Оглавление

Подкидыш

В небольшом промышленном городке под названием Брезе́н, на севере Франции, жила маленькая девочка по имени Кэти. С виду она была обыкновенным ребёнком лет десяти, невысоким и худощавым. При ходьбе, казалось, что её руки и ноги — это кожаные тонкие ремешки, которые вот-вот улетят при сильном дуновении ветра и завальсируют в воздухе.

Несмотря на излишнюю худобу, лицо у Кэти было приятным: круглые бархатистые щёки, губы, немного крупнее обычных, и невероятно большие глаза — голубые с зелёными ободками. Они прятались за длинной каштановой чёлкой и по привычке опущенными ресницами. В те редкие минуты, когда Кэти их поднимала, в её взгляде читалась вполне осознанная, но, очевидно, тайная печаль.

К большому сожалению, в Брезе́не не любили разгадывать тайны. Здесь жили люди с самыми заурядными желаниями: они уважали традиции своих предков-ремесленников, ценивших распорядок и точность. Поэтому им очень не нравилось, если кто-то пытался нарушить их мирное существование нелепыми фантазиями и вторгался в размеренную привычную жизнь, словно дикая лесная зверушка.

В свои десять лет Кэти хорошо успела это понять. Она училась в четвёртом классе школы и каждый день слышала слово «Подкидыш», которое стало для неё противным вторым именем. Местные дети не упускали возможности подразнить одноклассницу за иностранную фамилию Уилсон. По неизвестным для всех причинам она отличалась от той, что была у её родителей.

В такие моменты Кэти хотелось исчезнуть и больше никогда не слышать этого страшного прозвища. А ещё лучше — проснуться по утру, подойти к зеркалу и увидеть в отражении карие радужки, как у остальных жителей. Ей казалось, так она сможет стать более привлекательной для окружающих и заслужить всеобщее одобрение.

Однажды Кэти случайно подслушала разговор между своими одноклассницами, Ювентой и Карлой. Они громко спорили о существовании волшебной феи, исполняющей любые желания. Эта идея так вдохновила Кэти, что она каждую ночь взывала к ней о помощи и молила сделать похожей на остальных детей в школе. Однако фея не прилетала и была абсолютно равнодушна ко всем её просьбам. В конце концов, Кэти перестала верить в чудеса, не понимая, почему она отличается от других и отчего вынуждена жить там, где её настолько не любят. Даже собственным родителям, казалось, она была совершенно безразлична.

Мама Кэти, Розалинда Вилье, обладала яркой и привлекательной внешностью. Ей даже пророчили большую карьеру фотомодели в столице, но после замужества обстоятельства изменились, заставив девушку остаться в Брезе́не. С тех пор она работала коммивояжёром[1] и торговала косметикой. Вот только не жаловали в этом городе непрошеных гостей, и лишь изредка кто-нибудь из чувства внутренней морали покупал у настойчивой продавщицы парочку мелочей, но большинство попросту смеялись над ней, не желая даже открыть двери. Однако это ничуть не смущало Розалинду. Она мечтала встретить известного модельера, который случайным образом окажется в этом богом забытом городке, и пригласит её работать в Париж.

Так Розалинда превратилась в охотницу за приезжими мужчинами, а на общение с дочерью времени не оставалось. Разве что изредка она, словно ветер, влетала на кухню в вечерние часы, пока Кэти готовила ужин, задавала несколько формальных вопросов и тут же убегала на очередную встречу.

Как-то раз, когда Розалинда лежала в постели с простудой и читала любимый модный журнал, Кэти обратилась к ней:

— У меня такая странная фамилия, — произнесла она нерешительно, сплетая и расплетая крохотные пальцы. — Мне кажется, что я здесь чужая.

— Откуда в твоей голове эти глупости?! — возмутилась Розалинда в ответ. — Ну, сама подумай, кому в этом городе может прийти такая несусветная идея — растить чужое дитя? А фамилия твоя от бабушки, и не будем об этом больше, — бросила она, не желая вдаваться в подробности. — Лучше возьми рецепт и скорее беги в аптеку.

С тех пор Кэти ни о чём не спрашивала у своих родителей, только знала, что где-то есть бабушка, у которой, возможно, точно такие же голубые глаза, и эта надежда немного смягчала её печаль.

Что же касалось отца, то его совершенно не заботила жизнь дочери, как, впрочем, и семьи в целом. Годри Вилье, в прошлом успешный офицер французской армии, был в отставке из-за ранения в левую ногу. Он постоянно хромал, но всё же работал охранником на местном предприятии по добыче угля, а ещё каждый вечер захаживал в бар на окраине города, который напоминал своим видом гараж, нежели питейное заведение. Здесь Годри очень ловко и методично спускал почти всю зарплату, угощая безработных друзей.

Когда очередной весёлый вечер подходил к концу, Годри, шатаясь и запинаясь о выступ в прихожей, бранил безрукого строителя, который сделал такой бестолковый ремонт в его доме, и кое-как снимал пыльные ботинки. Затем он небрежно доставал из одного кармана несколько смятых купюр, а из другого горсть звенящих монет. Они прыгали и дребезжали по деревянной поверхности старого комода, пока не упирались во что-нибудь твёрдое или вовсе не падали на пол. Бывали дни, когда Годри и сам, подобно этим медякам, сваливался на том же месте весь грязный, словно бродячий пёс, но зато с чувством полного удовлетворения. Он испытывал его всякий раз, когда приносил в дом деньги. Только Кэти была этому не рада. Больше всего она не любила выходные дни и старалась спать до полудня, не желая покидать своей комнаты. Ей не хотелось в очередной раз стыдиться отца и перешагивать через его распластанное тело.

Казалось, будто Кэти живёт совсем одна. Родители её не замечали, как и кошку, которая любила приходить по ночам, когда она забиралась на крышу посмотреть на звёздное небо. Кроме неё, друзей у Кэти не было. Каждый раз она ждала пушистую подружку, чтобы обсудить события дня или полакать на её мягком животике, мечтая лишь об одном — тёплых бабушкиных объятиях.

Главным виновником этой печали был одноклассник Томас. Он всегда находил возможности для разных пакостей, и однажды стукнул Кэти так больно, что у неё онемела рука, а из глаз даже брызнули слёзы. Томас частенько совершал такие «подвиги». Всё ради того, чтобы произвести впечатление на Викторию, которая ему нравилась и презирала Кэти за неряшливый вид: форму в заплатках и старый зашитый бант.

 Коммивояжёр — разъездной продавец.

Пробуждение силы

В один из весенних дней, когда Кэти возвращалась домой после школы, Томас подбежал к ней и толкнул в плечо. Растерявшись, она не удержала равновесие и застыла на четвереньках, будто дворовая собака, а через секунду по её сгорбленной спине прокатился рюкзак и упал прямиком в лужу, забрызгав лицо и одежду.

В другой раз Кэти бы опустила голову и, молча вытирая слёзы, пошла в сторону дома, но в этот день что-то по-настоящему животное пробудилось внутри неё. Вместо тихой печали в ней закипела нешуточная злоба, а в глазах появились два обжигающих пламенем красных уголька.

Заприметив странный огненный блеск, Томас резко отстранился и попятился, словно перед ним возник зверь, который вот-вот нападёт. Он медленно отошёл на безопасное расстояние, выдавил нелепую ухмылку и крикнул:

— Страшила!

После чего резко развернулся и побежал к дому Крокетов, местных пекарей, где жил его друг Джим. Кэти так рассердилась, что даже не заметила странной перемены в своём злопыхателе, только схватила рюкзак за оторванную во время падения лямку и потащила его по сырой земле, распинывая дорожные камни.

Она долго шла, пока не почувствовала, что ноги её не слушаются. Осмотревшись, Кэти увидела парк. Уже давно он стал пристанищем для голубей и таких же одиноких гостей, как она, которым некуда было пойти.

Где-то вдалеке послышался громовой раскат. Ветер крепчал, принося аромат луговой травы, а тучи собирались, будто давно разлучившиеся друзья, и затягивали небесную гладь серым покрывалом.

Кэти, недолго думая, нырнула в глубину парка. Она отыскала укромное место, чтобы остаться незамеченной для посторонних глаз, и села на лавочку под раскидистым дубом — сквозь его ажурные листья просачивалось хмурое и неприветливое небо. Даже тишина в парке была какой-то безжизненной, словно мир застыл в пугливом ожидании внезапной непогоды.

Кэти тоже застыла. Она закрыла глаза, вбирая в лёгкие прохладный воздух, и вскоре, после очередного раската, первая дождевая капля коснулась бледной девичьей щеки. Не спеша она проскользила до подбородка и, немного помедлив, звучно ударилась о синий рукав болоньевой куртки.

Дождь стремительно зашелестел по листьям, дороге и разбитым фонарям, нарастая с каждой минутой. Казалось, вся природа вторила чувствам маленькой девочки. Кэти неподвижно сидела, словно брошенная кукла, отдавая парку всю боль, что так долго копилась внутри.

Серые свинцовые капли прорывались через ветки и дубовые листья. Голова у неё становилась сырой и тяжёлой, такой же, как и пропитанные отчаянием мысли. Кэти ничего не хотелось: ни домой, ни уж тем более в школу. Единственным желанием было — остаться здесь навсегда.

— Да чтоб вы подавились своими булками! — истошно закричала она обидчику, который давно от неё сбежал, и с отвращением представила, как Томас и Джим наслаждаются выпечкой.

Никогда прежде она не была настолько сердита. Словно последнее звено цепи, которое удерживало её от истинной сути, внезапно дало трещину.

Слёзы у Кэти стихли вместе с дождём. Следы от капель покрывали порванную клетчатую юбку и грязные белые гольфы. Однако на них ещё виднелись жёлтые колокольчики с красными лентами. И откуда взялись такие гольфы? Неужели матушка купила их для неё?

Кэти долго перебирала в голове варианты, пока лёгкий озноб не остановил эти мысли. Возвращаться домой не хотелось. Там её никто не ждал, и к школе готовиться было не нужно, потому что впереди выходные. Каждую пятницу Годри до глубокой ночи праздновал с друзьями окончание рабочей недели — и не заметил бы отсутствия дочери, а Розалинда ещё с утра предупредила о срочном отъезде, кинув обычное: «По делам».

Недолго думая, Кэти достала из рюкзака старую спортивную форму — такую же серую, как и школьная, — небрежно смахнула влагу с лавочки и легла на её холодную поверхность. Она положила под голову штаны, а ноги укутала кофтой.

Так в пустынном парке Кэти проспала несколько часов, а когда открыла глаза, то увидела, что было уже раннее утро. Далеко над горизонтом не спеша поднималось солнце, разрезая лучами ночную тьму, а капли дождя, рассыпанные по парку, поблёскивали в полумраке и подмигивали ей. Вся природа пробуждалась, приветствуя Кэти ласковым щебетанием зелёных пе́ночек[1].

К своему удивлению, она не замёрзла. Сладко потянувшись, Кэти села и почувствовала, как что-то тяжёлое скользнуло вниз по худым коленям. Это была толстая грубая шкура размером с большую кровать. От неожиданности она испугалась и, отклонившись, задела рукой конверт. На его зелёный поверхности была золотая надпись с её именем.

Раньше Кэти не получала писем — она опасливо огляделась, но никого не увидела, ни единой живой души. Закусив губу, Кэти медленно протянулась к любопытному конверту, словно боялась, что он может ужалить. Преодолевая волнение, она наконец-то открыла письмо. В её руках оказалась жёлтая папирусная бумага, на которой виднелось несколько слов с загадочным адресом:

«Три мага», площадь Седого Филиппа, дом 9.

За десять лет жизни в Брезе́не Кэти никогда не слышала о таком месте. Всё это выглядело странно и подозрительно, но человек, который оставил письмо, явно был добр. Так у неё появилось сильное желание отблагодарить незнакомца и вернуть ему меховое одеяло.

Кэти начала собираться. Несколько раз она пыталась свернуть грубую шкуру, но ничего не выходило. Одеяло, будто заколдованное, разворачивалось само собой, постоянно выскальзывая из её худощавых рук. Тогда она забросила рюкзак на плечо и, придерживая одеяло за два конца, накинула его на себя, словно мантию. Образ получился немного устрашающим и походил на горбатого медведя, но Кэти это не волновало. Больше всего ей хотелось познакомиться с тем, кому важны её чувства.

Кэти шла по улице с растрёпанными волосами, в грязных башмаках и забрызганных белых гольфах, а на плечах у неё красовалась коричневая грубая шкура. Каждый прохожий, которого она спрашивала о загадочном адресе, недоумевая, смотрел в её сторону. Кто-то просто проходил мимо, пожимая плечами, а кто-то настойчиво предлагал проводить её домой или даже в больницу, полагая, что девочка не в себе.

Так прошло целых два часа. Вымотанная и голодная Кэти почти потеряла надежду, как вдруг заметила на обратной стороне конверта золотую стрелку — она указывала на узкий переулок.

Кэти недоверчиво покрутила конверт — направление стрелки оставалось неизменным, — а когда подняла голову, то увидела, как в переулок свернул светловолосый юноша в полосатой шапке и серо-голубом пальто чуть ниже колена — на его широком лацкане поблёскивала некрупная золотая брошь.

«Что же на ней изображено?» — задумалась Кэти, застыв на пешеходном переходе

Резкий машинный гудок заставил её содрогнуться, и она скорее побежала вслед за незнакомцем.

Переулок оказался узким — не больше полуметра. Чтобы пройти, Кэти пришлось закусить зубами правую часть шкуры, а левую подвернуть по лямку рюкзака и подхватить свободными руками нижнее полотно, которое изрядно испачкалось от длительной прогулки по ещё не высохшим улицам.

Так, полубоком, она прошла метров двадцать, пока не упёрлась в стену из рыжего кирпича. На ней висел зелёный почтовый ящик. Это был тупик. Кэти обернулась, отыскивая пропущенный вход, но все её попытки оказались безуспешными.

«Куда же он делся?» — стоило ей только подумать, как сзади раздался стук быстрых шагов.

Кто-то приближался. Сердце Кэти затрепетало, словно пойманный в стеклянную банку мотылёк. Она зажмурилась, сильнее закусив шкуру, и прижалась всем телом к стене, где висел ящик.

— Ты не против, если я пройду первая? — раздался приятный голос.

Кэти недоверчиво приоткрыла глаза и увидела перед собой девочку с двумя тугими чёрными косами. Та была одета в наряд, похожий на тот, что носил исчезнувший белокурый юноша. Для полного сходства недоставало лишь шапки. Незнакомка улыбнулась и, бросив что-то в почтовый ящик, тут же исчезла.

Кэти часто заморгала глазами, отказываясь верить в происходящее. Она непонимающе разглядывала то место, где только что была пропавшая девочка. Зубы от удивления разжали медвежью накидку — шкура тяжело скользнула на землю, еле удержавшись одним концом на лямке от ранца, и заставила её покоситься.

Всё происходило будто во сне. Кэти крепко смежила[2] веки и ущипнула своё запястье, чтобы проверить, не спит ли она. Ничего не изменилось, а значит, это — не просто иллюзия. Кэти действительно стала свидетелем невероятных событий. Приятное тепло разливалось в её груди, словно горячее масло, прибавляя решительности, и подсказывало, что это не последние чудеса, которые ждут её впереди.

Собирая остатки здравого смысла, она выудила из кармана конверт. Сомнений больше не оставалось. Кэти затаила дыхание и бросила его в ящик, повторяя за пропавшей незнакомкой.

В ту же секунду её ноги сковала невообразимая тяжесть, словно к стопам пристегнули два огромных магнита. Кэти почувствовала, как земля содрогнулась, увлекая хрупкое девичье тело в сторону стены. Сердце забилось в паническом испуге. Ещё немного — и она превратится в расплющенную монету, попавшую под поезд!

Кэти зажмурилась в ожидании неминуемого столкновения. С грубым толчком земля задрожала сильней и двинулась вперёд, наращивая темп, словно раскрученный глобус. Ветер резко ударил Кэти в лицо, сдувая с него влажные волосы. Неизвестность пугала, и она широко распахнула глаза.

Её тело как будто растворилось. Оно неслось вперёд, набирая скорость с каждой секундой. Стены, ограждения, горы, люди — всё путешествие походило на фильм с ускоренной перемоткой. Кадры менялись столь быстро, что в какой-то момент слились в одну размытую линию, напоминая Кэти поездку на американских горках.

Ещё мгновение — и она очутилась внутри высокой светлой ротонды[3], которая находилась в центре городской площади. Еле удерживая равновесие, Кэти пошатнулась и пробежала взглядом по новой местности. Повсюду были старинные дома, сложенные из необтёсанных камней песчаного и серого цвета, а поверх них лежали тёмно-зелёные крыши с небольшими башнями, устремлёнными в небо.

В отличие от Брезе́на жизнь в этом месте кипела, будто в мегаполисе. Люди в диковинных одеждах сновали из стороны в сторону, кивками и улыбками приветствуя вновь прибывшую. Они заходили в ротонду, внезапно исчезали, а потом вновь появлялись, словно этот ритуал для всех был самой заурядной вещью.

Кэти почувствовала себя неуютного от подобного внимания. Она поспешила спуститься по мраморной лестнице, решив осмотреться и внимательнее изучить белоснежное строение снаружи.

Это было довольно крупное сооружение, размером с небольшой дом. Оно обрамлялась десятью массивными колоннами, вверху которых красовались львиные головы. Под самым куполом, на арке, ротонду огибала надпись, составленная из серебристых чёрточек и палочек незнакомого для Кэти языка.

— Новости, свежие новости! — раздалось буквально в метре от неё. — Очередное нападение на Кастенвиль! Пострадавших пока нет! Какие меры защитят будущих волшебников?! Закроют ли академию?!

Почтальон в сером костюме, напоминающем военный мундир с зелёным воротником и того же цвета обшлагами[4], подошёл к Кэти. Он приветливо снял фуражку и протянул:

— Юная леди не желает газетку?

— Я… — В горле у Кэти пересохло, когда мужчина склонился над ней, моргая серыми глазами.

— О-о-о, вижу по вашему облику, что вы новенькая в наших краях. А знаете простую поговорку? Новичкам везёт, — расхохотался почтальон и протянул ей один экземпляр. — Дарю и желаю хорошего дня!

Кэти растерянно взяла в руки свежеотпечатанную газету. Чужеземные буквы на ней плясали в разные стороны, а фотографии, словно вспышки, внезапно появлялись и так же неожиданно исчезали.

— Де-воч-ка, — снова услышала Кэти в свой адрес.

На этот раз к ней подошла сгорбленная старушка. Она остановила бледно-зелёный взгляд практически возле её носа и почти беззубым ртом, растянутым в широкую улыбку, продолжила:

— Подскажи, куда мне идти?

— А вам… направо… или налево? — растерянно спросила Кэти первое, что пришло в голову.

— Да-да, налево, — без раздумий согласилась улыбчивая незнакомка.

— Вам туда. — Кэти жестом указала направление, но пожилая женщина даже не взглянула на её руку и зашагала в обратную сторону.

Не успела она окликнуть потерявшую ориентир старушку, как перед ней появилась высокая дородная дама с пышными рыжими кудрями, которые выбивались из-под ажурного чепца.

— Очаровательная сеньорита, не желаете ли совершенно бесплатно продегустировать мои домашние конфеты со вкусом счастья? — приторным голоском пропела женщина.

— Счастья? — изумилась Кэти и чуть было не согласилась, чтобы скорее сбежать с оживлённой улицы, но вдруг услышала чей-то приятный голос за спиной:

— Многоуважаемая Аглиндера, вам не кажется, что эта девочка и так уже вполне счастлива?

Обернувшись, Кэти увидела, что в метре от них стоит юноша, за которым она недавно проследовала в переулок, и наконец-то смогла разглядеть его брошь. Это был длиннющий змей с головой дракона, гривой и маленькими рожками. В его разинутой пасти блестел светло-голубой камень.

На голове у молодого человека по-прежнему сидела серая шапка с горчичными полосками по кругу. Она сильно свисала на затылке, обнажая пшеничные волосы, которые небрежно торчали в разные стороны, словно солома. По его рослому виду казалось, что ему не меньше шестнадцати.

— Ты новенькая? — спросил юноша.

Кэти недоумевающе заморгала, а тот с улыбкой продолжил:

— Куда тебе?

— Три мага, — выдавила она, с усилием разжимая губы.

Голубоглазый незнакомец прищурился и с ног до головы осмотрел свою собеседницу, будто пытался отыскать в ней какой-то секрет. От его пристального взгляда Кэти смутилась и аккуратно прикрыла грязную форму уже ставшей родной меховой накидкой.

Через минуту пытливого молчания юноша хмыкнул и указал рукой на едва приметную заржавевшую вывеску, которая виднелась в конце площади. Сконфуженная Кэти, словно под гипнозом, механически зашагала в нужном направлении, разглядывая проходящих мимо людей.

«У них голубые глаза, и зелёные, и серые», — отмечала она про себя, и это понимание как-то по-особенному радостно откликалось внутри.

Кэти подошла к дому с круглой зелёной дверью. Когда она её толкнула, бронзовый колокольчик издал несколько приятных звуков, дружелюбно приглашая в гости. Кэти вошла внутрь и глухо застучала по старому скрипучему паркету тяжёлыми ботинками.

В помещении было немного душно, как будто на кухне готовили, несмотря на отсутствие посетителей. Первое, что бросалось в глаза — это массивная барная стойка из красного сандала. Она напоминала ствол огромного дерева, оплетённого толстыми корнями с буграми, желобами и трещинами. Вдоль неё стояли высокие стулья, сколоченные из крупных шишковатых веток, с пышными кожаными сидениями винного цвета. А всё остальное пространство было усеяно небольшими круглыми столами и табуретами, похожими на старые пни. Из них росли крохотные сучки с зелёными листьями.

Кэти вдохнула приятный аромат свежей выпечки, который доносился с кухни, и в её животе раздалось лёгкое урчание. Уже целые сутки она не принимала пищи и даже не сделала ни единого глотка воды. Сейчас бы Кэти с удовольствием съела двойную порцию картофельного грате́на[5] с хрустящей сырной корочкой и с радостью закусила обед яблочным пирогом с корицей. От одной этой мысли в животе забурлило сильнее.

Она сглотнула слюну и медленно прошла в глубину пустого зала. Не снимая накидки, Кэти с облегчением плюхнулась на пенёк возле стола, который располагался рядом с окном. Люди за ним по-прежнему спешно перемещались взад и вперёд.

Только сейчас Кэти наконец-то расслабилась и выдохнула накопившуюся усталость, всколыхнув и без того растрепавшуюся чёлку. Затем она перевела взгляд на бронзовый горшок по центру стола — там красовался величественный белый цветок. Присмотревшись, Кэти увидела, как вокруг лепестков, словно в невесомости, порхает нечто сияющее, будто волшебная пыльца. Она склонилась чуть ниже и с любопытством протянула руку, желая поймать пару искрящихся точек и прикоснуться к золотой сердцевине, которая источала изумительный аромат.

— Не стал бы этого делать, — раздался голос у барной стойки.

Кэти вздрогнула и резко отдёрнула руку.

— Это Алтея — особый вид мальвы. Она не любит, когда её трогают без разрешения. Красивый, но невероятно вздорный цветок.

Мальва тут же сложила листья, приняла воинственную позу и зашипела, выплёвывая жёлтую пыльцу, словно дразнила обидчика, а затем спряталась за белыми лепестками.

— Смотри, как ворчит, — рассмеялся незнакомец, протирая стаканы.

Глаза Кэти расширились от изумления.

— Простите, я ищу… — не успела она закончить, как незнакомец опередил её.

— Я ждал вас, моя милая, — тепло откликнулся мужчина, — и очень рад, что вы нашли смелость отыскать меня.

— Так это вы…? — она опять не успела закончить.

— Я ваш друг.

— Друг? — недоверчиво повторила за ним Кэти.

— Да-да.

— Но я никогда вас…

— Не видела. Ну конечно, конечно. Я тоже, и оттого очень рад нашему знакомству.

«Ничего не понимаю», — напряжённо раздалось в голове у Кэти. Все эти разговоры о дружбе казались ей очень подозрительными.

— Не переживайте так, моя хорошая, лучше скажите, — незнакомец улыбался всё шире, будто услышал её мысли, — вам чай, молоко или, может быть, чокофино?

— Чокофино? — вопросительно произнесла Кэти, не припоминая названия такого напитка.

— О-о-о, моя милая, не переживайте. Я всё приготовлю и угощу вас фирменным, яблочным пирогом.

«Как же он догадался?» — вновь прозвенело у неё в мыслях.

Незнакомец скрылся за широким проёмом, который находился за барной стойкой. Это был высокий мужчина плотного телосложения. Его широкую грудь покрывала рубашка в мелкую клетку, а на плечах сидел тёмно-коричневый вельветовый пиджак, удлинённый настолько, что больше походил на пальто. Почти всю голову незнакомца покрывала пепельная седина, и сквозь неё изредка пробивались тёмные пряди. Но особенно Кэти удивили его глаза, серебристо-голубые, словно айсберги, отражённые в синем океане. Свет, который они источали, говорил о том, что их обладатель не таит в душе зла.

Пока она витала в облаках, влюбляясь в новое для себя место и его радушного хозяина, мужчина уже успел вернуться. Он суетливо раскладывал на столе резные деревянные ножи и вилки с основанием в виде дракона.

— Да вы раздевайтесь. Чувствуйте себя как дома, — гостеприимно произнёс хозяин.

«Дома?» — от этого слова Кэти бросило в дрожь, будто она снова оказалась на холодной сырой лавочке в парке.

На мгновение Кэти вспомнила о том месте, откуда пришла, и только грустно отвела глаза.

— Как вы поживаете? — продолжил мужчина.

Вместо ответа Кэти молча сняла с себя меховую мантию, обнажая грязный наряд, и неловко протянула её незнакомцу.

— Спасибо, — произнесла она, стесняясь своего вида.

— Да не за что, моя хорошая. Нельзя же в одиночестве оставаться ночью в парке, да ещё и сырой одежде. — Хозяин бара в несколько движений смотал шкуру и бросил её на подоконник.

— Я не специально.

— Как же так вышло? Ваши родители наверняка сильно переживали.

— Не думаю, — еле слышно проговорила Кэти, разглядывая пол.

— Ой, простите меня, милая, — всплеснул руками безымянный собеседник. — Вот же дырявая моя голова! Забыл представиться. Моё имя Фред. Фред Олдмен. Владелец этих стен, а ещё член приёмной комиссии академии Кастенвиль.

— Кастенвиль? — Она мгновенно вспомнила о газете, которую принесла с собой и отложила на соседний пенёк.

Заметив это, Фред только злобно фыркнул:

— Проклятые бумагомаратели! Снова раздули из ерунды сенсацию. Будь моя воля, я бы их… — Он сжал кулаки, положив один на другой, и покрутил ими в воздухе, словно выжимал невидимую тряпку.

На этой неприятной ноте Фред удалился. Через минуту он вернулся с прежней улыбкой, разрезая на кусочки яблочный пирог. От этого аромата Кэти совершенно забыла о грусти и с нетерпением закусила нижнюю губу.

— Смотри, какой красавец, — ликовал Фред, любуясь своим творением, и положил два больших куска на деревянную тарелку Кэти. — Желаю приятного аппетита.

Она набросилась на пирог, набивая полные щёки, а когда последний кусок оказался у неё во рту, посмотрела на весёлое лицо Фреда — исподлобья, словно запасливый бурундук. Вспомнив про манеры, Кэти аккуратно смахнула с губ прилипшие крошки и тихонько произнесла:

— Фпасибво.

— Просто волшебно! Как же я люблю девочек с хорошим аппетитом! — Фред с большим удовольствием разлил по кружкам тёплый напиток с пышной упругой пенкой. — Вот и чокофино подоспел.

Шоколадный аромат с кофейными, ванильными и коричными нотками расплылся по залу, подогревая любопытство Кэти. Она сделала один недоверчивый глоток и, округлив глаза, залпом опрокинула в себя содержимое широкой деревянной кружки. После этого Кэти облизнула раскрасневшиеся губы и улыбнулась.

— Благодарю, месье Олдмен, — сказала она уважительно, хотя про себя уже много раз назвала его по имени. — Вы готовите очень вкусно.

— Ой, да бросьте, — просиял смущённый кулинар, — называйте меня попросту Фред.

И вновь он прочитал её мысли.

— Тогда… вы тоже, — заколебалась она и нерешительно продолжила, — Фред… называйте меня просто… Кэти.

— Какое прекрасное начало для зарождения настоящей дружбы! — восторженно объявил он.

— Да… наверно, но я хочу понять, где нахожусь и что это за место.

— О-хо-хо, моя хорошая, ты попала в одно из лучших заведений долины Гринме́ллоуз, бар-гостиницу «Три мага».

— Гринме́ллоуз? Но почему сюда?

— Я полагаю, тебе больше некуда пойти.

Фред попал в точку. Кэти не хотела возвращаться к прежней жизни. Туда, где все видят в ней пустое место. Она грустно склонила голову, а через минуту застенчиво взглянула на него, призывая продолжить рассказ.

— Кхм, кхм, — прокашлялся Фред после глотка чокофино. — Гринме́ллоуз — это долина, где живут и трудятся волшебники. Сейчас мы находимся в её центре — магической столице Рингольд. Та площадь, на которой ты оказалась, пройдя через портал, названа в честь легендарного мага и основателя академии Кастенвиль — Седого Филиппа.

— Седой Филипп? Портал? — недоумевала она. — Зачем же вы… Ой! То есть… ты… оставил мне конверт? Я же не волшебница, а самая обыкновенная.

Кэти каждый раз делала невероятное усилие, чтобы обращаться к малознакомому человеку, который годился ей в отцы, в такой простой и доверительной форме, но, казалось, Фред не обращал на это внимания.

— Наш директор думает иначе, — деловито подметил он.

Кэти вопросительно подняла брови, и Фред, улыбаясь, продолжил:

— С точностью могу сказать, простого в тебе столько, сколько и в этой мальве.

Обиженный цветок внезапно ожил, слегка встрепенулся и выстрелил пыльцой вверх.

— Я многое в жизни повидал, и уж точно отличу уникальное от заурядного. Так вот, моя хорошая, ты точно необыкновенная, — полушёпотом сказал Фред, немного пригибаясь. — Ну же, неужели не замечала за собой чего-нибудь?

Кэти насупила брови, вспоминая о безразличии родителей и постоянных издевательствах со стороны одноклассников. Она всеми силами старалась отыскать в памяти что-нибудь исключительное, но у неё ничего не получалось. Боль заглушала здравый смысл.

— Простите… — Всё, что Кэти смогла из себя выдавить и тут же поправилась. — Ой! Прости… Фред. Я не могу.

— Ничего. Не переживай ты так. Как говорится: в умелых руках забудешь про страх! — расхохотался Фред, довольный своим изречением, и весело продолжил. — А, может, ещё чокофино?

Кэти кивнула, и горячая жидкость с огромной пенной шапкой заполнила её кружку выше краёв. Только теперь она решила насладиться этим напитком чуточку помедленнее.

— Какая славная девочка, — произнёс Фред, смущая её непривычной нежностью. — Пей-ешь сколько влезет и пойдём. Твоя комната давно готова.

Ошарашенная Кэти едва не захлебнулась от этих слов и, прочистив горло, чуть ли не вскрикнула:

— У меня есть своя комната?

— Ну конечно же, — невозмутимо подхватил Фред. — У каждого, кто сюда попадает, есть своя комната. И, что примечательно, она сама выбирает тех, кому по-настоящему нужна. По правде сказать, я был удивлён подобным выбором, даже, признаться, сконфужен.

Лёгкая грусть коснулась его лица.

— Много лет назад в этой комнате жила одна прекрасная девушка. Только небесам известно, где она сейчас… О, четвёртый кусок пирога! — встрепенулся Фред и погладил Кэти по голове так, что она втянула её в плечи. — Ты ж, моя хорошая. Кушай, набирайся сил. Как закончишь, я тебя сразу же провожу.

Пока она уплетала свежую выпечку, размышляя о том, что ещё спросить, входная дверь громко скрипнула, и по залу разлетелся звук глухих шагов. Фред весело подмигнул ей и отправился встречать своего гостя.

Кэти бросила короткий взгляд на вошедшего, но увидела лишь невысокий худой силуэт в длинном плаще. Ничего интересного в нём не было, и она повернулась к окну в надежде заприметить что-нибудь чуднóе.

Внезапно тело Кэти обдала странная дрожь.

— Милая, пойдём скорее, — окликнул её Фред.

Она схватила рюкзак и вышла из-за стола.

Фред остановился возле стены — к ней примыкала барная стойка — и достал из кармана звенящую связку бронзовых ключей. Самый маленький из них, с золотой вставкой, который напоминал кусок смятой фольги, он зажал между пальцев.

На тёмно-коричневой деревянной стене появилось тиснёное изображение пера. Оно просияло золотым светом и выпрыгнуло наружу, словно радостный щенок, который долго дожидался хозяина, а затем начертило на огромном деревянном холсте проход с лестницей, ведущей вниз. Стоило им ступить на порог, как на улице раздался сильнейший грохот. Фред настороженно оглянулся.

— Неужели опять эти черти проникли к нам? — недовольно пробурчал он, изменившись в лице, и обернулся к Кэти.

— Тут сейчас небезопасно, солнышко. Мне придётся вернуть тебя обратно.

— Но…

— Всё будет хорошо, милая. Мы наблюдаем за тобой, — произнесло лицо Фреда, окутанное туманной дымкой, и тут же исчезло.

Ошеломлённая Кэти стояла в парке возле своей «деревянной постели», где до сих пор лежала её старая и никому не нужная спортивная форма. Она снова осталась в полнейшем одиночестве. Только пара воробьёв неподалёку плескалась и чистила свои крохотные пёрышки в серой луже.

— Это был сон? — пробубнили её губы, не веря тому, что они говорят.

Не погружаясь в длительные размышления, Кэти со смешанными чувствами собрала вещи в рюкзак и направилась в сторону дома.

Когда она подошла к крыльцу, её встретила кошка — белоснежная, с пепельными подпалинами на мордочке, хвосте и лапах. Кэти называла её Маркизой. Так гласила чёрная надпись на круглой металлической сфере, которая висела на серебристом ошейнике. Кошка ласково потирала пушистую шёрстку о худенькие ноги хозяйки, явно выпрашивая рыбку.

Кэти обрадовалась такому тёплому приёму и, улыбнувшись, присела, чтобы погладить её мохнатую шкурку.

— Пошли, милая, — неожиданно для себя проговорила она и резко прикрыла рот рукой.

«Милая?» — Кэти вспомнила ночное видение, разглядывая дверь, словно пыталась увидеть на ней золотое перо. Кошка с любопытством посмотрела на хозяйку и продолжила свой обхаживающий танец, увлекая её в дом.

Внутри было тихо и немного дымно, словно в ночном кафе. Никотиновый аромат въелся в пожелтевшие от старости обои. Годри никогда не проветривал, а только закрывал тяжёлые шторы, чтобы не впускать в комнаты дневной свет. Вещи вокруг по обыкновению находились в беспорядке: разбросанные журналы, опрокинутая ваза с искусственными цветами, запятнанные ковры — всё создавало ощущение заброшенности. Только солнечные лучи, которые пробивались между шторами и падали на этот неряшливый ансамбль, наполняли дом чем-то волшебным.

В этих блестящих столбах густилась пыль, напоминая Кэти о магической пыльце, кружащей возле белой мальвы. Она снова погрузилась в томительную задумчивость. Напрасно мяукающая кошка пыталась прорваться свозь неё — до тех пор, пока не опрокинула виляющим хвостом банку с кремом для обуви, чем и вернула хозяйку в настоящее.

— Какая же ты нетерпеливая, Маркиза, — с деланно серьёзным видом произнесла Кэти, поднимая банку.

На кухне Кэти поставила кастрюлю с водой на пожелтевшую электрическую плитку, а после достала из морозилки сардину, которую припасла для такого случая. Немного погодя, она бросила её в кипящую жидкость.

— Потерпи немножечко, — ласково проговорила Кэти вьющейся между ног кошке.

Она присела на табурет и начала мечтательно водить пальцем по столу, вырисовывая неизвестные символы. Спустя некоторое время Кэти соскочила с места — вспомнила о рыбном лакомстве благодаря насыщенному аромату, который наполнил кухню. Достав разваренную сардину, она положила её на блюдце и, немного остудив, позвала Маркизу, но та бесследно пропала.

«И куда она делась?» — мысленно возмутилась Кэти и вместе с миской поднялась по скрипучим лесенкам в свою комнату, а затем вышла на балкон, который вёл на крышу.

В углу, возле тонких погнутых перил, она поставила кошачье блюдце, а сама села рядом, оплетая руками колени.

«Гринме́ллоуз, Фред, Кастенвиль». — Снова в её голове всплывали причудливые имена и названия, увлекая Кэти в бесконечные размышления. Но чем сильнее она пыталась вспомнить подробности предыдущей ночи, тем скорее обо всём забывала.

Так Кэти просидела до самых сумерек, пока холодный вечерний воздух не пробежал по её телу лёгкими мурашками. Она с сожалением вздохнула, поглядев на остывшую рыбку, которая так и не дождалась Маркизы, а после направилась в комнату.

Посмотрев на рюкзак, Кэти вспомнила об уроках и тут же поникла. Ей хотелось навсегда распрощаться со своей злополучной школой, но она не знала, куда уйти. Реальность была далека от мечтаний, и Кэти неохотно разобрала грязный рюкзак, утешая себя приближением летних каникул.

На следующий день память о волшебном сне развеялась. Жизнь Кэти вновь стала обычной — не считая странного чувства, которое она испытывала с той самой ночи: будто рядом всё время был кто-то невидимый, желал ей добра, оберегал и заботился.

 Зелёная пе́ночка — азиатская певчая птица.

 Смежить — закрыть.

 Ротонда — круглая постройка, обрамлённая колоннами и увенчанная куполом.

 Обшлаг — отворот на конце рукава.

 Грате́н — название блюда, которое готовят, запекая в духовке до золотистой корочки.

Внезапные подарки

Благодаря мадам Нинэ и её бесконечному списку из дополнительной литературы, по которому она грозилась сделать тест, лето пролетело незаметно. Новый учебный год был уже в самом разгаре. Отношения Кэти с одноклассниками носили всё тот же удручающий характер, но её это не печалило так сильно, как раньше. Причиной тому были интересные обстоятельства.

В свой день рождения, 17 ноября, на пороге у дома она обнаружила большую поздравительную открытку с яркими воздушными шарами. Рядом стояла коробка с прозрачным окошком — из него выглядывала пара новеньких лакированных туфель, как раз по её ноге. Они были тёмно-красного цвета с небольшим каблучком и бархатными чёрными бантиками на носках. Никто и никогда прежде не покупал Кэти таких дорогих подарков. Ненароком ей даже представилось, что родители наконец-то вспомнили о своей дочери, но забыли подписать открытку.

Она быстрее схватила новенькую пару и вошла в дом. Розалинды здесь не было. Заглянув в комнату отца, Кэти увидела его уставшее, пропитанное хмелем лицо. Годри безразлично оглянулся и продолжил свой вечерний обряд, переключая очередной канал старого чёрно-белого телевизора. Та малая надежда, которая коснулась юного сердца Кэти, внезапно рассеялась, и она, с грустью уронив голову, поднялась в свою комнату.

«Откуда же они могли взяться? — Кэти непонимающе разглядывала коробку, а потом перевела взгляд на гольфы с колокольчиками. Они висели на спинке стула, словно украшение. — Сначала гольфы, а теперь туфли».

Лёгкая улыбка коснулась её лица. Знать, что кто-то о ней заботиться, пусть даже неизвестный, было очень приятно, и она, довольная, проскакала к зеркалу, чтобы примерить полученный подарок.

В этот момент в комнату гордой поступью вошла кошка, будто зная, что сейчас в ней есть особая нужда. Кэти восторженно поприветствовала её:

— О, Маркиза! Ты как раз вовремя! Смотри, что у меня есть!

Кошка ненадолго застыла на месте, с минуту поглядела на Кэти, а после, увидев на полу яркое солнечное пятно, лениво на нём растянулась.

— Правда, они красивые? — восхищённо продолжала Кэти.

Но Маркиза, не обращая внимания на свою хозяйку, лишь томно потягивалась.

Кэти подскочила к ней и, схватив полусонное животное, начала кружиться. Впервые в жизни она чувствовала себя такой радостной и беззаботной.

С этого момента, подарки часто появлялись в её комнате, но родители этого не замечали –они никогда не заходили в её комнату, — а совсем скоро Кэти обнаружила на постели изумительную школьную форму: серый сарафан с плиссированной юбкой и белоснежная блузка с высоким воротником, где красовался бантик с жемчужной брошью.

Если бы Кэти спросили, какой день самый счастливый в её жизни, то она бы ответила: «Этот!». Прежняя форма была никуда не годной: рукава у рубашки — совсем короткие, а на юбке — куча заплаток. Казалось, что их больше, чем основной ткани. Сложно представить, сколько насмешек она вытерпела от одноклассников.

На следующий день, когда Кэти появилась в новом наряде, все ученики косились на неё, обдавая модницу невероятной волной интереса. А она лишь тихонько шла и еле сдерживала смущённую улыбку.

Не успела Кэти дойти до кабинета, как Виктория демонстративно рухнула на пол, разыгрывая вывих левой лодыжки. Одноклассница злобно посмотрела на неё и перетянула внимание толпы обратно к себе. К сожалению, обновка не принесла Кэти большого признания, а только свежую порцию боли. Единственное, о чём шептались у неё за спиной: «Откуда у этой оборванки деньги на новые вещи?».

После занятий она грустно зашагала домой. Разглядывая, как медленно опускаются на землю снежинки, Кэти заприметила на другой стороне дороги немолодого приземистого мужчину. С пузом наперевес и в шляпе, напоминающей панаму, он нёс две стопки книг, связанные холщовой верёвкой. Походка у него была неуклюжей. Он покачивался из стороны в сторону, словно пингвин, балансирующий на льду, а после очередного неловкого шага его круглая фигура растянулась на обледенелой мостовой и заскользила на животе, проехав несколько метров. Книжки, словно птицы, выпущенные из клетки, взметнулись ввысь, порхая бумажными крылышками, а затем пикировали на землю.

Когда Кэти бросилась к нему на помощь, он уже перекатился на спину и, сидя с широко расставленными ногами, отряхивал манжеты тёмно-коричневого пальто.

— Я вам помогу, — вырвалось у неё.

Кэти стояла коленями на стылой брусчатке, хватаясь за яркие цветные обложки и укладывая книги одна на другую. Незнакомец немного опешил от такой услужливости, но вскоре тоже присоединился к своей помощнице.

Когда книги снова были разложены по стопкам, он с трудом встал на обе ноги и подхватил Кэти, отряхнув с её шапки снег, словно хотел погладить по голове. Она подняла глаза и посмотрела сквозь его круглые очки. Широколицый мужчина с редкой тёмной бородкой и усами стоял неподвижно, добродушно улыбаясь в ответ. От этого в груди Кэти неожиданно разлилось тёплое, словно весенний ручеёк, чувство, заставившее её смутиться.

Так она проводила его до небольшого двухэтажного здания, примечательного снаружи, разве что цветом. Рыжее сооружение с полосатой вывеской «Библиотека Чарли», напоминающей большую конфету, дружелюбно раскрывало свои объятия каждому, кто хотел испытать вкус неизведанного.

И действительно, когда Кэти зашла внутрь, ей показалась будто она попала в музей чудес. На полках стояли книги с яркими иллюстрациями. Рядом с ними располагались тряпичные куклы, кружевные салфетки и стеклянные вазы, набитые леденцами. На столе, будто солнце, сиял золотой самовар с пышным ароматным кексом по соседству.

— Вот мы и дома, — устало присел на стул незнакомец, когда снял пальто.

— Вы здесь живёте? — восхищённо посмотрела на него Кэти.

— Без малого тридцать пять лет. Сам я из Англии.

— Вас зовут Чарли? — спросила Кэти, а после смутилась от собственной бестактности. Всё-таки перед ней был взрослый мужчина. — Так написано… на вывеске.

— Обычно меня называют мистер Чарльз, но если хочешь…

— Нет-нет, — не дала она ему закончить. — Я буду называть вас так, как вам нравится.

— А как же зовут такую хорошую девочку?

— Кэ-ти. — Её голос дрогнул. Никто прежде её так не называл. Если бы не красные от холода щеки, она бы непременно сбежала отсюда, чтобы не выдавать своего волнения.

— Я могу обращаться к тебе Катрина? — Его большие глаза выжидательно уставились на неё.

Кэти впервые понравилось то, как её назвали, и она кивнула.

— Ну что ж, Катрина, усаживайся, — указал Чарльз на соседний стул. — Будем с тобой греться.

С того дня она часто к нему приходила. Кэти помогала с делами: вела архив и картотеку, наводила порядок, раскладывала книги по полкам, сметала с них пыль и подклеивала корешки. В обычном библиотекаре она впервые увидела доброту, которую раньше не встречала в людях. Ей хотелось отблагодарить его за заботу. Он всегда угощал Кэти вкуснейшим липовым чаем с маковым кексом и, несмотря на отказы, каждый месяц платил ей небольшое жалование.

В городе Чарльз прославился своей необычной страстью к совам. На крыше библиотеки, в специально сколоченном вольере, он всегда оставлял лакомства для этих пернатых животных. Иногда они прилетали в дневное время и после плотного обеда, сытые и довольные, позировали для его картин. В эти дни Чарльз находился в особенно хорошем расположении духа. Было большой удачей застать птицу, которая прячется днём и охотится ночью, чтобы предаться любимому занятию. Вот почему стены библиотеки украшали картины с совами. Он считал их необычайно мудрыми, и даже иногда сравнивал себя с ними. Возможно, поэтому его любимым цветом был коричневый, а на носу сидели круглые очки с золотистой оправой и толстыми линзами: они делали его жёлто-карие глаза такими же крупными, как у совы.

Жители Брезе́на не судили увлечение Чарльза слишком строго. Многие дети любили его поучительные сказки и с большим удовольствием посещали библиотеку, чтобы послушать красочные истории о далёких странах. Были и те, кто попросту приходил из большой любви к конфетам и леденцам, которые он раздавал по доброте душевной.

Как-то раз, в конце учебного дня, Кэти отправилась в библиотеку. Томас проследил за ней, а после распустил слух, будто у Чарльза появилась новая сова с таким же именем, как у одноклассницы. С той поры её стали дразнить «Совой». Виктория даже клялась, что видела, как Кэти подкармливает птиц и натравливает их на детей по ночам, заставляя отдать ей самые лучшие вещи. Совсем неудивительно, что эту сплетню поддержала вся школа, а сверстники стали её бояться, избегая даже разделить столик в кафе.

Когда Кэти впервые узнала об этой сплетне, она кое-как дождалась окончания смены и, еле сдерживая слёзы, сбежала в парк, в котором когда-то уснула. В последнее время он стал для неё вторым домом и утешительным приютом в те дни, когда одиночество было необходимо, как лекарство.

Молчаливые слёзы стекали по её щекам, а на лице вместо печали всё отчётливее проявлялась злобная гримаса. Она бросала хлебные куски, не замечая, что они долетали до земли подгоревшими — возмущённые голуби жадно сновали вокруг и пытались разбить поджаренные сухари серыми клювами.

«И кому нужна эта дурацкая школа? Зачем я туда вообще хожу? — вертелось в голове Кэти. — Не хочу больше! Не хочу!»

В тот момент, когда она вытирала рукавом слёзы, подошёл Чарльз — в старом тёмно-коричневом пальто и поношенной шляпе-панаме. Библиотекарь ходил так весь год, словно у него больше не было другой одежды. В руках он держал потёртую трость из красного дуба — на её рукояти находилась резная голова лошади с развевающейся гривой.

Искусная работа приковала взгляд Кэти, заморозив солёные потоки. Чарльз медленно усадил свою плотную фигуру рядом, положил тёплую руку на голову Кэти и проскользил пальцами по её тёмно-русым волосам. Горькие чувства нахлынули вновь, и она расплакалась сильнее прежнего.

— Ну почему они так со мной поступают, мистер Чарльз? — лепетала сквозь всхлипывания Кэти. — Что я плохого им сделала?

— Не ищи в себе вины, — ласково отвечал библиотекарь. — Причина в них. Люди бывают жестоки из-за собственной боли.

— Но это же их боль! При чём тут я?

— Ты права, Катрина. Она не твоя. Ты не имеешь к ней никакого отношения, — замотал головой Чарльз, поджимая губы. — Мне жаль, что многие этого не понимают и вымещают досаду на других.

— Как же обидно, — жалобно простонала Кэти. — Дома меня совсем не замечают, а в школе всё время дразнят. Хочу стать такой же злой и противной, как Томас с Викторией!

— Я уверен, в глубине своего сердца ты так не считаешь. Быть собой — вот, в чём заключается твоя особенность, — тепло отвечал Чарльз.

— Моя особенность — притягивать неприятности, — недовольно пробубнила она, вытянув губы вперёд и скрестив руки на груди. — Меня окружают одни дураки!

— Не суди других за тот выбор, который они делают, — улыбнулся библиотекарь при виде милого обиженного лица Кэти. — Люди странно устроены. Многие из них так сильно стремятся к комфортной жизни, что при виде чего-то непонятного начинают от этого защищаться.

— Но почему? Что плохого в том, что я на них не похожа?

— Ничего. Просто им не нравится, когда кто-то выделяется из общей массы и нарушает душевное спокойствие. Не каждый готов впустить новое. Но, уверяю тебя, мир гораздо шире их взглядов.

Кэти ничего не ответила и только нахмурилась, пытаясь угнаться за сутью сказанного. Чарльз вновь обернулся к ней, придав лицу самое серьёзное выражение, на которое оно было способно.

— Не бери с них пример, Катрина. Я понимаю, плыть против течения труднее, но запомни: мир очень большой, и в нём есть место каждому. Ты обязательно его найдёшь, если не будешь тратить время на бестолковые попытки угодить тем, кто этого не ценит. Не ищи любовь там, где её нет. Из пустого самовара чаю не выпьешь.

— Я не хочу чай, — бормотала Кэти, утирая влажные щёки и шмыгая носом. — Я хочу со всеми дружить.

— Это прекрасная, но, к сожалению, несбыточная мечта, — тяжело вздохнул библиотекарь. — У обиженных есть только оскорбления и упрёки, а дружить надо с теми, кто видит в тебе хорошее и не ищет плохое. Такие люди обязательно появятся. Только откройся этому. Может, мир и не такой, каким мы его себе придумали, но он гораздо больше нашего представления. Чем скорее ты это поймёшь, тем скорее отыщешь свой путь.

— А вдруг я буду искать слишком долго и стану жестокой, как они? — Она с отчаянием взглянула на друга.

— Не станешь. Это они боятся потерять внимание публики и, чем сильнее добиваются признания, тем больше боли причиняют другим. В тебе же — лишь чистая мечта о дружбе.

Кэти опустила глаза, вновь изучая деревянную лошадь на рукоятке, и через некоторое время тихонько произнесла:

— Я бы тоже хотела признания. Все хотят, чтобы их кто-то любил.

— Ты права, Катрина. Но не все привлекают внимание хорошими поступками, — произнёс Чарльз, и в его голосе вновь зазвучали тёплые нотки. — Но ты не поддавайся и научись вере. Надо верить, что сердца этих ребят когда-нибудь очистятся от копоти злобы и страха. Верить, что в каждом из них живёт доброта, хоть пока и незаметная глазу. Верить всеми своими силами, даже если сейчас это кажется невозможным. Так ты не утонешь в злобе, и тогда тебе откроется весь мир, а те, кто обижал, навсегда растворятся в прошлом.

Кэти глубоко вздохнула, слёзы на её лице высохли, стягивая худые щёки, а напряжённое тело наконец-то стало расслабленным. Она откинулась на спинку скамейки и застыла на несколько минут. Комка обиды больше не было в горле, только в груди ощущалась распирающая пустота.

Кэти встала, надела на одно плечо новенький чёрный рюкзак с ярким цветочным рисунком, и в этот момент Чарльз протянул ей небольшую книжицу с жёлтыми страницами.

— Вот, возьми, здесь собраны рассказы об одном юноше по имени Кристо́ф. Открывай её, когда снова станет тяжело на душе или заходи ко мне, почитаем вместе.

Лицо Кэти просияло улыбкой.

— Спасибо вам, мистер Чарльз, — ответила она, спрятав распухшие от слёз глаза под чёлкой, и с опущенной головой направилась в сторону дома. А библиотекарь остался сидеть, облокотившись двумя руками на основание трости, и тепло улыбался ей вслед.

С тех пор она стала учиться ещё прилежнее, а новое прозвище «Зубрилка» уже не так сильно расстраивало. Кэти понемногу начинала понимать, чем отличается от других. Внутри неё с каждым днём возрастало желание стать необычной, чтобы мир поскорее открылся ей, как и обещал Чарльз.

Когда учебный год подходил к концу, и все готовились к выпускным, возле дома она обнаружила велосипед. На его звонке висела небольшая, сложенная вдвое открытка с надписью: «для Кэти». Абсолютно новый он сиял на солнце глянцевой серебристой краской на руле и педалях. Рама была белоснежной, а большие колёса накрывались светло-голубыми крыльями. Но особенно Кэти понравилось мягкое кожаное сидение с нежным цветочным узором, которое было таким приятным на ощупь, что хотелось скорее на него взобраться.

Прежде она никогда не ездила на велосипедах, но много наблюдала за тем, как это делают соседские дети. Недолго думая, Кэти схватила голубые ручки и побежала в парк осваивать новое для себя транспортное средство.

Кое-как она забралась в седло, а после, поворачивая руль из стороны в сторону, неуверенно проехала несколько метров. Полуденное солнце разливало горячие лучи, изрядно припекая голову, — это сильно её изматывало.

После пары не очень успешных заездов, Кэти прекратила попытки, спрыгнув на землю. Казалось, её тонкие ноги и руки совсем не годились для этого дела. Она катила велосипед, держа его за ручки, и разглядела на металлическом изгибе руля еле заметную надпись: «Джи́ффини». С довольной улыбкой на лице Кэти загадочно протянула:

— Джи́ффини… — как будто называла по имени давнего друга, которого долго не видела.

Кэти вышла из парка и по узкой тропинке спустилась к небольшому озеру. Она приставила велосипед к сломанной скамье, взглянула на пунцовые ладони — они горели от напряжения и жары — и подошла ближе к прозрачному водоёму. Кэти погрузила в него руки и не спеша начала ими двигать. В какой-то момент ей показалось, будто на коже появилось лёгкое мерцание.

Соединив ладони и зачерпнув воду, она медленно подняла руки и с изумлением посмотрела на них. Время вокруг неё будто застыло, загадочная тишина сковывала воздух, и ни единой капли не стекало обратно в озеро. Кэти замерла и, затаив дыхание, начала потихоньку раздвигать руки. Перед ней, словно в невесомости, парил огромный водяной пузырь, сквозь который преломлялись солнечные лучи, играя на его гладкой поверхности всеми цветами радуги.

Будто заворожённая, она стояла и разглядывала большой прозрачный шар, готовясь прикоснуться к нему, как вдруг над парком взлетела стая крякающих уток и отвлекла её. Когда Кэти вернула взгляд к озеру, то разочарованно выдохнула. Волшебства больше не было. Иллюзия испарилась, а подобный мираж мог запросто возникнуть из-за того, что она перегрелась на солнце.

Влажными руками Кэти протёрла лицо и, ощутив приятную прохладу, спряталась под сенью пушистого клёна. Это был клён, такой же старый и заброшенный, как и его сосед — парк. Людей здесь обычно не бывало, что не могло не радовать тех, кому необходимо молчаливое уединение.

Кэти села и, запрокинув голову, закрыла глаза. Так прошло несколько минут. Когда она размежила веки, то увидела на другом конце озера худого мальчишку.

Он стоял по колено в воде, подвернув чёрные штаны. Его лицо закрывали длинные тёмные волосы и как будто всё время ему мешали, а мокрая рубашка в серую клетку почти касалась озёрной глади. Мальчик выглядел так, будто что-то ловил или искал.

Любопытство Кэти нарастало с каждой секундой и, ощутив в груди внезапное волнение, она снова подошла к озеру. Незнакомец совершал странные махательные движения. Он сильно нагибался и, раздвигая напряжённые руки в стороны, резко складывал их под водой. Для любого обычного человека это выглядело бы странно, но Кэти, хоть и совсем не понимала нового для неё ритуала, не могла сдержать улыбки и даже тихонько рассмеялась. Мальчик ничего не услышал: он был сосредоточен и сильно хлопал в ладоши, не оставляя на своей одежде ни единого сухого места.

Кэти хотелось подойти ещё ближе, если бы не внезапный шорох в кустах. Обернувшись, она увидела, что к её велосипеду кто-то подходит, но не успела сделать и шага, как застыла на месте.

Перед ней вырос Томас. Его выгоревшие на солнце русые волосы были горделиво зачёсаны набок, а ехидная ухмылка искажала тонкие губы. Через секунду, к нему подошёл высоченный Люк, который небрежно жевал жевательную резинку, а возле него сновал коротконогий Джим, отмахиваясь ладонью от надоедливой мухи.

Все трое походили друг на друга, словно братья, различием служил только рост. Чтобы они не выглядели лесенкой дураков, Томас всегда старался держаться немного подальше от своих прихвостней.

— А, это ты? — небрежно протянул он, осклабившись, и двое других повторили эту злобную ухмылку. — Мы первые нашли этот велик. Топай отсюда!

Томас подтолкнул Кэти к своим дружкам, которые тотчас её схватили.

— Отпустите меня, — прокричала она испуганно.

— Отпустить? Как пожелаешь, — надменно ответил Томас.

Люк с Джимом подхватили Кэти за руки за ноги и, слегка раскачав, бросили её прямо в озеро.

— А-ха-ха, страшила озёрная! — Все трое громко засмеялись, глядя на барахтающуюся возле берега Кэти с тиной на волосах.

В то же мгновение из кустов выпрыгнул бледный мальчик, который только недавно был в озере.

— А это ещё кто? Её страшный брат-близнец? Вот умора! — продолжал потешаться Томас.

Темноволосый молча подошёл, развёл руки в стороны и сильными ладонями шлёпнул главного задиру по ушам — они тут же побагровели.

— А-а-а! — завопил Томас. — Я оглох!

Резко подпрыгнув, мальчишка проделал то же самое с остальными. Люк с Джимом застонали и скрючились от боли, держась за пылающие уши, а затем каждый из них отхватил по заслуженному пинку, который заставил хулиганов бежать восвояси.

Как только они оказались у входа в парк, Томас выкрикнул:

— Я тебя ещё найду, патлатый[1]! Мой отец тебя посадит! Слышишь меня?! Он известный юрист! — и скрылся из виду.

Кэти, вымокшая до нитки, стояла по колено в озере и с удивлением наблюдала за происходящим. Темноволосый взглянул на неё из-под налипшей чёлки и протянул руку — хотел снять с её волос тину, — но она внезапно сжалась и пугливо отступила на шаг назад.

Мальчик на мгновение застыл, а затем встряхнул мокрыми волосами, будто вышедший из воды пёс, и пошёл в сторону тропы, ведущей к парку.

— Подожди, — вырвалось у Кэти, и она, схватив велосипед, направилась за своим спасителем. — Я же не сказала спасибо.

Он был высокий и длинноногий. На один его шаг приходилось три её, поэтому Кэти еле поспевала, постоянно запинаясь о корни деревьев.

— Как тебя зовут? — лепетала она ему вслед.

Темноволосый оглянулся в её сторону. В его лазурно-серых глазах Кэти разглядела что-то знакомое, будто видела его раньше. Вот только где? В ответ на её размышления он лишь слегка улыбнулся, резко взмахнул рукой и указал пальцем на голубое небо. Кэти запрокинула голову и, прикрывая ладонью глаза от солнца, стала вглядываться в плывущие облака. Её попытки отыскать волшебный портал или воздушный корабль, о которых она читала в библиотеке у Чарльза, не увенчались успехом, а когда её взгляд вернулся назад, мальчик бесследно исчез.

«Куда же он…?» — негодовала Кэти про себя и ещё раз взглянула на небо.

— Спасибо… — прошептала она с задумчивой улыбкой, резво перекинула ногу через велосипед и уверенно закрутила педалями, будто давно умела ездить.

Страх лишиться Джиффи предавал смелости — было необходимо поскорее освоить новый вид передвижения. Ей даже вообразилось, будто она обладает удивительной способностью — летать по бескрайнему небу. Как только она подъехала к дому, мечтательное настроение испарилось. На пороге стоял отец. По его взгляду Кэти поняла, что он давно её ждёт.

— Откуда у тебя это? — сухо спросил отец.

Годри указывал на сверкающий велосипед шишковатым пальцем, испещрённым трещинами и чёрными прожилками, похожими на те, что покрывают состарившуюся керамическую посуду.

— Я жду, — строго проговорил он и медленно покрутил носком ноги из стороны в сторону, затаптывая очередной окурок.

— Я… не знаю… — всё, что смогла ответить Кэти.

Годри так сильно прижмурил один глаз, что левая часть его рта раскрылась, обнажая чернеющие зубы. Они тут же заскрежетали:

— Я не собираюсь краснеть за тебя в полиции, если ты его украла.

— Нет! — Её тело задрожало от волнения.

— Я купила!

— Если я ещё раз узнаю, что тратишь деньги на всякие глупости, запру в гараже. Это теперь моё. — Он резко схватил велосипед и потащил за собой.

Кэти оставалось молча уйти в дом. От обиды она так крепко вцепилась в подол мокрого сарафана, что ткань задымилась, испаряя накопившуюся влагу.

Каждый день внутри хрупкой на вид девочки происходили крошечные метаморфозы, которые предвещали удивительные перемены, но пока никто не догадывался какие — и даже она сама.

С той поры Годри постоянно следил за подозрительным поведением дочери. Кэти, конечно, давно мечтала, чтобы её родители были внимательны к ней, но сейчас она с большой радостью подарила бы эту мечту первому встречному. Отныне пребывание в доме напоминало каждодневную бесплатную работу. Если раньше Кэти принадлежала только себе и в свободное время ходила к Чарльзу — можно сказать, он стал для неё вторым отцом, — то сейчас все дни напролёт она посвящала домашнему хозяйству.

Расчётливый отец смекнул, что Кэти уже взрослая, раз смогла заработать на такую дорогую вещь, и составил для неё список ежедневных дел. Он включал: покупку продуктов, готовку еды, уборку квартиры, стирку и глажку белья. За невыполнение Кэти ждала ночь в гараже.

Отныне она кружила по дому, как пчёлка, и даже минуты свободной не имела, чтобы сходить в любимую библиотеку. Только ночью Кэти могла отдохнуть, сидя на балконе и поглаживая мягкую лоснистую шерсть Маркизы. В эти часы она часто вспоминала о том удивительном солнечном дне у озера и необычном высоком мальчике.

 Патлатый — прост. оскорбление в адрес длинноволосых людей.