В 1815 году Венский конгресс на ближайшее столетие решил судьбу земель бывшей Речи Посполитой. Значительная их часть вошла в состав России — сначала как Царство Польское, наделенное конституцией и самоуправлением, затем — как Привислинский край, лишенный всякой автономии. Дважды эти земли сотрясали большие восстания, а потом и революция 1905 года. Из полигона для испытания либеральных реформ они превратились в источник постоянной обеспокоенности Петербурга, объект подчинения и русификации. Автор показывает, как российская бюрократия и жители Царства Польского одновременно конфликтовали и находили зоны мирного взаимодействия, что особенно ярко проявилось в модернизации городской среды; как столкновение с «польским вопросом» изменило отношение имперского ядра к остальным периферийным районам и как образ «мятежных поляков» сказался на формировании национальной идентичности русских; как польские губернии даже после попытки их русификации так и остались для Петербурга «чужим краем», не подлежащим полному культурному преобразованию. Мальте Рольф — профессор Ольденбургского университета имени Карла фон Осецкого (Германия), специалист в области истории Центральной и Восточной Европы.
Все они призвали к усиленной русификации: империя принадлежит русским, а не наоборот. Главным лозунгом было «Россия для русских» [643]. Столь радикальные позиции вели к тому, что мосты между русской и польской общественностью оказывались окончательно сожжены. Это же было предельно ясно продемонстрировано и в тех требованиях, которые предъявляли русские националисты в Царстве Польском к образованию. Требуя «национализации» образования, такие авторы, как Владимир Истомин, понимали под ней строгий апартеид по национальному признаку. Они подчеркивали, что правительство, разумеется, должно поддерживать только русские «национально-патриотические школы» [644]. В этом радикальном варианте империя принадлежала русским.
В отличие от богачей, живших в центре, все возраставшее число русских рабочих и мелких служащих обитало на правом берегу Вислы: предместье Прага считалось не только воровским районом, но и средоточием русских низов. В этом отдаленном, запущенном районе возникла довольно активная русская жизнь, имевшая в церкви Святой Марии Магдалины свой духовный центр, а в Народном театре — культурный. Несмотря на общую этническую принадлежность, дистанция, отделявшая русское население предместья от имперской элиты, жившей на другой стороне реки, была огромной, хотя некоторые политические деятели во времена парламентаризма и пытались наладить отношения между русскими обитателями двух берегов Вислы поверх сословных границ [620].
Квартиры наиболее состоятельных русских семейств располагались так же концентрированно. Как свидетельствуют переписи магистрата и списки избирателей времен думских выборов, подавляющее большинство русских жило в квартале к югу от Иерусалимских аллей. Источники показывают нам внутреннюю структуру этого квартала, которая ориентировалась не столько на социальные, сколько на этноконфессиональные характеристики: улица Маршалковская считалась «бульваром поляков», и русские жильцы предпочитали не снимать квартир ни на ней, ни в выходивших на нее переулках. Они селились скорее поблизости от православной церкви Архангела Михаила (церкви Литовского лейб-гвардии полка), особенно много их жило на улицах Мокотовской (ulica Mokotowska) и Пенкной (ulica Piękna) [619].