Энкиду уста открыл, вещает Гильгамешу:
«Вопли, друг мой, разрывают мне горло:
Без дела сижу, пропадает сила».
Гильгамеш уста открыл, вещает Энкиду:
«Друг мой, далеко есть горы Ливана,
Кедровым те горы покрыты лесом,
Живет в том лесу свирепый Хумба́ба, —
Давай его вместе убьем мы с тобою,
И все, что есть злого, изгоним из мира!
Нарублю я кедра — поросли им горы, —
Вечное имя себе создам я!»
«Почему, Гильгамеш, ты исполнен тоскою?
Потому ль, что плоть богов и людей в твоем теле,
Потому ль, что отец и мать тебя создали смертным?
Ты узнал ли — когда-то для смертного Гильгамеша
Было ль в собранье богов поставлено кресло?
Даны ему, смертному, пределы:
Люди — как пахтанье, боги — как масло,
Человеки и боги — как мякина и пшеница!
Поспешил ты шкурою, Гильгамеш, облечься,
И, что царскую перевязь, ее ты носишь, —
Потому что — нет у меня для тебя ответа,
Слова совета нет для тебя никакого!
Обрати лицо свое, Гильгамеш, к твоим людям:
Почему их правитель рубище носит?
[............................] [............................]
(Далее недостает приблизительно 25 стихов.)
Ярая смерть не щадит человека:
Разве навеки мы строим домы?
Разве навеки ставим печати?
Разве навеки делятся братья?
Разве навеки ненависть в людях?
Разве навеки река несет полые воды?
Стрекозой навсегда ль обернется личинка?
Взора, что вынес бы взоры Солнца,
С давних времен еще не бывало:
Пленный и мертвый друг с другом схожи —
Не смерти ли образ они являют?
Человек ли владыка? Когда Эллиль благословит их,
То сбираются Ануннаки, великие боги,
Мамет, создавшая судьбы, судьбу, с ними вместе судит:
Они смерть и жизнь определили,
Не поведали смертного часа».
Ты полюбишь его, как к жене прильнешь ты.