ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Этот новый полный перевод знаменитой поэмы Теннисона — второй по счету в России, — появился в процессе издания первого перевода, автором которого была Татьяна Стамова, а меня и других коллег по ремеслу пригласили для создания атмосферы своеобразного поэтического конкурса. Конкурс благополучно закончился, в «Литературных Памятниках» вышел замечательный том «In Memoriam» и к нему великолепный буклет, а я вдруг обнаружил там довольно много своих переводов. И возник соблазн пройти оставшийся путь — он казался таким коротким! — и представить мой собственный вариант всей поэмы. Путь растянулся на два года. Я постараюсь теперь поскорее его завершить и не приводить необъятных литературоведческих высказываний о главном творении Альфреда лорда Теннисона. Заинтересовавшийся читатель найдет все это в Сети. Но некоторую канву для быстрого входа в тему дать все же необходимо.
Подробнее ряд моментов освещается и в комментариях. Но в целом они максимально сокращены и касаются только аспектов, трудно отыскиваемых в Интернете. Все аллюзии на Библию, античных авторов, Шекспира и других классиков можно проследить в Сети. Поскольку у Теннисона такие намеки, скрытые цитаты, реминисценции встречаются повсеместно, подобные связи кажутся бесконечно самовоспроизводящимися.
Случилось так, что главное произведение всей долгой жизни Теннисона выросло из главной трагедии этой жизни, а трагедия произошла еще в ранней молодости — неожиданно умер самый близкий друг, тоже интеллектуал, тоже поэт и философ. Звали его Артур Генри Хэллам. Отсюда и название поэмы, взятое прямо с могильной плиты: In Memoriam A.H.H. OBIIT MDCCCXXXIII. В этот год, обозначенный римскими цифрами, Хэлламу было только двадцать два. Но Теннисон и многие друзья из Кембриджа всегда признавали в нем старшего и более мудрого участника своих споров. Спорить им приходилось о многом — религия и наука все более расходились во взглядах на мироздание. Но Хэллам был еще и тонким знатоком поэзии, это особенно притягивало Теннисона. Хэллам мгновенно распознал в нем потенциал большого поэта и всячески способствовал развитию этого таланта. Такова была основа их дружбы, длившейся четыре года и внезапно оборванной. Теннисон погрузился в депрессию, но не оставлял поэтических опытов. В них он пытался осознать глубинный смысл своей утраты и неизбежных горестей любой человеческой жизни, найти какое-то оправдание, теодицею и обрести надежду. Надежда на бессмертие души — вот главный мотив In Memoriam, да и всей жизни Теннисона. Рядом с этой надеждой всегда мучительное сомнение. «Лишь верой можем то обнять,/ Где мер и доказательств нет». Нет, только надеждой через сомнение. По мнению Т.С.Элиота, вера в поэме Теннисона «вещь слабая», а сомнение — переживание высокой интенсивности. Поэтому In Memoriam — не религиозная книга. Но Надежда и Вера разве не сестры? А на помощь к ним у Теннисона спешит третья сестра, самая сильная:
«Любовь была и есть мой Бог,
Мой Царь, ко мне небезучастный».
Не подвело ли Элиота отсутствие необходимости переводить с чужого языка — ведь «большое видится на расстоянье»? А у нас такая необходимость есть. Может быть, что-то увидится?
