Владимир Буров

Марс

Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»

© Владимир Буров, 2017

Путешествие на Марс. Где живут не совсем люди, хотя и похожи на них чем-то. Не буду заранее пугать, чем именно. Но некоторые Их боятся. Б-рр-ры-и, а другие даже могут откусить нос. Люди едут Туда не только развлекаться, но чтобы найти киллеров, которые превратили эту, еще вполне пригодную для счастья планету в место, где ни проехать, ни пройти, чтобы у вас чего-нибудь ни попросили:

— Дай, да, дай! — Как в Одиссее:

— А можно я тебя съем? — И без знака вопроса, тащит каждый и каждая себе.

18+

ISBN 978-5-4485-3397-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Оглавление

1. Марс
2. Глава 1
3. Глава 2
4. Глава 3
5. Глава 4
6. Глава 5
7. Глава 6
8. Глава 7
9. Глава 8
10. Глава 9
11. Глава 10
12. Глава 11
13. Глава 12
14. Глава 13
15. Глава 14
16. Глава 15
17. Глава 16
18. Глава 17
19. Глава 18
20. Глава 19
21. Глава 20
22. Глава 21
23. Глава 22
24. Глава 23
25. Глава 24
26. Глава 25
27. Глава 26
28. Глава 27
29. Глава 28
30. Глава 29
31. Глава 30
32. Глава 31
33. Глава 32
34. Глава 33
35. Глава 34
36. Глава 35
37. Глава 36
38. Глава 37
39. Глава 38
40. Глава 39
41. Глава 40
42. Глава 41
43. Глава 42
44. Глава 43

Глава 1

— На Марс? А сколько?

— Двести.

— Двести тысяч долларов?

— Евро.

— Это много. Я не поеду.

— Почему?

— У меня нет столько.

— Сколько есть?

— Да немного.

— Точно можно узнать?

— Зачем?

— Может, я добавлю.

— А! Ну, хорошо. Но я должна подумать. Деньги разбросаны по разным карманам.

— Карманам? А дома?

— Дома пусто. Или все равно, что ничего нет.

— Значит, у тебя очень мало денег.

— Я уже посчитала, умножила и сложила, и получилось ровно двести.

— Всего в тысячу раз меньше, чем надо?

— Да.

— Это немного. А казалось, что у тебя не хватает почти всего.

— Наверное, ты считал миллионами.

— Ты согласна?

— Поступить под твою юрисдикцию?

— Почему сразу Под? Ты можешь быть сверху.

— Вряд ли это возможно, если ты за меня заплатишь. Впрочем, изволь, я согласна. На Марс! — она посмотрела на небо. — Неужели это возможно. И знаешь, я даже думала, что мне ответить, если ты пригласишь меня в Кругосветное Путешествие, как Агату Кристи.

— Ты права, я тоже думал: может быть, нам сначала что-нибудь сделать.

— Что?

— Ну, не знаю.

— Нет, говори, говори, я слушаю.

— Давай сходим в ресторан, а потом в баню.

— В баню? Я не ослышалась?

— Я не то хотел сказать.

— А именно?

— В сауну, конечно.

— Я ни разу не была в сауне. Что это? Только, пожалуйста, не ври! Я подозреваю, что это та же баня. Так-то я бы не против. Мы же ходили с тобой вместе на пляж?

— Да, было дело. А разница?

— В том, что на пляже много народу.

— Ты хочешь со мной сходить, но только в общую баню?

— Да.

— Сейчас уже нет таких бань.

— Может быть, мне пригласить подругу?

— Думаю, это скует все мои желания.

— Она не агрессивная.

— Вы опять будете ходить туда-сюда, как тогда на пляже, и болтать. А я? Мне, что, опять лапу сосать.

— А ты что хочешь сосать? Мои титьки?

— А почему бы нет.

— Сейчас не хочешь пососать?

— Давай.

— А потом чего? Женишься?

— Мы не должны об этом думать, понимаешь?

— Нет.

— Ну, ты, что, забыла, в перспективе мы можем полететь на Марс вместе. А там! Сама понимаешь, кто есть кто — это еще вопрос.

— Я не совсем понимаю: в каком смысле? По разные стороны баррикад, что ли, ты имеешь в виду. Я — Марсианка, а ты в рядах захватчиков.

— Это бы еще ничего. Хуже, если я буду жить на берегу.

— А я? Буду с другой стороны этого марсианского озера?

— Нет, хуже, если ты окажешься просто водой этого озера.

— Чем это плохо? Как купаться — так опять нужно будет думать о сексе? А как же ты говоришь раньше все вместе в бане мылись?

— Тем не менее, мне кажется, мы будем близко, как сейчас, но всё также далеки друг от друга.

— В общем, ты предлагаешь сходить прямо сейчас в баню, пока не поздно, я правильно тебя поняла?

— Про ресторан забыла.

— Ладно, давай сначала напьемся.

Мы очень стеснялись.

— Мне не страшно, — сказала она, — у меня ничего не видно. — И действительно волосы между ног у нее были настолько густыми, что даже при большом желании ничего бы не удалось разглядеть. — А ты повернись ко мне задом. Тогда я тоже ничего не увижу. Он мотается, да?

— Сейчас?

— Ну, хотя бы.

— Сейчас нет.

— А что с ним?

— Разглядывает потолок.

— Что на потолке? — она тоже посмотрела вверх.

У нее такие ляжки. Вся школа много лет была в восхищении и изумлении. А зад. С таким бы никогда не расставался. Точнее:

— С таким не расстаются. — Айм вэри бизи ил.

— Целоваться не будем?

— Нет, только трахаться. И знаешь, я воде хочу. Ты пробовал?

— В воде? Нет, я думал, это опасно.

— Почему?

— Вода нальется внутрь.

— Внутрь меня? Ты думаешь там еще есть место?

— Почему нет?

— Там живут дети.

— Д-дет-ти? Так быстро.

— А ты думал, они растут долго? Тем более, на Марсе.

— Мы еще не на Марсе.

— А ты поверил? По-моему, ты даже испугался.

— Ты права, я не знаю, что там будет.

— А именно: ты боишься, что наша воля будет там парализована?

— Да. И знаешь почему? Там маленькое давление. Само по себе это может не иметь значения. Но низкое давление может быть следствием слабой привязанности людей — марсиан, имеется в виду — к самим себе.

Она повернулась ко мне лицом.

— Ты думаешь, там только марсиане?

— Не знаю, но считаю, что людей там нет.

— Даже американцев?

— Нет, мы будем первыми.

— Это плохо. Вряд ли что-нибудь у нас получится. И вообще: нам какую квартиру обещают?

— Трехкомнатную, неверное.

— А ты не спрашивал? — она повернулась ко мне спиной, и практически ушла головой на самое дно.

Вопрос задан, а кому отвечать непонятно. Наверное, она дала мне время подумать. Вообще, конечно, вопрос хороший, надо будет просить, как минимум, четыре комнаты. Тем более, если предположить, что у нас сразу родятся не меньше трех детей. Возможно, не надо будет вынашивать их целых девять месяцев. Так месяца три, я думаю, хватит. Наконец, она вынырнула, но опять ушла под воду, так как я держал ее за ноги.

— Ну, что, сосчитал, сколько комнат нам надо? — спросила она после того, как вынырнула, предварительно наглотавшись воды.

Далее, как мы попадаем на Марс? Ракета, или как-то по-новому?

Оказалось, надо пройти собеседование.

— О чем? — спросила она.

— Наверное, хотят спросить, собираемся ли мы жить вместе.

— А мы, как, будем?

— Так, а зачем еще мы летим на Марс.

— Именно за этим?

— Да.

— Что, да? Я не поняла, ты не расскажешь поподробнее?

— Здесь у нас всё хорошо, но нет будущего. Вот сколько я ни думал — ничего. Как говорится:

— Одной хорошей жопы мало.

— Я так и думала. Чего же еще тебе надо? В рот? Ладно, я постепенно научусь, чтобы не рвало после спермы. Но, извини, не пять же раз в день ее глотать!

— Вот видишь, ты сердишься.

— И ты знаешь почему?

— У нас нет Контакта.

— Там должен быть, да? Да, конечно, он там есть. Где-то же он должен быть. Перспектива-а, — протянула она. Между прочим, я слышала, туда берут не всех.

— У нас есть деньги.

— Даже за деньги.

— Ты думаешь, мест меньше, чем людей с деньгами? Вполне возможно. Вполне возможно, людям так не хочется жить здесь со временем. Они понимают, что ни-че-го у них не получится. Теперь я понимаю Джеймса, почему он не хотел оставаться в Англии, а поперся туда, где ничего нет. Ничего, кроме новой энергии, способной сделать его и его людей счастливыми. Там за горсть гвоздей можно было купить себе любовь.

— Хорошая мысль, между прочим, надо подумать, что мы возьмем с собой.

— Есть какие-то мысли?

— Надо взять что-то для тебя. Чтобы ты мог иметь возможность покупать там любовниц. Если я тебе надоем.

— Ты никогда не надоешь.

— Мне самой может надоесть брать в рот.

— Это никому еще не надоедало.

— Да? Ну всё равно мы должны подумать, что брать. Всё, наверное, не разрешат.

— Скорее всего, по весу. Пудов по пять на человека, не больше я думаю, максимум сто кило. Я возьму книги. Ноутбук может там не работать. Я бы вообще хотел, чтобы несколько книг мне положили в гроб. Наверное, это не разрешено.

— При чем здесь гроб?

— Потому что, нет, я хотел сказать в саркофаг, в которых мы полетим. Там нет места для вещей.

— Если нас не будут обыскивать, всё равно можно кое-что взять. Я возьму мыло.

— Зря, мыло и так загрузят.

— Хорошо, тогда сегодня на собеседовании, скажу, какое именно мыло надо брать на меня.

— Это правильно. Я тоже скажу, чтобы взяли зубную пасту Хербал.

— Хер? Ты опять про Это?

— Я впервые встречаю человека, который никогда не слышал слова Хербал. Нет, честно, никогда! — И добавил: — Чем ты чистила зубы в лагере?

— Я не была в лагере.

— Вот как! Чем ты занималась?

— Я была в доме отдыха.

— Там не чистят зубы?

— Чистят.

— Чем? Должен обязательно быть Хербал.

— Прекрати, пожалуйста, ругаться. Я всегда чищу зубы зубным порошком. Более того, я так же отношусь к своей собаке.

— Ты чистишь зубы собаке?

— Приходится.

— Правильно. Если есть хоть какие-то зубы, надо их чистить Хербалом.

— Прекрати, я тебе сказала!

— Не могу не говорить о том, кого люблю.

— Ну, вот это другое дело. Я так и знала, что ты хочешь трахать не только меня, но всех остальных. Тоже.

— Это естественный процесс. Я трахаю тебя, так как трахаю всех. И наоборот: я трахаю всех, потому что трахаю тебя.

— Всё это так, всё это хорошо, но тогда не будет Контакта.

— А наоборот его тем более не будет. Ты что называешь Контактом? Ты — это я, а я — это ты? Это неправильно. Зачем нам быть одним человеком? Объясни.

— Не могу. И знаешь почему? Потому что Один — это уже, практически, мастурбация.

— И всё же ты права. Надо быть ближе.

— Ты хочешь, чтобы мы жили втроем, как Коллонтай? Или впятером, как Щепкина-Куперник?

— Ты хочешь сказать, что здесь уже и так всё, как на Марсе? Ты не хочешь лететь?

— Полечу, конечно, но я боюсь даже думать, кем я там буду. На собеседовании не будут задавать такой вопрос:

— В потенциале, вам что лучше оставить:

— Ноги ли голову?

— Откуда такие страсти?

— Ты мне постоянно подсовываешь картины Пабло Пикассо.

— У тебя сколько уже сейчас висит дома? — спросил я.

— Ни одной. И знаешь почему? Я их боюсь. Дари мне лучше Ван Гога.

— Он тоже был выше обычного понимания.

— Мне он кажется красивым.

— Неужели ты думаешь, что картины Пикассо несут с собой опасность?

— С собой? Не хочешь ли ты сказать, что уже загрузил их в багаж? О, мама! Кого еще? Ван Гога? Ну, это понятно.

— Моне.

— Тучи в голубом и розовом?

— Лягушки в фиолетовом и розовом.

— Кувшинки, ты хотел сказать? Ты Закат взял?

— Взял, взял.

— Фильмы Альфреда Хичкока?

— Взял, взял.

— Отлично, возьми еще Острова в Океане Хемингуэя. Впрочем, ты можешь забыть, я сама возьму эту любимую книгу.

— Я возьму русскую библию — Пушкина.

Нас особо не проверяли, и мы пронесли на борт КК — Космического Корабля, всё, что хотели.

— Меня волнуют только два вопроса, — прошептала Ольга мне на ухо.

— Понятно, — ответил я. — Будет ли и Там Звездное небо над нами, и скольких жен разрешат иметь.

— А мне мужей.

— Естественно.

— Но это только один вопрос, — опять нагнулась она к моему уху.

— Какой второй вопрос, дай угадаю. А! Дадут ли нам четырехкомнатную квартиру? Правильно, я угадал?

— Ты написал про четырехкомнатную?!

— Ольга, послушай, надо ковать железный, пока горячий.

— Это мало. Это очень, очень мало, как ты только не мог понять, что счастливое число — это шесть? Ты можешь объяснить? Прости, я оговорилась, счастливое число — это семь. Именно. Или семь, или всё кончено, Юпитер.

— Я.

— Ты. Ты понял, Юпитер, что ты не прав? Очень хорошо. И да. — Но она не успела разъяснить свой второй вопрос, как загорелся экран монитора на пололке.

— Зачем на потолке? — спросила Ольга.

— Мы должны быть ближе к Марсу, — сказал я.

— А-а.

И вот пошла Лентару.

— Ой, какой птенчик! Я, Вань, такой же быть хочу.

— Ты думаешь, нам показывают возможную реинкарнацию на Марсе.

— Это варианты, — пошла строка субтитров, — для тех, кто не понял интуитивно, — второй вариант вашего воплощения на Марсе. Если вы сильно испугаетесь, то можете превратиться в птичку и улететь.

— Восхитительно! — воскликнула моя дама, и добавила: — я хочу быть птичкой. — Но уже появилась другая картинка, это был лев. — О! лева. Я хочу быть им, — и она нажала кнопку этого Стоп-кадра. Только это была уже совсем, совсем другая история.

Далее, это дерево.

Глава 2

Под фиолетовым небом висели три солнца.

— Ничего страшного, — сказал я, и добавил: — Мне нравится.

— Да? Мне тоже. И да:

— На ночь их выключают?

— А смысл? Всегда можно задернуть шторы. Тем более, они автоматические здесь.

— Я люблю гулять при Луне.

— Уверен, что такая программа тоже существует.

— Если не все захотят Луну на небе, а вдруг кто-то хочет загорать ночью?

— Точно! Уверен, что у нас здесь есть участок в семь га, как у всех благородных людей.

— И мы сможем заказать у себя дома любую погоду! Ура. Только, как нам договориться друг с другом?

— По жребию, — сказал я.

— Ладно, я хочу загорать и кататься на лодке.

— Сейчас посмотрим, хотя для этого нужен большой бассейн.

— Надеюсь, тебе повезет, — сказала Оля, — и здесь есть большой, большой, как река, огромный бассейн, где по берегам растут лютики-цветочки. Лютики-цветочки у меня в садочке. Как было сказано, чтобы у меня всё было:

— Чинно и благородно.

— По-старому, — сказал я, и добавил: — Не выйдет. Не для этого мы летели на Марс.

Но участок, в 7 га, о котором мы так долго мечтали, появился, хотя мы об этом представлении о счастье никому не говорили.

— Лютики! — С этим радостным приветствием Ольга вышла на крыльцо. — И да, — добавила она, — это не лодка с веслами, а целый корабль.

— Какой-то, ты не добавила.

— Что? А, да, действительно: какой-то.

— Странно.

— Действительно, странно, почему на нем нет моего имени.

— Я сам могу написать.

— Ты криво пишешь. Впрочем, извини, пусть криво, но зато я узнаю тебе по походочке. И да: лёд у нас есть?

— Жарко.

— Нет, еще, но я хочу льда.

— Просто льда? Или с каким-нибудь миндальным ликером?

— Покрепче ничего нет? Впрочем, это я не всерьёз. И да: я только в кино видела — да и то, кажется, нет, — чтобы яхта входила прямо в семигектарный сад с моря.

— Это не яхта, а катер.

— Тем более. Точнее, тем не менее.

— Тебе туда прямо принести коктейль со льдом?

— Да, конечно. Пожалуйста, только оберни стакан полотенцем.

— Зачем?

— Ну, что значит, зачем? Надо, как ты не понимаешь?

— Сейчас не жарко, — попытался я возразить.

— Руки у тебя, я надеюсь, всё той же, земной темприче, 37 с чем-то.

— Скорее всего.

— Вот видишь, теперь ты всё понял.

— Нет, я почти ничего не понял. Хотя, конечно, я сделаю так, как ты любишь.

— Давай, повар.

— Я повар. А кто стрелять будет? Или ты не видишь отсюда, что на носу установлен пулемет.

— Ни — сл. на букву х — себе! — удивилась она. — Куда мы попали? Увеселительная прогулка называется! Неужели это на самом деле?

— Скорее всего, нам дали этот прекрасный сад не просто так, — сказал я. И добавил: — Здесь есть враги.

— Но откуда в свободной стране враги? Я не понимаю. — Она чуть не заплакала. — Неужели с других планет?

— Мэй би, кто-то из землян был уже здесь.

— Что им надо? — спросила она.

— Думаю, произошел какой-то сдвиг по фаре, — сказал я. — Так-то бы, конечно, жили-были, ну и дальше, ан нет, или захотели чего-то, что здесь открыли, или — как я уже сказал — просто поехала крыша.

— Ты думаешь, она сама поехала — если, конечно, это так — или под действием этих?

— Кого?

— Я боюсь говорить.

— Инопланетян?

— Да. Думаю, они очень страшные. И знаешь почему? Я на Земле насмотрелась на крокодилов, специально от них уехала, а здесь опять двадцать пять:

— Еще хуже.

— Не будем заранее настраиваться на самое худшее, — сказал я.

— Если я вижу на своем личном корабле крупнокалиберный пулемет, куда уж дальше? Всё уже и так ясно.

— Скорее всего, он не такой уж сильно крупнокалиберный.

— Какой смысл на корабле иметь обычный пулемет? — возразила она. — Скорее всего, на нас пойдут бронированные катера, а с берегов будут стрелять из крупнокалиберных пулеметов с бронированными щитами.

— Откуда здесь возьмутся пулеметы с бронированными щитами?

— Если для фильма Рембо-4 нашли, то здесь, я думаю, тем более они есть. Да нет, есть, есть, я уверена!

— Тогда, может быть, нам вернуться назад? — спросил я.

— Да? Это можно сделать реально?

— Ты не спрашивала на собеседовании об этом?

— Нет. Меня не спрашивали, и я не спросила. А ты?

— Тоже постеснялся.

— Во попали! — она села в кресло, и посмотрела с веранды на стоящий в бухте большой катер.

Уже ночью подошел большой грузовик с коньяком, ликерами, пивом, и продуктами питания. Как-то:

— Это была капуста брокколи.

— Будете ловить рыбу, — сказал водитель грузовика.

— Как? — спросил я. Ольга спала, как убитая. Перенервничала.

— На удочку.

— Серьезно?

— Ловить тралом бессмысленно, — сказал парень.

— Холодильник на катере маленький?

— Скорее всего, его вообще нет, — ответил он, — только льдогенератор. Но даже если есть, много рыбы в него не положишь.

— Почему? Надоест один и тот же сорт?

— Естественно. Есть белая — хочется красной, есть красная — хочется…

— Белой, — досказал я за него. — Вообще, хоть какой-то комфорт на этих катерах есть? Мы не успели осмотреть его.

— Если вы не знаете, я тем более не в курсе. Но сразу не тонут.

— Спасибо и на этом.

— В принципе вы можете заказать ремонт в счет будущих доходов.

— Будут доходы? — удивился я.

— Подвезете кого-нибудь срубите бабла, — сказал он.

— Так здесь, как на Земле? Бардак.

— А вы как думали? Это не другая Солнечная Система, а пока еще всё та же самая.

— Да… — протянул я.

— Вы на что надеялись?

— Мы думали однозначно:

— Будет легче, чем на Земле, а зачем и переться тогда в такую даль.

— Для некоторых легче охотиться на слонов в Африке, или в Австралии жить среди людоедов, чем вечно в звании капитана в Англии.

— Давай никуда не поедем, — сказала Ольга утром.

Но мы поплыли. Не успев приехать, опять двинулись в путь.

— Знаешь, что, — сказал я.

— Что? Пойдем в кубрик.

— Не знаю никакого кубрика-мубрика.

— Ты смотрел хоть когда-нибудь кино Водный мир?

— Допустим, — сказал я, и добавил: — Ты пока вот рули здесь, а я схожу в кубрик, точнее, кают-компанию.

— Зачем?

— Там рядом есть кухня, а рядом с кухней бар. Принесу.

— Мне со льдом и малиновым ликером.

— Что?

— Водку. Но не более двадцати пяти граммов на трехсот граммовый стакан. Я могу пристраститься, и это будет проблемой в дальнейшем. Здесь, скорее всего, нет рифов, но мели должны быть. Мы сядем на мель.

Только после того, как принес всё, что уже обещал, я спросил:

— Ты думаешь, нам придется воровать?

— Это в связи с Водным Миром? Да. Думаю, именно такой мир нам здесь предлагается.

— Допотопный?

— После. После потомный. Между прочим, я чувствую, что стакан уже начинает нагреваться. Там не было полотенца потолще? Или, может быть, даже менее теплопроводного?

— На них ничего не написано.

— У тебя должна была пробудиться интуишэн.

В конце концов, уже под вечер нам сообщили, что бежала группа монстров, которых не уничтожили сразу, а оставили для изучения их генетического материала.

— Почему из таких же, как мы людей появляются монстры? — спросила Ольга.

— Скорее всего, они вообще не были людьми.

— Тогда зачем? Хотят узнать, откуда вообще во Вселенной возникают монстры?

— Скорее всего.

— А, а не могли они их выпустить нарочно?

— Не понимаю, зачем?

— Очевидно, что какой-то смысл есть.

— Какой? Что их никто не выпускал, а они сами сбежали?

— Мне больше нравится версия, что хотят выяснить, можно ли их вообще убить, — сказала она. — И это будет точно так, если объявлена премия за каждого монстра. Ничего не говорили?

— Не слышал.

— Или не слушал?

— А это не одно и то же? Хорошо, поймай радио.

— Я за штурвалом.

— Тогда я опять сам схожу, — сказал я и спустился вниз, предварительно осведомившись: — Повторить?

— Нет. Хочу, но чего-нибудь новенького. Кактусовой водки там нет?

Меня удивляло, что моя дама не удивляется, что пьет, пьет и пьет. Ведь даже на Земле, она не пила совсем до последнего времени.

На первом острове мы не обнаружили никого.

Мы наловили трески и наваги и теперь спешили ее пожарить на:

— Огне и растительном масле, — как сказала Ольга. И добавила: — Жаль, что рыбы много, а нас, — она раздвинула пальцы так, что один был направлен на меня, а другой на нее, — мало.

— Я приведу медведя, — сказал я.

— Зачем? — не поняла она.

— Медведи очень любят рыбку, — выдал я, и ушел не прощаясь.

Когда я был уже на середине поля — если считать, как считаю я расстояния футбольными полями — опять услышал ее голос:

— Не жареную же.

Меня удивило, что она говорила негромко, а слышно было хорошо. Вряд ли у меня слух обострился. А, наоборот, на Марсе слышимость лучше.

После густого лиственного леса появился обрыв, а внизу море. А чему, собственно, радоваться? Мы и приплыли по морю. Но всегда приятно узнать, что это:

— Точно остров, а не материк, откуда могут появиться люди.

Я вспомнил, что надо набрать сухих дров, но их не было. Взял свежие.

Еще издалека я заметил, что у костра сидит кто-то.

— И не одна, что самое интересное. — Более того, она стояла у плиты.

— Хай ду ю ду, — сказал я, и бросил вязанку прямо на лапы пришельцу.

— Хау ар ю? — вежливо ответил он, но тут же добавил:

— Во-первых, хоть я и абориген, не надо бросать мне на ноги деревья.

— Во-вторых?

— Что, во-вторых?

— Вы сказали, во-первых, значит, должно быть и во-вторых.

— Ах, во-вторых! Да, это заметили очен-но остроумно. Я уже ответил, вы не заметили?

— Нет, конечно. Если вы не ответили, как я мог заметить? Ответ: никак. Это, по-вашему, тоже остроумно?

— Сначала вы сказали, что я Пришелец, и я хотел вам ответить, что во-вторых, я не:

— Пришелец. Но так как до этого я уже сказал, что я абориген, то повторять одно и то же два раза уже не имело смысла. Окей?

— Ольга, будь свидетелем, — сказал я, — этот абориген, говорил, что он абориген? Или говорил только, что пришелец7

— Говорил.

— Ты что, уже успела с ним объединиться, пока меня не было дома?

— Он говорил, — опять сказала она, и добавила: — Про себя. Точнее, подожди, ты меня совсем запутал:

— Это ты назвал его пришельцем про себя, а он тебя услышал. В результате — назрел конфликт.

— Так, а зачем подслушивать, я не понимаю?

— Если он так устроен, ему уши себе отрезать?

— Ладно, давайте выпьем и поедим, — сказал парень, — а то становится немного скучно.

— Вы правы, — сказал я, принимаю свою банку холодного пива и котлетки из трески с картофельным пюре и свежим огурчиком, — надо выпить за мою первую запись в Дневнике Путешественника по Марсу.

— Давайте, — сказал Абориген, — за ваше открытие. — Но он предпочел виски.

— Не может быть, — сказал я, — чтобы вы вот так с первого раза полюбили виски.

— И вы будете правы, — почти улыбнулся парень. — Мы ее здесь выращиваем.

— Кого? — только успел подумать я, а он уже прочитал мои мысли, и нагло ответил:

— Кактусы

— Мак, — опередила меня Ольга, — вы договаривались не подслушивать. — А он:

— Я забыл.

— О чем ты думал?

— Я думал: не подглядывать.

— Маки, — обратился я к аборигену, когда мы выпили по три двойных. Я три банки пива соответственно.

— Почему? — спросила перед этим Оля.

— Я бросил. Только пиво.

— Вот из ё нейм? — спросил я.

— Говори на русском, парень, — сказал он, — я понимаю.

— Как тэбя, — я показал на него пальцем, — зо-вут?

— Я, — теперь он показал пальцем себе в грудь, — мэсный бог.

— Бог — это как? — Вмешалась в разговор ошалевшая Ольга.

— Вин. Буду скромнее, — добавил он: — Один из Винов.

— Вин — это Винчестер, можно сказать носитель информации, — быстро пояснил я, чтобы выглядеть, как говорил Владимир Высоцкий:

— Не глупее его.

— Вы живете в горах? — удивилась она, потому что здесь был только один холм, куда поднимался я, чтобы увидеть широкое море. Но гор — нет.

— Есс. — Простите, что злоупотреблю алкоголизмами.

— Вот это правильно, — обрадовалась Ольга, — вот это по-нашему, по… прости, — обратилась она ко мне, — мы откуда хоть прилетели-то? Нет, честно, я уже всё забыла.

— И да, — решил я хоть как-то продолжить разговор, — как ваше настоящее имя, я так и не понял?

— Зевс.

— Нет, вы скажите, пожалуйста, точно: Зевс или Зевз?

— А разница? — спросил парень, и что было самым замечательным: постепенно он менял свой привычный облик цивилизованного человека.

— А именно? — удивилась Ольга, понявшая мой немой вопрос.

— В очередь, пожалуйста, — сказал я, — меня интересуют буквы. А именно: З или С.

— К сожалению, я никогда об этом не думал, — беспечно ответил парень.

— Ясно, — обратился я к Ольге, — второгодник. Два года в седьмом? — спросил я его.

— Да. — Но это Да вызвало в моей Ольге только добрую, более того, обнадеживающую улыбку.

— Картина Ван Гога, — сказал я.

— Ты уже предлагаешь мне раздел имущества? — только и придумала она, что сказать в ответ на некоторые сомнения в ее любви ко мне.

Кончилось тем, что я проснулся от лунного света. Хотя на самом деле это был солнечный свет. Она лежала на нем, и юбка на ее жопе была подняла выше, чем обычно. Не в сторону талии, имеется в виду, а именно вверх, как будто ее могучая задница еще больше выросла за эти несколько часов, пока мы спали. Но это бы еще:

— Ничего удивительного. — Главное, Зевз был уже не черным, как негр, а превратился в абсолютно белого, хотя по-прежнему кудрявого человека. И это ее очень радовало. До такой степени, что они так и лежали друг на друге, хотя я всё видел, так как проснулся, и чесал себе голову в поисках возможных решений это уравнения.

— Это пятая или третья всё-таки степень? — спросил я. Но они даже не дали мне пояснить, что я имею в виду. Им было по барабану. Даже не засмеялись, а она продолжала совершенно спокойно его разглядывать и нежно целовать в губы.

— О, боги, боги! — сказал я — про себя, разумеется. Но руки всё-таки поднял вверх. — Так обнаглеть!

Глава 3

— Меня это не устраивает. Нет, нет и нет, я третьим не буду.

Конечно, это Марс, здесь, скорее всего, можно трахать всё, что шевелится, но не могу. Кого-нибудь другого, мэй би, даже местную богиню, но вот так, изменить сразу, у меня не получится. А бабам всё равно:

— Лишь бы человек был хороший: кудрявый блондин.

Но один раз я решил попробовать. Взял на корабле железный прут, нагрел в костре, и завил себе тоже несколько локонов. Красиво, но, кажется, заметно, что не от бога. Тем более, пахнет паленым.

— Волосы покрасить? Окей. Краска была, и, разумеется, не корабельная, девушки всегда берут с собой краску для волос. Почему-то все хотят быть блондэ. В принципе это понятно. Так-то скажешь глупость — назовут дураком. А там, наоборот, это естественно. И даже, если назовут, имеем право не обижаться. Кому охота бросаться на людей, как злая собака. Поэтому все и хотят попасть в Некоторые, которым нравится быть:

— Погорячей.

Поэтому бог Зевз сразу и выдал резюме:

— Некоторые любят погорячей.

— С какой стати? — резонно спросил я.

— Паленым пахнет, — скромно ответил он.

Ольга ничего не сказала, но когда этот Зевз не поехал с нами, а остался на своем острове, дала мне без особых проволочек. Так только предупредила:

— Ты меня любишь?

— Да.

— Как ты меня любишь? — Конечно, она могла, как Мюллер, при этом убрать пистолет со стола. Чтобы я понял: всё идет почти по плану, и уж, по крайней мере, по обоюдному согласию.

— Тебе удобно? — спросила она.

Я хотел сказать то, о чем давно мечтал:

— Ты не могла бы встать на мостик?

— Как?

— Как на уроке физкультуры.

Но решил отложить наибольшее удовольствие для следующего раза.

Зря, конечно. Надо ковать железный, пока он еще горячий. Кажется:

— Где тогда будет перспектива?

Древние египтяне решили этот вопрос, поняли, как надо смотреть на пирамиды:

— Плоскими глазами.

— Будем надеяться, что на следующем острове никого не будет, — подумал я.

— Рипит ит, плииз! — рявкнула она, я ничего не слышу.

— Кто-то что-то сказал или мне показалось? — спросил я.

— Ты напомнил мне о моем прошлом романе на этом острове. Извини, я просто обезумела. Но была счастлива, — добавила она.

Или ты совсем не хочешь, чтобы я была счастлива?

— Ну, как тебе сказать?

— Говори, как хочешь. Можешь словами, а хочешь — говори мыслями. Я уже почти тебя понимаю. А ты?

— Я? Я ждал тебя и рад, что вижу.

— Нет, к сожалению, к тебе не передалась эта Марсианская сверх способность. Мы с тобой разные люди. Ты просто человек, а я уже:

— Человек Марса.

— Маркса?

— Пожалуйста, меня не путай. Марса, я сказала, а не Маркса.

— Значит, секс между нами еще возможен?

— Не знаю, надо попробовать.

— Спустимся в кубрик?

— Принеси мне сначала сюда что-нибудь.

— А если бы я понимал тебя с полуслова? Даже без слов вообще? Ты что бы сначала выбрала?

— Секс или коктейль с маракуйей? И знаешь: вместе.

— Хорошо, ты сказала. Встань пока на коленки, приготовься. Впереди я поставлю коктейль.

— А сам?

— Как-нибудь сзади.

— Я не хочу как-нибудь. Давай по-человечески, я расположусь на спине.

— Я не понимаю, как тогда потреблять коктейль?

— Привяжи его к штурвалу. Он будет постепенно капать мне в рот через трубочку.

— У нас нет такого медицинского приспособления, чтобы пить через трубочку сверху.

— Придумай. Я хочу так.

Всё было просто. Надо только надеть на горлышко бутылки насадку, но из нее текло слишком быстро. Как замедлить?

— Я не знаю. Кап-кап-кап. — Не получается. Я пробовал и хлеб, и сыр и сливочное масло — бесполезно. Наконец помогла изолента. Правда, она пахла химией. Но, скорее всего, она уже ничего не почувствует.

Нет, почувствовала.

— Ты чем думал, когда использовать изоленту для пищевых продуктов?

— Просто, я уже все попробовал, но ничего не помогло.

— Возьми яблоко, и надень кусочек на рожок. В яблоке иголкой сделай канал, по которому маракуйя будет стекать вниз и попадать мне в рот. Окей?

— Какой иголкой: толстой или тонкой?

— Отрегулируй. Попробуй сначала тонкой, потом возьми потолще, если мало, еще потолще. Все просто.

— Просто-то просто, но канитель большая.

— Для тех, кто любит — это норма. А так, с бухты-барахты никогда хорошо не получится. В свободное время поучись на шнурках. Ты в детстве любил завязывать шнурки?

— Нет, я любил сандалии.

— Повтори, пожалуйста, еще раз, но только без второго И.

— Зачем столько подготовки?

— Чтобы ты понял, как надо делать основное событие.

— Это уж не удовольствие, а работа получается, — проворчал я. — Одна работа и никакого удовольствия.

— Не преувеличивай. Если привыкнешь всё делать основательно, то и работа будет, как радость. И да: хватит болтать. Работай, работай, работай.

И я работал. Но иногда увлекался, и маракуйя капала мне на затылок.

— Ты выпил часть моей мары.

— Потом полижешь мне зад.

— Что?!

— Затылок, я имею в виду.

— Все равно не буду.

— Ты, как жена, должна мне делать всё, что не могу я сам. У меня волосы слипнутся на затылке, раз, а во-вторых, я пьянею, так как спирт, отделившись от мары — маракуйи — проникает мне прямо в голову.

Она молчала. Наконец я затих. Только тогда она поняла, что я не врал, и помыла мне голову горячей водой с мылом. Вот так. После такого секса отмыться можно, но не просто так, а только горячей водой с мылом.

Мы причалили к следующему острову.

— Может быть, не надо это делать ночью, — сказал я.

— Сейчас ночь? — спросила она.

— Я думал, это и так видно.

— Дело в том, что мне все равно. Я могу и днем, и ночью. А ты?

— Тоже, наверное, но не сейчас же.

— Почему?

— У меня мысли заняты другим.

— Чем?

— Я думаю, на этом острове нас поджидает опасность.

— Думаю, ты преувеличиваешь.

— Почему?

— Ты всегда преувеличиваешь.

— Не думаю, что всегда.

— Но сейчас — это точно.

— Ты пьяная.

— Ты сам пьяный.

На острове мы встретили козу.

— Если есть коза — значит есть и люди.

— Это кто сказал?

— Я.

— А я думаю, что всё как раз наоборот. И знаешь почему? Здесь вообще нет людей.

— Только марсиане, — сказал я, и добавил: — Но это только версия.

Мы развели костер, и хотели привязать козу, чтобы она не бегала ночью по кустам, и не пугала нас. Но она, не далась.

— И ладно бы отбежала в сторону, а то ведь прется за стол прямо с копытами! — возмутилась Ольга.

Коза натурально села на пенек, и свесила копыта в ожидании подачи вкусных блюд.

— Будем надеяться, что она хотя бы не пьет.

Для смеха Ольга предложила козе капустный лист.

— Что?

— Пошла в отказ. Что она хочет? Что едят козы, кроме капусты?

— Ты меня спрашиваешь? Я никогда не пас коз. Дай ей вина и кусок торта.

— Для смеха, что ли? На.

— Не берет? Давай я попробую.

— Хорошо, попробуй.

— Прошу вас, — сказал я. Но коза все равно не взяла ничего. — У нее нет своих рук.

— Дай ей сам, — сказала Ольга.

— Хорошо, я попробую. — И коза стала пить вино, и есть торт. — Ничего удивительного, — сказал я. — Я бы тоже так-то не отказался даже от листа капусты.

Конечно, тут можно было ожидать, что Ольга предложит мне лист капусты, но нет, вышло по-другому. Лист предложила мне коза. Как? Не помню. Вот не помню и всё. Скорее всего, зажала между копытами.

В итоге я съел лист и стал козлом. Но не сразу. Сначала пришлось с ней, ли с ним — неизвестно — драться за Ольгу. Так-то она ответила на его предложение отказом. Но только до того, как эта коза написала копытом на прибрежном песке:

— Я — Гера. — Ну, или что, то же самое — Германн.

И они пошли вместе купаться. Но и тогда я еще не стал козлом. Хотя уже очень хотелось. Но я боролся с этим желанием, как мог. А именно, говорил себе, что надо мной все будут смеяться, и никто уж больше не даст, естественно.

Как только они улыбающиеся вышли на берег, я вызвал эту козу на бой.

— Меня? — удивилась Ольга.

— Не тебя, я ее, — сказал я.

— Это не она, а он, — с вызовом ответила Оля.

— Не обращай внимания, дорогая, — сказала коза. — Он в этом не разбирается.

— Ты вообще соображаешь, что делаешь? — обратилась ко мне О.

— А что?

— Это, конечно, твоё дело, но смотри не сломай ей рога.

— Я думал, ты за меня беспокоишься. Этими рогами можно не одного, а двоих насадить. — Да, похоже, я сгоряча предложил этот бой. Не коза, а настоящий меченосец.

— Помирать — так с музыкой, — сказал я и улыбнулся.

— Давай, на тебя это похоже.

— В знак одолжения ты сможешь бить в барабан в время этого трагического боя?

— У нас нет барабана.

— Ну, так чисто кричи: бам, бам, бам-бам-бам.

— И опять: бам, бам, бам-бам-бам?

— Если ничего другого ты придумать не состоянии, то да, так и кричи.

— Ты чё там замёрз, что ли, мужик? — сказала коза и встала на задние ноги. Потом хлопнула передними друг о друга и пошла на меня.

Тут даже неизвестно, какой прием лучше применить, подумал я. И подумал, что лучше вообще не думать, так как эти боги, скорее всего, умеют читать мысли таких примитивных созданий, как человеки. Впрочем, щас буду бить по ногам?

— По каким? — неожиданно услышал я закономерный вопрос?

— Дак, естественно, по задним. — А сам ударил ей кулаком в грудь. Не мой удар. Сработало подсознание. В детстве тренер только и делал, что кричал, когда я был на ринге:

— Правой по корпусу. — Правой по корпусу! Дак, на!

Коза закатила глаза к небу, скрестила лапки на груди и брякнулась на пушисту мураву-траву. Ольга к ней, откачивать. А коза мяучит так жалобно:

— Бе-е, бе-е-е! — А Ольга:

— Сейчас сделаем искусственное дыхание и всё пройдет.

— Что пройдет — то будет мило, — сказал я. Нет, это не я сказал, а кто? Коза, естественно, больше здесь некому.

— Если встанет, я ее замочу, — констатировал я мрачно.

— Ты так меня любишь? — спросила Ольга.

— Лучше тебя, чем козу, — ляпнул я.

— Понят-т-н-о-о, — резюмировала О. — И да: можно продолжать. — Это, скорее всего, относилось уже к козе.

— Давай, давай, — рявкнул я. И подумал: какой спонтанный прием провести этой козе в следующий моментум?

— Что?

— Моментум Морэ.

Коза пошла на меня в подозрительно знакомой стойке. Каратэ, решил я, точно. И так же точно, что зря связался с козой. Было бы с кем. Бежать? Догонит.

— Мы договаривались без каратэ, — на всякий случай сказал я.

Ольга даже не дала этому козлу ответить:

— Нет, нет, пожалуйста, делайте, что хотите, если уж на то пошло.

И я понял:

— Если попадет передней лапой — это еще ничего, а задней будет финита ля комедиум.

Провести бы ей подхват под обе ноги, или заднюю подножку. Но буду делать болевой из стойки. Я проговорился, но коза не поняла, что это значит:

— Болевой из стойки?

Не получилось. И знаете почему? На конце, так сказать, конечности, у нее не было кулака, как у обычного человека, а за шкуру с жиденькими волосиками тем более не зацепиться.

Я упал, а козел поставил лапу на мою грудь. Хорошо, что не на шею, как Чак Норрис или Жан-Клод Ван Дамм.

— Это не совсем честно, — только и мог сказать я, — надо было драться в специальных куртках, предварительно одевшись в них специально.

— Что он сказал? — спросила Ольга участливо. Но оказалось, не ко мне. И поцеловалась с козлом после того, как он ответил:

— Заговаривается.

— Думаю, у него просто легкое сотрясение мозга.

— У него? У кого, у него? У меня значит. На этом месте лучше всего потерять сознание.

Я проснулся, и понял, что стал козлом. Точнее, еще не стал, но было очевидно, что:

— Становлюсь. — Шло обрастание шестью. Прямо на глазах. Хорошо еще, что не хотелось капусты.

— Да-а-а. А что я буду есть? — Скажи спасибо, что голова работает. — Окей, хорошо, по крайней мере, что есть бог, который дает мне полезные советы. Неужели, это действительно так? Я стал козлом, но получил взамен связь с богом. Но за что мне такое счастье?

— Хочешь козу? — понял я вопрос.

— Вы понимаете меня с полуслова, спасибо.

— Спасибо — да, или спасибо — нет?

— Давайте, конечно. И знаете почему? Думаю, возврата к прошлому уже не будет.

— Какую тебе лучше?

— По интеллигентней, но чтобы любила не только по-миссионерски.

— Само собой.

— Дожили, — подумал я печально, — придется, как римские легионеры трахать козу. Скорее всего, не буду. Так просто пусть будет для компании. Хотя, чем ее кормить? Дак, чем себя, естественно. Построим дом, купим кур, будем делать козий сыр. Что еще? Дак, много ли нам надо. Вот, Грязный Гарри тоже держал свиней, а потом поехал защищать проституток за тысячу баксов на троих, и таким образом смог изменить свою жизнь в лучшую сторону. А мы, тем более, вообще на Марсе. Здесь, скорее всего, и летать можно. Давление низкое. Но достаточное ли для полета — вот в чем вопрос. Кто только не летает! Уму непостижимо, а люди — нет. Смешно.

Она явилась только на следующую ночь. Я засыпал с мыслью, чтобы только не по Высоцкому:

— Может вам она, как кляча — мне дак просто в самый раз.

Всё это умствованье мне надоело, Хочу, чтобы просто: увидел и взял себе. Но даже загадывать не хочу, какая она. Так хочется сюрприза. Сюрприз ведь — это праздник.

Мне уже снилось, что я трусь о нее, как мех о стеклянную палочку. И чё-то не то. Никак не могу полностью насладиться.

— Ах! шелк надо тереть, — наконец понял я. Но где его взять? Ведь и во сне я прекрасно понимал, что я козел. Шерсть есть, но о что ее тереть я не мог вспомнить. Что-то такое дефицитное, как магний. Легче достать шелк.

— Но где во сне искать шелк? — вот в чем вопрос. Нет, просто логически не понятно. Если бы я был человек, или человеком, то мог бы его купить в каком-нибудь японском магазине. А так я ума не приложу, где его взять. Почему тогда мне снится и снится, что я трусь именно о шелк и именно стеклянной палочкой?

И тут мой бог хлопнул меня ладонью по лбу:

— Ты и трешься о неё! — Мама мия! Я жду процесса, а он уже пошел. Идет, независимо от моего личного понимания. Так можно всё сделать и не понять, что уже получил наслаждение.

Глава 4

Я подумал, что бог хочет, чтобы я тут же представил себе ту козу, которую хотел бы иметь, как свою жену. Вот когда я думал, что представляет из себя красавица, которую хвалил именно, как красавицу, отличающуюся от других людей в положительную сторону Вилли Токарев, я так толком и не мог понять, что это такое.

Но когда увидел недавно — понял:

— Да, ее можно было уговаривать, несмотря на то, что она еще целый год могла думать:

— Быть или не быть?

Но никак не думал, что она такая пушистая блондэ. Можно сказать:

— Толстуха. — Надеюсь, Вилли не доберется в ближайшее время до Марса, чтобы вызвать меня на дуэль.

Тут скорее надо задаться другим вопросом:

— Может ли человек в одиночестве обслуживать такую даму?

Как говорится:

— Хочу, очень хочу, но смогу ли? — Более того, она сама, наверное, целый год об этом думала:

— Сможет ли? — И когда он позвонил обрадовалась:

— Он да, сможет. — Предварительно, правда, засомневалась, пожаловалась маме:

— Дак не звонит Усатый. — На что мать ответила:

— Всякий мужик — это Смоктуновский, ибо как Гамлет постоянно крутит перед собой пальцы, пытается вычислить:

— Быть, али опять не получится?

Вопрос:

— Где мой телефон-автомат? Хочу позвонить. Справлюсь ли? Буду стараться.

— Стараться мало, — опять появился бог.

— Так, а что, мне заказать такой же, как у Билла, Трехуровневый? На Земле бы, да, можно, а здесь же нет, наверное? — спросил я с надеждой.

С надеждой на отрицательный ответ, что:

— Не нет, а есть!

И вышло:

— Не то, чтобы нет, но да. — Коза, коза Натуральная, глаза зеленые, зеленые. Будет, наверное, просить изумруды. А где здесь я их возьму. Хотя, с другой стороны:

— А там, на Земле, тем более.

Но трахаться!.. Любит. Более того, ей бы работать проституткой, если бы это было официально разрешено. А так, что взять с телогреешников? Так, вино, домино, сигареты, да:

— Потрахаться. — И всё бесплатно. Только нищету разводить. Даже платья нормального нет, халат, чтобы показаться мне в интригующем виде утром взяла у подруги. Господи, почему людям платят так мало денег?

— Хватит.

— Ну, не знаю, не знаю. Хватит ли? Чё-то кажется, что мало.

— Без ответа.

Она согласилась плыть со мной на катере. Но могу ли я достать здесь еще один катер? Неизвестно.

И ночью мы увидели, что к берегу причал катер. Мысль:

— На чем эти катера здесь работают? — пришла, и, как говорится, как пришла — так и улетучилась.

— Мы будем его захватывать? — спросила…

— Прости, — сказал я, и задумался.

— Ты забыл, как меня зовут?

— Я думаю. И знаешь, скорее всего ты так и не представилась.

— А говоришь, что ничего не помнишь.

— Ну?

— Зови мен я Желанная.

— Понятненько. А каких-нибудь новых, марсианских имен здесь не бывает?

— Ты любишь Марс?

— Люблю ли я Марс? Скорее всего, да, иначе не имело бы смысла сюда прилетать.

— Хорошо, зови меня Эба.

— Эбба или просто Эба?

— Ты прав, одного Б мне мало.

— Ну, что Эбба, будем брать этот корабль.

— Ты бери, конечно, а я здесь подожду.

— Вместе пойдем, как говорит иногда Сорокин. И, следовательно, ничего хорошего там не будет.

— Иди сам, один.

— Мы погибнем, — сказала Эбба, — так и не добравшись до самой сути наслаждения.

— Почему? Ты знаешь, их, это страшные люди?

— Так-то нет, но вон они идут, — сказала Эбба.

В тумане, поднимавшемся с моря топали огромные быки, с длинными рогами.

— Меченосцы уже были, — сказал я с иронией, — и появились, кажется те, кого можно назвать Копьеносцами.

— Копьями Потрясающими.

— Здесь изучают Шекспира? — задал я наводящий вопрос.

— Не знаю, как тебе и ответить, друг, но если иметь в виду Шекспира, то, конечно, его здесь не изучают. И знаешь почему?

— Теперь знаю. Вы посылаете Шекспиров на Землю. Думаю, что это просто местная похвальба. Единственное, что мне понятно:

— С такими быками нам не справиться.

— Даже с одним? — задала вопрос дама.

— Ты думаешь, они одного оставили на корабле?

— Есть такая надежда.

— И он нам нужен? Зачем? Есть его?

— Покажет дорогу между Сциллой и Харибдой.

— Ну! начинается. Никак не думал, что вы бывшая жена Эйдельмана.

— Не жена — дочь.

— Значит, — сделал я логичный вывод, — здесь идет такая же непрерывная борьба за права человека, как на Земле?

— Почему человека? — спросила Эбби.

— Неужели животных?! — ужаснулся я.

— Естественно.

— Марс считается планетой, ушедшей настолько далеко вперед, что здесь могли остаться только сверхлюди. Остальные окончательно вымерли.

— Я никогда не любила любительскую историю. Тем более, с датами.

— Дело темное. Но идти на катер придется.

— Зачем? Можно и не ходить. Мне и так нравится быть с тобой.

— Мне с тобой тоже. Но дело в том, что я послан сюда не просто так, наслаждаться жизнью, а ловить банду из Амура.

— Кто это такие?

— А я знаю? Тут не знаешь, что к чему пристроить. Если следовать Гомеру, то этих быков есть надо, ну нельзя, а надо, а получается, что скорее они нас съедят, чем мы их. Если ориентироваться на Хемингуэя, то мы всё-таки ловим банду террористов. Но какие из коз и быков террористы, не понимаю?

После того, как освещение упало, и убрали Луну, мы пробрались на корабль, и застали там одного быка.

— Я так и знала, — сказала Эбби. — Хитрые твари.

Но меня удивило больше всего другое:

— Одна из этих, так сказать, тварей лежала у самого штурвала и курила сигару, а на волосатом пузе стоял широкий хрустальный стакан со льдом и трубочкой.

Невероятно.

— Я еще понимаю, что быки могут иметь мозги человека, но внутренности-то, желудок и что у них еще там, приспособлены, наверное, для перетирания трав и других деревьев, как ты думаешь, Эб?

— Ты два бэ поставил?

— Ну, щас подумаю.

— Не обманывай меня, пожалуйста, ты меня унизил, как последнюю проститутку.

— Сейчас о другом речь.

— Как ты не понимаешь? Ты унизил меня до такой степени, что я теперь даже не соображаю, что хорошего тебе можно ответить. Только плохое.

— Говори плохое.

— Это беркер.

— Старо. Ибо теперь я понимаю, что здесь все чокнутые. Может его напоить, и угнать катер?

— Чем? У нас есть запасы виски молт?

— Я имею в виду, как-то развеселить его.

— С тобой всё ясно. Хочешь меня продать ради своей нелепой идеи Завоевания Марса.

Мы уставились на блаженствующего часового. Нам бы так-то. А с другой стороны, он без телки.

— А если это приманка? — прошептала дама мне на ухо.

— В чем да, и в чем — нет?

— Нас схватят во время банкета, и в трюм.

— А потом?

— Потом, естественно, продут в рабство.

— Да-а.

— Что?

— Ничего нового. Неужели и здесь есть рабство? Я не верю.

— Послушай, ты, эй, бычара, — сказала Эбаут, как я мысленно ее уже называл, и встала.

Бык испугался. Предвидения никакого.

— Вы, чё здесь делаете, козлы?! — спросил он и снял стакан с пуза, чтобы в случае чего быстро встать. — Я здесь поставлен охранять, вы нагло претесь на мой корабль. Выбросить в воду, что ли, вас?

— Что ли вас-с! — передразнила его Эби, и тут же добавила: — А ну встать, сволочь! Когда разговариваешь с подпоручиком.

И это подействовало. Бык подумал, что мы вооружены, если так орём. Хотя какое понятие о вооружении он имел — было не ясно. У нас, конечно, тоже были рога, но намного меньше, чем у него. Это все равно, как фильме Из Парижа с Любовью, Джон Траволта хотел стрелять из магнума, кажется, но всё равно из пистолета, а водитель Ауди предложил ему гранатомет с заднего сиденья, когда они охотились на шахидов.

Впрочем, как мне только что сообщили это пистолет швейцарского производства:

— Миссис Джонс.

— Иди к мамочке, бычок, — поманила Эбби его пальцем.

— Да иди ты, знаешь куда? — отмахнулся он, и кстати сделал небольшой глоток из граненого хрустального стакана.

— Что?! — возмутилась дама, и хотела уже затопать копытами, но бык предложил постелить шкуры, и:

— Садитесь, пожалуйста. — Как говорится:

— На палубе лежали звери и шкуры, пели песни, пили мёды, и тут, протрубили на берегу трубадуры, говорят, что уходим в поход.

— Отчаливай, — сказала она. — А было уже налито.

— Давайте сначала выпьем за знакомство, — сказал он.

— Ну, и? — смог, наконец, и я вставить слово.

— Что И? Ах, и! Дак, Марс.

— Кто?

— Что?

— Я не поняла, сам Марс, или однофамилец?

— Я тоже в шоке, — сказал я, и выпил кстати. — Оно и понятно, — сказал я, — кому еще и быть быком, как не Марсу.

— Остальные бычатки — это тоже наши Марсиатки? — спросила Эби, как будто сама была не отсюда, а, по крайней мере, с Земли.

Тут я подумал, что та банда из Амура, которую мы ищем — это десант с другой планеты. Бежали сюда, как швецы после Полтавы. Так, так, так, что-то начинает проясняться.

Бык напился, как последняя свинья, и мы поехали. С берега в нас летели копья.

— Во, бычары, в меня чуть не попало одно копье, — сказала Эбби. Она подошла к самому борту, и крикнула:

— Козлы-ы! Абсолютно никакого понятия о стрельбе из луков не имеете! И так далее, в том смысле, что повернулась задом, нагнулась и повиляла жопой.

— Они стреляют рогами, а не из луков, — сделал я ей замечание, но не вовремя. Дама дала мне пощечину.

— За что?

— Никогда не перебивай меня.

— А то что?

— А то будешь принимать окситоцин в одиночку. — Но сама тут же обняла меня и помассировала спину. — Приятно?

— Есс!

— Так вот этого не будет, если ты будешь на стороне прыгающих на берегу быков, а не на моей. Причем:

— Всегда!

— Я просто хотел поточнее провести рекогносцировку.

— Не выдумывай. Тут и так всё ясно.

— Да?

— Да. Не Турецкий Вал, чай, штурмовать собираемся.

— Тем не менее, я удивляюсь, что они нас так легко отпустили, — хотел сказать я, но побоялся опять нарваться на энергичные возражения Эбби. Чё-то не то, — решил я, — дамы так себя ведут, когда любят кого-то другого. Но не меня. В лучшем случае она считает меня Скоттом Фицджеральдом. — И да, — добавил я, — ты не хотела бы, чтобы я звал тебя Зельда Сейр.

— Вот только не надо гадать, знаю ли я, кто такая Зельда Сейр.

— Кто?

— Не скажу. Меня больше всего удивило, что быки могут стрелять копьями из рогов.

— В этом не было бы ничего удивительного, если бы ты тоже умела так делать.

— Я умею, но не копьями же.

— Чем?

— Стрелами, естественно.

— А разница?

— Если ты не видишь разницы между стрелой и копьем, что тогда с тобой разговаривать?

— Это вопрос?

— Нет, пожалуй, что это и ответ тоже.

— Мне кажется, ты меня не любишь.

— А должна?

— Я, конечно, не помню, всех перипетий нашей связи, но думал: да.

— Ладно, ладно, не забывайся.

И тут завыли Сирены. Вместо того, чтобы испугаться, я спел, кстати:

— Тогда и отправился к Соне мой друг с порученьем моим.

— Что? — спросила Эб, предварительно взглянув на привязанного к мачте Марса.

Тут только я понял, что песня была не просто приятным развлечением, но и:

— Предвидением. — И я прыгнул в воду.

— Куда? — послышался сзади хриплый от ужаса голос Эббы.

— Дак, к Сиренам, — ответил я, повернувшись на спину.

— Напрасно, напрасно, — только и услышал я вслед. — Здесь сожрут человека и даже

...