямо сразу детство вспомнилось. То, что ты учишь, будучи взрослым, очень быстро забывается, а то, что учил в детском или подростковом возрасте, потом сидит в голове всю жизнь.

Затем одна из строчек вызвала у меня некоторые сомнения: «Не выйдешь в наказание» или «Исчезнешь в наказание»? Вот уж вопрос так вопрос. Прямо-таки вселенской важности. Интернета под рукой не было, да и сомнительно, что он вообще мог появиться в моей жизни в ближайшее время. Так что приходилось полагаться на собственную память, а та утверждала, вот прямо-таки со стопроцентной уверенностью, что первый вариант был самым правильным. Что ж, я решил с ней больше не спорить. Какая теперь разница? И тот, и другой вариант звучали приемлемо. А что там в оригинале было, уже вряд ли кого-то интересует. Кроме меня, конечно.

Я усмехнулся, однако этот непонятный мужик в синем трико все же заставил меня насторожиться. Сколько еще всяких пакостей приготовил мой уставший от безумных впечатлений мозг? Если он так и будет выкидывать со мною разные фокусы, я совсем запутаюсь, где реальность, а где вымысел.

Я приостановился и обернулся. Толпа умертвий заметно поотстала, но большую часть недругов скрывал поворот. Останавливаться было нельзя. Впереди меня ждали еще многие километры пути. Я надеялся позже перейти на шаг, так как утренний рывок забрал у меня довольно много сил. А мне отдыхать было некогда и негде, так что на восстановление потерянной энергии пока можно было не рассчитывать. Предстояло заняться строгой экономией и тратить сил ровно столько, сколько требовалось для передвижения.

Сразу вспомнился рассказ Стивена Кинга «Большая прогулка» — там за отставание или отдых полагалась смерть. Я находился в не лучшем положении, чем герои рассказа. Достаточно было остановиться передохнуть, и можно было быть уверенным, что через каких-нибудь десять-пятнадцать минут до меня уже доберутся кровожадные преследователи.

— Им бы только хватать да объедаться, — проворчал я обиженно.

Ноги уже начали слегка гудеть, а я только выбрался из поселка на большую дорогу. Следующая деревня была впереди в нескольких километрах. Как она там называлась? Никак не мог вспомнить.

Дорога хоть и была большой, но представляла собой американские горки: то вверх, то вниз. Так что пока я сбегал вниз с одного склона, я ничего не видел, что там сзади происходило. Но зато поднявшись на следующий, мог спокойно понаблюдать за движением толпы, стекающей под уклон.

Впечатленный этой картиной, я не удержался и переключился на винтовку. И подстрелил нескольких вырвавшихся дальше остальных тварей, чем вызвал некоторое замешательство в стане врага, так как трупы повалились прямо под ноги набегающих сверху умертвий, отчего те начали спотыкаться и валиться друг на друга. Семь таких удачных выстрелов — и я пошел дальше, снова переключившись на пулемет. Сначала думал взять дробовик, но тут же убедил себя, что это совершенно бесполезно. Деревья от дороги отстояли на десяток метров — что с одной, что с другой стороны. А это значило, что совсем неожиданно на меня никто напасть не сумеет. А вот если я кого и увижу издали, то уж дробовиком я его точно не сниму. Дробь в лучшем случае поцарапает недруга — может, даже сумеет повредить небольшой участок мозга, но что толку? В принципе, было большое желание использовать болтер. Скорострельность у него была выше, чем у винтовки, а вот попадание такое же смертоносное. Прицелиться из него было проще, чем из пулемета, да и разброса пуль практически не было. Хотя, как я рассудил логически, разброс пуль все же в большей степени зависел от того, насколько я фиксировал руку, и вот тут, видимо, играла роль психология. Когда я стрелял из пулемета, меня так и подмывало водить им из стороны в сторону. Ну не мог я спокойно его удерживать, стреляя в одну точку. В то время как болтер такого желания не вызывал. Как раз наоборот, из болтера хотелось стрелять прицельно.

Сделав окончательный выбор, вскоре я уже шел, помахивая болтером в такт шагов. Дорожные знаки, теперь совсем никому не нужные, подверглись моей атаке. Таким образом я проверил прицельную дальность стрельбы, а также скорость, с которой я мог поднять это необычное оружие и выстрелить. Получалось очень даже недурственно. Прицельная дальность зависела от остроты моего зрения. Мне даже показалось, что такой маленький реактивный снарядик вполне мог бы облететь вокруг Земли, если бы не встретил никакого препятствия на своем пути. Но насколько в нем хватит этой реактивности? Всё ведь когда-нибудь заканчивается. Или нет? Может быть, топливо также поставлялось в каждую пулю по мере надобности? В этом случае болтерный заряд мог бы летать вокруг нашей планеты вечно. Или, во всяком случае, до тех пор, пока постепенно не притянулся бы Землей и не врезался в нее.

Аркадий Тарасов кружил над местом бойни. Он смотрел на развороченное здание, горы трупов, обожженную площадь.

«Эх, я опоздал. — Мужчина сильно огорчился. — А ведь мог бы помочь человеку, мог…»

Он чуть не заплакал. «А ведь геройский человек был. Столько сумасшедших перебил».

Аркадий выдал очередь по неподвижным телам, посчитав это последним салютом.

«Спи спокойно, дорогой друг. Пусть земля тебе будем пухом».

Он развернулся и полетел обратно.

Теперь, как только сзади появлялись умертвия, я, не оборачиваясь, начинал по ним стрелять, пока рука не уставала. Не знаю, попадал я там в кого-то или нет (наверняка хотя бы одного-двух завалил или сильно повредил), но все же мне пришлось быстро убедиться в неэффективности подобных действий. Да, мне очень хотелось сократить число преследователей, но пока я шел и стрелял назад, мой шаг замедлялся, сбивался ритм ходьбы, а значит, тратились лишние силы.

Преодолев следующий подъем, я должен был увидеть деревеньку. Так оно и оказалось. Я с облегчением вздохнул. Никто меня не встречал — никакой толпы, никаких одиночных ненормальных. Только пустая дорога и нежилые дома. Сам не понимаю, почему мне в голову сразу пришло, что дома нежилые, но сомнений не возникало.

— Вот и ладненько. — Я позволил себе улыбнуться. — Нет умертвий — нет проблем.

Бежать вниз было приятно и необременительно. Справа на живописном озерке плавала надувная лодочка. Внутри никого не было видно. Может, человек превратился в умертвие и вывалился за борт, а может быть, лодку от берега угнал ветер, когда человек ее покинул. В принципе, для меня разницы не было никакой. Ясно было лишь одно — нормальный человек пристал бы к берегу и спокойно покинул лодку.

Названия деревни я так и не вспомнил. Проезжавший грузовик снес знак, на котором было написано ее название, а потом врезался в ближайший дом, протаранил деревянную стену и застрял где-то внутри.

Проверять жизнеспособность водителя я даже не думал. Мне хватало и тех, кто шел за мной следом. Одновременно с взревевшим тяжелой музыкой оружием слева раздалось дикое:

— А-а!!!

Я засмотрелся на озеро и не заметил, что ко мне уже довольно близко подбежал крестьянин с косой. Стрелять пришлось от бедра. Первый болт ушел в небо, второй попал в грудь незнакомца, образовав в нем большую дыру. Следующим выстрелом я разнес ему голову.

— Не повезло, приятель, — усмехнулся я и пнул его по ноге. — Спасибо, болтер, вовремя заиграл.

Музыка и правда меня спасла. Вполне возможно, что умертвие так и подобралось бы ко мне незаметно. Интересно, это оно услышало музыку и издало вопль, решив, что его раскрыли, или как? Умертвия своих секретов не выдавали, а никого другого тут и не было. Самое смешное, что если бы умертвие не заорало, я мог бы и не понять, откуда придет опасность. Такое стечение обстоятельств напрягло меня.

— Нельзя быть таким беспечным. — Я постучал сам себя по голове свободной рукой.

Я пошел по деревенской улице, с двух сторон меня окружали деревянные дома.

Неожиданно музыка, слегка было приутихшая, вновь прибавила в громкости.

— Тандерболт!

Я стал быстро озираться по сторонам, но пока что никого не заметил. Стараясь сохранять максимальную концентрацию, я медленным шагом передвигался все дальше и дальше. Долго так продолжаться не могло. Сзади уже показались преследующие меня умертвия, а это не могло закончиться ничем иным, кроме как моим уничтожением.

— Что же такое? Где опасность? — Я пока ничего не понимал, но оружие пока что ни разу не обмануло меня. — Ты не ошиб…

Больше я ничего не успел сказать — со всех сторон на меня понеслись умертвия. На этот раз они нападали не одной разъяренной толпой, а поодиночке. Кто-то прыгал с крыши, кто-то выбегал из-за дома, кто-то бежал по дороге. Двигались они весьма быстро, так что промедление могло окончиться плачевно. Я и не стал медлить.

Заряд полетел сначала в умертвие на крыше, затем в того, кто пытался перекрыть мне дорогу. Следующий уничтожил умертвие, выбежавшее слева. Не могу сказать, что все снаряды достигали своих целей, но попадали[55] многие. К сожалению, точно в голову я мог попасть только тем, кто был вблизи. В остальных умертвий — только случайным образом, но мне достаточно было не дать им к себе подойти. Кроме того, болту было достаточно зацепить саму тварь, а уж разорвавшись, он уничтожал ту часть, которую зацепил. Лучше всего обстояло дело с умертвиями без голов и без ноги или двух. Эти уже не могли за мной охотиться или передвигались с таким трудом, что убежать от них ничего не стоило. Но вот оторванная рука или разорванная грудная клетка, живот, плечо еще ничего не значили — задерживали или отбрасывали, но не уничтожали.

«А ведь они устроили засаду», — размышлял я, быстрым шагом передвигаясь вперед и прицельно отстреливая приближающихся умертвий.

Пока все складывалось не очень плохо. Умертвия двигались быстро, но недостаточно, чтобы сильно напрячь меня. Нападали они с разных сторон, но бежали разрозненно, поодиночке — таким образом их отстреливать не составляло большого труда. Я даже мог бы подпустить многих из них поближе, чтобы убить наверняка. Но пока решил так не рисковать, стреляя во все, что движется, сразу, без всяких раздумий. Лучше было пару раз промазать, чем подпустить тварь слишком близко и затем не успеть ее уничтожить.

Я уже думал, что проскочу эту деревеньку намного быстрее, чем свой дачный поселок, но неожиданно что-то тяжелое ударило меня по плечу. На ногах я устоял, но боль в левом плече чувствовалась, и даже очень. Наверняка теперь под футболкой растекался смачный такой синячок. Я резко обернулся в поисках опасности, но ничего неожиданного не увидел, разве что…

— Кирпич?!

Мое удивление выскочило из меня с этим словом. Под ногами у меня валялся обломок кирпича, всем своим видом указывая на то, что это именно он меня так жестоко ударил и добавил бы вновь, если бы кто-то не поленился и запустил им в меня. От такой неожиданности я слегка ошалел и немного притормозился. Умертвия бросились на меня с новым рвением. Мне даже показалось, что они ждали именно такого момента.

«Как хорошо, что кирпич не угодил мне в голову. Вырубил бы меня — и дело с концом. Точнее, моему делу пришел бы конец», — так рассуждая и стреляя несколько реже необходимого, я вновь стал пробиваться дальше, стараясь побыстрее выбраться из этой ловушки.

Теперь уже я намного внимательнее смотрел по сторонам, стараясь уследить за метателями. И ведь только сейчас до меня дошло, что все умертвия из этой деревни нападали на меня не с пустыми руками. У кого была коса, у кого молот, кто-то довольствовался отвертками и плоскогубцами (не ахти какое оружие, но умертвия, похоже, по этому поводу особо не заморачивались — хватали, что под руку попадалось), а некоторые бежали с топорами и вилами. Такое развитие событий меня не вполне устраивало. Но хуже всего было то, что появились метатели (да, я помню тех, кто бросал в меня консервные банки, но там все было по-другому). Вот уж кого мне точно ни видеть, ни ощущать не хотелось. Одним умертвиям надо было еще до меня добраться, чтобы применить свое орудие нападения, а вот тем, кто вооружился щебенкой, камнями или обломками кирпичей, добираться до меня не было необходимости — они сразу начали швыряться. Я оказался под обстрелом. Кидающих умертвий оказалось довольно много, и все они вылезали неожиданно, как будто знали, что заранее попадаться мне на глаза не стоило.

Второй кирпич я словил чуть позже, когда не уследил за умертвием, появившимся из-за дома сзади. За такое нахальство оно поплатилось разорванной головой, но удар обломка кирпича в бедро оказался весьма болезненным.

Теперь я бежал, как напуганный заяц — зигзагами. Только я не запутывал следы, я старался сделать из себя максимально трудную мишень. С одной стороны, это было логично: умертвиям вроде как труднее было в меня попасть, но с другой — они и так кидали совсем не точно, и я своими зигзагами мог с таким же успехом напороться на брошенный камень.

Еще два дома оставалось добежать до поворота, который должен был вывести меня на прямую дорогу, ведущую к поселку Нудоль[56]. Там уже я надеялся вздохнуть более спокойно. И тут из-за последних домов вышла целая группа умертвий с предметами, которые они явно собирались использовать в качестве метательных снарядов.

— Тандерболт!

Я чуть не задохнулся, но сразу же взял себя в руки и, как только увидел первый замах, ушел в перекат. Куча камней пролетела надо мной и затрещала где-то за спиной. Я встал на одно колено и принялся прицельно стрелять по умертвиям, которые, похоже, окончательно потеряли совесть.

— Где же вас, таких умных, набирают?

От следующего залпа я увернулся, перекатившись влево. Было неприятно ощущать спиной асфальт, но еще более неприятно было бы ощутить на себе каменный дождь. Мое целенаправленное отстреливание метателей быстро дало свои плоды. Шеренга врагов редела прямо на глазах, и, когда они сумели наконец организовать третий залп (ведь догадались, твари такие, набрать в одну руку по несколько камней), от них почти никого не осталось — умертвия три или четыре, не больше. Я не стал рисковать, пытаясь уворачиваться стоя, а снова перекатился через плечо, теперь уже вправо, и добил оставшихся метателей, полностью расчистив себе дорогу вперед.

Сзади послышался недовольный вой. Умертвия продолжали выходить из-за домов. Уж не знаю, что они там делали. Возможно, им мешали впередистоящие, не давая выйти раньше, а может, они просто медленно соображали. Кто знает. Во всяком случае, эти умертвия явно запоздали со своим выходом и для меня теперь никакой опасности не представляли, разве что в будущем. Но о каком-нибудь будущем можно было подумать как-нибудь потом. Сейчас мне предстоял долгий путь по дороге.

А в деревню между тем вступили мои старые знакомые умертвия. Теперь оба отряда обещали соединиться и преследовать меня в утроившемся или даже учетверившемся количестве.

— Хоть бы между собой передрались, что ли, для разнообразия, — без всякой надежды пробурчал я, переходя с бега на шаг средней скорости.

Ноги уже чувствовали усталость, мышцам не нравились такие длительные пробежки. Хорошо еще, что в последнее время я выходил с ребятами в футбол погонять, а то бы точно сдох уже где-нибудь в подворотне от недостатка сил.

Впереди меня ждало несколько дачных поселков, но это меня не слишком пугало. Там вряд ли могло набраться более сотни человек, а с таким количеством пулемет мог бы легко разобраться, тем более что подкрасться ко мне они никак не могли. Было несколько мест, где лес довольно близко подходил к дороге, но даже там до него оставалось несколько десятков метров.

Отбежав шагов на двести от деревни, я обернулся и присел наизготовку:

— Ну, твари, постреляем!

Жаль, музыка меня не поддержала, сейчас очень хорошо пошло бы что-нибудь бодренькое. Но ничего, можно было обойтись без музыки. Главное, мне нужна была мощная разрядка. Винтовка мне не подходила (слишком медленно), пулемет тоже (слишком неточно). Болтер — вот мой выбор. Менять ничего не пришлось, поэтому…

— МОЧИ КОЗЛОВ!!!

Я стрелял максимально быстро и максимально прицельно. Маленькие реактивные снаряды полетели в воющее стадо. Не все они попадали в головы, что-то взрывалось у умертвий в груди, что-то пролетало во вторые и третьи ряды, где я ничего разглядеть не мог, но мимо ничего не ушло. Снаряды попадали, разрушая плоть и сбивая с ног. Мне нравилось чувство удовлетворенной мести, которое начало подниматься в душе. Вот она — свобода, свобода уничтожать всяких тварей, населяющих наш привычный мир. Точнее, когда-то привычный мир. Теперь от него не осталось ничего. Все разрушилось, превратилось в кровь и грязь. «Ну, раз кровь вокруг, то почему бы не добавить в нее еще и этой — зараженной кровищи», — думал я.

Пальба продолжалась около минуты, после чего я решил, что пора двигаться дальше. Нужно было увеличить дистанцию. До города было еще далеко — километров десять, может быть, чуть-чуть поменьше. Самое плохое состояло в том, что у меня не было ни еды, ни воды. А это означало только одно: придется заходить в какие-нибудь дома или в магазин. В обычные дома идти не хотелось, так как трудно было сказать точно, где и что в них можно было найти. Идея зайти в магазин вызывала слишком много негативных эмоций.

Однако я отложил решение данной проблемы на потом. Может быть, там тоже весь город снялся и ушел в погоню за кем-нибудь. Почему бы нет? Ведь если сейчас кто-то из оставшихся живых вменяемых людей захочет пройти по моему пути, то он никого не встретит, разве что совсем раненных умертвий, которые ни передвигаться уже не могут, ни умереть окончательно. Я даже представил такую картину — идущего человека, смотрящего по сторонам и удивляющегося, куда же это все подевались. Может быть, как раз в этом и состояла моя миссия — очистить мир от мерзких тварей. Вон, я уже как минимум один дачный поселок очистил, городок, село и деревню. Не так уж и мало. И это был далеко не конец (во всяком случае, я на это очень надеялся).

Умертвия заметно отставали, и через некоторое время после очередных поворотов я совсем потерял их из виду. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. На душе сразу стало полегче. Гонка преследования продолжалась, но она теперь была какой-то несерьезной, ненастоящей. Я понимал, что стоит мне затормозить на полчасика — и жизнерадостная толпа окажется совсем рядом. Но сейчас расстояние между нами увеличивалось, преследователи были для меня не так опасны или даже совсем не опасны — во всяком случае, в ближайшее время. А что еще надо в этом мире? Именно ближайшее время. Когда есть уверенность в том, что это время у тебя есть, воспринимать окружающий мир становится намного проще.

Я прошел мимо поворота к одному из дачных поселков.

— И никого не встретил[57]! — радостно заявил я вслух.

И тут сверху что-то затрещало, зашипело, засвистело, и я увидел, как с неба срывается что-то большое и темное.

— Тандерболт!

Я побежал. Мне хотелось быть от этого падающего шара подальше. Мощный удар в землю — взрывная волна ударила меня в спину, заставив перекатиться через голову, удариться плечом, проскользить щекой и чуть не подвернуть ногу.

— Метеорит, едрить твою налево, — с трудом садясь, прошептал я.

Впрочем, я понимал, что настоящий метеорит, тем более такого размера (а передо мной лежал дымящийся объект, похожий на огромный камень высотой с одноэтажный дом), разнес бы тут все к едрене фене, и от меня самого ничего бы не осталось, разве что немного обугленного пепла.

— Это еще что за напасть? — Я не удержался от бесполезного вопроса, хотя понимал, что спрашивать не у кого.

Я поднялся на ноги и потер ушибленное колено (об этом повреждении я узнал только теперь).

— Черт! Если я бегать не смогу…

Дальше я не договорил. Снова раздался оглушительный свист.

Смотреть на то, что там опять падает, я не стал, а рванул изо всех оставшихся сил дальше по дороге.

«Что же это такое, что же это такое…», — повторялось у меня в голове. Происшествие просто ввело меня в ступор. Хорошо хоть, мышцы не отказались работать, а ноги продолжали нести меня все дальше от непонятной громадины.

Однако ноги не отказывались, а вот у головы было свое мнение. Всякие необычности и невероятности всегда привлекали мое внимание. А тут такое событие! Падение то ли метеоритов, то ли инопланетных кораблей… Как же такое просто так взять и пропустить? Может быть, упавшие объекты все же дадут ответы на вопросы? Может быть, именно они являются причиной превращения людей в умертвий?

Так рассуждая, я уже бежал обратно. Впрочем, уже не так быстро, поэтому вернуться к месту падения огромных камней мне удалось лишь через некоторое время. Но, как я сразу убедился, за время моего отсутствия ничего не произошло.

Больше всего меня беспокоили преследователи — умертвия. Эти гады в скором времени должны были появиться в пределах видимости. А вновь смотреть на них и любоваться сверхскоростным передвижением по шоссе не то чтобы просто не хотелось — совсем и напрочь НЕ ХОТЕЛОСЬ! Насмотрелся уже на них за время сидения на дачном доме и на крыше магазина.

Когда я подошел, камни все еще дымились. Даже удивительно было, как это до сих пор не начался пожар? Самого огня я не боялся, но вот лес тушить теперь уже было бы некому. И хотя в природе пожары случаются периодически, расчищая территорию для новых, молодых растений, мне перспектива насильственной смены поколений не нравилась. Хватит уже и того, что от человечества в ближайшее время, по всей видимости, ничего не останется.

Воспользовавшись тем, что умертвия где-то задерживались, я подошел к ближайшему камню и присмотрелся. На вид это был обычный серый камень, покрытый легким слоем пепла. Я сначала думал прикоснуться к нему, но сразу же передумал. Жар чувствовался даже на расстоянии. Ждать того интересного момента, когда камни остынут, мне было недосуг, поэтому я решил бегло осмотреть упавшие объекты, а затем продолжить движение в сторону Нудоля.

Камни были похожими, как две капли воды, только вот рисунок неровностей на их поверхности имел некоторые различия[58]. Тонкие прожилки пересекали всю поверхность камней, создавая немыслимый узор или разбивая ее на отдельные сегменты. Налет пепла многое скрывал, но основная структура угадывалась. Я обошел все камни по кругу, но ничего особо выдающегося не увидел.

Сразу было понятно, что это не метеориты. Я хоть и не специалист по космическим объектам, но понимаю, что падающие на Землю тела должны хоть немного оплавиться при прохождении атмосферы, а главное — метеорит такого размера должен был вызвать очень даже приличную ударную волну. Может, и не на уровне Тунгусского, но уж не то, что почувствовал я — всего лишь какой-то незначительный толчок в спину, который меня ни опалил, ни кости не переломал (последний факт совсем меня не огорчил, но мысль есть мысль, от нее никуда не денешься). В общем, я сразу понял, что эти камни были не простыми. Только я все же надеялся, что с их появлением я приобрету скорее помощь, а не новые проблемы. Но, надеясь на лучшее, я был полностью готов к худшему. Болтер держался наготове, отслеживая своим дулом все возможные подозрительности, которых поначалу не было, пока…

Неожиданно раздалось легкое шипение, и по ближайшему ко мне камню, по имеющимся прожилкам побежали мелкие трещины. Они разбегались в разные стороны, опоясывая весь камень по периметру. Через образовавшиеся трещины вырывался пар или что-то похожее на него. Именно он и производил это шипение, неприятно раздражающее слух.

— Тандерболт!

На всякий случай я отошел на несколько шагов. И правильно сделал. Вскоре с вершины камня посыпалась мелкая крошка — он начал разваливаться.

— Или там что-то внутри, или одно из двух, — прошептал я, отходя еще дальше.

Как я заметил, со вторым камнем происходило то же самое.

Сначала мелкие куски падали только сверху, но тут очередь дошла и до боковин. Прямо на уровне моего лица от камня отвалилась куча обломков, обнажив большую темную дыру.

— Так, так, так.

Я не удержался и подошел поближе, стараясь заглянуть внутрь. Получил по голове несколькими мелкими камешками и тут же отскочил обратно. Может быть, это меня и спасло, так как из темноты неожиданно вырвался длинный череп с острыми зубами и постарался меня ухватить. Зубы щелкнули в каких-то сантиметрах перед моим носом.

— Похоже, ничего хорошего тут ловить нечего, — проворчал я, пятясь по шоссе в сторону городка, готовый в любой момент развернуться и рвануть что есть силы.

Высунувшийся череп начал ожесточенно биться в проеме, постепенно расширяя дыру и стараясь выбраться наружу. Я подумал, подумал и засадил в череп болтерный заряд. Надо же было посмотреть, убьется эта тварь или нет. Череп разнесло на мелкие части, и внутри камня явно что-то осыпалось.

— Неплохо, — удовлетворенно хмыкнул я.

Но тут же тварь, с размаху пробившая себе значительную дыру, выскочила наружу и бросилась на меня. Одновременно с этим прозвучало: «Коньск…» Я не понял, оружие оповестило меня о названии данного существа или сам камень, да и неважно. Зато бодрая металлическая музыка, которая точно уже шла от моего болтера, сразу меня настроила на боевой лад.

Это сейчас я могу спокойно описывать эту схватку, а тогда мое сердце сразу упало прямо в пятки и там попыталось зарыться куда-нибудь подальше, чтобы даже не думать о том ужасе, что внушала эта тварь. Чем-то скелет напоминал лошадиный: удлиненная морда, но с острыми многочисленными зубами, длинные ноги с копытами (вот только из копыт торчали острые когти), широкая грудная клетка с шипами на позвоночнике.

Тварь, которую, как я понял, звали «коньск», высотой была под два метра. Так что один только боевой вид этого скелетоида мог вызвать ужас, а уж когда такая махина несется на тебя с явным намерением растерзать, то говорить о каких-то мыслях, кроме «А-а! Спасите, помогите!», даже не приходится. А теперь прибавьте к этому образу горящие красные глаза и дым из ноздрей. Если такое чудо вам приснится — не бойтесь, во сне они почти безобидные, но вот наяву…

Коньск в два прыжка оказался прямо передо мной. Первый болтерный заряд пролетел сквозь его ребра и разорвался в каком-то дереве, стоящем возле дороги. Зато второй угодил в заднюю ногу, полностью оторвав ее. Это попадание позволило мне отскочить в сторону, а коньску задержаться. Но ненадолго. Быстро сориентировавшись, тварь (уже на трех ногах) вновь ринулась на меня. Уворачиваясь от ее зубов, я повалился набок, одновременно стреляя.

Первый же заряд попал точно в череп и разнес его на мелкие кусочки. Второй заряд пролетел через облако рассыпающихся осколков и скрылся высоко в небесах. Поднявшись на трясущиеся и подгибающиеся ноги, я посмотрел на болтер, затем на камни. «Мне вполне хватало и умертвий. А тут еще и такие гады».

В это же время на дороге показалась жизнерадостная толпа умертвий, с упорством, достойным лучшего применения, стремящихся меня заполучить.

— К черту, к черту всё! — замахал я руками, как будто таким способ мог хоть как-то отогнать это наваждение.

Оружие, ненадолго притихшее, вновь грянуло тяжелым роком.

— Я тебя понял, — кивнул я болтеру и, развернувшись, побежал по шоссе в сторону города.

«Только бы оказаться подальше от всех этих ужасов. Пусть они передерутся между собой. Пусть сдохнут все вместе, оставив меня в покое», — думал я, стараясь не сбивать дыхание и сдерживая себя. Я понимал, что, поддавшись ужасу, могу рвануть слишком сильно, а потом быстро устать. Этого я не мог себе позволить. Кнопочку замедления времени мне никто не дал (а жаль, могла бы пригодиться), вот я и старался бежать с удобным ритмом и темпом, не сбивая ни дыхания, ни шага.

Я не сомневался, что камни продолжают разрушаться, и все новые и новые твари выползают на свет божий. Вот только мысли у них совсем не божественные. Разве что их бог — это бог смерти.

Откуда столько сил было в моем организме, я не знал. Но ноги все несли меня по дороге и несли. Все вперед и вперед (иногда, правда, немного влево, чуть-чуть вправо, но это мелочи). Может быть, играл роль адреналин, вырабатывающийся во мне с момента нападения коньсков, а может быть, моя физическая подготовка оказалась не столь плоха, как я думал первоначально. На уроках физкультуры нам говорили, что по асфальту бегать не очень хорошо — мышцы ног быстро забиваются. Асфальт ведь совсем не пружинит, в отличие от обычных беговых дорожек, да и лесных тропинок тоже. Пока что никакой забитости я не ощущал, хотя подозревал, что расплата ожидает меня еще впереди. Подумал даже некоторое время пробежать по обочине, но рыхлая поверхность, множество мелкого и крупного щебня притормаживали меня лучше, чем бег по песчаному пляжу. Не продержавшись и пары минут, я вновь выбрался на шоссе и перешел на шаг. От умертвий я должен был далеко оторваться, но вот как быть с коньсками, я не знал. Та тварь, что я видел, передвигалась довольно быстро. Однако и расстояние тогда было невелико. Какие они стайеры, еще предстояло выяснить. Впрочем, не очень-то этого и хотелось.

Пока что длинных прямых участков пути не попадалось — сплошные повороты и загогулины, поэтому я никого за собой не видел. Да и не слышал. Вокруг стояла неприятная тишина, изредка нарушаемая щебетанием каких-то птиц. Все время казалось, что сейчас откуда ни возьмись на меня набросится свора одичалых монстров. Так и чудилось, как на меня неожиданно набрасываются и разрывают на мелкие кусочки. Хорошо, что пока это было всего лишь в воображении.

По этой дороге я всегда ездил только на машине, и двигаться по ней пешком было непривычно. Впереди показался перевернутый набок автомобиль — бордовая десятка, сильно помятая, явно кубарем скатывалась с дороги. Судя по всему, шофер прямо за рулем превратился в умертвие, а превратившись, об управлении транспортным средством он уже и не думал. Стекла у машины были целы, так что переворачивалась она явно очень аккуратно. Если бы не вмятины, можно было бы подумать, что она просто мягко завалилась на бок. У меня была мысль заглянуть внутрь, чтобы проверить, там ли шофер или вылез куда-нибудь побродить, но как только я оказался метрах в двадцати от машины, внутри кто-то заворочался и зарычал, после чего темная окровавленная рука разбила переднее боковое стекло, и наружу попытался вылезти бывший водитель автомобиля.

— Так вот ты какой, северный олень[59], — зачем-то пробормотал я и отбежал обратно на дорогу, с которой только-только успел сойти. — Что ж, не повезло тебе, приятель.

Переведя метку на «пулемет», я слегка прицелился и нажал на спусковой крючок. Пули, не ведающие пощады, понеслись к автомобилю. Железный смерч раскурочил почти неповрежденное железо. Умертвие взвыло, а машина резко содрогнулась. Создавалось ощущение, что это предсмертные конвульсии какого-то железного животного. Еще мгновение — и машина взорвалась. Неожиданность взрыва заставила меня резко отпрянуть. Хорошо, что ничего серьезного не отлетело и не снесло мне голову. Разве что верхняя половина умертвия теперь валялась прямо на шоссе и горела. Однако даже такие серьезные повреждения не сильно повлияли на эмоциональное состояние твари. Работая одними руками, она пыталась доползти до меня. Теперь шквал огня был направлен точно на нее. Несколько секунд — и остатки умертвия были разобраны на запчасти и разлетелись, испоганив огромный участок асфальта.

Остановив вращение стволов, я слегка перевел дух. Короткое приключение не отняло много времени, но груз впечатлений от увиденного навалился на меня, вызвав сильную тоску. «Неужели я так и не встречу никого живого? Неужели я остался один на один со Вселенной?» — медленно ворочалось в голове.

Я снова отправился в путь. Короткая была задержка или нет — неважно, она по-любому дала догоняющим меня тварям возможность приблизиться ко мне хоть ненамного. А в жизни никогда не угадаешь, когда тебе может пригодиться лишняя секунда или лишний метр. Порой от такой малости может зависеть вся дальнейшая судьба.

Переключаться на болтер я не стал, так как неожиданную атаку все же предпочитал встречать ливнем свинца, а не одиночными выстрелами разрывающихся снарядов.

Во рту заметно пересохло. Это «пересохло» вскоре должно было превратиться в серьезную жажду. Температура вокруг была плюсовая, а кроме того, непрерывное движение выматывало меня, заставляя потеть и терять драгоценную влагу. Я рассчитывал добраться до городка быстрее, чем жажда совсем овладеет мною, но в этом мире, полном опасностей, всё так быстро менялось, что я уже ничего не мог предполагать и ни на что не решался рассчитывать.

«Судьба сама решит, когда мне надо будет помочь, а когда я могу и сам со всем разобраться. Оружие дали — и теперь вертись, как хочешь», — так я рассуждал. Мне вообще практически никогда не удавалось освободиться от мыслей. Голова всегда была ими заполнена, порой даже совсем не к месту. Вот и теперь рассуждения завладели моими мыслями и не давали покоя.

По дороге встретился небольшой дачный поселок, всего шесть домов. Обитателей этих домов я расстрелял, даже не останавливаясь. Какое-то время за мной бежала маленькая собачка, явно жившая в этом поселке со своими хозяевами, но вскоре я ей наскучил, и она застряла у какого-то интересного запаха у дороги. Хорошо, что машины теперь на шоссе стали очень редким явлением — можно даже сказать, уникальным, и собачке можно было не бояться, что ее раздавят.

Дорога начинала утомлять. Я было уже решил поискать себе машину, но не стал этого делать: техника может подвести, я сам могу улететь куда-нибудь в кювет, умертвие может броситься под колеса, еще одна штуковина рухнуть с неба — да много еще чего, вариантов не перечесть. А ноги — они ноги и есть: надо будет — помогут отпрыгнуть, в любой момент дадут возможность притормозить, присесть, да и пушкой можно пользоваться в любое время, причем обе руки свободны. В общем, машина меня никак не прельщала. Поэтому я так и продолжал идти и утомляться дальше.

Впрочем, существовал и положительный момент в длительной прогулке: возможность подумать, поразмышлять, немного прийти в себя и успокоиться. Никаких развлечений не планировалось до самого Нудоля. Все деревни, что располагались по пути, находились в некотором отдалении от основного шоссе, и оттуда никто из умертвий не догадался к нему выйти. Так что в этом отношении мне повезло.

Миновав очередной поворот, я увидел первые деревенские дома Нудоля.

— Ну наконец-то, — радостно хлопнул я рукой по стволу пулемета и слегка прибавил шаг.

Еще каких-то метров триста — и я должен был добраться до перекрестка. Там с одной стороны стояла автобусная остановка, а с другой, по диагонали, компактный двухэтажный магазинчик. Там наверняка должно было отыскаться хоть что-нибудь полезное.

Миновав мост, пересекающий узенькую мелкую речушку, носившую то же название, что и городок (или наоборот), я принялся подниматься в горку, которая уже должна была меня вывести на прямую. Хоть эту дорогу я и называю центральной, пролегала она по краю городка. Основная часть Нудоля располагалась по левую руку. Там можно было разглядеть множество деревянных деревенских домов и несколько каменных трехэтажек. Дома справа представляли собой полудеревенские-полудачные участки. В общем, ничего особо удивительного.

Я взял пулемет наизготовку. Вот теперь снова все мышцы напрялись. В таком большом населенном пункте умертвий должна было набраться чертова уйма. Мне предстояло пробиться через всех этих тварей как можно быстрее и с наименьшими потерями. А наименьшие потери для меня — это остаться в живых, да еще с возможностью передвигаться. Я готовился бежать изо всех сил, поэтому старался беречь дыхание и шел довольно медленно. Каждое усилие необходимо применять вовремя, а не просто так.

Вот и конец склона, еще немного… еще чуть-чуть. И вот я смотрю на прямую дорогу, уходящую вдаль, в самый конец городка. Я готов бежать, я готов стрелять, я готов действовать. Но… напрасно. Дорога была пуста. Не веря своим глазам, я продолжал медленно идти, постоянно поглядывая по сторонам, опасаясь засады или подвоха. На всякий случай проконтролировал и тылы, но и там было пусто. Если за мной и была погоня, то она отстала, и пока о преследователях можно было не беспокоиться. Но что же случилось в деревне? Куда все подевались? Ноги сами несли меня вперед, но я постоянно себя притормаживал.

— Поспешишь — умертвий насмешишь, — переиначил я известную поговорку.

И тут до меня стало доноситься непонятное шипение и гудение.

— Что за черт!

Как бы сопровождая мою фразу, впереди показались мощные языки пламени. Я даже не знал, как прокомментировать это явление, но решил не останавливаться. Хуже все равно уже не будет, а тут хоть что-то новенькое. Сначала подумалось про очередной газовый баллон, но никаких взрывов, ничего похожего — просто струи пламени. Дыма не было, и это еще больше настораживало. Но, с другой стороны, как только пламя слегка угасло, я увидел, как с дороги поднимаются люди. Многие из них дымились, некоторые горели. Поднявшиеся, не задумываясь, продолжали двигаться в сторону перекрестка. Новая струя пламени вновь повалила их на асфальт, кого-то полностью испепелив, кого-то просто сбив с ног. Вот уж никогда не думал, что пламя может повалить.

«Мощная вещица, должно быть», — подумал я, подходя еще ближе. Обожженные люди снова начали подниматься. Но теперь они действовали как-то неуверенно: кто-то завертелся на месте, кто-то стал крутить головой, а кто-то развернулся ко мне лицом.

— Умертвия, — прошептал я, сообразив наконец, что к чему: они почуяли меня. — Массаракш.

Я сделал еще несколько шагов вперед, и умертвия потеряли все сомнения, теперь я привлекал их больше, чем кто-то там впереди.

— Come here, bitte[60]! — крикнул я.

Провел одну очередь справа налево и тут же притормозил себя. Если за кучкой этих обгоревших оборванцев стоит и отбивается живой человек, то моя шальная стрельба может его и прибить. Я повнимательнее проследил за тем, откуда вылетает огонь, и попытался для себя примерно определить место расположения огнеметчика. Только после этого, слегка сместившись вправо, на край дороги, снова решился открыть стрельбу.

Пули летели слегка по диагонали — куда-то к левому краю перекрестка. Если я правильно оценил обстановку, то фаермэн находился точно посреди этого самого пересечения дорог. В принципе, весьма удобная позиция: территория просматривается со всех сторон, так что подобраться незамеченным к нему умертвиям наверняка довольно трудно. Может быть, мы вместе сумеем тут спокойно обосноваться на некоторое время, пока продукты в магазине не начнут подходить к концу.

С моей стороны умертвий оказалось совсем немного. Сначала я подумал, что почти всех сожгли и это были жалкие остатки, но затем увидел, что большинство нападающих шло по дороге слева, из самой деревни. И кое-кто пытался атаковать меня из близлежащих домов.

Когда я подошел еще ближе, то сумел разглядеть и самого человека. Он находился в центре круга, который состоял из треножников с широкими короткими трубами. Именно они и изрыгали очистительный огонь. Я никогда в жизни не видел, как работает огнемет, поэтому все, что происходило сейчас, было для меня откровением. Человек метался от пушки к пушке, посылая огненные струи то в одну, то в другую сторону. Бегать ему приходилось много, а главное — надо было постоянно следить за тем, где умертвия успели подобраться поближе.

По моим оценкам, пламя било метров на пятьдесят — может, чуть больше. Все умертвия, которые попадали в десятиметровый радиус, погибали практически мгновенно. Те, что в двадцатипятиметровый — очень сильно обгорали, а те, кто еще дальше — часто загорались, но серьезных повреждений (во всяком случае, визуально) не получали. «Это ведь им все мозги сжечь надо, чтобы больше не мешали», — подумал я.

Тут с правой стороны из-за избы вылезло несколько умертвий и довольно быстрым шагом направились к огнеметам. Человек явно не замечал их. Я крикнул. В это же время струя огня вылетела точно в мою сторону. Я не был умертвием и обгорать совершенно не хотел, поэтому кубарем покатился по земле в сторону от дороги. Но даже уйдя с линии огня, почувствовал жар, исходивший от струи.

— Ничего себе! — Я встал на одно колено и переключился на снайперку. — Не стреляй по мне! — заорал я что есть силы.

Но то ли человек не расслышал, то ли уже никого не воспринимал как друга, не берусь сказать, — новая струя пламени полетела в мою сторону. Канава, в которую я залег, помогла переждать смертоносное пламя.

— Вот зараза. Ладно, потом поговорим.

Я решил во что бы то ни стало спасти этого балбеса и уже из положения лежа принялся отстреливать приближающихся к нему монстров. Группа диверсантов (как я их назвал) вот-вот должна была ворваться внутрь огнеметного круга. Их было шесть человек — точнее, умертвий.

— Целая пати[61], — усмехнулся я и выстрелил.

Первый из идущих мгновенно лишился своей головы, забрызгав ближайшие к нему огнеметы. Затем та же участь постигла и следующего. Звук разрываемых голов привлек внимание человека, которого я уже хорошо мог разглядеть среди всего этого нагромождения огнеметных трубок.

Это был человек средних лет с окладистой черной бородой и не менее черными усами. Голова его была закрыта кепкой с якорем. Какого роста был человек, издали я оценить не мог, но выглядел он весьма крепким мужиком. Впрочем, мне было не до разглядываний. Еще одним выстрелом я уничтожил третье умертвие, но их оставалось столько же. Мужик не мог использовать свои огнеметы — умертвия уже преодолели кольцо этих смертоносных штук. Огнеметы мешали целиться, мужик вступил в драку. Он бился за свою жизнь. Мне очень хотелось ему помочь, но пока я никак не мог выцелить хоть одну умертвиевскую голову.

Одну тварь мужик отбросил ногой, вторую двинул рукой по голове, но этим ничего не добился. Голова умертвия качнулась в сторону, но тело и руки не остановили своего движения. Создавалось ощущение, что голова у твари действовала отдельно, а туловище само по себе. Третье умертвие резким прыжком накинулось прямо на мужика.

В этот момент я поймал в прицел голову отброшенного умертвия и разнес ее ко всем чертям. Но вот оставшуюся двойку поймать в прицел не получалось. Борьба продолжалась на дороге. Я вскочил на ноги, но это не помогло. Тогда я побежал вперед, очень надеясь успеть помочь борющемуся человеку.

Павел Федорович Калтухин в свое время служил матросом на корабле «Адмирал Невельской», но теперь оставил службу и переселился в деревню. Благо, дети помогали. Сам содержал свой огород, подрабатывал (был он мастер на все руки). Служба на корабле многому учит — вот и просили соседи Павла Федоровича то здесь помочь, то там залатать, то сям починить. Ему казалось, что он нашел свою нишу. Так и жил бы он спокойно и жизнерадостно, если бы не случилась беда.

В то утро он встал, как обычно, рано, сделал зарядку, окатился прохладной водой из колодца, позавтракал и приступил к починке крыльца, которое уже давно следовало обновить, но нужных толстых половых досок никак не получалось достать. Ехать на строительный рынок было недалеко, но не потащишь же длинные тяжелые доски в автобус?! Они туда и влезут-то с большим трудном. А вот с оказией получил он от соседей излишек, оставшийся у них от строительства.

— Судьба ничего зря не дает, — рассудил Павел Федорович и решил на следующий день доски использовать по назначению.

Однако судьба распорядилась иначе. Павел только успел всё разметить, когда случилось неожиданное. Перед его глазами возник инопланетянин.

«Беги к перекрестку, там сможешь спастись», — в голове Павла как будто прозвучал незнакомый голос. После этого инопланетянин исчез.

Ничего не понимая, Калтухин протер глаза, чуть не поцарапав себя пилой, которую держал в правой руке. Затем отложил пилу в сторону и осмотрелся. Ничего необычного. Хотя… Из дома напротив, что находился через дорогу, доносились какие-то странные и весьма подозрительные звуки. Явно что-то непонятное творилось в этом доме.

Павел работал в своем дворе, и ему пришлось обойти свой небольшой аккуратный домик, чтобы посмотреть, что же происходит в деревне. О чем он почти сразу и пожалел. Неожиданно выбив окно второго этажа, наружу вылетел дядя Толик. Павел Федорович уже решил броситься ему на помощь, но сверху ему закричал внук соседа.

— Не подходите к ним, они опасны. Мне кажется, что все просто с ума посходили!

Калтухин, может, и не поверил бы словам юного соседа, если бы не увидел, как парнишку схватили за шкирку какие-то руки и во все стороны брызнула кровь. Тем временем дядя Толик поднялся и, как ни в чем не бывало, направился в сторону Павла.

— Толик… ты как… — Калтухин замер на месте, с трудом выговаривая слова.

Толик шел к нему явно с плохими намерениями, и если бы Павел Федорович простоял, как истукан, еще минутку, то на этом его приключения и закончились бы. Но как только умертвие, пока еще носившее имя Толик, достигло середины шоссе, выбежавший сбоку орущий пацан лет четырнадцати засветил ему топором по голове. Толик покачнулся, но не упал, а сумел схватить парня и повалить на асфальт. Тут же раздался предсмертный отчаянный крик.

Это действие вырвало мужчину из шокового состояния. Одна стрессовая ситуация сбила эффект от другой. Как тут не поверишь в поговорку «Клин клином вышибается»?

Павел Федорович побежал к сарайчику и там схватил в руки тяжелый колун на длинной ручке. Благо, сил у мужчины было хоть отбавляй, и, уже обзаведясь оружием, он выбежал на шоссе. Больше не раздумывая, он подбежал к умертвию, пожиравшему спасителя, и разнес ему голову на мелкие кусочки.

«Если и есть хоть кто-то нормальный, то только на шоссе я и смогу его отыскать», — решил Калтухин. Ведь все живые не сошедшие с ума люди должны были или попрятаться (а тогда он их и не отыщет), или же выбежать на открытое место, чтобы обзор был лучше. Дорога в этом смысле выглядела наиболее перспективно.

Когда Павел Федорович закрывал за собой калитку, он услышал ворчание за спиной и резко обернулся. По обочине к нему двигалась Пелагея Викторовна — честно говоря, весьма неприятная особа. Но насколько она была неприятной раньше, настолько она стала еще более неприятна сейчас. Калтухин узнал ее с трудом, и то больше по одежде и комплекции.

— Вы… это, Пелагея Викторовна, не приближайтесь, пожалуйста, — неуверенно заговорил мужчина, но сразу понял, что никакие разговоры тут не уместны.

Злобное рычание раздалось со второго этажа дома напротив, и в разбитом окне появилась неприятная окровавленная физиономия. Павел Федорович не мог узнать, кто это был, да не очень-то и стремился. Он понял, что к себе никого лучше не подпускать. А какими способами это будет достигнуто, уже не важно.

— Стоять — бояться! — уже более уверенно сказал он, осознав тот факт, что лучше послать все к черту, чем быть вот так же жестоко растерзанным, как парнишка из дома напротив.

Поудобнее перехватив колун, он процедил:

— Подойдешь еще ближе — убью.

Пелагея Викторовна его слова восприняла как руководство к действию, но только не остановилась, а наоборот, попыталась ускорить шаг.

— Ну, сама напросилась!

Тяжелый топор развалил голову неприятной старухи на две части. Кровища брызнула во все стороны, с ней же полетели и кусочки мозгов. Зрелище стало еще более живописным, когда Павел выдернул колун из развороченный головы.

Впрочем, нельзя сказать, что все это он проделал совершенно спокойно и без всяких угрызений совести. Руки у Калтухина тряслись, ноги подгибались, и лишь лицо все так же выражало абсолютное спокойствие и уверенность.

«Что там мне говорил инопланетянин?» Почему сразу и бесповоротно он решил, что это был инопланетянин и что неплохо бы его послушать, мужчина не знал. Все произошедшее он воспринял как факт. А с фактами не поспоришь. Сказали, что на перекрестке можно выжить, — значит, стоит попытаться. Тем более что идти-то совсем ничего, каких-то два дома.

Без всяких раздумий, положив окровавленный топор на плечо, Павел Федорович широкими шагами направился в сторону перекрестка, где его ждало спасение («если эти уродцы не обманули». )

Ужасы и неприятности только начинались. Волна безумия и перевоплощения катилась от дома к дому, находя своих жертв. Большинство умертвий искали тех, кто был поближе, — тех, кого можно было побыстрее достать и разорвать на мелкие кусочки, а потом и съесть. Так что в это время все основные события разворачивались в центре города.

Это дало Калтухину возможность почти беспрепятственно добраться до перекрестка и войти в круг непонятных трубок, стоящих на треногах. Как только он вступил в круг, снова появился инопланетянин и подмигнул.

— Молодец, добрался-таки, — весело сказал синеголовый. — Я забыл тебе сказать: вот чемоданчик, там продукты. Они никогда не кончаются, так что можешь не беспокоиться. Вокруг тебя куча огнеметов, пользуйся на здоровье. — Инопланетянин рассмеялся своей шутке. — Так что давай, держись. Будь повнимательнее, огнемет — мощная вещь, если ею правильно пользоваться.

Он снова подмигнул, теперь уже другим глазом, одновременно растворяясь в воздухе.

— Вот же ж Чеширский кот нашелся, — проворчал Павел Федорович и направился к ближайшей трубке.

Он рассудил, что с едой еще успеет разобраться, а вот оружие надо успеть опробовать перед тем, как использовать в бою. Оказалось, что огнемет был создан максимально просто: всего две ручки, с помощью которых трубу можно было поворачивать в любую сторону, кроме как вниз, на каждой ручке по кнопке. Правая рука отвечала за ближний бой. Когда Калтухин нажал кнопку, широкое облако огня вырвалось наружу, но быстро рассеялось. Оно могло сжечь все живое в пределах тридцати метров. А левая рука отвечала за дальний бой. Проверяя эту кнопку, Павел Федорович случайно сжег один из соседских домов, а затем и столб электролинии — так он узнал дистанцию дальнобойного варианта. Тут уже поражающая способность пламени распространялась метров на сто. Неширокая струя оказалась не менее смертоносной, но целиться приходилось более точно.

Павел Федорович успел проверить все огнеметы, прежде чем злобные твари стали подходить на расстояние выстрела. Первое время это были одиночные особи, и сжечь их не составляло никакого труда, они будто бы приближались специально для того, чтобы он имел возможность пристреляться. Но на следующий день умертвия повалили огромной толпой и полезли со всех сторон — тут уж не зевай. Чуть отвлечешься — и новая группа умертвий зайдет тебе сбоку или в спину. Вот и не получалось у Павла Федоровича даже вздремнуть хорошенько. Пару раз чуть прямо на боевом посту не заснул, но что-то вовремя его разбудило — то ли рев нападающих, то ли сон какой. Сам Калтухин сказать ничего по этому поводу не мог. Проснулся, начал поливать всех огнем — вот и все. А почему так получилось, даже не задумывался.

С едой проблем не было, инопланетянин не обманул, весь основной необходимый набор продуктов всегда был под рукой, но вот с отхожим местом дело обстояло несколько иначе — выбежать за периметр и там успеть сделать свои грязные дела не получалось. Умертвия шли постоянно — то организованной толпой, то разрозненными группами. И даже в первое время, когда двигались они совсем медленно, а шли по одному, трудно было сосредоточиться на освобождении желудка, когда все время чудилось, что кто-то подкрадывается сзади. Вот и пришлось Павлу Федоровичу выделить себе место между огнеметами с той стороны, где умертвия лезли реже всего. И то один раз чуть не попался — так и пришлось со спущенными штанами к огнеметам на противоположной стороне нестись.

Туалетная бумага в наборе продуктов не была предусмотрена, но зато некоторая еда была в бумажной обертке (колбаса и некоторые виды сыров, например), так что эту обертку Павел Федорович никогда не выбрасывал, или используя по новому назначению, или оставляя про запас. Некоторое время он даже потратил на то, что доставал из чемодана еду в бумажной обертке, саму еду выбрасывал куда-нибудь подальше в сторону умертвий, а бумагу оставлял, аккуратно складывая под чемоданчик, чтобы ветром не сдуло.

С бытовыми вещами Калтухин быстро разобрался, труднее было настроиться на убийство такой огромной кучи бывших людей. Он не смотрел фильмы про зомби, не смотрел ужастиков, поэтому вначале даже не догадывался о том, что единственный способ избавиться от нечисти — это полное уничтожение их голов. Но жизнь — хороший учитель. Первые умертвия, получившие целенаправленный огненный заряд, распрощались со своей грудью и животом, но так как такое прощание почти никак не сказалось на их способностях передвигаться и жить, Павел Федорович догадался, что смертельный удар надо наносить в какое-нибудь другое место, которым, естественно, и оказалась голова. Последующий опыт подтвердил его догадки и снял все сомнения.

Самую большую опасность для него представляли умертвия, лишившиеся ног и ползущие в его сторону. Только на дальней дистанции Павел мог сжечь эту заразу. Если же тварь подползала слишком близко, огнеметы в такой ситуации ничего поделать не могли. Тут можно было действовать только топором. Такое произошло лишь однажды, и этот эпизод заставил Калтухина особенно внимательно относиться к ползущим тварям и уничтожать их задолго до того, как они заходили в слепую зону.

Постоянное нападение хоть и было монотонным, но все время заставляло Павла держать себя в тонусе. Однако даже постоянный страх за свою жизнь притупляется. Кроме того, усталость давала о себе знать.

«Эх, напарника бы мне», — частенько думал мужчина, в очередной раз нажимая на кнопку. Но обычных людей он не видел: похоже, все, кто остался в живых, превратились в умертвий. Еще он жалел о том, что его огнеметы оказались стационарными, намертво вкрученными в дорожное покрытие. Он попытался вырвать хотя бы один из них, но ничего не вышло. Треножное основание даже не пошатнулось. «Это скорее дорога рассыплется в хлам, чем я вытащу эту штуку», — посетовал Павел. Кроме того, никакого орудия для разбивания асфальта у него не было, а топор портить было бесполезно. Асфальт хоть и не самая крепкая вещь на свете, но все же не под топор заточенная.

На следующий день мимо него по самой обочине, чуть не свалившись в кювет, проскочил джип с тремя парнями. Калтухин по инерции стрельнул сначала в приближающуюся машину и только после этого сумел себя одернуть. Но было уже поздно — парни пронеслись мимо, размахивая ружьями и крича что-то невразумительное.

Когда Павел Федорович устраивал себе перекусон, он старался есть левой рукой, чтобы правой уничтожать приближавшихся врагов — так сказать, не отходя от кассы. Все равно ни о какой прицельной стрельбе речи не могло идти, когда во рту таял очередной бутерброд с осетриной или черной икрой. Калтухин жалел только, что пива в чемодане не оказалось, но сам же себя и успокоил: мол, был бы сейчас пьяный, точно бы не справился.

У нападающих перерыва на обед, сон и т. п. не было предусмотрено, вот они и ломились кто когда горазд. Однообразие действий практически убаюкало Павла Федоровича, и он, не торопясь, лениво переходил от огнемета к огнемету, сжигая подступающие силы. Так что когда умертвия прибавили в скорости, Павел не сразу это заметил, поэтому несколько раз подпустил нескольких умертвий очень близко, за что мог серьезно поплатиться, если бы вовремя впрыснутый в кровь адреналин не заставил его действовать быстрее. Теперь от огнемета к огнемету приходилось практически бежать.

Количество чудиков зашкаливало, а выжигались насмерть только ближние ряды. Те, кто следовал за ними, даже если и попадали в поражающую линию огня, частенько выживали, так как основной удар принимали на себя те, что шли впереди. С каждым часом ситуация складывалась все тяжелее и тяжелее.

Основные направления атаки умертвий шли с трех сторон, самая большая волна надвигалась из центра города. Если стоять к центру города лицом, то дороги слева и справа также служили хорошим местом для подхода монстров. Однако здесь их было значительно меньше. И сзади практически никто не нападал — в той стороне располагались поля и всего несколько домов, наверняка обитатели тех домов уже давно были сожжены, а новым поступлениям сил там вроде бы неоткуда было взяться.

Павел Федорович валился с ног от усталости. Умертвия стали действовать быстрее и доставляли очень много хлопот, а тут еще вдали он заприметил еще одного персонажа — очень быстрого, да еще и с оружием каким-то в руках. Калтухин видел, как тот поднимал свое оружие к плечу как ружье, но никаких выстрелов не слышал, поэтому и не подумал даже, что эта палка стреляет. Когда существо подошло достаточно близко, Калтухин решил сразу же разобраться с ним, чтобы потом спокойнее жилось, но не тут-то было: чудик с палкой успел увернуться от целенаправленного выстрела и спрятался в придорожной канаве, там его достать из огнеметов никак не получилось бы. А раз так, Павел сосредоточился на выжигании тех, кто оказался в зоне поражения, однако подозрительные взгляды в сторону новенького постоянно кидал. Он понимал, что ничего просто так не бывает и что вскоре, собравшись с силами, новенький наверняка снова атакует. А с таким уворотливым да хитрым чудиком надо держать ухо востро: подбежит и вырубит своей палкой — тогда кранты.

Поглощенный ближайшими чудиками да новеньким их представителем, Павел Федорович не заметил команду умертвий из шести монстров, которая приближалась со спины — оттуда, откуда он уже перестал ждать опасности, а зря.

Сзади раздался непонятный шум. Павел обернулся, чтобы увидеть, как трое умертвий уже преодолели его защитные огнеметы и направлялись прямо к нему.

— Ах вы!.. — воскликнул он.

Но дальше предстояло только действовать. С небольшого разгона он влепил одному из нападавших ногой в живот, отбросив того подальше от себя. Второго почти сразу ударил рукой в голову. Удар получился на загляденье, но на умертвие он впечатление не произвел, поскольку оно все равно продолжало тянуть свои агрессивные лапы к шее Павла Федоровича. Третий же монстр прыгнул, сбивая Калтухина с ног. Мужчина не видел, как разлетелась голова у отброшенного чудика, он сосредоточил все свое внимание на тех двоих, с которыми уже схватился врукопашную.

Силы у чудиков было немерено, так что давление их рук Павел сдерживал с большим трудом, а тут еще один из них решил его укусить. Калтухин, собрав все силы, согнул ноги, уперся в того, кто навалился сверху, а затем резко разогнул ноги. Монстр, разорвав рабочую тельняшку, отлетел с ее обрывками метра на два, но вот второй почти уже успел вцепиться Павлу в плечо. И тут неожиданно, с неприятным мокрым звуком голова чудика разлетелась на мелкие части. Ничего не понимая, Павел Федорович попытался подняться на ноги. В то же время на ноги вскочило и оставшееся в живых умертвие. Тут же в круг вбежал новенький чудик и приставил свою палку к плечу.

«Винтовка, — успел подумать Павел, когда разлетелась голова последнего чудика. — Теперь, наверное, и меня убьет, раз своих соратников прикончил, чтобы до меня добраться». Калтухин лихорадочно соображал: что же делать? Топор лежит у чемодана — прямо в центре круга, до него сразу никак не дотянуться, но вот если перекатиться через плечо… Как бы выкрутиться?

Я успел вовремя. Мужик явно не справлялся. Но я боялся стрелять — не дай бог рука дернется, и разнесу не ту голову.

Мужчине удалось сбросить с себя одно умертвие, второе находилось от него немного дальше, но уже готово было вцепиться. Мне удалось практически сразу подхватить цепляющееся за мужика умертвие в прицел и выстрелить. Тут же переключившись на второго поднимающегося монстра, я выстрелил тому точно в голову. Расстояние между нами было минимально, так что промахнуться я, наверное, и не сумел бы.

Когда с пати умертвий было покончено, я посмотрел на мужика, и взгляд его мне совершенно не понравился. Когда он слегка скосил взгляд на чемодан, лежащий на дороге, я заподозрил неладное. А уж когда он бросился к нему, мне стало ясно: мужик меня недопонял.

— Эй, погоди! Все нормально! — постарался я его успокоить.

Но тот уже держал в руках грязный окровавленный топор. Это оружие явно применялось для разбивания голов, и не один раз. Мои слова заставили мужика вздрогнуть и замереть на месте.

— Я не умертвие, а обычный человек! — Мне надо было как-то достучаться до его мозгов, а, судя по усталому лицу мужика, отдых ему сейчас нисколечко не помешал бы. — Вот только не надо резких движений.

Окровавленный топор все еще висел в руках мужчины носом к дороге, но напряжение из рук бедняги никак не уходило. Между тем умертвия не думали делать паузу во время нашей встречи, а продолжали двигаться в направлении огнеметов.

— Мы сможем друг другу все объяснить, одновременно обороняясь от этих гадких тварей, так что давай-ка займемся делом. Не бойся, я сейчас переключусь на пулемет — так удобнее будет. А ты давай к своим огнеметам.

Я переставил колесико на «пулемет», продолжая краем глаза следить за озадаченным мужчиной. Всё-таки чудеса чудесам рознь. К своим необычным огнеметам он уже наверняка привык, а вот такое оружие, как у меня, видит впервые. Слегка сумасшедший взгляд мужика говорил о том, что он почти совсем запутался в происходящем. Мне надо было заслужить его доверие.

В это время пулемет закончил трансформироваться, и я пошел в сторону приближающихся умертвий, сразу же открывая огонь. Беззвучно вылетающие пули ринулись на врагов, перемалывая их плоть не хуже заправской мясорубки. К мужику я стоял полубоком — во-первых, давая таким образом ему возможность смотреть на то, что я делаю, а во-вторых, сам я поглядывал на него, на всякий случай опасаясь окровавленного топора. Мало ли — может, мне маньяк какой-нибудь выживший попался, которому убить другого живого человека только в кайф.

Сбив ближайшую атаку, я кивнул мужику на его огнеметы:

— Давай как-нибудь синхронно их всех поубиваем, а?

Послышался стук упавшего топора. Мужик сумел наконец-то расслабиться.

— Меня Николай зовут, а тебя?

Мне очень хотелось как-то активизировать мужчину, в роли истукана он был мне мало полезен. Да и ему самому для себя полезнее было хоть немного подвигаться.

— Павел, — представился он.

— Вот и отлично. Давай, Павел, за огнеметы! Выжжем эту нечисть с земли русской.

Я усмехнулся. Павел кивнул и сделал несколько неуверенных шагов к огнеметам. Когда он взялся за ручки ближайшего орудия, его действия сразу стали более уверенными и четкими. Волна пламени захлестнула надвигающихся умертвий.

Пара часов непрерывного боя, и поток умертвий начал заметно угасать. В Павле уже не ощущалось неуверенности и зажатости. Теперь он мог улыбаться, а временами даже шутить. За это время он успел рассказать мне, кто он и как тут очутился. Вкратце я поведал ему и свою историю. Мы стали братьями по несчастью и братьями по оружию. Еще один раз умертвия предприняли попытку обойти нас с неожиданной — малонаселенной стороны, но попытка закончилась провалом, так как я сразу же оприходовал их из пулемета, а затем еще и добил.

Когда за спиной чувствуешь верного напарника, на душе становится легче и спокойнее. Надеюсь, такое же чувство испытывал и Павел. Вот только магазин, на который я так сильно надеялся, уже выгорел дотла. Слишком уж близко он находился к перекрестку, и слишком часто на него попадали огненные струи. Так что радость от обретения напарника вскоре сменилась у меня горечью от потери продуктов.

— Всё это, конечно, прекрасно, — сообщил я, переключаясь на болтер и отстреливая умертвий, которые пока не могли подобраться слишком уж близко, — но у меня нет ни крошки еды и ни капли воды. Так мы здесь долго не продержимся.

— А ты в чемодане посмотри, — хитро прищурившись, сообщил Павел.

Я, не чувствуя подвоха, открыл чемодан, и моему взору открылась изумительная картина: внутри стояла полная тарелка борща, тарелка с макаронами и жареным мясом, стакан молока, а сверху на стакане лежало три больших ломтя черного хлеба.

— Ух ты! Не может быть! Как ты сумел все это сохранить? — моему удивлению не было предела.

— А мне и не надо было, — ухмыльнулся мужчина. — Еда здесь сама появляется, так что думаю, что голодная смерть нам точно не грозит.

— Вот это здоровски! — Я не выдержал и набросился на еду. — Ё-моё! Сколько же дней я нормально не ел!

Казалось, что прошло уже несколько недель, хотя на самом деле, если я нигде не ошибся, шел всего лишь третий день моих злоключений. Мне бы такой рюкзачок, чтобы еда там сама появлялась!

— Прямо скатерть-самобранка, — пошутил я с набитым ртом.

— Точно, — подтвердил мужик и дал еще один залп по зазевавшемуся умертвию. — Как, ты говоришь, их назвал?

Павел так и не понял или не расслышал, как я называл этих тварей.

— Умертвия! — выкрикнул я. — Мне кажется, что такое название наиболее точно отражает их сущность.

— Вполне возможно. Вполне возможно… — пробормотал Павел. — А одна штука как будет?

— Умертвие.

— Понятно, понятно… — Он помолчал некоторое время — видимо, привыкая к новому слову. — А я их чудиками звал. Не смог ничего более внятного придумать.

— А что, тоже неплохо.

Я кивнул и запихал в рот остатки макарон.

После хорошей еды мое настроение сразу же поднялось до небывалых высот, и мир теперь казался не таким уж и страшным, и вроде бы перспективы какие-то появились. Вот ведь как мало человеку надо, чтобы измениться в ту или иную сторону. Павел показал мне, как стрелять из огнеметов, но я все же предпочитал свое, уже привычное оружие, к которому Павел даже притрагиваться не захотел — все боялся, что во время трансформации его пальцы куда-нибудь засосет с концами.

— А я без пальцев себе жизни не представляю, — пояснил он мне свои опасения.

Видать, морская жизнь учит грамотно использовать всего себя без остатка. И это правильно.

Сумерки начали сгущаться, небо потемнело. Хорошо хоть, до сих пор погода стояла ясная и практически безоблачная. Отхожее место, которое показал мне Павел, мне совсем не понравилось, однако в чужой монастырь со своим уставом… даже если есть крутая пушка, лучше не соваться. Вот и пришлось мучиться.

Мое появление заметно взбодрило Павла Федоровича, но к вечеру он стал сильно сдавать. Это мне удалось две ночи кое-как поспать, а он, судя по всему, совсем не прикорнул даже.

— Ложись, поспи, а то так скоро совсем свалишься без сил, — сказал я.

— И то правда, — легко согласился мужчина. — Глаза сами слипаются, прямо спасу нет. Ты там постреливай периодически по периметру огоньком, чтобы видеть этих нелюдей, если приближаться начнут.

— Да, конечно, — кивнул я и пустил несколько очередей в появившуюся из-за обгоревшего магазина группу умертвий.

Мне кажется, Павел заснул сразу же, как положил голову на чемодан. Я не думаю, что таким образом он хотел себя обезопасить — так сказать, не дать мне стащить замечательную вещь. Скорее всего, он даже не задумывался над тем, что делает. Нашел единственную приподнятую над асфальтом вещь и прикорнул на ней. Он лежал на спине. Его открытая грудь, которую практически не прикрывали оставшиеся лоскутки тельняшки, мерно вздымалась и опускалась в такт его дыханию. Вскоре раздался громкий храп. «Это мне вместо музыки», — подумал я и улыбнулся. Надо же людям когда-то отдыхать, а раз нормально лечь нельзя, то тут уж не обессудь, что с храпом спать получается.

— Подушки бы еще тут выдавали, с кроватью и одеялом, — прошептал я, представляя такую забавную картину: круг огнеметов, кучи нечисти вокруг, постоянная пальба — и белоснежная, идеально чистенькая, мягкая, притягательная кровать, способствующая долгому и приятному сну.

Я чуть не рассмеялся в полный голос, так забавно все это выглядело в моем воображении.

Из болтера послышалась спокойная умиротворяющая музыка. «К чему бы это? Неужели и меня усыпить хотят? Не выйдет!» Я решительно направил болтер на вынырнувшее из-за угла умертвие и выстрелил в него. Промахнулся. Тогда я начал палить по нему, запуская болтерные заряды один за другим, пока случайным выстрелом не разворотил ему левый бок. Умертвие упало, но затем поднялось и еще решительнее направилось в мою сторону. Я переключился на снайперку и снес ему башку.

— Так как-то проще получается, — прокомментировал я свои действия.

Однако радостного настроения заметно поубавилось. Умертвия становились все умнее и умнее — вот уже перестали лезть на рожон, а прячутся, пытаются обходить по флангам, как-то обмануть, не попасться под пули. Странно все это. Такими темпами они скоро станут как обычные люди. Вот как тогда с ними воевать, когда у них огромный численный перевес? А если они еще и оружейный магазин какой-нибудь откопают и вспомнят, как стрелять надо, что тогда? Тут уж никакие бесконечные боеприпасы не спасут.

Так стоял я и рассуждал, поглядывая по сторонам. Вскоре захотелось присесть, но в сидячем положении трудно было увидеть все, что творилось вокруг. Еще и треноги эти обзор закрывали. Наступала третья умертвиевская ночь.

— Что ж, день прошел весьма продуктивно. Еще и друга себе нового нашел, — подбодрил я сам себя.

В надвигающейся темноте, слыша свой собственный голос, я начинал чувствовать себя несколько более уверенно. Хотя и глупо все это смотрелось со стороны. Тем более что пока я сам говорил, то плохо слышал, что происходит вокруг. Если бы умертвия были поумнее, то могли бы подкрадываться ко мне как раз во время моих речей. Но, с другой стороны, я все же очень надеялся на свое оружие, которое еще ни разу меня не подвело, продолжая выдавать бодрящие мотивы в самые опасные моменты.

Стрелять из огнемета, а заодно держать в руках пулемет или ту же винтовку было неудобно. Я бы и не стал ими пользоваться, но темноту необходимо было хоть как-то рассеивать, а раз так, что еще можно было придумать? Фонари в деревне, как я понимаю, уже давно не горели. Наверняка в первый же день и вырубились, если вообще включались.

Из всего набора оружия только ружье и винтовка имели ремешок, с помощью которого оружие можно было повесить за спину или на плечо. Поэтому я долго не раздумывал — оставил снайперку, повесил за спину и сосредоточился на стрельбе из огнеметов. Подсвеченная огнем местность выглядела непривычно. К сожалению, полнолуние ожидалось не скоро, а раз так, то стрелять приходилось довольно часто. Тем более что постоянный перепад — то ярко, то темно — не способствовал хорошему обзору.

Мне самому хотелось спать, но кто-то должен был смотреть по сторонам и не пропускать недругов. Я прошел по кругу, пуская пламя не из каждой трубки, а через одну. Никого. Подозрительно всё это. Одно дело, когда твари лезут, и совсем другое, когда они куда-то все задевались. Значит, наверняка что-то задумали. А раз задумали, то всё время надо быть настороже. Бездействие усыпляет. Поэтому я ходил по кругу, периодически нажимая то одну, то другую кнопку. Теоретически можно было довериться оружию — должно же оно было шум поднять в случае чего, но я совершенно не привык полагаться на всякие технические вещи. Разве что обычный будильник, встроенный в мобильник, всегда помогал мне вовремя просыпаться и никуда не опаздывать, но и на него я рассчитывал постольку-поскольку, стараясь просыпаться загодя.

Несколько раз вдали слышалось рычание и возня. Пару раз кто-то кричал — видать, нарыли где-то живого человека.

Когда все началось, четырнадцатилетний Виталик сидел за компьютером и играл. Родители уже ушли, так что он был дома совершенно один, а наушники, надежно закрывающие уши, не давали посторонним звукам проникнуть в комнату. На тот момент для него существовала только игра и ничего более. Лишь к вечеру, когда начало темнеть, он что-то заподозрил, но прерываться не стал, а поиграл еще немного. И лишь на третий день — или, точнее, к третьей ночи он решил проверить свои подозрения. Первое и основное его подозрение было связано с тем, что он успел прокачать своего персонажа до 80-го уровня, и никто ему в этом не мешал. Такого еще не бывало. А второе подозрение — он был слишком голоден.

Сначала он проверил холодильник, там отыскал какие-то остатки, которые тут же и съел. Затем попробовал позвонить родителям, но свой мобильник у него разрядился, а по стационарному телефону дозвониться никак не получалось. Теперь некоторое подозрение переросло в более серьезное беспокойство. Виталий выглянул в окно. Снаружи происходило что-то невероятное. Толпы людей бестолково шлялись по улице. Парень вглядывался в лица прохожих — ему казалось подозрительным их поведение.

Виталий жил на четвертом этаже, поэтому вполне мог разглядеть все детали. Но самое плохое, что и странные люди сумели разглядеть Виталика. Фатальной ошибкой парня стало то, что он решил высунуться из окна, чтобы получше осмотреться. Поднялся неистовый вой толпы, увидевшей жертву. Умертвия, которые бесцельно толклись на дороге или направлялись к окраине города, ринулись в сторону дома.

Виталик с ужасом отскочил от окна, даже не попытавшись его закрыть. Сначала ему показалось, что он так и не вышел из игры или неожиданно оказался внутри нее, но здравый смысл говорил об обратном. Затем Витя побежал к входной двери, проверил замки. Дверь была закрыта на ключ. Парень задвинул защелку. Он не думал о том, что родители могут вернуться. Он думал лишь о том, чтобы внутрь не проникли эти ужасные твари. А твари имели самые прямые намерения проникнуть в данную квартиру и, несомненно, что-нибудь сделать с ее живым обитателем.

Не прошло и нескольких минут, как в двери начали стучать. Сначала несильно, если можно так выразиться — слегка. Но затем удары стали все жестче и сильнее. Виталий начал паниковать. На кухне он отыскал большой крепкий нож и сжал его двумя руками, направив в сторону двери.

Надо сказать, что дверь в квартиру не отличалась особой надежностью. Никто и не рассчитывал на то, что в нее будет кто-то ломиться. Замки стояли хорошие, но вот петлям давно требовался техосмотр. Даже удивительно было, как долго они держали оборону.

Громкий треск, сопровождающийся распахиванием двери, полетом мелких щепок и бетонной пыли, оповестил, что последний защитный бастион пал. Виталик не выдержал: при виде умертвий он вскрикнул от ужаса, выронил нож из рук и побежал к окну.

Четвертый этаж — это всё-таки довольно высоко, но выбор между умертвиями и прыжком наружу был сделан максимально быстро. Распахнуть окно было делом нескольких секунд. Умертвия, хоть и стремились поскорее схватить Виталия, все же двигались недостаточно быстро. Кроме того, они сильно мешали друг другу, постоянно наступая на ноги соседям, делая непредумышленные подножки, сбивали ближайших соратников руками. Тут скорее удивительно было то, что они вообще сумели до парня добраться. Но желание города берет.

Витя впрыгнул в оконный проем и закачался вперед-назад, с трудом удерживаясь за стену. Привычный вид на улицу, который он лицезрел ежедневно (или, во всяком случае, довольно часто — Виталий не был поклонником окон, он был поклонником компьютерных игр), поплыл перед глазами: расстояние до земли показалось ему очень большим и пугающим. Но рев сзади не прекращался — наоборот, все усиливался.

Подъезд был с противоположной стороны дома, иначе Витя бы увидел, какая огромная толпа рвется внутрь дома. Понимая всю отчаянность своего положения, парень развернулся, спустил вниз ноги, а затем повис на руках. Теперь он был на метр девяносто семь ближе к земле. Руки никак не хотели отпускаться — теперь они думали за человека, они принимали решение. А решение было одно: не отпускать!

Там внизу земля, она слишком далеко, если человек разобьется, то и рукам придет конец. Примерно так рассуждали руки и, наверное, успели бы рассудить еще много чего, но сверху появилась ужасающе страшная физиономия и попробовала этими руками завладеть. Вот тут руки не выдержали и отпустились.

У Виталия перехватило дыхание, и крик так и застыл у него в горле. Приземление можно было бы назвать удачным. Точнее, оно было бы удачным, так как Витя всего лишь подвернул правую ногу и сильно ушиб левое плечо. Если бы только этим его испытания и ограничивались… Умертвия посыпались за ним из окна без всякого страха и сомнений. Многие наверняка себе что-то ломали, вывихивали, но если дальше можно было хромать, брести, шлепать, ползти, то умертвия это делали с полным знанием дела.

Несмотря на пронзившую все тело, а особенно некоторые его части, боль от падения, Виталик успел перекатиться в сторону, а затем и встать на ноги, иначе его сразу же завалили бы падающие сверху тела.

Надвигалась ночь. Когда парень падал вниз, вокруг уже все серело. Теперь, после десяти минут хромого бега, он стал замечать, что темнота спускается на городок очень быстро. Быстрее, чем он мог себе представить, хотя в компьютерных играх смена погоды, времени суток, времен года происходила заметно быстрее, так что представить себе он мог всякое, но почему-то не хотел.

Его спасло то, что умертвия двигались медленнее, чем он… чуть-чуть медленнее. Так что останавливаться было смерти подобно. Поэтому Витя всё бежал и бежал, стараясь оторваться от преследующей его толпы. Умертвия действовали совершенно неразумно, позволив Вите оббежать вокруг дома (он надеялся спрятаться в подвале, но тот оказался закрыт), после чего «пропустили» его к небольшому магазину почти в центре городка. Но и там парень не нашел себе места. Затем его погнали в сторону автобусной остановки, на окраину.

Витя думал, что, прорвавшись к шоссе, сможет наконец оторваться от уродов, но до шоссе еще надо было добежать. Больная нога и еле шевелящаяся рука сильно затрудняли движение. К тому же Виталий даже не думал бежать по бездорожью, понимая, что вот там-то у него шансов на спасение не будет.

Кромешная тьма окутала город. Как Витя умудрялся ни на кого не нарваться — просто чудо. Он ориентировался на слух. Умертвия так и не научились действовать тихо. Постоянные петляния, уходы в одну сторону, другую забирали драгоценные силы и время.

«Продержаться бы до утра, когда светать начнет». Парень думал только об этом, очень надеясь, что уж при свете дня он сумеет что-нибудь придумать. А пока никакие придумки в голову не лезли. Лез только страх. Но Витя умел хорошо сосредоточиваться — недаром у него был «мощнейший компьютер с суперской звуковой картой и офигенными наушниками», как выражались его друзья. Парень уже давно наловчился быстро реагировать на звук. Система «долбит по кругу[62]» приучила его так хорошо распознавать направление звука, что Виталик мог действовать практически вслепую. Что, собственно, ему пришлось демонстрировать именно сейчас, когда власть зла царила над городом безраздельно.

Мысленно пытаясь представить себе тот «завтрашний» день, который должен был наступить с рассветом, Виталий заметил вдалеке какие-то красноватые отблески. «Неужели огонь? А впрочем, почему бы и нет, ведь если я живой, кто-то еще тоже мог выжить». С такими мыслями он попытался прорваться в ту сторону, но ему преградили путь шаркающие шаги. Пришлось снова маневрировать, постоянно реагируя на каждый шорох.

Неожиданно Виталия кто-то схватил за больную ногу.

— А-а! — дико завопил парень, причем больше от неожиданности и напряжения, чем от боли.

Он тут же лягнул кого-то в темноте (и, очевидно, попал — рука отпустила его ногу) и рванул в сторону от опасного места.

Как ни старался он себя сдерживать, не выдавать звуками, но кричать ему пришлось еще дважды: когда его чуть не схватил монстр, напавший прямо из-за дерева, а затем, когда он сам споткнулся о бордюр, упал и услышал, как его нагоняют преследователи. Собственный крик помог ему резво подняться и побежать дальше.

«Может быть, именно поэтому к нам пока никто не идет? — стал размышлять я. — Охотились на бедолагу какого-нибудь, которому оружие не выдали». Однако теперь, по логике, если живых людей поблизости не осталось, умертвия должны направиться точно к огнеметному кругу, чтобы выковырять наконец зарвавшихся людишек, так долго скрывающихся за всякими приспособлениями. Но у умертвий, видимо, была своя логика — никто идти в гости к нам не хотел, и вскоре я совсем замучился круги наматывать в поисках своих жертв.

— Вот полночь минула, а Германа всё нет[63], — уныло проговорил я. — Быть может, из умертвий кто-то даст ответ?

Добавленная фраза не блестела ни остроумием, ни стилем, но ничего путного в такой поздний час, после стольких испытаний, при бешеном недостатке сна в голову не пришло.

Для развлечения я снял с плеча винтовку и переделал в пулемет. Что время зря терять — хоть постреляю немного. Пройдя еще один круг, нажимая на все левые кнопки, стараясь высветить пространство как можно дальше вглубь деревни, да и окраин тоже, я вновь убедился, что никого не видно (и это было подозрительно). Заодно определился с направлением: решил обстрелять ночную деревню. Как только почетный огненный круг был завершен, я направил пулеметные стволы в сторону центра деревни и нажал на спусковой крючок. Незримые пули понеслись в черноту.

«Жаль, нет трассирующих[64]», — посетовал я. Но в целом и так было неплохо. Пули вылетали бесшумно, но вот эффект от попаданий был слышен очень хорошо. Оказалось, что еще не все стекла были разбиты, да и грохот падающих камней звучал как музыка. Так продолжалось некоторое время — думаю, минут десять-пятнадцать, хотя в темноте время течет непривычно (но мне кажется, чувство времени, выработанное годами, если и подвело меня, то несильно). Я даже почти заснул, как вдруг по ушам ударили басы, а за ними резво подключились гитары.

— Едрить твою налево! Я же так оглохну напрочь!

— А? Что? — Павел заворочался и снова затих.

Я подскочил к огнеметам и начал жать по очереди на каждую левую кнопку. Огненные струи полетели в ночь. Пулемет держался наготове, в любую секунду ожидая нападения. Музыка продолжала наяривать, терзая мои уши, и тут раздался рев. Мне показалось, что ревела сотня глоток.

— Сзади, — на выдохе произнес я и, резво развернувшись, отправил смертоносную кучу свинца в темноту, ориентируясь на звук.

Эти уродцы снова обошли нас сзади, да еще такой большой толпой. Значит, они поняли, что нельзя лезть напролом. Это мне совсем не понравилось. Умертвия становились быстрее, умнее, а значит — и смертоноснее. Я успел подбежать к противоположному огнемету и нажать на правую гашетку. Огонь выжег весь воздух вблизи круга. Тьма расступилась, но не расступились они…

Я не знаю, сколько их было, — трудно разглядеть всех сразу, тем более что даже большое облако огня не так уж и сильно разгоняет тьму, но то, что было их очень много, — это несомненно.

— Павел! Проснись! — заорал я что есть мочи и снова зарядил из огнемета, а заодно, не целясь, да и не глядя, оправил в сторону умертвий пулеметные пули. — Нате, получите, твари! — снова заорал я.

Кричал я больше для того, чтобы активизировать разоспавшегося Павла.

— Что? — опять повторил он, но на этот раз я услышал, как Калтухин стал подниматься.

— Сюда, быстрее, их тут сотни!

— Как? Как же так?

Я его не видел, только почувствовал, как кто-то ткнул меня в спину рукой.

— Ой, сейчас, — взволнованно причитал мужчина.

Он явно задел меня совершенно случайно, просто понесся сломя голову на мой голос.

— Жги их, жги без остановки, а я буду добивать!

Я понесся по кругу, нажимая на все гашетки по очереди. Благодаря этому я понял, что основная масса умертвий нападала с одной стороны, а с других сторон монстры только начали свое наступление. Если удержать начальную атаку, то дальше мы сумеем отбиться.

Очень мешала темнота, но тут уж ничего не попишешь. Умертвия, похоже, на это и рассчитывали — им она не была помехой, судя по всему.

Когда я оббежал полный круг, увидел, что множество умертвий практически уже прорвалось к Павлу, и без моей помощи ему было не обойтись. И как только он раньше один справлялся со всей этой братией?

Чтобы не попасть в своего напарника, я выполз за линию огнеметов и принялся обстреливать всех прорвавшихся.

— Надо по-быстрому этих покосить, пока задние не подошли! — крикнул я, разнося черепа ближайшим умертвиям.

— Покосить? — удивился Павел и на секунду даже перестал обжигать округу.

— В смысле — поубивать.

Я решил, что проще будет сразу пояснить, чем ждать новых вопросов. Странно, Калтухин показался мне весьма продвинутым мужиком. Но, видимо, в деревне свои понятия: слово «косить» здесь обычно обозначает именно работу косой, а не что-нибудь другое.

Когда мы взялись за дело вдвоем, дело пошло заметно лучше — умертвия не успевали подойти на близкое расстояние, где они могли бы создать реальную угрозу. Несколько злобных особей попытались на нас напрыгнуть, но или были сожжены прямо в воздухе либо продырявлены настолько, что больше ничего в этой жизни уже не хотели.

— Здесь, кажись, разобрались. Пойду посмотрю, что с других сторон происходит.

Я отполз обратно в круг и снова побежал от огнемета к огнемету, поочередно нажимая на все кнопки. Странно, куда подевались мои преследователи? Сейчас на нас нападали только местные умертвия. По моей дороге за мной сюда никто не пришел. Коньски эти их задержали или даже уничтожили, что ли? В той стороне, куда я собирался идти, тоже никого. Но вот сзади одна жизнерадостная кучка стремилась добраться до нашего пункта обороны, и как можно скорее. Я решил не звать Павла — хоть с этими-то я должен сам справиться. Огонь опять помог: горящие умертвия неплохо подсвечивали территорию, в дальнейшем давая возможность получше прицелиться и использовать пулемет более продуктивно.

Умертвия вели себя как-то странно — метались туда-сюда, вроде бы к нам стремились, но затем разворачивались и уходили обратно. Я ничего не понимал, что происходит, однако и вдаваться в подробности не желал. Умертвия — они умертвия и есть, главная их цель существования — быть уничтоженными мною или напарником.

Если мое оружие стреляло бесшумно, то огонь издавал некое шипение и еще какой-то звук, не поддающийся описанию. Не могу сказать, что эти звуки плохо воспринимались моими ушами. Выстрел из огнемета сопровождался длительным «щуууух!». И это не считая звука ревущего пламени. Впрочем, издаваемые огнеметом звуки не были актуальны, актуален был отсев бестолковых умертвий. Только их существование сейчас отравляло жизнь, заставляло бояться, действовать, стрелять, переживать всякие трудности и неприятности.

— Вот вам, получите, — тихо бормотал я, выжигая округу.

Вскоре практически никого шевелящегося не осталось. Только обугленные и горящие тела валялись повсюду, некоторые из них еще пытались шевелиться. Я перестал палить из огнемета и взялся за пулемет. Слишком низкая точность не давала полноценно уничтожать недобитого противника, так что винтовка в данном случае оказывалась более полезной.

— Чего бурчишь? — Голос Павла заставил меня вздрогнуть. — С моей стороны всё чисто. Вот решил посмотреть, что у тебя творится.

— Да вроде тоже практически чисто, собираюсь остатки добить. Вон, видишь, шевелятся еще.

Я неопределенно махнул винтовкой в сторону.

— Вижу. А один еще и на ногах. — Он усмехнулся, подошел к огнемету и пальнул дальней струей, почти не целясь. — Ха, попал!

Виталий не понимал, что происходит. Перед ним была толпа умертвий, которая вроде бы жаждала добраться до него, но в то же время, рвалась и в другую сторону. Все это он сумел разглядеть в огненных всполохах, что озаряли округу. Парень видел, как огонь выжигал чудовищ, как редеет толпа. Ему с трудом удалось увернуться от нескольких тварей, и он отскочил в сторону. «Пусть эти ребята мне дорогу сначала расчистят, потом пройду».

Виталий покружил еще немного, стараясь не попасться в лапы преследующих его монстров. Через некоторое время он обратил внимание, что никого не слышит. Преследователи куда-то подевались. «Неужели все перебиты?» Парень улыбнулся. В первый раз за все это время удача повернулась к нему лицом. Путь к живым людям был открыт. Вот оно — спасение.

Парень направился в сторону, откуда прилетал огонь. Больная нога, которую он теперь еле волочил, практически не действующая рука, потные мокрые волосы — вот таким полуинвалидом выглядел Виталий на данный момент. Но он верил, что там, вдалеке, где люди еще способны выпускать огонь и даже защищаться с помощью него, он найдет себе защиту. Сможет наконец отдохнуть, прийти в себя. А уж тогда… тогда… он покажет этой нежити!

Ему хотелось что-то крикнуть этим храбрым парням, уничтожившим целое полчище монстров, но выдавить из себя получалось только какой-то невнятный хрип. Жаль, что еще очень темно вокруг. Горящие останки освещали путь, но не так хорошо, как хотелось бы.

— Эй, эй…

Виталий даже не понимал, говорит он вслух или это звучало только в его мыслях. Он увидел, как человек, стоящий за какими-то трубками, обратил на него свое внимание, затем к нему подошел еще один. «Вот оно, спасение!» — Виталий улыбнулся, и тут же огненная струя пробила его живот, полностью сжигая все внутренности. Он еще продолжал улыбаться, ничего не понимая. Сознание пощадило его, блокировав боль. Виталий даже не заметил, как разлетелась его голова, усеяв своими запчастями дорогу.

— И я попал. — Мне удалось скрыть довольную улыбку, вешая винтовку на плечо. — Теперь, кажется, все.

— Точно. — Павел улыбался. — Я даже не думал, что вдвоем обороняться гораздо веселее.

— Это несомненно.

Мы отошли к чемодану чтобы попить и немного перекусить.

Никто их не видел. Синие человечки экранировали себя от всякого взгляда, они стояли на дороге и смотрели на останки Виталия. Их было всего двое.

— Не понимаю, как мы его прозевали? — сказал один.

Второй пожал плечами.

— Все-таки эти существа весьма загадочны.

— Ага, — наконец подал голос второй. — Если наши аналитики правильно все разобрали, то парень был слишком сильно погружен в игру, и мы не смогли вычленить его сознание как самостоятельное. А то наверняка смогли бы его чем-нибудь снабдить.

— Несомненно, — кивнул первый, а затем тяжело вздохнул: — Эх…

Он вытащил из-за спины аппарат, чем-то напоминающий пылесос, и начал убирать останки Виталия. Через пару минут все было кончено. Ни одного кусочка, ни одной молекулы Виталия не осталось — все всосал в себя прибор, да еще и объявил об этом тихим писком.

— Готово.

— Омг. — Второй кивнул и растворился в воздухе.

То же самое проделал и первый, вот только без всякого «омга».

Рассвет неторопливо рассеивал ночную темноту. Вокруг все было тихо. Умертвия то ли куда-то попрятались, то ли кончились, в чем я сомневался. Но пока существовала возможность порадоваться, мы радовались. Мне теперь тоже было бы неплохо поспать, но адреналин после напряженной ночи никак не отпускал. Некоторые трупы еще не догорели, но большинство лишь слегка дымилось.

— Какие-то горючие эти умертвия, — сказал я, оглядывая окрестность.

— Это да… — протянул Павел сыто и довольно водя головой из стороны в сторону. — Не было бы всяких тварей — так и жилось бы нам спокойно, а так…

— Радуйся, что без дождя обошлось. Во всех неприятностях есть и положительные стороны, так что давай не будем расстраиваться, а наоборот, порадуемся тому, что еще живы. И даже при оружии.

— Это да, — повторил Калтухин.

— Мне бы поспать, хоть немного.

Я устало зевнул и встал, слегка разминая ноги.

— Ложись. Потом и я вздремну немного, а то как-то недоспалось мне.

— Да уж, выдалась ночка, — согласился я, затем подошел к чемодану. — Тебе ничего больше не нужно пока что?

— Нет, ложись спокойно. Хотя подожди…

Павел откинул крышку чемодана и вытащил пару бутылок воды.

— Мало ли, — пояснил он и отошел к огнеметам.

— Это правильно.

Я постарался поудобнее примоститься, но с чемоданом, который, казалось, состоял из одних углов, это было сделать не так просто.

— И все же очень жаль, что подушек тут не предусмотрено, — еле слышно прошептали мои губы.

Павел наверняка меня не расслышал и поэтому никак не отреагировал. Он теперь был на посту — прямо как на корабле, на вахте.

Заснул я практически мгновенно. Чувствовалась какая-то уверенность в мужике, спокойствие и надежность. Впервые с момента начала военных действий я мог чувствовать себя защищенным. Может быть, момент засыпания повлиял и на мои сны. Они были добрые, хорошие — без всяких умертвий, ужасов или каких других монстров.

Когда я проснулся, солнце висело практически над головой, сильно припекая. Небо по-прежнему не пускало на себя облака, поглядывая на нас сверху глубокой синевой. Над головой вилась толстая зеленая муха, оглушительно гудя. Не могу сказать, что это она меня разбудила — я сам проснулся, но вот ее присутствие радости не доставляло. Я отмахнулся и объяснил ей, какая же она нехорошая.

— Выспался? — осведомился Павел и присел рядом. — Ни одной души за все это время. Прямо чудеса какие-то.

— Затишье перед бурей?

Я взял одну из бутылок с водой и ополоснул лицо. Сонное состояние медленно покидало меня. Чувствовался некоторый прилив сил, хотя, если разобраться, проспал я не более шести-семи часов, что, в принципе, не так уж и плохо, но, с другой стороны, после нескольких напряженных ночей требовалось намного больше времени, чтобы отоспаться. Но и так сойдет.

— Надеюсь, что обойдемся как-нибудь без бури, — оптимистично сказал Павел.

Его оптимизм был понятен. Вокруг бушевала весна, растения старались вовсю, впитывая живительные соки, солнечные лучи да жизнерадостное настроение окружающей природы. Вчера, когда я добрался до этого места, местность казалась мне унылой и мрачной. Это и не удивительно, учитывая мое состояние на тот момент да напряженную обстановку. Сейчас же, когда вокруг было так красиво, когда яркое солнце светило так, будто никаких опасностей в мире просто-напросто не могло существовать, всё казалось приветливым, веселым, навевающим приятные воспоминания о добрых старых временах. Картину, пожалуй, портили лишь обугленные трупы — некоторые до сих пор еще дымились[65].

Но даже общая обгорелость никак не влияла на мое настроение. Наоборот, теперь я чувствовал себя победителем. Ведь я сумел справиться с такой кучей умертвий, да еще и один (во всяком случае, пока добирался сюда). Да я герой, уничтожающий всё на своем пути! Никто не сможет меня остановить. Что мне всякие там умертвия, монстры, ха-ха!

Такое приподнятое настроение подняло меня с асфальта и заставило потянуться.

— Лепота[66]!

— Так точно, — задорно поддержал меня Павел. — Пока я тут караулил, появилась у меня одна забавная мыслишка. Надо бы попробовать ее реализовать.

— Какая мыслишка?

— Объединить все огнеметы в один, так сказать.

— Не понял?

— Сделать так, чтобы они все стреляли одновременно!

— Звучит многообещающе, но разве это выполнимо?

— Вот мы и проверим. — Павел подмигнул.

Его задумка выглядела интересной. Он стал доставать из чемодана копченую колбасу и огромные головки сыра, перевязанные веревками, затем рвал эти веревки на максимально длинные куски, которые затем связывал. Я попробовал ему помочь, но моих сил не хватало — веревки резали пальцы, больно давили, чуть ли не разрезая кожу.

— Как у тебя получается? — удивился я.

— Долгая практика общения с веревками, — подмигнул он.

Я сразу же представил Павла на каком-нибудь старинном корабле, где тонны канатов болтались со всех сторон, и их постоянно приходилось подвязывать, перекручивать, натягивать, завязывать. Однако спрашивать и уточнять мне было неудобно.

В помощи Павел не нуждался — он правильно решил, что самому ему будет справиться намного проще. Я, конечно, умел завязывать узлы, но так, как это делал бывалый моряк, я бы точно не смог. Единственная помощь, которую мне удалось оказать, — это доставание колбасы и сыра из чемодана. Так как кучка невостребованного продукта очень быстро росла и столько съесть мы не смогли бы при всем желании, надо было как-то это дело утилизировать. Вот я и придумал развлечение: бросание колбасы/сыра с поджариванием[67]. Оно состояло в следующем: левая рука нажимала на кнопку, а правой рукой я бросал вперед батон колбасы или головку сыра. Как и в стрельбе по тарелочкам, мне надо было нажать на кнопку и попасть огненной струей по летящему предмету. Оказалось, что это сделать было совсем не просто, и большинство мишеней падало на землю или на дорогу совершенно не поврежденными.

Главная сложность состояла в том, что нельзя было одновременно стрелять из огнемета и водить им из стороны в сторону. Как только я начинал двигать трубкой, она переставала извергать пламя. В лучшем случае можно было производить легкие покачивания из стороны в сторону или вверх-вниз. Этот минус так же мешал, когда мы выжигали умертвий. Намного проще было бы включить трубку на дальний бой и водить ею из стороны в сторону. Но нет в нашем мире совершенства.

Вскоре я приноровился и несколько раз сбил батоны точными выстрелами. Глядя на меня, Павел сидел и посмеивался, продолжая связывать между собой получавшиеся веревки, но затем не выдержал и тоже попробовал сделать несколько выстрелов. У него получилось попасть со второго раза.

— Учись, студент[68].

Он снова подмигнул и сел продолжать свое веревочное дело.

— Круто… Буду учиться, — тут же ответил я, улыбаясь.

«Огнемет и правда его оружие» — такая мысль сразу же пришла в голову. Может быть, каждому из выживших дают именно то оружие, которое поможет ему больше всего, с которым ему легче будет справляться и уничтожать ужасных монстров? Это были те вопросы, над которыми стоило бы подумать. Я пока только двоих выживших видел — себя и Калтухина, так что выборка оказывалась слишком мала. Посмотрим, что будет дальше, тогда и сумею точно определить, правильна моя мысль или нет.

Когда веревок набралось достаточно много, а многие из них уже даже были связаны между собой, Павел стал рассчитывать и проверять нужную длину, после чего привязывать веревки к ручкам с кнопками. Я немного посмотрел за его действиями, но затем решил, что это всё выше моего понимания, а особенно терпения, и пошел снова пострелять по «мишеням». Мишени не сопротивлялись, но все равно чаще падали с громким шлёпом на асфальт и там оставались валяться. Некоторые из них я затем расстрелял из болтера. Попадал я довольно часто: все же оружие без отдачи — это мощная вещь, но всё равно асфальту досталось очень даже прилично.

За то время, что я развлекался, Павел полностью наладил стрельбу из пяти установок. Он завязывал веревки на ручках с кнопками, затем тащил их к центру, которым у нас служил чемодан, и там связывал воедино. Принцип того, что он собирался соорудить, я примерно понял, но все же интересно было посмотреть на всю конструкцию в целом.

— Может, я пройдусь немного, осмотрюсь? — предложил я, так как бездействие все же угнетало.

— Ты уверен? Вдруг эти твари только и ждут твоего появления? — Павел оторвал взгляд от веревочек и уставился на меня.

— Нападут — буду убегать, что же еще делать? — пожал я плечами. — Не впервой.

— Ну, не впервой так не впервой. — Павел пожал плечами, как бы слегка пародируя меня. — Ты только сюда не ходы. — Он показал на те пушки, которые уже были оприходованы. — Ты сюда ходы, а то огонь башка попадет, совсем мертвый будешь[69].

Мы вместе рассмеялись. Когда я смотрел на этого пожилого мужчину, порой казалось, что мы с ним знакомы очень давно. Может быть, схожи были наши характеры, может быть, просто так совпало, а может быть, сейчас любой в меру уравновешенный человек стал бы для меня той отдушиной, которая помогает справиться с бедой. Так сказать, увидеть хоть одно живое лицо среди умертвий.

Я выбрал дробовик, так как было совершенно непонятно, откуда могут последовать нападения. А в ближнем бою дробовик был незаменим. Сначала я проверил обожженный полуразрушенный магазин: кучи пепла, море черноты и некоторое количество почти живых продуктов. Пластмассовые бутылки с газировкой от жара сначала лопнули, а потом расплавились, но не все. В общем, здесь ловить было нечего, разве что перепачкаться.

Я направился к домам — там наверняка можно было найти что-нибудь интересное. Мой шаг был спокоен и четок, сам себе удивлялся, но оружие в руках — это великая вещь. Жаль только, большая толпа — это еще более великая вещь. Вот когда две великости сталкиваются, тогда и начинается противостояние: кто кого.

Дорога была покрыта пеплом. Ветер трепал его, периодически перекладывая с места на место, но далеко не сдувал. У домов, куда уже не доставала струя огня, валялось несколько десятков трупов. Это была работа случайных пуль, унесшихся вдаль. Хорошо, что они не пропали даром.

У пятиэтажки я почти остановился, медленно-медленно перебирая ногами. Так и казалось, что сейчас все подъезды откроются и на меня хлынет толпа недобитых умертвий. Но пока тишина никем не нарушалась. Когда я дошел до второго подъезда, сзади неожиданно раздалось: «Карр!»

Я, находясь в повышенном нервном напряжении, не выдержал и от неожиданности нажал на спусковой крючок. Дробь улетела куда-то в небо. Обернувшись, я посмотрел в глаза крупной любопытной вороне.

— Чего кричишь? — вежливо обратился я к ней.

— Кар! — пояснила она.

— Ну, «кар» так «кар», — пожал я плечами и отвернулся.

Жаль, не захватил с собой чего-нибудь из съестного. Впрочем, эта пройдоха наверняка сумеет что-нибудь себе отыскать. Я шел и краем глаза поглядывал на нее. Ворона прыгала неподалеку, так же внимательно разглядывая окрестности, как и я.

Оружие молчало. Никакой музыки, никаких песен, тишина. Неужели мы всех перебили? И, как бы откликнувшись на мои мысли, дробовик взревел:

— «Мортал комбат»!!!

— Тандерболт! — подключился я по инерции.

Ни впереди, ни сзади никого не оказалось, только ворона испуганно вспорхнула и села мне на плечо. Я повернулся, посмотрел в ее забавную физиономию и услышал:

— Кар!

— Ну, каррррррр…

Я хотел сказать «кар», но последняя буква так и застопорилась в моей глотке: краем глаза мне удалось заметить, что творилось на крыше дома.

— Непруха.

Умертвия сидели на крыше. С началом песни они высунулись и теперь смотрели на меня бешеными, озверевшими глазами. Я сначала испугался, но потом расслабился: пока они оттуда спустятся, можно будет сто раз убежать в любую сторону. Интересно только, почему же так громко играла музыка?

Умертвия дали ответ практически в тот же момент. С диким ревом они ринулись вниз прямо с крыши.

— Мочи!

Выстрел из дробовика разнес одно из умертвий на части. Впрочем, голова его не пострадала, а теперь валялась на земле и скалилась на меня. Вторым я прикончил то умертвие, которое упало прямо передо мной. А вот дальше я решил не испытывать судьбу и побежал в сторону огнеметов.

Умертвия продолжали прыгать сверху, и самое поганое, что приземление их не убивало — может, и ломало что-нибудь, но не убивало. Эти твари вставали и тут же бросались за мной следом. Исключение составляли только те, кто ломал себе ноги. Таких, смею уверить, было совсем не много. А все из-за того, что умертвия прыгали на меня, а поэтом летели лицом вниз. Сломанные шеи им не доставляли особых неудобств: подумаешь, вид слегка сбоку — кому это и когда мешало?

Они так и не научились рассчитывать скорость бега жертвы. Я бежал и слышал, как сзади что-то шлепается, периодически вскрикивая. Хорошо, что я не так уж далеко ушел от Павла, теперь в случае чего он сумеет меня прикрыть. Впрочем, я надеялся добежать намного быстрее умертвий, чтобы разобраться с ними по-свойски.

До края дома оставалось совсем немного, когда из-за него повалила черная толпа. Я понадеялся проскочить мимо, но сбоку из-за куста выскочило умертвие и упало прямо под ноги. Выхода не было, пришлось спотыкаться. Больно ударившись плечом об асфальт, я не сразу сумел подняться. Тряхануло меня прилично, так что даже голова пошла кругом. Повезло — моя соображаловка не отключилась, и через вздох после падения дуло дробовика повернулось к голове напавшего на меня умертвия и выстрелило.

Его мозги забрызгали меня с ног до головы, но это не имело значения. Далее пришлось немного потрясти головой и снова осмотреться. Голова слегка кружилась, но верх и низ были уже на местах. Встав на ноги, я с трудом нащупал диск и переключил на пулемет. Такую ораву проще все же косить из пулемета, чем постреливая из дробовика.

«Мортал комбат» продолжал свои бешеные ритмы, а я пытался сообразить, куда теперь бежать. Умертвия набегали со всех сторон, и самое плохое, что к огнеметам прорваться никак не получалось. Разве что научиться летать.

— Кар! — раздалось в ухе.

Оказалось, что ворона никуда не делась и продолжала сидеть у меня на плече, с любопытством смотря по сторонам. Когда я уставился на нее, она снова сказала свое любимое слово.

— Эх, жаль, я не понимаю вороньего языка, — пожал я плечами.

— Кар, — ответила она и отвернулась.

Можно было бы еще с вороной поговорить, но умертвия не хотели давать нам такой возможности. Я только не совсем понимал, как она сумела удержаться на плече, поскольку на месте я, мягко говоря, не сидел.

Какого-то особого выбора мне не оставляли. Пока не все умертвия поднялись и не все готовы были на меня нападать, ноги сами понесли тело в ближайший подъезд. По дороге пришлось изрешетить несколько слишком близко находящихся и вполне активных умертвий, попытавшихся мне помешать. Теперь же от них была одна только польза — сгниют, растениям помогут. Хотя нет, была еще одна теоретическая польза: бегущие за мной их собратья могли бы о валяющиеся трупы споткнуться, но на это особой надежды я не возлагал.

Обшарпанный подъезд встретил меня темнотой и затхлым воздухом. То ли это умертвия так «надышали», то ли подъезд давно не открывался. Все эти мелочи мозг воспринимал походя, ни капельки не замедляя моего передвижения. На всякий случай я расстрелял всю темноту, что маячила перед глазами. Кто знает, что там могло притаиться? На мои пули никто не ответил — видать, никто не удосужился здесь спрятаться и встретить меня с хлебом-солью.

Стремительно проскочив первые пять ступенек, я бросился к дверям справа. Даже не проверяя, закрыта дверь или нет, я полоснул ее из пулемета и только после этого ударил ногой. Дверь не поддалась.

— Кар, — выругалась ворона.

— Черт! — выругался я и дернул дверь на себя.

Это оказалось гораздо эффективнее. Пробежав внутрь и не замедляя движения, интуитивно понимая, куда мне, собственно, надо, я влетел в комнату и расстрелял окно. Сзади уже раздавались рычаще-орущие звуки.

Умертвия, к сожалению, не ошиблись подъездом и шли по моим следам. Но дело было сделано — они проиграли. Через разбитое окно я вылез на карниз и тут же спрыгнул вниз. С первого этажа это было сделать нетрудно.

Ворона упорно держалась за мое плечо. При приземлении она так крепко стиснула когти, что слегка поцарапала меня.

— Ты бы поосторожнее. — Я сердито нахмурил брови.

— Кар, кар, кар, — ответила ворона и отвернулась.

Мы побежали в сторону огнеметов. Теперь умертвиям требовалось время, чтобы вновь обойти дом и ринуться за нами в погоню. Отбежав на некоторое расстояние, я не нашел ничего лучше, как показать преследователям язык.

Еще загодя, метров за сто я стал кричать Павлу, чтобы тот готовился к отражению атаки. А заодно своими криками я хотел его предупредить, что бегу я — друг, так сказать, поэтому не надо открывать по мне огонь (в буквальном смысле). В этот момент я увидел встревоженное бородатое лицо, появившееся над трубками огнеметов. Вправо вырвались струи пламени. Я не совсем понял, зачем он это сделал. Но до меня донеслось еле слышное «ой».

— Видать, случайно получилось, — непонятно зачем пояснил я вороне.

Она промолчала.

— Чего палим? Кого жжем?[70]

Пробежав внутрь, я еле-еле успел остановиться, чтобы не запутаться в переплетении всех веревок, что понавязал Павел.

— Да так, веревочку зацепил, — улыбаясь, ответил Калтухин.

Думаю, его радовало отсутствие серьезной опасности за моей спиной: все же умертвия хоть и прибавили в прыткости, но до моей скорости бега им было еще далеко. Я стоял и смотрел на ту паутину, что наплел паук-Калтухин.

— Ничего себе… — Я не сумел скрыть своего удивления.

Павел самодовольно агакнул.

— Но еще не все готово, только на три четверти. Может пока, постреляешь в своих преследователей, а я доделаю? — с надеждой спросил он. — Я гляжу, там их не так много.

Это было правдой — я сам не понимал, куда подевалась большая часть преследовавшей меня толпы. Или, как говорится, у страха глаза велики? Я переключился на винтовку и начал методично отстреливать самых неуемных.

— Кстати, ты не познакомил меня со своим новым другом, — уже отвернувшись к своим веревочкам, сказал Павел.

— С каким другом? — удивился я, на некоторое время даже приостановив стрельбу. — А, с вороной, что ли? — Как-то долго я стал соображать в последнее время. — А что тут знакомиться — ворона как ворона. Сама меня нашла, а не я ее. Теперь вот сидит и не слезает. Чаще всего говорит одно и тоже слово: «Кар», ни в каких подозрительных связях не замечена, в трусости не признается, смелости не занимать. Окрас стандартный, серо-черный. Вот, в общем-то, и все.

— Негусто, но будем надеяться, что это не шпион. — Павел говорил предельно серьезно, и я не сразу понял, что он шутит. — А имя у вороны есть?

— Пока не придумал, — честно ответил я, продолжая стрелять по оставшимся недобиткам. — Ворона — она ворона и есть.

— Наверное, ручная. Жила с кем-нибудь, а с хозяином приключилось такое… — Павел замолчал, углубившись в производство своей паутины.

— Наверное, — согласился я и снял еще одно умертвие.

Оставалось всего штук пять. По сути, это было ничто, так что я переключился на болтер и потренировался в прицельной стрельбе. Оказалось, что я весьма поднаторел в этом деле и болтер слушался меня безупречно. Ни один снаряд не пропал даром. Хотя и не все из них попали в головы тварям. Одному я сначала прострелил плечо и лишь затем голову, а вот предпоследнего добивал довольно долго: сначала прострелил ему живот, затем грудь, потом ногу и лишь потом попал в голову.

— Зачем же так издеваться над человеком? — укоряюще покачал головой Павел, который стоял рядом со мной.

Ворона повернулась к нему и сказала свое веское: «Кар!»

— Вот тебе и ответ, — засмеялся я и убил последнего из преследователей с одного выстрела. — На самом деле никак попасть не мог. Сам не понимаю, как так получилось.

Я немного помолчал, на всякий случай продолжая смотреть в сторону отстреленных умертвий, ожидая, что кто-нибудь из них обязательно поднимется. Но никто вставать не пытался.

— А твой способ убийства выглядит ненамного гуманнее. — Я подарил Калтухину свою очаровательную улыбку, показывая, что меня, в принципе, это не особо беспокоит.

— Я бы, может, и воспользовался другим, но его нет, — мрачно ответил тот и отошел к чемодану — центру своей паутины.

— Да шучу я, шучу. Понимаю я всё, ты не думай. — Я подошел, осторожно переступая через провисающие тут и там веревки, и присел рядом. — Всё готово?

Я постарался перевести тему, и не зря. Павел сразу оживился.

— Да, кажется, все собрал — так сказать, всю систему. Давай-ка попробуем. — Его глаза заблестели. — Ничего особенного делать и не нужно, я свел все веревки сюда, в центр. Надо просто потянуть за этот огромный узел, и огонь выстрелит сразу во все стороны.

Я с сомнением оглядел устройство, не понимая, как это можно — выстрелить сразу во все стороны. Мне казалось, что одни кнопки будут задействованы, а другие нет. Но эксперимент развеял все мои сомнения. Полыхнуло так, что мама не горюй! Всего один рывок — и на тебе, пожалуйста, круговая оборона в действии. Я зааплодировал.

— Даже не думал, что этот эксперимент удастся. Просто нет слов.

— А слов и не надо, — довольный собой, сообщил Калтухин. — Вот посмотрим на мое изобретение в боевых условиях — тогда и поймем, насколько оно продуктивно и эффективно.

— А это не одно и то же?

— Продуктивно — это сколько продуктов (в частности, как ты их называешь, умертвий) будет уничтожено, а эффективно — насколько быстро. Так что эти слова имеют разное значение — во всяком случае, в моем понимании.

Калтухин громко рассмеялся. Я его поддержал, а ворона тихо закаркала — то ли в поддержку, то ли в осуждение.

Оставшаяся часть дня и вечер прошли без происшествий. Мы отдыхали и набирались сил. Бездействие расслабляло. Я валялся и смотрел на облака, положив голову на чемодан. Павел лежал с другой стороны; куда он там смотрел, я не знаю.

Я целиком и полностью полагался на свое оружие. Оно пока еще ни разу меня не обмануло, и мне оставалось надеяться на то, что так будет и впредь. Павел находился в более нервном состоянии, постоянно приподнимаясь и поглядывая по сторонам. Сначала я думал его спросить: огнеметы подают ему хоть какой-то сигнал или нет? Но его поведение убедило меня в обратном. С другой стороны, если разобраться, иногда оружие реагировало в последний момент или незадолго до нападения. А это значит, что умертвия могли подойти довольно близко, прежде чем музыка сообщит мне об их появлении.

Но как бы там ни обстояли дела, я предпочитал не дергаться лишний раз — так и до нервного истощения можно себя довести, а потом это истощение не даст проявить себя в нужный момент. Кроме того, если оружие не сработает, всегда можно рассчитывать на собственный слух. Умертвия тихо ходить не умеют.

Размышляя и наблюдая, я сам не заметил, как заснул.

— Ну ты и храпишь, друг, — такими словами встретил мое пробуждение Павел.

— Прошу прощения, положение специфическое.

Суставы протестующе затрещали, когда я стал выпрямляться и отрывать голову от чемодана. Шея ощутимо затекла и не сразу пришла в норму. Но зато когда я пришел в себя, мы смогли спокойно сесть и перекусить.

Подозрительное спокойствие начинало выбивать из колеи. Я же видел, сколько было умертвий на доме, когда они атаковали меня, прыгая сверху, и какая их часть пришла погибнуть под моими выстрелами — там и одной сотой части не было. Куда они все подевались?

Первую половину ночи вызвался дежурить я — не зря же отсыпался после полудня. Звезды, растущая или убывающая луна (кто ее разберет) — все, как обычно в последние ночи. Вот только тишина стояла практически полная. От этого я отвык. Постоянное шарканье, рев и вопли в каком-то смысле вселяли в меня спокойствие: пока умертвия орут — они заняты, а вот тишина говорила о том, что готовится какая-то гадость. И когда эта гадость прорвется наружу, угадать было невозможно.

Я смотрел на небо и думал. Думал о своих родных, обо всей этой ситуации. На душе становилось тоскливо. Ведь я не помог своим близким, да и вряд ли помогу когда-нибудь.

— Вот что значит бездействие, — прошептал я и облокотился об огнемет.

Во время дежурства приходилось перемещаться очень осторожно, чтобы не наступить на веревки или чтобы их не дернуть. Поэтому когда во все стороны полыхнуло огнем, озаряя всю округу, я аж подпрыгнул. Павел даже во сне не выпускал узелок из веревок. Видать, что-то ему приснилось, отчего он дернул рукой. Я мысленно посмеялся. Огонь слегка ослепил меня, но я успел увидеть, что вокруг ничего не изменилось и никакая опасность не подкрадывалась к нам.

Ночь прошла без происшествий. Павел не стал будить меня, а дождался, когда это сделает солнце, бьющее прямо в глаза.

— На Западном фронте без перемен[71], — сообщил он мне, широко улыбаясь.

По его виду нельзя было и подумать, что он не спал несколько часов.

— Вот и отлично, — сообщил я, вставая.

Не могу сказать, что удалось выспаться, но встал я довольно легко. Неторопливо умывшись, я присел позавтракать. Павел решил присоединиться.

— Только чуть-чуть, — сообщил он, доставая вареную сосиску и кладя ее на хлеб. — Лучше отосплюсь, а потом уже поем нормально.

Я уже доедал свою булочку, а Павел откусил от своего сосискоброда, когда вдали послышался непонятный шум. Сначала я подумал, что это глюк. Мы перестали жевать одновременно. Для меня это стало сигналом, для Павла тоже. Мы одновременно выбросили еду подальше из круга и привели себя в полную боевую готовность.

— Что это? — прошептал Павел.

В его взгляде не было испуга, но явно читалась озабоченность.

— Не знаю.

Остроты застряли в горле и спрятались где-то в желудке. Я заметил, что продолжаю держать в руке дымящуюся чашку какао. Быстро проглотив горячую жидкость, я переключился на снайперскую винтовку. Я хотел сразу же начать атаковать, как только появится неприятель. Судя по звукам, перед нами вот-вот должна была появиться целая толпа.

— Будем надеяться, что у нас хватит пороха с ними разобраться.

Когда я видел умертвий, мне казалось, что я все о них знаю. Понимаю все слабые и сильные стороны, могу спокойно убивать их толпами, и ничего они мне уже сделать не смогут, тем более под прикрытием такой мощной огневой поддержки. Я уверенно смотрел в будущее, и приближение опасности воспринимал скорее как развлечение, а не как что-то серьезное.

Вчерашняя половина дня оказала на меня гнетущее впечатление. Мне не хотелось такого же повторения. Отдыхать, конечно, хорошо, но непродуктивно.

Ограничение ареала моего обитания влияло на меня не в лучшую сторону. Поэтому я только и мечтал, как бы перебить всех умертвий и жить спокойной, размеренной жизнью. Пока об этом не стоило и мечтать.

Бросать Павла я не собирался, но если очистить город, потом можно будет спокойно жить и особо не думать о своей безопасности. Можно будет найти приятную квартиру с хорошими удобными кроватями, замечательным видом из окна, без всяких трупов. Такой образ витал в моей голове, как красивая детская мечта. Но мечты, как мы знаем, редко сбываются.

Громкий рев вывел меня из задумчивости. А вслед за ревом раздался стук копыт.

— Ничего не понимаю. Такое ощущение, что к нам приближается бегущее в панике стадо коров! — удивился Павел.

Он давно жил в деревне и со стуком копыт был хорошо знаком. А учитывая, что стучали неподкованные копыта, то, видимо, он и сделал вывод, что это коровы.

— Мне будет жалко их сжигать, но если они понесутся прямо на нас, у меня не будет выхода. Они же разнесут тут всё, да еще и мою конструкцию испортят.

Его голос звучал глухо и огорченно. Мы немного помолчали, продолжая вслушиваться. Мое оружие заиграло легкую спокойную музыку. Учитывая, что до этого оно молчало, я сделал вывод, что приближается опасность.

— Не расстраивайся раньше времени. Что-то мне подсказывает, что увидим мы совсем не коров.

Бегущее стадо вот-вот должно было вступить в населенный пункт. Это была та самая дорога, по которой сюда пришел я. Как мы ни ждали неприятеля, но, когда появились черные точки, мы одновременно вздрогнули.

— Идут, — прошептал Павел.

— Бегут, — поправил его я и приложил оптический прицел к правому глазу.

Достаточно было бросить всего один взгляд, чтобы понять.

— Вот зараза, это коньски.

— Кто? — не понял Калтухин.

— Те твари, о которых я тебе рассказывал. Я и не думал, что они сюда доберутся. Самое поганое, что они везут на себе умертвий.

— Что-о?! — удивленно протянул Павел. — Всадники?

— Похоже на то, — хмыкнул я и выстрелил, сбив одно из умертвий с коньска.

Всадники приближались намного быстрее, чем обычные умертвия.

— Готовься к бою. Видимо, придется палить постоянно.

К сожалению, огнеметы не могли выпускать постоянную струю огня. Им требовалась небольшая передышка. В этом и состояла некоторая проблема. Так можно было бы активизировать их все сразу — и дело с концом, круг всепожигающего огня никого и близко не подпустил бы, но перезарядка (или что там делалось с инопланетной техникой) не давала такой прекрасной возможности. И вот тут мне надо было не плошать.

Когда атакующий отряд только появился, я старался максимально его проредить, постоянно стреляя из винтовки. Умертвия погибали, как и раньше, голова была их слабым местом. Но вот с коньсками намечались проблемы: потеря головы для них не являлась фатальным фактором. Они все равно продолжали нести вперед свой смертоносный груз. Кроме того, я бы не удивился, если бы они и сами полезли драться. Не зря же их копыта снабдили кучей когтей. Тогда я понял, что надо стрелять по ногам. Однако вы можете себе представить, насколько трудно попадать, когда быстро бегущее существо постоянно эти самые ноги переставляет?

Хорошо, что пули попадали хоть в кого-то (потому, что нападающие бежали слишком плотной толпой), зато в ноги я попал всего два или три раза. А чтобы сбить только одного коньска, требовалось минимум два попадания — уничтожение двух ног, причем, как я потом понял, желательно или двух задних или двух по диагонали расположенных: то есть, например, надо попасть в правую переднюю — левую заднюю, либо наоборот. А все потому, что на задних ногах эти твари бегали не намного хуже.

— Если мы сегодня выживем, я напьюсь, — между выстрелами сказал я.

— Давай сначала выживем, а потом решим, что делать. — Калтухин сосредоточено смотрел на приближающегося врага; вдруг он неожиданно вскрикнул: — Они повсюду!

Я оторвался от оптики и посмотрел по сторонам. Умертвия шли со всех сторон плотной черной толпой. Нас окружили и теперь пробовали уничтожить финальным навалом.

— Это есть наш последний и решительный бой[72], — злобно рассмеялся я. — Постараемся продать свои жизни подороже.

— Согласен.

Павел ждал, когда умертвия подберутся поближе. Пока даже самый дальнобойный вариант огнеметного выстрела не доставал до нападающих.

В прицел я на всякий случай осмотрел всех умертвий по кругу. Только с одной стороны приближались наездники, с других сторон шли обычные пешеходы. Я поделился этим наблюдением с Павлом.

— Что ж, тем проще, — злорадно усмехнулся он и поудобнее ухватился за веревочный узел.

Умертвия орали вразнобой, отчего создавалась ужасная какофония, давящая не только на уши, но и на сознание. Мне было чуточку проще — я стрелял, так что отвлекаться на всякие там звуки не мог. Павел же чувствовал себя несколько хуже, на него явно давила эта неприятная атмосфера.

Ворона, которая куда-то летала и отсутствовала всю ночь, вернулась и вновь уселась мне на плечо.

— Привет, — сказал я ей.

— Кар, — ответила мне она.

Краем глаза я заметил, что ворона повернулась к Калтухину и тоже сказала свое приветственное слово.

— Ну, привет, привет. — В словах Павла чувствовалась смешинка. — Теперь, когда вся команда в сборе, можно начинать.

Одним резким движением он высвободил огонь из инопланетных трубок.

Огонь ринулся в разные стороны, скрывая стеной пламени приближающиеся войска. В такой ситуации винтовка была бесполезна. Я все равно мог увидеть наших врагов только в моменты огненной передышки. Этого было мало для хороших выстрелов, но много для приближающихся монстров. Пришлось переключиться на пулемет. С другой стороны, это и так пора было сделать. Наездники приблизились к нам менее чем на сто метров.

Только теперь, когда Павел начал стрелять, мы увидели минус его конструкции: срабатывали только огнеметы ближнего боя. Видать, так и было рассчитано при конструкции оружия. Нельзя было сделать одновременно дальний и ближний выстрел. Что выглядело логично.

— Ах я болван! — стал корить себя моряк. — Вот надо было так опростоволоситься! Достаточно было связать их в два узла, задействовать правые и левые кнопки отдельно. Эх…

Он махнул рукой и вновь выстрелил.

— Ничего, выживем — доработаешь, — попытался я его утешить. — На то оно и испытание в полевых условиях.

Павел грустно улыбнулся моим словам. Он много приложил старания и изобретательности, и мне очень хотелось как-то его поддержать. Но, похоже, не очень-то удалось.

— Главное, чтобы ближние ряды выжигались, а дальние все равно когда-нибудь станут ближними, — как можно более беззаботно сказал я и включил свою машинку смерти, посылая свинцовый ливень в сторону наездников.

— Будем надеяться.

Павел вертел головой из стороны в сторону, стараясь никого не упустить из виду. Тем более что он (да и я тоже) еще не до конца доверяли всей этой паутине. Вдруг где-то что-то оборвется и перестанет срабатывать? Тогда это место станет той лазейкой, через которую умертвия смогут пробраться к нам и преодолеть линию обороны. Но за функционированием конструкции Павел должен следить сам, а я пока что буду стрелять, стрелять и стрелять, стараясь делать это максимально точно.

Пулеметный огонь в моем исполнении не отличался особой точностью, но то количество пуль, что вылетало из стволов, в какой-то степени компенсировало этот недостаток. Монстры падали, сраженные пулями, но многие из них поднимались вновь. Да, они были изрешечены, кое-кто даже лишился каких-нибудь жизненно неважных частей тела, но если они могли идти, то продолжали это делать.

«Интересно, — почему-то подумалось мне. — А если выбить у умертвий все зубы и оторвать все пальцы, то что они тогда будут делать с тем, на кого нападут? Сосать, что ли, пока дыру не прососут?» Это был интересный вопрос, но вряд ли мне именно сейчас очень сильно хотелось узнать на него ответ. И проводить такие эксперименты (даже в мыслях) мне пока не хотелось.

Судя по тому, что от моих пуль был эффект и во время выплеска огня, я сделал вывод, что эта мощная и очень жаркая огненная струя не причиняла моим пулям вреда или же просто дополнительно нагревала их. Хотя теоретически, может быть, и расплавляла, а в умертвий уже попадала расплавленная масса. Вот только я сомневался, что такой снаряд мог не то что убить, а хотя бы сбить умертвие или коньска с ног, однако те падали. Из этого я сделал вывод, что пули не повреждались, нанося максимально возможный урон.

Но как я ни старался, как ни поливал огнем округу Павел, коньски приближались. И это было самое страшное. Пули их останавливали, но только в том случае, если разносили на части. Вот тут не помешал бы гранатомет, но его не было. Огонь постепенно сжигал костлявые тела, но недостаточно быстро. Коньски рвались вперед, и пока только мои пули не давали им прорвать нашу оборону.

Умертвия с других сторон добраться до нас не могли, вот против них огонь действовал эффективно. Мне было интересно: ими управлял кто-то или они сами постепенно научились организовываться? И как умертвия сумели организовать совместную атаку с вновь прибывшими? Неужели у них есть средство коммуникации? В это верилось с трудом. Но факт оставался фактом — все умертвия пошли на нас в массированную атаку именно тогда, когда появились наездники. Над этим стоило поразмыслить, но не сейчас.

Радовало то, что с помощью изобретения Павла мы сумели обмануть их. Если бы мы оборонялись по старинке, то у умертвий имелся бы реальный шанс добраться до нас, пока Павел носился бы туда-сюда от огнемета к огнемету. А тут бах — и огонь в разные стороны. Такого подвоха умертвия не ожидали. Но сдаваться все равно не собирались. Они рвались вперед, чтобы во что бы то ни стало добраться до нас. С потерями эти твари явно не считались. Наоборот, смерть сородичей распаляла их еще больше: со стороны казалось, что они удваивают или даже утраивают свои силы. Умертвия и так стали двигаться заметно быстрее, а уставать они вообще не умели — при таком раскладе в скором времени можно было ожидать, что они вообще начнут бегать, как заправские спринтеры и стайеры в одном лице. А вот от такой мысли становилось действительно страшно. С другой стороны, я очень надеялся, что вот сейчас мы уничтожим всех — и тогда уж точно сможем пожить некоторое время совершенно спокойно, в округе никого живого не должно было остаться. Все должны были погибнуть. Во всяком случае, я очень на это рассчитывал.

Оружие завопило нечленораздельными звуками, врубив какой-то тяжелый металл.

— Сейчас станет действительно жарко! — закричал я.

— Да мне и сейчас не холодно, — проворчал, отчаянно дергая за веревки, Павел.

Ворона, до этого сидевшая на плече как истукан, зашевелилась. Она начала переступать с ноги на ноги, как бы переминаясь в сомнениях.

— Если хочешь — лети, без нас тебе безопаснее будет, — сказал я ей, на секунду отвлекшись от стрельбы.

Точнее, стрелять я не прекратил, но вот смотреть в ту сторону перестал.

— Каааааар!!! — отчаянно завопила ворона и взлетела.

Я быстро повернулся, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как над стеной пламени взлетает коньск и летит прямо через линию огнеметов. Я направил всю мощь своего оружия в эту тварь. Многие пули пролетали между костей, не причиняя вреда, но и попадало немало.

— Тандерболт! — заорал я.

Разнести эту тварь на запчасти мне удалось только после ее приземления. А тут над огнем взвилась другая.

— Берегись! Они прыгают через огонь, снегурочки[73] хреновы!

— Если бы они были снегурочками, то не долетали бы! — проорал мне в ответ Павел, наклонился и схватил в правую руку топор, перекинув узел в левую. — Ничего, мы еще повоюем!

Блин, геройский мужик, хочу я сказать.

Мои методы борьбы немного изменились. Я больше не думал о том, чтобы отстреливать кого-то там сзади. Все силы уходили на тех, кто прорывался. Пока что это были одиночные выскочки, вырвавшиеся вперед и случайно миновавшие мой шквал пулеметных пуль и огненное заграждение Павла. Практически все они были сильно обгоревшими, но от этого становилось не намного легче. Необходимо было, чтобы они разваливались на части, а этого не происходило. Вот и приходилось добивать этих тварей по полной. Вскоре я понял, что пулемет не очень эффективен, и решил рискнуть.

«Дробовик — вот что нужно», — эта мысль пришла в голову сразу после убийства второго коньска. Этот гад не только перелетел на нашу сторону, но и запутал одну из веревок, так что теперь один из огнеметов не стрелял. Хорошо, что атака произошла с моей стороны, поэтому специально никуда головой крутить не требовалось. Все коньски (а именно они сейчас представляли основную опасность) шли с одной стороны и даже не пытались нас обойти. Это несколько облегчало задачу, но трудностей все равно оставалось слишком много. И главной из них стали постоянно прибывающие коньски.

Следующая тварь выпрыгнула как раз в тот момент, когда трансформация дробовика закончилась в моих руках. Выстрел — и я разнес летящий скелет на мелкие части.

— Мощная штукенция, — порадовался я вслух.

До этого мне пока не удавалось проверить всю огневую мощь дробовика. Однако я понимал, что таким разрушительным выстрел будет только вблизи. Но большего пока и не требовалось.

Как только я произвел первый выстрел из дробовика, коньски сразу усилили натиск. Казалось, они только и ждали этого сигнала. Сразу двое выпрыгнули из-за огня. Одного я сразу разнес, а вот второй успел приземлиться и броситься на меня. Насколько бы ни был хорош дробовик, но ему все же требовалось некоторое время для подготовки к следующему выстрелу, а может быть, имело значение то время, что требовалось для нажатия на спусковой крючок, — не знаю, но между выстрелами проходила минимум одна секунда, если не больше. В это время я не мог практически ничего противопоставить нападавшему врагу.

Коньск махнул лапой. Я отскочил назад, зацепился за веревку и полетел на спину. Натянутая паутина смягчила мое приземление, не дав основательно долбануться спиной об асфальт. Зато как только я упал, то сразу выстрелил. Туловище гада разнесло на мелкие кусочки, только голова, совершенно нетронутая, так и упала перед моими ногами.

— Хороший выстрел, — похвалил Павел. — К сожалению, моя система рушится.

Это было правдой. Перемещаться в кругу было невозможно, обязательно зацепишься за ту или иную веревку. Причем если я еще пытался как-то их миновать, то коньски о такой ерунде даже не думали. Для них существовали только живые люди — я и Павел. А уж что там стояло на пути и мешало достичь цели — неважно.

Один за другим коньски впрыгивали в круг. Я старался как мог, но некоторые все равно успевали приземляться и нападать на нас. Один из коньсков, приземлившись, тут же рассыпался — видать, сильно ему от огня досталось, другой наоборот — сумел проскочить с умертвием. Коньска-то я убил, а вот умертвие проверило своей головой крепость топора Павла. Тут я убедился, что силищи у мужика было немерено. Он своим неказистым топориком почти напополам противника развалил. Это смотрелось фатально[74].

Все больше веревок выходило из строя, оставляя все большую часть нашей обороны без огневой поддержки. Умертвия, как будто понимая, что происходит (а может, и правда понимая), рвались к этим незащищенным местам. Они расталкивали друг друга, бросая рядом бегущих в пламя лишь для того, чтобы через пару секунд их самих так же кто-нибудь в это пламя оттолкнул. Очень помогала их несобранность и, так сказать, эгоизм. Хоть они и действовали общей массой, но каждый был сам за себя. Каждый из них считал, что вся добыча должна достаться только ему и никому больше. Их сила была в количестве, а не в трезвой голове и здоровой памяти.

Я попробовал задействовать не работающие из-за разорванных веревок огнеметы. Хватался за ручки и стрелял вдаль, стараясь выжигать тех, кто еще только начинал входить в опасную зону. Направленная дальнобойная струя оказалась более эффективной против всадников. Редкий коньск выдерживал прямое попадание. Обычно, приняв на себя всю силу огненной струи, коньск сразу разваливался на куски, издавая дикий предсмертный вой.

Павел видел мои успехи и уже собирался бросить свой узел и перейти «к ручному управлению», но я попросил его подождать, пока наша огненная оборона совсем не просядет. Ведь три стороны огонь держал четко и уверенно. Так зачем было торопиться? Павел внял моим словам и продолжил дергать за веревки. Я же вертелся на месте, как волчок. То с одной, то с другой стороны на меня набрасывались коньски. Еще парочка проскочила с наездниками, которые ловко спрыгивали, стараясь вцепиться в меня. Но каждый раз мне везло, и мои рефлексы помогали мне вовремя уходить от опасности. Один раз я чуть не запутался в веревках, но вовремя подоспел Павел, перерубив одну из них.

— Все равно она уже бесполезна, — философски пожал он плечами и вернулся к выжигательной деятельности.

— Как скажешь, — весело подмигнул ему я.

Сам не знаю, откуда у меня взялся этот жест — никогда не любил подмигивать, а тут на тебе! Вроде здоровый дядька уже (или почти здоровый), а на тебе. Но Павел воспринял мое подмигивание вполне адекватно и лишь хохотнул в ответ.

Постепенно наша оборона все слабела, а коньски все прибывали и прибывали.

— Сколько же этих тварей?! — злобно удивлялся я, превращая очередную из них в груду костей.

Этих запчастей от нападающих монстров набралась приличная куча, которая мешалась под ногами, заставляя меня все время спотыкаться. Зато с умертвиями дела обстояли несколько лучше. Уже две стороны были полностью от них очищены, так что нападение продолжалось только со стороны поселка и с той стороны, откуда прибыл я и эти коньские пришельцы.

Через несколько минут, когда к нам в круг прорвалось еще трое, Павел понял, что лучше ему стать к станку — точнее, к огнеметам, и вручную уже управлять ими, выцеливая наиболее опасных противников. Веревки были брошены. Вот теперь наступала самая трудная и ответственная пора, многое зависело от ловкости и быстроты Павла. Хоть и прорывались многие негодяи, но огонь все же сдерживал большее количество. Как повернется битва теперь, никто не мог предположить. Но сдаваться мы не собирались. Я уже говорил, что мы старались как можно дороже продать свои жизни. Однако, несмотря на всю сложность нашего положения, я все же в глубине души надеялся, что нам удастся выжить.

Павел старался бить прицельно. Мощные огненные струи выжигали тварей, не оставляя от них ничего вразумительного. Только те части, что по каким-либо причинам миновали огонь, могли оказаться нетронутыми (если, конечно, эта ядовитая огненная смесь не начинала разъедать останки). Как я убедился позднее, кости коньсков она не пожирала, действуя на них разрушительно только в момент попадания.

— Получай, залетные! — радостно кричал Павел, выжигая очередного всадника.

— Похоже, что эти точно залетели, — рассмеялся я, посылая дробь в нового прыгуна.

Дело пошло хорошо, но только до тех пор, пока не начали подходить умертвия из центральной части. Вот теперь Павлу приходилось носиться и в ту сторону, и в эту. Массированная атака выматывала силы. Минут через десять изматывающего боя мы уже еле стояли на ногах. Не стоит забывать, что и мне приходилось постоянно перемещаться, ведь только выстрел с близкого расстояния гарантировал полное уничтожение коньска. Кроме того, после того, как Павел практически перешел на дальнобойные выстрелы, во многих случаях добежавшие коньски привозили с собой и всадников. А уж те, ни капельки не скрывая своей радости, соскакивали на землю и нападали на нас. Я максимально старался оградить Павла от нападений, но монстров становилось все больше и больше, а мне стрелять всё труднее и труднее. Я панически боялся попасть в Калтухина. С меня хватило эпизода с парнями.

— Как жаль, что здесь не включен френдли файер[75], — прошептал я, вышибая жизнь из очередного умертвия.

— Что? — не понял Павел.

— Да ничего, это я так.

«Мы будем продолжать биться за нашу жизнь, за нашу честь. Кристанна Локен[76]. Тьфу». Мысли ушли куда-то не в ту сторону.

Вся битва переходила в какую-то механическую работу. Адреналин старался изо всех сил, но однообразность происходящего забивала движения, заставляя повторять одни и те же действия из раза в раз. Так продолжалось еще минут пять, пока навал не пошел с новой силой.

— Мне кажется, что это последняя мощная волна! — заорал я, видя, как мне показалось, просвет вдали.

Монстры наконец-то начали кончаться.

— Я рад. Теперь осталось только эту волну пережить!!

Павел кричал в ответ, так как рев нападающих тварей стал невыносим. Я с трудом услышал его слова.

Пот лил с меня рекой. Дробовик выскальзывал из рук, грозя в конечном итоге лишить меня своего спасительного присутствия.

«Перчаток не хватает», — думал я, в очередной раз перехватывая оружие.

Неожиданно умертвия из города побежали. Я не ошибся. Я помню, как рассказывал о том, что умертвия с каждым днем начинали перемещаться все быстрее и быстрее. Но даже их самая быстрая ходьба не могла сравниться с тем бегом, что они показывали в данный момент.

— Берегись! — заорал я что есть мочи.

Павел в это время огнемётил с моей стороны.

— Умертвия побежали!

К сожалению, нервное напряжение и острота ситуации повлияли на меня не в лучшую сторону. В обычное время я наверняка придумал бы фразу попроще — «умертвия справа нападают» или еще что-нибудь. А так я только на несколько секунд сбил Калтухина с толку.

— Что?!

Он начал быстро озираться, выискивая глазами опасность. Только когда его взгляд упал на несущихся (теперь уже я не побоюсь этого слова) на нас умертвий, он все понял и рванул к огнеметам.

Умертвия бежали широкой целенаправленной и очень злобной толпой. В этот рывок они вложили всё, что у них было: все силы, всю злобу и ненависть, всю жажду крови и чужой жизни. Павел успел выстрелить дважды, выжигая левый фланг нападавших, но дальше начался хаос.

Я подскочил к ближайшему огнемету и мощной огненной струей прошелся по ближайшим наездникам. После этого пришлось отскакивать, так как сразу четыре коньска перепрыгнули через ограду из огнеметов.

— Ах вы, твари! — заорал я, чувствуя, что это конец.

Я стрелял так быстро, как мог. Краем глаза я пытался наблюдать за Павлом, которого умертвия оттеснили от оружия, и теперь он с яростью и почти таким же бешенством (видать, заразился у врагов) косил недругов топором. Хотелось написать «расчищая себе путь», но тут расчищать ничего не получалось — приходилось отступать и не давать себя повредить.

Двух перескочивших коньсков я разнес почти сразу, но вот дальше дела пошли наперекосяк. Убив одного всадника, я получил оплеуху от второго. Причем тот явно целился разорвать мне шею, но я вовремя дернул головой, так что удар пришелся по затылку.

Я полетел кубарем на дорогу, но не стал разлеживаться, а тут же сделал перекат и с разворота принялся стрелять. Сам не ожидал от себя такой прыти. Размозжив голову одному умертвию, я увернулся от нападения другого, затем ударом приклада отбросил от себя коньска и снова отскочил назад. У нас сзади оставалось две зоны, куда еще можно было попытаться отходить. Одна дорога вела недалеко и обрывалась в поле, а другая выводила из деревни.

И на меня, и на Павла наседали превосходящие силы противника. Мы не могли друг другу помогать, но зато могли следить за действиями. Я начал отступать по дороге. Павел понял мой маневр и попытался повторить тот же трюк. Вот только двигаться ему приходилось полубоком, в то время как я шел практически спиной вперед. Лишившись огненного заграждения, мы обрекли себя на ближний бой. Теперь уже все оставшиеся силы врага с легкостью преодолевали огнеметные трубки и бежали биться врукопашную. Но я видел свет в конце тоннеля — точнее, я видел, что монстры кончались. Их оставалось всего несколько десятков, но без огня и этого было много.

Когда великолепная семерка[77] всадников ворвалась в круг и бросилась на нас, я попытался отвлечь ее на себя: Павлу с его топором против коньсков устоять будет очень сложно. Не получилось. На меня ринулись только пятеро, двое же помчались прямиком на Калтухина.

— Павел, берегись, к тебе едут! — отчаянно заорал я, хотя сомневаюсь, что он не заметил этого сам, поскольку следил за всем происходящим в меру своих возможностей.

Мне очень хотелось ему помочь, но была слишком большая вероятность, что я дробью зацеплю друга. Эх, оказаться бы мне метров за сто отсюда и стрелять из снайперки — вот тогда другое дело было бы, а так…

Я продолжал отстреливать напавших на меня. Пять когтистых противников да еще пять сидящих на них — поверьте, это очень много. Первого я разнес, свалив всадника на дорогу, от второго увернулся, и тот, проскочив, оказался у меня за спиной. Когда еще трое прыгнули на меня, я сделал перекат под ними и вскочил на ноги с другой стороны. Два выстрела — и вот еще два коньска разлетелись на мелкие кусочки. Перемещаясь приставным шагом, я начал обходить их по кругу.

Самое интересное, что в это же время я успевал разглядеть, что творится у Павла. Тот могучим ударом снес голову одному из коньсков, а от второго отпрыгнул. Напавшие всадники думали в первую очередь о себе, поэтому всех остальных нападавших умертвий, с которыми Павел дрался ранее, они оттеснили, когда сами вступили в бой.

Безголовое чудо поднялось и снова побежало на Калтухина. В это время мне удалось разбить головы еще двоим умертвиям. Коньск, который проскочил мне за спину, теперь оказался со мной лицом к лицу. Я не успевал выстрелить, поэтому нанес удар прикладом, не давая страшным зубам вцепиться в мою физиономию. Коньск завизжал, хотел повернуться для новой попытки, но сбоку налетел еще один и сбил того с ног. «Спасибо за помощь», — мысленно поблагодарил я его и точным выстрелом в упор уничтожил своего случайного помощника.

Умертвия тем временем не зевали и, как только освободилось немного пространства, занимаемого коньсками, кинулись на меня. Ближайшее умертвие я в прыжке ударил ногой, оттолкнув от себя, другому съездил локтем по челюсти, немного сбив стремительность движений. Но затем снова пришлось отступать. Хорошо, что появилось место для маневра. Несколько шагов — и я оказался за кругом из огнеметов на чистой дороге. Точнее, чистой она была только сзади, спереди «грязи» вполне хватало.

В это время Калтухин разобрался со вторым коньском и раздробил череп еще парочке умертвий. И вот тут случилось страшное. Павел забыл, что лишившаяся головы тварь далеко еще не повержена — совсем наоборот, она так же весела и готова к борьбе. Первый коньск, которому он отрубил голову, кинулся на мужчину сбоку и когтями сильно поцарапал ему бок. Павел вскрикнул, отступил назад и зацепился ногой за лежащий чемодан. Я видел, как он взмахнул руками и повалился на спину.

— Нееееет! — заорал я, выстрелил в ближайшего противника и постарался прорваться к Павлу.

Теперь, когда он лежал, у меня появилась возможность стрелять, не опасаясь его задеть. Несколько зарядов пошло точно по назначению, но некоторые попали в дальних умертвий, однако дистанция не дала дроби совершить свое смертоносное действие и нанести какие-либо серьезные повреждения.

— Тандерболт!

Лежа Павлу неудобно было сопротивляться, но обухом топора он пытался делать все возможное. Двое умертвий отлетели в сторону, но сверху уже насела безголовая тварь. Павел попытался ударить коньска в корпус, но топор скользнул по костяным ребрам, не оттолкнув монстра. Зато коньск не зевал, ударив когтистой лапой точно в плечо мужчине. Павел сжал зубы, но не закричал. Он попытался выдернуть топор обратно, но лезвие зацепилось за ребра твари и в результате притянуло костяную заразу еще ближе.

Я в панике бросился к Калтухину, безостановочно стреляя. Когда они сплелись практически одним клубком, я, опасаясь попасть в Павла из дробовика, подскочил и ударил по коньску ногой, стараясь сбить его с человека. У меня получилось — коньск полетел в сторону, но напоследок его когти, которые были воткнуты в плечо Павла, прочертили длинные глубокие раны. Безголовый коньск рухнул на дорогу и тут же получил свою порцию дроби.

Еще два всадника попытались напасть на нас. Тяжело раненный Павел с трудом шевелился, не в силах поднять чудом оставшийся в его руках топор, так что биться приходилось мне одному. Сначала я решил устранить главную опасность — обоих коньсков, и мне это удалось, но пока я их расстреливал, умертвия напали на Павла.

Я как обезумел: потными, скользкими руками кое-как стал переключаться на пулемет. Несколько мгновений — и вот, машина смерти готова к действию.

— А-а! — заорал я, выпуская шквал огня.

С такой близи пули рвали тела умертвий, собирая их в постепенно нагромождающуюся кучу. Я не мог и не собирался останавливаться. Очень осторожно я расстрелял всех тех, кого мог достать, не попав в Калтухина. Двоих сбил с него ногой и только после этого превратил в кровавое месиво, не оставив ни одной узнаваемой части. Дальше дело пошло легче.

Обезумевшие умертвия — то ли предчувствуя свой конец, то ли просто слишком долго терпевшие и ждавшие своей очереди напасть — удвоили силы. Отступать они не собирались, хотя несли колоссальные потери. Несмотря на всю огневую мощь, мне приходилось постепенно отступать. Просто не верилось, что здесь может жить такое огромное количество людей. Точнее, жило когда-то. Это было просто нереально.

— Да когда же вы кончитесь!

Я снова вышел за линию огнеметов. Мне было видно, как умертвия набрасывались на Павла, но я ничего не мог сделать. Я стрелял, как бешеный, как оглашенный, но этого было мало. Невозможно было убить их всех сразу, в один момент. И как бы я ни злился, как бы ни старался, уничтожать тварей быстрее ни у меня, ни у кого-либо другого с таким оружием не получилось бы.

Впрочем, может быть, умертвия и меня задавили бы числом, пока я выбирался бы за трубы огнеметов, но тело Павла привлекло их внимание, задержав многих, если не всех. Его смерть стала для меня спасением.

Отбежав от ближайших тварей метров на тридцать и ни на секунду не прекращая стрельбу, я остановился. «Вот теперь никто мимо меня не пройдет, всех изничтожу», — думал я. Огнеметы немного мешали, принимая на себя часть пуль, но в целом шквал огня своей цели достигал. Умертвия валились на дорогу десятками. К сожалению, некоторые из них затем поднимались вновь. Я добивал их снова и снова, стараясь уничтожить тварей целиком и полностью — так сказать, провести полную аннигиляцию, и пока что в этом преуспевал.

Мне было грустно. Я понимал, что Павел погиб. Он бился как герой, но врагов оказалось слишком много. Я снова остался один и чувствовал, как грусть проникает в меня, пытаясь полностью захватить. Но я сопротивлялся. Сначала необходимо утолить жажду мести, уничтожив всех тварей в округе, а затем уже грустить.

— Крутись, шарманка, крутись, — шептал я.

Месиво из мяса, костей, крови разлеталось в разные стороны. Дорога, огнеметы — казалось, даже сам воздух преобразились, живого места найти было невозможно. Кровавая дымка застилала глаза. И это не фигура речи — это была реальность.

Не знаю, сколько прошло времени, но в конечном итоге умертвия стали заканчиваться. Неприятности мне попытался доставить последний из оставшихся коньсков, но я был так разозлен, что сумел превратить все его кости в порошок, не дав даже подбежать на расстояние удара.

Когда кончились ходячие твари, я продолжал разрывать пулями тела валяющихся и слегка шевелящихся недобитых умертвий. Таких оказалось немного, но я не жалел пуль, просто дробя тела на мелкие части. Даже когда не осталось тех, кто делал хотя бы попытки шевельнуть пальчиком, я продолжал стрелять. Никак не получалось остановиться. Мне хотелось только действовать. С пулями выходила вся моя злоба, все напряжение, накопившееся за последние дни. С ними же выходила и грусть.

Когда я сумел остановиться, чувствовал себя совершенно опустошенным. Обессиленный, я опустился прямо на дорогу и положил оружие на ноги. Ничего делать не хотелось. Даже мыслей никаких не было. Казалось, что это конец. Конец всего, что было и что будет. Несколько минут я смотрел прямо перед собой, совершенно ничего не видя. А потом всё — чернота. Похоже, я потерял сознание и завалился прямо на грязную дорогу.

Когда я очнулся, вокруг стояла глубокая ночь. Луна с трудом просвечивала через набежавшее облако, так что разглядеть что-либо вокруг я не мог, да и не хотел пока. Голова страшно гудела, мысли ворочались в ней с огромным трудом. Что делать и как дальше жить, я не понимал. Впрочем, в таком состоянии я вообще ничего не понимал. Хотелось лечь на что-нибудь мягкое и заснуть. Единственное, что мне пришло в голову, — это добраться до обочины и лечь на траву. Под голову попал какой-то земляной холмик.

— Будешь мне подушкой, — пробубнил я и снова вырубился.

Я шел по полю. Тяжелые золотые колосья пшеницы сладко шелестели на ветру. Я провел по ним рукой. Вокруг — насколько хватало глаз — только и было, что это огромное поле. «Гладиатор — вот кто я», — неожиданно всплывает в мозгу. А почему гладиатор? Этого я не знал.

Сбоку выбежал гигантский мамонт и пронесся мимо, чуть не задев меня хвостом. Своим телом он проторил широкую дорогу среди колосьев и скрылся вдали. Я немного прошел по его следам, но затем решил выбрать другое направление — мало ли, вдруг у этих мамонтов тут тропа? В руке появился короткий римский меч — забавная вещица. Я несколько раз подбросил его в воздухе и ловко поймал за рукоять. Мне нравилась та легкость, с которой мои руки владели оружием. Мне нравилось бросать меч и ловить. В очередной раз я подбросил его и привычным жестом подставил руку под рукоять. Меч пролетел мимо руки и воткнулся в правую ногу. Боль пронзила стопу. И тут…

Я проснулся. Ворона тыкала меня клювом в голеностопный сустав чуть выше кроссовка.

— Это ты мне мечом ногу проткнула?

Ворона внимательно посмотрела на меня, но промолчала. Она вскочила мне на ногу и попрыгала прямо по ней к туловищу. Я приподнялся на локтях.

— Куда прыгаем?

Ворона остановилась на бедре и ткнула клювом мне в живот. Я медленно потянулся к ней правой рукой. Опасаясь, что ворона испугается, я остановился, удерживая пальцы рядом с ее головой. Но ворона сама подсунула свою голову под мою ладонь.

— Ух ты как! — удивился я.

Никогда не думал, что воронам так же, как и собакам, нравится, когда их «чешут за ухом». Насколько я слышал, когда гладишь собак, то нервы успокаиваются. А когда ворону?

Я сел и спокойно осмотрелся. Теперь все вокруг выглядело не так страшно, хотя кровищи и мертвых запчастей хватало. Солнце светило ярко и стояло почти над головой — значит, до полудня оставались считаные минуты. Тот факт, что за всю ночь меня никто не съел, вселял надежду, что живых умертвий не осталось. Это очень радовало.

Когда вороне надоели мои поглаживания, она перебралась мне на плечо и стала глядеть то в одну, то в другую сторону как ни в чем не бывало. Со стороны мы наверняка представляли собой забавную пару, и в то же время случайный свидетель, бросив один только взгляд, сразу мог бы признать, что я и ворона — это давние знакомые, которые живут вместе уже долгие годы. И он бы ошибся. Впрочем, я сомневался, что здесь могли встретиться какие-нибудь посторонние, которые могли бы бросать взгляды и думать о чем-то подобном.

Я поднялся на ноги. Вид сверху (относительно сидячего обзора) был намного хуже. На асфальте живого места не осталось — все было или изгажено останками умертвий, или разбито пулями и дробью. Я медленно побрел к огнеметам. Чем ближе я подходил, тем больше всякой тухлой биомассы мешалось под ногами. Уже сейчас чувствовался неприятный запах, а что здесь будет твориться через несколько дней, я даже боялся представить.

У самых огнеметов я остановился. Где-то здесь, в этой куче тел должен был находиться Павел. Когда я подумал о нем, слезы навернулись на глаза. Но мне нужно было взять себя в руки. Поплакать можно и потом, сначала надо со всеми делами разобраться.

Павел оказался погребенным под массой тел. Я с большим трудом сумел его не то что отыскать, а откопать. Казалось, что умертвия набрасывались друг на друга, организовывая большую кучу малу. Помню, в детстве с ребятами пробовали соорудить нечто подобное, но тогда это было весело, не то что сейчас. Трупы умертвий раздражали. Их полуразмазанная истекающая плоть пачкала руки и нестерпимо воняла. Те тела, что мне удавалось столкнуть ногой, я сталкивал, но их оказалось совсем не много, чаще всего попадались полуразвалившиеся, а порой и полностью развалившиеся части тел.

Пулемет все же очень мощная штука, некоторых умертвий пули разрезали пополам или отрывали руки, ноги. Вот теперь во всей этой биомассе я искал Павла. Из-за того, что я постоянно дергался, шевелился, напрягался, ворона перелетела на ближайший огнемет и наблюдала за моими действиями оттуда, иногда подбадривая своим фирменным «карр». Я что-то отвечал ей, хотя не могу сказать, что именно. Слишком уж я старался отстраниться от всего происходящего. Даже думать о том, чем я занимался, было противно. Если бы я стал вникать во все нюансы, то, несомненно, сошел бы с ума в ближайшее время. Но пока было рано…

Показалась голова Павла. Она не сильно пострадала — всего несколько царапин, не более того, но когда стало освобождаться тело, моему взору стали открываться всё новые и новые увечья. Разорванное горло, почти полностью очищенный от внутренних органов живот. Даже руки и ноги держались на одних сухожилиях. Впечатление было ужасное, но я старался не останавливаться. Надо доделать все до конца, только потом можно дать волю своим мыслям и чувствам.

Я вырыл глубокую яму неподалеку от перекрестка. Лопата нашлась в сарае ближайшего дома. Я почти все руки себе стер, пока копал, но результат превзошел все мои ожидания. Яма получилась глубиной метра два и шириной метр. Такой глубины вполне должно было хватить для Павла. Там никакие надземные хищники не сумеют до него добраться, а уж от подземных все равно никуда не деться.

Закопав Павла — проводив, так сказать, его в последний путь, я несколько минут постоял над свежим холмиком, не зная, что еще можно сказать или сделать. Крест ставить не стал. Скорее всего, Павел был православный, но кто ж его знает — вдруг атеист или еще кто. Бог сам разберется и без крестика. Молитв я тоже никаких не знал, поэтому просто тихо постоял, думая о том, каким хорошим был человек Павел Калтухин и как жаль, что судьба решила забрать его из этого мира. Я лишь пожелал ему хорошо провести время там, в другом мире.

Синие человечки появились сразу же, как ушел человек.

— А зачем он его закопал? — спросил один, направляя на свежий холмик свой «пылесос».

— Не знаю — видимо, традиция такая.

Частицы выплывали из земли и скрывались в трубке прибора. Когда всё было собрано, человечки переместились к полю боя и собрали то, что осталось под трупами.

— Отличный боец, скажу я тебе, — сказал первый.

— Мы подумаем над этим, — ответил второй.

Человечки исчезли.

После похорон я направился к деревянным домикам. Там я надеялся отыскать крышу над головой и воду. Только ради крыши можно было бы пойти и в бетонные пятиэтажные коробки, но там наверняка уже не было ни воды, ни электричества. А в обычных деревенских домах вполне можно было отыскать где помыться и поваляться в мягкой постели. Мне повезло. Не сразу, конечно, но, несколько раз потыкавшись в разные дома, я отыскал как раз то, что нужно — теплый деревянный дом, основу которого составлял сруб, рядом с которым предприимчивые хозяева пристроили небольшую баньку с огромной бочкой, стоящей рядом, откуда внутрь и поступала вода. Уж не знаю точно, как там все было устроено, но помочь мне прийти в себя и хорошенько помыться банька вполне могла.

Топить пришлось довольно долго. Благо, дрова были припасены тут же и мне не пришлось ничего искать. Зато за это время мне удалось неплохо обосноваться в доме, который оказался «приятненьким, чистеньким и аккуратненьким» (как говаривала одна моя подруга) как снаружи, так и внутри. Может быть, я даже захотел бы пожить в таком, если бы не обстоятельства. Здесь я мог перекантоваться день-другой, не более. Нужно было идти. Скоро от тысячи трупов тут такая вонь поднимется, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Надо было только новой одежонкой разжиться да припасов всяких в дорогу набрать. Тогда уже и топать можно куда глаза глядят, как говорится (а глаза у меня на Москву глядели, по любому).

В доме находилась хорошая широкая кровать со множеством подушек и двумя пуховыми одеялами. Там же отыскался большой надежный рюкзак. Но вот одежды подходящей я не нашел. Тут какие-то гиганты жили. Что в футболки, что в рубашки таких, как я, двое влезть могло. А это меня не устраивало. Пришлось полазить по соседним домам, чтобы найти одежду, которая мне подойдет. Даже на смену кое-что прихватил.

Пока я прохаживался от одного дома к другому, периодически заглядывал в баньку, чтобы дровишек подбросить да посмотреть, что там и как.

Всё было готово только к ночи. Небо заметно потемнело. На душе сразу стало немного жутко и неприятно. Вроде бы все тихо было вокруг, и оружие молчало. Я осознавал, что совершенно один здесь и поблизости за многие километры никого нет, разве что живность всякая. Это несколько угнетало. Я старался побороть в себе неприятные чувства, но не получалось. Как ни прискорбно, а человек все же стадное существо, хотя оно и хотело бы порой думать иначе. Мое существо тоже не раз думало об этом (еще в мирные, так сказать, времена), и практика показала, что одиночество угнетает.

Баня оказалось великолепной. Я так хорошо прогрелся и расслабился, что выполз подышать свежим воздухом с огромным трудом. Когда ворона увидела мое обнаженное (не считая «случайно» захваченного дробовика в руках) тело, от которого валил пар во все стороны, она недовольно каркнула и отвернулась, сидя на ветке росшей неподалеку яблони. Я не стал ей ничего говорить — пусть думает что хочет.

Мне же сейчас было очень хорошо. Казалось, что все проблемы куда-то улетучились вместе с паром, что ничего плохого в этом мире больше не осталось, что можно начинать новую жизнь: найти себе новое жилье поближе к магазину, придумать какие-то новые развлечения, ведь из старых остались только книги. Да много еще о чем предстояло подумать, но я одернул себя, понимая, что освободил только небольшой кусочек земли. А это значит, что ни о каком спокойствии речи не идет. Умертвия придут вновь. Когда — это еще вопрос, но придут. Они теперь, как перекати-поле, будут топтаться по всей земле в поисках выживших и не превратившихся в таких же полумертвых созданий.

После баньки, когда я надел всё чистое (высокие ботинки, черные джинсы с ремнем, черную футболку с непонятными желтыми иероглифами), мне очень захотелось поесть и завалиться спать. В сенях стоял большой холодильник, истекающий водою. У меня возник большой соблазн пойти к чемодану, но после того, как я представил, что в такой темноте буду пытаться что-то там выискивать в этой горе трупов, он тут же испарился. Туда лучше было бы сходить для прочистки желудка. В чем я, впрочем, не нуждался — во всяком случае, на данный момент. Пришлось полазить по дому.

Я не сомневался, что такие рачительные хозяева наверняка припрятали где-нибудь что-нибудь долгохранящееся — консервы, например. И удача мне улыбнулась: горбуша, шпроты, кальмары, оливки (эти сразу были отброшены в сторону), кукуруза, горошек, фасоль, тушенка, сгущенка. В общем, с голоду помереть хозяева мне не дали. Тушенкой и шпротами я поделился с вороной, и она с благодарным карканьем съела всю свою долю.

Ужинать пришлось в темноте. Хорошо, что в подсобке нашелся мощный фонарик. Ужин при свечах был бы более романтичным, но с фонариком получился более, так сказать, «прагматичным».

Я думал, что после ужина ворона полетит на улицу, но нет — Каркуша[78] (я все же решил дать имя вороне) забралась на спинку кровати и там закрыла глаза. Я несколько секунд светил на нее, думая: может, она хоть один глаз приоткроет. Но нет — как она заснула, так и спала (во всяком случае, создавалось такое впечатление). Я немного поворочался, пытаясь устроиться в незнакомой кровати. Затем попытался помечтать, но и здесь получился облом. Наконец, плюнув на все и погладив дробовик, лежащий рядом, я заснул.

И снова пшеничное поле. Никакой протоптанной тропы, никакого меча. Я снова один посреди этого пшеничного моря. Что предпринять на этот раз? В голову ничего полезного не приходило. Я сделал несколько шагов, ожидая повторения предыдущей серии в виде мамонта, но ничего не последовало. Я осмелел и сделал еще несколько шагов. И снова — подозрительное «ничего». Если так будет продолжаться дальше, можно расслабиться.

Я пошел по полю, весело размахивая руками. Ничего продолжало происходить, чем меня безмерно радовало. Не хотелось мне никаких потрясений и никаких ужасов. Их и в реальной жизни хватало. Я чувствовал себя спокойно и расслабленно. Рядом зачирикали какие-то птички. Сбоку из пшеницы вынырнул огромный фазан и улетел в сторону, быстро превратившись в черную незаметную точку. Я представил себя на корабле, потерявшемся в море, и решил «плыть» туда, куда полетела птица. Она же должна была знать, где находится земля. Впрочем, сравнение выглядело глупым. Так как приводниться большинство птиц не может, а приземлиться каждая в состоянии. Фазану вообще переживать ни о чем не стоило. Его мысли могли быть направлены только на то, чтобы улететь подальше от незваного гостя, которым я и являлся в этом мире. С другой стороны, если я тут появился не по своей воле, то, может быть, я не такой уж и незваный?

Несмотря ни на что, я все же решил двигаться за фазаном. Вдруг это был знак для меня?

Я шел довольно долго, однако солнце оставалось в зените, и, судя по всему, сдвинуть его с места не могли никакие силы. Это меня не удивляло. Почему-то я чувствовал, что нахожусь во сне или в чем-то подобном. Поэтому и не боялся.

Неожиданно под ногой что-то щелкнуло. Я попытался притормозить, но квадратная платформа, скрытая под землей, с неимоверной силой подбросила меня вверх. Создавалось впечатление, что я наступил на какую-то скрытую пружину, которая и сработала. Я закричал — от стремительного полета захватило дух. И тут солнце с оглушительным грохотом взорвалось.

Я проснулся. Перья и пух летали по всей комнате. Я сонно повернулся на спину и смотрел на пухо-перьевой снег, кружащийся по всей комнате. Не сразу мне удалось разобраться, что же произошло. Мысли слишком сонно и лениво ворочались в мозгах. Я сел и свесил ноги с кровати. Рядом закаркала ворона, укоризненно глядя на меня и слегка наклонив голову.

— Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня?[79] — спросил я ее без всякого выражения, кроме вопросительного.

Ворона ответила мне всё, что думала об окружающей действительности и обо мне в частности. Жаль, что я ничего не понял. Я уже различал ее разные «кар-кары», но что конкретно обозначал тот или иной «кар», мог только догадываться — и то, вероятно, с ошибкой.

Оказалось, что во сне я случайно нажал на спусковой крючок дробовика. И только по счастливой случайности дробь не разворотила мою голову и не попала в ворону. Зато подушке и части одеяла досталось очень прилично.

Осознав всю радость своего бытия, я встал, оделся и пошел умыться на двор, надеясь воспользоваться водой из дождевых бочек. Но, оказавшись на дворе, я чуть не задохнулся. Запах ударил в нос с такой силой, что зашвырнул меня обратно в дом, дверь захлопнулась.

— Вот же ж… бывает же такое… — с трудом выдавил я из себя.

Глаза слезились, рот хотел поймать более свежий и нормальный воздух, но в то же время боялся это сделать.

Я не понимал, почему так происходило. То, что стояла теплая погода, а трупы лежали несколько дней — это ясно. Разложение должно было начаться, но до вчерашнего дня и сегодняшнего утра я никакого ужасного запаха не чувствовал. Хотя до этого Калтухин как минимум целые сутки сам отбивался от врагов. С другой стороны, он-то их сжигал. Это только с моим приходом монстры стали дохнуть и не превращаться в пепел. С третьей стороны, никакого особого запаха разложения, когда я жил на крыше магазина, не было. А там тоже прошло более суток после первых убийств.

В общем, непонятностей хватало. Но с ними разбираться было недосуг. Мне предстояло свалить из этого места, и как можно скорее. Куда я пойду, решено было уже давно, но вот как быть с продуктами? Неужели так и оставить тот замечательный чемодан на месте? С ним я мог бы путешествовать вечно, не думая о каких-то возможных проблемах с едой или водой. Надо было до него добраться, чего бы то мне это ни стоило, а затем уже уходить от этого поселка как можно дальше.

— Но сначала всё равно лучше бы позавтракать, — решил я, но затем остановился, задумавшись.

«Если я позавтракаю, а потом пойду в эту вонищу, то меня и вырвать может. Зачем тогда, спрашивается, есть?» Я поставил банку тушенки, которую уже собрался открыть, обратно на стол.

— Нет, так дело не пойдет. Сначала надо решить проблему с чемоданом, а там будь что будет, — сказал я вслух как для вороны, так и для себя.

Даже больше для себя, ведь надо было убедить свое тело и мозги, что нам необходимо ринуться в самый центр этой вонищи и заразы. Хорошо хоть, я чувствовал себя бодрым и отдохнувшим. Вчерашняя банька и хороший сон сделали свое дело.

— Противогаза в этом доме, конечно, нет, — сказал я, впрочем, даже не собираясь его искать.

Вчера ничего похожего в руки не попалось, а перерывать весь дом в поисках такой специфической вещи не стоило. Проще всего было сделать марлевую повязку в несколько слоев. Так я должен был продержаться минут десять-пятнадцать, а большего и не нужно.

В аптечке, спрятанной у обувного шкафчика, я отыскал марлевые салфетки, а с помощью нескольких резинок от трусов мне удалось сделать из них отличные марлевые повязки. Таких повязок я сделал три штуки (каждая из четырех марлевых салфеток), две пропитал водой, а одну водой с нашатырным спиртом. Почему-то мне подумалось, что таким образом легче удастся справиться с ужасными запахами.

Когда я решил, что собрался целиком и полностью, повесил за плечи найденный рюкзак, куда не забыл положить мощный фонарик, надел марлевую повязку, пропитанную водой, ухватился за дробовик двумя руками и вышел наружу. Ворона гордо сидела у меня на плече с невозмутимым видом.

Неприятный запах активно пробирался через марлевое заграждение, но этот вариант я уже мог терпеть. Несколько мгновений привыкнуть к яркому солнечному свету — и бегом, до трубок огнеметов и до чемодана. Бежать я старался быстро, но так, чтобы не устать. Никогда не знаешь, на что и когда понадобятся лишние силы (которые к тому моменту оказываются совершенно не лишними).

Вскоре под ногами начало хлюпать от разлагающейся плоти, которая превратилась в какое-то подобие каши. Я старался отвлечь себя разными мыслями от того, по чему я бегу, и пока получалось. Ворона, некоторое время державшаяся на плече, передумала и взмыла вверх. «Неужели и ее достал этот запах? — думал я. — Или ей просто неудобно, когда я вот так бегу?» За такими размышлениями я успел сделать еще десяток шагов, не обращая внимания на то, что там булькало внизу под ногами.

Вскоре я миновал огнеметное заграждение и остановился перед большим тухлым бугром.

— Тандерболт!

Разглядеть чемодан под разлагающейся плотью можно было лишь с огромным трудом, и то при условии, что я знал о нем заранее. И что, теперь мне предлагалось голыми руками лезть в это тухлое месиво, чтобы отыскать чемоданную крышку?

— Зашибись…

От такого ужаса опускались руки. Но как опустились, так и поднялись.

— Бегом, марш! — скомандовал я себе и стремительно понесся к ближайшему дому.

Там я раздобыл лопату, сменил повязку на лице и побежал обратно. Запах стал еще хуже. Не знаю точно, почему. Скорее всего, вода на второй марле почти высохла — так же, как и на первой. Но теперь мне было уже не до этого. Терпеть получалось, и ладно.

Лопатой я постарался максимально очистить ручку чемодана. «Главное, — думалось мне, — вытащить его из горы трупов, а дальше разберусь как-нибудь. Потом протру или помою получше».

Я дернул за ручку, но чемодан даже не пошевельнулся. Я приложил гораздо большие усилия — результат тот же. Я приложил все свои усилия, но и это не помогло. Чемодан никак не хотел отрываться от дороги. Используя лопату в качестве рычага, я попытался хоть как-то сдвинуть чемодан с места. Ничего не получалось. Казалось, что он просто врос в асфальт и никуда уходить не хотел.

Я безмерно расстроился и открыл крышку. Внутри меня ждало много вкусного, но всё выглядело, как сухой паек, который выдают в дальнюю дорогу, — ничего скоропортящегося, только долгоживущие продукты: сыры, колбасы, какие-то мясные продукты в вакуумной упаковке, бутылки с минеральной водой, сухари, сушеные фрукты. В общем, с голоду умереть в ближайшее время я не должен был. Хоть это радовало. Перекладывая это богатство в рюкзак, я ужасно торопился, и пара упаковок нарезанной пластмассовой[80] колбасы упала в вонючую жижу.

— Ну и фиг с вами, — лихо сказал я им.

Поднимать из такой гадости даже запакованные продукты было нереально. Да лучше с голоду помереть.

Через три-четыре минуты я все уложил в рюкзак и забросил его за плечи. Запах становился всё нестерпимее — казалось, что он усиливается с каждой секундой. Это прямо чувствовалось физически. Меня начало мутить. Шаги давались с огромным трудом. Голова кружилась, мысли путались. Мне нужно было выйти на дорогу и идти прямо, никуда не сворачивая, пока я не покину это ужасное место. Главное было угадать с направлением. А то снова возвращаться этой же дорогой я бы уже не вынес.

Несмотря на свое плохое состояние, с задачей я справился. Вот только идти все равно становилось все тяжелее и тяжелее, смрад окутывал меня, затуманивая сознание. Оставалось только одно средство — последняя марлевая повязка. Запах нашатыря не успел особо выветриться, и я с благодарностью вдохнул этот бодрящий запах. Меня прошибло до слез, но теперь запах позволил мне собраться и прибавить сил. Через полминуты я уже бежал, стараясь как можно быстрее увеличить дистанцию между собой и трупами.

Вскоре я добежал до поворота. Теперь дорога шла на Ново-Петровское, оттуда и до Новорижского шоссе было рукой подать. А там и до Москвы. Дорога легко вырисовывалась в моей голове, как будто какая-то мини-карта хранилась там и открывалась на нужном месте в случае надобности.

Я уверенно переложил дробовик поудобнее, посмотрел налево, посмотрел направо и, не заметив ни одной машины (было бы забавно, если заметил), пошел легким пружинистым шагом в нужную сторону.

Два человечка висели в воздухе и смотрели вслед удаляющемуся землянину.

— Может, не стоило запускать механизмы разложения так быстро? — сказал один из них.

— Он бы не ушел еще долго, — ответил другой.

— Но пару дней отдыха ему не помешали бы, — возразил первый.

— Ничего, так интереснее. Выживет — наотдыхается еще.

Человечки повисели еще немного, продолжая следить за передвижением землянина.

— Пора.

— Да, у нас еще много других развлечений.

Человечки рассмеялись и исчезли.

В голове весь путь выглядел легким, быстрым и спокойным. Но на самом деле идти предстояло еще долго. Несколько часов спокойной ходьбы подействовали успокаивающе. Я вошел в ритм и теперь почти ни о чем не думал, скорее впав в некое медитативное состояние.

Несколько раз попадались разбитые машины, но я не стал к ним приближаться, а издали никакого движения внутри не заметил. Еще несколько автомобилей стояли на обочине. Возможно, люди из них остановились отдохнуть или пошли в лес по грязно-мокрым делам, но вернуться обратно судьба им не позволила. Честно говоря, было странно, что все мелкие деревеньки и дачные поселки, которые я проходил мимо, оказались совершенно безлюдными. Куда все подевались? Неужели так же, как и в моем случае, умертвия пошли за каким-нибудь бедолагой? А почему бы и нет? Наверняка не я один такой удачливый. Было бы еще совсем неплохо, если бы этот кто-то перебил всех своих преследователей, полностью расчистив мне путь.

За сутки я мог успеть дойти до Ново-Петровского. Но зачем, а главное — куда мне было торопиться? Вышел я уже после полудня и передвигался, не особо напрягаясь. Несколько раз делал привал, садился на обочину и пил воду. Есть не хотелось. Перед глазами все еще всплывали полуразложившиеся части тел.

Ворона, которая сначала исчезла где-то в Нудоли, объявилась через некоторое время и, как ни в чем не бывало, уселась мне на плечо. Теперь я снова был не один. На душе сразу потеплело. Любое живое существо рядом действует вдохновляюще, а кроме того, с ним можно поговорить. Ворона — это не хомячок бессловесный, это птица, которая и разговор поддержать может (разноплановые «кары» еще никто не отменял), и умное лицо состроить — вроде как поняла все сказанное. А что еще нужно одинокому человеку, которому не с кем поговорить?

— Женщины мне сейчас могут обзавидоваться, — сказал я вороне.

У меня на плече сидел идеальный собеседник, как же было не воспользоваться таким случаем?

Вечер и ночь прошли без происшествий. Я старался спать вполглаза, но вряд ли получилось. Слишком уж устал я за последнее время. Рюкзак немного похудел, но провизии должно было хватить еще на несколько дней — по моим прикидкам, точно на три дня беззаботной жизни или на четыре-пять с урезанным рационом. Я надеялся, что до этого не дойдет. Все же впереди меня должно было ждать множество магазинов и ларьков, в которых хоть что-то могло сохраниться.

Через несколько часов я добрался до деревни под живописным названием Кучи. И вот тут меня ждали первые неожиданности. Эти неожиданности валялись по всей дороге в виде изрубленных частей умертвий.

— Опа! Тут кто-то явно похозяйничал, — сообщил я вороне и слегка подобрался.

Если появились трупы, то могут появиться и живые, жаждущие моей плоти умертвия. Ворона отчаянно завопила мне прямо в ухо, дробовик взвыл бешеной мелодией. Я вскинул оружие в поисках опасности, но ничего не увидел.

— Что? Что такое? — спросил я ворону, водя стволом из стороны в сторону, готовый в любой момент нажать на спусковой крючок.

Меня спасло солнце — точнее, его местоположение. Тень на долю секунды закрыла небо, а я уже покатился по дороге, сам не понимая от чего. Ворона успела вспорхнуть с плеча и отлететь в сторону. Когтистые лапы проскрежетали по асфальту как раз в том месте, где только что были мои ноги.

— Тандерболт!

Слово совпало с выстрелом. Заряд дроби разнес грудину огромной птеродактилеобразной птице. Несмотря на жестокое повреждение, она попыталась взлететь, но я выстрелил еще раз. Ее голова оторвалась от шеи и покатилась по дороге. Тело обмякло и рухнуло. Глаза на отделенной голове несколько секунд смотрели на меня, а затем закатились и закрылись.

Из тела ужасной птицы вытекала какая-то черная жидкость. Я бы подумал, что это нефть, если бы хоть когда-нибудь раньше мог ее понюхать или потрогать. А так пришлось ориентироваться на виденные мной картинки, в которых фигурировали танкеры с разлитой нефтью.

— Это что еще такое?

— БМП. Большой могучий птицеклюв, — раздалось из дробовика, и я услышал хлопанье крыльев.

В первый раз я не расслышал нападения из-за того, что БМП[81] спланировал на меня. Зато во второй раз ему пришлось махать крыльями изо всех сил, чтобы добраться до моей позиции. Видать, не сверху пикировал, а летел издалека. Он попытался напасть со стороны солнца (странное действие — оно, наоборот, выдавало его; создавалось ощущение, будто птицеклюв думал, что я не смогу его разглядеть, смотря против солнца). Но я был готов, встретив неожиданного гостя смачным выстрелом в голову. В отличие от коньска, птицеклюв при потере головы дох сразу. Чем облегчал возможности своего уничтожения.

— Вот и ладненько, — слегка дрожащим голосом пробормотал я.

Ворона, державшаяся в воздухе где-то в стороне, каркнула и снова приплечилась[82].

О таких противниках я не думал (еще воздушных целей не хватало). Меня передернуло от страшных мыслей. Когда я немного пришел в себя, появилась возможность разглядеть напавшее существо.

Как известно, первое впечатление самое верное. Вблизи существо и впрямь было похоже на птеродактиля, вот только полностью покрытое перьями тело говорило о том, что передо мной лежала птица. Впрочем, точно ведь никто не знал, какими были настоящие динозавры. Может быть, они все бегали в перьях, поэтому и логично предположение, что птицы — это и есть потомки динозавров.

— Археоптерикс, что ли, какой-то, — почесал я затылок. — Хотя черт его знает. Пусть так и будет БМП, раз оружие сказало.

Голова БМП была небольшой, зато ее маленькие размеры компенсировались длинным и широким зубастым клювом, который я называю клювом только по аналогии с птичьими чавкалками. Наверное, правильнее было бы назвать это пастью. Все равно было непонятно — птица это или животное. Слово «птица» и слово «клюв» в названии присутствовали, а раз так, то эта зубастая пастяра была именно клювом. Несмотря на то, что внешний вид живности говорил об обратном.

Широкие крылья раскрывались метра на три каждое. Так что можете себе представить, какую махину я подстрелил. Грудь у птицы, видимо, была колесом, как говорится, вот только к моменту осмотра она была разворочена моими выстрелами. Так что об этом я мог судить только интуитивно. Хвост у БМП присутствовал, но не более того. Как она рулила в воздухе, даже не представляю: тот огрызок из перьев, что торчал в качестве хвоста, с функциями руля вряд ли мог справиться. Цвет птицеклюв имел темно-коричневый, некоторые перья даже казались совершенно черными. Впрочем, вполне возможно, что они просто были забрызганы птицеклюевой кровью.

— Забавная птичка.

Ворона предпочла промолчать, внимательно разглядывая с моего плеча валяющиеся на дороге останки.

— Тебе не хочется этим перекусить? — улыбнулся я.

Ворона закаркала и отвернулась. Мол, что я за глупости предлагаю. Понять ее было несложно — глядя на непонятную жижу, и я бы не захотел пробовать мясо этой птицы, даже если бы умирал от голода.

Дальше двигаться пришлось с особым вниманием. Оружие сообщило о нападении в последний момент, так что времени приготовиться оставалось в обрез. Нехорошо это. С другой стороны, оружие и не виновато, просто БМП слишком быстро передвигается. Летать — это все-таки не бегать.

Но снова встал вопрос о том, какое оружие использовать. Дробовик хорош, но только вблизи. Если БМП будут нападать по одному, то это не страшно, а если толпой прилетят? Пока я одного убивать буду, остальные меня на кожаные ленточки порежут. Неприятная ситуация получится.

Все же решился переключиться на пулемет. Сначала подумал про болтер, так как поражающая сила болта была больше, но потом сделал ставку на скорострельность. Лучше запущу кучу пуль — какие-нибудь да попадут, хоть и слабее урон нанесут, а вот из болтера промахнусь раза два-три — и все, дальнейшее развитие событий могло и не радовать.

С тяжелыми мыслями шел я дальше. Количество расчлененных трупов все возрастало. Некоторые лежали отдельными большими кучами, какие-то валялись вразброс, а несколько крупных холмов образовали приличных размеров круги.

— Создается впечатление, что кто-то рубился на этом месте, кромсая по кругу всех, кто подходил слишком близко, — подумал я вслух. — Может быть такое?

— Кар.

Мне показалось, что ворона пожала крыльями, хотя, возможно, это она просто села поудобнее.

Вопрос состоял только в том, выжил ли тот человек или нет. Думаю, скоро этот вопрос разрешится. Я или дойду до конца трупов, или так и буду идти по ним вечно. Если трупы кончатся, а живых умертвий не будет, то, вероятно, человек сумел одержать победу. Если же встречу умертвий, то, скорее всего, они его всё-таки съели. Рассудив таким образом, я продолжал двигаться вперед, постоянно поглядывая на небо. Пули земля-воздух ждали своей цели. Но цель, слава богу, пока не появлялась. Честно говоря, как ни приятно было уничтожать всю эту мерзость, убийства стали мне порядком надоедать.

До Ново-Петровского оставалось всего несколько километров. Если человек тут уже столько умертвий покрошил, то сколько же трупов он мог расчленить в поселке? И не сосчитать. Если сравнивать с теми местами, где дрался я, то в Ново-Петровском изначально людей должно было быть раз в десять больше. Это же какие горы трупов должны были остаться? Но если подумать, то и таких, как я, могло быть больше.

Я еще не понял, по какому принципу люди видоизменялись, но, как мне показалось, на определенное количество видоизмененных людей приходился некоторый процент нормальных. Если так и есть, то в поселке наверняка должно было найтись несколько нормальных человек[83].

На небольшой поляне слева я заметил несколько коров, которые невозмутимо щипали траву. Одна из них приподняла голову, посмотрела на меня отсутствующим взглядом и принялась продолжать свою жвачную деятельность. Поравнявшись с ними, я уже хотел их сосчитать, но краем глаза заметил появившуюся в небе тень.

— Ага, пожаловал таки, — прошептал я, беря пулемет наизготовку.

Я прицелился, но стрелять не торопился. Думал подпустить эту тварь поближе. Одна она не представляла для меня серьезной угрозы. Вот если бы появились ее товарки — тогда да, пришлось бы действовать сразу. А так почему бы не дать ей шанс передумать и смотаться от греха подальше? Кроме того, мое оружие выдавало какой-то легкий незнакомый мотивчик, который никак не вязался с опасной ситуацией.

БМП сделал надо мной большой круг, а затем начал заходить на атаку. Мой палец, лежащий на спусковом крючке, вот-вот мог сорваться, выпуская в мишень свинцовую очередь. Но что-то в поведение птицеклюва настораживало. Он летел в мою сторону, но в то же время как будто не на меня.

— То ли у нее с глазами плохо, то ли одно из двух, — сказал я вороне.

Та опять промолчала. Слегка покосившись, я увидел, что она так же внимательно глядит в небо.

И вот БМП ринулся вниз. Пролетев надо мной метрах в десяти (я инстинктивно слегка пригнулся), птицеклюв спикировал на одну из коров, схватил ее огромными когтистыми лапами и взмыл вверх, быстро набирая высоту.

Протяжное «му-у-у-у» понеслось во все стороны.

— Не повезло коровке, — сказал я, выпрямляясь.

На поляне осталось шесть коров.

Такое поведение БМП наводило на серьезные размышления. Пока что все твари нападали только на нормальных живых людей и не интересовались ни животными, ни друг другом. БМП оказался первым представителем монстрячьего зоопарка, который жил обычной жизнью, а не имел своей целью охоту на человека. Это радовало. Значит, всегда существовал шанс, что тобой не заинтересуются, а пролетят мимо. Тем более что коровы явно выглядели более упитанными и привлекательными для таких громадных тварей, чем такой худой и жилистый человек, как я.

— А тебе, Каркуша, надо быть поосторожнее. Эти БМП и тебя слопать могут.

— Кар!

Ворона вытянулась в струнку и демонстративно повернула голову в сторону.

— Ну, как знаешь.

Мы пошли дальше. Я вспомнил про коров, и в голову сразу полезла песенка «33 коровы», а точнее, ее припев, так как дословно весь текст я знал плохо.

— Тридцать три коровы,

Тридцать три коровы,

Тридцать три коровы —

Новая строка.

Тридцать три коровы,

Стих родился новый,

Как стакан парного молока[84].

Песенка пелась легко и беззаботно. Казалось, что детские воспоминания ожили в моей памяти. Сразу появилось чувство защищенности и какой-то детской уверенности в том, что ничего плохого случиться не может. Все будет замечательно! Я намекнул оружию, что не прочь прослушать всю песенку целиком, но оно сделало вид, что меня не поняло, продолжая наигрывать еле слышную медитативную музыку.

— Ну и ладно…

Я не стал со своим верным оружием спорить — пусть само разбирается, когда и что играть.

Обойдя очередную горку нарубленных умертвий, я увидел свободную и чистую дорогу. Это настораживало. Если трупов больше попадаться не будет, то или умертвий всех порубили (в чем я очень сомневался, учитывая относительно небольшие кучки запчастей), или же им удалось убить своего противника. Это было бы крайне неприятно. Впрочем, существовал еще и третий вариант: выживший смог убежать. Вот такое развитие событий казалось мне наиболее приемлемым. Иначе что ж это за ерунда получается? Все выжившие умирают на моих глазах, один только пилот самолета улетел. И то не знаю, надолго ли ему хватит горючего. Прямо невезение какое-то.

До начала поселка оставалось не так много. Еще один поворот, а там рукой подать — метров триста, может, четыреста, не больше. Чистая приятная асфальтовая дорога, иди себе и иди, но ноги становились как ватные, еле-еле переставлялись и не хотели идти дальше. Но я заставлял себя. Слишком уж хорошо все выглядело вокруг. Если бы так продолжалось и дальше…

Я чувствовал, что за поворотом меня ждут новые проблемы и неприятности. Лес скрывал часть дороги, и поэтому оставалось только гадать, что же там меня ожидает.

— Как думаешь, прорвемся?

— Кар!

В этом ответе я услышал жизнерадостные нотки.

— Надеюсь.

Чтобы быть во всеоружии, я сделал короткий привал. Мы отдохнули, перекусили, а главное — промочили горло. Ворона пила прямо из горлышка, и бутылочная вода ей явно понравилась.

— С лужами не сравнить?

— Кахр! — ответила ворона, полоская горло.

— Ну что ж, думаю, мы готовы, — сообщил я ей, когда сложил рюкзак и забросил его за плечи. — Гоу, гоу, гоу[85]!

Теперь, когда я посидел, решимость моя окрепла, и уже не было необходимости заставлять свои ноги передвигаться. Они сами неслись вперед. Слегка расслабившееся тело еле-еле за ними поспевало.

Поворот шел широкой дугой, поэтому всё, что за ним постепенно вползало в зону видимости, делало это медленно и неторопливо. Я старался подготовить себя к любым неожиданностям: к толпе умертвий, горе трупов, тысячам оперившихся птеродактилей, но то, что оказалось за поворотом, чуть не тормознуло меня на месте. Там была ничем не испорченная асфальтированная дорога. Нигде — ни на обочине, ни на деревьях, ни в небе — не было ничего, что указывало бы на присутствие всяких монстров или кого-либо еще. Наоборот, создавалось впечатление, что всё идет, как прежде, и вскоре из-за пригорка выползет машина, которая будет ползти не быстрее 60 км/ч, так как именно в этом месте частенько дежурят гаишники, а сзади подкатит автобус, загрузивший людей несколько сотен метров назад; из лесу выйдут ранние грибники и направятся в поселок…

Эта спокойная картина застопорила меня на некоторое время, но я тряхнул головой и сбросил наваждение.

— Уже ничего не будет, как прежде. Мир изменился.

Ворона никак не отреагировала на мои слова. Казалось, что она заснула: закрытые глаза и некоторая расслабленность тела говорили о том, что так оно и есть. Однако когтистые лапы все так же крепко держались за мое плечо. На мгновение мне пришла в голову мысль ее разбудить, но потом я подумал, что негоже быть такой сволочью, и птицам надо иногда отсыпаться. Усмехнувшись и перехватив поудобнее пулемет, я зашагал дальше.

На самом деле такой идеализированный пейзаж еще ни о чем не говорил. Поворот закончился, но надо было пройти еще немного, чтобы подняться на горку, с которой уже появлялась возможность рассмотреть большую часть поселка до переезда.

— Совершенно не понимаю, что на меня нашло? — удивлялся я, заодно разговаривая сам с собой. — Сейчас смотрю по сторонам — обычный пейзаж, ничего особенного. Откуда возникло такое щемящее чувство?

Опять захотелось потрясти головой, но еще большее желание этого не делать пересилило. Голова после таких активных встряхиваний чувствовала себя как-то неуютно.

Шаг, другой, третий… еще десяток. Вот-вот поселок окажется перед моими глазами. Ладони потели, и пулемет уже, кажется, подумывал выскользнуть из моих рук, но я ему активно мешал, продолжая цепко удерживать.

Как только стало видно на сотню метров вперед, то первое, что бросилось в глаза, — это трупы. Десятки — может быть, сотни трупов. Здесь была бойня, да не такая, как у деревни Кучи. По сравнению с этим местом там просто случайно у кого-то пошла носом кровь.

— Тандерболт…

Как только показались трупы, ворона встрепенулась и стала водить клювом из стороны в сторону, как радар, просматривая местность.

Я, не останавливаясь, шел дальше. А горы трупов становились все гористее, и вдруг вдали показалось первое шевеление. Я остановился присмотреться. Как-то все впереди было черным-черно, ничего не разберешь. Переключившись на снайперку, я посмотрел в оптический прицел и охнул. Черный шевелящийся ковер — это умертвия. Тысячи и тысячи умертвий!

— Ох… ренеть, — с запинкой прошептал я. — Если я с той кучкой у магазина справиться не мог, то здесь мне вообще ловить нечего. Валить отсюда надо, пока не заметили, — обратился я к вороне, но та посмотрела мне в глаза и покачала головой.

«Прямо поняла как будто», — подумал я и вновь приник к окуляру. Что-то привлекало всех этих тварей, но что?.. или кто? Я старательно пытался отыскать объект их внимания и нашел. Когда я увидел эпицентр интереса умертвий, то подивился — почему же сразу не заметил?

В одном месте из кучи умертвий во все стороны летели отрубленные руки, головы, половинки голов, уши, мозги, плечи, куски туловища. Казалось, что они нападают на работающую мясорубку, а та старательно разделывает их на части. Кто творил такой беспредел, из-за обилия тел рассмотреть не получалось. Но тот, кто убивает моих врагов, — мой друг.

Я взвешивал все за и против: помочь неизвестному мясорубу или лучше не отсвечивать? Перспектива встретиться со всей этой оравой мне не улыбалась. Но и бросать товарища по несчастью не хотелось. Перед глазами возник образ Павла. Только в память о нашей с ним дружбе стоило вступить в бой. Что ж, решение принято.

Я лег прямо на дорогу, чтобы мой силуэт не сильно выделялся на фоне окружающего пейзажа — мало ли, кто из умертвий обернется и что-нибудь заподозрит, когда его сородичи начнут падать с разорванными головами. Впрочем, в том, что умертвия могут что-то там заподозрить, я сильно сомневался. Они могли чуять. А если пока не учуяли — значит, могли и не учуять вовсе. Вполне возможно, что запах другого человека перебивал мое присутствие. А раз так, надо было действовать, пока тот человек оставался жив.

«А человек ли это?» — закрадывалась мысль. Слишком уж мощно этот кто-то рубился.

Стрелять я намеревался исключительно точно — никакого, даже малейшего шанса на ошибку не должно было оставаться. Подложив рюкзак под винтовку, я начал выцеливать первую жертву. Ворона слезла с меня и теперь дежурила рядом, как наводчик, смотрящий вдаль и подсказывающий координаты цели.

Выстрел. Голова одного из умертвий взрывается кровавым фонтаном. Еще выстрел — еще одна голова прощается со своим затылком и содержимым. Третий выстрел…

Пальцы уже настолько привыкли стрелять, что все происходило на автомате: единственная моя цель — это голова умертвия. Лучше лишнюю секунду потратить на прицеливание, чем задеть возможного союзника.

Так продолжалось довольно долгое время, пока я не почувствовал, что мой напарник начал сдавать. Сам не понимаю, почему пришло это чувство. Просто понял — и всё. Может быть, потому, что отрубленные части стали вылетать намного реже, а может быть, потому, что я увидел радостный навал умертвий, который они предприняли, а может быть, и правда такому пониманию способствовало мое внутреннее чутье, непонятно откуда развившееся.

Я сразу вспомнил семинариста Хому[86], которому совсем немного не хватило для победы. Что ж, станем для этого Хомы палочкой-выручалочкой.

— Ну ладно, — поднялся я на ноги и заговорил в полный голос, последние слова так вообще практически кричал: — Баста, карапузики, кончилися танцы! Помирать — так с музыкой, запевайте[87], братцы[88]!

После этого я переключился на пулемет.

Ворона поддержала меня криком, а оружие врубило песню сразу с припева:

Как жили мы, борясь, и смерти не боясь, —

Так и отныне жить тебе и мне!

В небесной вышине и в горной тишине,

В морской волне и в яростном огне!

И в яростном, и в яростном огнееее…[89]

После припева песня началась с первого куплета.

— Интересная подборочка, — подивился я, нажимая на спусковой крючок.

Так как пули вылетали из стволов бесшумно, отвлечь умертвий от своей жертвы стреляя не получалось, пришлось немного покричать:

— Эй, жалкие, ничтожные твари! Ком цу мир! Битте[90]!

Далеко не сразу умертвия откликнулись на мой призыв. Слишком уж сильно привлекал их тот неизвестный воин. А я находился пока еще достаточно далеко. Но чем ближе я подходил, тем больше умертвий поворачивало головы в мою сторону. Многие начинали метаться вперед-назад — вроде как и туда хотелось успеть, и ко мне подойти мечталось — поздороваться, небось.

Пулемет стрелял очень мощно. Порой пули прошивали по несколько умертвий за раз, поэтому я держал линию огня несколько правее рубаки, стараясь снести как можно больше монстров с правого фланга.

Когда я подошел еще на десяток метров, многие умертвия наконец смогли определиться и направиться в мою сторону.

— Мочи! — орал я.

Шквал пуль разносил приближающихся гадов на мелкие куски, но этого было недостаточно.

— Слишком много, слишком много…

Ворона сидела на моем плече в злобном и очень агрессивном состоянии духа. Казалось, что она вот-вот сорвется и сама разорвет всех моих противников.

— Спокойно, Каркуша, спокойно. Я к тебе уже так привык…

Договорить не получилось. Сверху раздался истошный вопль, и огромная туша закрыла от меня солнце.

— Берегись!

Я испугался уходить в перекат, опасаясь ударить ворону, которая могла не успеть среагировать, поглощенная своими агрессивными мыслями, поэтому просто отпрыгнул в сторону. Ворона махнула крыльями, удерживая равновесие, задела меня крылом по щеке.

— Чего дерешься? — весело подмигнул я ей.

А веселость состояла в том, что БМП напал не на меня — он врубился в надвигающуюся толпу умертвий, одним своим приземлением разбросав десятки из них в разные стороны.

— Вот это по-нашему, по…

Договорить я снова не сумел, еще десяток БМПэшек рухнули с неба и принялись рвать и метать. Поднятым от их крыльев ветром меня отнесло назад и чуть не свалило на спину.

— Тандерболт! Мощные птице-рептилии.

Ворона согласилась. Теперь она уже не выглядела такой злобной. Ее перья снова ровно лежали вдоль тела, а взгляд выражал заинтересованность, а не агрессию.

— Думаешь, они справятся?

«Несомненно» — показала она ответ всем своим спокойным видом.

Однако «птички» могли и рубаку почикать.

— А оно мне надо? — выдал я конечный результат своих размышлений.

Ворона никак не реагировала, она наблюдала за своими товарками (правда, немного более крупными).

Теперь пришлось смещаться влево — попасть под лапы, крылья и клювы обрадованных кучей мяса птиц я не стремился. А вот добраться до неизвестного хотелось, и даже очень.

Умертвия были сбиты с толку: на кого нападать, кого бить, с кем разбираться? И рубака им нужен, и я, и птицами они не брезговали. В общем, у всех нашлись дела. Зато для меня задача заметно упростилась. Умертвия, которые хотели добраться конкретно до меня, были в меньшинстве относительно вылетающих пуль, так что добраться до моего тела им никак не светило. «Еще метров сто», — прикинул я на глаз.

— Кар, кар, кар[91], — ответила ворона.

С каждым шагом умертвия беспокоили меня все меньше и меньше. Я сначала не понял, почему так получалось, но затем догадался: умертвия старались добраться до птиц и до рубаки, к которым они могли подойти намного ближе, чем ко мне, потому что пули останавливали их намного эффективнее, чем холодное оружие незнакомца и птичьи клювы и лапы.[92]. А раз мне дали бо́льшую свободу, то и передвигаться я стал намного быстрее. Когда до места мясорубки оставалось метров двадцать, я закричал:

— Держись, я иду!

— Кто такой я? — раздалось из кучи умертвий.

— Я — это я! Живой человек! Сейчас покрошим всех, тогда и познакомимся.

— Идет! — Голос казался молодым. — Ты подходи поближе, будем спина к спине рубиться.

— Мне рубиться нечем!

— Как так?! А чем же ты мертвяков глушишь?!

На полсекунды куски тел перестали разлетаться.

— Пулями!

— Ничего себе! А чего сейчас не стреляешь?!

— Стреляю!

— А чего я не слышу?!

— Он у меня бесшумный!

— Кто?!

— Пулемет!

Нам приходилось все время кричать, так что не удивляйтесь, что каждое предложение заканчивается восклицательными знаками. Умертвия орали и ревели так громко, что уши не закладывало только по чистой случайности. Однако пробиться к парню (а теперь в этом, судя по голосу, сомнений не оставалось) хотелось.

Я старательно вырезал умертвий справа, постепенно приближаясь к эпицентру резни.

— Сейчас постараюсь до тебя добраться. Только не порежь меня!

— А ты постарайся меня не застрелить! — в тон мне ответил парень.

Наконец-то я сумел разглядеть его рыжую голову. Виски у него были гладко выбриты, на голове оставалась только небольшая шапка ярко-рыжих волос. Иногда можно было разглядеть взлетающую вверх руку, сжимавшую сверкающий серебристый меч. Совершенно непонятно, как этот меч не пачкался — столько умертвий уничтожено, а он как новенький. Как такое могло быть? Данный вопрос сразу вписался в первую десятку вопросов, которые хотелось задать новому знакомцу.

Грамотно отстреливая неприятных тварей, в скором времени я сумел пробиться к парню вплотную и встал с ним спина к спине.

— Будем действовать по твоему плану! — пошутил я и улыбнулся.

— Как скажешь! — улыбнулся он в ответ.

У парня была добрая обаятельная улыбка. Человеку с такой улыбкой можно было доверять, он не подведет и не бросит в тяжелую минуту.

Протиснувшись к рубаке (как я уже успел окрестить парня), мне удалось мельком глянуть на него, но ничего особенного увидеть не получилось: тот с ног до головы был заляпан кровищей, потрохами, кусками умертвиевской плоти, да и просто грязью. Только лицо в какой-то степени да меч оставались чистыми. Я безостановочно продолжал стрелять, стараясь уничтожить как можно больше мерзких тварей.

Вскоре БМПэшки поднялись в воздух. Каждая птица держала в лапах по два-три трупа. Куда-то они их потащили. Интересно, кто теперь сможет поживиться этим подозрительным мясом?

— Как думаешь, они птенцам пищу понесли? — спросил я ворону.

Та промолчала, задумчиво глядя на улетающих птиц.

— Надеюсь, что они не очень быстро размножаются, иначе я задолбаюсь их отстреливать.

Мне сразу привиделось, как полчища БМП кружатся в небе, выискивая своих жертв. А чем больше их будет, тем меньше останется мяса. А чем меньше мяса, тем больше шансов, что заинтересуются мною, а не кем-то другим. Кроме того, если уже за эти несколько дней у них и правда появились птенцы, то что же будет, скажем, через месяц?

Вопросы сыпались на меня, как из рога изобилия. Но вот ответы запаздывали со своим приходом.

Роману Ринатовичу Рогожину (благодаря получавшейся аббревиатуре РРР он сам себя — а иногда и сверстники с родителями — звал себя «Р-Р-Р», благодаря чему практически любое рычание воспринимал как обращение к себе) неделю назад исполнилось девятнадцать лет. Можно было бы сказать, что он ничем не выделяется среди своих сверстников: средний рост, нормальное телосложение, разве что слегка худощавое, веселый нрав и легкая походка — многие в подростковом возрасте обладают схожими параметрами, но ярко-рыжие волосы да зеленые глаза, которые, казалось, светятся в темноте, выделяли его из всей людской массы.

Девчонки заглядывались на него, но переходить к активным действиям опасались — видать, сказывалось всеобщее предубеждение против рыжих. Его не боялись, но уважали, и ни разу в своей жизни Роман не услышал, чтобы кто-то из знакомых напел ему: «Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой»,[93] а сам он относился к песенке весьма добродушно. Тем более что конопушками он так и не обзавелся.

Отец Романа увлекался историческим фехтованием, чем с детства увлек и своего сына. Вот только паренек пошел значительно дальше своего отца. Если Ринат Рогожин отлично справлялся с различными мечами, то Роман освоил практически всё средневековое вооружение тогдашних рыцарей, начиная от булавы и кончая алебардой. В пятнадцать лет он на равных дрался с бывалыми бойцами, а в восемнадцать с ним уже и бились только ради того, чтобы продержаться, а не победить. Реконструкционные бои редко велись до крови или заканчивались появлением серьезных повреждений. Чаще всего достаточно было нанести несколько несильных, но точных ударов по голове или в корпус, чтобы набрать нужное количество очков для победы.

Видя отличные результаты Романа, знакомые советовали отдать его в спортивную школу фехтования. Но паренек наотрез отказался от такого предложения. Ему больше нравились широкие мечи, тяжелые булавы, длинные копья, а не тонюсенькие гибкие шпаги или рапиры.

В то памятное утро Рома поздно проснулся и вылез на крыльцо старого деревенского дома в одних спортивных трусах и кроссовках. Он взял за правило ежедневно, несмотря ни на что, делать зарядку, стараясь поддерживать себя в хорошей форме. Чтобы мечом помахаться, сил требуется очень много, а еще учтите, что драться приходится в кольчуге или латах, — неподготовленный человек в такой ситуации может свалиться после двух-трех взмахов. Роман же привык проводить по несколько боев без отдыха. А к такой серьезной нагрузке необходимо постоянно готовиться. Достаточно недельку пофилонить, и потом восстанавливать упущенную форму придется целый месяц.

Впрочем, для Ромы ежедневные физические упражнения не были чем-то обременяющим или неинтересным. Он с удовольствием бегал, прыгал, тягал гантели и гири, любил помахаться тяжелым двуручным мечом. Единственное, что ему мешало, — это рост. При среднем росте (1 метр 79 сантиметров) махаться мечом под два метра — то еще развлечение. Но Роман не сдавался и пробовал даже с такой махиной выполнять удары и махи.

В этот день он только вышел из дома, который находился почти на самой окраине поселка, и собирался пробежать стандартные утренние три километра, а затем попрыгать по ступенькам, когда вопли в соседнем доме сообщили ему о том, что не всё в порядке в Датском королевстве. А когда еще и из дома напротив прямо через окно второго этажа наружу вышел пожилой мужчина, Роман понял, что и в деревне не всё спокойно. Что делать и куда бежать, сразу сообразить было трудно. Поэтому первым делом Рома заскочил домой и схватил мобильник.

«Для начала нужно предупредить полицию», — решил он, но трубку никто не брал. Несколько минут послушав автоответчик, парень вновь выскочил на улицу. Не прекращая названивать, он ринулся в сторону соседей, но тут…

Вдруг перед ним появился инопланетянин и сунул ему в руку короткий серебристый клинок.

— Сейчас будет немного больно, — без всякого предисловия сообщил синий человечек.

Тут же рукоять сильно уколола Рому прямо в ладонь.

— Ай, — воскликнул он, но оружие не выронил.

— Молодец, — похвалили инопланетянин. — Теперь тебе достаточно только подумать, каким оружием хочешь воспользоваться, и оно окажется у тебя в руках. Все просто. Немного телепортации, чуть-чуть трансформации — и вуаля!

Инопланетянин начал растворяться в воздухе в начале своей тирады, а с последним словом растворился в воздухе почти полностью, только одна его невразумительная улыбка с редкими крупными зубами на долю секунды задержалась в этом мире, но затем и она исчезла.

— Чеширский кот[94] фигов, — проворчал Роман, еще толком ничего не понимая, но с любопытством разглядывая полученное оружие.

Чем-то этот клинок напоминал Жало[95], которым Фродо от орков отбивался. Вот только не светился.

— Раз не светится, то орков поблизости нет, — сам не понимая, чему он улыбается, прошептал себе под нос Рома.

Впору было бы удивиться всем этим событиям, но, во-первых, Рома еще не до конца проснулся, а во-вторых, его намного больше беспокоили продолжавшаяся борьба, крики в соседнем доме и поднявшийся на ноги старичок, выпрыгнувший из дома напротив. Особенно старичок… Человек со свернутой шеей так ходить не может. Ему наверняка это будет неудобно, не говоря уж о смертельной опасности сломанных шейных позвонков и повреждениях спинного мозга.

Меч засверкал синим пламенем.

— Теперь еще и орки обнаружатся.

Роман подбросил клинок в воздух и ловко поймал за рукоять.

— А попробуем-ка…

Он представил свой привычный полуторный меч с крестообразной гардой, пятнадцатисантиметровым эфесом и клинком, длина которого составляла около 87 сантиметров. Ему нравились мечи такого типа, так как, во-первых, ими можно было и колоть, и рубить, а во-вторых, драться можно было как одной рукой, так и двумя. Пара мгновений — и меч уже в руках.

— Круто!

Из левого соседнего дома, выбив плечом дверь вывалился здоровый мужик. Ромка не знал его — точнее, не помнил. Видел как-то пару раз, но кто он и как его зовут, никогда не слышал. За мужиком вывалилась худосочная женщина, медленно вышел ребенок, а за ними старичок. Вот этих людей парень знал неплохо. Особенно ребенка — Борьку, тот часто в гости захаживал и постоянно восторгался холодным оружием, что хранилось у Ромы дома, и все хотел потрогать. Один раз Рома попробовал дать ему кинжал подержать, но тот так им размахался, что парень тут же зарекся давать в руки такому озорнику холодное оружие.

— А то еще в себя воткнет, — пояснял он отцу, когда в очередной раз отказывался дать подержать Борьке «хоть на малюпусенькую секундочку» нож или меч.

За себя Рома не боялся: не зря все же много тренировался, реакция у него была что надо.

Теперь Борька сам на себя не был похож: ножки еле-еле передвигает, взгляд куда-то в землю направлен. Да и непонятно было, чего это они всей семьей за мужиком ломанулись? Украл он у них что-то или просто в дом вломился?

— Что случилось? — крикнул Рома, сам не понимая, к кому обращаясь: то ли к сумасшедшему мужику, то ли к заторможенному семейству.

В это время в правом соседском доме крик поднялся до умопомрачительных высот и заглох. Точнее, оборвался на полукрике.

— Они все будто с ума посходили! — заорал мужик, бешено вращая глазами. — Руку чуть не откусили!

Только сейчас Ромка заметил, что вся правая кисть у мужика была в крови.

— Милицию надо вызвать, — то ли спросил, то ли сказал Рома (к новому названию «полиция» он еще никак не мог привыкнуть).

— Да пробовал я уже звонить…

Мужик махнул окровавленной рукой, отчего красные капли полетели во все стороны. Он старался подойти поближе к парню.

— Прикольная железяка, — покосился он на меч. — Может, дашь? Я этим сумасшедшим быстро головы поотрубаю.

— Это меч вообще-то, — холодно ответил Роман. — И никому я не дам головы отрубать. Тут все ненормальные, что ли?

Когда мужик подошел поближе, парень слега отодвинулся в сторону от крыльца.

— Надо в дом уходить. У тебя там никого нет?

— Нет.

Мужик очень странно посмотрел на Романа — как-то исподлобья, будто раздумывая.

— Я зайду?

— А надо?

— Парень, посмотри вокруг! — Мужик обвел рукой окружающее пространство. — Здесь нет людей! Уроды одни!

Роман инстинктивно повернул голову, чтобы посмотреть на медленно движущихся в их сторону соседей. Но хорошая боевая подготовка сыграла свою роль — недаром он бился против двух и даже четырех противников. Огромный кулак мужика, больше похожий на кувалду, пронесся в считаных сантиметрах от уха Ромы. Следующий удар снова рассек пустоту. Роман уже отскочил в сторону и поднял меч, показывая всю серьезность намерений.

— Ни шагу ближе! Отрублю, — жестко сказал парень.

— Иди к черту!

Мужик сделал вид, что расслабился, и тут же нанес удар ногой снизу вверх, стараясь попасть по рукояти меча.

Вот теперь рефлексы выдали по полной программе. Легкое движение — и отрубленная стопа полетела на землю, а мужик ошалело уставился на обрубок. Меч так мягко и легко прошел сквозь мышцы и кость, что Рома даже не заметил, как же так получилось. Но результат есть результат. Освобожденная кровь ринулась вниз, заливая ступеньки крыльца.

Мужик смотрел на свою рану и молчал.

«Шок у него, что ли?», — сам полностью офигевший, подумал Рома. Он-то надеялся только отбить ногу нападающего в сторону, а получилось такое. И тут мужика как прорвало:

— Ах ты, тварь! Ты что наделал?! Ты убил меня! Сволочь!

Парень едва не извинился, но вовремя взял себя в руки. С чего тут извиняться, если тот сам напросился?

— Я предупреждал, — парировал Рома.

Дальше продолжать разговор не имело смысла, да и не получилось: соседи подошли совсем близко.

— Осторожно, сзади!

Эти слова Роман произнес машинально: советовать одноногому человеку, только что лишившемуся конечности, чего-то там беречься было как-то глупо. Однако мужик совет воспринял и обернулся.

— Ах, вы…

Далее следовала непечатная лексика. Мужик размахнулся и ударил женщину огромным кулаком. Женщина зарычала и повалилась на спину.

Рома не знал, что предпринять: то ли женщине помогать, так как в отвратительном характере мужчины он уже убедился, то ли не вмешиваться, так как ситуация складывалась совершенно непонятная. Кто? Кого? Зачем и почему?

Все эти вопросы роились в голове, но решение не отыскивалось. Парень думал, что таким ударом мужчина женщину просто-напросто убьет. Но не тут-то было. Женщина как ни в чем не бывало поднялась на ноги и вновь пошла в атаку. Мужчина вновь влепил ей кулаком точно в лоб, однако теперь женщине на помощь подоспел старик, который тут же вцепился своими старыми полусгнившими зубами в шею здоровяку. Тот взвыл и стал отдирать от себя старика с вампирскими наклонностями, но, пока он пытался это сделать, Борька вцепился зубами в обрубок ноги, прямо в саму рану. Мужчина затряс культей, не удержал равновесие и повалился на спину. Старик так и остался вцепившимся в горло, мальчик продолжал удерживаться за обрубок, а тут еще и женщина подоспела, то ли прыгнув, то ли свалившись сверху на здоровяка.

Мужчина заорал. Женщина ударила его в живот, а через секунду уже доставала оттуда кишки.

Теперь Рома точно понял: с людьми творится что-то неладное. Если сначала странные действия старика и малыша он принял за акт отчаяния и бессилия — мол, кулаками мы здоровяка не завалим, а тут хоть укусим, — то теперь стало ясно, что дело принимает совсем другой оборот. Больше парень не раздумывал. Три молниеносных движения — и три головы лежат на недавно пробившейся из-под земли траве.

— Четкая работа.

Этими словами Роман попытался себя подбодрить — так сказать, ввести сознание в нормальное русло, но не очень-то получилось: руки дрожали, лоб покрыла холодная испарина, а ноги еле держали трясущееся как в лихорадке тело. Он все еще думал, что убил людей. Пусть ненормальных, пусть даже совсем слетевших с катушек, но людей. А это большая разница: рубиться на турнире (пусть даже и с приближенными к реальности правилами) и отрубать головы людям. Только что Рома эту разницу не только почувствовал, но и осознал.

Разодранный и обкусанный мужик застонал. Невероятно, но он все еще был жив. Роман подскочил к нему. Мужчина смотрел стеклянными глазами куда-то за спину паренька. Затем с трудом поднял руку и направил куда-то вдаль указательный палец. Его зрачки расширились, а изо рта вырвался дикий вопль… последний в этой жизни.

Рома молниеносно обернулся и не поверил своим глазам: трупы встали с земли и теперь тянули свои загребущие руки прямо к нему.

— И как вы меня есть собираетесь, дурачье безголовое? — фальцетом вскрикнул Роман и тут же подумал: «Такой голос не к лицу мужчине» — и прокашлялся.

Вот теперь, видя, что ничего людского в этих существах не осталось, он почувствовал себя гораздо увереннее.

— Эх, размахнись рука, раззудись плечо! — крикнул он вполне нормальным, практически мужским голосом и ринулся в атаку.

Четкие, выверенные движения — и вот уже на земле красуются обрубленные тела, а рядом с ними — отрубленные руки и ноги. Рома подивился тому, как легко меч проходил через человеческие тела. Чтобы удостовериться в крепости клинка, ударил по столбу, поддерживавшему крышу крыльца. Меч снова легко прошел насквозь, разрубив дерево без всяких затруднений.

— Ничего себе!

Отрубленные руки и ноги продолжали шевелиться — правда, как-то бесцельно и хаотично. В телах тоже происходили какие-то процессы: кожа, да и грудная клетка постоянно шевелились. Весьма сомнительно было связывать такие действия туловища с дыханием. Роман и не связывал. Он быстро подошел к скалящейся Борькиной голове и проткнул ее. Оскал мальчика потускнел, но жизнь еще не покинула его бедную голову. Тогда Рома разрубил голову на четыре части. Только после этого Борька умер, и его тело, а также руки и ноги перестали шевелиться.

— Вот задачка так задачка!

Рома понял: чтобы убить таких «испорченных» людей, придется разрубать головы по два, а то и по три раза — не сносить голову с плеч, а именно рубить эти самые головы на множество частей.

Неприятная складывалась ситуация, а тут еще и вывалившийся старичок со свернутой шеей подкатил. С ним Рома разделался без всяких церемоний. Затем раскрошил оставшиеся «живые» головы и только после этого остановился.

Меч по-прежнему блистал чистотой и совершенством, а вот сам парень замызгался весьма прилично. Особенно пострадала футболка, которая еще совсем недавно была практически белой.

Что делать, Ромка пока не знал. Отец ушел на работу рано утром, мать чуть позже, но и ее дома давно уже не было. Так что спросить совета было не у кого. Хотя позиция «сам себе голова» его вполне устраивала. Но только относительно — в душе ему очень хотелось сейчас, образно говоря, опереться о чье-то плечо и узнать дальнейший план действий.

«А если и мои родители такими стали?», — страшная мысль обожгла сознание. Тело содрогнулось от внутреннего холодка, пробежавшего от макушки до самых пяток. Рома даже представить себе не мог, что делать с родителями, если они окажутся в таком же состоянии. Убить?!! Да как так можно?

Рома быстро направился в дом и закрыл дверь на засов. Ему не нужны сейчас были нежданные гости. Первым делом он подошел к телефону. Набрал сначала номер полиции. Послушал долгие гудки, а потом замечательную работу автоответчика. Подождал минут пять, не меньше, но автоответчик продолжал его убеждать оставаться на линии без всякой попытки кого-нибудь из живых людей вмешаться в этот монолог. Затем парень набрал рабочий номер отца. Безрезультатно. Матери можно было и не пытаться звонить — там и в обычное время никто трубку не брал, что уж говорить о форс-мажоре.

В дверь настойчиво постучали. Затем еще более настойчиво, совсем настойчивее некуда, так что та почти слетела с петель. Роман подбежал к окну и постарался рассмотреть, кто же стоял возле двери. Однако даже полностью прислонившись к стеклу, трудно было разглядеть стучащего человека.

— Что вам нужно?

В ответ раздался рев и новый град ударов по двери.

«Все понятно, еще один», — подумал Рома, затем подошел к двери и воткнул меч в дверь примерно на уровне головы стучащего. Затем сделал пару движений мечом вверх-вниз-вправо-влево и услышал, как что-то громоздкое рухнуло с той стороны. Теперь парень решился открыть дверь. Пришлось приложить некоторое усилие, так как ноги упавшего уперлись в нее и не давали этого сделать. Роман надавил на дверь всем телом, в результате ему удалось чуть-чуть сдвинуть труп, после чего тот сам уже покатился по ступенькам вниз. Этих ступенек и было-то всего четыре штуки, но и этого хватило.

Рома увидел валяющегося мужика, все лицо которого было изуродовано так, что парень не сумел бы его опознать, даже если бы был с ним знаком раньше. Главное, что это не был его отец (а то было шевельнулась бешеная мыслишка). Точность расчета порадовала — ведь он только примерно мог оценить рост человека, стоящего за дверью.

Однако вслед за одиноким нападавшим к дому приближалась разъяренная толпа.

— Чёрт.

Выругавшись, парень отскочил в дом и захлопнул дверь. Теперь еще недавно казавшаяся неприступной и монолитной дырявая дверь не внушала того же чувства защищенности, как раньше.

— Все же не стоило дверь уродовать, — с досадой вслух подумал Рома.

А вот умертвия подумали иначе: они бились в дверь, засовывали руки в дыру и старались выломать всю конструкцию. Самое плохое было то, что у них получалось. Дверь была крепкой, но деревянной. Вскоре царапанье, отрывание щепок и более крупных деревянных кусков стало приносить свои плоды. Дверь начала сдавать позиции. Рома встал перед нею и поднял меч. Оценив размеры меча в руках и окружающую обстановку, он тут же подумал о чем-то более подходящем. Через секунду у него в руках уже был гладиус — римский короткий меч.

— Это другое дело, — важно кивнул Рома и направился в свою комнату.

Там он взял свои счастливые перчатки без пальцев и быстро нацепил на руки. После этого парень почувствовал себя намного более уверенно. Оплетка меча была удобной и казалась надежной, но Рома привык доверять своим перчаткам. Еще ни разу они его не подвели, и ни разу меч не выскользнул из его ладоней в ответственный момент. А что может быть хуже для мечника, если не потеря оружия?

Юноша вновь стоял перед дверью, полностью сосредоточившись на предстоящем бое. Все лишние мысли уплывали вдаль. Он думал только о противнике — о том, кого необходимо победить. Все просто: или победа, или смерть. Мысли замедляли ход: дух воина не приспособлен ни к потаканию себе, ни к жалости, дух воина приспособлен только к борьбе. И пока он ведет свою битву свободным и чистым, воин смеется и смеется[96].

Дверь не открылась и не ввалилась внутрь, она разлетелась на щепки. Как такое могло произойти, трудно представить. Но заниматься этим было некому. Умертвиям было все равно — они стремились достать свежую плоть, а Рома уже освободил свое сознание от всяких глупостей. Его ждал бой.

Гладиус запорхал в воздухе, выписывая немыслимые восьмерки, и каждое движение сопровождалось улетающей в сторону конечностью или частью видоизмененного тела. Умертвия ревели, орали и умирали, расчлененные на десятки окровавленных частей.

Узкий проем не позволял пробиться внутрь всем сразу, так что у Ромы было некоторое преимущество, которое он хладнокровно использовал. Получалось, что он бился одновременно не более чем с тремя противниками, а это уже даже со стороны выглядело не так страшно, как бой сразу с сотней разъяренных умертвий, не знающих ни жалости, ни пощады.

Минут через пять поток умертвий превратился в узкий ручеек, и Рома решил перейти в наступление. Расчистив от еще шевелящихся противников дом, слегка проскальзывая по покрытому кровищей, внутренностями и частями тел полу, Роман с боем вырвался наружу. Втыкая в голову очередного умертвия гладиус, он представил свой любимый полуторный меч. Потянув обратно за рукоять, он уже увидел его у себя в руке.

Рубка пошла с новой силой. Умертвия почувствовали, что теперь у них появился шанс добраться до живого человека всем сразу и предприняли попытку решительной атаки. Если изначально Роман еще чувствовал какую-то неуверенность — может быть, даже боязнь (несмотря на всё свое освобождение сознания и все такое), — то сейчас он смог полностью отдаться бою. Ничто этому не мешало — ни стены, ни потолок, ни домашняя утварь. Перед ним было множество противников. Что еще нужно высококлассному бойцу? Да ничего!

Вскоре всё было закончено — горы трупов, море крови и ни одного шевелящегося куска тела. Все головы проткнуты в нескольких местах или разрублены на мелкие части. Никто уже не может представлять опасности.

Бой начал отпускать Романа. Вновь стали оживать мысли и чувства. Он смотрел вокруг и не мог поверить, что все это — дело его рук, его меча. Скольких он убил? Несколько десятков или сотен? В этой мешанине невозможно было сосчитать. Да и не хотелось совершенно.

— А ведь всё это когда-то были люди, — грустно прошептал Рома и побрел прочь.

Однако вскоре он вернулся. Ему не хотелось оставаться в этом доме — точнее, не хотелось даже находиться рядом с ним. Здесь была только смерть и ничего более. Однако экипироваться не мешало бы. Через окно он заметил, как мимо пронесся желтый джип с парнями. «И где я мог их видеть?» Но вспомнить не получалось. Да и не стоило на это время тратить.

Из своей коллекции оружия он ничего брать не стал, понадеявшись на новую игрушку. А вот с одежкой пришлось что-то решать. Коричневые кожаные штаны, мягкие кожаные сапоги, также коричневые. Свободная белая рубаха, подпоясанная черным нешироким поясом. Хотел нацепить на себя кепку, но затем передумал.

Но вот что делать с мечом? Прицепить его не к чему, а использовать какие-либо из своих ножен Роман побоялся — если меч способен разрезать все, что попадает под клинок, то почему бы ему и с ножнами не разобраться? Впрочем, гарда должна была помочь — она-то ничего не разрезала, но все равно рисковать не хотелось. Поэтому пока что он так и держал меч в руках.

Выйдя за калитку, Рома понял, что теперь придется бежать. Новая толпа надвигалась прямо на него. В принципе, до них еще было далеко, но переходить к активному отступлению лучше было сейчас. Хотя меч был легкий, почти десять минут беспрерывного махания отняло много сил. Требовался хоть какой-то отдых или смена нагрузки. Роман предпочел пройтись пешком. Он успел пройти шагов двадцать, когда перед ним снова появился синий человечек.

— Это… забыл, — тут же начал тот. — Вот тебе ножны, а вот еда. Точнее, энергетические таблетки. Съел одну такую — и весь день есть не хочется, и энергии хоть отбавляй. Андестенд[97]?

— Кажись, — смутившись, ответил Рома, получая в руки ножны и небольшую пластмассовую баночку.

— Вот и отлично.

Инопланетянин снова исчез.

— Это уже фантасмагория какая-то. — Парень почесал затылок и побрел дальше.

По дороге Роман нацепил ремень с ножнами для кинжала. Как только острие инопланетного меча коснулось ножен, тот принял нужную форму — небольшого кинжала, а затем легко вошел внутрь, почти спрятавшись от посторонних глаз.

— Удобная вещь, — порадовался Рома.

Затем он достал кинжал, который тут же принял форму его любимого меча, поднес обратно к ножнам — и снова готов кинжал. Так он повторил несколько раз, дивясь легкости трансформации.

Пока Роман развлекался с оружием, он полностью отключился от внешнего мира, и к нему почти успели подобраться: если бы еще испорченные люди шли тихо, они точно схватили бы парня. Но умертвий никто сдерживаться не учил, а сами они не считали это необходимым.

Роман побежал. Сначала бездумно, но затем он выбрал своей целью двухэтажный торговый центр. Он полагал, что на втором этаже можно было укрыться, полностью перекрыв туда все доступы. Он не очень верил в инопланетные таблетки, считая, что обычная еда должна быть в сотню раз лучше и полезнее, чем не пойми что. Именно доступность еды в центре и привлекла его в первую очередь. Он рассуждал просто: будет еда — будут и силы, а будут силы — можно всех победить. Когда он так подумал, в голову сразу пришла песенка из мультфильма:

«Чем больше я поем,

Тем больше я посплю,

Чем больше я посплю,

Тем стану я сильнее,

И всех победю,

И всех победю».[98]

Рома усмехнулся и легко взбежал по ступенькам на первый этаж. Его с распростертыми объятиями встретил персонал торгового центра. Но сотрудники не успели проявить все свое дружелюбие, быстро лишившись голов. А потом еще и головы лишились не только мозгов, но и даже самой маленькой возможности эти мозги иметь.

На второй этаж вел все еще работающий эскалатор. Рома неторопливо поднялся на нем, затем разобрался с еще парочкой испорченных людей и только после этого оказался возле решеток, закрывающих вход на второй этаж. Хорошо, что замок и ключи висели тут же.

Минуту спустя Рома наконец закрылся на втором этаже крупного (по местным меркам) торгового центра. Второй этаж также был хорош тем, что именно здесь находились продукты (в то время как на первом этаже продавалась домашняя утварь и разные полезные мелочи). Увидев разнообразие и большое количество деликатесов, Рома потер руки. Вот теперь после всех перипетий можно было немного расслабиться и даже перекусить.

Не успел он дойти до полок, как решетка задрожала.

— Добрались уже, поганцы, — покачал головой Роман и, поглядывая на поднимающихся по эскалатору и бьющихся головой в железную решетку умертвий, продолжил свой путь к еде.

Пока решетка справлялась с наплывающим народом без особых проблем. А раз так, то хорошей трапезе уже ничего не должно было помешать.

К вечеру ситуация несколько устаканилась — умертвия перестали прибывать, заполнив все свободное пространство. Они, теснились, как сельди в бочке, размазываясь по решетке, и тянули через мелкие квадратики грязные руки в сторону Ромы. Руки обдирались, кровь капала на пол, но умертвия на такую ерунду внимания не обращали.

Еда замечательно устроилась в животе, новых порций вроде не требовалось. Уютное место на дачном диванчике (а-ля кресло-качалка) отлично приняло Рому. Слегка покачиваясь, парень не забывал посматривать на умертвий. Правда, посматривать получалось только в то время, когда он не спал. А этого времени было не так много.

Когда стало темнеть, Рома нажал на кнопку выключателя, но ничего не произошло. Лампочки гореть не хотели — видать, у них были свои проблемы. Зато меч светился вполне реально (вокруг все было видно метров на десять, не меньше), этого было вполне достаточно для того, чтобы контролировать ситуацию.

Следующий день и ночь прошли без происшествий. Рома ел, пил, ходил в туалет, немного тренировался, валялся на диванчике — и всё, больше ему делать ничего не хотелось. Ситуация вокруг не менялась, поэтому зачем было что-то менять и ему? Такие мысли копошились в его голове, слегка затормаживая все остальные мысли и чувства. Если бы так и дальше продолжалось, то, вполне вероятно, в конце концов Рома совсем превратился бы в растение. Но у темных сил свои причуды.

Очередное наступившее утро застало Рому на диване. Хорошо, что хозяин торгового центра не следовал принципу «покупатели не должны замечать смену минут и часов за окном» — может быть, потому, что люди здесь были чуть человечнее, чем в городе (во всяком случае, пока не трансформировались). Разбудил Романа бешеный рев умертвий. Они и раньше все время ревели и орали, но сейчас вопли звучали очень обиженно, а главное — очень громко.

— Чего разорались, испорченные? — спросонья пробормотал Роман, садясь на диванчике и слегка покачиваясь. — Совсем совесть потеряли? Впрочем, сомневаюсь, что она у вас была. Ха-ха.

Он потянулся потереть глаза, случайно чуть не отрезав себе голову, поскольку во сне на всякий случай держал руку на рукоятке. От одиночества юноша начал периодически разговаривать как бы сам с собой, но обращался он к умертвиям. Получалось, что был вроде как не один.

Парень не придавал значения все усиливавшемуся шуму, а зря. Если бы он присмотрелся получше, то заметил бы: умертвий что-то беспокоит. На первом этаже происходило неладное — они поняли, что за их добычей идет кто-то другой. Если друг друга умертвия еще как-то терпели, то отдавать живое человеческое мясо всяким припозднившимся конкурентам им очень не хотелось. При виде их реакции на приближение неизвестного чудовища сразу становилось понятно, что справиться с ним они не могут. Да и не очень сильно пытаются. Вместе с чудовищем в торговый центр вошла сама смерть.

Рома зашел в туалет и там хорошенько умылся. Остатки сна не хотели отпускать, но вода делала свое дело, отгоняя сонливость.

— Какое-то начало дня сегодня неинтересное, — сообщил парень отражению, но оно многозначительно промолчало. — Вот и я думаю: пора отсюда сваливать, а то совсем жиром зарастем.

Пока Роман умывался, он не мог видеть, как сильно умертвия вдавились в решетку — настолько сильно, что их тела начали просачиваться через стальные прямоугольнички. Вновь потекла кровища, и на пол посыпались куски плоти. Решетка сильно прогнулась, но еще держалась.

— Думаешь, я сумею разобраться с этой оравой?

Отражение снова промолчало.

— Ну и ладно. — Рома махнул рукой.

И тут за дверью раздался сумасшедший грохот. Юноша тут же выхватил меч и выскочил наружу.

— Трындец…

Больше ничего в голову не шло, да и как оно могло прийти, когда голова была занята мыслями о том, сколько народу теперь придется убивать, хотя добрая половина умертвий больше уже не вставала, целиком и полностью размазанная по полу, стенам и решетке. Зато злая половина ринулась на Рому.

— Ну, с Богом.

Резня началась. Меч сверкал то с одной стороны, то с другой, то с третьей. И повсюду, где пролетала сверкающая смерть, на грязный пол сыпались ошметки тел.

— Хорошо пошло, — разрубая очередную голову вместе с телом, бормотал Роман.

Во время этого боя он уже не воспринимал умертвий как что-то особенное. Это были те, кого стоило уничтожить — ни больше, ни меньше. У него не было той собранности и отрешенности, как в прошлый раз, но сосредоточенность осталась. А главное — выработались методичность и расчетливость.

Силы тратить предстояло разумно, бой мог затянуться. Рома понимал, что пока он в хорошей форме, испорченные люди сильно не будут напрягать, но стоит хоть чуть-чуть просесть — и всё, разорвут, как тузик грелку. Впрочем, через пару минут рубиловки он заметил, что умертвия стали действовать более активно и быстро. Несколько раз он чуть не пропустил пару ударов и один укус.

— А ребята-то прибавили.

Новость к разряду радостных отнести не получалось. Но затем Рома увидел, как начали разлетаться в разные стороны испорченные люди. От неожиданности он на секунду замешкался и получил когтистой лапой по груди. На рубахе наверняка выступила бы кровь, но парень и так уже весь был перепачкан чужыми останками.

Лапа, посягнувшая на святое, вскоре полетела на пол, а за ней повалился и бывший владелец.

— Что-то здесь не так… — четвертуя очередную голову, подумал вслух Роман.

Почти тут же это «что-то» появилось. Причем очень эффектно, словно с показушной бравадой: еще живые остатки умертвий разлетелись в разные стороны. Кто-то из них размазался о стены, кто-то просто улетел далеко и надолго. Противник оказался к Роману теперь лицом к лицу, давая себя хорошенько рассмотреть.

— Жирл! — разнеслось по всему магазину.

Рома вздрогнул от неожиданности, но тут же взял себя в руки. Неожиданностью, пусть и не детской, стал для него новый противник. Толстенное тело под два метра, обладавшее несколькими мощными складками, которые напрочь закрывали ноги (отчего казалось, что перед тобой находится колобок-переросток). Однако тварь колобком была лишь отчасти — от нижней части. Верхняя половина тела была более вытянутой, но не менее внушительной: из плеч, которые угадывались лишь теоретически по наличию конечностей, в стороны высовывались массивные и довольно мускулистые руки, пальцы которых венчали мощные сверкающие когти. Роман даже подумал, что это ножи, но разве такое бывает? Впрочем, вопрос оказался риторическим, так как еще минуту назад парень вряд ли мог вообще представить такое чудовище. А раз бывает такое чудовище — значит, бывают и такие когти-кинжалы.

Небольшую желеобразную голову жирла с грозным, но каким-то детским лицом украшали толстые, длинные бычьи рога. Они с трудом помещались в проходе, из которого вышел жирл, и несколько раз неприятно проскрежетали по стенам. На одном роге на длинной цепочке у жирла болтался железный шипастый шар от моргенштерна, другой рог представлял собой цепную пилу, веревка с колечком от которой свисала вдоль жирного туловища.

Роман заметил вооружение противника, но еще больше его удивили огромные клыки, торчащие вверх из сильно выступающей вперед нижней челюсти. Еще немного — и этими клыками жирл сам себе глаза бы выколол. Всего пара сантиметров отделяла его глубоко посаженные злые красные глазки от неминуемого выкалывания.

— Матерь божья… — только и сумел произнести Роман, рассмотрев ужасную тварь и поняв, что ничего более омерзительного на этом свете он еще не видел.

— Ахррр! — Тварь разинула рот в приветственно-запугивающем крике.

— И тебе того же, — хладнокровно ответил Рома приготовившись к схватке.

Откуда это хладнокровие взялось, парень не знал. Да он и не думал сейчас об этом. Это потом, через несколько часов после боя появятся мысли о хладнокровии (хотя тактика этого боя даже не продумывалась), об отстраненности от ужаса, который стоял напротив. Не было ни жажды крови, ни страха, зато собранность и готовность к бою сквозила во всех движениях. Вполне вероятно, что именно такой настрой позволил Роме пережить первый бой с новым врагом.

Жирл схватил за веревку с кольцом и дернул. Сначала раздалось бурчание, постепенно переходящее в ревущее гудение.

— Прямо-таки мотоцикл без глушителя.

Рома улыбался. Правда, такую улыбку никто — даже самый заядлый оптимист — не воспринял бы как доброжелательную.

Красная зубчатая цепь, вторя все усиливавшемуся реву, начала набирать ход. Через пару секунд зубья слились в единую смертельную ленту. Рома смотрел на это действие как завороженный. Обычный человек уже давно лежал бы в беспамятстве с переполненными штанами, но, как говорилось выше, Рома был максимально собран и хладнокровен. Поэтому завороженность не помешала ему заметить, как утренняя звезда[99] полетела в его сторону. Он отклонился в последнее мгновенье, и смертоносные шипы пронеслись прямо перед его лицом. Затем жирл качнулся в обратную сторону, и вновь утренний шарик разминулся с головой паренька совсем чуть-чуть.

— Как-то это всё неприятно, — поморщился Рома и попытался встретить веселый шарик острием меча.

Однако жирл оказался опытным бойцом и маневр Ромы разгадал, легко убрав шар с шипами из-под удара и попытавшись снести голову сопернику цепным рогом. Роме пришлось отступить. Мечом он перехватить пилу не успевал, так как был настроен срубить утреннюю звезду, а любая другая часть тела встречаться с пилой не желала ни под каким предлогом.

— Неплохо.

Образовавшееся сзади препятствие не оставило сомнений: дальше отступать некуда — позади стена. Предстояло перейти в атаку, что Рома и попытался исполнить. Несколько размашистых движений… Но цель неожиданно оказалась чуть дальше, чем парень рассчитывал.

— Хм-м… — Рома снова ринулся в бой.

Он двигался быстро, но тварь двигалась не менее резво. И самое плохое, что жирл не только успевал отступать, он еще помахивал утренней звездой и периодически пытался, так сказать, подрезать крылья цепной пилой.

Рома не понимал, как так получалось. Жирл не был похож на тварь, способную быстро двигаться, а вот никак его поймать на меч не получалось. «У него даже ног нет», — думал парень, старательно орудуя мечом. Тогда он сменил тактику и перешел в решительное отступление. Жирл радостно заелозил и поддался на провокацию, ринувшись вперед. Рома тут же сделал выпад и отскочил. Меч погрузился в тело монстра сантиметров на двадцать, но никакого серьезного видимого эффекта это не возымело. Жирл даже не пискнул. Зато его орудия сначала чуть не снесли Ромке голову, а затем так же чуть не отрубили ноги.

Рома снова попробовал выпадом достать противника, но на этот раз жирл среагировал получше и сразу же попытался подрубить цепным рогом парню ноги. Рома подпрыгнул, оставив меч под собой острием вниз. Рог разломился надвое, встретившись с мечом.

Теперь уже жирл взревел. Причем так жестоко, что все окна на втором этаже рассыпались в мелкие осколки. Рома чуть не оглох, но главное — он не потерялся и не стал ждать, пока монстр закончит реветь, а бросился вперед и рубанул по жирному телу. Меч погрузился в тушу почти по самую рукоять и пролетел, как по маслу, от одного бока до другого.

Однако жирл все еще оставался жив. Его верхняя часть стала несколько более свободно ходить из стороны в сторону, да какая-то зеленая вонючая и тягучая жидкость полилась из раны, но в целом у него как будто бы ничего не изменилось.

— Да как же тебя убить?! — удивился Роман, уворачиваясь от сверкающих острых шипов.

Цепной рог уже не был функционален, поэтому тварь пустила в ход свои лапы-руки-кинжалы. Жирл умудрялся не только умело размахивать лапами, но и двигать пальцами так, что сверкающий веер из кинжалов стал бы непреодолимым препятствием для любого другого оружия, но не для Ромкиного меча. Пара неудачных атак — и кинжалы вместе с пальцами правой лапы полетели на пол.

Жирл уже не орал. Он старался достать подлого и вредного врага, в нечестном бою лишившего его уже двух серьезных аргументов. Зато у Ромы настроение несколько поднялось. Теперь тварь можно было достать, вот только легкой прогулки все равно никто не обещал. Жирл бился, как сумасшедший (в том плане, что его действия очень трудно было предугадать): он отступал, стремительно нападал, не менее стремительно размахивал утренней звездой, еще более стремительно шелестел пальцами-кинжалами — и все это только для того, чтобы порезать паренька на мелкие кусочки.

Если бы хладнокровие изменило Роме в данный момент хоть на мгновение, с ним было бы покончено. Но спокойствие и точный расчет помогали ему трезво оценивать действия противника и адекватно отвечать. Вскоре перерубленная цепь упустила утреннюю звезду, и та пролетела через весь торговый зал и врубилась в самую дальнюю стену. Рома понял, что пришло его время, и ринулся в атаку.

Жирл уже не мог двигаться так же стремительно, как в начале боя. Он старался сделать все от себя зависящее, но теперь этого было недостаточно. Через считанные мгновения Рома разрубил огромную тушу на множество гораздо более мелких кусков, и жирл перестал шевелиться.

Как только все затихло, стена, в которую попал шипастый шарик, обрушилась.

— Представляю, что стало бы со мной, когда в меня такая дура угодила бы, — ужаснулся Роман, которой только сейчас начал более эмоционально оценивать происходящее.

Смрад, исходивший от поверженной туши, стоял нестерпимый. Тряпка, наложенная на нос и рот, несколько улучшила дело, но ненамного. Надо было уходить.

Рома попытался прихватить с собой хоть что-нибудь из продуктов, но когда его чуть не вырвало, он даже выронил схваченный батон хлеба. Бежал он наружу, не оглядываясь и не думая о последствиях, только бы побыстрее оказаться подальше от этой вонищи, которая, казалась, пропитывала тебя насквозь, не оставляя ничего человеческого — только гниль и гной.

Выбежав из торгового центра, Рома согнулся пополам и обессиленно оперся о ноги. Ему так хотелось получше отдышаться, избавиться от ненавистного запаха, что он ничего вокруг себя не замечал, только стоял и дышал.

Вокруг стояла тишина, никем и ничем не нарушаемая. Слышно было шелестящий листьями ветер — и ничего больше.

— Фух, теперь можно жить.

Рома с облегчением разогнулся… но лишь на одну треть. Его глаза столкнулись с тысячами злобных темных взглядов.

— Матерь божья… — прошептал он.

Но, к сожалению, ее здесь не было. В животе заурчало. Выход из торгового центра был окружен тысячами умертвий. Они стояли и ждали своего часа. Трудно сказать, что их удерживало до этого момента, — может быть, жирл, а может быть, и ужасающий запах, который пропитал Романа практически насквозь.

Рома чувствовал, что предыдущий бой забрал слишком много сил. Еще немного — и он просто не сумеет поднять меч, чтобы драться. И тут перед глазами, как галлюцинация, проплыла баночка с волшебной таблеткой. Рома сглотнул, почувствовав, как в кармане что-то появилось. Он никогда не употреблял таблеток (да и любых других лекарств тоже), но в данном случае понимал: или придется «эту гадость» есть, или пора будет сдаваться на немилость врага. Рома выбрал таблетку.

Быстрым движением он выхватил из кармана баночку, четким движением вынул пробку и закинул единственную болтающуюся в банке таблетку в рот. Тут же закрыл баночку и, случайно тряханув ее (убирая обратно в карман), услышал, как что-то внутри прогремело. «Странно, я же единственную таблетку съел», — удивился он, но проверять не стал.

Умертвия стали приходить в себя. А точнее, становится теми привычными тварями, какими они были до встречи с жирлом.

Таблетка оказалась совершенно безвкусной. Роман проглотил ее не жуя, надеясь, что так и надо это делать. Ведь синий человечек ничего не сказал о том, как и когда ее следует применять.

Сначала ничего не происходило. Рома не почувствовал ни прибавки сил, ни какого-то там энергетического всплеска, поэтому плюнул на всё и приготовился драться. Силы у него были на исходе. Умертвия наоборот — постоянно прибавляли как в скорости движения, так и в эффективности действий. Но отступать обратно в изгаженный и абсолютно вонючий торговый центр Рома не стал бы ни за какие коврижки.

— Ну, братья, но пасаран[100]!

Он сам не понимал, к кому обращается. Может быть, к своим друзьям по оружию (которые теперь уже наверняка или были мертвы, или стали такими же уродливыми созданиями), а может быть, он вспомнил богатырские поколения Руси, которыми всегда гордился, надеясь достичь подобных высот. Он не стал ждать нападения, а сам ринулся вперед. Никаких боевых кличей, никаких воплей, для него существовал его меч и враги.

Роман рвался в свой последний бой. Он чувствовал себя Матросовым[101], бросившимся на амбразуру, последним воином на земле, окруженным дикими орками. Он шел на смерть.

Рубка пошла на славу. Ненужные мысли снова стали покидать голову, дух воина начал выходить на новый уровень — уровень полета и безупречности.

Рома пробивался вперед. Не потому, что он шел к конкретной цели, а потому, что не хотел, чтобы на него напали сзади — за ним образовывалась кровавая дорожка, постепенно заполняемая оставшимися не у дел умертвиями. Таким образом он добрался до дороги. Здесь он решил и остаться. Место было на возвышении, дорога была ровная, препятствий не наблюдалось, здесь было приятнее биться и умирать.

И тут начала действовать таблетка. Руки, которые поднимались с огромным трудом, вновь начали порхать, как бабочки. Ноги вновь обрели пружинистость и легкость. Плечи расправились; шея, почти затекшая вконец, вновь разошлась; кровь побежала по артериям и венам, снабжая все органы и мышцы организма питательными веществами и кислородом в избытке. Машина смерти, всегда жившая в Романе и только в последнее время обнаружившая себя, вновь включилась на полную катушку.

— Не соврал синюшный, работает таблеточка[102]! — весело воскликнул Рома, стремительно наращивая обороты.

Сколько продолжалась битва, Рома даже не представлял. Он бился и бился, и ничего более. Но в какой-то момент парень почувствовал, что силы вновь начали покидать его.

«Эх, кончается действие», — подумал он, но достать новую таблетку никак не мог. Умертвия находились слишком близко — постоянно приходилось отрубать кому-нибудь из них какую-нибудь наиболее выступающую часть. Ни о каком отвлечении от этого дела не могло быть и речи. Поэтому Роман продолжал драться, надеясь на то, что сил все-таки хватит.

Он уже заметно подсел, когда неожиданно услышал человеческий голос.

— Держись, я иду!

Роман ответил автоматически и только потом задумался о том, откуда тут мог кто-то взяться, а также о том, что теперь он не будет так одинок. Если, конечно, ему и обладателю человеческого голоса удастся выжить.

Когда БМПешки разлетелись, добить остатки некогда великого (во всяком случае, в количественном плане) воинства оказалось делом нехитрым. Два хороших воина с безупречным оружием — и вот, дело сделано. Можно было отдышаться. А заодно посмотреть по сторонам и подумать над сложившейся ситуацией.

— Николай. — Я протянул новому знакомому руку.

— Роман.

Он крепко пожал своей грязной окровавленной рукой мою чистую ладонь.

— Ой, извини, — заметил он свой промах.

— Да ничего, — отмахнулся я. — Главное, что все так удачно обернулось, и мы с тобой живы, и умертвий поблизости нет.

— Кого нет? — удивился Рома.

Мне пришлось объяснять ему, как появилось в моем словаре это слово и почему я применил его к данному виду противника.

— А, понятно, — кивнул он. — Умертвия так умертвия, мне не принципиально.

Хотелось присесть и хоть немного поговорить да перевести дух, но поблизости на всем расстоянии, какое мог охватить наш взор, не было ни одного чистого пятачка — всё было завалено трупами, замызгано кровью, заляпано кишками и другими внутренностями. Речи о каком-то там отдыхе в таком изгаженном месте даже не шло.

— Может, пройдем куда-нибудь подальше? — предложил я. — Кстати, знакомься: это Каркуша.

Я показал Роме на ворону, а та благосклонно ему кивнула. Он протянул руку, чтобы погладить ее, но ворона громко крикнула «кар» и быстро перебежала с правого моего плеча на левое.

— Она тебя еще плохо знает, — подбодрил я Рому, увидев его погрустневшее лицо. — Вот привыкнет — наверняка будет относиться к тебе более благосклонно.

Мы пошли дальше по дороге. Рома пересказал мне свои приключения. Особенно меня впечатлил новый, неизвестный для меня персонаж под именем «жирл». Рома же с интересом выслушал меня и заинтересовался коньском, а также пожалел, что сюда не смог добраться Павел.

— Втроем нам было бы намного веселее, — грустно сказал он.

— Наверняка. Вот только вряд ли он ушел бы от своих огнеметов. Это у нас с тобой оружие мобильное — всегда, так сказать, с нами.

— Это да…

Мы вышли на Новорижское шоссе.

— А куда мы, собственно, идем? — поинтересовался Роман.

— Я думал в Москву пробраться — посмотреть, что там и как. Там наверняка и выжившие должны остаться, и укрепленные точки организовать там попроще. Кроме того, там лучше с продуктами дело обстоит. Да и вообще интересно, как там и что.

— Согласен. Вот только если там умертвий больше, чем тут, то нам с тобой мало не покажется.

— Это точно. Но нас теперь двое. Думаю, справимся как-нибудь.

Меня самого не слишком убеждали свои слова. Если в одном только поселке набралось так много умертвий, то что же будет в Москве? Тут мы поубивали несколько тысяч, а там придется схлестнуться с миллионами! По телу пробежал холодок.

— Постараемся действовать поосторожнее. Все равно этих гадов надо как-то поуничтожать, чтобы жизнь на планете вновь стала мирной.

— Будем надеяться, что мы справимся, — согласился Роман.

На том и порешили. Нам предстояло пройти ровно шестьдесят шесть километров. И это только до МКАДа.

— Надо бы еще с едой разобраться. У меня запасов нет, у тебя, как я вижу, тоже. Там дальше вдоль дороги несколько забегаловок было — заглянем, может, найдем что полезное, — предложил я, когда мы дружно в шаг топали по дороге.

— Знаешь, я думаю, что насчет еды нам с тобой можно не беспокоиться. — Рома вытащил баночку и открыл крышку. — Вот, видишь? Мощная вещь. Съешь — и на несколько часов хватает.

Он достал таблетку и быстро закинул в рот.

— Безвкусная, правда. Но мне кажется, это лучше, чем горькая.

Я уже ничему не удивлялся: бесконечные патроны, меч, который режет всё на свете[103], таблетка, которая обеспечивает питанием и водой… Что еще? Может быть, неуязвимость? Но это вряд ли — монстры продолжали только здороветь, с каждым разом бои становились все напряженнее и силозатратнее. И, несмотря на то, что нас теперь стало двое, на легкую прогулку я никак не рассчитывал.

Роман закрыл баночку и открыл вновь — там появилась доза и для меня.

— Ну что ж, рискнем здоровьем, — немного нервно улыбнулся я и проглотил таблетку одним махом. — Хорошо пошла. Даже запивать не надо.

— А то! — Рома ухмыльнулся.

— Если будем идти обычным быстрым шагом, пять километров в час, то, глядишь, часов за четырнадцать-пятнадцать доберемся, это даже с отдыхом. А впрочем, можем не торопиться. Вполне возможно, что ситуация сама как-нибудь устаканится, и нам попроще будет.

— Вот в этом я сомневаюсь. — Рома отвернулся и зашагал по дороге.

Я, слегка замешкавшись, стартовал за ним следом.

— Видок у тебя, конечно, не очень. — Я скептически оглядел его внешний вид, думая о том, будет ли вся эта дрянь на нем сильно вонять через некоторое время или нет?

— Да и ты не сильно чистый, — попытался парировать он.

— Ага. Однако я большей частью стрелял издали, в то время как ты врукопашную рубился.

— Посмотрим. Но пока что мыться все равно негде, — философски сказал Роман, не сбавляя шага.

— Мне один раз даже в баньке удалось попариться, — похвастался я, но затем решил, что не стоит бравировать этим событием, учитывая, что сейчас я выглядел не намного чище моего нового друга.

— Везет, — без всяких эмоций сказал Рома. — А я думал поискать своих родителей, но после последних событий боюсь это делать.

— Если хочешь, можем попробовать найти их.

Честно говоря, я никуда особо не торопился. Своих родных я не рассчитывал увидеть живыми. Впрочем, рассуждал я, если в Москве все обошлось, то и родители должны выжить. Если там такой же хаос, как и здесь, то пока я доберусь до города, от них ничего не останется. Я старался отстраниться от всяких мыслей в этом направлении, и в целом у меня получалось. Особенно когда жизни начинали угрожать всякие твари.

Услышав мое предложение, Рома резко остановился.

— А почему бы и нет?

Мы уже спустились с горки и теперь находились в самом низу. Теперь предстояло либо подняться на следующую горку, либо идти обратно.

— Ну так что? Решайся.

Я ждал его решения. Парню явно нужна была помощь, больше даже моральная — крошить всяких тварей он мог и без меня.

Неожиданно вся земля задрожала. В некоторых местах асфальт потрескался, а по обочинам поднялись клочья пыли и закружились в воздухе.

— Что это? — сказал я, беря пулемет наизготовку.

— Не знаю. — Рома тоже приготовился, доставая свой меч. — Но надеюсь, что с этим у нас будут шансы справиться.

Я промолчал. Над склоном, с которого мы только-только спустились, показалась огромная рогатая голова.

— Жирл… — выдохнул напарник.

Землю снова тряхануло. Стали появляться плечи и гигантские руки.

— Ты, конечно, говорил, что жирл был большой, но не настолько же!!!

Я не верил своим глазам. Туша, что сейчас появлялась перед нами, была размером с дом. И я не преувеличиваю. Если сравнивать этого монстра с деревьями у обочины, то он был высотой метров тридцать, если не больше. Я уж не говорю про его объем.

— Тот экземпляр был несколько поменьше…

— Бежим наверх! — крикнул я и устремился на противоположный холм.

— Если он еще и двигаться будет так же резво, шансов выжить у нас практически не останется.

— Бежим, бежим!! Сверху виднее будет.

Я поторопил парня. Нечего сейчас стоять и разглядывать всякую нечисть, надо занять удобную позицию для боя.

Меня поддержала Каркуша. Кстати говоря, ее карканье помогло, пожалуй, даже больше, чем мое понукание.

Жирл продолжал подниматься, и каждый шаг его сопровождался мощным вздрагиванием земли. Нас даже слегка подбрасывало над дорогой — немного, всего на пару сантиметров, но даже такой эффект говорил о многом.

— Когда шагал тираннозавр в «Парке Юрского периода», там только вода в стакане шла кругами. У нас же дело обстоит несколько хуже, — пропыхтел я, взбегая на противоположный холм и оборачиваясь.

— Угу. — Рома встал рядом. — Этот хоть двигается медленно, так мы вполне можем попробовать с ним разобраться.

Теперь, когда я стоял, если можно так выразиться, лицом к лицу с жирлом, у меня появилась возможность разглядеть его получше. В принципе, внешний вид монстра вполне совпадал с описанием, которое выдал Роман, только пропорции были несколько иными, да цепной пилы на правом роге не наблюдалось — там висела железная сеть с небольшими ячейками, к тому же вся утыканная мелкими шипами. Длина сети доходила до середины тела жирла, поэтому чтобы ее использовать, твари пришлось бы либо наклониться, либо присесть.

Самое интересное, что никакой реакции моего оружия не последовало — ни предупредительной легкой музычки, ни бешеного рока. Оно явно не воспринимало этот вид монстров как объект, достойный внимания.

— Начну пробовать я. — Подмигнув напарнику, я прицелился в гигантскую тушу из пулемета. — Не промахнуться бы.

— Ты уж постарайся… промахнуться.

Рома засмеялся. Нравился мне этот парень — не дрейфит перед лицом опасности. Не то что я, когда начинаю задумываться о последствиях.

Пули весело полетели в сторону зверюги. Я уже давно привык к бесшумной стрельбе, а вот Роман смотрел на меня с явным удивлением. Одно дело слушать рассказы о чем-то необычном, и совсем другое — наблюдать это воочию. Это как дважды два равно пять получалось. Ну не всю же жизнь жить стереотипами? Пусть привыкает. У него у самого чудо-меч, который еще поискать надо. А я вроде ничего, спокойно к нему отнесся.

Шмяк, шмяк, шмяк, чмок, чмок, чмок. Именно с такими звуками пули врывались в жирную тушу. Даже из такой дали (а до твари было не менее километра) долетали эти странные звуки.

— Зашибись! По-моему, он их даже не замечает! — пожаловался я на действие пуль.

— Он сейчас железом затарится, так вообще его не пробьешь, — пошутил Рома. — Тут, видать, лишь мой меч хоть что-то сделать может.

— Ничего, сейчас что-нибудь другое придумаем. — Я перенацелился на голову. — Получай, родимый! Мы глазенки-то тебе повыцарапаем.

Ворона взлетела и недовольно закаркала — не понравилось ей, как я плечом задергал.

— Не обижайся, это ненадолго. Сейчас завалим этого гиганта, и сиди себе дальше на здоровье, — попробовал я ее урезонить, но, кажется, не получилось.

Ворона стала подниматься ввысь.

— Эх, ладно.

Чмокающие звуки прекратились, остались только шмякающие. Жирл прикрыл морду правой лапой и практически все пули ушли в жирное предплечье.

— Он еще и думать умеет, — досадливо сказал я.

— А то.

Роман не находил себе места. Вроде и в бой вступить хотелось, а вроде и крутиться возле такой туши было страшновато.

Я переключился на снайперку. Жирл видел трассирующие пули и легко закрывался от них, Кроме того, не забывайте, что он постепенно приближался, периодически слегка подбрасывая нас над дорогой, так что прицел сбивался очень часто. Но если при стрельбе из пулемета это было не так важно, то снайперка сразу дала понять, что данный нюанс весьма существенен. Пара выстрелов слегка надорвала жирлу щеку, но он этого даже не заметил. Да и я бы не заметил, если бы не хорошая оптика.

— Черт, не мог бы он пару секунд постоять спокойно? А то и сам дергается, да еще и дорогу дергает.

— Ну ты уж хотел совсем по неподвижным мишеням стрелять, — развел руками Рома.

— Ага, — осклабился я в ответ и вновь прицелился.

Через оптический прицел хорошо был виден красный горящий глаз. Мгновение — и глаз исчез из виду, заслоненный пористой лапой. Еще мгновение — и я снова поймал желанную цель в прицел. Палец на спусковом крючке сработал автоматически. Далее все завертелось с ужасающей скоростью.

Взрыв пули произошел внутри головы жирла, прямо за глазом, отчего тот (глаз, а не жирл), вылетел наружу и начал болтаться на зрительном нерве, создавая еще более гадкое впечатление, хотя казалось — что может быть хуже? Я постарался добить болтающийся глаз, но вторым выстрелом попал в глазной нерв, и глаз с громким шлепком рухнул вниз, разбрызгивая свое содержимое. Тут же на эти остатки наехала туша жирла. Монстр взревел.

— Я попал!

Радоваться пришлось недолго. Рома вообще ничего не успел мне ответить: жирл прыгнул прямо на нас. Я бросился влево, напарник вправо. До сих пор не понимаю, каким макаром мы умудрились уйти от расплющивания с одновременным удушением. Скорее всего, жирл все же не сумел до нас допрыгнуть, приземлившись в нескольких метрах от того места, где мы только-только стояли, но и этот удар, от которого пошла вибрация по всей земле, повалил меня на дорогу, и я не сразу сумел подняться на ноги.

— Держись! Иду на таран! — раздалось из-за туши.

«Наш человек!» — подумал я. То, что я не сразу вскочил, возможно, спасло мне жизнь: смертоносная сеть просвистела в считаных сантиметрах над головой и пролетела мимо. Я откатился еще дальше, стараясь постоянно стрелять в мерзкую тушу, хотя особо прицеливаться времени не было. Разрывные пули делали свое дело, но для такого гиганта наносимые ими повреждения были слишком малы. Комариные укусы наверняка наносят человеку больший урон, чем мои пули жирлу. Но что-то надо было делать, и я не прекращал стрелять.

Роман оказался с другой стороны твари, и я не видел, что там с ним происходит, но зато и не было опасности попасть в него. Жирл отвернулся от меня, направив все свое внимание на Рому. Это дало мне возможность прицелиться получше и запустить твари в голову несколько пуль. Но то ли кости черепа у монстра оказались слишком толстыми и пули разрывались в них, не доходя до мозга, то ли мозги прятались слишком глубоко (может быть, даже в каком-то другом месте), но заметного эффекта от попаданий не наблюдалось.

Я решил обойти жирла сзади, чтобы посмотреть, как там обстоят дела у Ромы. В целом дела обстояли неплохо. Рома шинковал жирла, отрубая от него куски плоти, которые постоянно падали на асфальт. Из жирла уже текли внутренние соки (была ли это кровь, я сказать не берусь, все выглядело однородной бурой массой), и это ему явно не нравилось.

Жирл старался вовсю. Он явно был знаком с оружием, которым владел противник, и старательно уводил из-под удара свою утреннюю звезду и когти, однако не забывая порой проводить опасные и очень быстрые контратаки. Роме приходилось туго. Такой стремительности от огромной твари трудно было ожидать, но от реальности никуда не денешься. Я бы уже давно оказался разорван, а Рома все уворачивался и уворачивался.

Видя, что мои выстрелы не сильно донимают тварь (потеряв один глаз, жирл берег второй, проявляя всю возможную осторожность), я решил обратиться к самой мощной пушке, название для которой так и не придумалось, поэтому она так и осталась непонятной БФГ, «большой фигнатенью». Я переключил диск — и трансформация началась.

— Подержись еще немного, сейчас попробую в него из своей пушечки пальнуть!

Рома промолчал — ему сейчас было не до разговоров. Достаточно было зазеваться на мгновение, чтобы получить бодрящий подзатыльник шипастым шариком или тычок острыми когтями.

Пушка трансформировалась в моих руках, как в замедленном кино: детали ее появлялись на своих местах одна за другой, некоторые исчезали или переезжали на новые места, устраиваясь там поудобнее. «Сколько же это может продолжаться? Бесконечность?» Я постарался отбежать от жирла подальше, чтобы не попасть под смертоносную сеть. Шипастый шарик меня тоже не радовал, но создавалась иллюзия, что от него увернуться гораздо легче.

Наконец большая фигнатень собралась и приготовилась выстрелить. Пришлось занять позицию получше. Я очень боялся, что столь мощное оружие заденет и Рому, поэтому постарался оказаться с противоположной от него стороны.

— Сейчас не высовывайся! — заорал я и стрельнул.

Яркая вспышка на секунду ослепила меня. Тварь взревела, из ее бока был вырван огромный кусок. Теперь на этом месте красовалась отличнейшая полукруглая дыра, оттуда сочилась какая-то липкая субстанция — возможно, кровь.

— Зашибительски! — прошептал я, глядя на свою работу.

Если удастся попасть в голову, то на этом бой можно было бы и закончить. Но вопрос стоял таким образом: смогу ли я влепить смертоносный заряд точно в голову или нет?

— Кажись, ты его задел, — послышалось со стороны.

Я хотел ответить на это замечание что-нибудь ехидное, но сбоку вылетела сеть и понеслась точно на меня. Жирл явно обиделся на подлое нападение и решил избавиться от назойливой, больно жалящей пакости в моем лице. Инстинктивно я отклонился назад и выставил перед собой оружие, прикрывая лицо. Сеть врезалась в БФГ и зацепилась. Меня рвануло вперед и потащило по дороге вслед за сетью.

Оружие спасло меня от мелких крюков, усеивавших сеть, но само попалось. Вот теперь уже включился тяжелый рок, но лишь на пару секунд. Затем он прервался резкими визгливыми мотивами, как будто одновременно шуршали пенопластом, водили бритвой по стеклу и визжали кошки, которым только что отдавили все хвосты.

— Черт! Меня зацепило! — заорал я, пытаясь преодолеть сводящую с ума какофонию.

— Сейчас!

Я не видел, как сбоку выскочил Рома, определил по голосу:

— Попробую к тебе подобраться.

Но у него не получилось. Жирл выпрямился, выводя из-под удара сеть, а заодно поднимая меня в воздух. Я не понимал, как выкручиваться, но старался не выпустить из рук свое ставшее уже родным оружие. Что я буду без него делать? Да и вообще, кто я буду без него? Обычный человек, который ничего особенного сделать не может. «Погибать — так с оружием», — решил я, продолжая цепляться пальцами за ручку и за ствол БФГ.

Меня понесло к земле. Жирл решил размазать мое тело о землю или дорогу, но Рома снова попытался меня спасти, и снова жирл успел поднять сеть раньше, чем тот успел достать до нее мечом.

— Эй, дурень, бросай ружье! Бросай ружье, я тебе говорю, да падай поскорей![104] — кричал Роман.

«Ага, как же», — думал я, стараясь не запутаться в сети (точнее, не зацепиться за нее ногами).

Жирл правильно понял мысли Романа и теперь оберегал сеть от его посягательств. Оружие почти подзарядилось, вот только смотрело оно совсем не в ту сторону, куда бы очень хотелось пальнуть. И тут мне в голову пришла интересная мысль, которую я тут же и озвучил:

— Не хочешь попробовать сариссу?!

Сначала я увидел замешательство на лице напарника, но затем он с улыбкой кивнул. Хотя, может быть, это все мне показалось — с тридцатиметровой-то высоты.

Он не стал мне ничего отвечать, несколько раз увернулся от моргенштерна, а затем я увидел, как его меч начал расти и видоизменяться. Длина получившегося в конечном итоге копья была велика, но сверху казалось, что оно могло бы быть и подлиннее.

— Это всё?! — крикнул я.

— Да! Больше не получается! У меня в голове только такие размеры — шестнадцать метров!

— А мне казалось, что они до тридцати двух доходили! — орал я.

— Это вряд ли, скорее всего преувеличение!

Рома хладнокровно ткнул получившимся оружием-монстром в туловище жирла и побежал по кругу.

Жирл завопил, да так, что я всерьез начал опасаться за свои барабанные перепонки. Даже оружие перестало выдавать какофонию и перешло на какую-то незнакомую попсу. Жирл отпрыгнул назад. Меня сильно дернуло, так что я чуть не вывихнул запястье, но мне удалось удержаться. Я слышал, с каким хлюпаньем приземлилось тело. Нижняя половина уже с большим трудом контактировала с верхней.

Рома снова попытался перебить сеть, но жирл, несмотря на ужасающие раны, продолжал активно сопротивляться. Он отклонился назад, резко дернув головой, и тут БФГ отцепилась.

Мне повезло, что жирл успел наклониться в сторону, так что до земли (а приземлился я на обочину) лететь пришлось не так уж и далеко, однако удар все равно на некоторое время парализовал меня, не давая подняться. Тут бы меня и добило: шипастый шарик летел в мою сторону со всей возможной скоростью, но Рома, мой ангел-хранитель, успел перебить цепь, удерживающую шар, и тот улетел в неизвестном направлении.

— Прикольно, — прошептал я, с трудом поднимаясь.

На БФГ было страшно смотреть: изогнутый ствол, изломанная боковина, индикатор заряда вообще погас. У меня опустились руки. Как же это?! После всего… вот так…

Казалось, время остановилось. Ни музыки, ни рева, ни воплей. На меня снизошла тишина. Ничто ее не нарушало — ни ветер, ни шелест листьев, ни птичьи трели. Сам воздух остановился. Я посмотрел по сторонам: увидел перекореженную морду жирла, его слюни, повисшие на нижней губе, темную кровь, стремительный поток которой замер, не долетев до земли. Я увидел Рому — его хладнокровный взгляд, лицо, застывшее восковой маской, копье, наполовину вновь погрузившееся в необъятное тело чудовища. А затем я вновь перевел взгляд на свое бедное оружие. «Неужели это конец?»

«Конец, конец… Концы в воду!»[105] — эти слова явно донеслись из БФГ. И тут же все звуки вернулись, действие продолжилось. Время возобновило свой ход. Оружие снова ожило в моих руках, началась трансформация. Детали менялись, переставлялись, появлялись вновь — БФГ восстанавливалась.

Между тем Роман продолжал тыкать тварь и бегать вокруг нее, как будто старался нарезать ее круглыми ломтиками. Вскоре ему удалось полностью отделить нижнюю часть жирла, и монстр завалился набок. В это же время оружие закончило восстанавливаться. Индикатор говорил о полном накоплении энергии.

— Сейчас я по нему жахну!

— Давай!

Я навел БФГ на жирла, прицелившись точно в маленькую лысую голову. Жирл попытался заслониться, но тут же конечность была отрезана ловким движением сариссы.

— Тандерболт!

Вспышка — и… конец боя. От головы жирла ничего не осталось. Да и в верхней части тела образовалась серьезная пробоина. Смрад, который даже во время боя был заметен, теперь стал невыносим.

Мы одновременно отошли от поверженной туши подальше и постарались вдохнуть свежего воздуха. У нас почти получилось.

— Мне кажется, этот запах теперь будет нас преследовать всю жизнь, — прошептал Роман.

— Угу. — Я больше не нашелся, что ответить.

— Знатная зверюга.

— Не то слово.

Мы стояли и несколько минут смотрели на расползающееся по поверхности дороги и прилегавшей территории тело.

— Чтобы вернуться, нам придется довольно далеко обходить, — наконец сказал я.

— Это точно.

Мы стояли и смотрели на дело рук своих. Я слышал тяжелое дыхание друга, но понимал, что и сам пыхчу, как паровоз.

Перед нами расстилались горы жирного мяса. Мертвая туша растеклась не только по всей дороге, но и далеко за ее пределами. Кроме того, из жирла вылилось так много крови (или что там бежало у него внутри), что вокруг горообразной массы образовалось целое черное море[106], которое земля не хотела впитывать — видать, настолько ей было противно.

Деревья, до стволов которых добралась неизвестная субстанция, как-то сразу поникли и почернели. Откуда ни возьмись, прилетела стая ворон. Они расселись на ветках умирающих деревьев и начали каркать. Каркали недолго — минуту, может, две, после чего снялись со своих мест и улетели в сторону Ново-Петровского. Видать, те трупы показались им более привлекательными, чем этот.

Каркуша, которая сбежала с моего плеча, как только началась заваруха, приплечилась и клювом легонько дернула меня за ухо. Я не обижался на нее. В этой битве она вряд ли чем-то могла мне помочь, а так хоть жива осталась.

— Такое ощущение, что внутренности этой твари кровоснабжаются каким-то ядом, — предположил я.

— Очень вероятно.

С того места, откуда мы смотрели, конца и края этой черной жиже не было видно. Идти никуда не хотелось. К тому же у меня все тело ломило после падения. Но и садиться на дорогу рядом с вонищей не хотелось еще больше.

— Надо куда-то двигаться, а то мы тут с ума сойдем от такого вида и запаха, — уныло сказал я. — А раз мы решили вернуться, то пойдем вдоль черной жижи, пока она не кончится, там свернем к Ново-Петровскому.

— Да, ты прав. Ничего другого и не остается.

Роман все еще продолжал держать в руках сариссу и только сейчас обратил на это внимание.

— А с этим ты здорово придумал. — Он улыбнулся и потряс копьем в воздухе. — С обычным копьем такой длины я бы не справился, а при отсутствии серьезного веса это становится почти универсальным оружием. Я же так вообще могу никого близко не подпустить! Эх, жаль, что мне самому это в голову не пришло.

— Теперь надо бы придумать, как это копье сделать пошире, вот тогда вообще дело будет. — Я заулыбался в ответ, представив огромные мечи из анимешек, которые были не только больше их владельцев, но и шире.

— К сожалению, тут есть некоторая проблема, — грустно сказал Рома. — Я не в состоянии сделать оружие, которое не могу точно себе представить. Ты сейчас сказал про огромный меч, я попытался его воспроизвести, а не получается. Вот, смотри.

Сарисса в его руке тут же превратилась в длинный двуручный меч, затем в полуторный, снова в двуручный, но уже с более широким клинком, затем в палаш, клеймор, а затем и меч, и Роман иссякли.

— Видишь, не получается. Я не представляю, как в реальности можно орудовать такой анимешной махиной. А это не дает мне точных параметров оружия.

— Тогда вспоминай самый длинный и широкий меч, который знаешь, а бить врагов будешь не острием, а плашмя. Если я правильно заметил, для данного оружия непринципиально, какой стороной наносится удар, — главное, чтобы вообще произошло касание с вражеской плотью.

— Это идея, — согласился Рома. — Привычку рубить трудно будет перебороть, но попробую.

Я снова улыбнулся.

— Ну что, в путь?

— Ага.

И тут мы услышали топот тысячи ног.

— Что это? — удивился Роман.

Я сразу понял, что это за звуки.

— Коньски, — левой рукой я устало вытер лицо. — Когда же это всё кончится?..

— Похоже, что никогда.

Я уже устал от постоянных боев, от страха за свою жизнь, от стрельбы, взрывов, беготни, монстров. Ни минуты покоя! Как же так можно? Может быть, и правда проще было бы сойти с ума. И вот, сам не знаю почему, начал петь:

— Ни минуты покоя, ни секунды покоя[107]…

— Ты чего? — удивился Роман.

— Да так. Похоже, я сошла с ума, какая досада[108]…

Я постарался сказать эту фразу повеселее, но, по-моему, получилось не так чтобы очень.

— Понятно, — хмыкнул Рома. — С каждым бывает.

— Главное, чтобы не так часто, — постарался отшутиться я.

— Посмотрим. В такой обстановке это не самое страшное.

Гора мяса несколько загораживала обзор, поэтому мы разошлись в разные стороны, стараясь заглянуть за нее. На противоположной горке появились черные точки. На секунду они задержались, а затем лавиной ринулись вниз, прямо в черную жижу.

— Ты их видишь?! — крикнул я.

— Да! — донеслось в ответ.

— Переходим к активному отступлению?!

Вместо ответа Роман побежал в мою сторону. Я поступил так же.

Вскоре мы встретились на середине. Хорошо, что тело жирла сползло по склону вниз, поэтому мы видели, как коньски начали прорываться вперед. Они бежали, не разбирая дороги, — неслись по черной жиже, по жирлу, карабкаясь по нему непонятно каким образом, друг по другу. Я переключился на пулемет и открыл беспорядочный огонь, стараясь хоть как-то сдержать надвигающуюся орду.

С одной стороны, следовало бы отступать, но с другой — сейчас мы занимали более выгодное стратегическое положение, находясь наверху. Коньскам после преодоления останков (остатков)[109] жирла еще предстояло подняться к нам, а передвигаться по скользким внутренностям было не так уж просто.

Пули из шести стволов ринулись вперед, кроша всё на своем пути. Наконец-то им достался противник по зубам. Не то что эта жирная зараза.

— Смотрится завораживающе, — признался Роман.

Ему в первый раз представилась возможность посмотреть за работой пулемета, если можно так выразиться, в спокойной обстановке. Раньше его внимание всегда было занято то умертвиями, то жирлом. Теперь же он мог насладиться всей смертоносной мощью моего оружия.

Коньски падали один за другим, их атака захлебывалась. Я не понимал, почему на этот раз пулемет действует более эффективно, чем раньше. Ведь даже воюя бок о бок с Павлом Федоровичем, я не замечал, чтобы так легко сносились вражеские ряды. Теперь же коньски падали как подкошенные. И это при том, что наездников на них не было.

— Как-то неплохо пошло, — озвучил я свою мысль.

— Да, но мне кажется, кроме твоих пуль их уничтожает черная кровь жирла.

Его замечание заставило меня обратить внимание на бегущих тварей — даже не столько на них, сколько на их ноги. И точно: каждый шаг отнимал у них часть конечностей, так что через некоторое время они просто погружались в жижу по грудь и дальше уже не рыпались, полностью растворяясь в ней.

— Хорошо, что нам не пришлось проверить свойства жирловой крови на себе, — нервно засмеялся я.

— Точно.

Смех Ромы звучал более весело и спокойно, чем мой.

На самом деле на душе сразу стало тревожно. Если кровь жирла оказывалась столь ядовитой, то, значит, нам очень повезло. Если я большую часть времени стреляю и нахожусь далеко от противника, то мой напарник бьется вплотную. По-другому и не может быть. Кроме того, пока Рома бился с жирлом, его изрядно заляпало этой черной массой, однако на нем это никак не сказывалось.

Я, не переставая стрелять, поделился своими соображениями с другом.

— Сам ничего не понимаю. Сначала подумал, что черная кровь через некоторое время начинает приобретать ядовитые свойства, но вряд ли. Я как мог стер с себя черноту, но кое-что наверняка осталось. — Он сделал паузу. — Да не наверняка, а абсолютно точно! Вот, смотри.

Он показал пятно на правой руке, черный развод на левой. Это он еще своего лица не видел, а я не стал ничего говорить, поскольку никаких негативных последствий не было.

— Тогда есть шанс, что на нас его разъедающие яды не действуют, — с надеждой сказал я. — Может, рискнуть и потрогать это черное болото?

— Я бы не стал рисковать. Мало ли что? Вдруг в земле нашлось что-нибудь, что повлияло на изменения, или есть еще какая-нибудь причина, всего не предугадаешь.

— Ты прав. — Я пострелял еще минутку. — Но нам надо куда-то отходить. Эти твари заваливают жижу своими трупами и уже бегут по ним. Если так дело пойдет и дальше, первые особи смогут перейти черное море через пару часов.

Я посчитал очень условно, надеясь на то, что коньски потратят довольно много времени на преодоление опасного препятствия.

— Давай уходить. Если мои родители каким-то чудом сумели выжить, то в данный момент мы вряд ли сумеем до них добраться. А если и сумеем, то скорее приведем с собой врагов, а не спасение.

Я кивнул. Понять друга было несложно. Я и сам старался гнать поганые мысли из головы.

Практически у всех есть родственники, каждый переживает за них. И пока еще можно мечтать о том, что они в безопасности, всё воспринимается не так плохо. В глубине души и я, и Рома понимали, что это конец, что нет никого из близких и дорогих нам людей. Все или погибли, или влились в ряды умертвиевской армии, что было еще хуже. Вот поэтому я и старался, чтобы это понимание так и оставалось где-то там, в глубине. Думаю, Рома думал и чувствовал примерно то же самое.

Выдав заключительную очередь, я развернулся и пошел в сторону Москвы. Рома шагал рядом и не оборачивался. Зато Каркуша развернулась на моем плече и теперь смотрела назад, а не вперед, как обычно.

— Она теперь будет нашими глазами, — усмехнулся я.

— Точно. Но наши уши, я думаю, сумеют вовремя подсказать, если эти коньски начнут нас преследовать.

— Несомненно.

Говорить ни о чем не хотелось. Большое желание было лечь и отдохнуть, но приходилось с собой бороться и постоянно переубеждать организм, объясняя всю неправильность его мыслей по данному поводу. Через час ходьбы мы съели по одной таблетке. К нам вернулись силы и заряд бодрости.

— А может, вернуться и перебить их всех? — залихватски спросил я.

— Ты вроде говорил, что устал драться и хочешь передохнуть? — усмехнулся Роман.

— Это да, но что, мы так и будем бегать?

Взобравшись на очередной высокий подъем, мы одновременно обернулись, опасаясь увидеть приближающиеся черные точки. Но их не было. Зато вдалеке (судя по всему, очень вдалеке) с двух сторон дороги виднелись огромные туши жирлов.

— Едрить твою налево! — не удержался я.

— Вот черт, — прошептал Роман. — Это ж какого они размера?

— Еще немного, и они собьют рогами солнце.

— Ага.

— Не-ет, на фиг, на фиг, — открестился я от своего предложения. — Дороги назад нет, только вперед!

Мы так же одновременно развернулись и пошли.

— Самое интересное, что «вперед» для нас может быть в любой стороне, — рассмеялся Рома. — Куда смотрим, там и перёд.

— Согласен. Но мы лучше пойдем в тот перёд, который ведет к Москве.

Мы почти сбежали вниз под уклон — силы, прибавку которых мы получили за счет таблетки, теперь некуда было девать, и мы старались тратить их разумно и продуктивно.

Аркадий Тарасов летел и думал. Думал о том, что в его полете нет никакого смысла. До этого времени он направлял самолет, стараясь не пересекаться с большими городами. Маленькие населенные пункты иногда привлекали его внимание, но в основном внизу он видел только безумные толпы. В некоторых местах он заметил пожарища. Видать, кто-то сошел с ума в неподходящий момент — или с сигаретой, которая упала на благодатную поверхность, или топил печь не успел закрыть дверцу, или же у кого-то что-нибудь сгорело на плите, хотя и невыключенный утюг мог сыграть свою роль.

Так (или примерно так) рассуждал Аркадий от нечего делать. Несколько раз он стрелял по сумасшедшим людям, отрабатывая точность. Результаты поразили не только сумасшедших, но и его самого. Через несколько заходов он уже спокойно мог снести голову конкретно выбранному индивидууму и не повредить остальным.

— Однако я не промах, — рассмеялся Аркадий своей шутке.

И тут же — как по сигналу — вдали показались черные точки. Множество черных точек, которые стремительно приближались.

— Что это?

— Большие могучие птицеклювы, — раздалось в салоне.

Тарасов даже подпрыгнул от неожиданности, а затем стал искать передатчик.

— Что? Кто это сказал? Отзовитесь!

Аркадий старательно обыскивал приборную панель. Осмотрел весь потолок, затем кресло, но ничего полезного — а точнее, необычного или похожего на передатчик или наушники — не обнаружил. В конце концов он перевел все свое внимание на приближающиеся, а оттого ставшие весьма крупными точки.

— Чертовщина какая-то.

Он быстро понял, что перед ним большая стая птиц, и уже собирался отвернуть в сторону, когда вид ближайшей «птички» привлек его внимание. То, что он увидел, на некоторое время повергло его в ступор. Этого времени хватило на то, чтобы самолетик ворвался прямо в центр ужасной кровожадной стаи.

Несмотря на гул работающего двигателя, Аркадий услышал, как защелкали зубастые клювы, старающиеся схватить самолет. В зеркало заднего вида Тарасов заметил, как одна из птиц вцепилась в хвост, оторвав приличный кусок обшивки. Аркадий резко потянул штурвал на себя, поднимая самолет вверх.

«Надо подняться выше облаков, там они меня не достанут». Он сам не понимал, почему решил, что облака могут хоть как-то защитить его от нападения. Скорее он надеялся на то, что птицы напали на него из страха, а как только получится исчезнуть из их вида, они и отстанут. К сожалению, облаков на небе было раз-два и обчелся, поэтому спрятаться среди них не представлялось возможным. Аркадий вошел в одно из них и через секунду уже вырвался с другой стороны. Птицы последовали за ним.

Постоянно поглядывая в зеркала заднего вида, Аркадий с удивлением обнаружил, что хвост самолета цел и невредим. Он не сразу поверил своим глазам, однако протирать их не стал, крепко вцепившись в штурвал.

Птицы явно вознамерились самолетик не отпускать.

— Плохо дело, — решил Аркадий и приготовился стрелять. — Может, хоть пара трупов их отпугнет?

Самое обидное, что двигатель работал на максимуме, а птицы не отставали. Тарасов резким движением развернул самолет, намереваясь снова ворваться в стаю и расстрелять по возможности как можно больше птиц. Однако получилось, что зацепил он только самый край стаи, поэтому очередь одного из пулеметов ушла в молоко. Зато другая сбила сразу три птицы. С громкими криками те полетели вниз, отчаянно взмахивая крыльями, но раны были слишком серьезными.

— Так вам, голубчики! Нечего нападать на беззащитные самолеты!

Впрочем, здесь Аркадий слегка лукавил: назвать самолет с двумя мощными пулеметами беззащитным было некоторым преувеличением.

Птиц такой поворот событий нисколько не испугал — скорее наоборот, они ринулись на самолет с большим рвением. «И как у них так быстро летать получается?», — недоумевал Аркадий, постоянно виляя самолетом из стороны в сторону, стараясь не попасться под острые клювы.[110]

Пытаясь сбросить нападавших, Аркадий сам не заметил, как оказался в самой гуще стаи. Теперь уже было не до сантиментов или любви к животным. Тарасов зажал гашетки и не собирался их отпускать ни при каких обстоятельствах. «Сами напросились!»

Пули широким веером рассекали воздух. И очень часто — птиц. Стая была большая, более сотни особей, и каждая из них считала своим долгом постараться добраться до самолета. Несколько раз им удавалось повредить крыло, один раз пулемет, но все поврежденные элементы быстро восстанавливались вновь. Одна из птиц вообще врезалась в лобовое стекло, практически раскрошив его полностью. Но прямо на глазах Аркадия разбитое стекло превратилось в совершенно целое. Он не понял, как это получилось, но был рад таким возможностям своего самолета.[111]

Скорость перемещения была столь велика, что Аркадий никак не мог разглядеть момент попадания. Пока пули кого-то сбивали, кого-то крошили, самолет уже поворачивался в другую сторону или даже висел вверх ногами, находя для пулеметов новые жертвы. Разве что Тарасову иногда удавалось разглядеть, как разорванные трупы птиц падали вниз.

Вскоре птицы начали уставать — их движения становились более вялыми, а скорость полета резко снизилась. Когда Аркадий это заметил, сразу же вывел самолет из боя.

— Ага, получили! Накуся,[112] выкусите! — радостно кричал он.

Боевой азарт еще некоторое время держал его в напряжении, но постепенно отпускал. Минут через десять Аркадий мог нормально дышать и соображать. Рефлексы и нервы успокоились, а самолет можно было оставить на автопилот. Аркадий откинулся в кресле и закрыл глаза.

В ускоренном темпе я и Роман шли уже несколько часов. По моим очень примерным расчетам — часов шесть. Вечерело. Погони не было ни слышно, ни видно. Это успокаивало. Можно даже сказать, убаюкивало. Через пару часов отступления у нас исчезли темы для разговора, поэтому мы просто молча шли и думали каждый о своем. Когда стало темнеть, пришла пора подумать о ночлеге.

У заправки стояла небольшая трехэтажная гостиница для дальнобойщиков. Мотель, как теперь у нас принято говорить. Там мы и решили остановиться. Соблюдая все предосторожности, мы обследовали территорию и обошли строение. Стекла и двери выглядели целыми. Поблизости никаких трупов или следов борьбы. Это обнадеживало.

Ударом ноги Роман выбил входную дверь. Как ни странно, она оказалась заперта, чего лично я никак не ожидал. Зато выключатель сработал, и холл залил приятный дневной свет.

— Свет работает — уже приятно, — улыбнулся Роман.

Он явно расслабился. Да и я теперь чувствовал себя поувереннее. Все же в темноте возиться радости немного.

В комнатке за стойкой нашлись холодильники с минеральной водой и всякая съедобная ерунда, более подходящая для закуски, чем для полноценного питания. Мы пожевали жареной картошки — больше для проформы, чем для поддержания жизненных сил — и стали подниматься наверх.

— Будем разделяться, как в ужастиках, или пойдем вместе? — спросил я.

— Давай вместе.

Мы заглянули во все комнаты. Старательно не осматривали — заглядывали внутрь и шли дальше. Еще не хватало тратить время на полный осмотр! Умертвия сразу бы показались, а вещи нас не интересовали. Вскоре таким образом мы добрались до первого этажа. И уже совсем было собрались найти себе комнату для ночлега, как снизу из-под пола раздалось непонятное шуршание.

— Крысы, что ли? — удивился Роман.

— Не знаю.

Мы стали внимательно осматривать пол. И не зря. В комнате с холодильниками нашелся ведущий в подвал деревянный люк, который мы не сразу заметили, поскольку он был скрыт ковром. И теперь мы стояли в нерешительности и пялились на «Черный квадрат» Малевича — тьфу, просто черный квадрат[113]. Где включается свет в подвале, пока было непонятно — вероятно, выключатель находился где-то внизу. А чтобы его там найти, кому-то предстояло туда спуститься.

— Каркуша, не хочешь заглянуть? — спросил я ворону, сидящую на плече, как изваяние.

Изваяние даже не пошевельнулось. Зато, когда я отвлекся, умело выхватило у меня из пальцев кусочек сушеного осьминога.

— Ага, как есть — так первая, а как проверять…

Я почесал ворону за ушком[114].

— Кстати, если я не ошибаюсь, мой меч начинает светиться, если рядом появляется умертвие, — вспомнил Роман.

— Что-то я не заметил, чтобы он светился, когда появился жирл, — решил усомниться я.

— В ближнем бою я сильнее буду. — Напарник высказал новый аргумент.

— А у меня дробовик. Ты же знаешь: сильный — не сильный, главное, у кого ружье.[115]

Я засмеялся, Роман тоже, но мне показалось, что он сделал это просто за компанию, а не потому, что вспомнил фильм.

Спускаться вниз, да еще по крутым деревянным ступенькам было страшновато. Все время чудилось, что кто-то за ногу схватит. Но ворона сидела на плече совершенно спокойно, передавая свое спокойствие и мне.

— Три ступеньки, полет нормальный, — сообщил я наверх.

— Замечательно! Но лучше бы ты не летал, а шагал, — пошутил Роман.

«Жаль, к дробовику фонарик снизу не прикручен», — думал я, вспоминая всякие американские боевики и ужастики. Была даже мысль пострелять на всякий случай по сторонам — для профилактики, так сказать, но я себя остановил. Зачем все вокруг разрушать, когда и без этого можно обойтись? Не будем уподобляться обычным среднестатистическим людям.

Где-то сбоку в глубине капала вода. Еле слышно, очень редко, но все же. Кап… кап…

Ноги коснулись твердой и более широкой поверхности, чем рейки лестницы. Я посмотрел наверх. Черный квадрат превратился в солнечный квадрат. «Интересный переход», — подумал я и вновь перевел все внимание на темноту. После света глаза привыкали несколько секунд, прежде чем я сумел хоть что-то различить.

Нужно было найти выключатель и сделать из него включатель. Проверка стены за лестницей ничего не дала. Только шершавость и сухость. Справа от лестницы виднелась еще большая чернота, чем вокруг. «Видать, дверной проем», — решил я и направился к нему, надеясь, что выключатель где-нибудь рядом.

Неожиданно Каркуша сильно вцепилась когтями в плечо и замахала крыльями, несколько раз ударив меня по щеке.

— Эй, ты чего! — Я обернулся.

Метрах в двух от меня стояла девушка. От нее исходило приятное спокойное сияние. Лицо мне было знакомо, но сразу не получалось вспомнить откуда. В этом сиянии хотелось утонуть, раствориться, стать с ним единым целым. Я сделал несколько шагов (Каркуша снова забила крыльями и закричала), протянул руку к девушке и уже почти коснулся ее, когда вспыхнул яркий пронзительный свет. Я поднял руку с дробовиком, заслоняясь от яркого потока.

— Я нашел выключатель. Он, оказывается, тут за стойкой, — донеслось сверху.

Мне хотелось что-нибудь ответить, но я сдержался. Зато когда убрал руку от глаз, я увидел обычную девушку, без всякого сияния…

— Каар! — заорала ворона.

И тут вдруг раздался звериный рев. «Умертвие», — пронеслось в голове. Я резко обернулся. Умертвие оказалось совсем рядом. Я мгновенно среагировал и нанес прикладом удар прямо ему в голову. Приклад с хрустом вошел в череп, но по инерции я нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел. Я бы наверняка оглох, если бы у меня был обычный дробовик, а так услышал только непонятный звук за спиной. Но это ерунда — главное, умертвие до нас не добралось…

— Тандерболт!

Когда я обернулся, тело бывшей девушки с практически полностью уничтоженной головой лежало на деревянном полу и слегка подергивалось в конвульсиях.

— Что? Что там? — Роман уже спускался по лестнице, мягко ступая по рейкам.

— Да как тебе сказать…

Я даже не знал, что и ответить.

Рома подошел и внимательно посмотрел на тело девушки. Долго думал, а затем произнес:

— Она была человеком?

— Похоже на то. Вот только она в темноте светилась.

Я коротко обрисовал ему ситуацию. Тело перестало дергаться и затихло. Зато зашевелилось умертвие. Роман тут же располосовал его на множество мелких частей.

И тут я ее вспомнил. Когда-то мне довелось работать в балетной школе массажистом — это была одна из воспитанниц. Как только она здесь очутилась?

— Где было одно умертвие, там могут быть и другие, — резонно заметил Рома.

Я кивнул, и мы полезли наверх. Осматривать подвал до конца уже не хотелось. На крышку люка мы переместили один из холодильников и со спокойной совестью (почти спокойной) пошли на второй этаж отдыхать. Ночь уже целиком и полностью завладела окружающим пространством.

Как только люк закрылся, в подвале появились уже знакомые нам синие человечки.

— А жаль, не прокатил этот вариант.

— Ага. Знатно могло получиться. «Пылесосом» они собрали останки бывшей балерины и исчезли.

Валерия Карпова толком и не помнила, как оказалась в гостинице на Новорижском шоссе. Только немного придя в себя в подвале, она начала хоть как-то осознавать происшедшее. Перед мысленным взором возникла машина, которую вел ее отец. Они ехали на дачу. Но с ним что-то случилось — и вот…

Когда машина перевернулась, тело отца осталось лежать на асфальте, но девушка была цела и почти невредима — некоторое количество царапин да синяков в счет не шло. Спасаясь от заполнивших шоссе агрессивных людей, она ворвалась в ближайший отель и, пытаясь спрятаться в темной подсобке, провалилась в подвал, где чуть не сломала себе ногу.

У Валерии был дар — умертвия ее не чувствовали. Впрочем, она об этом ничего не знала. Девушка просто пряталась от агрессивных людей, которые топтались сверху, и больше ни о чем не думала. Она считала, что хорошо спряталась, и поэтому спокойно сидела в подвале, сжавшись в комок.

Сколько времени прошло, она не знала. Только чувствовала, что силы начали покидать ее. Помощи ждать было неоткуда. А самой пробираться через толпу страшных людей ей было не под силу. Она сидела и смотрела в темноту. Монотонные, пугающие звуки, доносящиеся сверху, погружали ее в какой-то транс. Посторонние мысли постепенно угасали, сводясь к одной единственной: ей очень хотелось вновь увидеть свет. Почувствовать его, самой стать светом…

Через некоторое время она заметила, что начинает видеть тонкие серебристые линии в стенах. Далеко не сразу она догадалась, что это ток, бегущий по проводам. Она видела этот ток, она начала чувствовать его. Сначала легкое покалывание, затем тепло, разливающееся по всему телу. Очень приятное тепло…

Девушка заснула, окутанная невесомым покрывалом, сотканным из электрического тока. Она не видела, как устремились к ней серебристые линии, как они вошли в нее и начали подзаряжать. Ей было хорошо и спокойно. Девушка летала в своих мечтах, в своих снах. Там она была свободной, там было ее счастье.

Валерия не видела, как в подвал свалилось одно из умертвий, как оно металось, рычало и бесилось, пытаясь выбраться наружу, когда все остальные монстры покинули отель. Она спала и видела то, что хотела видеть.

Девушку разбудили человеческие голоса. Она подняла голову и увидела человека, спускавшегося по лестнице. Некоторое время она смотрела на него, не зная, что предпринять. Она видела — а точнее, чувствовала, — что в дальнем конце подвала кто-то есть, но не могла понять, кто именно.

Валерия встала. Человек не казался ей опасным — наоборот, к нему она чувствовала доверие. На его плече сидела ворона, которая махала крыльями. Человек заметил Валерию. «Неужели и он умеет видеть в темноте?» — подумала она. Девушка не видела своего свечения, даже не подозревала, что такое может быть. Она просто хотела подойти поближе.

Неожиданно ворона закричала. За спиной человека показалась страшная морда. Девушка хотела вскрикнуть, но не успела. Мужчина внезапно дернулся. Она даже не заметила, как смертоносная дробь полетела ей в голову. Тело девушки плавно осело на пол, струйки электричества тонкими нитями медленно покинули ее тело.

Так закончилась ее история, толком не успев начаться.

Несмотря на все эти таблетки (которые, впрочем, были приняты уже давно), спать хотелось, причем весьма прилично. Мы нашли номер с двумя кроватями и наконец-то, после стольких испытаний, смогли лечь на мягкие матрасы.

Плохо было то, что вода из кранов не текла, так что пришлось друг другу поливать на руки из пятилитровой канистры с чистой питьевой водой. Ну, уж как смогли, так и оттерлись от грязи. Зато потом наступило блаженство. После того, как мы хорошенько забаррикадировали дверь, лично я чувствовал себя в полной безопасности. Тем более что Каркуша показала себя очень даже хорошей дозорной.

— Такими темпами мы завтра до Москвы уже доберемся, — мечтательно сказал я.

— Вполне возможно. Если новых паразитов каких-нибудь не встретим, — сонно согласился Роман.

Я хотел его спросить: «Почему паразитов?», но не стал вдаваться в бесполезный спор. Может быть, он хотел сказать «противников»?

«А, ну его», — мысленно я на все махнул рукой и забылся беспокойным сном.

Утро встретило нас ярким солнцем, бьющим точно в окно.

— Забыли шторки завесить, — сказал Роман, приподнимаясь на локтях в кровати и отчаянно щурясь.

— Ну и ладно, пора вставать, — решительно заявил я, садясь и свешивая ноги.

Зато ворона только приоткрыла один глаз и снова закрыла. По-моему, она всю ночь так и просидела на спинке кровати. Однако когда я посмотрел за кроватью, вороньих какашек не заметил. «Что же она, терпела всю ночь, что ли?», — подумал я, но озвучивать вопрос не стал. Неудобно было вороне такой вопрос задавать.

— Утро красит нервным светом стены древнего Кремля…[116] — стал напевать я, подходя к окну.

Несмотря на все перипетии, настроение у меня было хорошее. Но только до того момента, как я выглянул в окно.

— Ахрррррр!

Мое появление было встречено тысячеголосым ревом, а оружие включило тяжелый рок.

Умертвия. Они заполняли собой все вокруг. Многие держали в руках оружие или подобие его — вилы, топоры, косы, палки, камни и всякие другие подвернувшиеся под руки предметы. У одного я даже разглядел газовый баллон. Все это напомнило мне сцену из фильма «Властелин Колец», чем я и поделился с подошедшим напарником.

— Я прямо как Саурон перед своими урук-хаями.

— Тогда мне отводится роль Гнилоуста? — усмехнувшись, спросил Роман.

— Это как хочешь. Можешь и Гендальфом быть, он ведь тоже больше мечом орудовал, чем посохом.

Мы посмеялись, хотя смешного было не много. Умертвия ринулись на штурм.

Я переключился на снайперку и первым делом проверил, полный газовый баллон был в руках одного из умертвий или нет. Оказалось, что полный. Взрыв порадовал и меня, и разлетевшихся умертвий, стоявших рядом с неудачником. Вот только не так уж и сильно сократились их ряды. Я бы даже сказал, совсем не сократились.

Роман сунул мне в ладонь таблетку и сам заглотнул одну.

— Для поддержания сил, так сказать.

— Это уже не для поддержания, а для приобретения, — ответил я, забрасывая таблетку в рот.

Затем я переключился на пулемет и, расстреляв сначала окно