автордың кітабын онлайн тегін оқу  Таинственный остров Кнайпхоф

Валерий Хорошулин

Валерий Сергеев

Виктор Хорошулин

ТАИНСТВЕННЫЙ ОСТРОВ КНАЙПХОФ

Книга «Таинственный остров Кнайпхоф», написанная авторами Валерием Сергеевым и Виктором Хорошулиным, это — научно-фантастическое произведение, созданное с огромной любовью к замечательному городу Калининграду, его славной истории, прошлому и настоящему. Авторы принципиально не хотят ограничивать себя и читателя рамками какого-либо жанра: тут мистика и магия, фантастика и реальность. Пускай некоторые из описанных событий не являются достоверными историческими фактами, но они заставляют нас задуматься и продолжить самостоятельный поиск ответов на возникающие вопросы. За фантастическими деталями чётко и ясно видны вечные человеческие проблемы… Что есть долг, честь, совесть? Мало задать вопрос, надо уметь ответить на него. И авторы дают свой ответ. Их персонажи неуклонно следуют правилу: «Нет религии выше Истины, нет закона выше Правды». Любовь, дружба и взаимная выручка побеждают все препятствия. Даже самые страшные пороки: человеческий эгоизм и равнодушие, жажда власти и стремление к наживе не могут устоять перед совместными усилиями людей, желающих помочь друг другу и всем нам.

ПРОЛОГ

Журналист популярной калининградской газеты «Башня Врангеля» Матвей Хрусталёв пришёл в редакцию раньше обычного, включил электрочайник и присел за компьютер с целью проверки электронной почты и новостных сайтов других СМИ. Никаких сенсационных сообщений в Интернете он не нашел, да оно и понятно: середина июля — период традиционных летних отпусков и каникул. Одни лишь гастрольные афиши заезжих звёзд эстрады и прочих «звёздочек сверхмалой величины», да порядком надоевшая реклама туристических фирм и зарубежных гостиниц…

«Тоска зелёная…» — вяло думал про себя Матвей. Сейчас бы ему самому лежать на пляже в курортном Светлогорске, демонстрируя свой атлетический торс, но главный редактор потребовал от него «встряхнуть сонное царство обывателей» какой-нибудь «сумасшедшей» информацией… К слову, «главный» был из тех самых людей, у которых обычно хочется поинтересоваться: сложно ли жить без мозгов? Колоритная фигура шефа напоминала шар, словно его надули через соломинку. Казалось, ещё чуть-чуть, и он может лопнуть… Хрусталёв работал с ним уже три года. Но сначала, окончив журфак, Матвей отслужил положенный срок в морской пехоте Балтфлота, собирался после «дембеля» подать документы в магистратуру, но потом решил, что хватит ему шарить в родительском холодильнике и клянчить «сотенки» на проезд в автобусе, а пора самому зарабатывать на жизнь, и устроился спецкором в редакцию многотиражки. А редакция — это, образно говоря, болото, в котором каждая лягушка старается как можно громче квакнуть и в придачу залезть на голову другой, такой же, как она, да ещё сверху на всех плюнуть…

Пожалуй, Матвей давно бы перекочевал в другое издание, если бы не один милый человечек — корректор Наденька. Матвея притягивало к ней словно магнитом. Наденька транслировала непередаваемое обаяние, детскую непосредственность, наивность и доверчивость, впечатлительность и ранимость. Интуитивно хотелось обращаться с ней как с хрупким созданием, требующим заботы и чуткости, мягкости и внимания… Её наивно-доверчивые глаза были изумрудного цвета, а светло-русые волосы на кончиках чуть завивались и как бы разлетались в стороны, создавая причёску «а-ля милая девочка». Чувствовалось, что она очень хочет произвести на Хрусталёва благоприятное впечатление и одновременно полюбоваться собой через его восхищение её образом.

Сам же Матвей был высоким, крепким парнем, с вечно небритым и внешне суровым лицом, но обладающим доброй отзывчивой душой и почти детской верой в чудо, удивительно сочетающейся в нём со смекалкой и находчивостью, профессиональной принципиальностью и дотошностью… «Я верю не тому, что слышу, а тому, что вижу!» — обычно с лёгким «ленинским прищуром» говорил он коллегам. Важно отметить, что он никому не подражал, никем не собирался становиться, а просто пытался в процессе журналисткой работы «найти» самого себя…

И вот в ленивой тишине кабинета затренькал телефон.

— Редакция… — сняв трубку, бесцветным голосом представился Матвей.

— Привет, Апостол! — весело поздоровался с ним однокашник Вадим Филатов, работающий репортером на местном телевизионном канале. — Как дела, как настроение?

Прозвище Апостол приклеилось к Матвею ещё в студенческие годы, благодаря его библейскому имени. Он относился к этому спокойно, тем более что приятель Вадик был известным балагуром и добродушным остряком. На него грех было обижаться. Своими рыжими волосами и комичными ужимками он внешне очень напоминал клоуна, на которого, взглянув лишь мельком, обязательно улыбнёшься.

— Настроение как у жёлудя, который собирается сожрать жирная свинья, — пробурчал Хрусталев, намекая на главного редактора, — и заступиться-то за бедолагу некому: вокруг одни дубы…

— Э-э-э, дружище, жизненный путь любого из нас непременно устлан осколками грёз и перьями обломанных крыльев. Как правило, он пролегает вдоль руин хрустальных замков и мимо кладбища несбывшихся надежд… — пафосно хохмил приятель. — Я чувствую, тебе жизненно необходимо срочно удрать из вашей «банки с пауками» и выпустить пар за бокалом холодненького пива в какой-нибудь приморской кафешке. Ведь согласись, что лучше иметь пузо от пива, чем горб от работы… А потом не мешало бы стряхнуть пыль с «причинного» места и приударить за девчонками! — весело тараторил Вадим. — Предлагаю свою компанию.

— Не могу… — грустно вздохнул Матвей, — в номер срочно нужны «жареные» факты. Это, как известно, — любимое блюдо нашего шефа. Но где их раздобыть в эту пору? Политическая жизнь — замерла, половина города валяется на пляжах, даже машин на дорогах нет… Да только о влиянии экстремальной жары на здоровье населения я уже писал…

— И что, совсем ничего не можешь придумать?

— Нет, мозги плавятся… — вяло пробубнил Матвей.

— В рамках программы оказания помощи слаборазвитым регионам могу подбросить идейку… Не бесплатно, конечно. С тебя — пиво и вяленая корюшка!

— Если информация стоящая, то я согласен, говори, — оживился Хрусталёв.

— Тогда слушай. Нам вчера звонили из районного отдела полиции и просили показать в криминальных новостях с целью опознания какого-то сумасшедшего иностранца, лет под сорок, предположительно англичанина, обнаруженного на окраине города возле какого-то заброшенного погоста. Он расхаживал там в какой-то тунике и без штанов, зато с антикварным, украшенным драгоценными камнями мечом… При задержании и разоружении оказал сотрудникам сопротивление и пытался скрыться… Пришлось применить спецсредства и надеть на него наручники.

— Ну и что сенсационного в том, что у кого-то из гостей Янтарного края от жары «поехала крыша»? Скукотища… Возможно, это просто постаревший толкиенист, фанатеющий от «Властелина колец»? — зевнул Матвей.

— Так вот, — пропустив его реплику мимо ушей, продолжал Вадим, — я примчался в дежурную часть и встретился с этим ненормальным. Действительно, он вёл себя довольно необычно: стоял посреди «обезьянника» с гордо поднятой головой, на вопросы не отвечал, лишь изредка что-то громко выкрикивал, а пьянице-сокамернику своей голой коленкой расквасил нос за безобидную ухмылочку…

— Неужели ему самому там не наваляли? — прервал его вдохновенный рассказ Хрусталев.

— Представь себе: нет… Но это — не главное…

— А что главное? — начал злиться Матвей.

— Ты ведь в курсе, что год назад я окончил курсы английского и даже получил диплом переводчика? — не без гордости напомнил Вадим. — Поэтому мне было очень интересно попрактиковаться в беседе с носителем языка. Только оказалось, что мужичок-то, изъясняется на каком-то редком диалекте и понять его чрезвычайно трудно. Однако я предположил, что он, возможно, какой-то историк-реконструктор, потому что постоянно твердил о короле Артуре, упоминал Иисуса Христа и Деву Марию, а сам представлялся рыцарем Увейном, сыном Уриенса…

— И что было дальше?

— Далее я снял несколько крупных планов, подготовил стандартный комментарий, но… моё начальство данный сюжет не заинтересовал, и в эфир его не пустили… Так что готов уступить… за умеренное вознаграждение…

— Сумасшедший английский историк… — стал рассуждать Матвей, — рядовой случай. Его следует сначала поместить в психушку, а затем обзвонить гостиницы и разослать запросы по иностранным посольствам…

— Так-то оно так, но это ещё не всё, — не сдавался коллега-телевизионщик, — от нечего делать я зарядил его имя в поисковик, и оказалось, что действительно в VI веке в окружении короля Артура был такой благородный рыцарь, который являлся членом Ордена Круглого стола и участвовал в поисках Копья Судьбы и Священного Грааля… Кстати, это — весьма любопытная и полная мистики средневековая легенда…

— Так, может, твой протеже просто начитался в юности исторических романов и теперь выёживается?… — перебил приятеля Матвей.

— Дело в том, что его оружие, доспехи и прочую амуницию эксперт-криминалист склонен считать подлинными… Но самое удивительное: час назад я запросил у них сводку происшествий за последние сутки, и мне сообщили, что ночью этот «рыцарь» непонятно каким образом бесследно пропал… исчез… испарился… Сам дежурный ничего странного не заметил, но вот камеры видеонаблюдения зафиксировали, как пространство вокруг задержанного внезапно завибрировало и «поплыло», как над пламенем костра, а сам он буквально растворился в воздухе!

— Прекрасный финал: нет ни заявлений, ни пострадавших, ни улик… — вздохнул Хрусталёв.

— Отчего же?… В отделении остались рыцарский меч, золотой перстень с большим зелёным камнем и расшитый то ли бисером, то ли жемчугом пояс…

— Как бы я хотел посмотреть ту видеозапись и взглянуть на вещички! — мечтательно протянул Матвей.

— Это легко устроить, дружище, у меня там всё схвачено… — отозвался на другом конце провода Вадим. — Подъезжай через час на улицу Клиническая — 19. Ты про пиво-то с рыбкой не забыл?…

ЧАСТЬ I. ЗАГАДОЧНОЕ МЕСТО КЁНИГСБЕРГ

Глава 1. Ученик доктора Пельшица

Крайне тяжёлым выдался 1455 год для Восточной Пруссии. Шёл второй год войны с Польшей, которая формальное господство над своими северными приморскими землями решила сделать фактическим.

Этому предшествовали события, оставившие глубокий след в истории Европы. В 1410 году совершилась знаменитая Грюнвальдская битва, в которой славянские народы крепко намяли бока «тевтонскому вепрю». Поверив в собственные силы, Польша начала готовиться к основным действиям по изгнанию Ордена с прусских земель. В 1440 году города, враждебные тевтонцам, объединились в конфедерацию — Прусский союз, организацию городов и духовенства, которая отказалась подчиняться немецким рыцарям. Польский король Казимир IV объявил о том, что земли Тевтонского ордена отныне принадлежат его королевству. 4 февраля 1454 года объединённые войска Союза выступили против Ордена с оружием в руках. Был освобождён ряд городов и крепостей, среди которых были Данциг и Ольштын. Началась полномасштабная война. В сентябре 1454 года под Хойницами польское шляхетское ополчение потерпело первое крупное поражение. Орден, пользуясь поддержкой Брандербурга и других немецких княжеств, а также финансовыми затруднениями короля Казимира IV, не собирался сдаваться. Война обещала затянуться на долгие годы.

В самом Кёнигсберге (позвольте так называть три города: Альтштадт, Лёбенихте и Кнайпхоф, которые объединились и фактически стали одним целым только в 1724 году) тоже было чрезвычайно неспокойно. С одной стороны, это обуславливалось тем, что Альтштадт и Лёбенихте поддерживали Тевтонский орден, а Кнайпхоф — Польшу. Жители первого и второго городов резонно полагали, что враги Ордена вполне могли найти укрытие в третьем. С другой стороны, между Старым городом [1] и Островом [2] давно были разногласия: кнайпхофцы пользовались монополией на перевозку грузов по своей территории и мостам. Они выстроили большую и удобную пристань, и суда, прибывающие в Кёнигсберг, разгружались чаще всего там, минуя альтштадские причалы. Подобные разногласия нередко переходили в серьёзные столкновения и даже войны. Особенно яростно звенело оружие и лилась кровь с апреля по июль сего года… В общем, подобное иногда случается даже меж добрых соседей. Альтштадцы называли жителей Кнайпхофа япперами, и, в честь победы над последними, смастерили на ратуше мерзкую бородатую маску, названную, соответственно, «яппером», которая при бое часов показывала язык в сторону Кнайпхофа, вызывая у жителей Острова необычайную ярость.

А кроме этого, в трёх городах заметно прибавилось вооружённых людей, в том числе, ливонских ландскнехов [3]. Польское влияние на Пруссию усилилось, но Тевтонский орден в Кёнигсберге не спешил сдавать свои позиции. Стражники тщательно обыскивали любого горожанина, каждую повозку, случись им задержаться у городских ворот или перед башней на мосту. Но спокойнее от этого не становилось. Война повсеместно приносила разрушения, смерть и страдания. Множество бездомных, голодных и больных людей бродили по дорогам Восточной Пруссии в поисках лучшей доли…

Якоб Шоль, невысокий, вихрастый парнишка лет пятнадцати, в своих молитвах возносил хвалу Господу и пресвятой Деве Марии за то, что те не дали ему умереть от голода и холода, а свели с господином Пельшицем.

Якоб родился и вырос в небольшой деревушке близ Нойхаузена. Своего отца он не помнил. Люди поговаривали разное: одни утверждали, что он утонул в реке, провалившись зимой под лёд, другие — что свёл дружбу с лесным духом Чёрным Францем и навсегда ушёл от людей. Мать относилась к этим выдумкам спокойно, и, гладя мальчика по вихрам, грустно вздыхала: «Он умер, сынок. Твой отец был очень добр и скончался от разрыва сердца». И больше — ни слова…

Сама Габи Шоль была известной знахаркой, немолодой, но красивой женщиной, на редкость энергичной и способной добиваться своего. Понимая толк в травах, она охотно помогала селянам в их постоянных бедах: кому-то успокаивала желудок, другим снимала боль, иным заживляла раны и останавливала кровь, а кое-кого избавляла от нежелательной беременности, хотя это и считалось богопротивным деянием. Маленький Якоб охотно перенимал знания матери, он с удовольствием бродил по лесным угодьям, отыскивая лечебные травы, затем сушил их, растирал в порошок, готовил настои и мази. И всё бы ничего, но два года назад у одной женщины умер ребёнок, а в злом умысле, а заодно и в колдовстве, обвинили Габи Шоль. Крестьяне решили наказать «колдунью». Десятка два человек разгромили и разграбили её дом, вытоптали огород, а саму хотели как следует проучить, да кто-то схватил подвернувшийся под руку булыжник… Затем выволокли на пустырь, вбили в сердце осиновый кол и бросили в яму лицом вниз — в сторону ада, а на могилу навалили тяжёлый камень, чтобы всем было понятно — ведьма!

Так Якоб стал сиротой. В одно мгновение жаркий солнечный день стал для него пасмурным и холодным. Горькие слёзы непроизвольно текли из его глаз, в носу щипала и хлюпала солёная влага, а в горле застрял комок…

В неописуемом горе он покинул «родное гнездо» и отправился в Кёнигсберг. Якоб уходил, словно натягивая и обрывая невидимые упругие нити, связывающие его с прошлой жизнью… Мальчик ещё не знал, чем будет заниматься, пополнит ли ряды жалких попрошаек или пристанет к какой-нибудь артели и займётся ремеслом. Рядом с Королевским замком разрастались города, ведущие хозяйства. Можно было примкнуть к шорникам или скорнякам, кузнецам, столярам или пекарям, башмачникам или бондарям. Мастеровые люди делали уйму полезных вещей, и никто из них, как казалось Якобу, особо не бедствовал.

Первый раз ему повезло, когда он беспрепятственно прошёл через крепостные ворота в Альтшадт, вцепившись рукой в повозку какого-то крестьянина. Тот вёз в город шерсть, и стражники хорошо его знали. Получив свою обычную мзду, мальчика они попросту не заметили.

Попав в Альтштадт, парнишка сразу понял, что это довольно «хлебное» место. Высокие дворянские дома с конюшнями и богатые строения зажиточных граждан, лавки и ремесленные мастерские, ратуша, высокая церковь, госпитальная кирха, собор и капитул, рыночные ряды, от которых пахло сдобой и рыбой, горожане, снующие по делам, — всё это разом закружило голову голодному подростку. Он едва не упал на мостовую и, придерживаясь рукой о шершавую каменную стену, прошёл в тень основательной постройки, чтобы отдышаться. Так Якоб оказался перед домом Фридриха Пельшица, городского лекаря. И здесь ему повезло во второй раз.

Конюх, несущий воду для лошадей, заметил мальчика, и хотел было его прогнать. Но, бледное лицо подростка, его умный, но очень печальный взгляд, тронули сердце пожилого человека.

— Держи-ка, парень, — достал он из кармана краюху хлеба и пару сушёных слив. — Подкрепись. Иначе ты свалишься под нашими дверями и доставишь лишние хлопоты доктору.

Через несколько минут Якобу посчастливилось лицезреть и самого лекаря. Это был высокий, худощавый мужчина с длинными тёмными волосами, острым подбородком и серыми глазами, излучающими ум и доброту.

— Кто ты, паренёк? — спросил он. — Если просишь милостыню, то возьми несколько яблок…

— Простите меня, герр доктор, — со слезами произнес мальчик, опустившись перед врачом на колени. — Я — сирота, ищу работу. Возьмите меня своим помощником или учеником! Я неплохо разбираюсь в травах. Моя мать была знахаркой, я многому у неё научился…

— Ну-ну, — доктор поставил обессиленного парнишку на ноги, внимательно взглянул ему в лицо. — Говоришь, хорошо разбираешься в лечебных травах? А ну, пойдём в дом!

Первым делом он посадил Якоба за стол.

— Марта, — позвал лекарь молодую служанку. — Принеси что-нибудь поесть нашему учёному гостю…

Затем долго, с улыбкой наблюдал, как тот уписывает овсяную похлёбку с мёдом. Когда Якоб насытился, доктор сказал:

— Сейчас я проверю твои познания, приятель. Если ты проявишь себя тем, кем ты назвался, так и быть, возьму тебя в ученики. Но ежели соврал, получишь от старого конюха по первое число!

К тому времени стыд, страх и волнение уже отступили, и Якоб бегло осмотрелся. Они с доктором сидели в небольшой комнате, под потолком которой были развешаны пучки различных трав и кореньев, издававшие пряный, приятный запах, хорошо знакомый и любимый Якобом с детства. У стены находился исполинских размеров шкаф, полки которого были заставлены толстыми книгами. Возле стола скучали ещё два свободных табурета. В окошко заглядывало солнце, во дворе кто-то настойчиво стучал молотком.

— Ну, что ты можешь сказать вот об этом растении? — лекарь потянулся, чтобы снять с нитки пучок травы.

— Не утруждайтесь, сударь. Это — лён. Его семена, если их измельчить в ступке, хорошо помогают от запоров… Их можно также положить на глаз, чтобы очистить его от соринок, пыли или грязи…

Брови доктора невольно поползли вверх.

— А что ты скажешь про это? — продолжил он свой экзамен и его длинный палец ткнул в расположенный рядом пучок.

— А это — лаванда. Её высушенные цветы помогают от мигреней.

— Недурно. Ну, а это что?

— Это — душица, сударь. Она хорошо утоляет боли в желудке… А рядом — мята, герр доктор. Её применяют для лечения раздражения живота и затягивания ран. А ещё её используют в качестве противоядия… А это — розмарин. Его цветы можно использовать для окуривания помещений. Они действуют как благовония и как средство против «чёрной смерти»…

— А вот это?

— Белладонна, сударь. В небольших количествах помогает утолить боль. С той же целью применяют болиголов, но тут главное, не переборщить. Иначе это может привести к смерти…

— Хорошо, — задумчиво произнёс Пельшиц. — А что ты скажешь про это? — Он подошёл к шкафу и, выдвинув его ящик, вынул оттуда две серебряные коробочки. Раскрыв одну, протянул Якобу. Тот, даже не понюхав, ответил:

— Это — мирра, сударь. Лучшее средство для обработки ран!

Во второй коробочке оказалась рута. Мальчик пояснил, что её используют при укусах ядовитых змей и плохом зрении.

— Ты действительно разбираешься в травах… И даже лучше, чем я ожидал, — объявил свой вердикт Пельшиц. — Пожалуй, я возьму тебя к себе учеником… и помощником. Будешь собирать и заготавливать травы… Аптеки аптеками, но настоящему врачу необходим свой запас. Жить будешь вместе с прислугой во флигеле… Первое время — будет так, а дальше — посмотрим.

Так решилась дальнейшая судьба Якова Шоля.

Сам Фридрих Пельшиц закончил медицинский факультет университета в Эрфурте. Полученными знаниями, за которые его отец, торговец сукном, выложил крупную сумму, он остался недоволен. Вскрывать нарывы, отсекать гниющие конечности, пускать кровь умеет любой цирюльник. А он, получив университетский диплом, хотел приносить людям реальную пользу. Он решил сам научиться лечить горячку и даже «чёрную смерть», делать безболезненные разрезы, сращивать поломанные кости, облегчать страдания при внутренних болезнях, лечить глаза и зубы… Он знал, что существует большое количество умных книг, посвящённых медицине, как арабских, так и европейских мудрецов. Но, где они, эти книги? В монастырях? В книжных лавках? Почему по ним не обучают студентов? Он знал, что от многих болезней помогают лекарственные растения. Но почему пользование травами называют знахарством и любой врач, особенно с университетским дипломом, свысока глядит на подобных «целителей»?

После окончания университета Пельшиц отправился путешествовать по германским землям, практиковать и набираться опыта. Через три года судьба привела его в Кёнигсберг, а точнее — в Альтштадт. Поскольку в то время должность городского лекаря была не занята (за неё вели борьбу сразу несколько городских цирюльников — откровенных шарлатанов), то человеку, окончившему университет, безоговорочно предоставили это место. Бургомистр Старого города Иоганн Кох выразил надежду, что отныне здоровье горожан будет под надёжной опекой.

Любой другой врач был бы вполне доволен таким статусом. Пельшиц поселился недалеко от госпитальной кирхи «Святого духа», куда постоянно наведывался, давая указания монахам, заботившимся и ухаживающими за больными. «Книги, встречи и память — вот что является нашим содержанием», — справедливо считал лекарь и принялся разыскивать древние фолианты, чтобы самостоятельно изучать труды Гиппократа, Галена и других великих врачей античности, а также Плиния Старшего, Диоскорида и римского врача Александра Тралесского, более известного под именем «Александра-целителя». Фридрих зачитывался трудами великого Авиценны: «Канон врачебной науки» и «Лекарственные средства». Также ему удалось раздобыть труд из семи книг Павла из Эгины, врача и талантливого писателя. Но более всего его потрясла поэма монаха Одо из монастыря Мен, что на реке Луаре. Это было сочинение о лекарственных травах, состоящее из 77 глав.

Однако ни одна книга не существует сама по себе. Она живет в подтексте, толковании и понимании читателем… Тогда и возникла у доктора мысль создать в своём доме что-то вроде аптеки. Нет, он прекрасно знал, что врачу запрещено изготавливать и продавать лекарства, как и аптекарю нельзя быть врачом. Но, беря плату за лечение, он хотел давать при этом больным средства, созданные своими руками. Появление неизвестно откуда мальчика — знатока лекарственных трав он счёл за промысел божий.

1 октября 1455 года Якоб Шоль вошёл в крепостные ворота Альтштадта. Уже более двух лет он работал у доктора Пельшица, собирая лекарственные травы и приготовляя из них различные снадобья. Попутно он брал у своего хозяина уроки врачебного мастерства, изучал латынь и греческий. Жилось ему хорошо, и в завтрашний день он смотрел с большой надеждой и оптимизмом.

Якобу было уже пятнадцать. Он вытянулся и заметно окреп. Ещё немного — и юноша превратится в сильного мужчину и искусного лекаря. Быть помощником городского врача — достаточно почётная обязанность. Завистников у Пельшица в Альтштадте было достаточно. Врачебным ремеслом в городе зарабатывали ещё две или три семьи, но у его хозяина дела шли лучше всех. К нему шли лечиться днём и ночью, а его конкурентов городской совет чаще всего вызывал к палачу для проверки состояния здоровья подследственных перед применением к ним пыток.

Доктор Пельшиц платил своему ученику небольшие деньги, чтобы тот мог пользоваться услугами цирюльника и портного, а иногда даже посещать кабачок «Усы сома».

Сегодня Якоб достаточно побегал за лекарственными растениями. В его холщовой сумке лежали осенние сборы: листочки и побеги брусники, корневища валерианы, ягоды можжевельника, шишки серой ольхи, листья толокнянки и корни калгана. Последний, как знал юный лекарь, хорошо помогает при болях в желудке и вздутии живота. К концу дня подул сильный холодный ветер и пошёл дождь. Якоб промок и замёрз. Пропитанная влагой рубаха противно липла к спине. Поэтому по дороге домой он решил заглянуть в кабачок, чтобы немного отдохнуть, послушать новости или просто болтовню завсегдатаев и выпить стаканчик подогретого вина.

Заведение «Усы сома» располагалось неподалёку от крепостной стены, к югу от Альтштадской кирхи, вблизи Прегеля. Хозяином его был Зенон Копе, немец с польскими корнями, он же — член городского совета Альтштадта. Кабачок пользовался неплохой репутацией, обычно здесь собирались добропорядочные горожане, правда, в последнее время сюда частенько захаживали солдаты, многие из которых не знали меру в употреблении хмельного. Вот и сейчас, их шумная компания, сидевшая в дальнем от двери углу, требовала ещё вина, и завсегдатаи с опаской поглядывали в их сторону.

Более приятные люди, с которыми Якоб всегда с удовольствием проводил свободное время, находились тут же, справа от входа, за большим столом, заставленным кубками, кувшинами с вином и нехитрой снедью. Юноша к ним и присоединился. Старый портной Сигурд Хеллике, пивовар Андреас Кулль, два брата — кузнеца из Закхайма, Теодор и Исайя с увлечением слушали рассказ рыбака из Фишхаузена Курта Химмеля.

Кивнув на приветствие Якоба, Курт продолжал:

— …А наш Фишхаузен, как вам известно, не выносит шума. Не дай бог, кому-то после девяти вечера громко стукнуть камнями… или во время богослужения проехать на телеге, гружёной железным скарбом! Так вот, в целях тишины и, конечно же, защиты от поляков, наш епископ Николаус по прозвищу Трясущаяся Голова пригласил в свой замок три сотни тевтонцев. Кавалеристов…

— Триста кавалеристов — хорошая защита, — пробубнил Исайя, прикладываясь к кубку.

— Ты просто не знаешь, во что обошлась эта затея, — усмехнулся рыбак. — Триста бездельников жрали и пили, каждый в три глотки, да не давали проходу женщинам, не гнушаясь насилия! Очень скоро наш епископ понял, кого он пригрел в стенах своего замка!

— Да, а попробуй, выкури таких защитников из замка, — хохотнул Сигурд. — И что же предпринял Трясущаяся Голова?

— О, была задумана хитроумная комбинация! Епископский егерь поведал рыцарям, якобы вблизи замка было замечено огромное стадо кабанов. А настоящий тевтонец, скажу я вам, любит кабанину не меньше, чем пресвятую Деву Марию! И ради неё способен на любые подвиги!

— Свинину сюда! — послышался властный голос со стороны стола, за которым расположились солдаты. Это добавило смеху в компании, в которой сидел Якоб.

— Так вот, слушайте дальше! Господь свидетель, что эти дурни вышли на охоту. Но перед уходом они заставили епископа поклясться на Библии, что замок к их возвращению будет открыт. Тот, в свою очередь, исполнил их требование.

— Предусмотрительные, — заметил Куль. — Но, я бы епископу не доверял!..

— Как бы там ни было, только охотник провёл рыцарей по лесам — болотам, но кабанов они так и не обнаружили. Зато, когда вернулись к замку, увидели, что ворота — заперты!

— Этого и следовало ожидать! — промолвил Теодор. — Меньше надо было бесчинствовать! Но, как же клятва епископа?

— Вот и тевтонцы задали тот же вопрос Трясущейся Голове. А он им ответил, что замок по-прежнему открыт… для неба… Но — не для поля! Ха-ха-ха!!!

Под дружный смех компания опустошила кубки.

— Малыш Якоб, поведай нам, как тебе служится у Пельшица? Он гоняет тебя по лесам и полям, как епископ — тевтонских кавалеристов!

— Что поделать, уважаемый герр Хеллике. Я счастлив, что у меня именно такая работа. Кстати, не слышали ли вы, господа, о некоем лесном духе Франце? Люди поговаривают, что он… причастен к исчезновению моего отца…

На некоторое время за столом воцарилась тишина.

— Видишь ли, малыш Якоб, — ответил Хеллике. — Кёнигсбергская земля полна загадочных и таинственных явлений. Когда только возник сам Замок, то сразу же родилась и легенда о волчице Герре… История это давняя, но я её расскажу, если мои друзья позаботятся о полноте этого кувшина, — он кивнул на сосуд, который только что освободился от вина.

— Так вот, — продолжил он, когда кувшин опять радовал его душу своей полнотой. — Когда началось строительство Замка, были уничтожены вековые деревья, гнездовья птиц и логова диких животных, а также — некоторые святилища пруссов. Люди и звери перестали сюда захаживать, и только старая волчица Герра приводила на восточный склон горы свою стаю, и с безопасного расстояния наблюдала за людьми. Не ведавшие страха крестоносцы уверяли, что это — вудлаки, то есть духи прусских колдунов, оборачиваются волками. И тревога поселялась в сердцах отважных рыцарей, когда их взор обращался на восток.

Однажды, зимой, а в тот год она выдалась особенно лютой, волки стали нападать на всё живое. Из логова Герры, а оно располагалось как раз на востоке от Замка, всё чаще доносился леденящий душу вой. Её огромные следы на отлогом склоне Королевской горы всё чаще пестрели на снегу. А однажды, когда уже вечерело, большая стая волков подошла к самому Замку. Стража заметила их и решила приманить поближе. На расстояние арбалетного выстрела. Они бросали мясо на снег, а голодные волки, среди которых было много щенков, оказались у самых стен… Затем началась бойня. Солдатам было весело. Они сложили под стенами Замка целую гору из матёрых волков и волчат… И тогда ужасный вой разнёсся по всей округе… А потом наступила ночь…

— Это всё правда? — спросил Якоб, пока старик прочищал своё горло глотком вина.

— Скорее всего, да. Насколько я знаю тевтонцев и волков.

— И что же было дальше?

— Волки окружили Замок и попытались прорваться внутрь.

— Настоящая осада, — заметил господин Кулль.

— Да, крепкие ворота едва сдержали их натиск. Волки исцарапали когтями стены Замка… крест-накрест. Всю ночь в Замке никто не спал. Горели свечи и факелы, людей объял настоящий ужас. Едва рассвело, рыцари увидели Герру. Она необъяснимым образом пробралась во двор Замка. Но никто не осмелился пустить в неё стрелу, никто не напал на самку зверя. Напротив, открыли ворота и выпустили её… А потом… Много дней после этого, неподалёку от Прегеля, люди находили убитых рыцарей. Одни были разорваны на куски, у других — выедено лицо… Кто-то вмёрз в лёд, а от кого-то осталась одна лишь одежда… Рыцари решили, что им мстят вудлаки…

— А что волчица? — спросил потрясённый рассказом Якоб.

— Её больше никто не видел. Но следы Герры неоднократно появлялись вблизи Замка.

Якоб почувствовал, что он уже согрелся. Но покидать уютный кабачок ему совсем не хотелось.

— А что всё-таки известно про Франца? — спросил он, откусывая кусок хлеба.

— Это — сказки, — заявили братья-кузнецы. — По всей Германии ходят слухи, но никто его не видел…

— Не скажите, — неторопливо проговорил старый портной. — Слухи слухам — рознь.

— Его ещё называют Чёрным Францем, — заявил Кулль. — И он похищает тех, кто находится в родстве с ведьмой!

— А зачем?

— Никто не знает, — ответил Хеллике. — Поговаривают, он делает из людей своих слуг. Точнее, слуг леса… Кому-то они загоняют дичь, кого-то наоборот, отваживают или заманивают в чащу… А иного — придавят деревом или заведут в болото…

— Так что, будь осторожен, дружище Якоб, — усмехнулся рыбак. — Ты ходишь по лесам в поисках кореньев и трав. Как бы и тобою не заинтересовался старина Франц…

— Господь не допустит, — пробормотал юный лекарь. Он почувствовал, что у него начали слипаться глаза. — Пожалуй, я пойду…

Глава 2. Тамплиер

Под свою аптеку доктор Пельшиц определил подвальное помещение. Оно было разделено на две половины: в первой хранились уже готовые лекарства, во второй находилось оборудование для их изготовления. Каждое утро Якоб надевал фартук, спускался туда и принимался за работу. Он растирал в ступке высушенные листья, семена и коренья, делал отвары и настойки, соблюдая при этом необходимые пропорции, особенно, когда в ход шли такие «опасные» травы, как ландыш, клещевина или белладонна. После обеда он, тщательно потерев руки морским песком, помогал доктору в приёме больных: учился самостоятельно накладывать деревянные лангеты на сломанные конечности, ушивать раны, распознавать по зрачкам, цвету кожи и испражнениям, от чего страдает пациент.

— Болезнь никуда не спрячется. То одним, то другим боком она обязательно проявит себя. Для врача главное — вовремя заметить её признаки и поставить правильный диагноз. Absque omni exceptione! [4] — говорил наставник.

Сырое и туманное утро 2-го октября принесло неожиданный и не очень приятный сюрприз. Ещё не было и семи часов, как в дверь врача уже стучали кулаком.

— Господин доктор, откройте, ради всего святого!

Привезли тяжелораненого. Высокий парень в кирасе и с алебардой, сопровождавший телегу с раненым, объяснил лекарям, что стража при смене караулов обнаружила недалеко от Лавочного моста мужчину со следами серьёзных побоев.

— Возможно, это один из япперов, повздоривший с ремесленниками из Альтштадта, — предположил он. — Неплохо досталось, бедняге, Господь — свидетель.

Но, судя по одежде, на простого горожанина незнакомец явно не походил. Хоть его кафтан был испачкан и разорван, а сквозь дыры просматривалось голое тело с синяками и ссадинами, но была видна и искусная выделка материи, и дорогая ткань. Только один плащ чего стоил! Такой плащ, несомненно, был бы к лицу настоящему рыцарю.

— Заносите в дом, — приказал доктор, послушав сердце раненого и убедившись, что его пациент ещё дышит. — Якоб, примочки и сборы для остановки крови! Если бы его доставили хотя бы пару часов назад, шансов на спасение было бы гораздо больше! А теперь будем уповать только на Пресвятую Деву Марию! — Пельшиц перекрестился.

Якоб, как всегда, был расторопен. Лишь только раненого положили на стол и с большой предосторожностью сняли с него облачение, он уже стоял рядом, держа в руках необходимые лекарства. Пельшиц наложил на шею, где виднелась глубокая рваная рана, тампон из чистой ткани и, аккуратно, но сильно, придавил его сверху своей ладонью.

— A prima facie [5] — создаётся впечатление, что его сбила лошадь, — пробормотал доктор. — Гляди, малыш, эта рана, хоть и обильно кровоточит, но не смертельна. А вот грудь… пострадала значительно сильнее. Похоже, по ней нанесён мощный удар. Сломано, по меньшей мере, пять рёбер. Огромный кровоподтёк! Но, что послужило причиной? Дубина разбойника или лошадиное копыто? А, может, чей-то рог?… Осторожно, Якоб. Любое движение причиняет несчастному невыносимые страдания… Настойку из болиголова приготовил?… Молодец!

Омывая водой лицо и грудь новому пациенту, Якоб наткнулся рукой на странный крест, висевший на шее пострадавшего. У креста были две поперечные перекладины.

— Это — лотарингский крест, — отчего-то шёпотом произнёс Пельшиц. — Правом на его ношение пользуются исключительно рыцари тамплиеры. Значит, наш раненый — тамплиер? Но этот Орден уничтожен более ста лет назад…

Вошёл стражник. Он принёс головной убор раненого незнакомца , его сумку и шпагу в ножнах.

— Это принадлежит сему господину, — он кивнул на лежащего без чувств пациента доктора Пельшица. — Надеюсь, с помощью Господа нашего он выздоровеет, и эти вещи вновь послужат ему. — Он ещё раз хмуро взглянул на больного, на доктора и его помощника, и вышел во двор.

— Я слышал, — сказал Якоб, — о рыцарях тевтонцах, об иоаннитах, о храмовниках…

— Тамплиеры — это и есть храмовники. Их орден был полностью разгромлен королём Филиппом Красивым при содействии папы Климента V. Это давняя история, — продолжал он, вытирая ветошью испачканные кровью руки. — Многие рыцари попытались сбежать из Франции, и, хотя указом папы и короля было строго-настрого запрещено оказывать им любое содействие, некоторым всё же повезло: их пропустили в Англию, Германию, Польшу… Они разбрелись по всей Европе, притаились, но, видимо, каким-то образом поддерживают связи друг с другом. Да и сам Орден, весьма возможно, уже тайно… возродился… А наш пациент, боюсь, скоро распрощается с этим миром, да простит меня Господь за мои слова. К сожалению, наши возможности не безграничны: болезни иногда сильнее врача, — Пельшиц перекрестился. — Мудрый Эпикур сказал: «Не надо страшиться смерти. Когда мы существуем, она еще не присутствует, а когда смерть приходит, не существуем уже мы!»

Марта принесла ещё свечей, в комнате заметно посветлело.

— Орден храмовников, мой мальчик, был чрезвычайно богат, — тихо говорил врач. — Они имели владения по всей Европе, у них был собственный флот, они совершали крупнейшие торговые и финансовые сделки, и не только в Европе. Об их неимоверном богатстве ходило множество слухов. По-видимому, именно это и послужило основной причиной предпринятых гонений на них. Но, их золота так никто не нашёл. Видимо, его успели куда-то увезти и спрятать…

Вошёл Карл Земель, член городского совета Альтштадта, человек важный и слишком тучный для своих тридцати лет.

— Бургомистр спрашивает, каково состояние раненого, доставленного вам сегодня утром, — пробубнил он, даже не поздоровавшись с лекарями. — Есть ли надежда, что он назовёт имя напавшего на него?

— Увы, — развёл руками доктор. — Боюсь, что он уже ничего не скажет. Господь свидетель, что мы делаем всё, что в наших силах, но, взгляните, сударь, у него раздроблена вся грудь. Сломано пять или шесть рёбер… Вскоре он не сможет сам дышать.

Земель брезгливо покосился на пациента и вышел вон.

— Но, вдруг ему поможет эта настойка? — Пельшиц взял в руки пузырёк с тёмной жидкостью. — Болиголов иногда делает чудеса, — и осторожно увлажнил ею грудь пострадавшего. — Пресвятая Дева Мария, помоги несчастному рыцарю…

— Всё-таки странно, богатый человек, видимо, дворянин… даже без кольчуги, вооружённый одной лишь шпагой…

— Это — шпага-фламберг.

— …вышел пешком из Кнайпхофа… или следовал в Кнайпхоф… Возможно, у него была лошадь?

— Похоже, что так. Взгляни, мой мальчик, на эти ссадины на его коленях. — Такие обычно получают при падении с лошади…

— А потом она лягнула его копытом…

Пельшиц пожал плечами.

— Может быть, и так. Но обычно, рыцарские кони ведут себя совершенно иначе. А это — рыцарь, уж поверь моему слову…

Действительно, перед ними лежало тело человека, которому едва перевалило за сорок, весьма развитое, мускулистое, со шрамами, которые можно получить лишь в бою… Лицо его тоже было ухоженным: небольшие усики и аккуратно подстриженная бородка только подчёркивали благородство их пациента.

— Сумка его пуста, — заметил доктор. — Видимо, он нёс в ней что-то ценное.

— А крест на сумке…

— Тоже тамплиерский. Об этом говорят расширяющиеся лучи и красный цвет. Да, мальчик мой, этот господин — рыцарь тамплиер. Скорее всего, он выполнял какое-то тайное поручение…

— Но не ожидал опасности…

— Конечно. На улицах нашего города вряд ли кто-то отважится напасть на рыцаря, пусть он даже без доспехов, и вооружён одним лишь фламбергом…

Внезапно, словно судорога пробежала по лицу раненого. Веки его дрогнули, и с губ слетели слова:

— Mala fide… [6] — …

— Он ожил! — воскликнул было Якоб, но Пельшиц знаком приказал ему замолчать. Затем склонился над рыцарем.

— Кто вы, сударь?

Тот тремя выдохами сумел произнести слова, смысл которых едва уловил доктор:

— Кнайпхоф… школа… куклы Магды…

— Кто вы, сударь? — повторил свой вопрос лекарь.

— Передайте… это… — и его правая рука дрогнула.

Пельшиц и Якоб обратили внимание, что кисть правой руки рыцаря была сжата в кулак. Видимо, там, в кулаке, и хранилось нечто, что следовало передать… в какую-то школу на Кнайпхофе.

И в этот момент тамплиер испустил дух…

— Всё… — тихо произнес юноша и сел на скамью, бессильно свесив руки.

С трудом разжав кулак рыцаря, доктор обнаружил кусок янтаря, по форме удивительно напоминающий миниатюрную лошадиную голову.

— Господь свидетель, что мы столкнулись с какой-то тайной, — пробормотал Пельшиц.

Тело рыцаря тамплиера было отправлено в церковь святого Николая. После этого лекарь и его помощник занялись пациентами, скопившимися во дворе дома. Впрочем, особо «тяжёлых» не было, к вечеру поток страждущих иссяк и Пельшиц с Якобом спокойно сели ужинать. Заботливая Марта приготовила им овсяную похлёбку и запечённую курицу. Врач потребовал вина. Он был хмур. Что-то терзало его, это было заметно.

После трапезы, глядя в окно на почерневшее небо, он сказал Якобу:

— Видишь ли, мой мальчик, мне кажется, что рыцарь перед смертью обратился к нам с просьбой. И мы должны выполнить его последнее желание.

— Вы считаете, что он пришёл в сознание только для того, чтобы передать нам свою волю?

— Именно так, клянусь Распятием… Именно так. И мы должны её выполнить…

— Но, мне не ясно, чего же он хотел, сударь?

— Я понял так. На Кнайпхофе есть какая-то школа… Там то ли играют, то ли мастерят куклы… какой-то Магды. Надо передать им этот кусок янтаря и сообщить, при каких обстоятельствах он попал в наши руки… Это всё, на что мы способны.

— Но, что это за школа и как её найти?

— Ещё не поздно, мой мальчик, — с грустной усмешкой произнёс Пельшиц. — Загляни в «Усы сома». Наверняка там найдутся люди, которым что-то известно об этом заведении. А завтра поутру сходи туда и выполни поручение рыцаря… И пусть душа его будет спокойна.

В кабачок Якоб пошёл с неохотой. Он и рад бы повидать своих приятелей, отдыхающих после праведных трудов, да и кружечка пива сейчас была бы как нельзя кстати. Но… не нравилась ему сама затея с поиском какой-то таинственной школы. Да ещё — на Кнайпхофе, где, как известно, колдунов и чернокнижников — хоть пруд пруди. Но, Пельшиц прав: рыцарь перед своей кончиной дал ясно понять: это — его последняя воля. А такую волю исполнить — святой долг всякого истинного христианина. А ежели ты решишь сделать иначе — дух рыцаря непременно отомстит.

В заведении почти ничего не изменилось. Опять пьяные солдаты шумят за дальним столом, снова расторопная девушка, Анна Клигер снуёт меж посетителей со снедью и кувшинами, вновь на своём излюбленном месте расположилась компания приятелей Якоба. Только подслеповатый музыкант что-то играет на лютне в глубине кабачка, да на лавке рядом с портным, кузнецами и пивоваром едва сидит пьяный бакалейщик Томас Цойге, поругавшийся с женой. А рыбак, как понял молодой лекарь, отправился в Фишхаузен за товаром.

— Присаживайся, Якоб. Мы, по милости божьей, отдыхаем, переведи дух и ты с нами, — весело проговорил герр Кулль. — Принеси-ка ему кружку и кувшин пива, — дал он указание Анне.

— Что-то зачастил ты в кабачок, сынок, — насмешливо произнёс Хеллике. — Наши подмастерья каждый день по таким заведениям не бегают!

— Пельшиц — известный добряк, — заметили братья. — А Якоб — толковый помощник. Садись, малыш, выпей пива и не слушай старого зануду!

— Я по делу, — объявил помощник городского врача, усаживаясь на скамью. — А оно заключается в том, что сегодня у нас преставился раненый, который перед смертью объявил нам свою волю… Надо сходить на Кнайпхоф и найти там какую-то школу… Школу кукол Магды… Никто из вас не знает, о чём идёт речь?

— О колдовстве, — перестав улыбаться, ответил Хеллике.

— Почему о колдовстве?

— Потому что такой школы там нет. Кнайпхоф — самое большое убежище чернокнижников и колдунов во всей Пруссии. И если говорят о чём-то непонятном, но расположенном на Острове — будь уверен: речь идёт о колдовстве! Вот послушай легенду о князе Деслау…

Якоб понял, что быстрого ответа на свой вопрос ему не получить. Он взялся за кружку с пивом и покосился на сидящего неподалёку Томаса Цойге. Тот с трудом поднял голову, которая уже готова была скатиться ему под ноги, обвёл заведение мутным взглядом, вновь закрыл глаза и… его голова опять начала склоняться к пузу.

— Старик Деслау умел колдовать, — начал свой рассказ старый портной. — Теперь это ясно даже младенцу. Иначе, как объяснить то, что он в любой битве сражался без шлема и ни один волос не упал с его головы? Меч, копьё, стрела… ничего его не брало…

— Везение, — отмахнулся Кулль. — Мой кузен точно также сражался, и тоже… жив — здоров…

— Не скажи. Другой случай произошел в середине лета. Отправился однажды Деслау из Мемеля в Альдштат. А поскольку спешил очень, то решил следовать самым коротким путём, через залив… И поскакал прямо по Фришес-Хафф! [7] А вода держала его вместе с конём, точно самый крепкий лёд зимой!

— И кто это видел? — спросил один из братьев-кузнецов.

— Люди видели, рассказывают… Так вот. За какие-то там заслуги пожаловал ему король имение Норкиттен. А в этом районе проживает много литовцев. Старик Деслау взял их на работу и был им хорошим хозяином. Всё у него получалось. Вскоре имение его, ранее — сильно запущенное, стало процветать и радовать глаз. А всё почему?… Люди, проживавшие в тех местах, сказывали, что Деслау мог одновременно находиться в разных местах, поэтому всегда и везде успевал, и всё видел своими глазами…

— Да правда ли это? — засомневался Кулль. — Везде успеть… невозможно…

— Это тебе невозможно. Но он — колдун… Слушайте дальше. Решил старик Деслау построить в деревне Бубайнен мельницу. Только в качестве рабочих он взял ремесленников из Германии. Не доверял он, видишь ли, литовцам…

— И правильно, — добавил Кулль. — Немецкий рабочий — самый ответственный! Вот, помню… впрочем, рассказывай дальше…

Старый портной допил из кружки пиво и продолжил:

— Значит, пригласил он немцев. Но однажды у мастера на мельнице работу попросил литовский подмастерье. Тот ему отказал, обозвав чем-то вроде неумехи и бездельника. И, что бы вы думали? Работы на строительстве застопорились! Мастера выходили из себя, рабочие сутками пропадали на мельнице, а дело — стояло. Как вы думаете, почему?…

Якоб слушал, но уже без прежнего настроения. Он-то полагал, что всезнающий герр Хеллике хоть как-то прояснит ситуацию со школой кукол Магды, а он затеял новый рассказ про колдовство. А у кого ещё можно спросить? У пьяных вояк, громко затянувших старую солдатскую песню? А может, у музыканта, который почти слеп, отчего цепко держит лютню, боясь выпустить её из рук? У ремесленников, которые уже тоже здорово навеселе и любой вопрос вполне могут воспринять за оскорбление? У торговца хлебом Урхо Кеннона, который высыпал на стол мелкие сонеты и тщательно пересчитывает их? Или у мотающего головой в попытках хоть немного протрезветь Томаса Цойге?…

— А потому, — продолжал свой рассказ Хеллике, — что этот литовский подмастерье тоже кое-что понимал в колдовстве. И мастер скоро догадался, кто стоит за всеми этими… безобразиями. Он приказал позвать литовского парня и дал ему работу. И что бы вы думали? Стройка продолжилась в прежнем темпе, всё потекло слаженно и точно! Мельница получилась на загляденье! А вот когда подмастерье пришёл за заработанными деньгами, то старик Деслау просто-напросто прогнал его! Парень рассердился, но спорить не стал. Он знал, что хозяин — колдун и тягаться с ним силами в этом ремесле в собственном замке Деслау не решился. Но подумал, что его время скоро наступит, надо только подождать! И этот момент вскоре наступил! Старик Деслау отправился в Кёнигсберг по какому-то делу. Парень — за ним. Он знал, что колдовские чары его обидчика вне собственного имения теряют силу! Расположился, значит, князь в Королевском замке, выглядывает в окно, улыбается летнему солнышку… А тут — литовец собственной персоной! «Отдавай, — говорит, — заработанные мной на мельнице деньги!» Старик Деслау только посмеялся над ним. И, между прочим, зря…

Хеллике наполнил свою кружку и посмотрел на своих приятелей, надеясь обнаружить в их глазах интерес. Пивовар и двое кузнецов слушали с улыбкой, а молодой лекарь был чем-то озабочен.

— И наколдовал литовец старику Деслау лосиные рога. Которые стали расти на его голове! Не сразу, конечно, но вскоре князь обнаружил лишнюю растительность на своём темени. А когда заметил, то пришёл в ужас. Рога росли всё больше и больше! Конечно, пришлось старику Деслау выплатить деньги парню. С тех пор он зарёкся мериться колдовскими силами с литовцами!

— Мораль: будь честен со своими работниками, — заметил Кулль, опустошая кружку. — Что загрустил, малыш Якоб? Или сказка не по нраву?

— Это не сказка… Люди так говорят…, — ответил Хеллике пивовару.

— История занятная, — пожал плечами молодой лекарь. — Но она не прибавила мне знаний про школу кукол Магды… Я, пожалуй, пойду…

— Эта… школа находится на… Кнайпхофе! — с трудом ворочая языком проговорил Томас Цойге, которому удалось, наконец-то добиться того, чтобы его голова вертикально держалась на шее. Взгляд его стал более осмысленным, но слова он произносил с трудом. — Школа… «Куклы… старой… Магды»…

— Вы знаете, где она? — едва не подпрыгнул на лавке Якоб.

— З-знаю… Кнайпхоф невелик,… и эта школа не на виду… Но мне — известно…

— Вы покажете мне её, герр Цойге?

— Ох-хотно… Приходи завтра к Лавочному мосту. В шесть утра… Я пойду принимать товар к Зелёному мосту… И, хоть это… не совсем по пути… я покажу тебе то место…

Глава 3. Магия зеркал, дьявольские куклы и арбалетный выстрел

Ранним октябрьским утром Якоб Шоль, закутавшись в шерстяной плащ, уже стоял неподалёку от сторожевой башни Лавочного моста — главного путепровода, соединяющего Альтштадт с Кнайпхофом. Поверхность Прегеля холодно поблёскивала, напоминая рыцарский нагрудник. В клубящемся серо-голубом тумане, из которого выглядывали лишь шпили Собора и самых высоких зданий, город на острове казался ещё более таинственным и загадочным.

Община островного поселения стала самостоятельным городом в 1327 году. С тех пор Кнайпхоф считался одним из трёх городов Кёнигсберга, имел собственный герб (рука, держащая корону, на зелёном фоне, а по краям — охотничьи рожки) и входил в Ганзейский союз [8].

Якоб не раз бывал на Кнайпхофе и прекрасно знал, что этот город, стоящий на тысячах деревянных свай, хоть и невелик, но застраивался густо с самого момента его основания. Двумя мостами он соединялся с Альтштадтом (Лавочный и Кузнечный) и двумя — с Форштадтом (Зелёный и Потроховый). Власти Кнайпхофа собирались возводить ещё один мост — на остров Ломзе, но пока до этого дело не дошло. Зажиточные горожане строили дома из кирпича, покрывая крыши черепицей. Важнейшим строением Кнайпхофа являлся Кафедральный собор. Неподалёку располагалась Голубая башня — главная тюрьма города. А центральная улица города — Ланг-Гассе протянулась от Зелёного моста до Лавочного с севера на юг. С запада на восток её пересекал ряд поперечных улиц: вдоль южного русла Прегеля — Водный переулок — Вассергассе, который по нескольку раз в году затоплялся водой, улица Хлебных лавок — Бродбернкенштрассе, где жили торговцы зерном, мукой и хлебом, следом шла улица Мясных лавок — Флешбенкенштрассе. Вдоль северного русла реки пролегала улица Капустный рынок — Колтор. Рыночная площадь возле улицы Бродбенкенштрассе была скромных размеров, зато её украшала ратуша — одно из самых знаменитых зданий города. Параллельно главной улице шли: Хофгассе, место сборищ местных купцов, Кеттельштрассе (Потрошковая улица), которая вела от одноимённого моста к северному рукаву реки, следом шла сапожная улица — Шугассе, где располагались мастерские и лавки ремесленников, изготовлявших обувь и одежду. Ближе к Собору ветвились маленькие узкие улочки и переулки, в которых было несложно заплутать.

Вдали раздавались громкие команды, подаваемые, видимо, шкипером пришвартовавшегося судна. Звенели цепи, слышался скрип лебёдки, разматывающей канаты. Из темноты доносился металлический скрежет: это Потроховый мост, разобранный на ночь, вновь намеревался соединить берега реки.

Поскольку Кнайпхоф располагался на острове, то и специализировался он на торговле и судоходстве. И то, что издавна об этом городе ходила слава «колдовской столицы» Пруссии, Якобу уже было известно.

Звон подков и скрип колёс возвестили о том, что разгрузка судов началась. Из Альтштадта потянулись повозки торговых людей за прибывшим товаром. Среди них должен быть и Томас Цойге.

По правде говоря, помня, как жалко выглядел бакалейщик прошлым вечером, Якоб сильно сомневался, что тот сможет начать утреннюю работу вовремя. Но Цойге оказался «на высоте».

— Садись в телегу, — крикнул он молодому лекарю, едва его лошадь поравнялась с Якобом.

Тот прыгнул на жёсткое сидение и примостился рядом с Томасом. Лошадью управлял помощник бакалейщика, Мартин Хозе.

— Так ты уверен, что тебе нужно именно в школу «Куклы старой Магды»? — спросил Цойге. Выглядел он не так уж плохо, видимо, с утра успел поправить здоровье одним-двумя кубками…

— Конечно, сударь. Раненый рыцарь ясно сказал про школу, куклы и Магду…

— Рыцарь… Что ж, вполне возможно. Только, будь начеку. Это — очень опасное место. Поговаривают, что там занимаются богомерзкими делами…

Копыта их лошади застучали по Лавочному мосту.

— А что вы, сударь, знаете об этой школе?

— Да почти ничего. Знаю только, где она находится. И то, что те, кто владеет этой школой, сильно интересуются людьми, обладающими… необъяснимой силой. А такие люди существуют.

— Колдуны, что ли?

— Да кто их знает, молодой лекарь. Обычные люди… С виду обыкновенные и не делающие никому зла. Но они могут исцелять больных, даже одержимых бесами, указывать, где следует рыть колодцы, а где строить дома, предупреждать о грядущих наводнениях… Святая инквизиция вполне может посчитать это за колдовство, но, поверь мне, силы Дьявола тут не при чём. Иногда такими людей создаёт сам Господь…

На середине Ланг-Гассе Цойге и Якоб спрыгнули с телеги, и бакалейщик повёл лекаря вдоль теснившихся строений южной части Кнайпхофа. Впереди огромной красноватой горой с остроконечной вершиной, проглядывали очертания величественного Кафедрального собора. Не доходя до него, Томас повернул вправо.

— Вот этот дом, под аркой. Стучи смелее в дверь! А я — побегу за товаром! — бросил он Якобу, и слишком поспешно скрылся в тумане.

Молодой Шоль подошёл к двери. В узкое окошко над нею пробивался свет… Значит, в доме кто-то есть…

— Якоб взялся за медное кольцо с миниатюрной львиной головой, вставленное в петли, и резко ударил по обитому железом дереву. Затем — ещё раз, чуть громче.

Через некоторое время дверь приоткрылась, из-за неё выглянуло бледное лицо пожилого человека.

— Кто вы, сударь, и что вам угодно?

— Простите меня, господин… Я — ученик лекаря из Альтштадта. Вчера у нас на руках умер раненый рыцарь. Перед смертью он попросил нас передать вам это… — и Якоб протянул старику ладонь, в которой лежала янтарная «лошадиная голова».

Увидев этот предмет, старик вздрогнул. Дверь тотчас распахнулась.

— Входите, — прошептал он.

Когда Якоб вошёл, тот высунул голову наружу и долго вглядывался в туман. Едва юноша сделал пару шагов по узенькому коридору, как услышал скрип ступеней: кто-то спускался к нему со второго этажа. Молодой лекарь протянул вышедшему из полутьмы высокому, статному человеку янтарное изделие и произнёс:

— Вот, сударь. Это велено передать вам…

Незнакомец поднёс свечу к «лошадиной голове», затем осветил лицо Якоба и ответил:

— Прекрасно. Ступайте наверх, бесстрашный юноша. Там для вас приготовлена комната.

Такое поведение немало удивило молодого лекаря. Но, возможно, здесь, в этой таинственной школе, так принято? Не говоря ни слова, он последовал наверх. Старый привратник запирал дверь на засов, а второй господин молча наблюдал за ним.

Поднимаясь по лестнице, юноша вдруг почувствовал себя крайне неуютно: ему стал слышаться тихий невнятный шёпот и иные звуки, похожие то на чей-то смех, то на всхлипывания… А когда он поднялся этажом выше, то в его голове вдруг совершенно отчётливо прозвучали слова: «Якоб, открой вторую дверь справа…»

В комнате, куда он вошел, было достаточно светло. Горело полдюжины свечей. За ним не спеша вошёл мужчина, которому Якоб показал янтарную фигурку. Хозяин более внимательно взглянул на своего гостя, а тот — на него. Высокий, крепкого телосложения человек был одет в жакет, поверх которого он накинут лёгкий упленд зелёного цвета с широкими рукавами. На ногах — кожаные туфли. Во внешности незнакомца угадывались восточные черты: смуглая кожа, чёрные, немного раскосые глаза, тёмные волосы, спадающие до плеч, крупный, выдающийся вперёд нос и тяжёлый, «квадратный» подбородок.

— Признаюсь, меня удивило, что магистр прислал такого… юного посланца. Что ж, это характеризует тебя, как человека, обладающего выдающимися способностями… Присаживайся, юноша. Сейчас к тебе выйдет наша госпожа…

«Я не тот, за кого вы меня принимаете!» — х

...