Владимир Буров
Рай
Бин Фрай!
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Владимир Буров, 2017
Было надено тайное завещание Столыпина, что каждый русский должен иметь триста тысяч на книжке и три тысячи каждый месяц. Теперь в Раю оно выполнялось.
Дан приказ ему на Запад, — ей завстоловой в Кремле.
Тётя:
— Все хотят меня иметь, но не многие заслуживают.
— Посылай всех к Гудериану! Он у нас учился.
Попал ли Каин под программу защиты свидетелей?
Последовательность событий читатель выстраивает сам. И он ее неоднократно меняет, встречаясь с очередными противоречиями.
18+
ISBN 978-5-4485-6000-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Рай
- О книге
- Часть третья
- Глава восьмая
- Глава девятая
- Глава десятая
- Глава одиннадцатая
- Глава двенадцатая
- Часть четвертая
- Глава первая
- Глава вторая
- Глава третья
- Глава четвертая
- Глава пятая
- Глава шестая
- Глава седьмая
- Глава восьмая
- Глава девятая
- Глава десятая
- Глава одиннадцатая
- Глава двенадцатая
- Часть пятая
- Глава первая
- Глава вторая
- Глава третья
- Глава четвертая
- Глава пятая
- Глава шестая
- Глава седьмая
- Глава восьмая
- Глава девятая
- Часть шестая
- Глава первая
- Глава вторая
- Глава третья
- Глава четвертая
- Глава пятая
Имена геров романа вымышленные
О книге
Было найдено Тайное Завещание Столыпина, что каждый русский должен иметь триста тысяч на книжке, и три тысячи каждый месяц. Теперь в Раю оно выполнялось.
Дан приказ:
— Ему на Запад, — ей:
— Зав столовой в Кремле.
Тетя:
— Все хотят меня иметь, но не многие заслуживают.
— Посылай всех к Гудериану! Он у нас учился.
Прибор точности — Настоящее.
Они били первыми.
Торг у костра. Борис Бер и Нано с одной стороны, а с другой Ад и Уп.
— Не продается вдохновенье?
— Так можно рукопись продать!
— Попал ли Каин под программу защиты свидетелей? — спрашивает Бон.
Последовательность событий читатель выстраивает сам. И он ее неоднократно меняет, встречаясь с очередными противоречиями. Не будет ничего страшного, если он так и не сможет до конца ее выстроить. До сих пор еще никто не смог выстроить линейную последовательность событий, которые произошли после Воскресения Иисуса Христа.
Ты сам — Компьютер.
С одесского кичмана бежало два урькана.
Завершают роман два фрагмента. Это рассказ о том, почему Лео Иль любил целоваться. И рассказ о том, что не верно играть роль Высоцкого в кино в маске. Аргумент, что Высоцкого не поймут все люди, — неверен. Если не поймут Высоцкого, то, как они будут понимать Иисуса Христа? А ведь Отец Наш Небесный, посетил Землю в роли Своего Сына, именно для того, чтобы Его поняли.
Ответ на призыв Первой Книги:
— Бин Фрай!
Часть третья
продолжение
Глава восьмая
А другой он говорит. Сверхсекретная связь миров. Тост. Сын за отца не ответчик. Текст — артефакт человеческого сознания. Твои три точки! Чаша Грааля, дарующая жизнь вечную. Точность. Двоичная Система. Принцип безошибочности Библии. Обратное невозможно.
Появление волхва.
Снились Дусины клеёнки цвета беж и нахальные шпиёнки с Бангладеш.
Прибытие нового гостя. Тридцатая любовь Марины.
Вчера закончилась война.
Дар Достоевского. Нет в жизни счастья.
— Я сделал вас свободными.
Язычники. Формула счастья по Библии.
Тактика для взятия Зимнего дворца.
Сокращено полстраницы
Чтобы увидеть его, закон о ССС — сверх секретной связи миров — нужен еще более мощный телескоп, чем был у современных ученых. Но Иисус Христос его увидел. И на основе этого видения рассказал, что такое покаяние.
Он сказал:
— Не ставьте памятников праведникам. — Тост — это тот же памятник.
Сокращена 1 стр.
Нет, пишет автор, слова, что сын за отца не ответчик — это чистая правда. Правда эта не абсолютная, а существует только при одном условии:
— Бога нет. — Эта установка Новой России после семнадцатого года, принимается учеными, как истина. И не оговаривается, а просто это хорошо, демократично, и принимается по умолчанию. И профессор Бонди по умолчанию вводит посылку:
— Бога нет. — И называет это наукой. И… И находит у Пушкина ошибку. Он даже не рассуждает, что, мол, Пушкин ошибся, если Бога нет, и прав, если Бог есть. Он говорит просто:
— Пушкин ошибся. — И ошибается сам на все сто процентов. Ибо Бог не исследуется здесь напрямую, а только рассматривается текст Пушкина. Чтобы быть правым профессор просто опускает очевидную истину:
— Вход в прошлое идет из настоящего. Прежде чем попасть в прошлое к Царю и Пушкину, надо сначала в настоящем поднять книгу. По сути дела, это и есть доказательство существования Бога. Но в данном случае можно и не поднимать этот телескоп, рассматривается просто текст. Так почему же отрицается существование этого текста, существование очевидного?!
Ответ до банальности дается простой:
— Текст — это артефакт человеческого сознания. Устроенного совершенно несовершенно. — Получается, прав был Черчилль, назвавший русских гиппопотамами.
Ответ, однако, еще проще:
— Нет веры в ССС. — Ведь Иисус обвиняет не русских, а евреев в отсутствии у них ССС — сверх секретной связи миров. Значит, это они орангутанги и гиппопотамы.
Вера отличается от науки не незнанием, а более длинным телескопом. У веры телескоп больше, чем у науки. И величина, на которую этот прибор длиннее есть величина перехода Гегеля. Величина перехода количества в качество. Значит, она невидима. А невидима, потому что находится вне человека. А где? В другом человеке. Это те же три точки, или три круга в другом человеке. Твои три точки!
Сын может ответить за отца только если он увидит в отце свои три точки. И только тогда отец твой может покаяться, если ты возьмешь вину его на себя. Это и есть Чаша Грааля. Дарующая жизнь вечную.
Отсюда и следует утверждение, записанное в Библии:
— Не придавайте большого, тем более решающего, значения историческим фактам и документам. — Почему?! Что достовернее исторического факта? Что достовернее прошлого? Ответ:
— Настоящее!
Именно об этом и говорит Иисус Христос, когда обвиняет евреев в язычестве. В том, что они ставят памятники прошлому, потому что думают, что его нельзя исправить. Не верят, что прошлое можно исправить настоящим.
Любой документ прошлого сомнителен. Вот третий волхв таскает с собой огромный том Британской энциклопедии. Зачем? Там документально зафиксирована его правота.
— Вот! — кричит он, — здесь все записано. — Но, как говорится, все, да не все. Умник Вася ссылается на свой том Британской энциклопедии, мол, не только поверьте, но и:
— Проверьте. — Только здесь, как в случае с Пушистым Профессором, та же двоичная система. Два процента пишем — восемнадцать на ум пошло. Если бы действительно стали проверять его том Британской энциклопедии, оказалось бы, что истина, о которой говорит Вася, находится не в этом томе, а в другом.
— Ничего страшного, — говорит он, — это можно съездить в Британию и посмотреть, как оно есть на самом деле.
— Так поздно будет, Вася, — говорит ему Со.
— Почему?
— Уже до этого просмотра отправят всех противников этого документа на лесосеку, — отвечает умнейший Со. — Пока вы будете читать, они будут лес валить для вашей энциклопедии.
Сокращено 2 страницы
Самая главная ошибка в том, что не видят ССС. А связь эта безо всякого анализа ДНК дает результат, однозначно показывает:
— Кто ты. — Так сказать, Детектор Лжи Вселенского Масштаба. И принцип действия этого детектора:
— Прошлое видно в настоящем. — И на этом принципе основана безошибочность Библии.
Сокращено 13 строк
Закон природы, закон мира, поясняет Иисус Христос своим ученикам:
— Видели ли вы Отца Моего?
— Нет, не видели, — отвечают с недоумением Апостолы.
— Вы видели Меня, как же говорите:
— Не видели Отца Моего? — Здесь нет вопроса. Ибо перед ними Отец в роли Сына. Сверх секретная связь в том, что Они едины. Смоктуновский в роли Гамлета. Гамлета зрители видят, а Смоктуновского нет. Почему? Ведь это очевидно! Нельзя. Это артефакт сознания. Нет, это действительно не смешно, ибо связь эта магическая.
Некоторые скажут:
Сокращено 10 строк
Но сами люди не знали, не верили в существование ССС, поэтому считали, что произошла:
— Трагедия.
Сокращено 2 страницы
Тут вышел шеф повар в кудрявом колпаке. Максим Максимыч обрадовался, что в его роли появились слова.
Виктор Евро тяжело вздохнул.
— Еще один волхв, — сказал он.
А Максим Максимыч обратился к повару:
— Скажи мне кудесник, любимец богов:
— Что сбудется в жизни со мною? И скоро ль на радость соседей-врагов могильной покроюсь землею? Скажи мне всю правду. Не бойся меня. В награду любого возьмешь ты коня!
— Твой конь не боится опасных врагов, твой щит на воротах Берлина, во веки прославится имя твое… Однако коня мне не надо.
Я свой вертолет уж имею давно, — продолжал повар. — Хочу подкупить самолетик.
— Чего же ты хочешь? — спросил Эс.
— Известно желанье народа. Как Николсон Джек, хочу я на пенсии быть владельцем своей бензоколонки.
— Кран хочешь. Да?
— Да.
— Давай тогда приз, дорогой!
— Пожалте. — Волхв пошарил, и неожиданно вытащил из черного с серебряными звездами сундука большой овощной член.
Мама! — Ибо и мамы присутствовали при этом волшебном превращении приза в овощной член с яйцами.
— Двадцать пять, — сказал Максим Максимыч. И добавил: — Без права показывать чудеса и фокусы. Пусть научится этот колдун, как надо делать чудеса, — он поднял вверх палец:
— На лесосеке. В солнечном Магадане. Там он сделает себе член еще больше. Из векового кедра, — добавил Максим Максимыч, хотя этих слов в сценарии не было.
— Правильно, — сказала Мэри, сидевшая в первом ряду, и захлопала в ладоши.
Макс кинул овощной член вдогонку убегающему повару.
Со закончил свое шоу, показав, кто же такой Эс. Он проорал своим луженым голосом, как огромный хвостатый дракон:
— Ме-р-р-ли-и-н-н!!!
И даже дамы в грязевом бассейне замерли с неумытыми лицами. Хотя до окончания шестого раунда оставалось еще несколько секунд.
В качестве финального аккорда прозвучала песня Высоцкого:
— Копоть, сажу смыл под душем. Съел холодного язя. И инструктора послушал. Что там можно?
— Что нельзя? — В общем:
— Снились Дусины кленки цвета беж.
— И нахальные шпиенки с Бангладеш.
— Дусь, а Дусь! Может, я без заграницы обойдусь?
(Здесь и в других местах стихи Владимира Высоцкого)
Виктор от усталости после тяжелого боя с Немым Жи потерял сознание.
— Что с ним? — спросил Со.
— Бормочет чего-то, — сказал Бродский.
— Что-то про Синдром Доси.
— Дось, а Дось? Может я без этих шоу обойдось? — прошептал писатель.
— Что?
— Он очнулся, — сказал Со.
Далее, Виктор оглядывается и видит Ксе, которая только что вылезла из грязевого бассейна. Он вскрикивает:
— Ай-ай, — и опять теряет сознание.
— Что случилось? — спрашивает Высоцкий.
— У меня с ним свои счеты, — говорит Ксе, и направляется в душ. Капитанская Дочка идет в ванну на противоположной стороне.
Кто из них будет объявлен победителем, пока неизвестно. Борис сбросил с себя роль, как заключенный наручники.
— Как только этим занимаются актеры?! — спросил он. — Я едва вылез из-под стула.
В заключение, Иосиф Бродский прочитал свои новые стихи. Потом он сказал:
— Поэтому не надо кричать, как Марья Гавриловна после поцелуя в церкви:
— Ай, не он! не он! — и падать без памяти. Доказано уже, что это был именно он.
Так же как в Гефсиманском саду это был Он. Хотя можно думать, что и здесь не Того узнали.
Между тем к ресторану прибыл новый посетитель. Сидящие у костра ребята очень обрадовались. Даже Соло перестал стучать лбом в дверь, и подошел поближе.
Далее, прибыл ПП — Последний Президент. Он приехал на темно-синем Роллс-Ройсе. В последнее время он в свободное от основной работы время, писал детективы. Как Агата Кристи. Ну, а что здесь особенного? Другие короли занимались вышиванием. Писать детективы тоже интересно. И главное по образу и подобию в этом случае полагается темно-синий роллс-ройс. Пусть не кабриолет, а классика, но все равно приятно. Имея этот любительский комплект легко и приятно путешествовать. Да и говорить правду тоже можно с легким сердцем.
Как они прорываются в ресторан под руководством профессионального разведчика?
Вместе с ПП прибыла группа имиджмейкеров. В количестве двух человек. Они предложили зайти в ресторан с черного хода. ПП внимательно посмотрел в лицо памятнику Пели, и сказал, что очень похоже. Потом удивился целой аллее статных мужиков.
— Тридцать три богатыря, — сказал он.
— Должно было быть тридцать, — сказал второй имиджмейкер. — Просто люди всегда думают о масонстве, а здесь другая идея.
— Какая же еще существует в мире идея, кроме масонства?
— Ну, как же? Любовь. Тридцатая любовь Марины.
— А это ее любовники? — сказал ПП, осматривая добрых молодцев. Почему им стоит здесь памятник?
— Это не им памятник, — сказал первый имиджмейкер.
— А кому? — спросил ПП. И добавил: — Марине?
— Это памятник автору, — сказал Пел. А именно он был первым имиджмейкером. И показал на второго имиджмейкера. Которым был соответственно Сори.
— Извините, к сожалению, я не могу сейчас продолжать рассказ о штурме этого Зимнего Дворца. Тяжелым камнем легла на грудь Гибель Помпеи. Именно так в черновой версии назывался фильм:
— Вчера закончилась война. — Мои ребята Абель и Сид не участвовали ни в грязевом шоу, в том смысле, что не делали ставок ни на Ксе, ни на Капитанскую Дочку, не слушали они и трагедию Венедикта Ерофеева:
— Язычники. — Они в это время смотрели кино по своему маленькому телевизору:
— Вчера закончилась война. — Так довольно интересно. Но допущена серьезная ошибка. Не использован дар Достоевского:
— Красота спасет мир. — А это означает, что нельзя добавлять ради реальности ложку дегтя в бочку меда. Конец этого фильма именно и показывает, что такое была Гибель Помпеи! Конец — делу венец. Это не украшение, не корона на голове, а конец меняет и все остальное, и середину, и начала, и завязку, и развязку, и кульминацию. Все теряет смысл. Ничто уже не достойно повторения. Это, вообще говоря, коронный номер всех сериалов:
— Нет конца! Нет, соответствующего, как в американском боевике, ответа на несправедливость, на преступление. Ответ замазывается. Но конец вообще ужасен. Даже:
— Ужасающий.
— Нет в жизни счастья. Потому что его действительно нет. Нет в реальности. Зачем мы будем врать? Можно, конечно, сочинить мелодраму. Но это о настоящем, или о будущем. Но прошлое-то, — улыбаются авторы, — не вернуть. Если уж оно было таким печальным, то, увы, что с этим можно поделать? Ничего. Как только зафиксировать. Зачем? Ну, может быть, для того, чтобы в будущем, в светлом будущем не повторилась эта Гибель Помпеи.
Зачем, ребята, думать о будущем? Уж думали и передумали об этом при коммунизме. Это можно сделать сейчас. Сейчас прошлое может быть изменено. Это в ваших силах. Бог же сказал вам:
— Я сделал вас свободными! — А Достоевский добавил:
— Красота спасет мир. — Это означает, что у художественного произведения своя правда. А добавление ложки дегтя под видом реальной фактуры — не вписывается в картину жизни. Этот же самый реализм и проявила жена Лота, когда обернулась в прошлое. Она окаменела. Также ужасается и каменеет зритель, увидев в конце фильма героиню с детками и нелюбимым мужем на фоне печальнейшего пленера. Я так надеялся, что мелодрама нанесет современный удар по прошлому. Уберет ту ложку дегтя, которую диктует правда. Я думал, что авторы все-таки захотят посмотреть со стороны красоты на прошлое. Одно слово:
— Язычники.
Вот собственно зачем эта — слово на х в ослабленном значении — делается? Почему? Просто авторы думают, что иначе будет скучно. Скучновато как-то. Слишком уже все будет хорошо. Надо еще немного помучиться. Здесь нарушается утверждение Библии, утверждение спасения, формула счастья:
— Поступайте, как в последний день. — Скучать, ребята, больше уже не будет времени. Поэтому делайте красоту сегодня. Вы больше не обязаны разыгрывать в своих сериалах Гибель Помпеи. Это же такой силы отрицательная энергетика! Зачем? Ведь конец всему делу венец!
— Да, — сказал Абель. И добавил: — Надо убрать перспективу.
— А это значит, — добавил Сид, — не надо изображать того, чего нет.
С какой стати изображается Поражение? Ведь была Победа! А вот, мол, такая и была победа, что лучше не стало. Пусть еще помучаются, не в Раю.
— Какую тактику вы мне посоветуете для взятия этого Зимнего Дворца? — спросил ПП, обращаясь к Пелу и Сору. Ребята не успели ничего ответить. Они только недавно работали имиджмейкерами последнего президента. Ле-Нин посоветовал им эту работу, пока он сам будет в отъезде. Дело в том, что Последний Президент должен был зарегистрировать собственную фирму. Ну, для того чтобы рубить бабло независимо от президентского оклада, чтобы когда-нибудь после отставки, к тебе не пришли прокуроры, которых ты лишил последнего куска хлеба, когда закрыл казино, дававшие этим прелестным людям последнюю надежду в жизни.
Поэтому он пришел в Бюро Регистрации коммерческих писателей — ну это просто так называется — на самом деле все пишут от души, по непреодолимой внутренней потребности. Он пришел и сказал толстой негритянке — это была не Кон Лиза Ра, и не та негритянка, которая тушила свет на своем торте в честь своего дня рождения, когда к ней зашла подруга Жана-Клода Ван Дамма, чтобы спросить о своем отце. Просто это была дымящая, как паровоз, симпатичная негритянка, которая всю последнюю неделю не имела ни с кем секса. А сказано по Радио Свобода, что он необходим три раза в неделю. Два — это уже проблема. Через несколько лет у вас может появиться неизлечимая болезнь. Но, как сказал один парень, необходимо еще каждый день пить стакан красного сухого вина.
— Секс — стакан, секс — стакан, секс — стакан, — и так каждую неделю. Тогда вы будете жить долго и счастливо. Если не забудете и в те дни, когда у вас нет секса, пить по стакану.
Она сказала, что фирму надо как-то назвать.
— Посоветуйте, как мне ее назвать, — сказал ПП.
— Хрен продакшен, — не глядя на него, ответила эта железная леди. — Мы вас проверим, и вы получите печать.
— Вы меня проверите? Я работал в разведке, в ООС и ЦРУ. Кстати, вы замужем? А то я вас тоже могу проверить. — У него, независимо от его личной воли, появился Синдром СЮ. Сергея Юрьена. Больные этим синдромом люди обязательно хотят трахнуть ту леди, у которой они что-то просят. Практически это не зависит от величины просьбы. Будь то просьба принять совсем немного поношенное пальто в ломбард, или просьба дать совет, как назвать свою фирму.
— Хрен продакшен. Хрен продакшен, мне это нравится. — Но ПП после этого случая перенес легкий стресс. Ему для последующих дел с этим делом посоветовали нанять двух известных парней, специалистов по этому делу. Они посоветовали взять Пела и Сора.
— Понимаете, ребята, — сказал им ПП, — так-то, в мире разведки и управления государствами, меня знают все, но как начинающего коммерческого писателя, как Черчилля, меня могут не узнать в аэропортах, отелях или борделях. Ко мне могут там отнестись, как ко всем. Как к дерьму. Поэтому. Поэтому я нанимаю вас, чтобы вы делали за меня все это. Окей? Окей. Тогда по рукам. Вы будете моей карточкой Амэрикэн Экспресс в непознанном мире коммерческой литературы.
Но ПП оказался упертым ба… Нет, не ба, а па. Пацаном. Он не принимал развернутую правку знаменитых американских писателей. Да, друзья мои, несмотря на то, что у каждого из этих ребят было в Сибири по персональному памятнику, в России их не читали. Как сказал наш друг Александр Ге, с которым сейчас у нас нет связи, не берет радиостанция, наверное, улетел на Марс:
— Все думают, что они бы тоже так могли, если бы захотели.
— А что же тогда сыграть? — спросили Пели и Сори.
— Мурку! — Вот так. Они понимают только Мурку. Все остальное они бы тоже смогли, если бы захотели. Все остальное, оказывается, проще, чем сыграть Мурку.
— Я хочу писать сам, — сказал ПП.
— Хорошо. Нет проблем. Пишите.
— Не могу. Мне, как Ван Гогу нужна натура.
— Извините, — сказал Пели, — тогда, получается, что вы выступаете против литературной общественности.
— Да, — подтвердил Сори, — считается, что сам человек писать не может.
Это доказал один издатель, ссылаясь на опыт всей своей жизни.
— Я сам, — сказал он, — всю жизнь писал за других. — То за Хру, то за Бре. И так далее. — Теперь пусть пишут другие. Дело даже не в том, что самому человеку писать запрещено, а просто сама природа Номо Сапиенса всей своей сущностью восстает против такого применения человеком своих сил.
И вот ПП решил доказать обратное, но потребовал натуру, с которой он будет писать сам. Собственно, для этого он сюда и приехал. Но пока что его ничто не вдохновляло. Он еще не знал, что его мечта близка к своему страшному осуществлению. Если бы его спросили после всего случившегося:
— Вы бы все равно решили стать знаменитым детективщиком, как Агата Кристи, если бы заранее знали, что за натуру вам приготовила судьба?
— Без комментариев, — ответил этот парень.
— Мы думаем, что надо зайти с тыла, — сказала внезапно подошедшая к группе Президента Тетя. Она курила сигарету с длинным мундштуком и была закутана в белый с узорами оренбургский платок.
— Нет, — сказал ПП, — возьмите эту куклу, и попытайтесь использовать вместо тарана. Она отошла без слова, но подумала:
— Нисколько не смешно. Или я уже теряю чувство юмора?
Далее, ПП называет код, которым открываются двери Зимнего Дворца.
— Красная и Черная.
Да, друзья мои, так просто. Правда, здесь был ньюанс. Надо было подойти и сказать:
— Я говорю пароль. — Потом говорите. Если вы ошиблись, или просто не знали пароль, раздаются пулеметная очередь. Да, правильно, она просто звучит. Три, семь или одиннадцать секунд. В простонародии — тройка, семерка, туз. Запомните эти цифры, пока есть люди, поддерживающие жизнь в казино. Никто не знает, сколько секунд выпадет вам. Сам Эйно ввел алгоритм непознаваемости в эту программу. Кстати, не надо так это реально удивляться, когда вы заметите легкую тавтологию, или еще какое противоречие. В этой книге использован Код Библии, открытый Александром Сергеевичем Пушкиным. Код этот является непробиваемым буфером:
— Сколько ни добавляй вранья — правда хуже не станет.
Для любителей российской словесности это можно изобразить, как:
— Предложение! — Каждое. Каждое предложение состоит из слов героя и из слов автора. Только на диктанте вы отделяете эти группы слов знаками: тире, запятая, двоеточие. Ибо так принято в школе, когда идет обучение. В жизни повторять это не надо. Не для того вас учат, чтобы вы это применяли на деле. Это только принцип устройства мира. На деле вы должны сами найти места деления предложения на слова автора и на слова героя. Когда Ле-Нин сказал:
— Учиться и учиться, — он имел в виду, что каждое следующее:
— Учиться, — является производной от предыдущего.
Попросту говоря, слова автора и слова героя отделяются:
— Противоречием! — Я уже говорил это, но не будет ничего страшного, если я повторю это еще раз.
Если вы видите ошибку — значит это слова героя. Ведь он имеет, как легендарный поэт Искренко, право на ошибку. А если все написано так, как пишите вы — это, соответственно это слова автора.
Поэтому ошибаются те, кто говорит:
— У вас нет школы. — Ну, потому что не там у вас поставлены точки с запятой. Но в том-то и дело, что школьные правила, примененные буквально не решат реальной проблемы. Нельзя доказать с помощью школьных правил, что Земля вертится. Дело в том, что слова автора и слова героя могут меняться местами! Можно ввести алгоритм, как Пушкин:
— Тройка — семерка — туз. — Здесь три слова автора, семь слов героя, опять слова автора, но их уже одиннадцать.
Информация, код, позволяющий определить:
— Кто? перед вами, — не видна невооруженным взглядом. Ибо она:
— В вас. — Поэтому сначала определяется, что три первых слова — это слова героя. Потом, после семи слов автора, уже ясно, что первые три слова были тоже словами автора. А после одиннадцати слов героя, вы понимаете, что семь — это слова героя, а три это слова автора. Вот так отличаются деления предложения:
— В школе и в реальности.
Отсюда вывод:
— Объективная реальность, объективная в том смысле, что считается существующей независимо от человека, — существует только в школе. А учатся, как сказал Ле-Нин не только в школе.
Теперь вы сможете войти в Зимний Дворец. Вы поняли, что сначала надо определить, сколько секунд будет звучать музыкальное вступление:
— Три, пять или одиннадцать. И если вам это удалось, то теперь уже надо понять, будут ли следующие семь секунд реальной пулеметной очередью, или тоже музыкой. И наконец, когда прогрохочет реальная пулеметная очередь, надо заранее догадаться:
— Пройдут ли пули поверх голов или прямо в голову.
В общем, понятно? Ну, и читать Библию надо также.
Это для Хомо Сапиенс с математическим уклоном. Как у Пушкина. А для умников Симонова-Масальского существует другая аналогия. Представьте себе, как говорил Моцарт, кикиморско-леший перевод американской трагедии в стиле… нет, не кантри, а в стиле мелодрамы. Этот кикиморский перевод характеризуется тем, что слова подлинника, там Роберта Де Ниро, или Квентина Тарантино, или Ким Бессинджер:
— Абсолютно не слышны. — И вместо этих голосов просто берется лопата и стекло. И выводятся узоры. Лопатой по стелу. Кажется. Кажется, что после этих узоров до подлинника не добраться. Это же утверждается и в отношении Библии. Многочисленные переводы и переписи говорят, исказили Библейский Текст до неузнаваемости. Но подлинный текст никуда не девается. Он просто закрыт переводом. Восстановить его очень трудно. Было бы легко, как говорит Стивен Спилб, если бы было оставлено звучание подлинника, пусть непонятное. Но нет, сейчас подлинник глушится полностью. Однако при большом желании услышать подлинник удается. Для этого сознание человека должно быть перестроено. Или по-другому:
— Настроено соответствующим образом. Оно, это сознание, должно автоматически воспринимать текст, как двойной текст. Как подлинник и закрывающий его перевод. Любой текст! Посылка возможности докопаться до истины здесь:
— Что и подлинник — это не подлинник, а тоже перевод.
ПП не надо было мучиться. Ибо:
— Он знал точный пароль.
Двери раскрылись, и они вошли. Потом и вся толпа повалила внутрь. Сид с Абелем даже не успели встать. Только успели выключить свой маленький телевизор. Только что был разговор о дресс-коде работников церкви. Что, мол, слишком много на них навешано злата и серебра. Слишком красиво. А красиво жить не запретишь.
Далее, Сид движется навстречу толпе, но вдруг останавливается. Он узнает ПП, телохранителем которого когда-то был. Он отступает в сторону, и придерживает рукой Абеля. Но этот бывший шпион и удачливый бильярдист, неожиданно схватил ПП за отворот Аляски — любимой одежды ПП — и уже хотел провести переднюю подсечку в падении. Мама! Собрал бы ПП пару столов. Это точно. Но Сид успел провести удар, называемый итальянцами:
Глава девятая
Удар Сокола. Футбольное предложение. Символы благородной леди. Борис планировал царствовать в России.
Три вопроса ПП. Большинство угрюмо молчало. Три точки в другом. Бронепоезд на запасном пути. Вера в футбол. Глушение перевода. Расшифровка Ле-Нинской установки:
— Учиться, учиться и учиться.
Третье Учиться Ле-Нина — Чаша Грааля.
Соцреализм — это дыра.
Конец фильма.
Далее экспедиция.
Хо. ПП не в состоянии устроить ему побег.
С одесского кичмана…
Тетя и Мотя следуют за экспедицией.
Земля — это Ковчег, сказал Адам. Секрет Ордена Тамплиеров. Тете и Моте не до смеха. Блан Б. Занимательные гонщики И не нужны. Ку Ли. Лаять здесь не обязательно. План культурно-обеденных мероприятий на неделю.
— Удар Сокола. — Между прочим, любимый удар Ильи Муромца. Удар этот проводится сверху. Этим ударом, тоже, между прочим, был убит старший сын царя Приама, Убит летающим Ахиллесом. Это было еще до взятия Трои. Можно и не взлетать, если вы с противником одного роста. А если ниже, то надо. Вообще говоря, лучше подпрыгнуть. Ваш меч поднимается высоко, высоко вверх, острие его склоняется за спину, и так это с огромной силой он наносится поперек лба противника. А если нет меча, как это часто бывает у русских, надо бить кулаком в лоб. В прыжке — если, конечно, вы не умеете летать, как Ахиллес — сверху. Как это сделал сейчас Сид великолепный. И покачнулся Абель, и пал, как благородный Гектор под копыта, прощу прощенья, под ноги Последнему Президенту России, на фиолетовый с белым в этом месте ковер Зимнего Дворца.
— Он жив? — спросил ПП, приподнимая голову Абеля. — Кажется, он убит.
— Кто убит? — спросил Абель, как Марк Бернес, и открыл глаза.
Далее, ему задают вопрос о Немом Жи, об образовании, что надо сделать как в футболе:
— Половина преподавателей в университетах должны быть неграми. Как в футбольной команде. Или бразильцами, или голландцами, что, в общем-то, не меняет дела.
Ксе прямо из душа бросилась к столику ПП. С полотенцем на голове и двухкилограммовой банкой черной в еще слегка влажных руках. Она не называла его, как это принято в Раю:
— Мой друг, а говорила просто:
— Мой дорогой друг. — Что это значило — никто не знал. Многие просили тут же провести пресс-конференцию.
— Вы любите совмещать приятное с полезным? — спросил ПП. — Нет? А я грешным делом люблю. Пресс-конференция — это приятно, а черная с баварским пивом и куриными ножками с розмарином, предварительно замаринованными в кефире — это полезно.
— Но только три вопроса, — сказала Ксе. — Она уже успела переодеться в бальное платье, надела на шею колье из розовых бриллиантов. На руки — наручники из белого, белого золота, символизирующие известную поговорку:
— Я твоя. — На ноги:
— Ножные ожерелья из черных алмазов. Они символизировали американскую поговорку:
— Ты подо мной.
Это было распространенное в последнее время тестовое блюдо. Мясо медиум, черный японский соус и белая орхидея в качестве сложного гарнира. Если человек достаточно уверен, что это хорошо:
— Ему блюдо нравится. — Примерно так же, как биллге-ская черная икра.
Сид сначала тоже сидел за столом по приглашению ПП, но удалился под предлогом, что:
— Кому-то надо охранять Зимний Дворец.
Со и Ла сели за стол ПП просто так. Ну, как будто их кто-то пригласил. Как будто они были членами. Членами будущей Олимпийской Сборной. Да и ПП знал, что Со, несмотря на то, что до сих пор не нашел Кон Лизу Ра, может в случае чего всегда направить понимание вопроса в выгодном для отвечающего направлении. А Ла нужен для того, чтобы подтвердить правильность выбранного для ответа направления.
Для Тети и Моти места, естественно, не хватило. Они сели за маленький столик у стены прямо под портретом ПП. В данном случае:
— Первого Президента. Первый-то, он Первый — только никто не знал, кто это был на самом деле. Это был не просто портрет ПП, а портрет ПП, здоровающегося за ручку с каким-то евреем. Многие думали, что это Авраам. Но это был Борис Бер. Он хотел жениться на дочери ПП, и в последствии, а точнее, вследствие этого подняться на самый верх. Брак расстроился из-за случайной размолвки. ПП ни с того, ни с сего начал орать:
— Бориску на царство?! Не бывать этому!
Были отобраны три вопроса.
Первый:
— Зачем в парламенте нужен Немой Жи?
Второй:
— Сколько негров надо добавить в русскую профессуру, чтобы можно было заняться реформой образования?
— Третий:
— Применение фразы:
— Не тут-то было! — Как взгляд с Марса.
— Нет, на самом деле, — сказал, приподнявшись из-за стола поэтов Венедикт Ерофеев. — Кстати, — добавил он, — я буду говорить не за себя, ибо просто не знаю, что тут можно сказать. Скажет мой герой, ваш современник:
— Виктор Евро-о!
— Итак, друзья мои, на повестке дня вопрос:
— Зачем народу нужен Жи, если он немой? Ответ:
— Он не нужен, так как его никто не понимает. — Виктор сел.
Встал Со. Он сказал:
— Друзья мои, товарищи. Думаю, что Жи нужен. Я поясню свой ответ. Если не будет немых ораторов, люди будут иметь СН.
— Си-Эн-Эн? — спросил Ад.
— Не Си-Эн-Эн, а СН — синдром неполноценности. Ведь большей частью люди применяют слова не для смысла. А для ввода смысловых слов, для связи слов, для акцентации смысла. В общем, для бессмыслицы. И вот эти, так называемые кавычки представляет в парламенте Немой Жи. Вроде ни к чему, совершенная бессмыслица, а надо. Людям легче жить. Они хоть и продолжают чувствовать себя немыми, как Жи, но уже начинают понимать, что жизнь их не лишена смысла.
Некоторые зааплодировали. Но большинство продолжало угрюмо молчать. Нахальное поведение немого Жи им надоело.
Опять поднялся Виктор Евро. Он сказал:
— Лучше жить без смысла, как орангутанг, чем жить со смыслом Немого Жи. — И добавил: — Некоторые неправильно думают, что Черчилль ругал русских, когда говорил, что они глупее орангутангов. Он их хвалил.
Бурные, продолжительные аплодисменты. Кто-то хотел еще прокомментировать эту ситуацию, но Ксе, сделав глоток шампанского, сказала, что с первым вопросом все ясно.
— А что ясно? — спросил Высоцкий. — Я ничего не понял.
— Ясно, что ничего изменить нельзя, — сказала Ксе.
— Непонятно тогда, зачем это надо было обсуждать, — с обидой сказал Виктор.
— Почему?
— Потому что это мы и так знали.
— Н-да, — сказал ПП. — Друзья мои, думаю, вы в курсе теории Относительности Эйно? Я так и думал. Согласно последним исследованиям в области нанотехнологий, стало известно, что враг нам нужен. Именно в нем находятся ваши три точки. Ваше отчужденное знание. Об этом знал еще китаец Ляо Цзы, знал Сократ и древние йоги. Только воспользовавшись знанием своего врага, вы можете победить. У нас нет врагов, мы мирные люди, но, как сказал Ле-Нин:
— Наш бронепоезд стоит на запасном пути. Три круга в другом — наш запасной путь. Теперь вы поняли, зачем нам нужен Немой Жи?
— Нет, — совершенно определенно сказал Виктор. И добавил: — Потому что это мистика.
— Закончили и быстренько перешли ко второму вопросу, — сказала Ксе.
— А что тут обсуждать, — сказал Максим Максимыч. — Все ясно. Футбол показал нам путь, по которому надо идти в будущее. Без настоящих образованных негров в университетах нам не обойтись, Вы видите:
— Сегодня наши футболисты играют в футбол.
— А раньше? — спросил Высоцкий, как при приеме в партию нового кандидата на лесосеке. — Точнее, тогда он сказал наоборот:
— А сейчас?
— А сейчас, как раньше футболисты, они думают только об одном:
— Что мы делаем здесь, на поле? Они не понимали смысла самой игры. Как будто это был гольф.
— Мы не настолько богаты, чтобы заниматься наукой. Да и вообще никто не верил в ее реальное существование. А если ее нет, зачем мучиться? Зачем нам образование? Ну, и добрый Эстэ-Лин в сорок восьмом году запретил его. Как недоступное русскому народу. Всех этих генетиков-менетиков, электронщиков-мионщиков, он отправил на пасеку. Ибо:
— Рабочим нужны пчелы, рабочим нужен мед. — А этих научных мух, дрозофил было приказано отстреливать, как лишних слонов в Африке. Жестоко? Да. Но зато другим удастся прожить жизнь так, что не будет больно за отсутствующее образование. Никто уже не скажет:
— Ты, парень, не отлично образован. — Теперь все говорят:
— У меня отличное образование. Или два. Отличных образования.
— Команде ученых нужны негры, как в футболе, чтобы, наконец, поняли, что это не игрушки. Забивать надо. А не бегать по полю в поисках смысла или творческого союза.
Опять встал Виктор Евро. Ксе поморщилась. Она сказала:
— Думаю и так все ясно. Науки у нас нет, потому что нет образования, а образования нет, потому что оно не нужно. Так как нет науки. Вместо науки идет второе образование, третье и так далее. Все пытаются выполнить завет Ле-Нина, совершенно не понимая его смысла.
— Учиться. Учиться. И учиться. — Тройка. Семерка. И туз.
— Пусть скажет, — кивнул ПП.
Виктор опять поднялся.
— Тройка, семерка, туз, — начал он, — это:
— Учиться, учиться и учиться.
— Слышали уже, — сказала Ксе. — Я сама это сказала.
— Учиться, учиться и учиться, — это значит:
— Учеба, наука — открытие!
— Великолепно. Как в Силиконовой Долине.
— Но есть проблема, — сказал он.
— Какая? — спросил ПП.
— Я не понимаю, почему наука и образование были запрещены.
— И какое же у вас есть предположение? — спросил ПП.
— Никакого. Точнее, одно есть. Я могу думать только, что здесь правил десант с Марса.
Многие поняли, что здесь нет науки, как естествознания, и занялись вещами, куда вроде бы не может проникнуть черная магия. Просто потому, что они просты, как таблица умножения. А именно:
— Переводами. И, мама! Попали в самое болото. Они думают, что делают простой, как таблица умножения перевод. Многие из них даже не понимают, что этот перевод плох. Некоторые понимают, что он плох. Но мало, кто понимает, что перевод вообще отсутствует. Его просто нет. Перевод полностью блокирован. Он глушится, как глушится Радио Свобода. Но кем, я все-таки не понимаю.
— Все, все, все! — Ксе хлопнула три раза в ладоши. Она заметила краем глаза, что Капитанская Дочка подняла руку, желая высказаться по третьему вопросу. Этого нельзя было допустить.
— Я скажу три слова в заключение, — сказал ПП. — Первое Учиться:
— Мы уж строим Силиконовую Долину.
— Второе Учиться:
— Мы уже пригласили в наши университеты преподавателей из Оксфорда, Гарварда и футболистов из Бразилии.
— А футболистов зачем? — спросила Капитанская Дочка. Она все-таки смогла вставить слово. — Их вроде бы и так уже хватает.
— Для численности. Теперь будет, как вы предлагаете пять на пять. И это только там, где профессора понимают, что им надо учиться, учиться и учиться. Там, где думают, что наше образование и так хорошее, только надо кое-где чуть подправить, будет два к восьми. На два наших восемь бразильцев. А то некоторые уже додумались до того, что, мол, и при коммунизме была вера. Ну, с некоторой натяжкой, не совсем укладывалась в общепринятые представления, но в общем соответствовала христианству. По инерции, так сказать. По инерции чего?! Разве Россия тринадцатого любимого года и не была разрушена за неверие. Так вот это мнение, это шапкозакидательство, что, мол:
— Мы не только сейчас верим, но в прошлом уже два, а не один раз верили, — будет разбавлено бразильцами два к восьми.
— Коммунизм — это то место, где нет веры принципиально. Это Вавилонская Башня, то есть стремление достичь результата своею собственной рукой. Своею собственной рукой — значит без перевода, без чужого, другого мнения. Это и называется смешением языков. Можно сказать, что:
— Коммунизм — это отказ от перевода. А еще точнее:
— В переводе отказано.
Вдоль дороги лес густой с бабами-ягами. Они блокируют перевод, не пропускают на дорогу, оставляя людям чистый разум. Свой чистый разум.
Третье Учиться:
Далее, что третье?
ПП что-то шепнул своей любимице Ксе. Она опять как фокусник три раза хлопнула в ладоши.
— Информация о Третьем Учиться засекречена, — сказала Ксе. И добавила с улыбкой:
— Только избранные будут иметь доступ к этой информации. Мы закрываемся, нет, не в том смысле, что мы закрываемся совсем, — она обвела ручкой кабак, — а мы от вас закрываемся в банкетном зале.
Банкетным залов здесь было два. Один у входа, другой у черного выхода. Так-то это были просто два угла. Но при нажатии кнопки:
— Банкет, — угол двенадцать на двенадцать автоматически огораживается двумя выдвижными стенками, довольно тонкими, в китайско-японском стиле, но звуконепроницаемыми. Со стороны можно было подумать, что это место для суши обслуживания. Однако именно здесь должна была быть спланирована секретная операция. Она должна была доказать существование Чаши Грааля. В переводе на русский язык это:
— Третье Учиться Ле-Нина.
— Ничего вы не добьетесь! — крикнул кто-то.
— Кто это? — спросил ПП, хотя двери уже двинулись навстречу друг другу под углом Пифагора.
— Бенедикт, прошу прощенья, Венедикт Ерофеев, — сказала секретарь Ксе.
— Но он же умер, — удивился ПП.
— Как видите, теперь опять жив. В роли Виктора.
— А! Ну, хорошо. Сейчас мы проведем тест на оптимизм.
— Кто здесь еврей? — спросила Ксе, предварительно прослушав ПП. — Никого, — подытожила она. Напоследок она внимательно посмотрела на Бориса, и задала второй вопрос:
— Кто хочет в Ханаан к теплому морю?
Встали все, как будто собрались петь Интернационал.
— Я уточняю вопрос:
— Под пули! — Все продолжали стоять.
— Стоят, — сказала Ксе. И добавила: — Хоть ногтем стеклышко барабань. Прорывается конный корпус из-под Вишеры на Любань. — Для красного словца мы не будем врать, что это были власовцы, хотя в тылу и у них стояли заградотряды. Только у конармейцев Гайда их не было.
— Куда вы ребята? У них же скорострельные пулеметы. Тысяча двести патронных гильз вылетает. В минуту! Поля можно выкашивать.
Реакция ПП? Не последовало. Двери закрылись. Перед этим все посмотрели картину Пикассо под названием:
— Конец фильма:
— Когда закончилась война. — Прекрасная девушка, прекрасный муж, дети, Волга, которая, правда течет что-то слишком долго. Но это бы еще ничего.
— А это что? — спросила Капитанская Дочка. — Дыра. Зачем здесь дыра?
— Она видна невооруженным глазом! — воскликнула Мэри.
— Зачем вы нарисовали дыру? — спросила Мэри.
— Социалистический реализм — это дыра в художественном произведении, — сказал Пикассо. И добавил: — Хотя в принципе я не обязан комментировать свое произведение.
— Почему? Так говорил Заратустра? — спросил Максим Максимыч.
— Так говорит Высоцкий.
Далее, экспедиция.
— Зачем нам эти демоны? — спросила Капитанская Дочка. Она была включена в состав экспедиции, вопреки настоятельному требованию Ксе:
— Не брать ее.
— Почему?
— Она будет плести против меня интриги.
— Она может быть нам полезна, — сказал Сори, чтобы успокоить великосветскую даму.
— Я не понимаю, чем?
— Если в тайге мы не сможем подстрелить медведя.
— Медведя?
— Если не подстрелим медведя — съедим ее, — сказал мрачно Пели.
— Это ужасно.
— А эти демоны опять с нами тоже для этого? Ну, чтобы их съесть в тайге, если не будет мяса? — спросила Капитанская Дочка.
Была набрана группа в количестве девяти человек. ПП, Ксе, Пел, Сор, Пикассо, Капитанская Дочка, Адам, Ад и Уп.
Собственно, зачем? Стоял простой вопрос перед членами президентского бюро:
— Что можно сделать для ПП? Описание какого события вдохновит его, как Хемингуэя вдохновила рыбная ловля, секс нескольких человек с одной и той же леди — правда, в разное время, — кофе в темном лесу, свежая клубника по утрам и бой быков. Да, и как эта леди, в конце концов, достается последнему еврею, за что ему, в конце концов, набили морду. Это финал в стиле экшен.
— Это похоже на исход евреев из Египта, — сказала Ксе. — Может вам, то есть всем нам пройти десять казней египетских? А вы их запишите. Ну, как Ван Гог. С натуры?
— Было.
— Кто это сказал?
— Я, — поднялся Адам.
— Кто это? — спросила Ксе, демонстративно не узнавая своего мужа.
— Лучше изобразить атаку русской армии на Любань, — сказал Сор. И добавил: — Если уж мучиться, то мучиться надо по-русски: бессмысленно.
— Нет, нет, нам нужна мистика, что-то такое необычное, а это для России норма. Что особенно в гибели конного корпуса, вышедшего из Вишеры на Любань? Это все равно, что описывать расстрел делегатов семнадцатого съезда. Все эти казни египетские мы уже проходили. Смысла нет. Все равно потом скажут:
— Ничего не было.
Тут ПП за ликером попросил, чтобы ему погадали на его три шестерки.
— Кто может сказать мне, в ком отчуждено мое мистическое знание? — И молчали все, как рыба об лед. Даже Ксе, хотя ей очень хотелось понять будущее. В конце концов, она не выдержала и сказала:
— Ваш мистический двойник — это Сократ. — Мама!
— Не пройдет, — сказал Пел.
— Почему?
— Сократ умер.
— Этот, как его? — сказала Капитанская Дочка.
— Кто? — спросил ПП.
— Он обратил на нее внимание! — подумала Ксе. — Надо делать что-то более радикальное, чем драка в бассейне с грязью, которая, между прочим, была ничем иным, как шоколадным кремом.
— Ляо Цзы, — сказала Капитанская Дочка.
— Умер, — сказал Сор.
— Да? Я не знала. Почему же тогда о нем столько болтают?
— Тогда это Билл Ге. Больше некому, — сказал Пикассо.
— Вы гадаете на кофейной гуще, — сказал ПП. — Здесь нужна магия.
— Хо, — сказал Адам.
— Хо-хо-хо, — засмеялись многие.
— Ваши три шестерки находятся у Хо, — повторил Адам.
Опять все, кроме Пела и Сора смеялись.
— Хо-хо-ха!
— Кто такой Хо? — спросил ПП. И добавил: — Тибетский Лама?
— Нет.
— А кто? Вы его знаете? Это член масонского ордена Розенкрейцеров?
— Нет, нет, — покачал головой Адам и с шипеньем открыл новую бутылку пива.
— Это магистр ордена Тамплиеров? — спросил ПП.
Разгадку поняли только двое. Сор и Пел. Но они молчали.
— Сейчас, сейчас я угадаю, — сказал Президент. — Так, построим логическую цепочку: вы пьете много пива, едите хлеб, мясо и рыбу. Вы немец. Нет? Ага. Ну, хорошо. Хлеб, мясо, рыбу и пиво давал строителям пирамид Хеопс. О! Вы:
— Фараон. — Простите, я хотел сказать:
— Он — фараон. Фараон Хо. — Молчание было ему ответом. Только шипенье новой бутылки пива нарушило затянувшуюся тишину. Наконец ПП понял, кого имеет в виду Адам. Он медленно поднялся, потом броском:
— Через бедро с захватом, — перевернул стол.
— Этого не будет! — закричал он. Потом пересел за другой уже накрытый пивными бутылками и черной стол, немного успокоился и добавил:
— Этого не может быть. — Он выпил большую шестисотграммовую бутылку пива. — Мне легче удавить его своими руками, чем читать в его душе.
— Вам не нужно будет читать в его душе, — сказал Адам.
— Угу, мне придется просто записывать его высказывания и анализировать их, — сказал ПП и выпил еще одну, правда трехсот тридцати граммовую бутылочку. Не-ет, если я его увижу, я его убью.
Взял слово Пел.
— В Библии написано:
— Возлюби врага своего. — Как вы думаете, зачем это написано? Потому что именно во враге находятся ваши три круга. И кроме вас это знание не может использовать никто.
— Даже тот, в ком они нарисованы, — сказал Пикассо.
— Похоже, здесь все понимают больше меня, — сказал ПП. И добавил: — Но он в тюрьме.
— Это и может стать целью вашей экспедиции, — сказал Адам.
— Я не понял, что вы сказали? — сказал ПП.
— Вы должны поехать в тюрьму, — сказал Пел.
— Зачем?
— Я не понял, зачем? Чтобы освободить его? Но это невозможно. Он осужден по закону. И я поклялся, что срок его отсидки в ближайшее время достигнет ста пятидесяти лет. Пусть все будет по-честному. Как в Америке. — ПП заплакал.
Все молчали.
— Он же, падла, хотел втоптать меня в грязь с помощью мирового зла. Он угрожал мне, когда я уже был Президентом. Что, мол, почему это так дешево? А это дорого. Он хотел со мной разобраться. Он хотел меня идеологически трахнуть перед всеми. Я не могу! Это выше моих сил.
— Я — слово на букву б — не студент, отказавшийся от поездки на картошку, и которого — слово на букву е — за это на заседании комсомольского бюро.
— Кто я? Какой-то недавно избранный Президент-медвежатник! А он? А он миллиардер из списка журнала Форбс! — Слово на букву Е — список Шиндлера!
Все молчали. Казалось, ругательствам не будет конца. И он еще не знал самого главного. Ведь он думал, что надо только заставить себя читать нелепые высказывания Хо. Нет, для того чтобы Хо начал заново учиться говорить, его надо было освободить. А как?
— А как? — спросил ПП, успокоившись. Он явно тянулся к магическим знаниям. Готов был уже почти переступить через себя. Готов, пока не услышал от Адама:
— Вы должны совершить побег.
— Что? Я не понял, что вы сказали?
— Вы должны устроить ему побег, — сказал Пел. ПП поперхнулся отличным немецким пивом. Рука его судорожно схватила черную розу, и бросила на персидский ковер банкетного зала.
— Зря вы так беспокоитесь, — сказал Сор, — это и будет ваш прямой контакт.
— Какой контакт?
— Прямой контакт Ван Гога. Вы сможете написать детектив с натуры. Это будет настоящая Агата Кристи.
— Я не смогу.
— Почему? Корвалол, валидол есть.
ПП попросил открыть банкетный зал.
— При мыслях о тюрьме у меня начала развиваться клаустрофобия, — сказал он. И добавил: — Пусть кто-нибудь споет хорошую песню. Надо расслабиться, и хорошенько подумать.
На сцену вышел Высоцкий и спел песню:
— Чуть помедленнее кони, чуть помедленнее. — Потом завыл Со:
— С одесского кичмана бежали два урькана. Бежали два урькана н-а-а во-о-лю-у! — ПП бросил в него хариусом. Певец его поймал, очистил и съел, как Кот Базилио. Только сказал:
— Папрашу бутылочку пива еще.
— И никакого пива. Чтоб ты сдох от обезвоживания в Синайской Пустыне, когда в составе израильского спецназа направишься в тыл египтянам, которые никак не хотят жить спокойно.
Они выехали ранним утром. Машины заранее перегнали на десять километров вниз к бриллиантовому руднику. Алмазов здесь было мало, добывать их было трудно, поэтому рудник был заброшен. Машины стояли за проволочными заграждениями, которые, правда, давно были обесточены. Алмазов нет, зачем тратить энергию.
Тихо, на загнутых снегоступах фирмы Байер, они двинулись в путь.
— Нас кто-то преследует, — сказал Пел. ПП обернулся.
— Тебе показалось.
Далее. За ними шли Тетя и Мотя. Их взяли, чтобы потом съесть в случае чего.
Для того, чтобы проникнуть на закрытый объект есть два варианта. Один — это подготовить штурмовую группу. С автоматами, гранатами, кошками, чтобы цепляться за горы, и появиться в расположении захватываемого объекта сверху. Второй способ тоже очень известный. Как сказал Адам:
— Надо самому сесть в тюрьму. Вы знаете, что значит сесть в тюрьму? Вы знаете, что такое сесть в тюрьму добровольно?
— Вы знаете таких? — спросил ПП.
— Это я. Я ведь вышел…
— Ты вышел родом из Эдема, ты вышел и упал…
— Сюда.
— И упал в Ковчет, — пропел Адам. Вы в курсе, что Земля — это Библейский Ковчег?
— Само собой, — сказала Ксе. И добавила: — Только размеры не совпадают. Длина к ширине должна быть шесть к одному. А здесь? А здесь круглая! Балда ты, Адам.
— Считать надо правильно, деточка, — сказал Адам. Он был слегка пьян после шести бутылок баварского. Поэтому выдал секрет Ордена Тамплиеров.
— Разделите длину окружности на радиус и получите заветное число Ордена Розенкрейцеров:
— Шесть! Ты со мной не спорь, мэм, я же ж физик-теоретик.
— Физик-теоретик, как кто? — спросила Ксе, чтобы посмешить людей перед устройством бригады на работу в тюрьму, где производили Даблы. Именно туда недавно перевели Хо. За что? Мне пока неизвестно. Наверное, адвокаты постарались.
— Как Ландау, — ответил пьяный Адам. И все громко засмеялись. Чему смеются, непонятно.
ПП с присущим ему юмором ответил, что Хо перевели на легкую работу потому, что:
— Он забеременел на зоне. — Это было очень смешно.
Но Тете и Моте было не до смеха. Они боялись, что их съедят раньше, чем они успеют забеременеть. Надо бы вроде бежать, но природная любознательность брала верх. Они не могли отказаться от участия в этом деле, даже ценой жизни.
Был выбран второй, более мирный путь. Решено было устроиться на работу на автомобильный завод Дабл. Как вольнонаемные они имели право на облегченные условия труда. Удалось устроить водителями Пела и Сора, а также Ада и Упа. Им была устроена проверка. Гонка по горам вокруг Зоны. Обе пары проиграли. И это позволило им устроиться на работу. На вопрос ответ был простой:
— Гонщики нам не нужны, — ответила И. — Это хорошо, весело, занимательно, но не для нас. Ведь гонщики могут украсть все наши сокровища.
Тетю и Мотю спросили:
— Кем бы вы хотели у нас работать? Надзирателями? Я имею в виду надзирателями за нравственностью, — сказала И.
— Мы бы хотели работать в музее восковых фигур, — сказала Тетя.
— Это отличная идея, — сказала И. — Только у нас нет пока что такого музея.
— Мы организуем, — сказала Мотя.
— Как? — спросила И.
— Мы будем сами стоять.
— Как, простите?
— Мы будем сами изображать знаменитых людей, — сказала Тетя.
— Вы сможете? — удивилась И. — И даже мужчин?
— Элементарно, — сказала Тетя.
— Вы не поверите, но некоторые изображают даже собак, — шепотом сказала Мотя. — И ничего.
— Что, ничего?
— Ничего, говорю, получается. Даже в Давосе один выступает. Этот, как его? Японец.
— Ку Ли.
— Ку Ли?
— Да. Талантливый!
— Действительно, лает!.. Как настоящий.
— И вы тоже будете лаять? — спросила И, — и закинула ногу на ногу. Она закурила, хотя думала, что давно бросила.
Тетя вздохнула. Потом еще немного подумала и сказала:
— Если надо будем.
— Да, я тоже согласна, — сказала Мотя.
— Нет, это не обязательно, — сказала И. — Я только для того спросила, чтобы увидеть ваш боевой настрой. Значит, так. Будете ориентироваться по обедам.
— По обедам? — спросила удивленно Тетя.
— Как это? — улыбнулась Мотя.
— Начнете завтра. Завтра у нас щи. Когда будут щи, вы будете фигурами, ну… скажем, Эстэ-Лина и Ле-Нина.
— Может быть, мы лучше будем показывать по праздникам их? Или хотя бы по воскресеньям? — предложила Тетя.
— Хорошо. Завтра как раз воскресенье. По воскресеньям у нас щи.
— Я бы лучше поставила по воскресеньям борщ, — сказала Мотя. — Я борщ люблю.
— А я люблю гороховый суп с вешенками и беконом. Потом, при подаче надо добавить немного молока фирмы Пар. Нет, это вкусно, действительно, — сказала Тетя.
— Да, это вкусно, — сказала И. — Но я люблю щи из свежей белой капусты со свиной лопаткой.
— Вы держите здесь свою свиноферму? — спросила Мотя.
— А вы думали, мы едим людей? — удивилась И. — Нет, конечно, нет. У нас своя свиноферма.
— Капусту тоже сами выращиваете для щей? — спросила Тетя. И добавила: — Морковь, свеклу, лук.
— Нет, это мы покупаем за капусту. Во Франции, в Америке, в Японии.
— Наверное, это дорого? — Кто это спросил? Ну, если не сказано, то это не важно. Ну, как Пикассо сказал:
— Кто-то из них. — Не нравится? Тогда считайте, что это вы сказали. Вы не говорили? Вы сначала хорошенько подумайте. Потом отвечайте.
— На понедельник мы поставим, действительно, суп гороховый с вешенками и беконом, молоком Пар, и, как следствие этого, вы будете показывать Василия Ивановича и Петьку.
— Я бы хотела сыграть Анку Пулеметчицу! — воскликнула Мотя.
— Анку сделаю я, — сказала И. — Ну, что вы смотрите? Я тоже должна когда-то развлекаться. И вообще, давайте сразу договоримся — не бойтесь, — она сделала успокаивающий жест рукой, — я не буду вас бить. Но женщин в нашем музее восковых фигур буду играть я.
— Мы только мужчин?
— Да.
— Почему?
— Ну, не знаю. Просто мне так нравится. К тому же, я знаю, вы любите изображать мужчин.
— Кого, например? — спросила Тетя.
— Толстого, Кой-Кого. Кстати их вы поставите в среду.
— А в четверг?
— В четверг? Бре и Хру.
— Нет, мы занимаемся только художественными деятелями.
— Неправда.
— Хорошо, неправда.
— Нет, ладно, мы сделаем этих ребят, — сказала Мотя. — Нам нетрудно.
— Я буду кукурузой, — сказала Тетя. И добавила: — До обеда.
— А после обеда?
— После обеда буду Венедиктом Ерофеевым, который пьет тройной одеколон. Нет, ну, не только чистый одеколон, а коктейли там разные. Например:
— Мечта Комсомолки.
— Из чего он состоит? — спросила И.
— Я не помню, — сказала Мотя. — У меня там записано.
— У вас есть состав коктейля Василий Иванович, Петька, Анка Пулеметчица? Я к тому, что когда вы будете изображать их, пусть они пьют те коктейли, которые они пили в Гражданскую Войну.
— Ну, я сейчас посмотрю свои записи, — сказала Тетя. — Вот, да:
— Василий Иванович спрашивает Петьку:
— Белая есть?
— Сейчас, Василий Иванович, расстреляем парочку белых — будет.
— А красное?
— Есть, Василий Иванович. Завтра бой, все сдали кровь.
— Зачем? — как бы спрашивает Василий Иванович. Как бы, потому что он в курсе, для чего сдается кровь перед боем. Вовсе не для того, чтобы использовать ее после боя для переливания крови. А чтобы белые, мать их, не видели нашей красной крови. У убитых уже не будет вытекать кровь. Ибо ее уже взяли до боя. Спартанцы надевали красную материю, чтобы враг не видел раненых воинов. Мы пошли другим путем.
— Смешать?
— Смешайте. Но не взбалтывайте. А то скажут, что мы с ними опять братаемся.
— Это из Высоцкого, что ли? — спросила И.
— Почему? — спросила Мотя.
— Ну, я думаю, вы слышали его песню:
— Десерт.
— Это про что? — спросила Тетя.
— Ну, про кровь. Кровь сосать решили погодить, ну, потому что вкусное на третье. На десерт, то есть. Так. — Продолжала И. — По субботам, у нас будет рассольник. А к нему… к нему, — она задумалась на секунду, — будут Ры, продающий ботиночки у Детского Мира, и Ма, сеющий плевелы в русскую землю. Да. Да? Да.
Глава десятая
Адам на химии.
Хина и Вол. Хэм с клубникой. Хедди Ламар и Барбара Стрей. Партизаны. По плодам их — узнаете их.
Музей восковых фигур.
Партизанские противоречия. Он слишком мал, чтобы быть великим. Уже — думали. Давным-давно.
Дети Со. Кон Лиза Ра. Нано. Где наша Чаша Грааля?
Миллиард так миллиард.
Фокусник номер два — Энигма. Немецкие и японские жены… для всех.
Русская тушенка. Из-под Вишеры на Любань. Танковая Бригада Гайда. Ученья идут.
Монтесума. Ученья Два. Гайд — написание курса евро на сегодняшний день. С Гайдом в соседнем Тигре. Корпус Гайда уже пошел на Берлин.
Адаму, как это часто бывает с умными людьми, опять не повезло. Он попал в горячий цех. Здесь руками таскали из печи диски для колес, и вешали их на проволоку сушиться. Здесь работали два партизана. Хина и Вол. Хина не надо путать с Хи, который воевал с нами в открытую. Этот парень был партизаном. Вместе с Волом. Их поймал иностранец, прибывший в Дабл с концертом. Здесь для почетных гостей предоставлялась услуга под названием:
— Хэм. — Как-то:
— Ловля форели, чай, кофе в лесу у костра. Утром свежая клубника. Вино, пиво, бой быков и прекрасная леди. Мужеподобного вида. Ну, как это принято у богатых. Хедди Ламар и Грейс Келли здесь были не в моде. Кстати Ксе и Капитанская Дочка загримировались при входе в Зону. Одна в Хеди Ламарр, другая в Барбару Стрейз. Ксе была недовольна. Она считала, что не похожа на Барбару.
— Абсолютно не похожа. С таким некрасивым лицом можно только петь. Но я ведь не пою. Как ни пыталась, пока у меня не получается. Максим Максимыч оказался удачлевее меня.
Гость закинул спиннинг и вытащил партизана. Как в песне:
— Эх, хвост-чешуя! Не знал он, бедный, что закончилась война.
— Со дня я вытащил живого партизана! Не знал он, бедный, что закончилась война. Эх, хвост-чешуя! Не поймал я ничего.
Ничего-то ничего, но партизан оказался реальным. Сначала он был поставлен мастером на сбоку Даблов, потом не прошел тест, который устроил ему Нано, приехавший на завод для внедрения новых нанотехнологий.
На вопрос:
— Хорошо ли поступил Горби, что разрушил СССР. Партизан ответил, что плохо. Зря, мол, он это сделал.
— Какие ваши доказательства?
— Несмотря на то, что я теперь живу хорошо, командую даблами, — он показал на рабочих, управляющих конвейером, — начал теоретик кибуцизма, — это была большая ошибка со стороны Горби.
Как говорили древние турки:
— Садись — два.
Почему? Явно нарушается народная поговорка:
— По плодам их — узнаете их!
В самом деле. Что сказал Партизан Хина? По сути дела, он сказал:
— Плоды хорошие, но создатель их все равно баран. Или проще:
— Плоды большие, а создатель их, как был маленьким — так и остался. — Здесь наблюдается явное противоречие.
Такое же противоречие находится в речи бывшего профессора по имени Вол. Он говорит:
— Был великий Наполеон — и дела его были велики. Был большой Ле-Нин — и дела его были большими. А Горби, как был маленьким — так и остался. Великие дела, которыми заправлял Горби были ему не по плечу.
В Библии речь идет не о том, что не надо ходить налево — направо ходите, когда пишется:
— По делам их — узнаете их. — Речь здесь идет именно об ошибке Партизана Хина и Партизана Вола. Эти ребята думают, что первую и вторую часть этого послания можно записать в одну строку. Как только встречаются большие дела, то всегда можно найти человека, которому они были по плечу. И человек этот обязательно должен быть большим. Нет! Он так остается маленьким. Если бы он был большим, то его увидели бы и так, без приметы. Без плода.
Плод и человек разделены. Человек — герой Романа. А плод его находится на полях. На полях книги, а не в тексте, как герой. Именно этого разделения и не видят партизаны. Они видят большой плод, и начинают подыскивать под этот плод большого человека. Это происходит потому, что ребята внушают себе посылку:
— Большому кораблю — большое плаванье. Большой плод может находиться только в большом человеке. Здесь убирается Вставка. Вставка, объединяющая первую и вторую часть этого Божественного Послания. Ребята хотят создать одну длинную нить, чтобы шить правильно и быстро. Не получится. Быстро шить надо двумя короткими нитями. Но возникает страх:
— Кто-то может влезть в разрыв, и помешать завершить дело. И это правильно. Разрыв опасен. Опасен, если не закрыт:
— Верой. Которая и связывает текст и заметку на полях.
Партизаны не принимают примету, хотя много раз сами повторяют ее. Не принимают, потому что не могут ее усвоить. Но ее и не надо усваивать. Она и должна быть отчуждена, как картина Ван Гога. Как говорится:
— Истина не только в нас, но и где-то рядом.
Вот это Рядом и не допускается. Не пишется в одну строку — значит, и не был этот человек великим.
Смотрите, что эти люди говорят:
— Благодаря Горби я стал великим депутатом. Тем не менее, я против него. Против в том смысле, что несмотря на его великое дело, он в моих глазах так и остался маленьким.
И все аргументы о миллионах тонн зерна и так далее — это просто липа. Можно привести десять аргументов за, и десять против. Имеется в виду таких далеких, марсианских аргументов, которые нельзя проверить. Ведь двести восемьдесят миллионов тонн ни о чем не говорят. Может народу доставалась всего одна десятая этих тонн, а остальное съедали драконы, жившие в подвалах Кремля. Ливийские там, вьетнамские, афганские. Их ведь надо кормить бесплатно, а то слушаться не будут. И так далее. Все это невозможно проверить. Эти абстрактные аргументы не являются аргументами. То ссылаются на Британскую Энциклопедию, то на:
— Свою книгу. — Фантастика! Это ни о чем не говорит, кроме направленности ума пациента. То есть о его партийности.
Второй Партизан явно пишет портрет Горби с самого себя. Вот уж Вол точно ездит на разные обеды, съезды, концерты, университеты, телевидение:
— Нравится! — Вы посмотрите, что за логика у этого профессора:
— Горби совершил великое дело: сломал Берлинскую стену, выпустил Соленого, несмотря на то, что большинство присекретарских ребят топали ногами в знак протеста. Но… жаль только, что слишком мал для этих великих дел. Его плечо намного ниже Берлинской Стены. Да и званий Героя СССР у него меньше, чем у Соленого. Резюме:
— Он слишком мал, чтобы быть великим.
Удивительно, что сам же говорит:
— По делам их — узнаете их. — Значит:
— Не смотри на рост, не смотри на плешины — смотри на дела его.
Какую хоть одну разумную мысль высказали эти партизаны? Никакой. Какая тут, на — слово ну х — Силиконовая Долина! Нет, никаких два к восьми. Один к десяти. Вратарь наш, а игроками должны быть в нашей Силиконовой Долине бразильцы.
Хина говорит, что надо было сначала подумать, а потом разрушать СССР. Милый, так думали уже. Никита Сергеевич думал кукурузой, Леонид Ильич думал продовольственной программой, Андр водкой и проверками в банях, Черн карандашами, Зю приводными ремнями. Так сказать, все давно готово, чтобы перейти к новой счастливой жизни, даже приводные ремни. Я так и не понял, что такое:
— Приводные ремни? Длинные цветные галстуки, что ли?
Однажды баба заказала мне сазана. Как никогда вдруг натяну-лося блесна! Со дна я вытащил живого партизана! Не знал он бедный, что закончилась война. Ля-ла-ла-ла-ла-ля-ля-ля-ля-ля. Ля-ля.
Вот вам ответ, почему все хотят в Израиль, под пули. Как говорится:
— Это я еврей! — Ну, а мне:
— Не шибко тут! Выйди вон из дверей.
Это не значит, что в России полностью отсутствует разум. Например, этих ребят, работающих дискодаблсменами, рабочие завода И, называли любовно:
— Долбоебами. — Значит, все понимали, что эти ребята рассуждают нелогично. Как погонщик кур и ловец пчел академик Лысенко, закрывший русскую силиконовую долину давным-давно. Давным-давно.
Между прочим, оба эти партизана были в прошлом детьми Со. Да, да, не удивляйтесь. Правда, приемными. Но все равно:
— По детям твоим — мы узнаем тебя.
Со и Ла тоже хотели попасть в эту историческую экспедицию. Они уже двинулись вслед за Тетей и Мотей, но по непредусмотрительности не имели загнутых кожаных снегоходов фирмы Байер. Но не это главное. Главное, что сбылась, наконец, мечта Сяо: он поймал Кон Лизу Ра.
В лесу, недалеко от Зимнего Дворца, они заметили прекрасную женщину. Она тоже увязла в снегу. Ребята решили не цепляться за хвост удаляющейся экспедиции, а исполнить свою мечту.
Они привели даму в ресторан, где в это время завтракали:
— Борис Бер, Мэрилин Монро, Максим Максимыч. Были и другие люди.
Сяо и Ляо приковали принцессу к столику, направили ей в лицо лампу с зеленым вращающимся абажуром, и сказали:
— Если скажешь правду, будешь есть это. — Сяо показал на красную розу. А Ляо на бутылку немецкого пива.
Тут неожиданно Со схватился за голову. Как будто его опять выгнали с телевидения за беспримерное поведение. Он увидел, что из-под парика, черного парика Кон Лизы Ра выбивается рыжая прядь. Было однозначно понятно, что перед ним немецкий шпион Нано. Мама! Пожалуй, это даже лучше, чем Кон Лиза Ра. А еще лучше судить их обоих сразу. В одном лице.
Нано шел с докладом к ПП о захвате русской силиконовой долины марсианами. Злобными хвостатыми существами с длинными острыми зубами. Он прекрасно понимал, что как человека с рыжими кудрями его могут принять за немца или за еврея, то есть за русского, как Екатерина Вторая и Петр Первый, и, вследствие этого обстрелять где-нибудь на дороге. Поэтому догадливый парень загримировался под прекрасную даму. Все смотрели на него влюбленными глазами и вежливо улыбались. Только собаки по деревням, где он проходил, лаяли на него.
— Где земля, которую ты украл у меня? — спросил Сяо.
— У тебя?
— Ну не у меня, у народа. Это все равно.
— Я роздал ее людям.
— Зачем? — Сяо налил себе пива, Ляо водки, положил с общего блюда красной, черной и по шесть кусков мяса, похожего на шашлык, но предварительно, то есть перед жаркой еще, замаринованного с розмарином. По системе Монте. Ох, эта благословенная Италия. Сэм Джанкана, между прочим, тоже был из Италии. — Ты вообще в курсе:
— Кто я?
— Нет. А кто ты такой?
— Я? Я Сэм Джанкана.
— А кто это? — спросил Нано.
— Это мафиози, который завалил Джона Кеннеди.
— Какие ваши доказательства?
— Без.
— Что без?
— Без доказательств.
— Скажите хотя бы за что?
— Он трахнул мою жену. Нет, ничего страшного, но он ошибся. Потому что это была моя любовница.
— А разве любовница лучше жены?
— Ну, ты даешь, парень. Сразу видно, что ты не немецкий шпион.
— Почему?
— Немцы умеют считать. А ты знаешь хоть, сколько лет моей жене?
— Нет.
— Вот и видно, мил человек, что ты стукачок. Почему? Потому что каждый нормальный человек хоть что-то знает. Ты, как оказывается, не знаешь ничего.
— Я могу сыграть Мурку.
— Не надо. Слышали уже. Сыграй лучше американскую народную песню:
— Я налетчик Беня-хулиган.
— Это о чем?
— Это о том, как ты взял наш национальный банк с огромным количеством золота и бриллиантов. Где деньги, я спрашиваю?!
— Проиграл в буру, — ответил этот Нано с наглой улыбкой.
— Значит, вы собрались просто на просто надо мной издеваться?
— Почему?
— По кочану.
— Нет, серьезно, как я мог взять наш национальный банк, когда он совершенно и абсолютно независим. Один безрукий, длинноносый перс до сих пор ходит по улицам, креститься и божиться, что не грабил его. И приводит аргумент, так сказать, декларацию о независимости центрального банка. Вывод: никто не мог его ограбить.
— Это очень интересно, — сказал Со и щелкнул пальцами. — Человек! Пива и итальянский шашлык. Два. Нет, три.
— Три? — спросил парень.
— Да, три. Может быть, сегодня, мы, наконец, узнаем правду.
— Разрешите прикурить?
— Извините. — Я могу его у вас купить? — Это Борис Бер подсел за стол, где пытали Нано.
— Его?! — сделал удивленное лицо Сяо.
— Это не он, а она. Вы ее не узнали? Это Кон Лиза Ра, — сказал Ляо.
— Нет, друзья мои, — ласково сказал Борис Бер, — вы опять ошиблись. Это не Кон Лиза Ра. Это мой нанотехнолог. Он шел ко мне.
— Зря вы его защищаете, Борис, — сказал Со. — Он же ничего абсолютно не дал народу.
— Зато дал его друг Гайд, — спокойно ответил Бер. — Сын Трудового Народа. Он, так сказать, был сын трудового народа.
— А этот значит, был:
— Трудового Народа Дочь. Кон Лиза Ра. Дала всем, кому только можно. И главное бесплатно. Но только не нам. Я уверен, что она знает, где зарыт клад, — продолжал Со. — Надо только как следует допросить его.
— Какой клад? Какой клад?! — повысил голос Нано.
— Столько раздать! — Со пальцем показал на подсудимого, — ну, не может быть, чтобы не взял себе небольшую Чашу Грааля. Уверен, что она у него. Этот парень забрал наше счастье, нашу родину, где мы все вместе жили. Никто не хотел уходить из нашей любимой коммунальной квартиры. Как хорошо-то было. И главное, была у нас наша Чаша Грааля.
— Где ты зарыл ее? — Со опять потянулся к кнопке электрошока.
— Подождите, — сказал Борис Бер. — Я же сказал:
— Я его покупаю.
— Ну, хорошо, во сколько вы оцениваете Чашу Грааля. Учтите, я за меньшие деньги его не продам. Я слишком долго его искал. Я слишком долго ее искал, — повторил гладиатор.
— Ну… во сколько вы его оцениваете?
— Говорите прямо, сколько вы хотели мне дать? Учтите, это очень редкий экземпляр. Он распродал всю Россию. Этого не смог сделать даже Столыпин. Столыпин не смог, а этот парень — легко. Во-вторых, у него должен быть клад. В-третьих, как природный масон, он знает, где Чаша Грааля. Приблизительно, вы теперь оценили его? Я сам думаю, что без членства в списке Шиндлера нам не обойтись. Начнем?
— Начнем с миллиарда, — опять начал Со. И добавил: — Кто больше?
— Начнем, — ответил Борис. — И на этом закончим. Миллиарда вам хватит за глаза.
— Мало. Это очень мало. Я буду в конце списка. В случае чего меня могут не спасти.
— Места не хватит в Ноевом Ковчеге.
Кстати, когда два раза подряд в диалоге встречается речь одного и тоже же человека, значит, была пауза. Так сказать, покурили, съели шашлык, выпили:
— Чай, кофе, квас? Эта пауза может быть очень долгой. Настолько долгой, что можно понять:
— Время, в котором идет съемка фильма, или написание Евангелия — не единственное. Как-то:
— Отсутствие Иисуса Христа в течение восемнадцати лет. Во времени Библии.
Ошибочно говорить:
— Тогда должна быть посылка:
— Мир многомерен. — Нет, друзья мои, нет. Это очевидно. Очевидно, если мы рассматриваем конкретный текст.
Как сказал один записной атеист:
— Библия — это художественное произведение. — И это правда. Ибо отличие художественного произведения от нехудожественного только в одном:
— Присутствие человека в тексте. В художественном. А в нехудожественном его вроде бы и нет. А где он тогда? Ответ:
— Остался за бортом Ноева Ковчега.
— Хорошо. Миллиард так миллиард, — сказал Со. — Но в эвро.
— Да ну, зачем вам евро. Это же дочка бакса. Вы должны знать.
— У Шекспира дочки пустили папу по миру. Здесь не может так случиться?
— Степень вероятности такого события очень мала. Это все равно, что положительно ответить на вопрос:
— Есть ли жизнь на Марсе?
Получается, что Нано нес в себе информацию о падении евро, так как знал о нападении марсиан на русскую силиконовую долину.
Далее, появление фокусника номер два. Он пытается перекупить Нано. В наглую. Такого количества денег у него нет. Но для фокусника убедить зрителей в обратном — это норма жизни. И это есть его профессия. Как же его звали? Очень похоже на имя фокусника у Диккенса. Сначала этот парень со всеми вежливо поздоровался.
— Здравствуйте, Нано Анатольевич.
— Здравствуйте, Сяо Иванович.
— Здравствуйте… э… Чай Императорский. Нет, нет, это по-Тибетски. — Он вынул из-за правого уха записную книжку в виде колоды карт. Щас, щас. Сейчас найду то есть. Так, Поз:
— Совсем заврался. Глубже надо пахать. Глубже. Думаю, что я умнее его. Намного умнее. — Нет, не то. Сим-Кидальский. Кто такой? А-а! Считает себя умнее Единого Государственного Экзамена. Но это вряд ли. Заразил меня Синдромом Дуси. Что это за синдром? Не помню. А-а! Является ли раб подчиненным своего господина. Представляете, я сказал:
— Нет. — Он меня заразил Синдромом Дуси. Я не мог сам такую чушь сморозить. Я же умный.
— Ну ты че там ищешь, фокусник? — спросил Со.
— Да нет, все нашел. Ваше имя, — он вытащил карту, — Эдуард Шестой, король Англии. — Борис открыл от удивления рот. — Но это как имя Президента Франции:
— Брюссельская Капуста. — Ну, вы че, не поняли? Это просто шифр. Слышали когда-нибудь о немецкой шифровальной машине:
— Энигма! — Нет? Теперь знайте. Это я. Будем знакомы:
— Энигма. — Будем знакомы:
— Энигма. Энигма. — Мой шифр никто не разгадает. Вы в курсе кто такой наш ПП? Нет? Я вам скажу. Только на ухо. — Он нагнулся к Со.
— Кто?! — изумился этот послушный гражданин. — Это очень интересно. Я сам пишу книгу о ПП, но этого не знал. Непостижимо.
— А что тут непостижимого? Спрашивается, откуда у нас столько немецких машин? Любых марок. Мог ли хоть какой-нибудь кудесник предположить, что в России будут немецкие машины? Нет.
Обычно говорили:
— Ну, почему у нас хотят выпускать Румынские машины?! — Говорили просто так, что, мол, иначе здесь и быть не может. Говорили:
— Почему не немецкие? — Ну, просто так, что, мол, жаль, что мы живем не на Марсе. Ну, в том смысле, что если бы мы жили на Марсе, у нас бы здесь, имеется в виду на Марсе, ездили немецкие тачки. И вот вам, пожалуйста! Они тут ездят. А спросите у кого-нибудь:
— Это Марс? — Глаза на лоб полезут.
— Я ничего не понял, — сказал Нано. — В чем секрет?
— Не обращайте на него внимания, — сказал Энигма, — это мой подчиненный.
— Прошу прощенья, — сказал Борис Бер, — вы его еще не купили.
— Это дело времени. Я уже давно считаю его своим рабом. И знаете почему?
— Почему?
— У меня Синдром Сима-Кидальского. Если человек мой подчиненный, я называю его своим другом. Это все равно что говорил Сократ:
— Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто твой раб.
— Кто? — спросил Нано.
— Я, — ответил Эни.
— Простите, но я уже ничего не понимаю, — сказал Борис Бер. — Могу ли я спросить, как меня-то зовут, согласно шифровальной тачке Энигма?
— А разве я еще не говорил? — Эни положил себе на белый мягкий хлеб маленькую черную розу. — Борис Английский.
— Но вы же только что говорили, что я Король Эдуард Третий?
— Это уже вчерашний день. По сегодняшней шифровке вы, — Энигма раскинул колоду, — вы:
— Морковь по-корейски.
— Действительно, — сказал Борис, — слово на букву х — догадаешься. Настоящая Энигма.
— Я бы ни за что не додумался до этого, — сказал Нано. И продолжал, несмотря на протестующие возгласы остальных членов:
— Тем более я бы никогда не догадался перевести слово:
— Раб, — как:
— Мой друг.
— Ну, это ясно, — невозмутимо сказал Энигма, — ты же не Лермонтов. Ха-ха.
— По отношению к дружбе, — сказал Нано, — подчинение это рабство. Именно так и думал Лермонтов.
— Да, наверное, — сказал Энигма.
— Так, почему же ты, зараза, сказал:
— Это абсолютно разные вещи: подчиненный и раб.
— Я уже говорил об этом, — сказал Энигма, — Кидальский заразил меня Синдромом Дуси. Ведь я, как истинно, русский человек, всегда хочу докопаться до самой истины, до дна. Ведь нам, русским, только бы лоб расшибить в поисках истины. Раньше мы остановиться не можем. До дна! Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна!
— Но ведь вы, суки, отправили совершенно невинного человека в Гул. Он из-за вашего — слово на е — синдрома потерял дар речи. Вы понимаете, что человек не ожидал такой несправедливости от вашего римского архипелага. Вы его кинули. Кидалы!
— Браво. Но именно за этого главного судью теперь зовут:
— Сим-Кидальский.
— Я конечно знал, что многие больны Синдромом Дуси, — сказал Нано, — но не знал, что до такой степени. Вы хоть понимаете, зачем масоны образовали свое братство?
— Все равны! Зачем, спрашивается? Затем, что подчинение рождает рабство. — Продолжал Нано.
— Ну, я так и знал, что вы масон, — сказал Энигма.
Далее, фокусник Эни раскрывает секрет Борису и Нано, что немецкий канцлер это жена ПП.
— А жена? — спрашивает Со, немного подержав рот в открытом состоянии.
— Это его любовница.
— Не достаточно логично, — сказал Борис Английский. — Ибо: откуда тогда такое количество японских тачек? Не может же у не него быть две жены. Немецкая и японская?
— Я не понимаю, почему нет, — невозмутимо говорит Энигма. И добавляет:
— Он же не для себя старался, для всех.
— Не верьте ему! — крикнул Нано, — он не купит меня. Почему? — Как бы спросил бы царский генерал Ру. И сам бы тут же ответил:
— Потому что это он кидала. Ки-да-ла! Ки-да-ла! Ки-да-ла! Он кинул парня, которого за неправильный ответ — неправильный с точки зрения этого Кидалы — направили в Гулаг. Конечно, в этом случае виноват профессор Кидальский. Он мастер на такие подставы. Тем не менее, он воевал на Волховском фронте в корпусе Гайда. Был его адъютантом. А потом и комиссаром, за что потом приняли в МГИМО без экзаменов. Ведь тогда еще не было гуманитарных олимпиад. Если бы они были, его бы точно завалил какой-нибудь академик Лысенко. И вместо института отправился бы бывший князь в заградотряд, убивать своих. Не отмылся бы потом вовек. Работал бы в московском горкоме, получал пайки с красной и черной. Сервелатом, крабами, которых еще живыми упаковывали в банки. Специально для работников горкома, чтобы у них было больше злости, чтобы громче стучали ногами при появлении на трибуне Соленого. В общем, стал бы настоящим коррупционером. А за это теперь, как сказал ПП:
— Будем расстреливать. — Как в Китае. Тушенка получится! Из гладких, упитанных, со спортивными ножными мышцами от постоянного стучания ногами на съездах и пленумах, горкомовцев — объеденье! Не хуже, чем китайская.
— От частого поднимания рук тоже вкусные мышцы растут, — как всегда удачно заметил Со.
— Многие думают, что русские в атаке из-под Вишеры на Любань все погибли. Что их будто бы специально ставили, и ставили между двумя заградотрядами. Русским и немецким. Рядовые немцы в траншеях с ужасом думали:
— Зачем? — Они не понимали, зачем нужно ставить и ставить русских под скорострельные немецкие пулеметы. Что это за ритуал такой? Например, делали ли так древние Майя? Приносили ли они жертвы корпусами, армиями, фронтами? Или только намного более мелкими группами? Ведь никто толком не знает, чем занимался знаменитый Вара. Только недавно из ССА — сверхсекретного архива — стало известно, что Вара был официальным жертвоприносителем. Что удивительно он приносил в жертву и себя. Так было положено. Вел в бессмысленный бой полк, или дивизию, а то и корпус. И что удивительно, ни разу не был убит, только ранен. В чем тут дело, никто не знает. Бронежилет? Вряд ли? Скорее всего, он был колдуном. Это был, так сказать:
— Ученик Мерлина.
Колдовство это, как известно:
— Иллюзия. — Поэтому и запрещено Библией.
— Хороша иллюзия, — сказал, как всегда удачно, Со.
— На самом деле, реально, все было не так, — продолжал Нано. — Один из Корпусов Второй Ударной Армии под командованием Гайда прорвал… прошу прощенья, не прорвал, конечно, а обошел немецкую оборону у Любани, и начал громить немецкие дивизии в немецко-русском тылу. Тыл был немецким, потому что там уже стояли, быстро окопавшиеся в деревнях и селах немецкие батальоны. А русским, так как это была, друзья мои:
— Россия.
Конный корпус Гайда шел дальше и дальше. Дело дошло даже до самого Хи. Но тогда этот художник только махнул рукой. Он и Борман знали, что Ст-Лин обещал Германии на этом участке фронта только психические атаки, принятые в Гражданскую войну у царских генералов. Только жертвоприношение. Больше всех работы в этот период войны было у Вары. Много жертв приносилось.
Эстэ-Лину доложили, что Гайд ушел в тыл к немцам так далеко, что уже нельзя поддержать его ни патронами, ни китайской тушенкой.
— Тем лучше, — ответил Эстэ-Лин. — А то немцы жалуются, что мы поступаем нечестно. Обещали одно, а делаем другое. Так, мол, никакой войны не получится.
Гайд тоже понял, что с лошадьми далеко не уйдешь. Еды для них не было. Зато солярки для танков хоть отбавляй. В каждой русской деревне стояли нефтяные цистерны.
Ночью он окружил танковый корпус Гудериана. Точнее, штаб корпуса. Поступил так, как поступал еще в Гражданскую, командуя специальным полком в Армии Василия Ивановича. Прием этот назывался:
— Спартанским. — Окружался штаб, и наступление Армии задерживалось, а то и совсем срывалось. Гудериан под дулами уже пустых автоматов гайдовских конников приказал прибыть в штаб всему личному составу танковой бригады. Их расстреляли? Нет. Всех разоружили и заставили провести обучение конников на танкистов. Нет, вы представляете:
— Зима, метель, а Тигры и Пантеры штурмуют горы, долы и ледяные переправы в районах русских деревень. Все думали:
— Ученья идут! — Так оно и было. Только учились не немецкие танкисты, а записные конники Гайда.
Стоял вопрос:
— Куда ударить? На Любань, где проводились жертвоприношения русских солдат, даже не солдат, а просто:
— Русского народа. — Согласно международного договора.
Или идти. Куда? А куда надо?
— На Берлин, — сказал Гайд.
— На Берлин! — И это холодной зимой сорок второго года.
— На Берлин, — повторил Гайд, — Но сначала мы раздавим скорострельную немецкую оборону у Любани.
Когда это произошло, Вара, прибывший для очередного жертвоприношения, три дня смеялся за живот держался. Его рвало от рек крови, текущих с высоты около Любани. Рек немецкой крови. Вара несколько раз выходил из землянки, приближался к лаве, и пробовал кровь на вкус. Он сдавал ее на анализ, прибывшему с ним профессору Вишневу и всегда получал один и тот же ответ:
— Немецкая! — Откуда? Каждый современный читатель поймет удивление Монтесумы:
— Это все равно, что найти в современных магазинах только французский коньяк. Мартель или Камю.
Да, эта кровь была для русских солдат, наступающих из-под Вишеры на Любань, как французский коньяк. Мартель или Камю.
Хоть ногтем стеклышко барабань. То есть, смотри — не смотри на циферблат времени:
— Но наступает мобильная танковая армия Гайдара:
— Из немецко-русского тыла на Любань.
— Неизвестно, кто теперь будет строить мерседесы, — сказал Вара. Он сел на табурет, выпил один целую бутылку спирта, и, наконец, то есть только через три дня, позвонил Эстэлину.
— Мы это, мой друг Мерлин, взяли Любань.
— Пэ-рэ. Перездать! — Таков был короткий ответ.
Вара выпил еще одну бутылку спирта. Уже под привезенного с собой краба и бутылку Содовой.
На следующий день он приказал подняться на гору, и снять с немцев:
— С тех, что получше. Форму.
— Зачем?! — Сразу не поняли.
— Рассчитаться на первый — второй.
— Первый!
— Второй!
— Первый!
— Второй! Первый. Второй. Первый — Второй!
— Первые — это русские. Вторые — это немцы. Ра-а-зой-й-ти-сь! По боевым позициям! Русские остаются здесь, а немцы подымаются на гору. Всем ясна диспозиция?
Думали, это ученья. Оказалось, нет. Всем выдали настоящие, боевые патроны. Правда, русским поменьше, по семь штук, а немцам ящиками, без ограничения. Ну, чтобы было все, как взаправду, по-настоящему.
Уже вроде все получили паек. Немцам — тушенка и кофе, нам картошка, сухари и спирт. Да, если быть точным, немцам дали еще сигареты и шнапс. Нашим только махорку. В общем, нормально. Можно бы и не воевать. Так сидели бы и сидели в землянках. Правда, мы и не воевали. Повезло. Оказалось, что заградотряд не расстрелял пленных немцев. Приказано, мол, отправить их назад. Ну, тут все обрадовались. Отдали немцам опять все то, что у них взяли, а сами на снег. У первой по три патрона, у вторых по два, а у третьей атакующей колонны по одному. У четвертой штурмующей высоту линии патронов уже не было совсем. У пятой не было винтовок, только штакетник от заборов соседних деревень. У шестой и седьмой вообще ничего. Ребята шли налегке. Ну, это ничего, все равно потом им все достанется. Я имею в виду винтовки. Патронов, конечно, к тому времени уже не будет.
Жаль, что нам уж теперь никто не поможет. Корпус Гайда ушел на Берлин. Неужели это реально? Ну, я понимаю, что американцы и англичане пытались уже тогда добраться до Берлина, Но так это на самолетах. А тут танковая армия Гудериана вдруг взяла и повернула назад. На Берлин!
Но произошло чудо. Гайд услышал, что опять начался бой.
— Опять наши пошли в атаку. Из-под Вишеры на Любань, — сказал он, и посмотрел на часы. Он побарабанил по стеклышку Ролекса — трофей первого дня победы.
— К вечеру догоните нас, — сказал он.
Он послал десять танков опять на Любань. И опять немцы вынуждены были сдаться. И опять прилетел жертвоприноситель Вара. Опять сказал:
— Чем вы — слово на букву б во множественном числе — здесь занимаетесь!
Опять бросил на стол красную папаху, опять выпил бутылку спирта, и опять вместе с академиком Вишневым проводил пробы крови. И через три дня опять вроде бы начали всех делить на наших и на немцев. Тех, немецких немцев после второй танковой атаки почти не осталось. Но началась ранняя распутица, пришел, наконец, приказ:
— Отступать. — Решили, что пробиваться на этом участке фронта не целесообразно. Только хоронить убитых в бесчисленных атаках в направлении:
— Из-под Вишеры на Любань, — не стали. Решили:
— Власовцы. Они перешли на сторону немцев.
Правду говорить все боялись.
Далее, Энигма спрашивает:
— Так Гайд дошел до Берлина?
— Да, — отвечает Нано. — Он сделал первую надпись на стене Рейхстага:
— Погодите, — сказал Эни, — дай, угадаю:
— Перестройка, гласность, демократия.
— Нет. Он написал:
— Курс евро на сегодняшний день.
— До такого даже я не смог бы додуматься, — говорит Энигма. — Ведь тогда и евро-то не существовало. Даже в проекте не было.
— В общем, так, — вздохнул Нано, — Кидала — это ты, Энигма, а профессор имеет секретное имя:
— Сим — Волховский. Ведь он воевал вместе с Гайдом. Правда, при штурме Берлина получил ранение в голову, и с тех пор иногда у него едет крыша. Он принимает явно несправедливые решения. Из-за этого гибнут детские души, или им наносятся тяжелые травмы. Но взятием Берлина, и особенно победой при Любани, этот князь заслужил право на ошибку. Как Нина Искренко.
— Но ошибка ошибкой, — продолжал Нано, — а игнорировать ЕГЭ не позволено никому. Ибо:
— Не надо плодить коррупционеров. — Ведь, что такое коррупционер? Это обычный человек, но делающий все не по закону, единому для всех, а:
— По своему личному разумению. — И на примере Сима — Волховского мы видим, как может ошибаться даже человек, сражавшийся вместе с Гайдом в соседнем Тигре.
В хрусталь Ролекса барабань! Прорывается танковый корпус из немецкого тыла на нашу Любань.
— Между прочим, Сим — Волховский командовал теми десятью танками, которые атаковали Любань во второй раз, когда основные силы танкового корпуса под командованием Гайда уже пошли на Берлин.
