автордың кітабын онлайн тегін оқу Амир. Часть III
Екатерина Дей

Екатерина Дей

Амир

Часть III

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

Третья часть из серии книг Екатерины Дей «Амир» в жанре любовного фэнтези продолжает рассказ о вожде хасов, превратившем себя в Тёмного ради спасения своего народа. Сложные взаимоотношения Амира и человеческой женщины Рины развиваются на фоне борьбы с внешними врагами, предательств и воздействия Силы народа хасов, категорически несогласной с выбором своего вождя.

12+

Мужская логика иногда бывает очень интересной. Я не сразу поняла, что именно присутствие Роберта в моей каюте привело Амира в состояние задумчивости. На мой вопрос, как дела, он лишь взглянул косо и сообщил:

— Мы возвращаемся домой.

— Амир, никто не пострадал в нападении?

— Не бойся, я смогу тебя защитить.

— Я не боюсь, но ракета…

— Корабль оборудован так, что никакая ракета не сможет в него попасть.

И опять тяжёлый взгляд тёмных глаз. Я отвернулась к окну и вздохнула, ну конечно, как только мы выезжаем — сразу масса проблем из-за моей охраны, надо тихо сидеть в будуаре и даже по дворцу не двигаться. Прав Амир, только там мне и место, никому никаких проблем.

Амир ходил по каюте медленными шагами и о чём-то думал, и думы были мрачными, тяжёлыми настолько, что он спрятал руки в карманы. Странно, обычно руки у них всегда свободны, в карманы их убирают только тогда, когда стремятся себя в чём-то остановить, это никак не привычка, это — движение внутреннего контроля. Что же такое произошло, что Амир вынужден себя держать? Я не выдержала и спросила:

— Амир, что-то случилось? Тебе …тяжело находиться рядом со мной?

Во мне вдруг проявился страх, что опять наступила жажда, и он изо всех сил держит себя, поэтому такой контроль. Он резко остановился и обернулся ко мне:

— Ты меня боишься?

— Нет, но ты так ходишь и молчишь… я не понимаю и волнуюсь…

— О ком ты волнуешься?

И такой пронзительный взгляд, что я вся сжалась и опустила голову, смогла только прошептать:

— О тебе…

— Только обо мне?

В голосе было столько иронии, что я удивлённо посмотрела на него. Амир стоял, высоко подняв голову и ехидно скривив губы. Мгновенно похолодев, вдруг с кем-то случилась беда, я спросила:

— Что-то с Мари, или с Фисой, в школе… Амир, не молчи, скажи!

Взгляд немного посветлел, и усмешка превратилась в едва заметную улыбку. Но он отвернулся к окну и лишь через некоторое время ответил:

— С ними всё хорошо.

Облегчённо вздохнув, я пожала плечами: откуда такая ехидная ирония, в чём он опять меня обвинил, ведь только спала и говорила с Яной. О том, что я буду спрашивать, он знает, явно смотрел по дорогое, чем жена занимается. Потом только Роберт и был, всего несколько слов произнести успел. И сразу картинка в голове пронеслась, как Амир моего доверия добивался на уступе скалы, он тогда спросил, кто мне нужен — Вито или Роберт. Вито женится на Мари, а Роберт… весёлый балагур и артист, который позволяет себе демонстративно восхищаться мной. Его женой и собственностью. Я уже открыла рот, чтобы возмутиться, но поняла, что на самом деле не хочу ничего Амиру доказывать, оправдываться в своих поступках. Сказал, будь собой, вот и буду, а ему придётся учиться меня понимать, учиться жить.

Мы молчали долго, Амир рассматривая что-то за окном, а я, отвернувшись от него, и рисуя вилкой по столу никому не известные узоры. Неожиданно поймала себя на мысли, что не боюсь за Роберта: Амир уже не сможет его убить или сослать на дальние рубежи, только он может меня спасти в сложной ситуации. Именно он неоднократно руководил моим спасением, даже Амиру диктовал действия. Сейчас уже есть этот самый ближний круг, он уже сформировался — Яна, Вито, Алекс и Роберт, Фиса. И Амиру будет сложно мне объяснить исчезновение Роберта, если он на самом деле стремится меня понять и заслужить моё доверие. И судя по последовавшему тяжёлому вздоху, Амир это тоже осознаёт.

Женщина должна быть мудрее, хотя бы по своей красоте, как говорит Фиса, и я спросила:

— Долго нам ещё добираться до дома?

Амир явно обрадовался, что я первой заговорила, сразу обернулся и сверкнул синевой:

— Мы уже причаливаем, и ещё несколько часов на машине.

Опять пройдясь по каюте, Амир встал передо мной и спросил:

— Ты хочешь домой?

— А есть предложение?

— Есть. Мне нужно заехать к одному человеку.

— Человеку?

— Да.

Амир сел за стол передо мной и сцепил руки. Я ждала продолжения и наблюдала за его руками, они явно волновались, длинные пальцы изображали спокойствие, но я уже знала, что так он держит руки только при сильном волнении.

— Рина, я хочу познакомить тебя с хасом. В нём теперь чистая кровь, все примеси исчезли. У его семьи тоже.

Я подняла глаза и увидела настоящий взгляд вождя, который гордится представителем своего народа.

— Кровь вернулась.

— Да. Этот человек осуществляет связь с другими хасами. Он помогает мне в возрождении народа.

Я не знаю, почему задала этот вопрос, он прозвучал раньше, чем я успела что-то подумать:

— Ему можно доверять?

Амир удивился моему вопросу, вскинул сразу потемневшие глаза:

— Почему ты в нём сомневаешься?

— Я не сомневаюсь, я его даже ещё не видела. Амир, я не знаю, почему задала этот вопрос.

Мой растерянный взгляд почему-то успокоил Амира, и он улыбнулся:

— Всё под контролем моей разведки.

Машину вёл Алекс, я едва сдержалась, чтобы не хихикнуть — вождь есть вождь, убрал Роберта с глаз долой хоть на время поездки. У меня было двоякое чувство: с одно стороны возмущение на такое попрание моих прав, как женщины, с другой приятно грело подозрение, что Амир меня просто к Роберту ревнует, к его лёгкости в общении со мной. Ведь у него самого пока так не получается.

Амир посадил меня на колени и прижал к себе, рука позволила некоторую вольность, погладив по спине, я выпрямилась и изобразила грозный взгляд, даже бровки приподняла. Голубизна сверкнула, и Амир засмеялся, наконец, ушло напряжение от размолвки на корабле, оказалось, что он её тоже переживал.

Положив голову на грудь Амиру, я смотрела на проносящиеся мимо скалы и думала о том, что он не может со мной использовать все свои навыки хитро-мудрого ирода. Он или молчит, или говорит откровенно, понятно, что чаще всего откровенность бывает вынужденная из-за моего физического состояния, как было на корабле и около кристалла. Фиса права, я его просто чувствую сердцем и всем телом, никакие попытки обмана в наших отношениях невозможны, и Амир это понимает. А Роберт всего скорее показывает ему, что со мной можно и нужно быть откровенным. Мне так легче, ведь пришёл перед самым появлением Амира, который был уже совсем рядом и всю сцену явно услышит или даже увидит. Вот он ближний круг. Они его знают и понимают его состояние, всю сложность наших отношений, знают меня, тоже уже натерпелись, и, каждый по-своему, пытаются нам помочь.

Высокий дом стоял в центре небольшой долины, окружённый великолепным садом и витой металлической оградой. Алекс медленно ехал по центральной дороге, и я с удовольствием рассматривала огромные деревья, стоявшие вдоль дороги ровным строем, мелькавшие среди листвы беседки, и фонтаны, сверкающие на солнце разноцветными бликами воды.

Наша машина проехала мимо крыльца со львами и въехала в ворота гаража, которые сразу закрылись. Нас уже ожидал высокий совершенно седой мужчина с яркими голубыми глазами. Амир вышел из машины со мной на руках и произнёс несколько слов, мужчина кивнул, и мы прошли в дом. Только в зале, который столовая, Амир опустил меня на стул и представил:

— Рина, познакомься Андрэ Бальзак.

Однофамилец великого писателя подошёл ко мне и подал руку, сказал несколько слов на французском.

— Рина.

— Андрэ хотел бы познакомить тебя со своей женой и дочерью.

— Хорошо, я рада буду с ними познакомиться.

— Ани говорит на русском, изучала в институте.

Я только радостно кивнула, хоть самой поговорить можно, без очень краткого перевода Амира.

Жена Андрэ оказалась обычной женщиной своего возраста, немного говорливой и очень простой, она сразу подошла ко мне и протянула руку, крепко тряхнула жёстким рукопожатием, больше похожим на мужское. Совершенно седые волосы были убраны в пучок на затылке, черты лица крупные, но не резкие, красивые яркие голубые глаза сразу мне улыбнулись.

Дочь немного задержалась, и Андрэ показал на портреты, висевшие на стенах. Амир перевёл рассказ о предках семьи:

— Семья Андрэ владеет этими землями уже около трехсот лет, тот седой старик спас жителей близлежащих деревень во время чумы, используя лекарство, которое создал сам. А женщина в белом помогала Гарибальди… это восстание…

— Я знаю кто такой Гарибальди.

Удивление проскользнуло смешинкой в глазах Амира, а Андре стал радостно размахивать руками и рассказывать подробности из жизни своей героической родственницы. Амир улыбался, искоса посматривал на меня, и не счёл необходимым переводить весь рассказ, почему-то моё знание о Гарибальди его поразило и обрадовало.

Появление дочери я почувствовала кожей, знала, что именно сейчас она войдёт, и что-то в моей жизни изменится. Да, это она, она должна быть именно такой — жена вождя. Ани была высокой, тонкая талия и широкие бедра при узких плечах, классическая фигура настоящей женщины. И при этом она не была худой, скорее даже плотненькой, именно той мягкой женской мягкостью. Но самое главное — это её лицо и глаза. Чёрные волосы, того цвета, как у Амира, оттеняли совершенную белизну кожи и правильные черты лица. А глаза… чистые глаза праведницы. Большие голубые глаза светились чистотой и умом, невероятной добротой и женской лаской.

Ани подошла ко мне и улыбнулась самой прекрасной улыбкой, какую только можно представить:

— Рина, я Ани… я рада… видеть… знакомиться… я мечтала… тебя… знать.

Мне удалось вымучить из себя улыбку:

— Приятно познакомиться.

Амир встал, тревожно посмотрел на меня:

— Рина, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, всё хорошо. А можно мы в саду погуляем, пока ты…

— Рина… маленький сад… закрытый… стекло…

— В доме есть крытый сад.

— Ани, пусть они решают свои дела, а ты покажи мне сад.

Амир продолжал внимательно на меня смотреть, а я справилась со своим состоянием и подала Ани руку:

— Показывай.

— Рина…

— Всё хорошо, я засиделась в машине, хочу погулять.

Вот это я сказала, Амир слегка побледнел — как это я засиделась на его коленях — но ничего не стал говорить, резко отвернулся к Андрэ.

Ани вела меня по дому и тоже рассказывала о своих предках, насколько позволял словарный запас. Она сразу призналась мне:

— Я решить восстановить язык… Амир сказать… ты русская… мне всё интересно о тебе… прости… нельзя так говорить…

— Всё правильно, не переживай. Только я обычная женщина, ничего интересного.

— Рина… Амир выбирать тебя… он… он настоящий вождь… он не выбирать обычную…

Я указала пальцем на первый попавшийся портрет и спросила:

— Кто это, такое интересное лицо.

Ани рассказывала, а я смотрела на неё и понимала: всё правильно девочка, всё правильно, ты для него природой создана, народом и силой в пещере. Не королева, именно ты — кровь и плоть народа, который он воссоздал из тьмы веков. Поэтому в тебе и нет никакой примеси, кровь всё почувствовала, очистилась и готова продолжить род вождя. Уже столько чудес произошло, что очередное обязательно должно случиться, именно у Амира должен родиться сын, продолжатель династии, настоящая линия вождей народа хасов. И даже то, что Мари полюбила Вито, в котором его истинная кровь возродилась, тоже тому подтверждение, и у них будет продолжение, кровь не должна пропасть. А я энергетическая ступень на этом пути, моё предназначение помочь случиться этому чуду. Вот оно и произошло, наконец, я всё правильно поняла — встреча состоялась, предназначение сбылось.

Пальцы леденели, но я сжала их в кулак и приказала организму согреться самому. Я не позволю Амиру меня коснуться, не дам ему возможности спасать, и мы оба погибнем. То есть я и мой организм. Боль мелькнула острой стрелой в сердце, но пальцы постепенно согрелись, и оледенение прекратилось, организм всё понял правильно.

Садик действительно оказался небольшим, всего несколько пальм и кустарников, но цветник был великолепен. Розы невероятных размеров и расцветок гордо демонстрировали себя среди солнечных лучей. Ани призналась:

— Я сама… мама садовник… дочь садовник… я сама… садить… и растут… цветут первый раз… Амир пришёл… когда… цветут… зацветут…

— Зацвели, когда пришёл Амир.

— Да… он приходить и розы…

Ани смутилась, румянец вспыхнул заревом на лице, и она отвернулась к замершей пальме. Сколько же тебе лет, девочка? Двадцать, может двадцать два, самый тот возраст — возраст любви и счастья. А розы тебе показали, кто это счастье принесёт. Я представила их вдвоем, Амира и Ани, ему лет тридцать пять, ей двадцать, оба красивы как боги — молодой седой вождь и его прелестная юная жена.

Абсолютное спокойствие камня превратило меня в статую, даже руку поднять сложно, и чтобы хоть немного прийти в себя, я спросила:

— Ты сказала, что твоя мать дочь садовника?

— Да… папа полюбить мама и… как это… бежать… папа мой папа простить много лет и …жить в этот дом.

Тоже неравный брак оказался, судьба значит такая у всех, кто предназначен следовать за вождём. Хотя почему, это кровь друг с другом их соединяла: почувствует своего и сразу любовь. А ведь она его уже любит, как покраснела, но чиста, это не Люси, по головам не пойдёт.

Ани, наконец, справилась с собой и, помахав рукой для лучшего понимания, спросила меня:

— Папа рассказать о твой… боль… ужас… как ты мог?

Даже так, а почему нет, всё правильно, жена вождя должна быть готова ко всему, даже к тому, что вождь — ирод.

— Ты знаешь — кто Амир?

— Да… Амир сам сказать… показать… объяснить… рассказать народ хасов… мы есть народ… папа помогать Амир.

Ани всё знает, понимает, принимает его сущность и любит. Она с такой болью в глазах смотрела на меня, что я не смогла говорить и лишь хрипло произнесла:

— Смогла.

Она решила, что я так свою боль вспомнила, сразу извинилась и вдруг порывисто обняла меня:

— Простить, Рина, простить, я …нельзя говорить, боль… твой… простить мой, ты страдать за Амир… спасать Амир… благодарна твой… за Амир… твоя жизнь… моя жизнь… моя жизнь тебя… тебе…

Я резко оттолкнула её от себя и громко сказала:

— Ани, никогда не говори так. Твоя жизнь… она твоя… и народа.

Она испуганно распахнула глаза и сжалась, от этого взгляда я пришла в себя:

— Ани, прости меня.

Теперь уже я обняла её и прошептала на ухо:

— Ты самая прекрасная девушка и у тебя будет счастливая жизнь. И жизнь только твоя, слышишь, она…

— Рина, что случилось?

Амир оказался рядом с нами и смотрел тёмным тревожным взглядом.

— Ничего. Амир, мне нужно с Ани ещё поговорить. Мы тут… мужчин обсуждаем, не подслушивай. Иди.

Ани растерянно смотрела то на меня, то на Амира, и ему ситуация совсем не нравилась. Я не знаю, каков был мой взгляд, но он опустил голову и, постояв секунду, исчез. Вот и хорошо, я вдруг совсем успокоилась, пусть потом послушает, или сейчас, его дело, а с девушкой я должна поговорить без него. Взяв Ани за руку, я спросила:

— А где можно посидеть?

— Сидеть?

— Скамейка какая-нибудь есть?

Я что-то изобразила рукой, и она догадалась, кивнула и повела меня к стене напротив.

Мы сидели на красивой резной скамеечке, а я никак не могла найти слова, чтобы объяснить этой девочке, что ей предстоит. Наконец я решилась:

— Ани, слушай меня внимательно.

Сложность состояла ещё в том, что язык она знала плохо, мне пришлось смотреть на неё, чтобы удостовериться, что она поняла меня. Ани кивнула, скорее догадавшись, чем поняв слова.

— Ани, жизнь можно отдать только любимому мужчине, тому, кто для тебя… сама жизнь.

— Любить?

— Да.

Ани быстро взглянула на меня и тем выдала себя с головой: она любит Амира, и уже готова отдать ему свою жизнь. Вот и хорошо.

— Амир настоящий вождь, он достоин того, чтобы за него отдать свою жизнь.

Она непроизвольно кивнула головой, когда поняла смысл моих слов, и так же непроизвольно спросила:

— Ты любить Амир?

— Нет. Я лишь передала ему свою энергию, ты знаешь, о чём я говорю.

Я ответила сразу, потому что сформулировала фразу заранее, пока молчала. И у меня хватило сил спокойно посмотреть Ани в глаза.

— Рина, мы едем домой.

Амир стоял перед нами грозной скалой, но всё уже сказано, и девочка меня правильно поняла. Не дав попрощаться с Ани, Амир подхватил меня на руки, и мы оказались в машине.

Я не сопротивлялась рукам Амира, когда он посадил меня на колени и обнял, сама прижалась к его груди.

— Рина…

— Всё хорошо.

Слёз не было, сердце билось спокойно, никаких чувств, в голове пустота. Амир поднял моё лицо и посмотрел тяжёлым тёмным взглядом. Я прошептала:

— Поцелуй меня.

Поцелуй прощания навсегда, когда огонь сжигает всё внутри, яростно полыхает безнадёжностью, потому что мечты уже нет, она исчезла в словах. Амир почувствовал моё состояние, но остановиться не смог, его губы горели страстью, которая только возродилась и требовала насладиться всеми ощущениями. Ещё немного и он опять меня сломает, но пусть лучше боль, а лучше смерть, чем этот огонь безнадёжности в крови.

— Амир!

Алекс оказался на страже, последнее, что я увидела, это его жёлтые глаза, они сверкнули в темноте боли, и я потеряла сознание.

Небо гремело и сверкало, море бушевало гигантскими волнами, а ветер кидался брызгами в окно, стараясь достать до меня. Фиса сидела у постели на пуфике и молчала. У меня не было ничего поломано, только синяки по всему телу, которые она залечила за ночь. Амир сидел с другой стороны постели и тоже молчал. Вчера говорить было невозможно, потому что Фиса запретила, а сегодня, потому что я отказалась говорить. Так и заявила, когда утром увидела Амира:

— Я не хочу ни с кем говорить.

— Рина…

— Амир, ты ни в чём не виноват. Я не хочу ни с кем говорить. Ни с кем.

Гроза прошла, появилось солнце, и я попросила:

— Пусть приедет Мари.

Амир обрадовался и сразу исчез, а Фиса подозрительно взглянула на меня и спросила:

— Что ты надумала?

— Ничего.

— Говори.

— Баба-Яга права, меня нельзя расколдовывать.

— Почему ты так решила?

Я не удивилась нормальной речи Фисы, явно с какой-то целью она говорила на этой странной смеси фольклорных слов.

— Каждый должен исполнить своё предначертание, выполнить свой долг.

Подчеркивая слово «свой», я надеялась, что она поймёт, но она сделала вид, что не поняла и спросила:

— Какой — свой?

— Амир вождь, он спасает свой народ, исполняет свой долг.

Фиса кивнула и собрала губы в бантик, продолжай.

— Я исполнила свой, отдала ему требуемую по закону энергию. И буду дальше отдавать… пока смогу.

Взгляд Фисы потемнел, но она опять кивнула, а я лишь пожала плечами:

— Всё.

— Говори.

Амир уже вернулся, стоял рядом с постелью и смотрел глухой чернотой.

— Ты же слышал.

Так мы и молчали до приезда Мари: Фиса замерла от какой-то своей мысли, Амир отошёл к окну, когда понял, что я больше ничего не скажу.

Мари влетела в комнату и схватила меня за руку:

— Рина…

— Мари, я так рада тебя видеть. Мари, всё хорошо, мне тебе только сказать надо, очень важное…

— Рина!

— Слушай. У тебя самый лучший в мире отец, он настоящий вождь, глава всего, он сделает для тебя всё и вы с Вито будете счастливы.

— Рина, почему ты так говоришь?

— Мари, ты любишь Вито и понимаешь, что у всех должна быть любовь и счастье, настоящее счастье.

Она кивнула и растерянно обернулась на Амира, который встал рядом с ней и спрятал руки в карманы. Я не стала на него смотреть и улыбнулась Мари.

— Твоему отцу нужна жена…

— Ты моя жена…

— …настоящая жена, которая будет любить его, понимать и будет с ним одной крови.

— Ты моя жена.

— Закон, ваша сила уже приготовили её для твоего отца, она уже есть, любит его и ждёт. Её зовут Ани, я с ней познакомилась, она удивительная, настоящая…

— Рина!!!

Крик Амира был таков, что вздрогнул весь дворец, но я даже не подняла на него глаз.

— Мари, она тебе понравится. Ани такая чистая и добрая, очень весёлая, вам будет хорошо вместе…

— Рина, послушай-ка меня.

— Фиса, тебе она тоже понравится, она розы выращивает…

— Баба-Яга это я.

— Что?

Наверное, только такое признание могло остановить меня в моей решимости. Фиса тяжело встала и подошла к Амиру, повторила:

— Баба-Яга это я.

Амир страшно побледнел и превратился в гигантскую скалу, но Мари кинулась к нему с криком:

— Отец!

— Я Рине кое-что скажу, а потом убивай.

Амир с места не двинулся, и, хотя скалистость осталась, рука обняла Мари, значит, готов слушать, а не захочет, так ему никто не преграда. Фиса повернулась ко мне и сложила по привычке руки на животе. Взгляд был спокоен и чист.

— Рина, я думаю, ты уже догадалась, что Баба-Яга через тебя совершает свою месть.

Я смогла только чуть качнуть головой — да, такая мысль была. Она опять повернулась к Амиру:

— Ты небось уже и не помнишь того паренька, которого в ирода превратил и убивать заставил? Многих он тогда… Семёном звали. Мне было семнадцать, свадьба наша уже была сговорена и назначена. Я ведь через это ведьмой и стала, силу в ненависти нашла.

— Ужгород.

Голос Амира тоже был спокоен, никакого волнения, только взгляд как два провала в ад. Фиса подтвердила:

— Ужгород.

— Анфиса.

Фиса только усмехнулась, вспомнил её настоящее имя.

— Почему меня не тронул? Рядом ведь была.

— Женщины мне были не нужны.

— Рина, он и тогда такой был, брал только то, что нужно… лишним брезговал.

Она помолчала, опустив глаза, тяжело вздохнула и подняла на меня свой ясный взгляд.

— Я стала такой ведьмой, что с твоим мужем были честными врагами. И Янину от него я тоже прятала, только не смогла уберечь, не довезли её до меня в очередной раз. А узнать он меня не мог, ничего от девушки той не осталось, которая к свадьбе с милым готовилась. Да и живу долго, не по человеческим меркам.

— Фиса… прости, Анфиса, а почему он тогда к тебе обратился, чтобы меня спасти?

Не могла я к Фисе как к врагу относиться, не могла и всё, я как будто смотрела сериал по телевизору: слова слышала, но никак их с ней не связывала. Фиса усмехнулась и повернулась к Амиру:

— А ты это у него спроси.

— Ты была честна в своей борьбе со мной. И только ты могла спасти Рину.

Амир говорил спокойно, но это спокойствие было таким, что наводило страх, в любое мгновение могло превратиться в разящий меч.

— Ты прав, только я. Рина, когда ты была на волоске, даже не волосок, пунктир, я тебе слово раздора послала, а уж ты сама его в Бабу-Ягу облекла. А когда ты выжила, поняла, что в тебе есть сила, настоящая, данная для того, чтобы у Тёмного душу спасти.

— А зачем сама спасала? Ведь могла просто не…

— Чтобы больнее ему сделать. Когда душа стала просыпаться, да сердце вздрогнуло, вот тогда и боль настоящая могла настигнуть. Увидела я королеву, поняла, что любит он её, муж, готов жизнь за неё отдать, и придумала участь Амиру. Как полюбит тебя — так и погубить.

— А почему призналась? Поняла, что не дождёшься?

Фиса на меня посмотрела ласковым взглядом всё понимающей ведьмы, никак не убийцы, долго лелеющей в себе ненависть.

— Ты себе скажи спасибо.

— Себе?

— Рина, ты разрушила весь мой панцирь ненависти, которым я в жизни держалась. Я ведь как он, только силу и искала, ничем не брезговала, любое знание, хоть белое, хоть чёрное, всё на пользу. Сильна стала… да сила и душила меня, жить не позволяла. А ты боль свою никому не отдала, всю сама несла, слова не сказала в упрек никому. Понимала, что убивает тебя Амир, а ненависти в себе появиться не позволила, только любовь ко всем. Едва жива, и в чём только душа держится, а ещё и другим любовь посылаешь, остатки жизни отдать готова.

Опять обратилась к Амиру:

— И ты удивлял каждый день. С Мари всё понятно, дочь родная, а людей спасать ринулся, да так, что своих подставил под удар… это дорого стоит. Много нового из твоей жизни узнала за это время, неожиданного для себя, хотя и старалась всё о тебе знать.

— Я остался прежним иродом.

Пустой взгляд готовности к убийству и плотно сжатые губы, Амир смотрел на Фису, и было непонятно, как он отнёсся к её словам. А Фиса как не видела этого взгляда, ласково улыбнулась и обратилась к Мари:

— Ты не бойся, при тебе он меня не тронет, потом суд совершит.

Мари только прошептала:

— Фиса… Анфиса… я не понимаю…

— И ты во мне ненависть разрушала, школой своей для мутантов, добротой, лаской, которую я видеть в жизни не хотела, а потом уже и не могла.

— Роберт.

Оказалось, что по сторонам моей постели стоят Роберт и Алекс. После приказа Амира Роберт встал рядом с Фисой, но я крикнула:

— Подожди! Амир, я прошу, я хочу спросить, Амир!

Амир опустил голову на мгновение, но сдержался и кивнул Роберту, тот отошёл и опять встал рядом со мной.

— Фиса, почему ты сегодня решила признаться? Именно сегодня?

Она сложила губы бантиком и тихо засмеялась:

— Рина, ты в своём благородстве жизнь себе хочешь погубить, да и их жизни тоже, вот и пытаюсь остановить. Ты подумай, да их спроси, прежде чем умирать.

Мари вскинула на меня глаза и прошептала:

— Умирать? Рина, что ты надумала? Отец!

Последнее слово она крикнула, вырываясь из его рук, он отпустил её и поднял на меня чёрный взгляд. Фиса облегчённо вздохнула, вот и сказано всё, с плеч долой, теперь и на казнь идти можно, позвала Роберта:

— Веди, Родя, куда следует, в каземат тёмный, каменный.

Они исчезли мгновенно, а я только лицо закрыла руками, дышать было трудно, и я лихорадочно всхлипнула. Амир оказался рядом и схватил за руку:

— Рина, дыши, дыши…

— Всё хорошо, сейчас пройдёт.

За другую руку меня схватила Мари, и потоки их энергии понеслись огненной лавой, уже через минуту я взмолилась:

— Всё, я дышу, всё хорошо.

Амир отпустил руку и склонил голову, а Мари вскрикнула:

— Рина, о чём говорила Фиса, почему умереть?

— Мари, всё не так, я лишь хочу…

— А ты меня…

— Амир…

— Я потом с тобой буду говорить.

Амир встал, но я взмахнула руками:

— Амир, я прошу… она… Фиса ведь во всём призналась… она помогла мне, спасла меня…

— Отец! Она стольких спасла… Рину спасла, дети в школе…

Амир одним взглядом остановил нас и исчез.

Мари заставила меня рассказать всё. Она действительно дочь своего отца, не только своей деятельной натурой, но и умением быть, не иродом конечно, но как оказалось достаточно жёстким и умным следователем. Неправильное слово, но единственное, которое пришло мне как определение в нашем разговоре. Как только Амир ушёл разбираться с Фисой, она встала и отошла к окну.

— Мари… он её не тронет, не убьет, она ему нужна.

— Нужна.

Ко мне повернулась другая Мари, которую я не знаю. Куда делась юная девушка, весёлая и влюблённая шаловница, передо мной стояла дочь вождя со строгим взглядом, плотно сжатыми губами и изменившимся лицом. Амир в состоянии гнева.

— Рина, расскажи всё.

Всё так всё, и я рассказала о поездке к Андрэ Бальзаку. Мой спокойный тон она не приняла, так и стояла, сложив руки на груди и внимательно рассматривая меня строгим взглядом.

— Мари, она удивительная, она настоящая, такая как ты. Я это чувствую, понимаешь, всей кожей, умом, не знаю — чем, но чувствую. Ани красавица, молодая, она в возрасте рождения детей. Твой отец столько всего пережил …он… не жил все эти годы, только боролся со всем миром за тебя и свой народ. А сейчас он восстановился, у него всё должно быть… и жена должна быть настоящая, молодая и красивая. Её для него сила ваша создала. А я по предназначению батарейка, чтобы силу ему дать, как только он вернул… всё… так она сразу и появилась.

— И ты решила умереть?

— Нет, я не понимаю, почему Фиса так сказала. Я буду рядом, всё, что смогу для вас сделаю. Ани тебе по возрасту подходит, вы будете подругами…

— Я старше её на шестьсот лет.

— Мари, ты юная девушка, эти годы на самом деле ничего не значат…

— Значат.

И как волна по лицу прошла, Мари отвернулась и спросила, коснувшись ладонью стекла:

— Ты действительно не любишь отца?

— Я… Мари, всё сложно…

— Говори.

Она оказалась передо мной и наклонилась к моему лицу:

— Говори.

— Ани его уже любит…

— Я спросила тебя.

И я не выдержала этого жёсткого тяжёлого взгляда, закрыла лицо руками, спряталась от неё, а может от себя. Твёрдые пальцы развели мои ладони, и тот же взгляд требовал ответа. С трудом вздохнув, я прошептала:

— Я хочу, чтобы он был счастлив…

— Ты не ответила.

— Мари…

— Скажи правду.

— Я не умею любить! Не умею, я не знаю, как это, а он только мучается со мной! Ему нужно…

— Ты знаешь, что отец хочет на самом деле?

И тот же ироничный взгляд, и та же усмешка на губах. Мари резко поднялась и опять отошла к окну.

— Мы тебе не нужны?

— Мари, как ты можешь такое говорить!

Навернувшиеся слёзы сразу высохли, я возмущенно взмахнула руками, вскочила с кровати, обняла её, и она сразу перестала быть грозной дочерью вождя, превратилась в маленькую девочку, обиженную судьбой.

— Я люблю вас, вас всех, мне с вами так хорошо, как ни с кем не было, ты прекрасная девушка, просто удивительная, лучшая в мире!

— Рина…

— У тебя всё будет, Вито любит тебя, вы будете счастливы!

— А ты? А отец?

И опять этот строгий взгляд, она коснулась моей щеки пальцами, провела так, как это делал Амир, и я вздрогнула.

— Почему ты бежишь от отца?

— Я не бегу…

— Зачем хочешь отдать его другой?

— Он вождь и его народ… он… должен…

— Ты не ответила, любишь ли ты его.

Я лихорадочно обняла её, слезы хлынули из глаз и сквозь рыдания прошептала:

— Люблю… только я не для этого… я батарейка… а он вождь… у него другая судьба… я в ней ничего не значу… отдала энергию… и можно выбросить…

— Глупая! Ты такая глупая! Рина, ты такая глупая дурочка!

Мари обнимала меня и плакала вместе со мной, неожиданно закружила по комнате, и мы обе рухнули на постель. Она прижала меня к себе и зашептала:

— Рина, ему никто кроме тебя не нужен, ты нам всем нужна, никакая ты не батарейка, слово смешное придумала. А народ …это работа, как моя школа, работа, понимаешь, а ты это жизнь, он живёт рядом с тобой. Он так на тебя смотрит каждый раз, ты не видела, он улыбается, ты сердишься, а он смотрит на тебя и улыбается. Он руку свою… обнимает тебя, а потом руку свою держит, тепло помнит, твоё тепло. Ты такая глупая, за нас с Вито боролась, против отца пошла, а сама за себя бороться не хочешь, ты — трусишка!

Она чмокнула меня в щёчку и засмеялась, утёрла мои слёзы горячими пальцами и повторила:

— Трусишка, ты храбрая трусишка. В пещеру пошла, когда отец ничего не понимал, убить мог, а ты сразу кинулась его спасать. Я видела на записи.

— А ты тоже смотришь записи с моей жизнью?

— Да. Отец… он сказал… учись жить.

— Мари, это же ужас, как можно по мне учиться жить!

— Рина, я видела всё… как ты терпела боль…

— Мари, а вот об этом я совсем не хочу вспоминать…

— Это я тоже видела. Фиса права, ты всю боль несла сама, ни с кем даже говорить не хочешь. Почему?

Мари прижалась ко мне, обняла и даже осмелилась погладить по голове.

— Боль не то чувство, которым делятся. Радость, счастье, любовь — этим надо делиться, а боль… она всего лишь боль. За болью только Пустота.

И вдруг Мари задала вопрос, от которого я вздрогнула:

— Рина, ты не хочешь, чтобы отец заполнил твою пустоту? Потому что боль из-за него?

Мари смотрела на меня чистым и ясным взглядом, в котором уже была тоска о невозможном — ведь если я его не могу простить, значит, и любить не могу. Ответить было сложно, я молчала, и она заплакала.

— Мари, дело не в боли.

— А в чём?

— Мы очень разные, ему сложно со мной… а мне с ним.

— Но ты ведь не уйдёшь?

Я с сомнением посмотрела на неё, интересно, а как она это представляет, как вообще можно от такого как Амир уйти? Она поняла меня и сразу успокоилась, выдала свой вердикт:

— Отец научится.

— Чему?

— Жить с тобой.

Удивительная девушка, истинная дочь своего отца — она сразу ищет выход из любого положения. Размышления о состоянии безнадёжности наших отношений с Амиром длились несколько минут: как только она поняла, что есть надежда на то, что они в принципе возможны, и дело только в моих сомнениях, сразу назначила отца ответственным. Именно его, не меня, странно, но мне позволено всё, а он должен учиться и искать подходы ко мне.

— Мари, я счастлива, что ты есть.

— Я?

Удивление было таким искренним, что я чмокнула её в щёчку.

— Ты. Я бы не смогла выдержать всего, что случилось, если бы не ты и… Фиса.

Глаза Мари сразу потемнели, и она вздохнула.

— Мари, Амир ничего ей не сделает.

— Фиса предала его.

Теперь наступила моя очередь вздыхать — предала. Я сильнее прижала её к себе, постаралась прикрыть собой. Как же мне хочется защитить эту удивительную девушку от жизненных трагедий, вот таких, когда сердце болит от поступков очень близких тебе людей.

— Амир должен понять, что она проходит тот же путь, что и он.

— Какой?

И сразу внимательный взгляд яркой голубизны.

— Фиса тоже учится жить, она всю свою жизнь только ненавидела, а ненависть… не то чувство… с ним не живёшь.

Мари вдруг подскочила и, сверкнув глазами, заявила:

— Ты сомневаешься в отце, потому что Баба-Яга! Это слово раздора мешает тебе! Сейчас её не будет, и ты…

— Будет.

В дверях стоял Амир и смотрел на нас провалами вместо глаз. Мари прижала руки к груди и прошептала:

— Будет? Почему будет? Ведь Фиса…

— Она не может снять свои слова. Их никто снять не может. И наступит момент, когда они…

Он не договорил, отошёл к окну и упёрся в стекло лбом. Такого отчаяния я ещё никогда не видела, казалось, что он начнёт биться головой от невозможности что-то изменить. Мари с ужасом посмотрела на меня, догадалась — слова на смерть, не только на раздор, как только Баба-Яга поймёт, что Амир любит меня, она меня убьёт. А в моей голове всё сложилось.

— Амир, сила хасов всё рассчитала правильно.

Он с трудом обернулся ко мне, плечи опущены и страшная боль в глазах.

— Что она рассчитала?

— Она хочет меня спасти, поэтому Ани и появилась.

— Объясни.

Он всё понял сразу, пока я ещё говорила, на мгновение проявилась голубизна, но опять исчезла в глухой темноте.

— Ты женишься на ней, по-настоящему полюбишь её, и вы будете жить счастливо. И я останусь жива.

Я не знаю, откуда у меня нашлись силы говорить спокойно и смотреть в глаза Амиру. Организм замер и не знал, что делать, оледенение не наступало из-за моей твёрдой решимости довести дело до логического конца. Пережив поцелуй прощания, я уже ничего не боялась, всё так, как я подумала в доме Бальзака: не хочешь добровольно — заставим. Сила хасов существовала тысячи лет, она создала самого мудрого и сильного вождя перед испытанием исчезновения целого народа. Только такой как Амир мог выжить все эти столетия и вернуть свой народ. И он должен поступать в соответствии с этим планом: жениться на той, кто для него предначертан, кто родился специально для него. Для продолжения рода самого сильного вождя народа хасов. Эти мысли помогли мне выдержать страшный взгляд Амира.

— Рина…

— Амир, не говори ничего, молчи, ничего не изменить. Мари, я хочу остаться одна, я прошу, Амир… пожалуйста…

Я закрыла лицо руками, сложно всё время быть сильной, когда-нибудь броня пробивается изнутри и рассыпается осколками невозможности. Мягкие пальчики Мари коснулись моей руки и исчезли, через мгновение я почувствовала, что Амир взял меня на руки и куда-то сел.

Море опять бушевало и кидалось в стекло каплями.

— Уходи, я прошу тебя, уходи…

— Я не уйду. Ты никогда не останешься одна.

Он гладил меня по волосам, иногда касался губами, прижимал голову к своей груди. И я заплакала, слезы тихо лились и оставляли на щеках горячие дорожки, Амир касался их пальцем, убирал, но следующая слеза уже катилась вслед. Сквозь всхлипы я прошептала:

— Прости, я сейчас успокоюсь, я… всё правильно…

— Что правильно?

— Я тебя не люблю, а Ани любит, сразу полюбила… розы сказали ей, что ты её судьба.

Руки Амира замерли, а я попыталась встать, но бороться с ними это как чугун разгибать, и, осознав безнадёжность, мне пришлось продолжить свою безумную речь на его коленях. Утерев ладошками щёки и вздохнув, я заговорила:

— Амир, я не люблю тебя, это не настоящая любовь. Я на самом деле не умею любить, мне сейчас плохо, очень тяжело, потому что… потому, что я очень надеялась, мечтала… о любви, мне казалось… когда-нибудь ты… я… в общем, может бы и получилось. Ани любит тебя сейчас, она удивительная, очень настоящая, добрая, ласковая… а я… ты на мне первые свои моменты чувственности… так получилось… на мне как… тренировался для Ани. Понимаешь, я только ступенька к твоему настоящему счастью… ты проснулся рядом со мной от своего долгого сна, а жить, как вождь… и как мужчина… будешь с Ани. Амир, она прекрасная девушка, настоящая жена вождя, она уже мудрая, всё понимает, и уже сейчас готова ради тебя на всё… Она будет слушаться тебя во всём, понимать тебя, никаких разборок и непониманий… и её не надо будет спасать от …собственной глупости, как меня. Амир, теперь всё будет правильно, спокойно, ты… ты будешь счастлив, а я… я… буду… где-нибудь очень далеко от вас. Амир, а можно меня к кристаллу, там комнатка есть, или в горы, помнишь, домик, где мы с Фисой…

Я замерла, не надо было о Фисе говорить, но в порыве описания своей будущей тоскливой жизни совсем забылась.

— …песни… я учила…. Амир, она лишь орудие… она… Анфиса… это закон. Отпусти меня.

Но Амир только сильнее меня к себе прижал, руки стали такими обжигающими, что я чувствовала их через одежду.

— Амир, ты уже… чужой муж, ну, почти. Отпусти меня.

— Я твой муж.

И вдруг он издал звук, очень похожий на хихиканье, но так как грозный вождь хихикать не может априори, то я решила уточнить и посмотрела на него. Амир улыбался и глаза светились голубизной.

— У меня будет гарем.

Он вскочил, чмокнул в щёку, уложил меня на постель и исчез. А я лежала в полной растерянности, неужели Амир на самом деле собирается… Гарем?!!! Моё возмущённое пыхтение прервал Роберт.

— Рина, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Что с Фисой?

— С ней говорит Амир.

— Где она?

— В доме.

Роберт устроился на полу и взял меня за руку.

— Только не говори мне, что…

— Амир её не убьет.

— Я знаю.

— Рина, то, что сделала Анфиса…

— Она спасла меня, если бы не она, я бы не выжила… тогда. И потом она меня спасала. Могла и сейчас промолчать… всё так и должно быть. Подожди, дай сказать. Закон прав… Амир вождь и у него должна быть настоящая жизнь. Я батарейка и ступенька… и ещё что-нибудь, аппарат для восстановления вождя. Вот. А для настоящей жизни родилась Ани. И не спорь со мной.

— Я не спорю.

Мысль о гареме раздражала, и Роберт попал под это состояние. Думать о том, что я вообще-то могу просто погибнуть в любой момент из-за возможных чувств Амира я не хотела, так как не верила в это. Как говорила одна моя учительница: гормоны взыграли от долгого воздержания, но любовь к этому отношения не имеет. Мне больно от собственной очередной наивной надежды, которую судьба задавила сразу, предъявив настоящую претендентку на любовь избранника. И то, как Амир радостно решил организовать гарем, только подтвердило его истинное желание. Вроде как и я остаюсь в собственности, не обидел немедленным разводом, и настоящая жена, молодая и красивая, под боком совершенно официально. Недоверие к Амиру поднялось в душе гигантским ледяным айсбергом.

Роберт не мешал думать, держал за руку и внимательно меня рассматривал, может мысли слушал.

— Ты мысли читаешь?

— Нет. Но они иногда очень заметны на твоём лице.

— И что ты сейчас увидел?

— Ты не аппарат, ты — удивительная человеческая женщина.

— Я так не думаю, значит, ты всё неправильно понял.

— Мы так думаем.

— А где Мари?

— Она с Амиром.

— С Фисой разговаривает?

— Да.

Ну да, обсуждают возможности моего спасения путем создания гарема вождя. Интересно, кто будет старшей женой? И я ещё интересуюсь?! Буду умывать и готовить Ани, а может и не только её, к ночи с вождем… ну, уж, нет — в море, горы, в пески! Я решительно спросила Роберта:

— Скажи, а в песках у Амира есть владения?

— В песках? В пустыне?

— Да, в пустыне, в скалах пещера, ещё что-нибудь поглубже и подальше. А ещё вход забетонировать и кормить через окошечко. Хотя, и кормить не надо. Быстрее будет.

— Быстрее — что?

— Ничего. Так есть в пустыне домик?

— Есть.

— Вот и хорошо, вези.

— Кого?

— Меня. Прямо сейчас.

Роберт немного ошалел от моих слов, даже головой помотал, пытаясь уложить приказ в своей голове. Когда всё сложилось, кивнул:

— Хорошо. Только Амиру доложу, что ты на прогулку собралась.

— Не надо ему докладывать, он сейчас… будет сильно занят, ему некогда. А я совершенно свободная, практически разведённая женщина, куда хочу, туда и еду. Понял?

— Понял. Надолго прогулка?

— Нав-сег-да. Много одежды мне не нужно, я сейчас халатики соберу, да пару тапочек, в пустыне же тепло?

— Тепло.

Я встала с постели, пошла в гардеробную, но халаты же не там, захлопнула дверцу, направилась в бассейн и встала на пороге. Вся поверхность воды была заполнена алыми лепестками роз, я лихорадочно закрыла лицо ладонями, постояла несколько секунд, но не дала воли истерике, решительно направилась к раздевалке и сняла с плечиков два халата. Хватит, ненадолго прогулка.

Роберт стоял у окна и смотрел на бушующее море, только молний не было, тучи тяжело висели и готовы были раздавить волны своей тяжестью. Я кинула халаты на постель и вернулась в бассейн за тапочками, стараясь не смотреть на алую поверхность, осветившую всё пространство своим невероятным цветом. Но не выдержала и рухнула на колени, уткнулась лицом в тапочки, рыдания вырвались, и я не смогла их остановить.

— Рина…

Амир опустился рядом и попытался отвести мои руки с тапочками от лица, но я лишь мотала головой и продолжала рыдать.

— Рина, куда ты собралась?

— Уходи… я уезжаю… в пустыню.

— Почему в пустыню?

— Там тепло.

— Поедем…

— Нет, я поеду одна, Роберт меня отвезёт… не важно куда…. подальше от тебя, от всех… замуровать…

Он попытался обнять меня, но я замахала тапочками:

— Не трогай меня! Не смей!

Я отползла от него и забилась в углу, выставив перед собой тапочек.

— Не смей ко мне прикасаться!

— Рина…

— Уходи! Нет, это я уйду, и тапочки мне не нужны, мне ничего от тебя не нужно, в халате… Роберт!

Роберт оказался за спиной Амира, но границу не посмел пересечь, только тоскливо смотрел на меня.

— Рина…

— Амир, всё решено, всё сказано, отпусти меня, я прошу, отпусти, я не смогу жить в гареме, я в пещере поживу, мне немного осталось…

Боль плескалась огнём по телу, вихрилась и сжигала всё на своем пути. В какой-то момент появилось лицо Амира, и я крикнула ему, что это последняя сила, больше ничего нет, нечего отдавать и он может отпустить меня из этой боли.

Баба-Яга сидела на скамеечке, задумчиво уперев подбородок на кривой посох.

— Ну вот, всё и отдала, силы больше нет, и жизни больше нет. Сама выбрала, я тебя предупреждала, Тёмным помогать нельзя, а ты всё любовь да любовь. Он тебя как лучинку сжёг, краешек темноты на мгновение осветил, вот ты ему и поверила. А теперь знаешь, для чего зажигал.

— Знаю.

Собственный голос прозвучал неожиданно громко, казалось, что вокруг огромное пространство, а не маленькая избушка.

— Я ни о чём не жалею.

— Не жалеешь… может и так. Только ведь сил жить у тебя больше нет.

— Значит, я исполнила предназначение.

— Ироду ещё сотни лет дала, чтобы он своё чёрное дело делал. Да ещё и таких же как он расплодил. С другой, сама его ей отдала, на блюдечке преподнесла.

— Она для него родилась, а он её дождался.

— Так легко отдаёшь?

— Отдаю.

— Вместе с жизнью?

— А зачем она мне теперь? Мне без него жизни нет.

Неожиданно зазвучала тягучая музыка, и я не услышала ответ Бабы-Яги. Музыка лилась в пространстве, поднималась в неведомую высь, возвращалась тонкими переливами, кружилась вокруг меня, закрывая собой Бабу-Ягу, которая постепенно растаяла как мираж.

Двигаться совершенно невозможно, я чуть моргнула веками и сразу боль пронеслась по всему телу. Я же умерла, откуда такая боль, в смерти же боли нет.

— Рина, не двигайся, молчи.

Голос знакомый, я опять попыталась открыть глаза и опять боль оказалась такой сильной, что я застонала.

— Рина, не двигайся, ты потерпи немного, я молю тебя, потерпи.

Фиса. Это её голос умолял потерпеть, значит, я ещё жива. Что-то прохладное невесомо коснулось моего лица, и Фиса опять попросила:

— Рина, ты терпи, милая, терпи, скоро тебе легче будет.

Скоро наступило через много лет, мне так показалось. Я не понимала времени, только боль от любого движения, иногда даже прикосновение пёрышка изводило меня так, что я теряла сознание. Голоса я не узнавала, даже Фису перестала слышать, жила в каком-то вакууме, от боли до боли, если её нет, значит — живу, если есть, то хочу умереть.

Но всё проходит, прошло и это состояние, в какой-то момент я почувствовала, что просто лежу, и нигде не болит. Страх, что боль вернётся, держал меня ещё долго, я старалась не двигаться, и не открывать глаз, почему-то движение век приносило особенно сильную боль.

— Рина.

Я вздрогнула всем телом и с ужасом ждала приступа боли, но она не появилась, и я постепенно расслабилась.

— Рина, попробуй шевельнуть пальцем.

Мизинец едва шевельнулся, но Фиса увидела, и я услышала облегчённый вздох.

— Глаза не открывай, и не шевелись. Амир.

Касание было таким нежным, что я его почувствовала только тогда, когда он осмелился взять мой мизинец в свои пальцы.

— Рина, я с тобой.

Я не ответила ему, никак не показала, что услышала, мгновением вспомнилось всё произошедшее, и я не знала, как себя вести. Мягкие губы коснулись мизинца, и я опять вздрогнула, тихий шёпот сразу извинился:

— Прости.

Прошло ещё много сонных дней и бессонных ночей, прежде чем Фиса разрешила мне открыть глаза, а потом говорить. Они с Амиром всегда были рядом со мной, когда бы я ни приходила в себя. Иногда я слышала голос Мари, но она только обращалась ко мне по имени и сразу начинала тихо плакать, и Амир отправлял её из комнаты.

Амир сидел рядом и держал меня за руку, он уже не пытался говорить со мной, понял, что я не буду ему отвечать. Фиса стояла у окна и смотрела на дождь, пытавшийся успокоить гигантские волны, бушующие в неком длительном сумасшествии. Она уже несколько дней как предложила мне говорить, но я молчала.

Я ни о чём особенном не думала, время проходило в пустоте, которая опять меня заполнила. Только одна мысль всё чаще тревожила, хотя я и старалась не думать именно её: зачем Амир меня спас, почему не отпустил, всё бы уже закончилось, никаких проблем никому, в особенности ему? Уже женился бы, народом занимался в свободное от ласк молодой жены время. Лежу недвижимая, совершенно бесчувственная и ревную, смешно.

Между собой они тоже не говорили. Фиса поила меня настоями из трав, оборачивала во всякие всякости, Амир помогал ей, перекладывал меня, стараясь лишний раз провести пальцами по коже, но я никак не реагировала на его прикосновения. Больше никто не появлялся: ни Алекс, ни Роберт, ни Вито.

В один из очередных безмолвных дней появилась Мари с девочкой-змеёй в красном платьице. Амир сердито что-то сказал ей, а я почему-то воспротивилась приказу:

— Пусть подойдёт ко мне.

Голос от криков боли и долгого молчания звучал как истёртая пластинка, я сама не очень поняла звуки, но Амир расслышал и кивнул девочке, она сразу подползла ко мне. Я просипела:

— Как тебя зовут?

— Ася.

— Ты откуда?

— Из Москвы.

Я удивлённо вскинула на неё глаза, значит, это другая девочка, не та, которую я видела в школе в тот давний обед, ну да, тогда Мари переводила. Тёмные волосы собраны в косичку, красивое личико, яркие карие глаза и милая улыбка. Только лоб великоват для такого маленького ребенка.

— Сколько тебе лет?

— Десять.

Она устроилась на кровати и взяла мою руку.

— Ты болеешь.

— Болею.

— Хочешь, я тебе помогу вылечиться?

— Не знаю.

— А почему ты не знаешь?

— Просто не знаю.

— Так не бывает. Всегда знают, хотят жить или нет, ты хочешь жить?

— Не знаю.

Девочка сощурилась и вдруг весело рассмеялась колокольчиками:

— А я знаю, ты запуталась, неправильно подумала, а теперь страдаешь. Ты запуталась в словах.

— В каких словах?

— Ты услышала не те слова, надо было слушать своё сердце, а ты услышала чужие мысли.

— Чужие?

— Да.

— Я не слушаю чужие мысли, я не умею читать мысли.

— Тебе их сказали.

— Сказали мысли?

— Да.

Строгий голос Амира спросил:

— Кто сказал?

Ася совсем не испугалась, обернулась на него и спокойно ответила:

— Я не знаю, я просто вижу чужие мысли.

— Как ты их видишь?

— Они красные, их сразу видно. Она человек, а как тебя зовут?

— Рина.

— Рина человек, ей можно сказать мысль, и она её запомнит.

— Баба-Яга сказала?

Фиса спросила чуть дрожащим голосом и тяжело вздохнула, опустив плечи.

— Я не знаю — кто, я только вижу, что у Рины есть красные мысли. Но их можно стереть, это не больно.

Мари встала рядом с ней на колени и напряжённым голосом спросила, взяв в свои ладони маленькие пальчики девочки:

— Ася, ты сможешь?

— Да.

Амир подошёл и на всякий случай встал рядом с девочкой. Она улыбнулась ему и опять не испугалась:

— Ты не переживай, с Риной ничего не случится, я умею.

Ася посмотрела на меня странным взглядом, очень пронзительным:

— Ты потеряешь сознание, но это не больно.

Удар энергии уронил меня на подушки, и я рухнула в темноту.

Ася лежала на постели рядом со мной и тихонечко пела песню о вагончике. Я сразу представила героев мультфильма и улыбнулась.

— Рина, как ты?

Они все стояли вокруг постели: Амир, Мари и Фиса.

— Хорошо, нигде не болит… кажется.

Я пошевелила пальцами ног, подняла руку.

— Не больно.

— Я же сказала — это не больно.

Амир строго посмотрел на Асю и уточнил:

— Чужих мыслей нет?

— Нет, только Рины.

Я сразу поинтересовалась:

— А какие у меня мысли, какого они цвета?

— Как солнце… жёлтенькие.

Ася поднялась и опять взяла меня за руку.

— Ты больше не болей, хочешь, я тебе помогу вылечиться?

— Я не знаю.

— Помогай.

Но Ася, несмотря на грозный приказ Амира, продолжала внимательно наблюдать за мной, ждала моего ответа.

— Ася, я действительно не знаю…

— Знаешь, только боишься.

— Чего же я боюсь?

— Себя.

Я усмехнулась и опустила глаза, интересная девочка оказалась.

— Неужели я такая страшная?

— Ты сильная, только не веришь никому. Мне тоже не веришь. А я могу тебе помочь.

— И это ты чувствуешь?

— Я всё чувствую в человеке. Я тебя помню, ты к нам в школу приезжала, тогда тоже болела. А сейчас тебе помочь могу только я и он, больше никто.

Тоненький пальчик указал на Амира. И я решилась:

— Помогай.

Море бушевало и бушевало, я сидела у окна на троне из подушек и слушала Фису. Энергия Аси очень помогла мне, я почти сразу почувствовала себя лучше. Амир попытался вечером взять меня за руку, но я спрятала её под одеяло. Больше он ко мне не подходил, и когда я проснулась, его не было.

Утром Фиса заявила:

— Ты можешь меня ненавидеть, но я тебя подниму на ноги.

— Я тебя не… нене… не… ненавижу. Фиса, можно я тебя буду называть как раньше? Анфиса другая женщина, я её не знаю.

— Рина, я не буду перед тобой оправдываться…

— Не нужно оправдываться. Как мне тебя называть?

— Как тебе удобно… пусть будет Фиса.

— Фиса, можешь ничего не говорить. И поднимать меня не нужно.

— Почему приняла помощь Аси?

— Она не виновата… Ася пришла помочь… нельзя обманывать ребёнка. Ей нельзя видеть… таких как я.

— Ты думаешь, она таких не видела? Которые жить не хотят?

Фиса озвучила моё состояние откровенно, так, как не мог говорить со мной Амир. Он считал во всём себя виноватым, никак понять не мог, что это моё решение, и в нём никто не виноват. Кроме меня, естественно. Фиса понимала меня, всю подноготную моих поступков чисто по-женски, ну и как ведьма. Она усмехнулась и встала передо мной.

— Асю нашли в сточной канаве, врачи определили, что она там прожила около пяти лет. Один диггер её подкармливал, он и сообщил о ней, когда болезнь практически убила её.

— Кому сообщил?

— Разведчикам Амира.

У меня видимо было такое лицо, что Фиса несколько ехидно рассмеялась:

— Они есть везде.

Немного походив по комнате, она спросила:

— На море посмотреть хочешь?

— Хочу.

Появился Алекс, соорудил этот трон и аккуратно усадил меня на него.

— Алекс, я не инвалид, могу сама.

— Ты не инвалид.

И вышел. Я смотрела на бушующее море и думала о том, что вот добьюсь я своего — Амир женится на Ани и что? А ничего, вернусь к своей скучной, привычной жизни никому ненужности.

— Рина, позволь поговорить с тобой.

— Фиса, не надо из меня изображать жену вождя… которой я не являюсь.

— Я к тебе обращаюсь, не к жене вождя.

— Если ты собираешься…

— Нет. Я хочу сказать о тебе.

— Обо мне? Тогда говори, всегда интересно узнать о себе что-нибудь новенькое.

Я говорила с ней, а сама не оборачивалась, откинулась на подушку и продолжала думать свою грустную мысль. Я люблю Амира, люблю первой в своей жизни любовью, первой и единственной. Поэтому отдаю его Ани, он должен быть счастлив, этот седой вождь, переживший в своей жизни столько, что никому не осознать и не понять. А мне в особенности. Я просто люблю его, организмом и умом, сердцем и душой. Люблю.

— Рина.

— Я слышу тебя.

— Не отдавай его.

— Ты хотела что-то сказать обо мне, говори.

Фиса вздохнула и встала рядом, хотела взять меня за руку, но в последний момент быстро убрала свою ладонь, и сложила руки на груди.

— В тот день, когда ты отдала Амиру свою жизнь, ты должна была погибнуть, только не я тебя спасла. Ты сама, своим стремлением к любви, ты так о ней мечтала… и появление Амира превратило твою жизнь в ту реальность, которая была невозможна никогда раньше. Ты именно о нём мечтала, именно о таком мужчине, поэтому сразу узнала его и безропотно отдала ему то, что было нужно — свою жизнь. Никогда его не упрекнула, ни слова, только любовь. Ты любишь его с первого дня встречи, только не позволяешь ему приблизиться к себе, сама не позволяешь, остатки сил на это тратишь. И не веришь никому из-за этой любви, потому что боишься её. Ты боишься, что Амир тебя полюбит.

Фиса ждала реакции на свои слова, но её не последовало, я молчала. Она во всём права, но ответить, значит признаться, а Амир не должен знать, не должен, поэтому надо молчать.

— Рина, всё, что ты перенесла, человек не может вытерпеть… то, что… из-за меня…

— Фиса, мы договорились.

— Хорошо. Я свою любовь превратила в ненависть, потратила столетия на месть… и кровь на мне тоже… есть. А ты муки… нечеловеческие в любовь… вот и рухнул мой панцирь, не выдержал твоей любви.

Она вздохнула и едва коснулась моих волос, очень робко, как ребёнок.

— И Мари с тобой ожила, душой своей больной… не ребёнок и не женщина, шестьсот лет даром не проходят.

— Её Вито своей любовью…

— Вито мужчина и ирод. Он её просто любит, душой светлеет рядом с ней, только её душа тоже на кого-то опереться должна. А ты её своей любовью окружила, настоящей, не обманкой мачехи, видит она всё и чувствует… глаза твои, слова да песни.

— Песням ты меня научила.

И опять Фиса тихонько засмеялась:

— Я им выйти помогла, в звуки облачила, они жили в тебе, а ты их не выпускала, страхами заложила.

Она помолчала, ожидая реакции на свои слова, но я ничего не сказала, какой-то идеал получился, осталось нимб нарисовать.

— Рина, Амир тебя ждал…

— Он никого не ждал.

Мой тон был таким жёстким, что я почувствовала, как Фиса вздрогнула.

— Он никого не мог ждать… не умел ждать. И я… ты ошиблась, Фиса, я не люблю Амира.

Мир рухнул в омут бушующего моря. Я ничего не видела перед собой, только серость, всепоглощающую серость. Слёз не было, я дышала ровно, и сердце билось в обычном ритме. За счастье любимого мужчины можно заплатить жизнью. Как Амир заплатил своей жизнью за жизнь Мари.

Я лежала в темноте и смотрела перед собой. Блики от лунного света отражались на потолке, волны гоняли лучи где-то внизу и потолок невероятным образом светился множеством огоньков. Теперь я даже с Бабой-Ягой поговорить не смогу, Ася изгнала её из моей головы. И бежать некуда, может Амир и поверил моим словам, но вряд ли отпустит от себя. Хорошо, что сам не появляется, играть перед ним сложнее, чем обманывать Фису: даже если она и понимает меня, но спорить не может из-за собственного чувства вины.

— Рина.

Вздрогнув всем телом, я попыталась хоть как-то привести в спокойное состояние организм, но он так ликовал от звука любимого голоса, что смогла только спрятаться под одеяло.

— Рина, посмотри на меня.

Мотание головой под одеялом ни к чему хорошему не привело, Амир одним движением скинул его с меня, и я закрыла лицо руками.

— Рина… не будет никакого гарема. Ты моя единственная жена.

Я только сильнее прижала руки к лицу и свернулась в комочек отчаяния, нельзя ничего говорить, голос выдаст моё волнение. Амир взял меня на руки и куда-то пошёл. Он именно шёл, не передвигался мгновенно в пространстве, а медленно шёл, прижимая меня к себе. Я немного успокоилась от тепла его тела, вернее, жара, который не могла удержать ткань костюма. Казалось, он горит всем своим гигантским телом, полыхает внутренним огнём.

Наконец он остановился и прошептал:

— Рина, ты единственная женщина в моей жизни. Ты моя судьба.

Его руки прижимали меня всё сильнее, но он вдруг расслабился и опустился на колени.

— Перед священными записями народа хасов я клянусь исполнить супружеский долг мужчины и вождя.

Не успев осознать слова, я вздрогнула от потока ледяной воды, обрушившегося на меня, и почти сразу вспыхнул огонь, который виднелся яркими всполохами даже сквозь ладони. Несколько голосов сказали странное слово, и я развела дрожащие пальцы, вокруг стояли тёмные фигуры.

— Свидетельство.

Озираясь вокруг и пытаясь понять, какое свидетельство, о чём говорит Амир, что происходит, я увидела Вито. Мягкая улыбка и яркий взгляд, он чуть кивнул мне, и вместе со всеми неожиданно встал на колено, громким хором прозвучало:

— Свидетельство.

Подрагивая всем телом, я прижалась к Амиру, опять ритуал, он что-то придумал, он поклялся мне в супружеской верности… не в верности, в исполнении супружеского долга! Мозг лихорадочно что-то думал, но организм отказывался его слышать, прижимался к горячему мужскому телу и радовался.

Амир встал, несколько раз произнёс мелодичную фразу, как куплет песни, хор мужских голосов вторил ему, один голос выделялся повторением самого высокого звука, и в этот момент пламя высоко поднималось, озаряя ковровый коридор. Когда прозвучало последнее слово, огонь вспыхнул так, что надписи на коврах одновременно проявились багровым цветом, пронеслись движением по всему пространству стен, казалось, что ковры таким образом приняли клятву вождя хасов. Прижатая руками Амира я неожиданно стала задыхаться, воздух загустел, стал плотным и не двигался, вздох не получался. В попытке вздохнуть я откинулась, и Амир заметил моё состояние.

— Рина, что с тобой?

— Не …могу …дышать…

Невероятный свет пронзил глаза, и я ослепла, в абсолютной тишине зазвучал странный голос, даже не голос, а волна звука, но удивительным образом я её понимала — состояние недовольства и гнева. Этот гнев сдавил меня болью и страхом, тело перестало существовать, только сердце упорно продолжало биться, не поддаваясь давлению. Неведомая сила окружила сердце пламенем, и оно загорелось, боль была настолько сильной, что исчезло всё, ничего кроме боли и Пустоты. И в этой Пустоте проявился голубой лучик, прохладный и чистый, он пробил пламя и заискрился ярким светом по сердцу, остудил его, заставил биться. И неведомая сила отступила, исчезла боль, а с нею страх.

Нет сил на борьбу, нет сил на любовь, нет сил, их просто нет. Баба-Яга добилась своего — силы закончились, а с ними и жизнь. Моя оболочка лежала на траве, рядом ласково шептало море, солнце старалось согреть мою ледяную кожу, а чьи-то руки пытались поделиться своей жизнью. Сквозь тяжёлый туман я услышала голос:

— Вито, Ася приехала.

Руки на мгновение отпустили мои пальцы, но их сразу схватили маленькие жёсткие проволоки, обернулись до локтя вязью и огонь пронёсся по венам.

Только на третий день, когда я уже совсем пришла в себя, могла самостоятельно вставать и подходить к окну, Вито рассказал мне, что произошло во время ритуала. Я стала задыхаться и потеряла сознание, а ковры светились багровым светом до тех пор, пока нас с Амиром не вынесли за пределы дома.

— Нас… с Амиром?

— Он тоже потерял сознание.

— А почему он, Вито, почему он? Сила не приняла меня, почему… она его наказала…

Я стала падать, и Вито подхватив меня, уложил на постель.

— Что с ним?

— Тебя спасла Ася, она сумела передать тебе нашу энергию.

— Вито! Что с Амиром?!

— Он всё ещё без сознания.

Страшная боль мгновением пронеслась по всему телу, и я закричала.

— Рина! Ася!

В сознание я пришла почти сразу, Ася обернулась вокруг меня всем своим маленьким тельцем, обняла ручками, даже лбом прижалась к моей голове. Вито прислонил свои руки к её спине и, заметив, что я пришла в себя, приказал:

— Фиса, забери Асю.

Только когда Фиса подняла Асю на руки, я поняла, что девочка без сознания.

— Что с ней?

— Сил мало осталось.

Она унесла Асю, а я с ужасом подняла глаза на бледного Вито. Он тяжело вздохнул и признался:

— Ася с каждым разом теряет свои жизненные силы.

Странная мысль пришла мне от ужаса — я могу контролировать свою боль, голубой луч это я, это моя любовь. И она спасла меня, сила хасов должна была меня убить ещё там, но луч победил её. Ну, скажем, не совсем победил. Вито внимательно смотрел на меня, понял, что я о чём-то очень важном размышляю.

— Вито… расскажи мне, что был за ритуал.

— Амир выбрал тебя как жену вождя перед своим народом, ритуал представления жены хасам.

— В гарем?

— Да. У хасов не было единственной женщины.

— Тогда почему сила так… возмутилась?

— Она почувствовала, что для Амира ты единственная.

Перед Вито я не смогла ничего изобразить и тяжело вздохнула:

— Я права — сила выбрала для него Ани.

— Да.

— Но почему тогда Амир до сих пор без сознания?

Вито опустил голову и отошёл к окну. Я вскочила с кровати и схватила его за руку:

— Вито, почему, ты знаешь, скажи!

Но он молчал, смотрел на море, следил взглядом за парусом вдалеке. Наш маленький домик стоял на самом берегу небольшой бухты, в которой часто плавали парусники.

Проследив за его взглядом, я сразу поняла — Амир не придёт в сознание, пока я жива. Наказание, вот так: придумал тоже, силе целого народа указывать, самому выбирать себе жену. Тяжело опустившись на плетёное кресло у окна, я запела, вернее зашептала:

Все могут короли, все могут короли,

И судьбы всей земли вершат они порой,

Но что ни говори жениться по любви

Не может ни один, ни один король.

— Вито, убей меня.

— Что?

Вито посмотрел на меня с высоты изумлённым взглядом и потрогал лоб мягкой ладонью. Я замотала головой и решительно вышла из домика. Дойти до моря мне никто не позволил, Вито подхватил на руки, а Фиса беспокойно крикнула от двери:

— Что с Риной?

Мой довод, что только тогда сила оживит Амира, когда я умру, Фиса выслушала и хмыкнула, а Вито лишь вздохнул и тронул свой лоб пальцем, тонко намекая на моё сумасшествие.

— Вито, Фиса, поймите, не даст она мне жизни, не даст! Амир сошёл с ума, решил с силой своего народа шутить! Он всего лишь вождь, исполнитель воли, а воля — она! И она уже выбрала ему любовь и счастье, настоящую, ту, которая достойна его, она… самая лучшая, самая красивая… самая… для него. Ему только это надо осознать. Я выполнила свою маленькую роль, и мне… мне …я не люблю его, и она это чувствует, она не допустит, чтобы Амир так ошибался…

— Она чувствует правду, которую ты не хочешь…

— Я знаю! Это не любовь… это чувственность, реакция тела… он проснулся… я рядом оказалась, вот он и… и я тоже… Вито, тебе нужно только… вы не помогайте мне, раз убить не можете, и Асю больше не зовите, незачем девочке так жизнью рисковать.

Закрыв глаза, я представила Амира, но ничего подумать не успела — жёсткая пощёчина чуть не свернула мне голову. Фиса смотрела гневным и презрительным взглядом:

— Опять вздумала бежать?

— Я… Фиса… больно же…

— Да если бы мой Семён… да хоть какой… да хоть лежал недвижимый, я бы весь мир перевернула, тазик этот… все скалы на него обрушила!

— Фиса, ты осторожнее…

— Да этой силе давно пора показать, что она всего лишь сила, а любовь — свет, душа, без неё никакая сила жить не сможет. Она только шарик, жизнь даёт, да счастья в ней нет!

Она гневно вскинула глаза на Вито:

— А ты, что ты без любви? Без Мари? Что ты без неё? И к чему тебе мощь твоя иродова без неё? Может сила эта и для Мари кого найдёт, достойного да по крови подходящего? Что делать будешь? Как эта курица умирать ляжешь?

Я посмотрела на Вито и поняла — Фиса права, кто знает, как сила себя поведёт. Заподозрив в самоуправстве вождя, она и его дочь может захотеть приструнить, теперь появляются хасы с чистой кровью, зачем дочери вождя какой-то ирод. Вито страшно побледнел и сжал кулаки.

— То-то и оно, Амира спасать надо, а не слёзы лить да дурными мыслями себя пугать.

Прижимая ладошку к горевшей щеке, я лихорадочно думала, мысли неслись сплошным потоком, ни одну я не успевала осознать, понимала — всё не то, не так, должно быть другое, как-то иначе…

— Вито, где Амир?

— Рина…

— Где он?

— В пещере.

— Где?!

— Нет, не в той. Это недалеко отсюда.

— Поехали.

— Рина…

— Поехали. Фиса, я поеду одна.

Она понимающе кивнула, и неизвестно из каких тайников маленького домика достала красивое цветастое платье.

— К мужу надо идти не в халате.

— Фиса, что бы я без тебя делала.

— Меньше бы мук приняла.

— Мы не будем об этом говорить. Красивое платье, Амиру понравится.

— Рина, он…

— Вито, Амир меня увидит.

Что-то такое было в моём взгляде, что бледность Вито несколько прошла, и он кивнул. А Фиса напутствовала:

— Ты главное свой страх…

— Я не боюсь этой силы.

— Свой страх перед любовью ему не показывай.

На это я не нашлась, что сказать и быстро вышла из дома. И когда они всё успевают? С помощью Фисы я переоделась очень быстро, а у крыльца уже стояли машины: наша, длинная серебристая, и два джипа-танка. Из одного мне улыбнулась Ася, и я возмущённо обернулась:

— Зачем?

— Рина, мы не будем это обсуждать.

Он был неумолим, открыл дверцу машины и поднял бровь, может помочь жене вождя. Я хмыкнула и решила не спорить, всё равно не послушается, для него жизнь Аси не сравнима с моей. Значит, мне нужно себя держать любым способом.

Оказалось, что я что-то уже решила за дни лежания, слова Фисы только всколыхнули это решение. Моя смерть на самом деле ничем бы не помогла Амиру. Явно сам вождь иначе понимает роль силы пещеры, он не сомневался в своем поступке, решимости официально ввести меня в свой гарем. Это лишь демонстрация новым хасам, что он чтит традицию, но и только, он не зря сказал эти слова перед ритуалом — в гареме я буду единственной женой. И его словам можно верить, он меня никогда не обманывал. То, что произошло на ритуале, даже если бы он и пришёл в себя после моей добровольной жертвы, не может примирить его с силой пещеры, слишком уникального вождя она создала. Или он стал таким за эти столетия борьбы. Вождь может принять помощь силы, но никогда не подчинится ей.

Я смотрела на проносящийся мимо пейзаж и не знала, что скажу Амиру. Почему-то верила, что он услышит меня, что он на самом деле всё слышит и понимает, только двигаться не может.

Мы практически на полной скорости влетели в тоннель и долго ехали почти в полной темноте, лишь иногда мелькали едва заметные на такой скорости огоньки. Такое ощущение, что машина не касалась земли, никакого звука шуршания шин по гальке, только лёгкий гул скорости. Очередной раз убеждаюсь — это другой мир, неизвестный, но уже не тёмный, его заселили удивительные создания, и в нём ко мне пришла любовь. Я знаю, что скажу Амиру.

Когда машина остановилась, вокруг нас сразу стало светло, луч прожектора осветил только часть пещеры, всё остальное пространство скрывала темнота. Как только я открыла дверцу, около меня появился Алекс.

— Здравствуй, Рина.

— Здравствуй. Как Амир?

— Я провожу.

Он подхватил меня на руки и скрылся в темноте, которая уже не пугала: где-то там был единственный на весь мир мужчина, которого я люблю и спасу даже ценой своей жизни.

Амир лежал на каменном постаменте в центре небольшой ярко освещённой факелами пещеры. Спокойное лицо, лишь уголки губ чуть опущены, как будто он чем-то разочарован или недоволен. Я подошла и попыталась взять его руку, но не смогла, она была как часть статуи, недвижима и холодна. Опустившись на колени, я положила все ещё горящую после пощёчины Фисы щёку на эту ледяную руку.

— Амир, вот я и пришла, сама пришла, ты добился своего. Я всё гордость изображала, недотрогу строила, а сама… я глупая трусиха. Мари знаешь, как меня обозвала? Храбрая трусишка, смешно, правда? Только я не храбрая, совсем не храбрая, страха во мне больше, поэтому я… бежала от тебя, стремилась к тебе и сразу убегала. В оледенение организма, разборки всякие, обиды. А ты всё от меня терпишь, смотришь своей голубизной и терпишь. На самом деле я счастлива, понимаешь, счастлива, что всё так произошло, что на эту экскурсию поехала, что оказалась в пещере и… и ты появился в моей жизни. Я ведь раньше даже представить не могла мужчину своей мечты, у меня даже мечты-то не было, я не знала, какой он должен быть — идеальный мужчина. Ну, для меня идеальный. И мечтать перестала, даже не об идеальном мужчине… просто мечтать. А сейчас мечтаю, каждый момент мечта. Сейчас, например, мечтаю о том, что мы с тобой поедем куда-нибудь, в какое-то красивое место, ты всегда меня так удивляешь поездками, а я ведь раньше никуда не ездила. Или в нашей беседке многогранной посидеть, Мари позвать, Вито, Алекса и Роберта, Фису с Яной, конечно, да песни петь, видишь, как нас много стало, целый хор получится. Хочешь, я тебе спою?

Я удобнее устроилась рядом с постаментом и положила ладонь на руку Амиру.

— Слушай.

Я так хочу, чтобы ты был со мною, чтоб я могла припасть к твоей груди.

И в забытьи услышать над собою: «О, жизнь моя, постой! Не уходи!»

Дай руку мне, смотри не отрываясь, но этих грез отрадных не буди;

Оне одно твердят теперь, ласкаясь: «О, жизнь моя, постой! Не уходи!»

Не в силах я прервать очарованья, пускай грозит мне горе впереди,

В душе живет одно твое признанье: «О, жизнь моя, постой! Не уходи!»

Допев последние слова, и откуда силы взялись не заплакать, я прошептала:

— Я так благодарна Фисе, что она научила меня петь. Потому что в песне могу сказать тебе то, о чём никогда не решусь говорить в обычном разговоре. Ты вспомни, я и на балах пела тебе, не гостям всяким, а тебе, чтобы думал обо мне, вспоминал. Конечно, я пою ужасно…

— Рина…

Шёпот Амира был таким тихим, что я едва его расслышала, больше отреагировала на руку, ставшую горячей.

— Амир, ты слышишь меня? Амир, я здесь, я рядом!

Я вскочила и стала целовать лицо, глаза, щёки, даже в нос попала в лихорадке возбуждения. Кожа стала теплее, больше похожа на живую, состояние статуи постепенно уходило, и я прижалась к Амиру всем телом:

— Я согрею тебя, ты только не молчи, говори, я так хочу услышать твой голос…

— Рина…

— Вот и хорошо, вот и жив, какое счастье, я такая трусиха, я такая дурочка, Амир, ты прости меня за всё, за то что было, и за то, что я ещё натворю. Я такая, ты же знаешь, только знай, я рядом, я всегда с тобой…

— Рина, Амиру нужно срочно восстановиться. Стефан.

Меня кто-то оторвал от Амира, и я мгновенно оказалась у машины.

— Рина, Амир восстановится и придёт сам.

Радостный, улыбающийся во всю ширь Стефан прижимал меня к себе и не выпускал из рук. Я пыталась вырваться:

— Я помогу, пусти меня, вдруг ему опять станет плохо, я должна быть рядом…

— Рина, всё уже хорошо, он восстановится и придёт, он не один, там Вито, Алекс, он не один. Ты о себе думай, если тебе станет плохо…

— Нет! Ты прав, я… всё будет хорошо, правда?

— Правда. Ася.

— Нет! Не надо Асю, со мной всё хорошо, она слабеет, не надо Асю, я сама. Ася, не ходи сюда, я сама.

Я глубоко задышала, пытаясь успокоиться, Стефан прав, мне нельзя рухнуть, нельзя позволить обычному волнению взять надо мной верх. Мне ещё с этой силой бороться придётся. И эта мысль всё расставила по местам — сила уступила, но это временная победа. Она не может просто так отдать вождя своего народа какой-то непонятной тётке, обычной батарейке, что-нибудь обязательно ещё будет, какой-нибудь… а почему тогда она Амира отпустила сейчас? Пора, вождь не может надолго оставлять свой народ. Какая-то мысль пронеслась в голове, что-то такое, батарейка, что-то с этим связано. Точно! Она не может сама его привести в сознание, лишить может, а… Амир ей не подчинился! На самом деле он ждал меня! Именно меня! Он тоже её наказал: раз посмела так с ним поступить, так и оставайся сама со своей силой, а я буду ждать её, ту, которую сам выбрал.

Амира всё не было, я уже начала беспокоиться, и чтобы чем-то отвлечься спросила Стефана:

— А кто здесь ещё есть? Мари здесь?

— Уже нет, она была, но как только Вито позвонил, что ты едешь, сразу улетела.

Он странно посмотрел на меня, даже губу закусил, что-то хотел сказать, но, не имея приказа рассказывать, смутился.

— Стефан, почему Мари не дождалась Вито?

И он решился, посадил меня в машину на заднее сиденье, сел рядом и закрыл её на все замки. Я удивлённо наблюдала за его манипуляциями, и вдруг поняла: в машине глушитель, он не хотел, чтобы нас слышали.

— Мари теряет сознание в присутствии Вито.

Я замерла от ужаса, подозрение Фисы было обоснованным — сила уже нашла для Мари нового жениха. А Вито это знал, но не стал нам говорить, оберегая меня от переживаний и лишних волнений.

— И началось это после ритуала?

— Видимо да, потому что Мари упала, когда Вито был на ритуале. Она была с нами в этот момент.

— И как она?

— В первый раз её мутанты привели в сознание, а когда появился Вито, то только Алекс и смог, у мутантов ничего не получилось, она не реагировала на их энергию.

— А почему меня Ася… она же мутант?

— Не знаю, но Вито самый сильный, а он всё время был с тобой.

— Да, он через неё мне энергию передавал, ты прав. А где Роберт?

— Здесь он не появлялся.

— Почему Амира всё нет?

— Амир… он… не получал крови всё это время. Ему нужно время восстановиться.

И я вздрогнула: он ирод, ему нужна кровь, человеческая кровь, чтобы восстановиться. Не поесть, а восстановиться. Никогда я больше не видела никакого намёка на кровь, только один раз Амир кинул мне на колени пакет с кровью, чтобы рассказать о себе. Теоретически я помнила, что они питаются кровью, но ни разу не видела этого процесса, просто никто со мной не ел за столом, и я уже привыкла, что они… не привыкла, а решила для себя, что они где-то отдельно от меня едят. О крови я больше не думала, как о питании тех, кто рядом со мной. И даже их способности уже меня не удивляют. Я приняла этот мир, я в нём живу, я в нём люблю.

— Рина, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо, со мной всё хорошо. Почему Амир так долго не идёт?

— Он придёт.

— А это долго… восстанавливаться?

— Нет… но Амир долго не получал крови, неизвестно…

— Скажи мне!

— Я не знаю.

Стефан умоляюще на меня посмотрел, действительно, что я к нему пристала. Его задача меня охранять и не пускать туда, где быть не должна, он и так много мне сказал. Только чтобы не смотреть тоскливо в темноту, я спросила:

— Стефан, а как там твой отец? Мне очень понравилась беседка, передай ему от меня благодарность.

— Он будет рад, ты…

И замолчал, опустил глаза и улыбнулся.

— Что — я?

— Ты ему очень понравилась.

Теперь уже я улыбнулась, приятно услышать такое, особенно если Влад и видел меня всего несколько минут.

— Отец сказал, что ты настоящая женщина, жена для Амира.

— А как получилось, что Амир… я знаю твою историю, Амир рассказал.

— Он спас меня, забрав в свой клан. И отцу помог, предоставил возможность заниматься своей наукой.

— А почему спас?

— Я был сложным ребёнком.

Чтобы не рассказывать о своём трудном детстве Стефан вышел из машины и сразу сказал:

— Амир идёт.

Я стала хвататься за ручку в машине, ещё никого не было видно, и Стефан помог мне выйти из машины, но взял на руки.

— Он идёт сам.

Сила продумала всё — вождь может действовать, но приблизиться ко мне не может, так же как и Вито к Мари. Стоит ему ко мне подойти ближе, чем на пять метров, и я сразу теряю сознание. В пещере я кинулась к появившемуся из темноты Амиру, но сделав несколько шагов упала. В сознание меня привела Ася.

Домой мы ехали на разных машинах. Амир был явно предупрежден Вито о возможном воздействии на меня силы, но не смог уйти, я успела заметить его сияющие глаза и протянутые ко мне руки. О том, что Амир едет в другой машине мне сказал Вито.

— Ему нельзя к тебе подходить, не ближе пяти метров.

Они и это рассчитали. Я сжалась в комочек и отвернулась к окну. Вот такая иезуитская месть силы своему непокорному вождю. Смотри, говори, но близко подходить не смей, у тебя другая наречённая есть. Но хоть живой и в сознании, а всё остальное не важно, пусть будет, как будет. Пусть уходит к Ани, живёт с ней долго и счастливо, любит её, я сделала своё дело, теперь можно и исчезнуть. Я думала эти мысли, а сама видела сияющие глаза Амира, они были яркими и счастливыми, и руки тянулись ко мне вопреки явной опасности.

Но в наш дом мы не поехали, Вито вдруг сказал:

— Рина, мы едем в другое место.

— Почему?

— В дом тебе нельзя. Приказ Амира.

Конечно, как я не подумала, там же кругом сила: ковры, цветы, орнаменты, стол этот разговорчивый.

— А куда?

— В другой дворец. Его укрепят, пока мы едем.

— Далеко?

— Да. Поспи.

Мне казалось, что я не смогу уснуть, но монотонное движение в наступивших сумерках на сумасшедшей скорости утомило, и я не заметила, как уснула.

Разбудил лучик света, я потянулась от удовольствия, организм отдохнул и требовал завтрака.

— Доброе утро.

Я подняла голову и увидела Амира, он сидел в кресле у окна и смотрел на меня теми же счастливыми светящимися голубыми глазами.

— Доброе… утро.

Мгновение и я вспомнила всё, мой взгляд лихорадочно прошёлся по полу, до окна не знаю, сколько метров, о, ужас — сколько там Вито говорил, пять, или нет? Амир понял, о чём я думаю и сразу уточнил:

— Рина, до меня семь метров. Лучше встань с постели с другой стороны.

Но я осторожно опустила ноги с его стороны, прикрыла их одеялом, и, вздохнув, спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

И так улыбнулся, что я смутилась, от смущения рассердилась и проворчала:

— Вот, теперь не только мне… а то я всё больная была. Приятно.

Амир расхохотался, вскочил с кресла, но остановился и завел руки за спину. В этом движении было так видно его стремление обнять меня, прижать к себе, что я опустила голову и покраснела. И что теперь — смотреть друг на друга? Я столько ему наговорила в стремлении привести в сознание, и говорила правду, а как только он оказался рядом, не знаю — как себя вести.

— Рина, ты спасла меня.

Я быстро взглянула на него и опять опустила голову.

— Мы найдём выход, нас много… целый хор.

Он всё слышал, о, ужас, он всё слышал и помнит! А я ведь как раз этого и добивалась, чтобы услышал. Наверное, если бы он меня сейчас обнял и поцеловал, говорить было бы легче, откровеннее, или не говорить вообще, но на расстоянии опять оказалось сложно и непонятно.

— Амир… я… всё… ты ведь не обязан, я только спасти тебя хотела.

— То, что ты мне говорила — правда?

Пронзительный и очень счастливый взгляд, а руки уже с трудом удерживаются за спиной, плечи выдают, время от времени двигаются в попытке остановить себя. И я не выдержала этого взгляда и этого стремления к себе, едва слышно прошептала:

— Да… но… Амир, это я… но ты… Ани тебя спасёт, а я… только…

— Ты моя жена, единственная на все времена. Мне больше никто не нужен. Никто.

Последнее слово произнёс вождь, сильный, уверенный в себе и своих силах. Он никому не позволит диктовать себе условия, даже силе своего возрождённого народа. Будет искать выход и найдёт его, перевернёт весь мир и обрушит скалы. А я вдруг вспомнила, как Фиса назвала место с силой тазиком — была, видела и ощущала. И тоже не боится.

— Я ничего не прошу… Амир… это ваша сила… я хочу только одного, чтобы ты был жив и здоров, и… счастлив.

— Я знаю. Теперь я это знаю.

Мне от волнения стало трудно дышать, и я лихорадочно вздохнула, Амир сразу встревожился:

— Что с тобой?

— Всё хорошо, это я… от голода, есть очень хочется.

Спрятавшись от этого счастливого сияющего взгляда, я вся прикрылась одеялом и робко взглянула на Амира:

— А здесь есть бассейн?

— Есть. Яна.

Обойдя кровать на приличном расстоянии — я думаю, до миллиметра ровно пять метров — Амир ушёл, не отрывая от меня глаз до самой двери. Яна появилась в спальне сразу, как только вышел Амир.

— Яна! Как я рада тебя видеть!

— Здравствуй, Рина.

— Где мы?

— Это один из дворцов Амира.

— Ясно. А где бассейн?

Она открыла одну из панелей, которая оказалась дверью, и там плескалось маленькое море. Волна, здесь была волна, а вокруг песчаный пляж. Я даже замерла на мгновение на пороге — маленькое море с островом в центре, даже пальма растёт.

Яна с трудом уговорила меня выйти из воды, я плавала вокруг острова, загорала под пальмой, и пыталась достать бананы.

— Рина, это…

— Я знаю, что они искусственные, но так хочется сорвать…

Прыгать мне оказалось тяжело, сказались всё-таки всякие разные переживания. Яна не выдержала, одним мгновенным движением сорвала связку, и я смогла потрогать твёрдую поверхность банана.

— А жаль…

Только после этого разочарования я смогла пойти завтракать. Я вовремя вспомнила слова Фисы, что к мужу в халате не ходят, и вместе с Яной выбрала себе платье. Гардеробная соответствовала спальне, гигантских размеров во все стороны, и я задала Яне вопрос, который давно меня интересовал:

— А кто всё это великолепие шьёт? И ещё в таком количестве, мне ведь столько не надо.

Она только улыбнулась:

— Клан внутренней охраны.

— Кто?

— Внутренняя охрана подразумевает много функций, одежда в том числе.

— То есть…

— Всё, что связано с обслуживанием владений Амира относится к этому клану. Охрана, транспорт, питание, одежда.

Я задала глупый вопрос:

— А бассейн?

— Тоже.

И, наконец, поняла ответ Амира, что мой самолёт не имеет отношения к истребителям, то есть клану боевой авиации. И вообще: стирка, уборка и чистка картошки.

— А кто готовит еду?

— Люди.

— Здесь есть люди?

По тому, как Яна опустила глаза, я догадалась — вопрос неправильный и ответу не подлежит. Хотя, чему опять удивляюсь, они же не едят, а восстанавливаются, значит, для меня, Фисы и Мари должны готовить люди. Но Яна неожиданно ответила:

— Они служат у Амира уже много лет.

— Служат Амиру? Люди?

— Да.

Ещё одна тайна великого вождя. Я уже открыла рот, чтобы задать очередной глупый вопрос, но сразу закрыла: никогда Амир не позволит мне познакомиться с кем-нибудь из людей, особенно тех, кто ему служит. Видимо и Яна теперь мои мысли читает на лице, потому что сразу кивнула и добавила:

— Их никто из гостей никогда не видел и не увидит.

Я хотела уточнить, что вообще-то я хозяйка дома, но вовремя одумалась — о чём речь, какая хозяйка, даже не знаю, где очередной дом находится.

— Яна, а мы ещё в Италии или уже неизвестно где?

— В Италии.

Вот так всю Италию и объездила, дворцы и домики… не жизнь, а мечта. Правда больше в бессознательном состоянии провалялась, да от боли корчилась.

— Рина…

— Яна, всё хорошо. Ну и какое платье нам больше всего понравилось?

Так как спальня была по меркам Амира обставлена скромно — лишь гигантская кровать в центре небольшого зала размерами со стадион, чтобы пять метров были везде, а лучше семь, да два кресла у окна — то я была готова к подобному и в столовой. Но я ошиблась, столовая соответствовала представлениям Амира о роскоши. То есть восточной роскоши, к счастью без ковров. Этакая диванная столовая: в центре стол, вдоль стен широкие диваны в золотых тонах с павлинами. А на стенах гобелены в тех же тонах с отливами красным. Я даже сощурилась от этого сверкания. Амир восседал на одном из диванов и улыбался.

— Не нравится?

— Сверкает…

Улыбка стала ещё шире, и в руках появился пульт, сверкание стало угасать, а стены приобрели приятный кремовый оттенок. От стола до дивана явно больше пяти метров. Вот так и будем существовать на расстоянии, кстати, очень сложно оказалось. Амир сидел в расслабленной позе, никакого напряжения, ослепительная улыбка и яркая голубизна глаз. А я, сев за стол, сразу скукожилась вся, руки мелко задрожали, и мне пришлось опустить их на колени.

Стол был уже сервирован, и я обрадовалась, что посуда не золотая, хоть вилку поднять можно без напряжения моих ещё слабых рук. Я вдруг почувствовала себя очень уставшей, какой-то больной, хотя только что с удовольствием плавала в маленьком море с островом. Улыбка сошла с лица Амира, и он вскочил:

— Что с тобой?

— Я, наверное, устала после бассейна, поем и всё будет хорошо.

Только есть я не хотела, голод исчез, а усталость давила всё сильнее. Амир так и стоял, не пересекая невидимую пятиметровую границу, смотрел на меня тревожным взглядом. Я попыталась есть, но еда казалась совсем невкусной, вернее безвкусной, и вскоре отодвинула от себя блюдо.

— Яна.

Сразу появилась Яна и встала рядом со мной.

— Отнеси Рину в спальню.

— Не нужно… я сама… Яна, я сама.

Она меня не послушала и через мгновение я лежала на своей постели. Амир встал у двери и взгляд уже не был сияющим.

— Рина, меня не будет несколько дней.

— Хорошо, я понимаю, дела.

Он медленно кивнул, много чего собралось за дни его лежания в пещере. Мы оба понимали, что это сила так мстит, даже пять метров для неё мало, я буду постоянно терять силы в присутствии Амира. Пока не погибну. Амиру дан выбор — уйти к указанной ему женщине, или самому убить меня.

Нескольких дней оказались пять. Со мной была только Яна, никто не появлялся, еду мне приносили в спальню. Я спала, ела, много плавала и думала. Как только Амир ушёл, мои силы вернулись, аппетит кстати тоже.

Мыслительный процесс не прошёл даром, я поняла, что Амир не отступит и дело не только во мне. Сила, так же, как и он, проснулась от некоего сна во время отсутствия народа хасов. Защищая их все эти столетия, она ими управляла, и гарем входил в систему управления народом, так как только любовь могла заставить человека кардинально изменить свою жизнь. И в первую очередь этот запрет на любовь касался вождей. Сила находила для них женщину, она отдавала свою силу и жила в гареме, потому что шарик не подразумевал чувства. Может среди членов племени и была любовь, у вождей она исключалась. Ребёнок не может научиться любить, если он никогда не видел своей матери, и воспитывался только как вождь. Из вождя делали робота, боевую машину по управлению целым народом. С голубым шариком в руках.

Мне вспомнилась Заряна, свободолюбивая славянская девушка. Никакое рабство, никакой гарем не смогли задушить в ней чувство собственного достоинства, пережив насилие над телом, душу она не отдала. Предпочла смерть, потому что понимала — её не отпустят. И даже не потому, что она родила дочь для вождя, девочки никого особенно не интересовали, а потому что нельзя допустить прецедент свободного волеизъявления, воли вообще. Удар судьбы для Амира и силы — именно она своей кровью могла спасти народ от гибели, система погубила сама себя. Исключив любовь из отношений, которая сама по себе является жертвенным чувством, сила народа уничтожила сам народ. Поэтому появилась эта страшная болезнь — показать силе, что народ может исчезнуть без любви.

Но почему хасы именно сейчас стали появляться? Ведь сама кровь очищается от многосотлетних примесей других народов, что могло подтолкнуть процесс? Дело в вожде? А что с вождём такое, почему… Мари и королева. Королева спасла Мари своей любовью, своей жертвой ради дочери врага. Этим она перевернула понятие жизни у вождя, никогда не знавшего любви.

Но как-то я опять забыла, что вождь-то, между прочим, ирод. Амир не человек многие сотни лет. И это силу устраивало, она ему помогала сохранить жизнь Мари. А сейчас, когда народ возродился, сила опять стремится им управлять, вождём и мужчиной. Получив мою энергию, он получил возможность жить ещё сотни лет и вернуть народу своё былое величие, на этом моя функция должна была закончиться. Только с Амиром что-то произошло за это время, характер изменился, да и пример королевы и Глеба оказался заразительным, ему захотелось настоящей любви. Может быть именно то, что всё произошло очень быстро, всё сразу — жажда; переход на донорскую кровь, которая их так сильно меняет; я, вся такая непредсказуемая; проявившаяся одновременно с жаждой чувственность и совершили этот переворот в сердце Амира. Я не верю, что он меня любит, но уверена, он уже хочет почувствовать это состояние, стремится к нему и уступать на своем пути к любви не будет никому. Он спасал меня, готов был заплатить своей жизнью за мою жизнь и теперь не подчинится ничьему приказу. Амир действительно выбрал меня. И защищая свой выбор, будет защищать, не так, демонстрировать силе, что времена изменились, теперь уже только сам вождь пишет правила жизни для себя. Пожалуй, не только в отношениях мужчины и женщины, но и правилах управления возродившимся народом хасов.

Я уже с трудом справлялась со своими мыслями, понимание положения это одно, а жизнь в этом понимании совершенно другое. Как себя вести в этом понимании? Что сказать Амиру? Люблю на веки, только твоя? И надолго меня хватит, если мы дня не проводим без разборки и выяснения отношений. По моей инициативе, между прочим. Особенно теперь, когда всё неизвестно и непонятно, да ещё и на расстоянии. Я вдруг осознала, что скучаю по его рукам и губам, по этому голубому взгляду и смешинке, даже по усмешке и иронии. Просто скучаю без него.

Рассматривая себя в зеркале, я мрачно заявила Яне:

— Позор для вождя иметь такую жену.

Она широко распахнула свои прекрасные глаза, но ничего не осмелилась мне сказать.

— Яна, ты не видела Ани…

— Видела.

Теперь уже я удивлённо на неё посмотрела, она отчиталась:

— Мы встречались с ней.

И плотно замолчала, совершенно не важно — где и по какому поводу. Но что-то промелькнуло в глазах Яны, и я насторожилась.

— Расскажи мне о вашей встрече.

— Рина…

— Расскажи.

Теперь я уже точно убедилась, что-то не так, Яна чистая и беззащитная душа, и этой душой чувствует людей. И не людей тоже. Она поняла, что я безоговорочно требую ответа и рассказала:

— Мы с Алексом сопровождали Амира в его поездке к Андреэ Бальзаку, и я осталась с Ани вдвоём. Она всё время спрашивала о тебе… какая ты.

И опять что-то промелькнуло в её не умеющих лгать глазах.

— Говори.

— Она удивилась, что ты призвала меня в ближний круг.

— Почему? А откуда она об этом узнала?

— Амир представил меня официально.

Я сразу поняла, почему Яна не хотела говорить.

— Потому что ты мутант?

— Да.

Чистота крови. Мутантам не место рядом с женой вождя. И рядом с вождём тоже. Я подошла к Яне и обняла её:

— Ты удивительная и прекрасная. Ты лучшая в мире польская королева.

И вспомнила слова Ани, что я не могу быть обычной, потому что Амир меня выбрал. Какое, однако, будет для неё разочарование, когда она узнает, что я на самом деле самая что ни на есть курица беспородная. Ага, мало того, что крестьянка, так ещё и разведена. Яна едва слышно вздохнула, и я решила её отвлечь от тяжёлых мыслей.

— Вот что, давай-ка посмотрим, что такого интересного внутренняя охрана для меня нашила, всё равно делать нечего до приезда моего мужа. А кстати, Алекс тоже уехал?

— Да, он уехал с Амиром.

И такая милая смущённость, глаза засветились, на щеках появился румянец. Ой-ой-ой, мне кажется, что они как-то умудряются общаться, несмотря на всякие безобразия со мной. Я неправильная жена вождя, совсем не замечаю, что происходит с моим ближним кругом.

— Яна, он очень хороший.

Она смогла только кивнуть головой и зарделась как маков цвет. Я закружила её по комнате и чмокнула в щёку.

— Вы удивительная пара, такие красивые оба… такие…

— Рина… я хотела тебе сказать.

— Да, я слушаю тебя.

Я уселась на постель, несколько раз глубоко вздохнула, что-то опять не стало хватать воздуха. Яна опустилась передо мной на колени и взяла за руку:

— Рина, я так тебе благодарна…

— Стоп. Яна, ты уже столько раз меня спасала, что счёт идёт в другом направлении, даже если я тебе в чём и помогла, как ты говоришь. Только мне нечего тебе подарить. Пошли платья смотреть.

Но встать не смогла, слабость навалилась тяжёлым одеялом, и я повалилась на постель. Амир вернулся.

Совершенно недвижимая, не только встать, губами шевельнуть невозможно, я наблюдала, как стремительно появился Амир, что-то сказал Яне и накинул издалека на меня какую-то ткань. Она была прозрачной, и сама обернулась вокруг меня, что-то вспомнилось, но Амир взял меня на руки, и я сразу отвлеклась, прижалась к его груди.

— Как ты?

— Хорошо. Я ждала тебя.

— Эта ткань защитит тебя от воздействия Силы. Вито.

В комнате появился Вито с несколькими созданиями, от вида которых я сразу в ужасе закрыла глаза. Кальмары с человеческими лицами.

— Рина, пошевели рукой.

Рука шевелилась, и слабость ушла, но я не сразу смогла заставить себя открыть глаза, только немного успокоившись от тепла груди Амира и его сильных рук, посмотрела на вошедших. Их было трое, очень высокие, Вито был ниже их на голову, тела как тумбы на щупальцах, и человеческие головы на короткой шее. А вместо рук такие же длинные тонкие щупальца. Они были женщинами, не знаю, как я это определила — потому что волос на их головах не было и черты лица скорее угадывались, чем указывали на пол существ — но именно женщины.

— Амир, а как их зовут?

Он потёрся о мою голову щекой, прижал к себе сильнее и прошептал:

— У них нет имен.

Я сразу подняла голову и наткнулась на его губы. Даже сквозь ткань чувствовался огонь, бушующий в нём, поцелуй встречи и тоски. Он тосковал по мне, по моим губам и так же как я стремился вновь увидеть и коснуться.

Не знаю, сколько прошло времени, когда я опять стала понимать действительность после поцелуя Амира, ткань не помешала нам чувствовать друг друга. Существа стояли вокруг нас, сплетясь щупальцами — круг защиты от силы хасов. Амир сел на пол и прижал мою голову к своей груди, судя по учащённому дыханию, поцелуй на него тоже сильно подействовал.

— Я тосковал без тебя.

— Амир… я… ждала тебя.

И вдруг тихий смешок, и неожиданный вопрос:

— Ты всё ещё хочешь, чтобы я женился на Ани?

— Нет.

Мой скорый ответ удивил его, и он поднял моё лицо, внимательно посмотрел яркой голубизной.

— Не хочу. Она недостойна тебя.

— Недостойна?

Голубизна потемнела, и взгляд стал жёстче, появился прищур вождя. Я решила сразу объясниться:

— Чистота крови не является показателем отношения к кому бы то ни было.

— Яна?

— Хоть кто.

Он видимо сразу вспомнил поездку и что-то уложил в мыслях, взгляд посветлел, и появилась мягкая улыбка. И опять неожиданный вопрос:

— Ты хочешь им дать имена?

— Да. Они разговаривают? Ну, могут говорить, понимают меня?

Я сразу оживилась, захотелось уйти от разговора об Ани, вдруг он начнёт упрекать меня в том, что я заставляла его жениться на ней, не обращая внимания на его собственное желание. Амир ещё смотрел на меня задумчивым взглядом, когда прозвучал скрипучий голос:

— Я понимаю тебя, жена вождя.

Вождь поднял голову и удивлённо взглянул на создание, которое заговорило без его разрешения. Чтобы защитить её, всё-таки это она, от недовольства вождя, я сразу спросила:

— А как вы называете себя? Вы же как-то обращаетесь друг к другу?

Она произнесла свистящий звук, мне это не произнести, и я вздохнула:

— Мне так…

— А ты назови их сама.

Вождь решил простить самоуправство, хорошее настроение победило, и он уже улыбался. На всякий случай я решила уточнить, вдруг ошибаюсь в определении пола:

— А вы …ведь вы женщины?

— Да.

Что-то изменилось в пространстве, как-то энергия поменялась. Амир это тоже почувствовал, сначала тревожно оглянулся, но понял, что в этом изменении для меня нет угрозы, и успокоился. Обрадовавшись, что оказалась права, я спросила:

— А откуда вы?

— Балтийское море.

— Вы живёте в море? А как же сейчас вы дышите?

— Мы можем жить везде. Мы мутанты.

— Ну, это не важно.

Я махнула рукой и задумалась, а как их назвать, они абсолютно одинаковые, я пока не заметила никаких отличий, не номера же указывать. И вдруг имена вспыхнули в голове, правильно, только так:

— Вы будете Вера, Надежда и Любовь.

Удивление Амира не передать словами, глаза стали как два блюдца, а брови поднялись на недосягаемую высоту — маска изумления. Приятно после долгой разлуки так поразить мужа. Насладившись видом, я объяснила своё решение:

— Понимаешь, они связаны, эти имена, так же как они сейчас стоят, объединившись, так и имена объединены одним смыслом. А вам нравятся эти имена, вы согласны, чтобы мы так вас называли?

Через несколько секунд молчания прозвучал долгий шипящий звук, видимо та, которая понимала меня, переводила значения имён другим. И опять энергия изменилась, стала плотнее, но не давила, а как бы окружила коконом тепла.

— Да, мы согласны. Жена вождя, объясни, почему ты так нас назвала.

Они действительно не боятся Амира, они сами по себе, он для них не вождь на самом деле, это только обращение, они называют меня женой вождя, но никак не соотносят понятие к самому вождю. Для них это только слово.

Я взяла ладонь Амира в свои руки, вот и пришло время озвучить свои мысли за эти дни. Спасибо вам Вера, Надежда и Любовь за то, что я могу это сказать, прижимаясь к нему, чувствуя любимого рядом, а не на расстоянии пяти метров.

— Невозможно любить, если нет веры и надежды. Ведь даже если любовь появляется сразу, от одного взгляда, то обязательно должна быть надежда, что тебя тоже полюбят, а без веры в это любовь не сможет оставаться настоящей… она не выдержит, любовь не может быть одна. Они равнозначны, только вместе, как вы, каждая из вас… сила, которая помогает друг другу. И нам.

Я смутилась, как-то получилось слишком откровенно, как заклинание, и наступившая тишина только усилила моё состояние. Попытку скукожиться Амир сразу пресёк поцелуем, и тихо сказал:

— Ты для меня Вера, Надежда и Любовь.

Шипящий звук продолжался недолго, потом прозвучал тот же голос:

— Вождь, мы принимаем имена. Жена вождя, можешь снять покрытие.

Конкретно и очень по-деловому: имена приняли, дальше работаем. Амир окинул их долгим взглядом, но решился и снял с меня ткань, ничего не изменилось, слабость не наступила.

— Мы будем удаляться по периметру от центра.

Они не спрашивали разрешения, а лишь сообщали о своих действиях. Из комнаты они выходили по одному, неподвижный взгляд последней слегка изменился, и она сказала:

— Я почувствую угрозу энергии для жены вождя.

— Меня зовут Рина.

— Рина, я Любовь. Моей силы хватит тебя защитить.

Она сказала «моей», не нашей, а моей — получила имя, значение которого осознала и приняла, а значит и определила свою силу. И получилось очень символично: Любовь обещала защитить меня.

Амир целовал меня, и его руки сжимались всё сильнее, я вздрогнула и оказалась на постели, а он стоял у окна.

— Прости.

Я испугалась, что он опять исчезнет и сразу попросила:

— Не уходи…

— Я не уйду.

Тронув пальцами припухшие от поцелуев губы, я спросила:

— Как ты их нашёл?

— Искал.

Краткость сестра таланта, Амир очень талантлив. Но всё же от общения со мной у него проявились изъяны, он усмехнулся и сел на пол.

— Я знал, что есть мутанты, которые могут сопротивляться энергии, но мне были нужны самые сильные. Нашёл.

— Они не в клане?

— Нет. Они не входят ни в один клан.

— А как ты их убедил…

— Убедил.

И такая улыбка, что лучше об этом даже не говорить, эту тайну он не откроет.

— Они сами…

— Сами.

Ну да, таких нельзя силой заставить что-то сделать, закроются и всё, или своей энергией помогут понять, что не согласны работать. И теперь очень важный и очень тяжёлый вопрос, я опустила глаза и затеребила свои пальцы:

— Амир… ваша сила…

— Я сам решаю, что и как мне делать.

Он не назвал себя вождем, говоря о силе. Я подняла на него глаза и поразилась яркости взгляда, он уверен в себе и своём выборе поведения. Амир мне улыбнулся и признался:

— Впервые о себе я решаю сам. У меня теперь каждый момент что-то впервые. Я учусь жить. С тобой я живу.

— Амир, ты рискуешь…

— Ты однажды уже спрашивала меня, я ответил, что готов рискнуть.

Он всё решил, а теперь будет действовать. И решил за нас двоих, отсёк все мои сомнения и страхи, будет слушать, кивать головой, даже соглашаться, но действовать в соответствии со своим решением. Терпеть от меня всё… за мой поцелуй и мой взгляд.

— Амир… я правду тебе говорила тогда, я ни о чём не жалею… я счастлива, что ты появился в моей жизни. Только…

— Только что?

Ни тени сомнения в глазах, что бы я сейчас ему не сказала, он от своего решения не откажется.

— Я не боюсь за себя… за тебя, Мари… ведь она может…

— Не может. Мари уже защищают её Вера, Надежда и Любовь.

— С ней такие же?

— Да.

И как я могла в этом сомневаться, он защищает сразу всех, кто рядом с ним.

— А ты?

— Я ирод, мне она ничего не сможет сделать.

— Ты был без сознания…

Амир опустил голову и долго молчал, а я испугалась и уже хотела встать с кровати, но он тихо признался:

— Тогда ты потеряла много энергии, помочь мог только я.

— Ты отдал мне всё…

— Не всё, лишь ослаб и она ударила.

Я встала, но не успела подойти к нему, он вскочил и оказался рядом.

— Рина…

Сдержаться у него не получилось, и он обнял меня, стараясь сильно не прижимать руками к себе. Коснувшись губами моих волос, прошептал:

— Рина, я хитро-мудрый ирод. Не бойся за меня.

— Ага… лежал…

— Лежал, ждал тебя.

— Ты специально…

Амир вздохнул и признался:

— Нет, к сожалению. Я действительно был без сознания. А ты пришла и спасла меня.

Он не удержался и подхватил меня на руки:

— Рина, не бойся меня… я смогу…

Не смог, очередной поцелуй спровоцировал страстное объятие, закончившееся сидением у окна в позе раскаяния и моими синяками.

Амир ушёл проверять периметр защиты от энергии силы, а я спряталась под одеяло и хихикала. Конечно, синяки побаливали, но радость от его невозможности сдержаться грела душу. Он поражал меня, это уже не просто чувственность проснулась, глаза светились и губы горели — он действительно соскучился. Даже что-то говорил полушёпотом на своем мелодичном языке, как песню пел.

Яна залечила синяки не хуже Фисы: завернула меня в ткань, пропитанную настоем трав, долго держала за руки, и утром их уже практически не было. Амир заходил на несколько минут уже ночью, страстно поцеловал, убрав руки за спину.

— Я уеду и вернусь завтра днем.

— Я буду ждать тебя.

Утром мы с Яной много смеялись, Алекс, как оказалось, тоже вернулся с Амиром. Она вся светилась, губы сами растягивались в улыбке, а я радовалась за неё, и за себя тоже. Между делом я спросила:

— А как далеко распространился этот… ну как… Яна… да, периметр?

— Несколько метров от дворца. Они очень сильны.

— Амир сказал, что они сами по себе, не входят ни в один клан.

— Да. Они никогда ни с кем не общались.

— Но они сами согласились помочь нам… мне и Мари.

Яна покачала головой и с сомнением в голосе произнесла:

— Ещё никто не мог заставить их что-то сделать. Алекс сказал, что к ним Амир ходил один.

— На дно?

— Да.

И совершенно нелогично я вдруг вспомнила Дракулу. Тогда я неправильно подумала и рухнула в оледенение, а потом тоже было всякое, не до вопросов.

— Яна, а что с этим Дракулой, который к тебе приставал на балу?

— Его клан теперь вошёл в состав кланов Амира.

Удивительный муж, и когда всё успевает. Заметив тень на лице Яны, я не стала спрашивать о судьбе самого Дракулы. И тут же подумала, что Амиру со мной скучно, мы только спорим и целуемся, а дела никакого. От этой мысли я вздохнула и тяжело опустилась на постель. Яна сразу спросила:

— Рина, что случилось?

— Понимаешь, я… ничем не занимаюсь. У вас всех дела, а я только проблемы создаю, отвлекаю Амира…

Яна опустилась на колени передо мной и странно посмотрела снизу вверх.

— Рина, ты отдаешь свою жизнь, свою энергию. Ты едва жива и…

— Яна…

— Выслушай меня. Ты перенесла столько боли и страдания…

— Я не хочу…

— …которые нам никогда не забыть. Ты не хочешь вспоминать, а мы помним, всегда будем помнить.

— Всё уже…

— Рина, ты привнесла жизнь в наше существование. Я теперь живу… и люблю. Раньше я только боялась, страх был единственным чувством, которое…

— Яна, да кто же это всё мог пережить…

— Я смотрю на тебя и поражаюсь, как ты никого не боишься…

— Да я этих, ну, которые Вера, Надежда, Любовь, знаешь, как испугалась, даже глаза не смогла сразу открыть.

— А открыла и назвала их самыми главными словами.

— Но я же ничего не делаю! Только лежу…

— Свободна.

Амир стоял в дверях и улыбался своей восхитительной улыбкой. Яна сразу исчезла.

— Значит, ты ничего не делаешь?

Прохаживаясь по спальне, Амир спрятал руки в карманы, чтобы они не тянулись ко мне в стремлении прижать к себе.

— Ну да, только лежу… плаваю… ем…

Амир неожиданно засмеялся, даже лицо руками закрыл, но быстро успокоился и предложил:

— Рина, как моя жена ты можешь присутствовать на Совете народа хасов.

— Совет? Но как… у вас ведь гарем…

— У хасов шестьсот лет назад. У меня только одна жена, жена вождя.

Амир любовался моим изумлением, как, однако, стремительно вождь меняется, настоящая революция. Или он мне что-то доказывает? Что? Я ничего не требую от него. Ну, да, только шантажирую собственным исчезновением из его жизни, причём самым кардинальным образом.

— Амир, я не знаю насколько это…

— Насколько решу я. Ты хочешь присутствовать на Совете?

Я сначала кивнула головой, потом закусила губу, махнула рукой и призналась:

— Хочу.

И тут же испугалась:

— Но я не знаю, как себя вести на Совете…

— Как хочешь.

И мягкая улыбка абсолютной поддержки всего, что я могу учинить. С ним действительно что-то происходит. Он всегда меня прятал, любая поездка превращалась в тайную экспедицию под охраной всевозможной техники, которую я хоть иногда замечала, а которую не видела? Боевики везде, не считая Вито, Алекса и Роберта. И вдруг на Совет, показать меня людям, и не просто людям, а тем, кто возрождает вместе с ним народ. Официальное представление единственной жены?

— Платье для тебя. Яна.

Я настолько глубоко задумалась, что не заметила, как Амир подошёл ко мне, встал на колено и взял за руку.

— Ты самая прекрасная женщина.

Едва коснулся губами пальцев и исчез. Я растерянно подняла глаза на Яну, а она улыбнулась своей милой улыбкой:

— Рина, я помогу тебе одеться.

Когда она открыла коробку, я ахнула — сплошные драгоценности, бриллиантовое многоцветье. И только тогда поняла, что Совет прямо сейчас, удивлённо посмотрела на Яну:

— Совет… мы… сразу?

— Да.

На мой ужас в глазах Яна опять только улыбнулась, и я поняла, что деваться некуда, сама напросилась, надевай тонны на плечи и неси. А платье оказалось очень оригинальным.

Когда Яна подвела меня к зеркалу, я долго рассматривала себя. Дело не в драгоценностях, я воспринимаю их только как светящиеся, правда, очень тяжёлые, стёклышки. Тёмно-зелёный атлас был весь украшен маленькими разноцветными бриллиантами, закреплёнными на золотые нити разной длины, я чуть повернулась, и камешки сразу взлетели веером. Даже не новогодняя елка, хотя цвет платья намекает на это, а как… не знаю — что, или кто. На рукавах поблёскивали такие же украшения, только нити короче. Я подняла руку, и камешки образовали нечто, похожее на крыло. Но общий вид оказался настолько неожиданным, что я осмелилась улыбнуться своему отражению. Тем более, что умелые руки Яны непонятным образом умудрились уложить мои вихры в удивительную прическу. Но больше всего меня поразили мои собственные глаза — они были светло-голубыми. Не такими яркими и пронзительными, как у Амира или Мари, более спокойного тона, но именно голубыми. Вот к чему приводит привычка не обращать внимания на внешний вид. Не так, привычка прятаться, не смотреть на себя, стесняясь собственной внешности.

В комнату стремительно вошёл Амир в чёрном как ночь костюме. Я вдруг подумала: странно, на нём только униформа Тёмных. Но сразу забыла эту мысль, подняв на него глаза. Что-то сегодня произойдёт, какое-то решение Амира очередной раз изменит моё представление о нём, мужчине и вожде. Его глаза были того синего цвета, который бывает в яркий полдень, когда солнце освещает небосвод и своими лучами очищает его от всего, оставляет только чистоту и отражение моря. Он бережно взял мою руку и спросил:

— Рина, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо. Я готова. Нам далеко ехать?

— Встреча состоится в этом дворце.

Ну да, ведь только здесь меня не может достать Сила народа хасов, на Совет представителей которого я сейчас и иду. Я впервые подумала об этой Силе с заглавной буквы — Сила. Наверное, признала себя соперницей, ух ты, вот это мысль. Не соперницей, а достойной собственной Силы и собственного пути, достойной своей любви. За которую буду бороться с ней.

Амир что-то понял в моём взгляде, наверное, тоже увидел мою решимость, и в его глазах вспыхнуло восхищение, он улыбнулся:

— Ты самая прекрасная женщина в мире.

А вот этого я выдержать не смогла, покраснела и смутилась так, что уткнулась ему в грудь. Он обнял меня, но прижимать к себе не стал, лишь прошептал:

— Наступит время…

Он уже так говорил однажды, когда ещё не чувствовал меня, не чувствовал ничего, лишь мгновением во время поцелуя, спасая от страшной боли. Амир верит, как верил тогда, что наступить время, и он не будет ломать меня в своём объятии, когда его сила отступит, и останется только любящий мужчина. Что-то я сегодня слишком много думаю о возможности его любви, наверное, страх перед Советом так действует.

Амир мгновенно перенёс меня, и мы оказались перед высокими резными дверями. Прозвучал странный звук, и дверцы распахнулись, он взял меня за руку и ввёл в зал. В центре огромного пространства стоял большой стол, за которым уже стояли люди, они смотрели на нас с удивлением, моё появление их явно шокировало. Именно это удивление помогло мне справиться со своим смущением и страхом. Я жена вождя, раз вождь решил меня вам представить, так принимайте его решение, и моя голова гордо поднялась, а взгляд стал увереннее. Уже подойдя к столу, я заметила Бальзака и улыбнулась ему, а он не смог справиться с собой, изумление изменило черты лица, он как-то даже съёжился, и плечи опустились.

Два стула во главе стола с одинаковыми по высоте спинками — жена вождя равна мужу по положению. Но эта мысль лишь промелькнула, Амир помог мне сесть, а сам встал рядом и произнёс несколько слов на своём певучем языке. Члены Совета замерли на несколько секунд, а потом неторопливо вышли из-за стола и встали у стены. Только тогда я увидела, что среди них есть женщины, две молодые и одна примерно моего возраста. Амир улыбнулся, но обратился ко мне уже вождь:

— Рина, как жене вождя я хочу представить тебе членов Совета хасов.

Он называл имена, мужчины подходили ко мне и целовали руку, а женщинам я пожимала её обеими ладонями. Первой из женщин ко мне подошла та, которая постарше и не знала, как себя вести, может это по ритуалу так положено, и она тоже должна мне целовать руку, но я сама протянула к ней свою руку ладонью вверх, и она подала свою. Её звали Сара, фамилию я не запомнила, совершенно седые волосы и яркие голубые глаза, она смутилась, когда я закрыла ладонью её руку.

— Рада с вами познакомиться, Сара. Я надеюсь, вы мне расскажете, чем вы занимаетесь в Совете.

Она взглянула на Амира, и тот перевёл ей мои слова, она сразу радостно закивала, произнесла несколько слов на итальянском.

— Сара занимается поиском детей хасов.

Ну конечно, какая встреча, Амир же сам может мне рассказать, кто чем занимается. Девушки уже спокойно подходили ко мне и протягивали свою руку, оказалось, что с женой вождя можно познакомиться просто и без проблем.

Последним Амир назвал Бальзака, но не позволил ему подойти близко: Андрэ вдруг остановился, не доходя до меня нескольких метров, и растерянно посмотрел на Амира. Видимо ирод продемонстрировал ему силу своей энергии. Рядом с ним появился Вито и за плечи повернул так, чтобы он был виден нам и членам Совета. Амир поцеловал мне руку и обратился к членам Совета, безропотно стоявшим у стола, никто так и не сел:

— Прежде чем Андрэ Бальзак будет представлен моей жене, я хочу сообщить Совету о некоторых поступках, совершённых им и его семьёй.

Амир спокойно стоял, удерживая мягкими пальцами мою руку, и ничего в его голосе не говорило о раздражении или гневе. Вито переводил слова вождя на английский, и я поняла — Амир говорит всё для меня, членам Совета лишь доводит до сведения. На несколько секунд в зале нависла тишина, члены Совета посматривали то на Амира, то на Андрэ, то на меня, и мне было сложно удержать маску равнодушия на лице. Ани, он сейчас что-то будет говорить о ситуации с гаремом. Да почему о ней-то, я в своих переживаниях только и думаю о гареме, мало ли что натворил этот однофамилец великого писателя, может чего не так сделал, не то купил, не так сказал.

— Андрэ Бальзак отвечает перед Советом за вопросы по изучению истории, традиций, ритуалов и энергетических возможностей народа хасов. Его сын, Симон, помогает ему в распространении этих знаний среди хасов.

Это была информация для меня, члены Совета явно знали, чем занимается Андрэ и его сын. Интересно, а почему тогда меня с ним не познакомили? Никто не сказал, что есть ещё и сын, только Ани. Амир кстати тоже о нём ни слова не сказал. Бальзак странно оглядывался на меня, почему-то именно я была источником его беспокойства. Амир продолжил:

— Бальзак нашёл много интересного по истории и ритуалам народа, но больше его интересовали возможности Силы хасов.

Амир тоже произнёс это слово с заглавной буквы, и все подтянулись, поняли, что разговор будет серьёзным. Вождь так и не предложил никому сесть. Или никто не смел садиться, когда вождь стоит, только я как жена имела на это право.

— Андрэ Бальзак провёл со своим сыном Симоном ритуал посвящения вождя хасов.

И опять ничего не изменилось в голосе Амира. А я вздрогнула и с ужасом посмотрела на Бальзака, неужели он так и не понял, кто такой Амир, кто такой на самом деле вождь народа? Неужели настолько наивен, что понадеялся — настоящий вождь ничего не узнает, не поймёт его хитрой игры? И как он собирался представить свои права на народ? Амир ответил на мой внутренний монолог:

— Предлагая свою дочь Ани в гарем вождя, Бальзак, воспользовавшись Силой, готовил убийство моей жены, чтобы она не отдавала мне своей жизненной энергии. Соответствующим ритуалом Ани была представлена Силе как единственная женщина народа для вождя.

И что-то изменилось в пространстве, казалось, воздух загустел от напряжения. Амир посмотрел на меня и улыбнулся, хотя глаза потемнели, лицо оставалось совершенно спокойным. Он медленно поднял мою руку, слегка вытянул её вперед, как бы показывал членам Совета.

— Убийство моей жены являлось первой целью Бальзака. Рина человек и Сила должна была уничтожить её, а Ани стать женой вождя с энергетическими возможностями Силы. Ритуал посвящения позволял Симону использовать Силу и, объединив её с возможностями Ани, он предполагал впоследствии убить меня. Роберт.

Два боевика ввели молодого человека, и я ужаснулась — он был как две капли похож на Ани, но весь в кровавых лохмотьях одежды. Бальзак рванулся к нему, но не смог, невидимая энергия Амира жёстко поставила его на колени. Амир объяснил внешний вид новоявленного вождя:

— Симон оказал сопротивление, воспользовавшись своими энергетическими возможностями.

Амир взял мою руку в обе ладони, несколько долгих секунд молчал, опустив голову, потом решительно посмотрел на членов Совета.

— Рина первой высказала недоверие Андрэ Бальзаку и оказалась права. Вам решать, как поступить. Я приму любое ваше решение относительно Бальзака и его семьи.

Амир говорил тем же спокойным голосом, ничего не изменилось в его тоне, я не видела его глаз, только губы выдали — презрительная усмешка высказалась более чем откровенно. Но вот он нахмурил брови, и губы на мгновение плотно сжались, стало понятно, что сейчас вождь выскажет своё мнение.

— Бальзак хотел править народом, придя к власти путем коварства и убийства вождя. Хасы, вам решать, кто вы и как вы будете жить.

Словно воздух замер, Амир стал как скала, гордо вскинутая голова и расправленные плечи, мощь тела и духа, всё в одном Тёмном. И тон соответствовал словам:

— Я столетия Тёмный и никому не позволю угрожать мне. Никакая Сила не сможет мной управлять.

Последние слова прогремели по залу жёстким эхом, члены Совета пригнулись и схватились за спинки стульев, а Бальзак упал на пол и тонко завизжал от страха. Симон тоже повис на руках боевиков, задёргался и что-то быстро говорил. Но Амир даже не взглянул на них, посмотрел на меня, и лёгкая улыбка стёрла маску разгневанного вождя. Но приказ последовал соответствующий маске:

— Вито. Доставить…

И произнёс какое-то странное двойное слово, от которого все вздрогнули, а Бальзак завыл. Вождь предателей не прощает, даже если сделал вид, что кому-то перепоручил решить их судьбу. Да и хасы, пожалуй, уже полностью осознали — кто их настоящий вождь. Но оказалось, что и это ещё не всё, Амир властным голосом добавил:

— Своё решение о членах Совета я выскажу завтра. Алекс, проводи гостей.

— Амир…

Я произнесла имя раньше, чем подумала — зачем, и что я ему скажу. Как вообще посмела звук издать в этом зале и в такой момент, когда вершатся судьбы. Но моё сердце разрывалось от боли — человек, вождь, ставший Тёмным ради спасения единственного представителя своего народа, своей дочери, прошедший через многие тернии за эти столетия, возродивший народ, получил нож в спину от человека, которого считал своей правой рукой в этом деле возрождения. Презрительная усмешка показала его разочарование, они не оправдали его надежд, все, весь Совет хасов. Поэтому форма Тёмных, никакого намёка на то, что он вождь народа.

Ладони Амира стали такими горячими, что, казалось, мои пальцы вспыхнут от этого огня. Он опустился передо мной на колени и спросил:

— Рина, ты хочешь что-то сказать?

Я не знаю, что подумали члены Совета, увидев такую сцену, вождь хасов на коленях перед женщиной, да и в тот момент это меньше всего меня интересовало. Задыхаясь от волнения, я всё-таки смогла высказать то, что рвалось из моего сердца:

— Амир, Бальзак один такой… в любом народе может быть такой глупец. Он… у него душа мертва, кровь в нём проснулась, но не смогла разбудить душу, нельзя разбудить то, чего нет. Прости… я… Амир… один человек — это не народ… это… он лишь тёмная сторона Силы, ведь у любой Силы две стороны. Можно, я его спрошу?

Глаза Амира, тёмные и мрачные, засветились невероятной голубизной, и в них появилась искра, засверкала неожиданным в такой момент счастьем. Я достала свою ладонь из его руки и коснулась подрагивающими пальцами седины на висках, которая появилась в волосах тогда, когда ещё был его народ, настоящие хасы, Амир закрыл глаза, и волна боли прошла по лицу. Лишь через несколько секунд он глухо произнёс:

— Спрашивай.

Амир резко поднялся с колен и подал мне руку, помогая встать, понял, что я хочу подойти к Бальзаку. Вито одним движением почти подкинул Бальзака и встряхнул, чтобы тот пришёл в себя. А боевики подняли Симона и завели ему руки за спину. Мне удалось отойти от стола только на несколько шагов, Амир остановился и положил мне руки на плечи, издал тихий звук, и рядом оказалась которая-то из Веры, Надежды или Любовь, вызвав панику среди членов Совета. Не доверял вождь своему бывшему соратнику. Вито тоже не доверял, для пущей верности закрыл ладонью рот предателю, видимо ответа на мой вопрос не предполагалось.

— Спрашивай.

— Андрэ… зачем Вам власть?

Бальзак поднял на меня мутные глаза, полные животного страха.

— Зачем Вам так нужна власть, что Вы готовы заплатить за неё жизнями своих детей? Какова была цель… ну, убили бы Вы меня, убили Амира, хотя это невозможно допустить даже теоретически. Вы же для себя власти добивались, не для детей, хотели сделать из своей дочери убийцу, а из сына… он бы Вас убил, Вы бы ему потом не стали нужны. Ни Вы, ни Ани. Единожды предав… когда предают свой народ и вождя, отца предать уже не страшно.

Я повернулась к Симону:

— А Вам зачем сила? Что она Вам даст? Вы умеете водить истребитель?

Почему именно истребитель, не ясно, наверное, как самая сложная техника в моём понимании. Ответить Симону естественно не дали, один из боевиков по примеру Вито закрыл ему ладонью рот.

— Он сам не летает, ему нужен пилот, который знает, какую где нажать кнопочку. А ещё он должен знать, куда летит этот истребитель. Вы хотели убить пилота и угнать истребитель. Только народ не техника, не винтики, у него есть своё сердце и Душа… истребитель бы с вами не полетел.

Глупо сказала, какой истребитель? Попытка поддержать Амира превратилась в смешное философствование. Я вздохнула и привычно опустила глаза: зачем пошла на этот Совет, зачем вообще заговорила, Амир бы всё решил, а я уже потом, если бы захотел — рассказал. Вдруг послышался громкий от волнения голос, я обернулась и увидела Сару, которая пыталась подбежать к нам, но её остановил боевик. Она обращалась ко мне, даже рукой махнула, и Амир перевёл:

— Сара сказала, что истребитель с предателями не полетит никогда.

Над головой прозвучал скрипучий голос:

— Вождь, Рина слабеет.

Амир что-то рявкнул, и мы оказались в комнате.

— Со мной всё хорошо, я не…

— Ты отдаёшь мне …Рина, не нужно отдавать мне свою жизнь.

Амир сел рядом с постелью и взял меня за руку, энергия полилась тёплым потоком, а я вдруг почувствовала, что на самом деле странно устала.

— Это Сила?

— Нет, ты сама передаешь энергию вождю.

Скрипучий голос без эмоций лишь констатировал факт, Амир тяжело вздохнул и поднял строгий взгляд на… как-то надо научиться их различать. Она Любовь, только она разговаривает со мной.

— Ты можешь остановить этот процесс?

— Нет, только сама Рина. Она жалеет тебя.

Мне показалось, или в голосе прозвучала ирония? Я быстро закрыла глаза и попыталась вытянуть руку из горячих ладоней Амира. Опять смешно, тоже вздумала, пожалела Амира, ирода и вождя, мужчин нельзя жалеть, жалость их оскорбляет. И вдруг среди тишины послышался непонятный звук и Амир спросил:

— Ты пожалела …меня?

У меня задрожали губы, и я уже была готова заплакать, но удержалась и прошептала:

— Он предал… это как нож в спину… мне стало так больно за тебя, прости, я не должна была говорить.

— Рина…

— Я… ты прав, это не женское дело, я наговорила… ты вождь, только тебе решать…

— Рина…

Он смотрел на меня невероятной голубизной, и что-то происходило с его лицом, казалось, какая-то боль терзает его изнутри, но эта боль была смешана с удивлением и даже с радостью. Он повторял моё имя шёпотом и гладил мои руки легким касанием, ощущал меня, словно проверял присутствие. А я вдруг ужаснулась — он говорил о решении судьбы всей семьи, роли Ани во всей этой страшной интриге.

— Амир, а что будет с Ани? Она не виновата, она на самом деле любит тебя, она не враг. Бальзак использовал её любовь, она бы никогда не смогла убить…

Почему-то Амир совсем не удивился моему вопросу, только усмешка тронула губы и в глазах проявилась ирония. Однако прозвучал вопрос, который задал вождь:

— Она бы не смогла убить меня, если ты считаешь, что она меня любит, а тебя? Ты жена вождя, которая стоит на её пути к власти и любви.

Я уже открыла рот, чтобы сразу возразить, такая девушка как Ани никогда не сможет никого убить, не важно — кого, просто убить, но Амир слегка приподнял бровь и посмотрел тёмным взглядом, и это остановило меня. Он уже что-то знает о ней, что-то такое, что объединяет её с Бальзаком и Симоном в предательстве. И я поняла:

— Чужие красные мысли…

Амир кивнул, но ничего не сказал, продолжая рассматривать меня внимательной синевой, а я обрадовалась:

— Но это как раз говорит о том, что Ани не хотела меня убивать! Она хотела, чтобы я просто ушла с её пути, но осталась жива…

И тут же сникла, удар Силы тогда был таков, что даже Амир потерял сознание в попытке спасти меня. Но Амира волновала не Ани, он отпустил мои руки, встал и отошёл к окну, посмотрел на Любовь, и она сразу исчезла.

— Рина, скажи, я знаю, ты не умеешь обманывать…

Неожиданно улыбнулся яркой улыбкой, наверное, засомневался в моей правдивости, и я сразу догадалась, о чём он хочет меня спросить:

— Да, я бы ушла.

— В пустыню?

Кивнув в ответ, я закрыла руками мгновенно вспыхнувшее лицо, какой ужас, а если бы у них всё получилось, нет, Амир не тот вождь, которого легко обмануть. Сотни лет борьбы со всем миром и сотни предательств, которые он пережил за это время, научили его быть готовым к ним. А я обычная глупая тётка, курица беспородная, всем верю, поддаюсь чужим мыслям. Неправда, это были и мои мысли — что кто-то другой, кто-то значительно лучше меня, может быть судьбой для Амира, кто угодно, но только не я. И меня прорвало:

— Амир, я старая больная тётка, во мне сил никаких уже нет, закончились все. Что бы я ни делала, всё неправильно, вот зачем я сегодня про истребитель этот заговорила, выпустили тоже курицу кудахтать, такой Совет важный для тебя, а я… Да, я бы тогда ушла, потому что нельзя такой как я быть рядом с тобой, понимаешь, нельзя! Одно дело энергия, сила для тебя, другое вот так появиться, а балы! Да я, когда тебя в белом костюме увидела… что я рядом с тобой, только позор один… сразу видно, что крестьянка платье такое носить не может, да и вести себя не умеет! В пустыню, в пещеру какую-нибудь и замуровать! Ты всё равно скоро себе настоящую найдешь, красавицу, ту, которая… Ани дурочка, ничего не поняла, отцу поддалась, на Силу понадеялась, а ей дано всё уже было, родилась правильно, всё — и кровь, и красота. Амир, я… больно, понимаешь, это очень больно, знать, что… нет надежды, она для других, и вера для других! Я ведь на самом деле обрадовалась тогда, что вот оно и произошло, появилась та, которой я могу тебя отдать. Не так, не отдать, кто я, чтобы отдавать, а помочь вам увидеть друг друга, счастье своё… почувствовать.

Слёз не было, только тоска завернула в своё колючее пространство безнадёжности, и я отвернулась от окна. Амир не двигался, и я боялась посмотреть на него, тяжело вздохнула несколько раз, выравнивая лихорадочное от волнения дыхание, и выдала полное откровение:

— Я правду тогда сказала, это счастье для меня, что так всё произошло, встреча… предначертанная, и я отдам тебе всю свою жизнь до капельки. Я так благодарна тебе… за то, что ты такой есть. Только ты меня отпусти куда-нибудь… на расстоянии ведь можно энергию тебе отдавать… когда ты себе найдёшь… я глупая, поверить могу, а ты всё равно уйдешь… и тогда… Пустота… она вернётся… она страшнее смерти, она страшнее боли… Пустота во мне.

— Рина! Я с тобой, нет Пустоты! Рина! Я люблю тебя! Рина!

Кругом кровь, всё пространство в крови, она льется потоками, брызгает фонтаном, падает каплями с неба, есть только этот цвет, бордово-красный. Странно, кругом кровь, а у меня ничего не болит, кровь без боли, так не бывает. Пустота, заполненная кровью, это уже не Пустота.

Сны, я проваливалась в них, жила ими, ничего кроме снов. Такой красивый дом, а бассейн какой, никогда не видела такой красоты. Я смотрела сны как фильмы, интересно, а как себя чувствуют люди в таком дворце? И балы, сны с ними я смотрела с большим интересом, особенно любила рассматривать платья. Больше всего во снах мне нравилось перематывать ситуацию, так, кажется, называется, когда фильм можно остановить и посмотреть заново понравившийся момент. Никогда раньше у меня так не получалось, и я с удовольствием возвращала изображение прелестной девушки с яркими синими глазами в платье девятнадцатого века, удивительная, какая-то неземная красота.

Иногда в эти фильмы-сны вклинивались сюжеты из других, настоящих триллеров. То мужчину какого-то роняют сначала на колени, а потом на пол и что-то ему говорят страшным мужским голосом, то появляется ужасный многорукий ребёнок, а однажды морское чудовище пыталось обнять меня своими щупальцами и всё шептало, что она любовь.

Больше всего на меня произвел впечатление эпизод, в котором жёсткий мужской голос требовал от прекрасной женщины, чтобы она призналась в каком-то преступлении. Или обвинял её в совершении преступления, я не очень поняла. Мужчина в кадре так и не появился, а вот женщина даже казалась знакомой, это когда актриса очень нравится, и любая женщина, хоть немного на неё похожая, кажется знакомой. Несколько раз пересмотрев этот сюжет, я так и не вспомнила актрису, на которую смахивала женщина, а может слёзы мешали, она так плакала, что лицо совсем опухло и черты исказились. Она всё пыталась упасть на колени, но её держали за руки два дюжих молодца со страшными лицами. Ужас какой-то, зачем так, раз совершила преступление, то накажите, посадите в тюрьму, но не так же требовать признания. Тем более, что она вроде как и не отказывалась от совершённого, кивала головой и рыдала.

Этот эпизод больше не повторялся, и я радостно смотрела на ночное море, по которому плыли катера, украшенные разноцветными фонариками, потом был поразительно красивый фейерверк и лазерное шоу. Такое ощущение, что всё происходило в средневековом замке, тёмные коридоры и комнатки, заполненные артефактами из жизни, например — испанцев. Так и оказалось, я долго гуляла по замку с красивой светловолосой девушкой, даже купалась с ней в заливчике. И вдруг в это великолепие опять вклинился жуткий мужской голос:

— Рина! Ты слышишь меня? Рина!

И кого он так зовёт, пусть бы она уже ответила ему, такой голос странный, в нём столько боли и гнева, что звучание хриплое, как будто он сдерживается из последних сил. Картинка с морем замерла, и опять появилась эта женщина, только уже не заплаканная, а с ужасными синяками под глазами и потухшим взглядом. Голос крикнул на неё:

— Ты этого хотела?! Скажи ей, пусть видит тебя!

Женщина попыталась закрыть лицо руками, но эти молодцы опять не позволили, завернули ей руки за спину. И вдруг голос успокоился — холодный, спокойный тон, никакого гнева:

— Ани, ты хотела стать женой вождя. Зачем?

— Я хотела… я… Амир…

— Говори.

Такое необычное имя — Амир, очень красивое и звучное. Интересно, а как этот Амир выглядит? Наверное, красавец: высокий, глаза обязательно голубые и тёмные волосы с сединой на висках. Картинка из журнала, где-то я такое лицо уже видела. Только голос жуткий, даже когда не кричит. Подумаешь, девушка захотела стать женой какого-то вождя, красивая девушка, когда не плачет, достойна вождя. Особенно если он такой, как этот Амир. Пока я представляла их рядом, нарисованного Амира и женщину из сна, кстати, красивая пара получилась, картинка не двигалась, как кадр остановился, видимо, она не могла ничего сказать. Наконец, она вздохнула, закрыла глаза и прошептала:

— Я люблю тебя, и хотела добиться твоей любви.

Она говорила с лёгким акцентом, слова произносила очень правильно, как человек, который хорошо знает чужой язык. Мужчина молчал долго, я уже подумала, что всё, сюжет закончился, и опять появится море, но он тихо заговорил:

— Рина жертвовала собой, своей жизнью ради моего счастья. Она сама хотела уйти из-за тебя… посчитала тебя более достойной. А ты убиваешь её. Так ты доказываешь свою любовь? Убийством?

А ведь он прав, как-то эта женщина мне уже и не нравится, убивает эту Рину, нельзя из-за любви, какой бы она ни была, никого убивать, не будет счастья, и любви не будет. Тем более, что эта Рина принесла себя в жертву, вот это я понимаю, ради любимого можно свою жизнь отдать. Но только свою, и, пожалуй, Амир это помнит. Не нужна ему эта девица, не полюбит он её, нет, раз требует спасти эту Рину, значит он её любит, или просто ценит её самопожертвование. И поступок не простит, никогда, всегда будет помнить.

Страшный крик пронёсся в голове, я даже поморщилась, не обращая внимания на руки парней, женщина закричала:

— Рина — никто! Она лишь отдала тебе свою энергию! Она для этого и появилась! Она не может быть твоей женой! Только единая кровь, моя кровь, чистая, я родилась, чтобы стать женой вождя! А ты… ради этой…

Не найдя подходящего слова, она презрительно сморщилась, брезгливо, как от гадости, только не плюнула, и прошипела:

— Она хуже мутантов, которых собрала вокруг себя! Старая мерзкая… она никогда не вспомнит тебя! Никогда! Можешь убить меня, никто не сможет её разбудить! Сила на моей стороне! Она меня выбрала! Меня!

— Ну, ты, дура окаянная, чего орёшь, время твоё закончилось. Амир, я нашла её, пой красавица.

Полился тихий звук, очень нежный, переливающийся как луч солнца, заполнил собой всё вокруг и странным образом подействовал на женщину, которая хотела убить эту Рину. Она вдруг сжалась всем телом, скукожилась, как кадр сморщился, и повисла на руках парней.

— Просыпайся милая, всё закончилось.

Амир оказался именно таким, каким я его представила во сне — высокий голубоглазый красавец, даже виски седые. Когда я осознала, что это не сон, кричащей женщины уже не было, рядом с постелью, на которой я лежала, стоял Амир и маленькая женщина с яркими глазами. На руках она держала непонятное создание, похожее на куб с головой без шеи, маленькими ручками и ножками. Красные губы вытянулись в улыбке, а тёмные глазки радостно сверкали. Я улыбнулась этим глазкам и спросила сиплым голосом:

— Ты кто?

— Зоя.

Голосок оказался тоненьким, и я опять улыбнулась, получился просто звук, очень красивый и нежный.

— Это ты пела?

— Я.

— Красиво.

— Рина…

Амир опустился на колени и смотрел на меня светящимися, невероятно голубыми глазами. Я удивлённо посмотрела на него, оглядела комнату, больше никого не было, я — Рина?

— Меня так зовут?

Амир закрыл лицо руками и застонал, а маленькая женщина подошла ближе и усадила Зою рядом со мной.

— Рина, ты и есть Рина, что во снах видела, так это твоя жизнь. А меня ты звала Фисой.

Что-то знакомое, интересное имя, и оно не полное, часть имени, что-то старинное, этнографическое, и говорила она странно.

— Фиса… как-то иначе… замолкнь… гуси шипят…

— Рина, ты помнишь!

Амир так громко крикнул, что я вздрогнула, неужели и на меня он также будет кричать, как на ту женщину? Фиса сразу на него замахала:

— Ты не торопись, Рине время нужно, да спокойствие. А Зоя ей поможет.

Я испуганно смотрела на них и пыталась понять, что, же, происходит — где я и кто я? Зоя погладила мне ногу и снова запела свою удивительную песню, которая успокаивала и возвращала некую уверенность.

Так продолжалось несколько дней: Зоя пела, я вспоминала свои сны и спрашивала Амира или Фису, что они означают, и мне показывали на большом экране, установленном на стене, соответствующие эпизоды моей реальной жизни. Фиса всё предлагала Амиру позвать Мари, та самая светловолосая девушка из сна в крепости, но он почему-то не соглашался. И вообще вёл себя странно: садился у окна в кресло и смотрел на меня больными глазами. А я помнила, как он кричал на ту женщину, Ани, и старалась на него не смотреть, хотя уже знала, что я его жена.

Удивительно, но я ничего не помнила из своего детства, или работы, вообще жизни до замужества. Были мысли, тоже странные, короткие и разрозненные, о каком-то другом муже, но кто он я не могла вспомнить. А спрашивать у Фисы остерегалась, никак не могла решить для себя — можно ли с ней секретничать о своём прошлом.

Амир иногда подходил ко мне и брал за руку, тепло его пальцев грело, но я каждый раз вздрагивала, он склонял голову и сжимал губы. И когда он очередной раз подошёл ко мне, я решилась:

— Амир… помоги мне всё вспомнить, покажи всё, ведь если есть эти записи, значит, и остальная моя жизнь… с тобой тоже есть. Покажи. Я хочу всё вспомнить.

— Рина…

Он склонил голову и убрал руки в карманы, постоял и вдруг опустился на колени. В его глазах было столько боли и отчаяния, что я сжалась и закрыла лицо руками. Что-то страшное было в этой боли, такое страшное, что Амир не хочет мне говорить и показывать мою жизнь с ним.

— Расскажи ей всё, вождь, Рина любит тебя, она поймёт.

Фиса стояла в дверях и тоже смотрела на меня с грустью в глазах. Я растерянно спросила:

— Я люблю Амира?

— Да, милая, любишь. Так любишь, что готова была от него отказаться, только чтобы он был счастлив с другой.

Да, в одном из снов Амир говорил об этом той женщине, которая меня хотела убить.

— С ней?

— Да, с Ани.

— Что с ней? Где она?

— Тебе этого и знать не надо, много она всего натворила.

— Где она?

На мой требовательный тон Амир поднял голову и мрачно ответил:

— С отцом и братом.

Я продолжала на него смотреть, и ему пришлось сказать правду:

— Они в пещере под охраной.

Почему я так испугалась за неё? Почему вдруг страх пронзил всё моё тело, я даже не за них испугалась, я вдруг испугалась Амира и натянула на себя одеяло до глаз. Он увидел мой страх и отошёл к окну, глаза потемнели, и он прошептал:

— Рина… ты боишься меня…

— Милая моя, ты его не бойся, не держи страха перед ним, он тебя никогда не обидит, он любит тебя, любит.

Чуть опустив одеяло, я спросила дрожащим голосом:

— Я не знаю… я тебя боялась? За что?

— Да ни за что, ты его никогда не боялась, никогда, девочка моя, ты храбрая…

— Я не храбрая.

— Ты храбрая трусишка!

В дверях стояла та самая девушка из сна, высокая блондинка лет восемнадцати. Она решительно направилась ко мне, не обращая внимания на Амира, который пытался её остановить:

— Мари!

— Рина, ты его не слушай, он так тебя любит, что боится говорить о себе. Так сразу было, он никак не мог о себе рассказать, всё боялся, что ты откажешься от него, а ты…

— Мари.

— Отец! Рина всё поймёт, она всё вспомнит, она не может измениться, потому что забыла, её сердце осталось тем же, любящим тебя сердцем!

Мари взяла меня за руку и заявила:

— Ты помнишь, как мы в Испании песни пели?

— Нет… гуляли по замку… купались…

— А сейчас петь будем!

— Я не умею…

— Фиса! Ты почему Рине не рассказала, как учила её петь?

И такой гневный взгляд в сторону Фисы последовал, что та только плечами пожала и взглянула в сторону Амира, видимо тот запретил. Решительная девушка эта Мари, значит, она дочь Амира, и я её знаю. Она спела несколько песен своим чистым звонким голосом, но я ничего не вспомнила, лишь оглядывала всех растерянно. Амир смотрел на меня с той же болью в глазах и лишь опускал взгляд, когда я поднимала на него глаза.

Фиса пришла в себя и тоже запела:

Ночь светла, над рекой тихо светит луна,

И блестит серебром голубая волна.

Тёмный лес там в тиши изумрудных ветвей,

Звонких песен своих не поет соловей.

Милый друг, нежный друг, я как прежде любя

В эту ночь при луне вспоминаю тебя.

В эту ночь при луне, на чужой стороне,

Милый друг, нежный друг, помни ты обо мне.

Я неожиданно для себя стала ей подпевать сначала тихо, потом всё громче, я знаю эту песню, не просто знаю — я её пела. Мари радостно заявила:

— Вот видишь, ты поёшь, ты меня петь научила, ты на балах пела, ты хорошо поёшь. Отцу очень нравится!

— Мари, Фиса оставьте нас.

Я испуганно подняла глаза на Амира, неужели я так ужасно пела, но ведь Мари говорила… и наткнулась на такой мрачный взгляд, что опустила глаза и сжала руки на груди. Фиса только вздохнула:

— Не пожалей, вождь, о содеянном.

А Мари встала перед ним и заявила звенящим от волнения голосом:

— Отец, я прошу тебя, скажи Рине правду, она поймет, она…

— Мари.

Мари опустила голову и вздохнула, с Амиром спорить явно сложно, да и отец всё-таки. А во мне вдруг поднялось какое-то противление его странному поведению, всем недоволен, что ни сделают, всё ему не нравится. Вроде как и хочет, чтобы я вспомнила, но ничего сам не делает, только смотрит тёмными глазами, в которых боль и тоска. А ещё говорят, что он меня любит, странная любовь получается.

Амир долго молчал, а я смотрела на него и пыталась понять, почему я его полюбила, что в нём такого, кроме красоты, конечно, что жертву какую-то принесла, жизнь отдавала. Я верила всему, что говорили, не знаю, может, действительно где-то в глубинах моего мозга осталась память, а может записи убедили, что всё правда. Или то, что я не помню ничего из своей прошлой жизни до Амира, заставляет меня хвататься хоть за что-то, что связывает с реальностью. Все эти дни я пыталась не думать ни о чём, не подгоняла свою память, убедила себя в правильности слов Фисы — что я всё вспомню, только нужно спокойствие и время. Песня неожиданно встревожила, что-то всколыхнулось во мне, прошло волной воспоминаний, только я их не успела собрать воедино.

Наконец Амир решился, встал на колено у постели и взял меня за руку, очень осторожно, ждал, что я опять вздрогну, но я осталась спокойной. Тёмные глаза смотрели настороженно, как будто он боялся моей реакции на свои слова:

— Рина… ты моя жена, это правда, есть запись…

— Я тебе верю.

— Веришь?

— Да.

Моё признание поразило его, глаза посветлели, странные всё-таки у него глаза, меняют цвет от ярко-голубых, до чёрных как ночь в грозу. Но почему-то это меня не удивляет, значит, я к этому уже привыкла.

— Ты спасала меня, отдавая свою жизнь…

— Амир, я не помню ничего, поэтому будем считать, что всё в прошлом, и ты мне ничего не должен.

Я даже не успела осознать свои слова, они сформировались сами, и я облегчённо вздохнула: я так думала тогда, и ни о чём не жалела. Вот оно, я помню свои чувства, надо им довериться, они помнят и помогут вернуться памяти. Моя жертва, не важно какая, была добровольной, я его действительно любила. Голубизна опять потемнела, Амир вздохнул, погладил мои пальцы:

— Ты испугалась меня… когда-то я тебя просил сказать, если ты меня… если ты… Рина, я…

Он замолчал, нахмурился, плотно закрыл глаза, длинные ресницы разошлись веером, и я не смогла удержаться, потянулась к ним пальцами, сразу испугалась своего движения, но Амир его как-то почувствовал и поднял на меня взгляд. Чтобы отвлечь его от своего неприличного жеста, я спросила:

— А я уже говорила тебе, что боюсь…

— Нет.

— Значит… не боялась, и сейчас не буду бояться. Я не знаю, почему сейчас… ты так страшно кричал на эту женщину…

Пока я говорила, пришла мысль и заставила себя думать. Он кричал на неё от бессилия, ещё не знал о Зое, что та сможет меня разбудить. Амир страдает от того, что я не помню его и наших отношений.

— Она предала тебя, едва не погубила.

Жёсткий тон и жёсткий взгляд мгновенно потемневших глаз. Но меня Ани уже не волновала, мысль требовала действия, надо всё вспомнить хотя бы для того, чтобы понять, почему такой красавец переживает — боюсь я его или нет. Себя в зеркале уже видела, понятно, что внешние данные не соответствуют требованиям к жене вождя, значит, любовь на самом деле отношения не имеет, только если благодарность за жертву, что бы там не говорили Мари и Фиса. Вот и ещё один вопрос проявился — какая всё-таки жертва, как я могла ему жизнь отдавать. И сразу захотелось встать с постели, я поняла, всем телом почувствовала, что лежала эти дни не потому, что мне было плохо физически, на самом деле я пряталась от неизвестности, окружавшей меня. Пора посмотреть, как я живу с моим мужем. Судя по спальне, живу не бедно, не в скромной квартирке, где надо чистить каждый день картошку экономя деньги.

Мой вопрос поразил Амира, который внимательно смотрел на меня, пока я размышляла:

— А кто картошку чистит?

— Картошку?

— Где кухня?

Я решительно откинула одеяло, даже не подумав, что лежу в одной рубашке, а что, муж как-никак, чего стесняться, и встала. От резкого движения у меня закружилась голова, и я качнулась, Амир сразу подхватил меня на руки. И мой непроизвольный вопрос опять его поразил:

— Не уронишь?

Брови высоко поднялись, а глаза округлились на мгновение, но постепенно проявилась улыбка и он пообещал:

— Не уроню.

И сразу поцелуй, жгучий, страстный, от которого вскипела кровь, и губы вспомнили — он целовал меня, а я всем телом ждала его поцелуя. Буйство огня в организме встряхнуло мозг, и вспомнился какой-то момент, в котором после поцелуя была боль, и Амир сидел у окна в позе раскаяния. Когда мы оба немного успокоились, я, прижимаясь к его груди, а он, высоко подняв голову и тяжело дыша, я опять задала вопрос, от которого Амир вздрогнул:

— Ты когда-то перестарался… в поцелуе? Мне было немного больно, а ты сидел у окна?

Прошло несколько секунд тяжёлого молчания, прежде чем Амир заговорил:

— Рина, я должен тебе многое о себе рассказать.

Я легко согласилась, но помнила, что должна выяснить в первую очередь:

— Хорошо, только сначала покажи кухню. Мне нужно переодеться, где шкаф?

В эти дни моего страха перед неизвестностью Фиса помогала мне выходить в маленькую ванную рядом со спальней, приносила каждое утро новую ночную рубашку, в которой я и лежала, еду приносили на большом подносе, а шкафа в пределах видимости не было. И опять Амир долго молчал, может, считал, что разговор с ним важнее, но я решила, что разговаривать с ним буду только после того, как увижу — кто чистит картошку. Раз я доверилась своим чувствам, значит, кухня самый важный вопрос, а с мужем можно поговорить и позже. Я не помнила, какой была раньше, пусть буду такой, как получается.

— Фиса.

Амир решился, опустил меня на постель, а сам исчез. Ну как же, вождь, разве он может одежду в шкафах показывать, хотя бы сам шкаф показал. Но Фиса зашла не сразу, я догадалась, что он ей ценные указания даёт, неужели платье для жены выбирает? И я засмеялась впервые за все эти дни. А может за годы.

Они зашли обе, Мари и Фиса, видимо дочь смогла убедить отца, что она будет мне помогать вспоминать нашу жизнь. Нашу, это я хорошо подумала, правильно, тепло разлилось по всему телу, и я неожиданно для себя кинулась к Мари, обняла её и зашептала:

— Помоги мне, я тебя помню, мне было хорошо с тобой в этом замке.

— Рина, я люблю тебя, ты самая лучшая, ты всё вспомнишь, ты так с Вито нам помогла, он теперь…

— Вито! Я помню его… только странно… боль… какая-то боль…

Фиса сразу подошла к нам и погладила меня по плечу:

— Милая моя, давай-ка не всё сразу, ты болела тогда, сильно болела, а мы с Витьком…

— Витёк! Ты на него постоянно ругалась… я… не видела… всё думала, что за Витёк, а это оказался Вито.

— Иди-ка лучше купаться, тут ради тебя вождь уже который день бассейн украшает, а решиться показать своё творение так и не может.

— Бассейн?

— Рина, ты любишь плавать в бассейне, пошли! Фиса, а мне купальник есть?

— А как же.

Амир меня любит. Такой бассейн действительно творение, я стояла на пороге и не могла двинуться от изумления. Море с островом посередине, на котором растут фруктовые деревья. Слива, персик и яблоня странным образом поместились на маленьком островке, переплетаясь своими ветвями, едва удерживающими плоды. А в воде плавало множество разноцветных лепестков, покачивающихся на настоящей волне, не штормовой, а лишь волнующей это буйство цвета.

Пока я стояла, не в состоянии сделать шаг к этому чуду, а Фиса бережно поддерживала меня за локоть, Мари успела переодеться в яркий купальник.

— Рина, прыгай так.

И не дав возможности сопротивляться, схватила меня за руку и потянула к бассейну, Фиса, не отпуская мой локоть, возмутилась:

— Маша, да что ты творишь!

В воду мы рухнули втроем, Мари действовала стремительно. К счастью, оказалось, что я умею хорошо плавать и, в конце концов, мы выбрались на краешек острова и дружно засмеялись. Мари заявила:

— Рина, вот видишь, ты любишь плавать, в каждом дворце для тебя есть бассейн!

— В каждом?

— Дак вождь, не бедный крестьянин.

Фиса утёрла лицо и вздохнула:

— Сто лет в воде не плавала, Маша, как девчонка совсем, чуть не утопила.

Мари расхохоталась и скинула нас обеих опять в воду. Мы долго плавали среди лепестков, оказалось, что и Фиса хорошо плавает, даже опускалась на дно бассейна, когда Мари уселась там и махнула нам рукой, приглашая посидеть вместе с ней. Мою попытку она остановила словами:

— Рина погодь, ты только ещё дышать начала свободно, а я сейчас этой девице мозги вправлю.

И ведь вправила, одним стремительным движением оказалась на дне, маленькой ручкой вытащила Мари из воды, а потом строгим голосом объясняла, что я только ещё с постели встала, а она меня топить собралась.

— Да не топить!

— Вот что, Рина поесть должна…

— Да, я иду с Амиром на кухню.

Они переглянулись и удивлённо посмотрели на меня, Фиса уточнила:

— А зачем тебе кухня?

— Хочу посмотреть, кто картошку чистит.

— Зачем?

— Я не знаю, но это очень важно — кто чистит в этом доме картошку.

Мари опустилась в воду и хмуро спросила:

— И отец тебя туда поведёт?

— Да, он обещал.

Теперь уже Фиса хмыкнула и покачала головой.

— Ну, Маша, значит время пришло.

Я сразу насторожилась и затребовала объяснений:

— А что на кухне? Туда нельзя? А почему?

— Можно.

На краю бассейна стоял Амир и улыбался яркими голубыми глазами.

— Рина, тебе всё можно. Ты увидишь, кто чистит картошку.

Мари с Фисой переглянулись и опять посмотрели на меня, я только пожала плечами, а что там такого на кухне, чему они так удивляются? И тут произошло невероятное явление: Амир стоял у бортика, а мы с Фисой сидели на краю островка, я только собралась сорвать сливу, как вдруг оказалась на руках Амира. На краю бортика. Я изумлённо посмотрела на Фису, на Амира побоялась поднять глаза, а она только улыбнулась:

— Ты не бойся, Рина, он и не так может.

— Я никогда тебя не уроню.

Он прижал меня к себе, каким-то образом умудряясь поглаживать мои ноги своими длинными пальцами. Я смутилась, в сырой рубашке я была практически голая, и прошептала:

— Ты промокнешь.

И тут же яркая картинка встала перед глазами: какая-то пещера и Амир смотрит на меня тёмным взглядом, вернее рассматривает и поглаживает мои обнаженные плечи пальцами. Почти сразу другая картинка, вернее ощущение рук Амира на своем животе и надевание корсета… Испания, что-то с невыполненной частью ритуала.

— Ты одевал меня в Испании… корсет, а у меня глаза были завязаны. Что-то ты недоделал в нашей свадьбе.

Мой тихий шёпот произвёл на Амира неожиданное впечатление: он замер, руки стали твёрдыми, как камень, и тут же огонь пронёсся горячим вихрем, его пальцы запылали и обожгли меня. Он поставил меня на ноги, а сам опустился передо мной на колени, глаза сверкали сразу всеми цветами, волной проносилась голубизна, тут же темнота заполняла глаза так, что зрачки исчезали, и снова голубая искра превращала глаза в два озера:

— Ты помнишь… Рина… прости меня, я не могу расстаться с тобой, не могу уйти от тебя…

— Уйти? Потому что я… не помню? Амир я…

Я попыталась убежать от него, но не успела даже шагнуть в сторону, он подхватил меня на руки и прижал к себе. Мои махания руками и попытки освободиться ни к чему не привели, он держал меня достаточно крепко, прижимая к себе.

— Вот что, вождь, отпусти Рину, пусть сама решит. Коли нужен ей, так и скажет, а коли нет… ей решать.

Фиса спокойно утирала волосы полотенцем и смотрела на меня весёлыми голубыми глазами. Я замерла, упираясь кулачками в грудь Амира, а он постоял ещё несколько секунд, а потом медленно поставил меня на ноги, я сразу спряталась за спину Фисы и сердито засопела. Только я что-то забыла от переживаний, так муж сразу готов сбежать. Зачем тогда Ани мучил, требовал меня разбудить, спала бы и спала, никому не мешала.

Амир высился надо мной и смотрел чернотой глаз, лицо мрачное, как лимон съел, а говорили, что любит, как же, готов убежать, хорошо, что предупредил. Кстати, а зачем предупредил? А вообще-то он так и сказал, что не может уйти. Но очень хочется? Рядом с Амиром встала Мари и тоже внимательно на меня смотрела. И я выдала решение:

— Кухню сначала покажи.

И что я к этой кухне прицепилась? Вот должна знать, кто картошку чистит в этом доме и всё. А уже потом решу, как с мужем быть. Мари сразу улыбнулась:

— Пойдём, я покажу гардеробную.

Не бедный точно — платьев не износить никогда. Остаться что ли, а он пусть убегает, бассейн есть, одежда тоже, узнаю, кто чистит картошку, и отпущу на вольные хлеба. Поцелуй, он подстегнул не только воспоминания, он вернул мои ощущения в присутствии Амира. Я чувствовала все его прикосновения, кожа млела от них, тянулась за его пальцами, не обращая внимания на мокрую ткань между нами.

Мы с Мари выбрали красное платье с золотыми цветами. Критически меня осмотрев, Фиса выдала:

— Рина, ты не сильно геройствуй, мужиков беречь надо, особливо вождей. Он и так от света твоего уже слепнет…

Она не успела договорить, как я медленно опустилась на постель.

— Рина, что с тобой?

Мари сразу кинулась ко мне, но я только покачала головой и пожала ей руку:

— Амир называл меня свет… луч света… могу согреть… могу сжечь.

— Правду сказал.

Фиса сокрушенно покачала головой:

— Быстро ты всё вспоминаешь.

— А разве это плохо?

— Не знаю… ты главное… кто знает… как ты теперь-то…

— А главное это — что?

Они обе посмотрели на меня с такой тоской в глазах, что я решила пока не уточнять, может само вспомнится. И окажется не таким страшным, жила же я с этим знанием раньше и любила. Я решительно встала и потребовала:

— Ведите на кухню.

Фиса опять покачала головой, а Мари вздохнула:

— Туда тебя только отец может проводить.

— На кухню?

А это уже действительно интересно, почему на кухню только муж и может провести, который, между прочим, ещё и какой-то там вождь. Кстати, он ни разу со мной не ел, только смотрел на меня тоскливо. Мой растерянный взгляд упал на букет белых роз, который всегда стоял у изголовья постели, и ярко вспыхнуло очередное воспоминание: Амир с огромным букетом в руках смотрит на меня счастливыми глазами, а я что-то ему говорю. Цветы, что-то с цветами связано очень важное, и опять фраза сформировалась сама по себе:

— Камень не может согреться сам, он согревается от тепла… если этого захочет. Какой камень? Причём… почему цветы?

Подойдя к букету, я стала перебирать цветы, обычные розы, все одинаково красивые и благоухающие тонким ароматом. Я вопросительно посмотрела на Мари, она вдруг закрыла лицо руками, а Фиса спрятала глаза и стала расправлять складки полотенца на мокром колене, она так и не переоделась. Я махнула рукой, всю жизнь сразу не вспомнить, а картинки я потом сложу, сначала кухня.

— Фиса, ты вся мокрая, иди переодеваться, а я мужа пойду искать. Вместе с кухней.

Она подняла глаза и как-то робко улыбнулась:

— Маша права, ты не изменилась от потери памяти, сердце осталось прежним.

Фиса ещё что-то хотела сказать, но я не дала, подошла к Мари и отвела руки от лица:

— Мари, что бы ни было связано с цветами, это наши с твоим отцом отношения, и ты не должна об этом переживать.

Откуда я знаю, что Мари не моя дочь? Но знала это сразу, как только мало-мальски начала связывать картинки. Я на самом деле всё помню, меня искусственно… Ани, это она что-то сделала, поэтому такое страшное решение — отправить в пещеру с родственниками.

Вошедший Амир объяснил:

— Камень — это я.

— Алмаз.

Амир не ожидал от меня такого скорого определения, и тёмные глаза сразу посветлели от удивления. Я тоже немного удивилась, но не подала вида, опять начну вспоминать и до кухни мы не дойдём.

— Я, наверное, так раньше считала, а сейчас вспомнила. Пошли.

Его рука была мягкой и тёплой, и этого он тоже не ожидал, что я сама подойду к нему и возьму за руку. А я не смогла удержаться, моё тело стремилось к нему, поцелуй разбудил чувственные ощущения, и волна тепла от его появления готова была превратиться в буйство страсти. Только какое отношение ко всем моим воспоминания имеет картошка?

Амир медленно вёл меня по дворцу, а я практически ничего не видела, воспоминания мелькали перед глазами яркими картинками, но я никак их между собой не могла связать. В какой-то момент он почувствовал моё состояние, остановился посередине зала и спросил:

— Что с тобой?

— Я вспоминаю.

— Рина…

— Давай договоримся… я вспомню всё, и сама решу, как к этим воспоминаниям относиться.

Я смотрела в тёмную синеву и пыталась понять, почему он так хочет уйти от меня, до сжатых губ и черноты в глазах. А ведь я тоже хотела… любила и… чтобы он был счастлив как вождь с другой женщиной. Что тогда кричала эта Ани? Что-то о чистой крови, сила, которая выбрала жену для вождя. И это не я.

— Почему какая-то сила выбрала Ани?

Почти сразу ещё одна фраза из её крика пронеслась в голове, вызвав сильную боль, от которой я застонала. Амир подхватил меня на руки, но я замотала головой:

— Всё прошло… стой, я не хочу лежать.

Я знаю, что он сейчас отнесёт меня в спальню и уложит на постель. В страхе за меня. И этот страх от вины. Амир чувствует какую-то вину передо мной, от этого чернеют глаза и пока я её не вспомнила, хочет уйти.

— Ты не виноват. Что бы ни произошло между нами, ты не виноват. Батарейка.

Надо как-то контролировать свои слова. Вспыхнувшие голубизной глаза сразу почернели от последнего слова, самостоятельно выскочившего вслед за почти продуманным выражением. Не успев ужаснуться от реакции Амира на такое простое слово, мозг выдал ещё одну фразу, которая помогла выйти из положения:

— Ты вождь, глава кланов, мужчина, муж, наконец, ты всё сможешь.

Неясно, что такое кланы, остальные слова понятны в принципе, хотя без подробностей моей жизни в этих словах. Но уже радует то, что я возложила на него ответственность за своё поведение в беспамятстве. Неизвестно что, но должен смочь. И, пожалуй, я ему это уже говорила, лёгкая растерянность промелькнула в светлеющих глазах, и Амир улыбнулся.

— Смогу.

Я его никуда не отпущу, никому не отдам, пусть я ещё плохо помню части своей жизни, но какова бы она не была, её я тоже не отдам, ни одной секунды. Дура была, раз собиралась уходить из-за какой-то чистоты крови, да хоть какая, хоть разбавленная, она — моя и уже поэтому уникальна. Вздрогнув от своей решительности, я посмотрела на Амира и потребовала:

— Мы идём на кухню.

Всё-таки с кухней что-то странное, почему такое обычное помещение может быть таким таинственным? Ну, дворец, ну бассейн, кухня-то должна быть. Еда, которую подавали, мне нравилась: всё свежее, очень нежное, не очень остро и много овощей и фруктов. Только Амир никуда не двинулся, смотрел на меня сверху синим взглядом и думал, даже губу закусил. Видимо возложенная на него ответственность заставила иначе посмотреть на посещение такого важного места как кухня. Точно, он позвал подкрепление:

— Роберт.

Мы никогда не дойдём до неё, вошедший мужчина, такой же большой как Амир, сразу улыбнулся мне, и я его вспомнила:

— Роберт! Я тебя помню, клан по изучению мутантов… Мутантов?

Он не успел ничего сказать, как я выдала очередное узнавание:

— Яна! Она мутант, где она, я хочу её видеть!

Яна появилась в дверях, и я завозилась в руках Амира, он опустил меня, и, подбежав к ней, я кинулась её обнимать:

— Я помню, ты была в моих снах на балу! Ты мутант! Ты…

— Рина…

— Янина, тебя зовут Янина, у тебя бабушка ведьма… Ядвига…

И тут я замерла, ничего себе воспоминания пошли: мутанты, ведьмы, и ведь полная уверенность, что так оно и есть — ведьмы и мутанты. Янина сжалась и попыталась снять мои руки со своих плеч, но я не позволила, опять прижалась к ней и заявила:

— Я пока не знаю, что это, но я тебя люблю и мне всё равно, мутант ты или ещё кто другой… Я не сошла с ума, всё правда, всё, что снилось, правда…

Слёзы вылились мощным потоком, и я зарыдала, прижимаясь к прекрасной девушке, которая, между прочим, мутант.

Амир держал меня на руках, сидя на полу, а рядом с нами сидели Роберт и Яна. А я плакала тихими слезами счастья — они есть, они все на самом деле есть, даже муж, такой удивительный и прекрасный муж. Который неизвестно кто. Слово «мутант» произвело неожиданный эффект в моей памяти, я осознала, что самая главная тайна он — вождь и ирод. Кто такой ирод, я ещё не знала, но уже догадывалась, раз мутанты и ведьмы, значит кто-то из этой таинственной серии. И всё равно я его люблю.

Яна и Роберт не пошли с нами на кухню. Когда я немного успокоилась, Амир сказал несколько слов на неизвестном мне языке и Роберт с Яной исчезли. Я вздрогнула от неожиданности, но, как это ни странно, не удивилась. Они так могут — мгновенно исчезать, Амир тоже может, я ведь и явлению в бассейне не очень удивилась, тело помнит такие возможности Амира, который ирод. И вдруг появилось слово «Тёмный», я его покрутила в голове и осознала — вот оно, ирод это и есть Тёмный, только бы ещё понять, какой такой Тёмный и почему с заглавной буквы. Видимо я странно посмотрела на Амира, потому что он сразу спросил:

— Что ты вспомнила?

А я вдруг решила не признаваться, мне сначала надо самой подумать, вспомнить подробности, а потом уже говорить с самим Тёмным.

— Мы идём смотреть кухню? Ты не хочешь мне её показывать?

Амир понял мою уловку, но не стал настаивать, встал и мы оказались в странном помещении. Все стены состояли из застеклённых шкафов, заполненных продуктами, а в центре стоял большой стол. Амир встал у одного из шкафов и объяснил:

— Еда для тебя.

Я осмотрела шкаф, ничего особенного: капуста, морковка, помидоры, перец разных видов и расцветок. Картошки не было. В соседнем лежало мясо в отдельных пакетиках. А следующий вызвал улыбку — набор для создания сладостей, молоко, мука, всякие наполнители в красивых бутылочках, а дальше ягоды и фрукты, банки и пачки с непонятными надписями. Только ручек у шкафов не было, сплошное стекло.

— А кто…

— Фред.

Послышался скрип и один из шкафов исчез, в проём вошёл высокий горбун. Квазимодо, как его описал Гюго: горб, длинный нос, низкий лоб, косматые чёрные волосы. А глаза — удивительные, карие глаза, светящиеся добротой и болью. Тяжёлый хриплый голос сказал несколько слов на непонятном языке, Амир перевёл:

— Фред приветствует тебя.

— Здравствуй, Фред. Меня зовут Рина.

— Он знает, он видит тебя постоянно.

Амир указал на экран, который я не заметила между шкафами.

— Ты смотришь на меня?

— Смотрит.

— Зачем?

— Я хочу, чтобы он понимал, для кого готовит еду.

— Понимал?

Мой растерянный взгляд неожиданно развеселил Фреда, он улыбнулся, и улыбка совершенно изменила его лицо, оно стало маской доброго весёлого гнома с хитрым прищуром. Он обратился к Амиру на своём странном языке и нарисовал какой-то знак в воздухе. Теперь улыбка украсила и лицо вождя, он посмотрел на меня с хитринкой во взгляде и спросил:

— Ты хотела почистить картошку? Тебе принести?

— Я хотела…

Боль в сердце пронзила меня, и я схватилась за грудь.

— Рина!

— Всё… я вспомнила.

Я часто дышала, воспоминания проносились в голове: чемодан у двери, кухня, картошка, банка в руках бывшего мужа и самое важное слово, которое я должна была вспомнить — кровь.

Фред тревожно смотрел то на меня, то на Амира, прижав руки к груди в совершенно понятном для каждого человека жесте сочувствия и невозможности помочь. Увидев мой почти осмысленный взгляд, он облегчённо вздохнул, жестом волшебника достал из соседнего шкафчика цветную банку с мороженым и маленькой ложечкой несколькими движениями изобразил на поверхности удивительный цветок. Я с трудом смогла улыбнуться:

— Моро… женое…

— Рина, оно холодное.

Амир мрачно посмотрел на Фреда, а я протянула руку и затребовала:

— Вот и… хорошо… может, остыну немного. Фред, давай.

Фред подал мне баночку и опять что-то сказал Амиру. Я решила сразу уточнить, что за переговоры, и, облизывая удивительно вкусное мороженное с ложечки, спросила:

— Что он сказал?

— Женщинам полезно сладкое.

— А почему раньше мне не давали мороженого?

— Оно холодное.

Логика железная — холодное и горячее нельзя, горлышко заболит. Почему я так подумала? А потому что Амира волнует всё, что касается меня, особенно моего здоровья… потому что виноват. Я так и замерла с ложкой во рту. Пора останавливаться, нельзя так быстро вспоминать, когда в голове картинки не складываются. И сразу тревожный взгляд Амира, и вопрос:

— О чём ты думаешь?

— Мне, пожалуйста, каждый день мороженое. Фред, очень вкусно.

Амир молчал и мрачно смотрел тёмной синевой, переводить явно не собирался. Что ж, мы и так объясним. Я сделала уморительное лицо, прижала баночку с мороженным к груди, закатила глаза и вздохнула. Фрэд улыбнулся и кивнул головой — всё понял. Вождь издал странный звук, непонятно, то ли согласен, то ли не понял моих ужимок, и я тут же спросила:

— А Фред один на кухне готовит?

Мрачность кивнула:

— С братьями.

Я, конечно, понимаю, что если Амир запретит, то Фред ничего не сможет сделать, но теперь я могу каждый день выдавать претензию и капризничать. Что-то удивительное было в этой мысли, не совсем понятное для самой себя. И сразу пришёл ответ — я никогда не капризничала и не выдавала претензий в своей прошлой жизни. Той, которая была до моего волшебного сна. Правильно я пришла на кухню, не зря моя женская сущность стремилась именно сюда, в место, которое когда-то было основополагающим в понимании семейной жизни. Чисти картошку и молчи. И не важно, маленькая квартирка или дворец, и во дворце можно относиться к женщине так: чисти картошку и молчи. Мне нужно было проверить отношение Амира к себе, понять его истинное мнение обо мне. Он всё время боится за меня, что со мной что-то может произойти, отказ от холодного — это беспокойство обо мне, и нежелание вести на кухню, это лишь очередное стремление уберечь меня от волнений. Может, я испугаюсь внешности Фреда.

— Амир, переведи, пожалуйста, ему мои слова. Фред, мне очень нравится, как ты готовишь, всё очень вкусно. Можно, я тебя в благодарность поцелую в щёчку.

Как-то я погорячилась, глаза Амира мгновенно стали чёрными и естественно он ничего не сказал. Пришлось выкручиваться из собственноручно, не ручно, а языкасто, созданной ситуации:

— Амир, понимаешь, ему же важно знать, что мне всё нравится, у нас так благодарят, ну пожалуйста. Ты же… я потом тебя поцелую.

Ага, придумала тоже, мужа после повара обещала поцеловать, но делать нечего, и я умоляюще посмотрела в штормовую темноту глаз Амира. Но что-то с ним произошло, глаза превратились в два драгоценных голубых камня, засветились яркими лучами, даже голос прозвучал волнующе хрипло, когда он переводил Фреду. А тот сразу побледнел до полной прозрачности, даже сосудики под кожей стали заметны и отступил на шаг к шкафчику, я даже смутилась, может, я зря так, сразу повара целовать за мороженое. Но Амир уже решил, и с ним спорить себе дороже, Фред явно это понимал, потому что вздохнул и протянул руку в надежде, что я ограничусь рукопожатием. Я взяла его корявую мозолистую руку обеими ладонями и чуть пожала:

— У тебя золотые руки и удивительные глаза, очень добрые.

А потом потянулась к лицу, и Амир меня приподнял, чтобы я могла дотянуться до щеки Фреда. Можно было догадаться, что позволение, это не то чтобы полное разрешение — я едва коснулась губами жёсткой щеки Фреда, как Амир уже стоял у противоположной стены. А Фред превратился в соляной столб и что-то прошептал, и на удивление Амир сразу перевел его слова:

— Теперь можно умирать.

— Почему?!

— Фред представитель древнего народа, который поклонялся богине горы. Он назвал тебя её именем. Поцелуй богини.

— Пусть живет, кто тогда меня кормить будет?

Я не знаю, что сказал Амир, вряд ли только перевёл мои слова, потому что говорил дольше, но Фред вдруг низко поклонился мне. Чтобы как-то выйти из смутившей меня ситуации, я попросила Амира подать мне баночку с мороженым, которую положила на стол, чтобы поцеловать Фреда.

— Я возьму её с собой.

— Мороженое принесут на ужин.

И мы оказались в другом месте, я даже не успела попрощаться с Фредом. Я не боюсь этой скорости, я её знаю, когда-то уже привыкла к ней. Меня больше волнует тепло груди Амира, его горячие руки, которые прижимают к себе всё плотнее. Обещанный поцелуй, Амир его ждёт.

Мы сидели на широком диване в центре небольшого зимнего садика из нескольких пальм, кустов с маленькими розовыми плодами и красивого цветника. Амир неожиданно робко коснулся моей щеки пальцем и спросил:

— Рина, что ты уже вспомнила?

— Много всего… только бы картинки в правильном порядке разложить.

Я ждала дальнейших расспросов о конкретных воспоминаниях, но они не последовали, муж не собирался помогать в этом раскладе, позволил мне самой принять решение, которое озвучила Фиса. И вдруг пришло очередное понимание: что бы я ни решила, Амир будет рядом, он лишь сделает вид, что ушёл, то есть перестанет встречаться со мной, но незримо будет присутствовать в моей жизни. И управлять ею. Оказывается, я его хорошо знала до своего странного сна беспамятства, а может именно во сне всё осознала душой и умом.

Амир провёл тыльной стороной ладони по моей щеке и так посмотрел, что я поняла, что терпение заканчивается, пора исполнять обещанное. Я провела кончиками пальцев по его горячим губам, а сама подумала — всего ничего как я проснулась, вспомнила некоторые эпизоды своей жизни, а уже не могу без него жить. Тело стремилось к нему каждой своей клеточкой, губы пылали от одной мысли о поцелуе, а сердце неслось как поезд. И не важно, что вспомнилось это страшное слово «кровь», наверное, оно что-то значит, но сейчас ничего не существует во всём мире кроме его губ и его рук.

Поцелуй нежности и страсти, пылающего огня и розового неба, сильных рук и беззащитной души, страха и любви. Губы Амира подрагивали, он пытался себя контролировать, огонь то вспыхивал до невероятной обжигающей температуры, то затухал и превращал их в твердые половинки сердца. А я совершенно не владела собой, огонь полыхал в крови и лавой проносился по всему телу. Я обняла Амира, прижалась всем телом и не сразу почувствовала, что его руки уже ломают меня, боль отступила перед пламенем страсти.

— Нет!

Я отлетела от Амира, но практически у стены он невероятным образом умудрился поймать меня в свои руки, и через мгновение мы оказались в спальне. Он едва коснулся горячими губами лба и мягко положил меня на постель, а сам исчез. Всё тело сразу заболело, и я застонала.

— Ой, ты милая, ой лебедушка, не удержался ирод, опять поломал косточки.

— Фиса… больно…

— Молчи, красавица, молчи, залечим всё, ты потерпи…

— Было уже?

— Рина, не думай, только не бойся мужа, он от любви своей силу удержать не может…

— А кровь… я кровь сегодня вспомнила… и во сне видела потоки крови. Больно… само заживёт…

Фиса осматривала меня, нежно касалась пальцами плеч и рук, сломаны ли косточки, от моих слов сразу замерла, голову опустила:

— Рина, Амир сам с тобой говорить будет.

Она встала и вскоре появилась с большой сумкой, сразу вошла Мари и кинулась ко мне:

— Рина, всё заживет, кости у тебя не сломаны, а синяки заживут!

Она тоже странно посмотрела на меня, вздохнула и взяла за руку:

— Я тебе помогу.

От тепла рук Мари, а может в стремлении спрятаться от переживания за неудавшийся поцелуй, я уснула.

Утром я проснулась от собственного крика. Амир прижимал меня к себе, а я билась в его руках и кричала. Картинки мелькали в голове с такой скоростью, что казалось — голова лопнет, ничего увидеть я толком не успевала, только боль и сверкание.

— Рина! Слушай!

Тонкая мелодия с трудом пробилась сквозь движение картинок, постепенно заполнила собой всё, и я потеряла сознание. Зоя.

Прошло несколько дней, прежде чем я смогла самостоятельно есть и двигаться, оказалось, что поток картинок нарушил что-то в моём восприятии пространства. Я видела очень интересно: одно изображение наслаивалось на другое, а руки и ноги двигались только в им известном направлении. Разговаривать приходилось, закрыв глаза, потому что Амир оказывался не там, откуда слышался голос, а Фиса иногда перекрывала собой Мари. Несмотря на такие странности, я пришла в себя в хорошем настроении, было ощущение праздника, точнее, ожидание праздника, преддверие, когда ты уверен, что всё обязательно произойдёт.

Я лежала на постели и докладывала присутствующим о своих воспоминаниях. Конечно, не о всех. В основном я говорила о мелочах, вспоминала поездки, тех, кого видела, даже практически все имена вспомнила. Описывая дворец, в котором жила раньше, я спросила:

— Амир, а мы сможем туда ещё раз поехать?

Ответ задержался, и я уже знала — почему. Сила, я вспомнила всё, что касалось народа хасов. И то, что она меня не приняла, как жену вождя.

— Сможем.

Голос Амира был спокоен и уверен в себе, сказал, сможем, значит — поедем. Мари и Фиса залечили мои повреждения, никакой боли, я специально пощупала руки, всего скорее и синяков уже нет. Но Амир помнил о них, ни разу за эти дни не коснулся меня, к постели не подходил и за руку не брал. Пожалуй, следующего поцелуя я не дождусь ещё долго.

Постепенно зрение восстановилось, в этом помогла Зоя. Каждое утро Фиса приносила её, и она радостно пела мне, улыбаясь своими прекрасными глазами, которые я невероятным образом видела в своём практически незрячем состоянии. Удивительная девочка, такая радостная, хотя её душа заперта в этом ужасном теле. Она брала мои руки своими тоненькими пальчиками, и тепло разливалось по всему телу, может это она поделилась со мной своей радостью от жизни, просто возможности жить.

Однажды я спросила Фису:

— А где ты нашла Зою? Ты тогда Амиру сказала, что нашла её, я помню.

Я начала путаться в своих воспоминаниях, что произошло до моего сна, а что происходило уже потом и каждый раз на всякий случай повторяла, что помню. Фиса присела на постель и погладила меня по руке.

— Она в школе Мари была, а в день нападения… на школу однажды напали…

— Я помню о нападении.

Рука Фисы замерла в движении, пожалуй, она догадывается, что я не во всех своих воспоминаниях признаюсь.

— Рина, ты что помнишь?

— Картинки складываю, не всё соединяется.

Обманывать её сложно, она меня чувствует, всё-таки ведьма. Это я тоже вспомнила, как и роль Бабы-Яги в своих страданиях. Надо отвлечь её, и я быстро спросила:

— Зоя была не в школе?

— Её украли, она …пыталась помочь боевикам, которые защищали школу, вышла из укрытия.

— Зоя?

Фиса усмехнулась и хитро посмотрела на меня.

— Силы в ней много, ты на себе почувствовала.

— Ну, да… и кто её украл?

— Были, да уже нет.

Мой растерянный взгляд развеселил её, и она засмеялась:

— Твой муж всё успевает. Месть уже совершил.

Тёмный, это слово всё объясняет — сила и власть. Мой задумчивый вид насторожил Фису, но она лишь покачала головой, раз не хочу говорить, значит, действительно ещё не все картинки разложила.

— Продали уже Зою, пришлось Амиру разведку пустить по следу, вот и нашли.

— Ослик, смешной ослик.

Кривая усмешка показала, что она знает символы кланов Амира. И это слово уже имело для меня смысл, непростой, потому как истребители боевой авиации.

Вскоре и руки восстановились, ногам ходить пока было непозволительно, поэтому кроме махания, они ещё ничего не делали. Яна легко поднимала меня на руки, хотя я уже пыталась возмутиться:

— Яна, а как я узнаю, что могу ходить?

— Узнаешь, голубушка, узнаешь.

Фиса всем командовала, и Амир беспрекословно ей подчинялся. Она могла поднять на него глаза, и он неожиданно выходил из комнаты. Как, впрочем, и все остальные. Она всегда чувствовала, что я устала, не физически: от мыслей и необходимости их скрывать от окружающих. Особенно от Амира.

Сегодня я проснулась с уверенностью, что наступило время говорить с Амиром. Я не помнила своих снов, иногда оставалось впечатление от картинок, но голова не болела, и я радостно забывала их. Но сегодняшний сон запомнила — мне снился Тёмный. Гигантская фигура, у которой не было лица под капюшоном, лишь однажды сверкнули клыки и страшная маска ужаса, которая не испугала, но причинила мгновенную боль в сердце.

И опять Фиса почувствовала моё настроение, долго смотрела на меня и с грустью сказала:

— Сначала мороженого поешь, потом решение изрекай.

После посещения кухни, несмотря на мое разное физическое состояние в каждый ужин мне подавали вкуснейшее мороженное с различными фруктами, Амир свое обещание сдержал. И Фред умудрялся создавать из него произведения искусства, когда Мари ужинала вместе со мной, то тоже удивлялась. Фиса к мороженому не прикасалась, ничем не объясняя своего отказа от такого лакомства. К моей радости ели мы все втроём в моей комнате.

Фред действительно смотрит на меня, к завтраку прилагалось удивительное апельсиновое мороженое с оранжевыми дольками. Мари развеселилась от такого яркого мороженого, мы с ней даже менялись дольками, они оказались от различных сортов апельсинов и имели разный вкус. После такого весёлого завтрака я объявила, что сама пойду гулять по дворцу, мне нужно найти зимний сад. Мари сразу спросила:

— А почему именно зимний сад?

— Я там назначаю свидание мужу.

Она удивлённо вскинула брови:

— Ты уже назначила?

— Ещё нет, но, пожалуй, Амир уже слышал.

Вот так, раз всем меня показываешь, значит, и сам смотришь на меня. Я не просто так назначила ему именно там свидание, я хочу показать, что не боюсь его после того поцелуя. Только эта идея совсем не понравилась Амиру.

Мари подробно рассказала мне, как идти и куда сворачивать, но Амир появился в дверях уже следующего зала.

— Доброе утро.

— Доброе. Ты же знаешь, как идти, а то я уже забыла в какую дверь нужно выйти, правую или левую?

И зачем в залах столько дверей делать, в этом было три, и в одной из них стоял Амир. Мой невинный вопрос странным образом добавил мрачности в его взгляд.

— Мы туда не пойдём.

— Почему?

Амир не стал отвечать, медленно подошёл, отвёл свои руки за спину и долго молчал, рассматривая меня тоскливыми глазами. Я не выдержала этой тоски, и попыталась обнять его, но руки не успели — он оказался у дальней стены. Мой крик зазвенел в окнах и выдал намерение:

— Амир! Я не боюсь тебя!

— Я знаю.

Ответ был спокоен и холоден как лёд, гордо вскинутая голова и отведённые назад плечи. А я только руками взмахнула, не бегать же за ним по залам, всё равно не догоню, придётся разговаривать на расстоянии. Оглянувшись вокруг, я увидела красивый диванчик с мягкими подлокотниками, чинно села на него, раз хочешь так, дорогой муж, пусть будут дипломатические переговоры. Сложив руки на коленях, я подняла на него глаза, оказалось, что он стоит в паре метров от меня в той же позе гордого вождя.

— Говори.

Ты думаешь, я так не могу, научилась уже, судя по воспоминаниям. Лёгкая улыбка подтвердила — могу, хотя и не ожидал после моего крика такого спокойного голоса, явно предполагал иначе начать со мной разговор. Мне было высоко на него смотреть, и я совершила удививший меня саму поступок: сжав губы и нахмурив брови, я встала на диванчик, пусть будут равные по росту переговоры.

— Говори.

Амир внимательно следил за мной, но не стал помогать, даже на сантиметр не приблизился. Ах, так, ну держись, женщина существо коварное, всегда найдёт способ добиться своего. Я сделала вид, что удобнее устраиваюсь на мягкой поверхности диванчика, неожиданно взмахнула руками, как будто потеряла равновесие, и стала падать, в надежде, что он меня поймает. Поймал. Не давая возможности поставить меня на пол, я сразу вцепилась руками в лацканы пиджака и зашептала:

— Ты глупый, совсем глупый муж, не смей меня обижать, я никогда тебя не боялась, и сейчас не боюсь. Не хочешь целоваться, и не надо, а…

— Рина, я могу убить тебя…

Голос потерял своё спокойствие, а руки прижали к себе, не удалось Амиру изобразить статую, когда он меня коснулся, почувствовал тело. Изо всех сил прижимаясь к нему, вдруг вздумает отрывать от себя, я заявила:

— Только попробуй убежать от меня, я тебе сниться буду, даже после смерти не сможешь от меня отделаться. Раз попался нормальный муж, ни за что не отпущу.

Энергия полыхнула жаром, даже пространство вокруг изменилось, плотный кокон окружил нас, и я вздрогнула, но рук не отпустила.

— Рина…

— Не пугай, подумаешь, ирод, мне всё равно, хоть кто…

И всё мгновенно изменилось, кокон спал, а руки превратились в холодный мрамор.

— Я не сплю.

— Амир…

— Ты хотела всё вспомнить, я тебе помогу. Вито.

А зачем в нашем разговоре нужен свидетель? Опять что-то придумал, но я не успела ничего сказать, как появился Вито и встал рядом с нами, взгляд строг и решителен. Он сразу обратился к Амиру:

— Амир, ты принял неправильное решение.

Но ответа не последовало, Амир одним движением передал меня ему на руки, я от неожиданности разжала пальцы, а сам отошёл от нас на несколько шагов.

— Я не человек.

— Тёмный, я помню, но это ничего не значит, Яна мутант…

— Амир, мы не знаем возможных последствий для Рины! Она может…

— Вождь! Не смей!

Фиса громким криком остановила Амира в каком-то стремлении, медленно подошла к нему и неожиданно умоляющим голосом попросила:

— Не торопись, не время ещё, ты свою боль перетерпи, как Рина терпела. Страх из себя изгони и позволь душе надеяться, ведь не зря вера да надежда с любовью рядом ходят. Ты верь ей, Любви своей, она всё сможет, не уступай страху да боли. Я не смогла Любовь свою сохранить, утопила её в ненависти, да силе злобной, а вы душу мою спасли, из темноты достали, куда я от боли своей опустилась.

И вдруг упала перед ним на колени, склонила голову, как на казни, громким чётким голосом произнесла:

— Круг позволяет Тёмному вершить свой суд.

Я замерла от ужаса, воспоминания неслись потоком картинок, которые я не успевала осознать, только понимание какой-то неотвратимости сжимало сердце тяжёлой болью. Амир не двигался, стоял каменной статуей, с опущенной головой и плотно сжатыми губами. Скала, глыба алмаза, который может уничтожить всё, нет равных ему по твердости и остроте. С трудом разомкнув губы, я прошептала:

— Амир…

Вито сделал шаг, и Амир поднял голову, посмотрел на меня глухой чернотой, поднял взгляд выше и голос надо мной чётко ответил:

— Я передал слово Фисы.

Он что-то нарушил, передав слова Фисы в какой-то круг, совершил проступок, и теперь признаётся. Я зашевелилась в его руках, но Вито прижал меня к себе и продолжил:

— Право ведьмы, входящей в Круг.

А Вито не так прост, и Фисе помог, и закон процитировал. Помог в чём?! Получить разрешение на собственную казнь?!

— Фиса! Ты с ума сошла! Амир! Не смей её убивать! Вито, отпусти меня, отпусти, говорю!

Мои попытки не увенчались успехом, Вито держал меня плотно, а на удары по груди никак не реагировал, продолжал смотреть на Амира.

— Отец!

Мари влетела в зал и кинулась к Амиру, но ударилась о невидимую стену энергии, он не хотел никого допускать к себе. Они с Фисой оказались закрыты от нас, никто не мог проникнуть туда, где должна совершиться казнь. Я хотела крикнуть, но вдруг поняла, что они нас не услышат, это двойная стена, Фиса тоже закрылась от всех — только она и Амир. Он что-то сказал ей, губы задвигались, но ни звука не проникло за стену энергии. Фиса подняла голову и ответила ему. Ответ вызвал усмешку и ещё несколько слов, на которые Фиса ответила и даже махнула рукой. Я не заметила, что сделал Амир, но Фиса вдруг поднялась над полом, и её лицо оказалось на уровне лица Амира. Они о чём-то долго говорили, Тёмный и ведьма, а потом Фиса медленно опустилась на пол и встала на ноги. Энергия спала, и я услышала спокойный голос Амира:

— Ведьма, помни свою клятву.

— Тёмный, держи слово.

Они о чём-то договорились и казнь отменилась. Или отложена на время клятвы. Я скорее почувствовала вздох облегчения Вито, чем услышала, и сама вздохнула, вернее задышала. Заворочавшись в его руках, я затребовала:

— Отпусти меня.

Он послушно отпустил меня, и я пошла к Амиру, медленно выходящему из зала.

— Амир, подожди меня.

Но он не стал останавливаться, и тогда я побежала.

— Амир! Выслушай меня!

Он резко развернулся и подхватил меня на руки.

— Амир…

— Рина, я уезжаю, ты свободна, можешь жить, как захочешь, охрана тебе будет обеспечена. Все дворцы, счета, самолёт в твоём распоряжении. Прощай.

Сверкнул голубизной глаз, мгновением прижал меня к себе, опустил на диванчик и исчез. Я растерянно посмотрела на Вито, закрыла руками лицо, лихорадочно всхлипнула.

— Рина…

Я не позволила Мари отвести свои руки, замотала головой, почувствовала, как Вито взял меня на руки.

Молчаливое лежание на постели новых мыслей не принесло. Амир ушёл, чтобы спасти меня от себя. Так сказала Фиса. Она пыталась со мной поговорить, но на мой вопрос, о чём они поклялись друг другу с Амиром, отвечать не стала, и я замолчала.

Я вспомнила всё, всю свою жизнь. Мелькание картинок само уложилось в нужном порядке за ночь. Спать я не могла, ходила по комнате, уставала, ложилась, но долго лежать тоже не могла, вставала и опять наматывала круги.

Утром Мари пыталась меня накормить, но я не смогла съесть даже ложечки мороженного. Я перестала делать вид, что ем, встала и пошла гулять по дворцу, запретив Мари идти за мной:

— Мари, прости, мне нужно подумать.

Я ходила из зала в зал и ничего не видела перед собой. Что-то Амир решил для себя во время разговора с Фисой, даже не так, когда узнал, что этот Круг разрешил ему Фису законно казнить по её собственному желанию. Но не только это, что-то он собирался сделать, когда я вспомнила, что он ирод, но Вито был с ним категорически не согласен, даже сказал ему об этом. И Фиса его тоже останавливала, она именно для этого и сказала, что её теперь можно официально казнить, чтобы он в чём-то остановился. Умоляла его, говорила, что рано ещё, рано — что? Фиса уже второй раз подставляет свою жизнь, только чтобы… непонятно ради чего, если Амир всё равно ушёл.

А вот и зимний садик, в котором мы с Амиром целовались. Я села на скамеечку и слёзы покатились горячими каплями. Ушёл, не стал бороться за нас, бросил меня, подумаешь, Тёмный, ирод. Ну и что? Его гложет страх, так сказала Фиса. Какой страх? Чего он так боится, чего вообще может бояться Амир, вождь, глава и всё такое? Разве только меня.

— Рина…

Передо мной стоял Фред. Я утёрла слезы, вздохнула и только тогда смогла поздороваться:

— Здравствуй, Фред.

— Я принёс тебе мороженое.

Фред говорил с жутким акцентом, но я его поняла и кивнула, он сразу подал мне удивительно красивую золотую вазочку, в которой лежал кружок в форме сердца.

— Холодное сердце.

— Пробуй.

Я вздохнула, но ложечку взяла и сковырнула кусочек. Странно, так твёрдо, но оказалось, что внутри замороженного сердца была помещена горячая карамель. Она разлилась алой дорожкой и постепенно застывала от холода мороженного. Тонкий, чуть кисловатый вкус малины и сладкого пломбира, удивительное сочетание.

Фред приложил ладонь к своей груди в области сердца и медленно произнёс:

— Холодное сердце горячо внутри. Амир горячее сердце.

— Он ушёл.

— Амир ждёт тебя.

— Интересно, и где ждёт?

— Сердце. Амир ждёт в …себе… своём сердце.

Страшная внешность и такие удивительные глаза, излучающие доброту и боль. Почему такая боль в его глазах? Её не скрыть, она как цвет радужки, запечатлелась навечно и уже неотъемлемая часть его лица. Может эта боль от того, что природа наделила его таким внешним видом и он не нашёл себя нигде, таким образом спрятался от людей, которые, увы, чаще всего судят по внешности. Раз он готовит еду, значит — человек.

Фред робко присел рядом со мной на краешек скамейки. Я отковырнула ещё кусочек, и, облизывая остатки карамели с ложечки, призналась:

— Очень вкусно, и очень красиво. У тебя золотое сердце.

Он повторил:

— Амир горячее сердце.

Я не стала спорить, наверное, горячее, только бьётся сейчас где-то далеко. Фред хотел мне ещё что-то сказать, но не находил слов в незнакомом языке и от этого заволновался, несколько раз вздохнул, даже покрутил пальцами перед своим носом. Заинтересовавшись его поведением, я спросила:

— Что ты хочешь мне сказать?

Наконец Фред решился, внимательно посмотрел на меня, осторожно взял из моей ладони вазочку и поставил её на скамейку, а потом приложил мою руку к своему сердцу.

— Фред горячее сердце, Амир горячее сердце.

Жизнь в этом мире раскрыла во мне то, что было не нужно в моей прошлой человеческой жизни. Оказалось, что я умею думать, раскладывать события и анализировать. Или сказалось скоростное вспоминание, как-то подействовало на мозг, раскрыло какие-то центры, заблокированные страхом.

Всё сложилось после разговора с Фредом. Удивительный человек, поразительный ум и доброта, закованные в такое тело, он как мутант, как Вера, Надежда и Любовь. Правильно — в нём есть вера и надежда в Любовь. В нашу с Амиром любовь. Он понимает поступок Амира, но считает, как и Вито, что тот принял неправильное решение, поэтому и помог мне, пошёл против его воли.

Я садилась на скамеечки, но лишь для того, чтобы дать хоть немного отдохнуть ногам, сидела пару минут, а потом опять носилась по залам дворца. Мари сопровождала меня, но не подходила близко, мой напряжённый взгляд уже несколько раз её останавливал. Думаю, и Вито где-то рядом. Какое счастье чувствовать их присутствие, знать, что я не одна, это ощущение грело душу, помогало думать. И понимать, потому что если бы не они все, их противление действиям Амира, то я никогда бы не смогла разобраться в глубинных мотивах его поступков.

Фред прав, Амир может бояться только того, что я отвернусь от него из-за какого-то изменения в нём, которое я не видела, или не знаю. Я приняла то, что он питается человеческой кровью, донорской кровью, таким образом, отсекая его ужасное прошлое, я приняла настоящее. Тем более, что никогда не видела самого процесса. Фред показал, что у него с такой внешностью есть горячее сердце, при этом на ту же ступень поставил и Амира. Значит, имея внешность красавца в обычной жизни, Амир может быть другим. И я поняла свой сон, вспомнила тот момент, когда после ритуала он не выдержал жажды моей крови, и проявилось его лицо в такой момент. Маска монстра и клыки. Поэтому Вито так жёстко контролировал Амира, не давал возможности проявиться монстру в моём присутствии. Во сне уже пришёл ответ, чего боится Амир, только я его не сразу поняла. Именно это он собирался мне продемонстрировать — своё физическое изменение, показать ирода. А Вито и Фиса были категорически против этого, считая, что я не готова такое увидеть. Почему? Да потому, что сомневаются во мне, в моей любви, что она не выдержит такого удара, что я испугаюсь, и этот страх убьёт Амира. Как-то сильно я подумала, почему сразу убьёт, ну попереживает немного… убьёт. Они видят его состояние иначе, Вито как ирод, а Фиса как ведьма. В своих душевных и телесных переживаниях, я на самом деле не вижу, или не хочу видеть, не чувствую Амира, его сомнений и страхов, а они видят и чувствуют. Знают.

— Вито, подойди, пожалуйста.

Он появился сразу, сел на пол передо мной и внимательно посмотрел пронзительным взглядом, понимая, что я что-то надумала. Почти сразу прибежала Мари и тоже села рядом с ним, взяла его руку в свою и решительно заявила:

— Рина, говори, что ты придумала.

Осталось только Фисе появиться, ага, вот и она. Фиса вздохнула, чинно села на краешек скамеечки и сложила руки на животе. Штаб в почти полном составе.

— Амир хотел показать, как он меняется… от крови… в кого он превращается?

Мое утверждение превратилось в вопрос, не хватило внутренней уверенности, вдруг я ошибаюсь в своих выводах, и на самом деле Амир совсем не этого боится. Вито опустил голову, и отвечать не собирался, Мари страшно побледнела и отвернулась. Ответить смогла только Фиса:

— Рина, ты всё вспомнила и правильно подумала.

— Я уже видела…

— Видела? Когда?

— Мари, я совсем немного помню…

— После ритуала.

Вито, наконец, решился посмотреть на меня чёрными глазами, уж он-то всё помнит.

— Да, тогда Амиру… он… я тогда цветы… Вито, а может уже тогда Сила хотела показать ему, что я не могу быть его женой, спровоцировала как-то…

— Вряд ли, Сила не может так воздействовать на Амира… хотя тебе же было потом плохо и Амир… всё вместе — жажда, передача тебе энергии, защита от Силы, ты права. Рина, ты совершенно права, Сила провоцировала твои потери энергии, ускорила процесс передачи…

— Вито, вспомни, всё было очень быстро, мы никак не могли воздействовать на процесс, отец едва держался и Рине было плохо…

— Это Баба-Яга…

— Фиса, о тебе речи нет…

— Рина…

— Вито, покажи мне…

— Нет.

Он встал, Мари сразу тоже подскочила.

— Я был не согласен с решением Амира, и сейчас против. Тебе не следует видеть, как происходит наше восстановление.

— Но ведь Мари и Фиса…

— Нет.

— Я не боюсь вас, Вито, не боюсь, я должна доказать Амиру, что даже если он и превращается в кого-то там, то это никак не повлияет…

Замолчав, я опустила голову — а насколько я сама уверена в том, что не испугаюсь, не побегу в разные стороны с криками ужаса? Фиса погладила меня по руке и вздохнула:

— Не торопись голубушка, всему своё время.

— Но ведь я уже видела, имею представление, ну клыки, не так уже и страшно. Между прочим, дети в школе Мари… разные, и ничего… я же их не боюсь.

И тут же вспомнила своё состояние, когда вошли Вера, Надежда, Любовь: даже глаза открыть боялась, причем сидела на коленях Амира, твёрдо зная, что он меня от всего на свете спасёт. Кстати, Амир уехал, чтобы меня ещё и от Силы защитить, теперь она меня не тронет, раз нет объекта спора. А пока другую претендентку на роль жены вождя найдёт. Может, Амир и прав, таким образом всё решив. Он будет далеко и постепенно забудет меня.

— Вито, я хочу уехать куда-нибудь, Амир сказал, что самолёт в моём распоряжении. Сила меня сейчас отпустит.

— Уже отпустила, Любовь сказала, что как только Амир уехал, энергия исчезла. Куда ты хочешь поехать?

— Роберт говорил, что у него клан в Англии, там я ещё не была. А он тоже с Амиром уехал?

— Амир уехал один.

Один. Что ж, вождю лучше знать, с кем и куда ехать. Я решительно встала:

— Едем завтра. А можно сегодня?

— Можно. Самолёт готов.

Вито собрался уходить, но остановился на полушаге и спросил:

— Кто поедет с тобой?

— Фиса. Мари, ты нужна отцу. Мне с тобой всегда хорошо, но сейчас…

— Я понимаю, ты не хочешь, чтобы я…

— Он один. Со мной он… не хочет… ты дочь. А ещё с нами поедет Яна и Алекс. Вито, ты остаёшься с Мари.

Что-то я раскомандовалась, совсем как жена в отсутствие вождя. И тут же спросила Вито:

— А вы? Вас Сила отпустила?

— Нет. Мари и я можем быть вместе только в присутствии…

— Тем более. Вито, ты остаёшься.

Моя логика оказалась тоже очень странной: раз нельзя вместе, так и оставайтесь. Я усмехнулась своему открытию и тут же выдала:

— Пусть Сила увидит, что любовь сильнее. Ваша любовь.

Не надо было так откровенно уточнять, получилось, что наша с Амиром не выдержала давления Силы. Сказанного не воротишь, и я гордо куда-то пошла, не видя ничего перед глазами. Вито подхватил меня на руки и отнёс в комнату.

Ночное небо оказалось ярким, освещённым отсветами лучей солнца и гигантскими сугробами облаков. Я смотрела в окно и тихо плакала, опять тоска разъедала сердце. Почему Амир ушёл именно сейчас, когда я всё поняла для себя, осознала свою любовь, начала верить ему в его стремлении к любви. Потеря памяти и стремительное восстановление обострили чувства, поцелуй всколыхнул тело и стёр привычные страхи. Я, наконец, решила бороться, даже сказала ему об этом, а он ушёл.

Яна сидела в соседнем кресле и молча сочувствовала мне, посматривая тоскливым взглядом. Фиса ни слова не сказала с момента моего решения ехать вместе со мной, а в самолёте села в дальнем конце и отвернулась к окну. Вито отчитался мне перед вылетом, что Роберт уже улетел готовить мою встречу в Англии, самолёт поведёт Алекс. Охранять наш полёт будут истребители.

— Зачем?

— Это обычная система полета. Ты их не увидишь.

Ну да, Амир же сказал, что охрана мне будет обеспечена. Обед и ужин я пропустила, только съела одно холодное сердце, и Фред передал целую упаковку мороженого. Они оказались с разными наполнителями, в этот раз вместо малины была клюква, капли карамели смотрелись как кровь плачущего сердца.

Проснувшись утром, я долго не могла понять, где нахожусь. Высокие узкие окна едва пропускали свет через витражи, а стены состояли из крупных камней. Замок, средневековый замок в Англии.

В комнате была только моя кровать, с высоким пологом из тонкой шерстяной ткани, и два кресла у стены. Одеяло тоже оказалось шерстяным, Роберт решил, что Англия, это вам не теплая Италия, вдруг замёрзну. Грустные мысли сразу вернулись, и я спряталась от них под одеяло. И зачем я сюда приехала? А просто чтобы уехать из того дворца. Буду гулять по английским холмам, предаваясь английской хандре.

— Рина.

Яна с улыбкой протянула мне халат.

— Бассейн ждёт тебя.

— Здесь есть бассейн?

— Роберт постарался.

Мой нервический хохот разнёсся по всему замку. Такое мог придумать только Роберт — один из залов просто залили водой и убрали потолок. Мне предлагалось купаться среди рыцарей в доспехах, флагов на стенах, и длинного стола на дне. Сквозь смех я спросила Яну:

— А почему… почему вода не уходит?

— Её держит энергия мутантов.

Интересно, какие ещё чудеса мне предложит глава клана, который изучает многочисленных мутантов. Настроение поднялось, и я быстро переоделась в купальник.

Ныряльщик я плохой, никогда не умела долго воздух в лёгких удерживать, но рассматривание средневековых рыцарей настолько увлекло, что Яна несколько раз доставала меня практически на последнем издыхании.

— Рина, ты очень долго под водой.

— Яна, представляешь, у них латы с рисунком, а у одного на щите алая роза. Я что-то помню из истории, война алой и белой розы. Правда я так и не поняла, кто и за что боролся.

— За власть. Доброе утро, Рина.

Роберт улыбался ослепительной улыбкой и сиял яркими тёмными глазами.

— Доброе утро. Так интересно, я ещё никогда не плавала с рыцарями.

— Они никуда не уплывут. Завтрак готов. Фиса ушла собирать травы на дальние холмы.

Ушла и ушла, раз не хочет говорить о договоре с Амиром, может быть совершенно свободна. Гардеробная представляла из себя нишу в стене, впрочем, достаточно вместительную, чуть меньше чем во дворце.

На завтрак меня привели в столовую английской королевы, у меня сложилось впечатление, что все флаги Англии были собраны в этой комнате, ими были закрыты все стены. Я не удержалась и спросила об этом Роберта.

— Это всего лишь бывший замок одного из лордов, который жил в Америке, а на старости лет переехал в свой родовой замок. Он собрал флаги всех графств и некоторых государств, кстати, даже канадский имеется, и объявил этот кабинет королевским.

Я только усмехнулась, не ошиблась, хотя королевство оказалось иллюзорным.

— А как он стал…

— Амир его купил для клана у наследников

Интересно, у кланов, в смысле иродов, он забирает, просто завоёвывает разными способами, а у людей выкупает. Притом, что с его возможностями кто из людей мог бы ему сопротивляться? Не считая тех, кто с ним работал, такой как Шерер.

— Роберт, а ты Шерера знал?

— Знал.

Лучше бы не спрашивала, взгляд потемнел, и лицо стало строгим. Хорошо, что в столовую стали заходить девушки в костюмах средних веков с подносами. Воспоминания нахлынули с такой силой, что я опустила голову, первые дни моей жизни в этом мире, как давно это было.

— Рина, посмотри.

С трудом я подняла взгляд и ахнула — подносы летели сами по себе рядом с девушками, они даже не касались их. Девушки встали вокруг стола, и посуда сама опустилась с подноса на стол. Пока я смотрела на это чудо, раскрыв рот, подносы улетели в раскрывшуюся дверь, я заметила только последний. Девушки улыбнулись мне и …тоже улетели. То есть поднялись над полом и медленно выплыли из столовой. Роберт объяснил:

— Редкая мутация, они могут летать в облаках.

Правильное я выбрала место прийти в себя после ухода Амира, думала я, попивая чай с очередным куском пирога, Роберт сумеет меня отвлечь от тягостных дум. Он как услышал мои мысли:

— Что бы ты хотела посмотреть?

— Всё.

— Мы можем поехать на море, на берегу есть местечко, где очень хорошо готовят рыбу.

— Я только позавтракала.

— А там ты сможешь пообедать.

Мы с Яной с удовольствием рассматривали окрестности замка, благо Роберт не стал развивать сумасшедшей скорости, ехал очень спокойно и рассказывал нам байки, связанные с историей графства. Замок со стороны казался совсем маленьким, хотя, когда Роберт вел меня к выходу, мы прошли несколько больших залов, длинных извилистых коридоров и разных больших и маленьких комнат. Он не взял меня на руки, только предложил руку и положил мою ладонь себе на локоть. Так мы и шли, как туристы, рассматривающие исторический замок.

Море штормило, ветер гнал серые облака и вспенивал гигантские волны, которые бились о скалы. Роберт выдал нам с Яной что-то подобное широкому плащу с капюшоном, который оказался очень тёплым и совершенно не пропускал ветра. Я сразу вспомнила белоснежную шубку с завязками, но помотала головой и приказала памяти отступить — всё в прошлом.

Мы стояли на скале и любовались буйством воды и ветра, который никак не мог до нас достать, останавливался в нескольких метрах, как будто ударялся о невидимую стену.

— Роберт, а почему здесь нет ветра?

— Хосе.

Неизвестно откуда появился мальчик лет десяти, настоящий Хосе: чёрные волосы, смуглая кожа и пронзительный взгляд тёмных глаз. Я не удержалась и спросила:

— Как он это делает?

Он перевёл вопрос, а мальчик лишь пожал плечами, как-то само собой получается, и взмахнул рукой в сторону моря, в этом направлении волны сразу успокоились, лишь покачиваясь от движения воды за границей воздействия энергии. Яна неожиданно вздохнула, и я сразу обняла её:

— Что с тобой?

Она грустно усмехнулась и опустила глаза.

— Во мне нет никаких талантов, хотя я мутант.

— В тебе есть самый важный талант, в тебе много талантов. Ты удивительно поёшь, совершенно неповторимый голос, но самый главный талант — это любовь. Ты умеешь любить.

— И плакать, ни один мутант так и не смог заплакать, только Яна.

Роберт говорил совершенно серьёзно, даже головой покачал в удивлении. Я насторожилась.

— Ты что пытался других заставить плакать?

Он сразу улыбнулся:

— Зачем заставлять? Когда научатся любить, тогда и заплачут.

Логично, если не знать, что вообще-то он ирод и глава клана. Роберт неожиданно предложил:

— Яна, спой.

Сильный чистый голос звучал над волной, успокаивал буйство ветра и волн, разгонял тучи и, наконец, солнце блеснуло своим лучом в небесах. Роберт восхищённо вздохнул:

— Яна, меня сложно удивить талантом мутанта, но то, как ты поёшь… А что ты пела?

— Одну из песен Фисы.

Яна покраснела и опустила голову, похвала из уст Роберта совсем смутила её. Она почти прошептала:

— Это Рина меня научила.

— Яна, да я только заставила тебя петь, научила, скажешь тоже. Роберт, не слушай её, вернее слушай только её пение.

Чтобы больше не говорить о своих певческих талантах, я заявила:

— И где обещанная рыба?

— Поехали.

В машине я задала вопрос, который меня заинтересовал сразу, как только мы выехали из замка, так как нас никто не сопровождал, да и машина была обычной, не танк:

— Роберт, в Англии мне можно без охраны ездить? Я не боюсь, мне просто интересно.

Он весело объяснил:

— Я еду в этой машине со своими старыми знакомыми, Мари Этьен и её дочерью Селин, нет необходимости их охранять.

— С кем? Как это? А мы где?

— Ты уехала с Амиром, сама понимаешь, охрана соответствующая, а Яна… ты не скажешь Рине, где ты?

— Я осталась в Италии.

Пожалуй, только я не знаю, где нахожусь. Яна лишь улыбнулась мне, когда я изумлённо взглянула на неё.

— А эти твои знакомые, вдруг они…

— Они появятся только тогда, когда ты будешь уже в другом месте.

— Роберт! Что с ними…

— Они живы и здоровы, осматривают пещеры в Турции. Кстати, нас сопровождают, но ты не должна видеть охрану.

— А Фиса?

— Приехала в Англию собирать травы.

— Значит, реально прилетела только она?

— Да.

Я сплошная иллюзия, сама не знаю, кто я, где я, исчезну, и никто не заметит, новая иллюзия заменит меня в пространстве. Роберт как мысли мои прочитал:

— Рина, создание иллюзии лишь один из способов охраны, всё внимание на вашу поездку. Да и Амиру даёт возможность заниматься делами.

— То есть Амир тоже…

— Да, он сейчас… не там, куда поехал с тобой.

Обсуждать поездки Амира Роберт не стал, перевёл разговор на Яну, её удивительное пение. Сравнил с действием энергии Хосе и попросил:

— Яна, ты вечером споёшь нам? Может, и Рину уговорим…

— Роберт, ты сошёл с ума, петь вместе с Яной… соловей с крокодилом.

Он расхохотался:

— Ну, это если я запою, точно будет крокодил. Приехали.

На краю скалы примостился маленький домик, такое ощущение, что он держится только на честном слове хозяина, и каждый, кто в него входит, должен ему очень сильно доверять. Но когда мы в него вошли, оказалось, что сразу у входа находится лестница, ведущая вниз. Роберт подхватил меня на руки, объяснив свой поступок:

— Ступеньки высокие, тебе будет неудобно идти.

Мы опускались вниз по широкой деревянной лестнице, освещённой факелами, вставленными в стену, и резкие тени мелькали на фоне кусков сероватой скалы. Через два пролёта вместо стен появились бочки с краниками, вставленные в скалу.

— Пиво?

— Пиво.

А вот и рыбный ресторан. Я совсем не ожидала после такой лестницы из широких досок, скалы и бочек в стене, увидеть изящные столики и высокие стулья с подлокотниками. Стены, украшенные гобеленами с картинами морских битв: парусники едва удерживались на высокой волне, но при этом палили друг в друга из пушек. А на дальней стороне высокая барная стойка, заставленная большими кружками, пока пустыми, но рядом с ними стояли небольшие бочки с такими же краниками — подходи и наливай себе любое. Только никого не было, кто бы назвал сорта пива, я вопросительно посмотрела на Роберта — и где обещанная рыба? Он подвёл нас с Яной к одному из столиков, помог сесть, сразу появился Алекс в длинном белом фартуке, широко взмахнул рукой:

— Рина, приглашаем тебя испробовать рыбные запасы Англии.

И началось: девушки появлялись в самых разных костюмах, утром я не очень их рассмотрела в своём переживании, а сейчас с удовольствием отметила вкус Роберта, мне прислуживали только девушки благородных кровей. Ни одной простой крестьянской девушки, только длинные изящные платья и драгоценности. Как кадры из исторических фильмов, даже волосы девушек убраны в соответствии с модой того времени. Подносов не было, девушки держали в руках красивые золотые блюда с едой и ставили их передо мной, ароматы заполнили помещение, и я поняла, что на самом деле голодна после прогулки. Поедая очень вкусную красную рыбу с морской капустой в остром соусе, и одновременно доставая вилкой кусочки соленой из другого блюда, я, едва прожевав, спросила:

— В твоём клане только дети и девушки?

Роберт, облокотившийся в вальяжной позе о барную стойку, улыбнулся, но ответил в соответствии:

— Мужчины заняты делами.

Всматриваясь в весёлые глаза Роберта, я осознала — ушёл, конечно, Амир, только всё равно где-то рядом, даже если не физически, то приказом. Гарем на расстоянии. Роберт усмехнулся своим мыслям и неожиданно предложил:

— На обратном пути мы можем заехать к одному знакомому барону, давно меня приглашал. Он человек.

— Человек?

— И ничего не знает о нас.

Спокойный взгляд и лёгкая улыбка на губах. Интересно, это он сам придумал, или Амир дал разрешение выводить меня в свет? Невинные глаза убеждали — конечно, сам, надо же как-то развлекать жену вождя.

— Хорошо. А кого он увидит? Эту… я не запомнила имени, твою знакомую?

— Он увидит тебя. И можешь представляться своим именем, никаких сложностей.

— Роберт…

— Всё просто, завтра он даже не вспомнит, что мы у него были, а мутанты создадут иллюзию, что мы сразу вернулись домой.

— Ты всегда… то есть мутанты всегда умели так?

— Всего несколько мутантов могут создавать такие иллюзии, как сейчас с тобой.

Он подошёл и сел за мой столик.

— Рина, мы всегда сможем тебя защитить. Я говорю тебе лишь некоторые моменты, всё остальное скучно и не интересно.

— Ты не мутант, а можешь Амира изображать.

— Ещё один такой сейчас с тобой летит в истребителе.

— Истребителе… на них напали?

— Попытались.

Почему он сказал мне о нападении? Роберт очень отличается от всех в окружении Амира. Он исполняет волю вождя, но остается самостоятельной личностью, и, пожалуй, Амира это устраивает, раз тот до сих пор жив. И он ему меня доверил. Сразу ещё одна мысль возникла — я бы никуда не поехала, какие бы желания не изрекала, если бы Амир этого не разрешил. Слова о свободе лишь слова, никуда он меня не отпустит.

— Амир вернётся.

— Поехали к твоему соседу.

Я опустила глаза и старалась не думать ни о чём, слишком уж часто Роберт догадывается о моих мыслях. Он ещё несколько секунд рассматривал меня, только потом приказал:

— Алекс, мы едем к Джону.

Уже в машине я подумала: а ведь я так и не попробовала всемирно известное английское пиво. Надо попросить на ужин, как там называется мера, кажется пинта. Интересно, вдруг выяснится, что эта пинта целый литр, или два, не выпью же. От расчета объёма пинты я развеселилась: напьюсь, устрою дебош, и пусть Амир думает что угодно, ушёл и ушёл. Яна посматривала на меня, но ничего не говорила, она сама расцвела, ведь Алекс сидел рядом с Робертом и иногда посматривал на неё в зеркальце.

Дом барона оказался современной двухэтажной постройкой, окружённой старинной оградой с колоннами, видимо только она и сохранилась от родового имения. Мы проехали по узкой дорожке среди пихтовых деревьев, ни одного кустарника или цветника, лишь яркая зелень сосен и елей. Но перед самим домом оказалось достаточно большое озеро, окружавшее дом, как крепость, проехать можно было только через мостик, а войти через большие ворота, своими размерами они достигали второго этажа. Ворота тоже явно относились к бывшему имению, и видимо хозяин построил свой дом вокруг них. Опора в прошлом.

Я ожидала увидеть пожилого человека, а на крыльце стоял мужчина лет сорока, с густой шевелюрой тёмных волос. Он радушно улыбнулся и, как только наша машина остановилась, протянул мне руку. Заговорил на чистейшем русском языке:

— Приветствую вас, наконец-то Роберт приехал ко мне, да ещё и гостей привёз!

Роберт подошёл к нам и взял мою руку из руки барона.

— Рина, познакомься барон Джон Сеттон.

— Рина, удивительное имя, как красиво, редкое имя, очень редкое.

Роберт только улыбнулся и представил Яну:

— Алекса ты знаешь, а это его невеста, удивительная девушка Яна.

Яна покраснела так, что щёки стали алыми, и опустила голову, но Алекс обнял её за плечи и гордо заявил:

— Джон, как только будет известна дата нашей свадьбы, мы обязательно тебя пригласим.

Я переводила взгляд с одного на другого и поражалась: приятные молодые люди, совершенно ничем от людей не отличаются, глаза Алекса горят от возбуждения, что его невеста так прекрасна и смущена, а Роберт горд познакомить своего соседа с …кем? Интересно, как он меня представит, как обычную знакомую?

Джон едва коснулся пальцев Яны и неожиданно для меня спросил:

— А Фиса не приезжала?

— Она здесь.

— Роберт, передай ей моё восхищение, лекарство, которое она приготовила для меня волшебное, просто чудо, как оно помогло, на следующий день мне было уже легче.

Я не стала уточнять, чем таким болен Джон, но на мой удивлённый взгляд Роберт сразу рассказал историю болезни:

— Джон поранился на рыцарском турнире, и рана долго не заживала, вот Фиса и помогла травами.

— Джон, вы рыцарь?

Он гордо поднял подбородок, но сразу засмеялся и с улыбкой признался:

— Я организовал общество по изучению английской истории, мы иногда собираемся и проводим некое подобие турнира. Кстати, через два дня будет десятый по счету. Роберт, что мы стоим, пойдёмте в дом. Рина, позвольте Вас проводить. Яна, Алекс, прошу вас, проходите в дом.

Он церемонно подал мне руку, и Роберту пришлось отпустить мою ладонь. Алекс продолжал обнимать Яну, которая только смущённо улыбалась.

Пока мы шли по дому, и Джон рассказывал о своих исторических изысканиях, я думала о том, как странно Роберт посмотрел на меня, когда отдавал мою руку Джону. Какая мысль возникла в его голове в этот момент, глаза сощурились, и в них пронеслась как вихрь темнота. Сам предложил встретиться, и вдруг такая реакция, и сейчас идёт мрачный, совсем не слушает Джона, даже не пытается скрыть полного отсутствия интереса к тому, что тот говорит. К счастью, Джон настолько увлечён историей, что для него важно говорить самому, а как относятся слушатели к его информации, он даже не видит. А может то, что Джон завтра забудет всё, позволяет Роберту так себя вести? Нет, что-то другое, его почему-то волнует моя реакция на Джона. Потому, что он человек? Или мужчина-человек? Ха-ха, кого это может волновать, некоторые мужья уже сбежали, выдали свободу полной ложкой, по крайней мере, объявили об этом.

В одном из залов Джон отпустил мою руку, чтобы подробнее показать, как перед турниром рыцари надевали латы, и я внимательно его рассмотрела. Для человека достаточно высокий и явно сильный, занятия рыцарскими турнирами превратили его тело в образец воина. Широкие плечи, мощный торс и длинные накачанные руки, да, не офисный планктон. А что, Амиру стоит на него посмотреть, настоящий представитель рода человеческого, можно даже с ними спокойно сравнивать, вышел и ростом, и силой. Конечно, сила явно несравнима с иродовой, но всё же не слабак, который будет визжать от вида крови, раз на турнирах бьётся.

Вслушавшись, наконец, в объяснения Джона, я отметила его речь: умён и сообразителен, говорил для женщины, которая ничего не понимает, но её внимание можно привлечь рассказами о способах крепления одежды рыцаря и четверостишиями, которые те посвящали своим дамам. Внимательные серые глаза наблюдали за моей реакцией — как только я отвела взгляд от очередного железного рыцаря и посмотрела на картину, Джон тут же начал рассказывать о каком-то юноше, который совершил воинский подвиг, и этот подвиг запечатлен на этой картине.

— Джон, а откуда у Вас такое знание русского языка?

— Я долго жил в России. Атташе по вопросам культуры в посольстве Англии.

Моя улыбка повеселила Джона, и, пожалуй, даже он понял мои мысли — шпион, все атташе по культуре были шпионами, судя по нашим фильмам о разведке.

— Вы — шпион?

У Роберта вытянулось лицо, Алекс тоже напрягся, только Яна не поняла вопроса и растеряно смотрела на меня. Джон засмеялся и покачал головой, видимо удивляясь моей откровенности:

— Нет, Рина, к сожалению, не шпион, но прикрывал наших разведчиков.

Конечно, наши — это разведчики, а чужие — это шпионы. Роберт на всякий случай решил уточнить:

— Почему к сожалению?

— Всем хочется интересной, насыщенной приключениями жизни, но я слишком… как это …внешность не подходит. Меня далеко видно, рост не позволяет быстро спрятаться.

Мне с трудом удалось удержаться от неприличного хохота, знал бы он — кому это говорит! И как с ещё большим ростом можно спрятаться. Но Роберт был начеку и сразу парировал:

— Но ты был не тем, кто бегает с пистолетом, а тем, кто думает. Это не менее интересно.

— Конечно, думать приходилось, но мне не хватало как раз бега по дворам с пистолетом. Поэтому уйдя в отставку, я занялся турнирами. Рина, я который год уговариваю Роберта принять участие в нашем турнире, а он всегда отказывается, и Алекс тоже не соглашается. Может быть, Вы сможете их уговорить, хотя бы посмотреть, оценить, так сказать, наши попытки воссоздать историю…

— Оценить?

— Роберт военный, а военные смотрят иначе, со своей точки зрения.

Военный? Значит, для Джона Роберт военный, конечно, это я смотрю на них своим женским взглядом, да ещё зная, кто они на самом деле. А для нормального мужчины сразу видна и выправка, и поведение, взгляд уверенного в своей силе стратега. Перед глазами встала картинка представления мне глав кланов: они стояли как командующие войсками, у которых в подчинении несметное количество солдат. Ага, и ещё истребители. Дисциплина в клане Роберта я думаю железная, это он со мной такой душка, всё-таки жена вождя.

— А мне можно посмотреть ваш турнир? Женщин туда допускают?

Джон даже руками взмахнул от радости:

— Рина, я буду счастлив, если Вы посетите наше сборище, конечно, это не настоящий турнир средневековья, всё очень символически, но…

— Я приеду.

По тому, как потемнели глаза Роберта, идея ему совсем не понравилась, но я лишь приподняла бровь, и он согласно кивнул головой, желание гостьи — закон.

А потом я пригласила Джона к нам на ужин, с Фисой встретиться. Как себя чувствовал Роберт, можно было понять по мрачным взглядам в мою сторону, но он так и не решился противиться моему капризу. Конечно, он мог в одно мгновение лишить Джона памяти, и тот бы даже не вспомнил, кто я такая, но почему-то этого не сделал, и мы всей компанией поехали в наш замок.

Уже в машине я задумалась над сложным вопросом: пригласить-то я Джона пригласила, но ведь ни Роберт, ни Алекс, да и Яна не едят человеческой еды, только мы с Фисой. А как вообще они все эти столетия существуют в человеческом мире, как скрывают свои возможности и отсутствие необходимости питаться обычной едой? Ведь люди всё видят, это как в деревне — вроде и нет никого на улице, а всё о тебе знают, когда чихнул и что сказал. В крупных городах проще, зашёл в квартиру и всё, закрылся от соседей, никто ничего не знает, особенно сейчас, я даже своих соседей не всех в лицо знала, не говоря уже о более плотном знакомстве. Получается, они всегда скрывались от людей, жили в своей темноте… а людьми только питались. Переход на донорскую кровь выявил эту сложность: жить рядом, как-то общаться, вести общие дела и при этом скрывать свою сущность. И тут возник ещё один сложный вопрос, я даже замерла от ужаса.

— Что с тобой?

Яна тревожно посмотрела на меня, и Алекс тут же обернулся.

— Роберт, прости, я не подумала.

— О чём ты не подумала?

Машина ехала с прежней скоростью, а глаза Роберта смотрели на меня в зеркальце, не отвлекаясь на дорогу.

— А как теперь, твои мутанты… вы сами… Алекс прости… Джон человек… наверное, ко мне вы уже привыкли… и к Фисе…. Не возникнет, прости, как они, ведь они ещё дети…

Я не смогла произнести слово «жажда» и только закрыла лицо руками в ужасе от содеянного. Роберт с Алексом могут сдерживаться при людях, а, например, Хосе, или ещё кто-то, для кого человеческое сердце будет стучать как колокол. Как на них скажется присутствие человека? Роберт ответил не сразу, и его молчание давило на меня очередной безнадёжностью: вот опять я влезла со своими правилами в чужой мир, не понимаю сложности их жизни, вернее не думаю о них, забываю, и тем самым создаю проблемы. Какой турнир, вот дурочка, им же придётся находиться в толпе людей, да ещё и мою безопасность обеспечивать.

— Рина…

— Можно сказать, что я заболела по пути…

— Нет, никакой болезни. Джону пора посмотреть, как живёт его сосед. Пусть шпион удостоверится, что я обычный военный в отставке. Ты права, на турнире надо появиться. Алекс, вот тебе и испытание, будешь участвовать как рыцарь …птицы сладкоголосой.

И такой взгляд в сторону Яны, что она опустила голову и зарделась. Я заволновалась:

— А почему испытание? Какое такое испытание?

— Должен же Алекс показать Яне всю глубину своих чувств, он ещё сочинит …надо спросить у Джона, как правильно называется посвящение рыцаря своей даме.

Алекс что-то промычал, а Яна неожиданно хихикнула, но сразу опустила голову, спряталась от весёлого взгляда Роберта. Вдоволь налюбовавшись её смущением — и как только машиной управляет, ни разу на дорогу не посмотрел, хотя мы несколько раз проехали повороты — Роберт продолжил:

— О мутантах не переживай, им тоже свои возможности необходимо определить. Под контролем, конечно.

Я больше не стала спрашивать о сложностях их участия в турнире, Роберт всё организует, продумает с Алексом или ещё с кем-нибудь, и всё сделает так, что никто ни о чём не догадается. Или создаст иллюзию.

Нас с Яной Алекс повёл переодеваться, а радушный хозяин пригласил Джона осмотреть замок, от внешнего вида которого Джон уже был в полном восхищении:

— Рина, просто удивительно, как Роберт сумел сохранить всё в целости. Его отец, а Роберт поразительно на него похож, просто поразительно… местные старожилы мне рассказывали, что когда Роберт появился после смерти отца, то они его даже какое-то время называли сэр Вильям, путали из-за их схожести.

Роберт снисходительно кивал головой:

— Да, отец ничего не менял в замке и мне приказал всё оставить в прежнем виде.

Уже в комнате я поняла: да это же сам Роберт и был, сын самому себе — конечно похож. Я поделилась своим открытием с Яной и спросила:

— А сколько лет Роберту?

— Около двухсот, я точно не знаю, но он значительно старше меня.

На ужин я выбрала тёмно-зелёное атласное платье с такого же цвета кружевным воротником, ложившимся волной на плечи. Когда Яна предложила драгоценности, я подумала и согласилась: почему бы нет, гостя нужно принимать в соответствии с замком, будем королевой в зале с флагами. И её заставила надеть красивое голубое платье, и, хотя от драгоценностей она отказалась категорически, золотую цепочку мне всё же удалось ей повесить на шею:

— Яна, такая шейка просто требует украшения. Вот я Алексу скажу, чтобы он на свадьбу тебе обязательно купил…

— Не будет свадьбы.

— Как это не будет?

Яна склонила голову и вздохнула.

— Говори, почему не будет?

— Я мутант.

— Ну и что? А я курица беспородная, обязательно будет, если нет никакого ритуала, значит придумаем. В администрации какой-нибудь распишем, а потом праздник устроим. В Лондоне, например.

— Ясенька, ты её не слушай, наговорит, не подумавши. Мы вам с Лёшенькой настоящую свадьбу сделаем, он тебя ещё выкупать будет, я его уже предупредила, чтобы деньги копить начал.

— Фиса! Где ты ходишь, мы Джона привезли, он тебя вспоминал, как ты его от раны спасла… в смысле вылечила…

Фиса медленно вошла в комнату и села в кресло, положила ногу на ногу и странно посмотрела на меня. Совсем другая женщина, никакой лубочной ведьмы: красивая, уверенная в себе женщина, даже крестьянское платье и платок не помешали новому образу. Мы с Яной так и замерли.

— Рина, ты на турнир собралась?

— Собралась, Роберт сказал, что можно.

— Королевой турнира хочешь стать?

— Какой королевой?

— На каждом турнире выбирают королеву, ради неё турнир и проводят.

Я удивлённо пожала плечами, знать не знала ни о какой королеве. Просто посмотреть хотелось, что за турнир такой, всё равно делать нечего. Посмотрела на Яну и заявила:

— Яна будет королевой.

— Я?

Изумление в прекрасных глазах было таким искренним, что я рассмеялась:

— Ты же королева, настоящая королева.

Фиса подняла брови и опять спросила:

— И ты согласишься?

— Конечно! Фиса, почему ты спрашиваешь?

Но она не ответила, опять странно посмотрела на меня и вышла из комнаты. Я пожала плечами и хмыкнула, что-то с Фисой происходит, она вообще изменилась в Англии, совсем другая женщина.

Всё-таки я волновалась, как объяснить Джону, что есть будем только мы с Фисой. Я всё понимала, что Роберт уже что-то придумал, раз согласился на ужин, но боялась не понять его и сказать глупость. По дороге в столовую я не выдержала и спросила Яну:

— А что ты скажешь, почему не хочешь есть?

— Диета.

Милая улыбка и чистый взгляд, какая я глупая, конечно! Женщина всегда сможет оправдаться именно диетой — мол, листик салата я уже съела, а мне ещё пять грамм веса надо сбросить. Ага, а мне тогда сколько? На мой расстроенный вид она произнесла сакраментальную фразу:

— Рина, ты ещё совсем недавно болела, тебе обязательно надо ужинать.

— Завтракать и обедать.

Мы не узнали женщину, которая стояла в коридоре. Фису выдал рост, даже высокий каблук не помог, она всё равно была ниже меня. Я прошептала:

— Фиса…

— Да всё из-за тебя! Захотелось ей на турнир посмотреть, а я сюда ведь другая приезжала, Джон знает меня как… не важно, вырядиться пришлось, каблуки вот… а я уже и ходить на них разучилась!

Красиво уложенные волосы, которые я никогда не видела из-за платка, оказались тёмными, практически как у Амира. А глаза, ярко-голубые, даже слегка подведённые косметикой, поражали женской иронией осознания своей красоты: кто посмеет к ней приблизиться, кто сможет встать рядом и быть достойным? Ей можно было дать не больше сорока, даже на пару лет меньше, бордовое платье только подчеркнуло зрелую стать фигуры.

Мы бы ещё долго стояли в полном изумлении, но Фиса вздохнула и позвала:

— Ну, что, пошли, куда теперь деваться, все уже в столовой.

Я по дороге шёпотом спросила её:

— А кем тебя знает Джон? Ну, чтобы сказать, если что спросит… или глупость не сморозить…

— Ты и без этого сказать глупость можешь. Я потомок князей Строгановых, Анфиса.

— А почему тогда…

— Потому что.

Логично, но дальше задавать вопросы я уже не успела, мы вошли в столовую с флагами. При виде Фисы Джон подскочил и начал раскланиваться, я едва сдержалась, чтобы не хихикнуть, вот вам и Фиса, ведьма и тётка в платочке. Я не знаю, что сказал ему Роберт, но наконец-то сев за стол, Джон так и не спросил, почему кроме нас троих никто больше не ест.

Практически весь ужин разговаривали только Фиса и Джон, мы лишь переглядывались: Яна улыбалась, Алекс никого не видел кроме неё, а Роберт делал глаза и ухмылялся. Они говорили обо всём и, пожалуй, тоже никого не видели и не слышали — на простой вопрос Роберта об участниках турнира, Джон ответил, что Фиса в прошлый раз ему обещала рассказать о тех травах, которыми лечат подагру. Роберт кивнул и приказал Фисе:

— Расскажи.

Пока Фиса рядом, любопытство соседа нам не угрожает, хоть из ракеты стреляй — Джон ничего не увидит и не услышит. Он в неё влюблен, не так, он её любит со всей страстью взрослого мужчины, который впервые осознал настоящую любовь. Да и Фиса тоже не равнодушна, при всём своём умении владеть собой, с Джоном она совсем другая, та самая роковая женщина, облик которой приняла. И опять не так, она раскрылась с ним, она на самом деле такая, это с нами она превратилась в ведьму, чтобы совершить месть. Но и это неправильный вывод, интересно, когда она с Джоном встретилась, до или после мысли о мести, как это до, не до, а вовремя. А когда? Я уже открыла рот, чтобы уточнить этот вопрос, как вдруг Роберт попросил:

— Рина, спой нам.

— Пусть лучше Яна споёт, у неё такой голос изумительный…

— Яна будет петь на турнире, ей нужно беречь свой голос.

— На турнире?

И тут Джон всё-таки услышал знакомое слово, сразу быстро заговорил:

— Да-да, королева, я думаю, что такую прекрасную девушку обязательно выберут королевой турнира, так вот, королева должна исполнить песню, какую-нибудь балладу. Яна, а Вы…

— Яна прекрасно поёт.

— Слышишь, ей петь нельзя. А тебе даже нужно.

Если Фиса изрекла желание, то Джон совершенно уверен, что мне петь просто необходимо:

— Рина, я умоляю Вас, спойте что-нибудь, сегодня такой прекрасный вечер.

Роберт таинственно улыбнулся, и тут же в столовой появился рояль, а за ним вошёл и тот молодой человек, который играл на балу. Наверное, именно их отношения, Фисы и Джона, так на меня подействовали, вспомнились наши с Амиром редкие мирные разговоры, я встала и подошла к роялю. Только за те несколько шагов, я вспомнила и наше прощание.

Он говорил мне: «Будь ты моею, и стану жить я, страстью сгорая;

Прелесть улыбки, нега во взоре мне обещают радости рая».

Бедному сердцу так говорил он, бедному сердцу так говорил он, —

Но не любил он, нет, не любил он, нет, не любил он, ах, не любил меня!

Он говорил мне: «Яркой звездою мрачную душу ты озарила,

Ты мне надежду в душу вселила, сны наполняя сладкой мечтою».

То улыбался, то слёзы лил он, то улыбался, то слёзы лил он, —

Но не любил он, нет, не любил он, нет, не любил он, ах, не любил меня!

Он обещал мне, бедному сердцу, счастье и грёзы, страсти, восторги,

Нежно он клялся жизнь усладить мне вечной любовью, вечным блаженством.

Сладкою речью сердце сгубил он, сладкою речью сердце сгубил он, —

Но не любил он, нет, не любил он, нет, не любил он, ах, не любил меня!

Я пела, а перед глазами проносились картинки: вот Амир достаёт меня из бурного потока, а вот стоит на горе, когда я приползла с дарами духам, или рулит вместе со мной кораблём. Воспоминания становились всё больнее и последние слова романса я почти прошептала.

— Рина!

Яна оказалась рядом со мной и схватила за руку, я слабо улыбнулась, но слёзы были готовы выплеснуться из глаз.

— Рина устала, слишком много впечатлений. Фиса, Алекс проводите Джона.

Роберт подхватил меня на руки, и мы почти сразу оказались в спальне. Он уложил меня на постель и отошёл, но уходить не собирался. Я сжалась в комочек, пытаясь удержать рыдания, и смогла едва прошептать:

— Роберт, прости, у меня…

— Я не должен был просить тебя петь.

— Извинись перед Джоном.

Роберт издал хриплый звук, и я поняла — вот уж Джон его интересует в последнюю очередь. И только заметила, что Яны нет, она с нами не пошла.

— А где Яна?

— Готовит ванну.

— Какую ванну, есть же бассейн.

— Голубую.

— Чтобы я всё время спала?

Роберт тяжело вздохнул и оказался на коленях у постели:

— Рина… ты так много страдала…

— Роберт…

— Послушай меня, просто послушай.

Я шмыгнула носом и закивала, хоть не ругается, уже хорошо.

— Ты человек, своим организмом ты обычная человеческая женщина. Я не буду говорить о твоём сердце и душе, только о состоянии организма.

— А душа и сердце отдельно?

— У тебя да. Так вот, я подсчитал, что ты не только не успевала восстановиться, но с каждым разом страдала всё сильнее, теряла энергию… терпела невыносимую боль…

— Роберт…

— … и при этом у тебя иногда одна потеря энергии следовала за другой в течение нескольких суток.

— Я ни о чём…

— Рина, я говорю не об этом. Я знаю, что ты ни о чём не жалеешь.

Он достал из кармана платок и подал мне, я утерла слёзы и спросила:

— И что теперь?

— Тебе необходимо…

— Жить весело. Эмоций Рине не хватает, эмоций. Отдала все ироду, а он… да не об этом речь.

Фиса решительно скинула туфли, облегченно вздохнула и села в кресло, вытянув ноги.

— Ты ирод, а значит, женщину понять не можешь. Хоть закорми её витаминами, да уложи в ванну с водой из волшебного озера, коли мыслей радостных не будет, так всё равно сама утопится.

Она опустила голову и замолчала, а я заползла под одеяло и закрылась с головой, зачем она это говорит Роберту, ему и так сложно со мной, упала на голову, и ему приходится расхлебывать моё состояние брошенности.

— Не прячься, выжила в невозможной боли, страх перетерпела, и это переживёшь… подумаешь, муж в бега подался, так ему же хуже. А ты Родя, помни одно — чудо ей надо, чудо. Коли чудо это увидит, да поверит ему, вот тогда жить заново и начнёт, тогда женщина в ней возродится. А когда женщина… то и тело не выживает, сгинет вместе с душой. Только торопись, дело делай, мысли у неё… сам слышал.

— Слышал.

Мне под одеялом стало жарко и я, выбравшись из-под него, проворчала:

— Все всё знают, все понимают, одна я дурочка…

— Дурочка и есть, вздумала страдать, ты вспомни, если что, спасти тебя сможет только Амир, а он… неизвестно где.

— Сам бросил…

— Не бросил, а… погулять пошёл.

— Куда? Погулять?

— Рина, ты на него не сердись, он ирод, тонкостей языка не понимает, откуда ему знать…

Но договорить не смогла, расхохоталась в голос, тем самым заразив меня, и я тоже засмеялась, догадавшись, какой смысл она вложила в слово «погулять». Роберт удивлённо оглядывался на нас — что это мы вздумали смеяться над таким простым словом. Фиса сквозь смех проговорила:

— Я тебе, Родя, потом… объясню… ты этого …знать не… загул… знаешь…

Он задумался, повёл губами и уточнил:

— Гулять и загул, это не разные слова?

Мы расхохотались ещё больше, я рухнула на подушку, а Фиса лицо закрыла ладонями, нервы у обеих были на пределе, вот и вылились этим смехом. О чём-то догадавшись, Роберт хмыкнул, пожал плечами, но ничего не сказал и медленно вышел из комнаты. Мы почти сразу успокоились, и Фиса уже серьёзно спросила:

— Рина, как ты себя чувствуешь на самом деле?

— Не знаю… ничего не чувствую.

— Ну да, особенно когда пела, ничего не чувствовала.

Она тяжело поднялась, подобрала туфли и задумчиво произнесла:

— Ты вот что, пока не думай ни о чём, просто живи, да сил набирайся. Роберт прав, тебе надо восстановить свой организм, едва жива после всего…

Она недоговорила, вздохнула и ушла. Почти сразу вошла Яна, и я категорически заявила:

— Не хочу в голубую ванну!

— Рина…

— Не хочу!

— Бассейн.

— Что бассейн?

— Роберт сказал, что если ты не примешь голубой ванны, то будет голубой бассейн. Всегда.

Роберт начал выполнять свою угрозу вылечить мой организм. И со всей своей организованностью будет этим заниматься, раз сосчитал количество дней между моими потерями энергии, то уж лечение устроит с поминутной раскладкой процедур. Я вздохнула и решила подчиниться, отделаться ванной, чтобы сохранить нормальный бассейн с рыцарями.

Через два дня я мрачно смотрела на Роберта и пыталась отбиться от той гадости, которую мне приготовили на ужин. Фиса сразу отреклась от этого безобразия, заявив, что она никаких указаний по моей еде не давала. На этот раз она обошлась длительной прогулкой в попытке заставить меня дышать свежим воздухом, но я уже к обеду начала демонстративно кашлять, и следующая прогулка была отменена Робертом. Мне кажется, он получает истинное наслаждение от возможности восстанавливать мой организм отдельно от души и сердца. Во время нашей прогулки Фиса даже не стала со мной разговаривать, косо повела глазами на ближайшую скалу и вздохнула:

— Родя тоже гуляет.

Ей явно хотелось поговорить со мной о Джоне, она вздыхала, грустно смотрела вдаль, но присутствие Роберта, практически постоянное, удерживало её от откровенности. Мы почти всю прогулку молчали.

Непонятно, кто продумывал мне лечение, но я решила, что к процессу имеет отношение сам Роберт. Кто ещё мог придумать укладывать меня на дневной сон? То есть сразу после обеда меня мочили в голубой ванне, я там засыпала, а просыпалась уже ближе к ужину на своей постели. На второй день после завтрака Роберт придумал вместо прогулки вокруг окрестностей с Фисой лежание в глинистой гадости, и ведь даже предложил намазать спинку! Я от удивления чуть со стула не упала, а он ослепительно улыбнулся и заявил, что у меня есть выбор: самой ложиться в ванну или с его помощью. Я пыхтела и кипела, но лежала в очень дурно пахнущей субстанции. А на ужин он собственноручно поставил передо мной тарелку с синей гадостью.

— Не буду я это есть.

— Ты хочешь пойти на турнир?

— Хочу, но эту гадость есть не буду.

— Это не гадость…

И перечислил всю таблицу Менделеева, которая в полном составе присутствовала в том, что лежало на тарелке.

— Я после этого… химического раствора не выживу.

— Всё в пределах допустимой для человеческого организма дозировки. И усвоения. Ешь.

И так на Фису посмотрел, как будто она меня отговаривает, но она только сделала глаза на пол лица и пожала плечами — вообще моим здоровьем не занимается, отлучили совсем. Я поняла, что вся вина за мою диету ляжет на неё, и стала ковыряться вилкой в синей непонятности, попробовала кусочек и удивлённо посмотрела на Роберта, оказалось очень даже вкусно. Он кивнул головой:

— Это не гадость.

После ужина я объявила, что всё, сил нет восстанавливать здоровье, и пошла спать.

Уснуть в такое время я не могла, но изобразила перед Яной, что собираюсь, и она ушла. Полеживая на постели, я стала думать. За эти два дня мне удалось не показывать своих мыслей перед Робертом и Фисой, Яна догадывалась о них, но лишь иногда грустно смотрела на меня. Алекс практически не появлялся в замке, на мой вопрос, где он, Роберт с улыбкой сообщил, что он пишет стихи своей Прекрасной Даме. Яна сразу покраснела, а Роберт улыбнулся ещё шире, не скрывая, что получил массу удовольствия от её смущения.

Я сотый раз повернулась на постели и вздохнула: ну почему у нас с Амиром ничего не получается, даже простого общения, я же не требую от него настоящей любви, сама понимаю, что ничего и никогда. Но позволил бы мне тихонько находиться рядом с ним, отдавать ему свою жизнь, хоть видеть иногда, просто заглянуть в его бездонные голубые глаза, изредка коснуться рукой. Или просто знать, что он где-то рядом, пройдёт по коридору, а я услышу его шаги. Почему надо исчезать вот так, даже вспомнить ничего толком не успела, не мог подождать хотя бы один день.

В том доме с коврами было удивительное окно, сядешь перед ним и можно с морем поговорить, рассказать ему о своей тоске, а здесь что, даже толком ничего не увидишь. Всхлипнув, я запела сама себе:

Вот так всегда: всегда, как только я кого-то полюблю,

Как только паруса наполню кораблю, он уплывает от меня — и так всегда.

Желанье тайное мое: не быть одной, я за него всегда плачу тройной ценой,

Ночами долгими без сна.

Не обижай меня, когда смотрю я из окна, как ты уходишь от меня,

И только холод на душе, мы не увидимся уже.

Не обижай меня за то, что верила тебе, за огонёк в моей судьбе,

За ясный свет в глазах твоих, за то, что я любила их…

Допеть я не смогла, заплакала горько и безысходно. Никакая химия не сможет излечить меня от тоски, Фиса права, только утопиться мне никто не позволит, попала в руки — уже не отпустят.

Утром я встала спокойная и уверенная в себе, никаких следов ночного рыдания в душе и даже на лице, синяя гадость всё же помогла выглядеть соответствующе рыцарскому турниру.

Мы поехали сразу после завтрака. Я не особо задумывалась, что надеть на себя, и остановила свой выбор на светлом брючном костюме из тонкой шерсти. А для Яны выбрала красивое красное платье, хотя Роберт предупредил, что королеве придётся переодеться. Молодец Алекс, такую одежду для Яны покупает, что ни наряд — то королевский.

Выехав на большое поле между морем и лесом, наша машина остановилась возле большой палатки. Множество машин, людей в средневековых костюмах, некоторые мужчины уже были в рыцарских латах, развевающиеся флаги различных цветов, палатки и костры. Помогая мне выйти из машины, Роберт показал куда-то в сторону:

— А вот и Джон.

Он увидел нас, приветственно помахал рукой, но даже присутствие Фисы не смогло заставить его прекратить разговор с несколькими мужчинами в официальных костюмах. Говорили они очень возбуждённо, почти кричали друг на друга, наконец, Джон раздражённо взмахнул рукой и направился к нам. Роберт сразу спросил его, как только он подошёл:

— Что-то случилось?

Джон возмущённо рассказал нам, что обнаружилась какая-то болезнь среди лошадей некоторых участников турнира, поэтому ветеринарная служба запретила конные соревнования. А для того чтобы другие животные не заразились, гостям запрещено проносить с собой даже кошек, о собаках уже речи нет. И почему я даже не удивлена: раз животные могут выдать присутствие иродов среди людей, а у них ощущение опасности отличается от человеческого, то их просто не будет.

Роберт посочувствовал Джону:

— Но турнир, надеюсь, не отменится?

— Нет, что ты, не будет только конных выступлений. Рина, это очень красиво…

И долго рассказывал, конечно, в основном Фисе, о породах лошадей, которые принимали участие в боях рыцарей. Сам он был пока одет в цивильный костюм, и я спросила:

— Джон, а Вы сами…

— Да, я буду участвовать в поединке на мечах.

— А какие ещё будут соревнования?

— Среди стрелков из лука, на мечах, как я уже сказал…

Тут к нему подошёл распорядитель, я это поняла по прикрепленной на груди дощечке с записью нескольких пунктов, и что-то спросил, Джон сразу извинился и ушёл с ним. Фиса деловито повернулась к Яне и заявила:

— А нам с тобой делом надо заняться, пошли.

— Куда вы?

— Так королевский наряд надо ещё надеть, а это как твое платье с камешками, полдня пройдёт.

У меня промелькнула мысль, что королеву турнира вроде как выбирают, но сказать ничего не успела, Фиса с Яной ушли. А Роберт опять понял мои мысли, может действительно как-то читает?

— Королеву турнира уже выбрали.

Ослепительная улыбка всё объяснила — что ему королеву турнира назначить, популярно всем объяснить, кто ею должен стать, если всех животных с турнира уже убрал. Я смотрела в его весёлые глаза и думала: какая я на самом деле дурочка, они сотни лет существуют рядом с людьми, Амир воин не последний, так, кажется, сказала Фиса. И те, кто рядом с ним тоже соответствуют, если они Шерера поймали, и того, кто Мари заказал, то уж турнир в маленьком местечке в Англии могут провести шутя. И дело не в том, что Роберт боялся любопытства Джона, он на него не обращал внимания, при необходимости тот просто бы исчез. Настроение сразу упало, рухнуло под доводами разума — всё вокруг меня игра, символический турнир с картинками иллюзии чувств. Только зачем? Амир всё уже получил, добился моей любви, настоящей, умом и организмом. Он её почувствовал, ощутил кожей, поэтому и ушёл, необходимость в иллюзии пропала, теперь можно жить своей обычной жизнью ирода и вождя.

— Что с тобой?

— Ничего.

Мой взгляд Роберту не понравился, он хотел взять меня за руку, но я её спрятала в карман плаща и отвернулась. Я ничего не видела перед собой, слёз не было, только картинки моей жизни в этом мире, надо принять всё, что происходит, радоваться, жива — уже хорошо. Прав Роберт, восстановить организм… ну да, конечно прав, восстановить, чтобы и дальше отдавать энергию Амиру. Не об этом ли я мечтала сегодня ночью?

— Рина…

— Когда начнётся действо? Алекс уже готов? Кем он будет, каким рыцарем, чёрным или белым?

Он смотрел на меня и глаза стремительно темнели, а губы сжались в жёсткую усмешку.

— Наши места на верхней трибуне. Оттуда лучше видно.

Протянутая рука была спокойна, он мужчина и должен вести женщину, которую сопровождает. Я несколько секунд смотрела на неё, но потом подала свою, не будем нарушать приличия.

— Рина, что случилось?

— Ничего.

— Ты не хочешь смотреть турнир?

— Хочу, где трибуны?

— Амир…

— Он может делать, что хочет, быть, где захочет, ко мне это не имеет никакого отношения. Роберт, ты сам сказал, что мне нужно восстановиться, и ты совершенно прав. Я не буду топиться, Фиса ошибается.

Внимательные глаза рассматривали меня, и я смогла не опустить взгляд, хотя хотелось рыдать и топать ногами от очередного приступа безнадёжности. Наконец Роберт повёл меня куда-то в сторону от общей толпы, провёл по безлюдной тропинке, и неожиданно перед нами возникла высокая стена.

— Трибуна.

Роберт открыл небольшую дверцу, ему пришлось пригнуться, чтобы войти в тёмное пространство лестницы, и подхватил меня на руки.

— Трибуна высокая, много ступенек.

И мгновенно мы оказались на самой верхней части трибуны, всё пространство поля было как на ладони.

Соревнования стрелков из гигантских луков, длиной иногда выше самих участников, я видела сквозь туман. Мы сидели на самом верхнем ярусе трибуны, единственные на ряд из шести красивых мягких кресел, и я постепенно успокоилась, рассматривая разноцветные флаги, людей в средневековых костюмах, рыцарей с пиками и мечами, спросила Роберта:

— А когда королеву будут объявлять?

Роберт улыбнулся и сразу зазвучал громкий звук трубы — турнир начался. Рыцари в доспехах и стрелки в кожаных костюмах с луками в руках прошли по всему полю и встали ровным прямоугольником, образуя некую арену будущих боев. Они несколько раз меняли конфигурацию своего строя, иногда поднимая вверх мечи, копья и луки, сопровождая движение громким боевым кличем. Среди рыцарей я так и не смогла узнать Джона, зато Алекс сразу выделился своим ростом, не узнать его было невозможно. На древке его копья развивался флаг с волшебной птицей.

Когда будущие участники поединков встали ровным строем рядом с трибуной, опять прозвучала труба, и ведущий несколько раз повторил короткую фразу, из ближайшего шатра вышел Амир, ведущий за руку Яну. Вздрогнув всем телом, я закрыла глаза. Рука Роберта сразу схватила мою ладонь, и энергия понеслась горячим потоком.

— Рина…

Я замотала головой, с трудом задышала сквозь плотно сжатые зубы.

— Дыши, Рина, дыши.

Его громкий шёпот привёл меня в чувство, я постепенно задышала ровнее и тоже прошептала:

— Зачем? Зачем он появился?

Роберт только посмотрел на меня больными глазами и опустил голову, у кого я спрашиваю, он лишь исполнитель воли Амира и никак не может влиять на его поступки. Ведущий что-то сказал в мегафон и послышался громкий общий крик одобрения, видимо королева произвела впечатление на участников турнира и гостей. Через какое-то время тишины песня Яны полилась в пространстве как гимн чистоты и любви.

— Добрый день.

Голос Амира был спокоен и вежлив, я не смогла посмотреть на него, лишь кивнула головой и вцепилась в руку Роберта. Амир не сразу сел в кресло рядом со мной, и я вся сжалась, пытаясь отпустить руку Роберта, но оказалось, что не в состоянии сделать это. Он положил свою ладонь на мою руку, и постепенно я разжала пальцы.

Амир сидел рядом и молчал, я чувствовала на себе его взгляд, но ничего не могла с собой поделать, лишь сцепила руки на коленях и глаз на него не поднимала.

Песня Яны произвела фурор, и зрители долго хлопали, потом её провели к нам, потому что я услышала возбужденный голос Фисы:

— Ну вот, красавица, а ты боялась. Рина, посмотри на нашу певунью.

Я лихорадочно вздохнула и подняла глаза, передо мной стояла бледная до синевы Яна в старинном костюме и остроконечном головном уборе, скрывающем её великолепные волосы. Но мой голос лишь проскрипел:

— Ты молодец… очень красиво.

Фиса недовольно фыркнула, догадавшись, что я ещё не пришла в себя от неожиданной встречи с Амиром, а может, он уже успел мне сказать что-то и тем самым расстроил. Они прошли мимо нас, и было слышно, как Фиса устраивает на кресле платье Яны. А я стала смотреть на арену, где проходили соревнования лучников, только никак не могла сфокусировать ни на ком взгляд, всё было как в тумане.

Пальцы Амира едва коснулись моей руки, я вздрогнула, но не убрала её. Пальцы медленно двигались, ощущая кожу, и сердце бешено забилось. Едва слышным шёпотом я спросила:

— Зачем ты приехал?

— Рина…

— Турнир посмотреть?

В этот момент опять прозвучала труба, и ведущий назвал победителя соревнований, но зрители были явно не согласны с выбором судей, потому что послышались свистки и громкие возгласы возмущения. Голос пытался что-то объяснить, но толпа продолжала громко кричать и свистеть, у неё оказалось своё мнение насчёт победителя. Роберт встал.

— Помогу Джону разобраться в ситуации.

Я непроизвольно кивнула, как будто это я разрешаю ему уйти с трибуны, но сразу осознала, что он доложился Амиру, и опять вся сжалась, отодвинула руку от пальцев Амира. Почти сразу послышался голос Фисы, севшей на место Роберта:

— Рина, Джон вечером устраивает бал в честь турнира, приглашает тебя… нас всех. Пойдём?

Мне не сразу удалось совладать с голосом, я долго откашливалась и сипела, но всё же смогла ответить:

— Да, я хочу посмотреть… он молодец, красиво всё устроил.

— Мне можно пойти с тобой?

Властный голос с ноткой иронии, странно, зачем спрашивает, он сам хозяин всего: замков, подданных и меня.

— Ты волен поступать, как захочешь.

— Рина…

— Амир… ты ушёл… и ушёл.

Видимо Роберт разобрался в ситуации с определением победителя соревнований лучников, потому что толпа выслушала голос в мегафоне и одобрительно зашумела. Обрадованный ведущий объявил продолжение турнира, потому что на середину поля вышли рыцари. Фиса зашевелилась и тихо спросила:

— Рина, ты не замерзла?

— Нет, всё хорошо.

Она вздохнула и ушла. Амир больше не пытался коснуться меня, сидел недвижимо, казалось, что не дышал. А я даже головы не могла поднять, сердце неслось как поезд и руки подрагивали. Как сквозь туман я слышала стук мечей и одобрительные крики зрителей, даже мысль о том, что вдруг это уже Алекс бьётся, не смогла заставить меня посмотреть на арену.

Вот муж и вернулся, сидит рядом, а я готова бежать от него, хотя ещё ночью рыдала и мечтала об этом. Муж, разобраться бы, что же мне нужно от него, есть и радуйся, пришёл, ушёл, какая разница, что он говорил, вернулся же. Хотела ограничиться звуками шагов в коридоре, ага, можно подумать мне бы этого хватило, почему же сейчас скукожилась и руку отобрала? Признайся хоть сама себе — ты демонстрируешь свою независимость только для того, чтобы он осознал, что совершил и принадлежал тебе весь, сердцем и душой, неплохо бы ещё и телом. Я удивилась этой мысли и сразу успокоилась, по телу разлилось тепло, а руки перестали подрагивать. Пусть это иллюзия, очередной самообман, но вот он сидит рядом, мне достаточно протянуть руку и коснуться его, а что будет дальше, посмотрим. Я люблю его, он мне нужен постоянно, каждый момент, и теперь я сделаю всё, чтобы так и было, пусть ценой минут своей жизни, но счастливых минут рядом с ним. Да будет так.

— Амир, почему ты приехал?

Мой спокойный взгляд удивил его, только что дрожала как осиновый лист, и вот уже требую ответа как жена. Но сам ответ меня поразил:

— Проезжал мимо, решил посмотреть, как ты отдыхаешь.

Так, считай до десяти: один, два, три, четыре…

— Посмотрел?

— Да.

— Можешь ехать обратно.

— Сегодня бал.

— Ах, бал, я забыла, что ты любитель балов.

— Пора навёрстывать упущенное.

Интересно, что он, великий Амир, смог упустить? Голубые глаза светились иронией.

— Здесь много красивых женщин, посмотри, какая интересная девушка, надо познакомиться. Не скучай.

Он встал и спустился с трибуны, действительно подошёл к какой-то девушке, величаво склонил голову, видимо представился, а та вся зарделась. Поговорив немного, Амир её куда-то повёл, придерживая за локоток. На мой ошалелый взгляд Фиса только ехидно усмехнулась: вот и чего добилась, сама прогнала, теперь смотри, как он с другими развлекается.

Не сразу я поняла коварный план Амира. Люси, он повторяет свой трюк с ревностью: как поведу себя на балу, наблюдая за его похождениями с другими женщинами. Ну-ну, вперед, дорогой муж, мне просто интересно, а как он представится местному обществу, как мой муж или молодой холостяк? И девушке, небось сразу в палатку повёл? Что это я, уже сошла с ума от ревности, всего пять минут вместе, а уже успели… и как мирно существовать? Какая любовь?!

Только когда Фиса с Яной прошли мимо меня, я поняла, что турнир закончился, и королева будет вручать приз победителю. Почти им в спину я спросила:

— Кто победил? Алекс?

Фиса ехидно ответила:

— А тебе что, отсюда не видно было? Конечно — он, за птицу сладкоголосую разве кого пропустит.

Но даже вручение приза победителю я пропустила, за спиной вдруг послышался голос Роберта:

— Рина, ты замерзла.

— Нет, я…

Больше я не успела ничего сказать, он подхватил меня на руки, и мы оказались внизу за трибуной. Практически рядом с дверями стояла машина. Роберт сел вместе со мной за заднее сиденье, включив обогрев, даже предложил плед.

— Роберт, я не замёрзла, не надо плед, всё хорошо… почему я должна замёрзнуть?!

— Ты ослабла. Я это почувствовал.

— Амиру?

— Да.

Очередное желание сбылось, как сама, между прочим, изрекла. Я задумалась, что ещё за желания были, как-то уж очень быстро они стали сбываться. Больше ничего не вспомнилось, и я спросила Роберта:

— А как Амир сюда приехал… уже можно?

— Здесь Любовь.

Моё изумление вызвало улыбку, и он объяснил:

— В одном из оснований трибуны.

— Значит, ты знал…

— Он позвонил сегодня утром.

Роберт опустил голову, для него появление Амира тоже неожиданность, пусть даже наступившая несколько ранее. Он едва слышно вздохнул и предложил:

— Рина, тебе надо восстановить энергию.

Протянутая рука какое-то время оставалась безответной, я не знала, хочу ли подавать свою. Никаких мыслей не было, просто нежелание, и Роберт не имел к этому никакого отношения. Я решилась, когда увидела боль в его глазах, он подумал, что я не хочу принимать его энергии, если появился Амир.

— Роберт, всё будет хорошо, у меня хватит сил, ты же накормил меня синей… вкусностью.

Горячий поток его энергии пронёсся по всему телу и взорвался маленьким фейерверком в голове. Я качнулась, и он сразу обнял меня.

— Рина, ты очень слаба.

— На бал я всё равно пойду.

Появившаяся тёмная фигура могла быть только Амиром, и Роберт опустил руки.

— Как ты?

— Всё прошло.

Роберт вышел из машины и что-то сказал Амиру, тот ответил одним словом и исчез. Почти сразу появились Фиса и Яна. Они тревожно посмотрели на меня, Фиса села рядом с Робертом, а Яна деловито устроилась рядом со мной и сразу взяла за руку. На моё возмущение, что Роберт уже делился энергией, ответила Фиса:

— Амир рядом.

И показала на большой джип перед нашей машиной.

— А ты ему свою жизнь по дури… едем Родя.

Скорость передвижения была обычной, то есть самолёт над землей, мы отставали от джипа на сантиметры. Роберт на меня в зеркальце ни разу не посмотрел, хотя я не отводила от него глаз. Интересно, что он сказал Амиру, и что тот ответил. Яна всю дорогу держала меня за руку и тревожно посматривала в глаза.

— Я чувствую себя хорошо, Яна, отпусти.

— Ты слаба.

— Я…

— Помолчи. Яна, как?

— Слаба, всё ещё очень слаба.

— Амир?

— Уже нет, но Рина отдала слишком много энергии, восстанавливается с трудом.

— Я чувствую себя…

— А вот приедем тогда и увидим.

Я упала сразу, как только попыталась выйти из машины. Роберт подхватил меня на руки под мрачным взглядом Амира, и я сразу оказалась на постели.

— Роберт, не уходи. Что ты сказал Амиру?

Он постоял, склонив голову, но всё же ответил:

— Что ты очень слаба.

— Спасибо.

В комнату почти вбежала Фиса, вслед за ней вошла Яна, а Роберт сразу вышел:

— Родя, ты иди, мы голубушку в чувство приводить будем. Завтра бал, должна соответствовать, раз собралась.

— Завтра?

— Без тебя Джон…

— Фиса, ему не я нужна на балу…

— Амиру нужна. Он приказал… без тебя бал не состоится.

— Приказал — что?

— Рина…

— Приказал — что?

— Ты послушай меня…

Фиса присела на край кровати и тяжело вздохнула.

— Это я Амира позвала.

— Зачем?

— Ты слабеешь с каждым днём.

— Я хорошо себя чувствую…

— Ты отдала Амиру остатки своей энергии, а принимать от него не стала.

— Он…

— Пытался… да ты…

Она махнула рукой, опять вздохнула. Касания пальцами, он не смог взять меня за руку, а я из-за своих мыслей так от него закрылась, что у него ничего не получилось.

— Но он сам ушёл…

— А что ему оставалось делать, если ты ему такой поток послала… Родя спас.

Ревность не продуктивна. По крайней мере в моём случае. Но почему я сама ничего не чувствую? Я помахала руками, всё нормально, двигаются, ноги тоже.

— Ты погоди махаться-то, сначала обед.

— Потом спать.

Вновь вошедший Роберт улыбался, а Яна продолжала за меня волноваться.

— Яна, а что ты вручила победителю?

Она сразу покраснела, но убежать не удалось, Роберт остановил её за локоток и выдал страшную тайну:

— Поцелуй. Я придумал.

Интересно, как к этой придумке отнёсся Джон? Роберт понял, о чём я подумала, и пожал плечами — а куда ему деваться. Фиса только рукой махнула:

— Ясенька, иди, готовь ванну, пока Рина есть будет.

Проснулась я перед ужином, выяснилось, что могу ходить, и Фиса сразу повела меня в столовую. Я решила не сопротивляться, неизвестно какой приказ озвучил Амир.

Моей энергией управляют мои эмоции. А все мои эмоции направлены на Амира, поэтому я и делилась с ним своей энергией. Выхода нет. Почему, всегда есть выход, например, отдать оставшуюся жизнь. Только вот странно, Амир это понимает и при этом никуда не уехал, остался. А может уже уехал? Вряд ли, раз меня так готовят на бал. Значит, согласен всё сразу получить. Красиво обставит: бал, гости и комната… ага, ещё скажи — спальня с красными свечами. Я представила Амира в белом костюме и решила, а почему нет? Всё к этому и шло, иллюзия растворяется в пространстве как туман, неплохая между прочим, красивая.

Всё правильно. Луна светила в окно ярким диском и во всём со мной соглашалась. Амир рассчитал правильно: я потеряла память, чистые эмоции, любовь по полной программе, воспоминания в единую картину не складываются, мозг их анализировать не в состоянии. Его демонстративный уход подхлестнул чувство и пожалуйста — энергия потоком. Сделал вид, что уехал, а сам получал такую нужную ему энергию. Раз нужна… отдадим.

Я встала с постели и подошла к окну, луна, ты одна меня сейчас понимаешь. На самом деле я действительно благодарна Амиру за всё, за настоящий праздник, который он мне устраивал всё это время, пусть это всего лишь иллюзия, но я была счастлива в этой иллюзии. Вспоминая одинокие дни в своей квартирке, заполненной страхом перед жизнью, обидой на неё, нежеланием жить, я отчетливо понимала, что не могу в неё вернуться. Закон иродов прав — жертва должна исчезнуть, она не может существовать в их мире, но и своей прошлой жизнью жить уже не может. Даже то, что получилось у королевы и её окружения, всего лишь… не знаю определения, наверное, больше похоже на эксперимент природы и совершенно не означает, что получится ещё у кого-то. Для неё нужны сотни лет опытов, тогда она и решит изменить закон.

А Роберт понимает, не так — знает, что происходит. Сегодня у него были такие глаза странные, столько боли, когда я не хотела давать ему руки, наверное, привык ко мне за эти дни… как к обезьянке. Весело смотреть на её ужимки, да время пришло отправлять в суп для вождя. Мне стало грустно, я привязалась к Мари, Фисе, Яне и мне не хотелось думать, что они тоже всё понимают и участвуют в иллюзии Амира. Хотя, Мари дочь Амира, а Фиса ведьма, которую он… я ведь не знаю, какие на самом деле у них отношения, это совершенно неизвестный мне мир.

Пусть будет бал, Амир сумеет всё приготовить красиво, вкус у него есть, да и опыт соответствующий. Разве могла я представить, что буду умирать так красиво, да ещё с таким мужем? Никакой боли, он этого не допустит, в этом можно не сомневаться, я просто усну. Совершенно успокоившись, я легла на постель, надо отдохнуть, чтобы соответствовать событию.

Странный сон, Бабы-Яги же уже нет, почему опять снятся эти страдающие глаза? Они смотрят на меня и в них такая боль, что у меня заболело сердце.

— Прости меня.

— За что?

Интересно, во сне можно даже с глазами разговаривать, они — то жёлтые, как песок, то голубые как небо.

— За то, что я не смог сказать тебе о своей любви.

— О любви?

— Я люблю тебя, но не могу сказать тебе.

— Почему?

— Я не умею говорить о любви.

— Но сейчас же ты говоришь о ней.

— Это сон, а в жизни я принёс тебе столько боли и страдания, что не могу говорить о своей любви, ты не поверишь моим словам.

— А ты попробуй, вдруг получится, и я поверю тебе. Чтобы потом не жалеть, что не сделал.

— Красавица не может полюбить чудовище.

— Я — красавица?

— Да.

— Это не так, значит, ты не чудовище. Я вижу только глаза, как я могу знать, что ты чудовище?

Глаза потемнели и исчезли. Я долго лежала в постели и вспоминала этот странный сон. Раньше я думала, что глаза — это Амир, а теперь сомневалась. Ночные размышления уже не казались такими однозначными, однако, и правду в них исключать нельзя.

Когда вошла Фиса, я видимо странно на неё посмотрела, потому что она сразу спросила:

— Ты что надумала?

— Ничего. Сон странный приснился.

— Какой?

— Опять снились глаза, хотя Бабы-Яги уже нет.

— Но я осталась рядом с тобой…

— Ты рядом как Фиса, а не как Баба-Яга.

Она кивнула, но встала у окна и сложила руки на груди.

— И что они сказали, глаза?

— Мне нужно подумать.

— Рина, твои мысли могут тяжело отразиться на твоём здоровье.

— Скажи, ты всегда знала… что так всё закончится?

— Что закончится?

— Скажи.

— Рина… я не понимаю…

— Я тебя не осуждаю, я готова.

— К чему готова? Ты что надумала, дурочка!

Фиса подскочила к постели и гневно нахмурила брови:

— А ну признавайся, о чём с глазами разговаривала?

— Я пойду на бал, всё правильно.

— Рина!

— Фиса, я иду плавать.

Она встала передо мной, уперев руки в бока.

— Говори, что опять надумала!

— Фиса, почему ты Рину не пускаешь в бассейн, ей можно плавать, даже нужно, очень полезно для здоровья.

Ослепительная улыбка и пронзительные глаза, Роберт стоял скалой, рядом с маленькой Фисой казался огромной горой с вулканом. И этот вулкан уже на грани извержения, он едва себя держит в каком-то даже не раздражении, а гневе — руки в карманах, с носка на пятку покачивается, ещё немного и начнет всё крушить кругом.

— Роберт, что-то случилось?

— Что могло случиться за ночь… плавать, Рина, плавать.

Он подхватил меня с постели, и я сразу оказалась в воде, мгновением показалось, что он хотел меня бросить в воду, но в последний момент передумал и медленно опустил, не сводя с меня практически чёрных глаз. Когда я смогла осмотреться, его уже не было, только мрачная Фиса стояла у бортика и смотрела на меня грозным взглядом. Я отплыла от неё на другую сторону, а потом вообще убежала на дно к рыцарям. Утопиться не удалось — Яна достала меня одним стремительным движением.

Молчаливый завтрак, сон после голубой ванны и такой же безмолвный обед, со мной никто не пытался заговорить, и я была рада этому. Ночные мысли опять вернулись и дополнились новыми размышлениями.

Амир был честен со мной, это я воспринимала его слова и поступки сквозь призму своего стремления к любви. Фиса права, его спасти может только любовь, нет ничего сильнее этого чувства, именно в состоянии любви у человека самая сильная энергия. И когда я полюбила его, сама призналась в этом, тогда и наступил момент передачи ему всей моей жизненной энергии. Добровольность усиливает все процессы, увеличивает количество ватт в батарейке, нет, батарейка — это долговременный процесс передачи энергии, я со своей любовью превратилась в другой аппарат, и не важно, как он называется. Наступила другая ступень преобразования энергии, и, пожалуй, высшая. Поэтому он не мог делиться со мной своей энергией, раньше получалось, потому что ещё шёл процесс накопления, его надо было поддерживать, а сейчас в этом нет необходимости — аппарат уже готов к полной разрядке.

А Роберт это чувствует, они все это чувствуют, и не хотят, чтобы я догадалась, этакое своеобразное милосердие к жертве, пусть лучше не знает, что время уже пришло, пора на эшафот.

Я медленно прошлась по комнате, кому ещё так повезло, живу во дворцах и замках, езжу на таких машинах, которые даже в кино не видела, самолёт из-за меня переделали. А в каких платьях я на балах пела, любая женщина ради этого пойдёт на что угодно. Пора платить по счетам.

В комнату вошла Яна с большой коробкой.

— Рина, пора готовиться к балу.

— Пора.

Она положила коробку на кресло и подошла ко мне.

— Что случилось?

— Ничего.

— Я вижу, что ты…

— А ты в чём будешь на балу? Королева должна быть самой красивой. Хотя, ты и так самая красивая.

— Рина…

— Показывай платье.

Я решительно направилась к коробке, но Яна обняла меня и зашептала в ухо:

— Рина, ты самая лучшая, это ты настоящая королева, мудрая и удивительная, самая-самая…

— Рина! Отец позвал меня, но не сказал, что будет бал! Яна, я смотрела турнир на записи, ты настоящая королева!

Мари стремительно влетела в комнату, сразу обняла и закружила нас обеих.

— Я так соскучилась! Мне так вас не хватало!

Сердце лихорадочно забилось, молодец Амир, позволил мне попрощаться с Мари, и я прижалась к ним, таким молодым и прекрасным. Это ещё одно чудо, которое случилось в моей жизни, ещё один кусочек счастья, за который надо платить.

Мы дружно упали на постель и засмеялись.

— Мари, как хорошо, что ты приехала! Где Вито?

— Он тоже здесь, они с отцом готовят бал.

— А разве не Джон…

— Отец никому не доверяет твою безопасность, да и сюрприз… ой, проговорилась…

— Сюрприз?

— Рина, ты не говори отцу, он так готовится.

Мари уткнулась мне в плечо и хихикнула, а Яна толкнула её в бок:

— Будь серьёзней, всё разболтаешь.

Я смотрела на них и поражалась: и это говорит запуганная Яна, почти раба в доме, которая глаз не смела ни на кого поднять. Они стали подружками, настоящими человеческими девчонками со всеми вытекающими отношениями, теми, которые помнятся всю оставшуюся жизнь. Явно они делятся друг с другом своими тайнами, что и позволяет Мари стать свободнее в своём поведении, а Яне смелее и увереннее. И им хорошо рядом со мной.

— Девушки, есть одна песенка, давайте споём?

Мари стразу встрепенулась:

— Какая?

Я подняла их с постели и заставила встать в круг, взявшись за руки.

— Подпевайте.

Хорошие девчата, заветные подруги, приветливые лица, огоньки весёлых глаз,

Лишь мы затянем песню, как все скворцы в округе

Голосами своими поддерживают нас.

Лишь мы затянем песню, как все скворцы в округе

Голосами своими поддерживают нас.

То поднимаясь в гору, то опускаясь круто, бежит дорога наша и не видно ей конца,

И вам всегда помогут в нелёгкую минуту наши верные руки и девичьи сердца.

И рано на рассвете и после трудной смены

Весёлые запевки в нашей комнате звучат,

Скажите нам, ребята, скажите откровенно,

Было б скучно, наверно, на свете без девчат.

Скажите нам, ребята, скажите откровенно,

Было б скучно, наверно, на свете без девчат.

Песенку мы спели три раза. Первый раз пела я одна, они лишь повторяли куплет, второй раз пели уже втроём, взявшись за руки, третий раз — весело кружась по комнате.

— Ты посмотри, что творят, а почему без меня?

Фиса вклинилась в нашу компанию и тоже закружилась с нами, Мари со смехом подхватила её на руки.

— Фиса, такая песня, почему ты мне её никогда не пела!

— Отпусти! Рина, скажи ей, совсем от рук отбилась! Маша, поставь, говорю!

Все кончилось тем, что я столкнулась с Мари и Фисой, Яна пыталась меня спасти, чтобы я не упала, и мы дружно рухнули на пол общей кучкой. Наш хохот привлёк внимание Роберта, и он встал у двери с совершенно обалделым лицом. Я лежала поперек Яны, она успела подставить своё тело, чтобы я не ударилась об пол, и махалась руками, не в состоянии говорить. Фиса, освободившись из объятий Мари, сквозь смех доложилась:

— Родя… девки… разбушевались…

Он ничего не смог сказать, только промычал что-то, а мы ещё больше развеселились, Фиса опять упала на Мари, и та защекотала её.

— Ой… спасай… я боюсь щекотки… Маша… прекрати…

Фиса пыталась отползти от Мари, отмахиваясь руками, но Яна схватила её за ногу, и она рухнула на пол. Я попыталась встать, но Яна тут же защекотала меня, и я взвизгнула.

— Яна! Роберт, спаси…

Но он уже не мог на нас спокойно смотреть, тоже смеялся, упираясь на косяк, рядом с ним встал Вито с таким же обалделым лицом. Только когда мы с Фисой всё же сумели отползти от Мари и Яны, смех немного утих. Мы шумно дышали и любовались видом двоих гигантов, замерших в дверях. Пожалуй, такого зрелища они никогда не видели в своей долгой жизни. Глаза обоих сверкали и искрились счастьем, особенно у Вито, не спускавшего взгляда с Мари.

А потом мы с Мари долго плавали в бассейне с рыцарями под бдительным контролем Яны, пока Фиса не заставила нас выбраться из воды:

— Маша! Тебе что, а Рине ещё нужно переодеться, бал уже начинается, народу тьма, а вы всё мокнете да хихикаете!

Когда Мари открыла крышку коробки, я глубоко вздохнула и закрыла лицо руками. Она сразу забеспокоилась:

— Рина, тебе не нравится? Можно другое…

— Красиво… нравится.

Хихикая с девушками, я забылась, а сейчас платье напомнило мне о том, какой наступил момент, Амир действительно всё продумал. Белоснежное кружево, тончайшее как паутина, многослойно лежало в коробке, образуя облако. Никаких украшений, никаких камней с энергией, только я в белом цвете, который олицетворяет ничто, пустоту, лишь составляющую для других цветов.

— Рина, что случилось? У тебя лицо стало таким грустным, скажи мне, если платье тебе не нравится…

— Нравится, очень красивое. Помогите мне его надеть.

Мари переглянулась с безмолвной Яной, а Фиса нахмурилась, но ничего не сказала.

Такой странный подклад, тонкая непрозрачная ткань обернулась вокруг моего тела, но ходить не мешала, ноги через пару шагов уже не чувствовали её, никакого давления, хотя и обернуты были до щиколоток. А кружево ниспадало легкой свободной волной в два слоя, которая реагировала на малейшее движение, никакого корсета, абсолютная свобода. Я никак не могла понять, зачем на краях рукавов пришита петелька, пока Мари не надела их мне на средние пальцы.

— Чтобы рукав не затягивался по руке.

Действительно, кружево плотно обтянуло мою руку, и она даже казалась изящнее от этого удивительного украшения.

Когда Яна соорудила на моей голове высокую прическу, Фиса достала из коробки настоящий ларец.

— Подарок от мужа.

Наверное, это называется диадема, хотя я не знаток в ювелирных украшениях. Бриллианты, прозрачные как слеза, сверкали на солнце, весело подмигивая и приглашая порадоваться с ними, но я долго молчала, прежде чем надеть на себя эту красоту. Лишь тяжёлый вздох Мари и укоризненный взгляд Фисы заставили меня подставить свою голову. Но это оказалось не всё, в ларце лежал ещё один подарок. Колье из маленьких капелек на тоненькой золотой вязи закрыло собой декольте и вырез на спине, Яна даже в нескольких местах закрепила его потайными петельками к кружеву платья. Непонятно, зачем Амиру понадобилось… не важно, меня не должна интересовать технология, камешки так камешки, проводник энергии, он проводник в любом виде.

Роберт церемонно вёл меня по коридорам и залам замка, за нами шли Яна и Алекс в доспехах, Мари с Вито, замыкала шествие Фиса. Когда они успели переодеться в средневековые платья, мне было непонятно. Я только величественно продемонстрировала себя Роберту, он изобразил поклон с маханием воображаемой шляпой, мы посмеялись над собой, а все уже стояли переодетые и очень довольные.

У высокой двери, за которой слышались многочисленные голоса гостей, я остановилась.

— Роберт, Яна и Алекс должны выйти к гостям первыми.

— Почему?

— Да Яна же королева, а Алекс победитель турнира! Они главные на этом празднике жизни, я лишь гостья. Яна, Алекс, вперёд.

Но Роберт опустил голову, и никто не двинулся.

— Ладно, не хотите идти, я сама встану на…

Ага — сама, попробуй руку вырвать из металлического захвата ладоней Роберта. Фиса со мной согласилась:

— Рина права, для всех присутствующих они главные — Прекрасная Дама и Рыцарь.

Приказ Амира не позволял Роберту согласиться, хотя он и понимал нашу логику. Пришлось помочь:

— Тогда я никуда не пойду.

Я подняла руку, чтобы снять диадему с головы, но довести движение не успела, Роберт перехватил её.

— Хорошо, пусть будет так. Алекс.

Появление Прекрасной Дамы и Рыцаря, победителя турнира вызвало громкие крики восторга и свист. Меня это устраивало, меньше внимания к моей персоне, так и получилось, Роберт понял моё желание и, пока Яна и Алекс приветственно махали руками, он провёл меня на балкон с несколькими креслами. Усаживаясь в большое мягкое кресло, я удивлённо спросила Роберта:

— А бал…

— Перед балом будет представление.

Я посмотрела вниз и увидела множество людей, снующих вокруг импровизированной сцены. Над ней высился гигантский шатёр, цирк, настоящий цирк, вот он — сюрприз Амира!

— Рина, ты любишь цирк?

Мари села рядом со мной и взяла за руку, взгляд был тревожным, её волновало, что я так отреагировала на платье и украшения. Почему такое беспокойство? Неужели она… пусть будет, как будет.

— Люблю, правда никогда не видела живьём, только по телевизору.

— Теперь у тебя есть возможность посмотреть настоящий средневековый балаган.

Фиса устроилась с другой стороны и сложила руки на коленях.

— А где Яна?

— Для них подготовлено другое место, отдельный балкон.

Роберт указал рукой — на выдающемся от стены маленьком балкончике недалеко от нас стоял Алекс и гордо обнимал смущённую Яну. Вито встал за спиной Мари и улыбнулся мне.

— Тебе понравится.

Кивнув, я повернулась к сцене. Шуты крутились колесом, совершали прыжки, покачивая своими колпаками с колокольчиками, а гигантские ходули поднимали актёров в смешных костюмах из лоскутков на невероятную высоту, и они прохаживались по краю сцены, размахивая букетами цветов. Один из них подошёл к нашему балкону и протянул мне огромный букет белоснежных роз. Маска скрывала лицо, даже глаз не было видно, а руки, окрашенные в чёрный цвет, диссонировали на фоне зелени цветов. Я взяла букет, но не успела поблагодарить, актёр уже отошёл в сторону. Такой же букет, только из красных роз, получила и Яна. Мари смешно надулась, но Вито только улыбнулся, перед ней сразу оказался очередной гигант и вручил удивительные розовые цветы.

Русалки с зелёными волосами танцевали красивый танец, а некто, видимо водяной, пел громким голосом жуткую песню, со слухом у него было полное несогласие. Фиса недовольно прошипела:

— Кто его выпустил, хуже тебя поёт.

— Он поёт даже хуже меня?

— Ты уже почти научилась.

Я расхохоталась, приятное известие, хоть перед смертью Фиса меня похвалила. Она косо посмотрела на меня:

— И чему радуешься? Тебе ещё учиться и учиться.

— Да уже не надо.

— Почему это?

— Закончилось обучение.

Мой взгляд заставил её опустить глаза и крепко сжать руки. А я усмехнулась и стала наблюдать за борцами, вся одежда которых состояла только из набедренной повязки. Первая пара явно о борьбе узнала только вчера, да и фигуры соответствовали больше посетителям пивного бара, чем борцам. Мы с Мари переглянулись, и она хихикнула, но Вито громко хмыкнул, и мы изобразили серьёзность. Наконец один из борцов смог столкнуть другого за границу импровизированного ринга и издал вопль носорога.

Вторая и третья пары были уже лучше, имели представление о правилах борьбы, судя по движениям, да и тела знакомы со спортивным залом. Теперь я неприлично хихикнула, ну, да, только мне о спортивном зале и рассуждать, глаза закрываю, когда мимо зеркал прохожу, а всё туда же — критикую специалистов средневековой борьбы. Фиса мрачно на меня взглянула, и я внесла комментарий своего поведения, от которого она побледнела:

— Красивые тела у борцов, развитые. Жаль, не успею пококетничать на балу.

Мари встрепенулась, но опустила голову и ничего не сказала. А я замерла — на арену вышел Амир. Без чёрного костюма он смотрелся ещё больше даже с балкона второго этажа. Длинные стройные ноги твёрдо стояли на земле, на мощном торсе выделялись чёткие квадратики и переплетения мышц, а широкие плечи развёрнуты в ожидании боя. Я не смогла посмотреть на лицо, дошла взглядом до шеи, похожей на ствол дерева средних размеров и поняла — не могу… или не хочу. Всё ниже опуская голову, я пряталась от этой идеальной фигуры воина, которому скоро отдам остатки своей жизни. О чём я думала, надеясь на какие-то чувства со стороны Амира?! Я?! Платье сразу стало тесным, живот раздулся, а ноги спрятались под кресло.

— Рина, что с тобой?

Мари схватила меня за руку и пыталась заглянуть в глаза. Я смогла тихо прошептать:

— Ничего, всё хорошо.

— Рина…

— Фиса, всё хорошо.

Но головы не подняла, я знала, кто будет победителем. Только одного не понимала — зачем, зачем ему это нужно?! Вспомнилась Испания, бал и слова о любимой жене, каждый день счастья со мной. Неужели такая страшная игра, ведь теперь нет необходимости в иллюзии, всё ясно, остались часы моей жизни, зачем ему участвовать в этом кукольном спектакле, с его-то силой и возможностями, зачем так себя мне демонстрировать? Чтобы оценила важность своего предназначения? Или осознала на кого покушалась своей любовью? Организм застыл в полной недвижимости и не почувствовал, что Роберт положил мне руки на плечи, и только когда тепло всё-таки проникло сквозь лёд и понеслось вихрем, я поняла, что превратилась в ледяную статую.

— Рина…

От голоса Амира я не вздрогнула, организм ещё не совсем оттаял, но глаза уже смогла поднять. Он присел на колено передо мной и смотрел совершенно чёрными глазами, в руке держал металлическую фигурку рыцаря. Напряжённым глухим голосом произнёс:

— Я посвящаю эту победу тебе.

Резко встал, высоко поднял фигурку и что-то громко сказал на английском, толпа заревела в восторге. Я не знаю, услышал ли он мой шёпот среди криков и свиста:

— Спасибо.

Я смотрела на весёлые танцы в средневековых костюмах и думала о том, что Амир чувствует себя среди них своим, для него это не такое уж и далёкое прошлое, даже если его народ не так праздновал и проводил соревнования среди воинов. Всё равно это ему ближе, чем кланы и всякие разборки среди иродов и им подобных людей. Он помнит себя человеком, вождём и солдатом, поэтому участвовал в этом соревновании среди людей. Специально держал свою силу и возможности, боролся как человек. И не мне Амир себя показывал, я опять ошиблась, он хотел заново почувствовать своё ощущение человека, вождя-победителя. Я не заметила, как он исчез с балкона, тепло рук Роберта постепенно оттаяло меня, и лишь услышала облегчённый вздох Мари.

Праздник закончился выездом Джона на великолепном белом скакуне какой-то тяжеловесной породы, потому что на нём были боевые доспехи, и он нёс их без всякого напряжения, даже перебирал ногами от возбуждения или страха перед иродами, присутствие которых чувствовал. Джон долго говорил, умело удерживая коня поводьями, и время от времени указывал на нас рукой, толпа в эти моменты дружно кричала и тоже поворачивалась к нам.

— Мари, о чём он говорит?

— Джон благодарит тебя за подарок.

— Меня? За какой подарок?

— За этого коня.

— Я подарила?

— Да, он так сказал.

Подарок на долгую память, это уже перебор. Я почувствовала, что у меня сейчас начнётся истерика и встала, Роберт помог мне, но при этом поднял мою руку и что-то громко сказал на английском, толпа сразу взревела. Он говорил обо мне, своё имя в его речи я поняла. Пока он выводил меня с балкона, я прошипела:

— Роберт, зачем? Я не дарила этого коня, лошадь эту, пусть Амир сам и…

— Амир дарил этого коня от твоего имени, народ должен знать, под каким флагом он будет выступать.

— А флаг это — я?

— Да, твой девиз.

— Девиз?

Я остановилась и требовательно взглянула в повеселевшие глаза Роберта.

— Любовь побеждает смерть.

Если бы он не поддержал меня, то я бы упала. Голос Фисы возмущённо изрёк:

— Родя, что опять ей наговорил, Рина на ногах не стоит, а ещё бал этот, будь он неладен.

— Всё хорошо, голова закружилась.

Я пошла, практически хватаясь за руку Роберта, и ничего не замечая перед собой. Слова девиза, объявленного от моего имени, всё бились в голове, что Амир придумал, зачем, это уже для меня и обо мне.

Бал проходил в большом зале, наличие которого сложно было представить в таком маленьком замке. Мы увидели его с высоты одного из поворотов лестницы, и я подумала — опять иллюзия? Это слово, объяснившее мне поступки Амира, уже преследовало, не давало возможности воспринимать реальность. Что есть на самом деле, а что иллюзия? Пожалуй, Амир получит сошедшую с ума энергию. Я хихикнула, и Роберт вопросительно взглянул на меня, низко наклонив голову.

— Роберт, скажи, а бывает сошедшая с ума энергия?

— Бывает.

Я удивлённо подняла на него глаза, неудачная шутка оказалась действительностью. А объяснение неожиданным:

— Сила пещеры же сошла с ума.

— Она не сошла с ума, она сделала свой выбор.

— Вопреки выбору Амира? Полное сумасшествие.

И такая уверенность в голосе и взгляде, что я повела губами, даже плечами пожала, но сделала вид, что согласилась и пошла дальше. Опять странно, а причём Сила пещеры, если сегодня меня уже не будет, какая разница, кого в жёны Амиру выбрала пещера?

Роберт резко остановился и положил мне руки на плечи:

— Рина, ты ошибаешься.

— Я… в чём?

Он смотрел на меня тяжёлым мрачным взглядом и молчал, мне пришлось двинуть плечами, чтобы его ладони их не сломали. Роберт сразу убрал руки и извинился:

— Прости.

— Так в чём я ошибаюсь?

— Во всём.

Он взял меня за руку и повёл дальше. Ещё интереснее, в чём я могу быть не права? В том, что всё иллюзия? Или в том, что Амир… Роберт читает мысли. Мы опять остановились, и я не успела задать риторический вопрос, он признался сам:

— Рина, не совсем читаю… я чувствую твои эмоции, иногда вижу картинки твоих мыслей. А потом делаю выводы.

— И докладываешь Амиру.

Он кивнул, а я пошла дальше, не дав возможности ничего сказать Фисе, попытавшейся меня остановить:

— Рина…

Пройдя несколько метров по лестничному пролёту, я обернулась к ним и всё-таки уточнила:

— В чём я ошибаюсь?

Роберт повторил:

— Во всём.

— Амир стремится тебя спасти.

Фиса решительно встала передо мной, не даст уйти, не сказав всё, что должна, обязана.

— Ты надумала себе глупостей, поверила в них, чуть…

— Рина, можно пригласить тебя на танец?

Амир встал рядом со мной и протянул руку, я подала свою больше для того чтобы уйти от Фисы и Роберта, чем от желания танцевать со своим мужем, иродом и победителем турнира. Лишь подняв на него глаза, я очередной раз поразилась: Амир был в чёрном фраке и белоснежном сюртуке, только вместо бабочки красиво повязан такой же белоснежный шейный платок. Глаза сияли как сапфиры, а улыбка ослепительна.

Я практически летела над полом, Амир умудрялся вести меня в танце, крепко обнимая, но при этом, не причиняя неудобства из-за разницы в росте. Танец, чем-то похожий на вальс, заполнил парами большой зал, украшенный цветами, вставленными в небольшие вазочки непонятно как закрепленные на больших валунах стен. Мы с двери вклинились в круг танцующих пар, постепенно перемещаясь в центр, и Амир добился своего — скоро мы танцевали одни, остальные пары вынужденно уступали нам место.

Сердце бешено колотилось, руки подрагивали, благо мне не приходилось держаться, они лежали на плече и в горячей ладони Амира. И при таком волнении ни одной мысли: организм счастлив, а мозг замер. Вопрос Амира застиг меня врасплох:

— Ты споёшь?

Я испуганно посмотрела на него и неожиданно кивнула, он сразу остановился и что-то негромко сказал, музыка замолкла.

— Джон, Рина будет петь.

Радостный Джон подскочил к нам, а я растерянно обернулась: у стены стояли Яна и Алекс уже в костюме, Мари и Вито, только Фисы не было. После недолгой речи Джона гости захлопали, и Амир подвёл меня к ниоткуда появившемуся роялю со знакомым молодым человеком. Интересно, а что я буду петь? И как? Амир коснулся моей руки обжигающими губами и отошёл. Слова песни пришли сами, я даже не попыталась объяснить пианисту, что собираюсь исполнить, сразу запела:

Плачет метель, по-другому всё теперь, зимних дней акварель.

И пустынный белый пляж, летний праздник наш ты у моря спрячь.

И не плачь о нём, не плачь, любовь на Земле лишь мираж.

Белый снег, стрелок бег, одинокий век. Есть ли любовь, скажи?

Всё миражи. И на восход белый пароход в море уйдёт и всё пройдёт.

Капельку жаль прошлогоднюю печаль, до свидания, февраль.

Тянет к новым берегам, веря небесам, снова будем ждать

Счастья на пути искать, поверив опять миражам.

Белый снег, стрелок бег, одинокий век. Есть ли любовь, скажи?

Всё миражи. И на восход белый пароход в море уйдёт.

И этот снег шутя с собой принёс лишь снежинки из застывших слёз.

Обмани меня в последний раз, обмани меня хотя б на час.

Белый снег, стрелок бег, одинокий век. Есть ли любовь, скажи?

Всё миражи. И на восход белый пароход в море уйдёт и всё пройдёт.

У меня получился романс, лёгкая грусть и нежность воспоминаний, хотя всё на самом деле обман. Я не знаю, откуда в голове появилась эта песня, слова возникали и сами звучали в нужной тональности, а пианист исполнял одному ему известную мелодию, но очень подходящую своей хрустальной прозрачностью. Перед глазами возник пароход, которым мы рулили, но я качнула головой, не время его вспоминать. И в этот момент встретилась глазами с Амиром, стоявшим у стены, рядом с ним никого не было, и в его взгляде было столько счастья, слепящего своей синевой, что я на мгновение замолчала, получилась театральная пауза, заполненная звучанием рояля. Мне пришлось собрать все свои силы, чтобы продолжить петь.

Гости долго хлопали, Джон целовал мне руки, даже лбом их коснулся в каком-то непонятном мне восхищении, а я смотрела на Амира, прислонившегося к стене и закрывшего лицо ладонями. Только что был счастлив, а сейчас прячется от меня, даже смотреть не хочет.

— Рина, ты споёшь ещё что-нибудь, восхитительно, просто восхитительно, у тебя такой интересный голос. Фиса совершенно права, ты душой поёшь, своей удивительной душой. Я прошу, от имени всех гостей, спой ещё что-нибудь.

И опять судьба решила за меня, я кивнула, радостный Джон объявил гостям, что испытание продолжается, будет ещё одна песня в моём исполнении. Что-то произошло, удивительное спокойствие разлилось по всему телу, я улыбнулась пианисту и отрицательно покачала головой — я буду петь одна, он пронзительно посмотрел на меня и убрал руки на колени, он не будет мне мешать. Доверившись себе, я запела:

Сбереги тебя судьба от печали и обмана, от несбывшейся мечты,

И от клятв как дым непрочных сбереги, сбереги.

Мы расстались бы с тобой или поздно или рано.

И поэтому не надо, ничего не объясняй мне и не лги и не лги.

Знать не хочу, почему и спрашивать и помнить ни к чему.

Всё обошлось.

Стихает боль, но половину боли этой, что ещё есть в сердце где-то,

Испытать не пожелаю никому, никому.

Огради тебя судьба от неискреннего слова, от измены и тоски.

И от встреч с обидой огради, огради.

Не получится у нас разговора никакого ни о том, что завтра ждет,

Ни о том, что оставляем позади, позади.

Знать не хочу, почему и спрашивать, и помнить ни к чему.

Всё обошлось.

Стихает боль, но половину боли этой, что ещё есть в сердце где-то,

Испытать не пожелаю никому, никому.

Сбереги тебя судьба, чтоб не стал всего дороже тот, кому не нужен ты.

И от всех людей неверных сохрани, сохрани.

Помоги тебе судьба, потому что сам не сможешь ты стерпеть и пережить,

Всё, что я стерпеть сумела в эти дни, в эти дни.

Знать не хочу, почему и спрашивать, и помнить ни к чему.

Всё обошлось.

Стихает боль, но половину боли этой, что ещё есть в сердце где-то,

Испытать не пожелаю никому, никому.

Стихает боль, стихает боль, стихает боль.

Вот всё и сказано, я вздохнула и подняла глаза на Амира, он смотрел на меня странным взглядом, как будто в первый раз увидел и услышал, только губы подрагивали, как будто он что-то говорил. Тишину нарушил Джон, он длинно вздохнул и подошёл ко мне.

— Рина… я никогда… поразительно… такая любовь. Браво, господа, браво!

Он высоко поднял руки и захлопал, его поддержали гости, я отошла от рояля под громкие аплодисменты. Голос Роберта предложил:

— Бокал вина? Фиса ждёт тебя за столиком.

Он взял меня за локоть и повёл куда-то. Оказалось, что в стенах есть ниши, где стояли небольшие столики, к одному из них и шёл Роберт. Фиса подняла на меня глаза, но не стала ничего говорить, пока я пробовала вино из гигантского бокала, больше подходящего размерами для пинты пива. Роберт не стал садиться, что-то быстро сказал ей и сразу ушёл. Вино оказалось очень вкусным, нежный цветочный аромат с привкусом цитруса, и я выпила почти половину.

— Окосеешь.

— Что?

— Будешь пьяная валяться, стыдоба.

Фиса была в своём репертуаре, и я засмеялась.

— Ещё смеётся…

— Тебе не понравилось, как я пела?

— Ты откуда эти песни знаешь? Мы их не разучивали.

— Сами как-то появились. Может быть, слышала когда-то, а мозг запомнил.

— Твой мозг… и откуда только в нём такая дурь берётся? Вот ты мне скажи, с чего ты надумала, будто Амир жизнь твою забрать хочет? А? Дурья твоя башка, да если бы Родя всё не учуял, да вовремя не предупредил меня…

Она махнула рукой, что со мной говорить и одним махом сделала большой глоток из своего бокала, сразу выпучила глаза, но вынуждена была проглотить, не плеваться же на стол. С трудом смогла прошептать:

— Ох… вот я ему… воды же просила… вот дурак…

Я расхохоталась и выдала угрозу:

— Теперь ты пьяная будешь валяться.

Именно в этот момент к нашему столику подошёл Джон и пригласил Фису на танец:

— Анфиса, я прошу Вас… всего один танец…

Она грозно посмотрела на меня, я только изобразила милую улыбку — я что, я не причём, сама выпила — и согласно протянула ручку:

— Раз обещала, но всего один танец.

Джон был согласен на всё, счастье распирало его, и он робко коснулся талии Фисы, она хмыкнула и демонстративно убрала его руку, ох уж эта Фиса. И как они будут танцевать? Но тут прозвучал голос Амира, и я вздрогнула.

— Рина, можно тебя пригласить?

— Приглашай.

Он встал на колено и протянул руку:

— Удивительная и самая прекрасная женщина, прошу великой милости — подари мне танец.

Яркие голубые глаза смотрели на меня, и смешинка-звёздочка искрилась переливами цвета. Слишком много всего произошло за последние часы, я протянула ему ладонь и, вставая, едва не упала. Амир подхватил меня на руки:

— Тебе плохо?

— Нет… голова закружилась.

И опять, совершенно нелогично, по всему телу разлилось тепло, и я успокоилась.

— Всё прошло, мы идём танцевать?

— Мы идём дышать воздухом.

Амир медленно перенёс меня через весь зал, рассекая толпу танцующих своей энергией силы и власти, пары уходили с нашего пути за несколько метров. Мельком я увидела несколько удивлённых лиц женщин и ухмыляющихся мужчин, тревожную Яну с Алексом, как Мари пыталась кинуться к нам, но Вито её остановил.

Закат разлился по небу жёлтыми и бордовыми полосами, разделёнными серыми облаками, а солнце лишь едва заметно напоминало о себе золотой полосой по горизонту. Лёгкий ветерок принёс прохладу, и я глубоко вздохнула, действительно, Амир прав, в зале мне не хватало воздуха. Мы оказались на том балконе, с которого Яна и Алекс приветствовали гостей бала. Амир сел на что-то и обнял меня, тепло разлилось по телу и добавило спокойствия в моё непонятное состояние. Казалось, что моя собственная энергия билась во мне, не имея возможности выплеснуться, лихорадочное волнение перемежалось с практически оледенением.

Амир коснулся моей щеки горячим пальцем и произнёс едва слышным шёпотом:

— У тебя не получится.

Таким же шёпотом я спросила:

— Что… не получится?

— Отдать мне свою энергию.

Невинным голосом я уточнила:

— Почему?

— Платье и бриллианты не позволят. Они принимают на себя твою энергию, а потом вновь возвращают тебе.

И хитрый взгляд нашкодившего школьника, шутка удалась, и он этому рад. Я попыталась взмахнуть руками, но Амир крепко обнимал меня, и движение не получилось, тогда я уткнулась ему в грудь и заплакала. Фиса оказалась права — я напилась. Мрачные мысли последних дней и ночей, обида, боль, сомнения, песни и вино перемешались в рыдании и всхлипах:

— Ты… почему… я… понимаю… нельзя… мне… сам сказал… как я могу, а сам… бросил, я опять брошенная, тогда сразу… с первого дня …была брошенная… и сейчас… тоже… я дурочка… думала силы отдам… поэтому нужна… хоть немножко, а ты бросил…

Амир снял свой шейный платок и пытался утереть мне слёзы, но я мотала головой и пыталась бить его кулачком.

— Зачем… так больно… сердце разрывается… отпусти… возьми всё… я отдам… не нужна, так отпусти… я исчезну как туман… как теплоход… ты уже как человек… я видела… ты всё уже смог… не мучай… отпусти… раз не нужна… я уже не смогу жить… картошку чистить… не смогу… закон… он прав… такие как я… жить… надо отдать и исчезнуть… не могут жить уже… потом…

Он что-то говорил мне, но я не слышала его слов, слёзы заполнили всё вокруг, дышать становилось всё труднее, и я всхлипывала тяжело, с надрывом и широко открытым ртом. На крик сил уже не хватило, и я задохнулась. Лёгкие замерли, но какая-то сила заставила меня открыть рот, и туда проникло горячее дыхание, а затем и поток свежего воздуха. Чуть-чуть отдышавшись, я почувствовала, что с меня срывают платье и попыталась пошевелиться, но голос Амира приказал:

— Не двигайся.

Оказалось, что я уже лежу на постели, обнажённое тело почувствовало мягкую ткань, но глаза открыть я не посмела. Пока я пыталась хоть как-то прикрыться, Амир лёг рядом и обнял меня. Он голый! Открытие повергло меня в шок, но раздумывать времени не оказалось — удар его энергии был таким сильным, что я потеряла сознание.

Интересно у меня сбываются желания. Муж вернулся, отказался мою жизнь забирать, зато голый рядом полежал. Я хмыкнула и покраснела, занимательно события развиваются. Утром я проснулась одна и в ночной рубашке. Долго вспоминала события вчерашнего дня, некоторые моменты казались странным сном. Особенно голый Амир. Мне даже показалось, что и ночью я его видела стоящим у моей постели, тёмная фигура на фоне яркого света луны. Он смотрел на меня и что-то тихо говорил, как заклинание или клятву, но слов я не разобрала. Всё ещё больше запуталось, так и осталось неясным — почему Амир стремится сохранить мне жизнь? Красивые слова о прекрасной женщине, конечно приятны, но ничего не решают. А уж о том, что я ему наговорила в пьяном виде лучше не вспоминать.

Но выяснилось, что не только я пострадала от вина в этот вечер. Когда Мари и Фиса пришли посмотреть на меня, как я себя чувствую, Фиса вела себя очень странно. Она прятала глаза, вздыхала, а Мари иногда тихо хихикала, посматривая на неё. Убедившись, что со мной всё хорошо, и я просто ленюсь, Фиса сразу засобиралась:

— Ну, значит, пошла я за травками схожу, ванну для Рины потом из свеженьких сделаем.

Мари состроила лицо и ехидно спросила:

— А голова уже не болит? Нет?

— Маша! Мало ли что в жизни бывает! Я этому Джону… волосья-то оставшиеся выдеру, нечего под шлемом будет прятать! Рина, этот… лыцарь… я ему сказала — только вода, а он вина налил, да ещё с пивом смешал. Ты Маша, жизни ещё не знаешь, даже не пробовала ещё жить-то, ну болела у меня с утра голова, так прошло же.

А Мари радостно мне доложилась:

— Голова, ага, ты знаешь, какие она вчера песни пела? Я всё запомнила.

— Маша… только не вздумай никому…

— Все и так слышали.

Я сразу заинтересовалась:

— Какие песни? Я тоже хочу…

— Ни за что! Рина, они это… сильно народные…

— Хорошие песни, зря ты, Фиса, волнуешься, мне понравились.

От комментария появившегося в дверях Вито замерли обе, Фиса смущённо, а Мари широко распахнув глаза. Вито слегка порозовел от её взгляда и начал оправдываться:

— Они конечно… очень народные, может даже слишком, но ничего… в узком …мужском кругу можно… иногда.

Наконец догадавшись, что за такие сильно народные песни вчера пела Фиса под воздействием смешанного напитка, я расхохоталась. Луна, это всё луна — народные песни Фисы и голый Амир.

Фиса сокрушённо покачала головой, теперь век не оправдаться, ещё неизвестно, что Амир скажет, да и перед людьми стыдно. В двери появился Роберт и решил поддержать народную певицу:

— Фиса, не переживай, вокруг все англичане, один Джон и понял, что ты пела. Нам понравилось, а вот Джон, пожалуй, даже счастлив, что ты… такая откровенная женщина…

Фиса гневно ринулась на Роберта, а он поднял руки и отступил в дверной проём, оба скрылись под наш общий хохот. Вито смущённо посматривал на Мари, а та смеялась совершенно раскованно, удивительная девушка, скоро будет молодая жена. Я вздохнула, и она сразу перестала смеяться:

— Рина, как ты?

— Хорошо.

— Отец сказал, что платье сработало правильно, только твои эмоции были очень сильными, поэтому тебе стало трудно дышать.

— Ты знала о предназначении…

— Конечно! Это же Вито придумал.

Вито посмотрел на меня ласковым взглядом, и я решила, что мне достался взгляд, предназначенный Мари, и ответила улыбкой. Но он встал перед постелью на колено и взял меня за руку.

— Рина, я знаю, что тебя сложно остановить в твоей решимости, поэтому предложил Амиру такой выход из положения.

— А что… Амир уже собирался…

— Он постоянно наблюдал за тобой и был готов.

— Я не понимаю…

— Рина, твои мысли такие… глупые иногда бывают! А потом теряешь много своей жизненной энергии! Как ты могла подумать, что мы все… ты… ты теперь для нас всё! Понимаешь — всё!

Мари кинулась ко мне, забралась под одеяло и обняла.

— Я так переживала, увижу твой взгляд… если бы не требование Фисы, я бы тебя сразу… сразу всё сказала!

— А Фиса…

— Она сказала, пусть всё за раз выйдет. Накопится всё и одним моментом выйдет, а то ещё какая глупость останется, и ты её опять думать будешь.

За завтраком я смотрела на всех, не было только Амира с Алексом, они куда-то уехали рано утром, и думала о том, что я счастлива. И не важно, как будут развиваться наши с Амиром отношения, какую он создаст иллюзию, но, если в ней будут Мари и Вито, Фиса, Яна с Алексом, Роберт — пусть будет иллюзия. Мне вспомнились мои одинокие дни в своей квартирке, наивная попытка держаться за штамп в паспорте, название жены несуществующего давно мужа. Вот оно, тогда тоже мужа практически не существовало, должна уже осознать, что и Амир может существовать теоретически, но теперь есть они, и они рядом со мной.

Роберт встал и обратился ко мне:

— Рина, ты уже знаешь, что я могу…

— Знаю, читай.

— Я могу… ответить твоим мыслям?

— Говори.

— При всех?

— Мне нечего скрывать, тем более, что ты всё равно скажешь Амиру. А об остальных я ничего криминального не думала.

— Опять! Да сколько же можно глупостями голову себе забивать!

— Фиса, я хорошо думала, правильно. Роберт, подтверди.

Он что-то промычал, кивнул головой:

— Частично да.

— А другую частичность ты потом Амиру передашь.

— Рина, пусть говорит всё, ты же сказала, что у тебя нет от нас тайн.

Мари посмотрела на меня строгим взглядом дочери своего отца, а вот Фиса встревожилась, вряд ли стоит при всех озвучивать мои мысли о муже. Роберт молчал, и я решилась:

— Я думала о том, что мне очень хорошо с вами всеми, что я… была одинока в своей прошлой жизни, а теперь есть вы… всегда кто-то рядом. Амир… он может быть… или… в общем жить своей жизнью, когда есть вы…

— Да он муж твой!

— Фиса, у меня был уже один… Амиру сложно со мной, мы… вряд ли у нас что-то получится… он на самом деле совершенно свободен.

Роберт решил внести уточнение:

— Ты подумала не так.

— Амир… он… пусть ведёт себя, как хочет, делает, что захочет, а я буду с вами…

— Ты не можешь ему простить свою боль…

— Нет, Мари, нет…

— Ты не веришь Амиру.

Пожалуй, Фиса права, не стоило обсуждать со всеми свои мысли. Но это сказала Яна и мне пришлось отвечать совершенно честно, тем более, что Роберт тут же почувствует обман.

— Не верю.

— Почему?

— Просто не верю и всё.

— Рина, отец…

— Мари, хватит! Рина не обязана ни перед кем отчитываться. Вы все знаете, через что она прошла… и теперь едва жива. Маша, ты вспомни, прежде чем попрекать, как Рина в пещеру к твоему отцу пошла, ни о чём не думала! И меня за всё простила… а вы тут вопросы вздумали задавать!

— Фиса, мы любим Рину, никто не хочет её обидеть!

Мари вскочила, но Фиса так на неё посмотрела, что она села за стол и опустила голову.

— Нам всем ещё надо её доверие заслужить… только Амир это и понимает, потому и… Ты, Рина, плохого не думай, мы все тебя любим, только не умеем с людьми, такими как ты чистыми. Нам всё изверги по жизни попадались… каковы сами…

Она тяжело вздохнула и грустно улыбнулась:

— Только Маша да Ясенька…

— Я зверь.

— Нет, Яна, нет, не говори такого, я всех вас люблю…

— Фиса права. Прости меня.

— Вито…

— Я сейчас так счастлив… забыл о цене…

— Какой цене? О чём ты говоришь? Какая цена может быть у счастья?

— Твоя боль.

— Рина, доброе утро. Не хочешь прокатиться к морю?

Амир стоял в дверях, и, несмотря на улыбку, взгляд был таков, что все опустили головы — разгневанный вождь. И униформа ирода, абсолютная чернота с ног до головы. Я кивнула и встала, пора с мужем поговорить, раз позволила себе такую откровенность со всеми. Роберт вскинул на меня тревожные глаза, но ничего не сказал. Ничего, успеет отчитаться, пока я переоденусь. Чтобы хоть немного отвлечь Амира от репрессий я спросила:

— А какая на улице погода?

— Холодный ветер. Яна.

Она подскочила и оказалась рядом со мной, склоненная голова и поза подчинения. Во мне вскипело возмущение, но Амир так на меня посмотрел, что я отвернулась от него и пошла в свою комнату. По дороге возмущение улеглось, вождь есть вождь, не может просто так пропустить всеобщее обсуждение его отношений с женой, пусть даже фиктивной. Вообще его поступков, он непререкаемый авторитет, каждое его слово приказ, который не подлежит сомнению. А я постоянно вмешиваюсь в эти установленные отношения, и он вынужден терпеть. Хотя, кто знает, как он им внушает, что он всё-таки остаётся всем одновременно: вождём, кланом и ещё кем-нибудь. Например, когда я сплю. Или обижаюсь.

В своей комнате я обняла сникшую Яну:

— Ты самая-самая настоящая королева…

— Рина, прости меня, нельзя…

— Яна, не переживай, вождь погневается и простит, ты мой ближний круг, как хочу, так с ним и общаюсь, хочу, говорю, хочу нет. А холодный ветер — это как в Англии?

— Для тебя холодно.

Пока мы выбирали для меня одежду, я спросила:

— Яна, но вчера же было тепло, я в одном платье на балконе сидела, совсем не холодно, да и днём тоже…

— Мутанты держали ветер.

— Хосе?

— Их несколько, среди них был и Хосе.

— Они меняют погоду?

— Не совсем, могут удерживать ветер, прикрыть своей энергией определённое пространство и там не будет дождя и снега.

Так интересно, какие чудеса природа может создать, только этим чудесам приходится скрываться в тайных кланах иродов. И есть такой Амир, который их спасает от мира. Кстати, ещё один вопрос меня заинтересовал:

— Яна, но ведь этот замок… это и есть клан Роберта, он для детей-мутантов, а я никого не видела за эти дни. Он что, всех куда-то убрал?

Она улыбнулась моей наивности:

— Мутанты в других помещениях замка, даже если здесь появится полиция она никого не найдёт, обычный замок средних размеров.

Ну да, опять глупость спросила, вот уж скрыть что-то у Амира получается хорошо. Те же мутанты могут создать нужную иллюзию. И опять сомнение придавило тяжёлой плитой — зачем Амиру нужна я? Сразу перед глазами встала картинка идеальной фигуры борца без головы, хорошо, что в тот момент я не посмотрела в лицо вождя перед боем.

— Рина, что с тобой?

— Яна… я всё равно не понимаю…

Ноги сразу подогнулись, и я опустилась на постель, оглядев себя критическим взглядом, прикрыла ладонями сначала живот, потом круглые колени. Она догадалась о моих мыслях, но ничего не успела сказать, только улыбнулась, в комнату вошёл Амир.

— Рина, ты готова?

Жёсткий взгляд на Яну, она сразу низко опустила голову, и неожиданная мягкая улыбка мне.

— Да.

Он сразу подхватил меня на руки.

— Яна, шубу в машину.

— Шубу?

Амир не ответил, мгновение и мы оказались в странном месте. Высокий конический потолок уходил далеко вверх, стены из крупных валунов, гигантский зал, разделённый на множество секций прозрачными стенами.

— Ты хотела увидеть мутантов.

Я облегчённо вздохнула, он слушал наш разговор с Яной, хоть головы не отрывал ослушникам, уже хорошо. И почти радостно спросила:

— А почему они… в стеклянных комнатах живут?

— Они живут не здесь, это место занятий. Стекло специальное, оно удерживает разные виды энергии. Хочешь посмотреть на Хосе?

— Да, он здесь?

Мы прошли несколько комнат, в которых сидели за столами разной конфигурации, лежали на надувных матрасах, стояли в углу дети разного возраста. Хосе сидел за обычным квадратным столом, на котором стоял непонятный прибор с лопастями и водил над ним пальцами, а лопасти крутились то в одну сторону, то в другую.

— Так интересно, а что он делает?

И тут же догадалась:

— Он нас не видит?

— Нет. Так легче наблюдать за занятиями. Хосе тренируется управлять ветром.

— А кто наблюдает?

— Посмотри наверх.

Я посмотрела, но никого не увидела и хмыкнула, Амир произнёс непонятный звук, и от стен отделились камни, не камни, нечто совершенно эфемерное, постепенно превратившееся в шары с человеческими лицами и маленькими ручками. Они нависли над нами в ожидании приказа, судя по серьёзному выражению круглых глаз. Амир сказал несколько слов на гортанном языке, и они разлетелись в разные стороны. Я успела проследить за одним и поразилась, мне показалось, что он просто прошёл через стену. Или снова слился с ней в виде эфемерного тумана.

— Здесь восемь основных мутаций, но каждый мутант имеет свои особенности, нет двух одинаковых способностей.

Присмотревшись к двум ближайшим мальчикам, я поняла, они довольны, не просто довольны — им нравится заниматься тем, что они делают. Один из мальчиков, одетый в красный, расписанный синими узорами халат, даже язык высунул в стремлении сдвинуть куб больше себя взмахом руки, и когда куб двинулся, он рассмеялся. Я не услышала смех, только увидела беззвучную, весёлую мордашку. Улыбнувшись его радости, я подняла глаза на Амира и наткнулась на жёсткий пронзительный взгляд. И сразу такой же вопрос:

— Ты их не боишься?

— Нет, почему я должна бояться?

Он мрачно посмотрел на меня, прошёл несколько секций, и я ахнула. Коричневый кузнечик на длинных ножках с человеческим лицом. Сразу вспомнилась детская песенка о кузнечике с коленками назад — у этого существа колени двигались во все стороны. И руки тоже, или лапки, я не знаю, как называются конечности у кузнечиков, как-то одновременно махнули и множество предметов, лежавших на полу, поднялись к потолку секции, ударились об него и как прилипли, так и остались там.

— Как его зовут?

— Фавн.

— Как?

— Фавн, добрый демон гор, полей и пещер, ниспосылающий плодородие полям, животным и людям, Вещий Бог.

Интересное чувство юмора оказалось у вождя. Разве может быть добрый демон? А он? Сам он тоже добрый демон, который спасает таких, как этот Фавн. Амир внимательно следил за моими размышлениями, даже голову наклонил, чтобы увидеть мои глаза.

— А можно мне с ним поздороваться?

— Можно.

Он согласился слишком быстро, как будто ждал от меня такого стремления — войти к большому кузнечику, мутанту, мало похожему на человека. Длинная фраза испарила дверь, она просто исчезла, и кузнечик посмотрел на нас яркими зелёными глазами. Я завозилась в руках Амира:

— Отпусти…

Но всё же несколько секунд Амир сомневался, прежде чем отпустить меня со своих рук, даже на мгновение прижал к себе сильнее.

— Отпусти.

— Рина…

— Я его не боюсь.

Мы смотрели друг на друга и улыбались. Фавн оказался очень высоким, когда выпрямился во весь рост, то стал значительно выше Амира и мне пришлось задрать голову, но потом он присел на колени и улыбнулся.

— Здравствуй, меня зовут Рина.

Амир произнёс несколько слов на немецком, и Фавн поклонился, смотрелось странно: его конечности сложились в несколько слоев, затем снова развернулись.

— Он из Германии?

— Нет, из Африки. Его долго держали в семье, говорящей на немецком языке.

— Буры.

— Ты знаешь?

Искреннее изумление окрасило глаза Амира в невероятно голубой цвет, но я честно призналась:

— Я знаю только о том, что в Африке когда-то была англо-бурская война. Словосочетание интересное.

— Фавн порождение этой войны, во время боёв использовали… сейчас это называется химическим оружием.

— А я думала, что просто природная мутация.

— Когда его обнаружили, он был несколько иным, и чтобы смог двигаться, врачи его смогли собрать только в таком виде.

Фавн внимательно наблюдал за нами, пока мы разговаривали, и неожиданно произнёс тоненьким голоском:

— Рина красивая…

Амир сразу закрыл меня своим телом и грозно рявкнул, Фавн рухнул на землю, а я закричала:

— Амир, не трогай его, он ребёнок совсем!

Недовольный взгляд не остановил меня:

— Он ничего не сделал, он просто… он говорит… он… он понимает…

Амир повернулся к кучке лапок, которая была Фавном, и задал вопрос, ответ на который даже я поняла.

— Говорить… я слушал… научился…

— Амир, он сам научился, слушал нас и научился. А как он нас слушал?

— Обеспечивал хорошую погоду.

Тон ещё тот, боюсь, что Фавн вообще больше никогда не выйдет за пределы замка, не говоря о том, чтобы быть рядом со мной. Но в чём виноват этот мальчик? Только в том, что научился самостоятельно чужому языку… или в том, что посмел назвать меня красивой? Ревнует, неужели Амир меня ревнует к этому кузнечику? Бред.

Я обошла Амира и села рядом с Фавном, взяла одну из лапок и спросила:

— Что ты ещё знаешь, какие слова?

Совершенно непонятно, почему Амир мне позволил сделать это, только что прикрывал всем телом, а теперь стоит и смотрит тёмными глазами. Выяснилось, что Фавн запомнил много слов, причём он понимал их значение, только произносил смешно, даже не с акцентом, а как-то странно. И улыбка у него оказалась очень приятной, доброй, даже ласковой, приятный подросток с грустными глазами.

— Нас ждёт море.

Амиру надоело наблюдать за нами, и он подхватил меня на руки, я успела лишь махнуть рукой Фавну на прощание.

Пока машина неслась на сумасшедшей скорости, я думала о том, что Амир всего скорее привёз сюда всех, Веру, Надежду и Любовь, раз мы так свободно едем вместе. Хотя, он же говорил, что и у Мари есть свои такие же, значит, их много. Да, кстати, живут они в Балтийском море, до Англии недалеко, мог и других позвать. И они к нему пришли. Чем же он смог их убедить помочь ему? Что такого смог им сказать или сделать? Им, которые никогда никому не помогают. И всё ради меня.

Я посмотрела на него, он сразу обернулся, блеснул синевой и спросил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

Шуба уже ждала меня в машине, Амир сам помог её надеть: красивая белая шуба из неизвестного зверя с капюшоном. И придержал свои руки на моих плечах, слегка погладил и неожиданно обнял, сильно прижал к себе, а потом повёл машину как самолёт на взлёте.

Море бушевало, в этот раз никто не сдерживал ветер, и он пытался снести меня со скалы. Только одна мысль билась в голове — вот опять Амир добивается моего доверия таким странным способом, в прошлый раз не смог, ещё раз пробует. И, пожалуй, добьётся, мне иногда казалось, что я сейчас взлечу, и только его объятия удерживают меня на земле. Он вдруг взял меня на руки и, перекрикивая грохот волн, громко сказал:

— Смотри, они пришли.

Щурясь от ветра, я пыталась что-то рассмотреть в волнах, но долго ничего не видела. Пока среди бурунов не стали появляться конусы из щупальцев, а затем и тела с маленькими головами. Это были они — волшебники или волшебницы подводного мира, не так, они живут везде, значит, просто волшебники, которые позволили нам с Амиром существовать рядом. Я подняла руки и закричала:

— Я вижу, Амир, я вижу! Здравствуйте! Я рада Вам, я благодарю Вас!

Не знаю, слышали ли они меня, но у некоторых щупальца иногда поднимались вверх и помахивали в такт движению бушующих волн. Амир произнёс тягучий шипящий звук, от которого у меня заложило уши, а потом высоко поднял меня на руках и ещё что-то сказал на этом странном языке. От ответа его качнуло, а я потеряла сознание.

В машине было тепло и уютно, я сидела на коленях Амира и постепенно приходила в себя, удар энергии был таким сильным, что голова гудела, и уши иногда закладывало. Ничего себе поздоровались, я очередной раз потрясла головой, и Амир прикрыл ладонями мои руки, опять делился энергией. Мысли разбежались в разные стороны, и их унесло ветром. Вот так всегда: только соберусь поговорить с мужем, так или что-нибудь случается, и я теряю сознание, или он придумает такое представление, что обсуждать нашу сложную семейную жизнь уже невозможно, как сейчас.

Однако сегодня Амир был настроен говорить. Когда я перестала ежеминутно трясти головой и хлопать себя по ушам, чтобы вернуть слух, он прижал меня к себе и доложил:

— Теперь на тебя не может воздействовать Сила хасов. Они наложили защиту своей энергией.

Я махнула рукой куда-то в сторону моря.

— Это… оно и было… я думала, они так поздоровались.

И тут же встрепенулась:

— А Мари?

— Они с Вито приедут вслед за нами.

— Тогда поехали, вдруг они уйдут, не дождутся…

— Дождутся.

И абсолютная уверенность в голосе и синем взгляде, что если он договорился, то точно дождутся. Неожиданно улыбнулся и признался в причине такой уверенности:

— Я обеспечил их пищей на несколько дней.

Усмехнувшись, всё-таки всё решает основной инстинкт, я спросила:

— А чем они питаются?

— Теплокровными животными.

Так, не будем уточнять, какими именно, пусть так и будет, кроликами, например. Но для Амира это оказалось важным уточнением:

— Они не питаются людьми.

И что-то изменилось, какой-то холод прошёл по его телу, а руки затвердели. Я вжалась ему в грудь, Амир решился на разговор со мной и его этот разговор волнует. Но он молчал ещё какое-то время, и лишь когда руки потеплели, сказал:

— Рина, я монстр, ужасный убийца и кровопивец.

— Я знаю.

Мой шёпот прозвучал так тихо, что я сама едва услышала.

— И ты совершенно права… верить мне нельзя.

Я кивнула головой и вздохнула.

— Амир… я тебе не верю не как… монстру и ироду… я тебе не верю как мужчине.

Наступила такая длинная пауза, что я подняла голову посмотреть, вдруг Амир упал в обморок от моего признания. В общем-то близкое состояние — он замер и не дышал, глаза смотрели в одну точку, и в них буйствовала голубизна, время от времени сверкающая яркой синевой. Он смотрел на меня.

— Амир… я такая сама… ты не виноват…

— Рина…

Голос был хриплым, едва пробивался из его замершей души. На мгновение он прижал меня к себе, но сразу отпустил, даже отодвинулся и убрал руки.

— Рина… я причинил тебе столько боли…

— Это было давно и неправда…

— Правда.

— И что теперь? Опять сбежишь и бросишь меня? Зачем тогда приезжал?

Никакой истерики, холодный тон и сжатые губы, я едва говорила, так их свело от напряжения.

— Не сбегу.

Амир прижал меня к себе и опять отодвинулся, по лицу пронеслась гримаса боли, и он высоко поднял голову в каком-то отчаянии:

— Я не могу уйти от тебя… я пытаюсь и не могу… ты везде… я вижу тебя перед глазами постоянно…

— Зачем уходить? Скажи мне, зачем? Я знаю, что это ужас — видеть меня постоянно… но ведь… ты можешь… Делай как считаешь нужным.

Надежда на мгновение всколыхнулась во мне, но разум возобладал над чувствами, и я решила, что не стоит умолять его, он мужчина и сам может выбрать свой путь, со мной или без меня. Мужчина, которому я не доверяю.

Я попыталась сойти с его колен, но он не позволил, прижал к себе и лихорадочно зашептал:

— Рина, ты должна проклинать меня, ненавидеть, ужасаться… моей темноты и страху вокруг… я Тёмный, понимаешь — Тёмный!

— Я знаю, кто ты, знаю! Подумаешь, ужасный Гудвин нашёлся, ты меня спасал всё это время от всего на свете, даже от силы своего народа, кстати, и теперь боишься сам себя. Даже женился сразу, чтобы самому не сбежать от меня, обычной человеческой тётки. Великий и ужасный Амир! Ты сам для себя ужасный! Вместо того, чтобы в себе разобраться — зачем ты всё это делаешь, ты меня обижаешь! Отпусти! Я хочу на воздух!

Упираясь в его грудь и пинаясь ногами, я старалась освободиться от рук, и он, наконец, меня отпустил, помог выйти из машины. Ветер сразу забрался под шубу, и я чуть не взлетела, Амиру пришлось меня обнять.

— Рина, кто такой Гудвин?

Капюшон не позволил мне посмотреть на него, и я усмехнулась, конкретность мышления, когда всё сразу необходимо выяснить… или ревность к мужскому имени. И что это я сегодня только о ревности и думаю, то к кузнечику-подростку, то к волшебнику Изумрудного города, герою детской сказки. Может, я как Мари, перекладываю на него всю ответственность за развитие наших отношений, а сама прячусь за обиды, чтобы не думать. А что думать, раз я уже призналась себе, что люблю его, о чём думать? Как сможешь, так и будет. Правильную сказку я вспомнила, очень даже правильную.

— Поехали, я замерзла и на таком ветру разговаривать невозможно. Да и Мари с Вито пора уже с волшебниками поговорить.

— С волшебниками?

— Ну, я же не знаю, как на самом деле называются Вера, Надежда, Любовь. А то, что они делают с энергией это как волшебство, да и мутанты тоже волшебники.

Амир долго молчал, потом усадил меня на сиденье рядом с водителем, тщательно закрепил ремнём, причём все движения были медленными, задумчивыми. И только когда поехал, выдал:

— Всё, что для тебя непонятно ты называешь волшебством.

Он ехал неожиданно спокойно, и я воспользовалась моментом, запела детскую песенку, которую Фиса заставляла меня петь по утрам в качестве распевки:

Где водятся Волшебники, где водятся Волшебники,

Где водятся Волшебники, в фантазиях твоих.

С кем водятся Волшебники, с кем водятся Волшебники,

С кем водятся Волшебники, а с тем, кто верит в них.

Чего на свете не случается, чего на свете не бывает,

А люди с крыльями встречаются, и люди в небо улетают.

На крыльях веры в невозможное они летят в страну мечты.

Пусть усмехнутся осторожные, я полечу туда,

Я полечу туда, я полечу туда, а ты.

Где водятся Волшебники, где водятся Волшебники,

Где водятся Волшебники, в фантазиях твоих.

С кем водятся Волшебники, с кем водятся Волшебники,

С кем водятся Волшебники, а с тем, кто верит в них.

Чего на свете не случается, чего на свете не бывает,

В пути Волшебники встречаются, любой ребёнок это знает.

Решает мир вопросы сложные, наводит в завтра он мосты,

Пусть усмехнутся осторожные, я верю в волшебство,

Я верю в волшебство, я верю в волшебство, а ты.

Где водятся Волшебники, где водятся Волшебники,

Где водятся Волшебники, в фантазиях твоих.

С кем водятся Волшебники, с кем водятся Волшебники,

С кем водятся Волшебники, а с тем, кто верит в них.

Я совсем развеселилась, интересный разговор у нас с Амиром получается, он и двух слов не успевает сказать, а я уже целую тронную речь ему выдаю. И куда делось моё хладнокровие и выдержка, сто раз подумай, а уже потом изрекай, я теперь говорю, даже вообще не пытаясь думать.

Промурлыкав куплет несколько раз, я задумалась — как ему рассказать известную сказку, и тут выяснилось, что Амир и песенку услышал:

— На крыльях веры в невозможное они летят в страну мечты.

Он смаковал слова, даже буквы, произносил их чуть нараспев, как бы впитывая всем организмом. И сразу вердикт:

— Ты права, я боюсь себя.

Амир остановил машину и долго молчал, не отрывая глаз от дороги впереди. Я боялась лишний раз вздохнуть, чтобы не помешать мыслительному процессу, он был очень сложным: время от времени губы сжимались в тонкую линию, а брови хмурились, но потом лицо успокаивалось, даже проявлялась нежная улыбка. Наконец он длинно выдохнул и спросил:

— Мне можно… мечтать?

— Амир, все мечтают.

Он усмехнулся, и только тогда посмотрел на меня тёмным тяжёлым взглядом.

— Я никогда не мечтал.

— Никогда-никогда? Даже в детстве?

— Никогда. У меня была цель.

И вдруг улыбнулся яркой синевой в глазах.

— А теперь появилась мечта.

Достав телефон, он куда-то позвонил и сказал лишь одно слово, а машина взлетела над дорогой. Удивительно, но Амир доложился, кому был звонок:

— Мари и Вито поехали к волшебникам.

Я опустила глаза, и что творится с вождём, успокаивает меня, чтобы не волновалась — у него всё продумано и исполнено. Пока я продолжала вспоминать сказку о Гудвине, мы успели приехать в замок. Видимо придётся отложить разговор о цели и мечте.

Амир стремительно перенёс меня в комнату, страстно поцеловал и исчез. И что это было? Я полежала на постели, но стало жарко в шубе, и я встала, пожалуй, без бассейна не обойтись. Яна бесшумно вошла в комнату и стала мне помогать.

— Яна, действительно так холодно, меня чуть не сдуло у моря.

Она кивнула, но не сказала ни слова.

— Яна…

— Я виновата перед тобой.

— Ни в чём ты не виновата! Я действительно не верю Амиру, и Роберт всё равно бы все мои мысли ему сказал. И вообще… ему полезно знать, что я о нём думаю.

А сама усмехнулась, если Роберт всегда читал мои мысли, то бедный Амир, ему практически невозможно было меня понять, даже если бы он и пытался. И сразу засмеялась, ужас, что я только не думала в разные моменты. Яна тоже смогла улыбнуться, хотя её улыбка была лишь отражением моего смеха. Поцелуй, вот что подняло мне настроение, и, хотя разговор с Амиром не получился, лучше так, чем моя истерика и молчание мужа.

Я всё-таки заставила Яну засмеяться. Бассейн с рыцарями, это вам не лужа, типа море, мне удалось вырвать у одного из них копье из железной перчатки, и когда я выплыла с ним в руках, она сначала улыбнулась, а потом весело рассмеялась:

— Рина, ты как Жанна Дарк, предводительница воинов.

Помахав им в воде, я чуть его не уронила, оказалось очень тяжёлым, но хоть и с трудом дотянула до бортика. А потом с помощью Яны установила его у входа.

— Вот, Яна, наше оружие защиты.

— Как вам это удалось?

Глаза Алекса были как блюдца, он попробовал его на вес:

— Тяжёлое.

— Ага, испугался, теперь мы сами можем защищаться.

— От кого?

У Амира глаза были примерно такими же, как у Алекса. Мы даже не заметили, как он вошёл.

— Да хоть от кого, только оно очень тяжёлое. А маленькие копья есть?

Алекс пытался сдержаться от смеха, увёл глаза в сторону, но плечи слегка подрагивали, Амир сделал лицо вождя и уверил:

— Специально для тебя сделаем.

Его глаза светились, и улыбка проявилась в маске вождя, он покачал головой.

— Но позволь всё-таки мужчинам обеспечивать твою безопасность. Обедать будешь?

— Да.

Амир ждал меня у двери комнаты и сразу подхватил на руки.

— Воительница, для тебя готов обед рыцаря.

— Рыцаря?

— Рыцаря с копьем.

Когда он принёс меня на балкон, где был установлен столик, я поразилась обилию продуктов, точно для рыцаря, и сразу спросила:

— У нас гости?

— Всё для тебя.

Он посадил меня в кресло, укутал пледом, хотя ветра совсем не было, явно Хосе старается, а сам сел напротив.

— Так кто такой Гудвин?

Амир слушал очень внимательно, чуть склонив голову, ни разу даже позу не поменял, смотрел на меня ярким голубым взглядом. А я, развеселившись после поцелуя и бассейна с копьем, поедала всё подряд и рассказывала сказку о девочке Элли, которая помогла льву обрести храбрость, дровосеку сердце, а соломенному чучелу ум. Концовка истории поразила Амира, он широко распахнул глаза и переспросил:

— Гудвин — обычный человек?

— Да. Обычный человек …но дело не в этом, благодаря его заданиям, обычные… ведь они не верили в себя: ни Страшила, ни Дровосек, тем более Лев, самые обычные создания совершили настоящие подвиги, ведьм победили, у них всё уже было на самом деле, и храбрость, и ум, и сердце. Только в это надо было поверить. И Гудвин, который создал иллюзию, что он великий и ужасный, на самом деле добрый и совсем не ужасный.

Вывод был ожидаем:

— Он обманывал всех.

— Но это обман… этот обман… помог раскрыться настоящим качествам героев этой сказки. У нас говорят: «Сказка ложь, да в ней намёк, добрым молодцам урок».

Вопрос тоже был ожидаем:

— И какой урок?

— Верить в себя и идти. Главное делать что-то, даже если не можешь, потому что у тебя нет сердца, или ума, или храбрости.

Последовала долгая пауза, во время которой я успела выпить вкуснейшего сока из непонятного фрукта зелёного цвета, поковыряться в мороженом, потому что уже не влезало, но очень хотелось глазам.

— Я не Гудвин.

— Почему?

— Я на самом деле…

— Это ты так решил и сам себя испугался.

— Рина, я настоящий Тёмный, не иллюзия.

— Ну, да, только я тебя не знаю такого, я знаю Амира, который спасает и охраняет, создаёт и борется. Твоё прошлое, это про то, что ушло… его нет, теперь ты тот, которым стал.

Его глаза стремительно темнели и стали совсем чёрными, но я не дала ему возможности возразить:

— Амир, ты всегда сам себя создавал, как вождь, как Тёмный, ведь в вашем мире тоже не каждый становится главой клана, тем более, таким как ты. Ты достиг всех своих целей, ты самый сильный, ты воссоздал свой народ… спас меня, хотя мог этого и не делать. И мутантов, которые отторгнуты миром, ты заставляешь поверить в себя, в то, что они нужны кому-то, что их способности применяются, а не смеются над их внешностью в цирке. Да просто спас им жизнь.

Какая-то мысль билась в голове, но пока я говорила, думать её не успевала, поэтому пришлось сделать паузу, чтобы она никуда не убежала. Амир сразу насторожился:

— Рина, что с тобой?

— Всё хорошо…

Но мысль никак не формировалась, отдельные картинки не хотели складываться, и я даже потрясла головой, хотя это тоже не помогло. Что-то связано с турниром, только — что, мешали собственные переживания в тот момент.

— Ты Элли.

— Я? Нет, я не такая храбрая. И вообще речь не обо мне.

— О тебе.

И я испугалась, наговорила опять всего, а вдруг Амиру совсем не важно, как я о нём думаю. Мысль исчезла сразу и в голове образовалась пустота.

— Рина…

Я робко подняла глаза и сразу утонула в небесной голубизне взгляда, мгновением он сделал какое-то движение, но снова оказался в кресле. Тяжело опустив голову, он простонал:

— Мечта… невозможная мечта…

Мне удалось не сжаться в комочек, но мой голос дрожал, когда я прошептала:

— Все мечты невозможные… мои тоже.

Амир поднял голову и хотел что-то спросить, но передумал и положил руки на стол, сжал ладони друг с другом, признак сильного волнения. Однако, когда он заговорил, голос был спокоен, и глаза посветлели:

— Рина, мы можем вернуться в Италию, ты согласна?

Я закивала, нагулялась уже. Казалось, Амир облегчённо опустил плечи, но взгляд опять стал темнеть.

— Тебя ждёт новый дом.

— Новый дом?

— Я построил новый дом для тебя.

— Для меня?

Неужели опять история повториться и мне придётся доказывать ему… а ничего не буду доказывать, пусть гоняется за своей мечтой! Неожиданно робкая улыбка остановила меня в моём возмущении:

— Для нас.

И тут я вспомнила, что собиралась поговорить с ним о своих мыслях, которые прочитал Роберт. Вернее, о том, что произошло во время завтрака.

— Амир, ты знаешь все мои мысли…

— Не все.

И опять гримаса боли, которая вдруг превратилась в мрачную задумчивость.

— А ты хотел бы знать все?

Моя ирония ничего не изменила в мрачности, лишь губы вздрогнули.

— Так вот, я даже рада, что ты их знаешь, видимо, поэтому ты со мной не разговариваешь. Ты давно всё обо мне понял…

— Ты не права…

— Амир, я не отказываюсь от своих мыслей, они были в тот момент такими, и ты их узнал, сделал выводы…

— Рина, я не делаю никаких выводов.

— Как это? Ты и вдруг…

— Всё что касается тебя… я не делаю выводов.

— Ой, уж, так и никаких?

— Ты однажды сказала, что женщина существо непредсказуемое — сейчас думает одно, через минуту другое. Даже несколько мыслей может думать одновременно, и они могут перепутаться. И ещё просила не решать за тебя.

Я уже не помнила, когда изрекла такую сложную мысль, поэтому только хмыкнула, и Амир добавил:

— Всё определяется поступками, если за словом следует поступок, значит не обман. Так ты сказала.

А вот это уже интересно, когда это я такие умные мысли могла ему сказать, наверное, с перепугу какого-то.

— Ну и как, мысли соответствуют поступкам? В смысле наоборот, поступки мыслям?

Ответ Амира поразил, я даже почувствовала гордость за себя, значит, иногда я могу быть настоящей женщиной:

— Твои мысли и поступки не поддаются обычной логике ирода и мужчины.

И повторил, опустив неожиданно посветлевший взгляд:

— Я не делаю выводов.

Ну конечно, какие выводы можно сделать, если я думаю одно, потом другое, а делаю третье. Пожалуй, не стоит дальше обсуждать мои мысли, кто знает, что он на самом деле думает о них, представить, что он действительно никак их не оценивает, просто глупо. Тем более, утром он был крайне недоволен, что их могли узнать другие, вдруг устроит репрессии.

— Когда мы поедем?

— Можем сейчас лететь.

— Летим.

Амир не дал мне возможности даже ни с кем попрощаться, вскочил, подхватил на руки, и мы оказались в самолёте. Взревели моторы и вскоре мы уже летели в облаках. Конечно, я уже привыкла к скорости передвижения, недоступной человеку, но не так же стремительно: только что сидела на балкончике, а уже лечу над морем.

В надежде, что хоть самолёт ведёт Вито или Алекс — на то, что это может быть Роберт, рассчитывать было бесполезно — я спросила:

— А кто ведёт самолет?

Амир, сидевший в соседнем кресле, усмехнулся и позвал:

— Селин.

Из кабины пилота вышла стройная черноволосая девушка и вытянулась в струнку.

— Здравствуй, Селин.

— Здравствуй, Рина.

Амир произнёс несколько слов, и Селин вернулась в кабину. Я приподняла бровь, интересно, кто такая эта Селин, приятная девушка. Да что я себя обманываю, слишком красивая для пилота… ага, вот с ней-то и провёл эти дни Амир.

— Селин боевик из клана боевой авиации.

— Боевик?

— Да, один из лучших. Я сам её готовил.

Кивнув головой, я отвернулась к окну, готовил и готовил, мне какое дело. Только почему он её мне раньше не показывал, если одна из лучших, только мужчины вокруг и были, из женщин Яна да Фиса, иногда Мари.

В самолёте Амир посадил меня в кресло, даже не пытался обнять или взять на колени и просто наблюдал за мной внимательными тёмными глазами, как будто и не было откровенного разговора между нами на балкончике. Опять как ценную почту в апартаменты доставляет. Видите ли, он логики в моих поступках не видит, а сам? Где логика в его поступках? Интересно, а я чего ожидаю, страстного поцелуя и признания в любви после всего, что я ему наговорила на берегу, да он совсем запутался в моих поступках, да и мыслях тоже. И почему я опять о любви думаю, он лишь очередной раз сохранил мою ценнейшую жизнь.

Я пыталась вспомнить наши разговоры дословно, естественно ничего из этого не получилось, осталось лишь ощущение, что он пытался мне что-то сказать, но не смог, или у него не получилось. А как получится, если я сразу истерику закатила, наговорила всякого, лишь о мечте… мечта, вот оно — у Амира появилась женщина-мечта. Настроение сразу испортилось, все прежние мысли вернулись и расцвели в душе чёрными тюльпанами. Только возник вопрос, а зачем он для меня дом построил? И сразу вспомнились слова из песни «обмани меня в последний раз, обмани меня хотя б на час», вот так, сама попросила.

Амир, наверное, сам читает мои мысли, он оказался на коленях передо мной и взял за руку.

— Рина, что случилось?

— Ничего. Почему ты решил, что что-то случилось?

— Твои глаза, они стали очень грустными.

— Это не грусть. Амир, зачем ты построил новый дом? Теперь ведь не мешает Сила пещеры…

— Тот дворец не был Домом.

Он отпустил мою руку и сел в своё кресло, сцепил ладони в сильном волнении. Слово «дом» он произнёс со значением, с глубинным смыслом, который я от него совсем не ожидала.

— Всего лишь шатер вождя с гаремом.

Вот это да! Я вдавилась в спинку кресла и от удивления не знала, что сказать.

— Ты права — там был гарем. Я не понимал истинного значения появления тебя в своей жизни.

И такой странный взгляд сквозь прищур, что я сразу напряглась, опять неизвестно что надумал в своей прекрасной голове, которая, судя по его же словам, не делает никаких выводов обо мне.

— А теперь понимаешь?

В моём голосе было достаточно иронии в ответ на его прищур.

— Да.

Интересно, какое такое моё значение может быть, если о нём говорится таким спокойным тоном. Я отвернулась к окну, понял и понял, лично меня это совсем не интересует. Больше мы не разговаривали, через несколько минут Амир ушёл к Селин в кабину, а я надулась и несколькими попытками устроила из кресла диван.

Я проснулась от рук Амира, которые осторожно поднимали меня с дивана. С трудом открыв один глаз, я спросила:

— Прилетели?

— Скоро будем дома.

Доспать в машине не удалось, мысли теребили мозг и, в конце концов, я проснулась. Что с нами происходит? Я прижимаюсь к груди Амира, а он обнимает меня и поглаживает по плечам, иногда касаясь волос губами, и при этом поговорить не удаётся, сразу тёмные глаза и моя истерика. Он спасает меня, потом бросает, и вдруг оказывается, что уже дом для нас построил. А я? Призналась сама себе, что люблю его… и что? Признаться ему? От этой мысли я вздрогнула, и Амир тревожно спросил:

— Рина, что с тобой?

— Мысли. А как ты теперь без Роберта?

— Зачем Роберт?

— Мысли кто мои читать будет? Или ещё кто-то может?

Надо прикусить язык, а лучше откусить кончик, чтобы он опух, и я не могла говорить, желательно подольше. Каждый день откусывать по кусочку, когда от него ничего не останется, начну учиться быть женой. Амир спокойно ответил:

— Никто. Я не хочу знать твои мысли.

— Почему?

Решение молчать было сразу нарушено. Я зашевелилась в его руках и попыталась посмотреть на него, но он не позволил, прижал мою голову к своей груди и прошептал:

— Я буду ждать слов.

— Молча? Словечка не скажешь?

— Скажу.

— Говори.

— Мы приехали.

Повезло Амиру. Он провёл щекой по моим волосам.

— Я надеюсь, дом тебе понравится. Ты обещаешь мне сказать правду?

— Обещаю. А вдруг не понравится, тогда что? Сломаешь?

— Продам.

Ну, хоть откровенно, у вождя ничего не пропадает. Но тихий смешок показал, что не всё так просто — он шутит. Амир шутит со мной? Уже интересно.

Машина стремительно неслась по туннелю, ярко освещённому множеством светильников на стенах, скорость превратила их в линии светло-голубого цвета. Я уже хотела ехидно спросить, не в пещере ли мы будем жить, когда машина замедлила ход и въехала в большое светлое помещение. За рулём оказался Стефан, он радостно мне улыбнулся, открывая дверцу машины, но взгляд Амира заставил его опустить глаза и исчезнуть. Ну да, Амиру не нужны свидетели моего знакомства с новым домом. Нашим домом.

Амир волновался, глаза постоянно меняли цвет, от ярко-голубого до тёмного, почти чёрного. А я вдруг развеселилась, закрыла лицо руками и попросила:

— Отпусти меня, я хочу сама ходить по дому.

Он вздохнул и поставил меня на ноги, погладил по плечам:

— Ты с закрытыми глазами будешь ходить?

— Покрути меня, куда пойду, туда смотреть и буду.

Логика оказалась совсем непонятной, потому что Амир постоял, раздумывая, но всё же несколько раз осторожно повернул меня. Когда я качнулась, он снова подхватил меня на руки.

— Амир, я…

— Так ты можешь упасть.

— А если я захочу что-нибудь потрогать?

— Тебе придётся сначала открыть глаза.

Когда я их открыла, то увидела сияющие голубые глаза и счастливую улыбку, ему нравилось моё кокетство, моя смешная игра. Я притворно вздохнула и пообещала ходить осторожно, не качаться и не падать. Амир величаво кивнул, сделал вид, что поверил и опять опустил на ноги.

— Мы что, на машине прямо в дом въехали?

— Прямо в дом.

В обычных домах это, наверное, называется холл, но в нашем — это был огромный зал, куда можно въехать на машине, которая, кстати, куда-то уже исчезла.

— А куда…

Я посмотрела вокруг: никаких дверей, сплошное пространство стен, украшенных красивым белым гобеленом с растительным орнаментом. Но когда я подошла и потрогала стену, оказалось, что это такой камень, по которому вырезаны рисунки различных цветов. Окна были только с одной стороны, и я догадалась, вспомнив туннель, что кругом скала. Амир достал маленький пульт, нажал несколько кнопок, и две стены бесшумно поднялись. Тоннели в разном направлении, так же освещённые, по одному из них мы и приехали.

— А ещё мы можем приехать в наш дом по морю и через сад.

— Есть море и сад?

— Будешь глаза закрывать?

Смешинка в глазах сверкнула хитринкой, а я помотала головой — не буду, и Амир нажал ещё одну кнопку на пульте. Стена отошла, и я непроизвольно пошла в открывшееся пространство, казалось, что там светит солнце, так много света сразу хлынуло в холл. Большая комната, в которой не было стен, кругом море и солнце. Я стояла в центре и медленно поворачивалась вокруг и, наконец, обнаружила стену, в которой есть дверь, и она куда-то ведёт. Только потом выяснилось, что в комнате стоит большой стол и несколько диванов. А в этот момент я сразу направилась к двери.

Я восхищённо рассматривала комнаты, касалась гобеленов, настоящих, очень тонкого плетения, которые покрывали все стены, превращали их в пространство, заполненное светом и полутенями, образующими невероятный рисунок то осеннего леса, то едва проявляющейся зелени весны, или буйства красок жаркого лета. Солнце проникало через большие окна, состоящие из цветных витражей и лучи окрашивались в самые невероятные цвета, образуя собой яркий свет. Мебель я толком не смогла рассмотреть, только заметила изящные диванчики и столики с большими букетами цветов.

— Твоя комната.

Амир оказался передо мной и почему-то грустно посмотрел куда-то в сторону. Я взяла его за руку:

— Показывай.

— Ты обещала…

— Женщина существо непредсказуемое. Веди.

Хрустальная шкатулка. Всё прозрачно и пронизано солнцем. За одной из стен сверкало море, радостно разбрасывая многоцветные брызги, отражавшиеся в большом зеркале на стене напротив. Несколько широких диванов с множеством подушек и подушечек, украшенных золотой вышивкой, которая тоже отражала солнечные лучи. Два низких стола рядом с этими диванами были из цветного стекла с фигурными ножками, как лапки льва, пропускали лучи и сами светились. И цветы, цветы везде: на столах, в вазах на полу, даже в маленьких кувшинчиках вокруг зеркала. Лёгкое движение рядом напомнило, что Амир ждёт моего слова, я восхищенно произнесла:

— Амир… мне нравится. Только…

— Что?

И сразу тревога в голосе, которая меня рассмешила, неужели действительно волнуется, переживает из-за моего мнения?

— Зеркало… я… не привыкла…

— Оно отражает свет, добавляет тебе энергии.

Деловой тон, объясняющий технологию моего физического восстановления. И твёрдая решимость в синих глазах — за зеркало он будет бороться. Я решила отложить обсуждение судьбы зеркала, так как мне всё остальное очень нравилось, и пошла в сторону двери, догадываясь, что за ней спальня.

Два Амира и четыре меня. Интересно, для кого предназначена эта постель? Если только вместе с Мари и Яной подушками кидаться, которых, кстати, тоже много. Я остановилась на пороге, но головы не подняла, посмотреть на того, который такую кровать для меня приготовил. Надо будет уголок какой на этом лежалище выбрать, а то утром меня не найдут. С трудом оторвав взгляд от… не знаю даже как её назвать, на ум только отрывки из непристойных сцен в фильмах пришли, я увидела море.

Это стекло такое, большая лупа, которая приблизила волны практически к моим ногам. Я долго стояла, лихорадочно вздыхая от восхищения. Только теперь поняла, чего мне не хватало в Англии — теплого яркого моря, там только буря да ветер холодный. Чуть хрипловатый голос над головой пообещал:

— Я покажу тебе управление комнатой.

Море можно приближать и удалять, невероятное ощущение, как будто дом отъезжает в сторону. И сделать это можно прямо с кровати, всего лишь тронуть золотую розу у изголовья. Или наступить на золотой квадрат у стекла. Если подержать дольше, то появится звук и можно будет поговорить с волной.

А ещё можно опустить плотный полог над кроватью, приподнять половину, чтобы можно было на ней сидеть, если сил не будет лежать, можно включить вибрацию и волновое движение матраса для восстановления организма в случае необходимости массажа всего тела. Я остановила перечисление возможностей аппарата под названием кровать:

— Амир, я не хочу больше знать, что ещё умеет эта… многофункциональная система. Может мне на диванчике устроиться?

— Спать на ней тоже можно.

Он улыбался, а руки, а руки стремились меня обнять, прижать к себе. Амиру с трудом удавалось сдерживать их, пришлось отвести за спину и высоко закинуть голову. Синие глаза рассматривали меня таким откровенным мужским взглядом, что я непроизвольно поправила ворот платья и опустила голову.

— Что ещё есть в… комнате?

Я не смогла сказать «спальне», под таким взглядом это слово показалось мне каким-то очень интимным. Амир усмехнулся, подошёл к противоположной стене от моря, чуть тронул маленькую розочку, часть стены отошла и появилась большая стеклянная дверь с золотыми ручками. Весёлая комнатка с пианино в центре и пуфиками вдоль стен. Стены расцвели множеством букетиков и картин с видами природы. По углам стояли большие диваны белой кожи. И естественно одна стена было прозрачной с видом на море.

— Твоя гостиная. Я надеюсь, ты будешь петь для меня… для нас.

Я горделиво улыбнулась и пообещала:

— Хором.

— Будем приглашать гостей. Гардеробная.

Ещё одна розочка открыла невероятных размеров пространство с разнообразной одеждой и коробками с обувью. Амир понимал, что я ожидаю другого — бассейна и тянул время. Он постоял у двери в гардеробную, но я сжала губы и отвернулась, что ж, сама найду.

— Бассейн.

Прямо от появившейся в стене двери тянулась зелёная ковровая дорожка вниз по светлому, отдающему голубизной коридору, я сразу пошла по ней, ворсинки удерживали обувь, можно бегать босиком, не скользко. Через несколько метров открылся потрясающий вид — навстречу мне неслись рыбы, и я ахнула. Волна билась где-то на уровне прозрачного потолка, иногда захлёстывала его и уносилась дальше.

— Амир…

Бассейн был частью, маленьким кусочком моря, отделённым от него стеклом. Вдоль бортиков стояли вазоны с вьющимися растениями, покрытыми большими белыми цветами, а стены… в них тоже плескалось море.

— Ты сразу будешь плавать, или сначала поужинаешь?

— Я…

— Рина, бассейн никуда не уплывет.

— Нет?

— И рыбки тоже. Они здесь живут.

Я растерянно осматривалась и готова была сразу броситься плавать.

— А купальник?

— Всё есть.

Розочка сверкала на стекле стены, Амир нажал на неё, и открылась раздевалка для сборной по плаванию. Заметив кронштейны с халатами, я почти застонала, так мне захотелось переодеться.

— Рина…

— Можно я переоденусь?

— Ты дома.

Плотно закрыв за собой дверь, я схватила первый попавшийся халат и сняла платье, а потом замерла с ним на руках. А я ведь действительно чувствую себя здесь как дома, поэтому сразу халат — домашняя одежда. Никогда не понимала женщин, которые ходят дома при полном параде, мне бы халатик и мягкие тапочки. Ага, поэтому бывший муж и считал, что я неправильная жена. Я присела на пуфик и тяжело вздохнула, вот и Амир небось ждёт от меня такого же постоянного приличного вида: красивого платья и туфель на высоком каблуке. Симпатичный тапочек, весь в узорах золотого шитья, хорошо хоть без помпона мохнатого… ну и пусть, я дома — как хочу, так и хожу. Но тут же опять вздохнула, судя по комнатам Амир здесь часто появляться не намерен, тогда тем более, могу хоть голой ходить никому это не интересно. Ага, а камеры? Не та фигура, чтобы всем демонстрировать.

Я вышла из раздевалки, когда Амир обеспокоенно позвал меня:

— Рина, с тобой всё в порядке?

— Амир, я не буду дома ходить на каблуках.

— Зачем ходить на каблуках? Ходи в той обуви, которая тебе удобна.

Он не понял моей демонстрации независимости, даже бровь приподнял, а я гордо прошествовала мимо него, буду ходить в халате и тапочках. Но Амир что-то придумал, пройдя несколько шагов вслед за мной, он неожиданно подхватил меня на руки и куда-то перенёсся.

Странное помещение, очень тёмное, хотя есть достаточно большое окно, но в нём не было ничего видно, такая же темень. Из мебели только большой стол абсолютно чёрного металла — почему я так решила непонятно, но именно металла — и кресло с широкими подлокотниками. Я не сразу заметила, что на всех стенах большие экраны телевизоров, только когда Амир опустил меня, и я коснулась стены, поняла, это экран.

— Мой кабинет.

Амир сказал короткое слово, и все экраны одновременно вспыхнули изображениями, правда, совершенно безмолвными. Даже стол сверкнул множеством квадратиков, а на подлокотниках кресла появились различного размера пимпочки, некоторые стали двигаться вперед-назад, и я вздрогнула. Амир остался стоять у двери, а я медленно прошлась по кабинету мужа. Ну, да, только в халате и тапочках ходить по такому кабинету, даже не смешно, а глупо выгляжу. Курица на космическом корабле. Я коснулась пальцем края стола, и вся столешница мгновенно ярко осветилась, от испуга я отскочила и запуталась в ногах, сразу очутившись на руках Амира. Весёлый голос хозяина кабинета объяснил:

— Сенсоры сработали, ты получила отчёт о движении истребителей.

— Я? Амир, так глупо… смешная да…

— Рина, ты удивительная… я понял…

Но что он понял, так и осталось неизвестным — мы оказались в столовой. Я не сразу пришла в себя от увиденного, особенно от отчета движения истребителей. Амир сидел на большом диване и прижимал меня к себе каким-то лихорадочным движением, его пальцы подрагивали, и слышался тихий шёпот непонятных слов. Лишь через несколько минут я вздохнула и спросила:

— Мы где?

— В столовой. Ты обещала…

— Мне всё нравится.

— Правда?

— Правда.

— Правда?

— Почему ты переспрашиваешь?

— Ты могла думать две мысли, я спросил вторую.

Я расхохоталась, вот когда-то сказанула.

— Амир, я ведь ещё и третью могу подумать… и четвертую. Придётся тебе поверить первым двум.

В столовой главенствовал большой круглый стол, за которым могут сидеть человек десять, и он был покрыт скатертью. Белоснежная кружевная скатерть и такие же белоснежные кружевные салфетки рядом с приборами, и что совсем не удивляет — золотыми. Я ужаснулась: а как есть, особенно мне, это же ни пятна поставить нельзя, и тут обратила внимание, что и стулья совершенно белые. Высокие спинки, мягкие сиденья и подлокотники, как на них сидеть, на такой белизне и чистоте. Стены столовой поблёскивают искорками, интересно, что это, а потолок… звёздное небо с планетами вокруг солнца. И планеты светятся различным светом, отражением сияния солнца. Они двигаются! Планеты двигаются по орбите! Космос, как кабинет Амира. А искорки на стенах — это звёзды вселенной.

— Рина…

— Отпусти… я хочу посмотреть… Амир…. Только не говори мне, что это кондиционер… это вселенная… планеты…

Я встала и задрав голову ходила по столовой, а вот и Медведица, которая-то, не важно, ковшик, другая, а это Змей между ними. Созвездия выделялись на общем фоне искорок более ярким свечением, и я даже пальцем пыталась обводить более-менее знакомые.

— Потрясающе… а как они двигаются… не говори… пусть как планеты… а это Земля?

— Земля.

Наша планета светила ярче остальных, даже были видны материки. И вдруг она стала опускаться с потолка и повисла перед моим лицом, я растерянно отошла на несколько шагов. Проекция, настоящая прозрачная Земля с реками и морями, горами и равнинами, как на глобусе, даже города отмечены.

— Невероятно… все планеты так могут?

— Все.

Они кружились вокруг меня, а я стояла и не могла произнести даже звук от восхищения.

Амир встал, медленно подошёл ко мне, обнял, планеты задвигались быстрее и уже образовали настоящий вихрь.

— Весь мир для тебя.

— Амир… так красиво… мир… вселенная…

— Вселенная это мы.

— Мы?

Нежный поцелуй доказал это, и когда я смогла открыть глаза, планеты уже вернулись на своё место в небеса. Амир длинно вздохнул и прошептал:

— Рина… твой свет… твоя боль…

— Амир…

— …твоя боль и страдание… твоя чистота…

— В этом доме, нашем доме, который мне нравится, очень нравится, в нём будет только радость, песни… хочешь, я тебе спою?

Надо его отвлечь от таких мыслей, я не помню никаких страданий, было и прошло, не позволю этим невероятным глазам опять потемнеть от воспоминаний прошлого.

— Хочу.

Я освободилась от его рук, торжественно встала у стола, сделала серьёзное лицо, опустила глаза и запела детскую песенку.

В тёмно-синем лесу, где трепещут осины, где с дубов-колдунов

Облетает листва, на поляне траву зайцы в полночь косили

И при этом напевали странные слова:

А нам всё равно, а нам всё равно, пусть боимся мы волка и сову.

Дело есть у нас — в самый жуткий час мы волшебную косим трын-траву!

А дубы-колдуны что-то шепчут в тумане, у поганых болот чьи-то тени встают…

Косят зайцы траву, трын-траву на поляне, и от страха всё быстрее песенку поют:

А нам всё равно, а нам всё равно, пусть боимся мы волка и сову.

Дело есть у нас — в самый жуткий час мы волшебную косим трын-траву!

А нам все равно, а нам все равно, твердо верим мы в древнюю молву:

Храбрым станет тот, кто три раза в год в самый жуткий час косит трын-траву!

А нам всё равно, а нам всё равно, станем мы храбрей и отважней льва!

Устоим сейчас — в самый жуткий час все напасти нам будут трын-трава!

Долго удерживать серьёзное лицо мне не получилось, и я закружилась вокруг стола, размахивая руками.

Мне удалось не поставить ни одного пятна на скатерть: я контролировала каждое движение вилки, нагибалась над тарелкой, для верности иногда подставляла ладошку. Амир внимательно наблюдал за мной, наконец, не выдержал и спросил:

— Рина, тебе неудобно есть за этим столом?

— Удобно.

— Ты двигаешься не так, как раньше, почему? У тебя что-то болит?

— Ничего не болит. Я стараюсь не накапать.

— Накапать?

Изумление было таким искренним, что я решила — он не понял слова, не может перевести:

— Капли, капли еды могут упасть на скатерть.

— Пусть капают.

Тот же взгляд, капают и капают, зачем так изгибаться, и я поняла — Амиру не важна белизна скатерти, его волнует, как я себя за этим столом чувствую. Эта скатерть для меня, моего настроения во время еды, а я по привычке изогнула себя ради этой скатерти. Мой растерянный от этой мысли взгляд произвёл на Амира странное впечатление: он встал, прошёлся по столовой с хмурым видом и спросил:

— Рина, тебе мешает эта скатерть?

— Нет… очень красиво… это я не умею есть на такой скатерти.

— На золотой посуде ты уже научилась.

И вдруг проявилась улыбка, он сказал несколько слов и в столовую вошли две девушки со стопками упаковок.

— Рина, их двадцать штук.

— Сколько?

— Двадцать.

Он подошёл к столу и перевернул мое блюдо с остатками еды, я ахнула, по скатерти расползлось большое пятно. Одна из девушек положила стопу скатертей из своих рук на диван, очень ловко собрала скатерть вместе с посудой и исчезла. Другая девушка в это время достала из упаковки новую и накинула её на стол, мгновение и я уже сидела за столом, накрытым такой же белоснежной скатертью. Девушка взглянула на Амира и исчезла вместе с оставшимися девятнадцатью скатертями.

Амир опустился передо мной на колени и взял за руки:

— Рина… всё для тебя… всё — этот дом, эта скатерть, эти планеты, Земля… всё для тебя.

Он нежно коснулся губами моих пальцев, и я вздрогнула.

— Амир, почему ты это делаешь… я ведь…

— Ты свет, луч солнца в моей темноте… ты просила говорить с тобой, а я боюсь сказать…

— Боишься? Почему? Ты боишься меня?

Амир поднял голову, и в его глазах было столько боли, что я лихорадочно зашептала:

— Я ничего не прошу, ты можешь жить, как захочешь, никак от меня не зависеть, я… и в обычном домике могу пожить…

— Ты не хочешь жить в этом доме?

— Хочу, мне всё очень нравится, всё-всё, но если ты сам не хочешь в нём жить…

И что-то произошло, взгляд потемнел, и губы сжались, Амир резко встал, но я успела схватить его за руку:

— Амир, не уходи, я прошу тебя, ты обещал говорить мне о своих мыслях. Скажи… даже если я не пойму сейчас, я буду стараться понять тебя, буду думать… поверь мне…

Ледяные пальцы постепенно вернули тепло, а в тёмных глазах стали появляться всполохи рассвета. Амир смотрел на меня со своей высоты и думал о чём-то очень тяжёлом и мрачном, хотя взгляд постепенно менялся и, наконец, он снова опустился передо мной на колено.

— Рина, я… принёс тебе слишком много боли и обид… ты хотела знать мои мысли?

Я попыталась сказать, что не думаю об этом, но Амир оказался решительно настроен, и сразу закрыла рот ладошкой, даже головой замотала в полном согласии. Он горько усмехнулся, прикрыл глаза, я уже испугалась, что он передумал говорить, однако он продолжил:

— У меня нет права о чём-либо просить тебя… вообще никакого права, но я не могу без тебя!

Он резко встал и отошёл от меня за стол, убрал руки за спину. И вдруг после своего неожиданного выкрика тихо заговорил:

— Мне недостаточно просто смотреть на тебя на экране… я помню каждое твое прикосновение, каждый взгляд… каждый крик и стон…

— Амир…

— … и я знаю, что ничем нельзя…

— Можно! Я не хочу помнить о них! Я их не помню! Если ты сейчас уйдёшь, то останется только боль, не так — обида!

Я подбежала к нему и, сжав кулачки, заявила:

— Теперь моя очередь просить тебя сказать, боишься ли ты меня, сможешь ли ты быть рядом со мной и не бояться меня?

Он отпрянул и прилип к звездной стене, глаза сверкали, и голос сразу охрип:

— Я боюсь за тебя рядом с собой… я могу тебя убить…

— А я не боюсь! Я верю тебе! Верю! Я знаю, что ты ничего мне не сделаешь!

И вдруг я успокоилась, мгновением пронеслась мысль, что не даю ему возможности говорить, сама требую от него откровенности, но тут же начинаю спорить и что-то доказывать. Пора быть мудрой, для тебя построили дом, настоящий Дом, Амир даже кабинет свой оборудовал, посмел его показать, а ты несёшься как… безголовая курица по двору. Я села за стол и сцепила подрагивающие руки.

— Амир, прости меня.

Он вскинул на меня чёрные глаза, и тем же хриплым голосом спросил:

— За что?

— Я не знаю, что тебя на самом деле тревожит и пугает. Просто не понимаю, потому что во мне этого нет. Но во мне есть свои… дури, из-за которых ты страдаешь.

— Дури?

— Глупости женские, просто глупости. Я дурочка, потому что во мне много дури.

Долгий задумчивый взгляд привёл к тому, что Амир отошёл от стены и сел напротив меня за стол. Стол переговоров мужа и жены.

— Ты не дурочка.

— Дурочка. Но я это уже говорила, я о другом. Давай попробуем, просто попробуем не обращать внимания на наши… различия в воспитании и жизни. Начнем с нуля, с нового Дома, ничего не было… Амир, дай мне сказать…

Теперь уже он пытался меня перебить, но склонил голову и кивнул — говори.

— Мы с тобой просто мужчина и женщина в новом Доме. И завтра познакомимся.

Он удивлённо вскинул голову, взгляд посветлел, проявилась несколько смущённая улыбка, она слегка покосилась, но не превратилась в усмешку.

— Почему завтра?

— Сегодня мы ещё знакомы.

Понять мою логику оказалось очень непросто. Амир долго смотрел на меня, хмурил брови, даже плечами пожал, посмотрел на небо, посоветовался с планетами и согласился:

— Хорошо. Но сегодня мне можно отнести тебя в спальню? Раз мы ещё знакомы?

Я сделала лицо королевишны, выдала дозволение и тут же наложила запрет:

— Можно. Но завтра ты будешь незнакомцем, которому это ещё надо будет заслужить.

Амир сразу подскочил и взял меня на руки, но пошёл в комнату очень медленно, неожиданно остановился:

— Надо воспользоваться знакомством.

Я не знаю, как он себя удерживал, но мы целовались до дверей спальни. Амир касался моих губ даже когда шёл, правда, всё медленнее и медленнее, едва передвигал ногами. С трудом оторвавшись от его губ, я прошептала:

— До завтра, незнакомец.

Он не сразу понял, что я сказала, попытался поцеловать меня, но я приложила палец к его пылающим губам.

— Мы ещё не познакомились. Я не целуюсь с незнакомыми мужчинами.

И вспомнила, ага, не целуюсь, первая пристала к Амиру, ещё как обнималась и целовалась, подставляла ему своё тело белое.

— Уже завтра?

Вопрос поставил меня в тупик: я объявила завтра, а на самом деле не знаю сколько времени.

— Завтра.

— А бассейн?

Я совсем забыла, что собиралась плавать. Сложный вопрос: если мы ещё знакомы — тогда бассейн, но я ведь уже объявила, что завтра наступило, значит, он отменяется, обидно.

— Молодой человек, Вы не проводите меня, где у Вас бассейн?

Я повела плечиком, сделала лицо и кокетливо взглянула в яркие голубые глаза. Амир улыбнулся, сильнее прижал меня к себе и ответил тоном радушного хозяина:

— Милая девушка, я провожу Вас… а Вы меня поцелуете.

— Амир! Уже завтра!

— Немножко сегодня ещё осталось.

И перенёсся в бассейн. Я завозилась в его руках, и он вынуждено опустил меня на пол.

— Какой красивый бассейн, я никогда такого не видела. А как Вас зовут? Как мне к Вам обращаться?

— Амир. А Вас, прелестница, как Ваше имя? Оно должно быть удивительным, у такой красавицы не может быть простого имени.

Вот это да! Амир превратился в светского ловеласа всем телом, оно стало изящнее, костюм выглядел как смокинг, а взгляд! А улыбка! Мой обалдевший вид порадовал его, и он лёгким движением поклонился, едва коснулся губами моих пальцев.

— Признайтесь же, выдайте тайну, произнесите звуки, услаждающие слух только потому, что они…

С трудом я прошептала:

— Рина.

— Рина… Рина… невероятно таинственно. В мире нет второго такого имени, как не может быть похожей на Вас другой женщины. В Вас Боги собрали всю земную красоту, подарили Вам неповторимую прелесть губ, ясный свет глаз, персиковую кожу, нежности которой позавидует ребёнок, изящные руки и ножки, тело, наполненное страстью.

С каждым словом я все больше и больше смущалась, а Амир веселился, сама дала возможность использовать его хитро-мудрые навыки. И как после такого описания я смогу переодеться в купальник? Он вдруг опустился передо мной на колено и, сверкнув глазами, попросил:

— Позволите ли мне, прекрасная незнакомка, помочь Вам облачиться в купальный костюм?

— Нет! Я… сама…

— Вы разбиваете мне сердце своим отказом, коснуться вашей кожи…

— Амир!

— Но ведь уже завтра, а я такой…

— Амир! Можете коснуться моей руки… не позволено… непозволительно… в первую встречу…

— Простите меня, прелестница, Ваша красота затмила мне разум, я буду мечтать о том мгновении…

— Где у Вас купаль… купальные костюмы?

— Прошу Вас, удивительная, я буду ждать появления русалки перед своими, недостойными такого зрелища глазами…

Я захлопнула панель перед его носом и облегчённо вздохнула, вот это да, вот это игра. Оказалось, что я не готова к появлению такого Амира и теперь даже не знаю, как к нему относиться, который из Амиров мне больше нравится — практически безмолвный или этот восточный Казанова.

Пожалуй, купальники тоже подбирал уже Казанова. И когда он успевает всё продумать, ведь даже чтобы дать указания… ну, да, интересно кому и как объяснял, что вырезы должны стать более глубокими, а на животе прозрачная сеточка? Вместо глухих обычных купальников появились некие конструкции, в которых я могу и не разобраться. Я нашла один более похожий на прежние и переоделась. А за стеной прозвучал воркующий голос:

— Прекрасная Рина, может, мне всё-таки Вам помочь?

Решительно вздохнув, я вышла из гардеробной и чуть не заскочила обратно — у бортика стоял Амир в плавках. Я сразу забыла дышать, а он ослепительно мне улыбнулся и протянул руку:

— Волшебница, море ждет Вас… вместе со мной…

Пронзительный взгляд синих глаз приковал к себе, и я как заворожённая пошла к нему мелкими шажками. Подойдя практически вплотную к огромной фигуре, я вдруг очнулась и хрипло задышала, Амир качнулся мне навстречу, но я выставила перед собой руку:

— Амир… Вы… ты… Вы… я… купаюсь… плаваю, предпочитаю плавать в море одна.

— Рина…

Пытаясь привести в чувство разум, я выдала первое, что пришло в голову:

— Мы не настолько знакомы, молодой человек, чтобы я позволила Вам находиться со мной в воде в таком виде.

Весёлый голос удивился:

— Вам не нравится мой вид?

Он демонстративно оглядел себя, повёл плечами, и все мышцы тела пришли в движение, ни грамма лишнего веса, идеальный образец мужской фигуры. Саженные плечи, мускулистые руки, широкая, перевитая мышцами грудь, ровные пластинки на животе. Я отступила от него на пару шагов и тоже оглядела себя… не стоило этого делать, нам нельзя даже на дальних концах моря-океана вместе купаться. Спрятаться было некуда, и я опустила голову, чтобы не видеть этих весёлых смеющихся глаз.

— Рина…

— Амир, давай завтра будем знакомиться… я только немного искупаюсь…

— Я испугал тебя?

— Нет…

— Скажи мне, что случилось? Я что-то сделал не так?

— Так.

Он опустился передо мной на колени и заглянул в лицо, а я не выдержала, и слёзы тихонько закапали из глаз.

— Рина…

Закрыв лицо руками, я прошептала:

— У меня никогда… только… ничего не получится…

Амир пытался отвести мои руки от лица, но я только сильнее их прижимала, и уже рыдания выплеснулись из очередной раз поникшей души:

— Я… Амир… я старая, толстая… я… мне нельзя рядом с тобой…

Он подхватил меня на руки и прижал к своей груди:

— Рина… ты самая прекрасная женщина… самая удивительная…

Но я уже не слышала его слов, истерика развилась в полную силу, очередная обида на саму себя выливалась горькими слезами.

— Рина…

Мы оказались в воде, и волна захлестнула нас, я обхватила Амира за шею, выпучила глаза и чуть не захлебнулась. Он выплыл, уравновесился, невероятным образом удерживаясь на воде, поцеловал меня и зашептал:

— Ты самая прекрасная женщина, самая удивительная… ты молодая прелестница… волшебница… ты колдунья…

— Ведьма? Я ведьма?

Немного придя в себя, я схватилась обеими руками за ствол дерева, который шея Амира, и подставляла своё лицо горячим поцелуям.

— Не ведьма, волшебница…

— Но уж точно не юная прелестница…

— Ты значительно моложе меня, поэтому юная прелестница. Тебя не смущает разница в возрасте в шестьсот лет?

Я не помню, что он ирод, просто не помню, не хочу знать его опыта жизни, ведь и Казанова — это тоже его какой-то образ. И таких образов может быть много, за шестьсот лет кого только не было сыграно для достижения цели. А со мной он не может играть, показал кусочек, и сразу моя истерика вернула всё на свои места.

— Не смущает, тем более, что ты выглядишь значительно моложе своих лет.

— Я монстр.

Неожиданный ответ и мы выскочили из воды. Я растерянно приглаживала волосы и пыталась понять, почему вдруг Амир так изменился, куда исчезли счастливые глаза и горячие губы. Он опустил меня и сделал шаг назад, но я схватила его за руку.

— Рина… не стоит нам знакомиться…

— Испугался меня?

Амир закрыл глаза и застонал страшным рыком, я не успела испугаться, а его уже не было, испарился вместе со звуком. Постояв в растерянности, я прыгнула в воду и глубоко нырнула. Тело требовало движения, но внутренняя истерика билась так сильно, что не давала возможности удерживать дыхание и я зарыдала прямо в воде. Сильные руки достали меня и, почти перевернув вниз головой, вытряхнули из лёгких воду. Я долго кашляла и хрипела, а Амир постукивал по спине и ворчал:

— Тебя ни на минуту нельзя оставить одну.

— Не… убе… убегай… и… не… ры… рычи…

— Прости…

— Не… не… знаю…

— Не простишь?

— Подумаю.

Я, наконец, вздохнула полной грудью и грозно посмотрела в тёмные глаза.

— Молодой человек, Вы бросили даму одну на берегу, убежали куда-то, даже не посмотрели, что дама… обиделась на Вас… за ваши странные слова…

— Рина…

— … я не понимаю такого слова, что за монстр такой, не видела никогда. И не боюсь. Пусть появится… пусть покажется, только тогда смогу Вам сказать, достоин ли он моего страха.

— Достоин?

Утопление в бассейне помогло мозгу всё понять в ускоренном варианте, то, что не понимала всё это время, вдруг проявилось чётко и понятно.

— Конечно. Страх очень сильное чувство, его не каждое событие удостаивается. Я не понимаю, почему столько страданий вокруг какого-то монстра? Подумаешь, ещё неизвестно, насколько он настоящий монстр, может так себе, монстрик смешной.

— Монстр может быть смешным?

— Смешным может быть всё. Вот у меня большое страдание.

Взгляд Амира менялся постоянно: чернота то заполняла глаза, то исчезала под ярким всплеском синевы. Мы сидели на скамеечке, я даже не заметила её, когда осматривала бассейн, так как она была из голубого стекла. Он продолжал одной рукой удерживать меня за спину, время от времени проводя ладонью, как будто позвонки считает, а другую положил на плечо.

— Какое страдание?

Он не понимал, насколько серьёзно я говорю, но на всякий случай насторожился.

— Мои ноги. Посмотрите молодой человек, разве это ноги?

Я вытянула ногу и вздохнула, Амир осмотрел её взглядом хирурга, вроде ничего не поломано и не кровоточит. Всё-таки решил уточнить:

— А что… с ногами?

— Как Вы не понимаете! Да разве можно с такими ногами перед людьми появляться! Толстые, кривые, колени как… шар боу… болинговый…

— Какой?

— Ах, неужели Вы не знаете, игра такая есть, надо шарами разного веса сбить такие бутылочки, они далеко стоят, не знаю, как называются. Разве это коленки? Позор!

В глазах Амира появился очень большой вопросительный знак, но он пока не посмел выразить своё мнение, ещё раз уточнил:

— А какими они должны быть?

— Красивыми, с такой косточкой посередине, стройными… вообще женская ножка… это… один из показателей красоты, коленка в особенности. А мои ноги? Ужас! Просто ужас! А Вы о каком-то там монстре говорите, ножки у него небось попрямее моих будут!

Непонимание достигло апогея, Амир растерялся и уже хотел что-то сказать, но я ещё не сыграла всю сцену и опять возмущённо взмахнула рукой:

— А живот!

Конечно рискованный ход, но мне нужно было как-то вывести его из состояния вины за монстра, с которой он носится, как с писанной торбой. Правильно подумала, это волнует только его, насмотревшись всего с мутантами, я решила, что нечего изображать из себя монстра и сбегать от меня каждый раз. Амир уже не стал спрашивать, что с животом, только посмотрел на него и рискнул коснуться, но сразу поплатился за свой жест:

— Что Вы! Не смейте прикасаться к этому ужасу!

Я оттолкнула его руку и попыталась втянуть живот, но у меня естественно ничего не получилось.

— Вот видите, ничего не помогает, никакая диета на него не действует! Я уже и плаваю километрами, говорят, от плавания худеют. Так вот, ничего подобного, не верьте никому, так и знайте — ничего не помогает, он продолжает жить вместе со мной.

Посмотрев на свой живот, я сердито фыркнула и вытянула руку:

— А это что?

— Рука.

— Ничего подобного! Разве может быть у женщины такая рука? Пародия какая-то, смех один, а не рука…

Договорить я не успела, Амир вскочил вместе со мной и стал целовать мне лицо, повторяя:

— Изумительная рука, восхитительные ножки, мягонький животик…

— Какой?!

— Изумительный животик, никакая диета ему не нужна…

— Да о чём Вы…

— Я о самой прекрасной женщине в мире, во вселенной, самой удивительной и невероятной…

— Молодой человек! Отпустите меня!

Амир удивлённо посмотрел на мой строгий вид, но попытки поцеловать не оставил, мне пришлось упереться ему в грудь и повторить своё требование:

— Отпустите меня!

Наконец он осознал, что я назначила наступление завтрашнего дня, и поставил меня на ноги. Я гордо вскинула голову и заявила:

— Купание закончено, мне пора отдыхать. А Вам, молодой человек, нужно задуматься над своим поведением. Я Вам доверилась, пошла с Вами в бассейн, а Вы монстра какого-то придумали, бросили меня из-за него, Вам должно быть стыдно. Как пройти в спальню?

Глаза светились такой синевой, что мне было очень сложно удерживать грозный и недоступный вид. Амир вздохнул и собрался взять меня на руки, но я сделала такое лицо и так посмотрела, что он только указал направление к выходу. Дернув плечиком, я презрительно на него посмотрела и… оказалась на его руках.

— Что Вы делаете?!

— Обнимаю свою жену…

— Амир! Я… завтра уже наступило!

— Еще пять секунд.

И поцелуй, от которого я совсем потеряла голову, прижалась к Амиру всем телом, забыла о строгом тоне и уже назначенном завтра. Пять секунд отсчитывались в соответствии с пониманием мужа об их продолжительности.

Я проснулась, но сладко потянуться не получилось — руки не двинулись. Решив, что это всё ещё отголоски сна, и я просто их отлежала, попыталась помахать ногами, они тоже не шелохнулись.

— Рина…

Оказалось, что Амир сидит рядом и смотрит на меня глазами, полными боли. Спросить, что произошло, у меня тоже не получилось, губы не двигались. Только глаза округлились.

— Рина, ты отдала мне всю свою энергию.

Поцелуй, тот самый поцелуй в пять секунд. Мой умоляющий взгляд ничего не изменил в глазах Амира, те же боль и чернота. Никогда никаких поцелуев.

Даже осмотреться не могу, непонятно, где нахожусь. Ах да, наш новый дом, и видимо моя спальня. Каким образом показать Амиру, что со мной всё уже хорошо, подумаешь, двигаться не могу, всё скоро пройдет, он сам меня же и спасёт. Настроение оставалось приподнятым, воспоминания роились в голове и внутри всё подрагивало.

Амир опустил голову и тяжело вздохнул, позвал:

— Мари.

Она влетела в комнату, как будто находилась за дверью и просто ждала, когда Амир её позовёт, сразу схватила меня за недвижимую руку.

— Рина, как ты, мы все здесь, ты лежишь уже…

— Мари.

Амир зачем-то решил не говорить мне, сколько дней прошло после пятисекундного поцелуя. Но Мари так строго на него посмотрела, что он опустил глаза и усмехнулся.

— Рина, ты лежишь уже целый день.

День?! Я лежу только день? Никаких недель и месяцев, которых я не замечаю в своей жизни? Мари улыбнулась и тихо проговорила:

— Фиса специально тебя обездвижила, чтобы ты легче приняла энергию отца. Скоро тебе будет совсем хорошо, ты проснулась раньше времени.

— Машенька, ты разве забыла, о чём договаривались? Рина, не слушайте её, она совсем девчонка ещё.

Договорились? И почему Фиса так ко мне обращается? Мой удивлённый взгляд порадовал Фису, она подошла к Мари и положила ей руку на плечо:

— Машенька, не будем твоему отцу мешать говорить с нашей гостьей.

Гостьей? Ещё интереснее, какая гостья, если мы… Амир решил продолжить игру, которую я вчера придумала. Тёмные глаза, полные боли и тоски, и неожиданная улыбка Фисы, всё смешалось, и я потеряла сознание.

Что это было? Странный сон или явь, о которой Амир решил мне не рассказывать? Я пришла в себя, и меня встретил радостный голос Мари:

— Доброе утро, Рина. Я зашла пригласить Вас на чай. Вы помните, где бассейн?

— Мари…

— Мы …я провожу…

— Мари, скажи…

— Рина, отец уже ждёт нас… тебя… Вас…

Она махнула рукой:

— Рина, я так рада, что с тобой всё хорошо, ты быстро восстановилась.

— Расскажи.

— Когда мы приехали… ты… отец не…

— Расскажи.

Она опустила голову и плотно замолчала.

— Амир сам мне сказал, что я передала ему энергию.

Мари вздохнула и призналась:

— Я так испугалась за тебя… Рина… Роберт успел… Отец не хотел, чтобы кто-то был здесь….

— Где Амир?

— Он в столовой, ждёт тебя.

— Мари, в бассейн! Немедленно плавать! Ты видела, какая красота? Там рыбки плавают!

— Рина! Подожди… ты не торопись…

Но я уже встала с постели, быстро не получилось, но всё двигалось, руки и ноги, хоть и с трудом, но слушались меня. Она облегчённо вздохнула.

Мы плавали и смеялись без повода, просто смеялись. Мари заразилась моей радостью — Амир не сбежал очередной раз, остался в нашем Доме, нашем! И игру решил продолжить, хотя Мари и не удалось в ней удержаться. Зачем-то ему нужна эта игра, почему только ему? И мне нужна, нам в ней легче говорить друг с другом. Амир в ней может… да, ловелас вчера был ещё тот. Я покраснела и спряталась под воду.

В столовой Фиса и Амир мирно беседовали: Амир сидя на диване, а Фиса за столом.

— Доброе утро.

— Здравствуйте, Рина.

Амир подскочил с дивана и слегка поклонился, радушный хозяин дома.

— Доброе утро, Рина.

Фиса улыбнулась хитрой улыбкой, она была одета в красивое светлое платье, никаких платочков и фартука.

— Прекрасно выглядите. Рина, мы все говорим друг другу «ты», так легче общаться. Вы не против?

— Хорошо. Амир, у Вас… у тебя очень красивый бассейн, такой необычный.

— Я рад, что Вам… тебе понравилось.

Яркая синева глаз и улыбка, мягкая улыбка приветствия. Как он красив в этом светлом костюме, удивительно, седина его украшает, она подчёркивает красоту глаз, обрамлённых длинными чёрными ресницами. Не каждая красавица может похвастаться такими. Неужели это он вчера так страстно целовал меня, никак не мог оторваться от моих губ? Прижимал меня к своему горячему телу… не буду вспоминать, слишком опасные получаются воспоминания, кто знает, как на них отреагирует мой организм.

Мари села за стол рядом со мной и сразу два молодых человека внесли большие подносы с едой. А это уже интересно, куда же гарем делся?

— Амир Вы… ты уже завтракал?

— Да.

Непонятно, зачем я задала этот вопрос, почему-то он был важен в нашей игре нового знакомства, может самый важный — раз монстр, так надо его увидеть, понять и уже никогда к нему не возвращаться. Цель определена, а уж пути сами проявятся. Амир слегка побледнел, но ничего больше не добавил. Фиса сразу предложила:

— Рина, у Амира великолепный сад, можем прогуляться после завтрака.

— С удовольствием.

— Отец убрал часть скалы, чтобы устроить этот сад.

— Часть скалы?

Мой изумлённый взгляд порадовал Амира.

— В этих местах мало плодородных земель.

Он скалы с места сдвигает, чтобы дом для меня построить и сад посадить, а я… что я для него могу сделать?

— Рина, я очень рад твоему появлению в доме. Такой гостьи у меня ещё никогда не было.

Я смутилась от своих мыслей и его яркого взгляда и опустила глаза, пожалуй, даже покраснела. Мари заметила моё смущение и подскочила:

— Пошли гулять, пока солнце греет, может и вода теплая.

— Здесь можно купаться в море?

— Можно.

Амир тоже встал с дивана, но не шелохнулся в нашу сторону, завёл руки за спину. Ах да, ему же ещё надо заслужить право взять меня на руки. Я опустила голову и спрятала улыбку, какая интересная игра получается.

Так мы и шли по дому: Амир предложил мне руку и вёл как коронованную особу, вслед за нами Мари и Фиса, о чём-то перешёптываясь и хихикая.

Как всё красиво и изящно, никакого намёка ни на ковровый дворец, ни на шатёр вождя, никаких надписей, только мягкие цвета и немного золота, по меркам Амира совсем немного, изящное присутствие. И неожиданная мысль — когда бы я посмотрела все комнаты в доме, если Амир вчера переносился со мной на руках с невероятной скоростью.

Когда мы вышли на балкон, я ахнула — вокруг море, а внизу большой сад с беседками и скульптурами. Амир поцеловал мне руку горячими губами и спросил:

— Рина, тебе нравится сад?

— Очень… неужели здесь была скала?

— Была.

И такой синий взгляд, что я опять спряталась за веки, даже плечи сжала, а что я, я-то что ему могу дать кроме самой себя, глупой старой тётки с ужасным характером?

Мы плавали с Мари в небольшом искусственном заливчике прямо в центре сада. Амир провёл меня по саду, а я только поражалась, когда он всё успел. Фруктовые деревья понятно, это Влад, а скульптуры откуда? Ни одной картины не было в прежних дворцах, тем более в шатре вождя, а здесь скульптуры, скажем так в римском стиле. Разглядывая олимпийца с диском в руке, я подумала, что фигура у Амира лучше. Хорошо, что Мари позвала меня купаться, потому что за дискоболом стояла такая… такая… римская девушка, что я сразу сникла. И зачем Амир снял костюм, когда он в нём, конечно, фигура тоже заметна, но не так идеально смотрится.

Фиса сидела в плетёном кресле и задумчиво наблюдала за нами, Амир стоял рядом с ней и что-то говорил на непонятном языке. Мари подплыла ко мне и спросила:

— Рина, тебе понравился сад?

— Да, очень, всё очень красиво.

— Через сад можно проехать в дом.

И морем, Амир говорил. В подтверждение моей мысли в заливчик заплыл небольшой катерок и в нём оказался Вито. Лихо развернувшись, он забрызгал нас водой, а Мари помахала ему рукой. Я вспомнила, что никого не знаю, и спросила:

— Кто это?

— Мой жених.

И я разочарованно вздохнула:

— Всё ещё жених… это из-за меня…

Мари одним движением оказалась рядом со мной и обняла.

— Рина… это Сила… и мы с Вито хотим, чтобы ты была на нашем ритуале. И отец этого хочет. Мы уже придумали…

— Мари, выходите из воды, Рина уже замерзла.

Взгляд радушного хозяина не был грозным, но предупреждающим, что это его дочь с гостьей о будущей свадьбе разговаривает. И опять он лучше меня знает — замерзла я или нет. Я ещё поплавала под напряженным взглядом Амира и Фисы, но решила всё-таки быть приличной гостьей и выбралась из воды. Мари сразу накинула на меня полотенце и предложила переодеться на обед.

— Уже обед?

— Да, и я познакомлю тебя со своим женихом.

Вито был не в курсе, потому что не успел ничего сказать, только округлил глаза и пробормотал:

— Здравствуйте.

— Вито, я тебя за обедом с Риной познакомлю.

Вот кто бы со стороны послушал — настоящий сумасшедший дом. Я хихикнула и кивнула головой, за обедом так за обедом. Фиса предложила проводить меня в мою комнату, Амир лишь склонил голову в согласии.

Фиса молчала до двери, только указывала, в каком направлении идти.

— Фиса, а ты этот дом уже видела? Ну, до моего приезда сюда?

— Нет… Рина… ты не сутки лежала без сил… успела.

Я так и замерла на пороге гардеробной, но постояв, решила — не важно, раз так хочет Амир, пусть будут сутки. Фиса что-то хотела мне сказать, но сжимала губы, удерживая себя, и я, переодевшись, встала перед ней:

— Говори.

— Рина, этот дом… Амир в нём счастлив… был…

— Уже — был?

— Рина, позволь ему, услышь его…

— Был? Уже — нет?

— Рина… ты чуть не погибла… едва спасли. Только Вито и удалось силу направить, у Амира ты… Рина, скажи, ну почему! Почему ты у него не берёшь энергии, когда он рядом, готов умереть за тебя, а именно у него…

Спокойствия Фисы хватило лишь на полдня. Она возмущённо заходила по комнате, даже руками широко взмахнула.

— Фиса, я не знаю… всё было хорошо… было… было…

Я упала на постель и заплакала, а Фиса села рядом и погладила меня по голове.

— А это ты хорошо придумала, заново познакомиться, интересно.

— Да я… ты права… я ему даже слова не даю сказать…

— Вот и слушай его теперь, он старается… слова подбирает, только вина опять гложет…

— Да ни в чём Амир не виноват! Это я… только я…

— Ты, конечно, кому ж ещё… Рина, ты ведь силу его не видишь, не хочешь понять, что Амир… да уж ладно, сами говорите.

Фиса встала и мило улыбнулась:

— Ну, гостья царская, обедать хозяин зовёт.

Я умылась в ванной и героически пошла совершать подвиг. На самом деле правильно, это настоящий подвиг самой меняться, Фиса права, это всё я сама, мои мысли и не только мысли — организм со своими представлениями об отношениях. Всю дорогу я убеждала его, что надо восстановиться и не отдавать своей энергии Амиру, он сильный, он самый сильный в мире и я ему нужна живая и здоровая. И что надо удержаться и хотя бы успеть поговорить, о поцелуях пока не стоит и мечтать. Я даже остановилась и грозно его спросила: понравилось ли ему целоваться с Амиром, хотел ли бы он ещё раз почувствовать жар губ и страсть тела, или это лишь способ отдать жизнь в соответствии с законом? Фиса сразу тревожно спросила меня:

— Рина, что случилось?

— Я разговариваю.

— С кем?

— С собой.

Она округлила глаза и ехидно спросила:

— И кто кого слушает? Может помочь… маслицем… для взаимопонимания.

Организм сразу испугался и согласился со всеми моими доводами — будет восстанавливаться и принимать энергию Амира. Тепло волной прошло по всему телу и почти сразу перед нами появился встревоженный Амир:

— Рина, что случилось, ты берешь мою энергию…

Он взял меня за пальцы, но не выдержал и подхватил на руки. Фиса облегчённо вздохнула:

— А маслице-то помогло…

Я прижалась к груди Амира и всё повторяла про себя организму — бери его тепло и чувство, вспомни поцелуи, так целуют только когда хотят поделиться собой, своей жизнью.

— Рина, тебе плохо?

Тревожный голос и пламя рук, Амир старался передать мне как можно больше энергии, быстрее направить поток, чтобы успеть очередной раз спасти.

— Всё хорошо.

— Так сама с собой поговорила, вот и поумнела маленько… только я не поняла, кто умнее оказался, которая Рина?

Я выдала признание:

— Организм.

— А мысли как? Опять дурью маялись?

— Они и убедили организм… только он больше на маслице…

Фиса громко рассмеялась, и очередной раз взмахнула руками:

— Амир, надо везде по дому плошечки расставить, чтобы твоя жена ….

— Расставим.

И так к своей груди прижал, что мой организм точно уверился — Амир стремится отдать свою жизнь мне, отдать, а не забрать.

Мне с трудом удалось убедить Амира и Фису, что я уже совсем полна энергией, скоро лопну как шарик, и вообще, предлагали обед. Я привела очередной довод:

— Амир, Вы… ты… свою гостью… развлекать должны. Как ты собираешься …что мне будет предложено, кроме обеда?

— Прогулка по морю на паруснике.

Я сразу подняла голову и шёпотом спросила:

— И мне можно будет рулить?

Яркие синие глаза разрешили:

— Можно.

Фиса как всегда засомневалась в моих способностях рулить чем-нибудь, собой не могу, а где уж парусником:

— Рина… рулить парусником… ты же потопишь…

Я сразу возмутилась:

— Фиса! Я уже кораблем рулила!

— Мой парусник невозможно потопить.

— Ох, Амир, только на тебя и надежда.

— Обедать, немедленно обедать, Амир, кормите меня и рулить! Я ещё с Вито должна познакомиться.

Фиса хихикнула и махнула рукой, придумали игрульку, но по её хитрому взгляду было понятно, что ей самой такая игра тоже нравится.

Амир так и не отпустил меня с рук, медленно шёл по комнатам и касался волос губами. Я чувствовала его лихорадочное состояние по легкому подрагиванию рук и горячих губ. Он волновался: наконец, я сама решила принять его энергию, не случайное состояние, а продуманный поступок. Правда, если совсем честно, всё же маслице слегка подтолкнуло.

Мари и Вито ждали меня в столовой и о чём-то шептались, Мари даже руками махалась, доказывая свою правоту. Как только мы вошли, она сразу спросила:

— Рина, скажи, ты же хорошо себя чувствуешь?

— Хорошо.

— Я предлагаю…

— Нет.

Решение Амира было так жёстко оформлено тоном и взглядом, что Мари осеклась и опустила голову, неугомонная выдумщица. Амир явно слышал их разговор с Вито и сразу высказал своё мнение. Он бережно посадил меня за стол и сам представил Вито:

— Рина, познакомься, будущий муж моей дочери, глава подразделения медицинской службы — Вито.

Амир весело усмехнулся и продолжил:

— И глава Совета хасов.

— Совета? Амир… а ты…

— Вождь рассматривает предложения Совета и принимает решение.

Он сказал о себе в третьем лице, как бы отделил понятие от себя — это лишь работа, одно из многочисленных занятий. Мой изумлённый взгляд порадовал его, усмешка превратилась в улыбку:

— Одна удивительная женщина помогла понять вождю, что работа это …не жизнь.

— Работа… но… ведь ты…

— У вождя была только цель, а цель это работа.

— А тогда жизнь… что такое жизнь?

— Жизнь — это достижение мечты.

Странный вывод для ирода, для вождя собственно тоже. Но синева глаз и улыбка подтверждали сказанное, и я опустила взгляд, вспомнила наш разговор о мечте. Для меня это был просто разговор, хотя и очень эмоциональный, а вождь всё обдумал и принял решение, назначил мечту и теперь будет стремиться к ней. Я вздрогнула, а мечта… какая у него может быть мечта? Сразу появилась робкая мысль, что может быть это я, но тут же сбежала, ужаснувшись своему появлению. Какой я могу быть мечтой, если вот она я, рядом, практически в руках, бери в любой момент… не в любой — пятисекундный поцелуй и меня уже могло не быть, только безжизненная оболочка.

— Рина, ты со мной не согласна?

Вопрос застиг меня врасплох, и я вскинула на него глаза, что ему сказать, если я не отвечаю не только за свои слова, но и за поведение собственного организма. Но это в случае, если мечта это я, Амир же не знает моих мыслей, а в общем направлении он прав.

— Согласна. Целей может быть много, а мечта одна… она самая-самая важная…

— И за неё нужно бороться!

Мари как всегда была настроена решительно. Амир обернулся на неё в попытке остановить, но не успел, Мари спросила:

— Рина, а у тебя есть мечта? Расскажи о ней, ты никогда не говоришь о себе, я не знаю, что ты думаешь на самом деле о нас, об…

— Мари, неприлично задавать такие вопросы гостье.

— Фиса, почему? Я говорила и повторю сейчас — Рина изменила нам всем жизнь, она научила нас жить, мечтать, любить. Вито скажи, ведь если бы не она, мы с тобой даже не смогли бы никогда…

— Мари, у меня есть мечта.

Почему-то Амир не стал прерывать Мари, дал ей возможность задать вопрос и ждал моего ответа. Он стоял напротив и смотрел на меня тревожной синевой. А Фиса кивнула головой, начала говорить, говори откровенно, помогай ему в стремлении понять друг друга.

— На самом деле у меня… правильно самая важная одна… остальные мечты… не так, мечта была одна, и неожиданно получилось так, что по пути начали сбываться и другие… мечты…

Я совсем запуталась в своем объяснении мечты, оказалось, что на самом деле о многом были мои мечты, большие и маленькие, но самой-самой, за которую я не то что не боролась, даже думать себе запрещала, была одна и она почти сбылась. В моей жизни появился Амир.

Мари не дождалась от меня продолжения и спросила:

— А какие мечты уже сбылись?

— У меня появились вы… ты, Яна, Фиса, ребята… я не чувствую себя одной… одиночество… такое страшное состояние…

Не смея поднять глаза на Амира, я улыбнулась Фисе, но она на меня строго посмотрела и кивнула на него, о муже почему ничего не сказала.

— Амир… я… рада, что познакомилась с тобой.

— Рина, судьба вручила мне подарок, о котором я никогда не мечтал… не догадывался о такой мечте.

Амир оказался рядом со мной и взял за подрагивающую руку. Я всё больше волновалась, не знала, как себя вести, вроде игра, а на самом деле получилось настоящее признание, как тогда — в пещере. Горячие пальцы обхватили мою ладонь и весёлый голос предложил:

— Парусник ждёт, кто с нами?

— Мы!

Мари была согласна и Вито не смог противиться, хотя и смешно подмигивал ей, о чём-то хотел предупредить. Только Фиса покачала головой:

— Ну, уж нет, я с Риной в лодку не сяду, раз она рулить собралась, я с берега на вас посмотрю.

Амир засмеялся:

— Поплыли!

Я никогда не видела Амира таким счастливым, глаза светились, улыбка не сходила с лица. Парусник удивительным образом не утонул вместе с нами вследствие моего руления, причём Амир никак не вмешивался в процесс, просто обнимал меня, не касаясь руля. Мари время от времени взвизгивала, а Вито только улыбался, крепко прижимая её к себе, видимо был в курсе технических возможностей плавучего средства. Я сначала ахала в восхищении, рассматривая корабль, но как только увидела руль, то сразу кинулась к нему и началось. Паруса сами собой двигались в разном направлении, надеюсь, не очень зависели от поворотов руля в моих руках. Я пыталась вспомнить какие-нибудь слова из морской лексики, но кроме «право и лево руля» и ещё какая-то «стеньга», ничего не пришло в голову, поэтому только их и выкрикивала время от времени, резко разворачивая руль.

Я иногда оборачивалась на Амира и каждый раз видела счастливые голубые глаза и ослепительную улыбку. Однажды он наклонился ко мне и прошептал:

— Рина, ты восхитительная женщина.

Гордо вскинув голову и очередной раз чуть не набрав бортами парусника воду, я заявила:

— Я капитан.

— Обворожительный капитан.

Но всё же наступил момент, когда парусник вынужден был остановиться.

— Рина, пора плыть обратно. Ветер изменился.

— Ветер, какой ветер? А что, он… он есть?

Амир не выдержал и расхохотался, и только в этот момент я осознала — парусник, я же парусником рулю. Мари радостно подбежала ко мне и затребовала:

— Я тоже хочу так!

Вито побледнел и переглянулся с Амиром, а тот благосклонно кивнул головой:

— Хорошо, ваша очередь. Вито, домой.

Амир подхватил меня на руки и встал в центре палубы. Но смотреть на то, как качается корабль, оказалось не так интересно, как рулить самой, и меня почти сразу стало укачивать. Он почувствовал моё состояние и стал двигаться телом так, что я перестала ощущать движение корабля, абсолютное спокойствие организма.

Я смотрела на море, которое качалось из стороны в сторону, никак не влияя на меня, и была счастлива. Мари рулила всласть, в полное ранее неизведанное удовольствие, и явно Вито не мог влиять на неё, судя по тому, как борта иногда захлестывало водой. Фиса всего скорее уже в панике на берегу, представляет, как мы сейчас перевернемся со всеми парусами, и одна надежда на то, что Амир готов ко всему в моём исполнении.

Когда наш парусник, наконец, достиг берега и пришвартовался к небольшому пирсу, а как он двигался лучше не вспоминать, мне казалось, что мы сейчас просто въедем в него, вплывем, не знаю, каким словом определить наше движение, Фиса даже сказать ничего не могла. А уж когда увидела, что рулила им Мари, то просто рухнула на скамеечку:

— Маша… я думала… а это ты… Амир, как ты ребёнку позволил…

— Фиса! Меня Рина научила! Почему ты с нами не поплыла… это так… так… Фиса, я теперь каждый день так плавать буду!

— Нет, чтобы путному чему ребёнка научить! Рина… взрослая женщина… как ты можешь! Сама чуть не утопла, и ребёнку позволила…

— Фиса! Это отец разрешил, парусник никак не утонет, и Вито рядом был…

— Да я видела, как вы берег-то чуть не выгладили лодкой своей!

Она сердито махнула на нас рукой и ушла, чтобы не видеть эту совсем сошедшую с ума компанию.

Амир так и не отпустил меня с рук, а я всю дорогу до столовой размышляла — заслужил он нести меня на руках или ещё нет. Получилось, что заслужил, раз я так и не сыграла возмущение, прижималась к его груди и вздыхала от счастья.

За ужином Мари с упоением рассказывала о поездке на паруснике, а Вито только мрачно на неё поглядывал, ему эта поездка явно не очень понравилась. Одно дело жена вождя, тут ничего не сделаешь, раз вождь позволяет, но Мари, девушка тоже скажем не со спокойным характером, может действительно устроить ежедневное руление чем-нибудь. Я смотрела на них и радовалась, удивительная пара, такие оба юные в своих чувствах и стремлении друг к другу, желанию принести собой счастье любимому. И совсем не важно, сколько на самом деле лет Вито, он юноша, который живёт своей любовью, отдаст жизнь за неё, за свою прекрасную Мари.

Амир только улыбался, когда Фиса начинала возмущаться на наше буйство, и смотрел на меня ярким синим взглядом, счастливым и немного таинственным.

Когда мы поужинали, и Мари успокоилась, поддавшись счастливому взгляду Вито, Амир предложил перейти в гостиную. И обратился ко мне как к гостье:

— Рина, Мари и Фиса любят петь, ты составишь нам компанию? Я очень надеюсь услышать твой голос.

— С удовольствием.

Он хочет, чтобы я ему спела, и я вдруг поняла — песня для него разговор со мной, моё откровение. Да, я ему сама как-то сказала, что пою всегда для него, слова песни — это мои мысли, моё к нему отношение. Однако взять себя на руки не позволила, гостья так гостья, игра продолжается. Амир приподнял бровь, когда я встала из-за стола, обошла его и попросила Мари рассказать о своих увлечениях, но ничего не сказал. Фиса громко хмыкнула, высказывая тем самым недовольство, однако тоже удержалась, ничего не изрекла, пошла вслед за нами.

Мари весело рассказывала о своих подопечных в школе, но ни разу не произнесла слова «мутант», просто дети с различными заболеваниями. Иногда Вито вносил дополнения в рассказ Мари, а Фиса так и молчала, иногда только громко вздыхала за спиной. Молчал и Амир.

Погода действительно испортилась, я восхитилась гостиной и встала у стены, выходящей к бушующему морю. Когда послышались звуки рояля, я обернулась и увидела, что играет Вито, а Мари стоит рядом с ним. Фиса устроилась на диванчике и предложила:

— Машенька спой мою какую-нибудь.

Амир встал рядом со мной и тихо спросил:

— Рина, тебе понравилась гостиная?

— Два раза будешь спрашивать?

— Приму любое мнение.

— Понравилась.

Второй раз спрашивать не стал, радостно улыбнулся и взял за руку, едва коснулся губами пальцев.

— Рина, ты бы села, Амир проводи гостью к дивану.

Фиса мило улыбалась, но взгляд был напряжённым, и Амир последовал совету, проводил меня и помог сесть на диван.

— Пой, Машенька.

Амир не отпустил моей руки, взял её обеими ладонями, и когда Мари запела, я сразу почувствовала горячий поток энергии. Фиса всё продумала: её непростая песня в исполнении Мари, настрой Амира и моё расслабленное состояние счастья. Мне показалось, что на какое-то время я потеряла сознание, такова была сила энергии Амира, она буйствовала в организме, вихрилась и истекала кипящей лавой по телу. Постепенно голос Мари стал звучать всё тише, наконец, замолк, и поток энергии тоже стал слабеть, я глубоко вздохнула, а Фиса спросила:

— Как тебе песня, понравилась?

— Понравилась, Фиса, мне хорошо… спасибо.

— Это Машенька молодец, всему на лету учится. Дури тоже.

Мари засмеялась и парировала:

— Фиса, рулить парусником не дурь, вот посмотришь, скоро я научусь им управлять.

— Если как Рина, то лучше и не начинай.

Вито был согласен с Фисой, но только кивнул головой, не стал высказывать своё мнение о поведении жены вождя, да и самого вождя тоже. Амир никак не отреагировал на слова Фисы, коснулся моих пальцев губами и спросил:

— Рина, ты осчастливишь нас своим пением?

— Спой, свет наш ясный.

Фиса смотрела ласково, но её слова прозвучали почти как в известной басне про лису и сыр — мол не стыдись своего карканья. Амир весело посмотрел на меня, как я, приму ли вызов известной певуньи заговоров и очень народных песен. Пропустить такое я не могла, поэтому двинула плечиком и встала. Вито напрягся, всё-таки неизвестно, что я задумала, но я улыбнулась ему и запела, он сразу заиграл, понял, наслушался уже и всё запомнил.

Изменения в природе происходят год от года,

Непогода нынче в моде, непогода, непогода.

Словно из водопровода льёт на нас с небес вода.

Полгода плохая погода, полгода совсем никуда.

Никуда, никуда нельзя укрыться нам, но откладывать жизнь никак нельзя.

Никуда, никуда, но знай, что где-то там кто-то ищет тебя среди дождя.

Грома грозные раскаты от заката до восхода,

За грехи людские плата непогода, непогода.

Не ангина, не простуда, посерьезнее беда.

Полгода плохая погода, полгода совсем никуда.

Никуда, никуда нельзя укрыться нам, но откладывать жизнь никак нельзя.

Никуда, никуда, но знай, что где-то там кто-то ищет тебя среди дождя.

Я пела и смотрела на Амира, песенка легкая в исполнении, мелодия несложная и можно спокойно отвлечься. Мысли были разными, судя по мгновенному изменению цвета глаз, яркая голубизна уступала глухой черноте боли, но опять побеждала, превращалась в синеву счастья. Когда я пропела последнюю строчку, прозвучал весёлый голос Фисы:

— Амир, а Рина хорошо поёт, гостья-то наша оказалась настоящей соловушкой, не чета… некоторым бывшим.

Я растерянно оглянулась на неё:

— Каким бывшим?

— Рина, ты же сегодня с одной такой разговаривала… маслице ещё помогло.

Амир не позволил себе открыто улыбнуться, поэтому опустил голову, а Мари не поняла, о чём мы говорим:

— Фиса, я тоже не понимаю, какая бывшая? Ты о ком?

— А как же, не помнишь, была такая Рина… ни петь, ни говорить толком не могла, только страхами обложилась, да с перепугу камнями кидалась во всех.

— Рина камнями?

— Машенька, это тебе не досталось, а в некоторых много попало, прицельно бросала, со знанием дела. И камешки выбирала потяжельше да побольше.

И вдруг прозвучал строгий голос Амира:

— Фиса, те камни справедливо летели, Рина даже слишком много простила.

— Прощение по святости своей, чистоте да свету своему, а только смотреть наконец научилась, да слышать… хоть иногда.

— Маслице твоё помогло.

Фиса сначала округлила глаза, а потом громко рассмеялась, я поддержала её — не хочу говорить ни о своих камнях, которыми кидалась во всех, ни о своей якобы святости непонятной.

Неожиданно Амир резко встал, что-то сказал Вито и оказался рядом со мной:

— Рина, извини, мы скоро вернёмся.

Они исчезли, а я растерянно посмотрела на Мари, та сидела совершенно как статуя.

— Мари, что случилось?

Она только подняла глаза на стену с морем, и я увидела, что та постепенно закрывается чем-то очень похожим на камень. Фиса длинно вздохнула и тихо произнесла:

— Нашли всё-таки… где же Ясенька…

— Фиса, что с Яной, почему её нет? Где Алекс? Фиса!

Она опустила голову, а потом даже лицо ладонями закрыла.

— Мари! Объясни мне, что произошло?

— Тебя нашли.

— Кто меня нашёл? Где Яна? Почему меня?

— Ты вот что, криком не поможешь. Сядь.

Но я не могла двинуться с места, Фиса поднялась и за локоть повела меня к дивану, усадила на него и сама села рядом.

— Рина, тебя всё время ищут, Амир стал слишком силён, да и во все разборки из-за людей ввязался.

— А я слабое звено…

— Не так, ты не слабое звено, ты его жизнь… ищут не убить, забрать у Амира… потому как знают, ради тебя он на всё пойдёт.

В гостиной постепенно зажогся свет, а стена с морем полностью закрылась.

— Это…

— Часть скалы, здесь тебя никто не сможет…

— А Яна? Что с Яной?

— Они с Алексом с тобой уехали…

— Куда уехали? Фиса, не молчи!

— Да не знаю я, Амир их отправил… Роберт как он, а Яна…

— С ними всё в порядке.

Амир появился в проёме двери, спокойный синий взгляд и усмешка на лице.

— Приближается шторм.

Я кинулась к нему, и он сразу подхватил меня на руки.

— Ничего не бойся, ветер нам не страшен.

— Амир, я не боюсь, с ними ничего не случилось?

— Яна скоро будет здесь.

Но мрачный взгляд в сторону Фисы выдал его, не шторм заставил их с Вито срочно исчезнуть.

— Рина, тебе пора отдыхать.

Мгновение и мы оказались в спальне. Амир не смог сразу отпустить меня, прижал к своей груди и коснулся волос губами, но на поцелуй не решился. Я задала самый важный для себя вопрос:

— Ты уедешь?

— Нет, я в доме.

И вдруг тихий смешок, и неожиданное предложение:

— Хочешь посмотреть систему обороны дома?

— А можно?

Вито встретил нас изумлённым взглядом, он стоял у одной из стен, светившейся гигантским экраном с мелькающими картинками. Амир сказал несколько слов, и он подошёл к столу, нажал кнопки на подлокотниках кресла.

— Рина, смотри… так наш дом выглядит со стороны моря.

На экране появилось изображение скалистого берега без всяких признаков человеческого жилья. Одна из скал стремительно увеличилась в размерах и уже занимала весь экран.

— Здесь мы находимся.

— Это иллюзия?

— Камень.

— То, чем закрылось окно?

— Да.

— Настоящей скалой?

— Да.

Я подняла глаза на Амира и удивилась совершенно спокойному голубому взгляду. Он дополнил объяснения Вито:

— Все туннели перекрыты гранитными стенами. Сейчас мы внутри скалы.

— От ветра закрылись?

Мой ехидный тон только развеселил обоих, они переглянулись и согласно кивнули — от него. Амир сказал несколько слов и Вито коснулся стола, на экране появилось штормовое небо, на фоне тёмных туч засверкали яркие точки, стремительно гоняющиеся друг за другом. Оказалось, что я помнила, в каком месте задела стол в своё первое посещение кабинета мужа — это истребители. У меня получился только хриплый шёпот:

— Ты от этого шторма дом закрыл?

— Они далеко.

И я сразу представила фигурку Селин, боевика клана боевой авиации.

— Селин… там…

— Да.

Пока я смотрела на летающие огоньки истребителей, вспомнился наш давний разговор о том, что меня хотят использовать для того чтобы менять способности мутантов и передавать энергию иродам. Я подняла взгляд на Амира и почти нормальным голосом попросила:

— Не отдавай меня им… лучше убей.

Амир страшно побледнел, а Вито возмутился:

— Рина, посмотри на экран, тебя защищают лучшие в мире…

— Вито, вся система.

Голос Амира был неожиданно спокоен, хотя руки затвердели. Пальцы Вито пронеслись над столом и экраны на стенах засветились множеством двигающихся изображений.

— Они все защищают тебя.

Я смотрела на экраны и ничего не понимала, всё стремительно двигалось в разных направлениях, мне пришлось прикрыть веки и покачать головой, чтобы прекратилось мелькание и сверкание перед глазами. Амир тихо сказал:

— Рина, тебе не нужно знать, как тебя защищают. Ты лишь всегда помни — ты не одна, с тобой вся эта сила.

— И мы все.

Вито встал рядом с нами и посмотрел на меня тёмным взглядом готовности к бою. Я таким его не видела никогда, всегда спокойный, а в последнее время вообще счастливый влюблённый превратился в олицетворение жестокой силы. Лицо Вито изменилось так, что я опустила глаза — передо мной стоял боевой робот без единой эмоции в глазах.

Я лежала в темноте и думала. Ни одного звука не проникало сквозь камень щита, которым Амир закрыл дом. Он создал настоящий Дом, который стоит как скала. Как сам вождь и ирод, как Амир. Только сейчас я поняла, что никто никогда не сможет победить его, и дело не в том, что он показал мне систему защиты, всё равно для меня это лишь мелькание светлячков на фоне штормового неба. Он действительно как алмаз уникальной огранки, такой нет больше в мире, каждая грань имеет цель и светит в нужном направлении. Когда он говорил, что он камень, я понимала, что это сравнение с неживым существом, а теперь осознала — он камень, потому что нерушим в своей цели, а теперь и мечте.

Вспоминая сегодняшний день, я очередной раз поразилась, каким образом так получилось, что именно я оказалась энергетической половинкой для такого как он. Как обычная, забитая своими страхами и неудачами до состояния кролика, даже не кролика, мышки, женщина может спасти своей энергией такую личность, именно личность, а не просто ирода, такого мужчину, каким является Амир. Мои страхи всегда шли впереди меня, я сразу отступала, ещё нечего бояться, а я уже отступила. При этом придумывала массу очень логичных поводов для отступления, вплоть до того, что так решила судьба, незачем и дёргаться. А он всегда шёл наперекор судьбе, обстоятельствам и всему миру.

Спать не хотелось, и я встала, прошлась по спальне. Всё-таки немного света есть, но не из окна, посмотрев на потолок, я увидела звёздное небо, маленькие точки едва светились, но их света хватило, чтобы рассеялась полная темнота.

Когда Амир принёс меня из своего кабинета, я всё ещё не пришла в себя от вида Вито, прижималась к нему и не могла поднять глаза.

— Рина…

— Всё хорошо… я буду спокойно спать, ты правильно…

— Рина…

— Амир, я понимаю… ты совершенно прав… вы защищаете нас от них…

Я ещё что-то лепетала, хотя понимала, что опять не даю ему возможности высказать мне свои мысли, или задать важный для него вопрос. Амир едва коснулся моего лба губами, уложил на постель и исчез.

Прохаживаясь по спальне, я думала о том, что уже забыла свою прошлую жизнь, бывшего мужа, свои одинокие вечера… нет, одиночество я не забыла, именно с Амиром я поняла, как была одинока всю жизнь. Сейчас я чувствую его присутствие всегда, даже когда он где-то далеко, даже когда бежит от меня и своего иродства. Амир именно этого боится, что я увижу его таким как Вито, монстром. А что такое монстр? Он произносит это слово, и боль пронизывает черноту взгляда. Кровь. От понимания этой простой мысли я лихорадочно вздохнула и опустилась на пол. Амир превращается в монстра, когда пьёт человеческую кровь. Что-то с ними происходит в этот момент, они так меняются внешне от своих мыслей, вернее вообще могут внешне очень сильно меняться, значит, принимая кровь, они приобретают совсем другой облик. Того монстра, которого боится мне показать Амир.

— Рина, что-то случилось?

Фиса села рядом со мной и обняла, приложила ладонь ко лбу, проверила температуру.

— Что с тобой? Опять не те мысли надумала?

— Фиса… ты их видела, когда они… пьют… восстанавливаются?

Тяжёлый вздох был ответом, и я прижалась к ней, обняла и зашептала:

— Я должна увидеть, понимаешь, должна, увижу один раз и всё, не будет этого страха, он ведь из-за этого переживает, думает, что я испугаюсь…

— А ты уверена, что не испугаешься?

Голос Фисы был спокоен, она готовилась к этому разговору, может уже и сама хотела мне рассказать о них.

— Я же видела мутантов… дети в школе… и в Англии у Роберта в замке Амир показал.

— Ох, милочка, дети да мутанты… кузнечик конечно интересный, только рядом со львом-то иначе смотрится.

— Львом? Амир превращается во льва?

Мой вопрос рассмешил Фису, она засмеялась тихим смехом понимания взрослого перед наивностью ребенка.

— Да лев перед ним собачка пудель, только стриженый хвостик и останется.

Сразу вспомнился наш разговор с Робертом, что я их не боюсь, а ведь от них тигры убегают.

— Амир тогда… он мне хотел себя показать, а ты… вы с Вито его остановили…

— Рано тебе ещё было его таким-то видеть, да и не помнила ничего толком.

И тут я вспомнила весь разговор в тот день, в своих переживаниях совсем забыла, что Фиса в какой-то круг за казнью своей обратилась.

— Фиса, зачем ты тогда просила, чтобы тебя Амир казнил?

Она медленно убрала мои руки со своих плеч и встала, я тоже поднялась с пола и села на постель.

— Он же тебя простил, мы все тебя простили, ты нам помогла…

— Амир и так меня мог убить, он на Круг никогда особо не оборачивался, никто ему не был указ, да и сейчас… он и Силу эту пещерную под себя подогнёт скоро, можешь не сомневаться.

Я хотела спросить, о чём они тогда с Амиром договорились, явно обо мне шёл разговор, но Фиса встала передо мной и в темноте ярко сверкнули голубые глаза.

— Рина, ты удивительная по своей доброте, да у меня самой остатки совести есть, хоть и глубоко спрятанные в ненависти, только ты смогла их поднять, своими муками разбередила…

— Фиса, я…

— Слушай меня девочка, слушай, милая, раз в этот мир попала да жить в нём сумела, а не каждому человеку это по силам, то законы этого мира узнавать придётся.

Она села рядом со мной и взяла за руку.

— В Круге собираются представители тех, кто отличия от человека имеет да по земле хоть и разными путями ходит, но встречается на тёмных тропиночках. Разные оборотни, Тёмные, ведьмы… много кого, иногда совет между собой держат, как жить вместе. Муж королевы туда тоже ходит, не так чтобы слушает, хотя иногда силу свою, да ум показывает. Амир бывал, но только посмотреть являлся, ни разу слово даже не сказал… да молчание его все поняли.

— Ты как ведьма ходила?

— Как ведьма. Силу искала, училась многому у старых да опытных, пока сама не стала…

— Фиса, а почему ты обратилась туда, в этот Круг? Почему Вито передал им твою просьбу? Значит, Тёмный не может убить ведьму без разрешения Круга?

— Может. Амир всё может и Круг ему не указ.

— Я не понимаю, зачем тогда ты ….

— Да чтобы все знали, что я совершила!

Фиса попыталась встать, но я удержала её за руки.

— Но вы и так были врагами, сама говорила, Яну от него прятала, и Амир сказал…

— Так, то — враги! Тёмный и ведьма, это хоть сколько враждуй, а я на жизнь Человека покусилась, который выжил после передачи жизни своей Тёмному вопреки закону ихнему! Когда весь мир меняется, всё меняются, надежда появилась, у всех надежда, а я искорку эту загасить хотела! Все ведь на вас смотрят, особенно на тебя, как ты, человек в этом мире живешь, как Амир рядом с тобой из зверя лютого…

— Фиса, я ничего не делаю…

— Да собой! Понимаешь — собой, тем, что есть ты рядом с ним, муки терпишь, и жизнь ему спасаешь без принуждения, волей своей да любовью женской, человеческой.

Она тяжело вздохнула, погладила мою руку.

— Не понять тебе, каково это, когда в звере тоска да мечта проявляются, рвут его изнутри, а рядом только страх да ужас. Вот война и идёт, кому жить невмоготу в зверином обличье, тот за человека встал, а тот, кому это обличье за счастье во власть стремится, чтобы не допустить нового мироустройства. Получается, Землю-матушку между собой делят, а света только малыми искорками, едва-едва… одну я и…

— Фиса, не думай об этом, всё прошло, ты меня всегда спасала, и теперь спасаешь.

Она как-то странно посмотрела на меня и усмехнулась:

— Теперь у каждого есть право меня убить.

— Как это убить?

— Раз Круг такое право дал…

— Но ведь только Амир…

— Он до этого мог меня убить сам по себе, а теперь по разрешению Круга…

— То есть ты сама в этот дурацкий Круг обратилась за разрешением себя казнить? И теперь каждому встречному — поперечному дозволено тебя убить?!

— Дозволено.

Я решительно встала и собралась идти к Амиру, но теперь уже Фиса схватила меня за руку:

— Не беги к нему, Амир передал своё слово Кругу.

— И какое слово?

— Никто…

— А он значит….

— Никто не смеет меня убить. И сам обещал… без твоего слова меня не…

— На меня возложил всю ответственность?

— Я твой ближний круг.

— Тогда можешь жить совершенно спокойно…

— Рина…

Фиса вдруг упала передо мной на колени и зарыдала громким плачем, а я, пытаясь её поднять, только зашептала:

— Фиса встань… Фиса…. не смей…

— Анфиса, мы договорились.

Я заметила только смазанное движение и почувствовала, как плечи Фисы выскользнули из-под моих рук. Подняв глаза, увидела, что передо мной стоит Амир.

— А где…

— Её унес Вито.

— Почему она… я не понимаю… Амир…

Договорить я не смогла, голос прервался спазмом и Амир подхватил меня на руки:

— Дыши, Рина, дыши…

Энергия полыхнула по всему телу, и я лихорадочно задышала, но прошло ещё много времени, прежде чем я совсем успокоилась. Амир медленно ходил по спальне, прижимая меня к себе и чуть покачивая как ребенка. Наконец я прошептала:

— Амир, о чём вы с Анфисой договорились?

Я назвала её настоящее имя, которым к ней обратился Амир. Что-то страшное в этом договоре, такое, что не дает возможности Фисе, то есть Анфисе, спокойно находиться рядом со мной. Амир остановился в своём движении, постоял, посадил меня на постель, а сам сел на пол передо мной. Я не знала, как себя с ним вести, задавая вопрос, я не подумала, что между ними могут быть какие-то свои отношения, которые сформировались очень давно, а моё появление только их усложнило. Амир посидел, опустив голову, потом сказал:

— Рина, мы договорились как Тёмный и ведьма… я назначил ей срок жизни.

— Срок жизни? Ты… как ты мог? Это её жизнь, она меня спасла, она Мари спасла… что такое срок жизни…

— Период, в который она не может умереть.

— Что?

Амир сказал какое-то слово, и в комнате стало светлее, мне не пришлось жмуриться, глаза постепенно привыкли к свету. Он хотел, чтобы я видела его глаза, которые не могут обмануть. Голубизна, яркая как рассветное небо.

— О

...

автордың кітабын онлайн тегін оқу Амир. Часть III
Екатерина Дей

Екатерина Дей

Амир

Часть III

Оглавление

Ұқсас кітаптар

автордың кітабын онлайн тегін оқу Амир. Часть IIIЕкатерина Дей

Екатерина Дей

Амир

Часть III

Оглавление

Ұқсас кітаптар

автордың кітабын онлайн тегін оқу Амир. Часть III
Екатерина Дей