Е. И. Галяшина, В. Д. Никишин

Информационно-мировоззренческая безопасность в интернет-медиа

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК [342+343]:004

ББК [67.401+67.408]:32.81

Г17

Авторы:

Галяшина Е. И., д. ю. н., д. ф. н., профессор, почетный работник сферы образования РФ, академик РАЕН, и. о. заведующего кафедрой криминалистики, директор Центра правовой экспертизы в сфере противодействия идеологии терроризма и профилактики экстремизма Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА);

Никишин В. Д., к. ю. н., доцент кафедры криминалистики, директор Центра управления изменениями Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА).

Рецензенты:

Полякова Т. А., д. ю. н., профессор, заслуженный юрист РФ, главный научный сотрудник, и. о. заведующего сектором информационного права и международной информационной безопасности Института государства и права РАН;

Бессонов А. А., д. ю. н., доцент, и. о. ректора Московской академии Следственного комитета РФ.

В монографии рассмотрены наиболее общественно опасные угрозы информационно-мировоззренческой безопасности в новой киберреальности, к числу которых относятся пропаганда и продвижение человеконенавистнических идеологий и криминальных субкультур сетевыми молодежными сообществами, движениями и организациями, в том числе экстремистского и террористического толка, пропаганда антисемейных ценностей, культа насилия и убийств, суицидального и иного аутодеструктивного поведения, романтизация наркоторговли, кибербуллинг, секс-шантаж, доксинг, секстинг, фейкинг, астротурфинг и т. д.

Работа содержит анализ действующего законодательства в сфере информации, а именно отдельных статей КоАП РФ, УК РФ, ГК РФ, а также тексты Закона РФ от 27.12.1991 № 2124-1 «О средствах массовой информации», Федерального закона от 25.07.2002 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности», Федерального закона от 27.06.2006 № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации», Федерального закона от 29.12.2010 № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» и др.

Материалы, содержащие нацистскую атрибутику или символику, атрибутику или символику, сходные с ними до степени смешения, атрибутику или символику экстремистских и (или) террористических сообществ, организаций, примеры иной запрещенной к распространению информации, использованы исключительно в информационных, образовательных целях с формированием негативного отношения к идеологии нацизма, экстремизма и терроризма и иной деструктивной идеологии, угрожающей национальной безопасности Российской Федерации.

Законодательство приведено по состоянию на 20 октября 2022 г.

Издание предназначено для педагогов, руководителей образовательных организаций, сотрудников органов государственной и муниципальной власти, ответственных за реализацию молодежной политики и политики в сфере защиты прав детей, а также для представителей общественных организаций, реализующих проекты в сфере противодействия деструктивной пропаганде в подростково-молодежной среде. Может быть полезно руководящему составу Следственного комитета РФ, реализующему задачи, поставленные в приказе Следственного комитета РФ от 12.07.2011 № 109 «О мерах по противодействию экстремистской деятельности», по осуществлению на постоянной основе мер правового, информационного и иного характера, направленных на повышение эффективности деятельности по противодействию экстремизму.

УДК [342+343]:004

ББК [67.401+67.408]:32.81

© Галяшина Е. И., Никишин В. Д., 2022

Список использованных сокращений

КоАП РФ — Кодекс об административных правонарушениях Российской Федерации

УК РФ — Уголовный кодекс Российской Федерации

ГК РФ — Гражданский кодекс Российской Федерации

ВС РФ — Вооруженные Силы Российской Федерации

СМИ — средства массовой информации

СМК — средства массовой коммуникации

ЕСПЧ — Европейский суд по правам человека

Роскомнадзор — Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций

Иноагент — некоммерческая организация, включенная в реестр некоммерческих организаций, выполняющих функции иностранного агента, или общественное объединение, включенное в реестр незарегистрированных общественных объединений, выполняющих функции иностранного агента, или физическое лицо, включенное в список физических лиц, выполняющих функции иностранного агента

Закон о СМИ — Закон РФ от 27 декабря 1991 г. № 2124-1 «О средствах массовой информации»

ФЗ о противодействии экстремистской деятельности — Федеральный закон от 25 июля 2002 г. № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности»

ФЗ об информации — Федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации»

ФЗ о защите детей от информации — Федеральный закон от 29 декабря 2010 г. № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию»

ФГОС — Федеральный государственный образовательный стандарт

Введение

Защита информационного пространства России от современных угроз сегодня одно из приоритетных направлений обеспечения национальной безопасности.

Стратегией национальной безопасности Российской Федерации1 развитие безопасного информационного пространства, защита российского общества от деструктивного информационно-­психологического воздействия определены в числе национальных интересов государства.

Ограничение доступа к сайтам (страницам сайтов) в сети Интернет, содержащим информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено, отнесено Минцифры России к Переченю федеральных мероприятий, направленных на обеспечение информационной безопасности детей, производство информационной продукции для детей и оборот информационной продукции, на 2022–2027 годы2.

Любая информационная среда в силу своей природы способна искажать мировоззренческие взгляды как отдельных социальных групп, так и целых народов, а также побуждать к тому или иному поведению, воздействуя психически. Информация сегодня способна дестабилизировать и отдельную личность, и население целого государства, поскольку личность человека определяется, в том числе, его информационным окружением.

Информация, оказывающая деструктивное воздействие на человека, являет собой сведения, оборот которых наносит или провоцирует нанесение вреда здоровью их потребителя, в том числе оказывает воздействие на психику с целью принятия им решений или совершения действий вне зависимости либо вопреки его действительному желанию.

В связи с этим, любая информационная среда, такая как сеть «Интернет», включая социальные сети и информационные каналы в интернет-­мессенджерах, а также СМИ, сегодня являются важнейшими приоритетами в работе над обеспечением информационной и психологической безопасности населения, его защиты от разрушающего воздействия деструктивной и криминогенной информации.

В современных реалиях информационно-­психологическое воздействие на население государства может быть направлено на дестабилизацию внутриполитической и социокультурной ситуации в стране, подрыв государственного суверенитета и нарушение территориальной целостности Российской Федерации.

Также разрушающее информационное воздействие может оказываться на молодое население в целях размывания традиционных для страны духовно-­нравственных ценностей.

Информационное воздействие может также оказываться на индивидуальное, групповое и общественное сознание в целях нагнетания межнациональной и социальной напряженности, разжигания этнической и религиозной ненависти либо вражды, пропаганды экстремистской идеологии, а также привлечения к террористической деятельности новых сторонников.

Зачастую выявление негативного информационного воздействия невозможно без применения специальных знаний в тех или иных социальных и технических областях и сферах, например религии, социологии, информационной безопасности. Необходимо различать сами информационные угрозы и ту информационную продукцию, в которой такие угрозы находят выражение. Например, комиксы, мемы, шок- и треш-контент, фанфикшн, аниме и пр. — не отдельные виды деструктива, а лишь возможные формы контента — проявления отдельных информационных угроз различного характера. Таким образом, не все информационные продукты определенной формы представляют собой выражение информационных угроз; в каждом конкретном случае необходим тщательный анализ их содержательной части.

Так, Роскомнадзор в своих методических рекомендациях об организации и проведению государственного контроля и надзора за соблюдением законодательства Российской Федерации о средствах массовой информации обращает внимание на то, что при проведении мониторинга по приоритетным направлениям (противодействие экстремизму, выявление случаев пропаганды наркотиков, культа насилия и жестокости, а также порнографии) или мероприятия систематического наблюдения с целью установления факта использования средств массовой информации для распространения материалов, содержащих публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публично оправдывающих терроризм, других экстремистских материалов, а также материалов, пропагандирующих наркотики, порнографию, культ насилия и жестокости, должностное лицо, осуществляющее мероприятие систематического наблюдения или проводящее мониторинг самостоятельно или с привлечением специалистов (в том числе с привлечением ФГУП НТЦ «Информрегистр»), проводит исследование содержания спорных публикаций3.

Информационные угрозы тесно связаны с понятием «токсичный контент», под которым мы понимаем различные виды психогенной информации, оказывающие деструктивное воздействие на личность, социальные группы и общество в целом.

Законодателем выделены виды информации, причиняющей вред здоровью и (или) развития детей в ст. 5 Федерального закона от 29 декабря 2010 г. № 436-ФЗ (ред. от 1 июля 2021 г.) «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», которые, безусловно, являются токсичными (деструктивными). Отдельно законодатель дает перечень информации, запрещенной к распространению в п. 6 ст. 10 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ (ред. от 14 июля 2022 г.) «Об информации, информационных технологиях и о защите информации».

В научной литературе и правовых актах выделяют множество видов негативного контента. Например, В. Н. Лопатиным в качестве «вредной» информации идентифицированы: информация, возбуждающая социальную, расовую, национальную или религиозную ненависть и вражду; призывы к вой­не; пропаганда ненависти, вражды и превосходства; порнография; посягательство на честь, доброе имя и деловую репутацию людей; реклама (недобросовестная, недостоверная, неэтичная, заведомо ложная, скрытая); информация, оказывающая деструктивное воздействие на психику людей4.

Смирновым А. А. дан обобщенный перечень токсичного (негативного) контента5: 1) информация, пропагандирующая либо оправдывающая вой­ну и иные международные преступления; 2) информация, пропагандирующая либо оправдывающая терроризм, иные преступления и правонарушения; 3) информация, разжигающая расовую, национальную, религиозную ненависть и вражду, пропагандирующая либо оправдывающая экстремистскую деятельность; 4) информация, оскверняющая историческую память, символы воинской славы или государственные символы; 5) информация, оскорбляющая религиозные чувства верующих; 6) информация, отрицающая или дискредитирующая традиционные ценности, пропагандирующую деструктивные ценности и установки; 7) информация, пропагандирующая либо оправдывающая насилие и жестокость, девиантное поведение, а также действия, опасные для жизни и здоровья человека; 8) информация о способах и средствах совершения преступлений, иных правонарушений или антиобщественных действий, а также действий, опасных для жизни и здоровья человека; 9) сексуально откровенный контент и иная непристойная информацию; 10) нецензурная брань; 11) контент устрашающего характера, включая изображение или описание насилия, жестокости, катастроф или несчастных случаев; 12) заведомо ложная информация; 13) дискредитирующая информация; 14) скрытая информация, воздействующая на подсознание человека; 15) реклама товаров и услуг, которые могут причинить вред жизни и здоровью человека.

Помимо собственно токсичного контента в научной литературе выделяется еще и деструктивный тип коммуникации. Деструктивное общение представляет собой тип эмоционального общения, направленного на сознательное и преднамеренное причинение собеседнику морального и/или физического вреда и характеризуемого чувством удовлетворения от страданий жертвы и/или сознанием собственной правоты. Стремление личности возвыситься за счет унижения / морального уничтожения собеседника составляет интенциональную базу деструктивного общения, что предопределяет основные пути его реализации6.

Ситуации деструктивного общения характеризуется обязательным наличием в ней пяти конститутивных признаков: а) деструктивная интенция; б) отрицательный эмоциональный стимул; в) индикаторы вербальной агрессии и/или невербальные маркеры враждебности/агрессии; г) отрицательная реакция адресата, д) положительная реакция адресанта.

Генеральная когнитивная стратегия деструктивного общения есть стратегия собственного возвышения за счет унижения партнера по общению, направленная на психоэмоциональное «уничтожение» противника7.

На основе классификации деструктивных коммуникативных личностей Волковой Я. А. и Панченко Н. Н. мы можем выделить следующие стратегии деструктивной коммуникации:

— инвективная, включающая в себя прямую (угроза, оскорбление, хамство) и косвенную (клевета, распространение личной информации) тактику деструктивного общения;

— манипулятивная — эмоциональный шантаж, психологическое давление, остракизм;

— инвективно-­манипулятивная.

Исследование деструктивно направленного информационного материала всегда имеет приоритетное значение и при административном и судебном рассмотрении вопросов о законной допустимости распространения информационного продукта. Особую роль по делам названных категорий играет судебная лингвистическая экспертиза, которая может быть назначена для определения смыслового содержания и целевой направленности информационных материалов.

Современная онлайн-­коммуникация как социальный процесс межличностного взаимодействия характеризуется медиальностью, символичностью, интерактивностью, гипертекстуальностью, мультимодальностью и мультисемиотичностью, т. е. охватывает практически все доступные человеческому восприятию семиотические коды.

Интернет-­культура, с точки зрения внешнего (инокультурного) наблюдателя, толкает человека от порядка к вседозволенности, а с точки зрения того, кому на личностном уровне трудно стремиться к победе в борьбе за «свое», подобная культура предстает как пространство свободы самоопределения и самореализации. Агрессивное поведение хакеров, интернет-­девиантов и сетевых грубиянов выступает для самих носителей этой культуры как «санкционированное насилие» в отношении правил чужой культуры, стремящейся ограничить права и свободы «коренных народов» Сети8.

Такие информационные атаки в цифровой среде (в блогосфере, социальных сетях, интернет-­СМИ, мессенджерах, СМС-сервисах и т. д.) предполагают совершение вербальных (речевых) действий и реализацию речевых стратегий, которые включают в себя не только собственно вербальный (словесный) компонент, но и невербальные (несегментные) компоненты: иконический (изобразительный) компонент в статике (мемы, демотиваторы, фотографии, схемы, графики и т. п.) и динамике (анимации, видео и т. п.), акустический невербальный компонент (мелодии, звуки природы и пр.) и др.

Гетерогенность речевых следов правонарушений, посягающих на информационную (мировоззренческую) безопасность и совершаемых посредством вербальной коммуникации в цифровой среде, требует обратить особое внимание на феномены поликодовости и мультимодальности в криминогенной интернет-­коммуникации, разграничение которых важно для адекватной лингвистической и правовой квалификации продуктов речевой деятельности, основывающейся на установлении их содержательно-­смысловой направленности.

Смысловое содержание негомогенного (гетерогенного) продукта речевой деятельности, с одной стороны, не равно семантике вербальной составляющей, а с другой стороны, не сводится к сумме означаемых вербального и невербальных компонентов следа компьютерно-­опосредованной коммуникации; оно связано с возникновением целостного полисемиотического образа, порожденного взаимодействием семантики вербального и невербальных компонентов9.

Кроме того, психологи отмечают, что «цифровой образ жизни» современного подростка можно охарактеризовать как бесконтрольный, где ему предоставлена большая свобода, которую он ценит и оберегает. Оборотная сторона состоит в том, что он сам не придает большого значения различным значимым онлайн-­угрозам, а родители не только недооценивают риски, но нередко не замечают и случившихся негативных событий с ребенком — отчасти потому, что он не рассказывает о них. Пользователи — и взрослые, и дети сами увеличивают вероятность столкновения с рисками, безответственно подходя к соблюдению обычных правил безопасности. Так, например, только половина опрошенных подростков никому не давали пароли от своих аккаунтов в социальной сети или электронной почте. Каждый пятый делился паролями с близкими друзьями, каждый десятый — с родителями. Девочки немного больше склонны давать пароли от своих аккаунтов другим людям. С возрастом все меньше детей делятся паролями с родителями и все больше — с друзьями. Низкая осведомленность родителей об опасностях и угрозах, с которыми их дети сталкиваются в сети, не избавляет их от страха за подрастающее поколение — ювенойи, и более того — усиливает ее10.

Сегодня и в отечественной, и зарубежной науке все больше внимания уделяется проблеме онлайн-­рисков, возникающих в процессе деятельности и общения в Интернете.

По данным исследования Фонда Развития Интернет11 повседневное использование интернета существенно меняет социальные и культурные практики, в первую очередь, у наиболее активных пользователей цифровых технологий — подростков и молодежи. Интернет становится пространством не только возможностей, но и онлайн рисков деструктивного и аутодеструктивного поведения. Спектр проблем, с которыми дети и подростки имеют дело в Сети, довольно широк: от поломок программ и устройств до преследований и сексуальных домогательств12.

Возрастные и психологические особенности делают подростков и молодежь наиболее уязвимыми к онлайн-­рискам. Поэтому они требуют тщательного изучения, с целью своевременного информирования и предотвращения проявлений деструктивного поведения подростков и молодежи в интернете, разработки детальной классификации видов деструктивного воздествия на подростка со стороны различных онлайн-­сообществ криминального толка, выявления основных индикаторов вовлеченности подростка в онлайн сообщество деструктивной направленности или приверженности криминальной субкультуре, а также способов профилактики их проявления и распространения.

К информации, которая может причинить вред здоровью и развитию детей, относятся в том числе материалы:

— побуждающие детей к совершению действий, представляющих угрозу их жизни и/или здоровью, в том числе к самоубийству;

— способные вызвать у детей желание употребить наркотические средства, психотропные и/или одурманивающие вещества, табачные изделия, алкогольную и спиртосодержащую продукцию, пиво и напитки, изготавливаемые на его основе, принять участие в азартных играх, заниматься проституцией, бродяжничеством или попрошайничеством;

— содержащие информацию порнографического характера;

— отрицающие семейные ценности и формирующие неуважение к родителям и/или другим членам семьи;

— обосновывающие или оправдывающие допустимость насилия и/или жестокости либо побуждающие осуществлять насильственные действия по отношению к людям или животным;

— оправдывающие противоправное поведение;

— содержащие нецензурную брань13.

Необходимо отметить, что в 2022 г. Верховный Суд Российской Федерации удовлетворил иск Генеральной прокуратуры и признал движение «Колумбайн» террористическим, а значит, и запрещенным на территории России в любом виде.

В Генпрокуратуре это движение, теперь признанное террористическим, называют «широко развитой структурой», которая «координируется с использованием возможностей сети интернет». «Ее участники отрицают общепринятые моральные принципы и нравственные ценности, пропагандируют девиантное поведение, суицид и насилие как норму жизни и способ достижения своих целей», — сообщил представитель Генпрокуратуры журналистам14.

В социальных сетях создаются тематические группы т. н. «скулшутинга», осуществляется психологическая обработка по снятию у молодежи и подростков морального запрета на применение насилия и совершение убийств. Под воздействием насильственной идеологии «Колумбайна», а также массированной пропаганды «скулшутинга» его участниками совершаются резонансные преступления террористической и общеуголовной направленности15.

Кроме того, ранее, 17 августа 2020 г., Верховный Суд Российской Федерации запретил уголовную субкультуру АУЕ — признав ее экстремистской организацией16.

Как следует из сообщения Генеральной прокуратуры РФ, участники сообщества популяризуют уголовный образ жизни, выступают за призвание авторитетов уголовного мира и тюремных схем поведения в повседневной жизни. Данная организация является хорошо структурированной и управляемой организацией — молодежным движением экстремисткой направленности. Деятельность движения, основанная на криминально-­экстремистской идеологии, представляет реальную угрозу жизни и здоровью граждан, обществу и государству. Теперь сама причастность к этому движению и любая деятельность, связанная с АУЕ, будет расцениваться как экстремизм и подпадать под ст. 282.2 Уголовного кодекса Российской Федерации (Организация деятельности экстремистской организации)17.

Принятие мер прокурорского реагирования в рамках пресечения деятельности указанной организации особенно важно, поскольку развитие ее деятельности приняло небывалые масштабы, что проиллюстрировано статистическими данными в главе 3 настоящего исследования.

Угрозы информационно-­мировоззренческой безопасности ин­тер­нет-­коммуникации также реализуются в форме гетерогенного информационного продукта, к которому «прирастает» в качестве неотъемлемой части информация, закодированная несегментными (невербальными) кодами: фотоизображения, видео, мелодии, схемы, анимация, гиперссылки и т. д.

Сегодня основными угрозами безопасности коммуникации в информационной среде являются:

— популяризация суицидального поведения, селфхарма иного аутодеструктивного поведения;

— пропаганда культуры андеграунда, культа насилия и жестокости (в том числе тюремной культуры);

— пропаганда идей, разрушающих семейные ценности и традиционные виды семейных взаимоотношений;

— активизация антиконституционных настроений (в том числе через идеи сепаратизма, насильственного свержения власти и др.);

— распространение контента, связанного с популяризацией экстремистских идей (национализма, неофашизма, религиозного экстремизма т. п.), осуществление незаконной миссионерской деятельности;

— возбуждение ненависти и унижение по признакам социальной принадлежности.

Концепцию обеспечения информационно-­мирововоззренческой безопасности мы рассматриваем как фактор обеспечения социально-­политической стабильности, в основе которого лежит естественно-­правовой подход. Противодействие феноменам словесного экстремизма, кибербуллинга, диффамации, флейминга, фейкинга и другим рассматриваемым в исследовании информационным угрозам связано с риском ограничения права на свободу мысли, слова и самовыражения, поэтому должно рассматриваться во взаимосвязи и взаимообусловленности с правами иных лиц на равенство, свободу вероисповедания, защиту от дискриминации, защиту чести, достоинства и других фундаментальных прав человека и гражданина.

Глава 1. ИНФОРМАЦИОННО-­МИРОВОЗЗРЕНЧЕСКАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ В УСЛОВИЯХ НОВЫХ МЕДИА

§ 1.1. Понятия информационной, информационно-­мировоззренческой и медиабезопасности

В основе построения концепции обеспечения информационно-­мировоззренческой безопасности интернет-­коммуникации лежит антропологический поворот в правоведении и гуманитарных науках, в рамках которого на современном этапе развития общества пришло осознание информационных угроз человеческому сознанию и бытию, осознание необходимости поиска решения проблем негативного воздействия цифровой среды на мировоззрение человека, изменение его ценностных и эмоциональных оценок, волеизъявлений.

Антропологический подход, рассматривающий человека как высшую и абсолютную ценность, требует выстраивания сбалансированных и всесторонних правовых рамок для регламентации коммуникации в интернет-­среде в целях соблюдения баланса прав человека на свободу распространения и получения информации, свободу слова и плюрализм мнений, права на безопасную коммуникацию, с одной стороны, и защиту от злоупотребления этими правами, с другой стороны.

Процессы всеобщей цифровизации и глобализации обусловливают понимание интернета не как средства коммуникации, а как коммуникативной среды (интернет-­среды, шире — цифровой среды). Интернет-­среда мыслится уже не как дополнение к реальному бытию человека, а как вторая, параллельная — виртуальная — реальность, в которой принимаются и реализуются собственные решения, удовлетворяются потребности, создаются определенные продукты деятельности и процесс общения трансформируется в виртуальные коммуникации18.

В последнее время в обиход специалистов из разных областей научного знания вошел термин VUCA-мир19, метафорически передающий непреодолимую быстротечную изменчивость мира, неспособность человека «переваривать» и должным образом усваивать всю информацию, поступающую ему по разным коммуникационным каналам, непредсказуемость предстоящих изменений в условиях растущих по экспоненте темпов технического развития и, как следствие, неопределенность в завтрашнем дне, «расшатывание» скреп аксиосферы человека, увеличение потенции деструктивного информационного воздействия на его сознание. Примечательно, что стремительные, неподдающиеся контролю изменения во всех сферах жизнедеятельности общества, приводящие к «шоку будущего» («футурошоку»), еще в 1970-е гг. предсказывал с удивительной точностью Э. Тоффлер20.

Технический прогресс, сделавший интернет доступным массовому потребителю благодаря расширенной функциональности мобильных телефонов и разнообразных портативных гаджетов, превратил интернет-­коммуникацию в обыденное средство повседневного и повсеместного онлайн-­взаимодействия. Нейронные сети и речевые технологии, успехи машинного перевода сняли языковые барьеры, а скоростные каналы передачи изображения и звука позволили одновременно задействовать аудиовизуальный и вербальный способы обмена данными.

Глобальная телекоммуникационная сеть обладает феноменальным потенциалом не только для общения людей, независимо от языка, часового пояса и географического местонахождения, но и для эффективного воздействия как на каждого в отдельности пользователя, так и на широкие слои интернет-­аудитории. Демократичность и саморегулируемость интернет-­среды, неконтролируемость свободно циркулирующих информационных потоков, — все это провоцирует конфликты и противоречия, проявления нетерпимости и агрессии на самых разных уровнях социального взаимодействия21.

Уровень развития современных средств массовой коммуникации и специфика их воздействия на личность и общество доказывают, что массовое использование глобальных телекоммуникационных технологий расширили возможности внедрения новых, изощренных методов информационной и коммуникационной манипуляции общественным сознанием. Виртуальная реальность порождает новые культурные феномены, формирует общедоступную медиальную коммуникацию, создает иллюзорный мир безграничной свободы, вседозволенности и безнаказанности, дающий человеку возможность удовлетворения примитивных прихотей и желаний. Используя Интернет как средство влияния на установки, модели поведения личности и коллективное восприятие информации, можно достаточно эффективно манипулировать общественным мнением, направлять поведение людей в реальной действительности.

В последние годы в русскоязычном сегменте интернет-­медиа особой популярностью пользуются социальные сети «ВКонтакте», «TikTok», «Facebook», «Instagram»22, видеохостинг Youtube, мессенджер «Telegram», имиджборд «4chan» и др. Соглашаясь с политикой указанных ресурсов при регистрации аккаунта, пользователь обязуется не распространять вредоносный, деструктивный и криминогенный контент, может пожаловаться в службу поддержки или администратору сети на нежелательный или оскорбительный комментарий для его удаления или закрытия доступа к разжигающему рознь и вражду аккаунту. Тем не менее, как показывает статистика, градус агрессии в виртуальном мире постоянно растет, а посты и комментарии в социальных сетях и мессенджерах фигурируют в материалах уголовных и административных дел как доказательства экстремистской и иной противоправной деятельности.

Массированная бомбардировка информационными потоками сознания и подсознания постоянных обитателей интернет-­среды, в основном молодого поколения, как показывают социологические исследования, не помогает, а затрудняет процессы познания человека, снижает критичность восприятия информации, порождает интеллектуальное иждивенчество, примитивизм и леность в поиске и отборе достоверной информации и проверенных знаний.

[Интернет сегодня вынуждает] познавать окружающую действительность и формировать собственные социальные позиции, социальное поведение, социально-­психологическую адаптацию к реальности на основе самых разнообразных, при этом многочисленных сомнительных и откровенно негативных контентов. У индивидуума возникает психологическое притяжение и психологическая зависимость [от Интернета], моделирующая его общественный статус и оценки окружающей действительности, и определение себя в этой самой действительности. Появляются так называемые клиповое мышление и кликовое мышление, характеризующиеся снижением способности к аналитическому восприятию мира, упрощенчеством и примитивизмом. И это все на фоне все заметней культивируемой интернет-­средой агрессивной потребности самовыражения23.

Деперсонализация автора контента, ношение «виртуальной маски», конструирование репрезентации ботом сетевых виртуалов способствуют правовому нигилизму и удовлетворению низменных потребностей человека посредством унижения других для собственного самоутверждения, упрощают появление пропагандистского дискурса, который способен «промывать мозги», отуплять, оглуплять, провоцировать девиантность и деликвентность поведения, насилие и криминальные поступки в реальном, а не виртуальном мире.

Посредством интернет-­общения адепты радикально-­агрессивных взглядов и течений навязывают асоциальную модель поведения, индуцируют деструктивное мировоззрение у дегенеративных и аморальных представителей общества, аудитория нацеливается на дестабилизацию государства. В информационном обществе социальная напряженность все более проявляется в языке, посредством которого пользователи интернета обмениваются информацией, делятся своими эмоциями и переживаниями, выражают свое отношение к положению вещей, событиям и друг к другу. Употребление языка вражды (шире — дискурса вражды) в социальных сетях становится трендом, отражающим особенности повседневного бытия24.

В Доктрине информационной безопасности Российской Федерации25 (далее — Доктрина) указывается, что «различные террористические и экстремистские организации широко используют механизмы информационного воздействия на индивидуальное, групповое и общественное сознание в целях нагнетания межнациональной и социальной напряженности, разжигания этнической и религиозной ненависти либо вражды, пропаганды экстремистской идеологии, а также привлечения к террористической деятельности новых сторонников» (п. 13).

Пример активного использования интернет-­медиа для формирования сети масштабного психологического воздействия и вербовки — ИГИЛ, международная исламистская террористическая организация (запрещенная на территории Российской Федерации), в структуре которой содержится крупный медиахолдинг, который производит различную мультимедийную продукцию: агитационные ролики, аудиозаписи проповедей, видеофильмы, журналы, постеры и т. д. Для распространения этой продукции используются сайты, аккаунты в наиболее популярных соцсетях, групповые чаты и каналы в мессенджерах26.

Еще одна растущая угроза в условиях информационной (гибридной) вой­ны — это фейковизация, в т. ч. распространение фейк-ньюс. В Доктрине еще в 2016 г. отмечалась «тенденция к увеличению в зарубежных средствах массовой информации объема материалов, содержащих предвзятую оценку государственной политики Российской Федерации» (п. 12), однако сегодня «генераторы фейков» используют все более изощренные методы и приемы информационно-­психологического воздействия, а также стремительно развивающиеся информационные технологии, в т. ч. нейросети для создания дипфейков (измененных при помощи специального программного обеспечения и нейросетей аудио- и видеоматериалы), синтез речи по тексту, спуфинг (подмена голоса настоящего человека синтезированным)27.

Американский ученый и политолог Т. Николс в своей книге «Смерть экспертизы: как интернет убивает научные знания» отмечает:

«Самой очевидной проблемой является то, что свободное право размещать там (в Интернете. — Прим. В.Н.) все, что угодно, позволяет заполнять публичное пространство некачественной информацией и незрелыми мыслями. На просторах Интернета пышным цветом цветет миллиард цветов, но большинство из них дурно пахнут — от ленивых идей случайных блогеров и конспирологических теорий разных сумасбродов до продуманных кампаний по дезинформации населения, проводимых как отдельными группами лиц, так и целыми правительствами»28.

Рост фейков особенно заметен с 2020 г. в дискурсе распространения пандемии коронавируса и специальной военной операции на юго-востоке Украины, что привело к введению в законодательство новых «фейкинговых» составов «речевых» преступлений и правонарушений (например, ч. 10.1, 10.2 ст. 13.15 КоАП РФ, ст. 207.1, 207.2 УК РФ, ст. 20.3.3, 13.48 КоАП РФ)29. Наблюдается активное распространение фейков, направленных на дискредитацию российских компаний, органов государственной власти, отдельных граждан и(или) всех граждан России, на дискредитацию России в целом как субъекта международных отношений, на формирование враждебного образа нашей страны и т. д. Стратегией национальной безопасности Российской Федерации30 предусмотрено, что «все более актуальной становится проблема морального лидерства и создания привлекательной идейной основы будущего мироустройства. На фоне кризиса западной либеральной модели рядом государств предпринимаются попытки целенаправленного размывания традиционных ценностей, искажения мировой истории, пересмотра взглядов на роль и место России в ней, реабилитации фашизма, разжигания межнациональных и межконфессиональных конфликтов…» (п. 19). Проводятся информационные кампании, направленные на формирование враждебного образа России.

В п. 52 данного акта также указывается, что «в целях дестабилизации общественно-­политической ситуации в Российской Федерации распространяется недостоверная информация, в том числе заведомо ложные сообщения об угрозе совершения террористических актов. В информационно-­телекоммуникационной сети «Интернет» (далее — сеть «Интернет») размещаются материалы террористических и экстремистских организаций, призывы к массовым беспорядкам, осуществлению экстремистской деятельности, участию в массовых (публичных) мероприятиях, проводимых с нарушением установленного порядка, совершению самоубийства, осуществляется пропаганда криминального образа жизни, потребления наркотических средств и психотропных веществ, размещается иная противоправная информация. Основным объектом такого деструктивного воздействия является молодежь».

Спектр «иной противоправной информации» и особенно иной деструктивной информации, находящейся сегодня «в серой зоне» правового регулирования, крайне широк, как можно убедиться из следующих параграфов данной монографии.

В сегодняшней новой реальности остается все меньше сторонников идеи интернета как пространства абсолютной свободы и вседозволенности: цифровая трансформация постигает все виды жизнедеятельности, виртуальный мир становится частью реального, стирается граница между ними, поэтому идея «электронной демократии» кажется уже не призрачной, а недостижимой. К. Санстейн еще в 2001 г. указывал, что эффект эхокамеры делает киберпространство трудно совместимым с демократическим коммуникативным порядком31. Таким образом, информационные отношения, складывающиеся в киберреальности, подлежат четкой правовой регламентации, учитывающей их природу, неэквивалентность отношениям «реальным». Анализ зарубежного законодательства демонстрирует, что большинство демократических государств идут по пути ужесточения (введения) юридической ответственности за деструктивное речевое поведение в сети, ограничивая, таким образом, свободу слова в целях защиты иных благ32. Трагические события 2019 г. в Калифорнии (США), Техасе (США), Крайстчерче (Новая Зеландия), Огайо (США) и т. д. вынудили руководство США и Новой Зеландии выступить с призывами к принятию решительных мер по ограничению свободы интернета в целях ограничения распространения пропаганды экстремизма и иных форм насилия33.

Угрозы цифровой информационной среды посягают на такие права человека, как право на честь, достоинство, доброе имя, деловую репутацию; право на доступ к информации, на использование информации в интересах осуществления не запрещенной законом деятельности, физического, духовного и интеллектуального развития; право на ознакомление с необходимыми для жизнедеятельности человека сведениями; право на жизнь; право на свободу и личную неприкосновенность; право на неприкосновенность частной жизни; право на свободу совести и т. д. С другой стороны, обеспечение указанных прав должно быть в балансе с обеспечением свободы мысли и слова, свободы информации, права на свободу и личную неприкосновенность иных лиц34.

Стратегией национальной безопасности российской Федерации35 развитие безопасного информационного пространства, защита российского общества от деструктивного информационно-­психологического воздействия определены в числе национальных интересов государства.

В Доктрине информационной безопасности Российской Федерации36 (далее — Доктрина) среди национальных интересов Российской Федерации в информационной сфере указаны в том числе следующие (п. 8):

— обеспечение и защита конституционных прав и свобод человека и гражданина в части, касающейся получения и использования информации, неприкосновенности частной жизни при использовании информационных технологий, обеспечение информационной поддержки демократических институтов, механизмов взаимодействия государства и гражданского общества, а также применение информационных технологий в интересах сохранения культурных, исторических и духовно-­нравственных ценностей многонационального народа Российской Федерации;

— доведение до российской и международной общественности достоверной информации о государственной политике Российской Федерации и ее официальной позиции по социально значимым событиям в стране и мире, применение информационных технологий в целях обеспечения национальной безопасности Российской Федерации в области культуры;

— содействие формированию системы международной информационной безопасности, направленной на противодействие угрозам использования информационных технологий в целях нарушения стратегической стабильности, на укрепление равноправного стратегического партнерства в области информационной безопасности, а также на защиту суверенитета Российской Федерации в информационном пространстве.

Реализация национальных интересов в информационной сфере направлена на формирование безопасной среды оборота достоверной информации и устойчивой к различным видам воздействия информационной инфраструктуры в целях обеспечения конституционных прав и свобод человека и гражданина, стабильного социаль­но-­экономического развития страны, а также национальной безопасности Российской Федерации.

Расширение областей применения информационных технологий, являясь фактором развития экономики и совершенствования функционирования общественных и государственных институтов, одновременно порождает новые информационные угрозы.

Расширяются масштабы использования специальными службами отдельных государств средств оказания информационно-­психо­логического воздействия, направленного на дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в различных регионах мира и приводящего к подрыву суверенитета и нарушению территориальной целостности других государств. В эту деятельность вовлекаются религиозные, этнические, правозащитные и иные организации, а также отдельные группы граждан, при этом широко используются возможности информационных технологий.

Отмечается тенденция к увеличению в зарубежных средствах массовой информации объема материалов, содержащих предвзятую оценку государственной политики Российской Федерации. Российские средства массовой информации зачастую подвергаются за рубежом откровенной дискриминации, российским журналистам создаются препятствия для осуществления их профессиональной деятельности.

Различные террористические и экстремистские организации широко используют механизмы информационного воздействия на индивидуальное, групповое и общественное сознание в целях нагнетания межнациональной и социальной напряженности, разжигания этнической и религиозной ненависти либо вражды, пропаганды экстремистской идеологии, а также привлечения к террористической деятельности новых сторонников. Такими организациями в противоправных целях активно создаются средства деструктивного воздействия на объекты критической информационной инфраструктуры.

Как указано в Доктрине (п. 12), «расширяются масштабы использования специальными службами отдельных государств средств оказания информационно-­психоло­гического воздействия, направленного на дестабилизацию внутриполитической и социальной ситуации в различных регионах мира и приводящего к подрыву суверенитета и нарушению территориальной целостности других государств. В эту деятельность вовлекаются религиозные, этнические, правозащитные и иные организации, а также отдельные группы граждан, при этом широко используются возможности информационных технологий».

Информационная среда, сегодня — прежде всего, интернет-­среда, включая социальные сети и информационные каналы в интернет-­мессенджерах, а также СМИ, являются важнейшими приоритетами в работе над обеспечением информационно-­мировоззренческой безопасности населения, его защиты от разрушающего воздействия деструктивной и криминогенной информации.

Ограничение доступа к сайтам (страницам сайтов) в сети Интернет, содержащим информацию, распространение которой в Российской Федерации запрещено, отнесено Минцифры России к Перечню федеральных мероприятий, направленных на обеспечение информационной безопасности детей, производство информационной продукции для детей и оборот информационной продукции, на 2022–2027 годы37.

Любая информационная среда в силу своей природы способна искажать мировоззренческие взгляды как отдельных социальных групп, так и целых народов, а также побуждать к тому или иному поведению, воздействуя психологически. Информация сегодня способна дестабилизировать и отдельную личность, и население целого государства, поскольку личность человека определяется, в том числе, его информационным окружением.

Информация, оказывающая деструктивное воздействие на человека, являет собой сведения, оборот которых наносит или провоцирует нанесение вреда здоровью их потребителя, в том числе оказывает воздействие на психику с целью принятия им решений или совершения действий вне зависимости либо вопреки его действительному желанию.

В современных реалиях информационно-­психологическое воздействие на население государства может быть направлено на дестабилизацию внутриполитической и социокультурной ситуации в стране, подрыв государственного суверенитета и нарушение территориальной целостности Российской Федерации. Также разрушающее информационное воздействие может оказываться на молодое население в целях размывания традиционных для страны духовно-­нравственных ценностей.

Информационно-­психологическое воздействие может оказываться на индивидуальное, групповое и общественное сознание в целях нагнетания межнациональной и социальной напряженности, разжигания этнической и религиозной ненависти либо вражды, пропаганды экстремистской идеологии, а также привлечения к террористической деятельности новых сторонников.

Таким образом, всеобъемлющая глобализация и информатизация общества посредством повсеместного внедрения цифровых технологий формируют новые вызовы перед институтом личной безопасности. Понятие личной безопасности в цифровом информационном обществе расширяется и охватывает теперь не только физическую неприкосновенность, но и состояние защищенности от противоправных вербальных посягательств (деструктивной информации), создание условий для развития личности в цифровой среде38.

Таким образом, следует детально рассмотреть понятие информационной безопасности личности, при этом следует учитывать, что, как верно отмечает Т. А. Полякова, любая дефиниция данного феномена требует сбалансированного подхода, учитывающего публичные, общественные и личные интересы на паритетных началах39.

А. А. Чеботарева определяет информационную безопасность личности как состояние защищенности, которое обуславливается минимизацией для личности в глобальном информационном обществе рисков в виде внутренних и внешних вызовов и угроз в информационной сфере, способностью противостоять им на основе культуры информационной безопасности, а также формированием государственной политики, направленной на создание условий для реализации информационных прав и свобод при условии обеспечения информационной безопасности40.

В Доктрине информационной безопасности Российской Федерации41 под информационной безопасностью Российской Федерации понимается «состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних информационных угроз, при котором обеспечиваются реализация конституционных прав и свобод человека и гражданина, достойные качество и уровень жизни граждан, суверенитет, территориальная целостность и устойчивое социально-­экономическое развитие Российской Федерации, оборона и безопасность государства».

В Стратегии развития информационного общества в Российской Федерации на 2017–2030 годы (далее — Стратегия)42 в п. 21 среди национальных интересов, которым должна способствовать указанная концепция, указаны в том числе развитие человеческого потенциала; обеспечение безопасности граждан; развитие свободного, устойчивого и безопасного взаимодействия граждан и организаций, органов государственной власти и т. д. Среди приоритетов в обеспечении указанных национальных интересов первостепенное значение отдается формированию «информационного пространства с учетом потребностей граждан и общества в получении качественных и достоверных сведений» (п. 22). Сами цели формирования информационного пространства знаний в Стратегии определены как «обеспечение прав граждан на объективную, достоверную, безопасную информацию и создание условий для удовлетворения их потребностей в постоянном развитии, получении качественных и достоверных сведений, новых компетенций, расширении кругозора» (п. 24).

Таким образом, информационная безопасность личности является неотъемлемой частью информационной безопасности Российской Федерации и может рассматриваться в двух аспектах: как безопасность самой информации (персональных данных, личной и семейной тайны и т. д.) и как защита от (деструктивной) информации. Информационно-­мировоззренческая безопасность не сводима ни к одному из этих аспектов: она охватывает, прежде всего, второй аспект, т. к. предполагает защиту от информации, деструктивно влияющей на аксиосферу (мировоззрение) личности, его психологическое и психическое состояние43, но также частично пересекается и с первым аспектом, т. к. распространение, например, сведений, составляющих личную или семейную тайну, может служить поводом для травли (буллинга) лица и даже доведения его до самоубийства. Кроме того, можно выделить и третий аспект информационной безопасности, охватывающий свободу человека в информационном пространстве — право получать и распространять информацию, не нарушая права иных лиц.

Информационно-­мировоззренческая безопасность предполагает защиту от манипулирования сознанием личности, насаждения симулякров и формирования, соответственно, псевдореальности, картины мира с искаженными или подмененными ценностями, установками и т. д., где во главу угла ставится культ агрессии к окружающим (собственно агрессивный дискурс) или к себе самому (депрессивно-­аутодеструктивный дискурс).

Применительно к средствам массовой коммуникации манипуляция означает действия, направленные на программирование мнений, устремлений, целей и психических состояний масс с целью контроля над населением и его управляемостью. Манипуляцию можно рассматривать как систему информационно-­психологического воздействия, ориентированного на насаждение иллюзорного мировосприятия. Данная форма скрытого воздействия на сознание связана с отсутствием свободного волеизъявления индивида и способности принятия им собственных решений. Конечная цель манипулятора — сформировать специфическое отношение к объекту как к средству для достижения собственных целей; ввести адресата в заблуждение относительно характера подаваемой ему информации и т. д.

Таким образом, под информационно-­мировоззренческой безопасностью нами понимается состояние защищенности личности, при котором отсутствует контентные и коммуникационные риски, связанные с причинением информацией вреда ее здоровью и (или) физическому, психическому, духовному, нравственному развитию. Иными словами, это состояние защищенности участников медиасреды от информации, негативно влияющей на их индивидуальное сознание, образные представления о мире и месте в нем человека, основные жизненные позиции людей, их убеждения, идеалы, принципы познания и деятельности, ценностные ориентации, создающие угрозу традиционным российским духовно-­нравственным ценностям.

Отметим, что в рамах данного исследования мы позволяем себе использовать понятия «информационно-­мировоззренческая безопасности личности» и «информационно-­мировоззренческая безопасность коммуникации» как синонимичные, основываясь на приеме метонимии: коммуникация выступает замещающим словом и обозначает процесс, в который вовлечена личность, чью безопасность необходимо обеспечить.

В качестве неотъемлемых компонент личной безопасности традиционно принято выделять такие абсолютные блага, как жизнь, здоровье и физическая свобода. Еще в XVIII в. В. Блэкстон писал:

«Сохранение здоровья и чести самая важнейшая вещь для людей, и они защищаются законами, потому что без них невозможно пользоваться другими благами»44.

Эти блага подлежат защите не только в мире реальном (физическом), но и в киберпространстве. Жизнь и здоровье оказываются под угрозой ввиду массированного форсинга в цифровой среде идей безмотивного насилия, сатанизма, массовых убийств и самоубийств, иного аутодеструктивного поведения (селфхарма и пр.) и т. д., т. е. «прокаченные» такими идеями веб-пользователи готовы к реализации насилия в отношении себя или других в мире реальном — физическом. Кроме того, нельзя не учитывать, что массированное распространение такой деструктивной пропаганды влияет на психическое здоровье веб-пользователей. Такое социальное благо, как честь, наряду с достоинством, добрым именем, деловой репутацией, в условиях свободы и относительной анонимности веб-коммуникации повсеместно умаляется: диффамация, оскорбления, клевета, буллинг, аутинг и прочие феномены стали неотъемлемыми атрибутами современной веб-коммуникации.

Понятие «медиабезопасность» выступает по отношению к понятию «информационно-­мировоззренческая безопасность» более широким, т. к., во-первых, охватывает в том числе информационные угрозы, не направленные на деструкцию мировоззрения человека, но нарушающие его права посредством распространения в медиа конфликтогенной и криминогенной информации (в т. ч. посягающей на его доброе имя, честь, достоинство, деловую репутацию ввиду дискредитирующеего, диффамационного, клеветнического характера информации)45; во-вторых, медиабезопасность — состояние, которое необходимо обеспечить не только в отношении физических, но и в отношении юридических лиц.

Например, в инфополе высокотехнологичных проектов могут совершаться следующие речевые действия, образующие объективную сторону правонарушений (преступлений):

— диффамация (диффамационные речевые действия):

1) гражданско-­правовая диффамация: распространение не соответствующих действительности порочащих честь, достоинство или деловую репутацию сведений (ст. 152 ГК РФ)

2) уголовно-­правовая диффамация: клевета (ст. 128.1 УК РФ), оскорбление представителя власти (ст. 319 УК РФ);

3) административно-­правовая диффамация: оскорбление (ст. 5.61 КоАП РФ);

— фейкинг (фейкинговые речевые акты): злоупотребление свободой массовой информации (ст. 13.15 КоАП РФ)

— словесный экстремизм (экстремистские речевые действия): угроза совершения террористического акта (ст. 205 УК РФ), заведомо ложное сообщение об акте терроризма (ст. 207 УК РФ).

Стоит отметить, что диффамационные и фейкинговые речевые действия в качестве предмета речи (тематики высказывания) могут иметь не только сами проекты или объекты их инфраструктуры, но и организации, участвующие в реализации данных проектов, их сотрудников и привлекаемых ученых. В таких случаях происходит метонимическая46 медиатрансформация — из-за информационных атак, посягающих на честь, достоинство и/или деловую репутацию отдельного физического лица или деловую репутацию юридического лица страдает имидж проекта, в реализацию которого вовлечены данные лица. В рамках такой же метонимической медиатрансформации происходит и «переадресация» репутационного вреда юридическому лицу от его сотрудника47.

Можно выделить три уровня медиабезопасности:

— личностный (безопасность личности): защита от диффамационных (включая дискредитационных, клеветническиз и пр.), дискриминационных, оскорбительных, ксенофобских, и пр. информационных атак; защита от деструктивной пропагнды, воздействующей на мировоззрение личности (экстремистско-­террористическая идеология, идеология безмотивного насилия, пропаганда употребления психоактивных вещаств, романтизация наркоторговли, пропаганда иного аутодеструктивного поведения и т. п.);

— на уровне организации гражданского общества: обеспечение социального согласия, преодоление конфронтации в обществе, духовное обновление и упрочение демократии, предотвращение конфликтов на почве национальной, расовой, религиозной и т. п. ненавсити и вражды, обеспечение граждан и институтов гражданского общества достоверной информацией (противодействие фейкам) и т. п.;

— на государственном уровне: обеспечение социально-­поли­ти­ческой стабильности страны; обеспечение суверенитета и территориальной целостности и т. п.

Информационные атаки фейкингового и диффамационного характера могут усиливаться астротурфингом («пятая колонна интернета»), т. е. использованием современного программного обеспечения или оплачиваемых пользователей для организации информационных онлайн-­кампаний по распространению ангажированной недостоверной информации и искусственного управления общественным мнением.

§ 1.2. Механизмы WEB 2.0, обусловливающие угрозы информационно-­мировоззренческой безопасности

«Интернет — благо и зло одновременно, источник информации, зараженный интеллектуальным вредительством».

Т. Николс48

Понятие «новые медиа» стало использоваться, чтобы отличать традиционные СМИ (пресса, радио, ТВ) от блогов, интернет-­СМИ, социальных сетей и иных цифровых медиаплощадок. Синонимами термина «новые медиа» часто выступают «интернет-­медиа», «онлайн-­медиа», «сетевые медиа», «мультимедийные СМИ», «конвергентные СМИ»49.

Цифровая среда (прежде всего, интернет-­коммуникация) — благоприятная среда для реализации криминогенной речевой агрессии и массированного, вирусоподобного распространения радикально-­пропагандистской, диффамационной, дискредитационной, фейковой и иной деструктивной информации.

Интернет на современном этапе развития общества и информационных технологий является не только основным средством распространения информации, но и своего рода «субъектом», определяющим новые направления и формы управления общественным сознанием. К сожалению, мониторинг социальных сетей и иных интернет-­медиа, а также анализ правоприменительной практики демонстрирует наличие в киберпространстве разветвленной сети деструктивных сообществ аутодеструктивной и агрессивной направленности.

Киберпространство, по мнению канадского профессора У. Маккея, можно сравнить с большой неконтролируемой общественной игровой площадкой, где недобросовестные участники могут преследовать, запугивать и порочить других, вызывая эмоциональный и психологический стресс с относительной безнаказанностью50. Согласно меткому замечанию Ф. Н. Гурова, «в информационную эру индивид становится объектом манипулирования с целью обеспечить «заказчику» необходимое поведение пользователей»51.

Ключевыми характеристиками современной интернет-­комму­ника­ции выступают ее опосредованность, дистантность, интерактивность, доступность, глобальный межкультурный характер, относительная анонимность, отсутствие статусной иерархии, широкие возможности для конструирования личностной и социальной идентичности, многомерность, картинность, размывание норм поведения и морали, стремление к ненормативному поведению, сжатость (компрессированность), фатичность и креативность, диалогичность, добровольность и желательность контактов, маргинализация и карнавализация коммуникационных процессов, мультимедийность, интерактивность, полимодальность и поликодовость, гипертекстуальность52.

По мнению И. Н. Розиной, компьютерно-­опосредованная коммуникация — это коммуникативный процесс, протекающий в открытой электронной социальной среде, чаще всего посредством вербальных средств коммуникации (текстов, графики, аудио-, видеофайлов и изображения), инициирующий формирование Интернет-­сообществ и особую форму самопрезентации53.

Интернет-­пространство — благоприятная среда для быстротечного, вирусоподобного распространения деструктивной информации, виральность54 которой является основным критерием истинности данной информации для пользователей. Информационные атаки в интернет-­медиа преобразуют тоннель виртуальной реальности пользователя, «подсовывая» ему (на основе алгоритмизированного анализа его поведения в Сети, в том числе истории посещений веб-страниц, поисковых запросов и т. д.) тот контент, который «зацепит» его внимание (в том числе на основе анализа ключевых слов)55.

Во многом этому способствует повсеместное распространение следующих механизмов «Веб 2.0»: сетевая экстерналия как «эффект, оказываемый каждым участником сети на изменение ценности всей системы»56; пользовательский контент (UGC, user-generated content) — контент, «создаваемый пользователями продукта или сервиса и размещаемый в открытом доступе (социальные сети, онлайн-­платформы и т. п.)»57. Если ранее основным средством воздействия на сознание население были СМИ (для которых предусмотрена процедура регистрации, соответствующая организационная структура и т. д.), то сегодня над сознанием населения (а 85% населения России являются пользователями интернета58) властвуют средства массовой коммуникации, охватывающие как традиционные СМИ (в т. ч. и интернет-­издания), так и новые медиа (социальные медиа, интернет-­медиа), в которых каждый пользователь является генератором контента. Феномен пользовательского контента тесно связан со свой­ством виральности контента цифровой среды: сам факт широкого распространения тех или иных сведений служит для интернет-­пользователей критерием истинности данных сведений (эра «пост-правды»).

Указанные механизмы, в совокупности с использованием алгоритмов обработки больших данных (Big Data) каузируют информационный «веб-детерминизм» («пузыри фильтров»: прошлые клики пользователя определяют его будущие клики), т. е. обеспечивают формирование «информационного пузыря» интернет-­пользователя: в его модифицированный «тоннель» виртуальной реальности59 попадают только те информационные потоки, которые соответствуют проявленному пользователем ранее интересу и не дают альтернативных оценок и мнений, что создает благодатную почву для реализации пропагандистских кампаний.

Особую общественную опасность криминогенные информационные атаки приобретают в связи с тем, что «модифицированный» тоннель реальности (представляющий собой узкий спектр представлений о реальной действительности (совокупность сведений, оценок и мнений) внутри алгоритмически сформированной виртуальной реальности) и дополненный такого рода мировоззренчески вредоносной информацией, «наделяет» свой­ством виральности данную криминогенную информацию, т. е. она начинает распространяться в Сети уже самостоятельно, силами пользователей-­обывателей, вирусоподобно вовлекая новых «адептов». В условиях информационного «интернет-­детерминизма», когда прошлые клики пользователя определяют его будущие клики, пользователь фактически ограничен представляемой ему на основе алгоритмов в рамках тоннеля реальности информацией, не видит альтернативного анализа ситуаций и мнений, что создает благоприятные условия для детерминации его картины мира и радикализации сознания60.

Интернет стал глобальной коммуникационной площадкой, давшей толчок развитию сетевого феномена эхокамер61: интернет-­поль­зо­ватели, независимо от своей территориальной принадлежности, объединяются в виртуальные сообщества, общаются и еще больше укрепляются в своих мировоззренческих установках, а все, что не согласуется с аксиосферой данных сообществ, игнорируется без ­какой-либо критики, т. е. запускается механизм так называемой «групповой поляризации», о которой писал К. Санстейн62.

Т. Николс в вышеупомянутой книге «Смерть экспертизы: как интернет убивает научные знания» пишет:

«У каждого из нас есть врожденная и естественная склонность искать подтверждение тому, во что мы уже верим. На самом деле наш мозг запрограммирован подобным образом, поэтому мы спорим даже тогда, когда не следует этого делать. И если мы чувствуем некую социальную или личную угрозу, то будем спорить до посинения. (Возможно, в век Интернета фразу следовало бы изменить — «до онемения пальцев».)»63

Всеобщая цифровизация, глобализация информационных потоков и общественных отношений в целом тесно связаны с феноменом «сетевизации» общества, под которой понимается процесс развития системы глобальных горизонтальных связей на основе интернет-­практик, которые позволяют людям общаться друг с другом, не прибегая к традиционным каналам, созданным общественными институтами для социализации64.

Сетевизация общества (причем в мировом масштабе), выше­описанные феномены эхокамер, групповой поляризации и т. д. ведут к выстраиванию в интернет-­пространстве «идеологических сетей» — сетевых сообществ, объединяющих людей вокруг определенных идеологем, причем людей независимо от их местонахождения.

Такие сообщества создаются не только в форме организаций, имеющих единое руководство, четкую иерархию управления, распределение функциональных обязанностей членов организаций (например, среди радикальных организаций — М.К.У. и большинство экстремистских и террористических организаций), но и в форме движений, не имеющих института членства, четкой иерархии управления и т. д., но объединяющих физических лиц и их группы (ячейки движений) общей идеологией и дающих своим последователям и (или) руководителям ячеек «инструкции» по претворению их взглядов в жизнь как в мире физическом (например, по проведению «акций прямого действия»), так и в интернет-­среде (по вовлечению новых «адептов», ведению медиаресурсов, использованию средств деанонимизации и т. д.). При этом ячейки движения действуют автономно, в случае отсутствия директив от руководства движения продолжают деятельность в соответствии с целями движения и т. д. Часть сетевых движений являются вовсе децентрализованными, не имеют высшего руководства (кроме квазируководства в лице администраторов интернет-­сообществ / чатов / каналов), такие движения синонимичны понятию субкультур.

Однако последнее не говорит о том, что децентрализованные интернет-­движения существуют сами по себе как некие фан-сообщества: напротив, анализ характера распространения в социальных сетях контента, пропагандирующего деструктивные субкультуры, позволяет сделать вывод о том, что данная деятельность системно организована, осуществляется с привлечением профессионалов в области психологии, медиакоммуникаций и т. п., крайне трудозатратна (создание и распространение медиаконтента, администрирование чатов, каналов, пабликов (как показал мониторинг, 1 аккаунт администрирует в среднем 5–7 деструктивных сообществ) и т. д.), а значит, и финансируема извне или коммерчески рентабельна (часть сообществ реализует собственные линейки продукции, а, например, в субкультуре «АУЕ»65 (см. подробнее § 4.1.5) с ее последователей собираются денежные средства в «общак»). К числу деструктивных децентрализованных сетевых движений также относятся, например, субкультуры футбольных хулиганов, оффников, «Колумбайн» (Скулшутинг)66 (см. подробнее § 4.1.3) и др.

Последняя субкультура, как и ряд других террористических (особенно радикально-­исламистких) организаций, фактически используют технологию «ингамаси». «Ингамаси» — это один человек или небольшая группа террористов, действующих автономно, самостоятельно выбирая время, место и орудия уничтожения. Главный принцип технологии «ингамаси» — через сетевую модерацию в любой нужной географической точке можно выявить психически «соответствующего» индивида и подготовить его для совершения теракта: помочь выбрать цель, подобрать доступное для него оружие, определить место и время для совершения преступления. «Помогают» в созревании боевика-­ингамаси и выборе средств «доброжелательные собеседники» по социальным сетям. Первичный отбор боевиков-­ингамаси ведется по месту, роли, степени и направленности уже имеющейся радикализации. После уточнения психологического профиля начинается «прокачка» — индивидуальная подготовка лица к действию, либо приуроченному к обозначенной «символической» дате, либо выступающему как ввод в общее поле насыщающего террора в стране-­мишени67.

Радикализация мировоззрения интернет-­пользователей осуществляется посредством формирования в интернет-­коммуникации симулякров — псевдообразов явлений действительности.

Симулякр с точки зрения семиотики — «самореференциальный знак (образ несуществующей действительности), подменяющий символ, который олицетворяет слово, и его конвенциональные значения»68.

Симулякры активно используются в манипулятивных стратегиях, оказывая психологическое воздействие на реципиентов, целенаправленно замещая реальность ложными установками и символами, и тем самым становясь «мощнейшим орудием манипулирования»69 сознанием интернет-­пользователей. Тактический прием «симулякр» особенно распространен в таких формах деструктивного информационного воздействия в интернет-­среде, как фейкинг и пропаганда экстремистско-­террористической идеологии.

С одной стороны, симулякры реализуют деструктивную функцию, разрушая сложившиеся мировоззренческие установки реципиента, подменяя и разрушая его реальность. С другой стороны, симулякры осуществляют конструирующую функцию, создавая новую реальность (киберреальность, гиперреальность, виртуальную реальность), конструируя новую, «правильную» аксиосферу реципиентов или насаждая негативные эмоции и сея панику.

Как утверждает В. И. Демченко, «реальность под воздействием тотальной симуляции превращается в гиперреальность. В этих обстоятельствах симулякр обладает деструктивными функциями по отношению к традиционной культуре, но его конструирующие функции проявляются в формировании гиперреального как реального без истока и без реальности»70.

Использование симулякров в информационной вой­не — прием достижения лжеинформирования, а информационная вой­на — «не просто «искажение информации и представление реальных фактов в искаженном виде», а «производство “альтернативной реальности”»71, «“трансформационный перевод” одной картины мира в другую»72.

Относительная анонимность интернет-­коммуникации способствует тому, что делинквенты73 не до конца осознают степень общественной опасности своего речевого поведения, степень наносимого реципиенту вреда, а даже если и осознают, считают себя находящимися вне поля юридической ответственности за указанные деяния. Такое явление получило название «феномен социального растормаживания (disinhibition)»74, когда «люди говорят и делают вещи, которые бы не стали говорить и делать под своим именем, позволяют себе гораздо больше, чем привыкли в обычной жизни, где они несут ответственность за свои поступки и высказывания»75. По меткому утверждению Л. Н. Синельниковой, «все табуированное в общественной этике переносится в интернет-­просторы… То, чего нельзя, неприлично делать в реальной жизни, — можно в виртуальной коммуникации»76.

Использование коммуникаторов и мессенджеров для организации межличностного, группового и массового сетевого общения позволило бизнесу, науке, образованию, государственным структурам и даже органам отправления правосудия переместиться в онлайн-­среду. Интернет в медиапространстве уже не просто конкурирует с традиционными печатными и электронными СМИ по объемам и скорости передачи информации, но во многом их превосходит. Программные боты (чат-боты), применяющие модель публичной обратной связи по принципу «многие — многим» посредством имитации дискуссии в чатах при помощи искусственного интеллекта, массово используются как для коммерческого продвижения товаров и услуг, так и в пропагандистских и политических целях для формирования общественного мнения не сверху, а снизу77. Значимым фактором информационного воздействия и организации политического пространства на медиаресурсах, в социальных сетях и блогосфере стало использование людей-­ботов, или так называемых фабрик ботов, в числе которых исследователи называют российские «фабрики троллей», китайские «водную армию Интернета» и «50-центовую армию», израильские «секретные подразделения» (covert units), информационные вой­ска Украины, британскую Объединенную разведывательную группу исследования угроз, американские организации «Центр стратегии контртеррористических коммуникаций» и «Операция “усиленный голос”» и др.78

«Если в виртуальном пространстве “значимая” информация делегитимировалась огромным количеством “незначимой” (великие нарративы vs. локальные нарративы и т. п.), то неовиртуальное пространство убивает информацию посредством ее растворения в организованной, аргументированной дезинформации, в массовой мистификации сущего»79.

Для обозначения связи информационного вброса и последующих социальных изменений появился метафорический термин «медиаволна», под которой понимается возбуждение общественной среды80, и которая «имеет свою частоту (упоминания, распространения, количество источников информации, усиливающие медиволну), скорость распространения, время жизни и дальность действия»81. Более того, провокационный, дискредитирующий, криминогенный контент, как мы отмечали выше, обладает свой­ством виральности, массированно распространяется, и медиаволны его распространения образуют смерчевую медиаворонку, путь в которую и есть тоннель виртуальной реальности пользователя в условиях интернет-­детерминизма82.

Наибольшую опасность представляют паблики, намеренно использующие нейтральные названия, эвфемизмы или замену символов в названиях, что не позволяет правоохранительным органам и администрациям сайтов осуществлять автоматическую детекцию таких тематических сообществ.

Кроме того, администраторы подобных сообществ, ввиду производимой «зачистки» социальной сети «ВКонтакте» от деструктивного контента, создают сообщества-­клоны, а также активно «кочуют» в Telegram, при этом гиперссылки на телеграмм-­каналы — в открытом доступе на страницах пабликов в сети «ВКонтакте», где эти паблики не «умирают», а переходят в «вялотекущий» режим, сокращая публикационную активность, но «переманивая» аудиторию в телеграмм-­каналы.

Вербовка в сетевое деструктивное сообщество включает в себя 4 условных уровня:

1. привлечение внимания — знакомство пользователей с деструктивной информацией, увеличение количества подписчиков сообщества;

2. формирование интереса — взаимодействие веб-пользователей с деструктивной информацией (лайки, репосты, комментарии, сохранение в избранное), использование субкультурного сленга, сигн, символики, девизов и т. п.);

3. культивация желания — подписка на паблик или иной медиаресурс, скачивание медиаконтента из внешних источников (обычно облачных хранилищ, ссылки на которые размещаются в соответствующем сообществе), получение «знаков отличия» (имени / прозвища / номера и т. п.);

4. мотивация к действиям — объединение в закрытые сообщества (в т. ч. в сегменте даркнета), формирование «ячеек», распространение инструкций (по ограничению общения, поведению с родителями, использованию средств анонимизации, выполнению заданий «игры», созданию взрывчатых устройств, проведению «акций прямого действия» и т. п. в зависимости от вида деструктивного сообщества), призывы к насилию (к окружающим или к себе в зависимости от вида деструктивного сообщества) и т. д.

Существенную общественную опасность, угрозу информационно-­мировоззренческой безопасности, составляет не только вовлечение веб-пользователей в деструктивные сообщества закрытого типа, но и распространение в открытых ресурсах интернет-­медиа деструктивного контента, преобразующего аксиосферу (мировоззрение) пользователей по технологии «Окно Овертона».

Данную технологию можно определить как технологию «нормализации», «легализации» неприемлемых обществом идей, алгоритм внедрения аморально недопустимых явлений83, которую представил американский политолог Джозеф Овертон в 1990 г. как модель изменения представления проблемы в общественном мнении (the migration from mere ideas to law)84. Согласно теории Д. Овертона, любую неприемлемую идею можно ввести в ранг нормы, последовательно транслируя в информационном пространстве и переводя в общественном сознании в новый ранг по шкале «немыслимо — радикально — приемлемо — разумно — популярно (стандартно) — норма (легально)».

«Окно Овертона» выступает инструментом социального конструирования действительности, создания «гиперреальности», технологией социальной инженерии. Она стоит «в ряду технологий, структурирующих дискурс и позволяющих достигать эффективности, воздействуя на аксиокогнитивную систему адресата»85, т. е. трансформируя мировоззрение личности.

Данный феномен изучается в научной литературе с позиций философии, лингвистики, социологии, политологии, однако остается малоисследованным с точки зрения криминологии, криминалистики и информационного права.

О том, что вовлечение детей и подростков в деструктивные сообщества осуществляется фактически по технологии «Окно Овертона», упоминали некоторые общественные деятели — исследователи вредоносного контента в социальных сетях: например, А. Афанасьев86, Я. Амелина87.

С учетом выявленных нами в ходе исследования закономерностей распространения разных видов деструктивного контента, в том числе особенностей коммуникации в сетевых сообществах разных типов (см. подробнее § 1.3), нами было научно обосновано преломление теории «Окно Овертона» к медиаполю распространения деструктивной информации в современном Рунете. В табл. 1 отражена корреляция каждого из видов сетевых сообществ (уровней «воронки вовлечения», столбец 2) с целями информационного воздействия (столбец 5) для поэтапного открытия «окон» каждого этапа «Окна Овертона» (столбец 1).

Таблица 1

Этапы «Окна Овертона»: медиаполя деструктивной коммуникации

Этапы «Окна Овер- тона» (1)	Медиаполе деструктивной коммуникации			Цель (5)
	Наиме- нование (2)	Сте- пень откры- тости (3)	Характер коммуникации (4)
Немы- слимо	Группы- ­миллио- нники (обычно около 1 000 000 чел.)	Откр- ытые гру- ппы	Транслируют в «легкой» форме (часто — через юмор) широкий спектр деструктивных идей. Знакомство пользователей с деструктивной информацией, увеличение количества подписчиков сообщества.	Прив- лече- ние вни- мания — Сня- тие табу на зап- рет- ные темы
Ради- каль- но	Группы широ- кого охвата (обыч- но от 100 000 до 1 000 000 чел.)		Имеют тематический характер (по конкретному направлению деструктива). Взаимодействие веб-пользователей с деструктивной информацией (лайки, репосты, комментарии, сохранение в избранное), использование субкультурного сленга, сигн, символики, девизов и т. п.).	Форми- рова- ние инте- реса к дест- рукти- вному напра- вле- нию
Прием- лемо	Узкоте- матиче- ские группы для тех, кто «созрел» (обычно до 1 000 чел.)	Зак- рыт- ые гру- ппы с усло- вия- ми всту- пле- ния (выпо- лне- ние за- да- ний)	Посвящены глубокому погружению пользователей в деструктивную идеологию конкретного вида. Информационная подготовка к конкретным действиям. Скачивание пользователями медиаконтента из внешних источников (обычно облачных хранилищ, ссылки на которые размещаются в соответствующем сообществе), получение «знаков отличия» (имени / прозвища / номера и т. п.). Появление иерархии в группе. Выполнение заданий для вступления в группы более закрытого типа.	Куль- тива- ция жела- ния
Разу- мно	Закры- тые темати- ческие группы «для своих» (обычно до 300 чел., чаще — 20–50 чел.)		Объединение в закрытые сообщества (в т. ч. в сегменте даркнета), формирование «ячеек», распространение инструкций (по ограничению общения, поведению с родителями, использованию средств анонимизации, выполнению заданий «игры», созданию взрывчатых устройств, проведению «акций прямого действия» и т. п. в зависимости от вида деструктивного сообщества), призывы к насилию (к окружающим или к себе в зависимости от вида деструктивного сообщества) и т. д. Набор в «игры», обсуждение отчетов о выполнении заданий «игр». Выполнение заданий для получения доступа к новым медиаресурсам и продвижения в иерархии сообщества.	Моти- вация к ради- каль- ным дейс- твиям, совер- шение «про- межу- точн- ых» дейс- твий (в т. ч. оф- лайн)
Попу- лярно	Переход в комму- никацию тет-а-тет с кура- торами	Лич- ная ком- муни- кац- ия	Выдача кураторами заданий «игр» и контроль их выполнения, выявление психологических проблем жертвы, установление личных данных о жертве и ее близких, последующий шантаж.
Норма	Переход в «офла- йн»		Совершение жертвой деструктивного информационного воздействия конкретных радикальных насильственных действий по отношению к себе или к окружающим.	Сове- ршен- ие ради- каль- ных физи- ческ- их дейс- твий

§ 1.3. Депрессивный и (ауто)агрессивный контент в новых медиа: взаимосвязь деструктивных течений

По данным Лиги безопасного интернета, более 43 млн аккаунтов в соцсетях находится «под влиянием деструктивного контента», из них по состоянию на 2021 г. более 8 млн принадлежало подросткам, на состоянию на 2022 г. — 10,5 млн88. В киберпространстве (прежде всего, в социальных сетях) сформировалась целая широкая сеть деструктивных сообществ, используемых для массированной атаки на мировоззрение пользователей: депрессивный и (ауто)агрессивный контент внедряет в сознание пользователей те или иные поведенческие шаблоны, связанные с насилием. Как отмечают исследователи, цель подобных информационных ресурсов — в определенный момент подтолкнуть интернет-­пользователей «к совершению суицидальных или, наоборот, агрессивных (преступных) действий, которым, в зависимости от контекста, может придаваться — или не придаваться — общественно-­политическая, религиозная или иная мотивация»89.

Мониторинг социальной сети «ВКонтакте» демонстрирует, что «контингент» сообществ собственно агрессивного и депрессивно-­аутодеструктивного характера зачастую пересекается, участники подобных сообществ не имеют устоявшейся картины мира, идеология того или иного сообщества выступает калейдоскопом идеологем, прикрывающих идею «чистого» насилия ради насилия, ради которой интернет-­пользователи примыкают то к одному деструктивному течению, то к другому, или являются одновременно адептами двух и более деструктивных течений. Например, как показали мониторинги социальных медиа, одни и те же веб-пользователи могут состоять в группах игиловцев90, колумбайнеров, инцелов, группах нацистского толка и (или) околосуицидальных сообществах. Анализ публикаций на личных страницах пользователей социальной сети «ВКонтакте» демонстрирует, как со временем менялись предпочтения приверженцев культа насилия и жестокости: идеи борьбы за Донбасс могут сменяться исламистскими идеями, перемежаясь с идеями «неоязычества», школьных расстрелов и т. д.

Многие деструктивные сообщества тоже не отличаются идеологической строгостью: например, в сообществе «Time to hate (Время ненавидеть)» (рис. 1, 2, 3) перемежаются посты пробандеровцев, «неоязычников», приверженцев запрещенной в Российской Федерации организации «Имарат Кавказ», истории о серийных убийствах и т. д.91

Рис. 1. Скриншот публикации в группе «Time to Hate» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Идей, объединяющей большинство деструктивных сетевых сообществ, выступает человеконенавистничество (мизантропия, «пиплхейт»), причем пропагандируется ненависть ко всему человечеству, культивируется ненависть к самому себе, «смыкаясь» с депрессивно-­околосцицидальными идеями (рис. 4, 5, 6). Форсинг данной идеи осуществляется осуществляется как в околоюмористических (квазиюмористических) пабликах и каналах, так и в собственно радикальных сообществах (в особенности — праворадикальной направленности).

Рис. 2. Скриншот публикации в группе «Time to Hate» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Рис. 3. Скриншот публикации в группе «Time to Hate» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Рис. 4. Изображение, размещенное в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Рис. 5. Изображение, размещенное в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Рис. 6. Изображение, размещенное в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Рис. 7. Изображение, размещенное в одной из праворадикальных групп в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Так, идея человеконенавистничества является идеологической основой деятельности колумбайнеров (см. подробнее § 4.1.3), членов организации «Маньяки. Культ убийств» («М.К.У.») (см. подробнее § 4.1.4), движения «чистильщиков», NS/WP (НС/ВП, англ. NS, сокр. National Socialism, «национал-­социализм» + WP, сокр. White Power, «белая власть»), фэндома (сообщества фанатов) «хабаровского стрелка» и т. д. Данные деструктивные сообщества92 в той или иной степени «исповедуют» идеи нацизма (национал-­социализма), также пропитанного мизантропией (рис. 7).

К слову, зародившаяся в 2017 г. в Украине организация «М.К.У.» начала активно создавать свои ячейки в России, используя для вербовки медиаресурсы (чаты, каналы и т. п.) колумбайн-­тематики; мониторинги новых медиа свидетельствуют также о пересекающемся составе руководства сетевых сообществ этих двух деструктивных направлений.

Движение «чистильщиков» развернулось как сообщество сторонников, последователей банды молодых людей (была среди них и одна девушка), осужденных в 2017 г. за убийства с особой жестокостью лиц без определенного места жительства, а также просто попадавшихся под руку случайных подвыпивших прохожих (признаны виновными в убийстве 14 человек, каждой жертве было нанесено около 50 ранений ножом, молотком или камнем, одному из убитых — 171)93. Познакомились члены банды в сообществах типа «Time to Hate», в основе идеологии «чистильщиков» лежит идея установления «справедливости» путем очищения от «биомусора» (рис. 8, 9), что отчетливо прослеживается и в мировоззрении колумбайнеров, членов М.К.У. и др. радикальных сообществ. Даже сейчас, спустя 5 лет с момента вынесения приговора, в социальных сетях можно легко найти десятки деструктивных сообществ по простому поисковому запросу «чистильщик» (к слову, львиная доля которых — сообщества закрытого типа). Стоит отметить, что приведенные примеры — результат прямых запросов ключевых слов в поисковике. Наибольшую опасность представляют паблики, намеренно использующие замену символов в названиях, что не позволяет правоохранительным органам осуществлять автоматический поиск таких тематических сообществ.

Рис. 8. Скриншот публикации в группе «Time to Hate» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Рис. 9. Скриншот публикации в группе «Time to Hate» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Одной из основных воронок вовлечения в сообщества колумбайновской, МКУ- и иной радикальной направленности выступает так называемое True Crime Community (TCC, тру-крайм коммьюнити) — сообщества «настоящих» преступлений (рис. 10, 11, 12), т. е. в понимании последователей данной субкультуры преступлений, мотивированных не корыстными, бытовыми и т. п. мотивами, а желанием убивать как таковым.

Рис. 10. Скриншот публикации в группе «True Crime Community 18+» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Распространение ТСС в русскоязычном сегменте социальных сетей и блогосферы — еще один тренд вестернизации медиапотребления в России: зародившаяся на Западе субкультура почитателей серийных и массовых убийц в последние годы активно распространяется и в Рунете. В ­какой-то мере TCC можно рассматривать как фан-сообщество, фэндом которого объединяет образы реальных или вымышленных убийц. Радикальная часть ТСС не просто распространяет биографии маньяков и убийств, героизирует их, романтизирует процесс убийства, осуществляет десакрализацию и эстетизацию смерти. Известные преступники праворадикальных взглядов, колумбайнеры — в числе «пантеона» фэндома тру-крайм коммьюнити (рис. 13, 14).

Рис. 11. Скриншот публикации в группе «True Crime Обитель» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Рис. 12. Скриншот страницы сообщества «Мир Маньяков и Серийных Убийц» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)94

Рис. 13. Скриншот публикации в сообществе «Маньяки Мира #ММ» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Рис. 14. Скриншот публикации в сообществе «Журнал преступлений: Антология Серийных Убийц» в социальной сети «ВКонтакте» (www.vk.com)

Для онлайн-­сооб

...