автордың кітабын онлайн тегін оқу Мои маленькие мама и папа
Галина Ергужина
Мои маленькие мама и папа
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
Иллюстрации Галина Васильевна Ергужина
© Галина Ергужина, 2024
Маленький Аян даже не представлял себе, что может сделать с ним колдун Сикырши за то, что он не уважает своих родителей. В мистическом мире колдуна, ему предстоит теперь выполнить его непростое условие, и в этом ему, конечно же, помогут его новые друзья. Но сможет ли Аян вернуться в свой мир?
ISBN 978-5-0065-0041-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Мои маленькие мама и папа
фэнтезийная повесть
Глава 1
Той поздней весной, когда школьные дни закончились и начались каникулы, я не мог себе представить, как проведу это лето. Многие мои друзья по школе уже настроились на семейные выезды к морю, к родственникам в гости или же на ленивое и непринуждённое проведение каникул в собственной комнате. Ведь летом, когда больше не надо с самого утра идти в школу, можно спать до обеда и до самой ночи играть во дворе. Но ничего из вышеперечисленного у меня не вызывало радости. На море мы ездили каждый год, всё одно и то же. К родственникам ездить я не любил. Они всё время ругали моих родителей, что я слишком избалованный, пытались прочитать мне долгие лекции о моём эгоизме, рассказывали скучные истории про «наши времена» и прочую чушь. А в своём дворе лето представлялось ещё более скучным, потому что все разъезжались и он был полон всякой мелочью с их ворчливыми и беспокойными мамашами. В общем я пребывал в довольно скучных ожиданиях и каждый день моё утро начиналось с мысли: «Какая же скучная у меня жизнь!». Однако я и представить себе не мог, что меня ожидало впереди. Наш небольшой, но красивый город раскинулся у подножия древних гор с алмазными вершинами. Солнце уже с утра припекало крыши домов и верхушки деревьев. Всюду виднелись небольшие лужицы и ручейки. Мрачный чёрно-белый пейзаж города постепенно сменился яркой палитрой красок весны: красного, желтого, голубого и зеленого. Люди с удовольствием сбросили тяжелую зимнюю одежду и надели легкие красивые пальто и куртки. Но уже через несколько недель на дворе стояла настоящая жара. Утром надеваешь куртку, а в обед несёшь её в руках, в одной футболке. Вот такая скорая весна в наших краях.
В то утро моему отцу позвонили и он долго и радостно говорил с кем-то о каком-то доме. А к обеду мы с родителями уже поехали в пригород, в забытое богом селение, где когда-то жили мои бабушка и дедушка. Оба они давно умерли и дом долгое время оставался без присмотра. И теперь, как оказалось, отцу позвонил какой-то старик, сказал, что он хочет купить этот дом, только приехать требовалось срочно. Обычно мой отец не принимал скорых решений, но старик ему показался довольно не обычным, он словно заставил моего отца повиноваться ему. Именно поэтому родители решили немедленно отправиться туда. И всё бы ничего, но меня поставили перед фактом, что я тоже должен ехать, потому что путь был неблизким, дело не скорым, а оставлять меня одного в городской квартире родители не собирались. И им было совершенно наплевать, хочу я этого или нет. А я не хотел, но мне пришлось, потому что мама с папой хором в который раз закричали:
— Аян, надо было тебя Нехочухой назвать! Что тебе не скажи, у тебя один ответ: «Не хочу!».
Я хотел заткнуть уши, чтобы не слушать их, но они так свирепо уставились на меня, что я смиренно согласился и пошёл в машину.
Надо сказать, что мои отношения с моими родителями были на тот момент более, чем напряжёнными. Нет, мои мама и папа были всем довольны и даже казались счастливыми, опекая меня и предугадывая каждое моё пожелание. Но вот я не был счастлив, я всё время сердился на их сюсюканье со мной, пытался избавиться от их внимания, а ещё меня страшно раздражало постоянное их требование во всём слушаться, то есть выполнять всё, что они мне велят. А я не мог понять, почему я должен слушаться? Вечно они всё решают за меня! Разве я сам не могу решить, что мне делать, где мне гулять, с кем дружить, что читать, и надеть мне шапку или нет? Любое моё решение оспаривалось категорически: нельзя всё время лежать, надо к чему-то стремиться, нельзя гулять где-попало, надо возле дома! Я мечтал о свободе, но совершенно не имел представления, как мне её обрести и с тоской мечтал о совершеннолетии, чтобы поскорее убежать из дома. Поэтому я часто злился и выглядел довольно капризным и невоспитанным ребёнком. Впрочем, может быть именно таким я и был. Мне тогда было одиннадцать лет и я не слишком-то заботился о том, как выгляжу со стороны.
Дорога была долгой и скучной, к тому же было очень жарко. Мама с папой всю дорогу болтали без умолку о старике, звонившим моему отцу, а я, наигравшись в мобильнике, облазил все сайты, пересмотрел все возможные картинки, узнал о новых скилах для игр и всё-таки уснул. И через какое-то время я проснулся от того, что машину довольно-таки сильно трясло на кочках. Мы ехали по бездорожью. Асфальта и вообще каких-то признаков цивилизации в этом селении не было. Я сердито открыл окно.
— Фу, какая пыль! — заворчал я и тут же почувствовал, как на зубах заскрипел песок.
Папа рассмеялся. И надо сказать, он всегда смеялся, когда я злился. И мама говорила, что это потому, что я очень напоминал отцу его самого в детстве. Но меня это ещё больше злило.
— Закрой окно, Аян! — привычным тоном учительницы велела мне мама.
Я так и сделал и уставился сквозь запыленное стекло. И теперь я смотрел на унылую картину пробегающих мимо нас полей, каких-то старых построек, глубоких грязных луж повсюду и на все признаки исчезающей с глаз городской инфраструктуры и появление всегда убогого пригорода. И вдруг я отчётливо представил себе весь ужас, который я должен буду испытать в этом забытом цивилизацией месте. Я вдруг понял, что еду в местность, где не будет моих друзей, не будет компьютера, не будет интернета, и даже людей можно будет посчитать на пальцах только одной руки. Я угрюмо смотрел в окно в надежде увидеть хоть что-нибудь, похожее на городок. Но передо мной растянулась бескрайняя степь с ковылем и пустота. Вся картина представляла собой лист белёсой бумаги, чётко разделённый пополам. Верхняя половина была бледно голубой, а нижняя бледно зелёной. Оголённая, высохшая по осени трава, спрятанная под теперь растаявшим снегом на полях, выглядела мёртвой и от её вида было тоскливо и скучно. А молодая поросль свежей зелёной травы была ещё слишком мелкой и виднелась лишь кусками. И, словно сшивая эти половины чужого мне мира, тянулись из степи прямо в небо корявые ветвистые деревья.
Но и этих деревьев было слишком мало. Они росли группами, а иногда и по одиночке, изредка воткнутые в землю, как могучие кустарники. Мне стало невыносимо тоскливо от этой картины. И поэтому, как всегда, когда мне было не по себе, я взял в руки свой дорогой мобильник, который мне купили родители, чтобы я чувствовал себя не хуже других.
— Связи нет! — рассердился я и отбросил свой телефон в сторону.
— Вот и хорошо, наш Сердитка! — спокойно сказала мама, не оборачиваясь с переднего сиденья, — У тебя хотя бы будет повод посмотреть по сторонам!
— А на что тут смотреть?! — возмутился я, — Вокруг одна степь, да корявые деревья!
— Корявые деревья — это туранги, сынок! — тепло пояснил отец, — Нигде в мире ты не увидишь их, они растут только здесь, в наших краях.
Я отвернулся от окна, а папа продолжал рассказывать:
— Своё название эти деревья получили от своеобразной черты. Одно дерево шелестит листвой двух совершенно разных видов. На молодых побегах они больше напоминают листья ивы, а вот на старых ветках ты увидишь листья, похожие на тополиные. Это почти сказочные деревья. О них сложено не мало легенд. Одну из таких легенд я уже рассказывал тебе, там старый колдун, когда хотел наказать злых и бессердечных людей, переворачивал эти деревья, выдирая их из земли и вставлял кроной в землю, и тогда люди жили в страшном мире. Без живой туранги мир превращался в хаос и в нём поселялось одиночество. В этом мире провинившиеся перед колдуном люди, преодолевая свой алчный эгоизм, учились уму разуму посредством непростых испытаний, которые им устраивал старик.
— Нет такой легенды! — возразил я.
Мой отец рассмеялся.
— Вот и я своему отцу всегда говорил, что нет такой легенды! — смеясь, сказал он, — Но мой отец отвечал мне, что мой прадед лично встретил этого колдуна на своём пути! Он-то и рассказал ему эту легенду!
Я незаметно скривился. Мой отец был очень хорошим рассказчиком и раньше, когда я был совсем маленьким, я любил слушать его. Однако в последнее время я начал подозревать, что многие из его сказок он придумал сам. И теперь они меня довольно-таки утомляли. И я почувствовал, что засыпаю от его рассказов и снова открыл окно. Вдруг мимо нашей машины по встречной полосе дороги пронеслось нечто, совсем не похожее ни на машину, ни на животное, ни на птицу.
И я, с изумлением уставившись в заднее стекло, увидел мальчика лет пятнадцати, летящего на обыкновенной палке, на конце которой был привязан пучок перьев. Мальчишка сидел на палке не верхом, а вдоль всей длины искривлённой иссохшей ветви, сложив калачиком ноги и, обернувшись на меня, размахивал своими необычно длинными руками. Но как эта палка летела сама по себе?! И кому это он махал руками? Ведь кроме нашей машины на этой безлюдной дороге больше никого не было. Однако, он пролетел мимо нас так быстро, что я не совсем понял, показалось мне это или нет.
— Папа, ты видел это? — оживившись, спросил я. Папа стал вертеть по сторонам своей головой, слегка придерживая руль.
— Что я должен был увидеть, мой великий Ворчун? — шутя спросил он.
— Мама, а ты видела? — не обращая внимания на его шутливый тон, обратился я к маме, но она смотрела в своё зеркальце и поправляла причёску, растрепавшуюся от ветра из моего окна.
— Нет, Солнышко, я ничего, кроме себя сейчас не вижу! — быстро ответила она, не переставая укладывать волосы.
Глава 2
Тогда я подумал, что мне всё же привиделся мальчишка, летящий на палке. Я попробовал отвлечься, но вдруг вспомнил, как он странно был одет, в рванные старомодные вещи, которые носили, наверное, только в древности. Я восстановил в памяти его летающую палку, с перьями на конце и снова пытался убедить себя, что мне всё это привиделось. Но меня поразило, насколько отчётливо я разглядел этого летуна! И меня слегка сковал бессознательный страх, какое-то смутное и неприятное предчувствие. Тогда я пододвинулся вперёд, усевшись прямо между передними сиденьями, чтобы быть как можно ближе к родителям и осторожно спросил:
— Папа, а в этом селении, в которое мы едем, живут колдуны?
— Что ты, Аян! — снова рассмеялся папа, сворачивая на сельскую дорогу, — Бывало, конечно, старики рассказывали, что время от времени колдуны появлялись в этих краях. Но я провёл всё детство здесь и никогда не видел их. Сказки всё это, Аян. Я слегка успокоился и вдруг чихнул. А потом ещё раз и ещё раз.
— Сейчас надышишься пылью, Аян, закрой окно! — велела мне мама, таким же голосом, каким она распоряжалась в своём классе.
В нашей школе она работала учительницей и я не любил, когда она говорила таким тоном.
— Не надышусь! — огрызнулся я и сжал губы, чтобы пыль не попадала мне больше на зубы. А окно из вредности закрывать не стал. Отец вздохнул и дал маме знак оставить меня в покое. Но тут я начал беспрестанно чихать и мама, не выдержав, повернулась ко мне почти всем телом и сердито крикнула:
— Закрой окно, Аян!
«Ну, что ты пристала ко мне?!» — мысленно рассердился я, но всё же повиновался, боясь, что к маме сейчас присоединиться ещё и папа.
Но чихать я не перестал. Зато понял, что открывать окно больше не стоит. Мама протянула мне таблетку от аллергии и я нехотя, но всё же засунул её себе в рот и проглотил. Дом, в который мы приехали спустя несколько часов всего пути, представлял собой маленькое и неприглядное строение, совсем обветшавшее и заброшенное. Рядом с ним извивались ивы, склонившись ветвями в небольшой пруд, в котором плескались утки и гуси. Пруд образовался под ивами из-за бьющего из-под земли ключа, который сельчане превратили в небольшую колонку. Вокруг него рос невысокий камыш, в котором звонко галдели проснувшиеся лягушки. Домик стоял на невысоком холмике, упираясь ветхой крышей в небо. Я вышел из машины и осмотрелся вокруг. Соседние дома располагались чуть поодаль, образуя длинную улицу. А этот стоял будто бы отдельно от всех и этим навевал особую тоску.
