Море и жаворонок. Из европейских и американских поэтов XVI–XX вв
Представительная антология пяти веков поэзии, в которую входят крупнейшие поэты Старого и Нового Света (Джон Донн, Джон Китс, Уильям Шекспир, Льюис Кэрролл, Уильям Йейтс, Эмили Дикинсон и другие), суммирует полувековую работу известного переводчика Григория Михайловича Кружкова. Английские, американские, французские и испанские стихи даются в хронологическом порядке, выявляющем общие тенденции европейской поэзии. Начинается книга со своеобразного пролога: древнеирландских стихов раннего Средневековья — именно здесь впервые появилась рифмованная поэзия, вскоре распространившаяся по всему континенту. Григорий Кружков — лауреат Государственной премии РФ, премии Гильдии переводчиков «Мастер», Большой Бунинской и Волошинской премий и др.; профессор, член Шекспировской комиссии РАН; почетный доктор литературы Дублинского университета.
Пікірлер1
Дәйексөздер109
В 1593 году был вызван в Звездную палату по обвинению в дерзком и кощунственном атеизме.
Душа моя, поднявшись от стола,
Поет: хозяйской милости хвала!
Все, что твоя любовь моей дала,
Обжорствуя, я смел в один присест;
Кого кто любит, тот того и ест.
Поет: хозяйской милости хвала!
Все, что твоя любовь моей дала,
Обжорствуя, я смел в один присест;
Кого кто любит, тот того и ест.
Блоха
Взгляни и рассуди: вот блошка,
Куснула, крови выпила немножко,
Сперва — моей, потом — твоей;
И наша кровь перемешалась в ней.
Какое в этом прегрешенье?
Где тут бесчестье и кровосмешенье?
Пусть блошке гибель суждена —
Ей можно позавидовать: она
Успела радости вкусить сполна!
О погоди, в пылу жестоком
Не погуби три жизни ненароком:
Здесь, в блошке, — я и ты сейчас,
В ней храм и ложе брачное для нас;
Наперекор всему на свете
Укрылись мы в живые стены эти.
Ты смертью ей грозишь? Постой!
Убив блоху, убьешь и нас с тобой:
Ты не замолишь этот грех тройной.
Упрямица! Из прекословья
Взяла и ноготь обагрила кровью.
И чем была грешна блоха —
Тем, что в ней капля твоего греха?
Казнила — и глядишь победно:
Кровопусканье, говоришь, не вредно.
А коли так, что за беда? —
Прильни ко мне без страха и стыда:
В любви моей тем паче нет вреда.
Взгляни и рассуди: вот блошка,
Куснула, крови выпила немножко,
Сперва — моей, потом — твоей;
И наша кровь перемешалась в ней.
Какое в этом прегрешенье?
Где тут бесчестье и кровосмешенье?
Пусть блошке гибель суждена —
Ей можно позавидовать: она
Успела радости вкусить сполна!
О погоди, в пылу жестоком
Не погуби три жизни ненароком:
Здесь, в блошке, — я и ты сейчас,
В ней храм и ложе брачное для нас;
Наперекор всему на свете
Укрылись мы в живые стены эти.
Ты смертью ей грозишь? Постой!
Убив блоху, убьешь и нас с тобой:
Ты не замолишь этот грех тройной.
Упрямица! Из прекословья
Взяла и ноготь обагрила кровью.
И чем была грешна блоха —
Тем, что в ней капля твоего греха?
Казнила — и глядишь победно:
Кровопусканье, говоришь, не вредно.
А коли так, что за беда? —
Прильни ко мне без страха и стыда:
В любви моей тем паче нет вреда.
