Дневник Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) можно рассматривать как художественное произведение, не менее важное, чем его проза, поэзия или драматургия. Для Кузмина это был эстетический проект, соотнесенный с динамикой его творческих задач. Выход части Дневника спустя век после написания должен заполнить лакуну в наших знаниях не только о жизни и творчестве поэта, прозаика и драматурга, но и об атмосфере и событиях первых пореволюционных лет Петрограда — Ленинграда, о литературе и театре той поры. Потенциальный читатель Дневника — не только исследователь культуры, но человек, который любит и погружаться в прошлое, и способен прочитать текст 1924 года на фоне современных событий.
Академическое кузминоведение началось с остроумного решения В. Ф. Маркова, выработанного им при комментировании первого «Собрания стихов поэта»: «…во многих случаях редакторы просто „спасовали“ и отделались заумно выглядящим акронимом „эпрбуирт“, что означает: „это предоставляется разгадывать более удачливым и расторопным толкователям“» (Кузмин 1977. Т. 3. С. 674). Мы не хотели бы нарушать столь почтенную традицию и потому оставляем множество «эпрбуиртов» в тексте Дневника в надежде на новые поколения «более удачливых и расторопных толкователей».
В эти годы писатель находит и свой ориентир — в дневнике братьев Гонкур, о чтении которого он запишет 28 марта 1920 г.: «Это чудо. М<ожет> <быть>, в XIX веке нет другой такой книги».