В книге упоминаются социальные сети Instagram и/или Facebook — продукты компании Meta Platforms Inc., деятельность которой по реализации соответствующих продуктов на территории Российской Федерации запрещена как экстремистская.

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Принесите вина получше, сполосните стаканы, постелите скатерть, прогоните собак, раздуйте огонь, зажгите свечи, затворите дверь, нарежьте хлеба!

Ф. Рабле

Баланс белого

Лишь любовь к государственной планиметрии облекала его в многогранность ответственного поста.

А. Белый

Любовь нашла Митеньку в осеннем лесу, в укромном уголке Лосиного Острова.

Той промозглой осенью Митенька вырвался на волю. Он убегал от прошлой жизни, чужой смерти, плохой мести и предательства богов. Достаточный список, чтобы нестись галопом по неизвестной земле, ошалев от свободы.

Но сбились крестом лесные тропы. Седые угли в его груди вдруг налились кровью, обросли мясом — и сердце появилось, услышав сердце.

Она нашла его.

Протянула белую руку сквозь завесу дождя, проступил в сумерках подол синего платья. Ее присутствие стало повелением, она заговорила с Митенькой без слов — от сердца к сердцу, — и Митенька потерял голову.

У нее были эбеновые волосы, белая кожа, алые губы.

Она была из другой сказки.

Одни дети звали ее Sneewittchen, другие — Белоснежка; Митенька когда-то слышал о Белой Ведьме… Неважно — подол ударил колоколом, взвились белые ноги, впиваясь в его бока. Появился путь, и четыре копыта ударили в чужую землю; все в этих краях было чужое, только Белая Ведьма — своя.

Эбеновые волосы падали ему на шею. Алые губы молчали за его ухом.

Но она говорила — ее присутствие было движением и смыслом.

Это была только их сказка, пока они не выбрались к дому.

Дом вырос в самом центре страны посреди безлюдного пространства и холода. Здесь всегда была зима, и Митенька этому не удивился. Белая Ведьма обязана жить в таком месте. В одиноком доме посреди пустоши должны были жить и люди, но людьми здесь не пахло. Рядом с домом была высокая изгородь, а за домом коптила труба котельной. Она направила его за ограду, спрыгнула, стоило ему войти, и заперла за собой.

Белая Ведьма ушла не оглянувшись.

Вместо нее на Митеньку иногда приходили поглазеть сотрудники.

Порой за ним наблюдала чудовищная птица, парящая в небесах в оцепенелые дни. Кормил Митеньку местный пекарь — безразличный ко всему белоголовый великан. Он подносил хлеб забвения, от которого Митенька делался вялым и свыкался со своим положением.

Белая Ведьма теперь выходила из дома, чтобы приворожить других зверей. Легкая поступь, следы на снегу, стройная фигура в платье, а сверху домашний трогательный свитер крупной вязки… Она протягивала руку к лесу ладонью вверх. От ее зова не было защиты: к дому выходили лоси и волки, рыси и медведи, глухари и куропатки… Белая Ведьма всех приглашала в дом, на кухню. Звери покорно топали по ступеням бокового крыльца. Там она пускала им кровь, подвешивала над тазами, потрошила тушки, резала мясо, жарила и варила.

Это требовалось, чтобы накормить сотрудников и прочий ресурс.

Митеньку нельзя было кушать, потому что он — единственный в своем роде. Среди людей ему не место; фотоловушки в заповедниках запечатлеют его и только взбаламутят человеческий ум, а в НИИ его не поймут. Умереть ему не дадут, но и жить вольно — тоже.

Хорошо, что есть такой дом.

В дом приводят таких, как Митенька.

Любовь его стала томлением, потом — тревогой и маетой. Позже он понял, что снова находится в аду.

Она появлялась пару раз в неделю. От нее исходил зов к другим зверям, но никогда больше она не обращалась к Митеньке, не смотрела на него, сколько бы он ни бил копытом, ни бил в грудь, ни пытался ломать изгородь, ни стоял к ней задом, изображая презрение, ни ревел на всю округу.

Даже пекарь, что кормил его хлебами… Однажды Митенька вознамерился убить пекаря — лишь бы сделать хоть что-нибудь. Когда великан отпер калитку, Митенька ударил его в грудь. Любой смертный муж не пережил бы этого… Но пекарь лишь упал, потом поднялся, обернул хлеб полотенцем, собрал обратно на жостовский поднос, пошел в дом, и хлопья снега спадали с его косоворотки и льняных штанин. Митенька так и не убежал. Больше он не мог ничего.

Зима стерла время.

Белое выжгло глаза.

Но ничто на земле не проходит бесследно. И Митеньку скрыть от людей все же не вышло. Ад Митеньки стал сном о прошлой жизни и ослепительной любви, сон полетел ветром и туманом, вечной сыростью, шорохом и тенью — во все концы света.

И приснился одному молодому человеку из большого города.

* * *

Мутное утро Петербурга разгуделось машинами.

Ранние пешеходы давно утрамбовали ночной легкий снег, у метро он превратился в жижу. Первые этажи новостроек в Озерках с их кофейнями и пекарнями горели посадочной полосой для сонных питерцев. Ударная волна гриппа никак не повлияла на уличное движение. Пробки поднялись до семи баллов. Люди толкались задолго до входа в вестибюль.

Уже день с трудом вступал в свои права, не отличаясь от утра: солнце не показывалось неделю. Свят дремал в беспрерывной тревоге, проснулся сам для себя незаметно. Светил неопределенный кусок облачности из незашторенных окон. Белое одеяло лежало на Святе толстым слоем снега.

«Начало — трудная пора». — И Свят заставил себя подняться, хотя бы чтоб дойти до айфона.

За спиной его, над кроватью, горело люминофором кредо (Вика подарила и повесила):

Искать, добыть красоту — и поделиться.

Сонный молодой фотограф на ищущего красоты еще не походил.

Вид из спальни съемной однокомнатной квартиры открывался на новый жилой комплекс на проспекте Луначарского — в форме восьмерки. Дом этот за годы студенчества (спасибо родителям, обеспечили жильем и деньгами, но со второго курса Свят сам зарабатывал, фотоаппаратом) он до дыр зафотографировал во все сезоны в закатах, рассветах и громах с молниями.

Ближе и ниже стояла больница № 2 — конструктивистский панельный угол с еле заметным намеком на изящество в плавных линиях балконов. Суровый дом. А еще суровее — двухэтажное здание морга при больнице, у которого Свят втихую и деликатно пытался делать снимки, издали — телевиком, для себя, в стол, отчаянно и мерзко ощущая аморальность подглядывания.

В морг входили и выходили люди в черном. Были каталки, урны, скорбь и слезы, медики в белых халатах курили, пьяные темные люди толковали у кафе для поминок… Снимать все это получалось плохо. Свят не без оснований решил: не оттого, что он бездарность (хотя, изучая работы мастеров и призеров мировых конкурсов, сильно сомневался в себе), а плохо получается, потому что нельзя сюда смотреть, по крайней мере ему.

Поблизости чадила труба котельной. Святу напоминала о новостном штампе из телика про «устойчивое развитие». Устойчивое развитие. Ну, коптим дальше… Что там в телефоне?

Первая эсэмэска в 06:40: «Мы приедем на полчаса раньше, чтобы загримироваться, это если что!» Ага, мамаша одна отписалась. Свят договорился снимать ее с дочерью в 11:45 в студии на Петроградке. У скромной малышки три годика, планируется утомительная ламповая фотосерия с кучей детского реквизита. А Свят еще в душ не попал.

Вторая эсэмэска, незнакомый номер… Тут сердце забилось чаще, потому что такого текста не ожидал.

Поддержите нашу инициативу: президент должен быть безносым! Подобное решение исключает любые попытки водить президента за нос как пальцами недобросовестных элит, так и пальцами "уважаемых партнеров". Безносость так же положительно влияет на служебную представительность, ибо нос человека — средоточие его личной индивидуальности, а президент прежде всего народное достояние. Наконец, лишиться носа на входе в должность — это жертвенность и серьезность намерений…

Чтобы поддержать нашу инициативу, ответьте "1"; при отказе — игнорируйте сообщение.

Бред какой-то…

Спамеры совсем офигели. Тролли какие-то… Хотя забавно, впрочем, и не такую чушь ему слали в запрещенных Роскомнадзором соцсетях.

Свят — только для мамы он был полный торжественный Святослав — почесал макушку.

Стекло айфона влепилось, удержало, притянуло его взгляд. Палец рефлекторно побежал по иконкам приложений… Кстати! Он же собирался прилепить цветочный «пацифик» к аватарке. Свят против насилия, это косметический, необязательный жест, ясное дело. А может быть, это изменит его жизнь навсегда. Жизнь прекрасна и удивительна.

Возможно, череда неприятных событий ударит сегодня по Святу только потому, что он упорно пытался обновить аватарку пацификом.

Попеременно подвисало то приложение соцсети, то vpn-сервер. «Когда мы будем ходить с виртлинзой в глазах вместо смартфона, с вечнодополненной реальностью, — подумал Свят, — буду ли я видеть маркировку над людьми? Если государства отойдут на второй план, а их функции возьмут на себя корпорации… А я, допустим, буду с привилегией, менеджер среднего звена с отработанным столбиком социальных баллов, буду ли я видеть значок-уведомление нимбом над пешеходом? "Банкрот", "92 административки", "мигрант-разнорабочий", "шиит", "холерик с сезонной тревожностью"… А отсюда алгоритмы рекомендаций, индикаторы настроений, костыли удобств… Если мне не предоставит эту привилегию корпорация, взломает ли нужные базы какой-нибудь мой бот?..»

Свят давно обдумывал подобную серию фотоколлажей. Невидимый «Глаз Бога» рисует над каждым человечком его подноготную. Только умом понимал: неплохо бы окунуться в научную фантастику, чтоб не собирать велосипед или хотя бы донести идеи мастодонтов проще, ближе к народу…

Пол холодил ступни. Но встать с кровати, разогнуться из сонной сутулости еще невмоготу.

Свят крепил к своему фото затасканный и малодушный этот пацифик, встроенное в редактор logo, жал на кнопку «принять» и тут же получал профиль без изменений. Свят проявил свойственное ему упорство, повторил операцию над аватаркой раз двадцать.

«Ну вот, теперь я еще больше клише». Даже иронично вышло: значок закрывает намечающуюся, несмотря на юный возраст, залысину. Она будто подтверждала основательность Свята. Остальное было в порядке, в чебэ: волевой подбородок, глубоко посаженные серьезные глаза, крупный нос. Кашемировый шарф французским узлом. Богемности добавляла и прядь, зачесанная за ухо. Прядь приходилось удобрять голландской помадой на водной основе, каждый раз при покупке вздыхая, что помада дорожает вдвое против довоенной цены.

«Давай же, надо стартовать, в темпе, в темпе!..»

И только тогда он вышел из съемной квартиры и, торопясь, зашагал к метро, понимая, что, приехав в студию, будет еще расставлять свет, вешать фон и начнет сессию позже намеченного и клиент — мамаша эта бодрая, как под экстази [1], будет менять сорок поз в минуту, а ребенок потупит глаза, и надуется, и закуксится, — конечно, попрекнет легким опозданием. Святу придется соврать про пробки. Хотя при чем тут пробки, машины у него нет. Но в его твердых планах было заработать на тачку через год максимум.

К своим двадцати трем годам Свят работал и вторым фотографом на свадьбах, устраивал фотосессии в студиях знакомых, участвовал в фотоэкспедициях, немало вкладывался в блог уличной фотографии. В студенчестве, учась в университете культуры и телекоммуникаций, он локально прославился в соцсетях и питерских конкурсах пейзажными фото из разных уголков страны.

Благо отец Свята любил путешествовать.

До сорока пяти он работал геологом, а потом резко сменил деятельность, открыв в Тюмени компанию, занимающуюся перетяжкой и отделкой салонов люксовых и бизнес-авто. Это дело резко подняло благосостояние семьи в тучные годы, а теперь, с приходом санкций и падением курса рубля, рост доходов, скажем, удерживался около нуля либо рос отрицательно…

Свят повидал родные края.

Именно за концептуальное многозначительное чебэ про лосей и сосны на Байкале, за громаду Братской ГЭС и излучины Ангары, запечатленные с парящей траектории квадрокоптера да в наплывающем дыме летних пожаров, Свят получил членство в «Гильдии молодых фотографов России при Ассоциации чего-то там бла-бла». Он сам не мог это выговорить. Известная эта Гильдия, президент которой не преминул сравнить свое детище со сколковским научным лагерем (молодые изобретатели) и форумом «Липки» (молодые писатели).

Там проводилось немало лекций и семинаров для молодежи от мастеров фотоискусства. Благодаря Гильдии можно было почти за казенный счет попутешествовать для заказанной фотосессии. Еще и получить аккредитацию на поп- или симфонический концерт для репортажной съемки.

Однако последним устремлением Свята был полет в Красноярский край.

Неоправданно дорогое, далеко не продуктивное, истинно зимнее путешествие. И связи в Гильдии приплести не удалось: Свят готовил свой кошелек. Место, куда он собирался тайно, было, можно сказать, секретным и даже сакральным, что ли. Пусть о нем почти никто не знал и вес оно имело, пожалуй, символический… Тур Свят забронировал неделю назад на сайте туроператора «Сибирский дервиш».

При первом созвоне его убедили, разумеется, рассчитывать на сумму вдвое больше. Потому что к месту реально долететь лишь на вертолете, вообще вы будете в составе группы, и за час полетного времени берем примерно пятьдесят тысяч рублей с лица… Тут Свят и засомневался.

И сейчас, когда он изо всех сил спешил на съемку, не находя ключи от квартиры и пачкая ботинками прихожую, сомнения насчет путешествия надлежало разрешить. Ему звонил менеджер с напоминанием.

— Але?

— Здравствуйте, это «Сибирский дервиш». У вас сегодня последний день брони на тур к озеру Виви.

— Помню, да.

— Вы определились с участием?

— Я…

И тут Свят задумался. Деньги немалые. За эти деньги можно взять ультра ол инклюзив в Доминикане, с Викой, на две недели.

А озеро Виви… Ведь это очень своеобразная Сибирь.

Редколесье там неживописное, судя по немногим доступным фотографиям из интернета. Северного сияния в метель не дождешься, а прогноз погоды как раз обещал «интенсивное воздействие циклона». Само озеро Виви любопытно формой, глубиной и редкой рыбой, но — и Свят знал себя — на его зимнем фото при его способностях оно все равно выйдет один в один как Ладога или Чудское. Те же Суздальские озера, что в пяти километрах от Свята, он может сфоткать так банально, что сойдет за Сибирь. В лютый мороз (а обещают чуть ли не минус сорок при плохом раскладе) вряд ли захочется бурить лунки и рыбачить. Хотя, как он понял, вся тургруппа именно на тайменя и хариуса туда метила. По возможности будет и прогулка на плато Путорана, только «прогулка» не совсем то слово…

А Сердце Родины, как обмолвился туроператор, просто прилагалось к недельной рыбалке дополнительной опцией.

Да… Сердце Родины.

Вот это действительно важно, в этом что-то было.

Географический центр России, впервые рассчитанный по формуле доктора технических наук и члена географического общества Петра Бакута. Располагается на юго-восточном берегу озера Виви. Причем в СССР это была одна точка, для России — другая. После Крыма — еще раз сместилась… да и теперь… Там установлена памятная стела, деревянная часовня в честь Сергия Радонежского, восьмиметровый православный крест. Стелу увенчивает двуглавый гербовый орел. На табличке указано: Центр Российской Федерации — девяносто четыре градуса и пятнадцать минут восточной долготы, шестьдесят шесть градусов и двадцать пять минут северной широты.

Центр России — официальная точка на карте.

Там очень пусто. При всей символической нагрузке — вокруг одна тайга и что-то вроде туристической базы, пара домиков, большую часть времени заброшенных, для редких охочих путешественников. Что летом, что зимой — труднодоступная глушь. Вокруг горы эти спиленные, как же их?.. Столовые, во! Какие-то фанатики из Норильска тыщу с чем-то километров по рекам и озерам на снегоходах преодолевали, на волокушах по семьсот килограммов тащили (топливо, палатки, еда, печки и бог знает что еще), лишь бы попасть на озеро Виви и смочь уехать. Летом куда легче: энтузиасты терпят таежный гнус, плывут на скоростных катерах шестьсот километров от поселка Тура по речкам Нижняя Тунгуска и Виви к этому озеру. Еще можно лететь вертолетом. Очень быстро, очень дорого.

Свят выбрал вертолет.

С отцом он, конечно, ходил по неделям в лесах Алтая, Коми, Карелии. Свят мог вытерпеть многие трудности, но комаров ненавидел. Кровь в этом отношении была у него самая деликатесная, а монотонный, то приближающийся, то удаляющийся писк действовал поразительно удручающе на нервную систему.

Будто уловив смутные мысли абонента, менеджер ласково пропел:

— Сегодня мы еще дарим персональную скидку на тур семь процентов. Но в декабре стоимость уже поднимется. А условия пребывания станут как бы… более жесткими…

В зимний пик там будет и минус пятьдесят.

«Опаздываю, плохо… Но следующей зимой я туда уже не выберусь, столько заказов… А через год? Кто знает, что с миром будет через год? К тому же Алексенко и Карпович звали нас с Викой в Сербию… А летом? И дешевле катерами, гораздо дешевле… Но меня сожрут в тайге комары, а как они мерзко и беспрерывно пищат… Очень плохо… Все же сейчас?.. Так круто, там так дико и свободно по сравнению с Петербургом. Рай для городской крысы, мозги очистятся!»

— Я готов, — вздохнул Свят. — Оплату по ссылке можно?

— Прилетит эсэмэс! — возликовал менеджер. — Благодарим вас за выбор и приятного отдыха!

«Все — правильно — я — сделал, — твердил себе Свят, чеканя мысленное слово на каждый шаг, — если хочешь — не откладывай. Иначе будешь жалеть всю жизнь, и ныть, и грустить. Так батя учил. Пусть дорого, пусть неудобно… зато об этом мало кто знает, а уж побывали в центре считаные сотни. По сравнению с Эвенкией, можно сказать, тот же ХМАО исхожен вдоль и поперек. Там в поисках легкого золота только так авантюристы шуруют… Давай! Ты сам кимберлитовую трубку в Мирном сфотографировал еще в девятнадцатом, ты был в Якутии, ты был на Дальнем Востоке… Нет, все правильно, не ной, будет круто…»

Выйдя из Учебного переулка, Свят спортивной ходьбой, орудуя локтями, понесся к проспекту Энгельса.

Приставучий айфон снова пропел вызов. Нельзя игнорировать — мамашка та оплатила фотосессию за две недели вперед. Лишь бы Свят забронировал именно эту студию в творческом кластере: с купидонами, гномами, елкой и рождественским реквизитом…

Сунул руку в карман, на ощупь ткнул пальцем, поднял к уху. И опешил, когда услышал Андрея Палыча. Звонил куратор Гильдии молодых фотографов. Организатор лекций, семинаров, ивентов…

Отключиться было нельзя, потому что лояльность Андрея Палыча было легко потерять, а с нею и возможности, и поддержку. «Десять утра, а меня уже задолбали! Только не ты, ну почему сейчас?!» — успел подумать Свят. Его на манер нападающего в регби бортанула могучая бабка. Чихуахуа из ее подмышки испепелила Свята взглядом боярыни Морозовой.

Он поскользнулся, еле устоял и услышал бодрый голос:

— Святослав, дорогой, это я, Андрей Палыч.

— Слушаю вас, Андрей Палыч!

У Свята была робкая надежда, что, различив уличный шум, собеседник быстро с ним распрощается.

— Много времени не отниму. Смотрите, Святослав: у нас на следующую пятницу запланированы мероприятия по Гильдии. В расписании мы ставим вас часов на девятнадцать-двадцать: выступите по части своей фотографии.

«Так, а что, если я уже буду в Сибири?..»

— Походные фото?

— В том числе, да.

— Нужно потолковать о технике съемки, лайфхаки, вот это все?

— Да, именно вот это все! Ну еще нам, к сожалению, нужно провентилировать политические моменты. Давно пора расставить точки над «и», чтобы мало ли чего не случилось… Святослав, публичные сессии Гильдии фотографов будут на камеру. Про нас будут сюжеты делать и для питерского канала, и «Фонтанка» обещала приехать. География наших поездок, сами понимаете, в условиях санкций и такой международной обстановки как бы сужается. Вы понимаете мое «как бы»?

— Не совсем, Андрей Палыч.

Свят почти добежал до станции «Озерки», оставалось перейти проспект. Светофор был долгий.

Под ногами чавкала жижа из химикатов, грязи и перетоптанного снега. Ночью она снова застынет, и вечерние вывески своим неоном магически превратят эту наледь с грязью в подобие чароита — полированные шкатулки из него, подходящие для хранения колдовских склянок, Свят присмотрел в пермском аэропорту.

— Святослав, мы будем выступать под лозунгом: мол, хоть санкции нас и ограничивают, да только страна наша безгранична. Государства разные стали недружелюбны, ну вы знаете список. Но мы сами, Россия, сами себе словно несколько государств на огромной земле. Мы — русский космос, мы — сила! Понимаете?

— Это несложно, — сыронизировал Свят.

— А сложности нам и ни к чему. Примером безграничности как раз послужат ваши экспликации. Мы хотим выставить ваши съемки еще из две тыщи восемнадцатого и девятнадцатого года. Самые разные уголки страны! Красную Поляну можно… и как вы в Уссурийске были зимой на китайском рынке, там богатый национальный срез получается. И еще уссурийскую здоровенную тарелку в чистом поле — как ее?

— РТ-70, — вспомнил Свят. — Семьдесят — диаметр зеркала…

Он только две такие штуки в жизни видел. Могучие параболические антенны: в Калязине и в Уссурийске. Уже для себя, не для выставки, фотографировал он втихую и обслуживающий персонал радиотелескопа. В туалет что мужчины, что женщины ходили в чистое поле в любое время года, бытовые условия так себе, но что поделать — космические исследования требуют служения и силы духа…

— Да-да, — бормотал куратор дальше, — что-то из пермской православной скульптуры, что-то из липецких кузнечных поделок. А Спасский собор в Пензе? Там у вас девушки в косынках, дети в санках, какие-то отсылки к Лермонтову — ну блестящие ведь фото!

— Спасибо, Андрей Палыч.

— Помимо вас будет и весь прочий молодежный цвет, но вот в чем дело. Слово вступительное я бы хотел доверить именно вам, потому что: а) вы самый молодой в Гильдии молодых, хе-хе, б) у вас отлично получается вещать на публику, в) мы рассчитываем, что вы сможете высказаться патриотично и здраво насчет осваивания молодым поколением фотографов своей Родины. Понимаете?

— В смысле, э-э, — Свят поднатужил свой мысленный кор, актуализируя речевые шаблоны, — надо сказать: «Ура, не было б счастья, да несчастье помогло! Наши края всецело попадут под наши объективы, обратимся вглубь и ширь Родины. Ведь мы теперь не можем отвлекаться на заморскую диковинку». Так?

— Да! Уже хорошо, Святослав, замечательно! И здесь не помешало бы говорить глобально… Нужно затронуть, что в этих тяжелых обстоятельствах, когда весь мир против нас, мы даже не обращаем на эти тяготы своего внимания.

— Почему не обращаем? — не понял Свят.

Вчера он как раз ломал голову над тем, как ему выбраться в Скандинавию, пока действительна виза. И сколько теперь с таким курсом рубля ему надо откладывать.

Учитывая, что он разоряется на это клятое озеро Виви.

— Потому что у нас все есть, — делано удивился Андрей Палыч и даже дрогнул голосом, будто Свят его начинал обижать своей недогадливостью. — Вместо гранд-каньонов американских у нас, знаете, дагестанские каньоны. Вместо Финки — Карелия, вместо Аляски — Камчатка. Сибирские просторы не хуже канадских, и степи есть, и средняя полоса, и Арктика. Знаете, что Еврейский автономный округ площадью как два Израиля? Таймыр может Британию собой как тазом накрыть! А Коми — целая Франция, только вместо беф бургиньона у них там оленина, ха-ха! Мы — это целый мир, Святослав. И именно вам как передовику нашей Гильдии следует об этом заявить. Вас в пример молодежи поставят…

— Андрей Палыч. — Свят собрался с мыслями и даже отошел от пешеходного перехода, встал у ларька с кофейком-фикс за девяносто рублей. — Меня пригласили в Гильдию, чтоб делиться опытом, учиться и развиваться у мастеров. У Борисова вот потрясающий курс, у Антоновой… Антонова вообще лучшую художку делает, она гений. Я с радостью сам отвел даже два семинара, громко сказано, конечно…

— Вы самый молодой наставник у нас были! — подтвердил Андрей Палыч.

— Просто понимаете… Я могу давать уроки «Фотошоп» и «Лайтрум», про экспозицию, там, рассуждать, композицию и все такое… Но я не пропагандист, и упаси боже на камеру еще вещать, мол, теперь-то заживем.

Тут возникла тяжелая пауза.

Каждый из них вложил в нее немало своих предчувствий.

— Ну вы же можете сказать по настроению, — напряженно произнес Андрей Палыч, — что по настроению мы должны быть все вместе в такой момент? Скоро год, как компании уходят, бренды, уезжают люди, молодых теряем… — Свят поморщился: этот старпер сказал «бренды» с той же козлиной назальной «е», как говорят старики слово «се-екс». — У нас из Гильдии ушли Алексенко и Карпович, потому что мы запретили им… э-э… ушли громко и открыто… И хотелось бы теперь заключение по ним озвучить: что мы — не с ними.

«Вы им запретили высказываться за мир во всем мире. И еретические коллажи с символикой мутить», — подумал Свят.

Эти двое делали серию миролюбивых постов. В сообществе они говорили о том, что око за око — это ветхозаветная логика. Что бьешь по врагу, а попадаешь в мирняк, или враг, отвечая тебе, попадет в мирняк. Что кровь льется, а надо ее просто не лить — цепь эту разорвать и бежать войны всячески — на своей-то земле сколько бедности и неурядиц. Мы же фотографы, мы зеркало. Мы покажем то, что видим…

И стало, конечно, хуже.

Свят слышал, что Алексенко и Карпович смотались в Белград в первую очередь из-за Гильдии.

Наговорить на статью легко. Можно ли на статью намолчать? Святу-то что делать?..

Во всяком случае слабину давать не следует. И потом, он ведь даже с отцом не обсуждал «международную ситуацию». Один раз только в феврале в Тюмень позвонил, спросил: «Бать, ты с президентом согласен?» Батя ответил: «Сын, я на него могу повлиять так же, как на погоду. Ты когда-нибудь в Питере с погодой соглашался? Она есть, и все тут. Делом займись лучше».

Что Свят толкового проговорит на публике? Почему вообще его принуждают высказывать свои взгляды? Что там было в Конституции на этот счет?..

— Понимаете, Андрей Палыч, я с вами как бы стыкуюсь по части фотографии. И в Гильдии фотографов я занимаюсь всем в районе фотографии. Я вам очень признателен. Я, правда, отдаю немало, но и получаю больше. Так?.. — Свят понял, что отчасти перенимает от Андрея Палыча особенности речи. — У меня просто нет стремления указывать людям, утверждать настроения, обращаться к истории. Типа в истории наши лучшие соотечественники делали так, значит, и я должен делать так… — «Не туда, Свят, ох не туда!» — Э-э… возглавить и направить — это точно не про меня…

— Вы у нас самый амбициозный молодой фотограф. Мы вас тогда в статье именно так и превозносили… — попробовал его перебить Андрей Палыч.

— Подождите, пожалуйста. Я все же не могу обличать людей и взывать к людям. Я — фотограф, Андрей Палыч. Пока весьма посредственный, но я только на языке фото с людьми хочу говорить. И на свое счастье, я, как ни стараюсь, отвратительно снимаю репортажку. Иначе уже выложил бы достойные кадры митингующих и пикетчиков. Ведь именно в этом свобода молодых! Вы сами так сказали: показывать то, что видишь и чувствуешь.

— Вот это вы зря, — совсем другим тоном произнес Андрей Палыч.

— И фотосерию про «влюбленных питерцев» я, знаете, сильно обрезал…

Свят понял, что сейчас рвет членский билет перед носом куратора.

В той фотосерии, максимально неудачной с точки зрения ремесла, которую позже зло и великолепно высмеял великий фотограф с Василеостровской Александр Петросян, немало было однополых [2] влюбленных Петербурга и пикантных намеков, случайных касаний, забавных отражений. Там были китч, и кэмп, и такие славные братания пьяной десантуры в фонтанном августе, и фанатские оргиастические упоения на концертах Билана и Нюши — потные лица в экстазе прожекторов, в просветах черной кожи… И даже размазанный панк с парой розовых сосисок в кармане косухи, торчат они двоеперстием на груди… панк этот в обнимку с фонарным столбом, столб удерживает его против четырех ветров и портвейна под мраком Троицкого собора — это ли не любовь?

Свят находил сюжеты и терял кадр.

Свят видел драматургию и рассыпал планы.

Координации фотографической он до сих пор не заимел — чтобы все составляющие отличного снимка выдерживались умом, а душу снимку дарил сам объект, как учила его Антонова. Вот этого профессионального баланса Святу не хватало категорически.

Молчание Андрея Палыча становилось черной дырой.

— Обличать и пальцем тыкать на публике и сортировать по тегу — вот этот предатель, этот эмигрировал как только, так сразу — и в ус не дует. А это доказанный гей, а это казачки засланные, а это плохо, а вот это хорошо — это все не моя задача. Вот смотрите, Андрей Палыч. Пишет какой-нибудь наш «инженер человеческих душ»: мол, товарищ Артист — вы же сын советского генерала и что же вы кривляетесь в Израиле, а как же память, а предки, а Родина?! А вы, товарищ Юморист, ваша бабушка была великой советской актрисой, а вы все издеваетесь над Совком и номенклатурой? Не стыдно вам лицемерить?! Ваш статус, ваш клан как раз из Совка и растет! Шуты ведь при троне должны оставаться, царю зеркало правды подносить, а не деру давать…

— Святослав, вы уже юродствуете! Я не понимаю, куда вы…

— Так я объясняю! Понимаете, Андрей Палыч, жалом водить среди народонаселения, тыкать пальцем в людей, делить на этих и других — для этого есть трибуны в ток-шоу. Блогеры. «Телеги» больших русских писателей. Ну и пусть ведут там свои летописи пидорасов, пусть решают между собой, кому и как командовать мировоззрением. Как только заговорил об этом — все! Ты не человек, ты — поза. Мне сейчас противно, что я сам, получается, пальцем тыкаю. Я-то знаю, мне приходится поневоле следить за ними. Я же их фоткаю от имени Гильдии на писательских встречах…

— А я про вас совсем иначе думал, — бесцветно произнес Андрей Палыч.

— А я вам напомню вашего Галича. Вы ж его нам у костра сами пели в Комарове. «Не бойтесь мора и глада. А бойтесь единственно только того, Кто скажет: "Я знаю, как надо!.." Он пройдет по земле железом И затопит ее в крови…»

— Святослав!

— Работа у них, допустим, востребованная, — не утихал Свят, прохожие оборачивались. — Они там гордость нации возвращают, президента приветствуют через «аве цезарь» от сердца к звездам. Но я с людьми так поступать не хочу. Тыкать не хочу — хочу вверх. Голову вверх держать, а если и ходить среди людей, то сквозь поверхность смотреть. Я лучше идеи буду оценивать, технику изучать, в природе я быть хочу. Технически сделаю все, что надо по части фотографии, — твердо сказал Свят, — технически я же остаюсь законопослушным гражданином, возможно, с мелкими недочетами. Но в душе я пацифист и заодно со всеми нормальными людьми, которые хотят просто жить и делом заниматься. Конечно, как Алексенко я передергивать с символикой не буду, но в душе у меня полный порядок.

«И я себе сегодня пацифик на аватарку прилепил. Герой, блин».

— Святослав, я с вами сейчас попрощаюсь. А если мы вдруг снова поговорим, то это совсем другой разговор будет, до свидания.

«Вот и конец истории», — подумал Свят.

Гудки, конец.

Как-то глупо все вышло…

Поганое чувство распылилось в груди: будто по ходу разговора Свят незаметно для себя шагнул куда-то в сторону, не осознавая. И продолжает идти. Вроде бы та же рутинная дорога под ногами, три улицы, два светофора, но ноги его раздвоились, их четыре, он типа кентавр и, помимо проспекта Энгельса, бежит еще смутным безумным зверем без роду-племени по скрытой дороге в совсем другое место… И коли сам он себе цели не видит, то ему точно найдут применение…

Болезненно заныло в груди, как бывает в редкой ситуации в жизни. Знаешь, что за этим поворотом, за этой дверью находится то, что видеть не нужно. Быть там не нужно. Шестым чувством назови, интуицией, астральной интервенцией — просто знаешь: туда не стоит. Не «нельзя», потому что кто ж запрещает? Где знаки? Даже, наоборот, любопытно… а все-таки не надо. Пусть белый день на дворе, солнце неопределенно наверху, асфальт скользок да ровен, ветерок дует, люди неподалеку, и самое главное — на случай любых неожиданностей — айфон заряжен до ста.

А все-таки не стоит идти.

Не иди.

Свят помотал головой, стряхивая наваждение. Надо ж, как старик настроение испортил! Дурной совковый человек.

…Вот уже и на полчаса опаздывает, мамашка эта сейчас начнет названивать. И конечно, предвидел Свят, в вестибюле метро он пойдет через рамку металлоискателя, и на тушку пентакса и пару портретных объективов, разумеется, пропищит длиннее прочего. Ежедневный дядька в синем кителе преградит Святу путь: давай-ка на рентген, парень.

Но Свят ошибся.

Дорогу у метро ему внезапно преградил высокий полицейский, попросил документы.

Свят выудил из рюкзака паспорт, отдал, спросил понимающе:

— Понятых ищете?

На втором курсе его с однокурсником остановили на Миллионной именно с этой просьбой. Свят хотел было взбрыкнуться: мол, дело это добровольное. Но тогда при менте был усталый страшный следователь, что ли. И он так тускло, но внушительно, не глядя студентам в глаза, пробасил всей окружающей среде: «Понятые — нужны. Будьте добры исполнить свой гражданский долг». Тогда, пять лет назад, Свят даже не задумался права качать. Они оказались в отделении полиции, к ним вывели зачуханного наркомана в балахоне, руки в наручниках за спиной. У него из кармана достали два мутных пакетика, и Свят наваял документ, мол, изъятие такого-то предмета подтверждаю, дата, подпись, расшифровка…

Однако сейчас у метро «Озерки» понятые не требовались.

Этот полицейский спросил:

— На учете в каком военкомате состоите?

— В Тюмени.

Наморщил лоб.

— Приписное есть?

— У меня его забрали, когда медкомиссию проходил, — не соврал Свят. — Я там прошел, мне должны скоро выдать военник.

— Тогда проедемте в военкомат.

И полицейский, не касаясь Свята, но убирая руку ему за спину, словно распространяя намерение в область тела, направил парня в полицейский уазик.

— Мне не надо в военкомат, — сказал Свят на ходу.

Он был спокоен, уравновешен, вообще для своих лет Свят в любой ситуации оставался серьезным и выдержанным молодым человеком, что не раз с удовольствием отмечал куратор Андрей Палыч.

— Вас там проверят. Если все нормально, то и отпустят.

— У меня дела, мне есть чем заняться.

— Вот проверят и займетесь.

В окне уазика Свят различил еще одного в форме на переднем сиденье и гражданского на заднем. Почему-то именно этот обычный парняга, сидевший не абы как внутри, а даже нога на ногу и листавший большим пальцем в смартфоне, подломил сопротивление Свята. Ноги сами двинули к машине.

«Это полицейская облава при осеннем призыве, — сказал он себе, — ноябрь, а им план закрывать. Наверно, пацанов нет, вот и гребут. Но они не имеют права».

И всю дорогу до двухэтажного здания военкомата, построенного по типовому проекту, Свят твердил себе: «Они не имеют права». И еще: «По ходу, меня выгонят из Гильдии».

И под конец: «Мы все сорвали съемку одному трехлетнему малышу».

Через час Свят после некоторых неловких разговоров сидел один-одинешенек на скамье с откидными креслами, как в старом кинотеатре.

Был это, наверно, актовый зал, вон там скромная трибуна, на стене, выкрашенной зеленым, в левом и правом углу по портрету современного вождя: Путин и Медведев. Стена коридора была выбелена и увешана сверху донизу лозунгами, выписками из нормативных актов и листовками, рекламирующими контрактную службу. Маршал Рокоссовский висел со своею цитатою. Коридор проходил насквозь через этот зал, заворачивая в череду врачебных кабинетов для медкомиссии призывников.

Свят не терял присутствия духа.

Ему помогало сосредоточение творческого уклона: как описать эти клише? Какие снимки могли бы выйти, рискни он достать здесь пентакс?

Его поведение — «осажденная крепость», «меня хрен возьмешь» — клише. Тетка, сидящая в кабинете с окошком за его спиной, ее облик, речь, поведение — клише. Попробуешь копнуть глубже?..

Кадр: его вводят и ставят в очередь других парней, узким казенным коридором они идут в один кабинет. Запах присутствия, кафельная плитка, старые обои, облупленный потолок, люминесцентные лампы.

Кадр: шеренгой они перед майором, послушная цепочка молодых людей — «вертикальные бипедальные животные» в количестве одиннадцать штук. Кто-то назвал этого мужика в кителе майором. Свят в знаках различия не разбирался и не хотел. Была у него только философская фотосерия «Предназначение Плеч» (подсмотрел и скопировал у кого-то с Pinterest). Он снимал загорелые плечи деревенских, плечи юношей в секции гимнастики, плечи загорающих на песке Петропавловской крепости, и смаком были подписи: «это плечи для погон», «это плечи для пиджака», «это плечи для вечного рюкзака».

Парни, стоявшие перед ним, все как один отправлялись на медкомиссию, что Свята пугало. Майор непрерывно писал в журнале.

Военкомовская тетка, которую Свят через пять минут поименует «мисс Рэмплинг», стальным голосом называла имена, отбирая людей через собранную стопку паспортов.

— Говоров Святослав.

— Здесь.

— На учете в каком военкомате?

— В тюменском.

— Так, а почему регистрация питерская?

— В Питере живу.

— А там-то почему на учете?

Бестолковый разговор, она сама все понимает.

— Не успел встать здесь, когда переехал… Я медкомиссию там прошел, военный билет должен получить в Тюмени.

— «Не успел» — это что значит?

«Не хотел и не собирался, вот что».

— Обязан успеть в двухнедельный срок. Ну?

— Я уже прошел медкомиссию… — собрался повторить Свят.

— Ну-ну, и что у тебя?

— У меня по здоровью.

Кадр: от Свята не ускользает быстрый взгляд майора на запястье Свята. Это рожа у него медленная и толстощекая, нос по-бульдожьи сопит — мечта отоларинголога, а глаза-то бойкие, черные — цыганские очи. Великая привычка, Свят: засучивать рукава, демонстрируя на запястье Hamilton с автоподзаводом за две тыщи евро, не абы что, а аппарат, реанимирующий излюбленную модель Элвиса Пресли. Майор частностей не знал, но все прочувствовал. Мальчик с такими часами не мог не откупиться. Не надо его мариновать.

Кадр: мальчик Свят исключен из шеренги и отправлен в актовый зал, зачем-то «посидеть, а мы сейчас разберемся».

Одна шеренга парней уходит, другая шеренга внезапно отправляется в подъехавший автобус. Тетка довольно говорит, что призывники собраны и упакованы, доброго пути! Майор уходит, какие-то солдаты уходят, Свят один, тетка где-то запропала.

Стук железной двери. В закутке у входа среди мониторов и пультов — охранница. Кадр смазан: к миниатюрной охраннице, будто упавшей в гнездо из камуфляжного ватника, Свят не успел присмотреться.

Теперь клише.

— Ну что по здоровью? — тетка подошла, смотрит сверху вниз. — Что по здоровью, ну?

Кадр: стрижка короткая, свитер в обтяжку — синяя вязка, серые олени на груди, строгие брыли, веки тяжеловатые, глаза из стали, лицо как будто было когда-то аристократическим, голос лязгает. Ей бы говорить медленно, а наказывать быстро — очень порочная модель бы получилась. Свят запомнил, что в кабинете висел на крючке, над красным пальто, берет с козырьком… Минорная размеренная мелодия дольками пошла по радио на посту охранницы, синт-вейв…

Мозг Свята легко сплел поп-культурную цепочку.

— Не годен.

— А что? Ну что?

— Дерматит.

…Давным-давно в драйвовой юности, угоравшей по тяжелой музыке, услышал он дивную песню. The Chauffeur — от калифорнийской ню-метал-банды Deftones. Композиция совсем не походила на их репертуар и запала в душу. Через десять лет Свят случайно услышал в барбершопе оригинал: на самом деле это детище Duran Duran. Вместо размеренного ритма гитары там гипнотический проигрыш аналогового синтезатора. Так, а вот и клип: шофер везет в старинном авто загадочную эротическую модель посреди пустого города, бетонных эстакад и домов. На какой-то подземной парковке она вдруг танцует со своим двойником странный изломанный танец, а шофер ее, идеальный ален-делоновский типаж, выходит из тени и оказывается женщиной… А вот в голове распахивается статья на вики, у Свята фотографическая память, так фраза на странице выглядела: «видео на песню The Chauffeur было вдохновлено фильмом Night Porter, 1974». Афиша: в главной роли Шарлотта Рэмплинг, в фуражке, штанах и подтяжках на голое тело, перчатки до локтя. Она — заключенная концлагеря, которая танцует для фашистов-надсмотрщиков. Очень красивое кино, очень больное.

Кадр: Свят установил сходство, эта тетка в военкомате — вылитая та Рэмплинг, лет под шестьдесят, привет.

Святу эти ассоциации как раз плюнуть, он визуал и гик, референсы, образы, отсылки… Склепать, сфоткать и выдать. Мозг легко переходит на смещенную активность, лишь бы уйти от стресса.

— Где?

— В смысле?

— Где дерматит? Ну где? Показывай где?

— На мне.

— Ну показывай.

— Нет.

— А чего «нет»? Когда призывник не годен, он сам все показывает. Он вообще рад показать. Ему это нетрудно! Ему это легко! Взял да показал. И мигом отсюда пошел. А тебе-то показывать нечего. Ну?

— Что «ну»?

— Это я спрашиваю, а не «что "ну"»! Ну?!

Надавить, запугать, заговорить…

У нее такая работа, она так ее делает.

«Я избегаю ее, я так это делаю. А все же, как стыдно и глупо. Как бате пересказать? Клише…»

Свят избегал да попался.

Кадр: мисс Рэмплинг встает у трибуны между портретов президентов и говорит Святу:

— Это не я такие правила придумала, а люди гораздо выше меня. Вот они. У каждого из нас есть права и обязанности. У мужчин — мужские обязанности. Мой муж прошел афганскую войну…

«…И я всем советую пройти ее», — автоматически додумал Свят.

— …Все должно быть в рамках закона. — Тут язык вещания переключил на себя федеральный канал, не иначе. — В этой связи́ я вас оставляю до выяснения.

«В этой связи́, — повторил Свят про себя. — Разве может психически здоровый человек говорить "в этой связи́"?»

— Как говорил Борман, — криво улыбнулся Свят, — а вас, Штирлиц, я попрошу остаться. Да?

— Именно так, молодой человек. Позубоскальте мне еще.

— Повторять за фильмом даже мартышка может. А вы знаете, как SS расшифровывается?

Мисс Рэмплинг окаменела лицом и скрылась.

Конечно, она не знала.

Конечно, она отлично повторяла.

«Что я-то сделал не так? — подумал Свят. — Я же избегаю государство как нормальный гражданин, как это принято. Не наглее и не глупее остальных. Если можешь, не идешь в армию. Что такого? Батя советовал еще в одиннадцатом классе: "Зачем терять год? Работать надо. Сейчас такая армия, что один раз на стрельбище постреляешь. Пахай, сына, пахай! Матрасик уголком подбивать я тебя и так научил в десять лет. В голове у тебя порядок. А армия должна быть контрактной, профессиональной и осознанной…"»

Родители подкинули Святу денег на откуп, потому что он тогда потратился на новый полнокадровый пентакс и на путешествие по Кавказу. Ему было неудобно за откуп, он пообещал: вернет деньги быстро. И вернул. Свят со второго курса зарабатывал как помощник фотографа на мероприятиях и обеспечивал себя сам…

Родители в Тюмени позвонили хорошему дерматологу. Тот принял от Свята конверт, проинструктировал: «На медкомиссии по порядку проходи, я там буду, у тебя будет атопический дерматит. По итогу выдадут военник с категорией В, все нормально».

Все было б нормально, если б Свят не уехал из Тюмени в Питер, не дождавшись военного билета. Думал, заедет и захватит позже… У него съемки, у него семинары, надо летать… Кто знал, что полицейская облава так легко его примет и доставит в военкомат?

Тут ему пришло на ум не самое трудное решение. К чему дожидаться чего-то в военкомате? Очевидно, его насильно не проводят через необходимые процедуры. Он как бы выведен из игры, а не отпускает тетка его, чтобы домариновать или, может, просто поиздеваться…

— Сейчас позвоню к нам в Тюмень. Они с вами свяжутся и заверят, что я там все прошел…

Мисс Рэмплинг этому не удивилась, пожала плечами:

— Ага, ну звони, у тебя полчаса есть. А там майор вернется. Не хочешь показывать, так тебя наши подержат и разденут. А я посмотрю на твой дерматит.

«Пугай-пугай».

Свят погуглил телефон родного военкомата, вбил, но сначала решил позвонить тому дерматологу.

— Здравствуйте, Виталий Александрович! Это Святослав Говоров, может, помните меня?

— Конечно, помню, говорите.

— Беспокою вот по какому поводу. Меня тут доставили в военкомат в Питере. Сказали: раздевайся, показывай болячки, иначе загребем в призыв…

— Ни в коем случае! Они не имеют права. Никто тебя не разденет. Святослав, ты позвони в наш военком и попроси выслать твое дело… Дела между военкоматами можно факсом пересылать…

— Понял вас, спасибо, так и поступлю.

— Что бы они там ни говорили, никто тебя не разденет! Ты это заруби на носу.

— Понял вас, понял, Виталий Александрович!

Милая дама из родного военкомата ситуацию поняла быстро. Только попросила, чтоб Свят ей продиктовал номер для отправки факса. Свят отправился за номером к мисс Рэмплинг. Та, разбирая свои дела, пролаяла ему нужные цифры, он записал в айфон и перезвонил в Тюмень, передал.

Свят уселся в зале и оцепенело листал ленту, не различая ничего.

Время шло.

Перезвонил: опять милая тюменская дама. Говорит: несколько раз набирала, что-то не отправляется, верный ли номер? давайте сверим…

И тут Свята осенило.

Кадр: Свят встает с посветлевшим лицом, стараясь не скрипеть полами, и тихо идет к охраннице. Свят все еще был вежлив и спокоен не по годам, это от отца. Такие на выпускных альбомах в школе выделяются осанкой, серьезным лицом и очками, у кого-то еще львиная шевелюра, они гордость класса, на снимках они в центре…

— Подскажите ваш номер, пожалуйста. Мне надо дело переслать из другого города…

«Чудесная эта охранница, с вайбом Натали Портман, только челюсть легче, нежнее… Откуда ты здесь, дюймовочка? Как в чопах оказалась?.. И на стуле в углу, явно сломанной дешевке на колесиках, лежит сумочка. Точно ее, сумочка-конверт. К ней прилеплена виниловая наклейка — анимешная Микаса из "Атаки Титанов"… Ну что за прелесть, это краш, держись, Вика!..»

Охранница назвала ему цифры те же, что и мисс Рэмплинг.

Правда, на одну больше.

«Вот же сука старая, — улыбнулся Свят чистым золотом, — сука ты злобная, стальная Шарлотта».

Новое число он продиктовал тюменской спасательнице, и факс, отозвавшись на междугородний контакт, затрещал, бумага зашуршала и вышла из лотка, долгожданная, на издыхающем тонере, но все-таки пришла, пришла!

И Свят взял свое дело, благо аппарат стоял в углу у охранницы, и отнес в кабинет злобной суки, протянул ей и увидел, увидел! Дрогнули плечи, она с потаенной злобой, пряча от Свята глаза, вчиталась и поняла, и он понял следом: не вышло-то паренька задержать, обмануть, то есть как бы недоговорить ему, да даже и не это, а будем говорить честно, без обиняков, по-русски: наебать не вышло Свята, да, не вышло наебать, не вышло напиздюнькать, сказать неправду не вышло!

Свят почувствовал, как воспаряет от своей правоты. Между кроссовками от американцев Saucony и кафелем пола — полметра. Парка от Scotch & Soda превосходит качеством и формой любую вещь в этом месте. Он избежал государства, избежал как надо, как нормальный человек, и впредь он будет придерживаться кривой своей в избегании, он победил, победил!

Но до чего же все-таки клише.

Как это преподнести в сторис? Как рассказать Вике?

А мама — чуткая мама — она же сразу поймет, что Свят был расстроен, потом вспорхнул, потом задумался. Она всю параболу сыновнего настроения считывает по телефону и проживает своим сердцем родным так же верно, как криминалист понимает баллистику пули.

Одно известно: все-таки придется вернуться в Тюмень скорее и получить военник.

В следующий раз не отобьешься.

…Дверь военкомата заскрипела, отомкнулась, впуская холод в здание.

Внезапная метель ударила Свята в лицо остро, металлической окалиной. Он не спешил запахнуться, надеть шапку, а шарф его еще вился в пространстве дома… Больно круто для ноября, и все же, все же он так рад этой свежести зимы, обледенелым ступеням, темному уже в пятом часу двору (сколько проторчал тут! и как нелепо…). И глухие стены, брандмауэры настоящих домов, а не казенного этого дерьма из типовой панели, будто сказали ему: ты выбрался, Свят.

Но мисс Рэмплинг, о, мисс Рэмплинг! Она продолжала всаживать в спину Святу, словно гвоздометом, эти слова:

— Откупился в Тюмени — вот и сидел бы в Тюмени! Косил бы там, а нам такие не нужны!

Хотела, чтоб он ответил, чтоб заикнулся, но Свят не опустится до этого, ты лай, лай, а караван идет…

Дверь захлопнулась.

Конец истории.

Свят отошел под арку, развернулся, щелкнул на айфон это здание с красной казенной табличкой справа от входа. Плохо. Вручную поиграл с экспозицией, щелк и, перевернув айфон, щелк. Может, фильтр вытянет ощущения Свята? Нет, плохо.

Этот двор, зернистость света, лохматый от снежинок воздух, смазанные лучи фонарей — такое получилось бы у настоящих «уличников», а Свят фотограф стерильный.

Вздохнул.

«А ведь я их избегал, нарушая правила, но и они, получается, ловили меня, избегая правила. Баш на баш, как батя говорит… И я, выходит, как нормальный человек, и они — как нормальный человек…»

От этого вдруг стало так тоскливо. Свят выдохся. Чахлые березки криво стояли в скверике вокруг качелей и горок для малышей. Свят вгляделся: настроение подсказывало, что деревья когда-то давно в лучшей жизни были белыми-белыми, потом произошла беда, повалила лютая грязь, обдала на скорости эти белые-белые деревья, и они навсегда заляпались, и вот мы имеем — березки полосатые…

Отчего-то эта мысль показалась ему предательством.

Нельзя так про березки.

Что ж, он как раз собирался за вдохновением и свободой в Сердце России. Вылет через неделю.

Родителям он про военкомат не расскажет. Все эти рассмотренные клише лежали в памяти на твердом столе, столе под названием «стыд».

* * *

Подписчикам он черкнет в соцсетях интригующе:

Лечу на озеро VV.

Будет круто.

Ждите вестей.

В комментах зажужжало трафаретное остроумие про V-Вендетту, роман Пинчона, Вилле Вало; потом обязательное «а когда меня сфоткаешь?», «а если я приеду…», «когда гулять?», «что теперь с Гильдией, Свят?» и прочее, прочее…

Никто не понял, куда он намылился.

Неизвестное это место для широкого круга подписчиков. Родителям Свят объяснил маршрут, оставил номера гидов тургруппы, рассказал, в каких пунктах и как долго будет находиться, начиная от гостиницы в Красноярске. Специально для мамы выложил на полу и сфотографировал экипировку: флисовая кофта, термобелье, краги, снуд, гейтор, технологичная куртка и штаны на мембране, трекинговые ботинки, греющие модули на аккумуляторах, прочее-прочее, все по науке — не замерзну, мам.

Родители, конечно, были привычные. Отец только обрадовался, удивился, что никогда не слышал про такое место — Центр России, надо же.

«Специально для тебя, пап, поймаю хоть одну барабульку, сфоткаю…» — думал Свят и знать еще не мог, что поймать ему там рыбу не суждено.

…По старой памяти, отыскивая лучшие совместные фото с отцом, Свят нашел и полюбовался поездкой в Мурманск. Славный был заплыв, сундук камчатских крабов наловили, три дня проведя в качке на Баренцевом. Еще и домой удалось доставить в автоморозильнике; на досмотре одном только чуть не спалили. «Ловить этого краба нельзя, но мы же тихонько, — говорил отец, — мы ж не дебилы за штуку три косаря в рестике отдавать, да? Когда его вот тут можно вытащить, кайфануть, отварить и есть прямо на палубе…»

Отец и сын разделывали их, долой внутренности, клешни оторвать — их отдельно, и варить, пока брюшко не покраснеет… Да, штраф бы космический заработали.

Свят задумался, припомнил другое, похожее…

«А вон то место, где все через сплошную едут, въезжая в наш ЖК? — говорил отец. — Мы что, не люди, петли тут исполнять? Я же не виноват, что застройщик с дорожной инстанцией не утряс этот вопрос? Если из нашего ЖК можно только направо через сплошную, а мне налево, понимаешь, не надо. Все едут, мы чем хуже?»

Страна большая, просторы издревле огромные. Каждому найдется место побезобразничать. Потому мы, славяне, никогда не отличались от других народов организованностью.

У Свята была известная, разошедшаяся пару лет назад по «ВКонтакте» серия постов «Спешка». Он в гиперреалистичной манере, под того же Александра Петросяна, снимал бегущих на красный петербуржцев. Обязательно в кадре краснели цифры светофора: на какой секунде до разрешенного периода они побегут? Эти торопыги, эти лемминги, эти нарушающие — когда им приспичит, когда им невтерпеж, когда ноги одолеет и погонит ненормативная нескованная душа?!

09, 07, 11, 03…

Срезать нечеловечески прямые линии нормально. Избегать правил нормально. Мы ж не роботы. Батя часто цитировал каких-то своих динозавров, мол, строгость закона у нас компенсируется необязательностью его исполнения. Эта была фраза для парковки, когда он заезжал парой колес на тротуар. «Сын, платная парковка в нашем ЖК уже семь кусков за место. Это нормально? Я дебил, что ли, такие деньги отдавать? Здесь все как-то пытаются ужиться…» И так, нагоняя эмоционально аргументы из области здравого смысла, избегать правил становилось легче.

Его багаж American Tourister с наклеенным смайликом из «Хранителей» Мура повернул на ленте в регистрации. Привратница «Аэрофлота» дежурно улыбнулась, вернула паспорт с билетом. Приятно быть на стойке «скай-приорити». Без очереди, багаж потом выдадут первым, еще «экономы» на тебя с интересом поглядывают… Привилегия должна работать. Неподалеку возились ребята: сумок много, для ручной клади большие, надо бы не показывать…

Нормальная история, думал Свят, мы все хитрим, и втягиваем пузо, и отвлекаем проверяющего, стараясь пролезть в калибратор…

Свят вылетел из Пулково в Шереметьево.

По прилете забежал в туалет. В смежных кабинках курили. «А что такого? — озвучил Свят чужой ход мысли. — Нарушать — это нормально, у всех свои слабости. Мы ж не терпилы, чтоб переться из терминала в павильон-курильню. А до комнаты курительной, что у сто семнадцатого гейта, еще топать и топать, и там как в аду толпятся…»

Кадр Свята: дымок вьется из кабинки, мальчик лет десяти, с рюкзачком, у писсуара; смоется окурок в унитазе или подождет-поплавает для Свята?..

Позволить себе бургер, отказаться от колы, в горле чуть першит. Рейс Шереметьево — Красноярск — ночной. До взлета Свят зачем-то просит подписчиков поделиться лучшими фильмами за год. Ему, по правде, это совсем не интересно. Ответы он не читает. Но соцсеть сама тянет его к активности, а заняться чем-то на суетливые двадцать минут хочется…

Хвала телетрапу, все быстро.

Он специально забронировал место в предпоследнем ряду, не опасаясь постоянной ходьбы других в туалет и шума. Уверен был, что последний ряд пустует, все-таки будни, там он вытянется…

Так и вышло. Он разулся, улегся на три кресла, едва погас знак с ремнями. Отметил в соседнем правом ряду иностранца, судя по просьбе воды — немца с хорошим русским произношением. На коленях у него на вязаной подстилке лежал, свесив лапы, щенок лабрадора: эталон милоты.

Хороший кадр, правда айфон лень доставать.

Клонило в сон. Усталость будто перетекала в легкую простуду, где-то просквозило, подлый ноябрь… Сквозь сон и гудение боинга слышал он тихие слова немца — команды или обращения? — а может, просто бессмысленные ласковые штучки. В ответ щенок его поскуливал, суетился, пугался шума. Свят удивлялся, и такое сюрреалистическое удивление могло быть только в наплывающем сне: как странно, что лабрадор понимает немецкий! Тут он вдруг подумал, что давненько не менял носки и потому, возможно, излучает ногами в сторону немца запах пота. Но если рассудить, то и пот Свята пахнет как бы по-русски, то есть немцем не пеленгуется, на разных волнах этот запах…

Сон приливал и отливал волнами. Свят был как бы не в себе, но и отлично слышал теперь соседа немца. Какой-то работяга или инженер командировочный. Эти живчики всегда выбирают место у окна, как будто каждый раз там новое кино показывают. Он подпихивал немца в твидовый локоть и предлагал банку пива из аэроэкспресса. А тот вдруг отказывался, умник, ишь, фразой из «Брата» балабановского: «Что русскому хорошо, то немцу смерть», отчего инженер не уставал довольно ухать филином. На всю жизнь, наверно, запомнит и будет пересказывать…

«Что русскому хорошо, то немцу смерть. — Свят разлепил дремотные, налитые кровью глаза. — До чего идет этому пассажиру-немцу скромная улыбка актера Кузнецова». И так он отказывался от русского пива, и так беззащитно улыбался корпулентной стюардессе «Аэрофлота», тыкавшей пальцем в платное меню и толкавшей синим фирменным бедром…

Короткая цитата обросла кустарником смыслов. Появились смутные значения и тени, какая-то злоба, плохая тайна.

Свят стал перебирать в памяти юной, отзывчивой, актуально-твердотельной…

Что там за эпизод был в «Брате»?

Протягивает Данила пачку денег Немцу. На, бери. Это был разговор про город, что в городе люди слабые, а деньги решают, ведь так поначалу предполагал Данила… А Немец ему и отвечает. «Что русскому хорошо, то немцу смерть…» Немец этот нищий, в рванье ходит — но деньги не берет. Как так, Свят? А вывод простой. Немец зрителю говорит, что это русскому городскому человеку хорошо подачку получать, русскому нужны деньги большие, бандитские да легкие, он к этому стремится, как к мечте, в этом сила города — а немцу нельзя. Немцу это неправильно, не заслужил, это его развращает, не по душе это. Немец уж как-нибудь сам, тихой сапой, и Данила понимает и злится…

Тут же разбудила Свята крепкая рука стюардессы.

— Займите место и пристегните ремни.

Вот тебе и четыре с половиной часа. Закрыл глаза — открыл.

Встал, вышел; телетрап; получить багаж; собраться группой.

На пути через терминал услышал белый рояль. Что-то элегическое играл крохотный азиат с красным рюкзаком. Телевиком бы на ходу… но Святу лень даже айфон доставать. Устал. Кажется, что накрыт тем самым белым одеялом в своей кровати, тяжелым, как наст, и все еще лежит в том утре, когда на него наброси