Оглавление

Александр Афродисийский. Комментарии на восемь книг «Топика» Аристотеля

К первой книге «Топика» Аристотеля

Цель, которую преследует трактат «Топика», а также то, для скольких и каких целей полезен этот метод для философствующего, и какова его конечная цель, сам [Аристотель] говорит, начиная сразу же и немного продвигаясь вперед, благодаря чему становится ясно, что и для предшествующих философов диалектика достойна внимания, поскольку способствует для них открытию истины, которая является конечной целью философского исследования. Нам же следует заранее хорошо понимать, что имя «диалектика» не все философы употребляют в одном и том же значении. Так, стоики, определяя диалектику как науку о правильном рассуждении, а правильное рассуждение полагая в том, чтобы говорить истинное и уместное, считают это свойственным именно философу согласно завершающей части философии, и потому только мудрец, по их мнению, является диалектиком. Платон же, восхваляя разделительный метод и называя его вершиной философии, а её дело полагая в умении делать из одного многое и сводить многое к одному, что равносильно умению разделять роды на виды и то, что под ними, и снова соединять единичное и возводить к одному роду и подводить под общее, этот же самый метод называет и диалектикой.

Аристотель же и его последователи понимают диалектику иначе: они полагают её некоторым силлогистическим методом, считая, что силлогизм, и то, что он собой представляет, ничем не отличается [по форме], но различие между ними состоит, во-первых, в видах посылок, во-вторых, в модусах и фигурах, в-третьих, в материи, относительно которой они строятся. Первое различие делает силлогизмы одни демонстративными (которые мы называем категорическими), другие — гипотетическими. Второе различие — то, по которому одни [силлогизмы] совершенны, другие несовершенны, и одни относятся к первой фигуре, другие — ко второй, третьи — к третьей, как показано в «Первой Аналитике». Например, силлогизмы:

1) «Всякий человек есть смеющееся; ни одна лошадь не есть смеющееся»,

2) «Всякий человек есть смеющееся; ни один конь не есть смеющееся»,

3) «Всё смеющееся есть человек; ни одна лошадь не есть смеющееся» —

имея одну и ту же материю, не тождественны друг другу из-за различия в принятии и расположении посылок: первый относится к первой фигуре, второй — ко второй, третий — к третьей.

Третье различие — по материи — делает одни [силлогизмы] аподиктическими, другие диалектическими, третьи — эристическими. Подобно тому как искусства, ничем не отличаясь друг от друга в том, что они суть искусства, получают различие от различия материи, относительно которой они существуют, и от способа употребления — так что одно из них есть плотничье, другое — строительное, иное — какое-то ещё, — так же и силлогизмы.

Ибо силлогизм, доказывающий и выводящий предложенное из истинных, собственных, первичных и более известных [посылок], называется у древних аподиктическим, а метод, [построенный] посредством таких [силлогизмов], они называют доказательством. Силлогизм же, строящийся из правдоподобных [посылок], называется диалектическим, и соответственно диалектическим называется метод, [основанный] на таких [силлогизмах]. Силлогизм же, [построенный] из кажущихся правдоподобными [посылок], называется софистическим, и софистическим называется метод, пользующийся такими [силлогизмами].

Так, по виду не отличающиеся друг от друга силлогизмы:

1) «Удовольствие несовершенно; ничто благо не несовершенно»,

2) «Благо делает благими; удовольствие же не делает благими»

(оба относятся ко второй фигуре) —

имеют различие по материи. Первый хочет быть аподиктическим, ибо он исходит из принятого определения удовольствия: говорят, что удовольствие есть ощутимое возникновение [чего-либо] в природу, а возникновение несовершенно. Второй же продвигается через правдоподобное, ибо [утверждение], что благо делает благими, не будучи истинным, является правдоподобным.

Употребляя имя «диалектика» для метода, рассуждающего таким образом и посредством таких [силлогизмов], они соответственно определяют её как силлогистический метод, [исходящий] из правдоподобного относительно любого предложенного [предмета]. И справедливо такой метод называется диалектическим. Ибо если диалектика [происходит] от «диалекестай» (беседовать), а беседа состоит в вопрошании и ответах, и спрашивающий спрашивает обо всём, что предложено отвечающим, и, исходя из того, что он получает от вопросов, всякий раз строит силлогизм, то поскольку он пытается строить силлогизм относительно всего предложенного, он не будет строить его из истинных [посылок]. Ибо не всё предложенное истинно (предлагаются ведь и противоположные [вещи], например, что удовольствие есть благо, и снова, что оно не есть благо; что душа бессмертна, и снова, что она не бессмертна; невозможно, чтобы противоположные [утверждения] были оба истинными), и неистинное невозможно вывести посредством истинного: ведь всё, что доказывается из истинного, само истинно.

Поскольку же [диалектик строит силлогизмы] через то, что признаётся в ответах на вопросы, [он строит их] из правдоподобного: ибо отвечающие дают и признают правдоподобное и вероятное. Но не всё правдоподобное в собственном смысле истинно; дело вопрошающих, между прочим, — приводить отвечающих и к неожиданным ответам, как и к противоречию.

Так что диалектика имеет своё бытие не в том, чтобы строить силлогизмы из истинного, но в том, чтобы [строить их] из правдоподобного. Потому те, кто переносят её на другое значение, несообразно записывают это под именем диалектики.

Будучи таковой, она, по справедливому замечанию Аристотеля, называется антистрофой риторики, поскольку и она имеет дело с правдоподобным, которое, будучи основанным на общепринятых мнениях, также обладает таким характером. Ведь «антистрофа» означает «имеющая одинаковый оборот» и вращающаяся вокруг того же самого. Ибо не так, как каждая из наук, будучи ограничена определенным родом, демонстрирует и принимает присущие этому роду свойства через свои собственные начала, присущие этому роду, действуют эти две [диалектика и риторика]. Ни та, ни другая не имеют одного определенного рода в качестве своего предмета, ни то, о чем они ведут речь, они доказывают через присущие ему и находящиеся в его сущности начала, но их деятельность касается общего (ведь диалектик одинаково рассуждает и о музыкальных, и о медицинских, и о геометрических, и о физических, и о этических, и о логических, и обо всех предложенных вопросах), а доказательства строятся на общих и общепринятых, а не на собственных для рассматриваемого предмета началах. Ведь диалектик не доказывает что-либо относящееся к медицине через медицинские начала (это дело врача), ни геометрическое через геометрические (иначе он был бы геометром), но ему свойственно рассуждать обо всех предложенных вопросах через общепринятые мнения. Что же такое общепринятые мнения, станет ясно немного позже.

И ритор, хотя и не рассуждает обо всем подобно диалектику, тем не менее также не ограничен одним определенным родом. Ведь ритор говорит и о медицинских, и о философских, и о музыкальных вопросах, но более всего — о политических, поскольку считается, что собственная материя ритора — это вопросы политические и практические. И обо всем, о чем бы он ни говорил, он также будет строить свои рассуждения на правдоподобных и общепринятых мнениях, подобно диалектику. Ведь и он способен приводить доводы за противоположные вещи, показывая одно и то же то прекрасным, то не прекрасным, то полезным, то не полезным, то справедливым, то не справедливым. Таким образом, это также является общим для них — способность одинаково использовать противоположные стороны.

Те же, кто занимается науками, хотя и знают противоположные вещи, но их цель в рамках науки — строго определенная часть противоположностей, а именно лучшая. Для врача — это здоровье, для тренера — хорошая физическая форма, для каждого другого — свое определенное благо в рамках его деятельности. Ведь знание противоположного для них не первично, а следует из знания самого предмета: например, знание того, что вызывает болезнь, следует из знания того, что вызывает здоровье.

Диалектик же и ритор одинаково имеют целью доказательство противоположных вещей. Поэтому их и называют способностями (δυνάμεις), ибо то, что в собственном смысле способно, способно на противоположное. Некоторые говорят, что они называются способностями потому, что дают тем, кто ими пользуется, некую силу и превосходство (ведь многие восхищаются такими людьми как более могущественными, чем другие), а также потому, что их можно использовать и хорошо, и плохо (по этой причине и инструментальные искусства называются способностями). Но даже если это и сопутствует им, главное основание для их наименования «способностями» — это их равная возможность действовать в противоположных направлениях. Ведь диалектик, как таковой, не более склонен выводить одно, чем противоположное ему, и то же самое относится к ритору.

Таким образом, общим для них является:

1) отсутствие ограничения одним определенным родом,

2) использование общепринятых и правдоподобных, а не собственных для предмета начал,

3) равное отношение к противоположным вещам.

Различаются же они тем, что диалектика пользуется своей способностью для рассмотрения любого материала, не прибегая к пространным рассуждениям, но действуя через вопросы и ответы (отсюда и ее название), и делает более общие и универсальные утверждения. Риторика же не охватывает одинаково всякий материал (ведь ритор преимущественно занимается политическим, как уже сказано), чаще прибегает к развернутым рассуждениям и говорит скорее о частных вопросах. Ведь она строит свои речи с учетом обстоятельств, случайностей, моментов, лиц, мест и тому подобного, что относится к частному (ибо таковы судебные речи, советы и похвалы).

Что касается так называемой диалектики, Аристотель рассмотрел ее и в других сочинениях, но особенно в тех, которые озаглавлены «Топика» — от слова «топос» (место), поскольку в них передаются некоторые [принципы], отправляясь от которых мы сможем, как говорит он сам, строить силлогизмы из общепринятых мнений по любому предложенному вопросу.

Ведь топос, как говорит Теофраст, есть некоторое начало или элемент, от которого, направив мысль, мы получаем начала для каждого [предмета]. По определению он ограничен (ибо охватывает общее и универсальное, что является основой силлогизмов, ибо из них могут быть доказаны и приняты такие вещи), но в частностях не ограничен — исходя из них, можно легко найти общепринятую посылку для предложенного вопроса, ибо это и есть начало.

[Некоторые считают, что первая книга должна называться не «Топика», а «Введение к топосам». ]

Иногда необходимо [рассуждать] из общепринятых мнений, ибо невозможно, как уже сказано, строить силлогизмы из истинных посылок по любому предложенному вопросу. Например, что удовольствие есть благо как цель, нельзя доказать через истинные посылки, ибо само доказываемое не истинно, но через общепринятые — можно. Если мы примем, что все, что избирается не ради другого, а ради себя самого, есть конечное благо, и добавим, что удовольствие таково (по общепринятому мнению), то мы выведем искомое.

Точно так же, если мы примем, что то, что все живые существа, разумные и неразумные, одинаково избирают, наиболее согласно с природой, а наиболее согласное с природой есть наивысшая цель, и затем добавим, что удовольствие все живые существа одинаково избирают, то мы снова придем к тому же выводу.

Поскольку диалектику занимает построение силлогизмов по любому вопросу, а среди всего есть и ложное, и нельзя вывести ложное из истинного, ясно, что в таких случаях он будет строить силлогизмы не из истинных, а из общепринятых посылок — ведь возможно, что некоторые ложные вещи являются общепринятыми.

Если же он будет строить рассуждения не из общепринятых, а из кажущихся таковыми, то он будет не диалектиком, а софистом, как показано в «Софистических опровержениях».

Поскольку данное сочинение посвящено диалектике, то добавление «по любому вопросу» несколько отделяет ее от риторики: ведь риторика не занимается одинаково всякой проблемой — ее материалом скорее являются этические и политические вопросы, как мы уже сказали, хотя и она пытается доказывать через общепринятые мнения.

Выражение «по любому вопросу» употреблено в более широком смысле, поскольку диалектик рассуждает и о физических, и о этических, и о логических проблемах. Однако есть среди них и не-диалектические вопросы, о которых, очевидно, диалектик не будет говорить, так что не абсолютно обо всех: например, не о том, «является ли ощущение связью или наказанием», ни о том, «что близко к доказательству, а что далеко от него», как он сам немного далее скажет, говоря о диалектической проблеме.

О таких вещах он не говорит, ибо они и не являются проблемами изначально. Но когда он говорит «по любому предложенному вопросу», ясно, что имеется в виду диалектический.

Вот полный перевод на русский язык без пропусков и сокращений, с сохранением всех указанных страниц:

p. 100a21 Прежде всего следует сказать, что такое силлогизм.

Указав, что задача состоит в том, чтобы рассуждать о любой поставленной проблеме с помощью общепринятых положений, он закономерно сначала определяет, что такое силлогизм. Затем он разъяснит различия между силлогизмами, чтобы стало ясно, каков диалектический силлогизм, который строится на общепринятых положениях (именно им мы сейчас занимаемся) и чем он отличается от других.

p. 100a25 Силлогизм есть речь, в которой, когда нечто положено…

О понятии силлогизма и связанных с ним затруднениях, выдвигаемых некоторыми, мы уже говорили в комментариях к «Первой Аналитике» — ведь учение о силлогизмах изложено там прежде всего, где Аристотель передает весь силлогистический метод. И сейчас мы упомянем то, что способствует ясности определения.

В общем виде он определяет силлогизм как речь, поскольку слово «речь» (λόγος), будучи предицируемо о силлогизме, употребляется синонимично не только в отношении него, но и в отношении других видов, отличных от силлогизма: ведь речь предицируется синонимично и в отношении мифа, и повествования, и декламации, и множества других видов, отличных друг от друга. Но добавляемыми к слову «речь» различиями он отделяет силлогизм от других видов речи и показывает, в чем состоит его сущность.

Силлогизм, говорит он, — это речь, в которой при положении некоторых вещей нечто другое, отличное от положенного, с необходимостью вытекает из положенного.

1. Через слово «положено» он отделяет силлогизм от других видов речи, в которых ничего не предполагается (например, повествовательной).

— Под «положенным» он подразумевает «взятое», «признанное», «уступленное»:

— уступленное либо собеседником (если силлогизм обращен к другому),

— либо самим собой (если кто-то доказывает что-то для себя).

— Ведь и в последнем случае доказывающий должен что-то принять и согласиться с этим как с данным, а затем через это как с признанным доказать нечто другое.

— Что слово «положено» употреблено правильно, видно из того, что его нельзя заменить более употребительным.

— «Согласиться» и «принять» нужно в абсолютно утвердительном смысле:

— ведь полагается и уступается не меньше отрицательных, чем утвердительных суждений,

— но силлогизм всегда требует, чтобы положенное было утвердительным.

— «Положенное» может также означать категорическое:

— ведь по сути полагаются именно они, принимаемые как «присуще» или «не присуще»,

— а гипотетические не полагаются, а предполагаются.

— По мнению Аристотеля, собственно и просто силлогизмами являются категорические, как он показывает в «Первой Аналитике»; гипотетические же — не просто силлогизмы, а с добавлением.

2. Таким образом, он дает определение просто и собственно называемого силлогизма.

— Он говорит «положено» (множ. число), а не «положено» (ед. число), как требуют некоторые, упрекая определение в том, что ничего не доказывается силлогистически через одно принятое положение, а только через два как минимум.

— Ведь те, кто, как Антипатр, говорят об одночленных силлогизмах, на самом деле не имеют дела с силлогизмами, а лишь с неполными вопросами, вроде таких:

— «День есть, следовательно, свет есть»;

— «Ты дышишь, следовательно, ты живешь».

— В них заключение («свет есть», «ты живешь») доказывается не просто через посылку («день есть», «ты дышишь»), а через подразумеваемую связь:

— «Если день, то свет» (но это не высказано явно),

— «Если дышишь, то живешь» (это также опущено).

— Там же, где эта связь неочевидна, одной посылки недостаточно для вывода.

— Например, из «есть движение» не следует очевидно «нет пустоты», потому что неочевидна условная связь «если есть движение, то нет пустоты» (хотя Аристотель и доказал её истинность).

— Те, кто считает, что можно силлогизировать через одно положенное, опираются либо на очевидность подразумеваемой связи, либо на ясность общего положения.

— Яркий признак этого — отсутствие избыточности в рассуждении, если добавить эту связь.

— Например:

— «Если день, то свет; но день есть; следовательно, свет есть».

— Если свет доказывается через «день есть», то добавление «если день, то свет» избыточно, ведь всё, что добавляется извне к силлогистическому доказательству, избыточно.

— Но раз в этом рассуждении оно не избыточно, то показывает, что в неполном рассуждении чего-то не хватает.

3. Не всё, что следует с необходимостью, следует силлогистически.

— Риторические силлогизмы (энтимемы) тоже кажутся построенными через одну посылку, потому что вторую слушатели добавляют сами.

— Например: «Он достоин наказания, ибо предатель» — судья сам добавляет «всякий предатель достоин наказания».

— Такие рассуждения — не силлогизмы в собственном смысле, а риторические силлогизмы.

4. Вывод:

— Силлогизм — это инструмент, и всякий инструмент полезен.

— Рассуждения, где заключение совпадает с одной из посылок, бесполезны (например: «День есть, следовательно, день есть»).

— Такие «силлогизмы» (называемые стоиками «повторяющимися» и «безразлично завершающимися») — не истинные силлогизмы, а омонимичные им по названию.

— Истинный силлогизм должен выводить новое знание, а не повторять уже данное.

p. 100a27 «…нечто другое, отличное от положенного, с необходимостью вытекает из положенного» — это показывает полезность и необходимость силлогизма.

— Аристотель через это доказывает, что силлогизм — инструмент:

— он делает очевидным то, что не кажется очевидным, через известное и ясное.

— Если бы не было разницы между очевидным и неочевидным, не было бы нужды в силлогизме.

— Рассуждения, где заключение совпадает с посылкой, бесполезны для:

— доказательства,

— диалектического спора,

— софистических уловок.

Разбор примеров:

1. Разделительные силлогизмы:

— В правильном разделительном силлогизме заключение должно быть противоположно одной из частей разделения, а не совпадать с другой.

— Например:

— «Либо день, либо ночь; но день есть; следовательно, ночи нет».

— Здесь «ночи нет» противоположно «ночь есть», а не тождественно «день есть».

2. Омонимичность и синонимичность в логике:

— Тождество слов не всегда означает тождество смысла.

— Например:

— «Он имеет меч» и «Он имеет ксифос» — одна пропозиция, если «меч» и «ксифос» означают одно.

— Но «день есть» и «ночи нет» — разные пропозиции, потому что первое утверждает день первично, а второе отрицает ночь первично, а день лишь по следствию.

Итог:

— Силлогизм — это инструмент вывода нового знания из принятых посылок.

— Всё, что не служит этой цели, не является силлогизмом в собственном смысле.

«Но то, что необходимо привносится в определение индукции, отличает ее от силлогизма. Ведь индукция также есть рассуждение, в котором при установлении некоторых положений вытекает нечто иное из положенного, но не с необходимостью. Ибо то, что доказывается в индукциях, не необходимо, поскольку нельзя охватить все [частные случаи], через которые должно быть доказано предложенное, и даже если не все взяты, нельзя с необходимостью утверждать, что общее имеет такой же характер, как каждый из взятых [частных случаев].

Ведь необходимость следования в силлогизмах означает не то, что заключение необходимо во всех силлогизмах (ибо не во всех силлогизмах заключение необходимо: во многих оно лишь возможно, поскольку из возможных посылок следует возможное заключение), а то, что доказываемое с необходимостью следует из посылок, каково бы ни было отношение положенного к заключению. Именно это и означает необходимость в доказательном [силлогизме]. Если же выводимое не следует с необходимостью из положенного, то даже если оно необходимо, это не будет силлогизмом.

То, что выводится через положенное, исключает не только так называемые одночленные рассуждения (ибо в них выводимое не доказывается через положенное — в них недостает для силлогистического доказательства упущенного, как мы сказали), но и избыточные [рассуждения]. В тех рассуждениях, где взята избыточная посылка, заключение не выводится через положенное, ибо даже при ее удалении то же самое может быть выведено. Например, если из «все справедливое прекрасно» и «все прекрасное благо» выводится «все справедливое есть благо», то добавление «все благо желательно само по себе» или чего-либо подобного излишне для доказательства того же самого.

Но и те [рассуждения], в которых выводится не собственное заключение, а нечто иное, следующее из него или сопутствующее ему, также не являются силлогизмами, ибо [заключение] не выводится через положенное. Например, если кто-то, взяв, что удовольствие согласно природе и что согласно природе — желательно, заключит, что удовольствие есть благо: это не доказывается через положенное, даже если с необходимостью следует из выводимого. Таков же и рассуждение о смерти, приведенное Эпикуром: из посылок «распавшееся нечувствительно» и «нечувствительное ничто для нас» не выводится «смерть ничто для нас», как он полагал, а лишь то, что распавшееся ничто для нас. Но смерть — не распад, а разложение. И тот, кто признал, что распавшееся нечувствительно, не дал основания считать, что и разложение происходит нечувствительно: ведь разложение живого существа, которое есть умирание, не лишено чувствительности. Поэтому для нас имеет значение и умирание, и то, что мы еще не умерли, даже если умирание не всегда [сопряжено с чувствительностью]. Потому и смерть двояка: либо уже наступившая, либо наступающая. Наступившая уже не имеет к нам отношения, а наступающая — имеет; именно ее мы и страшимся.

Но и те рассуждения, в которых не взято ни одной общей посылки, также не являются силлогизмами, ибо в них доказываемое выводится не через положенное, а через упущенную общую посылку. Таковы и рассуждения, которые без метода приводят стоики в своих наставлениях. Например, если А равно В, а В равно Г, то отсюда еще не доказано силлогистически, что А равно Г: необходимость не вытекает из положенного, ибо это следует из положенного лишь потому, что истинно общее положение «равные одному и тому же равны между собой». Поэтому если принять это и соединить разделенные [посылки] в одну — «А и Г равны одному и тому же, В», — то тогда уже силлогистически выводится, что А равно Г.

Подобно этому и рассуждение: «Сейчас день. Но ты не говоришь, что сейчас день. Следовательно, ты говоришь правду». Здесь выводимое также следует из положенного, но необходимость проистекает не из них, а из общего [положения]: истинно, что «всякий, говорящий при наступлении дня, что сейчас день, говорит правду». Если принять это и соединить положенное в одну посылку — «ты при наступлении дня говоришь, что сейчас день», — то силлогистически выводится: «ты говоришь правду».

Во всех подобных рассуждениях упущено истинное общее [положение], а другая посылка разделена на две или более частей. Например, в таком рассуждении: «Закон противоположен беззаконию. Но закон не есть зло. А беззаконие есть зло. Следовательно, закон есть благо». Здесь упущено общее положение: «то, что не есть зло и противоположно злу, есть благо», а другая посылка разделена на три части: «закон, не будучи злом, противоположен беззаконию, которое есть зло». Ибо частями ее являются: «закон противоположен беззаконию», «закон не есть зло» и «беззаконие есть зло». Из двух первых посылок силлогистически выводится, что закон есть благо, но не из одной, разделенной на три части.»

p. 100a27 Доказательство же есть [силлогизм], исходящий из истинных и первоначальных [посылок].

Определив силлогизм, [Аристотель] далее рассматривает его виды, различаемые по различию материи, показывает, что каждый из них собой представляет и в чем состоит его сущность, а также дает им определения. Ведь именно так, выделяя видовые различия силлогизмов, благодаря которым диалектический силлогизм отличается от других, он их раскрывает. Существуют виды силлогизма, различаемые по материи: доказательство, диалектический силлогизм и софизм. Тот, кто строит силлогизм, либо доказывает из истинных [посылок], либо [исходит] из общепринятых, либо из кажущихся общепринятыми, ибо никто не строит силлогизм из ложных и необщепринятых [посылок] одновременно. И сначала он говорит о доказательстве, ибо это наиболее совершенный вид силлогизма.

Доказательство есть научный силлогизм. Он утверждает, что доказательство — это силлогизм из истинных и первоначальных [посылок] или из таких, которые, будучи познаны через некоторые истинные и первоначальные [положения], получили свое начало. То есть если доказываемое и выводимое положение обосновывается через такие [посылки], которые суть истинные и первоначальные начала и причины познания. Ведь не всякий силлогизм из истинных [посылок] есть доказательство в собственном смысле, но только если то, через что такой силлогизм доказывает, является истинным и первоначальным. Тогда он будет и причиной, ибо силлогизм через причины есть доказательство: первоначальные [положения] суть причины последующих.

Но требуется не только, чтобы взятые [посылки] были первыми по природе в отношении того, что через них доказывается, но и чтобы они были первыми в смысле непосредственности и не нуждались в доказательстве. Будучи таковыми, они будут познаваемы по своей природе сами по себе. Начала же доказательства — это то, что познается само по себе, а непосредственное познается само по себе, ибо оно недоказуемо.

Поэтому тот, кто доказывает, что Луна лишается света из-за того, что Земля заслоняет ее, доказывает собственно доказательством. Например:

— Луна заслоняется или затмевается Землей;

— то, что заслоняется или затмевается, лишается света;

— следовательно, причина затмения — заслонение.

Но если кто-то доказывает, что Земля заслоняет Луну, исходя из того, что Луна затмевается, то он уже не доказывает в собственном смысле, хотя и берет истинное [положение]. Ибо он доказывает не через первичное и не через причину, а через последующее и обусловленное, то есть через следствие — причину. Ведь затмение есть следствие заслонения и происходит из-за него.

Таким же образом доказывает через последующее тот, кто доказывает, что «эта [женщина] родила», исходя из того, что у нее есть молоко. Ибо не молоко есть причина рождения, а рождение — причина наличия молока. Поэтому тот, кто доказывает наличие молока через факт рождения, доказывает через причину и первичное.

Подобно и тот, кто доказывает, что человек имеет легкие, потому что он дышит, строит силлогизм из истинного, но не из первичного, а потому не доказывает. Если же, наоборот, кто-то докажет, что человек дышит, потому что у него есть легкие, то это уже будет доказательство.

Также и тот, кто доказывает, что животное обладает чувством, потому что оно чувствующее, не доказывает. Но если кто-то докажет, что оно чувствующее, потому что обладает чувством, то это будет доказательство.

Можно спросить: если доказательство [осуществляется] через первичное, то что представляет собой силлогизм из истинных, но не первичных [посылок]? Возможно, он тоже диалектический, ибо такие истинные [положения] принимаются как общепринятые. Ведь общепринято, что имеющая молоко [женщина] родила и что затмевающееся [светило] заслоняется.

Или же первый [силлогизм] есть доказательство в собственном смысле, а этот — во второстепенном. Ибо для нас взятые [посылки] более познаваемы.

Таким образом, доказательство в первичном и собственном смысле есть силлогизм через первичные [посылки], как было сказано.

Примером же силлогизма через первичные и непосредственные [посылки] может служить следующий:

— У каждой сущности есть форма, через которую она существует (это положение устанавливается через индукцию, но оно недоказуемо и первично, если принять, что все актуально существующее состоит из материи и формы).

— Если к этому добавить положение: «животное состоит из этого [материи и формы]» (оно также очевидно и недоказуемо), то можно вывести, что форма животного есть то, благодаря чему оно есть животное.

— Если к заключению добавить очевидное положение: «животное есть чувствующее по душе», то животное будет [определяться] по душе. Ибо если животное есть то, что чувствует, а чувствует оно по душе, то, следовательно, животное есть [нечто] по душе.

При таких предпосылках можно вывести, что форма животного есть душа — уже не через первичные [посылки], а через доказанные на основе первичных.

Далее, если мы примем, что «форма животного есть одушевленная материальная форма» (очевидное [положение]) и добавим, что материальная форма неотделима [от материи], то можно заключить, что душа, которая есть форма животного, неотделима от тела.

И хотя это доказано не через первичные и непосредственные [посылки], оно все же является доказательством.

Тот, кто доказывает, что Луна лишена света, потому что она затмевается, доказывает не через непосредственное и не через недоказуемое (ибо то, что Луна затмевается, не недоказуемо, а доказывается, как мы уже сказали, через заслонение ее Землей или через ее затмение). Однако поскольку это доказано через непосредственные и первичные [посылки], то и силлогизм через это становится доказательством. Ибо в некотором смысле и он доказывается через непосредственное, поскольку то, через что он доказывается, уже было доказано через таковые.

Из приведенных нами рассуждений о душе ясно, что есть [доказательства] как через недоказуемые [посылки], так и через доказанные на основе недоказуемых. Вторые именно таковы.

Так и в геометрии: первая теорема в «Началах» Евклида доказывается через недоказуемые [положения] (ибо [исходит] из начал), а то, что три угла треугольника равны двум прямым, доказывается уже не через недоказуемые, а через [положения] о том, что накрест лежащие углы при пересечении параллельных прямых равны и что внешний угол равен внутреннему и противоположному, — а эти [положения] не являются началами, а взяты через доказательство.

В более общем смысле [Аристотель] называет доказательством всякий силлогизм из истинных [посылок].

Хотя он преимущественно и подробно говорит о доказательстве и доказательном силлогизме во «Второй Аналитике», здесь он рассмотрел его лишь в той мере, в какой это полезно для отличения диалектического [силлогизма] от других.

Силлогизм же есть [сочетание] посылок с заключением.

Сказав о доказательстве, он далее говорит о диалектическом силлогизме и утверждает, что силлогизм, построенный из общепринятых [посылок], есть диалектический.

Затем, разъясняя, какие [посылки] суть истинные и первичные (через которые строится доказательный силлогизм) и какие — общепринятые (через которые строится диалектический), он показывает их различие.

Истинные и первичные [положения] суть те, которые имеют свою достоверность не через другие, а сами по себе. Таковы непосредственные посылки. Ибо научные начала, говорит он, должны иметь свою достоверность сами по себе, и не следует искать причину, почему они таковы. Иначе они уже не были бы началами, имея какие-то другие начала и причины.

Таковы определения: ибо то, что берется в определяющих понятиях, не [устанавливается] через доказательство. Таковы и естественные, и общие понятия, называемые аксиомами. Также и то, что горячее нагревает, а холодное охлаждает, есть начало. И то, что все возникающее возникает из чего-то.

А слова «не следует в научных началах искать „почему“» сказаны не как предписание, но как указание на то, что в том, относительно чего ищется «почему», нет доказательства. Ибо доказательство должно строиться через познаваемое.

Далее он говорит, какие общепринятые [положения] служат для построения диалектического силлогизма, и утверждает, что общепринятое — это то, что кажется верным всем, большинству или мудрецам, причем последним — или всем, или большинству, или самым известным и признанным.

Наиболее важными и первичными общепринятыми [положениями] будут те, что признаются всеми или большинством. Например, всеми признается, что благо есть то, что следует избирать, а избирают здоровье, богатство, жизнь. Ибо те, кто говорит иначе, высказываются не так, как они действительно думают, а занимают позицию искусственно. Их собственный выбор свидетельствует против них.

Таковы же [положения], что благо приносит пользу, что родителей следует почитать. Большинством признается, что мудрость предпочтительнее богатства, что душа ценнее тела, что боги существуют.

Если бы диалектик имел дело только с тем, что содержится в общих мнениях, то для построения силлогизма ему было бы полезно лишь то, что признается всеми или большинством. Но поскольку диалектик рассуждает и о таких вещах, о которых большинство не имеет мнения, а доверяет другим (мудрецам и сведущим в этих вопросах), то диалектик сможет строить силлогизмы обо всем.

Опять же, как сказано, общепринятое в этих вопросах [определяется иначе]. Здесь общепринятым будет, во-первых, то, что признается всеми мудрецами, например, что блага души выше благ тела, что ничто не возникает из не-сущего, что добродетели суть блага. Или то, что признается большинством из них, как то, что добродетель ценна сама по себе (хотя Эпикур так не считает), что счастье достигается через добродетель, что нет бестелесных частиц и бесконечных миров. Или же то, что признается самыми авторитетными, например, что душа бессмертна (согласно Платону) или что она есть пятый элемент (согласно Аристотелю).

Ибо если мудрецы признаются авторитетными в силу мудрости и восхваляются и удивляют многих, то и то, что они говорят, в некотором смысле принимается большинством. Ведь их признают именно за такие мнения: то, благодаря чему они авторитетны, и есть общепринятое, а мудрецы авторитетны благодаря таким мнениям.

В рассуждении о диалектических посылках [Аристотель] даст нам также топы, через которые мы сможем находить общепринятые [положения].

Общепринятое отличается от истинного не тем, что оно ложно (ибо некоторые общепринятые [положения] истинны), а тем, как оно утверждается. Истинное утверждается на основании самой вещи, о которой идет речь: когда вещь соответствует [утверждению], оно истинно. Общепринятое же утверждается не на основании вещей, а на основании слушателей и их предположений о вещах.

Страница 100b23 Эристический силлогизм — это силлогизм, построенный на кажущихся правдоподобными, но на деле не являющихся таковыми [посылках], или же [силлогизм], который лишь кажется построенным на правдоподобных или кажущихся правдоподобными [посылках].

Об эристическом силлогизме уже было сказано в «Софистических опровержениях», где ему прежде всего и было посвящено рассуждение. Здесь же он определяется подобно тому, как и там.

[Аристотель] говорит, что такой силлогизм бывает двояким:

1) Ошибочный по материи, обладающий эристичностью, но не по форме. Таков силлогизм, построенный на кажущихся правдоподобными, но не являющихся таковыми [посылках].

2) Ошибочный по виду, который уже не является силлогизмом в собственном смысле, но целиком есть эристический силлогизм.

Что такое «кажущиеся правдоподобными, но не являющиеся таковыми»?

Он сам поясняет: не всё, что кажется правдоподобным, действительно является таковым. И добавляет: ни одно из так называемых правдоподобных [утверждений] не обладает совершенно поверхностной видимостью.

Что значит «поверхностное»?

Это то, что опровергается при малейшем внимании.

Примеры эристических посылок:

— Кажется правдоподобным, что «видящий имеет глаза», из чего выводят: «Значит, одноглазый имеет глаза».

— «То, что ты говоришь, проходит через твой рот». Взяв это, кто-то делает вывод: «Значит, виноградная лоза проходит через рот», если кто-то говорит о виноградной лозе.

— «То, что ты не терял, ты имеешь». На этом основании делают вывод: «Значит, у тебя есть рога, ведь ты не терял рога».

— Подобным же образом: «Имеющий зрение видит», но «спящий имеет зрение».

Такие [утверждения] обладают поверхностной убедительностью, и, как говорит сам [Аристотель], для тех, кто способен видеть даже немногое, ложность их сразу становится очевидной.

Чем они отличаются от истинно правдоподобных?

В истинно правдоподобных нелегко обнаружить ложь. Например:

— «Боги всемогущи» — правдоподобно, но не истинно, однако опровергнуть это нелегко.

— Точно так же: «Против большего блага есть большее зло». Лишь в немногих случаях можно найти, что это не так.

Пример из медицины:

Кажется, что противоположность большему благу (например, хорошему здоровью — еuexia) — это худшее состояние (kachexia), но оно считается меньшим злом, чем болезнь (nosos), которая противоположна здоровью (hygieia), меньшему благу.

Почему так?

— Еuexia (хорошее состояние) включает в себя hygieia (здоровье), поэтому оно — большее благо.

— Kachexia не включает в себя болезнь, но болезнь включает kachexia, так же как еuexia включает hygieia.

Эристические силлогизмы по материи.

Они действительно являются силлогизмами. Например:

— «Всякий храбрый обладает храбростью. Но хитон — храбрый. Значит, хитон обладает храбростью».

Здесь ошибка в том, что принимается как правдоподобное, будто «всякий храбрый обладает храбростью», хотя силлогистическая связь формально правильна (первая фигура, две утвердительные посылки — частная и общая).

Эристические силлогизмы по виду.

Они уже не являются силлогизмами в строгом смысле. Таковы, например:

1) «Человек — животное. Животное — род. Значит, человек — род».

— Посылки правдоподобны и истинны, но связь не силлогистична (в первой фигуре большая посылка не общая).

2) Доказательство, что enkrateia (воздержность) — это sophrosyne (благоразумие), потому что обе делают [человека] сильнее наслаждений.

— Посылки истинны и правдоподобны, но взяты во второй фигуре (две утвердительные).

3) Подобным образом: «Храбрый — знающий, потому что обоим присуще смелость».

Замечание о правдоподобном:

Правдоподобное, поскольку оно правдоподобно, не является ни истинным, ни ложным.

— Некоторые правдоподобные [утверждения] истинны (например, «боги существуют»).

— Некоторые ложны (например, «боги всемогущи» — ведь они не могут делать зло, которое тоже есть часть «всего»).

— И наоборот: некоторые истинные [утверждения] неправдоподобны (например, «неподвижное тело находится в месте» — это неочевидно).

Суждение о правдоподобном основывается на мнении, как уже сказано.

Сказав это и рассмотрев эристический силлогизм, а также показав различия, возникающие в зависимости от материи силлогизмов (ведь никто не строит силлогизмов из ложных и необщепринятых [посылок], как я уже сказал ранее; это различие связано с запрещенными видами материи посылок; ведь и испытательный [силлогизм], который он причисляет к другим, также строится из некоторого рода общепринятых [посылок], отличаясь от диалектического тем, что диалектик исходит из просто общепринятого, а испытатель строит опровержение и силлогизм, основываясь на том, что кажется отвечающему, и ради испытания; таким образом, он исходит из того, что общепринято для отвечающего), — сказав об этом помимо упомянутых ранее силлогизмов — а именно аподиктического, который строится из истинных и первоначальных [посылок], диалектического, который исходит из общепринятого, и эристического, который силлогизирует из кажущихся общепринятыми [посылок], — он говорит, что есть еще один вид силлогизмов: паралогизмы, возникающие в каждой науке на основе ее собственных начал, подобные тем, что мы называем в геометрии ложными построениями.

Родственными же геометрии науками он называет арифметику (ведь и она имеет дело с количеством, но дискретным), а также астрономию, оптику и механику, ибо они пользуются геометрическими началами.

То, что этот вид силлогизмов отличен от упомянутых ранее, он доказывает тем, что ни одно из данных определений к нему не подходит. Ведь тот, кто делает ложное построение, не строит его ни из истинных и первоначальных [посылок] (ибо невозможно из истинного вывести ложное), ни из общепринятых, ибо посылки, из которых возникают ложные построения, не подпадают под понятие общепринятого. Ведь тот, кто делает ложное построение, не берет ни того, что кажется всем, ни того, что кажется большинству: ведь изначально не все и не большинство имеют мнение об этих вещах. Но он не берет и того, что кажется всем мудрецам, ни даже большинству из них, ни самым известным: ведь даже если у кого-то из мудрецов есть подобное учение, тот, кто делает ложное построение, берет не то, что кажется кому-то, но производит умозаключение в ходе рассуждения о самих этих вещах.

Но и определение эристического силлогизма не подходит к такого рода паралогизмам: ведь [ложное построение] не возникает из-за того, что кажется и представляется общепринятым — будто бы таким образом что-то описывается, — и не потому, что [в нем] не силлогизируют, возникает ложное построение.

То, что рассуждение того, кто делает ложное построение, не таково, они показали, сказав: «Но он строит силлогизм из положений, свойственных науке, но не истинных». Ведь не таков эристический силлогизм. Следовательно, это другой вид паралогизмов, которым не пользуются ни диалектик, ни софист, но те, кто в науках ради испытания и упражнения, чтобы стать более проницательными в познании истинного в них.

В доказательство того, что паралогизмы в геометрии возникают из ее собственных начал, он приводит пример: ведь тот, кто делает ложное построение, проводит полуокружности не так, как следует, и проводит линии не так, как они должны быть проведены. А такие паралогизмы возникают, когда пользуются геометрическими началами: ведь доказывающий с их помощью берет их не как то, что кажется кому-то, но как следующее из геометрических начал, и производит умозаключение не вопреки сказанному, но вопреки неправильному построению.

Ведь то, что из любой точки и на любом расстоянии можно описать окружность и что от любой точки к любой точке можно провести прямую линию, — этими [принципами] пользуется тот, кто описывает полуокружности не так, как следует, и проводит линии не так, как они должны быть проведены, — они относятся к геометрическим началам.

p. 101a13 «Но из [положений], свойственных науке, [берутся] посылки.

Следует заметить, что у Аристотеля посылки — это предпосылки. А что касается того, что [при] проведении полуокружностей не так, как следует, или проведении некоторых линий не так, как они могли бы быть проведены, может возникать [ложное построение], и вообще в подобных случаях возникают ложные построения, это может быть приведено как пример ложного построения. Ибо в геометрии есть ложное построение, связанное с тем, что ни полуокружности не проводятся как должно, ни линии не проводятся так, как они могли бы быть проведены: одно [построение] показывает, что две стороны треугольника равны оставшейся, другое же — что две [стороны] меньше оставшейся. Однако в геометрии доказано, что у любого треугольника две стороны, взятые вместе, больше оставшейся.

Итак, тот, кто делает ложное построение, показывает, что две [стороны] равны оставшейся, посредством неправильного проведения полуокружностей и неподходящего соединения линий. Взяв прямую AB, он делит её пополам в точке Γ и описывает полуокружности вокруг каждой из AΓ и ΓB, касающиеся друг друга в точке Θ, где AΘΓ и ΓΘB пересекаются. Затем, взяв центры полуокружностей — D для AΘΓ и E для ΓΘB, — он соединяет точку Θ, в которой полуокружности касаются друг друг