Перед вами хроника последнего мирного года накануне Первой мировой войны, в который произошло множество событий, ставших знаковыми для культуры XX века. В 1913-м вышел роман Пруста «По направлению к Свану», Шпенглер начал работать над «Закатом Европы», состоялась скандальная парижская премьера балета «Весна священная» Стравинского и концерт додекафонической музыки Шёнберга, была написана первая версия «Черного квадрата» Малевича, открылся первый бутик «Прада», Луи Армстронг взял в руки трубу, Сталин приехал нелегально в Вену, а Гитлер ее, наоборот. покинул. Автор, немецкий критик и эссеист, сменивший во время последнего кризиса место работы с газеты на аукционный дом, а круг интересов — с острой злободневности на старое искусство, создал увлекательнейшую панораму оживленной культурной жизни времен рождения модернизма. В прессе книгу назвали «громадным тизером» XX века и самым живым напоминанием о том, как то, что представлялось данностью, оказалось хрупким, даже беззащитным.
Кайф "Лета целого века" в том, что книга понятна всем, "точек входа" у неё множество и она, как пишут в редакторских аннотациях, "предназначена для широкого круга читателей". Простота обманчива и скрывает вдумчивого автора-читателя, рассказчика и интерпретатора. Осмысленно описывающее культурную жизнь 1913 года, "Лето целого века" может оказаться важным трамплином в изучении значения и последствий Первой мировой войны. Особенно для русского читателя, который топчется на пепелище своей истории, не зная, за что схватиться – то ли за крест, то ли за винтовку. Здесь каждый найдёт то, что ему уже знакомо и интересно, но вот только усядется поудобнее, раскроет том на нужном месте — и история тут же убежит в другую сторону. Книга разделена по месяцам и с началом каждого ждёшь невозможного: вдруг не произошло ничего. Вдруг мир застыл. Все были счастливы, поехали на море, купались, загорали, не ссорились и не умирали. Но нет. Время идёт без передышки и каждый месяц, каждый день, мировая история "стигматы завернув свои в дерюгу, идёт на вещи по второму кругу, сойдя с креста".
Прекрасная книга. Всем любителям искусства - обязательна к почтению. Целый век в 365 днях. Читается легко, но не быстро. Все время хочется узнать ещё что-то об описанных событиях и героях, посмотреть картины - начинаешь открывать сайты, википедию) Полезно было узнать много нового об искусстве Германии, Австрии. Про французское искусство того времени, наверное, знают все. Понравился стиль изложения. Не простое перечисление дат и фактов, но акценты на тонкостях. В то же время, нет откровенных мнений. Читателю оставлено пространство для собственных мыслей. Очень советую!
Лучшее в книге — ощущение путешествия во времени. Интересное повествование с вниманием к мелочам отлично погружает в события. Чтение похоже на спектакль: зановес приоткрывается и вы наблюдаете сотню историй.
Бурные события в разных концах света соединены «паутиной» связей. Гитлер и Сталин ходят на прогулки в один и тот же парк; Кафка едет тем же поездом, что и Томас Манн. Таких точек соприкосновений в книге очень много и за этим стоит огромная работа с документами и дневниками.
Чтобы полностью насладиться книгой, нужна немалая эрудиция или любознательность. Будет много новых имён и придется часто искать соответствующие статьи в интернете. Понравится может не всем.
Что ещё может оттолкнуть? Калейдоскопичность. По ходу чтения, мы будем часто и резко прыгать от одного персонажа к другому. Из-за сумбура легко устать и легко забыть, о чем говорилось ранее.
Отсюда и главный недостаток книги, который связан и с ее достоинством. Как только вы приостановите чтение, зановес закроется, истории забудутся и вы вернётесь в свой актуальный год.
Лечь спать пораньше: вечно не высыпающимся первопроходцам модернизма это казалось самой большой отвагой в борьбе с депрессией, алкоголем, бессмысленными занятиями и несущимся вперед временем.
У Франца Кафки – одного, кстати, из тех, кто испытывает большой страх перед раздетыми женщинами – пока заботы совсем иного рода. Внезапно его осеняет. В ночь с 22 на 23 января он пишет уже, должно быть, двухсотое письмо Фелиции Бауэр, где спрашивает: «Ты вообще разбираешь мой почерк?»
