В. М. Артемов, О. В. Саввина

Биоэтика

Учебное пособие

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 174(075.8)

ББК 87.75я73

А86

Авторы:
Артемов В. М., доктор философских наук, профессор;
Саввина О. В., кандидат философских наук, доцент.

Рецензенты:
Разин А. В., доктор философских наук;
Малюкова О. В., доктор философских наук.

С учетом возрастающей роли правовых регуляторов в современном обществе предлагаемое издание базируется на определенном этико-ориентированном решении вечной и вместе с тем весьма актуальной проблемы соотношения нравственности и права. Авторы исходят из того, что она пронизывает прикладной и профессиональный разделы этики, а также любую отрасль права. Исторически и логически оправданный вывод о первичности нравственности прямо способствует развитию и совершенствованию не только права, но и всего общества, а значит, и самих людей в их взаимосвязи и взаимодействии. Их защита, сохранение здоровья и жизни составляют важнейшие задачи не только науки, прежде всего биологии и медицины, но и права, без участия которого не может быть решен ни один сколько-нибудь крупный вопрос в обществе и государстве. Для этого, в свою очередь, требуются глубокие нравственно-философские поиски и решения. Биоэтика позиционируется в качестве наиболее значимой на сегодняшний день разновидности последних, взятой в тесной связке с государственно-правовыми механизмами соответствующего обслуживания каждого человека в отдельности, населения страны и мира в общем. Прицельно рассматриваются различные этические идеи и концепции, их особенности в аспекте влияния на современное состояние дел. Особое внимание уделяется теоретико-методологическим, мировоззренческим, аксиологическим, этическим и иным философским основаниям права в его защитном аспекте.

Настоящая работа может быть использована в качестве учебного пособия (полностью соответствует новым стандартам высшего образования по направлению «Юриспруденция») для обучающихся юридических факультетов и вузов, а также может представлять интерес для всех, кто интересуется биоэтикой, этикой и правом в целом в их взаимосвязи, включая преподавателей.

УДК 174(075.8)

ББК 87.75я73

© Артемов В. М., Саввина О. В., 2020

© ООО «Проспект», 2020

Человек становится более нравственным
не благодаря идее взаимной компенсации
этики и необходимости, а благодаря тому,
что он все громче слышит голос этики,
что им овладевает все сильнее желание
сохранять и развивать жизнь, что он
становится все более твердым в своем
сопротивлении необходимости уничтожения
и нанесения вреда жизни.
Альберт Швейцер

ВВЕДЕНИЕ

По существу, ни одна социальная, в том числе правовая, проблема не может быть успешно поставлена, а тем более решена без учета собственно нравственного ее измерения. Особенно это касается такой чувствительной сферы, как сама жизнь. Разумеется, все это предполагает личностный уровень сознания, знаний, мировоззрения и, конечно же, нравственности, предполагающей индивидуальный выбор и осмысленный поступок. Вместе с тем, будучи естественным результатом развития и частью природы, жизнь нуждается в постоянных и целенаправленных защитных, поддерживающих усилиях со стороны самих ее носителей, а также конкретных специалистов, призванных помогать, а зачастую и играть решающую роль в этом непростом, но чрезвычайно важном деле. К ним прежде всего следует отнести врачей, медицинских сестер, медицинский персонал, ученых (биологи, фармацевты и т. п.), политиков и управленцев, принимающих в том числе и стратегические решения (прямо или косвенно связанные с жизнеобеспечением вообще, судьбой людей на десятилетия вперед); соответствующие государственные институты, особенно право. Последнее на сегодняшний день пронизывает буквально все сферы жизни.

Не случайно в последнее время появился даже такой термин, как «биоправо», за которым, по мнению Д. Валадеса, стоит «новая дисциплина, включающая такие области, как правовое регулирование генной медицины, неврологии, фармакологии, правовые акты относительно достойной смерти…»1. В этой связи сразу же хочется подчеркнуть, что не сам по себе правовой, а именно этический взгляд спасителен в первую очередь и в конечном счете. Ведь правовые оценки и решения сами призваны строится именно на нем. В противном случае может возникнуть внешне смешная, но по существу очень серьезная, даже, к сожалению, трагическая ситуация, когда, условно говоря, телега ставится впереди лошади. Именно человеческое в человеке, то есть нравственное в собственном смысле этого слова, способно оберегать и защищать жизнь везде и всегда. Гражданско-правовой (формальный) же аспект регулирования призван помогать в этой благородной миссии, исполняемой, в конечном счете, не просто знающими свое дело специалистами, а именно людьми как людьми. При всей своей важности форма не может заменить содержание, ибо существует на основе последнего. Правда, данная истина не лежит на поверхности, не всем понятна и даже зачастую не очень удобна, ибо требует каких-то трудных решений и действий. К примеру, повышенная боязнь некоторых врачей именно уголовной ответственности за врачебные шибки может являться косвенным свидетельством определенного дефицита у них ответственности нравственного порядка.

Не меньшую опасность представляют и разного рода «модные» веяния, когда, условно говоря, на волне перманентного говорения о «био-» пытаются придумать и, что еще опаснее, превратить в действительность какие-то «новые» искусственные конструкции типа «биоэкономика» и т. п. В этой связи вспоминаются, к примеру, оправданные предостережения А. Бадью о том, что этику все больше пытаются сделать «служанкой необходимости, то есть экономики»2. При этом, разумеется, есть и важные с точки зрения социальных интересов разумно обоснованные направления исследований и практики, которые обозначаются соответствующими словами: «биобезопасность» и т. п. В этой связи продолжает быть востребованным подход, согласно которому ценность жизни как жизни не измеряется деньгами.

Важно подчеркнуть, что, по существу, биоэтика не сводится к каким-либо отдельным, тем более, заданным экономической целесообразностью или какими-то самими по себе новыми технологиями в русле исправления разнообразных ситуаций, связанных с трудностями в плане сохранения, восстановления здоровья и, тем более, спасения самой жизни. Речь, прежде всего, должна идти о мощной этической стратегии, когда, так сказать, правит бал ценностная парадигма в контексте всего социокультурного целого и в перспективе своего рода заботы о будущем. Таким образом, на первый план выходят основополагающие запретительные принципы, такие как «не навреди», «не убивай», «не используй другого в качестве средства», «не делай того по отношению к другому, с чем не хотел бы столкнуться сам» т. п. При этом не следует забывать и о жизнеутверждающих оптимистических ориентирах — вере в человека, самого себя, хорошего другого, справедливость в коллективе и обществе, гармонию личностного и социального и т. п. Все это и подобное не менее значимо для решения прикладных проблем, чем схемы для узконаправленных специалистов, включая медиков, которые, разумеется, призваны владеть самыми современными технологиями по лечению и спасению своих подопечных.

Вместе с тем, зная саму реальность, нельзя не констатировать ситуацию чуть ли не всеобщей востребованности права и в целом средств легализации чего-то или кого-то. Исторически к этому всегда тяготела цивилизация, доходившая даже до каких-то нелепых запретов (так, в Бельведере, согласно указу городского совета, «собаки не должны находиться в общественных местах без хозяина на поводке»3) или требований (к примеру, в городе Кресскиле «все коты обязаны носить по три колокольчика, чтобы предупреждать птиц о своем появлении»4). Особая страсть к тотальному, так сказать, озакониванию всего и вся появилась в связи с искусственным интеллектом и цифровизацией в целом. Видимо, цифру пытаются удержать словом, но ведь само слово тоже должно быть разумным и нравственно оправданным.

Приступая к попытке высветить важные моменты биоэтики как дисциплины применительно к организационно-управленческой деятельности юриста в сфере здравоохранения, способного эффективно анализировать и разрешать этические проблемы в юридической практике, принимать должные организационно-управленческие решения в связи с последовательной и целенаправленной защитой здоровья и жизни человека5, важно особо подчеркнуть ключевой характер самой проблемы соотношения нравственности и права. По этой причине содержательная часть настоящего учебного пособия в значительной мере будет опираться на литературу именно по указанной проблеме. Прежде всего это учебное пособие «Нравственность и право»6.

Ставя проблемы соотношения и перспектив взаимодействия нравственности и права, мы исходим не из противопоставления последних с какой-либо одной стороны, а из необходимости поисков исторической и теоретической истины, установления ценностной определенности. В любом случае требуются новые целенаправленные усилия в данном направлении. В них нуждается само современное общество, нормальная жизнь которого немыслима ни без моральных императивов, ни без правовых ограничений, ни без оптимального варианта их реального взаимодействия. Тем более, когда речь идет о сохранении и защите самой жизни. Последнее само по себе, прежде всего, предполагает глубокое нравственное чувство сопереживания, осознание необходимости соответствующих усилий, а затем уже и привлечение разнообразных правовых рычагов для достижения наилучших результатов в плане защиты здоровья и спасения жизни.

При этом важно сразу же подчеркнуть, что жизненно важным представляется именно усиление нравственности в праве, а не наоборот. Попытки вытеснить или заменить нравственные критерии и поступки на социокультурном поле какими-либо сугубо законодательными решениями и механизмами в связи с некоей экономической необходимостью, как правило, приводят к нежелательным, даже обратным по отношению к желаемым результатам (например, бесцеремонное вмешательство государственных институтов и конкретных чиновников в тонкие гражданские, в том числе семейные отношения, изъятие детей из семей по ничтожным поводам и т. п.). Подобные «новшества» не только практически подрывают и даже разрушают сложившиеся социальные структуры и взаимодействия между индивидами, но и подрывают доверие к праву как институту. По существу, последний призван играть важную защитную и стабилизирующую роль в государстве и обществе в целом, имея в виду наличие различных проявлений зла, которые по разным причинам не поддаются моральному регулированию или требуют к себе немедленной, как правило, пресекающей и регулирующей реакции со стороны власти.

Если указанная роль исполняется должным образом и цель (поддержание порядка) подкрепляется адекватными средствами (желательно преимущественно ненасильственными), то право может благотворно сказываться и на самой нравственности, создавая предпосылки для ее культивирования и наиболее полного осуществления в самых разных, так сказать, уголках проблемного социума. Оно, таким образом, способно помочь нравственности, но ни в коем случае не в состоянии ее заменить. Более того, как только право сводится к жесткому, идущему сверху закону и начинает замыкаться, что называется, в себе; оно теряет духовно-нравственную поддержку и перестает быть гарантом искомого порядка. Тонкое нравственное чувство и этический угол зрения не должны подменяться формально составленными инструкциями или кодексами, а, тем более, советами некоторых горе-адвокатов об уходе от ответственности «без нарушения» закона. В противном случае рушится сам нравственный порядок, можно сказать даже, подрывается духовное здоровье общества в целом. Ведь миссия юриста — это восстановление справедливости, что предполагает как раз ответственное отношение к делу.

По существу, именно человеческое в человеке как раз и составляет своеобразный стержень нравственности, эпицентр общечеловеческих ценностей. Данная констатация при всей ее очевидности, тем не менее, нуждается в серьезном обосновании и всестороннем позиционировании не только, условно говоря, в общественном мнении и массовом сознании, но и в профессиональном юридическом сообществе, особенно применительно к студенческой молодежи. При этом одних классических текстов и образцов поведения и деятельности (Л. Н. Толстой, А. Швейцер и др.), конечно, не достаточно, хотя они и необходимы7. Нужны новые теоретические аргументы, соответствующие исторические экскурсы, дальнейшее осуществление целенаправленной и последовательной нравственно-философской экспертизы актуальных прикладных и профессиональных проблем, особенно тех, что связаны со здоровьем и жизнью человека.

В целом проблема соотношения нравственности и права выступает в качестве своеобразной красной нити в ткани любой отрасли права. В известном смысле перед нами основной вопрос правоведения, за которым, в конечном счете, просматривается основной вопрос философии, по существу, сводящийся к проблеме противоречивого единства духовного и материального. Соответственно, продолжая данную аналогию, представляющую глубокую жизненную правду, можно говорить о не менее противоречивом, даже драматическом переплетении нравственного и правового. Если в традиционном общефилософском разделении выделяются идеалисты и материалисты, то в рассматриваемом аспекте в целом вырисовываются, условно говоря, оптимистически-этическая и позитивистско-правовая позиции.

На первый взгляд, видимая событийная сторона современного общества, особенно государственной его составляющей, казалось бы, демонстрирует доминирование последней. Даже складывается впечатление всесильности собственно юридической линии решения проблем человека и общества. Вместе с тем, учитывая сами реалии, зачастую приходится говорить о скороспелых законодательных инициативах и запретах, бесконечно меняющихся правилах игры на политико-правовом поле и т. п. За этим, в конечном счете, просматривается дефицит культуры в целом и, главное, — нравственно-философских, ценностных оснований.

Такое положение дел требует активных теоретических поисков корней обострившихся проблем. Некоторые из них уходят в далекое историческое прошлое и, соответственно, требуют целенаправленных действий в плане нового осмысления и прицельных решений. Новые же причины и факторы негативных процессов зачастую представляют оборотную сторону видимого цивилизационного успеха. Мнимые победы оборачиваются поражениями. Так, ускоренная формализация отношений между людьми как потребителями и субъектами разнообразных политических и иных подобных технологий привела к значительному выхолащиванию собственно человеческого в человеке, что ведет к потере смыслов и уходу от спасительных нравственных ценностей. У многих возникает ощущение жизни в парадигме только сегодняшнего дня. Теряется перспектива долгосрочного совместного бытия (как это было, к примеру, в наилучшие конструктивные периоды советской эпохи8), катастрофически снижается ответственность за день завтрашний. Печальным примером подобного положения дел является ситуация с так называемым коронавирусом-19, когда безалаберность потребительского типа обернулась неразберихой и паникой международного масштаба. Получается, что указанное выше духовно-нравственное нездоровье современной цивилизации приводит к тому, что множатся проблемы вполне физического свойства, заболевают, а то и уходят реальные люди.

По существу, подобное положение дел свидетельствует о незрелости свободы личностного уровня и некоем исчерпании потенциала развития социума в целом. Столь желанная свобода в глазах многих превратилась в некий инструмент для достижения чего-то, в то время как она является результатом усилий самого человека и призвана быть важнейшим его качественным показателем. Сказывается здесь и явное выпячивание собственно внешней, условно говоря, технологической стороны жизни современного общества, когда видимость претендует на место сущности, а формальная исполнительная функция отрывается от содержания и, вообще, какого-либо смысла. Имеет место своеобразная имитация жизни и деятельности.

Одно дело, когда указанное выше положение дел характеризует, к примеру, какой-то замкнутый в себе коллектив или некое разрозненное образование; совсем другое, — когда речь идет о мощных цивилизационных институтах, в данном случае о праве в целом. Опасностей и возможных негативных последствий здесь значительно больше. В этой связи нельзя не обратить внимание на так называемый правовой тоталитаризм, о котором писал А. А. Зиновьев применительно к Западу: «Западное общество превратилось в общество правового тоталитаризма. Тут сложилась такая густая и запутанная сеть правовых норм и отношений, что рядовой гражданин самостоятельно не способен поступать без ущерба для себя…»9. Думается, подобная ситуация в определенной мере начинает проявляться и в нашей стране. Человек как гражданин и другие коллективные субъекты права все чаще и чаще оказываются в сетях новых запретов или формальных разрешений, не имея реальных возможностей добиваться того, что является действительно справедливым. Перефразируя и продолжая известную диалектическую мысль Гегеля, скажем, что такое право граничит с бесправием. Так, в условиях в целом бесплатной и страховой медицины, когда поддержка детей декларируется в качестве конституционного приоритета, странно постоянно слышать о сборе средств для спасения самых маленьких. А просьбы бедных родителей все звучат в государственных СМИ…

Возвращаясь к аналогии между основным вопросом философии и соотношением нравственности и права, важно подчеркнуть, что в действительности основная проблема заключается не в том, что, строго говоря, первично, а в том, как сделать так, чтобы первая никогда не ослабевала, постоянно присутствовала в социуме, воспроизводилась в качестве его неотъемлемой составляющей. В свою очередь, именно такое должное состояние по определению исключало бы разного рода собственно юридические крайности, ведущие, как правило, к новым и новым проблемам, причем, далеко не только юридическим.

Еще хуже дела обстоят с международным правом. Думается, к примеру, что соблюдать внешние правила игры в отношениях с той стороной, которая практически полностью отказалась от общепринятых и приемлемых в нравственном отношении ценностей и демонстративно позиционирует антигероев в качестве «героев», — это значит прямо поощрять ее на новые моральные и иные преступления. К последним, к примеру, нельзя не отнести обстрелы и нежелание спасать от вирусной опасности мирных жителей Донбасса. На духовно-нравственном поле должна быть полная ясность, ведь нельзя заигрывать со злом в принципе (очевидно, что в приведенном случае налицо крайний национализм, возведенный в закон). Как, к примеру, понять, тем более, простить медиков, молившихся за то, чтобы к ним не привезли нуждающихся в защите людей, к тому же, их соотечественников?

Важно исходить из бесспорности, точнее, абсолютности именно морального фактора. Вместе с тем, оставаясь на почве науки и учитывая объективные реалии, нельзя смешивать разные сферы и аспекты социального целого — экономический, социальный, политический (организационно-управленческий) и духовный. Нравственность присутствует в каждой из них, но сама она должна быть свободной от экономических, социально-политических и иных корыстных и односторонних интересов. Смешение всего, подмена нравственности порочными нравами и т. п. ведет к непредсказуемым последствиям, а главное выхолащивает человеческое в человеке. Не должно вводить в заблуждение внешнее превосходство разного рода политико-правовых рычагов управления обществом, теми или иными группами и конкретными людьми. В действительности указанные рычаги обретают вес только в переплетении с тонкими духовно-нравственными нитями. Отрываясь от последних, они, в конечном счете, становятся ничтожными, а то и могут стать на сторону зла.

Чтобы активно бороться с последним, важно, по крайней мере, преодолеть инерцию сугубо эгоистических интересов, дурных привычек на уровне обыденных нравов и прочих далеких от подлинной культуры феноменов. В противостоянии добра и зла не может быть некоего нейтралитета. Конечно, что называется, скидки на человеческие слабости могут быть, но абсолютно нетерпимыми являются какие-либо сделки со злом как злом. Борьба на этом поле предполагает достаточно высокий уровень ответственности, а значит и свободы. В противном случае происходит расчеловечивание человека и нравственный регресс10.

Так же, как нельзя заставить быть добрым, невозможно ждать от внутренне несвободного человека сколько-нибудь последовательных усилий в борьбе со злом. Оно не сдается само по себе, постоянно, так сказать, подпитывается ложью, корыстолюбием, да и просто неразборчивостью обывателей. Именно поэтому важны сплоченность тех, кто ратует за взаимопомощь, правду, справедливость и ответственное социальное поведение. Последние, в свою очередь, нуждаются в защите от неуверенности, растерянности, тем более паники (ситуация с террористической и вирусной опасностями в современном мире существенно актуализирует ее).

В серьезной нравственно-философской экспертизе нуждаются и привычные представления о факторах развития и совершенствования всей системы управления жизнью общества, включая такой охранительно-стабилизирующий институт как право. Исторически последнее призвано быть одним из важнейших элементов цивилизационной системы в целом. Но соответствует ли оно тем требованиям, которые предъявляет к нему постоянно меняющаяся жизнь общества и государства?

В попытках ответа на этот и другие подобные вопросы важно опереться на достаточно прочные теоретико-методологические и ценностные основания. Авторские размышления на этот счет еще впереди, а пока, так сказать, для интриги или, точнее, постановки проблемы, замечу, что при всей авторитетности, к примеру, классических позиций Канта и Гегеля ни одна из них не может быть признана в качестве искомого исчерпывающего основания применительно к современной ситуации. Если первый выводил право из весьма спорной гипотетической необходимости, условно говоря, примирения «чистого» и собственно природного (эмпирического, «злого») начал человеческого бытия, то второй, подчиняя право «объективному духу», максимально сближает, даже растворяет нравственность в наличном порядке вещей (семья, гражданское право и государство), исходя из абсолютного господства «хитрого мирового разума».

В действительности в обществе зачастую господствуют наличные нравы, как правило, далекие от должного (человеческого и одновременно социально приемлемого) порядка вещей. Последний как раз и составляет фундамент самой нравственности, являющейся, в конечном счете, своего рода эталоном для нравов. Отсутствие или размытость такого эталона ведет к еще большей деградации нравов, разрастанию зла во всех его проявлениях, включая и, так называемое, легальное пространство (законы и право). В такой ситуации интересной, но, вместе с тем нуждающейся в развитии, представляется концепция, условно говоря, взаимной дополнительности нравственности и права (А. А. Гусейнов). Ведь право по определению вторично по отношению к нравственности и дополняет ее, а не наоборот. Именно нравственность всеохватна, даже тогда, когда, условно говоря, бессильна по отношению к бесправию. Но, если право основывается на морали и подкрепляется нравственностью, то нравственность зачастую не только не усиливается от ряда правовых решений (парадоксальные приговоры, когда преступник наказывается несколькими пожизненными сроками и т. п.); а, напротив, подвергается разрушительному воздействию со стороны абсурда формальностей, бесчеловечности и жестокости таких законов, которые применяются, условно говоря, без оглядки на социальные обстоятельства и детали человеческих взаимоотношений.

Учитывая опасность пустого морализаторства, важно подчеркнуть относительную самостоятельность и определенную независимость права от чисто нравственных аргументов и действий. Нужен своего рода хороший «глазомер», чтобы различать эти два измерения жизни в обществе. В противном случае могут возникать неоправданные претензии и ожидания как с той, так и другой стороны. В конечном же счете, имея в виду указанную первичность, должно быть четкое понимание того, что нравственности не может быть много, а вот излишняя юридизация явно вредна для общества и человека. Известные попытки решить все проблемы только при помощи права ведут в тупик11. Нравственная же парадигма была значима по определению во все времена, а сегодня она буквально спасительна.

При этом, увы, не следует обольщаться, так как зачастую, условно говоря, делают погоду не высокие человеческие качества, а дурные привычки и такие традиции, которые скорее тянут назад, чем способствуют движению вперед. Именно последние по существу создают благоприятную среду для преступности. Не случайно в том же преступном «мире» также воспроизводятся и множатся подобные привычки и т. п. Налицо, что называется, замкнутый круг, выйти из которого нельзя без правильно ориентирующих ценностей и соответствующих действий. Большое значение в этом плане имеют реальные примеры подлинной нравственности как на личностном, так и на социально-групповом уровнях. Важны и адекватные, внятные и принципиальные оценки нарушений известных социокультурных образцов; в целом мировоззренческая, ценностная работа в социуме, особенно среди молодежи.

Проявляя данную активность, не следует забывать меру, различать стратегию и тактику в борьбе за утверждение нравственности в социуме. Следует, по крайней мере, а) самому быть человеком везде и всегда, специально не пытаясь выглядеть неким абсолютным образцом по отношению к другим; б) стараться быть на высоте понимания сложившейся ситуации; в) не идти на поводу последней, не поддаваясь сильным эмоциям. К примеру, отстаивание справедливости не может осуществляться сомнительным с точки зрения той же справедливости средствами.

В целом многие недостатки связаны с явным дефицитом подлинной культуры, прежде всего, нравственности. Именно последняя, будучи первичной по отношению к цивилизации, призвана всегда оставаться ее прочным стержнем и целью в плане перспективных изменений в сторону идеала. По-видимому, количество разного рода нерешенных проблем во всех сферах жизни современного общества достигло того предела, когда тупик становится очевидным и начинают вырисовываться контуры новой парадигмы развития. В целом, думается, сбывается следующее пророческое суждение Н. Ф. Федорова: «Прогресс есть именно та форма жизни, при которой человеческий род может вкусить наибольшую сумму страданий, стремясь достигнуть наибольшую сумму наслаждений»12.

В целом нынешний этап современной истории в целом можно уподобить знаменитому «осевому времени». Но если во времена возникновения философии как самосознания культуры человечество только складывалось во что-то единое (по версии К. Ясперса — «всемирную историю»), то в настоящее время оно находится под угрозой разрушительного распада. Требуется мощный духовно-нравственный прорыв в некое новое, достаточно устойчивое состояние, которое позволило бы не просто выжить, а и продолжать двигаться, что называется, вперед и выше. При этом приходится признать, что искомое состояние не может быть достигнуто без должного управленческого и правового обеспечения.

В нашем случае речь пойдет о своего рода синергийной модели соотношения нравственности и права применительно к проблемам сохранения здоровья и защиты самой жизни. Биоэтика в этом смысле, опираясь на мощный нравственный фундамент, предполагает максимально весомое легально-правовое обеспечение. Соответственно, мы, во-первых, сосредоточимся, на определении предмета биоэтики, нравственных и правовых ее аспектах с конкретизацией каждого из них, особенно в человеческом ключе; во-вторых, достаточно подробно, но выборочно рассмотрим ряд собственно актуальных проблем биоэтики; в-третьих, в плане усиления теоретической (нормативной) этики как основы биоэтики в хрестоматийном формате предложим некоторые первоисточники, относящиеся к истории этических учений, включая современность.

Стержнем настоящего труда станет нравственно-философский поиск возможных путей своеобразной максимизации нравственности не только в современном праве, но и в обществе в целом через теоретическую постановку проблем биоэтики и осмысление практики их решения в русле научно обоснованной, технологически обеспеченной и постоянной заботы о здоровье и жизни.

Основная цель обучения дисциплине состоит в том, чтобы подготовить юристов в здравоохранении, способных эффективно анализировать и разрешать этические проблемы в юридической практике, принимать должные организационно-управленческие решения в связи с последовательной и целенаправленной защитой жизни. Указанные анализ и готовность разрешать этические проблемы возможны только на профессиональной этико-философской базе. Иначе сказать, эту дисциплину, так же, как и профессиональную этику, должен вести именно философ или специалист, который в полной мере владеет философией и этикой в научном плане. Ведь достижение указанной выше цели предполагает решение ряда взаимосвязанных задач: продолжить формирование и повысить восприимчивость обучающихся к этической проблематике; сформировать целостное и всестороннее представление о взаимосвязи нравственности и права с учетом определяющей роли первой; обучить искусству этико-философской экспертизы актуальных прикладных и профессиональных проблем, связанных с защитой жизни и сбережением населения; выявить и последовательно аргументировать значимость ключевых факторов своеобразной этизации права и правового обеспечения воспроизводства нравственности в социальной группе, коллективе и обществе в целом; ознакомить обучающихся с многообразной литературой по предмету, выработать способность анализировать ее с учетом подлинных критериев научности и гуманности; вырабатывать своего рода этический угол зрения на актуальные биомедицинские проблемы, формулировать, излагать и аргументировано отстаивать собственное их видение; помочь лучше понять морально-нравственные ценности (профессиональные, личные, своих клиентов и доверителей); научить выявлять, регулировать и разрешать этические и правовые проблемы во взаимоотношениях между людьми как людьми, социальными субъектами и профессионалами.

Раздел I.
ПРЕДМЕТ, НРАВСТВЕННО-ФИЛОСОФСКИЕ И ПРАВОВЫЕ АСПЕКТЫ БИОЭТИКИ

Глава 1.
ПРЕДМЕТ БИОЭТИКИ В КОНТЕКСТЕ СОЦИЛЬНО-ПРАВОВЫХ РЕАЛИЙ

История биоэтики насчитывает всего около пяти десятилетий. По нынешним временам это совсем немного, но по важности и значимости она не уступает самым устоявшимся и известным наукам и ее отраслям. В этом смысле, проводя аналогию с высшей математикой, ей можно дать, условно говоря, такое название: «высшая этика». Ведь жизнь выступает в качестве абсолютной ценности, а ее защита составляет нашу сверхзадачу. При этом, в отличие от наук математического типа, в которых, условно говоря, расстояние до прикладных проблем, тем более связанных с какой-то жизненной конкретикой, огромное; биоэтика как раз призвана быть максимально близкой к последней, то есть давать достаточно четкие и понятные модели рассмотрения жизненных практических ситуаций и решения именно животрепещущих проблем.

Сам термин «биоэтика» введен в 1969 г. американским биохимиком В. Поттером для обозначения этических проблем, связанных с потенциальной опасностью для выживания человечества. В качестве собственно научно-практической дисциплины биоэтика возникает в 1970-х годах вследствие трансформации медицинской этики. И, хотя она еще относительно молода, тем не менее, уже успела не только достаточно прославиться, но и навлечь на себя ряд совершенно несправедливых упреков. Чтобы далее не отвлекаться на последние, а в полной мере сосредоточиться на действительном позитивно-утверждающем ее содержании, скажем, что указанные упреки идут не просто от смешения понятий, но, главное, от узкого и одностороннего видения (или определения) места этой дисциплины в системе научного знания и культуры в целом. Так, иногда ее чуть ли не отождествляют с теми, кто берется вступать от имени биоэтики, например, с какими-то конкретными «инстанциями, отвечающими за биоэтику»13, прежде всего этическими комитетами14. Имеет место и определенное приписывание ей того, что в ней по определению отсутствует. Например, размышляя о причинах некоей «внутренней конфликтности» биоэтики, Л. В. Коновалова, в частности, указывает на то, что «принцип автономии субъекта или святости жизни вступает в противоречие с интересами науки и принципами безличной объективной истины»15. Применительно к этим обоим позициям-крайностям хочется привести одно мнение специалиста по этике: «Золотое правило — то луч, а не карта… Моральный принцип — это выражение жизни, чтобы понять моральный принцип и построить более полную этику, требуется гораздо большее, чем простая дедукция»16.

Размышляя над этим и другими подобными достаточно разумными высказываниями, думаю, важно подчеркнуть, что, когда мы сталкиваемся с необходимостью и желательностью нравственных оценок и решений, требуется некий этический угол зрения. Последний появляется не сам по себе (наверное, такое бывает: результат воспитания и самовоспитания), а, как правило, особенно в случае подготовки профессионалов в сфере работы с людьми, нуждается в сознательной, целенаправленной и последовательной работы именно этиков как преподавателей и наставников. Смею утверждать, что даже само название нашей дисциплины «Биоэтика» подспудно предполагает мощную и спасительную для жизни этическую составляющую. Показательно, в частности, что у в условиях жесточайшей пандемии первой половины 2020-го года, когда врачам приходилось принимать решения, что называется, здесь и сейчас относительно того, кого спасать в первую очередь, снова повторилась ситуация еще конца 1960-х годов: потребовалась помощь этического порядка. Востребованными оказались именно соответствующие эксперты. Кто-то из них, анализируя ситуацию и констатируя действительно тяжелейшее положение дел с реальными смертями и угрозами для жизни множества людей, практически обреченно заметил, что остается лишь свести к минимуму угрозы для самой этики. В этом есть определенный ситуационный смысл, но в будущем важно добиться такого положения дел, чтобы была исключена возможность самой такой постановки проблемы. Общество и государства должны быть готовы к тому, чтобы спасать именно всех, а не только тех, кто моложе или здоровее.

Исходя из сути проблемы, следует подчеркнуть изначальную чистоту биоэтики как части именно этики, а не чего-то иного, — узко прикладного или, напротив предельно далекого от практики. Последняя не должна иметь какой-то «задней мысли», она исходит из абсолютности добра, в данном случае — из ценности жизни как таковой. Можно также сказать, что от благоговения перед жизнью, по А. Швейцеру, следует двигаться в сторону своего рода неоспоримой нравственной и профессиональной ответственности, подкрепленной хорошими законами и должной правовой практикой, за поддержание, сохранение, укрепление здоровья и максимальное продление самой жизни.

Правда, исходя из этого своего рода абсолютистского подхода, по существу, имеющего глубокие корни в классической философии (Сократ, И. Кант и др.), тем не менее, важно учитывать также и некоторые здравые моменты исторически сложившегося утилитаризма (Протагор, Бентам и др.). Думается, что востребован именно теоретический синтез, который должен иметь желаемые практические результаты. Кстати, в настоящей работе, когда речь пойдет о прикладных биоэтических проблемах, в частности, эвтаназии, будет предпринята попытка реализации указанного выше синтеза. Но, исходя из бескомпромиссно принципиальной специфики этики, сразу скажем, что последний не будет хоть сколько-нибудь связан с отступлением от высокого идеала.

В целом предметное поле биоэтики можно обозначить как специфическое поле, связанное со сферой экспериментальной и теоретической деятельности в биологии, практической медициной во всех ее отраслях, применения понятий и норм общечеловеческой морали, в которых осмысливается ключевая проблема добра и зла, утверждается положительная значимость для человека и общества нравственности в таких ее проявлениях, как зрелая свобода, ответственность, справедливость, совесть, долг и т. д.

Иначе сказать, — это междисциплинарная область научных исследований, опирающаяся на мощный нравственно-философский ценностный и теоретико-методологический фундамент и определяющая, какие действия по отношению к живому с моральной точки зрения допустимы, а какие не допустимы.

Основные принципы биоэтики таковы: 1) единство жизни и этики; 2) признание жизни в качестве высшей категории среди всех этических ценностей («благоговение перед жизнью»); 3) гармонизация системы «человек-биосфера» (ноосфера В. И. Вернадского — своеобразный ключ к идеалу).

К основополагающим принципам нельзя не отнести исторически сложившиеся положения и требования медицинской этики, которые утвердились более двух с половиной тысяч лет, то есть еще в эпоху античности. Во-первых, — это незаменимый призыв Гиппократа «Не навреди!». Он универсален и вечен и, как минимум, означает необходимость провести тщательный осмотр пациента прежде чем назначать лечение. Во-вторых, речь идет о принципе «Делай благо», который обязывает врача использовать свое медицинское искусство во благо пациента и для улучшения его здоровья. В-третьих, это упомянутая выше справедливость, но повернутая именно к медицине, здравоохранению в целом: относится ко всем пациентам одинаково, вне зависимости от их пола, возраста, социального статуса, религиозных и политических воззрений. В-четвертых, — это принцип медицинской тайны, обязывающий хранить информацию, которую врач узнал от пациента, даже после смерти последнего. И, в-пятых, врач должен служить здоровью и жизни пациента, запрещая все практики, которые могут навредить этой цели, например, аборт или эвтаназия. Просуществовав практически без изменений столько времени, эти правила сегодня дополняются новыми, связанными с осмыслением актуальных прикладных проблем (клонирование, искусственный интеллект и т. п.).

Имея в виду особенности современного этапа развития общества, точнее, цивилизации, следует учитывать возможные нюансы в понимании и применении указанных, а также иных подобных принципов, требований и предпочтений. В этой связи представляется интересной позиция одного из сторонников возрождения духовности и нравственности, исходящего из объективного и практического характера моральных ценностей Дарио Саласа Соммэра: «В нашем современном обществе…, где эвристика страха вытеснила принцип надежды, где стремятся не к совершенству, а к тому, чтобы избежать краха, становится очевидным, что сохранившийся минимум этики не в состоянии выработать ни оного твердого постулата относительно максимально возможной лучшей жизни. Этика способна разве что… установить определенные принципы самого общего характера, содержащие в значительной мере идею справедливости…»17. В целом соглашаясь с озабоченностью этого чилийского автора относительно негативных характеристик современности, следует подчеркнуть, что не этика в этом, условно говоря, виновата. Она, будучи теоретическим и ценностным уровнем самой нравственности, только и может устанавливать указанные и иные принципы, прежде всего, запретительного («не убивай», «не лги» и т. п.) свойства. Последние универсальны и абсолютны, — в этом их сила и «слабость» одновременно. Сила, ибо они спасительны, когда с пониманием принимаются к бескорыстному исполнению; «слабость», ибо многие люди не в состоянии осмысленно выдержать должный груз ответственности, который вытекает из самой сути их свободного выбора в качестве ориентиров и, тем более, руководства к конкретным действиям здесь и сейчас.

Возможно, решающую роль, особенно в каких-то критических ситуациях играет социальное измерение биоэтики. Исторически общество создает социальные механизмы этического контроля развития современной биомедицины. Появляются новые функции у существующих институтов и создаются новые общественные движения, социокультурные институты. Этические комитеты появляются еще в 60-е годы в США, а в 70-е — в других странах. Так, Европейский комитет экспертов по биоэтике, куда, начиная с конца 90-х входит и представитель России. Да и система образования, являясь своеобразной сердцевиной духовной культуры и весомым институтом общества, одновременно выполняет важнейшие социальные функции, связанные, в частности, с тем, о чем речь шла выше — подготовкой юристов в здравоохранении, способных эффективно анализировать и разрешать этические проблемы в юридической практике, принимать должные организационно-управленческие решения в связи с защитой жизни.

Социальные аспекты по определению вытекают из основной концепции биоэтики. Так, в общих положениях Конвенции о защите прав и достоинства человека в области биомедицины: конвенция о биомедицине и правах человека (1996, Совет Европы) имеется статья 3 о равной доступности: «В рамках своей юрисдикции, а также исходя из спроса на медицинскую помощь и имеющихся в наличии ресурсов, стороны обязуются предпринимать необходимые меры в целях обеспечения равной доступности медицинской помощи для всех членов общества». Правда, в каких-то исключительных условиях последняя отдвигается на задний план в той же, казалось бы, «продвинутой» Европе (в Италии, испытавшей известный коллапс заражения «новым» вирусом широких масс населения, практически отступила от вышеуказанного социально-гуманитарного принципа, что никак не красит это государство).

Указанные социальные аспекты биоэтики выходят на первый план особенно тогда, когда в опасности оказываются большие группы населения, а то и все население страны, да и мира в целом. В подобных ситуациях важны взвешенные управленческие решения на государственном уровне и совершенно не допустимы какие-либо крайности (так, в ситуации распространения коронавируса руководство Франции практически всех посадило на карантин, в Англии вначале было принято решение о всеобщем свободном передвижении, а потом, когда время было упущено, — перешли к общей практике). Наша страна, судя по всему, пошла по пути разумного учета и собственного опыта (хорошо, что сохранились не только многие советские теоретические наработки, но и соответствующие институты в сфере здравоохранения), и ошибок, которые были сделаны другими станами (запоздалые ограничения в передвижении больших масс людей, отсутствие специализированных больничных центров и т. п.).

Примечательно наблюдение одного Нобелевского лауреата по экономике: «Непостоянство — неотъемлемое свойство нашего разума… Память, которая игнорирует длительность, не поможет нам продлевать удовольствие и сокращать боль»18. В связи с этой достаточно глубокой мыслью, тем более, наблюдая практически в режиме онлайн происходящую в настоящее время во всем мире, условно говоря, войну с к-вирусом, напрашивается идея о спасительной значимости постоянства, но именно постоянства человеческого в человеке. Если последнее по каким-то причинам уходит, то мы (человечество) отступаем и можем проиграть эту битву за нашу жизнь, культуру, здоровое общество.

К сожалению, имеются многочисленные примеры позорных отступлений на индивидуальном, групповом и даже профессиональном уровнях. Один наиболее вопиющих недавних случаев — это преступная безответственность врача — инфекциониста, да еще и управленца, преподавателя. Получается, что все знания и навыки, которые накапливались годами и даже десятилетиями, одномоментно улетучиваются из-за некоей личностной слабости, неспособности посмотреть на ситуацию строго по-человечески, проиграть в голове и сердце возможные последствия своих действий или бездействия. Разве можно, находясь на нравственном поле, подставить огромное количество людей под опасность быть зараженными? По определению — нет. Значит, данный специалист является, условно говоря, сорняком на нем. Но проблема не только в этом. Неужели никто не знал о поездке данной самоуверенной дамы за тогда уже опасную заграницу? Почему не предупредили, не остановили? Значит упомянутых «сорняков», увы, немало вокруг нас, может быть, они находятся совсем рядом. Жизнь требует видеть эту опасность и своевременно бороться с нею, хотя это и не так просто. Показательно, что ряд медиков оказались на стороне провинившейся, ссылаясь на то, что в тот момент не было официального запрета и т. п. Но, говоря по существу, разве Гиппократ в своем классическом «Не навреди!» ссылается на какие-то внешние формальности? Вопрос, конечно, риторический, а ответ на него отрицательный.

Вместе с тем, если действительно в полной мере учитывать особенности современной цивилизации, то нельзя не обратить внимание и на существенное повышение роли формально-правовых регуляторов в деле защиты здоровья и жизни. При этом, что тоже важно и вполне в духе времени, речь идет не только о людях, но и о животных. Правда, как и всегда, в авангарде осмысления и принятия теоретических решений идет не само по себе право, а философия, этика и гуманистически ориентированные науки в целом. Так, Уилсон Эдвард Осборн , опираясь, в частности, на предположение Питера Сингера (Peter Singer), — философа и борца за освобождение животных, — о том, что сфера альтруизма распространяется за пределы лишь нашего вида на всех остальных животных в связи с их способностью чувствовать и страдать.., высказал такую мысль: «Поскольку благородство определяется как обоснованное великодушие, не имеющее цели практической выгоды, то освобождение животных было бы наивысшим благородным актом»19. Оставляя сейчас в стороне вопрос о самом понятии «освобождение животных» и трактуя его в широком смысле как помощь им, вернемся к автору рассматриваемой позиции. Далее у него идут утилитарные, но в целом разумные аргументы, в том числе и экономические, в защиту тезиса сохранения живого, включая растения. В частности, говорится о том, «…наше существование полностью зависимо менее чем от 1% всех живых существ, а все поле остальных так и остается неопробованным и невспаханным»20. С этической точки зрения такие рассуждения весьма спорны, но здесь важно подчеркнуть саму первичность именно нравственно-этических поисков и решений по отношению к правовым.

Тем не менее, безусловно, без последних точно не обойтись. Будучи в известном смысле вторичными, они потом становятся фактором поддержания первичного, то есть могут способствовать поддержанию и даже в известном смысле тиражированию должного уровня нравственности. Так, четкое функционирование всей правоохранительной системы, в том числе, законодательного института в условиях каких-то чрезвычайных обстоятельств позволяет добиваться главного — сохранения и защиты социального целого. А это, по существу, и есть стержень и ориентир для нравственности. Важно только не забывать, что движение в сторону указанного ориентира, в конечном счете, связано с проявлением и развертыванием человеческого в человеке. Если какое-то целое как совокупность индивидов и институтов просто остается и сохраняется некоей экономической и политико-правовой силой, а нравственность в нем минимизируется и исчезает, то оно никогда не будет достаточно прочным и долговечным.

Высветив общие контуры предметной области наших теоретических поисков и размышлений, в целом обозначив своего рода «точку координат» представляемой здесь позиции, важно уточнить, что методологический инструментарий исследования будет пониматься весьма широко: путь исследования определяется и мировоззренческими взглядами, и ценностными предпочтениями, и личностным выбором. Ключевым в этом отношении будет сам по себе этический угол зрения. Именно под ним будет рассматриваться интересующая нас проблематика настоящей предметной, точнее, межпредметной области (практически речь пойдет, что называется, о стыке наук и соответствующих разделов).

Имея в виду важность своего рода теоретико-методологических ориентиров и ценностных приоритетов, сразу же хочется дистанцироваться от порочного софистического подхода, когда науку пытаются использовать для обслуживания некоего «публичного интереса, понятого как порядок существования». О подобной «науке», «…готовой в качестве компетентной инстанции предоставить в распоряжение аппарата вынесенное ею суждение, которое в самых трудных случаях должно быть признано окончательным», отрицательно отзывается К. Ясперс (1883–1969). «Если компетентное лицо фактически не обладает и не может обладать нужным знанием, — пишет он, критикуя современную софистику, — оно вынуждено обратиться к формулам, создающим видимость знания, например, при оправдании политических актов посредством их интерпретации в терминах государственного права…»21. С такими «формулами», увы, приходится сталкиваться постоянно, особенно когда имеются узко политические или идеологические интересы. В подобных случаях зачастую исчезает или минимизируется личностно-ответственное измерение в исследованиях или публичных выступлениях.

В нашем же случае речь идет именно о знаниях, о поисках новых положений и идей, которые действительно должны помочь главному — защите человека, общества, да и жизни как таковой. Думается, к примеру, что созрели условия для выхода права на некий новый уровень развития. Последний связан с парадигмой культивирования социумного человека, далекого как от искусственного навязывания личности каких-либо однозначных требований со стороны государства, лишь в принципе призванного представлять интересы социального целого, так и от эгоистической линии поведения. Это является чрезвычайно важным для современного общества и требует пристального исследовательского внимания с позиций насущной социально-гуманитарной потребности в своеобразном очищении и совершенствования цивилизационного механизма, особенно его правовой составляющей.

Вопросы для повторения

1. Каковы исторические предпосылки и факторы актуализации биоэтики?

2. Кем и когда был введен сам термин «биоэтика»?

3. Каков предмет биоэтики?

4. Что имеется в виду под социальным измерением биоэтики?

5. Имеется ли особая методология защиты жизни и здоровья?

Глава 2.
ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ АНАЛИЗА ПРОБЛЕМЫСООТНОШЕНИЯ НРАВСТВЕННОСТИ И ПРАВА22

Хочется отметить, что предлагаемая здесь позиция, так сказать, рождалась в долгих поисках и явилась результатом, в том числе, первичного обобщения опыта создания и практического осуществления в учебном процессе дисциплины по выбору для обучающихся в магистратуре «Нравственность и право». В самом начале приятно удивляло весьма значительное количество заинтересовавшихся последней. В аудитории, можно сказать, яблоку негде было упасть и, главное, внимание было неподдельно искренним. Частично данное обстоятельство, наверное, объяснялось тем, что в качестве слушателей тогда преобладали не-юристы (по образованию), а те, кто хотели ими стать, ориентируясь именно на человеческое измерение права.

Такое положение дел повторялось достаточно долго, примерно до тех пор, пока в магистратуру не пришли собственно юристы-бакалавры, да и сам институт магистратуры сверху стал внедрять некие правила, направленные на усиление узкой специализации и сокращение, так называемых, общих социально-гуманитарных курсов. Думается, это вряд ли пошло на пользу качеству подготовки современных юристов, призванных быть на высоте требований справедливости и гуманности в самом широком смысле слова. Хочется надеяться, что разум (его следует отличать от некоего сиюминутного расчета, возможно, приносящего временную выгоду), органично включающий в себя подлинную мудрость и нравственное измерение, в конечном счете, должен восторжествовать. Примерно то же самое теперь можно сказать и применительно к вопросу о преподавании профессиональной этики бакалаврам. Ключевым в названной дисциплине выступает именно слово «этика». А за последним, в свою очередь, стоит философская, а не юридическая наука. Это, кстати, понимал такой великий юрист как А. Ф. Кони (1844–1927) и др.

Новизна предлагаемой предметной области заключается в том, что ее содержание находится на стыке ряда важнейших научных дисциплин. Вообще, исторически на стыке наук многое было сделано. Все науки внутренне тесно связаны между собой, что особенно характерно для современности, далеко продвинувшейся в деле всестороннего познания мира, общества и человека. Известный пример — это учение о ноосфере В. И. Вернадского (1863–1945). Русский ученый и философ работал в разных научных направлениях (биогеохимиия и т. п.), но пришел к глубокой философской идее о прорывной и спасительной роли сферы разума в целом. Последняя, по его мнению, качественно отличается от биосферы и нравственна по своей сути. Именно разум, изначально включающий в себя нравственность, призван спасти все живое. Примерно в этом же широком и одновременно синтетическом русле во второй половине ХХ века зародилась и развивалась синергетика, включая ее антропологический и социальный разделы.

Следует подчеркнуть, что основное русло исследовательских размышлений составляет философия. Ее предельная абстрактно

...