В романе обитают реальные исторические персонажи. Ясперс разглядывает пропагандистскую листовку в дождливом Гейдельберге. Арендт блуждает по залитому солнцем Иерусалиму в поисках зала, где состоится суд. Эйхман дожидается интервью в тюремной камере. Бернхард беседует с фотографом в венском кафе накануне премьеры своей последней пьесы.
Четыре персонажа, запертые в индивидуальных ситуациях, посреди закругленно-спиралевидного времени, на «территории памяти». Здесь же проживают собственные сюжеты педагоги-экспериментаторы Милгрэм и Джонс, журналист Ширер и художник Тэнгли, режиссеры Ланг и Параджанов. Каждый — в пространстве, сконструированном из многочисленных киноцитат Годара, Хитиловой, Рене, Антониони и других. «Территория памяти» — о коллективной вине и бесконечном повторении истории — вторая книга «Трилогии бессилия», отчасти продолжающая «Свидетельства обитания».
Четыре персонажа, запертые в индивидуальных ситуациях, посреди закругленно-спиралевидного времени, на «территории памяти». Здесь же проживают собственные сюжеты педагоги-экспериментаторы Милгрэм и Джонс, журналист Ширер и художник Тэнгли, режиссеры Ланг и Параджанов. Каждый — в пространстве, сконструированном из многочисленных киноцитат Годара, Хитиловой, Рене, Антониони и других. «Территория памяти» — о коллективной вине и бесконечном повторении истории — вторая книга «Трилогии бессилия», отчасти продолжающая «Свидетельства обитания».
Ұқсас кітаптар
Пікірлер2
Дәйексөздер16
я так себе представляю ад, что-то в этом роде, у тебя спрашивают документы, и ты их бесконечно показываешь,
дочь рассказывала, он скучал по фронту, говорил, там он был кому-то нужен, что нельзя было останавливаться, мне кажется, такие люди повсюду, они ощущают свою никчемность, сидят по квартирам, ждут, когда произойдет что-то такое, когда их навыкам найдется применение, до тех пор они тоскливо бродят по улицам, у них нет никакой большой идеи, никаких особых ценностей, у них нет ничего, кроме какой-нибудь работы, иногда семьи, детей, друзей в гараже, автомобиля или велосипеда, церкви, иногда больных родителей, они обретают смысл через уничтожение, неважно, на каком основании, они испытывают удовлетворение не от самого убийства, это ошибочно связывают с сугубо психическим расстройством, фанатизмом, им необходимо единение, а единение чаще и проще всего обретается через насилие, он испытывает смысл и причастность, глядя на горящий дом, он целится, стреляет не в людей, они становятся метафорами, обязательным этапом инициации, без которого он не сможет почувствовать себя частью великого целого, мне это стало понятно потом,
Любое познание, даже самое ничтожное, требует усилий, приходится следовать по циклопическому пространству, где нагромождение зачастую до того сгущено, что каждый вдох дается с трудом, однако человек встает с утра, идет в ванную, приводит себя в порядок, одевается, выходит из дома, ходит, возвращается, чтобы уснуть и, проснувшись, продолжить движение, повторение ради повторения, ритуальное хождение, ритуальное бездействие, ритуальный сон, ритуальное истребление инаких, ритуальную смерть
