В ноябре 1913 года вышел в свет первый том романа Марселя Пруста «В сторону Сванна». Публикация оказалась возможной благодаря усилиям друзей никому не известного писателя, так как сложно построенное, автобиографическое сочинение поначалу не вызвало энтузиазма у издателей, а впоследствии у критиков и читателей. В то время вряд ли кто-то смог бы предсказать, что цикл «В поисках утраченного времени», первой книгой которого станет «В сторону Сванна» со временем будут называть в числе самых значительных произведений мировой литературы XX века. Каждый роман цикла посвящен какому-либо этапу жизни: «В сторону Сванна» рассказывает о детстве главного героя и о событиях, предшествовавших его рождению; «Под сенью дев, увенчанных цветами» — о его отрочестве, крушении первой любви и зарождении новой; «Сторона Германтов» — о его юности. «Содом и Гоморра» (последний из романов цикла, опубликованный при жизни автора) наследует темы и сюжет «Стороны Германтов»: это продолжение рассказа о светских успехах молодого героя. Здесь присутствует также тема любви и взаимоотношений героя с Альбертиной, отсылающая к книге «Под сенью дев, увенчанных цветами». Четвертый роман цикла «В поисках утраченного времени» вслед за предшествующими тремя предлагается вниманию читателя в переводе Елены Баевской, который опровергает печально устоявшееся мнение о том, что Пруст — почтенный, интеллектуальный, но скучный автор.
Жас шектеулері: 18+
Құқық иегері: Издательство АЗБУКА
Баспа: Издательство АЗБУКА
Аудармашы: Елена Баевская
Қағаз беттер: 274
Кітаптың басқа нұсқалары1
Содом и Гоморра
·
18+
5.8K
Пікірлер2
Дәйексөздер36
Когда г-н де Шарлюс, поддаваясь на искусные провокации Бришо или скульптора, провозглашал простейшие максимы о любви, ревности, красоте, для «верных» эти максимы обладали прелестью остранения благодаря особому, тайному, утонченному и чудовищному опыту, в котором барон их почерпнул; подобная психология разворачивается перед нами в русской или японской пьесе, сыгранной артистами из России или Японии, даром что психология эта сродни той, которую издавна предлагала нам драматургия.
«Нет, меня воистину поражает, как это она может вести подобную жизнь!» Что это было — вопль разгневанной святой, изумленной тем, что язычники не приходят к истине сами, или выкрик анархистки, жаждущей резни?
В уме я, конечно, мог создать самые замысловатые имена. К сожалению, нужно было не создать, а воспроизвести. Всякое умственное действие легко, если оно не подчинено реальности.
