Оглавление

Евгений Ермошко
Свет и сумрак. Пик смерти
Глава 1

По кронам деревьев забарабанил обжигающий холодом дождь. Вместе с этим пугающие звуки леса приглушились и стали менее заметны. Отчасти могло показаться, что все таившееся здесь спряталось внутри густых мрачных чащоб, зарослей колючего терновника и непроходимого бурелома. Но они оба знали, что это не так.

Первым шел мальчик-северянин с топором в руках и кинжалом за поясом. За ним кое-как, едва успевая, ковылял однорукий полуживой старик. Он не был преклонного возраста, но выглядел намного старше своих лет. За последние несколько недель седина покрыла большую часть его головы, а на лице появились десятки морщин. Запыхавшийся, мокрый от пота и дождя, он облокотился на поваленное дерево и съежился. Маркиз с грустью посмотрел на дорогой изодранный камзол, застегнутый пряжкой в виде пятилистного клевера, на стертые дырявые сапоги, а затем на пропадающего за толстыми елями северянина.

— Подожди, — жалобно протянул он. Звук собственного голоса напугал его еще больше, чем то, что он слышал уже много дней подряд, — шаги приближающейся смерти.

Он прекрасно знал, что в этом лесу одному не выжить. А будучи одноруким калекой, он не продержится здесь и пары часов. Весь его отряд мертв. Сумеречный лес оставил себе их истерзанные души навсегда. Он единственный, кому удалось выжить. А здесь это редкая удача. Но и она оказалась не так к нему благосклонна, когда скрестила их пути с огромным бурым медведем. Играючи он отгрыз ему руку, но почему-то не стал убивать. В тот день Сиагрий истекал кровью и думал о смерти. Он отчетливо помнил, как в его глазах потемнело и он приготовился уйти туда, откуда уже не возвращаются. Но Святая Дюжина распорядилась по-своему, вернув его к жизни, обратно в этот кошмарный проклятый лес. Он очнулся от мучительной боли и первых волн лихорадки. А еще от того, что почувствовал чужие прикосновения. Рядом с ним сидел мальчик-северянин, облаченный в до жути знакомую ему медвежью шкуру. В отличие от всего того зла, что ему довелось встретить в этом лесу, он не пытался его убить, а, наоборот, возвращал к жизни. Каждый день он накладывал на его руку, точнее то, что от нее осталось, невыносимо пахнущую смесь из трав и грибов. Сиагрий не понимал, как северянин оказался посреди Сумеречного леса рядом с ним, но эта воля случая была единственным упоением и самым настоящим чудом. Сам же мальчик почти с ним не разговаривал.

Хруст сломленной ветки раздался в устрашающей близости. Маркиз вздрогнул и приготовился к самому худшему. От страха его глаза закрылись, и он увидел образ Софьи, умоляющей его не уезжать. Она просила послать кого-нибудь еще. Она плакала. Но он был упрям и не хотел, чтобы до короля дошли слухи о его трусости. Теперь он однорукий калека всего лишь в полушаге от смерти.

— Дождь становится сильнее. Нам надо укрыться.

Увидев перед собой северянина, маркиз облегченно вздохнул, отпустив свои страхи. Мальчонка не бросил его. Но зачем ему такая обуза? И как он умудряется так легко сохранять здесь свое спокойствие? За все время, проведенное с ним вместе, северянин никогда не паниковал и не пытался бежать от опасности. В отличие от погибших рыцарей в его отряде, вдвое, а то и втрое старше него, он не бросался прочь, увидев опасность, а доставал оружие и сражался. Что бы ни спускалось на них сверху, что бы ни неслось на них оголтелой рысью, он всегда принимал верные решения. Одно Сиагрий знал наверняка: северянин не боялся смерти. А может быть, даже и наоборот — искал ее.

— Хакон, дай лишь немного отдышаться.

Северянин тяжело вздохнул, облокотившись на старую ель. Долго ждать он не будет. Оставаться на одном месте слишком опасно. Передохнув, маркиз поднялся и поплелся вслед за ним. Уже через пару верст его силы снова иссякли, но, к счастью, им подвернулись две накренившиеся сосны, прижатые друг к другу. Укрывшись от дождя, мальчик вытащил из-под медвежьей шкуры собранные растения. На найденном плоском камне растолок их в зеленую кашицу и положил на сорванный с дерева листок. Сиагрий знал, что сейчас испытает адскую боль, и поэтому зажал зубами первое, что попалось на глаза, — гнилую мокрую ветку.

Когда острая боль немного утихла, маркиз взглянул на него и спросил:

— Зачем ты мне помогаешь?

Хакон приложил указательный палец ко рту и велел ему говорить намного тише. Сиагрия ничуть не смущало, что им командует какой-то мальчишка. Маркизат остался в далеком прошлом. А в Сумеречном лесу нет ни королей, ни подчиненных. Здесь только те, кто охотится, и те, кто выживает.

— Если мы выберемся, я хочу разыскать свой клан. И ты мне в этом поможешь.

Наконец-то. Спустя столько времени он все же ответил.

— Твой клан в Кимбрии?

— Остатки, в основном женщины и дети, которым удалось спастись на одном из ваших кораблей.

Холодное море очень коварно и порой не под силу даже опытному капитану с хорошей командой. Шансов немного. Но преждевременно прощаться тоже не стоит. Во всяком случае, его вера спасла ему жизнь. Сиагрий потер уставшие ноги и уставился на северянина, собиравшего сухие ветки в кучу.

— Как я смогу помочь тебе? В Кимбрии восемь герцогств и черт знает сколько графств.

Хоть он и спрашивал, но в конечном счете его абсолютно не интересовало, отыщет он их или нет. Сейчас все сводилось лишь к одному — выбраться из этого проклятого всеми леса. И даже если бы Сиагрий знал, что они потерпели кораблекрушение и умерли, он бы все равно пообещал ему помощь. Пока в нем живет надежда, живет и он.

— Значит, нам придется обойти их все.

От трущихся друг об друга веток пошел дым. Хакон с еще большим усилием задвигал ладонями. Растерев их достаточно, он раздул маленькое пламя.

Наблюдая за разгоранием костра, маркиз ощутил неподдельный интерес к тому, почему северяне покинули родные земли и как он вообще оказался здесь, так далеко за пределами Воргхарта.

— Почему твои родные и ты покинули север?

Хакон попытался вызвать дух огня, чтобы посильней разжечь слабое пламя. Однако здесь, по какой-то неизвестной ему причине, связь с ними сразу обрывалась. Духи отказывались от контакта, стоило им только появиться. Мрачные чащобы, топкие болота и туманные лощины Сумеречного леса, как выяснилось, пугали даже их.

— Воргхарт теперь во власти Вергардов и тех, кто пришел из-за Тусклого леса.

Маркиз обомлел от услышанного. Тусклым лесом, насколько ему было известно, называлась шапка верхней части Сумеречного леса. Восток Воргхарта.

— Неужели Обреченные живы?!

Их экспедиция провалилась — они так и не смогли пройти через гущи Сумеречного леса в пустоши Миргрета. Но если сказанные слова правда, то это теперь и незачем. Пока король Ратибор пытался разогнать домыслы и страхи архимага, враг уже нанес свой первый удар. При таком раскладе грядущая судьба Кимбрийского королевства даже в лучших вариантах выглядит очень трагической и почти безнадежной. Без поддержки севера их шансы на победу уменьшались в несколько раз. Но каковы они, если теперь Воргхарт на стороне противника?!

— О чем ты, кимбриец?

Конечно, он не понимал. Но ничего удивительного в этом маркиз не видел — на севере не вели летописи и не читали книг. История грядущих лет там передавалась из поколения в поколение. Неужели старейшины клана могли позабыть о самой кровавой и долгой войне за все существование Кимбрии?

— Ты видел их? Тех, кто пришел из Сумер… Тусклого леса.

Перед глазами Хакона пронеслась последняя битва Хагартов. Воспоминания о гибели отца давались ему крайне тяжело.

— Они похожи на людей. Очень уродливых и мерзких. В бою они не превосходят северян, но некоторые из них обладают темной и могущественной ворожбой.

— Значит, я все же оказался прав, — Сиагрий завертел головой, все еще не веря услышанному.

Дождь закончился. Последние капли свалились с макушек деревьев и растворились в опавшей листве. Мальчик по привычке взглянул вверх — наверно, пытаясь увидеть вместо хмурых темных туч яркое ласкающее солнце. Но небо с того самого момента, как он покинул родные земли, никогда не менялось.

— Нам пора, кимбриец. — Хакон встал и притушил сапогом догорающие угли. Сиагрию снова стало мерзко и тоскливо. Но они оба знали, что оставаться слишком долго на одном месте — непростительная ошибка, которая может оказаться последней.

Маркиз не понимал, по каким принципам мальчик выбирает, в каком направлении им двигаться дальше. Все время ему казалось, что они сбились с пути и лишь бродят кругами. Но он все равно шел и слепо верил ему. Хоть и не знал, что на севере у Хакона был хороший учитель. Отец успел научить его, как не путаться и выбираться даже из самого непроходимого дремучего леса. Благодаря ему он мог ориентироваться по малой тени, звездам, мху и кронам деревьев. Однако здесь все это как будто не работало или работало по каким-то абсолютно другим принципам. Не раз ему приходилось находить собственные следы, оставленные несколькими часами ранее. Пробираясь через мокрые царапающие ветви, он пытался вести их на юго-восток, стараясь обходить крупные препятствия, непролазный колючий кустарник и гиблые черные топи, спрятанные под прошлогодней палой листвой. На их пути встречались огромные многовековые рухнувшие стволы, покрытые мокрым лишайником, реже — поляны и холмы, а также высохшие ручьи и опушки. Широкие логи, по которым им зачастую приходилось идти, сопровождались, как правило, прочерченными полосами густо заросшего глухого ельника с редким сосновым древостоем.

Вскоре лес стал меняться. Все ориентиры пропали, повсюду расползлось бесконечное однообразие. С каждым пройденным шагом искореженные стволы деревьев стали все больше выгибаться, словно мучаясь от какой-то неведомой страшной заразы. Их цвет все больше принимал темные, гнилостные оттенки. Углубляясь дальше, Хакон чувствовал, как вокруг становилось все тише и тише. Казалось, в этом месте лес давным-давно уже умер и лишь при помощи какой-то необъяснимой силы все еще продолжает стоять, не разлетаясь на множество крохотных трухлявых щепок.

Сиагрий из последних сил продолжал волочиться за северянином. От холода его тело дрожало, как будто он только что вылез из мерзлой реки. Ноги едва слушались, а озноб пробирал до костей. Почти полностью пересилившая волю усталость заставляла его остановиться отдышаться хотя бы на несколько крохотных мгновений. Ему было абсолютно все равно, что вокруг больше не звучит ни единого звука и что идущий впереди северянин стал гораздо чаще вслушиваться и озираться по сторонам. Все, о чем он думал и просил богов, — это продержаться до следующего привала и не остаться в одиночестве.

Напрягая слух, Хакон не оставлял попыток услышать хоть что-нибудь, кроме собственных шагов и сопения кимбрийца позади. Он понимал, что его спутник еще немного и свалится от усталости и бессилия. Но оставаться здесь на ночлег было слишком опасно. Это место сдавливало, угнетало и пугало, заставляя трепетать даже дух Рагора, спрятавшийся глубоко внутри.

Упав на колени от изнеможения, маркиз уже было открыл рот, чтобы молить северянина остановиться и не бросать его. Но, не успев нарушить царившую повсюду тишину, заметил, как тот замер.

Мертвый лес, ставший у них на пути, что-то скрывал и таил внутри. Хакон это чувствовал. Такие же ощущения у него были и ранее, в Воргхарте, когда они спустились в низину Лохитри. Амулет, доставшийся тогда ему по праву от одной из убитых Гес, начал пульсировать на груди. Что, если это именно он и привел его сюда? Сбившись с курса, северянин уже давно шел, прислушиваясь только к своим инстинктам и интуиции.

Изогнутые деревья открыли перед ними прогалину с расползшимся густым терновником, скрывая то, что находилось внутри, в сердце мертвого леса. Громадные секвойи сводились куполом. Наслоения ветвей колючего кустарника разрослись настолько плотными рядами, что совершенно невозможно было разглядеть, что находилось за ними. Во всей сплошной непролазной изгороди была лишь одна брешь в виде небольшой овальной дыры, размером с тыкву.

Всем нутром Хакон чувствовал исходящую оттуда опасность. Рагор, постоянно жаждущий вырваться наружу, чтобы усмирить свой голод, сейчас спрятался в самых потаенных местах его души. Отец научил его поглощать свой страх и контролировать эмоции. А они сейчас до предела переполняли все его мысли. Амулет бился об грудь, став в буквальном смысле его вторым сердцем. Он вел его сюда, как завороженного.

Сделав несколько шагов, Хакон остановился. На мгновение ему показалось, что в ветвях терновника он смог различить десятки человеческих очертаний, расположенных по всему кругу разросшегося кустарника. Но, вглядевшись сильнее, он разогнал свои страхи и двинулся дальше. Когда до щели оставалась всего пара шагов, он увидел, что колючие ветви лишь обрамляют полое пространство внутри. Подойдя впритык, он нервно сжал рукоять топора. Какое-то недоброе предчувствие легло тяжелым гнетом на сердце. Ему до жути не хотелось сближаться с терновником, но иначе разглядеть то, что находилось внутри, было невозможно.

Прислонив голову к дыре, Хакон увидел пологий громоздкий валун. Он покорял не только своей первозданностью и естеством, но еще и тем, что был исписан рунами. Древними, как все это место. Северянин видел уже такие на идолах в Воргхарте. Немного согнувшись, он прислонил лицо еще ближе к дыре. От удивления его глаза вздрогнули и несколько раз моргнули. На сером камне, увитом плющом, лежало тело — высохшее и морщинистое, как будто кто-то в одно мгновение вытащил из него жизнь и похоронил здесь, спрятав от всего мира. На мертвеце висела разорванная, истлевшая от времени черная мантия. Рот был приоткрыт, а щеки впали настолько глубоко, что, казалось, они приросли к челюстям. Нос полностью иссох, глазницы отсутствовали, но даже без них Хакону думалось, что его призрачный взор направлен именно к нему.

Амулет заколотил по груди. Хакон вытащил его наружу и положил на ладонь перед собой. Каким-то невообразимым образом этот древний артефакт, полученный им так далеко от этого места, тянулся в самый центр лесного могильника, словно имел с ним тайную связь.

Периферийным зрением Хакон заметил движение. Прислонившись снова к дыре, он увидел опускающиеся на землю ноги. Мальчик попытался отбежать как можно дальше, но уже не мог — ветви терновника обвили его запястья и накрепко сжали. Изгородь словно ожила, повсюду вытянулись человеческие конечности, пытающиеся вытянуть наружу все остальное замурованное тело. Встав с камня, мертвец с каждой секундой приближался.

Сиагрий отполз назад. От этого леса он ожидал чего угодно, но только не некромантии. Перед глазами все поплыло, мозг отказывался воспринимать увиденное. Больше он не мог находиться в этом давящем, беспощадном лесу.

— К черту Винса и все его подвиги! В семействе Роклоров хватит и одного героя, — проблеял он и бросился бежать что было сил.

Но, не успев сделать и пары шагов, он тут же отскочил обратно. Проснувшаяся от долгого сна секвойя кровожадно взглянула на мелкую наглую букашку перед собой. Мертвый лес, вопреки всему, что доводилось видеть маркизу когда-либо раньше, пугающе начал оживать на глазах, захлопывая смертельную ловушку.

Ветви так сильно сжали запястья Хакона, что, как бы он ни сопротивлялся, у него не было ни единого шанса вырваться. Сокращая расстояние между ними, мертвец, как паук в паутине, подбирался все ближе, понимая, что его жертва уже никуда не денется. Когда между ними оставалась всего пара шагов, амулет поднялся вверх. Стон усопших, погребенных в живую изгородь, заполнил прогалину, став невыносимо громким. Вернувшись к жизни, они хотели вырваться, чтобы убивать и мучить. Хакон из последних сил уперся ногами в изгородь и попытался оттолкнуться. Ничего не вышло. Ветви терновника еще сильнее сжали его запястье и, содрав до крови кожу, подтянули к зияющей дыре.

— Рагор! Рагор! Помоги! — заорал северянин. Но дух, таящийся в нем, лишь метался из угла в угол, рычал и шипел. Первый раз Хакон почувствовал, что Рагор испытывал страх.

С той стороны за щелью появилась голова мертвеца. Расстояние между ними сократилось настолько, что они почти дышали друг на друга. Пустые глазницы мертвеца зажглись желтым огнем. Исходивший запах от высохшего тела напоминал тошнотворно-сладкую смесь соленой воды и гнилого мяса. Теперь он прекрасно понимал, что они потревожили очень сильное зло, которое уже никогда не отпустит их отсюда живыми. Жаль, что он умрет вот так, не имея ни единого шанса сразиться.

Подобрав упавшее оружие с земли, Сиагрий со всей силы ударил им по натянутым как струны ветвям, державшим северянина. Раздался хруст, и одно из запястий Хакона освободилось. Выхватив у него топор, он тут же рубанул по второй. Черная рука мертвеца вытянулась из дыры и попыталась схватить его за шею, но он успел отскочить. Через секунду из дыры вылезла голова. Мертвец хотел вырваться, однако все та же живая изгородь сдерживала его отчаянные потуги. От бесконечной череды неудач его пасть растянулась, издав оглушительный рев. Звук оказался настолько громким, что от боли в ушах Хакон и Сиагрий упали на землю.

Зов, призывающий все, что таилось в этом лесу, к охоте, разнесся на множество и множество верст.

Глава 2

Проснувшись на широкой кровати с нежными подушками и теплыми одеялами от монотонного стука по двери, он неохотно потянулся и пригласил войти гостя. Широкая голова слуги с ухоженными длинными волосами и узко посаженными глазами выглянула из-за двери. Дофиан, как всегда, был учтивым и любезным, как и при их первой встрече. Со всеми помпезностями он попросил его одеться и следовать за ним.

Накинув быстро штаны и новую рубашку, мальчик вышел из своих покоев вслед за слугой. Следующие минуты своей новой жизни Арн провел в раздумьях, какой же пышный завтрак его может ожидать в специально отведенной для этого комнате на первом этаже. Но Дофиан почему-то свернул возле белой полуоткрытой двери, из-за которой так вкусно пахло яичницей и колбаской, на уходящую вниз винтовую лестницу. Цокольный этаж, куда они спустились, пропах совсем иными запахами: сыростью и потом. Слуга открыл тяжелую металлическую дверь и предложил ему войти в просторный тренировочный зал. Внутри возле деревянных манекенов стоял Орис, взявший его на поруки и ставший его наставником в гильдии охотников за головами. Бросив рядом с ним нож, он приказал ему поднять оружие и защищаться.

Все следующие дни утро начиналось именно так. Иногда ему казалось, что попрошайничество в Старом Моле было не таким уж и плохим занятием.

Каждый день Орис буквально выжимал из него все соки до последней капли. С его рук не сходили мозоли, а мышцы на ногах сводило так, что он едва мог дойти обратно до покоев. Он резал деревянный манекен, пока руки все еще могли держать оружие, бегал вокруг стен Аркера, пока ноги не сводило от бессилия, и лазил по канату, пока тело не начинало дрожать. Но и даже этого Орису казалось мало. По ночам он будил его и заставлял красться за патрулем городской стражи. И дьявольски смеялся, когда у него не выходило.

Это утро ничем не отличалось от предыдущих.

— Выпад! Удар! Кувырок! Удар! — выкрикивал Орис. — Выпад! Удар! Кувырок! Удар!

Арн беспрекословно слушался, молча выполняя каждую команду. В глубине души он надеялся, что скоро обучение подойдет к концу, и тогда он станет настоящим охотником за головами. Рано или поздно наставник поймет, что он готов, и тогда ему придется выполнить одно из условий вступления в гильдию — совершить убийство. Фактически первый контракт для инкарнации мог быть любым. Голова ведьмы, гуля, болотника… Кого угодно… Но в его первом контракте стояло имя флэя. По сути, такого же пацана, как и он. Ведьма, которую он обезглавил, являлась порождением зла и, можно сказать, уже давно была трупом. Но совсем другое дело забрать жизнь у ни в чем не повинного человека. Сможет ли он задушить его или перерезать горло? Сделать это хладнокровно и безжалостно, как и все присутствующие здесь охотники? Затем скрыться в ночи и снова ждать нового контракта. Во всяком случае, теперь на второй чаше весов лежала его собственная жизнь. Орис предупреждал его, перед тем как он дал окончательный ответ. Назад пути уже не будет.

— Только не говори, что ты выдохся и у тебя нет больше сил! — заорал недовольно Орис, бросив испепеляющий взгляд на Арна.

Ну уж нет! Этих слов он больше не услышит никогда. Один раз он уже имел неосторожность пожаловаться ему на усталость и боль в мышцах. Мистер Орис избил его бамбуковой палкой. И делал он это очень долго и усердно, чтобы каждая клетка его тела прочувствовала боль. Не ту, на которую он сетовал, когда сводило мышцы и руки от усталости. А настоящую, от которой хочется выть и орать во все горло. Все остальные охотники, тренирующиеся рядом, лопались от смеха и таращились на него, но он, скрипя зубами, держался. Его глаза становились влажными, но слез так и не проронили. Больше всего он боялся заплакать, как наказанный сопливый мальчишка. Когда-нибудь он станет настоящим охотником за головами, а среди них нет плакс и трусов. Отложив бамбуковую палку, Орис заставил его выполнить упражнение сотню раз. Этот урок Арн запомнил надолго. Впредь свои силы он научился распределять с умом, а если они все же покидали его, он находил резервы.

Дверь открылась, и в нее вошел Фабиан. Все присутствующие тут же сложили оружие и поклонились регенту. Арн сделал то же самое. За время пребывания в гильдии он успел познакомиться с некоторыми правилами и обычаями. Первое, что он уяснил и о чем его предупредил наставник, заключалось в том, что никогда нельзя было перечить и осуждать регента гильдии. Но это и так казалось очевидным. Спорить с первым среди убийц решился бы только безмозглый глупец. Все знали, что Фабиан достиг своего титула, начиная с самых низов, и занимал его по праву. Чем больше он перебирался по ступенькам иерархии гильдии, тем обильнее проливалась чья-то кровь. И пусть в чьих-то глазах он мог сейчас выглядеть не таким молодым и опасным, как когда-то раньше, спорить с ним все равно никто бы не решился.

Из-за постоянных тренировок Арну не так часто доводилось пересекаться с ним внутри гильдии. Но когда это происходило, он с любопытством наблюдал, как меняется его лицо в зависимости от того, с кем он разговаривал. Эта маска всегда имела свою уникальность и неповторимость. С некоторыми она становилось радостной и умиленной, с другими — злой, тревожной или настороженной. Но каким бы оно ни казалось в эти моменты, Арн всегда испытывал подсознательное чувство опасности и тревоги.

Бросив на тренирующихся испепеляющий взгляд, регент остановился в центре так, чтобы каждый мог его видеть и слышать.

— Сегодня Аркер снова умылся собственной кровью!

Несколько дней назад Арн, снаряжая арбалеты, случайно подслушал разговор рядом стоящих охотников. Они судачили о найденном трупе в подвале заброшенного дома, рассуждая о том, кто способен на такое зверство. Из-за лязга металла всех слов он не слышал, однако из их беседы стало понятно, что разодранное тело принадлежало ребенку — девочке из богатой семьи. А еще они обсуждали, что сделал все это не человек, а одно из существ, описанных в бестиарии. И вот убийство повторилось.

Регент задумчиво опустил взгляд в пол, приковав к себе взгляды братьев. Немного погодя он шагнул вперед и взял со стеллажа арбалет. В зале воцарилась полная тишина. Натянув тетиву, он развернулся и выстрелил. Стальной наконечник прошиб деревянный манекен точно в нарисованное сердце, оставшись в нем торчать наполовину. У Арна чуть не открылся рот от того, с какой скоростью он все это провернул.

Фабиан еще раз осмотрел оружие и только после этого положил его обратно.

— И это уже второе убийство.

Каждый из собравшихся понимал его недовольство. Охотники за головами являлись первыми, к кому люди обращались, если их родных и близких находили в разорванном, растерзанном и обглоданном состоянии. В первую очередь предназначение гильдии именно в этом и заключалось, чтобы находить и отправлять в бездну отголоски проявлений тьмы. И уже потом тех, кто преступал закон или был неугоден короне. Естественно, это право давалось не без участия суда или разрешения главы города. Но ни для кого не было секретом, что иногда эти маленькие формальности исчезали. И тогда в сточной канаве находили распутную жену или заклятого врага.

Теневые контракты приносили основную прибыль. В общем-то благодаря им гильдия держалась на плаву и даже процветала. И вот теперь два разодранных тела в городе. Все это бросало тень слабости и некомпетентности. А значит, и значительное уменьшение контрактов. Фабиан понимал, что герцог Аркера наверняка уже пустил на розыск своих лучших псов из инквизиторов и стражей. И если они найдут убийцу первыми, гильдия потеряет не только наработанную годами репутацию, но и страх среди тех, кто считает их рудиментом, от которого давно следовало бы избавиться…

— Их убили у вас под носом, — мрачно добавил регент.

Сделав еще несколько шагов, Фабиан вытащил кинжал и подкинул его в воздух. Поднявшись к потолку, оружие сделало несколько кульбитов и, изменив направление, спикировало вниз, острием войдя в деревянный пол. Охотник, в чью стопу оно чуть не вошло, не отрезав при этом несколько пальцев, тяжело сглотнул.

— Морт, как ты считаешь, — обратился регент, подойдя к смуглому, крепко сложенному мужчине, — ты хороший охотник?

— Только вы можете судить, — как можно мягче ответил он.

— А ты, Гросс?

— Я не вправе…

— А кто вправе?! — заорал Фабиан, сотрясая зал. — Может, невинное дитя, найденное убитой несколько дней назад? Или, может, женщина, которую вскрыли, как устрицу?

В таком разъяренном состоянии Арн еще никогда его не видел. Все это время ему казалось, что он размеренный, спокойный и невозмутимый. Как паук.

— Каждый из вас когда-то сделал свой выбор и стал жнецом. Мечом, очищающим тьму. — Его голос чуть смягчился, перейдя с крика на более умеренные тона. — Так делайте свою работу!

За эти несколько секунд Арну показалось, что он увидел тысячи масок. И все они испепеляли, пожирали и ужасали своим отражением злости и гнева. От странного нависшего чувства тревоги ему удалось избавиться лишь тогда, когда Фабиан повернулся к нему спиной.

Подойдя к двери тренировочного зала, регент обернулся.

— Найдите мне убийцу, или я сделаю с вами то же самое, что случилось этой ночью с несчастной шлюхой, — крайне спокойно произнес он. Но все вокруг понимали, что лучше бы он кричал и злился.

Лязг от кинжалов и мечей прервал напряженную тишину только спустя несколько минут. Тренировка продолжалась. Однако задерживаться на ней уже никто не собирался. Оставшиеся силы стоило поберечь для грядущей ночи. С ее наступлением они начнут прочесывать город и рыть землю в поисках того, кто совершил уже два кровавых убийства.

До заката оставалось еще несколько часов, и Орис хотел провести их с максимальной пользой.

Поднявшись в покои, наставник позвал мальчика и усадил за стол. Подойдя к большому стеллажу с книгами, он выбрал довольно толстый пыльный фолиант.

— Ты умеешь читать?

— Плохо, — признался Арн. — Мать совсем немного успела обучить меня.

Орис сдул пыль с громоздкой, обернутой в кожаную шкуру книги и положил ее перед ним.

— Это бестиарий. Тебе придется выучить его наизусть.

— Он очень большой, мистер, — посетовал Арн, оценив размеры.

— Тебя это не должно смущать. По крайней мере, если ты хочешь прожить долгую жизнь.

— Но ведь регент…

— До заката оно никого не убьет. Скорей всего, это произойдет даже не этой ночью. Поэтому время у тебя есть. — Орис лег на кровать и отвернулся, оставив Арна наедине со здоровенным фолиантом.

Развернув его в произвольном месте, Арн увидел рисунок: крупное рогатое существо, стоявшее на задних копытах, держало топор, по лезвию которого каплями стекала кровь. Около огромного чудовища лежала женщина с вытянутыми руками, слезно молящая о пощаде. Сверху и по бокам были начертаны слова. Мальчик попробовал прочитать самое жирное из них.

— Ми-но-тавр. Минотавр! — сам того не ожидая, воскликнул Арн.

— Если ты не заткнешься, я прибью тебя этой же книгой! — недовольно выпалил пытающийся задремать Орис.

— Хорошо, мистер, — почти не обращая на него внимания, ответил Арн, уже вчитываясь в следующую строчку.

Когда мать обучала его, у нее в руках лежала захудалая рваная книга без рисунков и иллюстраций. Иногда она читала ее вслух. Реже они пробовали это делать вместе. Арн не понимал, для чего вообще одни люди писали книги, а другие их читали. К тому же он слышал, что эти штуки, ко всему прочему, могли вызывать грусть, страх и уныние. У его матери их хватало с лихвой, но вопреки всему она все равно любила книги. Иногда ее глаза наполнялись водой, и Арн успокаивал ее, гладил по спине и вытирал текущие по щекам капельки. Книга «Последняя роза» досталась ей от отца по наследству, как и сгоревший дом. По неизвестной для Арна причине она берегла ее как зеницу ока. Однажды мать сказала ему, что в каждой книге есть тайна, разгадать которую удается, только дочитав до конца. К сожалению, он уже никогда не сможет разгадать ее и восстановить сгоревшие страницы. Как и больше вытереть слезы с лица матери.

Но то, что лежало сейчас в руках Арна, несомненно, являлось бесценным даром очень многих людей, состоящих когда-то ранее в гильдии. По крайней мере, это представляло ценность для тех, кто хотел стать охотником и не умереть на первом же контракте. Орис был прав: без этих знаний его дни сочтены. Листая книгу все дальше и дальше, он понимал, что здесь в подробностях и мелочах описывались все известные порождения зла: ведьма, вульвер, гуль, фаготт и сотни других кровожадных монстров и чудовищ, живущих в Кимбрии и за ее пределами. Но что самое главное, в конце каждой страницы лежало то, ради чего эту книгу необходимо было не только подробно прочитать, но еще и вызубрить. В ней находились пояснения с подробным описанием, как покончить с тем или иным существом.

Сзади раздался храп Ориса, на который Арн невольно обернулся. Он лежал в том же положении, в котором мальчик его запечатлел всего несколько минут назад, с той лишь незначительной разницей, что теперь его гортань издавала отвлекающее натужное сопение. Встав поздним вечером, он будет свеж и полон сил перед предстоящей ночью. Такой роскоши Арн позволить себе не мог. Ослушаться наставника сулило большими неприятностями.

Открыв книгу с первой страницы, Арн стал вчитываться в каждое слово и углубляться все сильнее в знания, оставленные теми, кто убивал и проливал кровь, рискуя собственной жизнью ради остальных.

Глава 3

Луч света упал на лицо Ориона. Повернув голову к окну, он заметил, как длинное причудливое облако, заслонявшее солнце, неохотно двигалось к горизонту. Сегодня ветер дул в сторону его дома. Юный флэй тоскливо надул щеки и поглядел вдаль. Больше всего ему сейчас хотелось вернуться в поместье, обнять мать, поиграть с Джаспером, а с утра отправиться в храм и показать своему иподьякону Иверию все, чему он успел научиться в школе «Звезд».

Тяжело вздохнув, он проводил облако свинцовым взглядом и снова уперся в доску. Возле нее уже долгих пять минут стоял Филери, пытаясь вспомнить, как выглядит созвездие Дельфина, дающее возможность плавать под водой. Строение звезд не представляло ничего сложного, но его сосед, как правило, только и делал, что тратил все свое свободное время на игры с Берном и Лони, всячески игнорируя все, что задавали на дом.

— Итак, Филери Баркенвав, что скажете?

— Мисс Дори, — воскликнул Филери с такой интонацией, словно бы находился на пороге грандиозного открытия, — не могли бы вы мне дать еще минутку? Знаю, что я у вас ее уже просил, но, мне кажется, еще чуть-чуть, и я точно вспомню.

По классу пробежалось тихое хихиканье. К слову сказать, так было почти всегда, когда Филери пытался улизнуть от очередного провала. Лишь за редким исключением у него получалось выкрутиться и потянуть время так, чтобы услышать подсказку или звонок. Во всех остальных случаях он лишь оттягивал неизбежное.

— Садитесь, Баркенвав. Времени было предостаточно.

— Но, мисс Дори! Я почти…

— Вспомнить, Филери Баркенвав, можно только тогда, когда это есть у вас в голове, — отрезала учительница и указала ему на парту.

Следующим к доске пошел Берн Игловиц. Сегодня Дрема решила основательно пройтись по заядлым двоечникам и не щадила никого. Остальные флэи, уткнувшись в книги, старались не попасть в их число. Единственным, кто в кабинете сохранял ледяное спокойствие, был Орион Роклор. С самого начала урока он не удосужился даже открыть свой справочник по астрономии. Но на то была убедительная причина: все созвездия сын маркиза помнил наизусть. И возможно, даже лучше самой мисс Дори.

Усевшись на длинную сухую ветку дуба, ворона несколько раз издала протяжное карканье, отвлекшее Ориона от очередного фиаско возле доски. Большая птица с черным оперением, заприметив проходящего под ней человека, перелетела на другой сук и уселась поудобнее. Не останавливаясь, декан Камерис приподнял голову и сдвинул густые темные брови, уставившись на дерево. Взмахнув крыльями, ворона, словно почувствовав опасность, унеслась прочь. Камерис легким прогулочным шагом продолжил двигаться по узкой петляющей дорожке из серого речного камня, ведущей в закрытый сад. В последние недели он редко когда выходил из своего кабинета, в основном появляясь лишь на общих собраниях и праздниках.

Проводив взглядом декана, Орион тяжело вздохнул. Камерис по долгу службы обладал всегда свежими новостями, которые стекались в Террагорн со всего королевства. Наверняка он мог что-то знать и о его отце. С тех пор как он возглавил отряд и отправился по воле короля в опасную и непредсказуемую экспедицию, Орион не получил от него ни одной весточки. В столице все чаще звучала молва, что Сумеречный лес забрал их всех до одного. Но Орион не верил ни одному их слову. Что бы они ни говорили, он с нетерпением ждал, когда отец выберется оттуда, вернувшись победителем.

Оставаться в абсолютном неведении больше не было никаких сил. Если Камерис знает хоть что-то, что может пролить свет на это авантюрное путешествие, он обязан ему рассказать. Хоть он и изменился в последнее время, но он все еще оставался тем, кто всегда его поддерживал и помогал.

— Мисс Дори, — его голос, пронесшийся по кабинету, заставил всех отвлечься и обратить на себя внимание, — разрешите выйти.

Подтянув очки, учительница задрала брови и искоса посмотрела на юного флэя. Дрема постоянно выбирала для себя строгую одежду, и, как казалось Ориону, все это дополняло ее методику преподавания как нельзя лучше. Она всегда относилась к ученикам чрезмерно дотошно и пунктуально, не давая права даже на мельчайшую ошибку.

— Разрешаю, Орион, — как ни странно, мягко отозвалась учительница.

У всех учеников от такого ответа появилось немалое удивление. Орион и сам не ожидал, что она так легко согласится. Но не успел он дойти до двери, как его остановил снова строгий голос учительницы.

— Вы куда, мистер Роклор? — озадаченно спросила учительница в очках.

— Я… Вы же разрешили выйти…

— Да. Но не из кабинета!

У Ориона опустились брови. Он слишком быстро поверил в доброту мисс Дори, поддавшись на ее уловку.

— Тогда куда мне выйти? — непонимающе спросил сын маркиза.

— К доске! — учительница развела руками, как будто ответ был настолько очевиден, что ей стало даже стыдно за своего ученика.

Мисс Дори перевела взгляд на уже стоявшего возле доски ученика.

— Берн Игловец, вы снова получаете неуд. Садитесь, пожалуйста. — Отметив оценку в журнале, она снова подняла голову и обратилась к аудитории: — На этот раз дадим шанс ученику, который считает, что ему не стоит находиться на занятиях, а отведенное время урока можно провести в другом, более интересном месте.

— Я так не считаю, мисс Дори, — резко и громко ответил Орион, после чего сразу мысленно осудил себя и заставил замолкнуть. С Дремой лучше не пререкаться. Себе же дороже выйдет.

— Еще одно слово, юный флэй, не касающееся созвездия Дельфина, и вы закончите свой ответ досрочно.

Сменив Берна Игловеца, Орион сосредоточился, воспроизводя нужную ему последовательность. Она не являлась сложной или трудной для начертания. Мел шустро начал скользить по сухой доске. Без малейших колебаний он с легкостью отнес бы это созвездие к числу быстро запоминающихся.

Когда он закончил, мисс Дори встала со стула и с надменным лицом подошла к нему почти в упор. Ориону пришлось в буквальном смысле отскочить к краю доски, чтобы от ее напора не отлететь в сторону. Весь класс с жадным любопытством наблюдал за происходящим. Изучая нарисованную схему, она проверяла каждый угол, относительно которых строилось созвездие, словно ювелир под мощной лупой. Затем мисс Дори сверила названия звезд и испытующе перевела взгляд на Ориона. Схема была нарисована без единой ошибки. Ее губы поджались, деревянная указка несколько раз ударила по ладони.

Понимая, что учительнице придраться не к чему, флэи перевернули следующую страницу справочника по астрономии, судорожно вглядываясь в следующее созвездие — Разбитой Чаши.

— Теперь я могу выйти, мисс Дори? — спросил Орион.

Класс уставился на учительницу, ожидая ее решения. Неужели впервые кто-то так дерзко сможет утереть ей нос?

— Не спешите, Роклор. Чтобы я вас оценила должным образом, сотрите Дельфина и нарисуйте, пожалуйста… хм-м… Паутину Хорома.

Все сидящие в кабинете охнули, начав беспорядочно листать страницы своих учебников в конец. Когда их руки остановились, они вгляделись в огромное созвездие, содержащее в себе целую кучу звезд.

Все знали, что Дрема не любила, когда кто-то отпрашивался и покидал класс. Она считала это неуважением и развязностью. Без наказаний не оставался никто, и даже отличники вроде Ориона. Однако юный Роклор не сдавался. Находясь в епархии на лечении после стычки с заговорщиками, он не терял времени впустую. К тому же изучение справочника по астрономии хоть как-то отвлекало от переживаний об отце и не давало совсем раскиснуть. Созвездие, которое от него требовала мисс Дори, являлось одним из самых трудных в книге и предназначалось для изучения в завершение учебного семестра. Но мисс Дори эта «мелочь» сейчас совсем ничуть не волновала. Постукивая указкой по ладони, она с нетерпением ждала его ответа.

— Итак, Роклор. Вы готовы изобразить Паутину Хорома?

Орион немного помнил череду звезд, получившую свое название в честь гигантского паука, наводившего ужас на жителей Нофингфола много сотен лет назад. История гласила, что убить его удалось, лишь выманив из леса и заманив в ловушку. Но и даже тогда он успел отправить на тот свет не меньше полудюжины охотников за головами. Крайне сложное созвездие для флэя первого круга, а может, даже и для спектра. Хотя и очень лакомое. Овладев им, можно было намертво сковать противника, полностью обездвижив его в паутине.

Немного замешкавшись, юный флэй снова взял мел и обозначил первую звезду в созвездии. Начав с самого легкого — с брюшка паука, Орион вычертил эллипс из звезд и двинулся дальше. Две передние пары лап протянулись до конца доски, а две задние уперлись в подставку с мелом. Сам того не понимая, он продолжал вырисовывать схему. По какой-то неизвестной причине она вспоминалась ему так же легко, как и созвездие Дельфина. Продолжая свою кропотливую работу, он все больше уходил в себя, забывая про окружающий мир и мисс Дори за спиной. Все остальное, что происходило вне доски, ему казалось таким далеким и несущественным, не имеющим никакого смысла. При этом весь класс замер в ожидании, а сама мисс Дори с приоткрытым ртом наблюдала за происходящим.

Закончив с пауком, он принялся за паутину, представляющую обширную сеть вокруг Хорома. Орион не знал, сколько звезд имело в себе полное созвездие. Один только паук состоял из более двадцати. Но он как заговоренный продолжал чертить все дальше. Когда доска закончилась, он выдернул учительский стул, залез на него ногами и продолжил чертить на стене.

Последние штрихи дались с необычайным трудом. Все, что творилось на периферии созвездия, в его памяти было затуманено пеленой темноты и казалось недостижимым и бескрайне далеким. Но все это было лишь на первый взгляд. Напрягая память, он продолжал плести паутину, словно в какой-то момент и сам стал тем самым Хоромом. Поставив точку, Орион отошел на несколько метров и с огромным потрясением взглянул на изрисованную доску и стену. Ему не верилось, что все это он сделал сам, без чьей-либо помощи и подсказки. С такими же ошарашенными глазами на него смотрели и все остальные. Но больше всех — мисс Дори.

— Теперь я могу выйти, мисс Дори?

— Да, — почти неслышно, кое-как выдавила учительница. Затем, окинув загадочным взглядом остальных учеников, пришла в себя и уже более строгим, твердым голосом добавила вслед: — Но не смейте задерживаться, Орион Роклор!

Кабинет и строгая учительница остались позади. Проскользнув через коридор, Орион спустился по лестнице и выбежал из школы во двор. Он торопился, боясь не успеть. Долго в саду архимаг никогда не задерживался, а он и так уже потратил уйму времени, стоя у доски.

От бегущего на всех парах мальчика птицы взметнулись в небо. Не обращая на них никакого внимания, Орион пролетел мимо дерева и через несколько мгновений вбежал в длинное стеклянное строение. Теплый и влажный поток воздуха сразу обдул ему лицо и забрался внутрь мантии. С обеих сторон дорожки тянулись в два ряда самые разнообразные причудливые растения. Некоторые из них использовались в алхимии, другие были всего лишь декоративными украшениями в садах и комнатах Жемчужного района. Но поговаривали, что в этой огромной коллекции выращивались архимагом и редкие необыкновенные экземпляры, обладающие поразительными свойствами.

Продвигаясь все дальше, Роклор невольно любовался пышными разноцветными цветами, огромными, с человеческий рост, грибами и живыми карликовыми деревьями. Все они требовали невероятно тщательного ухода, поддерживать который мог только действительно уникальный человек.

— Орион Роклор! — раздался старческий голос Камериса, стоявшего возле бело-синего кустарника. — Ты почему не на занятиях?

Так увлекшись любопытным наблюдением, сын маркиза, скорей всего, прошел бы дальше, если бы декан своим вопросом сам не нарушил тишину.

— По-другому я не знал, как поговорить с вами, декан Камерис, — ответил Орион.

Несколько раз он поднимался по длинной винтовой лестнице на самый верх башни, чтобы узнать у него, нет ли вестей от отца. Однако дверь в его покои всегда была закрыта, хотя он точно видел силуэты в окне.

— После того как мы сорвали планы заговорщиков, вы отстранились от всех! — продолжил Орион. — Кроме этого школьного сада и общих собраний, вы почти нигде не появляетесь.

— У меня много работы, Орион. — Наклонив лейку, декан полил куст, сделав вид, что пропустил мимо ушей неуважительный выпад юного флэя. — Тебе не стоило отпрашиваться с урока. Мисс Дори этого не любит.

— В этом я уже убедился. Но я не мог не выйти и не поговорить с вами.

Камерис непонимающе отвел глаза, перенаправив носик лейки на соседнее причудливое растение. Как и весь последний месяц, он выглядел очень задумчивым и напряженным.

— Неужели вы и вправду верите, что земли Обреченных окончательно опустели, а сами они сгинули навсегда? — Орион не мог держать эти мысли в себе. Слова побежали, будто бурлящий поток горной реки. — Охотник за головами лжет, и вы это знаете! Вы же сами говорили, что чувствуете…

— Не забывай, с кем разговариваешь, флэй, — строго ответил архимаг.

Лейка стала на землю, так и не опустев до конца. Брови декана сомкнулись, а взгляд стал непривычно суровым.

— Простите, декан, — успокоившись, ответил Орион. — Я не хотел вам грубить.

Сын маркиза понимал, что перегнул палку и в какой-то момент заговорил с архимагом как с равным себе.

— Выжившего охотника допрашивала Небесная Триада и те, от кого правда никогда не уйдет. Никто не усомнился в его словах. В том числе и я.

— Тогда в Обители Сумеречных я слышал заговорщиков. Они все говорили, что он вернулся и сила его растет!

— Мы не нашли этому подтверждения. Все мятежники были убиты при попытке сбежать из города. — Архимаг сорвал больные листья с лоз и сжег их в своем кулаке. — Поэтому все, что у нас есть, — это слова уцелевшего охотника. А исходя из них, там лишь выжженные земли и больше ничего.

— Но они утверждали обратное! — возмутился Орион.

— Король не поверит словам мальчишки. Если у тебя более весомые доводы, тогда изложи их, или не сотрясай попусту воздух, пока это не услышал кто-нибудь еще, кроме меня.

Орион понимал, что архимаг со своим прагматизмом был более чем прав. Король не соберет войск и не отправит в Миргрет, основываясь только лишь на том, что он слышал. Скорее он упрячет его в темницу или, что еще хуже, отправит к инквизиторам. Дурные языки в Террагорне на свободе долго не задерживались.

— Когда вернется отец, ему будет что сказать.

Наконец-то на лице Камериса появилась хоть малая толика умиления, отбросившая усталость и равнодушие.

— Мы все ждем его возвращения, — произнес декан.

— Вам что-нибудь известно о нем, декан Камерис? В городе ходит молва, что их всех забрал Сумеречный лес.

— Не верь. Никто из них этого не видел.

— Обещайте, что я узнаю первым, когда он вернется.

— Сразу после короля, — улыбнулся Камерис. — А теперь возвращайся в класс, я все-таки декан и не могу спокойно смотреть, как один из моих учеников прогуливает занятия.

Глава 4

— Вставай, кимбриец!

Сиагрий неохотно поднял глаза на орущего мальчика. Будь он в своем поместье, он бы приказал его выпороть, а затем отправить чистить конюшни. Но вернувшаяся очень быстро память остудила пыл и мгновенно привела его в чувство.

Маркиз вскочил как ошпаренный и в страхе огляделся по сторонам. Сумеречный лес проснулся и наступал. Из зияющей дыры терновника высунутая наполовину голова мертвеца зловеще наблюдала за каждым его движением. Повсюду раздавался треск сухих сучьев и корней. Это секвойи выходили из спячки. Вырываясь из земли, они медленно, но упорно окружали их, отрезая всяческие пути отступления. Помимо прочего, все это еще сопровождалось душераздирающими воплями, звучавшими из ветвистой кольцевой стены кустарника. Замурованные трупы вытягивали свои костлявые конечности, пытаясь слепо схватить хоть что-то, чтобы утолить свой вечный голод.

От происходящего повсюду безумия маркиз начинал терять контроль над собственным телом. Его глаза метались из стороны в сторону. Лицо исказила маска ужаса и отчаяния. В ногах появилась предательская слабость, рождающая новую волну страха. Всем своим нутром он боялся до остолбенения остаться здесь навечно, заняв пустующее место в терновнике.

Резкий шлепок по лицу снова привел его в чувство.

— Если хочешь жить, следуй за мной!

Развернувшись, Хакон заметил одно из деревьев, чьи корни все еще торчали в земле. Мертвец снова раздвинул пасть и заорал, подгоняя тех, кто слишком долго пробуждался по его зову. Сиагрия он пугал больше всего. Даже оставаясь замурованным в лесной гробнице, он наводил на него истерический ужас и страх, которого он еще никогда не чувствовал.

Пролетевший сук чуть не оторвал голову бегущему впереди северянину. Увернувшись своевременным рывком, он перекатился по сырой земле и тут же вскочил. Хакон перестал рассуждать и двигался теперь так, как подсказывало внутреннее чутье. Когда совсем не хватает времени, чтобы принять решение, приходит время инстинктов. Он увиливал, обегал и изворачивался, оставляя весь оживший ужас позади.

Следуя за спиной северянина, Сиагрий выжидал момент, когда ожившее дерево нанесет свой удар по мальчишке, а затем проскальзывал дальше. На удивление, он был не просто крепко сложен, но еще обладал хорошей ловкостью и координацией движений. Пытаясь не отставать, Сиагрий молил богов, чтобы у него хватило сил держать темп, заданный северянином.

Вглядевшись вдаль, Хакон собрался повернуть, но пути отхода больше не существовало. Деревья плотно сжали кольцо, оставляя им всего одну лазейку. Но и та брешь больше походила на смертельную ловушку. Плотный бурелом с одной стороны и болотистая топь с другой. А между ними узкий ход, охраняемый ожившей секвойей.

Хакон приготовился.

Ветвь максимально изогнулась и со свистом полетела на него по косой. Собираясь совершить очередной кувырок, он вдруг почувствовал, как что-то обвило сапоги, крепко привязав ноги к земле. Удержать равновесие не получилось, и туловище полетело на кишащие внизу отростки корней.

Сиагрий в самый последний момент успел остановиться.

— Чтоб я сдох! — выругался маркиз. Пробежать мимо не получалось. С ужасом он посмотрел назад: секвойи, оставшиеся позади, хоть и не быстро, но сужали расстояние между ними. Времени что-то предпринять оставалось чудовищно мало.

Из-за неловкого падения Хакону удалось избежать хлесткого удара оттянутого сука. Оказавшись на земле, он тут же почувствовал, как его правую руку оплел черный отросток. Единственная оставшаяся все еще свободной левая рука вытащила кинжал из-за пояса и со всей силой воткнула его в черные кольцеобразные оковы. Из дупла секвойи вылетел ожесточенный вой.

Маркиз перебирал с ноги на ногу, не понимая, что ему делать дальше. Все пути побега захлопнулись, а круг, образованный пробудившимися деревьями, сужался катастрофически быстро.

Изгибаясь, сук вновь поднялся вверх. Через долю секунды он со свистом полетел на Хакона. Опутанные ноги не давали шанса даже на самый простой маневр. Все, что оставалось в его положении, — это нервно колотить кинжалом по кровоточившей конечности секвойи. Громадному дереву это сильно не нравилось. Оно ревело от каждого удара, но отпускать не собиралось.

Упавший сук врезался в грудь мальчика. Дыхание остановилось. По открывшимся ранам на лице потекла теплая кровь. Сук оттянулся, чтобы нанести очередной удар. Хакон снова заколотил кинжалом. Север учит терпеть. Клан — выживать. А отец — никогда не сдаваться. Удар, еще удар. Сук снова спустился с еще больше силой. Лицо Хакона запылало огнем, изо рта вырвался кровавый кашель. Легкие как будто слиплись. Хакон поднял кинжал. Он понимал, что, скорей всего, это его последний удар. В следующий раз, когда сук снова опустится, он в буквальном смысле вгонит его в землю.

Собрав всю силу в кулак, он замахнулся для удара. Но острие, так и не добравшись до своей цели, уткнулось в землю. Не выдержав боли, секвойя спрятала свой отросток как можно глубже. Вторая освободившаяся рука Хакона выхватила из-за пояса топор и рубанула по держащим ноги отросткам. Теперь он был полностью свободен. Следующий хлесткий удар секвойи остался ни с чем. Однако сдаваться она даже и не думала. Вторая ее ветвистая конечность вылетела с противоположной стороны, став для Хакона полной неожиданностью. Он снова рухнул плашмя на землю, а затем его тело вверх ногами взметнулось ввысь. Ствол секвойи изогнулся, открыв максимально широко дупло прямо под ним. Ветви, держащие его ноги, разжались, и Хакон полетел вниз.

Север закалял своих детей, обжигая холодом. Отец учил находить решения даже там, где, казалось бы, их нет. В левой руке он по-прежнему держал кинжал, а в правой — тяжелый отцовский топор. Пикируя к открытой пасти, Хакон, размахнувшись, со всей силы вогнал оба оружия в глаза деревянного монстра.

Ошарашенная секвойя взвыла от боли. Ветви слепо принялись махать в разные стороны, но обидчика уже рядом не было. Оттолкнувшись от ствола, Хакон успел спрыгнуть и отбежать на безопасное расстояние.

Выскочив из земли, дерево закружилось в агонии. Издавая гулкие хрипы, оно кружилось, словно заведенная юла, пытаясь хоть как-то достать северянина. Однако продолжалось это совсем недолго. Через несколько мгновений оно оступилось и провалилось в лежащую рядом топь.

Когда путь наконец стал свободен, маркиз бросился вперед со всех ног.

— Северянин! Скорее!

Хакон обернулся: оживший Сумеречный лес подобрался почти вплотную, несколько секунд — и все, что охраняло прогалину, со всей яростью врежется в них. Хакон п