Оглавление

Список сокращений

A4P Альянс ради процветания

ADD Альянс демократического развития

AEC Ассоциация карибских государств

CAFTA–DR Соглашение о зоне свободной торговли  в Центральной Америке и Доминиканской Республике

CARICOM Карибское сообщество

CARPHA Карибское агентство общественного здравоохранения

CDEMA Карибское агентство по ликвидации последствий стихийных бедствий

CDMA Конференция министров обороны Америк

CICAD Межамериканская комиссия по контролю за оборотом наркотиков

CICIES Комиссия по борьбе с безнаказанностью в Сальвадоре

CIN Ибероамериканское сообщество наций

COHSOD Совет по человеческому и социальному развитию CARICOM

COPPESSAALC Комиссия по поддержке малого и промыслового рыболовства в ЛАКБ

CSS Южноамериканский совет по здравоохранению

DDSH Департамент по обороне и безопасности полушария

DFC Корпорация по финансированию международного развития

DIRI Инициатива по реформированию институтов обороны

FARC Революционные вооруженные силы Колумбии

FOCEM Фонд структурной конвергенции МЕРКОСУР

IDB Межамериканский банк развития

IMPACS Имплементационное агентство CARICOM по безопасности борьбе с преступностью

ISAGS Южноамериканский институт государственного управления в области здравоохранения

MACCIH Миссия в поддержку борьбы с коррупцией и безнаказанностью в Гондурасе

MCC Корпорация вызовов тысячелетия

MDB Бразильское демократическое движение

MIRPS Региональный интегральный механизм по защите и решениям

NAFTA Североамериканское соглашение о свободной торговле

NAPAPI Североамериканский план действий в отношении животных и пандемического гриппа

NORAD Командование воздушно-комической обороны Северной Америки

OECD Организация экономического сотрудничества и развития

OECS Организация восточнокарибских государств

OIRSA Международная региональная организация сельскохозяйственного здравоохранения

PAHO Панамериканская организация здравоохранения

PAN Партия национального действия

SE-Cepredenac Координационный центр по предотвращению бедствий в Центральной Америке и Доминиканской Республике

SECOSEFIN Исполнительный секретариат Совета казначейства или министров финансов

SEGIB Иберо-американский генеральный секретариат

SELA Латиноамериканская и карибская экономическая система

SICA Центральноамериканская система интеграции

SIECA Центральноамериканская система экономической интеграции

SMSP Мезоамериканская система общественного здравоохранения

USAID Агентство США по международному развитию

USMCA Соглашение США-Мексика-Канада

АЛБА Боливарианский альянс для народов Америки

АЛКА Общеамериканская зона свободной торговли

АР Тихоокеанский альянс

АСЕАН Ассоциация государств Юго-Восточной Азии

АТЭС Азиатско-Тихоокеанское экономическое сотрудничество

ВОЗ Всемирная организация здравоохранения

ВПП Всемирная продовольственная программа

ВТО Всемирная торговая организация

ИРЭС Интегральная региональная экономическая ассоциация

ИЭЗ Исключительная экономическая зона

ЛАКБ Латинская Америка и Карибский бассейн

ЛКА Латино-Карибская Америка

МДВП Межамериканский договор о взаимной помощи

МЕРКОСУР Общий рынок стран Южного конуса

МСО Межамериканский совет обороны

ННН Незаконное, несообщаемое и нерегулируемое рыболовство

ОАГ Организация американских государств

ОПОП Один пояс — один путь

ПРОСУР Форум за прогресс и развитие Южной Америки

ПСБ Панамериканское санитарное бюро

РКБ Региональный комплекс безопаности

СЕЛАК Сообщество латиноамериканских и карибских государств

СФНО Сандинистский фронт национального освобождения

ТТП Транстихоокеанское партнерство

УНАСУР Союз южноамериканских наций

ФАО Продовольственная и сельскохозяйственная организация

ЦАИС Центральноамериканская интеграционная система

ЦБЭИ Центральноамериканский банк экономической интеграции

ЭКЛАК Экономическая комиссия ООН для стран Латинской Америки и Карибского бассейна

ЮжКом Южное командование вооруженных сил США

ЮСО Южноамериканский совет обороны

Введение

Предлагаемая вниманию читателя монография является завершающим этапом реализации проекта Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ), направленного на изучение процессов эволюции системы международных отношений в Западном полушарии в первые десятилетия нынешнего века. Основополагающей целью проекта было определение ведущих трендов ее трансформации, анализ меняющегося соотношения центростремительных и центробежных тенденций развития и возможных перспектив обретения системой многоуровневого и стабильного характера.

В качестве теоретической основы были использованы наработки современных отечественных и зарубежных исследователей по выявлению как ведущих тенденций общемировых процессов в продвижении к глобальной многополюсной системе, так и факторов ее торможения. При этом особое внимание было уделено исследованиям комплекса политических, военно-стратегических, экономических, ресурсных вопросов, играющих определяющую роль в изменении общемирового и регионального баланса сил.

При написании монографии в основу был заложен системный подход, позволяющий комплексно проанализировать формирующиеся компоненты новой модели международных отношений в Западном полушарии. Институциональный подход также являлся неотъемлемым атрибутом анализа, так как уже сформировавшееся международно-правовое здание не потеряло свою значимость и оказалось в целом ряде аспектов востребованным при анализе процесса модернизации системы. Немалую роль сыграла и опора на современные геополитические теории и концепции. Базисными компонентами методологии стали сравнительно-исторический метод, структурное моделирование, теории закрытого и открытого регионализма, а также подходы, рассматривающие предмет исследования сквозь призму региональной безопасности.

Анализ преломления выявленных общемировых тенденций в международных отношениях в Западном полушарии в свете возрастания роли транснациональных и двусторонних межгосударственных форм взаимодействия, а также меняющейся роли государства в нарастающем противостоянии моделей неолиберального глобализма и национализма, на взгляд авторов монографии, обретает особую актуальность. В особенности это касается предпринятой в исследовании попытки оценить конфликтогенный потенциал этого района мира и составить прогноз его эволюции в среднесрочной перспективе. Основными его составляющими, как представляется, являются как возрастающая политическая гетерогенность государств Западного полушария, изменение их экономического потенциала, наличие целого ряда территориальных споров, ряд которых вышел из латентной фазы, а также столкновение интересов ведущих мировых держав, стремящихся расширить сферы своего влияния.

В этом отношении особое внимание уделено вступлению в полосу очередного длительного кризиса межамериканской системы, во многом вызванного обозначившимися признаками ее деградации в период президентства Дональда Трампа (2017—2020). При этом система оказалась фактически невостребованной большинством ее членов в начальный период правления Джозефа Байдена (2021г.-н/вр.).

Авторы сосредоточили основное внимание именно на последнем временном отрезке, так как в результате завершения к концу второго десятилетия XXI века «правого поворота» в политическом ландшафте ведущих латиноамериканских государств в отношениях между ними и США заметно усилилась тенденция к дистанцированию и усилению влияния на континенте внерегиональных акторов — Китая и Евросоюза. При этом новая расстановка сил потенциально создает возможности для расширения присутствия в Латинской Америке Российской Федерации.

В целом же в первые десятилетия ХХI века практически все компоненты системы международных отношений в Западном полушарии пришли в движение. В плане межамериканских отношений речь идет не только о кризисе их системы; на них немалое влияние оказало и свертывание военного присутствия США в Афганистане, и выход на первый план во внешнеполитической стратегии Вашингтона проблем восточно-европейского региона, главной целью которой было расширение НАТО на Восток.

Заметное влияние на трансформацию системы международных отношений в Западном полушарии оказала перегруппировка интеграционных объединений региона, в которых существенно обострилось столкновение центростремительных и центробежных тенденций. В результате одни из них вступили в завершающую фазу развития и фактического распада, а другие, в частности, Общий рынок стран Южного конуса (Mercado Común del Sur, МЕРКОСУР) и Тихоокеанский альянс (Alianza del Pacífico, ТА), заметно нарастили свой потенциал.

Новое качество обозначилось в межгосударственном взаимодействии в оборонной сфере. С одной стороны, имело место дальнейшее снижение значимости Межамериканского договора о взаимной помощи (МДВП). С другой, более гибкие форматы обрело сотрудничество латиноамериканских государств в военно-технической сфере. При этом Соединенные Штаты по-прежнему предпринимают попытки восстановить над ним свой контроль посредством расширения практики совместных маневров по линии Южного командования вооруженных сил (ЮжКом), масштабных консультаций, и попыток вовлечения таких ведущих государств региона как Бразилия в сферу деятельности НАТО.

Борьба с трансграничной организованной преступностью постепенно обретает в Западном полушарии новые формы и остается крайне важным сюжетом. Здесь важно было выделить элементы новизны с точки зрения государственной политики. Теперь простое содействие силовым структурам и реформированию судебной системы представляется недостаточным. Внешние спонсоры, прежде всего США, обращают больше внимания на отслеживание финансовых потоков, питающих деятельность наркокартелей и контрабандистов. Региональные форматы, в том числе Комиссия по безопасности Западного полушария ОАГ, постоянно осуществляют обмен опытом. В числе лидеров таких партнерств Мексика, Колумбия, Коста-Рика, Доминиканская Республика, Эквадор, Чили. Предпринимаются попытки (в основном безуспешно) пресечь основные коридоры поставки наркотиков в Северную Америку и Европу.

Одной из самых животрепещущих проблем региона является миграция. С начала 2010-х гг. произошел всплеск миграционной активности, способствовавшей возникновению массовых «караванов мигрантов», продвигавшихся в сторону мексикано-американской границы с целью попасть на территорию США. Со временем они стали серьезным фактором, как внутренней политики Соединенных Штатов, так и их отношений с южными соседями. Региональная миграционная система в Западном полушарии претерпела в последние годы глубокую трансформацию. Это динамичный процесс, который отличает качественное изменение структурных и функциональных показателей, перемены глубинной сути миграционной повестки.

Миграционное пространство в Западном полушарии делится на две части — северную и южную, обе они находились в рассматриваемый период в состоянии турбулентности. Южная часть находится под давлением миграционного кризиса в Венесуэле, который с 2020 г. из-за пандемии практически исчез из повестки дня межамериканских органов. Однако его влияние на общерегиональную систему сохраняется, не приводя при этом к структурным изменениям всей конструкции, но оказывая давление на социальную систему соседних стран, принимающих венесуэльских мигрантов. Основные изменения происходили в северной части, которая включает в себя США, Мексику, страны Центральной Америки и Карибского бассейна. Здесь ключевую роль играл миграционный кризис в Центральной Америке, в ходе которого происходило структурное и функциональное изменение характеристик вовлеченных государств.

Анализ миграционных процессов предполагает опору на структурно-функциональный подход к рассмотрению региональной миграционной системы. Это позволяет более четко обозначить изменения функций вовлеченных в нее государств. Важную роль играет текущая трансформация миграционной модели Мексики — уход от парадигмы исключительно донора рабочей силы и усиление статуса транзитного государства. Это уже привело к изменению круга вопросов, решаемых на политическом уровне, а также расширило ролевой диапазон взаимодействия с США и центральноамериканскими государствами. Усложнение системы создало для Мексики не только определенные трудности, но также и новые возможности для ее внешней политики. США приходится реагировать на изменение роли Мексики. Если раньше страна была «объектом» североамериканской миграционной политики, то усиление ее роли как самостоятельного субъекта ставит вопрос об изменении методов реализации миграционной политики с привлечением Мексики в качестве одного из главных партнеров.

Важную роль в текущей трансформации системы международных отношений в Западном полушарии играет продолжающаяся пандемия. Она стала дополнительным фактором давления на все элементы системы. Негативные макроэкономические процессы усилили действие факторов, провоцирующих новые волны исхода населения из государств Центральной Америки.

Немаловажной представляется трансформация гуманитарной составляющей в контексте дихотомии прав человека на свободное передвижение и примата устойчивости государства и его обязанности обеспечивать безопасность граждан в рамках территориальных границ. Дискуссия о правах на свободу передвижения, обязательствах защиты со стороны международного сообщества и примата безопасности — все это создавало новую «оболочку» стратегии реализации миграционной политики, ее зависимости от внутриполитических дискуссий.

Можно предположить, что такая постановка вопроса — это удел преимущественно США, как ключевого игрока, формулирующего основные правила передвижения в системе. Однако позиция США во многом оказалась зависимой не от внешнеполитического контекста взаимодействия со странами субрегиона, а от политического расклада сил внутри страны. Предполагается рассмотреть трансформацию миграционной политики США двух администраций. Тем не менее, все это также влияло на композицию международных отношений и изменение всей системы.

Важнейшая роль в урегулировании миграционного вопроса отводится участию стран так называемого «северного треугольника» Центральной Америки (Гватемала, Гондурас и Сальвадор). Лидеры этих государств находились в тесном взаимодействии с США в период правления Барака Обамы. Куратором латиноамериканского направления внешней политики тогда фактически являлся вице-президент Дж. Байден, который в 2015 г. выступил с инициативой «план Колумбия» для Центральной Америки, главной целью которого являлось содействие улучшению благосостояния государств, в том числе в борьбе с преступностью. По идее, это должно было существенно снизить уровень насилия и привести к экономическому росту центральноамериканских стран, что улучшило бы социальную ситуацию и, следовательно, снизило бы стимулы к эмиграции.

Однако выделенные на эти цели средства оказались неэффективны по причине коррумпированности политических элит и непрозрачности правительственных расходов. Новый план, предложенный Байденом в качестве кандидата в президенты, предусматривал предварительную реформу национальной системы для установления более транспарентного способа траты государственных расходов и суда над чиновниками, уличенными в присвоении государственных средств. Таким образом, вопросы экономической повестки дня и устойчивого развития могли бы стать еще одним фактором оптимизации системы международных отношений Западного полушария.

В то же время весьма неоднозначное развитие получили отношения США с леворадикальными правительствами. Если в период правления Д. Трампа кубинское, венесуэльское и никарагуанское направления внешней политики осуществлялись по единому принципу враждебности, то при Дж. Байдене предполагалась дифференциация подходов в каждом из этих случаев. Однако вопрос отношений с Кубой отошел на задний план, а в отношении Каракаса сохранилась жесткая политика санкций. В отношении Никарагуа была взята на вооружение политика адресных санкций против отдельных высокопоставленных лиц в правительстве. Резкая интенсификация конфликтности в отношениях между Россией и возглавляемой Вашингтоном коалицией западных стран в начале 2022 г. привела к некоторому пересмотру политики в отношении правительства Николаса Мадуро. Отказ от тяжелой нефти, ранее поставлявшейся из России в объемах примерно в 200 тыс. барр. в сутки, заставил Вашингтон искать общие знаменатели в отношениях с Каракасом.

Важнейшим элементом новой модели международных отношений в Западном полушарии вновь стал вопрос лидерства в Южном конусе, традиционно выражающийся на протяжении полутора веков в соперничестве Аргентины и Бразилии. Аргентина, последние годы испытывавшая тяжелый социально-экономический кризис, вряд ли могла оказать серьезную конкуренцию бразильскому соседу. Однако победа на президентских выборах в Бразилии левонационалистически ориентированного Луиса Игнасио Лулы да Сильва, так же как и приход к власти левоцентристских лидеров в результате состоявшихся выборов в Чили и Колумбии существенно повлияли на общий политический ландшафт в Латинской Америке. Новый «левый поворот» в регионе существенно снизил возможности США влиять на ситуацию в Западном полушарии.

Глава 1. Направления трансформации

§1. Основные тренды эволюции современной системы межрегиональных отношений

К началу третьего десятилетия XXI в. система международных отношений Западного полушария вступила в полосу существенного обновления. Ряд ее компонентов преобразовался путем адаптации к меняющимся мейнстримам современной мировой политики. На уровне всего полушария речь, в первую очередь, шла о вступлении в полосу очередного длительного кризиса межамериканской системы без каких- либо признаков ее обновления. Жизненный цикл этого старейшего межгосударственного объединения, образованного сразу же после окончания Второй мировой войны (1939—1945), представляется фактически завершенным. В немалой степени этому способствовали усилия администрации Д. Трампа, направленные на то, чтобы поставить его полностью под свой контроль. Рядом государственных деятелей Латинской Америки уже поднимается вопрос о необходимости замены Организации американских государств (ОАГ) другим межрегиональным объединением, которое не контролировалось бы только Соединенными Штатами[1].

В то же время необходимо признать, что межамериканский формат является наиболее институционализированным. ОАГ включает в себя все государства Западного полушария, кроме Кубы, Венесуэлы, инициировавшей выход из нее в 2019 г., а также Никарагуа — в 2021 г., а мандат охватывает практически все сферы международного взаимодействия, хотя и не оказывает решающего влияния на поведение национальных правительств. Тем не менее, весьма характерно ее активное участие в «сопровождении» социально-политических процессов в регионе. Наиболее заметным проявлением этой роли Организации можно считать функционирование аффилированных с ней правовых механизмов (в первую очередь, Межамериканской комиссии по правам человека)[2].

Не в последнюю очередь это связано с тем, что именно в направлении укрепления демократических институтов управления в основном и происходила эволюция межамериканской архитектуры с начала 1990-х годов. Отправной точкой на этом пути стало принятие в 1991 г. Генеральной ассамблеей ОАГ резолюции 1080, осуждающей смену законно избранных правительств силовым путем, а затем и подписание в 2001 г. Межамериканской демократической хартии, предусматривающей механизм приостановки членства страны в случае нарушения конституционного строя. На рубеже столетий было несколько случаев заметного влияния Организации на исход внутриполитических кризисов, чреватых восстановлением правления военных или продолжительным хаосом в условиях экономической нестабильности (Гватемала, Гондурас, Парагвай, Перу, Эквадор)[3]. Вместе с тем очевидной была некоторая ее растерянность в тех случаях, когда непонятным было отношение к происходящему отдельных государств, в первую очередь, США. Яркой иллюстрацией стали первые промежуточные «вехи» нарастающего кризиса в Венесуэле (2002, 2014 гг.), особенно в Гондурасе (2009 г.). В свете этого реакция ОАГ на отстранение от власти президента Мануэля Селайи лишь отчасти может рассматриваться как применение полномочий «арбитра»[4].

Нельзя назвать также настоящим проявлением функций регионального управления и направление регулярных наблюдательных миссий ОАГ на выборы разного уровня в латиноамериканских странах. После беспрецедентной по уровню насилия смены власти в Боливии осенью 2019 г., одним из катализаторов которого послужил вердикт о нарушении прозрачности демократического процесса, неоднократно поднимался вопрос о допустимых пределах использования инструмента международного давления в отношении национального суверенитета[5].

Фактически «статистами» стали миссии ОАГ для изучения вопроса о политическом урегулировании в Гаити в 2019—2021 годах. Продемонстрировала Организация и отсутствие ресурсов для оказания реального влияния на борьбу с коррупцией в странах региона: так, Комиссия по борьбе с безнаказанностью в Сальвадоре (Comisión Internacional Contra la Impunidad en El Salvador, CICIES) и Миссия в поддержку борьбы с коррупцией и безнаказанностью в Гондурасе (Misión de Apoyo contra la Corrupción y la Impunidad en Honduras, MACCIH) прекратили свою деятельности в силу нежелания сотрудничества с ними правительств.

Наконец, даже по мере обострения венесуэльского кризиса ОАГ, скорее, шла за позицией отдельных государств (при неоспоримой роли Вашингтона), нежели предлагала свою повестку. Характерным стало образование в 2017 г. Лимской группы, которая значительно результативнее проводила курс на изоляцию правительства Н. Мадуро, а затем поддержала «временного президента» Хуана Гуайдо. Принятие генеральным секретариатом ОАГ такого подхода и передача кресла постоянного представителя делегату «временных властей» говорила больше о меняющемся политическом ландшафте, а не новом качестве межамериканских институтов. Тем не менее, стоит констатировать, что в вопросе об «идентичности» Западного полушария именно трактовка внутриполитических процессов и правочеловеческих аспектов сейчас выступает на передний план.

Трансформация затронула и латиноамериканские интеграционные группировки, в которых начался процесс деидеологизации и преодоления достаточно формального характера деятельности. Акцент был сделан на приоритетах социально-политической стабильности и экономического развития государств-членов. С одной стороны, это привело к постепенному торможению деятельности ряда образований, а в ряде случаев и к их фактическому отмиранию. Большинство исследователей указывают на то, что при всем очевидном стремлении стран Латинской Америки создать структуры, независимые от «ядра» системы, оно так и не увенчалось успехом. Не в последнюю очередь это объясняется неспособностью выработать архитектуру регионального управления, которая выходила бы за рамки экономической интеграции, прежде всего, по образцу Европейского Союза (ЕС), воспринимавшегося многими латиноамериканцами в качестве образцовой модели регионального управления[6].

Пожалуй, наиболее яркий пример здесь — взлет и падение Союза южноамериканских наций (Unión de Naciones Suramericanas, УНАСУР). Институционально оформленный в 2008 г. по инициативе левых и левоцентристских лидеров региона (прежде всего, президента Бразилии Л. И. Лулы да Силвы и главы Венесуэлы Уго Чавеса), он претендовал на создание многоуровневой структуры управления в масштабах Южной Америки, однако проявлял амбиции и в отношении происходящего на всем латиноамериканском пространстве. Планировавшиеся, но так и не учрежденные Совет глав государств и правительств, Южноамериканский парламент, Комиссия по делам граждан и правам человека во многом воспроизводили органы внерегиональных объединений. Активно велась работа над выработкой единой финансовой политики через Южноамериканский банк, которая также не была реализована[7].

Самым резонансным шагом стало создание Южноамериканского совета обороны (ЮСО), в котором нашли отражение стратегические представления о необходимых мерах по безопасности Западного полушария помимо тех, что уже давно реализовывались под эгидой США. С учетом заявлений о целесообразности формирования южноамериканских вооруженных сил, зачатки такого сотрудничества во многом напоминали Европейскую политику обороны и безопасности. Заметное посредничество УНАСУР в отдельных кризисах (конфликт между Колумбией, Венесуэлой и Эквадором, продление полномочий срока президента Эво Моралеса в Боливии в 2008 г., импичмент президента Парагвая Фернандо Луго в 2012 г.) заставило некоторых авторов сделать вывод о том, что динамично развивающаяся организация вскоре полностью вытеснит ОАГ[8].

Однако экономическая рецессия в регионе с 2008 г., постепенное вступление Венесуэлы в глубокий структурный кризис, смена политического курса в Аргентине и Бразилии в 2015—2016 гг. нанесли по УНАСУР тяжелый и во многом невосполнимый удар. Он практически перестал функционировать к 2018 г., а затем был заменен на во многом аморфное объединение Форум за прогресс и развитие Южной Америки (Foro para el Progreso de América del Sur, ПРОСУР), который был призван стать его «наследником». Между тем сама непроработанность задач этой перестройки правоцентристскими правительствами Аргентины, Колумбии и Чили говорила о том, что «континентальный» формат взаимодействия являлся нецелесообразным[9].

Аналогичные процессы наблюдаются и в других объединениях. Так, сохранилось, но теряло свою значимость Сообщество латиноамериканских и карибских государств (Comunidad de Estados Latinoamericanos y Caribeños, СЕЛАК), образованное в 2010 г. вместо Группы Рио — наиболее действенного и эффективного механизма политических консультаций и коалиционной дипломатии ведущих государств региона. Напомним, что СЕЛАК было образовано формально по инициативе Мексики. Однако за ней отчетливо просматривалась дипломатическая активность администрации Б. Обамы, которая стремилась избавиться от такого неудобного оппонента, как Группа Рио[10]. В последнее время политический накал, вызванный критикой политических репрессий, якобы имевших место на Кубе, в Венесуэле и Никарагуа, вышел на передний план на встречах СЕЛАК (особенно ярко это показала напряженность атмосферы в Мексике в сентябре 2021 г., когда некоторые лидеры откровенно высказывались против присутствия там Мигеля Диаса-Канеля и Н. Мадуро).

Обозначился процесс затухания и такого изначально перспективного объединения как образованное в 1991 г. Ибероамериканское сообщество наций (Comunidad Iberoamericana de Naciones, CIN) в связи с утерей к нему реального интереса у правящих кругов Испании и Португалии и ведущих государств Латинской Америки[11]. Последние саммиты сообщества, проводившиеся раз в два года (встречи на высшем уровне в первом десятилетии существования объединения проводились ежегодно), скорее, напоминали «клуб президентов», на которых в основном обсуждались общие материи (как, например, «этические ценности демократии») и не принималось каких-либо значимых решений.

При этом оказавшись уже в начале XXI в. в своеобразном геополитическом треугольнике США — Китай — ЕС ведущие латиноамериканские государства предприняли немалые усилия для максимальной диверсификации внешних связей с целью окончательного преодоления замкнутости системы международных отношений в Западном полушарии, присущей ей на протяжении фактически всего прошлого века. Особенно интенсивным оказалось расширение сфер взаимодействия с Китаем. По Тихому океану был проложен своеобразный «шелковый путь». Были также приняты меры для наведения трансатлантического моста между Латинской Америкой и Западной Европой.

Трансформация затронула и латиноамериканские интеграционные группировки, в которых начался процесс деидеологизации и преодоления достаточно формального характера деятельности. Акцент был сделан на приоритетах социально-политической стабильности и экономического развития государств-членов. С одной стороны, это привело к постепенному торможению деятельности ряда образований, а в ряде случаев и к их фактическому отмиранию.

Вступили в полосу постепенного распада такие интеграционные объединения как образованный в 2004 г. на волне «левого поворота» Боливарианский альянс для народов Америки (Alianza Bolivariana para los Pueblos de Nuestra América, АЛБА). Та же участь постигла и старейшее субрегиональное объединение (образовано в 1969 г.) Андское сообщество наций. Одной из главных причин кризиса вышеупомянутых образований стала как их возросшая политическая гетерогенность, так и отсутствие долгосрочной программы развития, что усилило центробежные тенденции.

Но с другой стороны, такие интеграционные объединения как МЕРКОСУР, образованный в 1991 г., и Тихоокеанский альянс (2011 г.) вступили в новую фазу развития. Первое из них пережило несколько этапов в своем развитии. В начале XXI в. левонационалистически настроенные лидеры объединения успешно противодействовали попыткам администрации Дж. Буша-младшего образовать выгодную США Общеамериканскую зону свободной торговли (Free Trade Area of the Americas, АЛКА). Во втором десятилетии, несмотря на попытки правительств Маурисио Макри (Аргентина) и Жаира Болсонару (Бразилия) его «деидеологизировать», то есть иными словами сделать более лояльным Вашингтону, все же группировка продолжала достаточно успешно функционировать.

Более того, МЕРКОСУР после продолжавшихся более двух десятилетий переговоров с Европейским Союзом (ЕС) в июне 2019 г. удалось заключить соглашение о переходе на режим свободной торговли. Однако на этом пути возникли существенные препятствия. Согласно подписанному соглашению оно могло вступить в силу лишь после его ратификации высшими законодательными органами всех государств-членов двух объединений, а их в общей сложности насчитывалось тридцать одно, не считая ассоциированных государств МЕРКОСУР (Чили и Боливии). На момент написания монографии оно не было ратифицировано ни одним из них.

Образование Тихоокеанского альянса изначально во многом было инициировано администрацией Б. Обамы, хотя формально с идеей его создания опять же выступила Мексика. Предполагалось, что оно органично впишется в стратегию двух «стратегических колец» и интегрирует четыре латиноамериканских государства (Мексику, Колумбию, Перу и Чили) в Транстихоокеанское партнерство (Trans-Pacific Partnership, ТТП), соглашение об образовании которого было подписано министрами торговли двенадцати азиатских и латиноамериканских государств в феврале 2015 г. в новозеландском Окленде.

Администрация Д. Трампа в январе 2017 г. вывела США из ТТП, тем самым, по сути, положив конец инициативе своего предшественника. Тем не менее, Тихоокеанский альянс продолжал развиваться. Объединяя более 200 млн. потребителей и обладая совокупным почти 2-х миллиардным ВВП (около 40% ВВП всей Латинской Америки) объединение по своему экспортному потенциалу почти вдвое превосходило МЕРКОСУР и стало одной из ведущих интеграционных группировок современного мира. При этом оно включало в себя более пятидесяти государств-наблюдателей.

Соединенным Штатам так и не удалось реализовать в Латинской Америке разработанную еще в период администрации Б. Обамы концепцию «устойчивого развития» этого региона. Сделанный Дж. Байденом в период первого года президентства акцент на охрану окружающей среды и, главное, на совместное с другими государствами противодействие потеплению климата не привел к каким-либо реальным результатам в решении проблемы в Западном полушарии. При этом межамериканская система вновь продемонстрировала полное бездействие[12].

Латиноамериканский регион на протяжении многих лет является территорией активной миграционной мобильности, в котором оформились два региональных пространства передвижения. В северной части континента в мобильность, ориентированную на США, были вовлечены трудовые мигранты из Мексики, а также беженцы из центральноамериканских государств. Первоначальные причины исхода, характерные для периода активной фазы центральноамериканского конфликта в 1980-х гг. постепенно сменились социально-экономическими мотивами. Таким образом, к началу 1990-х гг. сформировалось миграционное пространство, в котором были непосредственно задействованы США в качестве ключевой страны приема, а также Мексика и несколько центральноамериканских государства — Гватемала, Гондурас и Сальвадор — в статусе основных миграционных доноров. Сложившийся формат региональной мобильности активно развивался на протяжении более 20 лет.

В то же самое время на юге полушария, в Южной Америке постепенно расширялась практика внутрирегиональной мобильности. В ней постепенно установились устойчивые направления миграции, связывающая между собой территориально близкие страны. На протяжении двух десятилетий региональная ситуация была относительно стабильной.

Однако в начале второго десятилетия XXI в. все стало меняться. Произошедшие миграционные кризисы — центральноамериканский и венесуэльский — стали катализаторами системных изменений. В целом миграционная система в Западном полушарии вошла в новую стадию процесса трансформации. Постоянное напряжение на мексикано-американской границе, ограничения мобильности по всему континенту, связанные с попытками противостоять распространению пандемии COVID-19, все это способствовало пересмотру политических решений в вопросах миграционного контроля. На фоне новых вызовов постпандемийного развития проблематика венесуэльского миграционного кризиса фактически ушла из медийной повестки. Хотя его влияние на субрегиональную систему осталось (через давление на социальные системы стран Южной Америки, принимающих венесуэльских мигрантов), оно не привело к структурным изменениям всей системы.

В то же самое время основные изменения происходили в северной части полушария, где продолжал обостряться центральноамериканский миграционный кризис. Динамика миграционных процессов, синхронизированная с несогласованностью миграционной политики республиканской и демократической администраций в США, приводили к нарастанию напряженности в субрегионе.

Одним из последствий начавшейся трансформации стало изменение миграционной модели Мексики — уход от парадигмы исключительно донора рабочей силы и усиление статуса транзитного государства. Это привело к расширению круга вопросов, решаемых на политическом уровне, а также повысило статус латиноамериканской страны во взаимодействии с США, центральноамериканскими и другими государствами региона. Подобное усложнение системы создало для Мексики определенные сложности, в то же время открывая новые возможности для ее внешней политики.

Важную роль в текущей трансформации сыграла пандемия. Она стала дополнительным фактором давления на все государства региона. Негативные макроэкономические процессы усилили действие выталкивающих факторов, провоцируя новые волны исхода населения из государств Центральной Америки.

Серьезную роль сыграла трансформация оценки гуманитарной составляющей в контексте дихотомии прав человека на свободное передвижение и примата безопасности государства. Она проявилась в принципах регулирования доступа на территорию США в рамках борьбы с COVID-19. Принятые администрацией Д. Трампа, а впоследствии продолженные Дж. Байденом ограничения, стали предметом острых споров об основах миграционной политики и дискриминации. Дискуссия о правах на свободу передвижения, обязательствах международной защиты и примата безопасности — все это создало новую «оболочку» стратегий реализации миграционной политики, ее зависимости от внутриполитических дискуссий.

Экстраординарный приток мигрантов и беженцев, с которым столкнулись американские власти, трансформировал политику администрации Байдена. Напряженность на мексикано-американской границе привела к отходу от анонсированных шагов по облегчению миграции. Очевидно, что администрация Байдена перешла от попыток расширить возможности по работе с мигрантами в США к политике сдерживания, направленной на то, чтобы переместить мигрантов как можно дальше от границы между США и Мексикой. Такие действия обозначили фактическую преемственность миграционной политики, несмотря на первоначальные заявления.

Можно предположить, что позиция США во многом оказывалась зависимой от не столько внешнеполитического контекста взаимодействия со странами субрегиона, сколько от политического расклада сил внутри страны. Все эти факторы влияли на преемственность и изменчивость миграционной политики США, Мексики, центральноамериканских государств, на их статус в субрегиональной миграционной системе, а также вело к изменению всей системы отношений в Западном полушарии.

В целом исследователями отмечается такое явление, как раскол Латинской Америки на отдельные субрегиональные конгломераты и механизмы взаимодействия, без заметных успехов в выстраивании единой региональной архитектуры (spatialization). Причина такого положения дел усматривается, во-первых, в уже отмечавшемся ранее отсутствии единого целеполагания, которое позволяло бы развивать интеграцию независимо от сменяющих друг друга правительств, а, во-вторых, из-за «статичности» каждого из экономических интеграционных объединений. Тем более что товарооборот участников этих объединений с региональными партнерами (главным образом, в Азиатско-Тихоокеанском регионе и Европе) значительно выше[13].

В этих условиях в литературе поднимают вопрос о том, стоит ли вообще ожидать в ближайшее время очередной «волны» регионалистских устремлений. Согласно устоявшимся представлениям, до сих пор выделялось четыре таких этапа, начиная с интеграции по лекалам Экономической комиссии ООН для стран Латинской Америки и Карибского бассейна (United Nations Economic Commission for Latin America and the Caribbean, ЭКЛАК), через процессы политической демократизации 1980-х — 1990-х годов и «розовую волну» полевения региона в 2000-е годы. Изучение общественных настроений в латиноамериканских и карибских странах свидетельствует о заинтересованности в удовлетворении социальных нужд и повышении уровня жизни, однако респонденты далеко не всегда связывают эти достижения с созданием постоянных надгосударственных региональных структур[14]. Возможно, правомерным является версия, по которой наиболее оправданно рассчитывать на расширение регионального взаимодействия, сохранение экономической интеграции при прекращении серьезных попыток сформировать качественно новые общерегиональные институты.

§2. Латиноамериканская политика США при Дж. Байдене

Система международных отношений в Западном полушарии претерпела заметные изменения после победы Дж. Байдена на президентских выборах в США в ноябре 2020 г. Во многом это стало результатом попыток нового президента перезагрузить латиноамериканскую политику Вашингтона.

В своей предвыборной риторике Дж. Байден заявлял о неприятии подхода своего предшественника к мировой политике. Напомним, что тот выразился в пренебрежительном отношении к международному праву, к принципу многосторонности, к участию в деятельности международных организаций. Это подтвердил выход США из ТТП. Д. Трамп вывел США из Парижского соглашения по климату, из Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), заблокировал деятельность Всемирной торговой организации (ВТО). В Западном полушарии попытка поставить под