Екатерина Дей

Амир

Часть VI

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Екатерина Дей, 2018

Шестая часть из серии книг Екатерины Дей «Амир» в жанре любовного фэнтези продолжает рассказ о вожде хасов, превратившемся в Тёмного ради спасения своего народа. Рина активно вмешивается в дела мужа, и Амир берет под свою защиту новое поколение Собирателей и Хранителей.

16+

ISBN 978-5-4490-6881-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Амир

1

Мы с Фисой стояли в круглой комнате и рассматривали прекрасный замок, невероятным образом примостившийся на высокой скале. Башенки стремились в солнечное небо, а узкие оконца поблескивали цветными витражами. Присмотревшись, я заметила тоненькую фигурку на резном балкончике: кто-то так же как мы всматривался в морскую даль и ждал, или прощался, отправляя любимого в опасный путь. Я знала, что Амир силён, воин уже столетия, вождь и ирод, но каждый день пыталась себя заставить не думать о возможных опасностях, которые его подстерегают. Всё уже ему известно, разведка проработала все возможные варианты событий, он сам обдумал и действует в соответствии с собственным опытом, который я даже представить себе не могу. Так говорила я себе, и продолжала волноваться.

Фиса вздохнула и как повторила мои мысли:

— Ироды ведь, веками так живут, а баба она баба и есть, токмо у оконца стоять да мужика дожидаться.

Амира не было уже пять долгих дней. В доме оказались только великолепные, которые старались особо не попадаться нам на глаза. Первые два дня я не вставала с постели, Фиса заявила, что лёжа синева быстрее пройдёт. Так и получилось: к вечеру второго дня я вернула себе почти естественный вид, лишь местами по телу ещё проявлялись тонкие, едва заметные голубоватые полоски. И волосы выступили на голове, не космы, конечно, а едва заметный пушок, весело резвившийся во все стороны. Я лежала эти дни замотанная всем телом в разноцветные простыни, утром зелёная, после обеда красная, а вечером жёлтая. А на голове возвышался смешной колпак из холста, чтобы лечебная мазь не стиралась. Запах этой мази меня изводил, казалось, что я вся пропахла ею, и уже никогда не смогу больше ничего чувствовать, никакого аромата. Фред кормил всякими изысками со странным вкусом, но я уже знала, что он колдун, поэтому вопросов не задавала, тем более, что он всегда смотрел на меня напряжённым взглядом, как я отнесусь к его стараниям быстрее меня вылечить.

Массаж я героически терпела, хотя иногда и выговаривала Фисе:

— Больно же, все кости мне переломаешь, вождь вернётся, а я вся поломатая. Давай Лана позовем, он тайский массаж должен знать…

— Ишо что придумаешь, мужика допустить… вождь возвернётся покажет вам обоим тайский.

И продолжала измываться надо мной своими маленькими, но очень сильными пальчиками. Её стараниями я уже плаваю в бассейне, вечером лежу в голубой ванне, продолжаю носить колпак на голове и причесываю, смешно, скребу кожу головы метёлкой из жёстких колючих трав.

Я показала Фисе фигурку на балконе, и она тут же схватила пульт:

— Глянем, вдруг кто знакомый.

— Это же неизвестно где снято, на Канарах каких-нибудь.

— Мало ли… вождь ничего запросто так не делает…

— Фиса, это же просто картинка красивого места с морем.

— Ты вот…

И осеклась, я вопросительно на неё взглянула, а она опустила глаза и стала нажимать на кнопочки. Опять удивление — стародавняя ведьма, разговаривающая на смешанном языке средних веков, одевавшаяся как бабка из деревни, легко и просто обходилась со всякой техникой. Пожалуй, и машину водит как ироды.

— Фиса, а ты машину водишь?

— А как же, и вертолёт сподобилась, токмо из небес с иродами научилась ако птица лететь.

— Ты водишь… вертолёт?

— Чему удивляешься, была оказия, думаю, а почто стрекоза стоит… ничего себе летает… интересно.

Но фигурку Фиса не узнала, хотя оказалось, что изображение можно сильно увеличить. И мы ещё долго с ней рассматривали разные виды, вплоть до раков на побережье, быстро бегущих среди камней в одном им известном направлении.

Так прошло ещё два дня, и тоска меня совсем согнула. Утром я отказалась вставать, так и заявила Фисе:

— Не хочу… буду лежать и лежать…

И к моему удивлению она не стала меня убеждать немедленно подняться и готовиться к встрече с вождём, присела на постель, погладила по руке.

— Ждёшь…

— Жду.

Мы с ней помолчали, каждый о своей тоске, Роберта тоже не было, он уехал вместе с Амиром. Только иногда звонил Вито и отчитывался, но как всегда: всё хорошо, не волнуйтесь. Фиса докладывала мне о звонках, и мы грустно вздыхали.

— Почему Амир никогда мне не звонит, с тобой разговаривает… а мне не звонит…

— Видит тебя, каждую минуту видит…

— А со мной не говорит, я же его не вижу… и Вито нет…

— Не вздумай к Филу приставать!

— Фиса…

Я отвернулась от неё и закрылась одеялом с головой, зачем мне Фил, не его руки мне были нужны. И не его глаза.

— Вот так всегда, вождь смотрит, а я… обидно же…

А Фиса вдруг засмеялась, даже голову откинула от откровенного хохота.

— Ты что… Фиса, почему ты надо мной смеёшься?

— Да ты умом тронулась… кто ж тебе… воинство… да разборки ихние, иродовые… зверинец… покажет… поле чистое небось осталось… Муж воевать, а ты ему… цветочек привезти не забудь… али халатик…

Я хмуро взглянула на неё, права, опять права, но ведь бывают же перерывы в боях, затишье, можно тогда словечко в телефон сказать. Она хитро взглянула на меня, поправила платочек и как услышала мои мысли:

— Вождь каждую минуточку использует, только бы к тебе добраться, под тёплый бочок примоститься, да в глазки светлые глянуть… Штаб везде, самолётом летит — там штаб, бегом бежит, опять не один, каждый шаг приказ.

— Халат купить некогда… не буду звонить… сам бы вернулся, посмотрел, обнял. Фиса, я бывшего мужа никогда не ждала, ушёл и ушёл, даже не думала, когда вернётся, вернулся и вернулся. А сейчас… как будто годы прошли.

Слёзы покатились по щеке, и я сквозь туман в глазах просипела:

— Хоть какой, Фиса, пусть клыки торчат, когти… я приноровлюсь, научусь с таким… только бы вернулся… только бы взглянул… хоть слово сказал… пусть молчит… живой, только живой…

Фиса тоже всхлипнула, утёрлась платочком:

— Да что им сделается… иродам…

— Лежал… лежал тогда… мне так страшно было… он — и вдруг лежит, сердце чуть не разорвалось.

— Ты давнее-то не вспоминай, не надобно…

— Почему? Скажи, Фиса, почему Амир не говорит о себе? Он ничего о себе не говорит, или только со мной так?

Откинув одеяло, я приподнялась на постели:

— Он вождь со мной… а я мужа хочу, понимаешь — мужа. Я ведь люблю его, всякого люблю…

Но продолжить не смогла, слёзы хлынули горным потоком, и, уткнувшись в подушку, я зарыдала. Фиса улеглась рядом и обняла:

— Ты поплачь, милая, поплачь, сердечку-то легшее и станет.

Наплакавшись вдоволь, мы сели с ней у окна, и она предложила спеть:

— Песня она душу успокоит, давненько голосок твой не летал птицей вольной, пора пришла. Вождь возвернётся, а ты ему радость сердцу и споёшь.

— Да… он просил.

— Так пой, соловушка, пой.

— Соловушка, скажешь тоже… ворона лысая.

— Он волос твой золотой видит, красоту неземную…

— Точно неземная — синяя и лысая, такого земля ещё не видела.

И мы дружно засмеялись, вдвоем и тоску легче пережить. А потом пели песни, все подряд, и Фиса не сделала мне ни одного замечания, хотя я сама чувствовала, где привираю мотив.

Фред не выдержал и принес поднос в спальню. Улыбнувшись, он сказал нам:

— Жена вождя, Фиса, завтрак пришёл сам, хоть так поешьте.

Мы пели и за завтраком, я, размахивая чашкой с какао, а Фиса стаканом с отваром. Когда Фред забирал поднос, Фиса спросила его:

— Каково наша лебёдушка пела?

— Фред, ты меня не слушай, такой ужас… я давно не пела…

— Ты красиво поёшь… душевно.

Он хотел ещё что-то добавить, но смутился и ушёл. Мы опять устроились у окна, и я вспомнила стихотворение, которое когда-то давно мучило меня. Нашла я его случайно, и сразу запомнила, как оказалось навсегда. Это была та мечта, которая неисполнима в жизни, по крайней мере, мне так казалось. Хотя она и сейчас осталась такой.

— О чём задумалась, лебёдушка?

— Когда-то давно, очень давно… я нашла стихотворение… Ты знаешь, Фиса, в жизни… оно мне всю жизнь испортило… такая несбыточная мечта, об этом, наверное, все женщины мечтают. Я постоянно его повторяла и повторяла, потом поняла, что так можно с ума сойти, ведь вокруг никого не было… чтобы хоть прочитать эти строчки… и тебя поняли.

Я замолчала и склонила голову, а Фиса обняла меня и попросила:

— А ты мне прочти, я всё-таки ведьма, может и пойму. Ты читай…

— Это не про меня… совсем… просто стихи.

— Читай, а я уж… читай, давно я стихов не слышала.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с духом, но я решилась, и, уперев глаза в стекло, начала читать:

Полюби меня просто так…

За глаза, что почти не плачут,

За тепло, что хранится в руках,

За удачу… и за неудачу,

Полюби меня всем назло…[1]

Я произносила слова стихотворения, а у самой перед глазами вставали картинки наших отношений с Амиром, вот уж бед с ненастъями по полной программе борьбы со всем миром. И очередной раз на меня рухнуло сомнение — как такая как я может требовать любви от такого как Амир, просто любить меня как небо и цветы?

Когда я прошептала последние слова, Фиса вдруг встала, потом опять села рядом со мной, обняла:

— Ах ты… вот ведь как… солнышко ты наше…

— Это не про меня… я всё плачу и плачу… про меня другое есть. Хочешь, прочту?

Фиса насторожилась от моего спокойного тона, но кивнула — читай. Я вздохнула, утёрла слёзы ладошкой, это читать легче, и заговорила нудным голосом:

Не бойся… я люблю тебя не больно…

Не причиняя муки или зла…

Прошу простить за вольно и не вольно,

Пророненные сгоряча слова…[2]

И опять картинки моих истерик на пустом месте, какая уж прелесть тишины, какое приветливое молчание и шёпот луны? А уж с тем, что я весь привычный мир вождя порушила, придётся смириться и ему и мне. И сердце ему я разорвала, так что теперь это стихотворение уже не обо мне.

Фиса молчала и молчала, и я уже удивлённо смотрела на неё, чем же это стихотворение так её поразило, а она уткнулась взглядом в морскую даль и не двигалась.

— Фиса, о чём ты думаешь?

И только тогда она повернулась ко мне и взглянула прозрачными глазами с едва заметным серым зрачком. Её шепот был глухим, а губы почти не двигались:

— Как это… как мои мысли прочитала… так ведь и думала… никогда, чтоб не знал… не …всё надеялась, не скажу …смогу себя остановить… а вон как вышло.

— Фиса, Роберт счастлив, что ты, глупая! Зачем себя в любви останавливать, если он любит тебя! Любит!

Даже потрясла её за плечи, а она всё повторяла:

— Так ведь… всё так… чтобы не больно ему-то было… чтоб сердце ему не достать… мир чтоб его цвёл… я бы рядышком за него радовалась…

— Ты сейчас радуйся! Ты любишь его, он тебя любит, вы счастливы! Не смей вспоминать свои страхи, слышишь, не смей!

И я громко запела какую-то её песню, которая заговор, не совсем понимая слова, но она была весёлой в мелодии, и показалась мне в тему. Фиса, наконец, успокоилась, покачала головой и запела сама сильным и уверенным голосом.

Ночью, вспоминая этот удивительный день, я поняла — всё в прошлом, есть только настоящее. Не зря вспомнились эти стихи, они смыли слезами прошлое отчаяние и дали надежду на настоящее, а каким оно будет, зависит от нас с Амиром. Когда нет надежды на будущее, надо сделать настоящее таким, чтобы оно это будущее вместило в себя, все мечты и чаяния.

Походив по комнате, я встала у окна и долго смотрела в темноту, лишь изредка освещаемую отблесками луны на воде. Странный день, стихи вспоминаются постоянно, мне кажется, что я не знала их в таком количестве, вообще во взрослом состоянии специально их не запоминала, а строчки всё проявлялись и проявлялись. Одно я даже проговорила вслух:

Надежда — чувство приблизительное,

Но страх всегда бьёт в сердце точно.

Бояться жизни унизительно,

Спасает только вера в прочное.

Спасает душу только искренность,

Без отступлений… и без «НО»

А полу правда… полу истина,

Как забродившее от лжи вино.[3]

Мне стало грустно, я требую от Амира искренности, а сама всё время его обвиняю и не даю ему возможности откровенно поговорить о себе. Мой собственный страх мешает мне слышать Амира. Хорошо сказано в стихотворении, правильно — я боюсь жизни. Всеми правдами и неправдами я бегу от Амира, говорю, что люблю его, а сама продолжаю бежать и этим своим побегом усиливаю страх, тот страх, который в нём уже есть. Что он не справится со своей силой, что он недостоин моей любви и ещё много страхов, которые я своим поведением в нём создала.

— Полуночничаешь?

Фиса была на страже, она подошла ко мне и спросила:

— Думу думаешь?

— Думаю.

Тяжело вздохнув, я задала вопрос, который давно меня мучил:

— Мне совсем мало осталось?

Ведьма сразу поняла, о чём я спрашиваю, опустила голову и честно ответила:

— Никто не знает… от вас всё зависит.

— От нас…

— Рина, вождь давно ищет способ…

— Вождь?

Она подняла голову и удивлённо взглянула на меня:

— Неужто не поняла? Да с первого дня задание дал… совет со всеми держал, кто …Рина, как в голове прояснение наступало, так и разговор только об том, как бы ты жила дольше, да весь клан на тебя работает, энергии все округ тебя так и вьются.

Фиса укоризненно вздохнула и даже руками взмахнула:

— Да неужто ты бы вынесла… боевикам… ладно, знай уж всё, кровь другую привозят… у них энергия от энтого меняется, клан вызнал, какая надобна.

Я решительно притянула её за руку и села на пол:

— Говори.

Но она долго качала головой, прежде чем начала говорить, а я продолжила настаивать:

— Фиса, Амир мне всё равно ничего не скажет, хоть от тебя что-нибудь узнаю. Как я ему смогу помочь, если ничего не понимаю.

И она преодолела свои сомнения, видимо время пришло мне хоть что-нибудь узнать о том, как меня спасал Амир.

— Рина… он себе поклялся… вождь… что ты жива останешься…

— Королеве.

— Нет, себе… словом вождя. Каждый день эту клятву повторяет.

Сжала губы и посмотрела на меня пронзительным взглядом ведьмы:

— Договор у меня с ним, коли что с тобой случится…

— Фиса!

— …я месть свою совершу.

— Что… как это…

И всплыла картинка, как Фиса висит перед ним в воздухе, и они о чём-то говорят, а потом он ушёл.

— Он тогда… ты на Круг за казнью… вы тогда договорились.

— Тогда. Повязал он меня… словом повязал… клятвой ведьмы. А сам свободу дал… моё слово равное для всех, ежели тебя касается.

Усмехнулась и взяла меня за руку:

— А вон как вышло… любит ирод… так любит… сразу полюбил… как увидел ясные глаза, как ты глянула на него, да страха никакого не показала. Никого за то время не убил, врагов щадил, которые смерти достойны. Всё за те глаза, да слово твоё. Я глядела на него… ирод, всю жизнь искала, местью жизнь сожгла, а он род наш не погубил за жизнь дочери своей да своего народа. Рина, душу ты ему перевернула, да с дочерью как матерь… как же он жизнь твою минуточками беречь не будет?

И вдруг тихо засмеялась, ручкой махнула, взглянула хитрым взглядом.

— Фиса, говори!

— Чего уж… Родя сказал…

И опять хитрый взгляд и тихий хихик в кулачок.

— Фиса!

Она прикрылась ручкой и откровенно засмеялась. Мне пришлось толкнуть её в плечо, и только тогда она рассказала об откровенном признании Роберта:

— Вождь ему приказывал… мол следи, но не смотри… а как это совершить?

— Не поняла…

— Они же вас сопровождали, Родя или Вито, ну а вождь тогда только тело твоё белое, да кожу бархатную… удержу ему не было, всё бы коснуться. Вот и приказ такой давал, коли что… знать, но глазом ни-ни.

Ну да, было такое. Он меня касался, изучал тело белое, у озера раздевал после жареного мяса… ага, значит, Роберт нас сопровождал, должен был в случае чего меня спасти от него же, но при этом взглянуть на моё тело не мог. Сложный приказ. А Фиса продолжала веселиться надо мной:

— Когда тебе плохо было, всяко приходилось, так вождь опосля их жизни учил, что видели… так готовы были глаза вырвать, мол видеть не видели тебя, знать не знают, а уж вождь-то умеет убедить!

И так кулачком махнула, что я вздрогнула, неужели на молекулы разбирал от ревности своих же? А Фиса окинула меня скептическим взглядом и изрекла:

— Я Родю тоже пытала, а он глазками повёл, звёздочки на небе посчитал, да извернулся, мол и не помню ничего… отшибло.

Тут уже я захохотала, и Фиса Роберта ревностью извела, тяжело же у вождя в услужении быть при такой жене. Успокоившись, я укоризненно спросила у Фисы:

— Неужели ты его действительно ко мне ревновала?

— А как ты думаешь? Как увижу у камеры, так он только на нас и смотрит, уже опосля сам признался… меня выглядывал.

Фиса смущённо опустила глаза, а я обняла её:

— Родя любит тебя, только тебя. Бедный, ему от вождя доставалось, а потом ещё ты, он же скоро ненавидеть меня будет…

— Умом тронулась! Ты для него… ты…

— Фиса! Я для него жена вождя, из этого и будем исходить.

— Куда?

— Что куда?

— Идтить-то куда будем?

И такой взгляд изобразила, что я ничего не смогла сказать.

— Родя однажды сказал… как увидел глаза Амира… он на тебя смотрел, жажда изводила, аж сам себе руки ломал, а смотрит на тебя и улыбается.

Она замолчала и коснулась моей руки, погладила робким движением, и только потом продолжила:

— Тогда, говорит, и поверил, что и ему черёд может прийти… душой познать, как это ироду счастье такое может случиться… из злобы да силы безмерной в любовь да ласку.

— Фиса… это вождь…

— А вождя-то кто заставил в это поверить? Кто словом не попрекнул за муки да страдания?

И неожиданно вернулась к сроку моей жизни:

— Неужто способ не изыщут минуточки твои растянуть? Не токмо вождь, ты вот боевиков-то и не знаешь, разве этих …великолепных, да и то не всех, а я глаза их видела, когда ты в гору-то ползла… людское это было, людское. Стояли строем, готовы были гору эту выровнять, только б ножки твои не топтались, да ручки не царапались.

Опять сверкнула смешинкой в глазах:

— Покудова вождь не возвернулся.

— Фиса, Амир себе руки ломал?

— А как… кто ж его окромя самого-то остановить сможет? Рина… ты об энтом мысли не держи, ирод он, боли ему нету… токмо твоя, так она страшнее будет, чем самому-то…

— Амир ребенком много боли…

— Так то уж и не помнит.

— Помнит.

Передо мной возникла картинка из сна: маленький Амир, которого раз за разом бьют копьем. И страшный хриплый смех ирода, он помнит свою боль.

— Потому и смотрел, каково тебе было… знает цену.

— И теперь Амир всегда будет об этом думать… моя боль не позволит ему любить меня. Моя боль и моя кровь. Безнадёжно.

Я встала и улеглась на постель, с головой прикрылась одеялом. Фиса пристроилась рядом, погладила меня ладошкой.

— Ты жди его, лебедушка, жди, возвернётся, смотришь и наладится.

Но первым вернулся Вито. Мы с Фисой делали вид, что завтракаем, Фред стоял у стола и грустно наблюдал за этим зрелищем.

— Рина, тебе обязательно надо завтракать.

— Надо.

— Фиса, ты уже не ешь второй день.

— Мне и отвара хватит.

— Фред, я им вкусность привез. От этого они не откажутся!

— Вито!

Улыбающийся Вито преклонил передо мной колено и торжественно преподнёс большую корзинку с клубникой.

— Жена вождя, этот дар тебе передаёт вождь.

— Вито… какая красота… откуда зимой клубника…

Он хитро взглянул на Фису:

— Так ради тебя взошла на горах дальних!

Фиса не обратила внимания на его слова, шёпотом спросила:

— Витёк, а остальные…

— Родя сопровождает Амира, скоро и они будут. Меня вперёд с даром послали, подсластить ожидание.

Но что-то в его глазах меня насторожило, и я спросила:

— Поэтому такая большая корзина? Чтобы на все дни хватило? А потом Роберт ещё одну корзину привезет?

Так как я не взяла из корзины ни одной ягодки, Вито поставил её на стол.

— Рина, мелочи остались…

— И этими мелочами только вождь и должен заниматься?

Он усмехнулся, покачал головой, но поднял на меня светлый весёлый взгляд:

— Так люди же, они только с руководством и согласны документы подписывать.

— Вы подписываете документы? Серьёзно? На бумаге подписи… а вождь как подписывается… просто имя ставит?

— Кровью.

Ответ неожиданно жёсткий и откровенный. И взгляд соответствующий, перед нами встал ирод во всю свою мощь. Тот Вито, которого я на самом деле не знаю, тот, который кланы и сила, и глаза, которые уже никогда не забуду.

— Некоторые дела только Амир может закончить.

Я кивнула и взяла клубничку, быстро затолкала её в рот, не следует женщине мужскими делами интересоваться. Вождь вернётся, когда вернётся. Но Фиса есть Фиса, и понятное дело, её не вождь интересовал, а Родя:

— А с кем разговор последний? Неужто кто из людей сподобился с Амиром разговор вести?

Скалистость Вито несколько убавилась, но взгляд остался таким же жёстким и пронзительным.

— Сподобился, Фиса, остатки сил собрал и сподобился. Мне, говорит, только Амир и нужен, остальных прощаю.

— А зачем… зачем ему Амир нужен? Это тот… с установками?

— Он. Амир ему нужен кровь обновить. Свою.

— Свою? Но он же человек, зачем, он хочет стать иродом?

— Не просто иродом, Великим и Ужасным.

Я сразу вспомнила свой рассказ о Гудвине и Изумрудном городе, но не поняла аналогии, и решила уточнить:

— Вито, он хочет изменить весь мир?

— Хочет. И меняет.

— Как… меняет? Уже?

— Он создает уникальных роботов, невероятные установки, практически разумные, которые реагируют на определенную энергию. Энергию людей и нелюдей.

Вито резко повернулся к Фисе и шутливо поклонился:

— И ведьм.

— Но его установка спасла меня…

— Спасла. Олаф её немного усовершенствовал по приказу Амира, переключатели переставил, кое-что выбросил, проводков добавил, и она заработала в нужном для тебя режиме. А ты у нас девушка оригинальная, потоки энергии чувствуешь, как …дуновение ветра… и вот результат — уже настоящая красавица.

— Роберт ещё что-то предлагал…

— Ну, Родя известный…

Хитрый взгляд в сторону Фисы, она теперь перед ним за все действия Роберта отвечает.

— …рационализатор. Присоединил к установке пару мутантов, они заставили её работать, как… как биоконструкцию. Немножко робот, немножко мутант. Оригинальное зрелище. Кстати, там ваш знакомый всем командует, с хохолком.

— Андрей?!

— Важный стал, почти не кукарекает.

Мы с Фисой переглянулись, и я догадалась, что она тоже не в курсе, как вождь решил меня спасать установками. По крайней мере, этих подробностей она точно не знала. Я перевела взгляд на Вито. Он изменился, стал другим, жёстче и откровеннее, дело даже не в рассказанной информации. Что-то появилось в глазах такое, что роднит его с Амиром. Война. Вито прошёл настоящую войну, не мелкие разборки под командованием вождя, а настоящую войну, в которой он продолжает защищать самое дорогое, что появилось в его жизни — Мари.

— Вито, а где Мари? С ней всё хорошо?

— Да. Её местоположение знает только Амир.

— И ты не знаешь?

— Не знаю.

Опустил голову и неожиданно признался:

— Амир решил, что нас кто-то предал, поэтому никто ничего не знает о ней. Фиса сразу заволновалась:

— А кто с Машенькой? Вроде все здесь… Яся с Лёшей у Сонечки, Родя и ты с вождем…

Но Вито только покачал головой, он ничего не знает о своей любимой.

— А почто знаешь, что с Машенькой…

— Амир сказал. Он каждый день получает о ней информацию.

Очередная тайна вождя. Когда он сказал, что её уже увезли, я не обратила внимания на его слова, увезли и увезли, да и не очень ещё осознавала действительность. Оказалось, что даже Вито не знает — куда и с кем.

— А королева как же?

— Её успели спрятать, Глеб организовал защиту, но у них тоже сложная ситуация, нападения были неожиданными и сразу на всех.

— А дети?

— Их перевезли в новые места.

Вито медленно прошёлся по столовой, сел на диван и сложил нога на ногу. Я вздрогнула, и слёзы сразу навернулись на глаза — Амир, в нём теперь сознание Амира.

— Амир, я жду тебя.

— Я знаю.

— Возвращайся, делай свои дела и возвращайся.

— Ты хорошо выглядишь.

— У меня уже нормальный, естественный оттенок, смотри!

Я вытянула руки и помахала ими, а Вито улыбнулся напряженной улыбкой, глаза стали тоскливыми-тоскливыми. Подскочив, я кинулась к нему и схватила за руки:

— И волосы, они растут!

Руки Вито поднялись и погладили меня по голове.

— Растут.

— Я люблю тебя, Амир, я люблю тебя!

2

Всё шторм и шторм, хоть бы просвет в небесах образовался, хоть лучик какой солнечный. Тяжёлые тучи нависали над бушующим морем. Вчера бушевало, позавчера бушевало, и сегодня бушует. И завтра будет бушевать. Мысль появилась, и я уже точно знала, что шторм будет бушевать до полной победы Амира. Это иллюзия, а на самом деле наш дом закрывает скала. Поэтому только великолепные, правда, все. А может не все? Кто-то же охраняет Мари, прячет её в неведомых далях. Но вождь удивил, сказал Вито, что с Мари всё хорошо. Понял, что их чувства уже не изменить, осталось только принять и благословить. Ух, ты, что подумала. А почему нет? Он их должен как отец… не благословить, создать новый ритуал, как создал для нас.

Фиса всё о чём-то говорит с Вито, отправила меня отдыхать, а сама тут же к нему сбежала. Привет Роберту передавать. Как я возмущалась, что Амир использует Вито в качестве посредника, а сейчас счастлива возможностью поговорить с ним, услышать его слова, почувствовать его руки, пусть и руками Вито.

В спальню влетела Фиса, глаза сумасшедшие, явно новости не в состоянии удержать. Я вскочила с постели:

— Фиса, что? Что случилось?

— Баба!

— Что баба?

— Так баба за всем стоит! Женщина!

Ноги сразу подкосились, и я рухнула на постель, а Фиса стала бегать кругами по спальне.

— Ты глянь, ты только глянь, Рина, до чего мир-то дошёл…

— Фиса, что за женщина?

— Вито с вождем по телефону говорил, ответил, мол, её покудова не привезли. Её, Рина — её!

— Может он о Мари…

— В аппарате! Её везут в аппарате! Олаф доставляет! И такое… такие глазищи Витёк …я аж с перепугу под стол… никогда… она это, она!

— Сюда? Её везут сюда?

— Нет.

В дверях стоял Вито и глаза… права Фиса, эта неизвестная мне женщина тот самый враг, который собирался пленить Амира и нас всех. И королеву, и детей, тех, кто уже родился, и тех, кто может родиться. Вито встал передо мной гигантской скалой:

— Рина, Амир просил передать тебе, что он задерживается до завтра.

Я кивнула, и почему-то шёпотом спросила:

— Амир с ней будет встречаться?

— Нет, он поехал к Глебу.

— К королеве?

— Амир поехал обсудить некоторые проблемы с Глебом и его ближним кругом.

— Проблемы?

— Рина, Амир не будет встречаться с королевой.

Моя опущенная голова рассердила Фису:

— Ты, девка, мысли свои в узел завяжи, да узелком… очумела! Не до королев ему, токмо к тебе стремление! Ему бы всё за раз порешать, да бабу эту…

И так кулаком взмахнула, что Вито улыбнулся и кивнул:

— Об этом и будет разговор. Как с ней порешать. А королева далеко, очень далеко.

— Вито, я не ревную, я боюсь за него.

— А чего тепереча за вождя… закончилось всё.

— Не закончилось.

Это была даже не мысль, предмыслие, хотя такого слова нет ни в одном словаре, но именно так я определила для себя своё состояние. Мысли ещё не было, но что-то тревожило в душе, какое-то несформировавшееся ощущение.

Вито стремительно опустился передо мной на колени и схватил за руки:

— Рина, что? Что ты подумала?

— Я…я не знаю… что-то… может… кто-то другой… они его ждут…

— Кто? Рина, кто?

— Нет… я не знаю… она для этого сдалась! Вито! Она сдалась, вы её не поймали — она сама! А теперь Амира ждут!

Я даже не заметила, когда исчез Вито, закрыла руками лицо и продолжала шептать:

— Они его ждут… они его поймают…

— Рина! Витёк уже побёг… ой ты, вот ведь как… солнышко… у-у-у, стерва…

Жёсткие пальцы встряхнули меня за плечи:

— Рина, посмотри на меня! Я передал Амиру твои слова, он тебя видел, он готов! Он готов! И он не один! Рина!

Громкий голос Вито, наконец, вывел меня из состояния ужаса всего тела.

— Видел…

— Я показал ему тебя, сразу, как только понял, что ты что-то почувствовала.

Вито заметил мой осмысленный взгляд и облегчённо признался:

— С тобой говорил Амир.

— Амир… но ведь…

— Я подключился в его сознание.

— Витёк… да уж…

Фиса практически упала на постель и взмахнула руками, даже мозг ведьмы не успевает за изменениями, которые происходят с иродами.

— И давно так?

Усмешка иронично скривила губы Вито, но сегодня такой день получился, что ему приходиться в чём-то признаваться, подумаешь, одним признанием больше, одним меньше. И опять хитрый взгляд в сторону Фисы:

— После твоих ведьм. Сали пыталась… но получилось не так, как она рассчитывала.

— Так энто ты её в казематы…

— В пещеру.

— У-у-у, стерва…

Пожалуй, у Фисы появилось слово, которое точнее всех остальных слов может определить её отношение к кому-либо. И почти приличное.

— Сали?

И Вито с полной мужской откровенностью выдал тайну:

— Она решила, что если ей не достался Амир, то и я сгожусь.

Ничего себе младая невинная дева, я подняла на Фису глаза, а та только прошипела нечто, что произносить в моём присутствии уже совсем нельзя. На всякий случай я уточнила:

— Жива?

— Жива.

И такая улыбка ирода, что даже я поняла — Сали пожалела о своей попытке совратить Вито.

— После её ведьминых штучек у меня с вождем наладилась двусторонняя связь.

Фиса решила сразу уточнить, как удалось Сали воздействовать на Вито:

— Каких таких штучек, несмышлёная совсем…

Взгляд Вито её остановил, и она вскочила:

— Да неужто… всё зараз…

— Всё. Сали в момент передачи энергии Рине воспользовалась силой ветра, который Амир, и вся её сила, всего рода…

— Ах ты…

Ведьма вскочила и превратилась в разгневанную фурию:

— Ишь что вздумала… Силу рода пустить на…

И такое произнесла, что Вито низко опустил голову и отвернулся от меня, он к этому выражению никакого отношения не имеет. Но Фиса нас уже не видела, носилась по спальне и закипала всё больше:

— Силу… которую весь род …да у вождя…

Вдруг резко остановилась перед Вито и чётко произнося слова спросила:

— У остальных дев тоже Силу забирала?

— Забирала. Поэтому Рине…

— Мне не было больно, совсем немного…

— Тебе Сила должна была пойти через дев, Сила, токмо она! А эта…

— Ведьма.

Вито остановил поток слов Фисы, и она согласно кивнула головой, не передо мной такое изрекать.

— Фиса, она использовала открывшиеся в ней силы как сумела. А получилось так, что я получил возможность связываться с Амиром в любой момент.

Гордый взгляд и хитрая улыбка. Вито никогда мне не скажет, как это получилось, что он победил силу уникальной в своём роде ведьмы, которая за мгновения осознала себя, и сразу воспользовалась открывшимися возможностями. Любовь, его спасла любовь к Мари.

— Рина, Сали уже никогда не причинит никому боли своими возможностями.

Взгляд Вито изменился, стал грустным, даже губы опустились в странной усмешке. И это сочувствие мне тоже защитило его от чар молодой ведьмы, он знал, за что её наказывает Амир. Получается, что моя боль помогла ему от неё защититься. И я попыталась успокоить эти грустные глаза:

— Вито, мне не так больно и было…

— А как ишо!

Фиса широко взмахнула руками и длинно вздохнула, чтобы не сказать ещё что-нибудь.

— Моя вина в том, моя, не разглядела эту…

— Ведьму.

Вито был на страже, и Фиса опять кивнула, а я воспользовалась заминкой и попыталась вставить своё слово:

— Фиса, ты же не можешь быть виновата в том, что придёт в голову подростку…

— Должна! Ведьма! Силы немереной ведьма!

— Вито с ней справился, Фиса, его любовь Мари бережёт, ему никто не страшен, никакая ведьма. Он от их силы сам только сильнее становится.

Фиса остановилась в своём беге и встала передо мной.

— Понимаешь… они любят друг друга, а любовь энергия, сильная энергия.

Я подняла глаза на Вито:

— Только ничего Мари об этой истории не рассказывай.

Он улыбнулся и кивнул, вот уж Мари точно эту историю рассказывать нельзя, незачем ей знать, как молодая ведьмочка пыталась совратить её любимого.

— И вообще, всё давно прошло, теперь я лысая, хотя и не такая синяя. Вито, а ты умеешь волосы скорее отращивать?

— Если только свои.

Открыв рот, я с изумлением наблюдала, как короткая стрижка Вито, почти в ноль, превратилась в длинную густую шевелюру, и очень скоро волосы легли ему на плечи.

— Ух ты… Вито… а у меня так…

— Ты человек.

Ослепительная улыбка свернулась, и он исчез, кто-то его позвал. Фиса вздохнула и села рядом со мной.

— Рина… хорошо ты о любви сказала… только она и может от ведьминого слова-то защитить… да боль твоя.

— Ну, тогда мне никто не страшен.

Фиса так странно посмотрела на меня, что я призналась:

— Я пройду всё… я выживу, вытерплю всё, ты не переживай.

— Чего надумала? Сразу говори, вождь возвернётся, должон готов быть.

— Не знаю я ничего…

— Знаешь.

Взгляд Фисы стал похож на взгляд Вито, и я вздохнула — никуда не деться, придётся озвучить свои предмыслия.

— Что-то ждёт… странное ощущение… скорее бы волосы отрасли.

— А волосья помочь могут?

— Не знаю, может, просто надоело лысой ходить.

Но ведьма очень серьёзно отнеслась к моим ощущениям, и я целый день проходила с головой, намазанной невероятно дурно пахнущей мазью и замотанной в несколько слоёв холста. А перед сном долго рассматривала пушок, отросший на голове.

— Фиса, ты хоть скажи, мои волосы стали немного красивее? Не такие непокорные космы?

— Космы, они космы и есть. Характер твой через них ясен.

— Характер? А как характер может быть виден по волосам?

— А так, коль мягкий да тонкий, и характер таков, ласковый, а коли твёрдый да прямой, то уже ясно…

— Интересно, а мои волосы что обо мне говорят?

— Твои космы определению не подлежат. По тому, как растут как солома без пахоты.

Я отвернулась от неё, раз не подлежат, то и нечего рассматривать.

— Ты погодь обижаться-то…

Она ласково провела своей ручкой по моей голове.

— Волос твой как ты сама… никому не кланяется, токмо свой путь знает, растёт, как вздумает, никто ему не указ. Да и окрас особенный, никто на земле такого окраса не имеет… Рина!

Чуть не подпрыгнув от её вскрика, я схватилась за голову:

— Опять лысею?!

— Помягшел… волос помягшел… ласточка ты небесная, то любовь твоя волос меняет…

— Конечно… напугала меня… пушок, а не волос, а пух он мягонький.

Фиса ничего не ответила, искоса на меня посмотрела и куда-то заторопилась. Когда она ушла, я заподозрила неладное и рискнула подойти к зеркалу. С первого взгляда ничего странного в своих волосах я не заметила, пушок, как пушок. В купе с халатом и тапочками зрелище умопомрачительное, хорошо хоть синева прошла. Но внимательнее присмотревшись к волосам, я заметила, что у корней они потемнели, как будто я осветляла волосы, а потом они отрасли. У меня растут другие волосы, темнее и жёстче по структуре. И этот факт очень поразил Фису.

А утром я была поражена сама — за ночь волосы отрасли на несколько сантиметров. Проснувшись, я провела рукой по голове, и мои пальцы ощутили густую поросль. Сразу вскочив, кинулась к зеркалу.

— Красота.

Фиса стояла у двери, сложив руки на животе.

— Что это? Ты чем меня вчера намазала?

— Сами растут.

— Такое само за ночь вырасти не может.

Волосы стояли дыбом темным ореолом вокруг головы. Если бы хоть чуть волнились, то может и легли, а так они торчали в разные стороны тонкими проволочками. Я попыталась надеть на голову платок, но даже он не смог ничем помочь, волосы не поддавались никакому давлению. Отбросив платок, я в отчаянии воскликнула:

— Надо их отстричь!

— Умом тронулась, такая красота…

— Какая красота! Ужас! То лысое чудовище, а теперь ёжик, иголки в сторону…

— Денёк и нужен, косы отрастут…

— Фиса, какие косы, только синевы не хватает, ужас, какой земля ещё не знала!

— Так я и говорю — неземная красота…

— Да такую меня только в космос и отправлять, к звёздам поближе…

— Звезда к звезде.

— Фиса, неси ножницы, я в таком виде перед вождём не появлюсь, слышишь, лысую видел, уже не испугается…

— Мне нравится.

В дверях стоял Амир. Прикрыв голову руками, я даже присела от неожиданности, Фиса исчезла.

— Рина…

— Не смотри на меня!

Я отскочила к постели, улеглась на неё и прикрылась одеялом.

— Рина…

— Амир, не смотри на меня… такой кошмар…

— Мне нравится.

Выглянув из-под одеяла, я увидела смеющиеся голубые глаза и счастливую улыбку.

— Ты красавица…

— Неземная, нету больше таких… ужас…

— Неземная.

И только в этот момент я полностью осознала, что он вернулся, что это он — Амир, вскочила с постели, но подбежать к нему не успела, он подхватил меня на руки:

— Ты вернулся, ты жив…

— Рина, я жив… ты прекрасна…

Поцелуи время от времени мешали ему говорить какая я прекрасная и удивительная. То он не удерживался и начинал меня целовать, или сама я на полуслове прерывала его, прижималась всем телом и закрывала ему рот своими губами. Наконец он ощутил, что мои губы уже опухают, героически оторвался от меня и прошептал:

— Тебе пора завтракать… ты ещё не ела ничего…

— Пора…

Только оказавшись в столовой, я вспомнила о своей необычной прическе. Вито, сидевший на диване и беседовавший с Фисой, попытался сделать вид, что всё прекрасно, но изумлённые глаза его выдавали.

— Вито, не смотри на меня, я их обстригу, лучше лысая буду ходить.

Амир усадил меня на стул и высказал своё мнение:

— Мне нравятся твои волосы, они удивительные, как ты… Рина, прости, мы скоро вернёмся.

Что-то сказал Вито, и они исчезли. А я испуганно спросила Фису:

— Куда они… Фиса… он уедет, да? Он не совсем вернулся…

— Совсем, милая, совсем, токмо дел-то ишо много.

— А Роберт?

— Тута…

Но глаза стали тоскливыми, и я поняла, что она его толком ещё не видела.

— Торопился вождь, тебя видеть стремился, дела бросил, отсюдова командовать будет.

И я поняла: мои потемневшие, стремительно выросшие волосы — вот что заставило Амира бросить все дела и явиться самому меня спасать неизвестно от чего.

— Волосы… ты ему сказала.

— А как ты мыслишь? С тобой же …да и чувствуешь сама…

Но в этот момент в столовую вошёл Роберт и она замолчала. Он видел её ещё за стеной, таков был взгляд. Но всё же сначала преклонил передо мной колено, а я замахала рукой:

— Иди к ней, Роберт, иди к Фисе, а я погуляю.

Амир появился в круглой комнате, и сразу обнял меня:

— Ты поела?

— Да.

Мы смотрели на сверкающее всеми цветами море и молчали. Амир касался щекой моих отросших в разные стороны волос.

— Амир… ещё не закончилось?

— Нет.

— Я… со мной всё будет хорошо, ты занимайся делами… ничего не случится.

— Не случится.

— А Мари? Где она?

— Она в надёжном месте. Я только что говорил с ней.

Усмешку я почувствовала волосами, такое лёгкое движение губ.

— Никто из ближнего круга не пострадал.

— Амир, а это правда, что за всем стоит женщина?

— Ты сама сказала, что она специально сдалась.

— Это так и есть? Я думала… даже не думала, странное ощущение…

— Ты всё почувствовала правильно. Она специально сдалась мне… ты права, она подстроила так, как будто её поймали.

— А он… ведь это он?

— Он.

— Ты должен был встретиться с Глебом, и он тебя ждал.

— Ждал.

— Ты поймал его?

— Нет.

Я подняла глаза на Амира и увидела ясный голубой взгляд абсолютного счастья. Когда он рядом со мной — то счастье, полное счастье, и всякие непойманные никакого значения не имеют. Он его поймает, обязательно поймает и накажет, совершит свои воинские дела, но главное — я.

— Рина, я его поймаю.

— Я знаю.

И такая радостная улыбка, сверкающий счастьем взгляд. Он тосковал без меня: занимался разными делами, отдавал приказы, сам действовал, говорил что-то и тосковал. Только сейчас, обнимая меня и прижимаясь к моим невероятным волосам, он счастлив и спокоен. Это спокойствие после огромного напряжения всех сил, когда есть только задача, а мирная жизнь отодвинута в самый дальний уголок сердца, глубоко спрятана и лишь иногда, в редкие минуты ей позволялось выглядывать и напоминать о себе. И теперь, когда снова дома, рядом со мной, Амир спокоен, он всё сделает, ему легче, когда он видит меня, ощущает присутствие, касается.

— Я привез тебе халатик.

— Что?

— Халат.

Невинный взгляд и едва сдерживаемая улыбка. Видел и запомнил, теперь показывает мне, что у него всегда есть возможность прикупить мне халатик, война не помеха. Мы переместились в спальню мгновенно, и я ахнула — и когда успели, вся спальня была в цветах.

— Амир…

— И цветочки не забыл.

Самые разнообразные цветы стояли в вазах и вазочках, вдоль стен, у постели, а рядом с окном просто лежали, рассыпанные по полу. Амир отпустил меня с рук, и я осторожно прошлась по спальне.

— Какая красота… Амир…

— Красота — это ты.

Амир поцеловал мне руку и тихо произнёс:

— Ты здесь в безопасности.

— Я не боюсь…

— Я никуда не уеду.

— Амир, со мной всё будет…

— Я никуда не уеду.

Серьёзный взгляд потемневших глаз подтвердил решимость не оставлять меня одну, ведь без него я одна.

— Я ждала тебя… прости, я …так плохо без тебя… только ты не думай, я тебя не удерживаю, ты воин и не можешь… я буду ждать, просто ждать… как жена.

— Я твой муж и не оставлю тебя одну.

И сразу улыбка, смешинка в глазах.

— Халатик померяешь?

— Конечно!

Амир открыл гардеробную и показал на большую коробку:

— Переодевайся.

Интересно, где такие халатики вожди находят в перерывах между боями? И Фисы не было, чтобы оценить. Тонкая парча: мягкая и нежная, вся расшитая тончайшей золотой нитью невероятными узорами растительного орнамента. Рукав от локтя разделялся на отдельные половинки и по краям был украшен маленькими золотыми кружочками. Декольте, мягко говоря, низковато, почти до двух пуговиц на поясе. Полы халата расходились значительно выше коленок стоя, а садиться так вообще нельзя. Но это было ещё не всё, рассматривая рукав, я заметила, что ткань полупрозрачная, в местах прикосновения к телу практически прозрачная, несмотря на то, что вся расшита золотом. То есть многоцветная золотистая обнажённость. Красота невероятная вкупе с моей прической.

Я мечта. Мне понадобилась вся моя решимость, чтобы выйти к Амиру. Никакая обувь не подходила к этому халату, и я сняла тапочки, пойду босиком. Он стоял у самой двери, заведя руки за спину, как только я вышла, сразу подхватил на руки и поцеловал.

— Рина… самая прекрасная женщина… единственная моя…

Амир мечтал обо мне такой, в таком халате и босиком, в его руках и страстном поцелуе.

Мне не было больно, но я вздрогнула, и Амир сразу выпустил меня из рук, посадил на постель и отошёл к окну. Пытаясь свести полы халата дрожащими пальцами, я прошептала:

— Я не боюсь тебя… прости…

Амир оказался у моих ног и посмотрел сиянием, которое ослепило меня:

— Рина… мечта… не важно, когда она сбудется… она есть, и она — это ты….

И тут же вскочил, сияние исчезло, проявился жёсткий прищур потемневших глаз, но рука, которой он коснулся моего обнажённого колена, была горячей.

— Отдыхай.

Мгновение, и я осталась одна среди великолепия цветов, прозрачности халата и бушующего моря за окном.

Когда пришла Фиса, халат был тщательно уложен в коробку, волосы закрыты платком, а цветы своим ароматом заполнили всю комнату. Я сидела, забившись в угол и уткнувшись невидящим взглядом в окно.

— Лебёдушка, да что с тобой?

— Всё хорошо… Фиса, вот видишь, вождь и цветы не забыл, и халатик привёз.

— Рина… вождь ведь… там штаб, Родя тоже там, слово не успел, как испарился. Мы бабы с тобой… нам токмо ждать, покуда мужики…

— Фиса, проводи меня в кабинет Амира.

— Ты чего это надумала-то, неча тебе там делать…

— Фиса, я знаю, где он.

— Кто?

— Он. Веди.

Фиса семенила за мной, но вопросов уже не задавала. Я шла и только повторяла про себя: надо успеть, пока я чувствую эту волну, надо успеть. Это было мгновенным предощущением, когда Амир коснулся своими горячими пальцами моей коленки. Такая странная волна, которая прошла через Амира и тоненьким кончиком задела меня. Непонятным образом мой организм ухватился за неё, и я чувствовала эту горячую точку всё время пока сидела, потом складывала халат, завязывала платок на голове. Всё сложилось во время сидения в углу — это Он, тот самый Он, который ищет Амира. Энергетический поток, какой-то способ поиска, который я не понимаю, но чувствую. Я решила, что в момент поцелуя Амир вспыхнул своей энергией и открылся, не знаю, может быть всё и не так, но именно после поцелуя этот Он обнаружил Амира. А я почувствовала эту волну, чужую волну.

— Рина, что случилось?

Амир оказался передо мной, и я быстро прошептала:

— Мне экран с картой, местностью, помоги, я его чувствую, покажу…

Он не раздумывал ни мгновения, подхватил на руки, и мы оказались в его кабинете. Под изумлёнными взглядами Вито и Роберта Амир поставил меня перед экранами и скомандовал:

— Вся площадь обозрения.

Экраны замелькали, но почти сразу на них появились карты, обычные географические карты, и я медленно пошла вдоль стены. Я старалась не задумываться, каким образом с помощью своей коленки обнаружу на карте местоположение этого Его.

Всё решил мой палец. Я уже почти не чувствовала никакого пятна на коленке, никакой волны, просто раз за разом проходила мимо экранов, даже не всматриваясь в изображения. И вдруг тело вспыхнуло, я закричала от боли, но успела ткнуть пальцем в экран.

Я пришла в сознание от энергии Вито, он держал меня за руки и накачивал энергией. Оказалось, что меня посадили в командирское кресло, и Фиса суетилась рядом, прикладывая какие-то травки ко лбу.

— Солнышко, девонька, Витёк, хватит, красная больно стала…

— Это ожог. Рина, как ты?

— Я… горячо… нашла?

Вито только кивнул в сторону, и я повела глазами вокруг. Амир стоял перед экранами, сложив руки на груди, и раздавал приказы. Роберт говорил сразу по трем телефонам тем же тоном, но заметив мой взгляд, ослепительно улыбнулся и подмигнул.

— Тебе здесь не место, женщина.

Голос Олафа был не менее строг, но на руки взял очень бережно. В этот момент Амир обернулся на меня, я попыталась махнуть ему рукой, но получился только шёпот:

— У меня всё хорошо.

Амир кивнул Олафу, и мы оказались в спальне. Такого Олафа я тоже не знаю: он одним движением скинул с меня одежду, окинул тёмным взглядом, произнёс длинный шипящий звук, и в спальне появилось нечто. Пока я рассматривала столбик с лысой головой и каким-то шлейфом вместо рук, Олаф ощупал моё тело, перевернул на живот, провел пальцами по спине и ногам. Тем же строгим тоном предупредил:

— Рина, будет больно.

— Я потерплю…

Бороться с его жёсткими руками было бесполезно, да и тело опять начало полыхать. Столбик, качаясь из стороны в сторону, подошёл ко мне, накрыл своим голубоватым шлейфом, и я закричала от боли.

Фиса залечивала ожоги и вздыхала:

— Тело белое, нежное… кожа бархат, терпи, милая, терпи… чуточку малую осталось, мазну легонечко…

Амир стоял рядом и смотрел на это действо больными глазами. Каждый раз, когда я морщилась от боли, он опускал глаза, и по его лицу проходила гримаса, как будто ему тоже больно.

Это была защита энергетического потока, так сказал Амир. Когда робот ищет объект, он направляет энергетический луч, и чтобы не вычислили его местоположение, самого робота, этот луч имеет защиту в виде другой энергии. Я не всё поняла из объяснения, что со мной произошло, кроме того, что я, несмотря на эту защиту, всё-таки обнаружила этого триклятого робота, хотя и получила ответный удар. Амир тоже почувствовал поисковый луч, поэтому и подскочил, но коснувшись моей коленки, передал мне часть этой энергии. А потом началось непонятное: я не должна была эту энергию сохранить в себе, она была направлена конкретно на Амира, но мой организм оказался мудрее — запомнил её и вычислил направление луча. Больше всего времени понадобилось на осознание того, что со мной происходит.

Самое удивительное в этой истории то, что я, ничего не понимая в картах, точно указала место, где находился робот. А остальное уже было делом техники, то есть боевиков и мутантов. Амир никого из ближнего круга не направил туда, все остались дома, даже великолепные. На мой вопросительный взгляд ответил коротко:

— Самое главное — твоя безопасность.

— А твоя?

Усмешка была чуть смущённой, но ответ последовал в соответствии:

— Рядом с тобой меня никто не сможет обидеть.

Фиса даже рот открыла от удивления, вот это вождь, вот это сказанул. А сам вождь хитро улыбнулся и исчез. Я хохотала и хохотала — кто кого защищает, страшный ирод меня, или я его от людей. А всему виной халатик, который Амир прикупил, пока воевал. Всего-то страстный поцелуй и единая энергия любви, которая схватила за хвост этот луч, удержала его и через мой пальчик показала место, где находилось бездушное механическое существо. И теперь Амир найдёт того, кто создал этот механизм, чтобы убить нашу любовь.

3

Амир пригласил нас с Фисой в свой кабинет. Приглашение было официальным в присутствии Роберта и Вито. Они пришли втроём и заполнили собой всё пространство моей спальни. Именно в такие моменты я замечаю, какие они всё-таки большие. Я уже хорошо себя чувствовала, Фиса вылечила мои ожоги быстро, но Амир приказным тоном заявил, что я должна ещё несколько дней полежать, и мы догадались — не все дела переделаны. А сегодня они заявились, и вождь пригласил нас в свой кабинет:

— Рина, Анфиса, я приглашаю вас посмотреть некоторые материалы.

Амир опустил голову, а Вито и Роберт вытянулись, как приготовились к какому-то действию. Через мгновение вождь продолжил с некоторой ноткой сомнения в голосе:

— И кое с кем познакомить.

У меня появилось ощущение, что Роберт с этим знакомством не согласен, но вождь приказал, деваться некуда. И Вито голову опустил, значит, и он бы нас с этим неизвестным знакомить не стал. На всякий случай я уточнила:

— Мне как-то надо одеться?

— Нет, можешь идти, как хочешь, ты у себя дома.

И сразу исчезли. Я посмотрела на Фису, она тоже оказалась не готова, только покачала головой и пожала плечами.

— Роберт тебе ничего не говорил?

— Нет, он занят всё время, мы почти не виделись.

У двери в гардеробную я задумалась, во что одеться? Мои странные волосы ещё отросли, и я превратилась в одуванчик, только у него ножка тоньше мой талии, а так очень похоже — космы в разные стороны. Никакие ухищрения Фисы не помогали, они сами по себе тянулись ввысь.

— А мне-то зачем?

Фиса забыла все свои этнографические слова и заговорила нормальным языком.

— Ты главный советник жены вождя, без тебя никак. Поменяй фартук.

Она хмыкнула и ушла. Когда я выбрала строгое зелёное платье и уже крутилась перед зеркалом, пытаясь хоть что-то сделать со своими волосами, в спальню вернулась другая Фиса.

— Вот это да… уважаемая Анфиса, как Вас по батюшке…

— Да кто ж знает, может цари какие…

Тёмный синий костюм и белая рубашка с воланами превратили саму Фису как минимум в министра. И волосы в такую прическу собраны, что я только вздохнула.

— Я тебе ленту принесла, попробуй.

Зелёная атласная лента оказалась кстати, и по цвету к платью подходила, она хоть немного пригладила волосы, и они не лезли в лицо. Получилась смешная шапочка из волос разного цвета — по концам светлые, а у головы тёмные.

Так мы и появились в дверях кабинета Амира. Он сразу подошёл ко мне и взял за руку, провёл к креслу. Всё пространство перед экранами занимал высокий куб, накрытый тёмной тканью. С двух сторон стояли Вито и Роберт.

Амир помог мне сесть в кресло и показал Фисе на стул рядом, она кивнула и устроилась за моей спиной.

— Я туточки посижу.

Видимо Амир дал какой-то знак, потому что Вито быстрым движением снял ткань с куба и у нас с Фисой вырвался непроизвольный вздох — внутри куба со стеклянными стенами на металлическом стуле с проводками сидела женщина. Она сощурилась, изящным жестом прикрыла глаза узкой ладонью. Её белый костюм был запачкан бурыми пятнами и кое-где порван, но даже в таком виде она была удивительно красива. Идеальная фигура, длинные ноги скрещены именно так, чтобы подчеркнуть их красоту в короткой юбке, а высокая грудь почти обнажена из-за отсутствия верхних пуговиц жакета. Но при этом тёмные волосы лежали на плечах, как только что причёсанные в каком-нибудь французском салоне. Когда она опустила руку, я увидела её глаза: большие тёмные глаза с поволокой, мечта мужчин всех веков. Чувственные губы и прямой нос, признак аристократических кровей. И она человек.

Амир не отпускал моей руки, и когда я с трудом отвела глаза от женщины в кубе, заговорил спокойным ровным голосом:

— Рина, перед тобой Жаклин Готье…

— Она мать Селин?

Мысль возникла совершенно неожиданно, я и Селин видела всего ничего, а вдруг сразу представила её лицо. Амир удивлённо обернулся ко мне:

— Да… ты её помнишь?

— Совсем немного… они похожи.

Жаклин перевела на меня взгляд и сказала низким глухим голосом:

— Для человека у тебя хорошая память.

— Всякая. Зачем ты всё это совершила? Ты же человек.

Я попыталась встать и подойти к ней, но Амир положил ладонь мне на плечо и ощутимо надавил, пришлось сидеть. Жаклин хрипло засмеялась, красиво откинув голову:

— Странная женщина… Селин говорила мне, что ты странная, непонятная… Амир, ты как всегда поражаешь.

Она медленно поднялась со стула, величаво подошла к стеклу, едва слышно провела ногтем по поверхности. От её взгляда я вдавилась в кресло, столько в нём было ненависти.

— Рина… жена Амира… жена… ты знаешь, кто он?

— Знаю.

Мне с трудом удалось удержать голос, но я остановила Амира, когда он продолжил:

— Жаклин…

— Амир, пусть говорит, я хочу знать её мысли, почему…

— Почему?! Ты хочешь знать — почему?

Жаклин резко замолчала после своего выкрика, и я вдруг поняла — она действительно аристократка в каком-то поколении, голубая кровь.

— Жаклин, я оскорбляю тебя своим крестьянским происхождением? Такие, как я, не могут быть жёнами вождей? Но ты же знаешь, я всего лишь энергетическая…

— Ты стала женой! Ты… отребье человеческое… и Великий Вождь, единственный потомок Великого народа рядом с тобой… ты …ты… я говорила Селин, надо было уничтожить тебя раньше, но она слаба…

— Зачем тебе Амир?

Я успокоилась, её взгляд больше не действовал на меня. Может быть, энергия Амира мне помогла, а может сама очередной раз убедилась, что за всеми ужасными поступками стоит банальная зависть или страх. Жаклин не ответила, тяжело дыша, отвернулась от меня, и заговорил Амир:

— Ты умоляла меня принять Селин в свой клан…

— Селин единственная в своем роде! Она уникальное создание! Потомок великих королей.

— Ты специально обратила её, чтобы она попала ко мне.

— Да! Только так я могла обратить на неё твое внимание, но ты сделал её обычным боевиком… её… она королева в нескольких поколениях…

Ирония в голосе вождя прозвучала слишком явно:

— А кем она могла стать?

— Твоей избранницей! Твоей настоящей женой!

Жаклин уже стучала кулачком по стеклу, но перед ней появился Роберт, и она отскочила, запнулась о стул и упала. За моей спиной послышался ехидный смешок, и голос Фисы изрек:

— Цаца какая выискалась, королевишна соломенная, ишь чо вздумала, девку свою в жены, самой небось…

И осеклась, а я опустила голову и усмехнулась, Фиса как всегда права — Жаклин сама хотела править миром вместе с Великим Вождем. Значит, он ей отказал, поэтому на сцене появилась Селин. А ведь я тогда что-то подумала о ней в самолете, что-то о том, что именно с ней и развлекался Амир в моё отсутствие.

— Жаклин, ты готова была отдать свою дочь в гарем?

Амир улыбался, рука на моем плече стала горячей, и пальцы нежно погладили округлость.

— У тебя нет гарема.

Роберт отошёл, и на стуле уже гордо восседала королева. А я почему-то вспомнила, как сидела здесь в халате и платочке, действительно, смешно смотрелось.

— Я могу продать твою дочь в гарем Салима.

— Продать?

— Она обычный боевик, хороший специалист, но не более. Салим дорого за неё заплатит.

И уже другим тоном приказал:

— Олаф, цену определи сам.

— Амир… ты не посмеешь… она королева…

Жаклин вскочила со стула, но не смогла сделать шаг, снова упала на него. Я оглянулась и увидела у двери улыбающегося Олафа.

— Вождь, позволь этой… слово изречь.

Амир опустил взгляд, удивлённо приподнял бровь, но кивнул — говори, ведьма. Фиса встала, по пути погладила меня по голове и спокойным шагом подошла к стеклу. Рядом с ней оказался Роберт, положил ей руку на плечо и гордо выпрямил спину. Я подняла глаза на Амира, позволит ли Роберту стоять рядом с Фисой, но он посмотрел на меня и улыбнулся:

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

У меня вырвался облегчённый вздох, он всё уже решил для себя, показал нам это чудовище королевских кровей просто для того, чтобы мы знали — вот она, я её поймал.

Фиса долго рассматривала Жаклин, склоняя голову то вправо, то влево, как какое-то интересное существо, циркового уродца. Потом подняла глаза на Роберта и спросила:

— А тебя моё крестьянское происхождение не смущает?

— Нет, я тебя люблю. Как женщину.

Это был удар, Жаклин вскочила и визгливо закричала:

— Ведьма! Ты простая сельская ведьма!

— Ведьма. А Рина — Человек. Тебе это не понять, голубая кровь глаза застит, тебе бы корону таскать… да голова уже обломилась. Вождю не стойка для короны рядом нужна, а спутница достойная, кровью своей оплатившая, болью и страданием. Ты дочь свою уже продала… не вождь, сама ей судьбу выбрала.

И засмеялась тихим смехом, ручкой махнула, опять посмотрела на Роберта:

— Родя, крестьянки-то крепше королевишен, энта вон за железяки спряталась, сама небось и печки не истопит, да водицы из реки не донесет на коромыслице…

И уже другим голосом, страшным голосом ведьмы, медленно проговорила:

— … а туда же — на кровь святую замахнулась… тебе и жизни-то мало дано, я ведьма, я знаю.

Жаклин вдруг успокоилась, положила ногу на ногу, гордо двинула плечиком и мстительно заявила:

— Он вас всех убьёт. Амир, тебе не уйти от него.

— Не уйти. Хочешь с ним поговорить?

Она не сразу осознала слова, повела головой, нахмурилась и только тогда спросила:

— Поговорить?

— Он здесь.

— Нашёл…

— Рина нашла.

Жаклин посмотрела на меня невидящим взглядом, а Фиса прошипела:

— Сила-то в кровушке истинной, ей синева королевская не нужна, она сама по себе… тебе не чета.

Роберт подхватил её на руки и вернулся к столу, посадил на стул и чмокнул в щёку. Амир проследил взглядом за ними, пожал плечами, но ничего не изрёк.

Когда в кабинет въехала стеклянная конструкция, я замерла — в ней находился человек без рук и ног, только тело и голова. Мужчина лет сорока, очень бледный, практически белый. На нём была только чёрная набедренная повязка, подчёркивающая худобу тела: никаких мышц, скелет, обтянутый пергаментной кожей, никогда не знавшей солнца. А на голове, вернее черепе, пучками росли тонкие бесцветные волосы, собранные на затылке в жиденький хвостик. Только маленькие и совершенно круглые глаза сверкали яркими чёрными бусинами, а может так они смотрелись на фоне широкого плоского носа. И он хотел стать Великим и Ужасным? Он и так ужасен, куда уж больше.

Непроизвольно я присмотрелась к обрубкам рук и заметила на белой коже красные полоски и странные проводки, торчавшие прямо из костей. Опустив взгляд по тому, что было телом, обнаружила концы таких же проводков, торчавших из-под ткани набедренной повязки. Схватив Амира за руку, шёпотом спросила:

— Он что… робота из себя сделал?

— Руки и ноги. Вито, запись.

На крайнем экране появилось изображение, и я ужаснулась — гигантский механизм с множеством механических рук и экраном вместо головы передвигался по скалистой поверхности на четырех ногах. Хотя это не ноги, странные палки на шарнирах, блестящий на солнце паук. Послышался вздох Фисы:

— Чудище-то какое… Змий железный…

— Паук.

Меня удивила тишина, и я посмотрела на Жаклин, зрелище ужаса в глазах и неприличная поза сползания со стула, откровенно говоря, порадовали меня. Вот вся аристократичность и исчезла, испарилась перед пониманием своего положения настоящей пленницы ирода. Всё-таки верила в то, что её главного союзника Амир не поймает, и она добьётся своего, поэтому так уверенно держала себя перед нами.

Изображение мелькнуло и появилось другое, потом третье, на которых были те самые устройства, специально созданные для того, чтобы поймать Амира. Такие странные аппараты, ощетинившиеся множеством проводов в разные стороны. На меня похоже, на мою прекрасную прическу.

Визгливый голос, который обратился ко мне, не мог быть голосом мужчины — старая бабка на рынке не поделила гуся:

— Рина, вот я тебя и увидел… Селин права… ты жена вождя.

— По прическе определил.

Я ответила жёстким тоном и сразу спросила:

— Чего ты на самом деле добивался? Ведь Жаклин тебе была нужна лишь из-за дочери — Селин, королевская кровь для тебя не имеет значения. Ты захотел стать самым Великим Иродом? Силы захотел? Так у тебя было достаточно силы, куча механизмов… тебе было нужно настоящее тело… не этот обрубок.

Хриплый смех был ужасен, кваканье и всхлипы перемежались тонким звуком, похожим на свист. Амир погладил мне плечо, но я была спокойна. Всё действительно очень просто, зависть, только зависть управляла обоими — и Жаклин, и этим жутким образчиком технического гения. Они завидовали Амиру, его силе, власти, физическим возможностям. И мужской красоте.

— Как его зовут?

Взгляд Амира был светел, ярко голубел на фоне седины, только усмешка горько кривила губы. Он тоже понимал всю подноготную их поступков. Как же ему удивительна — с его пониманием роли Силы в жизни человека, родов, целых народов — эта мелкая причина, даже не причина… не могу найти слова, чтобы определить, в чём состоит цель, ради которой подверглись опасности столько жизней. И не только настоящих, но и будущих.

— Акира Каваками. Американец японского происхождения.

— Ты его в Америке нашел?

— Нет, он уже двадцать лет живет в Германии. Это ты его нашла.

— Я же робота нашла…

— Этим роботом и был Акира, он присоединил к себе установку.

Амир поцеловал мне руку и подошёл к стеклянному кубу.

— Кстати, это было твоей ошибкой, именно твою энергию почувствовала Рина и указала местоположение. Я понял, что это ты сам.

— Рина… она стала сильна…

— Тебя это удивляет?

Никакой иронии в голосе, разговор двух джентльменов на прогулке.

— Нет. Я всегда понимал, что твоя сила — это она.

— Зачем напал на королеву?

— Рина должна остаться единственной императрицей… только она.

Воспользовавшись тем, что Амир не удерживал меня, я встала и подошла к нему, вслед за мной подскочила Фиса.

— Я? Тебе была нужна я? Зачем?

— Кровь Амира и ты. Его сила и твоя любовь.

Мой хохот прогремел по кабинету, и его тонко поддержала Фиса:

— Ну, ты и удумал…

Только Амир не понял моего смеха, положил руку на плечо, повернул меня от Акиро, но я остановила его и подошла к самому стеклу:

— Ты опоздал… навсегда опоздал, я не люблю металлические предметы в постели.

Наступила такая тишина, что казалось, никто не дышал. И в этой тишине я продолжила:

— Самое ужасное в том, что твои руки и ноги бы не выросли. Даже получив кровь Амира, ты бы оказался заперт со всей его мощью в этом жалком теле без рук и ног. Ты поторопился превратиться в монстра, терпения не хватило… Амир ждал меня шестьсот лет.

Отвернувшись от него, я подошла к Жаклин. Она испуганно вскинула на меня глаза и что-то лихорадочно зашептала на английском.

— Жаклин, где же твоя выдержка голубой крови королей? Вот стою я перед тобой, обычная крестьянская тётка, в подругах у меня ведьма и мутанты. И я знаю, что они никогда меня не предадут, как не предаст Амир. Королеве не пристало добиваться власти предательством… если ты конечно королева. Кровь всего лишь кровь, она у всех красная. Тебе ли не знать, если ты сама свою дочь продала… ты продала её Амиру, а за это хотела стать женой вождя. Как ты предала свою дочь, так бы и предала Амира.

— Рина!

Визгливый голос Акиро заставил меня обернуться, но Амир не позволил подойти к нему, положил обе ладони мне на плечи.

— Ты не можешь его любить! Он…

— Я знаю — кто он. И знаю — кто ты. Ты монстр не потому, что превратил себя в чудовище, а потому, что готов убивать всех ради своей глупой цели…

— Моя цель — ты!

— Я не хочу быть целью, я — мечта. Я тебе не нужна, я сама… тебе нужна моя кровь и энергия, ты бы меня использовал, а потом убил. Как и Жаклин. И Амира вы бы тоже убили… и королеву… и детей. Всех.

— Ненавижу!!! Как я вас ненавижу! Вы мусор на пути! И ты… кусок железа, мерзкого железа! Амир, как ты можешь? Ты, единственный на весь мир достойный король! Только ты можешь править миром, а выбрал эту …это мясо…

Жаклин упала на колени и зарыдала, Амир грозно сжал губы и наклонил голову, но я положила ладонь на его руку:

— Она права — ты меня выбрал.

Он усмехнулся и кивнул, глаза стали яркими, резким голосом произнёс несколько фраз. Роберт встал у куба с Акиро, Вито рядом с Жаклин. Амир проводил меня к столу, коснулся губами руки и прошептал:

— Мечта… ты моя мечта.

А затем последовала речь Тёмного. Амир встал в центре кабинета и сложил руки на груди.

— Жаклин, хочу тебя огорчить. К сожалению, твоему сожалению, твой прадед, один из королей Испании не сын своего отца — короля, а потомок наёмника из Франции…

Он выдержал театральную паузу, полюбовался ужасом в глазах Жаклин, только потом продолжил:

— …который по происхождению является крестьянином из поместья герцога де Пентьевр. В возрасте восемнадцати лет он примкнул к банде наёмников и отличался смазливой внешностью.

— Неправда!

— Об этом написано в документах, хранящихся в замке моей жены.

Амир ослепительно мне улыбнулся, непростой замок в приданом. Хотя, что у него по простоте делается.

— Этот замок принадлежал семье, многие столетия сохранявшей архив королевских семей Испании. Тайный архив.

Последовала очередная пауза, и затем новый удар:

— А твоим отцом был студент из Польши, копировавший картины в вашем дворце. Ты на него очень похожа.

Вито достал из кармана пиджака фотографию и приложил к стеклу, Жаклин в ужасе закрыла лицо руками.

— Генетический анализ подтвердил отцовство. А его дедом был индеец племени сиу, приехавший в Европу из Америки с цирком. Конный номер. Жаклин, ты прекрасная наездница.

Амир говорил почти весело, как будто рассказывал анекдот из жизни местной элиты, кичившаяся своим аристократическим происхождением, а на самом деле была потомком пьяницы пивовара, разбогатевшего на продаже своего пива. И вдруг резкий поворот — тон вождя, решающего судьбу:

— Я не могу использовать твою кровь для пищи боевикам, она не подходит по качеству. Не подходит она и для мутантов. Поэтому ты просто исчезнешь.

Жаклин растерянно оглянулась, посмотрела на Акиро, но в этот момент Вито накрыл куб тканью и прозвучал тонкий звук. Фиса закрыла мне уши, на всякий случай. Через несколько секунд Вито снял ткань, и Жаклин в кубе не оказалось. Я освободилась от рук Фисы и подбежала к кубу — на месте, где стояла Жаклин, лежала горстка серого пепла. Амир услышал мой шёпот и подтвердил:

— Установка Акиро.

— Как боевики…

— Да. Роберт изменил настройки.

Амир взял меня за руку и вернул к столу, помог сесть в кресло, но не смотрел в глаза. Это я решила их судьбу, сама ему сказала, что он их должен убить. И он исполняет.

— Солнышко… вождь…

— Фиса, он прав.

И я посмотрела на Акиро твёрдым взглядом жены вождя, пришло время отвечать за свои поступки.

— На твоём счету жизни боевиков моих кланов и кланов Глеба.

Амир стоял перед Акиро в той же позе, расслаблено, сложив руки на груди. Вождь объясняет врагу, за что тот достоин смерти.

— Ты напал на королеву, её ближний круг и их семьи.

— Я напал на тебя.

Акиро попытался гордо поднять голову, но у него не получилось, тело подрагивало от страха, и держалось только на ремне, обернувшем его поверх набедренной повязки.

— Напал.

Амир согласно кивнул головой.

— На меня многие нападали. Но сейчас я стою перед тобой в своём доме, а твои установки работают на меня.

И Акиро получил удар, он вскинул глаза и его губы задрожали.

— Я нашёл все твои установки. Несколько роботов ещё активны, но уже под моим контролем. Выполняют мои задания.

На этот раз театральной паузы не было, Амир неожиданно оказался перед стеклом и медленно положил правую руку на стекло. Пальцы стали удлиняться, а на концах появились крупные загнутые когти.

— Ты знаешь — кто я. Твои создания сильны и не реагируют на мою энергию. Но у них нет сознания, способного сопротивляться другому сознанию… кроме силы требуется ум. Рина вынесла страшную боль от удара твоего поискового луча…

— Я не знал! Я искал тебя!

— Амир — это я!

Мой крик разнесся по всему кабинету, я вскочила, подбежала к Амиру и положила свою ладонь на его когтистую лапу.

— Я не королева! Я просто жена Амира… я люблю его и никогда, слышишь, никогда не стану ничьей…

— Ты не можешь его любить! Не можешь…

Амир подхватил меня на руки, и мы оказались у стола, а Роберт накинул ткань на куб. Я прижалась к широкой груди, но слёз не было, странное спокойствие разлилось по телу. Рука Амира, я коснулась её, и ничего не произошло, лишь ощущение жёстких мышц и когтей. Подумаешь — когти.

— Рина, как ты?

— Хорошо.

Он удивлённо приподнял брови, и я ему улыбнулась. Кубов в кабинете уже не было, по экранам проносились картинки каких-то событий, может даже этих оставшихся роботов показывали. Фиса длинно вздохнула:

— Чучело безрукое… надо ж себя так изуродовать… ради чего?

Роберт встал рядом с ней и доложил:

— Акиро постоянно экспериментировал над собой.

— Он был болен в детстве? Ну, ходить не мог… или с руками что-то было?

Амир усмехнулся и, убедившись, что я не рыдаю и не упаду в обморок, посадил меня в кресло.

— Акиро победитель многих соревнований по нескольким видам спорта. Хотя олимпийским чемпионом не стал.

— Это ж надо, всех поубивать, чтобы Рина стала королевой…

— Императрицей. Амир, а императрица выше королевы?

Мой вопрос застал его врасплох, и он только что-то промычал, а Роберт ослепительно улыбнулся:

— Выше.

— Я не поняла одного, он, что — любил меня?

— Говорит, что любил.

Амир не хотел обсуждать этот вопрос, и я задала первый попавшийся, который пришёл на ум:

— А откуда он обо мне знает? Сам сказал, что наконец-то увидел… как можно любить и не видеть…

— Селин передала ему некоторые записи с тобой. То, как ты летела тогда в самолете.

— Только эти?

— Да.

Я попыталась вспомнить, о чём мы тогда с Амиром разговаривали, естественно, не вспомнила и махнула рукой.

— Странная любовь…

И решила уточнить другой вопрос:

— Неужели Акиро такой богатый, что смог создать таких роботов, лодки с установками… это же сумасшедшие деньги.

— Он не один.

Я решила, что Жаклин его финансировала, но что-то в глазах Амира меня насторожило.

— Есть другие? Такие как он?

Глаза вождя потемнели, и он отвернулся, но всё же признался:

— Есть. Тёмные и люди.

— Война не закончилась?

— Эта закончилась.

Фиса издала длинный шипящий звук, потом громко вздохнула и высказала общее мнение:

— Передышка… тоже хорошо.

И я сначала тихо засмеялась, потом захохотала, враги повержены, можно и отпуск себе позволить. Какой бы ни был, хоть кратковременный.

— Рина…

Амир тревожно взглянул на меня, и я замахала рукой, не сошла с ума.

— Ты сможешь… кратковременный… хоть на день… отпуск устроить?

— Могу.

Но Фиса тут же заявила:

— Рине отдых надобен… столько тревог… спать, лебёдушка, спать… отпуск завтра начнешь…

— Я не хочу спать!

— Полежишь денёк до завтрева, а уж потом хоть…

— Амир, давай отпуск прямо сейчас начнем?

— Завтра. А я пока займусь делами.

Но в спальне решимость вождя сразу заняться делами испарилась, как дым. Амир посадил меня на постель, а сам встал передо мной на колени.

— Рина…

Я приложила пальчик к его губам.

— Отпуск, самое главное сейчас — отпуск. Ни о чём не хочу слышать. Доделывай дела… нет, подожди…

По потемневшим глазам я дошадалась — его волнует рука с когтями на стекле, появление которой свидетельствовало о том, что он не выдержал спокойного тона разговора. Акиро причинил мне боль, и Амиру было сложно удерживаться и не порвать его как Тёмному. Я взяла его за руку, которая лежала рядом с моей коленкой, правую, ту, которая превращалась в лапу зверя с когтями, и приложила к своей щеке.

— Я не боюсь тебя.

Пальцы вздрогнули, коснувшись моей кожи, а глаза превратились в тёмные провалы.

— Рина…

— Где мы проведём отпуск?

— А где его проводят?

— У тебя никогда не было отпуска?

О чём я?! Какой отпуск у ирода и вождя?

— Никогда.

Я так и держала его ладонь у своей щеки, она становилась всё горячее, мне пришлось отодвинуть её от себя.

— Горячо…

— Прости.

Амир хотел достать свою ладонь, но я схватила её обеими руками.

— Мы останемся дома… просто ты никуда не уедешь. Хорошо?

Не давая возможности Амиру что-то сказать, я поцеловала его и приказала:

— Ты выходишь в домашний отпуск. Никаких телефонов, переговоров и боевиков… только я.

Не удержавшись, Амир подхватил меня на руки и поцеловал, но его руки не ломали меня, ласково обнимали, прижимая к горячему телу. Он закружился по комнате, а я рассмеялась:

— Танцевать! Амир, я хочу танцевать!

— Завтра устроим бал…

— Без Мари? Нет, вот когда она вернётся, тогда и будет бал, а сейчас просто отпуск.

Остановившись в центре комнаты, Амир опустил меня на ноги, яркая улыбка окрасила лицо:

— Хорошо, я начну готовиться к большому балу.

— После отпуска! Один день, Амир, один день!

Он расхохотался, опять закружил меня по комнате:

— Вся жизнь, Рина, вся моя жизнь принадлежит тебе!

Я только улыбнулась, даже не буду думать, что означают его слова, шестьсот лет многовато в качестве дара обычной человеческой женщине. Хотя бы один день.

Амир никак не мог уйти доделывать свои дела, то целовал меня, то кружился по комнате, а потом мы стояли у окна и смотрели на море, которое, наконец, успокоилось.

— Ты изменил изображение?

— Нет.

— Настоящее море?

— Настоящее.

— Скалу убрал?

— Убрал.

Победа. Он победил врагов, не врагов, завистливых дураков, которые хотели силой и хитростью захватить то, что судьба им не дала, потому что они недостойны. Они не заслужили ни силы, ни власти, ведь не принесли в своей жизни ни одной настоящей жертвы. Не отдавали своей жизни за жизнь дорогого для себя человека, или не человека. На самом деле не важно — за кого, они лишь боролись за власть, которая сама по себе ничего не значит без сердца и ума.

Я смотрела на Амира, такого красивого и сильного, невероятно сильного, боровшегося за меня каждый миг даже тогда, когда я ничего для него не значила, упавшая на него чужая женщина. И не слова королевы или Глеба, а собственное решение спасти мне жизнь удерживало его в страшной жажде моей крови. Он спас меня, как спас род Фисы, как спасал многих и многих в своём невероятном сумеречном мире. Единственный и неповторимый.

4

Фиса появилась сразу, как только Амир героически заявил, что дела всё-таки надо делать и вышел из спальни. Новости едва удерживались в ней, глаза сверкали, а руки махались в разные стороны. Я уселась на постели и ехидно спросила:

— Значит — спать?

— Да… унесётесь опять… и нам с Родей за вами…

От моего хохота вздрогнул дворец, а Фиса покраснела. Вот оно как, у неё тоже свой интерес оказался — подольше остаться с милым в доме.

— А мне… значит… спать… из-за вас…

— Нечего мотаться… синяя кода была? И денька не прошло, а волосья, ты глянь на волос-то…

— А что волосья, что им сделается, растут…

Фиса чинно села рядом со мной и таинственно прошептала:

— Неспроста это…

— Фиса, отпуск на один день! Один! И дома… мы дома остаёмся, не переживай, Родя тоже здесь останется.

— Да уж… с вами ухо востро держать надобно.

Я опять хихикнула, а она мрачно взглянула на меня и изрекла:

— Передышка… Рина, зверь-то ещё на воле…

— Какой зверь?

Она вздохнула, покачала головой, а я потребовала:

— Говори.

— За тобой охота…

— Им нужен Амир…

— Ты… а от него только кровь.

— Я не понимаю… я человек, всего лишь человек…

— Волос твой…

— Фиса! Говори, при чём здесь мои волосы!

Вскочив с постели, я подошла к зеркалу, пушок превратился в настоящие антенны. Мне даже показалось, что у корней они стали ещё темнее и толще, поэтому и торчат в разные стороны. Даже сравнить не с чем, одуванчик не подходит, моё тело не похоже на тонкий стебель. И у одуванчика семечки на тоненьких-претоненьких воздушных волосках. А у меня?

— Состригу… и не нужна буду никому.

— Одурела! Жизнь твоя в них!

— А теперь подробнее.

Я встала перед ней и состроила взгляд жены вождя.

— Волос твой энергию принимает… Родя так сказал.

А вождь очередной раз промолчал. Хотя, не промолчал, сказал, что нравится.

— Ну да, как башня телевизионная.

— Рина, ты чувствуешь, как сила везде протекает… волосом и чувствуешь.

Да, синева странно как-то проходила, волной… ну да, как волос энергию ловил в пространстве и по телу распространял. Я мрачно взглянула на Фису:

— И зачем кому-то нужна такая антенна? Энергию я ведь только для себя принимаю… или нет?

— Амиру тоже достаётся.

Мой кивок — это понятно, Фису привёл в состояние гнева от моей глупости:

— Так не только ему! Ты кому захочешь, можешь передать… из воздуха выловить и другому передать.

И сразу представился Акиро с проводками из плеч, вот оно что. Какая любовь — ему источник энергии нужен.

— А почему кровь Амира?

Но на этот вопрос у Фисы ответа не было, она пожала плечами. Я вернулась к зеркалу и дернула себя за волос, боль оказалась такой сильной, что ойкнула.

— Как больно… так не должно быть.

— А я что? Непростой волос, непростой.

Я почесала голову, боль постепенно успокоилась, зато появилась мысль:

— Они очередное чудовище хотят создать, перемешают нашу с Амиром кровь и получится… ходячий …Фиса…

— Что милая? Что надумала?

От ужаса я вздрогнула, не может быть, этого просто не может быть.

— Для этого нужны были дети… их такими сделать хотят… они ведь и так силу имеют, а им кровь Амира и мой волос, чтобы они из воздуха энергию получали… бесконечно, понимаешь, их убить нельзя… как Софию.

А Фиса руки к груди прижала:

— Машенька да Соня… потому вождь и далече спрятал.

Но тут же выдала ещё новость:

— Эта стерва… Жужука эта, дочь свою с энтим Акушкой… кабы он кровь вождя-то получил, так дети мол будут… обещание дала.

— Жаклин хотела отдать Акире свою дочь? Селин? Этому пауку?

— И была уверена, что у них будут дети, как у боевиков ближнего круга королевы. Для этого им нужна своя королева… императрица.

Амир стоял в дверях и смотрел на меня тёмным взглядом. Усмехнувшись, добавил:

— Жаклин была уверена, что сама родит ребёнка… настоящего короля всех времен и народов.

— И она с ним будет править миром.

— Обниматься-то железяками бы стал?

Вопрос Фисы застал меня врасплох, я растерянно подняла глаза на Амира, и он от неожиданности выдал самую страшную тайну:

— Я был нужен живым.

— Ты?! Ты бы стал её любовником?

Фиса внесла уточнение:

— Производителем.

Амиру ничего не оставалось делать, как всё популярно объяснить:

— Жаклин добивалась того, что произошло с королевой. Ты меняешь всех вокруг… и она была уверена — если ты будешь рядом, то у нас с ней родится ребенок.

— А без меня… никак?

Прыснув в кулачек, и закатив глаза к потолку, Фиса заявила:

— Свечку-то держать… токмо тебе… чтобы дитё правильное зачалось. Они бы трудились, а ты освещала.

Амир опустил голову, но я успела заметить его гневный взгляд в сторону Фисы, опять она все секреты раскрыла. Но я не могла пропустить такой момент, встала и подошла к нему:

— Расскажи всё.

— Тебе пора…

— Не буду есть. И спать не буду. Отменю отпуск.

Выдав все угрозы, какие смогла придумать, я даже стукнула его по груди. Амир вздохнул, кивнул головой и подхватил меня на руки.

— В столовой.

Он заставил нас с Фисой поесть, посмотрел таким взглядом, что мы с Фисой безропотно поужинали. А для уверенности, что будет говорить правду, сам сел за стол. Когда Фред унёс посуду, в столовой появились Роберт и Вито. Ну да, куда без основных исполнителей. Этакий семейный ужин.

— Акиро талантливый физик, занимался энергией уже много лет.

— Ты знал, во что он себя превратил?

— Знал. Но ему удалось скрыть от всех свою связь с Жаклин.

Вито, стоявший у стола за его спиной, добавил подробностей:

— Акиро сотрудничал с несколькими кланами, они и помогли ему втайне от всех создать установки и предоставили свои подводные лодки.

А Роберт, вставший за спиной Фисы, уточнил:

— Жаклин известная фигура в нашем мире, она финансировала многие проекты по исследованию вируса. И сама привела свою дочь.

Это дополнение заставило задать вопрос, который у меня возник, как только я увидела её:

— Жаклин приходила к тебе с предложением стать королем?

— Приходила.

Амир усмехнулся и честно признался:

— С таким предложением ко мне приходили многие.

— И жениться предлагали?

— Предлагали. Готовы были отдать своих дочерей в мой гарем.

А я орала и топала ногами — посмел, видите ли, к законной жене чуть ближе встать …да ни разу даже намёка не было, что он как к жене ко мне относится. Только когда память потерял и то вовремя остановился или его остановили, даже уже не помню.

— Акиро хотел получить новое тело…

— Как? Как можно отрастить руки и ноги… или можно?

— Нет, новые уже не отрастают.

— Поэтому меч?

— Да. Нельзя убить, но можно отсечь конечности или голову. Если нет головы, то организм перестает функционировать. Ты сказала ему правду.

— Неужто не знал?

Фиса удивлённо подняла голову, и Роберт ей ответил:

— Знал. Но был уверен, что Рина, когда станет его императрицей, отрастит ему новые.

— Я?

Амир вскинул на меня честные голубые глаза:

— Ты же всех меняешь. Неужели мужу бы не помогла? Любовь совершает чудеса.

Поэтому Акиро всё о любви говорил, и Амиру его слова очень не нравились, он ему не давал возможности говорить, сразу прерывал. А потом вообще распылил на молекулы.

Фиса обратилась ко мне с предложением:

— А что… ты со свечкой-то, может, и постоишь? Глядишь, ребятёнки у вождя и нарождаются.

Никакого сомнения в глазах, ни капли смущения, только деловое предложение по возрождению народа. И я решительно подняла глаза на своего мужа:

— Веди.

Амир не понял моей решимости:

— Кого?

— Девушек.

Такого буйства в глазах я не видела уже давно — цвета менялись стремительно, казалось ещё немного, и мы с Фисой тоже молекулами распылимся. И вдруг послышался весёлый голос Вито:

— Ты лучше нам с Мари посвети.

Взгляд Амира стал таким, что я испугалась, и когда он встал, тоже сразу подскочила:

— Сами управитесь.

Вождь усмехнулся и что-то произнёс, Вито склонил голову и исчез. Я не успела испугаться, как Роберт уже исчез от одного направленного на него взгляда, даже слово не потребовалось. Только Фиса положила локти на стол, демонстративно сцепила ладони — она не ироды, никуда не исчезнет.

— Ты вот вождь… воин… а мысли нет, что жена твоя как рубль в лавке… каждый разменять готов на копеечку.

— Фиса, о чём ты?

Осознав, что Амир не будет её изгонять силовым образом, я опустилась на стул.

— А о том, что горозд вождь воевать… токмо женщина ты… жена… цену себе знаешь и ответ дала всем достойный. Тепереча ты рубль золотой, а муж серебряный.

Она задумалась на мгновение, даже голову склонила, Амир в этот момент сел за стол и обратил на неё внимательный взгляд, что-то услышал в её словах. Фиса посмотрела сначала на меня, потом перевела свой взор на Амира:

— Гнев свой остуди и ответ Рине дай… жена она тебе али игрушка, как энтим… потому как легко железного паука мужем обозвал, значит, сомнением оскорбил… жена мне, и энтому женой можешь стать, коли его победа будет.

— Фиса, я даже не думала…

— Это ты… душа чистая, солнце в небе чёрном… на любви одной живёшь, сомнение не допускаешь.

Я всё ещё не понимала, куда она клонит, только вспоминала фразу Амира, которая так задела Фису. Что-то не понравилось ей так, что она пошла на открытую конфронтацию с вождём. Амир молчал, наклонив голову и сложив руки на груди, смотрел на неё тёмным тяжёлым взглядом.

— Велик вождь, а с тобой мир у ног… Жужука путь указала. Акушка рыбка мелкая, килька полосатая, да и то соображение имеет — волос твой сила немереная… всему народу спасение… токмо тебе погибель.

— Я… ты сама сказала, что они мне помогают энергию…

И тут всё встало на свои места — моя любовь совершает чудеса, я всех меняю, могу что угодно сделать, и ноги отрастить и руки, детям помогу появиться. Любым детям, не важно, ирод или человек, постою рядом со своими удивительными волосами, энергию наберу из пространства и передам. Разменная монета, кто владеет, тот и разменивает как угодно, на любое чудо. Неужели мужу не помогу?

— Что… скажи… или ещё подождешь? Вдруг я горы раздвигать научусь… хотя у тебя самого получается… только… ты знаешь, я бы не стала Акиро помогать… не люблю железа в постели.

Я поднялась и медленно вышла из столовой, Вито появился сразу за дверью, но близко подходить не стал, натолкнулся на мой взгляд. Так и шёл вслед за мной до спальни. Когда я села у окна, опустился рядом и обнял за плечи.

— Рина, Амир любит тебя.

— Не знаю… Вито, я ничего не знаю… так хочется быть просто женщиной.

— Ты удивительная женщина.

— Не хочу быть удивительной, не хочу быть предначертанием… кто-то начертил, а я страдаю.

— Рина, твоя боль…

— Вито, не о боли речь… я ни о чём не жалею, я бы всё заново прошла, если понадобилось…

— Не говори так!

— Опять кричать на меня будешь?

— И топать ногами. Я невротический истерик, сама диагноз поставила.

— Истерический невротик.

Вито погладил меня по голове, и я прислонилась к нему. Слёз не было, только очень больно в груди, что-то щемило и ворочалось в сердце.

— Мало того, что ужасно выгляжу с этими волосами, так ещё теперь все из-за них ловить будут. Постриги меня.

— Я не умею.

— Ты всё умеешь…

— Ты получаешь энергию через них. Они тебя спасают.

— Не хочу спасаться…

— Рина.

— Ты говорил с Мари?

— Говорил.

— Как она?

— Она далеко. Скучает.

— Передавай ей привет от меня.

— Я передал. Сказал, что с тобой всё хорошо. Она не поверила.

— Почему?

— Сказала, что должна сама на тебя посмотреть. Только когда видит сама, только тогда точно знает. Она всё понимает.

Дочь своего отца, точно, как Амир. Только когда сам видит и чувствует.

— Это неправильно, что я…

— Сомневаешься?

— Да. Я не должна сомневаться в нём, понимаешь, если люблю, то не должна сомневаться.

Вито вздохнул, опять погладил меня по голове.

— Мы не умеем говорить… Мари тоже не всегда меня понимает.

— Но вы же с людьми разговаривали, ну, на ваших заданиях. Амир вообще хитро-мудрый.

Послышался странный вздох, и последовало признание:

— С чужими просто, с ними игра, главное — добиться результата… не важно, что будет потом.

— Со мной сложно?

— Очень… как на минном поле.

— Что?

— Никогда не знаешь, на каком слове взорвёшься.

— Я мина?

— Ты неприступная крепость, вокруг которой разложены мины.

— Вито…

Он вздохнул:

— Рина… я не знаю, как убедить тебя, что нам, нам всем…

— Свободен.

Я опустила голову, а Вито, прежде чем встать, провел рукой по моим волосам. Он не исчез, медленно встал и вышел из комнаты. Амир стоял у постели, не пытаясь приблизиться ко мне, и я похлопала ладошкой по полу, приглашая присесть рядом. Сделала, а сама подумала — интересно, кто-нибудь уже так вождю давал понять, что ему можно сесть рядом?

Амир понял мой жест и сел, свесил руки с колен и вздохнул, покивал головой каким-то своим мыслям.

— Почему кровь Жаклин не подходит боевикам?

Мой голос подрагивал, но кто-то должен начать трудный разговор, не важно, с какого вопроса, просто рот открыть и издать звук.

— Для боевиков набирают только мужскую кровь.

— Она отличается от женской?

— Энергия другая.

— Сильнее?

— Другая.

Амир отвечал спокойным голосом, но вдруг опустил голову и добавил:

— Из определенных мест.

И я задала вопрос, который меня никогда не волновал, но почему-то именно сейчас решила его задать:

— А ты, для тебя какую кровь… привозят… как… насколько тебе хватает, ведь иногда ты целыми днями рядом со мной бываешь.

Молчание длилось долго, Амир смотрел в темноту и сжимал губы, наконец, ответил:

— Для меня кровь привозят из твоего города. Чтобы сохранить единую энергию. Мне достаточно принять один раз в сутки. Я могу не питаться несколько дней без ущерба для своего организма.

Зачем мне это знать? Я никогда об этом не думала, не ест при мне и не ест. И почему именно сейчас, когда во мне опять зародились сомнения, мне важно узнать, как он питается? Чистота крови, Амир контролирует, какая кровь попадает ему и его боевикам. И чистота энергии… он хочет, чтобы у нас была единая энергия, поэтому кровь из моего города, я же всю жизнь там прожила.

— Я совсем не скучаю по своему городу, даже ни разу не вспомнила. Мне интересно с тобой.

— Рина…

— Амир, я не справилась со своим предназначением…

— Мне нужна ты!

Амир подхватил меня на руки, глаза сверкали, а губы пламенели:

— Рина, мне нужна ты! Только ты! Мне нужна жена, просто жена.

И вдруг шёпот:

— Я боюсь тебя потерять, каждый момент ужасные мысли, что ты не выдержишь, что-то случится, и ты исчезнешь из моей жизни… я смотрю на тебя и ненавижу всех мужчин, ревную тебя ко всем… и к Акиро…

— Но я же его даже не знала…

Я забыла все свои сомнения и счастливо прижалась к Амиру.

— Он посмел назвать тебя…

Но не сказал, как меня назвал Акиро, плотно сжал губы и опять сверкнул глазами, разгневанный шейх. И неожиданно успокоился, длинно вздохнул, сел на пол и прижал меня к себе.

— Рина, прости меня.

— За что?

— Я глупый ревнивый вождёк.

Звук, который я издала, вызвал горький смех и вздох. Выждав паузу, чтобы справиться с голосом, уточнила:

— Почему глупый?

Слова «ревнивый» и «вождёк» я оспаривать не стала, про вождька мы уже выяснили давно, а что ревнивый знают все. Амир опять вздохнул:

— Я вождь и Тёмный, всю жизнь существовавший на хитрости и силе. Совершал невероятные поступки для достижения своих целей. И теперь не знаю, как убедить тебя в том, что единственное, о чём мечтаю… это ты… твоя жизнь.

Коснулся губами моей щеки и заговорил мрачным голосом:

— Мне не нужны твои способности… какие бы чудеса ты не совершала… каждый раз я умираю, когда ты лежишь без сознания… когда боль терзает твоё изумительное тело… я готов отдать всё, свою жизнь за тебя, твою прекрасную улыбку, твоё спокойствие…

— Я тебе верю.

— Рина, мне сложно верить… и я не знаю…

— Я верю тебе.

Амир приподнял меня на руках и взглянул в глаза, а я постучала ему пальчиком по лбу:

— Ты только разговаривай со мной… говори, чтобы я понимала тебя, обещал же разговаривать…

— Обещал.

Стремительное движение и мы уже лежали на постели. Амир устроил мою голову у себя на груди, полежал несколько секунд, и встал. Я удивилась, но вопросов задавать не стала, а он снял пиджак, секунду постоял и снял галстук. Мне пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы не захихикать — он снимал галстук так торжественно, как будто это был последний элемент его одежды. Такое ощущение, что без галстука он чувствует себя голым. Снова устроившись рядом со мной, Амир обнял меня и заговорил чуть ироничным голосом:

— Я всегда пользовался успехом у женщин. Человеческих и наших.

Ничего себе начало откровенного разговора, как-то уж слишком.

— Но ни одна из них не привлекла моего внимания. В моём гареме было несколько принцесс, их привели отцы в надежде, что таким образом обеспечат своим городам более выгодные отношения с хасами.

Погладив по голове и едва коснувшись губами моих невероятных волос, Амир признался:

— Несколько женщин я купил на торгах.

— А разве в те времена ещё были невольничьи рынки?

— Были. Учебники истории не имеют никакого отношения к действительности того времени.

— Ты читал учебники?

— Читал.

Усмешка была кривой и угрюмой, но Амир скосил глаза, заметив мой взгляд, улыбнулся:

— Я много читал.

Конечно, читал, собирал всю возможную информацию обо всех и обо всём.

— О женах я тебе уже рассказывал.

— Ну да…

Я с интересом смотрела в посветлевшую голубизну и пыталась понять — что муж задумал? А он ослепительно улыбнулся и продолжил:

— Жаклин не первая, которая привела свою дочь ко мне. Некоторые матери просили обратить своих дочерей, чтобы дороже продать — их же обратил сам Амир.

— Но ты же женщин не…

— Нет.

— И куда они потом?

— Находили других Тёмных.

— Амир, а как находят тебя? Ну, обычные люди. Я всю жизнь прожила в твёрдой уверенности, что есть только люди…

Не найдя слов, я смутилась, и опустила голову, нашла о чём спрашивать, но Амир ответил:

— О Тёмных многие знают. Если хочешь найти — найдёшь. Ты никогда не сталкивалась с тёмной стороной жизни.

— А что такое тёмная сторона? Преступники?

Амир посмотрел таким взглядом, что мне пришлось опять спрятаться на его груди.

— Преступники в том числе.

По сравнению с ним я наивный грудной ребенок, эмбрион.

— Амир… прости меня за мои сомнения… я на самом деле…

— Ты удивительная. Даже если сама не хочешь быть такой.

Прошло всего несколько секунд и уже другой тон:

— Такие как Акиро появлялись всегда. Достаточно кому-нибудь пообещать выгоду, не важно — какова цена, сразу находился наёмник, готовый исполнить любой приказ. Только возможности меняются. Ты спасла меня.

Мне не хотелось говорить о своем участии:

— Тебе важна цена.

— Я нарушал много законов в достижении своих целей. Рина… ты моя жена, единственная женщина, ты не разменная монета… ты моя мечта…

Не хочу ничего знать, никакой его прошлой жизни. Не хочу знать, что будет завтра, есть только сегодня, всего лишь момент, но он такой сладкий, такой щемящий. Я поднялась и поцеловала горячие губы, погрузила пальцы в густую шевелюру — нет ничего, есть только мы.

Как мы оказались в бассейне, я не успела понять, Амир целовал меня и вдруг мы опустились в воду. Я ойкнула, но коснулась пальцами чего-то мягкого и открыла глаза. Цветы, кругом цветы. Бутоны роз покрывали всё пространство: белоснежные, алые, жёлтые, они слегка покачивались на воде, освещённые отблесками огня свечей.

— Амир… так красиво…

Мое платье сразу намокло, и пока я рассматривала окружающую красоту, Амир несколькими точными движениями раздел меня и разделся сам. Разной высоты свечи создавали удивительную картину живых теней, которые передвигались по стенам и опускались в воду, теряясь среди лепестков.

Амир плавал вместе со мной, прижимал к своей груди и опускался под воду, медленно поднимаясь над шевелящимся цветным ковром. Он улыбался мне, когда я осторожно открывала глаза в воде, чтобы посмотреть на него, или надувала щёки от недостатка кислорода. Его большое тело обнимало меня, крутилось вокруг, и обнажённым смотрелось ещё крупнее, а я казалась себе маленькой круглой рыбкой.

Так любить может только навечно истосковавшаяся душа, у которой не было надежды. Заточённая в гигантском теле, наполненном невероятной силой, она стремилась ко мне, как птица стремится в небеса, в надежде ощутить хотя бы мгновение счастья. Не обладать, а отдавать себя, наполнить силой, своим счастьем от дыхания, от возможности коснуться, прижать к себе ласковым движением любви. Амир ждал меня шестьсот лет, его прекрасное тело, олицетворение мощи воина, обволакивало меня собой, закрывало от внешнего мира, даже если этот мир — всего лишь бассейн с цветами. Пламенеющие губы позволяли себе недостижимое счастье прикоснуться к местам, недоступным даже в мечтах, а пальцы не могли остановиться в стремлении познать меня.

Я никогда не любила, не знала своей души и своего тела. Не могла представить, что душа может петь от прикосновения горячей кожи, а тело пылать от одного взгляда, наполненного затаенной многие столетия нежностью. И Амир узнавал себя вместе со мной, впервые ощущал жар женского тела, охваченного страстью. Он чувствовал каждое моё прикосновение, движение руки, отзывался всем своим гигантским телом на мой вздох. Мы ждали друг друга, наши души не могли любить никого, а тела не чувствовали чужого пламени — только мы, только эти глаза и эти губы.

Тихий звук проник в сознание, заставил губы улыбнуться, но глаза не открывались. Песня, так звучать может только песня счастливой души. Мелодия слов любви лилась и лилась, к ней добавились ласковые пальцы, нежно касавшиеся лица.

— Амир…

— Любимая…

Я открыла глаза, голубизна сверкала так, что я прищурилась.

— Любимая, солнце в небесах не может соперничать с тобой… его свет меркнет, когда ты открываешь глаза.

И сразу поцеловал, нежно-нежно, обнимая мои губы своими губами.

— Рина… твоё имя самая сладкая песня, звучащая в этом мире…

Он что-то шептал на своем певучем языке, прерываясь на поцелуи, не давая мне возможности открыть глаза и что-то сказать. Нега тела и счастье души, впервые они соединились в руках мужчины. Я улыбнулась в губы Амира и прошептала:

— Небеса… я лечу…

— Летим.

Амир как-то повернулся, и мы поднялись над постелью. Мой «ойк» рассмешил его, и послышался тихий смех:

— Места мало.

А я увидела спальню с высоты потолка.

— Амир…

Кругом были лепестки цветов, даже на стекле окна непонятным образом держались алые линии, а у постели стояли большие низкие вазы, заполненные высокими стеблями с белыми шарами на концах, как кусочками облаков. И вся постель покрыта множеством лепестков.

— Ты самый прекрасный цветок…

— Я — цветок?

— Самый удивительный… единственный в мире цветок.

Мы медленно опустились на постель, и Амир прошептал:

— Я люблю тебя… какое удивительное слово… люблю… сколько в нём счастья… в нём ты… твои глаза… твои руки… твои удивительные губы…

Замерев от этих слов, я прижалась к его груди, а он всё повторял:

— Я люблю тебя… люблю… люблю… прекрасный цветок…

— Амир…

— Слова, какие удивительные слова…

Он смаковал звуки, когда говорил необычное для него слово «люблю», которое никогда не произносил в своей многовековой жизни.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

Хихикнув, я заявила:

— Я первая сказала… призналась, а ты молчал…

— Я не молчал, я говорил…

— И кому ты говорил? Прошепчет, когда я толком ничего не понимаю, и убежит, или я… убегу… ну, сознание потеряю. А вот так, серьёзно, не говорил.

Амир хмыкнул, чмокнул меня в нос и встал. Идеальное мужское тело — широкие плечи, мускулистые руки и торс борца, длинные ноги, твердо стоявшие на лепестках роз. Смуглая кожа превращала эту фигуру воина в прекрасную статую, а седина на висках подчёркивала ослепительную голубизну глаз и черноту волос. Я представила себя на постели, и стала водить рукой вокруг, в надежде нащупать одеяло и прикрыться. Амир улыбнулся и встал на колено, протянул руку, сказал несколько слов на своём певучем языке. Не зная, что делать, я всё же подала ему ладонь.

— Рина, я люблю тебя, самую удивительную и прекрасную женщину, свою единственную жену.

Добавил ещё несколько слов, произносил их торжественно, глаза потемнели, и я встревожилась:

— Что ты сказал? Амир, если ты любишь меня… говори…

— Я поклялся, что больше ни одна женщина не разделит со мной ложе.

Хмыкнув, я не нашлась, что сказать на такую клятву. Все оставшиеся шестьсот лет? Моё сомнение выразилось в глазах, и Амир подтвердил:

— Все шестьсот лет.

— Долго…

— Только ты.

— Шестьсот лет?

Даже если проживу, а это ещё ни одному человеку не удавалось, то вид уже будет не для ложа, тем более такого вождя. Я хихикнула, и сейчас скажем так, не супермодель, а дальше что? Но Амира этот вопрос не волновал — он улёгся рядом и заявил:

— Отпуск.

5

С арифметикой у Амира свои отношения, как повелось с первого дня моего знакомства с ним, так и продолжается. Каждое утро начиналось с того, что Амир торжественно объявлял:

— Отпуск.

Вождь сам решает, сколько дней на самом деле должен длиться отпуск. В смысле, сколько дней в одном дне.

Уже на следующее утро я поняла, что оказалась в гареме, самом настоящем. И за свободу придётся бороться. Амир сам ходил за едой — исчезал на несколько минут, появлялся с большим подносом и внимательно следил, чтобы я обязательно ела. Причём одеваться не считал нужным. Когда я уходила в ванную комнату, ждал меня у двери. Я хихикала, пыталась бороться, возмущалась, могла из вредности целый час пролежать в ванне, а он спокойно входил и усаживался на пол рядом со мной. Ничего не помогало: Амир улыбался, кивал головой, полностью со всем соглашался, и всё повторялось. Ни мгновения не оставлял меня без своего внимания. Только не усыплял насильственным способом.

Мы много плавали в бассейне, и каждый раз там были новые цветы. Амир укладывал меня на себя, сам плыл на спине, а я собрала цветы в букет и любовалась его глазами. Удивительная голубизна, такой цвет глаз не может быть в природе, такой яркой чистоты, ничем, ни одним мазком не запятнан другим оттенком. И такие длинные ресницы, конечно, все женщины были в него влюблены.

В какой-то из дней Амир провёл руками по моей голове и грустно прошептал:

— Твои волосы растут…

— Растут, скоро косы можно будет заплетать. Хорошо хоть мягче стали, а то как проволока… настоящие антенны.

— Очень красивые волосы… но не твои.

— Не мои? Но они же растут на моей голове, значит — мои.

Амир отвёл глаза и сильно прижал меня к себе. Не буду думать, пусть будет, что будет, раз волосы растут, значит должны расти.

— Они меня спасут.

— Спасут.

Воспользовавшись тем, что Амир сказал хоть слово, кроме восхищения мною, какая я удивительная и прекрасная, сразу спросила:

— А тебе мои волосы разве нравились? Ну, мои… те космы…

— Твои волосы всегда были со мной.

— Как… ты меня обстригал… по ночам?

Я поднялась и изумлённо взглянула в сияющие глаза, а они сощурились и весело сверкнули звёздочкой:

— Ты причесывалась, и я их собирал… носил с собой.

— Собирал? Мои волосы с расчёски?

— С расчёски убирала Фиса, я собирал те, которые упали на пол.

Так как я продолжала удивлённо на него смотреть, он усмехнулся, встал и достал из пиджака, мирно лежавшего уже несколько дней на кресле, золотистый пакет. В нём были мои волосы, аккуратно перевязанные золотой нитью.

— Твои волосы… это ты…

— А в камерах не я? Ты же наблюдал за мной.

— Наблюдал. Но камера не передает твой аромат… твоё очарование…

Он снова улёгся рядом, крепко прижал меня к себе и признался:

— Мне казалось, что твои волосы как тоненькая ниточка между нами… и что когда-нибудь я смогу приблизиться к тебе.

— Я же всегда рядом с тобой…

— Рина… я смотрел на тебя и думал лишь о том, что должен тебя спасти, любым способом спасти…

— Ты меня спас, и я рядом с тобой.

— Меня спасла ты… всегда ты меня спасала…

Я нашла способ уйти от разговора, и Амир подчинился поцелую. Но вечером, после плотного ужина и разборки из-за закрытой двери, он вернулся к своему спасению.

— Амир, я что, навечно в спальне поселилась?

— На время отпуска.

Чистый ясный голубой взгляд, и ответ, на который сложно что-то сказать. У Амира никогда не было отпуска. Его никогда не любила женщина, и он никого не любил. И скоро, может быть очень скоро, через мгновение, этот отпуск закончится. Я протянула к нему руки, и он обнял меня.

— Амир… прости меня, я люблю тебя, люблю…

— Рина, ты мечта…

— Всё ещё мечта? Я люблю тебя!

— Ты… ты спасла меня, своей болью заплатила за счастье ирода…

— Амир…

— Рина, я ирод… невероятно счастливый, недостойный этого счастья…

— А я?

Амир не понял вопроса и вскинул на меня глаза.

— А я достойна счастья?

— Ты должна быть счастлива.

— Ну вот, тогда сделай меня счастливой. Вся ответственность за моё счастье лежит на тебе.

Глаза стремительно потемнели, а я засмеялась, вот так, любимый вождь, у тебя теперь началась другая жизнь, в которой появилась новая цель. Я имела в виду, что только с ним могу быть счастлива, но, пожалуй, Амир как-то иначе понял мои слова. Он надолго замолчал, и объятие стало каким-то чужим, холодным.

— Амир, что случилось?

— Рина… ты человек…

— Да, а ты не знал?

Но он не обратил внимания на моё кокетство, погладил по голове, коснулся губами лба.

— Ты прекрасная человеческая женщина, ты рождена для любви… твоё изумительное тело источает любовь… ты вся сама любовь…

— Тебе это не нравится?

Я возмущённо встряхнула головой, освободилась из его рук и гневно взглянула в тёмные глаза, вот и поссорились непонятно из-за чего. А ответ Амира ввёл в шок:

— Нравится… ты восхитительная… человеческая женщина, и можешь быть счастлива только с человеком.

Всё, что угодно я ожидала услышать после этих дней счастья, но только не это! Амир мрачно насупился, а я хватала ртом воздух, не в состоянии ничего сказать. Мне понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться и сложить мысли. Это ревность, невозможная ревность ко всему, что меня окружает, Амир готов спрятать меня в этой спальне, закрыть от всего мира. И придумал себе оправдание, что я могу любить только человека, а на самом деле нашёл повод, чтобы никто не мог даже взглянуть на меня. Гарем!!

— Хорошо.

Мне удалось встать с постели, хотя Амир и пытался меня остановить, но я боролась изо всех сил, и он отступил.

— Рина, куда ты?

Я ушла в гардеробную и закрыла за собой дверь. Не зная, чем закрыться — замков нигде не было, ни на одной двери, кроме входной, но и её сама не умела закрывать — я притянула стойку с платьями и прикрылась ими.

— Что ты делаешь?

Амир стоял у входа и смотрел на меня поверх стойки изумлённым взглядом.

— Ты же этого хочешь, чтобы я сидела …в…в гареме!

— Рина, какой гарем… о чём ты говоришь?

— Ты придумал, что я могу любить только человека, спрятался за это… а я люблю тебя! Понимаешь — тебя!

Пыхтя от напряжения, я притянула ещё одну стойку, оглянулась вокруг и увидела коробки с обувью, ага, именно то, что нужно. Баррикада из коробок закрыла от меня Амира, и я облегченно вздохнула, ну, вот, пусть посидит без меня. Покидав шубы на пол, я устроила себе мягкое гнёздышко и улеглась, прислушиваясь к тишине за баррикадой, ни звука — вождь думает. Вот пусть и думает.

Я проснулась завёрнутая в руки Амира.

— Доброе утро.

— Доброе…

Оглянувшись вокруг, я увидела, что мы лежим на пуховом гнездышке, а баррикада из коробок, как и прежде, перекрывает вход в гардеробную.

— Как ты сюда попал?

— Попал.

Ну, конечно, разве его может остановить стена из картонных коробок.

— Пора завтракать.

— Что ты надумал?

— Я думал?

— Разве нет?

— Я ждал тебя, понял, что ты решила здесь спать, и пришёл к тебе.

И как с таким мужем разговаривать? Ведь всё понял, по хитрому взгляду ясно, но обсуждать со мной не будет. Успокоилась жена и уже хорошо.

— Я дурочка?

— Нет, ты прекрасная женщина.

— Тогда почему ты не слышишь меня?

— Я слышу.

— И что ты услышал?

— Ты сказала, что любишь меня.

— Я это сказала, а ты услышал?

— Услышал.

Поцелуй был хорош, но я снова спросила:

— И что ты услышал?

— Рина… я люблю тебя…

— А я? Если я человеческая женщина, значит — мне верить нельзя?

— Тебе пора завтракать.

— Амир!

Он обнял меня так, что я пискнула, но движение было рассчитанным: никакой боли, только крепкое объятие.

— Рина… я ирод… страшный ирод… я забылся в счастье и позволил себе… прости меня.

— Что позволил? Любить? Значит, ты меня на самом деле не любишь? Обман? Ты меня обманываешь…

Женские слёзы не может выдержать ни один мужчина, ирод тоже. Я тихонько заплакала, прижалась к горячей груди, погладила её ладошкой. Вот одна слеза упала, вторая, третья не успела сорваться с кончика носа, Амир приподнял меня и взглянул тоскующим, синим взглядом:

— Рина, я люблю тебя… но я…

— Да, ирод… я знаю… нельзя человеческим женщинам иродов любить… одно страдание от той любви…

И запела о том, как ромашки спрятались и лютики завяли, и сколько бедным женщинам приходится страдать от любви к красивым мужчинам, любовь у них непостоянная, верить нельзя совсем. Не позволю ему рухнуть в очередное сомнение, мне и своих хватает, да ещё Фиса может добавить, чтобы мы быстрее друг друга поняли. Амир попытался переубедить меня:

— Рина…

Я сжала губы и остановила его:

— Амир.

Утерев слёзы, я попыталась встать, но Амир не позволил:

— Я люблю тебя…

— Я знаю. Ты завтрак уже принёс? Есть хочется.

— Принесу.

Это было удивительное зрелище — как Амир убирал коробки. Вот он встал, и коробки стали исчезать одна за другой, сами по себе оказывались на полках. Стойки тоже сами отъехали на прежнее место к стене. Дорога в спальню открыта.

— Хорошо иметь такого мужа в хозяйстве.

Амир улыбнулся и подхватил меня на руки:

— Я хозяйственный.

— Подай мне платье.

— Платье?

— Да.

— Зачем?

Нормальный мужской вопрос — зачем жене платье? И взгляд такой наивный, голубой-голубой.

— Это иродам можно голыми ходить, а люди…

Я высоко подняла палец, он проследил за ним, и снова посмотрел наивной голубизной.

— …человеки голыми не ходят. Ты всё время мне говоришь, что я такая-сякая человеческая женщина. Буду в платье ходить.

Угроза была серьезной: я уже пряталась в гардеробной, физически воздействовать на меня невозможно, сразу что-нибудь сломается, даже если просто надуюсь — уже проблема. Я смотрела в эту голубизну, которая начала темнеть, и понимала, что с ним только такой откровенный шантаж и может сработать. Никакие доводы логики не помогут. Последовал осторожный вопрос:

— Ты хочешь идти в столовую?

— Нет.

— Тогда зачем платье?

— Повторяю: человеческие женщины, которые только человеков могут любить, не ходят голыми.

Не знаю, насколько мне удалось изобразить грозный вид, но Амир хмыкнул и вышел из гардеробной.

— Амир! Платье!

— Пока ты моя жена… а я как ужасный грозный ирод…

— Пока?!

— Ты ещё не нашла своего человека.

Взгляд потемнел, а губы плотно сжались. Он мне напомнил Ани, как я его убеждала, что именно на ней он должен жениться. Но я решила продолжить игру:

— Ты теперь будешь искать мне мужа?

— Нет.

Амир рассердился и усадил меня на постель. Я прикрылась покрывалом, разметав лепестки роз. Муж несколько раз прошёлся по комнате, сложив руки на груди, зрелище исключительное. Гигантская фигура раздраженного вождя в обнажённом виде. Я наблюдала за ним и любовалась — ну как я его кому-то хотела отдать, вот дурочка была. Никогда и никому. Ругайся, ревнуй, раздражайся, но в гареме я не останусь. В спальне я превращусь в бездушную куклу: пришёл, получил удовольствие, чмокнул и исчез по своим делам, а ты жди, дорогая, я потом к тебе ещё приду. Пусть даже гарем устроен ради моего же блага, типа так охранять легче. Или — я ужасный страшный ирод, тебя недостойный.

Наконец, Амир успокоился, длинно вздохнул и встал передо мной на колени.

— Рина, ты не видела меня настоящего.

— Я вижу тебя сейчас, такого, какой ты есть на самом деле, а когти и клыки… ну, что ж, всякое бывает. Я тебя не боюсь.

Чернота глаз на мгновение сменилась синевой, но лишь на мгновение.

— Ты не знаешь…

— Амир, я знаю, что знаю. И вообще, корми меня, наконец, я голодна.

Так как он не двинулся, я начала перечислять его достоинства:

— Ты красивый, умный, сильный…

— Очень сильный.

— Очень, это же хорошо, можешь на руках носить, плавать в бассейне и летать, одни удовольствия.

Усмешка всё-таки была не такой горькой, хотя глаза и становились всё тоскливее и тоскливее. А я продолжила:

— Хозяйственный… я вот никогда хозяйством не умела заниматься, и готовить тоже не умела… а ты так всё умеешь организовать везде… Амир, неужели ты думаешь, что я могу променять тебя на кого бы то ни было? Даже если ты не веришь в мою любовь.

Вот не могу я как Фиса откровенно говорить, а то добавила бы, что и как мужчине нет ему равных. Мысль сформировалась, и я высказала её, прижав его руку к своей груди:

— Амир… это тело… любит только тебя.

Завтрак превратился в ужин, обед исключился, несмотря на то, что Амир его принёс. Его тело тоже любит меня, никак не может оторваться, а глаза не могут налюбоваться. Длинные пальцы путешествовали по мне, гладили кожу, прокладывали путь губам, которые пламенели и своим жаром будили во мне вулкан страсти. Это не могу быть я, холодная рыбина, которая и целоваться-то не умеет, не говоря уже о восторге страсти. И я изрекла это Амиру за ужином, чем привела его в состояние шока. Он долго удивлённо смотрел на меня, потом повторил:

— Холодная рыбина…

Его глаза потемнели, и он опустил голову, изменившимся голосом признался:

— Я был холодной рыбиной… которая вызывала только ненависть.

— Ты не любил, и я не любила. Мы оба не умели любить, так бывает, так тысячи людей живут. Они просто живут, и не знают, как это… и я не знала.

Уже ночью, прижимая меня к своей груди, Амир вдруг заговорил о себе:

— Для вождя все люди только орудие достижения цели. Женщины предназначались для рождения преемника. Меня интересовали лишь…

— Технические характеристики.

Амир вспомнил собственное определение и засмеялся:

— Да… но и внешняя обшивка тоже имела значение. У женщины обязательно должны быть голубые глаза.

— Чтобы у детей были такие?

— У вождя всегда только голубые глаза. Рождённых с другим цветом глаз убивали.

— Убивали? Зачем, ну не будет ребенок вождём… А другие дети? Ведь у твоего отца было много детей.

— Они оставались в гареме. Мальчиков оскопляли, а девочки никогда не знали мужчин. Кровь вождя не могла уйти на сторону.

— Ужас…

Никакой борьбы за престол. У девочек не было надежды вообще выйти из гарема, а жизнь мальчиков превращалась в кошмар существования — не мужчина и не женщина. Безнадёжное ожидание смерти.

— Неужели никто не пытался изменить… ну, бороться как-нибудь…

— Если есть сильный вождь, кто будет бороться за жизни непригодных к управлению детей?

— А девочки? Они же были красавицами… неужели ни один мужчина не влюблялся в них?

— Их видели только служанки гарема. За попытку проникнуть в гарем вождя убивали весь род.

— А охрана?

— В охране той части гарема, где они жили, тоже были женщины. Женщины-воины.

Конечно, Амир не заметил Мари — она для него не существовала. Ей была предназначена тоскливая не нужная никому жизнь, её и выставили тогда только для того, чтобы вождь знал количество своих детей.

— А если вождь погибал рано? Ну, или болел чем-нибудь, а преемник ещё очень маленький… кто тогда правил народом?

— Вожди не болели, Сила хранила вождя.

Он замолчал, а я поняла — поэтому он остался в живых, именно вождя и спасла Сила, только с ним есть такая связь. А Мари выжила, потому что её спасла кровь женщины с севера, уникальной по своей природе.

— Амир, а может Заряна имела какое-то отношение к народу Софии? Поэтому Мари и выжила? В ней соединились две крови, две силы…

— Нет, я проверил. Мари родственница тебе.

И такой нежный взгляд, как будто я действительно ей тётка по материнской линии.

— Мари удивительная девушка. Она такая… такая красивая, умница, такая нежная душа… она любит тебя.

Я грозно на него посмотрела, пусть только скажет, что его любить нельзя. Хотя смешно выглядит — говорю о любви, а сама условия выставляю, как ему с собственной дочерью общаться. Амир неожиданно мягко улыбнулся и выдал признание:

— Мари сложно быть моей дочерью.

Сразу воодушевившись, я приподнялась на локте и начала перечислять её достоинства, которые, по моему мнению, она унаследовала от него:

— Конечно, дочь своего отца! Мари такая деловая, всё всегда знает и умеет, она так быстро выучила язык, в первый день ещё с акцентом разговаривала, а потом сразу, как я… а школа? А мутанты? И вообще… она вся в тебя, с энергией так умеет обращаться, а как поёт!

Амир засмеялся и прижал меня к себе:

— Песням ты её научила.

— Песням ладно, у вас же никто не пел… она и с войсками сумеет, она так твоих великолепных сумела…

Мне удалось остановиться и не выдать Мари — как она Сэма с Виктором на место поставила — правда, для этого пришлось крепко сжать губы и выпучить глаза. Амир расхохотался и сам признался в том, что всё видел:

— Мари сумела, хотя они только мне подчиняются.

И тут я задала вопрос, который надо было когда-то задать, получилось, что сейчас:

— А великолепные уже забыли меня?

— Нет.

Вот это да! Мое вытянувшееся лицо развеселило Амира, и он опять засмеялся:

— Рина, они не могут тебя забыть, но теперь у них своё отношение к тебе… как к жене Тёмного.

Жене Тёмного, а не вождя. Он для них главный Тёмный, единственный тот, чьи приказы не обсуждаются. Но он не заставил их совсем меня забыть, позволил иметь собственное мнение.

А утром отпуск закончился. Я проснулась одна. Костюма на кресле не было. Грустно полежав, я встала и пошла в бассейн. Лепестки роз грустно покрывали всё пространство, свечи грустно мелькали, а я задала себе вопрос, на который не было ответа. Грустно поплавав среди тонкого аромата, я произнесла свой вопрос ещё раз, и сама себе ответила:

— Не знаю.

— Что ты не знаешь?

Амир опустился рядом на скамеечку, и обнял.

— Скажи… тебе было бы приятнее, чтобы я ждала тебя в спальне? Просто ждала изо дня в день и никуда не выходила, ни с кем не разговаривала… сидела у оконца и ждала?

Он опустил голову, вздохнул, сделал смешное лицо — губы бантиком и высоко поднятые брови, только потом ответил:

— Вождю эта идея нравится… а я готов выпустить тебя… до столовой.

Засмеялся, подхватил меня на руки и чмокнул в нос:

— Я скоро вернусь… всего несколько часов… Фиса уже ждёт тебя.

Он передал меня Фисе из рук в руки, буквально. Она сидела на постели в странном платье из грубого холста, с ногами и руками, обмотанными таким же холстом. Как только мы вошли, она запела непонятные слова тонким голосом и высоко подняла руки, Амир поставил меня между её рук и исчез. Звук странным образом окутал меня энергией, и я вскоре уже не могла двинуться, даже губами шевельнуть. А Фиса всё пела и пела, время от времени взмахивая руками. И я постепенно покрылась плотным слоем энергии, которая казалась мне скафандром. Громкий вскрик, я приподнялась над полом и упала.

В себя я пришла уже на постели, прикрытая покрывалом. Рядом стояли Фиса и Вито.

— Ну, Витек, поди, погуляй, мы с Риной посплетничаем.

Прежде чем исчезнуть Вито улыбнулся и коснулся кончиками пальцев моей руки:

— Рина, доброе утро.

— Доброе… Фиса, что ты со мной сделала…

Ведьма присела на постель и стала разматывать куски холста со своих рук.

— Ох, Рина… и что только вождь не придумает… вона ведьмой ихней стала… едва слова-то выговорила… каженный день как азбуку учила.

Возмущённо взмахнула остатками холста на руке:

— Я ему уж и так, и сяк… а он по-нашему и всё тут!

— Фиса, а когда ты с ним успела говорить?

Чего-то я опять не понимаю, вроде Амир постоянно был рядом со мной… ага, а сколько я спала? Фиса кивнула моим мыслям:

— А как уснёшь, так и выходил, у стеночки встанет, да и начнёт приказы выдавать…

— Почему у стеночки?

— Так тебя слушал, коли вздохнёшь, так сразу к тебе… чтобы одна не просыпалась.

От смущения я отвернулась от неё, и как мне теперь с ней разговаривать? Хотя с ней легче — она женщина, а с Вито и Робертом? Столько дней я не выходила из спальни…. Настоящий медовый месяц. И вздохнула, жена, всё-таки я — жена Амира.

— А вам хоть удалось с Робертом встречаться… раз вождь был занят.

Спросила и опять покраснела, как юная девица после первого поцелуя. Аккуратно сложив полоски холста, Фиса посмотрела на меня ласковым всё понимающим взглядом мудрой ведьмы.

— Дак сказал дома будьте… а дома-то завсегда времечко найти можно.

И тоже покраснела как маков цвет. Мы переглянулись и хихикнули, две счастливые женщины.

— Родя в доме?

— С Амиром уехал… Рина… знать такого не знала, ведать не ведала, что таково может быть.

Она закрыла лицо руками и счастливо засмеялась, а я улыбнулась, вот как теперь в этом доме, настоящем доме, не дворце и шатре вождя — а доме. Доме, где властвует любовь.

И сразу решила все влюбленные пары пересчитать:

— А Мари? Она не приезжала?

— Витёк ездил.

Быстрый взгляд в мою сторону и широкая улыбка, я сразу заподозрила неладное и затребовала объяснений:

— Фиса, говори.

— Ты, небось, уговорила вождя… Витька к Маше послать, да отпуск выдать аж на три дня.

— Отпуск? Вождь дал Вито отпуск?

Фиса радостно закивала головой:

— Долго говорил, отвёл Витька в сторону и по-ихнему вещал, только Витёк и понимает.

— На языке хасов?

— По-ихнему, милая, по-ихнему, а Витёк-то аж побелел весь… я Родю пытала, но не знает он… Витёк сразу и уехал.

— Но сейчас у него хорошее настроение… ничего не случилось?

Счастливая улыбка Фисы показала, что всё в порядке. Она помолчала, отвернувшись от меня, но не выдержала и хитро взглянула ярким голубым взглядом:

— Возвернулся как солнце ясное, уста не удержать… быть ритуалу, быть, благословление дал вождь дочь свою за него. Ты старалась?

— Фиса… я… мне стыдно, но ни слова… знаешь Амир… он сам…

Я краснела всё больше и больше от смущения и стыда, что обо всех забыла в эти дни своего медового отпуска. И Фиса поняла, закивала головой, свела губы ниточкой и изрекла:

— Сам… счастье познал и дочери позволил… быть ритуалу, быть…

— А ваша свадьба когда?

Она зарделась ещё больше, но смогла поднять на меня счастливые глаза и прошептала:

— Так нет для нас… не было такого, чтобы Тёмный да ведьма… так жить будем.

— В грехе? А дети?

— Окстись! Мне двести лет… умом тронулась.

— Двести лет не проблема, я со свечкой постою.

Фиса махнула на меня ручкой, а я расхохоталась, тут же появился Вито с требованием:

— Рина, тебе пора уже обедать, а ты ещё не завтракала.

— Идём, Вито, идём.

Мы его изгнали из спальни и долго выбирали мне платье, я надеялась, что Амир скоро вернётся и увидит меня в полной красе. Правда, Фиса ехидно заметила, что краса моя ему больше без платья нравится.

Причёсываясь перед зеркалом, я очередной раз удивилась:

— Посмотри, волосы уже почти отрасли… всё-таки непонятно, почему они так кардинально изменили цвет… и стали очень плотными.

— Защита тебе.

— Но в одном они похожи с прежними… совершенно невозможно уложить.

Я безропотно протянула расческу Фисе:

— Забирай.

— Сказал?

— Да, а ещё признался, что с полу собирает. А как он их находит… я сейчас на полу ничего не вижу.

Фиса засмеялась и хлопнула себя по бокам, наблюдая за мной, как я пытаюсь увидеть хотя бы один волосок.

— Да неужто ровняешь себя с ним… зверем… иродом… зёрнышко с неба узреет, а ты говоришь — волосок, да ишо твой. Нюхом учует издалече.

— А ты собираешь мои волосы, чтобы генетический материал сохранить?

— Его, милая, его.

Так странно слушать Фису, когда она, поправив платочек на голове и сложив руки на животе, рассуждает о генетике.

— И колдуешь над ними?

— Колдую, милая, колдую.

Ни тени сомнения в своей правоте, сверкнула голубыми искрами и вышла за дверь.

— Витёк, забирай красавицу нашу.

В столовой нас ожидал совершенно счастливый Фред и заставленный едой стол.

— Фред… Фиса, мы с тобой навсегда в столовой останемся.

— Кушай, милая, силы восстанавливай.

И так взглянула жалостливо, как будто все эти дни я голодная в шкафу просидела. Чтобы она больше ничего не изрекла, я быстро села за стол и схватила вилку. Вито улыбнулся мне ободряюще и сел на диван. Не давая возможности Фисе открыть рот, я спросила его:

— Вито, как Мари?

— Она скоро вернётся… уладит одно дело и вернётся.

Какие у него стали удивительные глаза, в них явно просвечивает голубизна. Я не удержалась и спросила:

— Когда ритуал?

— Вождь уже назначил дату.

Понятно, мне эту дату знать не положено, раз вождь её назначил, значит, уже идёт подготовка. Вито так счастливо улыбался, что я засмеялась:

— Вито, вы оба такие удивительные… я очень соскучилась по Мари, так хочется её увидеть. И надеюсь, Яна с Алексом тоже приедут. Как София?

— Она всё ещё в пещере, но её состояние уже стабильно.

Я представила маленькую девочку в пещере, худенький шкелетик, прикованный цепями к скале. Вито догадался о моих мыслях и успокоил:

— Она вместе с Яной и Алексом. Её сестры перенесли процесс обращения легко и сейчас чувствуют себя хорошо. С ними дядюшки.

Мы с Фисой переглянулись, вроде как великолепные всё время были в доме. Ага, а кто ж их пересчитывал-то, стоят и стоят, мы их даже перестали замечать. А они, между прочим, дядюшками заделались. Фиса хмыкнула, подозрительно спросила:

— И как… детей не напугали?

— Кто кого напугал.

Вито не смог удержаться, и засмеялся, а Фиса возмутилась:

— Дети же, детёнки совсем…

— Они очень много разговаривают и совсем не боятся страшных иродов.

Улыбка сошла с лица Вито, и я подумала, что эти девочки уже сами ироды, и им на самом деле нужны именно такие дядюшки. Они их научат жизни ирода, жизни в новом для них мире.

6

После обеда Вито повёл меня в круглую комнату. Он так странно посмотрел на Фису, что она торопливо ушла травки перебирать.

Устроившись на диванчике, я вопросительно подняла глаза. Интересно, о чём таком он собирается говорить, если даже Фису попросил уйти, очень серьёзный вопрос получается.

— Рина…

Вито опустился передо мной на колени и взял за руки.

— Я слушаю тебя, Вито, что-то случилось?

— Случилось.

Его глаза светились счастьем, и моя мгновенная тревога, колыхнувшаяся в сердце, сразу исчезла. Значит, случилось что-то очень хорошее.

— Мари?

— Амир передал мне родовой камень вождя.

Я не успела осознать его слова, а он побледнел, медленно склонил голову и поцеловал мне руку. Лишь одна мысль пришла в голову, и я сразу её озвучила:

— Вито… ты теперь вождь… хасов?

— Официальный преемник.

И сразу ослепительная улыбка счастливого мужчины:

— С правом иметь свой гарем.

— Гарем?!

— Да.

Вглядываясь в сверкающие глаза Вито, я пыталась понять, почему он так счастлив, если гарем. Или гарем возмущает только меня? А Мари? Неужели она ради своей любви готова жить в гареме? На всякий случай я осторожно спросила Вито:

— Мари согласилась на гарем?

— Согласилась.

Вито вскочил и заходил вокруг пальмы, я следила за ним глазами и ничего не понимала. Как мог Амир после всего, что случилось, позволить Мари оказаться в гареме? Самому её туда посадить?! Руками Вито! Воспользоваться их любовью и вернуть эти ужасные обычаи хасов! Даже назначил Вито своим преемником… а тот согласился. Ну, конечно — Мари пошла на такую жертву, чтобы Вито стал вождем хасов. Все рухнуло, Амир любил меня, признавался в своём счастье, а сам свою дочь в гарем отправил…

— Рина, посмотри на меня.

Но я спряталась от Вито, закрыла лицо руками, всё безнадёжно, абсолютно безнадёжно. На самом деле я тоже в гареме, ещё утром я спрашивала себя, согласна ли ждать у оконца Амира изо дня в день, не выходя из спальни.

— Рина, мы были в пещере Силы. Старейшины хасов провели ритуал назначения преемника и дали ему право иметь гарем. С единственной женой. Рина… Сила отступила.

— Как отступила? А разве она…

— Тебя защищали Веры, Надежды, Любови и мутанты Роберта. И Амир.

— А мне…

— Амир не хотел, чтобы ты волновалась.

Вито на мгновение опустил голову и рассмеялся, поднял на меня светящийся взгляд:

— Сила хасов приняла преемником ирода.

Едва коснувшись горячими губами моих пальцев, Вито прошептал:

— Рина… только тебе я могу признаться… ирод не может любить… я почти не помню себя ребенком, несколько обрывочных воспоминаний… так бывает после обращения.

Резко встал, но продолжал нежно держать меня за пальцы. Несколько раз вздохнув, снова опустился на колени и прижал мою руку к своей груди.

— Я видел твои страдания…

— Вито…

— …боль твоего тела, но только сейчас, когда я почувствовал Мари… её нежность, восхитительную прозрачность, хрупкость… осознал весь ужас твоей боли.

— Вито…

Он опустил голову и произнёс голосом, в котором явно проскальзывал рык дикого зверя, произнёс:

— Рина, я сделаю всё, чтобы Мари никогда не почувствовала…

— Вито! Никогда, с Мари никогда не может такого произойти! Вы любите друг друга, Мари восхитительная девушка… но почему гарем?

После признания Вито я смогла задать этот вопрос, и с ужасом ждала ответа, а он счастливо улыбнулся и выдал планы Амира:

— Сила должна принять решение вождя иметь ту жену, которую он выбрал сам. И дал ей надежду, что у преемника будет правильная жена… Сила же не знает, что в гареме будет единственная на все времена женщина. А в назначенный день состоится ритуал, который вождь создал для нас.

— У вас будет новый ритуал? Как у нас с Амиром?

— Другой… у нас будет другой ритуал.

— А почему Мари осталась в пещере? Она ведь там… в той пещере?

— Да.

Я оказалась не готова к выражению, которое проявилось на лице Вито: брови поднялись, глаза стали как у ягненка, а губы опустились.

— Мари… она… Мари… она…

Наклонившись, я помахала перед ним ладошкой, мне показалось, что Вито вообще не в состоянии говорить.

— Что Мари? Она там силу набирает?

— Да.

Вито облегченно кивнул головой, отвернулся к окну, вздохнул и признался:

— После первой ночи жена вождя получает энергию Силы народа, чтобы родить сына.

Я не успела ничего сказать, только радостно вздохнула, а Вито уже опять смотрел на меня глазами, полными страдания и боли.

— Рина, только тебе я могу показать свой страх за Мари… я так люблю её… Амир предложил нам жить в том дворце, а я хочу спрятать…

А вот это надо немедленно остановить, иначе Вито додумается до глубокой пещеры, где-нибудь поближе к магме.

— Гарем. Ты хочешь поместить Мари в гарем?

— Нет, не в гарем…

— Вито, ты хочешь, чтобы Мари безвылазно сидела в будуаре и только ждала тебя у окошечка? Безропотно ждала годами?

Вито среагировал на слово «безропотно» и сразу догадался, что это слово к Мари отношения иметь не может. Его лицо слегка вытянулось, а я добавила:

— На скольких минах ты с ней подорвался?

Взгляд ушёл в сторону, но отвернуться Вито я не позволила, придержала пальчиком и строго взглянула в потемневшие глаза:

— Молодой муж, неужели ты не понимаешь, что Мари невозможно заточить в гареме? Даже если это прекрасный дворец?

Этот самый молодой муж грустно кивнул головой, мои слова о минах слегка взбодрили его, воспоминания явно пронеслись перед глазами яркими вспышками взрывов.

— Мари дочь своего отца…

— Правильно, и какая дочь! А сейчас ещё силы получит… боюсь, что с ней тебе не справиться.

И я расхохоталась, представив, как Мари гоняет Вито по ковровому дворцу с каким-нибудь мечом из тронного зала в своих прекрасных ручках.

— Ишь, что удумал! Машеньку в гарем! Рина… ты энтому… дуболому-то изъясни, времечко теперь другое… вождь он видите ли!

Фиса не выдержала и явилась высказать своё мнение. Не думаю, что она смогла удержаться и не посмотрела в экраны, о чём таком мы без неё с Вито беседуем. Своим грозным взглядом и упёртыми в бока кулаками, ведьма предстала перед иродом настоящей фурией, взлетающей от гнева за обиженную принцессу.

— Я не собирался… Рина… это не гарем…

— Вито, любовь — это прежде всего свобода, когда тебя понимают и принимают таким, какой ты есть. Конечно, не всё сразу… поэтому и мины с обеих сторон, ведь и Мари не всегда тебя понимает… наука любви самая сложная.

— Не тебе ли, голубушка, это знать-то.

Фиса угомонилась, осознала, что Вито на самом деле боится за Мари, и милостиво сменила гнев на милость. И как всегда, перевела стрелки на меня:

— Энти-то, мудрые, сколько дров наломали, сам узрел, да и настрадался немало.

Вито скромно опустил глаза, а я виновато отвернулась к окну, да, именно ему больше всех доставалось и от Амира, и от меня, и от Амира из-за меня. А Фиса совсем разошлась:

— Топить сто изб дровами-то можно, хитро-мудрый, а топором измахался, да и некоторые…

Она неожиданно ласково погладила меня по голове, и продолжила обучать будущего вождя неизвестной ему науке:

— Ты Витёк, помни одно — Машенька душа чистая, темноты не ведает, а силы от всех по горшку с углём, не так дунешь, разгорится пламенем… потому дыши через раз, да оглядывайся, где мы мины-то разложили.

— Вито, мины везде.

Роберт, противореча своим словам, ослепительно улыбался, Амир хитро взглянул на ведьму и тоже изрёк:

— Эти мины обезвредить невозможно, только подрываться и идти.

— А что вам, иродам, сделается…

Фиса растерялась от внезапного появления вождя, а когда он ответил, совсем пала духом:

— Иногда голова отрывается… и улетает далеко от тела.

Амир смотрел на меня, пока говорил о голове, и вдруг резко повернулся к Вито, вскочившего с колен, когда они появились. Неприкрытая угроза вождя возмутила меня, и я выдала собственную:

— А некоторые вообще невозможно преодолеть… разносит на куски. Фиса, помоги мне травками обложиться, я согласна несколько дней полежать в твоей ванне.

— Моей?

Она поняла, что попала между двух огней, но женская солидарность взяла верх над беспокойством от настроения вождя, и сыграла точно:

— В которой? Синенькой или зелёной?

— Обе, я приму обе… по три дня каждая, а потом ещё неделю отдыхать буду. Дам время вождю все дела переделать. Пошли.

Схватила её за руку, и мы величаво вышли из круглой комнаты. Мужчины остались стоять с недоуменным видом, на Амира я даже не посмотрела.

В спальне Фиса распахнула глаза до невероятных размеров, но ничего сказать не посмела — вождь слышит и видит. Пройдя в гардеробную, я постояла пару минут, сформулировала месть и быстро переоделась в купальник.

— Ванна готова?

Глаза Фисы стали круглыми, она оглядела меня и кивнула, быстро побежала за травками.

Я уже засыпала в ванне, когда явился вождь. Он походил вокруг, хмыкнул, устроился на полу и попытался взять меня за руку, но я утопила её в голубой воде. Конечно же, можно было взять и оттуда, но это была демонстрация, и он решил объясниться.

— Рина, Вито поторопился рассказать тебе о ритуале.

Состояние расслабленного тела помогло мне не реагировать на слова. Приподняв веки, я лишь взглянула в тревожную синеву и отвернулась.

— Я хотел преподнести тебе сюрприз.

— Благословление.

— Что?

— Завтра скажу. Ты слово запомни… не мешай.

Утром я проснулась на своей постели в ночной рубашке. Фиса сидела у окна и вздыхала.

— Как дела?

— Ну, ты и учудила.

— Вито где?

— Уехал.

— Куда?

— Это ты у мужа своего спроси.

Отвернулась к окну и предупредила мой следующий вопрос:

— Родя не знает, куда его послал Амир.

Повалявшись в тишине, я решила встать и исполнить обещание, данное мужу.

— Ты уже завтракала?

— Так полдень, милочка. Обед уже.

— А кто меня из ванны достал?

Фиса ехидно взглянула на меня:

— А кто ж ишо…

Я покачала головой и хихикнула — догадлив муж, правильно понял намёк с купальником.

— Купаться и обедать.

В столовую я гордо вошла в красном платье с золотинками, Фиса только руками взмахнула, когда я появилась из гардеробной. На диване сидел Амир.

— Доброе утро.

— Доброе.

Мы в полной тишине поели вкусностей Фреда, который старательно прятал улыбку, но его глаза подозрительно поблёскивали, когда он заменял нам блюда. Интересно, чему он так радуется? Не мрачному ли лицу вождя? Пожалуй, мудрый колдун догадывается, что послужило причиной такого настроения.

— Спасибо, Фред, всё было очень вкусно.

— Кушай на здоровье, Рина.

Фиса вскинула на него глаза, раньше он так не говорил, но тут же последовал приказ Амира:

— Свободен.

Ведьма догадалась, что ей тоже не следует присутствовать при разговоре мужа и жены, вскочила и быстро ушла. Амир встал и медленно подошёл ко мне, я подняла на него глаза.

— Амир, ты благословил Вито…

— Ваше слово «благословение» означает: разрешение, позволение, доброе напутствие, пожелание удачи, похвала, благодарность, милость. Также ритуал передачи родителями невесты жениху.

— А ещё передачи родителями жениха невесте.

Я хотела сказать всё проще, но Амир есть Амир, подготовился к разговору так, как умеет только он. Синева сверкала, и губы уже начали растягиваться в улыбке, но я опять всё испортила:

— В случае Мари и Вито, ты выступаешь в роли родителя обеих сторон.

Пытаясь вспомнить слова, которые перечислил Амир, я начала свою тронную речь:

— Ты как отец разрешил… позволил Мари выйти замуж за Вито… милостиво вручил ее в руки Вито… которого создал, ты его создал такого, значит — ты его отец.

Синева глаз потемнела, и Амир опустился передо мной на пол. Пытаясь остановить себя и не начать стучать его по такому прекрасному умному лбу кулачком, я сцепила ладони.

— Ты их напутствовал в их будущей семейной жизни… их жизни, Амир, теперь это их жизнь. И только сам Вито может решать, кому говорить… о своих… о своём чувстве… и это была я! Понимаешь — я! Он только со мной может это обсуждать!

Моя попытка вскочить со стула не удалась, я оказалась на руках мужа и сразу вцепилась в лацканы пиджака.

— Ты глупый вождь! Это твоя дочь, понимаешь — дочь! И от того, как ты себя сейчас будешь вести, так она и будет относиться к своей замужней жизни…

— Почему?

Он действительно не понимает, слышит мои слова, но не понимает их, и я замолчала. Как ему объяснить, что Вито теперь уже не его подчиненный ирод из клана, которого он может в любой момент наказать, если не делом, так словом. А уж это он умеет, можно не сомневаться.

Амир сел на диван, воспользовался моей растерянностью и обнял.

— Ты пойми… теперь Вито самый главный мужчина в её жизни. А если ты его назначил своим преемником… то — главным среди хасов… ну, в будущем. И как ты думаешь, если его унижать при ней… и при хасах, они примут его как вождя? А Мари? Получается, что ты как шестисотлетний вождь просто отдал её в гарем… не замуж за любимого мужчину, а в гарем!

— Нет, Мари никогда не будет…

— Это потому что Вито такой! Но ведь ты его воспитываешь, как тебя воспитывал твой отец. Амир… значит, ты на самом деле… таким образом просто от Силы… их чувствами воспользовался, обманул её, а на самом деле всё игра? Это из-за энергии… Амир… не надо меня таким образом спасать… я тебя прошу…

Я вся сжалась, зажмурила глаза, и уткнулась ему в плечо. Амир молчал очень долго, гладил меня по волосам и молчал. У меня не было сил посмотреть на него, опять я вмешалась непонятно каким образом, ведь наговорила всякого, сама запуталась. И Амира запутала своими претензиями. Вито сказал, что будет другой ритуал… настоящий. А вдруг и тот ритуал тоже всего лишь обычная церемония, только чтобы я успокоилась? И превратит Вито в… кого? Оставит в положении слуги в доме: поди туда, принеси то. А слово не смей сказать без моего на то позволения. Или того хуже, переселит в ковровый дворец от меня подальше. Только Фиса всё наивно радуется, что мол ты женщину в Мари воспитываешь, и вождю это нравится, а получится наоборот. Отправит Мари в гарем и Вито туда же, заявит — посиди пока преемником. Лет шестьсот.

— Хочешь прогуляться?

— Хочу.

Амир коснулся губами моих волос и прошептал:

— Рина… я глупый вождёк.

— Глупый.

— Будет свадьба.

— Какая свадьба?

— Настоящая… с документами из мэрии.

Я подняла голову, чтобы посмотреть на него, и он сразу меня поцеловал.

— Рина, не покидай меня…

— Я с тобой… куда я от тебя денусь, я люблю тебя… такого глупого вождя.

Мы ехали на обычной сумасшедшей скорости. Амир сидел за рулем, а я держала его за руку. Сколько в нас различий, существа разных миров, о физических даже вспоминать не стоит. Я постоянно требую от Амира понимания, а как он может понять, если ему шестьсот лет с хвостиком, и он эти сотни лет только и делал, что создавал себя и свою империю с жесточайшей дисциплиной и абсолютным единоначалием. Иначе просто было не выжить в этом мире. И вот заявилась я и потребовала от него, чтобы Вито стал ему сыном. А он просто не знает, как это — не видел, не чувствовал. Сам никогда не знал этого чувства, никакого чувства.

— А куда мы едем?

— В гости.

Милая, чуть виноватая улыбка и тёмные глаза. Он терпит от меня все выходки, принимает их, пытается понять, зачем я это всё устраиваю. А я даже толком объяснить не могу, что от него требую.

— Мари любит тебя… как дочь любит, только сказать не умеет.

Амир скосил на меня глаза, но ничего не ответил.

— Она единственная для тебя, самая-самая, в ней не только твоя кровь, в ней ты, удивительный — ты. Посмотри, как она на тебя похожа, у неё твои руки и твой взгляд, твой характер…

— Мои руки?

— У вас одинаковые пальцы — длинные и очень красивые.

Я с ними сойду с ума — Амир отпустил руль и стал разглядывать свои пальцы, машина продолжала ехать на той же скорости совершенно самостоятельно. У меня получился смешной испуганный шёпот:

— В машине автопилот?

— Нет.

Взгляд посветлел, и прозвучал весёлый голос:

— Действительно, похожи.

Кто бы мог подумать, что именно сравнение рук заставит Амира обратить внимание на свою дочь. Когда мы приехали к пещере и машины сопровождения встали вокруг нас ромашкой, Амир, не выходя из машины, о чем-то долго говорил по телефону. И несколько раз прозвучало имя Мари. Я отвернулась к окну и заставляла себя рассматривать трещинки в скале, постоянно повторяя про себя, что меня совсем не касается этот разговор, мало ли что может говорить отец о своей дочери. И уж совсем не имеет никакого значения, с кем он о ней говорит.

Закончив разговор, и ослепительно улыбнувшись, Амир спросил:

— Хочешь с гномами познакомиться?

— С кем?!

— Эта пещера — вход во владения гномов.

Поразительный у меня муж, помнил мое сравнение себя с гномами и привёл посмотреть, показать, что совсем на них не похожа. Я закивала головой, конечно, хочу, от удивления не могла произнести ни слова. Одно дело мутанты, к ним я уже привыкла, понимаю, откуда они появляются, вернее — почему. А гномы! Это же существа, которые из сказки, которых на самом деле нет в природе, фантазия народов. Ага, одинаковая фантазия всех народов планеты.

И как всегда не все так просто. Когда мы вышли из машины, Амир подхватил меня на руки, а вокруг встали боевики. И не просто боевики — великолепные, я увидела знакомые лица Олафа и Лана. Мое махание ручкой не понравилось Амиру, но он только скосил на меня синий взгляд и ничего не сказал. Обошёл очередную мину.

Как только мы вошли в пещеру, навстречу из темноты проявились две фигуры: старик и мальчик лет десяти. Ничего общего с общепринятым изображением гномов — обычный кругленький дедушка в широкополой шляпе, и такой же упитанный мальчишка в бейсболке. Только взгляд у старика был таков, что я прижалась к Амиру, и передо мной появилась чья-то спина. Длинная фраза Амира внесла коррективы и спина отошла, оказалось, что Лан на всякий случай прикрыл меня собой. Внимательный взгляд пронзительный чёрных глаз и вопрос:

— Всё в порядке?

— Лан… всё хорошо.

И сразу воркование дедушки на моём родном языке:

— Откуда это создание? Амир, так это правда, она моя…

— Не твоя.

— Амир, я лишь хотел сказать, что она из тех же гор, что и я. Прелестная девушка, по твоему выговору буквы «с» я сразу понял, что ты моя соотечественница.

Учёный профессор-лингвист в модном джинсовом костюме, ему только фолианта в руках не хватало, а внучек, пожалуй, уже несколько языков знает. Широкая белозубая улыбка, кокетливый взгляд, и это — гном? Рассматривая удивительную парочку, я не сразу заметила, что в темноте проявилось ещё одно лицо, лишь когда заговорил женский голос, посмотрела в ту сторону:

— Амир, я рада, что ты всё-таки пришёл. Давно не виделись, не обращай внимания на Эдика. Рина, приветствую тебя.

Из темноты вышла невысокая, такая же кругленькая женщина в длинном одеянии из простого холста. Густые седые волосы достигали колен и были забраны широкой свободной лентой по всей голове. Она подошла ко мне и протянула руку, но Амир отошёл на шаг назад, давая этим понять, что не позволит меня коснуться. Пронзительные тёмные глаза женщины сверкнули, и она опустила голову.

— Может быть ты и прав. Слишком большая ценность в твоих руках.

Она резко повернулась и пошла в темноту:

— Проходите, вас ждут.

Мы двигались в полной темноте, и я всё сильнее прижималась к Амиру.

— Ничего не бойся.

— Я не боюсь… только ничего не вижу.

Ниоткуда прозвучал веселый голос Эдика:

— Риночка, милое создание, ради тебя… да будет свет!

Вдоль стен как по волшебству вспыхнули факелы, они осветили пространство высокого прохода внутри скал. Рядом с Амиром по бокам шли Олаф и Лан, а впереди высилась чья-то широкая спина. Я ужаснулась — тот, кто шёл впереди нас, должен быть на голову выше Амира. Тоже гном?! Пока я раздумывала над вопросом, кто же всё-таки на самом деле гномы, мы вошли в прекрасный собор. Вернее, я сначала удивилась отсутствию спины перед собой, а потом увидела ворота. Произведение искусства, невероятно тонкая резьба по камню. Но рассмотреть всю вязь рисунка я не успела, створки раскрылись, и мы вошли в ярко освещённое помещение, которое оказалось собором.

Я не знаю слова, которое бы соответствовало этому сооружению. Потолок терялся где-то на невообразимой высоте, а стены раздвинули горы. Мы шли вдоль одной из них, а противоположная стена терялась в дымке светлого тумана, казалось, что до неё километры. А на стенах в глубоких нишах, расположенных друг над другом, стояли фигуры людей в разнообразных костюмах, высоких и совсем крошечных. Они были так искусно созданы, что в первый момент мне показалось, что я вижу живого человека, примостившегося на стульчике в глубине маленькой комнатки. И что удивительно — ни одна фигура не стояла статично, как бывает в соборах, все они как бы замерли в движении. Вот один взмахнул рукой, а теперь стоит внутри ниши, удивляясь, куда исчезла та птица, которую он приветствовал.

Я рассматривала скульптуры и поражалась своим ощущениям. Мне казалось, что я знаю, чем занимался тот или иной обитатель этого странного места, когда замер в состоянии камня. Откуда я могу знать, что эта женщина в длинном светлом плаще нагнулась, чтобы погладить мальчика по голове, если фигуры мальчика нет? Она просто стоит в такой позе, но почему именно мальчик… и мальчик с зелёными глазами.

— Амир… подожди…

Он сразу встал, остановилась и женщина, резко обернулась и спросила:

— Что?

— Амир… кто это? Кто эта девушка?

Поникшим голосом, полным страдания, женщина произнесла:

— Ты узнала…

Фигура очень высокой девушки, странно высокой. Тело, у неё удлинённое тело мутанта, слишком длинные ноги и руки, как бы вытянутые. И пальцы — их шесть, на руках по шесть пальцев, которые держат листы бумаги. Она их прочитала и ужаснулась прочитанному, но пути назад нет.

— Что написано… что прочитала Саадат? Амир, я… она действительно…

— Да. Это Саадат.

— Кто она? Почему я знаю, как её зовут? Почему нет пути назад?

Радости в глазах Амира не было — он знал эту девушку с письменами, но не очень был доволен тем, что я её тоже почему-то знаю. Откуда-то со стороны появился Эдик и упал перед нами на колени:

— Предначертание!

Вздрогнув, я прижалась к Амиру, мне только ещё одного предначертания и не хватало, с одним бы разобраться. Женщина быстрыми шагами подошла к нам, внимательно посмотрела на меня и обратилась к Амиру:

— Прости… но теперь мы должны поговорить с Риной.

— Если она сама захочет.

Амир не тот, кого можно заставить что-то сделать. Лан и Олаф тут же встали рядом, но одного взгляда Амира хватило, чтобы женщина опустила голову и сникла всей фигурой. И тут прозвучал красивый мужской голос, а подошёл к нам тот самый внук профессора-лингвиста Эдика:

— Амир, я прошу у тебя дозволения поговорить с Риной. Задать ей всего лишь один вопрос.

И почему я решила, что это мальчик? Мужчина лет сорока, как только он снял бейсболку, я сразу поняла — он, конечно, моложе Эдика, но не школьник. От удивления кивнув головой, я подтвердила своё согласие Амиру:

— Пусть спрашивает.

— Говори.

Внук приободрился, но всё же отошёл на несколько шагов, вздохнул и задал свой вопрос:

— Кого прятал твой народ в горах?

Я ещё удивлённо смотрела на него — вот это вопрос задал, я и в горах-то не была никогда — а мой голос уже ответил:

— Золотую Бабу.

Эдик, отползший от Амира на безопасное расстояние, вскочил на ноги и повторил:

— Предначертание! Это она.

Пожалуй, я сама никуда не буду выходить. И даже у оконца не буду сидеть. Вдруг кто увидит и решит, что я ещё для чего предначертана. Рисуют и рисуют, как бы сказала Фиса — чертют и чертют. Но эти мысли пронеслись легкой хмарью, любопытство взяло верх, и когда Амир вопросительно взглянул на меня, я спросила:

— Кто такая Саадат?

— Первая человеческая женщина, ставшая женой гнома.

— Она человек?

— Да, дочь вождя из племени саноров. Это народ, живший на севере Африки. Саноры обладали способностью управлять энергиями воды и ветра.

Я ещё раз посмотрела на статую, и Амир понял мои сомнения:

— Саадат — человек, саноры действительно так выглядели, они не были мутантами.

Ему можно верить, и память сразу изыскала в своих глубинах сюжет из фильма, в котором высокие скелетообразные мужчины почему-то высоко прыгали перед женщинами. Очень даже похоже.

— Она не хотела выходить замуж за гнома? Почему нет пути назад?

Внук лингвиста попытался подойти к нам, но наткнулся на взгляд Амира и встал, теребя свою бейсболку.

— Саадат держит в руках предсказание. Его написали жрецы… если она согласится уйти с гномом Сервусом, то заплатит своей жизнью. Так и получилось… её убили.

— Кто?

— Гномы из другого…

И произнес непонятное слово из одних согласных букв. Я подняла глаза на Амира, и он объяснил:

— Как клан у Тёмных, объединение родов.

— За что? Она им чем-то мешала?

И сама себе ответила:

— Первая человеческая женщина… прецедент любви… невозможной…

— Невозможной.

Передо мной встал тот, чья спина высилась, пока мы шли. Лицо как высечено из камня, все черты крупные и грубые, как будто их вырубали топором. И только большие глаза выделялись нежным оттенком цвета морской волны. Глаза Саадат.

— Я Сарван, внук Саадат и Сервуса.

Ничего себе гномик. Прав Амир, я ни на одного гнома не похожа. Ни на большого, ни на маленького. Женщина подошла к нам и рассказала грустную историю любви:

— Саадат встретила Сервуса ещё ребенком, они подружились. А потом полюбили друг друга. Но отец Саадат был против этой любви и попытался выдать её замуж за соплеменника, но Сервус помог Саадат бежать. У них родились два сына и дочь. А потом Саадат и её сыновей убили.

Как у Амира, осталась только девочка, и появились удивительные представители гномов, которых нет ни в одной книжке.

— А что Сервус?

— Он не пережил гибели своей жены, умер на следующий день. Хотя не прожил и трети своего жизненного срока.

Амир коснулся моих волос губами, и я испугалась этого движения, что-то в нём было странное, как прощание перед долгой разлукой. Я подняла на него глаза, и он улыбнулся грустной улыбкой:

— Не пережил.

Испуг рухнул на меня снежной бурей — он тоже не переживёт, если со мной что-нибудь случится, не переживёт и дня.

— Рина, мы можем тебе помочь восстановить энергию.

Эдик стоял, чуть наклонив голову, и смотрел на меня взглядом хищника, нацелившегося на добычу. Ничего не осталось от профессора-лингвиста. А женщина добавила:

— Теперь можем. Ты наша по крови, в тебе есть знание.

7

Кто сказал, что гномы маленькие? Те старцы, которые встретили нас в большом, ярко освещенном зале, были ростом с Амира. Длинные седые волосы лежали густой волной на плечах, смешиваясь с такой же густой и длинной бородой. Я как кадры фильма о древней Руси смотрела. Впечатление усиливалось вышивкой по рукаву рубах и широким красным узорчатым поясом с весёлыми кистями.

Старцы стояли полукругом вокруг большого кристалла, установленного на золотом треножнике. Я сразу вспомнила кристалл Амира, спрятанный глубоко в море. Амир тоже о нём помнил, сказал несколько слов, состоящих из одних согласных букв, и обратился к Эдику:

— Кристалл не поможет Рине.

— Ты знаешь силу этого камня?

— Знаю. У меня есть такой.

А почему он никого мне не представил? Они знают, как меня зовут, а я кроме Эдика… всего скорее, мне не произнести их имен, а Эдик всего лишь прозвище.

Один из старцев подошёл к нам. Ужас, это не лицо, а маска, такое ощущение, что нос собирали из кусочков кожи, и губа случайно пришилась к кончику. А глаз почти не видно, сплошные многослойные веки.

— Рина… я видел тебя.

Молодой голос улыбался, хотя не мог сделать этого физически.

— Где ты мог меня видеть?

Я задала вопрос раньше Амира, и он произнёс лишь грозный звук.

— Ты сидела на берегу реки и грустила.

— Реки? А как ты мог меня увидеть у реки?

— У реки есть крутой и пологий берега. Мы можем двигаться внутри земли. Ты сидела на пологом берегу у воды. Я смотрел на тебя с крутого.

— Изнутри?

— Да.

Амир опять отошёл на шаг, но старец сам вернулся на своё место. Я пожала плечами, и зачем он мне об этом сказал? Видел и видел, мало ли женщин грустит на берегу реки, хотя я так и не вспомнила, когда это было. Подходивший к нам произнёс несколько фраз, я определила окончания предложений по небольшой паузе между согласными буквами. Старцы опустили головы и надолго замолчали, Амир решил, что ему это безобразие надоело, и повернулся к женщине:

— Мы уходим.

Жёсткий голос произнёс:

— Амир, твоя жена обладает знанием, очень важным для нас.

И опять муж не успел ничего сказать — мой голос таким же жёстким тоном ответил:

— Вы её оставили, и она вам больше не принадлежит.

— Она последняя!

— Поэтому вы её не получите.

Что я говорю?! О чём это я? Никакой такой Золотой Бабы не знаю! Но эти мысли проносились в моей голове отдельной строкой. Я смотрела на старцев строгим взглядом праведника, которого возмущает недостойное поведение паствы. Они в чём-то провинились и эту тётку у них забрали. Причём её охраняет мой народ: спрятал где-то в горах и не собирается никому говорить где. Получается, что я знаю, но не скажу. Конечно, не скажу, я и бабу-то эту не знаю. Мудрый мой народ, только таким как я и выдавать информацию — всё равно забуду. И вдруг проявилась мыслишка, которую я быстро спрятала за картинкой Гималаев с календаря над столом напротив в своем рабочем кабинете. Они не читают мысли… может, и не читают, но пусть лучше Гималаями любуются.

Послышался голос, я не поняла, кто заговорил:

— Рина…

— Даже если бы я и знала, то не сказала вам. Но я не знаю.

Амир подозрительно молчал, только руки стали жёстче. И тут весёлый голос Олафа из-за спины Амира изрёк непреложную истину:

— Женщина, если не хочет что-то помнить, обязательно это забудет. Конечно, кроме туфелек и платьев подруг. Ты зря стараешься проникнуть в мозг Рины, Эдик, сам бы не сгорел.

И Эдик действительно схватился за голову и закричал от боли. Я подняла глаза на Амира и увидела усмешку, даже не мрачную, так себе усмешка, больше ирония над глупым гномом. Он позволяет им говорить — мол жена скучает дома, и вы сгодитесь как развлечение, просто хотел ей показать, какие ещё странности в мире бывают. Мои подозрения подтвердились: невозмутимым голосом, как будто ничего не произошло, и Эдик не пытался проникнуть в мой мозг, Амир приказал:

— Покажите вашу разведку.

Вот они — настоящие гномы! В зал вошли невысокого росточка круглые, крупноголовые, большеухие экземпляры породы гномов. Я теперь уже знаю, что гномы бывают разные, некоторые за великанов сойдут. Встав ровным строем перед старцами, разведчики сняли свои бейсболки и на мгновение склонили перед нами свои гордые головы. Они гордый и сильный народ, веками существующий в глубоких пещерах, и люди лишь иногда замечают разведчиков, а о существовании остальных даже не имеют представления.

— Здравствуйте, меня зовут Рина, рада с вами познакомиться.

— Меня вы знаете.

И такая ирония в голосе, что я поняла — знают, ещё как знают этого Тёмного.

— У вас красивый храм… и камень…

— Ты не испугаешься его коснуться?

Женщина умоляюще посмотрела на меня тёмными глазами, никак не могу определить цвет её глаз, только то, что они тёмные.

— Не боюсь… но не буду.

— Почему, Рина, почему?

Она кинулась ко мне, но сразу ударилась о невидимую стену энергии. Лан чуть вышел вперёд и отрицательно покачал головой, не стоит приближаться к жене вождя. Это его энергия её остановила, Амир продолжал спокойно держать меня на руках.

— Не хочу… и в мою голову не стоило пытаться… меня нельзя заставить делать то, что я не хочу.

— Эдик, поверь старому другу, Рина вам… не по уму.

Олаф не смог сдержаться и высказал своё мнение. Особенно мне понравилось его обращение к Эдику, явно встречались неоднократно. Не буду даже пытаться представить, как они встречались. Ну, а про ум, мой который, надо будет его спросить, с какой стати он такой вывод сделал. И вдруг послышался тихий смех, я даже не сразу поняла, что это смеётся Амир.

— Эдик, ты как всегда ошибся, я сюда приехал не просить вашей помощи. Твоя разведка…

Да, то, что произнёс Амир, мне не повторить, видимо имя женщины.

— … передала ту информацию, которую ей преподали. Вспомните историю Саадат.

Амир резко повернулся, и мы оказались у статуи Саадат. Ещё раз осмотрев фигуру, я догадалась:

— Зачем им эта Золотая Баба… Амир… это золотая статуя Саадат… та, которую создал Сервус…

— Да.

— А остальные они уже уничтожили!

— Да.

— Но почему? Потому, что прецедент?

— Гномы ищут пророчество. Есть информация, что оно внутри этой фигуры.

— А ты её тоже искал?

— Я не гном, я Тёмный.

Вождь шутит, зрелище уникальное, ослепительная улыбка и хитринка в глазах — зачем ему пророчество каких-то гномов? И сразу шёпот в ушко:

— Поедем домой?

И так пальцами по моим ножкам под шубой провёл, что я вздрогнула и прошипела:

— Амир, что ты делаешь… прекрати немедленно!

— Почему?

Он обиделся, лицо вытянулось, и глаза погрустнели, неужели я продолжу свою игру и не допущу его до своего тела.

— Ну не здесь же…

И опять непонимание в глазах — почему нельзя здесь приласкать свою жену? Присутствия Лана и Олафа он не замечал. И в этот момент прозвучал голос Сарвана:

— Рина…

Глаза Амира сощурились, но я повернулась к гиганту и спросила:

— Ты хочешь меня о чём-то спросить? Я не знаю…

— Мне не нужна Золотая Баба.

Думаю, Амиру было удивительно смотреть на него снизу вверх, с его-то ростом и ощущением себя, мне пришлось положить ладонь ему на грудь, чтобы он ничего не изрёк. Но он успел спросить тем самым тоном, от которого вздрогнули скалы:

— И что тебе нужно?

Странно, но, ни Лан, ни Олаф не стали хватать Сарвана, продолжали спокойно стоять рядом с нами. Сарван преклонил колено и посмотрел на меня глазами Саадат:

— Рина, ты спасла Тёмного и осталась жива.

Растерявшись, я кивнула головой и ждала продолжения. Непонятный этот внук удивительной женщины, готовой на смерть ради своей любви. А он вдруг обратился к Амиру:

— Тёмный, я клянусь тебе в верности.

Брови Амира взлетели, и он удивлённо спросил:

— Верности? Гном?

— Ты спас Рину вопреки Закону. Вопреки всему. Гномы Саадат не спасли.

Сарван мгновенным движением оказался на полу и распростер руки в стороны, как монах перед крестом.

— Я принимаю твою клятву.

Амир передал меня на руки Лана и встал перед Сарваном, произнёс несколько слов на языке гномов, затем что-то сказал на своём таинственном языке. К нему подошёл Олаф, преклонил колено и коснулся головы Сарвана правой рукой, тоже произнёс несколько слов. Когда Сарван поднялся и вытянулся перед Амиром, Олаф сказал:

— Клятву гнома, отказавшегося от своего рода, принял Тёмный Амир. Свидетель посвящения…

Вместо своего имени Олаф произнёс длинное слово, очень похожее на язык хасов.

— Сарван!

Женщина кинулась к нему, но он так на неё посмотрел, что она остановилась и прижала руки к груди, быстро заговорила на своем языке. Он никак не ответил ей, дождался, когда она замолчала, и обратился ко мне:

— Рина, я никогда не смогу принести тебе клятву верности, но моя клятва Амиру, это клятва тебе.

— Мне не нужны клятвы… ничьи клятвы, я обычная женщина, простая человеческая женщина…

— Да, ты человеческая женщина.

Сарван встал на колено и преклонил голову. Амир нахмурился и Лан передал меня ему на руки, вернул мужу его собственность. Как я подумала, эта мысль реакция на взгляд Амира, он даже к гному Сарвану меня ревнует.

В машине я с трудом смогла отбиться от руки Амира, которая вела себя крайне неприлично, несмотря на скорость машины.

— Амир! Меня ванны Фисы ждут!

— Ждут?

— Да!

Угроза выглядела реально на фоне моего грозного взгляда и сжатого кулачка, которым я пыталась попасть по шаловливой руке. Амир вздохнул и протянул ладонь — согласен, чтобы я сама её удерживала. Несколько раз ударив её, я всё же смилостивилась, положила в неё свою, но затребовала кураж:

— Ты должен мне рассказать о гномах.

— Гномы… ничего интересного.

— А мне интересно. Амир, ты сам меня к ним привёл.

— Хотел показать тебе, что ты на них не похожа.

— Никогда не думала, что гномы могут быть такими большими. А эти в холщовых рубахах, кто они? Кстати, они своими одеяниями похожи на наших старцев.

— Старцев? Кто это?

— Святые, которые посвятили свою жизнь молитвам… за людей, государство, правду…

Уж не знаю, что Амир понял из моего объяснения, но хмыкнул и, усмехнувшись, выдал тайну великих гномов:

— Они не молятся, это самые энергетически сильные гномы рода. А кристалл увеличивает их силу.

— Откуда у них такой кристалл?

— Гномы много интересного находят в земле.

— Они действительно могут передвигаться внутри…

— Могут. Только в горах им приходится пробивать ходы, а в земле они передвигаются достаточно быстро.

— И никто из людей их не замечает?

— В земле сложно что-то заметить, если ты ничего не ищешь.

— Но ведь раскопки… добыча чего-нибудь… угля, газа…

— Пока люди будут копать, гномы уже уйдут далеко.

И опять усмехнулся, посмотрел весёлым голубым сиянием:

— Или сделают так, что люди в этом месте никогда больше не появятся.

— А кто эта женщина? Она главная среди них?

— Не главная. Женщины у гномов…

Амир замялся, и я ему помогла:

— В гареме?

— У них нет гаремов… они живут отдельно от мужчин.

— Как это — отдельно?

— В своих пещерах. Мужчины и женщины встречаются только несколько раз в году.

— И Саадат сама…

— Сервус жил с Саадат в отдельной пещере.

Я отвернулась к окну. Конечно, они её убили, это же свобода женщины, не важно, что она не гном, она — женщина. И Сервус её любил, не пользовался несколько раз в году, а любил каждый день, любовался ею, был с ней счастлив.

— Сервус был скульптором?

Амир хохотнул, искоса взглянул на меня:

— Нет… он был одним из сильнейших родовых…

И опять это слово из одних согласных букв, понятно — глава клана.

— А кто тогда создавал эти скульптуры?

— По приказу Сервуса их изготовили специалисты по металлу.

Гномы-кузнецы, ну да, они же всякие металлы находят в недрах земли.

— Неужели ты действительно не искал это пророчество?

— Не искал. Оно меня не интересовало.

Рассматривая проносящиеся виды за окном, я решила пока не признаваться, что знаю, где находится Золотая Баба. Пусть пока по Гималаям побегают. Почему-то я была уверена, что кто-то из гномов читал мои мысли.

— Амир… а они могут как Роберт…

— Эдик, но он не смог проникнуть в твой мозг, Олаф прикрыл тебя своей энергией.

А вот и ещё один вопрос, который я хотела бы выяснить:

— Почему Олаф назвал какое-то другое имя… имя хаса… или я ошиблась?

— Это не имя, название подразделения, к которому я его определил в своём клане.

— Он же великолепный…

— Это тоже подразделение.

— И Сарван теперь тоже великолепный?

— Нет. Сарван не будет входить ни в один мой клан.

— Останется сам по себе?

— Пока будет учеником Олафа.

— Учеником?

— Да.

Интересно, такой гигант и вдруг ученик. Хотя, Амир прав, он пока никто и звать никак — гном, перешедший на сторону Тёмного.

— А у тебя уже есть гномы?

— Нет.

Амир даже головой покачал, удивляясь поступку Сарвана.

— Сарван хороший воин.

Немного подумав, и несколько раз обернувшись на меня, заявил:

— Он поклялся тебе.

Хорошо, что мы приехали домой, потому как взгляд Амира потемнел, и я посочувствовала Сарвану в его ученичестве.

Ужин Амир принёс сам, устроился на полу рядом со мной и внимательно следил, чтобы я съела всё.

— Это много, Амир, мне столько не съесть…

— Твоя кожа должна полностью восстановиться.

Он провел тыльной стороной ладони по моей ноге, высунувшейся из-под одеяла. Я покрутила ею, никаких синих полос не обнаружила и спрятала.

— Она уже восстановилась.

— Я чувствую её иначе, чем раньше… твоя кожа ещё очень тонкая.

Рука проскользнула под одеяло и легла на коленку, я попыталась скинуть её и уронила столик с едой на себя.

— Амир!

— Мыться!

Амир радостно скинул столик на пол и перенёс меня в ванну.

У мужа свои отношения с моей кожей. Он уложил меня в воду, и стал водить своими длинными пальцами по моему плечу, постепенно опустился ниже и длинно вздохнул.

— Рина… нет слова в вашем языке, чтобы описать нежность твоей кожи…

— А в твоем… как бы ты сказал на своем языке?

Это была песня любви к женскому телу. Мелодия лилась по мере движения пальцев, Амир говорил о своей любви ко мне, моему телу, нежно касался каждого сантиметра кожи, и казалось, что вода отступает в месте прикосновения. Неожиданная мысль возникла — он как ребенок, который обследует тело матери и описывает свои ощущения. Амир не помнил своей матери, её кожи, её ласковых объятий и поцелуев. Касаясь меня, он таким образом восстанавливает свою детскую память, пытается вспомнить свою мать. Я обняла его за шею и притянула к себе:

— Я люблю тебя, мой малыш…

Глаза сверкнули непониманием, а я хихикнула и чмокнула его в нос:

— Мой самый любимый… единственный… малыш.

Вода перелилась за край широкой волной, когда Амир одним движением своего большого тела оказался в ванной и уложил меня на себя. Улыбнувшись, повторил:

— Малыш…

— Конечно! Для женщины её любимый мужчина всегда малыш… потому, что когда она любит кого-то, то всегда защищает, как маленького ребенка… малыша…

— Женщина защищает?

— Защищает. Она мать, мать всем, кто рядом.

— Ты мать для Мари.

Пожалуй, я погорячилась в своих объяснениях, как-то уж очень получилось. Объявила себя матерью для всех, ага, Фисе, Роберту, Вито… и боевикам. Я смущённо опустила глаза и пролепетала:

— Ну, это такое образное выражение…

— Очень хороший образ, точный. И меня ты тоже защищаешь, уже сколько раз спасала жизнь малышу.

И счастливо засмеялся, уж малышом его никто не называл. А может быть, мать называла и наступит тот день, когда он, прикоснувшись ко мне, вспомнит её. Вспомнит её нежность и любовь, почувствует ужас, когда маленького сыночка забрали большие воины, унесли в неизвестность и не осталось никакой надежды когда-нибудь его увидеть и прижать к своей груди.

— Твоя мать думала о тебе, переживала и молилась за тебя. Каждый день думала, вспоминала своего сыночка. Амир, а вдруг она как-то узнавала о тебе и радовалась, что ты стал таким красивым и смелым вождем.

Амир закрыл глаза и плотно сжал веки, по лицу прошла волна, но он справился с собой и спокойным голосом сообщил:

— Женщин из гарема отца продавали несколько раз ещё при его жизни, её могли продать сразу, как только отец назначил меня своим преемником.

— Тогда она могла увидеть тебя на улице! Представляешь, ты — красивый, сильный идёшь по улице, нет, едешь на прекрасном коне, у вас же были лошади?

— Были.

— А она глядит на тебя и радуется, какой у неё прекрасный сын вырос. Твоя мать гордилась тобой!

Амир смотрел на меня странным тёмным взглядом, и я испугалась этого взгляда. Он ирод сотни лет, пищей ему служили люди, а я пытаюсь напомнить о женщине, которую он не знал и само слово «мать» не имело никакого значения. Вообще никакие родственные связи: ни с отцом, для которого он был только будущим преемником его власти и Силы, ни с братьями и сестрами, исчезнувшими в тёмных закоулках гарема. Я опустила голову ему на грудь и прошептала:

— Я люблю тебя, просто люблю, как женщина… обычная женщина…

— Почему ты говоришь о моей матери?

Он погладил меня по голове, неожиданно поднял лицо ладонями и взглянул напряженными глазами.

— Она первая твоя любовь… ты её плоть и кровь, её душа в тебе, твоём сердце…

— У меня нет души.

— Душа есть у каждого…

— У иродов…

— Ты человек своей душой. А тело… оно всякое бывает.

Разговор о душе Амир прекратил, решительно напомнив о теле, мгновение — и мы оказались на постели.

— Мокро же…

— Высохнет.

Утром Амир никак не мог уйти, хотя сразу предупредил, что у него дела, и ему придётся уехать на несколько часов.

— Я понимаю, дела, но ты же вернёшься… совсем скоро, правда?

И почему я так страдаю, когда он уходит? Почти физическая боль от мысли, что вот сейчас он разомкнёт свои руки и исчезнет.

— Фиса в столовой. В доме остаются великолепные и Вито.

— Ты с Робертом уедешь?

— Он уже уехал.

— Ты поедешь один?

И сразу страх, обычный женский страх за любимого мужчину, который Амир заметил в моих глазах и улыбнулся, напомнил:

— Это для тебя я малыш, а для других ужасный ирод. Большой и сильный.

В доказательство поднял руку и чуть повернул ладонью, кресло поднялось почти до потолка, я вздохнула восхищённо, и оно медленно опустилось на пол. Амир повторил:

— Твой малыш очень сильный.

Страстный поцелуй, глухой стон, решительный вздох, и Амир встал, почти сразу оказался весь одет, только галстук поправил обычным движением. Взгляд потемнел, и он тихо произнёс:

— Я буду скучать.

— Я буду ждать тебя.

Амир медленно направился к двери и обернулся, я вскочила с постели и кинулась к нему.

— Возвращайся быстрее.

Он гладил меня по плечам и шептал слова любви, а я вздрагивала и прижималась к нему изо всех сил. Сумасшествие, так не должно быть, я взрослая женщина, всего несколько часов, только несколько часов, а я как на войну его провожаю. И всё встало на свои места, мысль сформировалась:

— Амир! Не ходи туда! Там тебя ждут! Не ходи!

Он схватил меня на руки и спросил:

— Кто? Почему…

— Они… он… зверь… стена, там какая-то стена… а на самом деле клетка… что-то синее, оно горит…

Картинки проносились перед глазами, я не успевала выделить отдельные изображения и только вздрагивала всем телом и махалась руками.

— Зверь ждёт тебя… ты ему нужен…

Амир прижимал меня к себе, пытался успокоить, но я не принимала его энергии, закрылась всем телом, постепенно превращаясь в кусок льда. Последнее, что услышала, был крик:

— Олаф!

Тело расслаивалось на узкие полоски льда, они расходились и сходились, двигались постоянно, причиняя ужасную боль. Между слоями стекала кровь, выливаясь тонкими ручейками, окрашивая голубоватый лед пламенеющими алыми полосами. И чем больше крови выливалось, тем сильнее слои расходились, казалось, что тело уже не тело, а решето, ещё немного и распадётся кучкой ледяных осколков.

Тепло причиняло не меньшую боль, чем холод — от него кровь начинала течь сильнее, и слои расходились дальше друг от друга, удерживаясь лишь на тонких снежинках. Очередная волна тепла разорвала эти снежинки и тело распалось.

— Рина… любимая… вернись…

Слова прозвучали так тихо, даже не звуком, а шелестом, но слои льда замерли, и снежинки снова заполнили пространство между ними.

— Я умираю без тебя… мечта, ты моя мечта… ты появилась неземным существом… тонким лучом света в моей темноте… я не жил без тебя… это не было жизнью…

Слои льда застыли, и снежинки быстро разрослись в новый лед, который уже не допускал никакого движения. Замороженное пространство удерживало кровь внутри льда, и она стала замерзать.

— Твое удивительное тело… самое прекрасное тело… я не мог удержаться и приходил ночами, смотрел на тебя и мечтал о том времени, когда смогу почувствовать твою восхитительную кожу…

Голос шелестел как высохшая трава, лёгкий ветерок качал травинки, и они качались из стороны в сторону, создавая слова. В этом шелесте стали возникать другие звуки — детский смех и тоненький голосок, поющий какую-то песенку. Шелестящий голос продолжал говорить, но его слова перемешивались с песенкой, и скоро его совсем не стало слышно, зато песенка зазвучала громче:

— Рина, Рина, льдом нарисована картина, солнце светит ясно, всё будет прекрасно.

Слова всё повторялись и повторялись, и целый хор детских голосов загремел двумя словами:

— Рина, очнись, Рина очнись, Рина очнись…

Но лед сдавил всё, и кровь не могла двигаться, она билась об него всё медленнее и медленнее, продолжая замерзать. От хора отделился тоненький голосок и рассыпался множеством сверкающих точек, они опустились на лёд, и он треснул, рассыпался колючими осколками.

— Дышит! Рина дышит! Амир!!!

Боль разорвала тело, разнесла его кусочками по темноте, разбросала далеко друг от друга и всё исчезло.

Волна покачивала меня, то поднимала, то опускала, иногда покрывала с головой, но я не задыхалась в воде, мне было легко и свободно дышать. Лучики солнца пронизывали голубизну, весело играли в ней, сверкая всеми цветами яркой радуги. Я поднялась на волне, протянула руки солнцу и громко крикнула:

— Жива, я жива!

И солнце ответило мне множеством детских голосов:

— Жива, ты жива! Мы с тобой!

Голоса запели песенку, но я не понимала слов, только мелодия, звучавшая всё быстрее и быстрее, постепенно превратившаяся в тонкий резкий звук.

— Рина… открой глазки, пальчиком пошевели, вздохни…

— Больно…

— Красавица наша, солнышко, больно, милая, больно, так это же счастье… больно, Амир, красавице больно…

И чему Фиса так радуется? Боль терзала всё тело, ни кусочка не было без тягучей тяжёлой боли.

— Рина, я с тобой, Рина, только дыши, любовь моя, ты только дыши…

— Дышу… а где море?

Я не открывала глаз, веки не поднимались, но голос звучал легко, и лицо с каждым мгновением освобождалось от напряжения, боль уходила, исчезала где-то в глубинах тела.

— Море осталось на месте, никуда не уплыло.

Интересно, кто это изрёк таким громким наглым голосом, мои веки дрогнули и медленно открылись. Амир. Я узнала его только по яркой голубизне глаз, но они так ввалились, что казались бриллиантами внутри черепа. Но он же не мог так говорить, он вообще ничего не может сказать, только шепчет что-то бескровными губами. Осторожно поведя глазами, я увидела бледную Фису с круглыми глазами, полными слёз. Ну, явно не она.

— Я здесь, можешь смотреть сколько угодно.

Конечно, кто ещё может так сказать при вожде. Олаф. Оказалось, что он стоит рядом и держит свою руку на моей груди. Обнажённой груди. Я посмотрела на Амира, но он закрыл лицо руками и опустил голову. Мудрая Фиса осторожно взяла меня за руку и спросила:

— Как, Рина, где больно? Олесь, ты легшее, силу придержи… дыши, милая, солнышко наше, ты только дыши…

— Дышу…

Амир поднял голову, и я поразилась: совершенно нормальное лицо и светящийся взгляд. Из моих глаз сразу полились слёзы, я всхлипнула, а он прошептал:

— Рина… я люблю тебя.

Рука Олафа дрогнула, но он продолжил передавать мне энергию. Наконец, я поняла, что именно он помогает мне избавиться от боли. Но прошло достаточно много времени, по крайней мере, так показалось, прежде чем я смогла двинуть рукой, а потом пошевелить ногами. Амир сидел рядом и держал меня за пальцы, иногда касался их губами, а Фиса поглаживала мне другую руку.

— Есть хочу…

— Кушать, миленькая, кушать, красавица, у Феди всё для тебя готово…

Фиса не выдержала, громко всхлипнула и запричитала:

— Ясное солнышко, как же ты опять, зачем кровушку проливала, силы свои тратила, жизнь свою бесценную…

— Что случилось? Я… не помню… Амир!

— Я здесь! Любимая, я здесь, я жив! Не двигайся, Рина, всё хорошо…

Амир взял моё лицо ладонями и склонился, едва коснулся губ своими горячими губами, и я успокоилась, перестала вздрагивать всем телом.

— Рина, любимая моя, единственная, самая прекрасная, всё хорошо, ты только дыши… Тебе больно? Где больно?

— Нет… уже не больно…

Олаф убрал свою руку с моей груди и отошёл.

— Свободен. Рина, ты только лежи, не двигайся.

Оказалось, что я лежу в каменной ванне, заполненной маленькими, очень мягкими красными шариками. Они не позволяли мне утонуть в них, но были совершенно воздушными, не причиняли боли, я почти их не чувствовала. Приподняв свою руку, я увидела, что она вся располосована мелкими порезами, но кровь из них уже не сочилась, а засохла тёмными потёками. Амир провёл ладонью по моим ногам, очень нежно, практически не касаясь.

— Ножки… твои удивительные ножки…

— Такие же?

— Да.

Руки и ноги, я приподняла голову и увидела, что тело нормальное, никаких порезов. Фиса стала суетливо засыпать мои ноги шариками и приговаривать:

— Ноженьки твои целенькие, косточки, главное косточки целенькие, а кожа бархатная, лебединая, излечим, ласточка, берёзка белая… Излечим, ты дыши, ясная, только дыши…

Амир приподнялся и посмотрел на меня потемневшими глазами, глубоко и длинно вздохнул:

— Рина, твой малыш большой и сильный… не нужно ему помогать, он сам всё может… и остальные тоже всё могут сами.

Я сразу закрыла глаза, опять что-то сотворила, а им пришлось меня спасать.

8

Раны заживали медленно, несмотря на старания Фисы, Олафа и Амира. А время от времени они снова раскрывались. Я молча терпела все процедуры Фисы, горячую руку Олафа на своей груди, а когда Амир делился со мной энергией, радостно сообщала ему, что со мной всё хорошо.

Только на третий день Амир решил, что со мной можно разговаривать. Проспав весь день, и героически съев кашу Фисы, я робко попросилась в бассейн:

— Амир, я уже хорошо себя чувствую…

— Ты на руки посмотри.

— А что руки… ужас…

Отвернув мягкий холст, которым были обмотаны мои руки, я заметила свежие капельки крови, некоторые раны снова кровоточили.

— Почему…

— Олаф.

Амир резко встал и отошёл к окну. Он не уходил из комнаты, я просыпалась и видела его тёмный тревожный взгляд, засыпала тоже под него. Когда вошёл Олаф, я опустила глаза, и вся сжалась, он сразу заметил моё состояние и мгновенно оказался рядом. Ему не было необходимости разматывать холст, запах крови он почувствовал сразу. Зычный голос прогремел гневом:

— Рина, кому?

— Олаф.

Тон вождя успокоил гиганта, и он только вздохнул, взял мою руку своими горячими жёсткими пальцами. Но удивлённо вскинул глаза:

— Ты никому не отдаешь энергии… и это не болезнь хасов…

— Действуй.

Амиру не нужны были рассуждения Олафа, необходимо лишь срочно наполнить меня энергией. От стремительного потока у меня даже закружилась голова. Чтобы немного отвлечься, я спросила:

— А почему Фиса тебя Олесем называет, ей так удобнее?

— Это мое человеческое имя.

Как интересно, Амир дал им новые имена, похожие на их настоящие, человеческие. Сэм — Семен, Олаф — Олесь. Я старалась думать о чём угодно, и не смотреть на Амира, который стоял спиной к нам у окна. И спина была мрачной, расстроенной, плечи опустились, а голова склонилась. Вся его величественная фигура съёжилась.

— Мне уже хорошо… всё заживёт…

— Кровь не останавливается.

Голос Олеся был глухим и напряжённым, и я только в этот момент ужаснулась, попыталась вырвать свою руку из его ладоней. Кровь! Это свежая кровь живого человека! Амир, как он все эти дни, постоянно рядом со мной, какая для него мука, и это моя кровь — предначертанная!

— Рина, любимая, что с тобой? Рина!

Я махалась руками и что-то говорила, но не понимала своих слов, в голове билось только это слово — кровь. Амир подхватил меня на руки и прижал к себе:

— Любимая, что случилось?

— Кровь, Амир, отпусти меня, я…

— Рина, любовь моя, я люблю тебя, слышишь, люблю…

Но я продолжала биться в его руках, и он отпустил меня в красные шарики.

— Уходи, я прошу тебя, уходи…

— Без Амира твоя кожа не заживёт.

Строгий голос заставил меня вздрогнуть и обернуться к двери, Лан подошёл к Амиру и отчитался:

— Мутанты определили местоположение Зверя.

Лан произнес слово «зверь» с заглавной буквы и сжал губы, казалось он готов прямо сейчас кинуться в бой. Вся его фигура напряглась, а руки сжались в кулаки. Амир сразу скосил на меня глаза, как я отреагирую, а Лан продолжил:

— Энергия Рины нестабильна, но Зверь её не чувствует.

Вождь вопросительно поднял бровь, откуда такая уверенность, и Лан объяснил:

— Зверь ищет в тех домах, куда отправились манекены и двойники.

— Он ищет меня?

Громкий голос Олафа подрагивал от волнения, когда он не выдержал и высказал свое мнение:

— Рина, если ты ещё такое совершишь, то тебя не только он искать будет…

— Олаф.

Строгий взгляд Амира остановил Олафа, и он отвернулся от меня. Естественно, я сразу воспользовалась возможностью хоть что-то узнать о своих подвигах:

— И что я натворила?

Но никто со мной ничего обсуждать не собирался, Лан и Олаф вытянулись в струнку и готовы были исчезнуть по приказу Амира, мне пришлось выдать угрозу:

— Ещё что-нибудь совершу.

Переводя глаза от вождя на его подчиненных, я начала разматывать полоски холста на руках. Амир тяжело вздохнул и положил свою ладонь на мою руку.

— Рина, я тебе расскажу.

— Всё?

— Всё, что ты захочешь знать.

Знаю я, как он расскажет — пару слов и много отвлекающих манёвров.

— Я назначаю заседание… заседание… просто заседание действующих войск.

Недостаток крови в организме, иначе нельзя объяснить такое заявление. Я смотрела требовательным взглядом на вождя, и он сдался, правда, с условием. Синева посветлела и в голосе прозвучала ирония:

— Может, всех боевиков не будем вызывать на заседание Совета жены вождя?

Изобразив задумчивый вид, я милостиво кивнула головой, мне достаточно присутствующих. Но Амир есть Амир, в смысле вождь — Совет, так Совет. Так как в спальне мало места, трое присутствующих уже превратили её в маленькую каморку, то меня вместе с ванной перенесли в столовую. Может, мне почаще назначать такие Советы, хоть буду встречаться со своим ближним кругом, который теперь стал значительно шире.

Амир сам нёс меня в столовую, удивительная все-таки у них сила, он как не заметил веса большой каменной ванны. По дороге я спросила:

— А почему ванна из камня?

— Она отражает твою энергию. Розовый мрамор. А водоросли впитывают её и возвращают тебе.

— Эти шарики водоросли?

Он произнес латинское название, и я только вздохнула, много книжек читал мой муж, а мне даже женские романы не хотелось читать.

В столовой я открыла рот от удивления — он собрал почти всех, только Яны не было. Мари сразу кинулась ко мне, но Амир произнёс слово, и она остановилась перед нами:

— Рина, как ты?

— Хорошо…

Я протянула к ней руку и Амир уже меня предупредил:

— Не касайся никого.

— Но почему?

— Ты хотела всё узнать?

Пришлось замолчать, и Амир улыбнулся, установил ванну в центре столовой. Вито стоял рядом с Мари, Алекс ободряюще мне улыбнулся и вытянулся у стола, Роберт возвышался около Фисы на диване. Олаф и Лан встали рядом со мной. Я осмотрела всех, и в груди стало тепло — как нас много. Нас.

— Стефан?

В вопросе Амира было больше удивления, чем недовольства — неужели кто-то посмел опаздывать на Совет жены вождя? То есть нарушил его приказ? Но именно в этот момент Стефан проявился рядом со мной и протянул Амиру букет из удивительных ярко-синих цветов.

— Отец просил передать для Рины.

Брови Амира взлетели так высоко, что лицо вытянулось, но Стефан не отступил ни на шаг, держал букет в вытянутой руке. Я решила спасти его:

— Спасибо, Стефан, передай Владу от меня…

— Рина… позволь тебе кое-что объяснить.

Амир всё-таки взял букет, подержал секунду в руке и положил на стол. Мрачный взгляд отправил Стефана к двери. Но вождь запомнил урок с Вито, не сказал ни слова, хотя потом всё время поглядывал на цветы.

Странное это было зрелище: молодые и красивые, высокие, некоторые очень высокие, стояли вокруг каменной ванны, в которой сидела немолодая женщина в рубахе и вся замотанная серым грубым холстом. Ага, и с торчащими в разные стороны волосами-антеннами. В куче красных шариков. Я почувствовала себя этаким пятном на общем фоне красоты, и попыталась соскользнуть поглубже в шарики, но они как назло выталкивали меня обратно. Фиса своим ведьминым чутьем почувствовала моё состояние и подбежала ко мне:

— Ты что это? Чего заволновалась? Где болит?

И все сразу напряглись, Амир оказался на коленях и схватил меня за руку:

— Рина, что с тобой?

— Ничего… всё хорошо.

Придётся начинать Совет, и я вздохнула, чем вызвала очередной тревожный взгляд Амира:

— Рина…

— Всё хорошо… это я так… вздохнула.

— Ты дыши, милая, дыши, солнышко…

Сразу рядом оказался Олаф, но я замахала рукой:

— Всё хорошо… Амир, ты обещал рассказать…

А у самой уже слёзы навернулись на глаза, напугала всех, как будто они переживают, что я перестану дышать.

— Я дышу, почему вы всё время говорите, чтобы я дышала?

Глаза Амира потемнели почти до черноты, и он медленно произнёс:

— Ты не дышала четыре минуты.

— Почему… сколько?

— Четыре минуты.

— Но ведь так не бывает…

— Не бывает.

Амир поднялся с колен и посмотрел на Вито, он подошёл и доложил мне:

— Встречу Амира сопровождали…

— С кем? С кем ты должен был встречаться?

Амир усмехнулся и честно признался:

— С одним из глав кланов Африки.

— Он работает на Зверя?

— Да.

— Ты знал об этом?

— Да.

— Почему пошёл?

Взгляд вождя стал ярким и весёлым, он пытался сдержать улыбку, но она всё равно проявилась — жена требует у него отчет.

— Я его искал… Зверя.

— Кто он?

— Зверь.

Фиса погладила меня по руке и попыталась урезонить:

— Рина, Зверь, он и есть Зверь, вождь да воинство с ним…

— Кто он?

Роберт о чём-то спросил Амира, получил согласие и достал из кармана пульт. С потолка спустилась одна из планет и преобразовалась в экран. Несколько нажатий на кнопки и появилось изображение высокого молодого человека: яркий блондин с короткой стрижкой, ослепительной улыбкой и пронзительными тёмными глазами.

— Это Зверь?

Роберт кивнул, и на экране прошли картинки с молодым человеком в разных ситуациях: в машине, на берегу моря, у какого-то дома. Человеком?

— У него много человеческих имён, в нашем мире его зовут Зверь. Мы давно готовили эту встречу, мои мутанты выслеживали его кланы. С главой одного из них и должен был встретиться Амир. Но там его ждал Зверь.

Он побледнел, его губы сжались, а глаза стали совершенно чёрными. И я поняла — Роберт обвиняет себя в том, что Амир мог попасть в ловушку.

— Вы враги?

Амир усмехнулся и кивнул головой, но потом одумался и весело объявил:

— Не то, чтобы враги, войны между нами не было, не поделили пару пещер.

Это оказалось указанием, как мне рассказывать о происшедшем. Вито сразу улыбнулся и заявил:

— Зверь всего лишь зверь, ни ума, ни фантазии. Ему бы таких же монстров создавать, как он сам, да только пока ничего у него не получается.

— Поэтому ему нужен Амир?

— Да, придумал себе шутку — соединить свой ужас с кровью Амира, да кланы его себе забрать. Уж очень у нас дисциплина твёрдая, не сравнить с его разбойниками. И ведьмы с ним никак не хотят общаться, а у нас всё есть, полный набор.

Мило улыбнулся Фисе, и добавил:

— Гном вот появился, тоже добавился к коллекции.

Роберт подтвердил, уж он-то знает всех в кланах Амира:

— Гном дело серьезное. Рина, ты одним взглядом такой народ неуживчивый к себе привлекла, просто поразительно.

И я вспомнила свой секрет, решила признаться, пока ещё что-нибудь не произошло:

— Я знаю, где Золотая Баба, ну, скульптура Саадат.

Но Амиру она оказалась на самом деле не нужна:

— Рина, я не ищу тайны гномов.

А Фиса аж подскочила:

— Золотая Баба? Откель такая тайна…

И закрыла себе рот ладошкой, не к добру такое знание, особенно, когда это касается меня.

— Я как-то связана с ними… мой народ от них прячет скульптуру Саадат.

— Вот и пусть прячет. Неча такую красоту этим паразитам отдавать.

Фиса обрадовалась выходу из положения и опять погладила меня по руке:

— Тебе бы себя как-то сохранить, крови опять… жизни своей драгоценной…

Мари, стоявшая как бледная статуя, не в состоянии сказать ни слова, наконец, выговорила:

— Рина, ты не дышала четыре минуты…

Я решила на корню прекратить разговоры о своём состоянии и гордо заявила:

— Зато теперь дышу хорошо!

Даже продемонстрировала, несколько раз глубоко вздохнула до легкого головокружения.

— И вообще, это рекорд человеческого организма! Буду теперь в бассейне глубоко нырять!

Мой гордый взгляд привел Фису в состояние шока, зато вызвал улыбку на губах Амира. Роберт только головой покачал, мельком взглянул на улыбку Амира и высказал своё мнение:

— Ты уже нарушила несколько законов физики, что тебе четыре минуты…

— Окстись! Что за речи ведёшь, едва оклемалась ласточка, ей теперь только…

Чтобы остановить Фису и Мари, я со знанием дела спросила:

— А какие я законы физики нарушила?

То, что произнёс Роберт, было набором звуков с формулами. Гордо кивнув, я не удержала выражение лица и растерянно подняла глаза на Амира. Он лишь пожал плечами — именно эти законы я и нарушила. И вдруг в тишине прозвучал сначала тихий смешок, а потом откровенный хохот Олафа. На удивление, вождь не стал его останавливать, сам широко улыбнулся и поцеловал мне руку. Послышался едва сдерживаемый смех Роберта, я подняла голову и увидела, что Вито тоже улыбается. Лишь Фиса и Мари удивлялись такому поведению мужчин. Фиса уже гневно свела брови, и я быстро проговорила:

— Я же не знаю законов, поэтому и нарушаю.

Смех затих, последовал общий вздох и Вито выдал мнение:

— Рина, какое счастье, что ты игнорируешь законы нашего мира, а вот остальные, законы физики, например, всё-таки лучше…

— Вито, физика и химия безнадёжно…

— Да что вы к девке-то прицепились? Физика вам… мужеское физика-то, а нам бабам и знать это не надобно.

— Верно, Анфиса, не женское дело физика, не женское.

Неожиданно для всех Амир засмеялся радостно и открыто, его сразу поддержали остальные, даже Мари улыбнулась. Я тоже смеялась со всеми, какое счастье, что они смеются все вместе, а раны заживут. Всё заживёт, когда я с ними — мне ничего не страшно, они рядом и я счастлива. Кто-то взял меня за руку, и я обернулась, Лан.

— Рина, твоя кровь остановилась, раны перестали кровоточить.

— Вот видишь, я очередной закон нарушила, какой-нибудь химический…

Оказавшись рядом со мной, Амир бережно размотал холст на левой руке, кровь уже свернулась маленькими капельками. Он длинно вздохнул:

— Заживают…

— Амир, это от радости, правда, вы все здесь и мне так хорошо…

Мари воскликнула:

— Рина, тебе надо радоваться! Ты восстанавливаешься в радости.

— Я так счастлива, что вы все рядом со мной.

Амир полыхнул энергией, и я вся сразу зарделась, Лану пришлось остановить вождя:

— Слишком сильно, Амир, у Рины достаточно энергии… она принимает у всех.

Я удивлённо вскинула на него глаза, и он повторил:

— Ты принимаешь энергию у всех присутствующих.

Тёмные глаза улыбались, хотя губы оставались плотно сжатыми. Он сканировал моё состояние постоянно и не мог позволить себе отвлекаться. Амир отпустил мои руки и вопросительно поднял глаза на Лана:

— У всех?

— У всех присутствующих в столовой.

Лан, видимо, решил уточнить, и провёл рукой над моей головой, удивлённо воскликнул:

— Не только у присутствующих!

Ойкнув, я сжалась, но Амир сразу схватил меня за руку:

— Рина, ты должна восстановиться… иначе кровь снова… и мы будем страдать.

Он умоляюще посмотрел на меня тёмными глазами, и я медленно расправила плечи.

— У кого? Лан, ты можешь мне сказать, у кого я забираю энергию?

— У великолепных.

Фиса облегчённо вздохнула:

— Ну, у этих тазиками и ведрами, Рина, да таких хоть топором бей, да по скалам гоняй, у них можно. Забирай, соловушка, забирай, для них это в радость…

— В радость?

Амир вскочил и сказал короткое слово, мгновенно в столовой не осталось свободного места, великолепные явились по зову вождя. Я не успела ничего сказать, только растерянно посмотрела на Виктора, опустившегося передо мной на колено. Он вопросительно взглянул на Амира и, получив разрешение, взял меня за руку:

— Рина, моя жизнь принадлежит тебе…

— Не жизнь, Виктор, я не знаю, почему…

— Я знаю. Ты спасла меня, когда Зверь почти разорвал…

Он усмехнулся и на мгновение опустил глаза, но продолжил:

— …меня на куски.

— Зверь?

— Да. Я получил поддержку от тебя.

— Я? Я тебе свою энергию?

— Да. Теперь я лишь возвращаю тебе долг.

Мой растерянный взгляд повеселил Амира, и он подтвердил слова Виктора:

— Я же не пошёл на встречу, а Виктор там уже был.

Виктор едва коснулся моей руки губами и отошёл. Следующим оказался Сэм, он подхватил мою руку из ладони Виктора и опустился на колено:

— Рина, я был в пещере и почувствовал поток твоей энергии. Ты спасла нас.

Они подходили ко мне, опускались на колено, делились своей энергией. А вождь сложил руки на груди и стоял рядом, внимательно следил за мной. Последним подошёл совсем молодой парень, лет шестнадцать, не больше. Мне показалось, что я его раньше не видела, и решила уточнить:

— Ты тоже был в пещере?

— Нет, я был в доме.

Нежное лицо и ласковый взгляд зелёных глаз, в обычной жизни я бы подумала «милый мальчик», а сейчас удивилась, как-то совсем непохож на крутого ирода из подразделения великолепных. Никакого сравнения с Олафом, например.

— Как тебя зовут?

— Олег.

— Откуда ты?

— Из России.

— Я тоже с тобой делилась энергией?

— Нет, но ты извинилась перед нами за свой страх… я всё время смотрю на тебя… и…

Амир зашевелился, разговор ему не понравился, и Олег сразу отпустил мои руки. Но я не позволила ему встать, схватила его за кончики пальцев:

— И что ты хочешь сказать? Ты был на лестнице?

— Да.

Олег встал на оба колена и склонил голову:

— Ты единственный человек, который не чувствует страх передо мной.

— На лестнице я испугалась…

— Но потом ни разу не почувствовала моего присутствия в доме.

— А должна?

— Меня… мою энергию страха чувствуют все… даже Тёмные.

Я засмеялась и потрясла его руку:

— Ты что — ходячий ужас?

— Да.

Амир не выдержал и внёс коррективы:

— Олег появляется только в моменты опасности, чтобы никто не смог подойти к дому.

Его потемневший взгляд насторожил меня, и я весело заявила:

— Ну вот, теперь никто не сможет ко мне близко подойти, я получила энергию Олега и буду всех пугать!

Изобразила рычание и грозный взгляд, даже кулачками замахала. Олег вздрогнул, а Фиса хихикнула:

— Ага, твоим-то рыком только комаров распугивать.

Первой засмеялась Мари, её поддержал Вито и опять смех разнёсся по всему дому. Это тот ещё звук, когда столько гигантов радостно хохочет над рычащей тёткой в ванне с шариками. Пожалуй, скала подпрыгнула.

Видимо Амир подал какой-то знак, потому что великолепные постепенно исчезли из столовой, даже Лан с Олафом ушли. Остался только самый ближний круг. Мари вопросительно взглянула на Амира, но он покачал головой, подходить ко мне ей пока нельзя. И я возмутилась:

— Амир, мне уже хорошо, посмотри, всё зажило!

Я размотала холст и показала руку — ни одной новой капельки, только полоски шрамов с бурыми засохшими кусочками крови. Обрадованная таким видом, я потёрла холстом кожу, и на этом месте остались только розовые линии на местах порезов. Гордо продемонстрировав последствия радостного смеха и насыщения энергией великолепных, я затребовала:

— Мне полезно радоваться и обниматься! Мари, иди ко мне, я тебя обниму, и всё совсем пройдёт!

И Мари не послушалась отца, кинулась ко мне и обняла, слёзы лавиной вылились из глаз:

— Рина… я так переживала за тебя…

— Всё хорошо, Мари, всё хорошо! Разве я могла пропустить твою свадьбу? Ты уже придумала платье? Только красивое платье, ты такая красавица, удивительная красавица, мы с тобой песню обязательно споём, вот только голос восстановится, и сразу споём, правда?

От моих вопросов Мари смутилась, кивнула и перестала плакать, что мне и требовалось. Я погладила её по голове и зашептала на ушко:

— Сейчас ты самая главная женщина, слышишь, ты теперь молодая жена. Только твоё счастье, ваше с Вито, больше ничего не имеет значения, у меня уже всё прошло, всё заживает. Я уверена, вы с Вито будете счастливы… а гарем не позволяй, ещё чего…

Мари хихикнула и подняла на меня счастливый светящийся взгляд, тоже зашептала:

— Не позволю… это для Силы… Вито всё понимает, а что не поймет… я объясню.

Мы уткнулись лбами и засмеялись, заговор двух счастливых женщин, берегитесь мужья, две такие жены это та ещё сила. Но Мари не была бы дочерью вождя — она всё же посмотрела мои руки, и сама убедилась, что кровь не идёт и кожа заживает. Я подняла глаза на Амира и показала ему язык, вот так, мне полезно радоваться. Он смотрел на меня тёмным взглядом, в котором плескалась боль. Но я не успела ничего сказать, он ослепительно улыбнулся и предложил:

— Рина, хочешь в бассейн?

Ага, вот и манёвр — всё что угодно, дорогая, только ничего не будем тебе рассказывать.

— Хочу. Но только после того, как вы мне расскажете, как я умудрилась нарушить законы физики.

Вито не успел поменять свой взгляд, в нём тоже почему-то была боль, даже губы скривились, как будто он сейчас заплачет. Слово взял Роберт, он отпустил руку Фисы, которая оказалась рядом с ним на диване, и встал. Амир кивнул ему, а сам опустил голову и сложил руки на груди, закрылся от всех. Когда Роберт посмотрел на меня, то взгляд был спокоен, почти весел, и улыбка обещала весёлый рассказ о законах физики:

— Рина, ты настроила свой человеческий организм как систему электронного поиска, нашла место, которое посчитала опасным для своего мужа, заблокировала все возможные объекты…

— Роберт, подожди… я не поняла…

Он чуть наклонил голову и предложил:

— Может формулами?

И повторил тот набор звуков, которым уже объяснял нарушения законов физики. Совершенно невинный взгляд и та же улыбка на устах. Я растерянно посмотрела на Мари, и она перевела мне слова Роберта:

— Ты испугалась за отца, почувствовала опасность, своей энергией нашла место, где эта опасность спряталась, и остановила Зверя.

— Я остановила?!

— Ты.

Роберт величественным поклоном головы поблагодарил Мари за перевод и продолжил более понятным для меня языком:

— Так как Амир не явился вовремя — в первый раз, кстати, не пришёл на запланированную встречу — Зверь напал на некоторых …великолепных, ты, заодно, и их спасла… Виктор же рассказал тебе, как ты его куски собирала по дальним углам пещеры.

Непроизвольно я кивнула головой — рассказал. Роберт ослепительно улыбнулся:

— Ну, а Семёна ты просто прикрыла ладошкой, Зверь до него уже не добрался. Да и остальные сквозь твою броню пробиться не смогли…

— Остальные? Я ещё кого-то…

— Так ты такую стену установила, что великолепные не смогли за Зверем побежать… ушёл. Но удивился сильно и теперь ищет того, кто это всё учинил… тебя, то есть.

Роберт артист. Я ничего не понимала в его рассказе, какая стена энергии, поэтому просто рассматривала его, как он с нескрываемым восторгом вещал о моём несуществующем подвиге. И иронию в адрес великолепных сразу почувствовала — никак не может смириться с тем, что они сильнее его и имеют возможности, которых у него нет. Кстати, а почему он о себе молчит, он же к тому времени уже туда уехал, вспомнив этот факт, я сразу спросила:

— А ты где был? Ты же тоже там был?

— Увы, я уехал не совсем туда, чуть левее, а потом прямо и немного направо, ну, где-то там… поэтому я единственный, кого тебе не удалось… в общем, я не попал под твою…

— Роберт…

— Рина, я точно там не был.

Как ему удаётся демонстрировать такой честный взгляд? Вито даже голову склонил, чтобы не выдать своего друга. И вождь тоже удивляется, усмешка стала хитрой-хитрой, небось представил тот самый путь, по которому Роберт куда-то туда добирался. Вот у Алекса не получилось, он тихонько стоял у дивана и совсем не подавал никаких звуков, а в момент рассказа Роберта округлил глаза до невероятных размеров, явно в курсе, где этот лорд не был в тот момент, когда Зверь рвал всех на куски. Фиса тоже спряталась, скукожилась всей своей маленькой фигуркой на диване, а руки подрагивали, всё ещё переживали за любимого. И кто знает, каким он явился перед ней, хоть и говорят, что они восстанавливаются мгновенно. Рассматривая свой ближний круг, я не заметила, что в столовой стало очень тихо, и все смотрели на меня. От этих взглядов у меня получилось только пролепетать:

— У меня всё хорошо… ничего не болит… а как я… у меня же нет столько энергии, чтобы стены ставить…

Амир оказался рядом со мной и посмотрел совершенно чёрными глазами:

— София почувствовала тебя, когда ты уже не дышала, она поделилась своей энергией и энергией сестер. Ты отдала всё… все свои силы…

Я в ужасе взмахнула руками:

— Как они?

— С ними всё хорошо, Янина и Алекс помогли им восстановиться.

Рядом со мной оказался Алекс, Амир резко кивнул ему и отошёл.

— София забеспокоилась, стала рваться с цепи, потом закричала, что тебе плохо и нужно помочь, что только она может.

Алекс оглянулся на Амира и признался:

— Я выпустил её с цепи и допустил к ней сестер. Они не пытались бежать, сразу взялись за руки и замерли, а потом упали. Мы помогли им восстановиться, и София сама попросила, чтобы её снова заковали.

— Сама?

— Да, она сказала, что ещё не готова…

— К чему не готова?

— К жизни, что она ещё зверь.

Какой ужас, маленький шкелетик говорит, что она зверь и сама просит себя заковать цепями к скале! И рядом с ней Яна, которая тоже была прикована иродом… а в друзьях у неё была мышка. Только она сможет помочь этой уникальной девочке стать настоящим человеком, именно человеком.

Алекс осторожно коснулся моей руки, и я смогла посмотреть на него.

— Рина, София постоянно вспоминает тебя, говорит, что твои муки помогают ей. Она чувствует твою боль и хочет стать человеком, настоящим человеком.

С ней постоянно должна находиться именно Яна, именно она понимает страдание и боль Софии, её стремление не стать монстром, которым хотела сделать Анабелла.

— Она спасла меня…

— А про себя ты и мысли не имеешь! А крови сколько опять, литрами ведь, едва остановили, фонтаном вокруг всё забрызгала, коли этого морского чуда, да кастрюли Степа не принёс…

Фиса закрыла лицо руками, Роберт обнял её, но она вскочила и подбежала ко мне, возмущенно крикнула:

— Электронный поиск! Вздумала… располосовала тело белое… крылья свои кровушкой залила, да ножки… как…

Она махнула рукой и вдруг изобразила звук, очень похожий на рык настоящего ирода:

— Не смей больше в мужские дела влезать! Вождь, в гарем её, истинно в гарем! Токмо там ей место, даже к оконцу чтоб шажочка не делала!

9

Амир помыл меня в ванной, бережно завернул в тонкое полотно и уложил на постель. Он поцеловал каждый шрам, касался своими горячими губами и что-то говорил на своём певучем языке. Я сначала хихикала, но потом слёзы навернулись на глаза. Неужели этот гигант на самом деле так любит меня, обычную человеческую женщину? И поэтому синева глаз темнеет от вида порезов на моём теле? Эти дни счастья, когда я ни о чём не думала, просто наслаждалась каждым моментом его присутствия рядом, его страстной любовью, исчезли, как будто накрытые туманом. Как искрящая фейерверками шутка, они пронеслись, оставляя за собой лишь этот туман безвременья, безумия тела и души.

Сегодня я смотрела на удивительные создания, невероятно красивые и сильные, молодые, и поражалась — они молоды не только своими телами, но и душами. Только тот, кто был в Темноте, сможет оценить счастье Света. Они счастливы в новой жизни, наполненной любовью, они его заслужили страданием и болью, своим стремлением к Свету.

Я смотрела в тёмные глаза Амира и думала о том, что сколько бы мне не осталось времени, я за него благодарна Судьбе, не важно — это будут годы или секунды. И готова обманываться, пусть Амир и не любит меня, но я и ему благодарна за эти дни, которые он превратил в сказку, настоящее волшебство чувств. Впереди у него его сотни лет, и я всё для него сделаю, чтобы он был счастлив и помнил меня. Ну, хотя бы иногда вспоминал.

— Я слышала тебя… тогда… ты говорил так красиво… и что ночами приходил… на меня посмотреть.

— Приходил.

Взгляд полыхнул яркой голубизной, и последовало признание:

— Я приходил к тебе мечтать.

— Но ты же говорил, что не умеешь мечтать?

— Я ещё тогда не знал, что мечтаю… что, когда смотрел на тебя, я уже мечтал.

Нас разделяла тонкая ткань, но она не мешала мне ощущать жар его тела, полыхнувшего огнём энергии. Амир улыбнулся и осторожно прижал меня к себе, провел ладонью по взъерошенным волосам.

— И о чём ты мечтал?

— О том, что когда-нибудь наступит время, и ты улыбнешься мне.

— Это мечта?

— Мечта. Я так боялся тебя… я не сразу понял, что это и есть страх, настоящее чувство… человеческое…

— Первым твоим чувством был страх передо мной?!

— Да.

Наверное, он как Роберт научился управлять своими глазами — голубизна сверкала абсолютной честностью. Амир нежно коснулся моего лба губами и повторил:

— Я тебя боялся. С первого момента, как только понял, что это ты.

— Конечно, я не красавица…

Тихий смех рассердил, и я завозилась в его руках, к моему возмущению Амир сразу раскрыл свои объятия. Но когда я попыталась встать, он сразу снова обнял меня.

— Ты такая маленькая и хрупкая… такая нежная… как солнечный свет, который невозможно взять в руки… чуть коснёшься, и он уже пропадает в тени.

Горячие пальцы коснулись моей щеки.

— Я считал секунды, которые проводил с тобой… жажда сжигала меня, а я считал мгновения… твои улыбки…

— Считал улыбки?

— Ты улыбалась за день до двадцати раз… я их помню все. Я смотрел на тебя и учился улыбаться.

Вот о чём говорила Мари! Он учился улыбаться, смотрел на меня и растягивал губы. Но я не позволила себе рухнуть в отчаяние, и так почему-то сомнения уже опять зародились в душе:

— Но ты ведь и раньше… ну, с людьми, женат был столько раз…

— Это была игра, не настоящая улыбка, движение мышц лица… а с тобой… улыбка рождалась во мне, где-то глубоко в сердце, о котором я уже забыл.

Нежный поцелуй засвидетельствовал слова и последовал едва слышный шепот:

— Рина, прости меня за всё…

— Амир…

— Я люблю тебя…

Он хотел ещё что-то сказать, но губы сжались и взгляд спрятался за прищуром. Тяжёлый вздох преобразовался в улыбку, и последовал приказ:

— Тебе пора спать. Отдыхай, любимая, а я буду смотреть на тебя и наслаждаться мгновениями.

— Ты не уйдёшь?

— Нет. Я буду рядом с тобой.

— Но твои дела…

— Зверь подождёт.

И такой последовал смешок — конечно, подождёт, куда он денется. Я тоже хихикнула и прижалась к любимому телу, какое счастье, ещё одна ночь и он со мной.

Утром меня разбудил громкий шёпот Фисы:

— Вождь, а я тебе говорю…

— Рина проснулась.

Они сидели у окна, маленькая Фиса и огромный Амир. Я даже не сразу её заметила с постели, лишь когда она вскочила и подбежала ко мне, только тогда догадалась, что они сидели рядом. Амир был в униформе ирода, а Фиса в красивом платье с кружевами.

— Проснулась голубушка, утро доброе нынче, вставай, милая, вставай.

Она сразу деловито осмотрела мои руки, откинула одеяло, взглянула на ноги и облегченно вздохнула:

— Ну, вот, ну славно, зажило от радости, ни полосочки не осталось.

— Доброе…

Я подняла руку — действительно, ни одного шрама, чистая белая кожа.

— Амир, всё прошло…

— Радость лечит.

Фиса обернулась к Амиру и продолжила что-то от него требовать:

— Вождь, ты меня послушай…

Но Амир не захотел обсуждать спорный вопрос при мне:

— Анфиса.

— О чём речь?

А это я удачно проснулась. Фиса явно решила меня в это обсуждение подключить.

— Рина, я измыслила…

— Анфиса.

— Амир, я хочу услышать предложение Фисы.

Но взгляд Амира ничего не обещал, что ему стоит сейчас исчезнуть вместе с ведьмой, а потом честно заявить, что мол ничего и не было, так, поболтали о том о сём. И я неожиданно для него пообещала:

— Вдруг я соглашусь с тобой.

Фиса замерла и возмущённо прошипела:

— Рина… да как же…

— Ты скажи, о чём речь, а я подумаю.

Удобно устроившись на подушках, я изобразила внимательный взгляд, и вообще, ничего странного, утро жены вождя так и начинается — с заседания штаба. Амир хмыкнул, встал и подошёл ко мне, некоторое время разглядывал нас, возвышаясь скалой, но всё же озвучил предложение Фисы:

— Анфиса решила стать подсадной уткой для Зверя.

— Что?!

— Так я это, посижу в засаде, он как кинется, вы тута как тута! И захапаете миленького!

— Фиса! Ты с ума сошла! Ты для этого в платье переоделась?

— А что? Не в фартуке же такого встречать…

И такой невинный взгляд изобразила, что я не смогла ничего ей сразу сказать, только беззвучно открывала рот и махалась рукой в сторону Амира. Он кивнул мне:

— Я ей так же ответил.

Наконец, я обрела дар речи и рявкнула не хуже вождя:

— Окстись! Не лезь в мужеское дело! Амир! Запри её… в… в гарем Роберта!

Фиса аж пригнулась от моего крика, ошалело обернулась на такого же удивлённого Амира, а он высоко поднял бровь и смог лишь оправдаться:

— У Роберта нет гарема.

Я не унималась:

— В пещеру!

— Дак я… Рина…

— Ты понимаешь, что предложила? Значит, Роберт не может ничего, вождь вообще не по делу, а ты одна такая героиня. И вообще, зачем Зверю ведьма?

— Ну… это… я с тобой рядышком…

— И — что? Ему не ведьма из ближнего круга нужна, он сразу поймёт, что ты просто подставляешься. Ему нужна я.

Лицо Амира превратилось в маску, но я сразу продолжила, не дала ему возможности высказаться:

— Я верю своему мужу, своему… своим… всем, кто меня окружает, и буду тихонечко сидеть там, куда меня…

— Ты будешь ждать нас дома. Вместе с Мари и Анфисой.

— Хорошо.

Амир продолжал смотреть на меня с явным сомнением, чего это я так разбушевалась. И почему не рвусь в первых рядах бороться с врагом. Пришлось объясняться:

— Я не хочу вам мешать… если что-то пойдёт не так, а со мной обязательно не так, то вам же и придётся меня спасать.

— И со мной значится…

— Фиса, женщине не место на войне… она не может думать… действовать, как мужчина…

И замолчала, вспомнилось определение, которое Амир дал королеве: «она женщина с мужским умом». А я всего лишь женщина, обычная стандартная, ничем не примечательная. Да откуда у меня опять эти мысли появились?! Но Фиса не дала мне возможности углубиться в самобичевание:

— А ты-то, ты… кто бы говорил! Законы физики одним махом порушила!

Я не успела возразить, Амир так на меня посмотрел мрачно, что пришлось покаянно опустить голову. И что мы с Фисой свару устроили при вожде? Крик торговок на рынке. Она тоже замолчала, вздохнула и собралась уходить.

— Фиса… прости, но тебе действительно не нужно этого делать.

Такой взгляд, больной и страдающий, я не ожидала подобной реакции и растерянно подняла глаза на Амира.

— Анфиса.

Он подошёл к ней и положил руку на плечо:

— Роберт останется с тобой.

— Вождь… дак не поэтому я… у меня к Зверю свой счёт… давний.

То, что произнёс Амир, привело Фису в шок, она страшно побледнела и почти упала, но он подхватил её на руки и посадил в кресло. Я не поняла слов, но почему-то подумала, что он называл имена. Почти шёпотом Фиса спросила:

— Откель… всё обо мне вызнал…

— Анфиса, ты была враг.

Ну, да, о врагах вождь должен знать всё. Я вопросительно взглянула на Амира, уточнять у Фисы, что за дело связывает её со Зверем, не осмелилась. Но он ничего не сказал, отвернулся к окну и лишь через несколько тяжёлых секунд обратился к Фисе:

— Мы можем сделать иначе… ты поедешь с нами. Не как подсадная утка, а как переговорщик.

— Амир!

Фиса сразу подскочила с кресла:

— Поеду! Только возьми!

— Зачем? Какой переговорщик? Это же заложники… кто…

— У меня есть о ком говорить со Зверем.

Ещё одно удивление для Фисы, она замерла статуей, и только взмах рукой помог ей издать звук:

— Дак… у Зверя… рази есть…

— Есть.

Что я делаю рядом с ним? Амир улыбнулся, хитринка проскользнула по губам, а глаза сверкнули яркой синевой, разве у него может быть иначе? Поэтому он так спокойно заявил, что Зверь подождёт. Никуда от него не денется, ему деваться некуда, Амир уже всё подготовил и теперь сам устанавливает правила встречи. Я не удержалась и спросила:

— Кто? Если нельзя, не говори…

Он пожал плечами, убрал руки в карманы и прошёлся по спальне. Фиса следила за ним глазами, в состоянии шока лихорадочно прижимая руки к груди, неужели у Зверя есть сердце, и оно о ком-то переживает?

— Его создание.

Быстрый взгляд на меня, и я ужаснулась — неужели я опять успела что-то сотворить? И когда успела, но ведь создание Зверя, не моё!

— Олег.

— Олег?!

Фиса обомлела уже в виде вопросительного знака от моего восклицания, и Амир с удовольствием лицезрел наше удивление. Так как мы обе не смогли ничего изречь, ему пришлось рассказать тайну «милого мальчика»:

— Я нашёл Олега десять лет назад. Волки… оборотни загнали его в пещеру, но не смогли подойти ближе, он воспользовался своей способностью внушать страх. У него было много способностей, но он ими не владел в полной мере.

И всё, решил, что нам достаточно информации. Я, естественно, не выдержала первой, Фиса только вздохнула, но не посмела издать вопрошающий звук:

— Амир!

Ослепительная улыбка выдала, он получал удовольствие от того, что мы сидим и смотрим на него, как две нерпы. Почему нерпы? Не важно, так как Амир продолжал молчать, я уточнила свой вопрос:

— А откуда ты знаешь, что он создание Зверя?

— Олег сказал сам, а я позже всё выяснил.

Фиса обрела дар речи и просипела:

— А как ушёл-то от него, ведь малец совсем?

— Зверь наградил Олега множеством способностей, действительно множеством, но не учёл, что они могут проявиться незапланированным способом.

Каким способом, уточнять не стал, усмехнулся таинственно, а я схватила подушку и кинула в него. Амир поймал подушку, преподнёс её мне на ладони и продолжил:

— Некоторые возможности может контролировать только моя кровь. И я его обратил.

Удивительный талант сказать слова и не сказать почти ничего. Или только я не понимаю, обернувшись на Фису, я увидела ту же фигуру вопросительного знака. Значит, она тоже ничего не поняла. Я задала единственный вопрос, который проявился:

— Он был человеком?

— Не совсем… в нём четыре варианта крови, но вируса Тёмного не было.

— И токмо твоя урезонила…

— Да.

Зачем-то я спросила:

— Олег — его сын?

— Нет. Он ребёнок из пробирки.

Амир подошёл к Фисе и повторил слова, которые так её поразили, она вздрогнула всем телом и сжалась.

— В одной из лабораторий Зверя, которые я нашёл…

Она закрыла лицо руками и произвела стон дикого зверя.

— Я убил их.

Фиса закивала головой и запричитала:

— Зверь, невиданный Зверь… убивец… такие… души ведь невинные, силу свою не познали…

Она закачалась всем телом, стараясь задавить в себе отчаяние. Наверное, где-то в глубине души она продолжала надеяться, что эти невинные создания всё-таки не попали к Зверю. Но теперь, когда Амир сказал ей, что они… Зверь из них сделал чудовищ, и Амир вынужден был их убить. Молодые ведьмы, дети, которые несли в себе Силу рода, как София и те, кто помогал мне восстановиться. Но ведь и среди них могли оказаться такие, как та, даже уже не помню её имени, которые сами по себе уже монстры.

Амир подошёл ко мне и взглянул тяжёлым мрачным взглядом — опять ему пришлось признаваться в убийстве.

— Ты прав, Амир, ты совершенно прав.

И вспомнила фотографию: груды детских тел, эксперименты Тимура. Амир резко обернулся и приказал Фисе:

— Мы вылетаем через десять минут.

Фиса вскочила с кресла и убежала. Я протянула руки, и Амир оказался рядом.

— Прости… прости меня, я глупая… больше не буду тебе мешать.

— Ты мне не мешаешь.

— Ты его отдашь… Олега?

— Почему?

И такой весёлый взгляд, и такая улыбка, что я уткнулась ему в плечо. Ну, конечно, это лишь повод встретиться, вывести Зверя из норы. Амир мягко поднял мою голову и прошептал:

— Рина, я люблю тебя… и прошу, умоляю… не нарушай…

— Я буду лежать! Никаких законов физики!

Гомерический хохот Амира прерывался лишь на поцелуи. Он целовал меня нежно, никакой страсти, лишь оттенок грусти, но смех не удерживался, и он продолжал смеяться.

— Амир…

— Любимая… пусть законы останутся… без физики сложно… только ты в них не вмешивайся.

Я стукнула его кулачком по груди, и он сразу стал серьезен.

— Рина, я люблю тебя… позволь мне быть для тебя защитой.

— Амир, прости меня, прости за непонимание… я верю тебе… я буду ждать, сяду у оконца и буду ждать. Мы с Мари будем тебя ждать, две твои женщины, дочь и жена. Твоя семья.

По лицу Амира прошла волна, и он плотно закрыл глаза, длинно вздохнул и повторил:

— Семья…

Я поцеловала его пылающие губы и прошептала:

— У тебя есть Семья и Дом, а ты Защитник, наш самый главный Защитник, наш мужчина.

Немного подумала и добавила:

— Вас два Защитника — ты и Вито. Но ты главный.

Амир улыбнулся, не открывая глаз, таким же шёпотом уточнил:

— Потому что вождь?

— Потому что отец. И муж.

Уходя, Амир встал на колено и поцеловал мне руку, и в этом движении было что-то от поклонения какой-нибудь Богине — сверкающий взгляд и плотно сжатые губы. Я растерялась, но руку не стала доставать из горячей ладони:

— Амир…

— Рина… ты моя жизнь.

Моя рука повисла в воздухе — он исчез.

Я всё ещё бездумно лежала на постели, когда в спальню влетела Мари.

— Рина… Рина, он… отец поцеловал…

Улеглась рядом со мной, обняла и заплакала, потом засмеялась:

— Отец обнял меня и поцеловал в лоб, вот так…

Мари нежно коснулась губами моего лба.

— Рина, отец сказал: «Ты моя семья», понимаешь — «семья»!

— Мари, он любит тебя, любит, как отец…

— Это ты! Рина, это всё ты!

— Мари…

— Это ты! Ты его заставила…

— Не заставила! Мари, послушай меня… Мари, он любит тебя и учится быть с тобой рядом как отец, и, видишь, у него получается… у Амира всё получается. Он любит тебя, любит…

Слёзы постепенно перестали сыпаться как хрустальные капельки и Мари глубоко вздохнула:

— Всё равно это ты…

— Это он сам. Амир решился перед боем показать тебе, как он тебя любит.

Сказала и застыла, зажмурилась от страха — бой, они уехали воевать с этим Зверем, которого никто не может победить. Поэтому Амир и решился поцеловать Мари, свою дочь, к которой он шёл шестьсот лет.

— Рина… посмотри на меня.

Я открыла глаза и увидела взгляд Амира, ясный и спокойный. Мари — дочь своего отца.

— Отец ирод. Он вождь и твой муж.

— Да… я знаю…

— Ты обещала его ждать у оконца?

— Обещала. Бассейн и завтрак.

Все великолепные были в доме, естественно, кроме Олега. Мари так сказала, она отличает их по лицам и знает по именам. Когда мы плавали в бассейне, у бортика с каменным лицом стоял Виктор. Он только поздоровался со мной, и сразу превратился в боевого робота. Мы с Мари переглянулись, нельзя так нельзя. У двери моей спальни с таким же лицом встал Лан. По дороге в столовую нас сопровождали два молодых парня, и я догадалась, что они тоже из них, а Мари только кивнула им.

Фред подготовился по полной программе: слон вместе с китом и небольшим островом из фруктов. А ещё водопад соков и молочные реки. Он появился, как только мы вошли, взмахнул платочком, и началось настоящее представление. Девушки заходили с подносами, которые летели рядом с ними абсолютно самостоятельно. Где-то я это уже видела… Англия, фокусы мутантов Роберта.

— Роберт тоже с Амиром уехал?

— Он обеспечивает связь.

— С кем?

Поднос опустился прямо передо мной, и с него плавно перелетело золотое блюдо, за ним вилка и нож. Мари проследила взглядом за своим блюдом, а вилку с ножом поймала на лету одним стремительным движением.

— Между всеми. Телефонами пользоваться нельзя, а мутанты обеспечат телепатическую связь.

Ну, да, Амир же может напрямую связываться с сознанием Вито.

— Рина, кушай, кушай жена вождя.

Оказалось, что Фред стоит рядом и смотрит на меня умильным взглядом.

— Вождь скоро вернётся.

— Вернётся.

— Он не взял с собой оружие.

— Почему?!

— Значит, в нём нет необходимости. Я всегда знаю, когда он рано возвращается.

Фред улыбнулся и ласково посмотрел на нас — ближний круг. У Амира на самом деле он всегда был, хотя бы в лице Фреда. И Роберта, мутанты которого всегда его сопровождали, а он об этом не знал. И Вито, и великолепных, и всего скорее ещё многих и многих, которые оставались с ним, несмотря на его крутой характер.

— Отец сам оружие.

Мари улыбнулась Фреду, и он согласно склонил голову, ему ли это не знать. Я вспомнила о фигурке в скале и спросила:

— Фред, как поживает твоя Богиня?

— Её золотые волосы растут.

— Твоими стараниями?

— Нет, сами по себе.

Мы с Мари переглянулись, а Фред гордо распрямил плечи и доложил:

— Вождь доволен.

— Амир?

— Вождь каждый день посещает её.

Я не успела удивиться, Мари сразу заявила:

— Твои волосы растут и её тоже…

— Мари, то, что растет на моей голове волосами назвать нельзя…

— Красивые волосы, чем ты недовольна?

— Антенны, а не волосы. Ты посмотри, их даже причесать невозможно, все равно дыбом стоят.

Мари протянула руку, провела ладонью по моей голове, и удивительно — мои антенны безропотно склонились мягкой волной.

— Мари, они только тебя и слушаются.

Она кивнула и сжала губы, мои глаза выдали — я только и думала о том, что Амир пошёл на бой без оружия. Зачем тогда ему истребители, если он на такую встречу… остановись и не пугай ребенка. Это ты должна её успокаивать, а не она делать вид, что совершенно спокойна. Между прочим, молодой муж туда же пошёл.

— Мари, я так и не видела твоей комнаты…

— Пойдём!

Схватила меня за руку и вскочила:

— Отец так её переоборудовал!

— А кушать?

— Фред, мы потом поедим.

Он только растерянно развёл руки, а мы уже бежали по коридору.

— Мари… я не успеваю за тобой…

Она хотела взять меня на руки, но тут же жёсткие руки перехватили меня и голос Олафа прогремел:

— Мари, жену вождя я сам понесу. Куда бежим?

Строгий взгляд большого начальника и тон соответствующий — все работают, а вы куда-то несётесь.

— Я хочу показать Рине свою комнату.

— А бежать-то зачем? Ох, непоседа.

И медленно пошёл, покачивая головой. Фиса явно провела воспитательную работу среди великолепных. А может, Олаф сам по себе такой заботливый. Так и оказалось, через несколько шагов он спросил:

— Как ты?

— Всё хорошо. Спасибо, ты меня спас…

— Рина…

И вдруг осёкся, замолчал надолго. Я попыталась посмотреть на него, но он сильнее меня к себе прижал и высоко поднял голову, чтобы я не увидела его глаз.

— Олаф, что-то не так?

— Мы пришли.

Поставил меня на ноги и открыл дверь. Мари сразу зашла в комнату, а я остановилась и взяла Олафа за руку:

— Ты что-то хотел мне сказать?

— Нет.

И как подменили — взгляд потемнел, а губы плотно сжались.

— Олаф.

Мгновенным движением он встал на колено и опустил голову.

— Жена вождя, моя жизнь принадлежит тебе.

— Олаф, твоя жизнь…

— Рина… ты только живи, а мы всё для тебя сделаем, жизни свои отдадим… ты только живи.

Он поднял голову и посмотрел на меня взглядом, в котором плескалась боль и ещё что-то, от чего у меня защемило в груди.

— Я живу… ты меня спас, и я живу…

Мари встала рядом со мной, но ничего не сказала, лишь взяла меня за руку. Олаф повёл на неё глазами и склонил голову.

— Прости меня.

— За что? Олаф…

— Ты единственная… я этого не понимал. Прости, Мари.

— Не надо просить прощения, я с тобой согласна — Рина у нас у всех единственная.

Я решила уйти от обсуждения такого вопроса, как моя единственность на всех, улыбнулась и попыталась пошутить:

— Ты представляешь ужас — много меня…

— Законы физики не устоят.

Ниоткуда появился Виктор, ослепительно улыбнулся, и как боевые роботы могут так улыбаться? Олаф медленно поднялся, тяжело, как будто у него болит спина, и он едва двигается. Виктор повёл на него строгими глазами и Олаф исчез. И опять ослепительная улыбка, и честный чистый взгляд:

— Рина, я подожду за дверью.

— Я позову.

Тон дочери вождя, которая сама решает, кто будет её охранять за дверью. Виктор продолжал смотреть на меня, и я подтвердила слова Мари:

— Мы позовём.

Я решила потом поговорить с Олафом отдельно от всех, что-то меня беспокоило в его поведении. Не слова о моей единственности, а именно этот больной странный взгляд. А сейчас Мари.

Амир принял замужество своей дочери. Это была комната замужней женщины: все нежно и красиво, большая комната в светлых, почти прозрачных тонах. Окно во всю стену, как у меня, и два кресла с низким столиком. Кровать на двоих. В смысле, три Мари и Вито. А на одной из стен большой экран, если что, Вито может заниматься делами, не уходя от жены. Или ждать её, когда она занимается своими делами. Только комнаты-будуара нет, которую я, кстати, всегда прохожу, как коридор. Вернее, пробегаю, чтобы в зеркале себя не увидеть. Мы с Амиром в ней даже ни разу не посидели, ну, да, когда сидеть, если я только лежу в постели. В последнее время с ним.

— Ну как?

— Очень красиво… Мари, вот видишь, отец любит тебя. И Вито принял как твоего мужа.

Я обняла её и шёпотом в самое ушко спросила:

— Ты мне расскажешь…

— Можешь говорить спокойно, в моей комнате установлен глушитель.

И стала показывать своё приданое: гардеробная такая же, как у меня, правда прозвучал комментарий:

— Зачем столько?

Ванная оказалась чуть больше комнаты, в центре джакузи с цветной водой булькала сама для себя. Масса всяких аксессуаров, явно ни разу не тронутых. И зачем они ей, если она шестьсот лет прожила без косметики? Амир с перепугу всего напокупал, откуда ему знать, что нужно молодой девушке, вот и набрал всего. Я осторожно спросила:

— А глушитель у тебя всегда был?

Она покраснела и помотала головой:

— После ритуала… отец всё изменил в комнате… и глушитель установил.

Смущённо взглянула на меня и призналась:

— Вито только один раз почувствовал призыв отца… тебе было совсем плохо, а меня он к тебе не допустил. Рина…

— Расскажи мне о ритуале в пещере.

Я потянула её к креслам и как только мы в них сели, Мари меня огорошила:

— Отец запретил рассказывать тебе о ритуале.

— Почему? Ведь Сила отступила…

— Он ей не доверяет.

Взгляд Мари скользнул по мне и замер где-то вдалеке, как будто она смотрела на море. Мне стало не по себе от этого взгляда, и я почувствовала себя виноватой, опять из-за меня проблемы.

— Мари, ты дочь вождя…

Улыбка, проявившаяся на лице Мари, удивила своей нежностью, и я замолчала.

— Сила всего лишь батарейка… а ты — жизнь. Я теперь живу, люблю, радуюсь, огорчаюсь… я живу…

Посмотрела на меня яркими глазами счастливой женщины и повторила:

— Я живу.

— Мари, ты прекрасная, просто замечательная и всё будет хорошо. Отец и Вито любят тебя, ты будешь счастлива и дело не во мне, это их любовь и твоя…

— Когда ты только появилась… в самые первые дни, ты ещё спала, отец привёл меня к тебе и сказал: «Смотри на неё и учись жить как человек».

— Но вы же меня совсем не знали…

— Отец знал, он всё о тебе знал.

10

Мари удалось отвлечь меня от тревожных мыслей о том, что происходит за пределами нашего дома и почему Амир не взял оружия. После её заявления, что Амир всё обо мне знал, я представила ослика с длинными ушами:

— Ослик успел…

Мари расхохоталась и взяла меня за руку:

— Рина, ослик, конечно, кое-что успел, но я не о твоей биографии.

Мой взгляд был несколько ироничен: что мог обо мне знать Амир, если сам только увидел, да и жажда лишала разума? А о том, как мы шли к пониманию друг друга можно многосерийный фильм снимать. Но Мари мой взгляд не смутил, она чуть качнула головой, повела губками, как Фиса, когда стыдит меня за что-нибудь, и выдала очередную тайну:

— Отец всё понял о тебе по записям с камер.

— Я что, во сне всё о себе рассказала?

Она опять засмеялась и схватила меня за руку:

— Как ты спала он тоже смотрел, но ты не разговариваешь во сне. Роберт нашёл записи твоего пребывания в Стамбуле: гостиница, магазин, автобус…

— В автобусе была камера?

— И в пещере. Ты так внимательно рассматривала фрески… так… так эмоционально, а в магазине тебе было скучно и неинтересно, ты… маялась, Фиса так сказала. А в своем родном городе ты страдала… у тебя глаза были никакие… серые и тусклые.

— Вы и там меня нашли?

— Сейчас можно найти любого человека, всегда есть где-то камеры наблюдения.

Мари стремительным движением соскочила с кресла и опустилась передо мной на колени. Я хотела возмутиться, но потом поняла, что ей так удобнее, она как ребенок с матерью. Склонив голову, я погладила её по прекрасным волосам:

— Я думаю, Амиру было сложно меня понять…

— Не сложно! Он тебя понимал… он сам не мог, не умел… мы все не умели…

— С тобой мне всегда было легко и просто.

— Ты первая поняла… о моей Пустоте…

Я не ожидала такого поворота, но не стала её останавливать, пусть говорит, когда-то надо выпустить эту боль. Но Мари вздрогнула и испуганно посмотрела на меня, вдруг я вспомню свою и рухну в бездну энергетического коллапса.

— Всё хорошо, можешь говорить, я пережила свою Пустоту.

— Пережила?

— Да.

Представив счастливого Амира, шепчущего мне слова страсти, я улыбнулась и Мари поверила. Но прежде чем продолжить говорить, проверила мою энергию.

— Мари, всё хорошо, правда, я уже не боюсь той Пустоты. Амир заполнил её, теперь нет Пустоты, в ней он и вы все. Ты позволь Вито… отцу помочь тебе, он понимает тебя, ты для него не девочка из гарема, ты — дочь, единственная и самая любимая.

Она смотрела на меня и в глазах появились хрусталики слёз. Амир, ей нужна любовь Амира, того отца, который когда-то в детстве не заметил её, прошёл мимо и это воспоминание не позволяет ей заполнить Пустоту одиночества длиною в шестьсот лет. И вдруг яркой картинкой всплыла ситуация, когда Амир на полном ходу машины разглядывал свою руку.

— Вы очень похожи. У тебя его глаза, невероятно, но иногда я смотрю на тебя и вижу его взгляд, один в один, а руки?

— Что… руки?

Мари посмотрела на свою ладонь, а я засмеялась:

— Твои пальцы лепили с его руки! Смотри, у вас даже большой палец совершенно одинаковый. А длина? Где ещё можно найти такие пальцы?

В качестве сравнения я приложила свою ладонь, ага, с такой рукой лучше сразу бежать от любого музыкального инструмента. Мари сначала побледнела, потом покраснела, тихим шёпотом произнесла:

— Отец сегодня брал меня за руки, долго смотрел на них, и поцеловал.

Неисповедимы пути мышления мужчины, кто бы мог подумать, генетический анализ производил, а на руки собственной дочери не посмотрел. Она же его портрет в женском исполнении! В ней от матери только цвет волос и издержки характера, хотя, всего скорее больше от него — вождя со всеми вытекающими. Тоже мне, хитро-мудрый ирод, как сведения добывать, так пять раз женился и всё о своих жёнах знал, а как дочь, так и не видел ничего. И пришло понимание: он не дочь спасал, а представителя народа, свою кровь, поэтому особо и не всматривался.

— Вот видишь, он видит в тебе себя, своё продолжение в этом мире.

Пожалуй, я поторопилась с таким громким определением. Ничего, посмотрит… если стоит глушитель, то и камер нет. Придётся повторить разговор о родственных отношениях. Только бы вернулся поскорее живой и здоровый.

— А тогда… он сам на какое-то время потерялся, был народ, и не стало, только ты. Пока спасал тебя и собирал силы, стал иродом и…

— Я в пещере иногда просыпалась. Очень редко и так больно было, глаза даже открыть больно… это я теперь вспоминаю, что больно… раньше не помнила. Я у королевы в себя пришла, но так ни разу и не увидела… правильно, я много энергии у неё забрала, пока меня спасали. Когда первый раз пришёл отец, я его не узнала, память восстанавливалась кусками. Самуил сказал: «Девочка, вот твой отец», а я… я испугалась, не помнила совсем.

Мари лихорадочно вздохнула и закрыла лицо руками, я прижала её голову к себе, поцеловала удивительные волосы:

— Мари, всё давно уже прошло, вы увидели друг друга… ведь это главное — увидеть, попытаться понять.

— Отец купил для меня особняк на берегу моря, и я впервые мутантов увидела. Сейчас уже не помню почему, но я выбирала их… я тогда почувствовала, что от них идет энергия. От одних чувствую, а от других нет. И они стали со мной жить.

— В доме были только мутанты?

— И охрана из боевиков.

Да хоть бы тётку какую привёл! Или охрану из женщин, ту же Селин! Стоп, как выяснилось, её нельзя было к Мари приводить. Амир никому не доверял, а дочь на него так же неожиданно упала, почти как я. Сотни лет боролся за её жизнь, а как добился своего, так и не знал, что с ней делать. Вот и сбылись его мечты, бедный Амир.

— И ты не удивилась, ну, когда мутантов увидела?

— Нет. Я не помнила ничего из своей прошлой жизни, решила, что так и должно быть. А о Тёмных мне отец сам всё рассказал, показал себя, какой он… Рина…

Мари смутилась, опустила глаза, а я в ужасе не могла ничего сказать. Мне он себя показать не может, испугаюсь, видите ли, а маленькой девочке, дочери, между прочим — запросто! Вождь, ну вождь, вот тут всё твоё воспитание и вылезло, как самого воспитывали копьем и кнутом, так и сам действовал.

— Прости…

— Мари, ты вся в отца, всем, и характером тоже. Ты сильнее его.

— Я?

Глаза Мари стали как два блюдца.

— Он мужчина, а ты девочка, маленькая девочка, которая смогла бороться столько лет со своей болезнью, страхом… множеством страхов, и не просто выжила, а стала только сильнее. Права Фиса — женщина по своей красоте сильнее мужчины. А ты у нас красавица.

Я поцеловала её в лоб и заявила:

— Отец гордится тобой.

Чтобы уйти от опасной темы и не высказать всё, что я надумала о методах воспитания Амира, я спросила:

— А с Вито ты как познакомилась?

Мари спряталась за свои длинные ресницы, отвела глаза в сторону моря, и двинула головкой. Это наследственное, такому научиться нельзя, если папаша артист, то и дочь наследует талант лицедейства. Я представила Амира в белом костюме и тросточкой, когда меня из страха Софии пытался вывести, он тогда даже Фису поразил. А ловелас-Казанова, когда мы заново знакомились в этом доме? Да, сложно Вито с такой-то женой. Я как-то совсем не думала о Мари с этой стороны, что она дочь своего отца и всегда стремится добиться цели. Это она на самом деле выбрала Вито, ещё маленькой девочкой, только попавшей в этот мир. Увидела, одним взглядом оценила достоинства и выбрала для себя мужчину. Как-то уж очень я о ней подумала… не так, тонкая душа, истерзанная одиночеством, увидела глаза и поняла — это именно тот, кто её поймет, почувствует её страдание.

— Вито иногда приходил… проверял моё состояние, сначала с отцом, потом один. Школу помогал организовать, мы вместе детей-мутантов выбирали. Рина… вот он зайдёт и как солнце светит… так всё ясно и понятно… всё-всё.

И вдруг быстрый шёпот, она даже на дверь оглянулась:

— Отец хотел, чтобы я за Сержа замуж вышла, а он мне просто друг, как брат, я его не любила никогда… ну, только как брата.

Логично. Кровь, опять чистая кровь, да ещё то, что королева Сержа нашла, тоже фактор немаловажный. Мари вздохнула, и этот вздох был облегчённым, трудно ей пришлось в борьбе за свое счастье.

— Рина, ты…

— Мари, это вы с Вито, слышишь, вы сами. А я только немного вам помогла, совсем немного. Твой отец бы сам понял, что неправ.

Мари не стала спорить, хотя было заметно по сразу погрустневшим глазам, что она сама так не думает. Теперь понятно, почему Серж не появляется в доме, Амир на всякий случай его держит подальше от счастливых молодоженов. Интересно, чьи чувства он оберегает? Мари, Вито или самого Сержа?

— А Серж… он как к такой идее относился… жениться на тебе?

— Он был согласен.

— Но вы же совсем молодые… то есть, он совсем молод…

Мари напомнила:

— Отец стал вождем в пятнадцать лет и у него уже был гарем.

Мои глаза выдали меня, и Мари улыбнулась, поняла, что мне эта идея тоже не понравилась. Я повторила:

— Амир бы не стал…

И замолчала — стал, ещё как стал, в то время даже бы не подумал поинтересоваться мнением дочери.

— Он с тобой говорил об этом?

— Сказал Сержу, а он признался мне.

Мягкими движениями она перебирала мне пальцы, но я понимала, что так она сканирует мое состояние — вдруг заволновалась от разговора.

— Мари, всё хорошо, я хорошо себя чувствую.

Она подняла на меня глаза и засмеялась:

— Рина… ты удивительная, мне всегда так спокойно с тобой, конечно, когда ты…

— Мари!

— Так я могу говорить только с тобой… всё могу сказать.

— Мари, я люблю тебя, ты можешь сказать мне всё… всё, что захочешь сама. А если я буду к тебе приставать — расскажи да расскажи… ты можешь словами Фисы…

И мы расхохотались, ага, представляю физиономию Амира, если Мари вдруг меня этими словами урезонивать начнёт. А она видимо представила лицо Вито в этом случае.

А потом мы устроились на постели, хотя я и пыталась сопротивляться, мол на молодожённой не следует никому кроме них возлежать.

— Фиса не видит, она бы тебя уму разуму научила.

— А я не буду у неё спрашивать.

Она крепко обняла меня и зашептала в ушко:

— Я вижу отца… он так счастлив с тобой, я хочу, чтобы и мы с Вито…

И вдруг хихикнула, закрыла ладошками лицо. Я схватила её за плечи и потребовала:

— Ты о чём смеёшься?

Невинный взгляд и вопрос:

— Слова Фисы уже можно говорить?

И сама первой засмеялась. Отсмеявшись над собой, я вспомнила народную песню Фисы в Англии и попросила что-нибудь напеть. Но Мари отказалась, приподняла бровь и, копируя речь ведьмы, выговорила мне:

— Мала ишо для песен-то таких.

Мой страх за Амира от этого смеха постепенно растаял, или спрятался куда-то, но я действительно успокоилась. Я же сама ему сказала, что мы с Мари две его женщины, а он наш защитник, именно сейчас этим делом и занимается. Вместе с Вито, мужем своей дочери и своим учеником. Семья.

— Рина… я хочу тебе сказать…

— Говори.

— Отец…

И замолчала, внимательно посмотрела на меня, провела рукой по моим волосам.

— Отец счастлив, он не сможет жить без тебя…

— Я не буду нарушать законы физики.

Мари не ответила на мою улыбку, губы немного скривились, и глаза потемнели.

— Я люблю Амира…

— Он не человек.

— Мари, почему ты говоришь об этом? Я знаю, кто он.

— С ним опасно…

— А со мной?

— Что?

Мари действительно не поняла меня, распахнула глаза и склонила головку.

— Амир считал мои улыбки, а надо было истерики считать. Я же иногда по две разборки за день могла устроить. А ты Вито учиняешь?

Спросила только для того, чтобы уйти от разговора об опасности, я её не чувствовала в доме, а остальное было теоретическим. Поэтому, когда Мари очень серьёзно кивнула, искренне удивилась — какие между ними могут быть разборки? Это же не мы с Амиром, у каждого за плечами такое собралось, только успевай разгребать.

— Мы договорились всё обсуждать, чтобы понимать друг друга, но не всегда получается.

И вдруг громко возмутилась:

— Он хочет, чтобы я сидела дома!

— Гарем?

— Гарем! Рина, я понимаю, он переживает… но… я не смогу просто сидеть у оконца! А школа? А дети? А… много чего и вообще — я дочь вождя!

Совершенно неожиданный для меня аргумент, и сказать на это нечего, так и есть — дочь вождя. Мари гневно вскинула голову, ясно, что Вито досталось по полной программе возмущения. Даже не буду думать о том, кто был примером. Я погладила её по прелестной головке и попыталась успокоить:

— Мари, Вито переживает за тебя… боится, ведь ты уже попадала в беду, он это всегда будет помнить. И лучше тебя понимает опасности этого мира. Хочешь, я поговорю с Амиром, чтобы он позволил Вито сопровождать тебя в поездках?

— Отец не согласится.

— А я попробую.

Я коснулась пальчиком кончика её носа и хихикнула:

— Ещё ни один мужчина не мог противостоять двум женщинам. Особенно, таким как мы. И вообще, муж не должен оставлять свою жену, а раз она дочь вождя, и он преемник вождя — то и дела будете делать вместе.

Мари улыбнулась и обняла меня, прошептала:

— Какое счастье, что ты появилась, именно ты…

— Я рухнула на вас всем своим весом…

— Ты как пушинка!

Она вскочила с постели, и я не успела даже глазом моргнуть, как она уже подхватила меня на руки и закружилась по комнате.

— Отпусти! Мари, я же тяжёлая!

— Ты пушинка!

Всё-таки глушитель в комнате Мари работает очень своеобразно. Примерно так, как тогда в столовой во время моего разговора с Фисой. Дверь распахнулась, рядом с нами проявился Лан. Он ослепительно улыбнулся, сверкнул пронзительными глазами и предложил:

— Рина, Мари, вы не завтракали, а сейчас уже время обеда. Фред вас ждёт в столовой.

Одним движением взял меня из рук Мари, она не успела изобразить сопротивление, только хмыкнула. А я осознала, что наше долгое общение уже волнует великолепных. Хотя, может быть и не только их.

Пока Лан медленно шёл в столовую, никакого стремительного перемещения, я раздумывала о том, что, с одной стороны они передо мной склоняются, называют женой вождя и клянутся в абсолютной верности, а с другой — Лан появился, когда захотел и подхватил на руки, теперь несёт в столовую. Пожалуй, мне не придётся объяснять Амиру, что неплохо бы Вито сопровождать Мари в поездках. Ну, да, чистейшее мужское общество с абсолютным подчинением неожиданно разбавилось гигантским количеством женщин в количестве трёх штук. И каких женщин — жены вождя, дочери вождя и ведьмы, ужас.

В столовой нас ожидал Фред в очередной попытке накормить вздорных родственниц вождя. Он не посмел ничего сказать, лишь укоризненно взглянул на нас.

— Фред, мы будем есть, честное слово, что самое вкусненькое?

— Рина, тебе полезно всё.

Мари засмеялась и притянула ко мне сразу несколько блюд:

— Питайся!

И началось, мы вспомнили Испанию и перемешали в своих блюдах разные продукты, приведя Фреда в состояние лёгкого шока. Все его кулинарные изыски превратились в кучки непонятностей. Но мы честно поедали всё, что натворили.

Я посматривала на Лана, стоявшего как страж у двери. Он внимательно следил за нами пронзительным взглядом. Интересно, что они на самом деле думают обо мне? Ага, особенно после того, как пережили буйство эмоций Амира. А почему я решила, что буйство? И зачем мне об этом знать? Что изменит это знание?

— Рина, о чём ты задумалась?

— Мари, мы с тобой давно не пели вдвоём, пошли теперь ко мне.

Нельзя оставлять Мари одну со своими страхами. Она боится за Вито и отца, по меняющимся глазам заметно, старательно улыбается, а глаза выдают.

Когда мы смогли убедить Фреда, что больше уже ничего невозможно перемешать и втолкнуть в нас, в столовой появился Виктор. Мы с Мари переглянулись, а он встал рядом с Ланом.

— Виктор…

— Ничего не случилось.

Но ослепительно улыбаться не стал, подошёл к Мари.

— Ты пойдёшь в комнату жены вождя?

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— Я отнесу тебя.

Мари эта идея не понравилась, она приподняла бровь, но Виктор парировал её возмущение словами вождя:

— Амир приказал беречь твои силы.

— Но я ничего не делаю…

— И не будешь. Пока он не вернётся.

То есть до следующего приказа. Я хихикнула, ну, вот, побудь в моей шкуре: все знают, хочу я есть или нет, спать мне или бодрствовать. Любовь такого отца как Амир — то ещё испытание. Особенно для такой дочери как Мари.

Я решила не заходить в спальню, посидеть в будуаре, наконец, изобразить, что иногда он используется. Да и Мари надо было спасать, она с таким лицом сидела на руках Виктора, что, пожалуй, второго раза не будет. И Вито вряд ли позволит.

Когда Виктор и Лан исчезли, Мари возмущённо прошипела что-то на языке хасов.

— Мари, не переживай, это явление временное, пока они все не вернутся.

Она кивнула и повернулась к окну, тревога не удержалась в её сердечке, вырвалась тяжёлым вздохом. Я подошла к ней и обняла:

— Мы женщины воинов, наша доля просто ждать.

— Рина, какое счастье, что ты рядом со мной, что я не одна.

— Мы вместе, помни об этом всегда, я рядом с тобой, даже если ты будешь далеко. И я знаю, что ты у меня есть.

Устроившись на диванчике, мы спели все песни, какие знали. Сначала пели грустно, потом развеселились и долго смеялись над издевательствами Фисы, когда она учила меня петь. Мари призналась:

— Яна сказала, что научилась петь, когда слушала тебя.

— Ну, это она погорячилась…

— Рина…

Мари вдруг замерла как статуя, и я испугалась этого состояния, что-то она надумала.

— Мари, что ты подумала? Скажи мне… я пойму, постараюсь понять…

— Словами Фисы?

Она грустно улыбнулась, но я не уступала:

— Можешь и такими.

Горькая усмешка тронула губы, но взгляд был светел, когда она решилась говорить:

— Я понимала тебя, когда ты взяла на себя страх Софии… я была такой же… ведь я всего боялась… отца, мутантов, боевиков… только Вито не боялась.

Я обняла её и прижала к себе:

— Мари, прости меня… я тогда ничего не понимала…

— Рина, это ты меня от того страха избавила… ты тогда сказала, что любишь меня, всё равно любишь, через страх переступила и призналась.

И вдруг зашептала едва слышным шёпотом:

— Я тогда накричала на отца.

— Ты кричала на Амира?

Она кивнула и уже спокойным уверенным голосом призналась:

— Я ему сказала, что это он виноват… это твой страх перед ним так выходит.

— Мари…

— Что его все боятся, и я его боюсь… что если ты умрёшь, я тоже умру.

И появился денди в белом костюме и тросточкой. Бал и признание в любви.

— А что Амир… что тебе сказал отец?

— Ничего… отвернулся и ушёл.

— Мари, ему было тогда очень сложно, а я не понимала ничего… ты его прости.

Амир её не останавливал, когда она с Лизой так агрессивно разговаривала, давал возможность показать себя, своё волнение за меня. Дочь вождя.

— Отец учится, помоги ему как мудрая дочь. Он уже понял, что ты для него единственная на весь мир, самая-самая. Его кровинушка.

— Кто?

— Кровинушка, капля его крови, его продолжение.

Взгляд Мари сразу изменился, из задумчивого стал холодным, пронзительным.

— У отца полный дом кровинушек. Говорит, двенадцать, хотя, я думаю, что больше.

И что ей на это сказать? Сложно с человеческими мерками в нечеловеческом мире. Хотя, почему — сложно?

— Ты дочь вождя-человека, не обращенная иродом, а дочь человека. Настоящая кровинушка.

Мари закусила губу в задумчивости, а я воодушевилась от такой мысли, вот оно, та основа, на которой можно развивать их отношения. Слушай вождь, слушай и думай.

— Ты единственная для отца. Ведь те хасы, которые сейчас появляются… они… их кровь лишь восстанавливается, она многое набрала за эти годы, а твоя всегда оставалась чистой. Она соединяет его нынешнего с тем вождём, который был тогда, шестьсот лет назад. Из того времени есть только ты.

Надо же, именно чистота крови может сыграть решающую роль в создании настоящих отношений между иродом и его человеческой дочерью. Из этого и будем исходить, нельзя допустить, чтобы Мари ставила себя на одну доску с великолепными. А судя по её реакции на них, она уже так думает.

— Девочка моя, обращение… это лишь передача вируса, только возможностей, физических и энергетических, они же на него ничем внешне не похожи. И характером… хотим мы или не хотим, но дети всегда похожи на своих родителей.

Мари подняла руки и внимательно их осмотрела, потом приподняла платье и вытянула ногу, тоже долго рассматривала. Я не выдержала и расхохоталась:

— Красивая ножка, только она — женская, изящная женская ножка!

Вопрос оказался очень логичным:

— Но она же тоже должна быть похожа на ногу отца?

— Ногу ты получила от матери!

Поразительно, они постоянно занимаются генетическими исследованиями, а на себя не обращают никакого внимания! Мари устроила ногу под себя, вздохнула и призналась:

— Я бы хотела увидеть свою мать.

— Заряна была красавицей, ты её помнишь, но была слишком маленькой.

— Она похожа на тебя, ты же…

— Мари, это лишь… слишком дальнее родство… генетическое, а совсем не внешнее. Я тебе тётка по очень далекой линии.

И тихонько запела песенку из детского фильма:

Мэри, леди Мэри, Мэри, леди Мэри,

Вы само совершенство, вы само совершенство,

От улыбки до жестов, выше всяких похвал.

Ах, какое блаженство, ах какое блаженство,

Знать, что ты совершенство, знать, что ты идеал.

Мэри, леди Мери, Мэри, леди Мэри. Мэри.

Кто ангины и простуды лечит лучше, чем микстуры,

И легко без затей, лучше разных врачей,

Всех людей спасает летом и зимой лишь улыбкой одной!

Мари не знала этой песенки и удивленно распахнула глаза, а я не помнила всех слов и, допев куплет, только замахала руками:

— Прости, но я только…

— Рина! Это ты совершенство!

Она обняла меня и закружила по комнате, я только ойкнула — ну и сильна девушка.

— Мари…

— Ты пушинка!

Но всё же отпустила меня с рук, крепко обняла:

— Мы вместе с Вито будем заниматься делами, ты права! Муж и жена одна сатана!

— Что?

— Фиса так сказала. А разве не так говорят?

Ну, Фиса, ну, ведьма, наговорит, а ребёнок потом повторяет.

— Это так, только… ну, в общем, конечно, можно так сказать…

И как я ей объясню, кто такой Сатана? Особенно в случае с Тёмными?! Мари заметила моё смущение и хихикнула:

— Это как песни?

— Что-то похожее… ты лучше не говори больше этого выражения. Сама знаешь, Фиса может такое сказать…

Она радостно кивнула и призналась:

— Вито долго смеялся.

Значит, знает, ну, что ж, мне остаётся только попытаться перевести взгляд юной девушки на другой смысл значения этого, широко применяемого людьми, выражения.

— Понимаешь, так говорят, когда муж и жена одинаковые во всём…

Умница, она догадалась, что хоть Вито и смеялся, я всё-таки почему-то не приветствую это выражение. А раз не говорю откровенно, то что-то связанное с людьми.

— Сатана?

— Мари… это такой мифический образ из религиозных… отрицательный персонаж.

— Мы с Вито отрицательные персонажи?

Только вернись, вот только вернись, ведьма ещё называется, язык свой никак приструнить не может, а туда же — переговорщиком заделалась! Пока я пыхтела на Фису и пыталась придумать, как объяснить Мари, что они к Сатане не имеют никакого отношения, она сама нашла выход из положения:

— Я для тебя Сатана?

— Нет! Что ты говоришь!

— А Вито?

— Мари!

— Ты приняла Тёмных, ироды для тебя как люди, значит, и Сатана не страшен.

Она ещё мгновение подумала и улыбнулась:

— Фиса пошутила, она вообще шутница.

— Пошутила! Конечно, пошутила…

Мне бы один на один с ней поговорить, без камер, чтобы вождь не получил сразу так много удовольствия. По частям буду выдавать воспитательные меры для крутой ведьмы. Чтобы быстрее уйти от опасной темы, я спросила Мари:

— Амир сказал, что уже назначена дата свадьбы, а из-за меня опять всё отложилось… или нет?

— Как без тебя! Документы готовы, мы можем в любой момент оформить отношения. А свадьба… такое слово красивое — свадьба… она только с тобой в любое время, как скажешь.

Я обняла её, они с Вито так долго не могли быть вместе, и всё из-за меня, всё время что-нибудь происходило. Мари прошептала мне в ушко:

— Рина, я не знаю, как сказать тебе, какими словами… жить так интересно, только ты всегда страдаешь за нас…

— Мари…

— Я знаю, что ты сейчас скажешь, и мне от твоих слов становится грустно.

— Мари, но я…

— Отец сказал, что каждая минута твоей жизни стоит столетий…

— Нет, не говори так… он должен жить, все свои сотни лет счастливо жить. Мари, вы все должны жить, и ты…

— С тобой.

— Я человек. А у человека свой срок, и я счастлива, что сейчас я с вами. Сколько бы мне не оставалось, они мои, эти мгновения и дни — мои, счастливые… Давай не будем говорить о грустном. Тебе Вито платье уже приготовил?

— Да, очень красивое. Он мне дарил колье… я не умею носить драгоценности…

— А я? Да я в первый раз только на бал тогда и примерила!

— На тебе всё красиво.

— Давай посмотрим коробочки в гардеробной, я уже давно хотела это сделать, да всё некогда.

В гардеробной мы развеселились, драгоценностей оказалось много, я даже уже и не помнила, что и когда надевала. А Мари рассказала мне, в каких камнях — чья энергия. Ну да, простой примерки не получилось, у меня даже бриллианты и те сплошная защита. Хотя красота невероятная.

Я перебирала камешки и чувствовала от них тепло, мягкое тепло доброй энергии. Именно доброй, я сама не заметила, как стала прикладывать к себе ожерелья и колье. Мари предложила:

— Надень ободок.

Приложив его к голове, я сразу застонала, волосы как вспыхнули, боль пронзила огнём всё тело. Мари вырвала ободок из моих рук и откинула его подальше.

— Рина, что с тобой?

— Так странно…

Постепенно придя в себя, я глубоко вздохнула, провела руками по волосам, не сгорели, но опять стали как антенны.

— Волосы… как будто загорелись…

— Энергия! Ты получила сразу много энергии, камни тебе помогли набрать…

— Откуда? Из воздуха?

— Из пространства! Ты своими волосами…

— Мари, это просто волосы…

— А у тебя ничего по-простому не бывает!

В дверях стояла Фиса.

11

Фиса извела нас своим молчанием, изрекла мнение обо мне, гордо прошествовала и села в кресло. Я прошептала:

— А где…

Она взглянула сердитым взглядом и отвернулась к морю. Меня охватил страх, и Мари сразу его почувствовала, схватила за руку. Но вопрос Фисе задала спокойным, чуть ироничным тоном:

— Чем тебя рассердил отец?

Ответа не последовало, лишь губы сжались, да руки плотнее устроились на животе. А я не сразу поняла, что всё хорошо, просто Фиса действительно чем-то очередной раз категорически недовольна. И демонстрирует это недовольство мне. Я опять что-то успела совершить, пока разговаривала с Мари? Так как Фиса продолжала молчать, пришлось задать наводящие вопросы:

— Фиса, что случилось? Я что-то сделала?

Неизвестный природе звук ничего не объяснил, Фиса продолжала смотреть в окно. Мари улыбнулась и погладила меня по плечу, придётся дождаться, когда ведьма успокоится и всё расскажет сама. Мы удобнее устроились на постели, коробки с драгоценностями Мари собрала и отнесла в гардеробную. Фиса даже глазом на нас не повела.

Я несколько раз порывалась заговорить, но Мари останавливала меня, брала за руку и качала головой. Выдержка у дочери вождя оказалась соответствующей. Она поняла, что Вито и Амиру уже никакая опасность не угрожает и успокоилась. А уж дождаться объяснений от ведьмы ей терпения хватит.

Наконец, Фиса вздохнула и повернулась к нам.

— И когда это успели мужиков попортить?

Мы с Мари переглянулись, пожали плечами, вроде не портили никого.

— Роберта тоже мы испортили?

Невинный тон Мари подействовал как красная тряпка на быка, Фиса разъярилась и гневно выдала нам:

— А кто ж ишо?! Не ироды, а дети малые! Дуель! Кажный с энтим Зверем один на один вздумал! Силушку свою показать! А твой-то… вождём обозвался, стоит руки в штаны и зрит… ишо лыбится! А меня… меня, мол в переговорщики, а сам энтих понаставил округ, пискнуть единожды и успела…

Фиса махалась руками, иногда беззвучно разевала рот, не в состоянии говорить от возмущения. Мы с Мари замерли, дуэль, точно, сошли с ума, и с кем — со Зверем! Я за Амира переживала, а он спокойно смотрел, как с этим ужасом боролись по одиночке Вито и Роберт! У меня получился только шёпот:

— Зачем?

— А мол сильны сами! Вождю да вам силушку показать!

— Нам?!

Мари расхохоталась, закрыла лицо руками, а я не поняла её смеха и только удивлённо смотрела на Фису.

— Камеры понаставил везде, больше чем боевиков!

— Чтобы нам пока… показать?

— А кому ишо?!

— Они сильнее Зверя!

Я не сразу осознала слова Мари, а она вскочила и подбежала к Фисе, подкинула её на руках и повторила:

— Они сильнее Зверя! Мой Вито!

— Остынь! Отпусти, говорю!

— Твой Родя тоже сильнее Зверя!

— А мне-то каково было на энто зверство смотреть?!

Фиса решительно освободилась из рук Мари и возмущённо крикнула мне:

— Рвали друг друга! А твой только колпак держал!

— Какой…

— Синий!

— Рина, отец закрыл энергией пространство, чтобы никто не мог помешать бою.

Мари облегчённо вздохнула, но всё же и на ней волнение сказалось — она опустилась на постель. Ещё раз вздохнула и добавила:

— Так у хасов выбирали наставника для преемника вождя. Только самый сильный воин мог участвовать в таком бою.

— Со Зверем?

— Самым сильным врагом.

— Так что же… Витёк почто дрался?

Фиса свой гневный взгляд обратила на Мари: значит, её Родя рисковал своей жизнью из-за Вито, чтобы стать его учителем, то бишь наставником у преемника. Только непонятно — почему сам преемник в драке участвовал? Пока Мари раздумывала над этим вопросом, Фиса выдала присутствие ещё одного участника дуэли:

— И Лёша за что кровушку проливал?

— Алекс тоже там был?

— Твой муженёк всех собрал! Только эта банда тута осталася, чтоб девки не разбежались!

Всё-таки странно, почему Фиса именно нас с Мари обвиняет в поступках мужчин? По извечной привычке возлагать всю ответственность на жен? Муж и жена — одна Сатана?

— Ты думаешь, что я убедила Амира провести дуэль со Зверем?

Фиса неожиданно смутилась под моим взглядом, отвернулась к окну и вздохнула:

— Кто ж тебя знает… непростая ты… натреплешь, а пацаны и готовы жилы ради тебя рвать…

— Как ты можешь так говорить! Рина… да она твоего Родю спасла! А ты!

— Мари… пусть Фиса скажет… ты действительно так думаешь? Муж и жена — одна Сатана?

Ведьма опустила голову, и я поняла — она продолжает ревновать Роберта ко мне, поэтому такая реакция на его участие в дуэли. Мари вскочила, но я остановила её, не дала возможность высказать Фисе своё возмущение:

— Мари… пожалуйста, оставь нас. Я прошу, мне нужно поговорить с Фисой. Узнай у Виктора, когда Амир вернётся.

Дочь вождя сжала губы, кивнула мне, но прищур пронзительных глаз выдал — она потом всё равно поговорит с Фисой, не сможет остаться в стороне от такого обвинения в мой адрес. Хотя, получается и в её тоже.

Когда Мари вышла из комнаты, я подошла к Фисе, встала перед ней и спросила:

— Что со Зверем?

— У мужа спросишь.

Фиса ответила, и тут же пожалела, что нагрубила, опустила голову и вздохнула. Я видела её сомнение и невозможность остановиться в своём нервном возбуждении, сама этим страдала последнее время: наговорю, пожалею о сказанном, но отступить уже не могу.

— Хорошо… иди. Я дождусь Амира.

Не буду ей помогать и убеждать, что она от своей ревности разум теряет, не видит ничего вокруг. Сама напросилась в мужской разборке поучаствовать, а теперь обвиняет всех, потому что зрелища не выдержала. И тут же пронеслась мысль: Амир прав, показав ей всю подноготную… вряд ли всю, но вполне достаточно, чтобы Фиса уже никогда не просилась совершать подвиги рядом с ними. А заодно и меня впечатлила.

— Вождь меня отослал… когда к Зверю пошёл.

Взгляд стал умоляющим, Фиса даже руки сложила на груди, а я строго посмотрела на неё и уселась на постель.

— Говори.

— Рина…

— Расскажи всё, что видела.

Она кивнула обречённо, поправила волосы, вздохнула и начала свой рассказ, забыв о своих этнографических выражениях:

— Они договорились о встрече, Амир со Зверем. Он уже ждал… странно всё-таки, как два друга на скамеечке сидели, даже о чём-то посмеялись… велик вождь, как будто и не на бой явился.

— Вождь, он всегда вождь. Говори.

Я потребовала от Фисы продолжения рассказа, а сама подумала очередной раз — что делаю рядом с ним? Как такая как я могу что-то для него значить?

— Мы вокруг стояли: Родя, Вито, Алекс и я. Боевиков я сначала не заметила, даже удивилась, что мы одни на скале стоим.

— А скамейка откуда?

— Туда туристы приезжают на гору посмотреть, вот скамеечек и наставили.

— Сама сказала, что дрались… где? Среди скамеечек?

— Их потом уже не было… ровное место. Как Вито с ним… так ничего и не стало — ровная площадка.

— Вито первым?

— Да. Он сам вызвался, поговорил с Амиром и встал перед Зверем.

— Они по одному… как? Я не понимаю, посидели на скамеечке и Вито сразу драться с ним стал?

— Нет.

Фиса вздохнула и призналась:

— Вождь ему грехи его перечислил, мне слово дал… да я… не так всё сказала, криком изошла.

Тяжело вздохнув, посмотрела на меня тоскливым взглядом:

— Опозорилась, если бы не Амир…

— Фиса, как смогла, так и сказала.

— Права ты, опять права. Нельзя бабам в такое влезать… не женское дело, невозможно глазу такое…

— Страшно?

Она закрыла глаза, покачала головой и прикрылась руками.

— Фиса, они же все живы? Правда? Ни с кем ничего не случилось?

— Ой, Рина, прости меня, живы, живы…

Замахав руками, вот глупая, самого главного не сказала, она отчиталась:

— Вождь после каждого боя давал Зверю время восстановиться. Ты представляешь, крови ему пакетом сам бросал, моего Родю… боевики на руках вынесли, а этому пакет…

Я кинулась к ней и обняла, Фиса заплакала горькими слезами обиды:

— Зачем такой спектакль устроил? Рина, ты жена, должна его понимать… зачем муки такие…

Если бы я знала планы вождя, то смогла бы ответить, но я всего лишь женщина, обычная человеческая женщина. Я представила, как окровавленного Амира несут на руках, и похолодела. Бедная Фиса, выдержать такое невозможно для любящего сердца. Но получается, что Роберт не победил Зверя? Однако спросить об этом не посмела, лишь гладила Фису по голове и сочувственно вздыхала.

— Только когда меня в машину уже повели, увидела, что стоит живой… рукой помахал.

— Так они сами решили бороться со Зверем? Вито первым, с ним понятно — преемник, но зачем Роберт пошёл? И Алекс…

— Зверь сказал что-то, я не поняла, Амир побледнел, как… как… думала, что снег пойдёт, так холодно стало.

Фиса опустила голову, вздохнула и едва слышно прошептала:

— О тебе что-то сказал… имя только и поняла, а Родя с Алексом взвились молнией, если не вождь, так порвали бы его сразу.

— Амир их остановил?

— Остановил. Рукой двинул, и колпак синий образовался, Зверя в него посадил. Вито едва жив был, а туда же, так его боевики удержали.

— Что он сказал?!

Мари влетела в комнату и тряхнула меня вместе с Фисой.

— Что?!

— Да не знаю я! Меня боевики обложили со всех сторон! Только когда уже Родя… вождь сказал… смотри на мужа, как он Зверя бьёт.

Мари выпустила нас из своих рук, почти упала на колени и гневно стукнула кулачком по полу. Фиса погладила её по голове:

— Не скажут они… и вождь не скажет. Одно верно — сильны стали, рвали Зверя, едва живой был. Сами кровью исходили, а только Амир их останавливал, убили бы… каждый бы убил, порвал на куски. А Вито первым смог, Зверь…

И замолчала, не стала рассказывать, слишком страшным было зрелище, чтобы можно было о нём молодой жене поведать. Мари гордо вскинула голову и заявила:

— Мой Вито самый сильный.

— Так и есть, опосля Амира.

Фиса успокоилась и даже смогла улыбнуться, а я вдруг почувствовала страшную слабость.

— Я полежу…

— Рина!

— Всё хорошо… я…

Мари подхватила меня на руки и уложила на постель, а Фиса запричитала:

— Дура я, старая дура!

— Всё хорошо, я немного… сейчас пройдёт…

— Фиса! Я что тебе сказал!

Олаф рявкнул и сразу схватил меня за руки. Мне тоже досталось:

— Рина! Ты что, не понимаешь, что твой муж самый сильный, его никакой Зверь не сможет… ты эту ведьму не слушай, глупости бабские распространяет… Нечего в мужские дела соваться, а потом сплетни разносить!

— Дак я…

— Я тебе сказал — всё удалось, наши победили, а ты? Собрались кумушки у оконца, проезжих гусаров обсуждают.

— Что?

— Я говорю — всё хорошо, уже домой едут. Что я Амиру скажу, если ты…

— Олаф, я только немного ослабла от волнения…

— Нечего волноваться попусту! Мари, и ты туда же, дочь вождя, тебе по должности волноваться нельзя, хоть мир рухни — а глаза чтоб не дрогнули!

Энергия неслась огненным потоком по моим рукам, Олаф ругался, а глаза были такими тоскливыми, что я опустила взгляд, не смогла смотреть в этот омут тоски и боли. Он сразу встал и отошёл к двери.

— Рина, я принесу ужин.

Он исчез раньше, чем я успела ответить. Фиса обрадовалась, что можно заняться чем-то совсем домашним и не отвечать на наши вопросы:

— Истинно, хорошее дело, поедим, и легшее станет.

Мари кивнула, чем бы ни заниматься, всяко время быстрее пройдёт и Вито вернётся.

Олаф принёс большой поднос, а за ним вошли Виктор и Лан, тоже с подносами в руках. Мы их уже ждали в будуаре, я тоже встала с постели, чем вызвала недовольство Олафа:

— Рина, тебе ещё нужно полежать…

— Со мной всё в порядке, спасибо, мне очень помогла твоя энергия.

Он кивнул и не стал спорить, поставил свой поднос на столик. Виктор и Лан умудрились установить свои подносы таким образом, что они поместились на небольшой столик и не качались. Мгновение и они исчезли.

Фиса чувствовала себя виноватой, что набросилась на нас с обвинениями и время от времени посматривала на меня. Наконец, не выдержала:

— Рина, зря я тебе всё рассказала…

— Ты правильно сделала, не переживай. Амир приедет и объявит… как там Олаф сказал?

— Всё удалось — наши победили.

Мари засмеялась и уже милостиво взглянула на Фису, обиды были забыты, вряд ли Вито ей скажет по-другому. Но Фиса не поддержала наш смех:

— Амир тебя оберегает от ужаса, а я… по глупости да обиде бабской…

— Фиса, ты женщина, иначе на всё смотришь. Я думаю, на самом деле весь ужас начался, когда тебя уже отправили домой.

Она вздрогнула, а Мари побледнела. Поковырявшись в салате, я вздохнула и призналась в своих мыслях:

— Амир тебя взял с собой, чтобы показать, что они сильные, все очень сильные. И Роберт, и Вито, и Алекс, все. А настоящий разговор со Зверем… разборка Амира… и всех остальных… потом… ведь не один же он на встречу пришёл. Поэтому и смеялись, когда на скамеечке сидели. Зверь что-то сказал… не важно: что он всех порвёт, например, ему никто не соперник, а вождь посмеялся, мол мои тоже неслабые… вот Вито и вызвался, преемником себя захотел показать, что достоин доверия отца своей жены.

— И чтобы ты нам рассказала.

— Мари права… чтобы сидели у оконца и ни в какие разборки не ввязывались.

— Особливо ты.

— Наверное, хотя… я думаю всем урок.

Фиса долго смотрела на меня, а я выдержала её взгляд. Не зря я её пыталась остановить, не та ситуация, чтобы вмешиваться, каковой бы ни была причина. Она поняла мои мысли, вздохнула и повинилась:

— Правда твоя… мне бы всё самой… не умею… и Родя говорит — ты женщина, а я твой защитник.

— Об этом и речь… все мы такие… нам бы всё самим… да ещё своих мальчиков защитить.

Мари не поняла меня, она, конечно, переживала за Вито, но это переживание было от осознания опасности. А вот Фиса хмыкнула и закивала головой, о том и речь, получается, что даже вождю не доверила, сама решила со Зверем разобраться. Я усмехнулась:

— Воительница… а потом меня все спасают…

Мари сразу меня оправдала:

— Ты чувствуешь реальную опасность, а сегодня была спокойной, значит, опасности не было. Ты отца любишь и чувствуешь.

— Какая опасность? Девочки, никакой опасности!

— Родя!

Роберт подхватил Фису на руки и ослепительно нам улыбнулся.

— Никакой опасности! Прогулялись, размялись маленько, зарядочку сделали, некоторым хвостатым рога оторвали, всего-то!

Мари вскинулась:

— А Вито?

— Они с вождем ведут переговоры. Рина, Амир будет совсем скоро, всего часик и поговорят.

— Переговоры?

— Извини, но тебя с собой брать не стал, говорит — зачем жену беспокоить, мы потом в другое место прогуляемся.

Я пыталась не задать вопрос, с кем это переговоры, если уже рога оторвали у хвостатого, но Роберт сразу ответил:

— Собрались всякие… подсмотрели в глазок, да и возмутились: почему это Амир себе такую вольность позволяет — хвостатых обижать. Вождь им сейчас свои права перечисляет. А Вито рядом стоит, запомнить пытается.

Роберт мельком взглянул на Мари, и сверкнул ярким блеском на меня:

— Жди мужа, не пугай его глазками.

— Роберт, я так ужасно выгляжу?

— Кошмар! Фиса, ты зачем Рину напугала?

— Родя, прости глупую…

Фиса прижалась к Роберту, спрятала счастливое лицо. Я махнула рукой:

— Идите, мы с Мари тут посидим.

— Ты даже отчёт не потребуешь?

И такая ехидная улыбка проявилась, что стало понятно — настроился на весёлый пересказ о бое с хвостатым.

— Я у мужа потом спрошу. Думаю, он короче расскажет… двумя словами.

— Так я тоже быстренько.

Он устроился на полу, не удержался и чмокнул Фису в щёчку. Артист, заслуженный артист Тёмного мира. И вообще, они при необходимости могут создать театральную труппу. Роберт сделал лицо и начал удивительный рассказ:

— Этот хвостатый давно уже пугает всех: рычит, хвостом машет, рогами бодается. Амир ему и так говорил, и этак. Почти все сараи нашёл, где хвостатый телят своих… Фиса, действительно почти всех нашли.

Не получилось весёлого рассказа, Фиса в его руках сжалась в маленький комочек, и Роберт не удержал бравурного тона. Он погладил её по голове и, не обращая на нас внимания, тихо заговорил:

— Фиса, их нельзя было спасти, никого, он из них создал… я не смог их определить по принадлежности к видам мутантов. Нечто совершенно новое, силы невероятной, едва справились. Я не выбрал никого в свой клан, агрессия зашкаливала.

А ведь Амир сказал нам, что это он их убил, взял всю ответственность перед Фисой на себя.

— С кем Амир встречается сейчас? Кто подсматривал в глазок?

Роберт не сразу поднял на меня глаза, сидел, опустив голову.

— Есть такие… наивные, всё надеются, что их волна не тронет, мимо пройдёт.

— Но так не бывает! Неужели они думают, что смогут от таких защититься?

Мари от волнения сжала кулачки, но Роберт уже справился с собой и опять ослепительно улыбнулся:

— Так я и говорю — наивные. Амир им подарок приготовил, как раз сейчас демонстрирует.

— Подарок?

— Ну, да. Зверя собственной персоной.

— Вы его не убили?!

Фиса подскочила в руках Роберта, но он смог её удержать.

— А зачем? Пусть в цирке поработает… монстром.

Поразителен всё-таки вождь, сам когда-то едва от Зверя отбился, а сейчас не убил. Использует в своих целях. Только это проблема вождя, меня интересует другое. Надо попробовать выяснить, что за тайна такая, которая так поразила всех, Роберта в том числе. Итак, попытка номер один:

— Что он сказал… что сказал Зверь обо мне?

— У Амира спроси.

Мгновенно прояснившиеся, совершенно честные глаза, которые точно знают, что Амир мне ничего не скажет.

— Я и не понял ничего, лопотал какие-то странности… да он вообще много чего натрепал.

Это вам не ведьма, которая от ревности и ужаса не смогла сдержаться и выдала всю подноготную своих впечатлений. Роберт мило улыбнулся и погладил Фису по плечу.

— Мы ему объяснили, что зря такими словами бросается, вот Фиса песенку спела и до сих пор…

— Родя!

— Мы Зверю так и сказали — Амир злопамятный, да и мы тоже… ничего не забываем.

Роберт на мгновение задумался, смешно повёл губами, не удержался и опять чмокнул Фису в лоб. Так интересно за ними наблюдать, никак этот удивительный гигант не может удержаться в своей любви к маленькой ведьме. Я уже хотела отправить их в комнатку Фисы, пусть насладятся своей любовью, но Роберт продолжил:

— Рина, удивляюсь я тебе, как появилась в доме, так и удивляюсь.

— Чем же я такая удивительная?

— К гномам муж тебя проветриться свозил, так ты умудрилась их самого сильного воина к себе заманить. Он знаешь, как Зверя рвал? Никогда не думал, что гном таким может быть, и сам ведь напросился — я говорит, жену своего вождя в обиду не дам.

— Сарван? А он что там делал?

— Амир ему учебную задачу поставил, так себе задачка — ползай под землей, да унюхивай мелочь звериную. А он как вулкан из-под земли выскочил, от Зверя только хвост и остался, пришлось Амиру его спасать, Зверя то бишь. И этот, сотворение из пробирки? Думали малец, что с него взять, а тоже туда же: я говорит, за все свои страдания этому Зверю рогатому отомстить должен.

— Олег?

— Он. Ещё сказал, что, мол, меня жена вождя не побоялась, значит, есть надежда нормально пожить…

— Родя, зачем мальца-то пустили в бой?

Роберт воспользовался моментом и опять коснулся губами щеки Фисы. Мари не смогла на них смотреть, отвернулась к морю и вздохнула.

— Фиса, понимаешь, никто и не собирался его в бой запускать, он был лишь условием встречи. Всего-то показаться, что есть на самом деле, и руками помахать, изобразить возможности, которыми его Зверь наградил.

Артист был счастлив, мечты сбылись — он вернулся живой и здоровый, Фиса в его руках, и он может в полной мере продемонстрировать свой актерский талант. Не вождю же его показывать, а тут целых три благодарных зрительницы. Я смотрела на них с Фисой и радовалась, конечно, Роберт счастлив, и любовь тебе и понимающий зритель. Просто кто-то, с кем ты можешь поговорить обо всём. Да и Фиса тоже, где там Джону, разве он смог бы понять страдание Фисы, или её ужас женщины, которая увидела бой иродов?

— И что с Олегом?

— Удивительное явление!

Роберт смог оторвать руку от бочка Фисы и высоко поднял палец.

— Но этот малец почти порвал Зверя пополам. А почему?

— Почему?

Мой наивный взгляд вызвал милую улыбку:

— Самое главное у воина — что?

Фиса, более привыкшая к театральным выпадам Роберта, затребовала ответа:

— Родя, говори уже, не томи!

— Моральный стимул! Понимаешь, Рина, ты так мальца стимулировала, что в нём выявились возможности, о которых он даже не подозревал.

— Я? Никак… я… ничего…

Интересно, как эти слова воспримет Амир? Роберт догадался, а может, прочитал эту мою мысль, вытянул лицо и сразу добавил:

— Ты же его не боишься, единственный человек на весь мир, вот он и понадеялся, что теперь сможет среди людей существовать. Когда-нибудь… за это боролся со Зверем.

Засмеявшись, Мари выдала секрет:

— Олег с разрешения отца смотрел некоторые записи с тобой. Те, где ты с мутантами разговариваешь, а беседы с Андреем несколько раз пересмотрел. Очень сильно удивлялся.

— Хорошо сидите.

— Вито!

В дверях стоял Вито. Мари кинулась к нему, он подхватил её на лету и прижал к себе, но поцеловать постеснялся. А мне вдруг стало так обидно, все уже вернулись, а Амира всё нет.

— Рина, они с Глебом в кабинете.

Я облегчённо кивнула, жена вождя, соответствуй, а не майся дурью, как сказала бы Фиса. Главное, что дома, а остальное не важно, пусть хоть до утра заседает.

— Идите уже, я поплаваю в бассейне…

— Одна? Да ты…

— Фиса!

— Я буду рядом.

В дверях появился Олаф. Хотя Фиса и изобразила недовольство, но по глазам было видно, что ей хотелось уединиться с Робертом, а он только кивнул и все исчезли. Ну что ж, можно воспользоваться моментом и поговорить с Олафом.

— Олаф, у тебя что-то случилось?

— Нет.

Он опустил голову и убрал руки за спину.

— Ты хотел что-то мне сказать?

— Нет.

Нет, так нет, пойду купаться и ждать Амира.

— Рина… прости меня.

— За что?

— За мои мысли.

— Тебе придётся рассказать о них, чтобы я могла тебя простить.

Олаф не поднимал головы, и я встала, но подойти к нему не успела.

— Не подходи.

— Почему?

— Я не верил тебе, предупреждал Амира.

— О чём?

Я задала вопрос, и сама знала ответ. Конечно, не верил — как можно верить чужой тётке, непонятной, глупой и старой.

— Ты не могла полюбить его, а он бы не выдержал измены.

Мне с трудом удалось сдержаться от смеха — и с кем бы я могла Амиру изменить? С Фредом? Или одним из боевиков? Когда кругом камеры, все всё видят и читают мысли.

— Ты могла ему изменить сердцем.

— Женщинам верить нельзя?

— Никому нельзя.

— Но женщинам в особенности?

— Таким как ты.

— Как я? Я чем-то отличаюсь от остальных?

— Да.

Поднял голову и посмотрел на меня тяжёлым мрачным взглядом:

— Такие как ты могут терпеть всё, любую боль для достижения своей цели.

Интересно о ком это он говорит? Я и цель? И о какой цели? Амир? Да я и знать не знала о нём ничего до того момента пока не оказалась в его доме.

— Я же…

— Да, ты его энергетическая половина, но это не значит… что он должен был тебя полюбить.

— А я его заставила?

На это Олаф ничего не сказал, опять опустил голову.

— Олаф… я… не было у меня цели, никакой цели… тебе придётся в это поверить.

— Я верю, сейчас уже верю.

— Почему?

Мне показалось, что вопрос логичен, но оказалось, что это совсем не так. Олаф стремительным движением оказался рядом со мной и задал неожиданный вопрос:

— Кто ты?

Я растерянно повела плечами, похлопала глазками, даже в кресло упала от неожиданности:

— Человек… Олаф, я обычная женщина… человеческая…

Промелькнула мысль, что раз я всякие чудеса совершаю, поиск какой-то устраиваю, то он думает, будто я мутант.

— Меня же сто раз проверяли… анализы делали, сказали бы, если я превратилась в мутанта.

Глупости, как я могла превратиться в мутанта, о чём я говорю? Олаф отвернулся и отошёл к окну.

— Олаф, но почему это так тебя волнует? Ты переживаешь за Амира, что ему плохо со мной?

— Нет… уже нет. Но ты разорвала ему сердце, и оно продолжает кровоточить.

— Сердце… Олаф, о чём ты говоришь? Почему… как я разорвала ему сердце?

— Ты — человек.

— Я не понимаю… скажи…

Мой умоляющий взгляд ничего не изменил в чёрных глазах Олафа. Он стоял у окна и мрачно свёл брови.

— Ты человек… я взял тебя на руки и понял, что готов отдать за тебя жизнь… потому… для того, чтобы ты жила… всегда жила.

— Всегда… так не бывает. Ты не сказал, почему я разорвала сердце Амира, Олаф, скажи!

— Я сказал.

Опять отвернулся к окну и сложил руки на груди. Так иногда стоял Амир, опустив голову и свернув свои широкие плечи. Я человек, и — что? Как это может быть связано с тем, что я разорвала сердце Амира?!

— Это невозможно, как я могу разорвать ему сердце, если я люблю его!

— Именно поэтому… и потому, что он тебя любит.

Я всё-таки встала с кресла и подошла к Олафу, подергала за рукав.

— Скажи, ты знаешь, что я сделала не так?

— Твоя короткая жизнь.

12

Какие они удивительные, невероятно красивые, огромные и счастливые. Они стояли рядом и улыбались мне — Глеб и Амир. Олаф исчез за мгновение до их появления. А я так и осталась стоять у окна, пытаясь понять, что он сказал, и какое отношение его слова имеют к разорванному сердцу Амира.

— Добрый вечер, Рина.

— Здравствуй, Глеб.

— Прекрасно выглядишь.

— Спасибо.

Глеб протянул мне руку, и я робко подала свою, слова Олафа ещё бились в голове.

— Рина, что тебя волнует?

Какие они, всё чувствуют, Глебу оказалось достаточно коснуться моих пальцев, чтобы сразу понять, что со мной что-то неладно. Синие глаза потемнели, хотя он и продолжал улыбаться. Амир тревожно сощурил глаза, но у меня хватило сил улыбнуться:

— Я волновалась за Амира… и всех. Амир, зачем ты это… эту дуэль устроил со Зверем?

Гиганты переглянулись и засмеялись. Глеб сверкнул своей синевой, пожалуй, ему тоже от королевы доставалось, ничуть не удивился моему вопросу. Наконец, он отчитался, прикрывая Амира:

— Рина, я присутствовал как наблюдатель и могу тебя успокоить: Амир всю встречу со Зверем провёл в соответствии с договоренностью.

— А кто договаривался?

И опять смех, они переглядывались между собой и веселились в полное удовольствие. Я смутилась от этого смеха и попыталась достать свою руку из ладони Глеба, но он не позволил, чуть прижал пальцами. Неожиданно для меня честно признался:

— Мы с Амиром.

— А тогда кто другие… наивные…

Я непроизвольно повторила определение, которое дал Роберт, и вскинула глаза на Амира в сомнении: может, не стоило об этом говорить? Глеб усмехнулся, мельком посмотрел на Амира и подтвердил:

— Наивные, ты права. Те, которые считают, что можно с таким как Зверь договориться. Мы им его показали… но наивности нет предела.

Поэтому я не волновалась сегодня, спокойно разговаривала с Мари, и даже когда Фиса явилась, тоже не сильно переживала. С ним был Глеб, и всего скорее не один, со всей своей командой, которая ближний круг. Бывшие враги.

— Глеб…

— Да.

Он стремительным движением опустился передо мной на колено. Привычным движением, он так всегда делает, когда говорит с королевой. Внимательные синие глаза рассматривали моё лицо… ласково. Глеб смотрел на меня, как на младшую сестру, которую выдал замуж и теперь переживает: как-то муж с ней обращается, не обижает ли.

— Я люблю Амира.

Мне самой было непонятно, зачем я произнесла это признание. Почему-то показалось, что именно за этим он пришёл — посмотреть на меня и потом рассказать королеве.

— Любишь. Я это понял, когда ты пришла его спасать в жажде.

Глеб едва коснулся губами моей руки, приложил к ладони свой лоб, как поклялся в чём-то и прошептал:

— Рина… только живи, ты только живи.

Это была мольба того, кто каждую минуту о ком-то переживает и у кого тоже разорвано сердце. Вот оно, королева человек, а у него сотни лет жизни, которые ему без неё не нужны. Как Амиру без меня.

— Я больше не буду нарушать законы физики.

И что я говорю?! Но Глеб не удивился моим словам, горько усмехнулся и кивнул головой:

— Будешь стараться.

Нарушает, королева постоянно нарушает свои обещания и, соответственно — законы физики, химии и всех остальных точных наук. Амир молча смотрел на нас пронзительным тёмным взглядом, только руки на груди сложил. И когда я подняла на него глаза, то темнота не сразу уступила голубому сиянию. Глеб встал, ещё раз коснулся моей руки губами и попрощался:

— Рад был тебя увидеть.

— Глеб, я не знаю, можно ли…

— Что?

— Передай мою благодарность королеве… она спасла меня.

— Передам.

Глеб улыбнулся, но улыбка не была ослепительной — он знал цену, которую королева заплатила за мою жизнь.

— Я не знаю, чем могу ей помочь, что для неё сделать…

— Живи, ты должна выжить.

Он сказал это так, что я вздрогнула, а Амир подтянулся и опустил руки. Глеб на мгновение отвернулся, как спрятал взгляд, и снова опустился на колено.

— Рина, вы единственные, кто так смог выжить.

— Глеб, если…

— Нет.

Он не дал мне договорить, схватил за руки и, чётко произнося слова, повторил:

— Ты должна выжить, выжить любым способом.

— Любым?

— Любым.

И опять жёсткий тон, и строгий взгляд. Он настрадался от королевы, её выходок и потерь энергии. Теперь пытается объяснить неразумной младшей сестре, что ей надо одуматься и вести правильный образ жизни. Я легко пообещала:

— Я выживу.

Они одинаково усмехаются, один в один, такая ехидная усмешка абсолютного недоверия. Глеб кивнул, медленно поднялся, посмотрел на Амира и попрощался:

— Рина, до свидания. Я передам твои слова.

Когда Глеб исчез, Амир сразу подошёл и подхватил меня на руки. Я удивленно спросила:

— Ты не пойдёшь его провожать?

— Вито их проводит.

— Их?

— С ним Олег и Виктор.

Кто такой Виктор, я не стала спрашивать — ближний круг. Тёмные глаза Амира продолжали рассматривать меня с внутренней тревогой.

— Амир, я ждала тебя, но не волновалась… ты самый сильный. Мы с Мари поболтали.

Почему-то я оправдывалась перед ним, что не волновалась за него, мне показалось, что это неправильно — не волноваться. А он не стал доказывать, что он действительно самый сильный, коснулся губами моих волос и прошептал:

— Рина… Рина… я так за тебя боялся, что ты нарушишь какой-нибудь закон, устроишь глобальный поиск…

И я поняла, всё так и было — он специально Фису с собой взял, показать, какие они все сильные. И Сарвану позволил из земли выскочить, и Олегу высказаться. Про Роберта и Вито речи нет, они самый ближний круг, две правые руки. Ну, и Алекс, естественно. А почему он Алекса вызвал? Оставил Софию и девочек с одной Яной и вызвал на разборки со Зверем? Но я не успела задать этот вопрос, Амир поцеловал меня, и мы оказались в спальне.

Утром я объявила заседание штаба. Амир изворачивался всякими способами: целовался, обещал поездку, доказывал, что всё прошло на удивление легко и просто, это ведьме так страшно показалось. Наконец, честно признался, что на заседание вызывать некого.

— Как это?

— Роберт уехал ещё ночью, а Вито утром.

— А сейчас что?

— День.

Разогнал всех по делам, а себе устроит выходной с увеселительной поездкой. Вождь, что сделаешь, пользуется служебным положением.

— Тогда придётся тебе как начальнику штаба за всех отдуваться.

— Может быть, ты сначала позавтракаешь?

— Не увиливай.

— Глеб же тебе сказал, что…

— Конечно, я думаю, он и королеве так же расскажет — Амир всё контролировал, никакой опасности ни для кого, а Зверь так себе… мышонок.

Амир засмеялся и чмокнул меня в нос:

— Примерно.

— Как она?

— Далеко отсюда.

Удивительно, как он может ответить на вопрос. Всё сразу ясно — не видел, но знает, что королева где-то под защитой. Естественно, Глеб не оставит её без защиты, особенно, когда с ним его ближний круг.

— Из-за мышонка Глеб привёл с собой своих?

— Посмотреть, как мы…

— Развлекаетесь?

Амир вздохнул, никак не отстаю, придётся говорить. Но речь явно приготовил ещё вчера:

— Глеб входит в некоторые объединения Тёмного мира. Я его пригласил, чтобы он мог засвидетельствовать состояние Зверя, возможности моих боевиков и необходимость сохранения ему жизни.

И это говорит тот, кто, по его же словам, нарушал все существовавшие законы. Ему нужен официальный свидетель его поступков, не в помощь, а именно свидетель, поэтому везде стояли камеры. Не для нас, его женщин, Фиса тоже под его защитой, а для тех, кто наивно полагает, что от Зверя можно защититься.

— Зачем тебе нужна его жизнь? Показывать всем?

Он усмехнулся, провёл пальцами по моим плечам, но поцеловать себя я не позволила. Неприлично целоваться во время заседания штаба.

— Уже есть достаточно много кланов, которые отказались от живой крови, но некоторые из них считают, что мутации необходимы. Я им показал, во что может преобразоваться Тёмный… и кем может стать человек.

— Глеб сказал, что наивности нет предела…

— Нет.

— Ты оставишь Зверя в живых?

— Да.

— Зачем он тебе нужен?

Долгое молчание подтвердило мои подозрения, и я сказала сама:

— Ты используешь его кровь в своих экспериментах.

— Да.

Никаких тайн. То есть, тайны, конечно, есть, но в этом вопросе Амир не стал от меня скрывать своих намерений. Я смотрела в спокойную синеву и пыталась понять, зачем ему нужно иметь таких как Зверь, ведь не просто так он собирается экспериментировать с его кровью. И сразу поняла, по спокойствию синевы поняла — чтобы защититься от таких, нужно быть сильнее. А уж тем более, когда я у него появилась. Глеб не просто так присутствовал, он тоже ищет способы защитить королеву и свой ближний круг с детьми. Я непроизвольно улыбнулась, подумав о детях, и Амир среагировал на улыбку:

— Ты одобряешь мои намерения?

— Да.

Брови взлетели, а глаза округлились, превратились в два удивлённых алмаза.

— Зверь не один такой… да и эти наивные неизвестно до чего додумаются. Ты должен быть готов. Поэтому ты Алекса вызвал? Чтобы он сравнил способности Зверя с возможностями Софии?

Откинувшись на подушку, Амир закрыл лицо руками и застонал, на мгновение развел пальцы и сверкнул голубой смешинкой-звёздочкой.

— Рина, зачем мне штаб, давай я тебе кресло рядом со своим в кабинете поставлю.

А вот это уже опасно, с таким предложением к жене не обращаются. Как-то я переборщила с умничаньем. Я ущипнула его в бок, он сделал вид, что дёрнулся, даже ойк изобразил.

— Ещё чего, это у меня от испуга озарение произошло, а там я тебе всю истребительную авиацию…

Так как я не смогла сразу придумать, что сотворю с истребителями, пришлось ещё раз попытаться ущипнуть твёрдый бок, но Амир увернулся и захохотал. Заседание штаба на этом завершилось.

Фиса за завтраком помалкивала, лишь несколько раз вздохнула, конечно, её возлюбленный уже давно уехал, а мы тут любезничаем. Амир только улыбнулся на мрачный вид ведьмы, а я не знала, как её утешить.

— Фиса, ты с нами поедешь? Амир предлагает прогуляться…

— Делов много.

Мой умоляющий взгляд возымел действие — Амир поднялся с дивана и опустил одну из планет над столом.

— Анфиса, посмотри.

Она не сразу подняла взгляд на экран, но увидев изображение, вскочила.

— Нашёл! Изыскал!

— Ты можешь с ней встретиться. С тобой поедет Олег.

— Где… убили же всех…

— Не всех. Но учти, Анфиса, она не та…

— Узнает! Краса меня узнает!

— Она уже не Краса.

Амир повторил Фисе несколько раз, что какая-то Краса уже не та, какой её знает ведьма, но она его не слышала, всё повторяла:

— Жива, жива девочка…

Пришлось вождю вызвать Олега и дать строгие указания:

— Встреча состоится только в присутствии всей охраны. Ты отвечаешь за безопасность Анфисы.

Отвернув на мгновение взгляд, приказал:

— Используй все возможности, которыми владеешь на данный момент.

Эта фраза превратила Олега в статую, он побледнел и мгновенным движением опустился на колено. Амир сказал длинную фразу, почему-то посмотрел на меня и добавил ещё несколько слов. Олег тоже посмотрел на меня, а я только удивлённо подняла брови, а я какое имею отношение к поездке Фисы на встречу с этой девушкой Красой? После короткого слова Амира Олег исчез.

— Амир, а почему…

— Не почему, а — зачем.

Фиса решительно встала из-за стола и обратилась уже к Амиру:

— Вождь, я всё поняла.

— Действуй.

Но прежде чем выйти из столовой, Фиса подошла ко мне и неожиданно погладила по голове, вытянула локон волос и тихо произнесла:

— Рина… они уже почти выросли. Золотой волос тоже растёт.

И быстро ушла. Опять всё непросто, не мой умоляющий взгляд заставил Амира признаться Фисе, что он всё-таки нашёл одну из пропавших девушек, а его собственное решение. Синие глаза Глеба предстали передо мной, и я отчетливо осознала — Амир каждую минуту ищет способ спасти меня от неизвестно чего, неизвестно когда. Не важно, кто будет исполнителем, ближний круг, или юная ведьмочка, получившая невероятные способности от Зверя. И Фиса сейчас едет именно за этим — выяснить, как эта Краса может мне помочь. Вместе с мальчиком, которому позволили всё, что он умеет, и даже то, о чём он думает, что ещё не умеет. А для наглядной убедительности повесили перед ним мой портрет.

— Амир, я выживу.

Синева потемнела и стала штормовой, Амир опустил голову и отвёл руки за спину.

— Выживешь.

— Не бойся за меня.

— Я буду бояться всегда.

Оказался на коленях передо мной и взял своими горячими ладонями мои руки.

— Рина, только ты, твоя жизнь имеют значение для меня. Только ты.

И опять синие глаза Глеба сверкнули между нами, а слова прозвучали как гром: «Выжить любым способом». Амир готов на всё, совсем на всё, чтобы спасти мне жизнь. И поэтому отправил куда-то Роберта с Вито, и Фису отпустил с Олегом.

— Что сказал Зверь?

Глаза Амира сверкнули молнией, и он опустил голову, энергия рук полыхнула мгновенным жаром. Когда я пришла в себя от огня во всём теле, Амир стоял у стены спиной ко мне.

— Амир… что сказал Зверь?

— Не важно.

— Хорошо, не говори… я назло ему выживу. Ты обещал поездку. Куда мы едем?

Амиру понадобилось несколько долгих секунд, чтобы повернуться ко мне. Я сразу защебетала:

— Ты знаешь, он дурак какой-то, придумал глупость, вздумал тебя пугать. Неужели не знает, что ты ничего не боишься? Особенно когда я рядом.

Протянула к нему подрагивающие руки и улыбнулась, не позволю своему мужу рухнуть в ужас страха за меня, ещё чего, и не таких видали. Амир оказался у моих ног.

— Рина, я с тобой… я всегда с тобой.

Когда за руль сел Олаф, я удивилась, но ничего говорить не стала. Видимо, Амир не слышал наш разговор. Я почему-то решила, что после такого откровения Олафа Амир уберёт его от меня, ну, в смысле, я его не буду видеть какое-то время. Но вот он сидит за рулем, а машина несётся как истребитель.

— Куда мы едем?

— Есть одно местечко.

Мой взгляд порадовал Амира, и он чмокнул меня в щёчку.

— Я его недавно обнаружил.

— Случайно?

— Искал.

— Ты искал именно это место?

— Подобное.

Амир заставил меня надеть шубу, хотя светило солнце и на полях появилась яркая зелень. Весна, я совсем не заметила, что уже наступила весна. Странная для обычного человека жизнь: никаких телевизоров, телефонов, техника только в виде чудес на колесах. Иногда планет, преобразующихся в экраны. Вообще вся моя жизнь проходит в спальне, бассейне и столовой. Изредка в будуаре. Ещё реже в кабинете Амира. Я хихикнула, и Амир сразу спросил:

— О чём смеёшься?

— Я весь дом даже не посмотрела. Плохая хозяйка.

— Ты же побывала в комнате Мари и Вито.

Ага, глушитель и отсутствие камер. Я хитро взглянула в честные глаза Амира, и он засмеялся:

— Я скучал.

Ну, да, разборка со Зверем разве может сравниться с подслушиванием нашего с Мари разговора. Разборка — это работа, а мы с Мари — жизнь. Как с улыбкой, вытягивание мышц лица или радость души. Седой вождь обрёл семью, сразу всех, и теперь не может без постоянного присутствия нас, пусть даже это будет изображение на камере или подслушанный разговор. И я задала женский вопрос:

— Ты можешь сразу всё?

— Что — всё?

— Подслушивать разговор и следить за боем.

— Могу. За боем следит тело.

Теперь у него раздвоение личности на две составляющие. Интересно, а когда он любит меня, его мозг соединяется с телом, или как раньше мой — просто отключается? Но это был не тот вопрос, который можно было задавать при Олафе, и я сжала губы. Амир что-то понял в моём взгляде, провёл пальцами по щеке и затребовал:

— Ты потом расскажешь, о чём подумала?

— Я подумаю.

И опять сжала губы. Может, действительно, пока не стоит говорить на такие опасные темы. Мозг вождя — не то, что обычного человека, особенно обычной человеческой женщины. Ага, такой как я.

Мы ехали и ехали, скоро доберёмся до границы. Только вот вопрос — какой? Мои познания средней ученицы по географии не выдали секрета, в каком направлении мы двигаемся. Хотя скалы постепенно исчезли и появились виноградники, время от времени я замечала большие сады с ровными рядами фруктовых деревьев. Спрашивать куда и зачем бесполезно, поэтому я устроилась на груди Амира и просто смотрела в окно. Он гладил меня по плечу и иногда касался губами лба. Кстати, для Олафа светофоров тоже не существует — мы ни разу не остановились даже когда проезжали небольшие городки. Те, которые покрупнее, видимо, просто объезжали.

Проезжая по какому-то ущелью, я заметила, что часть машин стоит, дорога перекрыта, как догадываюсь, одной из наших машин сопровождения. Ну конечно, и светофорами кто-нибудь из боевиков управляет. И что думают жители этих городков, когда такой сумасшедший кортеж несётся по их улочкам? ЦРУ, наверное. Нет, они в Америке. Тогда правительство. Хотя, опять неправильно — членов правительства они должны знать, да и вряд ли у итальянского правительства есть деньги на такие машины.

Я посмотрела на Амира и подумала странную мысль: а если бы он не был иродом, обычным человеком, не шестьсот лет назад, а сейчас, в наше время. Кем бы он стал, с его характером и внешностью? А что внешность? Он её только использовал в достижении своих целей, не моделью же ему работать. Амир не может быть обычным, и даже не потому, что его так воспитали, он сам по себе такой. Сразу родился такой ребенок, суперответственный и всегда первый во всём. Сто раз упадет, но встанет и сделает только так, как нужно именно ему. И в человеческой жизни Амир будет богат, силён и абсолютно уверен в себе. А уверен потому, что всегда и всему учится. И седина тому подтверждение, я думаю, что он поседел после убийства Заряны, когда понял, что сделал. Я провела пальцем по белым волосам на висках, и Амир сразу напрягся, взгляд потемнел и последовал вопрос:

— О чём ты думаешь?

Как, однако, его пугают мои мысли, и Роберта нет рядом, проверить достоверность.

— О тебе.

— И что ты думаешь?

— Ты всегда генерал… даже если бы был человеком.

— Генерал?

— Да.

Почему он удивляется? Даже брови приподнял.

— Или капитан, или профессор всех наук… не важно, но обязательно самый-самый первый. И везде главный.

— Почему главный?

— А кто сможет сравниться с тобой? Ты никого не потерпишь над собой.

И тут же вспомнила, как утром лежала на нём, а он никак не мог отпустить меня в ванну, смеялся и прижимал к себе. Улыбка вылезала, хотя я и старалась сохранить серьёзное выражение лица. Судя по изменившимся глазам, Амир тоже это момент вспомнил:

— Ну почему… некоторых могу.

А какое лицо состроил! Артист! Вот кем бы он стал — великим артистом! И великим режиссёром, кино и театр, а ещё книги обо всём, включая точные науки, вроде физики и химии. То есть, дорога всё-таки ведет к генералитету, пусть даже научному. Из научного к военному. Маршал.

Мои умозаключения явно проявились на лице, и взгляд Амира изменился, стал синее, а губы перестали улыбаться.

— Я бы тебя всё равно нашёл.

— Меня? Именно меня?

— Тебя.

— И где бы мы с тобой встретились? Генерал и вдруг я…

Я пожала плечами и хмыкнула, даже рукой взмахнула, вспомнив свою человеческую, скучную жизнь. Но Амир повторил:

— Искал и нашёл.

— В человеческой жизни такие как я тебя не могли интересовать.

Мой безапелляционный тон не смутил его, он улыбнулся и выдал:

— Твоё тело я бы заметил сразу.

— Моё тело?! Эту… то, что у других называется фигура?

Всё, что угодно я ожидала, только не это! Ну, может, глаза, типа на взгляд обратил внимание, хотя, где генералу глаза мои увидеть? Амир полюбовался моим изумлением, чмокнул в нос и признался:

— Восхитительное тело… обожаемая часть твоей личности.

И сразу всплыла картинка, как я ему положительные черты своей личности перечисляла, а он целоваться полез. У меня получился свистящий шёпот:

— Ты… тебе должны нравиться эти… с талией и ногами…

— Мне нравятся твои ноги. Восхитительные ножки… а талия…

И так обнял, что я пискнула, тогда он приподнял подол шубы и погладил мои ноги.

— Что ты делаешь?!

— Любуюсь.

Страстный поцелуй подтвердил восхищение, но я постучала его по спине и опять зашипела:

— Амир!

Мой кивок в сторону Олафа не произвёл должного эффекта, Амир снова меня поцеловал и сразу заявил:

— Как человек я бы добился тебя раньше.

Подумал несколько секунд и определил временной период:

— Три дня.

— Три дня? Я приличная женщина!

— Поэтому целых три дня.

А ведь он прав. В первый вечер я бы сбежала, во второй отбивалась, а в третий согласилась в полной уверенности, что завтра он исчезнет, удивляясь — и зачем ему нужна была эта тётка?

— В первый день я бы постарался обратить на себя твоё внимание.

И это говорит он?! С его ростом и внешностью?!

— Утром второго дня я бы засыпал твою квартиру цветами.

Наконец, я обрела дар речи и просипела:

— А откуда бы ты узнал, где я живу?

— Я бы тебя проводил. В этом ты бы не смогла мне отказать.

Но я скривила губы, не на его слова, на твердую внутреннюю убеждённость, что сбежала бы в первый момент, как его увидела. А убежала для того, чтобы не запомнить его и не страдать потом долгие годы, что, оказывается, есть такие мужчины. Но они созданы явно не для меня.

— А если бы не смог проводить, то проследил и пришёл утром.

— Проследил?

— Конечно. Я не могу потерять такую женщину.

Абсолютная убеждённость в своих словах, ничуть не меньше, чем моя убеждённость. Я пожала плечами, но не стала спорить, это он сейчас так говорит.

— А если бы я тебя не впустила?

— Договорился бы с соседкой.

— С кем?

— С соседкой. Она бы согласилась попросить у тебя соль. Не смогла бы отказать влюблённому мужчине помочь вручить букет цветов своей возлюбленной.

И это говорит Амир? Я задумалась, интересно, а кто из моих соседей согласился бы на такой финт? И поняла — две точно бы согласились. Хотя их интерес состоял бы в том, чтобы посмотреть на моё вытянутое лицо, когда красавец-мужчина поймёт, что не туда попал. А может, я зря так о них думаю, и они на самом деле бы за меня порадовались?

— А на третий день я бы увёз тебя с собой.

— Силой?

— Ты бы согласилась.

— Неужели?

Ослепительная улыбка и смешинка в глазах.

— Я бы смог тебя убедить, что ты для меня единственная женщина.

Спрятав глаза, я опустила голову, почему же мы так долго шли друг к другу в жизни? Почему так долго не могли понять друг друга?

— Но я ирод и с этим ничего нельзя сделать.

Горячий палец прошёлся по моей щеке, тихий страстный голос произнёс:

— Рина… мужское начало одинаково у иродов и людей. Я бы нашёл тебя. Именно тебя.

— Сантиметром женщинам талию измерял?

Хохот Амира приподнял машину над дорогой, он обнял меня и сильно прижал к себе. Мне показалось, или Олаф тоже произносил звуки?

Наши машины на полной скорости въехали в маленькую долину, расположившуюся между трех холмов. Я ахнула — высокий белоснежный дворец возвышался над зелёными садами и сверкал множеством цветных окон.

— Дворец достроили несколько дней назад.

— Он великолепен… а кто здесь живёт?

— Школа Мари. Детей привезут завтра.

— Амир…

Машина остановилась перед высоким крыльцом, дверь распахнулась, и нам навстречу выскочила Мари. Она сразу кинулась к Амиру:

— Отец!

Он подхватил её на руки, как маленькую девочку, но прижимать к себе не стал. Я улыбнулась, когда увидела его растерянное лицо, не готов ещё крутой ирод реагировать на такие бурные эмоции дочери.

— Это самый настоящий дворец! Дворец для детей! Рина, выходи скорее… я тебе всё покажу… всё так красиво и удобно… А какая операционная…

Амир поставил Мари на ноги, странно повёл руками, как будто хотел обнять её, но не решился.

— Рина, ну пойдём же, вылезай из машины… Олаф, отгони её в гараж, направо и прямо.

Мари едва удерживалась, чтобы не вытащить меня из машины, пока Амир одним стремительным движением не подхватил меня на руки.

— Показывай свою школу.

— Отец, комнат хватит всем, но я ещё нескольких нашла по дороге и сразу…

— Они здесь?

— Да, но…

— Мари.

И куда делся растерянный от дочерней любви отец, снова грозный ирод и генерал.

— Они люди… отец, это человеческие дети…

— Анна.

Мы сникли обе, упоминания этого имени оказалось достаточно, чтобы понять, что никакой встречи с детьми не будет. Ну, хоть снаружи посмотрю на эту красоту. Я понимала его тревогу и не стала спорить. Не важно, что это всего лишь дети, Амир волнуется, и нет никакой необходимости давить на него.

— Мари, прости… красиво, очень красиво… Амир прав, ты потом мне покажешь на камере. Хорошо?

Она обреченно опустила голову и кивнула. Тоже осознала, что никто не может знать, как такая встреча может на мне отразиться. Бедная девочка, небось, ещё винит себя в прошлой истории и опять совершила ошибку. И тут прозвучал звонкий детский голосок:

— Мари!

Я оказалась на руках Амира где-то на невообразимой высоте.

— Закрой глаза.

Послушно зажмурившись, я прижалась к груди своего мужа и вздохнула, интересная у меня жизнь. Всего-то в гости собралась, а оказалось уже нельзя, теперь обратно на сумасшедшей скорости поедем. Хоть бы пообедать куда заехали. Ага, везде люди мешаются. И Мари жалко, девочка так радовалась, что сможет хоть кому-то похвастаться своими успехами и вместе порадоваться, что у её воспитанников такой дворец появился. Кстати, надо с Амиром всё-таки поговорить о том, чтобы Вито её везде сопровождал. Вернёмся домой и сразу поговорю.

13

Мы стояли на вершине холма у старой церкви и ждали Олафа. Машины сопровождения прибыли первыми, но Амир решил ехать на своей.

— Она специально оборудована для твоей охраны.

Ну, да, а боевики, стоявшие вокруг нас кольцом, ничего не значат. Я грустно вздохнула, мне гулять только по глубоким пещерам с гномами. Или драконами.

— А дракона ты так и не нашёл?

— Нет. Тебе нужен дракон?

— Ну да, хоть с ним…

Остановись, молчи, не трави ему душу, он хотел тебя порадовать, наконец, вывести из дома, но не получилось. И он в этом не виноват.

— Всё хорошо, Амир… ты прав.

— Тебе пора обедать.

Я грустно кивнула головой.

— Дома пообедаю.

— Мы поедем в гости.

— В гости?

— Школа Мари была по пути, и я решил её тебе показать.

Машина как выскочила из ниоткуда, и Олаф сразу открыл перед нами дверь, бледное лицо и напряжённый взгляд. И он тоже считает себя виноватым.

— Олаф… я хоть воздухом подышала…

И что ты творишь? Зачем обижаешь мужа и их всех, молчи, сиди и молчи. Но молчать не получилось, Амир сидел с таким лицом, что я прижалась к нему и запела весёлую песенку про паровозик, потом колыбельную, ещё несколько песенок из мультфильмов. Когда машина остановилась, Амир дождался, когда я допела песенку, только после этого сказал:

— Рина, надо тебя чаще вывозить в гости, чтобы ты пела для меня.

— Вывози.

А когда мы вышли у небольшого кирпичного домика и уже подходили к низкому заборчику, ответственно заявила:

— Я на свадьбе Мари и Вито хочу спеть. Когда она будет?

Женская логика никогда не будет понятна мужчинам, независимо от того, ирод он или простой человек. Амир замер на ходу, хмыкнул и отчитался:

— Подарки куплены, место зарезервировано.

— Место?

— Я хотел её дома…

— Ура! Дома, конечно — дома!

Я чмокнула его в щёку и затребовала:

— Хочу есть, меня здесь накормят?

— Накормят, милочка, конечно накормят. Амир, вы задержались.

Строгий голос и внушительный вид, на крыльце перед нами стояла классная дама девятнадцатого века. Высокая женщина в тёмном платье с белоснежным воротничком и отворотами на рукавах. Ещё немного и начнёт выговаривать Амиру, что он не все уроки сделал. Но она улыбнулась и пригласила в дом:

— Проходите, Фред уже всё приготовил.

И кто бы сомневался! Он собственной персоной ожидал у большого круглого стола в центре комнаты, которая оказалась неожиданно большой для такого маленького домика. По стенам висели старинные картины с видами моря и какого-то южного города. Конечно южного — Италия же. Стулья были больше похожи на трон, высокие спинки и мягкое сиденье. Но Амир не стал меня усаживать на стул, что-то сказал Олафу, сопровождающему нас, и тот придвинул большое кресло. Вот на него муж и устроился со мной на руках. В гостях самое ценное из рук не выпускаем.

— Амир, познакомь меня со своей женой.

— Рина, перед тобой…

— Амир, так не говорят. Рина, мне пришлось Амиру много объяснять в русском языке, он не совсем правильно строил фразы.

— Рина, позволь познакомить тебя с лучшим преподавателем русского языка в Италии Фридой Яновной.

— Очень приятно, Рина.

— Кстати, я и Фреда обучала языку.

Фрида Яновна чинно села за стол и тут же милостиво разрешила:

— Можешь обращаться ко мне по имени — Фрида. Я знаю, что вы все так друг к другу обращаетесь.

— Хорошо, Фрида.

Фред склонил голову и таинственно мне подмигнул, видимо, ему досталось от такой учительницы. Но язык он действительно выучил очень быстро.

Обед прошёл под девизом Фисы: «когда я ем, то глух и нем». Фрида строго посматривала на меня, Амир и Фред только улыбались. Я ела вкусности Фреда и пыталась понять, кто она на самом деле, эта Фрида, и знает ли, кто такой на самом деле Амир. На сладкое Фред приготовил пирожные и кофе. Фрида неожиданно предложила:

— Рина, я готовлю свой домашний ликёр. Амир, твои боевики его уже проверили.

Знает, Фрида знает, кто такой Амир.

— Рина, попробуешь ликёр?

— Попробую.

При абсолютно трезвом образе жизни, который я веду в доме, ликёр уже счастье алкоголика. Фрида посмотрела на Фреда, такое интересное сочетание имён, и он движением волшебника поставил перед нами великолепный графинчик из хрусталя с густой зелёной жидкостью внутри. Величаво расставил маленькие рюмочки на тонкой ножке. И только потом доложился Амиру:

— Я его пробовал, очень вкусно. Он настоен на травах, Рине очень полезно.

Амир вежливо кивнул, и Фред разлил тягучую жидкость, аромат сразу распространился по всей комнате. Я повела носом, что-то он напоминал, что-то очень знакомое, и Фрида пояснила:

— Рина, это анис.

— Анис! Точно, это же анис!

И не стало строгой классной дамы — за столом сидела приятная женщина с милым лицом и яркими серо-голубыми глазами. Высокая причёска красиво обрамляла лицо с правильными чертами, даже седина не портила общее впечатление, а лишь подчёркивала смуглую кожу. Я выпила глоток и хватанула воздух ртом, ничего себе настоечка, почти как маслице Фисы.

— Рина, это первый глоток такой, дальше будет легче.

Амир тревожно взглянул на меня, но Фрида сразу его успокоила:

— Химический анализ уже сделали, ничего опасного для Рины в ликёре нет. Только градусы… Рина, ты пила спирт?

— Нет… ох…

— Сделай ещё один глоток и почувствуешь, что градусов стало меньше.

Я с опаской посмотрела на тёмную жидкость, но тепло уже разлилось по телу, и рискнула. Действительно, легче ликёрчик пошёл. Когда я отдышалась, Фрида спросила, пригубив свою рюмочку без всякой внешней реакции:

— Рина, ты выглядишь усталой, слишком бледная, редко выходишь на солнце?

— Я иногда гуляю.

Даже ликёрчик не помог вспомнить, когда я была последний раз на улице, не в машине, а просто на улице.

— Амир, никакие бассейны и травы Анфисы не помогут Рине восстановиться, если она не будет гулять. И не по пещерам ползать как гном, а гулять среди садов.

Интересная учительница русского языка. Я подняла глаза на Амира, и сразу опустила голову, тёмный взгляд и нахмуренные брови, опять винит себя.

— Фред, налей мне ещё. Удивительно вкусный ликер.

— Пей, милочка, пей. Тебе надо сил набираться, впереди много испытаний.

— Каких испытаний?

Амир превратился в генерала мгновенно.

— Я не знаю, каких именно. Но ты сам понимаешь, что Рина человек, а человеку в нашем мире очень сложно.

— Нашем?

Фрида приподняла бровь и удивилась:

— Ты не сказал?

— Фрида оборотень.

Я запила информацию очередным глотком ликёрчика и икнула, смешно стало, гномов видела, на оборотня теперь могу посмотреть. Ничего похожего… на кого?

— А ты кто? Оборотень чего?

— Я волчица.

Фред уронил золотую вилку и не смог сразу её поднять, так и замер с вытянутой рукой. И чему удивляется, явно всяких в доме Амира видел. Ещё один глоток ликёрчика выявил вопрос, который я сразу и задала:

— А почему ты пьёшь… ик… ликёрчик… ик…

— Я могу есть человеческую пищу. Кровь мне нужна лишь несколько раз в году.

Она улыбнулась и пояснила:

— Амир помог мне перейти на донорскую кровь.

Оживший Фред подал мне стакан воды, чтобы остановить икание.

— Нужно выпить весь стакан сразу.

У меня получилось только половина стакана, остальное я разлила на костюм Амира.

— Ой… ик… разлилось… ик… не… ик… помогает…

— Рина, посмотри на меня…

— Нет.

Амир даже мою голову к себе прижал, прикрыл от взгляда Фриды.

— Ты мне не доверяешь?

— Я никому не доверяю.

Мое икание становилось всё громче, а полыхающая энергия Амира его не останавливала. Тёмная фигура проявилась рядом с нами и предложила:

— Позволь мне помочь.

— Олаф… ик… помо… ик… ги… я… пьяная…

— Напилась, что Фиса скажет…

Олаф осторожно взял меня за подрагивающие при каждом икании руки.

— Ой… ик… ругу… ик… руга… ик… ться… будет… ох… прошло…

Я несколько раз глубоко вздохнула и извинилась:

— Никогда такого не было… простите…

Фрида смотрела на меня потемневшими глазами и качала головой.

— Это твое нервное напряжение выходит. Амир, слишком тонкая струна, по звуку слышно. Долго Рина не выдержит.

Взмах руки не получился, я прижалась к Амиру и уже засыпая, пробормотала:

— Я всё выдержу, сказала тоже…

— Бедная девочка… Амир, спаси её.

А в машине я устроила скандал. Недолгий сон не принёс облегчения, и я заворочалась в руках Амира. Он попытался погладить меня по плечу и уговорить поспать:

— Спи, любимая…

— Спать? Нет… я не хочу…

Выбралась из его рук и вздохнула, что-то не так, нервы кипели и требовали действия. Амир тревожно смотрел на меня, и по глазам было видно — уже пожалел, что позволил мне попробовать ликёрчик Фриды.

— Рина…

— Скажи, почему ты так долго не женил Мари и Вито?

Повод нашёлся, и я гневно посмотрела в темнеющие глаза мужа.

— Рина, он уже женаты, ритуал проведён. Приедем домой и устроим свадьбу.

— Ага, сейчас… когда совсем… неужели ты не понимаешь, что это я виновата во всём, а ты… шёл на поводу у моих слабостей…

— Рина…

— Мало ли что со мной было? Они в этом не виноваты и не должны были страдать!

Я сползла с его колен и отбилась от рук, пытавшихся меня удержать.

— Почему ты жалел меня, но не пожалел собственную дочь? Она любит Вито, понимаешь — любит! Девочка, которая была одинока… ты вообще её не видел, не замечал, что девочка страдает…

Мне стало грустно, я недоговорила и прислонилась к его плечу.

— Ты тоже страдал… вот если бы ты на неё посмотрел… увидел, как девочка тебя любит, то вам было легче вдвоём… почему ты её не видел?

— Рина…

— Ну, да, вождь… а одного не понимаешь, что я хочу дожить до того момента, когда у них родятся дети.

Размахивая рукой, я требовала от него ответа:

— Амир, вот скажи, это ведь целых девять месяцев надо прожить… а потом ещё зубки пойдут… я хочу увидеть, помочь им… кто ещё сможет? Ты сильный, а в детях ничего не понимаешь… я тоже, конечно, но я женщина, человеческая… ты охранять будешь.

Я качнулась, и Амир снова схватил меня на руки.

— Понимаешь, это так… так важно, чтобы они родились и выросли. Я не проживу столько, и поэтому хочется, чтобы всё произошло быстрее. Ты поклянись мне, что… нет, не надо, я и так знаю, что их спасёшь… всех спасёшь.

Погладив его по руке, я всхлипнула, и сказала то, о чём думала, но в трезвом виде сказать не могла:

— Амир, ты долго не оставайся один… опять от женщины отвыкнешь, сложно будет… сразу женись. Посмотри вокруг, съезди куда-нибудь… ты так красиво рассказал… но три дня мало, чтобы узнать женщину. Мало.

Закрылась ладошкой и хихикнула:

— Ты же чувствуешь сразу… возьми с собой сантиметр…

— Рина, мне никто не нужен, кроме тебя.

— А потом? Я верю тебе, что сейчас никто. А потом… нельзя такому красавцу оставаться одному… ты уже научился… а меня будешь вспоминать… хоть иногда… Будешь вспоминать? Олаф, а ты меня будешь вспоминать?

— Нет.

— Амир… Олаф меня даже вспоминать не будет, я плохая?

— Рина…

— Плохая, всем сердце разорвала… всем-всем… кто со мной, у того сразу сердце разрывается… простите меня… Амир, ты меня простишь?

— Я люблю тебя.

— Знаю… ты долго меня не люби… тебе надо будет другую полюбить… ты полюбить её должен. Слушай, а давай я тебе найду… нет, не смогу смотреть… вот такая я и есть… мудрая жена должна сразу подготовить свою преемницу.

— Рина!

— Почему ты кричишь… Вито тоже на меня кричит… истерический невротик… а Мари его любит… он хороший. Ты на меня не кричи, я тебя люблю и думаю, каждый день думаю, чтобы ты жил счастливо без меня… ты должен быть счастлив, все счастливы… мне так легче.

Амир молчал, прижимал меня к себе горячими руками и касался губами волос. Я всхлипнула, утёрла слёзы ладошкой.

— Напилась… не надо было говорить… делать и всё, я же знаю, что тебе меня не спасти. Я тебе верю, ты такой на самом деле, будешь пытаться, силы тратить… прости меня, столько всего… не остановить. Я каждую минуточку с вами счастлива с тобой и всеми. Олаф, ты на меня не ругайся, мне и так обидно… старая, так ждала всю жизнь, так ждала и вот… когда совсем мало осталось… мне не жалко, пусть, когда будет, тогда и будет. За вас за всех, чтобы все счастливы были.

Неожиданно успокоилась, как будто тёмная туча вышла из груди. И зачем наговорила? Вот что значит редко пить, сразу крутой алкоголизм вылезает.

— Амир, мне бы попить чего-нибудь…

— Олаф.

Мы остановились на полном ходу, и Амир удержал меня в руках, чтобы я не вылетела в окно. Сразу открылась дверь, появился Стефан с золотым кувшином и стаканчиком.

— Приветствую тебя, Рина.

— Здравствуй, Стефан.

Амир взял стакан в руку, и Стефан налил золотистую жидкость.

— Это что?

— Не ликёр.

Недовольство проскользнуло в голосе, но Амир не позволил себе высказаться в адрес Фриды, подал мне стакан. Оказалась обычная вода, никакого особого вкуса, только цвет странный. Уже через несколько маленьких глотков мне стало легче.

— Пей весь стакан.

— Почему? Я же не икаю больше.

— Рина, пожалуйста.

Амир так умоляюще взглянул на меня, что я согласно кивнула и допила воду.

— Это противоядие от ликёрчика?

— Вода из источника, куда мы с тобой едем.

— А разве мы не домой возвращаемся?

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо… уже хорошо… прости.

— Тогда едем.

Стефан широко улыбнулся и исчез, отдав кувшин Олафу, вдруг я ещё захочу пить. И понеслись как… я не смотрела в окно, чтобы голова не закружилась от мелькания картинок местности. Амир тяжело молчал, хотя руки оставались мягкими и горячими. Я не знала, как себя вести после истерики и только вздыхала. Наконец, решилась и едва слышно прошептала, знала — он меня услышит:

— Прости… Амир, но я так… всё будет хорошо, я всё выдержу… правда, верь мне. Ты разреши Вито сопровождать Мари, им так обоим будет спокойнее.

— Хорошо.

— Ты согласен?

— Да.

Спокойный тон и касание горячих губ на лбу. А я вдруг опять занервничала, руки дрогнули, и я громко заявила:

— Не сердись на меня. Мне, правда, обидно, что я не успею ничего увидеть…

— Я не сержусь. Прости меня.

— Сердишься.

— Рина, я никогда на тебя не сержусь…

— Сердишься! Я всё делаю неправильно! У тебя всё всегда получается, а я тебе мешаю! Олаф! И тебе я мешаю!

Нервы кипели огнем внутри тела и требовали выхода, но ничего не придумывалось, и я просто крикнула во весь голос.

— Рина, любимая, мы скоро приедем, потерпи немного…

— Не могу! Я ничего не могу!

Машина резко затормозила, и Амир силой заставил меня выпить воды, хотя я махалась руками и что-то кричала. И снова я успокоилась на какое-то время.

— Это всё ликер… и зачем я его выпила…

— Всё хорошо, это нервы.

— Нету у меня никаких нервов… и как ты меня терпишь…

— Я люблю тебя.

На этот раз я была спокойной дольше и изо всех сил сдерживалась, когда внутри опять все закипело. Но стон сквозь зубы всё же удержать не смогла. Голос Олафа посоветовал:

— А ты как Фиса выскажи своё мнение о нас… откровеннее получится, и душа успокоится.

— Не умею! А стоило бы!

— Говори.

Амир приподнял меня и взглянул яркой синевой.

— Скажи, что ты думаешь о нас. Обо мне.

— Ещё чего! Да слов не хватит!

— Начинай.

— Да вы… вы… ты, как ты мог?!

— Что?

— Амир! Почему ты мне не веришь?!

— Я верю тебе.

— Нет! Ты боишься показать мне себя настоящего! А я тебя не боюсь! Никогда не боялась! Никогда! Ты не веришь, что я не испугаюсь! Ты не веришь в мою любовь! Мари! Ребёнку показал! Ребёнку! Ты мне не веришь!

Я кричала так, что сразу осипла, тело подрагивало от напряжения, а пальцы свело крючками. Машина резко остановилась, и Амир сильно прижал меня к себе.

— Отпусти!!!

Как мы оказались у озера и как Амир раздел меня, я не видела, пришла в себя от сильного удара воды по голове. Ледяная вода волной падала на меня и мгновенно охладила тело и разум. Вскоре я уже стучала зубами от холода. Сильные руки одним движением достали меня из воды и завернули в шубу.

— Рина, сейчас тебе будет тепло, ты согреешься.

— Со… соо… гре… ююсь… ага… ужас…

— Амир, надо сразу в воду… чтобы нервы успокоились… пока Рина не пришла в себя.

— Не надо в воду!

— Сразу.

С трудом я раскрыла глаза и увидела мрачного Олафа. На моё мычание и мотание головой Амир смотрел так же мрачно, но всё-таки спросил:

— Рина, ты сможешь?

— Кидай… раз надо… надоело орать на всех.

— В это озеро мне заходить нельзя… чтобы вода подействовала, я не должен тебе мешать.

— Ты мне не мешаешь. А там так же холодно?

— Нет.

Я оглянулась вокруг и только заметила, что мы стоим на берегу маленького озера с желтоватой водой. Недалеко от него из скалы, с высоты примерно трех метров лилась вода, видимо та, которая и привела меня в чувство. Она сразу уходила куда-то под землю, образуя лишь едва заметный водоворот. Странные всё-таки у иродов методы лечения нервов, какие-то уж сильно экстремальные. После них мне бы месячишко полежать.

Немного согревшись в шубе, сто раз вздохнув под страдающими взглядами Амира и Олафа, я решилась:

— Пошла купаться.

Амир что-то произнёс и Олаф исчез. Ну, да, сам раздел, а теперь небось приказал ему ничего не видеть. Я хитро взглянула на мужа, а он сделал вид, что просто отослал Олафа цветочки для меня собрать. А ещё смеет меня ревновать.

Вода в озере действительно оказалась тёплой, какой-то мягкой, и я с удовольствием окунулась в неё с головой. Я плавала в золотистой воде, Амир стоял на берегу и наблюдал за мной.

Когда появилась фигура, я не заметила. Очередной раз погрузившись в воду, я побулькала в ней, выпустила весь воздух из легких и только когда уже не смогла дышать выбралась наверх. Амир был не один. Рядом с ним стояла серая фигура огромного мужчины, а над озером образовалась сверкающая голубыми искорками сфера. Я оглянулась вокруг и увидела две стены боевиков, именно они и образовали сферу надо мной.

Амир обернулся на меня и улыбнулся, чуть поднял руку — мол, не беспокойся, я тут побеседую, пока ты купаешься. Я кивнула ему и тоже взмахнула рукой. А гость-то незваный. Не мог Амир с кем-то договориться встретиться, когда я в таком состоянии. Он человеческих детей ко мне на пушечный выстрел не допускает, а уж такого подавно. Странный серый тип, совершенно недвижимый. Так как он стоял ко мне боком, я не видела лица, но почему-то подумала, что у него его нет вообще, маска с круглыми глазами-фарами. Гость опасный, очень опасный, раз смог проникнуть сюда без разрешения Амира. И боевики стоят в такой готовности, что я в теплой воде покрылась изморозью.

Серая фигура повернулась ко мне и что-то сказала круглым отверстием вместо рта. Амир передвинулся и закрыл его от меня. Вдруг рядом с ним оказались три фигуры, и одна из них была огромным волком на задних лапах. Ни одного звука не проникало сквозь энергетическую сферу, абсолютная тишина, которая давила на меня, и я уже готова была закричать.

— Не смотри на него.

Подпрыгнув в воде, я лихорадочно обернулась, рядом со мной стоял Олаф.

— Ты как сюда… кто это?

— Хранитель.

— Враг?

Олаф издал звук, чем-то напоминающий слова Фисы, но высказался спокойнее:

— Такие… не враги.

— А кто? Олаф, скажи… он за мной пришёл?

Я спрашивала шёпотом, хотя понимала, что если я ничего не слышу из-за сферы, то и за её пределами меня тоже никто не слышит.

— А за кем ещё… Амир ему не нужен. Пока.

— Пока?

— Королеву они не получили, Глеба с детьми тоже… ты осталась и Амир. Рина, не переживай, мы с ними уже встречались… представление имеем. Да и Хранитель пока не сильно настаивает. Поговорить пришёл.

И какие нервы? Фиса права — нервов у меня просто не может быть по определению существования в этом мире. В человеческой жизни не нужна была никому, а здесь от претендентов никак не могу отбиться, одного ещё не успели толком отогнать, а уже другой явился. Интересная у меня настала жизнь.

— А эти кто? Фриду я узнала…

— Волчица… ты её не бойся.

— Я не боюсь.

— Роберт с Вито подоспели.

Ну да, хотя узнать их в этих гигантских спинах я не сумела. А Олаф вдруг пустился в объяснения:

— Хранителей очень сложно вычислить. После последнего недоразумения…

— Вы с ними воевали?

— Так… Глебу немного помогли, когда они попытались королеву в своё хранилище прибрать.

— Какое хранилище?

— А они всякие странности нашего мира собирают.

— Я тоже странность?

— Раритет.

Ничего себе определил, мне что — уже тысяча лет?

— Ты странность на тысячелетия.

— Я столько не проживу.

— Ничего… они консервируют правильно. Может, не совсем живой будешь, но просуществуешь долго.

А перспектива вырисовывается, правда, детей Вито и Мари я из своей консервной банки в хранилище вряд ли увижу. Все мечты сбываются — устроила рыдание, что мало жить осталось, сразу и пожалуйста, хоть на тысячи лет.

— Этот серый… не может Амиру…

— Нет, один нет.

А толпа? Мой испуганный взгляд заставил Олафа быстро произнести:

— Рина, твой муж очень силён. Всегда был сильным, а сейчас и Хранителям не по зубам. Смотри, боевики удерживают энергию над тобой, несмотря на то, что Хранитель пытается её пробить.

Присмотревшись, я заметила цветные вспышки на границе сферы. И лица боевиков были спокойными, то есть при полной готовности кинуться в бой, но никакого особого напряжения. Олаф успокоил:

— Рина, мы тебя от всех защитим. Хранители давно к тебе подбираются, если бы могли напасть, то уже сделали ход. Амир ему объясняет, в каком направлении ему двигаться, чтобы под ногами не мешался… а то больно будет.

— Они чувствуют боль?

— Я думаю, когда голова отрывается… чувствуют.

Шутник, тоже артист, всё что угодно наговорит, лишь бы я не заволновалась. Конечно, на себе почувствовал моё нервное расстройство. А ведь на самом деле не волнуюсь, даже изморозь прошла, снова чувствую тепло воды. Я посмотрела на Олафа и пропустила момент, когда все исчезли. Не было и Амира.

— Куда они делись?

Олаф пожал плечами:

— Проводят Хранителя, чтобы не потерялся по пути.

Сфера оставалась, пока не вернулся Амир. Олаф сразу подхватил меня на руки и проявился рядом с ним, что-то быстро сказал, передал меня ему и исчез.

Всю дорогу домой я проспала. Как только Амир завернул меня в шубу, радостно вздохнула, прижалась к нему и уснула.

Ужинать меня заставила Фиса. Я не хотела просыпаться, но она будила меня, пока я не открыла глаза.

— Вставай лебёдушка, вставай, крылья расправь, да клювик открой, водицы испей, зёрнышко…

— Не хочу… ни водицы, ни зёрнышка… буду спать…

— Вставай милая, подними головку, второй день спишь, крылышки затекут, кровушка не течет…

— Фиса… месяц буду спать… пьянство и дебош.

— Да знаю, Лесь рассказал.

— Выдал… такие мужчины и есть.

— Такие, что с ними сделаешь.

— Радуешься…

— А как же, а то все только мою песенку и помнят.

— Всем уже рассказал?

— Всем, милая, всем.

— Амир?

— Дак дела, лебёдушка, куды от них деться… возвернётся скоро.

— А этот… серый призрак… не появлялся?

— Не, ему путь заказан, сюды не сунется. Вождь слово сказал, да дело свершил.

Я открыла глаза и посмотрела на Фису испуганным взглядом.

— Что встрепенулась? Что надумала?

— А ему только я нужна? На Мари не покушается?

— Дак вождь обо всех разъяснения выдал. Чтобы и мысли не было.

Опять я все самое интересное проспала. Организм отдохнул, мозг проснулся, и я решительно откинула одеяло.

— Бассейн и завтрак.

— Ужин.

Фиса усмехнулась и покачала головой.

— Не ругайся на меня, я икала, знаешь как, ужас. Даже говорить не могла.

— Напряжение организма.

— Фрида тоже так сказала. А ты её давно знаешь?

— Встречались.

Если ведьма не хочет о чём-то говорить, это как с иродами — скала. Хоть и маленькая.

Бассейн поблёскивал свечами и лепестками роз. Муж помнил обо мне в своих трудах. Я прошлась по краю бортика и вздохнула. Фиса погладила меня по плечу:

— Рина, только ты можешь залечить разорванное сердце.

— Я его разорвала.

— Темень судьбы. Вождь судьбу свою меняет. И твою.

— Теперь он знает о моих страхах… сама рассказала.

— Полезно.

— Фиса, нельзя ему это знать…

— Как это? А кому? Муж твой! Муж! Счастье ему мысли такие!

— Счастье? Что мне недолго осталось?

— Да что любишь его, оставить боишься… другой отдать!

Фиса ножкой топнула от возмущения на меня.

— Раскрыла хоть по пьяни сердечко своё, болью поделилась!

— Девочки, что за шум? Вроде как, только Рина ликёрчик попивала. Фиса, неужто и тебе бутылочку Фрида послала? Петь будешь?

Олаф светился ослепительной улыбкой. Я сразу прыгнула в воду. Стыдоба, опять стыдоба.

Они мирно беседовали, пока я плавала. Олаф продолжал улыбаться, а Фиса изредка взмахивала ручкой, пытаясь скрыть от меня возмущение. Я пряталась от них под водой и лепестками роз. А с Амиром теперь как себя вести? Наговорила опять, да ещё при Олафе. Мало того, что напилась, так ещё голяком стояла рядом с ним в озере. Ну, в озере он сам оказался. Защищал от Хранителя, пока Амир тому условия выставлял. Правильно подумала — именно условия, не прятался от него, а указывал, почему Хранителям лучше держаться от нас подальше, иначе им же хуже будет. А сейчас эти условия ещё усиливает, чтобы и мысли не было меня консервировать на тысячелетия. Амиру я нужна живая, мягкая, тёплая, желательно рядом на постели.

14

После молчаливого ужина я устроилась в будуаре ждать Амира. Как я ни пыталась что-нибудь выяснить об этих Хранителях, мне ответили так, что спрашивать дальше было бесполезно. Олаф в озере больше сказал. Фиса сразу заявила, что Хранители — дело вождя, и она ничего о них не знает. Как догадываюсь, Олаф в бассейне высказал ей мнение вождя — мол, нечего нервических барышень беспокоить. Не сказала Фиса ничего и о своей поездке к девушке Красе. Ой, боюсь, долго мне будут этот ликёрчик вспоминать. Неизвестно ещё, что сам Амир скажет. Фиса вот сколько времени страдает за песенку.

— Ожидаешь?

Фиса села рядом со мной на диванчик.

— Ожидаю.

— Ложись, кто знает, когда возвернутся.

— Роберт с ним?

— Да.

Вздохнула и отошла к тёмному окну.

— Фиса, расскажи о Красе.

— А нечего рассказывать. Я их собрала на беду, по селам да родам изыскивала…

Недолгое молчание было тяжёлым, голова склонилась, а спина стала как у древней старушки.

— Как Анабелла… свою Софию искала. Кого нашла, с собой забирала, учить вздумала… наперсниц на дело чёрное…

— Фиса…

— Такова была. Рина, много во мне за годы эти собралось… во всём не признаться. Ты человек… мир наш страшен, не тебе в нём жить.

— Я ни о чём не жалею и тебя судить не могу. Права у меня такого нет.

— У тебя есть… может, у других и нет, а у тебя есть.

Она подошла ко мне и сложила руки на животе — обычная поза ярой критики моих действий. Вот и хорошо, всяко лучше, чем такое о себе говорить. Я подняла на неё чистый невинный взгляд и приготовилась слушать. И совершенно оказалась не готова к тому, что она сказала:

— Муж и жена одна Сатана.

— Фиса…

— Мы с Родей одинаковые… за каждым след кровавый, потому и слова не надо, всё понимаем о мыслях, да страдании сердца разбитого.

Всё-таки это обо мне. Ну, Олаф, мог и промолчать. О том, что Амир мог что-то рассказать Фисе, да вообще кому-нибудь у меня даже мысли не возникло.

— Вождь прав, что всё показал, как ты за нас остатки жизни своей… переживаешь, что мало её осталось… всем не хватит. За Машеньку беспокоишься, как она ребёночка без тебя ростить-то будет…

— Амир?

— Не знаешь ты мужа своего, не знаешь… да не твоя вина, времени спокойного нет, ни денечка чтобы любовь да ласку он тебе смог свою… горечь свою показать…

— Горечь? Почему горечь?

— А как не горевать, коли он только и познал тебя? Душу да тело едино… любовь твою, как свет чистую? Минута то для него… вот мысль и гложет, сколько тех минуточек он насобирать сможет? Чем уплатить, да кому…

— Не надо платить!

— Да неужто цена для вождя есть?! А ты?! Чем ты платить за него готова?

И неожиданно спокойно заданный вопрос после яростного крика ввёл меня в состояние ступора. Чем угодно заплачу, жизнь свою отдам до последней капельки.

— Вот и он… ищет… кто бы сотни его лет на минуточки твои обменял.

Фиса обняла мою голову и зашептала:

— Каждый, кому ты сердце разорвала любовью своей, готов платить… найти бы того, кто взял годы да столетия за минуточки твои.

Мне понадобилось время, чтобы почувствовать руки Фисы, вздохнуть и с трудом всхлипнуть:

— Я люблю его…

— За то и готов платить плату Амир… ирод, зверь лютый… каких мало на весь мир… которого не убоялась, да взглянуть обидой требуешь.

И я опять всхлипнула:

— Фиса, а вдруг испугаюсь… я такая глупая, трусиха, хочу посмотреть и боюсь, что испугаюсь и тогда Амир не поверит, что я его люблю… Я боюсь своего страха… наговорила опять… пьяница.

— Что на душе — то и сказала, ликёрчик истинные мысли вывел… лжи нет… да её в тебе никогда и не было.

Она погладила меня по волосам и грустно вздохнула:

— Растут… готовишься…

— Знать бы к чему.

Решимость переполнила меня, и я заявила:

— А не хочу знать, пусть будет, что будет. Силы во мне много, а я ещё ликерчика попрошу… напьюсь и всё выдержу.

— Хорош ликёрчик-то?

— Спирт пила?

— Спирт?

— Вот как он… ну, Фрида так сказала, первый глоток ужас, а потом ничего.

Фиса хихикнула, а потом откровенно засмеялась:

— Ну, ежели как спирт… надо попросить.

— Не стоит, вдруг опять песни петь начнешь.

В дверях стоял Амир. Фиса остановила меня маленькой ручкой за плечо, чтобы не подскочила, и важно изрекла:

— Мужа сидючи ожидают, а не как девки прыгают… стыдоба.

И чинно удалилась. Амир проводил сверху её глазами и приподнял бровь — удивительные всё-таки существа эти ведьмы.

Мудрая мысль, что муж устал после своих трудов, не важно, что он ирод и не устает никогда, помогла мне не задать ни одного вопроса. Ему нужны мои минуточки любви, просто присутствие рядом, мои поцелуи и сияющие глаза, пылающее страстью тело.

А утром я опять назначила заседание штаба. Но на этот раз сумела облечь своё желание в более или менее приемлимый для вождя вид.

— Амир, я буду сегодня завтракать?

— Я принесу завтрак сюда.

— Отпуск?

Амир прижал меня к себе и вздохнул:

— Не совсем, я после обеда уеду.

— Дела…

— Дела.

И сразу потемневшие глаза.

— Все уже уехали?

— Нет, а кто тебя интересует?

— Амир, ты только не обижайся, если хочешь, я просто тут посижу…

— Кто?

— Вито, например, Роберта я вообще не вижу. А Мари приехала?

— Нет, детей привезли, и она ими занимается.

— Вито с ней?

Улыбка едва раздвинула губы, вспомнил своё обещание пьяной жене.

— Да.

— Хорошо.

Я прижалась к нему и погладила по груди ладошкой. Не буду больше ни о ком спрашивать, Вито нет, Алекс явно вернулся к Яне. Остался один Роберт, ну где-то Олаф. Амир оценил моё героическое молчание, а может, догадался, что ему самому придётся отдуваться за всех, то есть разговаривать со мной о том, что произошло, и выбрал самый мудрый ход. Решил все взвалить на Роберта, выгодно со всех сторон: можно самому помалкивать, и артисту дать возможность выступить перед публикой. Всё равно тот скажет так, что я ничего толком не пойму, а удовольствие получат оба.

В столовой оказались Фиса, Роберт и Олаф. Я до сих пор удивляюсь, как это у Амира получается — всё время был со мной, в бассейне купался, даже помогал надеть платье, ни одного постороннего звука не изрёк, кроме восхищения мной, а все уже готовы.

Когда мы с Фисой поели, она обедала, а я завтракала, и Фред принёс чай со сладостями, вождь приказал:

— Роберт, информация о Хранителях.

Фиса подняла на Родю глаза и так посмотрела, что я сразу догадалась: информация прошла два фильтра — вождя и ведьмы. Так и оказалось:

— Хранители такие существа… они не совсем Тёмные и совсем не люди. Но энергией обладают как электростанции. И невидимыми проводами между собой соединены: все всё друг про друга знают, ну и энергией тоже могут поделиться.

— А как… Олаф, ты сказал, что с одним можно справиться…

Олаф пожал плечами:

— Провода же можно обрезать.

Никакой проблемы для Олафа не существует. И для Роберта тоже:

— Мы же эти проводки через очки очень хорошо видим. Как первый раз столкнулись, так и начали разбираться — искать, где тонко. Нашли! Я мутантов во все стороны послал, они понюхали, лапками помахали… и нате вам!

И рукой широко взмахнул, как провод обрубил, типа там было, да теперь нет. Фиса кивнула головой, точно нет. Роберт ей ослепительно улыбнулся и продолжил:

— Теперь мы всегда… ну, почти всегда можем определить, где Хранитель гуляет.

— Роберт, а когда вы в первый раз столкнулись… как смогли с ними справиться?

— Толпой. Рина, они же никогда ни к кому особо не приставали. Собирали свои камешки да колечки, статуи всякие… раритеты. А когда королева в силу вошла, да и Глеб… тоже осмелел, вдруг заявили — нам такая нужна в консервированном виде. Живьём-то никак… да и женщины им не нужны… зачем таким женщины?

Амир хмыкнул, не грозно, больше весело, сверкнул голубым глазом. Роберт кивнул — мол, понял, извините, отвлёкся — и продолжил, похаживая по столовой:

— Рина, в военном деле всё решает техника боя. Амир с Глебом разработали систему, войска пересчитали, королеву из-под огня вывели, чтобы сильно за мужа не переживала, да и сказали… всё, что про этих с консервами думаем. Поняли.

Вождь поднял на меня глаза и вопросительно взглянул, удовлетворена ли жена, а то можно и заседание штаба заканчивать.

— А теперь им я нужна?

— Теперь ты.

И так это Роберт сказал, что я хихикнула — мол, развелось вас таких, никак Хранителям покоя нет. Олаф не выдержал и тоже вставил своё слово:

— Интересно стало серым, жизнь кругом бурлит, а с ними никто этой радостью не делится, вот и обижаются.

— А зачем им я? Ну законсервируют, поместят в баночку… и что? Просто хранить будут?

— А что? Пройдёт Хранитель мимо твоей баночки, глянет и на душе радостно, что такая красота у него… даже иногда глазками хлопает.

Роберт подмигнул мне, а Олаф неожиданно стал серьёзен, убрал руки в карманы, хотел подойти ко мне, но оглянулся на Амира и отошёл к стене.

— Ты энергией своей во все стороны размахиваешься, вот они и унюхали, что опять появилась такая… пора консервировать, а то весь мир изменится. Королева начала, никак остановиться не может. И ты туда же.

— Завидно им! У нас счастье да радость каженный день, то у одного, то у другого. А они понять не могут, что перво-наперво самим надо серость в себе известь, а потом уж за светом… переться на чужой огород.

Амиру понравилась формулировка про чужой огород, и он засмеялся:

— Права Анфиса, нечего в чужой огород за ягодкой… переться.

И так он это слово «ягодка» произнёс, так посмотрел, что я почувствовала — краснею, полыхаю пламенем как подросток. А Роберт сверкнул глазами на Фису и внёс дополнение:

— Хранители и Глеба с Амиром хотят к себе забрать, чтобы они их научили… мгм… как с женщинами обращаться, и показали, где таких найти.

Придя в себя от «ягодки», я запила чаем смущение и, чтобы уйти от сугубо мужской интерпретации действий Хранителей, спросила:

— Хранители забирают себе всё, что чем-то отличается? Энергия тоже?

— Так я и говорю — то королева, то ты. Они с ней не смогли разобраться, там такой бардак наступил: мутанты всякие переженились, боевики светиться начали в темноте, дети нарождались… банок им и не хватило.

— Значит, Фиса для них тоже представляет интерес?

Сказала и вздрогнула, подняла глаза на ведьму, та спокойно кивнула:

— А я хуже тебя что ли…

— И Мари?

— Рина, список большой, мы никого не забыли, даже печать нарисовали. Амир подпись свою поставил.

— Список?

— А как ты думала, все по-честному: выдали список тех, к кому приближаться нельзя на расстояние полета истребителя. Нашего истребителя.

Если у них такие же истребители, как машины, то далеко.

— Послушались?

— Думают.

Амир решил быть откровенным в опасности. А может, объясняет своё отсутствие после обеда неизвестно насколько.

— Ты надолго уедешь?

— Неизвестно.

И почему я всегда знаю, когда настоящая опасность для мужа? А потому что люблю. Я встала и объявила:

— Они ищут меня.

— А почто только тебя? А я? А Маша? Ясенька? Соня?

— Фиса… я о другом.

Тяжёлый взгляд Амира придавил меня, и я снова села за стол.

— Они же не пытаются меня украсть, как королеву… правда?

— Пока.

— Пусть пока… но войну не объявляют?

— Пока.

— Зверь тебе о Хранителях сказал?

— Нет.

Правда, взгляд Амира хоть и был тёмным, но не изменился, не почернел в гневе. И Олаф с Робертом подтянулись, не Хранители, кто-то другой. Я вспомнила о кресле для себя в кабинете Амира и вздохнула, как бы так сказать, чтобы вождь не решил, что у его жены мужской ум.

— Они меня не заберут. Хранители хотят понять… он ведь у озера поговорить со мной хотел…

Я робко взглянула на мужа, но он опустил голову, пришлось сказать Олафу:

— Раз банок не хватает, то они хотят понять… как это в физике…

— Рина!

— Фиса, я определение вспоминаю… ладно, пусть будет тенденция… хотя это не совсем правильно. Они хотят понять — почему. Почему всё так происходит. И зачем Закон меняется.

Амир встал, и я решила, что он сейчас назовёт правильный термин, но он молча стоял и смотрел на меня тёмными глазами. Олаф и Роберт встали рядом с ним и взгляд у них был тоже не ласковым.

— Хранитель меня не тронет… можно через камеру с ним поговорить. Амир, я же… просто поговорю…

— Окстись! Очумела от ликёрчика-то! Не успела протрезветь!

Фиса вскочила и ринулась ко мне, но Роберт перехватил её и прижал к себе.

— Протрезвела. Вы проводки обрежете и будете рядом… вы же тоже раритеты.

Запрёт в гарем. Вообще никого ко мне не будет допускать. Закроет скалу навечно. А эти трое ещё у двери встанут. Вместе с остальными. Я опустила голову и вздохнула, не получилось у меня с умничаньем: не мужской и не женский, никакого ума.

Амир перенёс меня в спальню и встал у окна. Я молчала, не то, чтобы пожалела о сказанном, всё равно осталась при своём мнении, но спорить с мужем-вождём и иродом себе дороже. Репрессии не мне учинит, в этом проблема.

— Я этого ждал и боялся.

— Ты ждал, что я захочу говорить с Хранителями?

Он тяжело вздохнул и отвернулся, вдруг высоко поднял голову и застонал львиным рыком. Я прижалась к нему и закрыла лицо руками, ужас его отчаяния придавил, заледенил тело. Амир сразу замолчал и сел на пол.

— Рина, прости…

— Я… если ты не хочешь… я же только предложила…

— Ты найдёшь способ.

Жёсткий тон удивил, но я его сразу поняла: сколько раз мой организм поступал по-своему, и им оставалось только меня спасать. Именно этого сейчас Амир и боится — что он уедет, а я неизвестно что выкину. Какой-нибудь глобальный поиск Хранителей, ага, чтобы с ними поболтать о королеве, например. Что я от неё сильно отличаюсь, поэтому меня не надо в банку сажать? И остальных тоже, которые ближний круг в большом количестве? Но и войну с ними нельзя допустить, никак. У Глеба свои проблемы, я думаю, от них Хранители так и не отстали. Похаживают вокруг как гиены, всё ждут момента. Да и Амир неизвестно сколько меня от них защищает.

— Амир… это выход. Всё будет под твоим контролем… так я поговорю и всё… никакого поиска учинять не буду.

Пока он молчал, я совершенно успокоилась. Правильный ход, шантаж великое дело. Лучше уж самому всё контролировать, чем ждать, когда я вдруг рухну в этот самый поиск. Правда, никаких мыслей о возможном разговоре с Хранителями у меня не было. Это как с балом в Испании, надо постоять перед всеми — постою. Но получилось так, что танцевать пришлось. Но с Амиром же, а он всё умеет.

— Хорошо.

— Ты согласен?

— Да. Меня не будет всю ночь. Ты обещаешь…

— Амир, я буду тиха как рыба, молчалива и…

— Дождись меня, не придумывай ничего.

— Конечно.

Но он мне не поверил, страстно поцеловал, приложил горячую руку ко лбу для пущей верности, и я сразу уснула.

Амир вернулся утром следующего дня и объявил, что встреча с Хранителем состоится после обеда. Фиса пыталась вставить слово, но он на неё посмотрел взглядом вождя и приказал:

— Анфиса, ты едешь вместе с нами.

Ей ничего не оставалось, как только кивнуть и исчезнуть из столовой. А мне последовал другой приказ:

— Рина, если ты позавтракала, то пора одеваться.

— Я во что-то…

— Да.

Это оказался скафандр из драгоценностей. Если бы не Мари, то я не смогла его надеть. Она деловито приветствовала меня, когда мы с Амиром появились в спальне:

— Рина, рада тебя видеть. Я проверю твою энергию и помогу одеться.

Амир предупредил, что будет в кабинете, ласково коснулся плеча и исчез. Мне показалось, что Мари обиделась за то, что я не пошла смотреть её новую школу, и извинилась:

— Мари, прости, что я…

— Рина, это я виновата. Отец прав… у одного мальчика Вито выявил сильную чужеродную энергию, неизвестно, как бы она на тебе сказалась. А я её не почувствовала. Спасибо тебе…

Она обняла меня и прошептала на ушко:

— Отец приказал Вито везде меня сопровождать. Объявил официально.

— Мари, а как это — официально?

— Передал всем главам кланов, теперь они обязаны подчиняться Вито в организации моих передвижений. Не нужно отдельного приказа отца.

А я пожала плечами:

— Пусть привыкают, Вито — преемник.

Мы переглянулись как заговорщицы, конечно — преемник, ага, при полном подчинении вождю.

— Это ты…

— Мари, Амир сам об этом думал, сразу согласился.

— Девки! Ехать пора, а вы всё ещё голые!

Я так понимаю, это касалось меня, то есть Фиса уже готова, а я ещё не успела переодеться. Когда Мари открыла коробку, мы с Фисой опустились на постель.

— Как это… тяжело же…

— Рина, у тебя сейчас с энергией всё в порядке. Её надо сохранить и не позволить Хранителю воздействовать на тебя.

— Он же только поговорить…

— Маша, ты хоть этой скажи…

Фиса закрыла глаза и махнула рукой, чтобы не сказать обо мне те слова, что она думает. Мари приподняла блистающие одежды и провела пальцами по бриллиантам:

— Рина, я наполнила их своей энергией. Хранители не смогли на меня влиять в прошлый раз.

— Ты тоже с ними встречалась?

— Да. Но ты обычный человек, поэтому будешь защищена этими камнями.

Она больше ничего не сказала, а я не стала настаивать, потом спрошу — когда сама уже с ним поговорю. Но Фиса не удержалась от комментария:

— Эти тоже меняются, кто знает, чему научились за это время… да и набрались всего…

— Меняются.

Амир стоял у двери и мрачно смотрел на нас. Я сразу пообещала:

— Мы скоро… а как я в этом смогу ходить?

— Ты не будешь ходить. Мари, время.

И снова исчез. Мы поняли, что надо действовать быстрее, нельзя же опаздывать, и началось. Фиса надела на меня холщовую рубаху, заявив, что своё ведьмино она всё равно использует, энергия энергией, а слово есть слово. А поверх этой рубахи Мари накинула платье с длинными рукавами в пол, которое состояло из множества блестящих камешков разного цвета. И это было не всё, на ноги мне надели смешные сапожки до колен, тоже украшенные бриллиантами. Блестящая статуя — ни стоять, ни сидеть.

— Мари… я же руку поднять не могу…

— А че тебе махаться-то… ты бы ещё рот реже открывала.

Фиса фыркнула и подала мне ободок.

— А это на дурную башку.

— Ты первая на подвиг…

— То не подвиг был, а засада.

— А я только поговорю. Мари… я теперь даже головой двинуть не могу… как я его носила раньше…

— Ума меньше было, теперь мыслишка дурная распирает.

И что Фиса раскипятилась? Мы с Мари только переглядывались, удивляясь возмущению ведьмы. А она вдруг села у окна и заявила:

— Я заместо тебя пойду.

— Хранителю нужна я. Фиса, вождь со мной согласился.

— Так дури твоей боится!

— Всё будет хорошо. С каменной статуей Хранитель ничего не сможет сделать. Куда он меня в этом унесёт… сил не хватит поднять.

— Да они же… Маша! Скажи ей!

— Я не хочу ничего знать. Он такой же как все… только немного сероватый и прозрачный.

Мари удивлённо спросила:

— Почему прозрачный?

— Не знаю, я его таким увидела. Как будто больной.

— Скажи ещё — душой болеет!

— Может и душой. Вот поговорю и узнаю.

Правильно, я его не знаю, не понимаю опасности, поэтому и не боюсь. Хранитель это почувствует и будет откровенен со мной. И вообще, зачем-то же я ему нужна. Странно, но я была уверена — ничего он мне не сделает.

Амир появился в тот момент, когда я проверяла, могу ли сидеть в этом одеянии, камешки чувствовались, но потерпеть можно. А вот стоять в этих сапогах трудно, и кто придумал камешки на подошву приклеить? Улыбка мужа была несколько ироничной — сама напросилась, теперь терпи средства защиты.

— Вы готовы?

— Да… почти… я на встрече буду сидеть или стоять?

— А как бы ты сама хотела?

— Стоять немножко больно, но я потерплю…

— Я буду держать тебя на руках.

Удивительное тело ирода, Амир держал меня на руках, и я не чувствовала ни одной грани камней, они как вошли в его кожу.

Мы приехали в небольшую долину среди скал. Солнце стояло высоко, и я подставила его лучам своё лицо, так тепло, почти настоящее лето. Оглянувшись вокруг, я не заметила никакого человеческого жилья: несколько деревьев, пара кустиков и только яркая зелёная трава, почти как выстриженная лужайка.

Амир встал в центре лужайки, рядом с нами оказались Мари, Фиса и неизвестно откуда появившийся Серж.

— Приветствую тебя, Рина.

— Здравствуй, Серёжа. Рада тебя видеть.

Я зажмурилась от собственного сверкания, а он улыбнулся:

— Выглядишь ослепительно.

— Хочу поразить гостя.

— В самое сердце.

Дополнение Амира вызвало смешок Фисы:

— Коли оно есть.

— Рина найдёт.

Убедившись, что Амир не сердится, а только иронизирует, я призналась:

— Хотя бы его поищу.

За спиной послышался голос Роберта:

— Прибыл.

Я посмотрела вперёд и увидела, что перед нами в нескольких метрах стоит Хранитель. Он даже выше Амира и фигура крупнее. Мужчина в сером костюме с большими жёлтыми глазами, в которых ничего не было — нарисованные жёлтой краской кружочки. И черты лица какие-то странные, более серые оттенки вместо носа и подбородка. Даже рот как очерчен серым цветом. Металлическим голосом фигура произнесла, не открывая рта:

— Рина, человек, жена Амира.

— Здравствуй… Хранитель.

Неожиданная мысль пронеслась молнией, и я спросила:

— Как тебя зовут?

— Хранитель.

— Это не имя, ты по должности Хранитель. А как зовут лично тебя?

Несколько секунд фигура никак не реагировала на мой вопрос, недвижимая статуя и никакие глаза. Наконец, металлический голос издал звук:

— Хранитель.

Долю сомнения в ответе я скорее почувствовала, чем услышала, поэтому снова спросила:

— Как твоё настоящее имя? Меня зовут Рина, это только я, понимаешь — я. А потом я человек и жена Амира.

Ответ меня поразил:

— У Хранителей нет личностных характеристик.

— Этого не может быть! Даже у роботов есть разные проводки, а ты сложная и таинственная сущность. У тебя есть свои мысли и желания, они только твои. И значит, у тебя должно быть имя. Только твоё.

Неожиданно Серж сделал шаг вперед и протянул руку.

— Меня зовут Серж, можешь проверить мою энергию.

И только сейчас я заметила, что над нами нет никакого купола, никакой границы. Амир издал звук, но Серж не отступил, так и стоял с протянутой рукой. Хранитель медленно повернул в его сторону голову и признался:

— Я знаю тебя и твою энергию.

— А я — Мари.

И она туда же! Мари встала рядом с Сержем и так же протянула вперед руку. И её Хранитель знал:

— Мари, дочь Амира.

И вдруг добавил:

— Я вас встречал, когда был первый всплеск новой энергии.

— А меня не знаешь!

Ну конечно, как Фиса может смолчать, когда дети вышли вперед. Она тоже встала рядом с ними и протянула свою ручку.

— Анфиса, ведьма, сопровождение жены Амира.

— А когда видел-то?

— Наблюдал за Риной, человеком, женой Амира. Твоя энергия отличается от человеческой, но непохожа на энергию Тёмных. Это называется — ведьма.

— Вот видишь, у всех есть свои имена. У тебя оно тоже должно быть. Как бы ты хотел себя назвать?

Хранитель опять долго молчал, но глаза стали живее, взгляд перемещался по лицам, хотя цвет не менялся. И вот он остановился на мне:

— Нет личностных характеристик. Невозможно присвоить имя.

— Возможно. Если ты хочешь, я могу тебе придумать имя.

— Нет требований. Нет характеристики. Нет личности.

— Да всё у тебя есть, токмо стесняешься! Я счас…

Мари звонко крикнула:

— Ты будешь Хранитель, который приходил к Рине!

Серж тут же парировал:

— Очень длинно! Надо короче… не просто Хранитель, вообще не Хранитель…

— Хома. Ты будешь Хома, у нас в деревне такой мужик был. Хороший, между прочим, хозяйственный такой.

Амир не вмешивался в разговор, только хмыкнул на Хому, а я поддержала Фису:

— Хома красивое имя, человеческое. И на Хранителя похоже.

Фиса достала из глубин своей сумы две палочки непонятного растительного происхождения и заявила:

— А, чтобы не путаться, кады другие явятся, ты к костюмчику приколи. Так, как имечко сделай.

И сложила палочки буквой «Х». Мари тут же выхватила их из рук Фисы, затребовала нитку, которую Фиса сразу и подала. Несколькими движениями Мари связала палочки в нужном виде и протянула в сторону Хомы. Руки Амира напряглись, и он тихо приказал:

— Мари, не двигайся.

Она осталась стоять, и Хома не делал шага в сторону Мари. Было непонятно, как он относится к такому имени и подарку, вернее отличительному знаку. И вдруг металлический голос потребовал:

— Положи на землю знак.

Мари медленно положила палочки на землю и отошла. Я не успела заметить, каким образом палочки исчезли, их просто не стало в этом месте. Но и на Хоме их нигде не было. Фиса изумлённо обернулась на меня:

— Проглотил что ли?

Амир объяснил:

— Вложил в себя. Будет исследовать.

— Так ты, Хома, на пинджак повесь, как соберёшься…

И замолчала, ещё немного и пригласила бы в гости. Амир был начеку и вовремя успел задать самый важный вопрос:

— Хранитель, о чём ты хотел говорить с Риной, человеком и моей женой?

Ответ поразил всех:

— Хома исследует энергию Рины, человека. Нет опасности для жизни. Только обследование.

Амир единственный смог сразу отреагировать:

— Зачем?

— Уникальность энергии подтверждена. Определяется степень воздействия на различные формы жизни. Невозможность консервации по указанию.

Амир напрягся, а Роберт оказался передо мной. Серж жёстким тоном, очень похожим на голос Амира, спросил:

— Чье указание? Кто запретил консервацию энергии Рины?

— Время.

15

Я узнала, что такое передвижение иродов по пересеченной местности. Амир приказал мне:

— Закрой глаза.

Послушно зажмурившись, я прижалась к его груди и закрыла лицо ладошками. Иногда мы взлетали в пространство, потом я чувствовала мягкое приземление на землю, изредка резкие повороты и шелест листьев. Услышав голос Роберта, который о чем-то спросил Амира, поняла, что он двигается рядом.

И что случилось? Хома почти сразу исчез после своего странного признания, что время почему-то запретило меня консервировать. Лишь сказал несколько слов Амиру на непонятном языке и испарился. Но это признание напугало всех до прозрачной бледности и привело к отказу Амира ехать домой на машине. Размышлять по этому поводу я не могла, всё равно ничего не поняла. Почему время может приказывать? Вернее, как оно может говорить с Хранителями? Конечно, мир, в который я попала, очень интересный, если не сказать иначе, но — чтобы время говорило? Или есть кто-то, который называет себя так, и его все боятся, даже Хранители? А может это именно тот, о котором говорил Зверь? Вот ведь, сама который раз убеждаюсь — как выйду из дома, так сразу интересная жизнь начинается.

А я действительно не боюсь Хому. И Хранителей вообще. Я лежала вся в драгоценностях, потому что Амир принёс меня в спальню, уложил на постель и сразу исчез. Видимо Мари с Фисой ещё ехали за нами, а сама я снять всё это великолепие не могу, даже подол не смогла поднять, только сапожки скинула. Никто ко мне не пришёл, пришлось думать.

Итак, я Хранителей не боюсь, значит, реальной опасности Амиру нет. А для меня? Тоже нет. Почему нет, я не знала сама, но чётко понимала — раз Амиру не опасно, то и для меня тоже. А время? Что делать со временем? Или Временем? Кто он и почему так пугает всех? Даже Фиса окаменела от этого обычного слова. На Мари и Сержа я посмотрела мельком и заметила лишь белые лица и напряжённые позы. И ещё одна странность — почему Амир не сел в машину? Почему перенёсся в пространстве сам, потому что так быстрее? Или потому, что не доверил меня транспорту? Собственной машине?

Я повозилась на постели, хоть бы кто-нибудь пришёл, на спине маленькие крючки, мне их никак не достать. Может позвать кого-нибудь? Нет, раз никто не идёт, то все заняты.

— Рина.

В дверях стоял Лан.

— Как ты себя чувствуешь?

— Хорошо.

Мне очень хотелось попросит его расстегнуть крючочки на платье, но почему-то постеснялась. Он сразу понял мою проблему:

— Тебе помочь?

— Мне бы платье…

Он оказался рядом, мягко перевернул меня на живот и почти сразу предложил:

— Всё. Я расстегнул крепления. Помочь снять платье?

Ну да, для мужчин крючочки — крепления на обшивке. Я кивнула, муж сам виноват, должен был сначала помочь мне снять скафандр, а уже потом бежать спасать… между прочим меня.

— Спасибо… я сама…

— Тебе тяжело.

И так стремительно снял с меня платье и обернул в покрывало, что я только успела моргнуть глазами. Облегчённо вздохнув, спросила:

— А Фиса с Мари ещё не подъехали?

— Нет, но скоро будут.

— Лан, ты знаешь, кто такой Время?

— Знаю.

По его лицу невозможно что-либо понять, тот же внимательный взгляд и спокойное выражение лица.

— Кто он?

— Они.

А дальше уже по тону понятно — ничего не скажет. Я его ещё раз поблагодарила:

— Спасибо, можешь идти. Я искупаюсь в бассейне.

Лан кивнул, но уже почти у двери обернулся:

— Рина…

И замолчал, странно поднял палец, как будто хотел обратить на что-то внимание, но передумал и коснулся своей груди у сердца.

— Ничего не бойся.

— Я не боюсь.

— Амир и мы спасем тебя.

Он опустился на колено и склонил голову, оставив руку на груди.

— Лан…

— Наша жизнь лишь кусочек твоего времени.

И исчез. Совсем непонятно. Далось им это время… нет! Они хотят каким-то образом заплатить своими жизнями за мою жизнь! Я подскочила с постели, но запуталась в покрывале и почти упала, но меня подхватил Роберт.

— Рина, куда ты бежишь?

— Роберт! Расскажи, что за Время такое, кто они… почему Лан так сказал!

— Что он сказал?

Роберт усадил меня в кресло, встал на колени и взял за руки.

— Что его жизнь…

— Дурак.

Всё слышал и пришёл исправлять ситуацию. Я надулась и так смачно повторила про себя слова Фисы, что Роберт вскинул глаза и удивлённо прошептал:

— Рина…

— Я ещё не то скажу!

— А петь будешь?

И такой взгляд умильный, что я готова была стукнуть его, но мои руки оставались в его ладонях, а он их не отпускал. Роберт засмеялся и склонил голову, покачал из стороны в стороны и вздохнул.

— Рина, если ты уже такие слова говоришь, то придётся признаваться во всём. Но сделать это сможет только Амир.

— А ты ничего не знаешь?

Я вложила в этот вопрос всё ехидство, которое смогла изобразить, но Роберт опять только покачал головой.

— То, что знаю я, всего лишь миллиметр общей информации.

— Давай миллиметр.

— Амир меня сразу убьёт. Это закрытая информация.

Ни тени сомнения в глазах. Махнув рукой, я только смогла сказать:

— Иди, Фиса скоро вернётся.

— Они с Мари поехали в одно место… поговорить.

Отвернувшись к морю, я не стала спрашивать, с кем они будут разговаривать. Не хочет вождь, чтобы что-то знала, не буду знать.

— Иди, исполняй поручения вождя.

— Они поехали к Фриде.

Поехали и поехали, мне какое дело, я продолжала смотреть в окно.

— Рина…

— Не говори ничего. Я иду плавать. У-хо-ди.

Но он продолжал смотреть на меня больными глазами, и я в состоянии аффекта от своей обиды на всех, двинула плечиком так, что покрывало упало с плеча. Вот так, исчез мгновенно, я не успела даже ощутить всю месть. Да, круто их воспитал вождь.

Я плавала в бассейне без купальника. Это было продолжение мести всем, Амиру в том числе. Он никого не мог ко мне послать, потому что женщин ещё не было, а с мужчинами всё понятно.

Амир стоял уже долго, я слышала его дыхание, но ничего не говорил. Идея пришла мне в бассейне, оказалось, что я современная женщина и хочу участвовать в своем спасении, а не быть ценной почтой, которую переносят с места на место. А для того, чтобы муж понял меня сразу, я обложилась пустыми коробками из-под обуви. Большая гора коробок на постели.

И вдруг прозвучал вопрос:

— Зачем так много?

— Я не нашла такой, в которую могла целиком поместиться.

— Зачем?

Он всё-таки не понял, ничего не понял. Я не стала выбираться из-под коробок, вздохнула и начала объяснять:

— Я для тебя ценная почта. Пакет, который надо охранять, потому что в нём важные документы.

— Ты не документ.

— Не важно, документ, тело, или ещё что… оно, то, что находится в пакете, не имеет своего слова, своего мнения… его просто переносят в пространстве, прячут где-нибудь. Ставят гриф «Совершенно секретно».

Так как Амир не издал больше ни звука, я продолжила:

— Я живу в этом мире. Давно живу… и хочу дальше жить с тобой, а не с почтальоном. Ты меня охраняешь от всего, от себя тоже. Не от ирода, от… от… мужа.

И подскочила, рассыпав всю конструкцию, когда Амир произнёс:

— Муж и жена — одна Сатана.

Спокойный тёмный взгляд вождя. Никакой реакции на моё изумление. Ах, так!

— Одна. Я твоя жена и живу с тобой в твоём мире, значит — Сатана.

Тяжёлый вздох и руки в карманах, он даже покачался с носка на пятку, а я начала демонстративно складывать коробки на прежние места вокруг себя. У меня больше не было никакой возможности обратить внимание на свои слова, только эта смешная стена вокруг себя. Не хочешь быть мужем, который делится с женой своими страхами и чаяниями, значит, она этого не достойна, будет обычной почтой. Проявилась мысль о гареме, но я уже столько раз устраивала истерики по этому поводу, что Амир перестал на них обращать внимание. Да и разговор сегодня на самом деле очень серьёзный.

— Рина…

Амир взял меня за руки и остановил лихорадочное движение по установлению коробок.

— Ты моя жена.

— Нет, я ценная почта, очень ценная коробка с телом…

Я чувствовала, что нервы опять закипают, как было после ликёрчика Фриды, и изо всех сил пыталась успокоиться.

— Амир, уходи, занимайся важными делами… я полежу… Уходи!!!

Он схватил меня на руки и прижал к себе, а я продолжала кричать:

— Я для тебя тело! Понимаешь, просто тело! Меня для тебя нет! Конечно, я дурочка, глупая тётка!

— Рина…

— Отпусти! Заставь спать сутками! Заморозь! Будешь приходить… раз… растаивать…

И вдруг рухнула в темноту ледяной воды, она сомкнулась надо мной и сразу покрылась инеем, красивыми снежинками. Снежинки опускались всё ниже, вскоре вся вода уже превратилась в крошево тяжёлого мокрого снега. Снег забивался мне в рот и не давал возможности дышать, чем шире я его открывала, тем больше снега попадало в легкие. Огонь полыхнул по всему телу и растопил лед, но я всё равно не могла вздохнуть, тонула в потоках воды, льющихся со всех сторон. Я хрипела и изворачивалась всем телом, но не могла сделать ни одного спасительного вздоха.

Удар был так силён, что я рассыпалась на множество кусочков, разлетевшихся в разные стороны. Только глаза продолжали смотреть вслед уносящимся красным каплям плоти и крови. Громкий голос произнёс:

— Зачем ты это сделала?

— Что?

Оказывается, глаза могут говорить, тела нет, поэтому они за всё и отвечают.

— Потерялась.

— Я потерялась?

— Он тебя теряет, ищет и не может найти.

— Я здесь.

— Нет, ты потерялась.

— И что теперь делать?

— Найти самое главное.

— А что это — самое главное?

— Это ты.

— Но я здесь.

— Скажи ему.

— Я здесь!

И сразу детский смех, весёлый, это он со мной разговаривал, притворялся взрослым серьёзным голосом. Ему вторил другой голосок:

— Скажи ему, что не надо бояться! Ты всё можешь! Ты всё сделаешь! Мы тебе поможем! Ничего не бойся! Время с тобой!

— Кто это — Время?

— Время! Время! Время с тобой!

Тягучий воздух, наконец, проник внутрь, и, хотя вздох получился хриплым и лихорадочным, я постепенно задышала.

— Рина! Любимая! Дыши! Дыши!

Вздохи стали легче и чаще, воздух наполнил всю меня, и я задышала в полную силу.

— Рина, любимая, ты только дыши, дыши милая, любимая моя жена…

— Амир, Рина дышит, всё хорошо.

Муть в голове постепенно уступала место кислороду, и я различила голоса — Амир и Лан. Почему Лан? И я открыла глаза.

— Рина, как ты?

— Хо… хоро… шо… дышу…

Амир держал меня на руках, а Лан положил ладонь мне на обнажённую грудь. Как только я подняла глаза, Лан руку убрал и отошёл к окну. Лишь пронзительный взгляд и сжатые губы выдавали его волнение.

— Я хочу… пить…

Лан сразу исчез, а горячие руки Амира обняли меня, и он прошептал:

— Рина…

— Я всё смогу… время со мной… Амир… он со мной… оно со мной… все со мной… дети спасут…

Появившийся Лан налил мне в стакан золотистой жидкости, я выпила целых два стакана, третий лишь пригубила и только тогда смогла прошептать:

— Всё… не хочу больше…

Амир уложил меня на постель, сам разделся и лег рядом. Как исчез Лан, я не заметила.

Когда я проснулась, то сразу спросила:

— Сколько я спала?

— Час.

— Хорошо.

— Ты куда-то торопишься?