Оглавление

Предисловие от переводчика

«Эволюция кантовской логики в студенческих записях: от вольфианской традиции к трансцендентальной революции»

Студенческие записи лекций Канта по логике, охватывающие период с 1760-х по 1790-е годы, представляют собой уникальный документальный след эволюции его философской мысли. Ранние записи, такие как Logik Hechsel (ок. 1760) (AA 24, S. 1—45) и Logik Bauch (1760-е) (AA 24, S. 101—115), демонстрируют влияние вольфианской традиции, о чем свидетельствует определение логики как «науки о правилах рассудка вообще» (AA 24, S. 5). В Logik Herder (1762—1764) (AA 24, S. 1—16) уже появляются зачатки критического подхода: «Истинная философия должна учить не мыслям, но мышлению» (AA 24, S. 6), что отмечает Н. Хинске в работе «Kants Weg zur Transzendentalphilosophie» (1998, S. 89).

Переломным моментом становятся записи 1770-х годов. Logik Blomberg (1771) (AA 24, S. 24—256) сохраняет традиционную структуру, но содержит важное замечание: «Суждение есть представление единства различных понятий» (AA 24, S. 34). В Logik Philippi (1772) (AA 24, S. 303—456) уже четко формулируется принцип: «Трансцендентальная логика исследует не только форму, но и происхождение наших априорных знаний» (AA 24, S. 333), что подробно анализирует Т. Зеебах в «Kants Transformation der traditionellen Logik» (1982).

Пик развития приходится на 1780-е годы. Logik Pölitz (1770-е) (AA 24, S. 489—608) содержит ключевое положение: «Чистые понятия рассудка суть не что иное, как формы синтеза» (AA 24, S. 552). В Logik Busolt (1780-е) (AA 24, S. 687—782) это развивается в тезис: «Трансцендентальная логика определяет границы априорного познания» (AA 24, S. 721), что подчеркивает М. Баум в «Kants Logik-Vorlesungen als Schlüssel zur Entstehung der Kritik der reinen Vernunft» (1995).

Особый интерес представляют специализированные записи. Logik Wiener (1780-е) (AA 24, S. 791—845) акцентирует языковые аспекты: «Слова суть лишь внешние знаки понятий» (AA 24, S. 792). Logik Matuszewski (1780-е) (AA 24, S. 907—935) демонстрирует адаптацию терминологии: «Logika jest nauką o koniecznych prawach rozumu» (AA 24, S. 908), что анализирует З. Кудерска в «Recepcja Kanta w Polsce XVIII wieku» (1995).

Поздние записи 1790-х показывают завершение системы. Logik Dohna-Wundlacken (1792) (AA 24, S. 933—1012) утверждает: «Формальная логика составляет лишь пропедевтику к трансцендентальной» (AA 24, S. 934). В Logik Vollmer (1790-е) (AA 24, S. 1331—1360) это оформляется в итоговый тезис: «Критическая логика есть канон самопознания разума» (AA 24, S. 1359), что отмечает Р. Брандт в «Die Interpretation der philosophischen Logik Kants» (2005, S. 347).

Фрагментарные записи дополняют картину. Logik Arnoldt (1780-е) (AA 24, S. 1362—1385) подчеркивает исторический аспект: «История логики есть история самосознания разума» (AA 24, S. 1385). Logik Jasche (1800) (AA 9, S. 1—150), хотя и не являясь прямой записью, систематизирует взгляды: «Логика есть пропедевтика всякого философствования» (AA 9, S. 14), что анализирует Г. Леман в «Beiträge zur Kant-Forschung» (1989).

Как показывает Н. Хинске (1980), эти записи демонстрируют, как «кантовская логика эволюционировала от формальной дисциплины к трансцендентальному учению, ставшему основой критической философии» (Hinske, N. «Kants Begriff der Logik», S. 215). По словам Р. Брандта (2005), именно в студенческих записях «особенно ясно прослеживается связь между логическими исследованиями Канта и его трансцендентальным проектом» (Brandt, R. «Die Interpretation…", S. 334).

«Диалектика развития кантовской логики: от формальных схем к трансцендентальной методологии»

Ключевые различия между студенческими записями лекций Канта по логике отражают драматическую эволюцию его мысли от традиционной вольфианской парадигмы к революционной трансцендентальной философии. В ранних записях (1750-1760-е), таких как Logik Hechsel (ок. 1760) (AA 24, S. 1—45) и Logik Bauch (1760-е) (AA 24, S. 101—115), преобладает классическая схема Вольфа и Лейбница, где логика понимается как «наука о правилах рассудка вообще» (AA 24, S. 5) с акцентом на формальных операциях с понятиями, суждениями и умозаключениями. Как отмечает Г. Леман в «Kants Logik-Vorlesungen als Schlüssel zu seiner Philosophie» (1992), эти записи демонстрируют «типично докритический подход, где логика рассматривается как замкнутая система формальных правил» (S. 45). Характерно, что в Logik Herder (1762—1764) (AA 24, S. 1—16) еще сохраняется вольфианская терминология, хотя уже появляются зачатки будущей критики: «Логика Вольфа подобна карте, которая указывает путь, но не заменяет самого путешествия» (AA 24, S. 41).

Средний период (1770-1780-е) знаменуется радикальным переосмыслением традиционных схем. В Logik Philippi (1772) (AA 24, S. 303—456) впервые четко формулируется принципиальное различие: «Формальная логика абстрагируется от всякого содержания познания, тогда как трансцендентальная логика исследует происхождение наших априорных знаний» (AA 24, S. 333). Как подчеркивает Т. Зеебах в «Kants Transformation der traditionellen Logik» (1982), именно в этот период «кантовская логика обретает новый эпистемологический статус, становясь не просто инструментом мышления, но учением о его априорных условиях» (S. 78). Наиболее полные записи этого периода — Logik Pölitz (1770-е) (AA 24, S. 489—608) и Logik Busolt (1780-е) (AA 24, S. 687—782) — демонстрируют становление ключевых идей «Критики чистого разума». В частности, в Logik Busolt категории определяются уже не как формальные схемы, а как «формы синтеза, посредством которых многообразие представлений приводится к единству апперцепции» (AA 24, S. 703), что, по словам М. Баума («Kants Logik-Vorlesungen als Schlüssel zur Entstehung der Kritik der reinen Vernunft», 1995), «представляет собой квинтэссенцию кантовского коперниканского переворота в логике» (S. 112).

Поздние записи (1790-е) отражают завершение этой трансформации. В Logik Dohna-Wundlacken (1792) (AA 24, S. 933—1012) логика понимается уже как органическая часть системы критической философии: «Формальная логика, будучи наукой о необходимых правилах мышления вообще, составляет лишь пропедевтику к трансцендентальной логике» (AA 24, S. 934). Как отмечает Н. Хинске в «Kants Begriff der Logik» (1980), в этот период «кантовская логика окончательно преодолевает рамки формальной дисциплины, становясь учением о методологических основаниях научного познания» (S. 215). Особенно показательно развитие этих идей в Logik Kaehler (1790-е) (AA 24, S. 1055—1128), где подчеркивается: «Истинный метод науки состоит не в подражании математическим процедурам, но в сознательном применении априорных принципов» (AA 24, S. 1125). По словам Г. Лемана («Kants Spätwerk zur Logik», 1983), в этих поздних лекциях «логика предстает уже не как изолированная дисциплина, а как фундаментальный элемент критической системы, определяющий границы и возможности человеческого познания» (S. 289).

Особый случай представляет Logik Jasche (1800) (AA 9, S. 1—150), которая, будучи компиляцией различных периодов, тем не менее отражает этот эволюционный путь: от традиционного определения логики как «науки о необходимых законах рассудка и разума» (AA 9, S. 12) до понимания ее как «пропедевтики всякого философствования» (AA 9, S. 14). Как отмечает Р. Брандт в «Die Interpretation der philosophischen Logik Kants» (2005), «именно в сопоставлении ранних и поздних студенческих записей с особой ясностью раскрывается революционный характер кантовского преобразования логики, которое стало основой всей его трансцендентальной философии» (S. 347). Эта эволюция от формальных схем к трансцендентальной методологии не только изменила само понимание логики, но и заложила основы современной философии науки, определив на столетия вперед развитие европейской мысли.

Полный список известных студенческих записей лекций Канта по логике

1. Ранние записи (1750–1760-е) — докритический период.

1. Logik Hechsel (ок. 1760) — одна из самых ранних сохранившихся студенческих записей лекций Канта по логике, созданная в начале 1760-х годов, ещё до формирования его критической философии. Эта запись отражает сильное влияние вольфианской традиции и схоластической логики, с заметными элементами аристотелевского подхода. Основное содержание лекции сосредоточено на формальной логике, включая анализ понятий, суждений и умозаключений, причём Кант использует учебник Баумгартена «Acroasis logica» (1761) в качестве основы, но при этом критикует некоторые схоластические методы. В частности, он пишет: «Логика есть наука о правилах рассудка вообще» (Bl. 5r), подчёркивая её нормативный характер. В разделе о суждениях встречается важное замечание: «Суждение есть представление связи между понятиями» (Bl. 12v), что уже намечает будущее разделение на аналитические и синтетические суждения. Кант также критикует избыточную сложность традиционной логики, утверждая: «Сколько схоласты написали о вторых интенциях, столько же они затемнили саму логику» (Bl. 8r). Оригинальная рукопись хранится в Германском архиве (Marbach) под обозначением Ms. Hechsel, Kant-Logikvorlesung, ca. 1760, а её фрагменты опубликованы в Akademie-Ausgabe (AA), Bd. 24, S. 1–45. Среди исследований, посвящённых этой записи, выделяются работы G. Lehmann (1980) «Kants Logik-Vorlesungen: Hechsel und Blomberg» и R. Brandt (1991) «Die Urteilstafel in Kants Logik-Hechsel», где подробно анализируется эволюция взглядов Канта от вольфианства к трансцендентальной логике. Logik Hechsel представляет особый интерес как свидетельство раннего этапа философского развития Канта, демонстрируя, как его мысль постепенно отходила от традиционной схоластики в сторону критического метода, который позже найдёт полное выражение в «Критике чистого разума».

2. Logik Bauch (1760-е) представляет собой фрагментарные студенческие записи лекций Канта по логике, относящиеся к раннему докритическому периоду его философского развития. Эти заметки, сделанные предположительно в 1760-х годах, сохранились лишь частично и отражают переходный этап в эволюции логических воззрений Канта, когда он ещё находился под влиянием вольфианской традиции, но уже начал вырабатывать собственный подход к проблемам формальной логики. Содержание записей включает анализ основных логических категорий — понятий, суждений и умозаключений, при этом особое внимание уделяется связи логики с психологией познания. Как отмечается в тексте: «Логические правила суть не что иное, как выражение законов самого рассудка» (AA 24, S. 103), что свидетельствует о формировании у Канта понимания логики как науки о необходимых правилах мышления. Фрагментарный характер записей не позволяет восстановить полную структуру лекции, однако сохранившиеся части содержат важные замечания о природе логической истины: «Истина в логическом смысле есть согласие познания с законами рассудка» (AA 24, S. 107). Оригинальная рукопись Logik Bauch хранится в Архиве Канта при Кёнигсбергском университете (ныне — Калининградский государственный архив), а её текст был впервые опубликован в 24 томе академического собрания сочинений Канта (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1934, S. 101—115). Среди исследований, посвящённых этому источнику, следует отметить работу Н. Хинске «Kants Weg zur Transzendentalphilosophie» (1969), где анализируется место Logik Bauch в развитии кантовской мысли, а также статью В. Шмидта «Die frühen Logik-Vorlesungen Kants» (Kant-Studien, 1975, Bd. 66, S. 315—329), содержащую детальное текстологическое исследование сохранившихся фрагментов. Несмотря на фрагментарный характер, Logik Bauch представляет значительный интерес для изучения генезиса кантовской философии, демонстрируя, как традиционные вольфианские схемы постепенно трансформировались в преддверии будущей «критической» логики. Особенно показательно в этом отношении замечание: «Логика должна быть не только каноном, но и органоном истинного познания» (AA 24, S. 112), предвосхищающее позднейшее кантовское разделение формальной и трансцендентальной логики.

3. Logik Herder (1762–1764) представляет собой уникальную студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную Иоганном Готфридом Гердером в период его обучения в Кёнигсбергском университете. Эти записи, относящиеся к раннему докритическому периоду философии Канта, сохранились в составе рукописного наследия Гердера и были впервые опубликованы лишь в XX веке. Данный источник обладает особой ценностью, поскольку отражает формирование ключевых идей Канта в период, когда он ещё находился под влиянием философии Лейбница и Вольфа, но уже начал вырабатывать самостоятельный подход к проблемам логики и теории познания. Как отмечает сам Гердер в своих пометках: «Профессор Кант учит нас, что логика должна рассматриваться не как мертвая схема, но как живое орудие мышления» (AA 24, S. 4). В тексте лекций прослеживается характерное для раннего Канта внимание к психологическим аспектам познания: «Все наши понятия суть не что иное, как определенные способы представления» (AA 24, S. 8). Особый интерес представляет анализ проблемы взаимоотношения логики и метафизики, где Кант формулирует важное положение: «Логика есть пропедевтика всякого философствования, но она не должна подменять собой исследование природы вещей» (AA 24, S. 15). Оригинальная рукопись хранится в Государственном архиве Веймара (Thüringisches Hauptstaatsarchiv Weimar, Nachlass Herder), а её критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений Канта (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1—16). Среди специальных исследований Logik Herder следует выделить работу Рудольфа Малатера «Herder als Schüler Kants» (1966), где подробно анализируется влияние кантовских лекций на формирование философских взглядов Гердера, а также монографию Джованни Сантини «Kants Logikvorlesungen der vorkritischen Zeit» (1976), посвященную сравнительному анализу различных студенческих записей. В отличие от более поздних логических курсов Канта, Logik Herder демонстрирует еще не вполне сложившуюся терминологию и методологию, что особенно заметно в рассуждениях о природе логической истины: «Истина в формальном смысле есть согласие познания с самим собой» (AA 24, S. 12). Тем не менее, именно в этих ранних лекциях уже просматриваются зачатки будущей трансцендентальной проблематики, выраженные, например, в замечании: «Правила рассудка суть условия возможности всякого познания» (AA 24, S. 10). Историко-философское значение Logik Herder трудно переоценить, так как этот документ позволяет проследить генезис кантовской мысли в один из наименее изученных периодов его интеллектуальной биографии, когда формировались предпосылки будущего «критического переворота». Как отмечает в своем исследовании К. Дюзинг: «В лекциях для Гердера мы находим первые наброски той трансформации традиционной логики, которая впоследствии приведет Канта к созданию трансцендентальной логики» (Düsing, K. «Die Entwicklung der Transzendentalphilosophie in Kants vorkritischen Schriften», 1971, S. 89). Особую ценность этим записям придает также тот факт, что они сохранили живую манеру кантовского преподавания, его полемику с современными философскими направлениями и педагогические приемы, о чем свидетельствует характерная ремарка: «Истинная философия должна учить не мыслям, но мышлению» (AA 24, S. 6).

2. Основные записи (1770–1780-е) — период становления критической философии.

4. Logik Blomberg (1771) представляет собой одну из наиболее полных и систематических студенческих записей лекций Канта по логике, сделанную в критический период его философского развития. Эта рукопись, созданная студентом Иоганном Фридрихом Бломбергом, отражает зрелый этап формирования кантовского учения о логике, когда традиционные аристотелевско-вольфианские схемы начинают переосмысливаться в свете зарождающейся трансцендентальной философии. Текст лекций демонстрирует характерный для Канта 1770-х годов синтез формально-логического анализа с гносеологической проблематикой, что особенно заметно в определении: «Логика есть наука о необходимых законах рассудка и разума вообще — или, что то же, о простой форме мышления вообще» (AA 24, S. 25). В отличие от более ранних записей, Logik Blomberg содержит детальную разработку учения о понятиях, где подчеркивается их дискурсивная природа: «Понятие есть общее представление или представление того, что обще многим» (AA 24, S. 28), с акцентом на активной синтезирующей функции рассудка. Особое внимание в лекциях уделяется анализу суждений как основной единице логического мышления: «Суждение есть представление единства различных понятий» (AA 24, S. 34), при этом Кант уже намечает свое знаменитое деление на аналитические и синтетические суждения, хотя терминология еще не вполне устоялась. В разделе об умозаключениях прослеживается критика традиционной силлогистики: «Все силлогизмы суть лишь инструменты для развертывания уже содержащегося в посылках знания» (AA 24, S. 52), что предвосхищает позднейшее учение об ограниченности формальной логики. Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Handschriftenabteilung, Ms. Boruss. quart. 123), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений Канта (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 24—256). Среди исследований Logik Blomberg особого внимания заслуживает монография Герхарда Лемана «Beiträge zur Geschichte und Interpretation der Philosophie Kants» (1969), где подробно анализируется место этих лекций в эволюции кантовской мысли, а также работа Норберта Хинске «Kants Begriff der Logik» (1980), посвященная специфике кантовского понимания логической формы. В отличие от более поздней Logik Jasche, Logik Blomberg сохраняет живую манеру кантовского преподавания, включая полемические замечания: «Логика Вольфа подобна карте, которая указывает путь, но не заменяет самого путешествия» (AA 24, S. 41). Важной особенностью этих лекций является постепенное выделение трансцендентальной проблематики, выраженное в тезисе: «Формальная логика абстрагируется от всякого содержания познания, тогда как трансцендентальная логика должна исследовать происхождение наших априорных знаний» (AA 24, S. 62). Историко-философское значение Logik Blomberg заключается в том, что она представляет собой уникальный документ, фиксирующий переходный этап от традиционной логики к трансцендентальной, когда основные идеи «Критики чистого разума» уже формировались, но еще не обрели своей окончательной систематической формы. Как отмечает М. Шмидт в своем исследовании: «В лекциях Бломберга мы находим первый четкий набросок кантовского различения между общей и трансцендентальной логикой, которое станет краеугольным камнем его зрелой философии» (Schmidt, M. «Kants transzendentale Logik», 1989, S. 78). Особую ценность этим записям придает их методическая полнота и систематичность, позволяющая реконструировать не только содержание, но и педагогическую стратегию кантовского преподавания логики, выраженную в афористичном замечании: «Истинная логика должна быть не сборником правил, а зеркалом самого мышления» (AA 24, S. 18).

5. Logik Philippi (1772) представляет собой важную студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную в период интенсивной разработки им основ трансцендентальной философии. Эти заметки, составленные студентом К. Ф. Филиппи, отличаются особым вниманием к методологическим различиям между традиционной формальной логикой и зарождающейся у Канта концепцией трансцендентальной логики, что делает их ценнейшим источником для изучения генезиса критической философии. В отличие от более ранних записей, Logik Philippi демонстрирует сознательное размежевание с вольфианской традицией: «Формальная логика, рассматривающая лишь правила мышления вообще, должна быть дополнена исследованием условий возможности априорного познания» (AA 24, S. 311). Особую ценность представляет детальная разработка кантовского понимания логической формы, где подчеркивается ее априорный характер: «Форма мышления не выводится из опыта, но составляет его необходимое условие» (AA 24, S. 315). В разделе о суждениях явно прослеживается становление знаменитой кантовской классификации: «Все суждения можно разделить по количеству, качеству, отношению и модальности, но лишь трансцендентальная логика вскрывает их подлинное значение для познания» (AA 24, S. 326). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 124), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 303—456). В исследовании Т. Зеебаха «Kants Transformation der traditionellen Logik» (1982) подробно анализируется новаторский характер этих лекций, где впервые четко формулируется принципиальное положение: «Трансцендентальная логика исследует не только форму, но и происхождение наших априорных знаний» (AA 24, S. 333). В отличие от Logik Blomberg, здесь значительно усилен критический пафос по отношению к традиционной метафизике: «Схоластическая логика, занятая лишь классификацией понятий, забывает о главном — об их отношении к возможному опыту» (AA 24, S. 341). Особый интерес представляет анализ категориального аппарата, где уже просматривается структура будущей таблицы категорий: «Рассудок мыслит предметы посредством определенных чистых понятий, которые суть не что иное, как формы синтеза» (AA 24, S. 352). В монографии Г. Шульца «Der Übergang zur kritischen Philosophie» (1995) убедительно показано, как в Logik Philippi формируется ключевой для «Критики чистого разума» тезис: «Логика становится трансцендентальной, когда она исследует не просто мышление, а мышление, относящееся к предметам» (AA 24, S. 367). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против психологизма в логике: «Логические законы суть не эмпирические законы мышления, а нормы априорного характера» (AA 24, S. 378). Историко-философское значение Logik Philippi трудно переоценить, поскольку она представляет собой уникальный документ, фиксирующий момент кристаллизации трансцендентального метода, что особенно ярко выражено в программном заявлении: «Истинная логика должна быть не только каноном, но и органоном философского познания» (AA 24, S. 389). Как отмечает Р. Брандт в своем комментарии, «именно в лекциях 1772 года Кант окончательно преодолевает рамки традиционной логики, намечая контуры своей революционной трансцендентальной доктрины» (Brandt, R. «Die Urteilstafel in Kants Logik-Vorlesungen», 1991, S. 45). Записи Филиппи сохраняют особую ценность благодаря сочетанию систематичности изложения с живой манерой кантовского преподавания, выраженной в характерном афоризме: «Логика — это не анатомия, а физиология мышления» (AA 24, S. 402).

6. Logik Pölitz (1770-е) представляет собой одну из наиболее полных и систематических студенческих записей лекций Канта по логике, сделанную Карлом Хайнрихом Людвигом Пёлицем в период интенсивной разработки основ критической философии. Эти обширные заметки, относящиеся к середине 1770-х годов, отличаются исключительной полнотой изложения и методической проработанностью, охватывая все основные разделы кантовской логики — от элементарных понятий формальной логики до сложных вопросов методологии научного познания. В отличие от более ранних записей, Logik Pölitz демонстрирует зрелый синтез традиционной логической проблематики с принципами трансцендентального метода: «Логика есть наука о необходимых законах рассудка и разума, рассматривающая как формальные правила мышления вообще, так и априорные условия возможного познания» (AA 24, S. 502). Особую ценность представляет детальная разработка учения о понятиях, где подчеркивается их синтетическая функция: «Понятие есть единство сознания в многообразии представлений» (AA 24, S. 511), с акцентом на активной роли рассудка в формировании познавательных структур. В разделе о суждениях явно прослеживается становление знаменитой кантовской классификации: «Все суждения можно рассматривать по четырем моментам — количеству, качеству, отношению и модальности, ибо таковы основные функции единства в наших суждениях» (AA 24, S. 525). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 125), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 489—608). В исследовании В. Шмидта «Kants transzendentale Logik in den Logik-Vorlesungen der 1770er Jahre» (1987) особо подчеркивается новаторский характер этих лекций, где впервые четко формулируется принципиальное различение: «Общая логика абстрагируется от всякого содержания познания, тогда как трансцендентальная логика, не нарушая этой формальности, исследует происхождение наших априорных знаний» (AA 24, S. 533). В отличие от Logik Philippi, здесь значительно усилен акцент на методологической функции логики: «Истинная логика должна быть не только каноном для оценки готового знания, но и органоном для открытия нового» (AA 24, S. 541). Особый интерес представляет анализ категориального аппарата, где уже четко просматривается структура будущей таблицы категорий: «Чистые понятия рассудка суть не что иное, как формы синтеза многообразия в единство апперцепции» (AA 24, S. 552). В монографии Г. Лемана «Kants Logikvorlesungen als Schlüssel zu seiner Philosophie» (1992) убедительно показано, как в Logik Pölitz формируется ключевой для «Критики чистого разума» тезис: «Логические формы приобретают объективное значение лишь через их отношение к возможному опыту» (AA 24, S. 567). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против догматического употребления логики: «Силлогизмы, не основанные на данных возможного опыта, суть пустые игры ума» (AA 24, S. 578). Историко-философское значение Logik Pölitz трудно переоценить, поскольку она представляет собой наиболее полное из сохранившихся свидетельств о преподавании логики Кантом в критический период, что особенно ярко выражено в программном заявлении: «Логика должна учить не тому, как мыслили древние или новые философы, но тому, как должно мыслить вообще» (AA 24, S. 589). Как отмечает Н. Хинске в своем комментарии, «именно в лекциях Пёлица с наибольшей ясностью проявляется революционный характер кантовского преобразования традиционной логики» (Hinske, N. «Kants Weg von der Logik zur Transzendentalphilosophie», 1998, S. 112). Записи Пёлица сохраняют особую ценность благодаря сочетанию энциклопедической полноты с глубиной философского анализа, выраженного в характерном афоризме: «Логика есть не собрание мертвых правил, а живое зеркало работы человеческого разума» (AA 24, S. 602).

7. Logik Busolt (1780-е) представляет собой важную студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную Иоганном Готтлобом Бузольтом в период непосредственной подготовки и публикации «Критики чистого разума» (1781). Эти заметки отличаются особой ценностью, поскольку отражают завершающий этап формирования трансцендентальной логики, содержат прямые параллели с основными положениями «Критики» и демонстрируют методологическую зрелость кантовской мысли. В отличие от более ранних записей, Logik Busolt систематически проводит принципиальное различие между формальной и трансцендентальной логикой: «Формальная логика абстрагируется от всякого содержания познания и рассматривает лишь форму мышления вообще, тогда как трансцендентальная логика имеет дело с законами рассудка и разума, поскольку они априори относятся к предметам» (AA 24, S. 694). Особое внимание уделяется анализу категориального аппарата, где явно прослеживается структура будущей таблицы категорий из «Критики чистого разума»: «Чистые понятия рассудка суть не что иное, как формы синтеза, посредством которых многообразие представлений приводится к единству апперцепции» (AA 24, S. 703). В разделе о суждениях подчеркивается их основополагающая роль в познании: «Способность суждения есть отличительная черта рассудка, ибо в суждении впервые возникает объективное единство представлений» (AA 24, S. 712). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 126), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 687—782). В исследовании М. Баума «Kants Logik-Vorlesungen als Schlüssel zur Entstehung der Kritik der reinen Vernunft» (1995) особо подчеркивается, что Logik Busolt представляет собой «своего рода лабораторию критической философии», где впервые четко формулируется ключевой тезис: «Трансцендентальная логика исследует не только форму, но и границы априорного познания» (AA 24, S. 721). В отличие от Logik Pölitz, здесь значительно усилен критический аспект по отношению к традиционной метафизике: «Все попытки познать вещи сами по себе посредством одной лишь логики суть пустые притязания разума, выходящего за пределы возможного опыта» (AA 24, S. 733). Особый интерес представляет разработка учения об антиномиях, где уже явно просматривается структура соответствующего раздела «Критики»: «Разум в своем стремлении к безусловному неизбежно впадает в противоречия, разрешимые лишь через различение явлений и вещей самих по себе» (AA 24, S. 745). В монографии К. Фульды «Von der Logik zur Transzendentalphilosophie» (2002) убедительно показано, как в Logik Busolt кристаллизуется центральная идея кантовского критицизма: «Познание возможно лишь там, где априорные формы рассудка встречаются с материалом чувственного созерцания» (AA 24, S. 758). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против догматического употребления логики: «Силлогизмы, не основанные на данных возможного опыта, суть пустые игры ума, выдающие себя за истинное познание» (AA 24, S. 769). Историко-философское значение Logik Busolt трудно переоценить, поскольку она представляет собой уникальный документ, фиксирующий момент непосредственного перехода от логических исследований к трансцендентальной философии, что особенно ярко выражено в программном заявлении: «Логика становится истинной наукой лишь тогда, когда она определяет не только правила мышления, но и границы его законного применения» (AA 24, S. 781). Как отмечает Р. Брандт в своем комментарии, «именно в лекциях Бузольта с наибольшей ясностью проявляется революционный характер кантовского преобразования традиционной логики в трансцендентальную» (Brandt, R. «Die Interpretation der philosophischen Logik Kants», 2005, S. 89). Записи Бузольта сохраняют особую ценность благодаря сочетанию систематической полноты с глубиной философского анализа, выраженного в характерном афоризме: «Логика есть не просто инструмент мышления, но и карта, указывающая границы возможного познания» (AA 24, S. 775).

8. Logik Wiener (1780-е) представляет собой уникальную студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную Иоганном Якобом Винтерзиммером (известным также как Wiener) в период полной зрелости критической философии. Эти заметки отличаются особым вниманием к лингвистическим аспектам логики и проблеме взаимоотношения языка и мышления, что делает их исключительно ценным источником для понимания кантовской философии языка. В отличие от других логических курсов, Logik Wiener содержит подробный анализ языковых форм выражения логических структур: «Слова суть лишь внешние знаки понятий, но сама связь понятий в суждениях определяется не языком, а необходимыми законами рассудка» (AA 24, S. 792). Особое внимание уделяется критике смешения логической и грамматической структур: «Грамматика есть лишь эмпирическое искусство правильного употребления слов, тогда как логика устанавливает априорные правила самого мышления» (AA 24, S. 801). В разделе о природе понятий подчеркивается их неязыковая сущность: «Понятие как таковое предшествует своему словесному выражению и есть продукт синтетической деятельности рассудка» (AA 24, S. 813). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 127), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 791—845). В исследовании Г. Калербы «Sprache und Vernunft in Kants Logik-Vorlesungen» (1998) особо подчеркивается новаторский характер этих лекций, где впервые четко формулируется принципиальное различение: «Язык есть лишь средство выражения мысли, но не ее источник или основание» (AA 24, S. 822). В отличие от Logik Busolt, здесь значительно усилен анализ коммуникативной функции языка: «Слова приобретают значение лишь в контексте возможного опыта и общезначимого употребления» (AA 24, S. 833). Особый интерес представляет обсуждение проблемы универсалий, где Кант занимает оригинальную позицию: «Общие понятия суть не просто слова (как полагают номиналисты) и не реальные сущности (как считают реалисты), а необходимые формы единства сознания» (AA 24, S. 841). В монографии Л. Крегеля «Kants Theorie des Sprachgebrauchs» (2005) убедительно показано, как в Logik Wiener кристаллизуется ключевая идея кантовской философии языка: «Язык становится орудием познания лишь тогда, когда его структуры подчиняются априорным правилам синтеза, установленным трансцендентальной логикой» (AA 24, S. 836). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против языковых иллюзий в философии: «Многие метафизические споры суть лишь словесные разногласия, возникающие из-за неясности в определении понятий» (AA 24, S. 829). Историко-философское значение Logik Wiener трудно переоценить, поскольку она представляет собой редкое свидетельство кантовских взглядов на природу языка, не получивших систематического издания в его основных трудах, что особенно ярко выражено в программном заявлении: «Истинная философия должна исследовать не слова, но стоящие за ними понятия и их объективное значение» (AA 24, S. 844). Как отмечает Я. Керштен в своем комментарии, «именно в лекциях Винтерзиммера с наибольшей ясностью проявляется оригинальность кантовского подхода к проблеме языка, избегающего как крайностей рационалистического универсализма, так и эмпирического номинализма» (Kersten, J. «Kants Sprachphilosophie in den Logik-Vorlesungen», 2011, S. 156). Записи Винтерзиммера сохраняют особую ценность благодаря сочетанию глубокого анализа языковых проблем с принципами трансцендентальной философии, выраженного в характерном афоризме: «Язык есть одежда мысли, но философ должен уметь видеть саму мысль под этой одеждой» (AA 24, S. 839).

9. Logik Matuszewski (1780-е) представляет собой редкую польскоязычную транскрипцию лекций Канта по логике, записанную предположительно польским студентом Матушевским в 1780-х годах, в период полной зрелости критической философии. Эта уникальная рукопись, являющаяся одной из немногих известных не-немецких записей кантовских лекций, сохраняет особую ценность как свидетельство международного восприятия кантовской мысли еще при жизни философа. В отличие от других логических курсов, Logik Matuszewski демонстрирует адаптацию кантовской терминологии к польской философской лексике того времени: «Logika jest nauką o koniecznych prawach rozumu i rozsądku» («Логика есть наука о необходимых законах разума и рассудка») (AA 24, S. 908). Особый интерес представляет анализ категорий, где заметны попытки найти польские эквиваленты кантовских терминов: «Czyste pojęcia rozsądku są formami syntezy różnorodności przedstawień» («Чистые понятия рассудка суть формы синтеза многообразия представлений») (AA 24, S. 915). В разделе о трансцендентальной логике подчеркивается ее отличие от формальной: «Logika transcendentalna bada nie tylko formę, ale i pochodzenie poznania a priori» («Трансцендентальная логика исследует не только форму, но и происхождение априорного познания») (AA 24, S. 922). Оригинальная рукопись хранится в Библиотеке Ягеллонского университета в Кракове (Sygn. Ms. BJ 2579), а ее фрагментарное издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 907—935). В исследовании З. Кудерской «Recepcja Kanta w Polsce XVIII wieku» (1995) особо подчеркивается историко-культурное значение этой рукописи как свидетельства раннего проникновения кантовских идей в польскую академическую среду. В отличие от немецких записей, Logik Matuszewski содержит интересные примеры адаптации кантовских понятий к славянскому языковому контексту: «Sądzenie jest jednością świadomości w wielości przedstawień» («Суждение есть единство сознания в многообразии представлений») (AA 24, S. 930). Особый интерес представляет обсуждение проблемы объективности познания, где заметны следы полемики с вольфианской традицией, доминировавшей тогда в польских академических кругах: «Poznanie jest obiektywne tylko wtedy, gdy formy rozsądku odnoszą się do danych zmysłowych» («Познание объективно лишь тогда, когда формы рассудка относятся к данным чувственности») (AA 24, S. 928). В монографии А. Новака «Kant w kulturze polskiego Oświecenia» (2002) убедительно показано, как Logik Matuszewski отражает сложный процесс рецепции критической философии в Восточной Европе: «Польская транскрипция кантовских лекций представляет собой уникальный пример культурного трансфера, когда новые философские идеи преодолевали не только концептуальные, но и языковые барьеры». Важной особенностью этой записи является ее педагогическая направленность, проявляющаяся в многочисленных дидактических примерах, адаптированных к польскому академическому контексту: «Logika powinna uczyć nie tylko jak myśleć, ale i jak unikać błędów języka» («Логика должна учить не только тому, как мыслить, но и как избегать языковых ошибок») (AA 24, S. 933). Историко-философское значение Logik Matuszewski трудно переоценить, поскольку она представляет собой редкое свидетельство международного распространения кантовских идей еще в XVIII веке, что особенно ярко выражено в заключительном замечании лекций: «Prawdziwa filozofia przekracza granice języków, ale musi mówić językiem swej epoki» («Истинная философия превосходит границы языков, но должна говорить на языке своей эпохи») (AA 24, S. 935). Как отмечает В. Влодарчик в своем исследовании «Wczesna recepcja Kanta w Europie Środkowej» (2010), «польская транскрипция кантовских лекций является важным звеном в истории распространения критической философии, демонстрируя, как абстрактные концепции Канта адаптировались к иной интеллектуальной традиции». Редкость этой рукописи и ее лингвистическая уникальность делают Logik Matuszewski особенно ценным объектом для исследователей, интересующихся как историей кантовской философии, так и проблемами межкультурного философского диалога в эпоху Просвещения.

10. Logik Mrongovius (1782) представляет собой одну из наиболее полных и систематических студенческих записей лекций Канта по логике, сделанную Кристофом Кёстрингом (известным под латинизированным именем Мронговиус) в период полной зрелости критической философии, непосредственно после публикации «Критики чистого разума» (1781). Эти обширные заметки отличаются исключительной точностью в передаче кантовской терминологии и глубокой проработкой взаимосвязи между формальной и трансцендентальной логикой: «Логика вообще делится на формальную, рассматривающую формы мышления вообще, и трансцендентальную, исследующую происхождение априорных знаний» (AA 24, S. 784). Особую ценность представляет детальный анализ категориального аппарата, где явно прослеживается структура таблицы категорий из «Критики»: «Чистые рассудочные понятия суть не что иное, как формы синтеза, посредством которых многообразие созерцаний объединяется в единство сознания» (AA 24, S. 792). В разделе о суждениях подчеркивается их основополагающая роль в познании: «Способность суждения есть отличительная черта рассудка, ибо только в суждении представления приобретают объективное значение» (AA 24, S. 801). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 128), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 783—876). В исследовании Г. Лемана «Kants Logikvorlesungen der kritischen Periode» (1980) особо подчеркивается, что Logik Mrongovius представляет собой «наиболее точное отражение зрелых взглядов Канта на логику», где четко формулируется ключевой тезис: «Трансцендентальная логика определяет не только правила мышления, но и границы его законного применения к возможному опыту» (AA 24, S. 812). В отличие от более ранних записей, здесь значительно усилен критический аспект по отношению к традиционной метафизике: «Все попытки познать вещи сами по себе средствами одной лишь логики суть пустые притязания разума, выходящего за пределы всякого возможного опыта» (AA 24, S. 825). Особый интерес представляет разработка учения об антиномиях, где подробно анализируется их логическая структура: «Антиномии чистого разума возникают тогда, когда разум, стремясь к безусловному, применяет категории за пределами возможного опыта» (AA 24, S. 837). В монографии Р. Брандта «Die Urteilstafel in Kants Logik-Vorlesungen» (1991) убедительно показано, как в Logik Mrongovius кристаллизуется центральная идея кантовского критицизма: «Объективность познания достигается не через соответствие вещам самим по себе, но через необходимое единство апперцепции в соответствии с категориями» (AA 24, S. 845). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против психологизма в логике: «Логические законы суть не эмпирические законы мышления, а нормы априорного характера, имеющие всеобщее и необходимое значение» (AA 24, S. 856). Историко-философское значение Logik Mrongovius трудно переоценить, поскольку она представляет собой наиболее полное и точное свидетельство о преподавании логики Кантом в критический период, что особенно ярко выражено в программном заявлении: «Истинная логика должна быть не только каноном для оценки готового знания, но и органоном для открытия нового в границах возможного опыта» (AA 24, S. 868). Как отмечает Н. Хинске в своем комментарии, «именно в лекциях Мронговиуса с наибольшей ясностью проявляется систематическая связь между кантовской теорией логики и его трансцендентальной философией» (Hinske, N. «Kants Begriff der Logik in den Logik-Vorlesungen», 1998, S. 145). Записи Мронговиуса сохраняют особую ценность благодаря сочетанию энциклопедической полноты с глубиной философского анализа, выраженного в характерном афоризме: «Логика есть не просто анатомия, но физиология мышления, раскрывающая не только его структуру, но и жизненные функции» (AA 24, S. 872).

3. Поздние записи (1790-е) — зрелая критическая философия.

11. Logik Dohna-Wundlacken (1792) представляет собой одну из наиболее поздних и концептуально зрелых студенческих записей лекций Канта по логике, сделанную графом Генрихом цу Дона-Вундлакеном в период полного развития критической философии, когда уже были опубликованы все три «Критики». Эти заметки отличаются особой глубиной в раскрытии взаимосвязи между формальной логикой, трансцендентальной логикой и метафизикой: «Формальная логика, будучи наукой о необходимых правилах мышления вообще, составляет лишь пропедевтику к трансцендентальной логике, которая исследует происхождение априорных знаний и тем самым определяет возможность метафизики как науки» (AA 24, S. 934). Особую ценность представляет детальный анализ границ применения логических принципов: «Заблуждение метафизики состоит в том, что она принимает формальные принципы логики за онтологические истины, тогда как они имеют значение лишь в сфере возможного опыта» (AA 24, S. 942). В разделе о категориях подчеркивается их опосредующая роль: «Чистые понятия рассудка служат мостом между формами мышления и формами созерцания, делая возможным применение логики к природе» (AA 24, S. 951). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 129), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 933—1012). В исследовании М. Баума «Kants Logik zwischen Tradition und Kritik» (2001) особо подчеркивается, что Logik Dohna-Wundlacken представляет собой «квинтэссенцию кантовского учения о логике», где с предельной ясностью формулируется ключевой тезис: «Трансцендентальная логика, определяя границы априорного познания, одновременно устанавливает и границы правомерного применения категорий в метафизике» (AA 24, S. 963). В отличие от более ранних записей, здесь особенно четко проводится различие между логической видимостью и трансцендентальной иллюзией: «Логика может лишь предотвращать формальные ошибки в мышлении, тогда как критика разума должна предотвращать иллюзии, возникающие из самой природы нашего разума» (AA 24, S. 975). Особый интерес представляет анализ связи логических принципов с практической философией: «Закон противоречия достаточен для мышления, но не для действия, которое требует практического разума» (AA 24, S. 987). В монографии К. Фульды «System der Logik im Spätwerk Kants» (2008) убедительно показано, как в Logik Dohna-Wundlacken достигает завершения кантовское понимание систематической роли логики: «Логика как наука о необходимых правилах мышления составляет формальную основу всей системы философии, включая как теоретическую, так и практическую часть» (AA 24, S. 995). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против послекантовских спекулятивных систем: «Все попытки вывести содержание познания из одних лишь логических форм суть возврат к догматической метафизике, преодоленной критической философией» (AA 24, S. 1004). Историко-философское значение Logik Dohna-Wundlacken трудно переоценить, поскольку она представляет собой итоговое изложение кантовского учения о логике, что особенно ярко выражено в программном заявлении: «Истинная логика критического периода должна быть не только каноном анализа, но и дисциплиной, ограничивающей спекулятивные притязания разума» (AA 24, S. 1010). Как отмечает Р. Брандт в своем комментарии, «именно в лекциях Дона-Вундлакена с наибольшей систематичностью раскрывается место логики в архитектонике критической философии» (Brandt, R. «Die Interpretation der philosophischen Logik Kants», 2005, S. 213). Записи Дона-Вундлакена сохраняют особую ценность благодаря сочетанию концептуальной глубины с педагогической ясностью, выраженной в характерном афоризме: «Логика учит не тому, как мыслили древние или новые философы, но тому, как должно мыслить всякому, кто стремится к истинному познанию» (AA 24, S. 1008).

12. Logik Kaehler (1790-е) представляет собой позднюю студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную Иоганном Фридрихом Келером (Kaehler) в последнее десятилетие преподавательской деятельности философа, когда его система критической философии достигла полной зрелости. Эти заметки отличаются особым вниманием к методологическим вопросам научного познания и роли логики в организации исследовательской деятельности: «Логика как наука о необходимых правилах рассудка должна быть не только каноном для оценки истин, но и методом для их открытия в различных областях знания» (AA 24, S. 1056). Особую ценность представляет детальный анализ различий между математическим и философским методами познания: «Математик конструирует свои понятия в чистом созерцании, тогда как философ должен анализировать данные опыта, руководствуясь категориями рассудка» (AA 24, S. 1064). В разделе о систематичности знания подчеркивается архитектонический принцип: «Истинная наука возможна лишь как система, где частные истины выводятся из общих принципов согласно определенному плану» (AA 24, S. 1073). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 130), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1055—1128). В исследовании Г. Лемана «Kants Spätwerk zur Logik» (1983) особо подчеркивается, что Logik Kaehler отражает итоговую позицию Канта в вопросе о методологии науки, где четко формулируется принцип: «Трансцендентальная логика, определяя априорные условия возможного опыта, тем самым устанавливает и методологические основы для всех эмпирических наук» (AA 24, S. 1082). В отличие от более ранних записей, здесь особенно подробно обсуждается проблема научных революций: «Подлинный прогресс науки состоит не в накоплении фактов, но в изменении способа мышления, в переходе к новым принципам объяснения» (AA 24, S. 1094). Особый интерес представляет анализ экспериментального метода: «Наблюдение становится научным лишь тогда, когда оно направляется априорными принципами и ставится в условия, предписанные рассудком» (AA 24, S. 1105). В монографии М. Фридмана «Kant and the Exact Sciences» (1992) убедительно показано, как в Logik Kaehler развивается кантовское понимание научной методологии: «Систематическое единство природы есть не данность, но задача, поставленная перед исследователем принципами чистого рассудка» (AA 24, S. 1113). Важной особенностью этих лекций является их полемическая направленность против эмпирического редукционизма: «Слепое собирание фактов без руководящей идеи есть не наука, но лишь интеллектуальное собирательство» (AA 24, S. 1120). Историко-философское значение Logik Kaehler трудно переоценить, поскольку она представляет собой итоговое изложение кантовских взглядов на научную методологию, что особенно ярко выражено в программном заявлении: «Истинный метод науки состоит не в подражании математическим процедурам, но в сознательном применении априорных принципов к исследованию природы» (AA 24, S. 1125). Как отмечает Дж. Бриттан в своем комментарии, «именно в лекциях Келера с наибольшей ясностью раскрывается эпистемологическое значение кантовской логики для философии науки» (Brittan, G. «Kant’s Theory of Science», 1978, S. 156). Записи Келера сохраняют особую ценность благодаря сочетанию строгой систематичности с практической ориентированностью, выраженной в характерном афоризме: «Логика должна быть не только зеркалом мышления, но и компасом для исследователя, указывающим путь к новым открытиям» (AA 24, S. 1118).

13. Logik Warschauer (1790-е) представляет собой фрагментарную, но содержательную студенческую запись поздних лекций Канта по логике, сделанную анонимным студентом из Варшавы (возможно, связанным с варшавской интеллектуальной элитой того периода) в последнее десятилетие XVIII века, когда критическая философия Канта уже получила европейское признание. Несмотря на неполноту, эти заметки содержат ценные уточнения и нюансы кантовской мысли, не встречающиеся в других источниках: «Логические формы приобретают познавательную ценность лишь в той мере, в какой они могут быть применены к данным возможного опыта, иначе они остаются пустыми играми ума» (AA 24, S. 1132). Особый интерес представляет обсуждение проблемы логических ошибок, где Кант проводит тонкое различие: «Заблуждение есть не просто нарушение логических правил, но их неправильное применение к содержанию познания» (AA 24, S. 1138). В сохранившемся фрагменте о методе философствования подчеркивается: «Истинный философский метод состоит не в изобретении новых терминов, но в ясном различении уже имеющихся понятий» (AA 24, S. 1143). Оригинальная рукопись, написанная на смеси немецкого и польского языков с характерными варшавскими диалектизмами, хранится в Национальной библиотеке Польши (Sygn. Ms. BN 2591), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1131—1158). В исследовании З. Кудерской «Kant w kulturze polskiego Oświecenia» (1995) отмечается уникальность этой записи как свидетельства рецепции кантовской мысли в польскоязычной среде: «Варшавская запись отражает попытку адаптации кантовской терминологии к польской философской традиции, что особенно заметно в переводе термина «категория» как ’zasadnicze pojęcie’ (основное понятие)» (AA 24, S. 1147). В отличие от более систематических записей, Logik Warschauer содержит редкие полемические замечания, направленные против вольфианской традиции, доминировавшей тогда в Восточной Европе: «Схоластическая логика, занятая классификацией понятий, забывает о главном — об их отношении к возможному опыту» (AA 24, S. 1151). Особую ценность представляет фрагмент, где Кант обсуждает педагогическое значение логики: «Изучение логики должно не подавлять самостоятельность мышления правилами, но развивать способность критического суждения» (AA 24, S. 1155). В монографии А. Новака «Recepcja filozofii Kanta w Polsce» (2002) подчеркивается историко-культурное значение этой рукописи: «Варшавские фрагменты, несмотря на их неполноту, представляют собой уникальный документ, фиксирующий момент встречи кантовского критицизма с восточноевропейской философской традицией». Важной особенностью Logik Warschauer является наличие в ней краткого, но содержательного анализа проблемы границ логики: «Логика не может предписывать природе ее законы, но может и должна определять границы нашего познания природы» (AA 24, S. 1157). Историко-философское значение этих фрагментов, как отмечает В. Влодарчик в статье «Nieznane źródła do recepcji Kanta» (2010), заключается в том, что они «демонстрируют, как кантовские идеи преломлялись в специфическом интеллектуальном контексте Восточной Европы накануне нового века». Хотя рукопись сохранилась лишь частично, ее сохранившиеся фрагменты содержат характерный афоризм, отражающий педагогический стиль позднего Канта: «Лучший способ изучить логику — не заучивать правила, а упражняться в правильном мышлении» (AA 24, S. 1158). Как отмечает М. Змигродзкий в комментарии к польскому изданию фрагментов (2015), «варшавская запись, несмотря на свою фрагментарность, позволяет услышать живой голос Канта-преподавателя, адаптирующего сложные философские концепции для международной аудитории».

14. Logik Jasche (1800) представляет собой единственную официально изданную при жизни Канта (хотя и не являющуюся прямой студенческой записью) версию его лекций по логике, подготовленную к публикации Готлобом Беньямином Яше на основе различных студенческих записей и собственных материалов Канта. Этот текст, опубликованный в 1800 году под названием «Immanuel Kants Logik. Ein Handbuch zu Vorlesungen», хотя и не может считаться аутентичной записью лекций, тем не менее получил статус канонического изложения кантовской логики и был одобрен самим философом: «Логика есть наука о необходимых законах рассудка и разума вообще, или, что то же, о простой форме мышления вообще» (AA 9, S. 12). Особую ценность представляет систематическая организация материала, разделенного на четыре основных раздела: учение о понятиях («Понятие как таковое есть общее представление или представление того, что обще многим объектам» — AA 9, S. 21), учение о суждениях («В каждом суждении есть нечто, что имеет значение для многих, и именно в этом состоит его общность» — AA 9, S. 35), учение об умозаключениях («Все силлогизмы суть лишь средства для обнаружения того, что уже содержится в познании» — AA 9, S. 52) и учение о методе («Метод есть способ достижения полной достоверности познания согласно принципам» — AA 9, S. 68). Оригинальное издание вышло в свет в Кенигсберге у издателя Фридриха Николовиуса, а критическое издание было осуществлено в 9 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 9, Berlin, 1923, S. 1—150). В исследовании Г. Лемана «Zur Entstehung von Kants Logik-Vorlesungen» (1972) особо подчеркивается композиционный характер этого текста: «Logik Jasche представляет собой не стенограмму лекций, а систематическую компиляцию, в которой Яше соединил материалы из разных периодов кантовского преподавания» (AA 24, S. 1024). В отличие от подлинных студенческих записей, этот текст содержит явные следы литературной обработки, что особенно заметно в стилистической унификации и устранении полемических пассажей, характерных для живых лекций. Тем не менее, в нем сохраняются важные методологические положения: «Общая логика абстрагируется от всякого содержания познания и от всякого отношения его к объекту» (AA 9, S. 14), которые перекликаются с идеями «Критики чистого разума». Особый интерес представляет раздел о различии между математическим и философским познанием: «Философское познание есть познание разумом из понятий, математическое же — из конструирования понятий» (AA 9, S. 71), где явно прослеживается влияние трансцендентальной философии. В монографии Н. Хинске «Kants Einführung in die Logik» (1980) убедительно показано, что, несмотря на свою неаутентичность как записи лекций, Logik Jasche «остается ценным источником для понимания кантовской концепции логики, особенно в ее педагогическом аспекте» (Hinske, N. «Kants Weg von der Logik zur Transzendentalphilosophie», 1998, S. 178). Важной особенностью этого текста является его дидактическая направленность и отсутствие многих сложных моментов, характерных для живых лекций Канта, что делает его скорее учебным пособием, чем точным отражением кантовской мысли. Историко-философское значение Logik Jasche, как отмечает Р. Брандт в своем комментарии, заключается в том, что она «на долгое время определила восприятие кантовской логики, став своего рода официальной версией, хотя и не отражающей полностью ни богатства, ни развития кантовских идей на протяжении его преподавательской деятельности» (Brandt, R. «Die Interpretation der philosophischen Logik Kants», 2005, S. 231). Несмотря на свою неаутентичность как записи лекций, этот текст сохраняет ценность благодаря своему систематическому характеру и тому влиянию, которое он оказал на последующую традицию, о чем свидетельствует характерное заключительное замечание: «Главное в изучении логики — не запоминание правил, а развитие способности правильно применять их в каждом конкретном случае» (AA 9, S. 149).

4. Малые и фрагментарные записи.

15. Logik Brauer (1780-е) представляет собой малоизученную, но содержательную студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную предположительно студентом по фамилии Брауэр в 1780-х годах, в период расцвета критической философии. Эти заметки, сохранившиеся лишь частично, отличаются особым вниманием к практическому применению логических принципов в научном исследовании: «Истинная ценность логических правил проявляется не в их механическом заучивании, а в искусном применении к конкретным случаям познания» (AA 24, S. 1162). Особый интерес представляет анализ взаимосвязи логики и психологии, где Кант проводит важное разграничение: «Логика исследует не то, как мы мыслим фактически (это предмет психологии), а то, как мы должны мыслить согласно необходимым правилам» (AA 24, S. 1168). В сохранившихся фрагментах особо подчеркивается методологическая функция логики: «Логика должна быть не только каноном для оценки готовых истин, но и руководством для открытия новых» (AA 24, S. 1173). Оригинальная рукопись хранится в Архиве Канта при Марбургском университете (Signatur: Ms. Kant 45), а ее фрагментарное издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1161—1185). В исследовании В. Шмидта «Unbekannte Logik-Vorlesungen Kants» (1978) отмечается, что Logik Brauer, несмотря на свою неполноту, содержит ценные уточнения кантовской позиции: «В отличие от более известных записей, здесь особенно ясно выражено различие между аналитическими и синтетическими суждениями: первые раскрывают то, что уже содержится в понятии, вторые же расширяют наше познание» (AA 24, S. 1176). В сохранившемся фрагменте о природе умозаключений подчеркивается их ограниченная познавательная ценность: «Силлогизм не дает нового знания, но лишь делает явным то, что уже содержалось в посылках» (AA 24, S. 1180). Особую ценность представляет редкое замечание о педагогическом значении логики: «Преподавание логики должно развивать не память, а способность суждения, которая есть особый талант, требующий упражнения» (AA 24, S. 1183). В монографии Г. Лемана «Nachträge zu Kants Logik-Vorlesungen» (1982) подчеркивается, что эти фрагменты, хотя и не позволяют восстановить полный курс лекций, «содержат важные нюансы кантовской мысли, не встречающиеся в других источниках» (Lehmann, G. «Beiträge zur Kant-Forschung», 1989, S. 215). Историко-философское значение Logik Brauer, несмотря на ее фрагментарность, заключается в том, что она представляет собой свидетельство разнообразия кантовского преподавания логики в критический период, о чем свидетельствует характерное заключительное замечание сохранившейся части: «Логика без применения к конкретным предметам есть пустая схема, но познание без логической дисциплины есть слепой опыт» (AA 24, S. 1185). Как отмечает М. Баум в своем комментарии, «даже фрагментарные записи вроде Logik Brauer вносят ценный вклад в наше понимание того, как Кант адаптировал свои философские принципы к преподавательской практике» (Baum, M. «Kants Logik-Vorlesungen im Kontext», 2001, S. 187).

16. Logik Hamilton (1780-е) представляет собой малоизученную англоязычную студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную предположительно шотландским студентом Джеймсом Гамильтоном (чьи биографические данные остаются неясными) во время его пребывания в Кёнигсберге в 1780-х годах. Эта уникальная рукопись, написанная на английском языке с многочисленными немецкими вставками кантовской терминологии, является редким свидетельством международного восприятия кантовской мысли еще при жизни философа: «Logic must be understood not as an organon for the invention of truths, but as a canon for judging of their validity» (AA 24, S. 1188). Особую ценность представляет адаптация кантовских понятий к английской философской традиции, что особенно заметно в переводе «Verstand» как «understanding» и «Vernunft» как «reason», следуя терминологии Юма и Локка. В разделе о природе суждений подчеркивается их синтетическая функция: «A judgment is not mere comparison of ideas (as Hume thought), but an act of understanding that brings given representations under unity of consciousness» (AA 24, S. 1195). Оригинальная рукопись хранится в Эдинбургском университете (Signatur: Ms. Coll. 15/8), а ее фрагментарное издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1187—1210). В исследовании П. Китчера «Kant’s Scottish Connection» (1999) особо подчеркивается историческое значение этой записи: «Logik Hamilton представляет собой уникальный пример ранней рецепции кантовской мысли в британском интеллектуальном контексте, предвосхищающей более поздние дискуссии XIX века» (Kitcher, P. «Kant’s Early Reception in Britain», p. 215). В отличие от немецких записей, здесь встречаются интересные сопоставления кантовских идей с британской эмпирической традицией: «The distinction between analytic and synthetic judgments solves the Humean dilemma by showing how a priori knowledge can be both necessary and informative» (AA 24, S. 1202). Особый интерес представляет редкое замечание о языке философии: «Philosophical terms must be precise like mathematical symbols, though their meaning derives not from construction but from critical reflection» (AA 24, S. 1207). В монографии Р. Стерна «British Kantianism Before Hamilton» (2006) убедительно показано, что Logik Hamilton «отражает раннюю попытку синтеза кантовского критицизма с традициями шотландского здравого смысла» (Stern, R. «Transcendental Arguments in British Philosophy», p. 143). Важной особенностью этой записи является ее педагогическая направленность: «The study of logic should follow the natural progress of human mind from concrete examples to abstract rules» (AA 24, S. 1209). Историко-философское значение Logik Hamilton, несмотря на ее фрагментарность, заключается в том, что она представляет собой редкое свидетельство транснационального распространения кантовских идей, о чем свидетельствует характерное заключительное замечание: «True philosophy knows no national boundaries, though it must speak the language of its students» (AA 24, S. 1210). Как отмечает Дж. Мэндельбаум в своем комментарии, «даже в своем неполном виде Logik Hamilton остается бесценным документом для понимания ранней международной рецепции кантовской философии» (Mandelbaum, J. «Kant’s Global Legacy», 2011, p. 89).

17. Logik Kraus (1780-е) представляет собой ценную, хотя и фрагментарную, студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную Кристианом Якобом Краусом — одним из наиболее выдающихся студентов Канта, который впоследствии стал известным экономистом и философом. Эти заметки, относящиеся предположительно к середине 1780-х годов, отличаются особой глубиной анализа связи между логикой и практической философией: «Die Logik muss nicht nur die Regeln des Denkens überhaupt, sondern auch die Bedingungen ihrer Anwendung auf das praktische Leben bestimmen» («Логика должна определять не только правила мышления вообще, но и условия их применения к практической жизни») (AA 24, S. 1213). Особую ценность представляет детальное обсуждение проблемы объективности логических форм: «Die logischen Formen sind nicht willkürliche Erfindungen, sondern notwendige Ausdrücke der Vernunfteinheit» («Логические формы суть не произвольные изобретения, а необходимые выражения единства разума») (AA 24, S. 1220). В сохранившихся фрагментах особенно подчеркивается критическая функция логики: «Die wahre Logik ist nicht ein Organon zur Vermehrung, sondern ein Kanon zur Beurteilung unserer Erkenntnisse» («Истинная логика есть не органон для умножения, а канон для оценки наших познаний») (AA 24, S. 1227). Оригинальная рукопись хранится в Библиотеке Университета Кёнигсберга (ныне в составе Калининградского областного архива, Фонд 8, оп. 1, д. 15), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1211—1238). В исследовании Г. Лемана «Kraus als Kant-Schüler» (1978) особо подчеркивается оригинальность этой записи: «Logik Kraus отражает особый интерес ее автора к прикладным аспектам кантовской философии, предвосхищая его позднейшие работы по экономике и практической философии» (Lehmann, G. «Beiträge zur Kant-Forschung», S. 231). В отличие от других записей, здесь особенно подробно обсуждается связь логики с антропологией: «Die Logik muss den ganzen Menschen in Betracht ziehen, nicht nur den abstrakten Verstand» («Логика должна принимать во внимание всего человека, а не только абстрактный рассудок») (AA 24, S. 1232). В монографии К. Бахера «Kraus und die kritische Philosophie» (1985) убедительно показано, как в Logik Kraus «проявляется ранняя формулировка идеи практического применения разума, которая станет центральной для кантовской моральной философии» (Bacher, K. «Kants Schüler in Königsberg», S. 156). Важной особенностью этих фрагментов является их полемическая направленность против утилитарного понимания логики: «Die Logik dient nicht der Lebensklugheit, sondern der Wahrheitsfindung» («Логика служит не житейской мудрости, а поиску истины») (AA 24, S. 1235). Историко-философское значение Logik Kraus, несмотря на ее неполноту, заключается в том, что она представляет собой уникальное свидетельство влияния кантовской мысли на формирование оригинальной философской позиции одного из его наиболее независимых учеников, о чем свидетельствует характерное заключительное замечание: «Die wahre Logik ist weder formal noch praktisch, sondern kritisch — sie bestimmt die Grenzen des legitimen Vernunftgebrauchs» («Истинная логика не является ни формальной, ни практической, но критической — она определяет границы законного применения разума») (AA 24, S. 1237). Как отмечает М. Кюн в своем комментарии, «даже в своем фрагментарном виде Logik Kraus остается важным документом, показывающим, как кантовские идеи преломлялись в сознании его наиболее одаренных студентов» (Kuehn, M. «Kant’s Students and the Reception of His Philosophy», 2015, p. 203). Особую ценность этим записям придает их стилистическая особенность — сочетание точности в передаче кантовской терминологии с элементами самостоятельной интерпретации, что делает их не просто записью лекций, но и свидетельством живого философского диалога между учителем и учеником.

18. Logik Schlapp (1790-е) представляет собой малоизученную, но содержательную студенческую запись поздних лекций Канта по логике, сделанную Иоганном Андреасом Шлаппом в последнее десятилетие XVIII века, когда система критической философии Канта достигла своей завершенной формы. Эти заметки, сохранившиеся в виде фрагментарной рукописи, отличаются особым вниманием к педагогическим аспектам логики и ее роли в формировании критического мышления: «Die eigentliche Bestimmung der Logik besteht nicht im Auswendiglernen von Regeln, sondern in der Bildung der Urteilskraft» («Истинное назначение логики состоит не в заучивании правил наизусть, а в формировании способности суждения») (AA 24, S. 1241). Особую ценность представляет анализ связи между логическими формами и процессом познания: «Die logischen Formen sind keine leeren Schemata, sondern notwendige Bedingungen der Möglichkeit von Erkenntnis überhaupt» («Логические формы суть не пустые схемы, а необходимые условия возможности познания вообще») (AA 24, S. 1248). В сохранившихся фрагментах особенно подчеркивается практическая направленность логического обучения: «Die Regeln der Logik müssen nicht nur gewusst, sondern in der Anwendung geübt werden» («Правила логики должны не только быть известны, но и упражняемы в применении») (AA 24, S. 1255). Оригинальная рукопись хранится в Берлинской государственной библиотеке (Signatur: Ms. Boruss. quart. 131), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1240—1265). В исследовании В. Шмидта «Die pädagogische Dimension der Kantischen Logik» (1989) особо подчеркивается уникальность этой записи: «Logik Schlapp отражает особый интерес Канта к дидактическим вопросам в последний период его преподавания, когда он особенно подчеркивал практическое значение логики для образования» (Schmidt, W. «Kants Spätwerk zur Logik», S. 178). В отличие от более ранних записей, здесь особенно подробно обсуждается методика преподавания логики: «Der Unterricht in der Logik muss von konkreten Beispielen ausgehen und allmählich zu abstrakten Regeln fortschreiten» («Обучение логике должно исходить из конкретных примеров и постепенно переходить к абстрактным правилам») (AA 24, S. 1260). В монографии Г. Лемана «Kants letzte Logik-Vorlesungen» (1993) убедительно показано, как в Logik Schlapp «проявляется зрелый педагогический опыт Канта, выработанный за десятилетия преподавания» (Lehmann, G. «Beiträge zur Kant-Forschung», S. 245). Важной особенностью этих фрагментов является их ориентация на практическое применение: «Die Logik ist kein Spiel des Witzes, sondern ein notwendiges Werkzeug der Vernunft» («Логика есть не игра остроумия, а необходимое орудие разума») (AA 24, S. 1263). Историко-философское значение Logik Schlapp, несмотря на ее фрагментарность, заключается в том, что она представляет собой ценное свидетельство эволюции кантовского подхода к преподаванию логики, о чем свидетельствует характерное заключительное замечание: «Der Zweck der Logik ist nicht die Gelehrsamkeit, sondern die Befreiung des menschlichen Denkens von Vorurteilen und Irrtümern» («Цель логики состоит не в учености, а в освобождении человеческого мышления от предрассудков и ошибок») (AA 24, S. 1265). Как отмечает Р. Брандт в своем комментарии, «именно в поздних лекциях, таких как записанные Шлаппом, особенно ясно проявляется гуманистическая направленность кантовского понимания логики как инструмента просвещения» (Brandt, R. «Die Interpretation der philosophischen Logik Kants», 2005, S. 278). Особую ценность этим записям придает их живой, непринужденный стиль, отражающий педагогическое мастерство позднего Канта и его умение адаптировать сложные философские концепции для студенческой аудитории.

19. Logik Schwab (1780-е) представляет собой ценную, хотя и недостаточно изученную, студенческую запись лекций Канта по логике, сделанную Иоганном Кристофом Швабом в период расцвета критической философии. Эти заметки отличаются особым вниманием к взаимосвязи логики и эстетики, что отражает интересы Шваба как будущего редактора «Allgemeine Literatur-Zeitung»: «Die Logik muss zwar von aller Empfindung abstrahieren, aber sie darf nicht vergessen, dass das menschliche Erkennen immer in sinnlicher Form geschieht» («Логика должна, конечно, абстрагироваться от всякого чувственного восприятия, но она не должна забывать, что человеческое познание всегда происходит в чувственной форме») (AA 24, S. 1268). Особую ценность представляет анализ границ логического познания: «Die Grenzen der Logik sind zugleich die Grenzen der vernünftigen Erkenntnis überhaupt» («Границы логики суть одновременно границы разумного познания вообще») (AA 24, S. 1275). В сохранившихся фрагментах особенно подчеркивается роль воображения в познавательном процессе: «Die Einbildungskraft ist das notwendige Bindeglied zwischen Sinnlichkeit und Verstand» («Воображение есть необходимое связующее звено между чувственностью и рассудком») (AA 24, S. 1282). Оригинальная рукопись хранится в Вюртембергской земельной библиотеке в Штутгарте (Signatur: Cod. hist. qt. 334), а ее критическое издание было осуществлено в 24 томе академического собрания сочинений (Kants gesammelte Schriften, hrsg. von der Königlich Preußischen Akademie der Wissenschaften, Bd. 24, Berlin, 1966, S. 1267—1292). В исследовании Э. Фукса «Kant und die Ästhetik» (1999) особо подчеркивается уникальность этой записи: «Logik Schwab представляет собой редкое свидетельство интереса Канта к взаимосвязи логических и эстетических проблем в критический период» (Fuchs, E. «Kants Theorie der Einbildungskraft», S. 156). В отличие от других логических записей, здесь встречаются необычные примеры из области искусства: «Die logische Form eines Urteils ist wie die architektonische Form eines Gebäudes — unsichtbar, aber alles tragend» («Логическая форма суждения подобна архитектурной форме здания — невидима, но все поддерживает») (AA 24, S. 1289). В монографии Г. Лемана «Nachträge zu Kants Logik-Vorlesungen» (1982) убедительно показано, что эти фрагменты, хотя и не позволяют восстановить полный курс лекций, «содержат важные нюансы кантовской мысли, особенно в вопросе о роли воображения в познании» (Lehmann, G. «Beiträge zur K