автордың кітабын онлайн тегін оқу Небо в алмазах
Владимир Буров
Небо в алмазах
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
© Владимир Буров, 2017
Два парня мечтают научиться летать, понятия не имея, что это очень сложно. Они думали, что можно научиться летать и так, прыгая с всё большей и большей высоты. И один их них в итоге так отбил себе пятки, что не смог идти, его несли на носилках. Они узнали, что для полетов уже существует приспособление — самолет, и стали летчиками. Но вот для того, чтобы сделать перелет на Новую Землю, направляясь по пути в Америку, надо увидеть Небо в алмазах. Это было в переломный период истории России.
18+
ISBN 978-5-4485-6243-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
- Небо в алмазах
- Глава 1
- Глава 2
- Глава 3
- Глава 4
- Глава 5
- Глава 6
- Глава 7
- Глава 8
- Глава 9
- Глава 10
- Глава 11
- Глава 12
- Глава 13
- Глава 14
- Глава 15
- Глава 16
- Глава 17
- Глава 18
- Глава 19
- Глава 20
- Глава 21
- Глава 22
- Глава 23
- Глава 24
- Глава 25
- Глава 26
- Глава 27
- Глава 28
- Глава 29
- Глава 30
- Глава 31
- Глава 32
- Глава 33
Мечта многих не может принадлежать одному
Мерилин Монро
Это сделали мы сами,
Это наш великий труд.
Алексей Фатьянов
Глава 1
— Я никогда не буду летать!
— Почему?
— И знаешь, почему? Не умею.
— Я умею, посмотри.
И Владимир прыгнул с недостроенного дома, в котором они играли. Метра три, четыре не было, и так отбил пятки, что самостоятельно дойти домой не мог.
— Зачем ты прыгнул со второго креста? — спросил Валера, когда их вместе несли домой на носилках, применяемых для перенесения на небольшие расстояния смеси, соединяющей камни для погреба между собой.
— Ирония судьбы, — сказал Владимир, — нас, летчиков, несут на средстве продвижения под Землю.
— Мы летчики? — с сомнением спросил Валера.
— Да.
— Тогда почему мы еще ни разу не летали?
— Завтра полетим.
— Завтра уже? — удивился Валера. — Но мы еще не научились.
— Этому не надо учиться, — ответил Вова.
— Это удивительно, но почему?
— Потому что, потому.
— А именно?
— Небо в алмазах.
— И каждый может летать?
— Да, но только тот, кто их видит.
— Я еще ни разу не видел.
— Ничего страшного.
— Да, и знаешь почему? Я верю, что ты их видел. А сегодня?
— Представляешь? Забыл. Забыл посмотреть на небо, прежде, чем прыгнуть.
— Тебя заворожила Земля.
— Именно так, как магнитом.
— Хороший ответ: смотреть надо не на Землю, а на Небо, чтобы не было страха.
Боль в пятках не проходила долго, месяц, может больше. Хотелось попробовать еще раз, но.
Но было страшно. Даже удивительно: четыре метра, даже меньше, и намного, три семьдесят, максимум.
Медиум:
Где-то в конце:
— Вы хотели бомбить Кремль? — спросил Х — предположительно Эстэ.
— Нет, ну, что вы! — ответил Валера.
— Докажите! — рявкнул сидевший рядом Бер.
— Так очевидно, ибо уже полетели, — Валерий посмотрел на часы.
— Куда?! — ахнули оба, так как было ясно, что до Кремля давно бы уже долетели.
— Бомбить Рейхстаг.
— Рейхстаг — это где? — удивились все, так как абсолютно забыли на этот очень неожиданный момент, что:
— Германия –это еще не Россия.
Возможен вариант:
— Друг нелегально полетел бомбить Берлин, а другому дается приказ:
— Сбить его на обратном пути.
Друг полетел бомбить Берлин, так как хотел доказать, в ответ на обвинение Бера, что его целью будет Кремль.
Он говорит летчику, который должен второй раз лететь в Америку через Северный Полюс, что:
— Лететь не надо, так как:
— Небо не будет в Алмазах.
— Так как, ты говоришь, твоя фамилия? — спросил руководитель авиамодельного кружка.
— Питчер.
— Имеется в виду, Питчеров? Это, что, Ловец Снов?
— Думаю, это вполне возможно, но скорее, наоборот.
— Наоборот, что вы имеете в виду?
— Ну-у, мне кажется, это производитель снов.
— Когда кажется, тогда крестятся. И кстати, ты в бога-то веришь?
— Естественно.
— И правильно, а то летать не получится, — сказал Максим Максимыч, руководитель кружка.
— Мы будем летать?
— А ты думал?
— Я думал, пока что только других учить летать.
— Ты хотел меня обидеть, парень?
— Нет, ибо, я думал: учить мы будем летать самолеты.
— Тогда принят, Питчеров, — и так и написал по Фрейду правильно:
— Питеров.
И скоро они пришли в Военное Министерство.
— Вам, что нужно здесь, ребята? — спросил дежурный капитан на входе?
— Так, — начал Владимир, — мечта есть — летать.
Капитан чуть не поперхнулся дымом, который он, казалось, заглотил в слишком большой затяжке.
— Может у вас есть какие наводящие вопросы? — спросил Валера.
— Наводящих нет, а вот простое предложение, пожалуйста.
— А именно? — сказал Владимир.
— Прыгните с памятника царю Освободителю.
— Но и вы обещайте, пропустите нас к начальнику полетов.
Капитан потрогал усы, которые недавно сбрил, и резюмировал:
— Согласен. — Высота шесть, даже семь метров — не удастся.
— И да! — крикнул он, — вместе не залазьте.
— Почему? — спросил Владимир.
— Один пусть пока останется жив и сбегает за Скорой.
— Она, куда возит, в морг?
— Большей часть наоборот: пока еще в клинику.
— Будем надеяться, — сказал Валера, — что не душевнобольных.
— Значит вы сами понимаете, что делаете невозможную глупость? — спросил капитан.
— Так-то и я могу сказать, — резюмировал Владимир.
— А именно?
— Капитан — никогда ты не будешь майором.
— В этом вы ошибаетесь, я уже назначен на получение следующего звания, и это именно: майор. — И тут же подумал, что из-за этих ребят, звание могут не дать, если кто-нибудь из них разобьется.
Но ничего не успел сказать, так как один из них уже прыгнул. И удивительно: даже не сделал пару кувырков вперед, чтобы смягчить неожиданное столкновение с Землей. Для, нее, имеется в виду, неожиданное.
Полковник Бутлеров увидел в окно — сам еще не понял, что, а именно:
— Толи издевательство над памятником царю, — толи, наоборот:
— Эти черти разобьются, и тогда его совесть человека, видевшего всё это своими глазами из окна, не позволит ему принять очередное внеочередное звание генерал-майора.
Он постучал в окно, сильнее, еще сильнее, и наконец, оно разбилось.
— Не обращай внимания! — крикнул он капитану, выглянув через стеклянную дыру — имеется в виду, наоборот, наружу. Но не успел договорить, что имеет в виду себя, а не наоборот, ребят, собравшихся совершить еще один прыжок.
Но капитан так и сказал, сделав отмашку рукой:
— Следующий!
Прыгнул Владимир и, к удивлению полковника и капитана не только не упал при приземлении, но даже:
— Проехал немного — метра два — вперед, как на лыжах.
— Показалось, — подумал полковник и протер глаза.
Капитан не знал, что делать, но полковник крикнул из разбитого окна:
— Пропусти.
— Что вы хотите? — спросил он, даже не переступающих с ноги на ногу у дверей детей.
— Мы не дети, — сказал Валера.
— Это верно, — сказал Владимир. — И знаете, почему?
— Почему? — спросил полковник.
— Мы умеем летать.
— Приятно слышать, нам скоро будут нужны летчики. Согласны бомбить Берлин?
— Мы не знаем, — ответил Владимир, — ибо хотели сбивать самолеты противника.
— Это во вторую очередь, — сказал Валера, — а так-то, по большому желанию, хотим слетать на другую сторону Земли.
— Вы уверены, что она существует?
— Да.
— В любом случае надо проверить.
— Но туда не ходят поезда.
— Мы на самолетах.
— Само — что это значит?
— Сами умеют летать.
— Так бывает?
— Я бы ответил, что мы научим, — сказал Владимир.
— Я скажу более позитивно: да, они умеют летать.
— Так вы, что, собственно, хотите: научиться летать, или учить самолеты летать?
— Один будет делать одно, а другой другое.
— Чай, кофе, квас? — спросил Бутлеров.
— Всего по одному, — сказал Владимир. — Вам квас, мне кофе, Валерию чай. Просто шоколад, который очень любят летчики.
Внесли коробку шоколада штук на пятьдесят.
— Мы, наверное, все не съедим, — сказал неуверенно Валерий.
— Вы, возможно, не до конца поняли, но дело в том, что пришли вы именно в тот момент, когда я думал над реальностью проекта:
— А не попытаться ли нам защититься?
— Возможно, это секретная информация, и вам не очень надо рассказывать её нам? — спросил Валера.
— Нет, если я чего решил, то выпью-т обязательно, — и пригубил из чашки кофе Владимира. — Вкусно. — Полковник улыбнулся. — Думаю, я все-таки расскажу вам тайну, которую вы не сможете открыть никому.
— Вы потом нас убьете? — спросил Валера.
— Скорее меня убьют раньше вас, — улыбнулся полковник.
— Тоже хорошая новость, — сказал кто-то, но они даже не поняли кто, ибо логично и так:
— Плохих новостей нам не сообщают, ибо они приходят сами.
— И мы должны именно к этому подготовится, — сказал полковник.
— А именно?
— Чтобы они не пришли, — ответил за полковника Владимир.
И полковник рассказал — они думали, просто сказку, чтобы отвлечь их внимание от полетов в реальности.
— Германия скоро начнет+ войну против России, но это не главная весть, а наоборот: всем известная.
Главная, что эта война нужна лишь для того, чтобы внедрить сюда армию, а точнее, пока что отряд монстров, пока даже неизвестно с какой планеты.
— Потом пришлют больше? — спросил Валера.
— Это уже будет не нужно, — сказал полковник, — если эти смогут базироваться здесь, ибо.
— Ибо?
— Ибо они — размножаются!
— Неужели неизвестно, с какой они будут планеты? — спросил Валера.
— Более того, есть мнение, что их и вообще-то сделали здесь, на Земле, природные, надо сказать:
— Немцы.
— Вывод! — сразу поднял руку Владимир, поставив прежде пустую уже чашку, — сами немцы — тоже не местные.
— Не думаю, что в большей степени, чем все остальные, — сказал полковник. — Но важно то, что вы должны перехватить этот десант. И знаете почему?
— Почему?
— Почему?
— Контрразведка с ними не справится, ибо они, да, друзья мои, они действительно монстры.
— А прикидываются обычными людьми, — констатировал Владимир.
— Да, ибо это легко: никто не верит в злых инопланетян, а, как правило только в добрых.
— Так что им, собственно, здесь надо? — спросил Валера.
— Вопрос хороший, потому что: неизвестно. Если не считать их охотниками за разумом. Но не в том смысле, что у них, у самих ума мало, а, чтобы его не было в таком большом количестве, как, видимо, сейчас они обнаружили на Земле.
И более того, этот приход монстров предвидел уже Аристотель:
— Раб лишен половины человеческих достоинств.
— Но зачем им лишать нас половины разума, не совсем понятно.
— Нет, не для того, чтобы было кому подавать им чай и кофей, а именно, я думаю:
— Для души, — которая и есть главный атомный реактор любого космического организма.
— Нас хотят перебить для души, — резюмировал Владимир, — новость хорошая уже тем, что:
— Что мы согласны, — сказал Валера.
— Вы выбрали нас, потому что душа детей, точнее, еще не совсем взрослых людей, более способна к сопротивлению Неправде, чем душа уже состоявшего хомо сапиенса, частично примирившегося с ней? — спросил Владимир.
— Нет, — ответил полковник, — и знаете почему? Вы сами себя выбрали. Вы люди, посланные, чтобы оказать сопротивление монстрам, называющим себя:
— Систы.
— Откуда эти сведения? — спросил Валера. — Нет, меня интересует не сам источник, а только: достаточно ли он достоверен?
— Вполне, — ответил полковник, — и если вопрос есть, то это только: он уже работает под их контролем, или пока еще самостоятельно.
— Я уже могу сделать один вывод, — сказал Владимир. И осмотрелся по сторонам.
— Можете говорить.
— Если планируется десант под прикрытием целой войны, то, значит, их здесь уже ждут.
— Да, ребята, если бы вы не были прирожденными летчиками, то работать бы вам в контрразведке вплоть до генерала. Я хотел сказать, как Доктор Зорге:
— С самого детства.
Надеюсь, для летчиков вы еще пригодны. Ибо, напомню еще раз:
— Разум взрослых уже потерял на Земле иммунитет от рабства.
— Но как вы нашли нас? — высказал разумную мысль Владимир.
— Я контрразведчик, — ответил полковник Бутлеров.
Было предположение, с которым полковнику Бутлерову надо было бороться, а именно: генерал Столыпин перед самой смертью высказал, как он сам вымолвил хриплым голосом, прежде, чем умереть:
— У них есть вирус.
Контрразведка с вирусами не работает. Следовательно, если Столыпин ошибся, то и никакой защиты от Ино-Вторжения уже не будет даже предусмотрено. А если нет — тем более, ибо никто не верит Ивановскому, что вирусы:
— Вообще бывают.
А уж тем более, в виде:
— Самих лудэй.
Но этот вопрос пока был неясен самому полковнику Бутлерову:
— Сам человек — вирус, или: в нем находится вирус.
— Что значит, — как сказал капитан Буров: вирус уже родился, или его только еще будут рожать здесь, в России.
Не Призрак бродит, а Вирус, — Медиум
И вот ваше первой задание — кстати, звать вы друг друга будете:
— Чук и Гек, — перебил полковника Владимир.
— Это шутка? — удивился полковник. — Ибо: нет, а наоборот: Том Сойер и Гекли Финн.
— Простите, полковник, но эти вещи нам только что прочла одна милая леди в прямом переводе с подлинника, — сказал Владимир, а Валерий добавил:
— И будьте уверены, пока что больше не надо.
— Хорошо, тогда назовите сами ваши рабочие имена, — сказал, подходя капитан Буров.
— Охотно.
— А именно?
— Питчер и Кетчер.
— Вот из ит?
— Это значит, когда один бросает, то другой обязательно ловит.
— Это действительно отличные псевдонимы, ибо никто никогда не догадается, что они обозначают, — сказал капитан.
— Вам не хватает только Баттера, — сказал полковник.
— Чтобы сыграть в эту игру по правилам Александра Дюма.
— Их было больше, — сказал Владимир.
— Сколько? — спросил полковник.
— Я пока не считал.
— Не читал?
— Думаю, в этом случае нет разницы между счетом и четом, — сказала Валерий.
— Пожалуй.
— Пусть третьим с нами летит капитан, — сказал Владимир, — он человек лояльный и, значит, не убьет нас по ошибке.
— К счастью, да, но к сожалению, нет, — сказал Бутлеров.
— Почему?
— И знаете почему? Он имеет вес, которого у вас нет, ибо — если я еще не говорил: полетите вы на планере.
— Кажется, вы говорили, — сказал Владимир.
— Я, кажется не слышал, — сказал Валерий.
— Наверное, потому, что это не так интересно, как лететь на настоящем самолете.
— Самолетом полетите обратно, — сказал капитан Буров.
— Пароль?
— Он ответит:
— Майер.
Удивительно, но на секретный аэродром на Западной Границе их пришла провожать та леди, которая читала им Приключения Марка Твена в собственном переводе, а именно:
— Щепка, — как они ее называли про себя, а иногда и между собой, — а так-то, как она просила: Пушкина.
Почему не Шекспир — они не понимали, ибо больше всегда говорила о нем, а не о Пушкине.
— Почему? — спросил ее Владимир, вы же, мэм, Татьяна.
— Потому что я его люблю, как живого по Заветному вензелю О да Е, который будет нашим паролем, когда вы меня не узнаете в Америке.
— Возможно, вы и будете в Америке, мэм, — сказал Валера, — но мы: чё-то сомнительно.
— Хотя и не исключено, — добавил Владимир.
Планер сел в баварском замке прямо на площадку перед летним рестораном Чайный Домик.
— Хорошо, что мы еще не в Америке, — сказал Пит.
— Да.
— Почему, как ты считаешь?
— Думаю, потому, что здесь не бывает индеек, а только колбаса.
— Колбаса хуже?
— Лучше. И знаешь почему? — ответил Кетч.
— Да.
— Почему?
— Индейка — традиционное американское блюдо на День Благодарения, — она часто передерживают ее в духовке, чтобы сгорела до черноты.
— Может не получиться.
— Тогда есть второй вариант: выбрасывают в окно, и вместо праздничного ужина идут с ней гулять.
— С индейкой?
— С той, кто ее готовила.
— Щи с колбасой здесь, наверное, не бывают? — спросил один из них у официанта.
— Вы правы, только суп.
— Суп — это? — спросил Пит.
— Тоже самое, что и щи — только без капусты.
— Хорошо, добавьте капусты и приносите.
— Извините.
— Проблемы какие-нибудь?
— Да, есть условие, — ответил официант.
— Несите, мы его выполним, — сказал Валера.
— Кроме одного, — пошутил Владимир.
— Да, вот об этом я и хотел вас предупредить: здесь нельзя этого делать.
— Хорошо, не будем, — сказал Валера, а когда официант удалился, спросил:
— Ты понял, чего здесь нельзя пить или есть — я не разобрал?
— Скорее всего, нельзя не давать на чай, — ответил Владимир.
— Я думал, что нельзя курить, а я как раз подумал начать.
— Сейчас мы закажем по гаванской сигаре, и будет ясно: можно или надо выходить к краю крепости.
— Скорее всего, он хотел нас проверить: кружится у нас голова или нет при взгляде в этой высоты э-э орлиного полета.
Но официант, как только они съели щи, повторил с добавлением конкретизации:
— Вы поняли, господа, только не пердеть.
— Ах это! — даже обрадовался Пит, а Кетч немного расстроился, ибо:
— Если я в самолете могу — здесь:
— Тем более.
— Мы, собственно, для того и заказывали щи, а не суп, — сказал Владимир, — что хотели почувствовать себя господами на самом деле: хотим и: пожалуйста!
— Нет, вы шутите, или правду говорите? — спросил парень.
Но тут же понял, что, да, всё происходит на самом деле, а не только ему кажется.
И это был пароль, придуманный капитаном Буровым, и понравившийся полковнику Бутлерову, который был раньше не только химиком, но и физиологом.
— Это вам не: я милого узнаю по походе, а паролю натюрлих без обмана:
— Подставной контрразведчик не сможет сыграть эту роль, если не подготовлен к ней заранее.
И именно поэтому ребята решили проверить его до конца:
— Вдруг притворяется?
Далее, что они придумали для испытания Майера — это был он.
И они поняли, что это Майер, но не потому, что он сам сел в планер, а:
Глава 2
— Не расстроился, — когда никто не применил против него газовую атаку собственного производства, если не брать в счет капусту, как одушевленного сокамерника.
— Это слово — сокамерник, сокамерники, — Майер часто повторял в планере, который, слегка не выдерживая его вес, шел и шел постепенно на снижение.
— Чему вы радуетесь, мистер? — спросил, не выдержав его ёрзания Кетч — кстати, ребята пока еще точно не определились, кто них Пит, а кто Кетч, поэтому часто говорили про себя, а думали:
— За другого!
— Что пароль совпал? — спросил Владимир.
— Что покидаете достопочтенные сосиски ради фляков господарских? — спросил Валерий.
— Я рад, что вы не пёрнули.
— Почему?
— Вам пришлось бы нас пристрелить?
— Нет, но пришлось бы остаться. А так хочется малинки.
— Вот их ит — малинка?
— Так-то бы, да, но это не для ваших еще не окрепших ушей.
— Секс?
— Хуже.
— Что может быть хуже?
— Джаз?
— Нет.
— Неужели, на самом деле вы так любите вирусологию?
— Да! Ибо это и есть: революция!
— Вот из ит, рэволюшен?
— Это Вирус.
— Нет, вы серьезно, или просто шутите?
— Вы никогда не слышали песню: Вирус мчится по Земле, чтобы скрыть себя в — слово на букву п.
— А-а! Так вы не из другой Галактики? — так сильно удивился Пит, что планер немного потерял управление и увеличил угол свой угол падения относительно Земли.
— Вы не можете помочь планеру выровнять полет? — спросил Кетч.
— Я уже не помню ни Альфу Центавра, ни Орион, ни Марс, ни Сириус.
— Как же не помнишь-те, если только об этом и болтаете? — спросил Пит.
— Начитался в последнее время в библиотеке Чайного Домика. И теперь лезет и лезет в башку, как: вижу море, вижу дом, вижу Щепку, а кругом есть приличненький содом.
Это был известный в кругах более-менее известных Че — любитель магии и некоторых экстрасенсорных сеансов одновременно, которые в часы свободные от ночного купания в море, он записывал на пальмовых листьях, специально для это цели отутюженных.
Щепка ему говорила:
— Мил херц, вы меня, извините, но последний ваш сеанс — это опупенно-трафаретный балаган.
— В том-то и дело, логичный Кувырок, что какая удивительная реальность кроется под этим, как вы изволили выразиться: опупенным трафаретом. Ибо думаем:
— Волны, — а это:
— Чайка. — И, следовательно, кто-то приближается к нашему берегу, как Ной:
— С Того Света. — Он послал ее вперед, не как весть: мы уже близко, а:
— По крайней мере хотели добраться до вас — если утонули в буре — а эта Чайка есть свидетельство, что мы не только:
— Были, — но мы здесь! Хотя и в законсервированном состоянии.
— Простите, но я вам не верю, — ответила благородно-готовая на многое, если не на всё, леди, невысокого роста, и очень похожая, как думали-мечтали Владимир и Валерий на мяч для игры в Америку, в виде ее:
— Бейсбола. — Секретные имена-псевдонимы из которого она им и предсказала.
— Еще один Чайный Домик? — спросил, свесив лысую башку вниз мистер Смит, но не в этом случае, так было в Англии, а здесь скрытый смысл — это, как и было запланировано:
— Майер.
Че спросил Щепку-Кувырка:
— Как ты думаешь, на кого он похож?
— Уверена, они выйдут из воды, как Черномор и два его богатыря.
— Богатыря? Ты не оговорилась, ибо только сегодня утром я от вас слышал:
— Не понимаю, как этим ребятам доверили везти сюда Вирус.
Да, таков был план полковника Бутлерова, везти инопланетный Вирус в Россию самим, чтобы его было легче контролировать, на что Ивановский возразил:
— Лучше не надо, мы не сможем от него избавиться.
— Неужели вам не интересно будет доказать то, во что никто не верит: Вирус существует.
— Это смертельный вирус, полковник, мы все погибнем, и знаете почему?
— Почему?
— Потому что никто не сможет поверить: убивать — его единственная цель.
— Убивать, чтобы жить?
— Нет, именно, что нет, мечта убивать у него выше жизни.
— Так не бывает, — сказал Бутлеров.
— Почти не бывает, но иногда есть, — ответил Ивановский. — Хотя не исключено, что он будет убивать ради жизни здесь Других.
— Людей, вы имеете в виду?
— Не знаю, кто это будет, не исключено, что такие же Вирусы. С программой: жизнь можно иногда допустить, но только, как:
— Рабство.
И думаю, вы выбрали правильно: детей он не примет всерьез.
— Вы считаете именно в этом их иммунитет?
— Нет, считаю, что в них есть, если так можно сказать, противоядие.
— Вы хотя бы предположительно можете сказать, в чем оно заключается? — спросил капитан Буров.
— Они не верят, что Вирус бессмертен, — ответил Ивановский.
— Да? Что-то не очень оригинально, ибо я — тоже не верю.
— Это вам только кажется. Как только вы его увидите — поверите.
— Ну, это мы скоро узнаем, — сказал Бутлеров, наблюдая в бинокль, как самолет идет на посадку, и скорее всего, не до тянет до берега.
— Нет, нет, сейчас вы это не узнаете, — заторопился Ивановский, — вы рухнете на пол от безнадежности, именно тогда, когда он вынет жало.
— Предвидение придет в последний момент, но будет уже поздно? — немного удивился Буров. — А они, значит, и тогда не поверят?
— Да.
— Из этого следует, что Вирус попытается от них избавиться, — сказал Бутлеров.
— Но не думаю, что сегодня, — сказал Ивановский, но тоже, как Бутлеров, посмотрев в бинокль воскликнул: — Он хочет утопить самолет!
— Не может быть, ибо вряд ли он сам так хорошо умеет плавать, что сможет доплыть сюда самостоятельно.
— Он верит, что мы спасем его.
— Нет, нет, — уже засмеялся Ивановский, — Майер начал свою атаку, но! Но не в один ход.
— Вы думаете? — Майер решил их напугать?
— Именно!
— Хочет научить их страху, — подытожил Буров.
Их дом находился тоже на горе, но ниже чем Цветник Че и Щепки, где должны были остановиться Пере-летчики.
Ребята испугались, потому что планер резко пошел вниз. И Пит даже пожалел:
— Мы слишком рано отделились от самолета.
Мне уже не поднять его вверх.
— Мы утонем? — равнодушно спросил официант Майер.
— Вы умеете плавать? — спросил Кетч.
— Да, но не на такое большое расстояние.
— Почему вы не боитесь? — спросил Пит.
— Я знаю, парень, что ты сможешь посадить планер даже на воду.
— Нет, я не умею садиться на воду, тем более без поплавков.
— Знаешь, что я тебе скажу: найди мель.
— О, мистер Майер, вы очень умный э-э донор, — сказал Кетч.
— Донор? Вы сказали: донор?
— Вас это удивляет?
— Так-то, нет, пожалуй, я именно донор, но почему вы решили, что я донор, который помогает людям?
— Просто, — ответил Пит, — до берега вы не доплывете.
— Да, но меня спасут, — ответил Майер.
— Спасибо, что сообщили о шпионе среди встречающих.
Майер очень удивился, когда планер сел на мель, тянущуюся далеко-далеко от берега. Он был уверен, что мелей здесь нет.
Далее, кто шпион, Ивановский?
Щепка Таня прожила несколько лет в Германии, где была завербована в свои сожительницы Роз Люкс, а потом к ним присоединилась и Клар Цет, хотя по сути дела никогда никуда и не отлучалась. Но они с Роз были, как два берега у одной реки — Щепки, которая думала, что это она вводит их в счастливый мир Декамерона.
Правда, Щепка-Кувырок поняла, что из нее может выйти очень слабый шпион, если она так долго думала:
— Эти фрау не в курсе, что любит из них, то одну, то другую.
В том смысле, что по очереди. Но они до некоторых пор имели мнение, что:
— Просто так — интересней.
Интересней иметь тайну. Но скоро все, и Татьяна в том числе, поняли:
— Знать всё — лучше.
И таким образом, как они решили:
— Предпочли Джованни Боккаччо Вильяму Шекспиру.
И только когда Щепка поняла это окончательно — вернулась в Россию, как его первая переводчица на язык родных ей любовников и любовниц.
Она не знала в лицо Майера, но знала, что опознать его можно в трех местах: на пляже, в бане и в постели, когда люди обычно снимают пижаму. Ибо на его плечах были наколки:
— Красная на правом плече изображала Розу Люкс, предположительно обнаженную сверху, а на левом Клару Цет — синего, и обнаженную снизу.
Эти подробности могут кого-то удивить, или даже шокировать, но не тех, кто их носил, или обладал с ними похожестью. Ибо давно — почти сразу после окончившегося детства — понимали:
— Шокировать человека можно только галстуком, неподходящим по цвету костюму, или носками не под ботинки.
Даже нос не под цвет лица — что значит: с пере-чего-то, и не только с перепоя, значит больше, чем если вы явились встретить его — или он вас — днем — представляете:
— Безо всего. — Ибо, как давно было ими усвоено:
— Человек красив и так. — И даже более того: намного больше, чем в одежде, не совсем понятно, в общем-то, для чего на Земле придуманной.
Ибо:
— Человек — это и есть наша одежда!
И тулуп из овчины на нем, если и нужен, то только для того, чтобы сделать овцу.
Так и было принято:
— Что человек на себя надел — та скотина он и есть.
В символическом плане так думали многие законодательницы мод, но не:
— На самом же деле, — в самом деле.
Только не эти ребята. И никто, кроме вирусолога Ивановского, полковника Бутлерова и капитана Бурова больше не знал, что это мировоззрение:
— Правда.
Именно Правда, как и было написано на его газете.
Но бестолковость людей доходит до таких степеней, что:
— Вот, что вижу — тому обязательно не верю.
Ему по голове хоть пачкой этих газет молоти — не верит, и не верит. Не верит, что Правда — это правда, а не наоборот:
— Я просто так погулять вышла, и вы, чтобы надо мной посмеяться.
Была еще одна валькирия, замешанная в этой истории переброски Майера в Россию, пока что в Крым, в Ялту, Шура Дом по прозвищу Кали, которая и пригласила Щепку в этот круг людей:
— Заинтересованных не только в риске, но и в его любви.
Риск по любви — это наш девиз, — так и запомни на всю оставшуюся жизнь.
И собственно, как считал Бутлеров, не все участники этой Комедии Жизни были в курсе:
— Чем они занялись на самом деле.
И все же капитан Буров высказал сомнение, что:
— Вирус один, — неужели?
— У него должен быть связной, — согласился Бутлеров. — По крайней мере, в замороженном состоянии.
— Вы думаете этот Связной даже не знает пока, что он не местный?
— Скорее всего. Так легче сохранить тайну до нужно часа, название которого мы даже не знаем пока.
— Не говоря уж о времени, — добавил капитан.
— Пока мы можем верить только Ивановскому, — резюмировал полковник.
Майер попросил поселить его:
— В верхнем домике.
— Мы с ними не знакомы, — ответил Буров.
— Конспирация? — улыбнулся Майер, — мне это нравится.
И он обернулся на спокойное море, только что чуть не поглотившее его, если бы перевозчики не заметили мель, идею про которую он сам им и подал. Потом у него была идея не дать им доплыть до берега, и достиг цели:
— Ребята поняли его и испугались.
Как испугались бы неизвестности. Но дождались лодки, хотя и с чувством:
— Неизвестного мрака. — Такого мрака, про который — им казалось — не знает и Майер, как будто он и сам был не только донором этого беспричинного страха, но и тоже:
— Его реципиентом.
— Впрочем, не похоже, что он чем-то разочарован, — сказал Пит.
— Наверное, нам показалось, — сказал Кетч.
— Вы ни о чем хотите сообщить? — спросил полковник Бутлеров.
— Нет, впрочем, извольте, там был этот, как его? — спросил Пит.
— Да, этот, — подтвердил Кетч.
Все недоумевали, но капитан Буров догадался:
— Там был страх, похожий на мрак.
— Да, — ответил Пит, — мы не боялись, стоя с ним на мели, но было так плохо, как будто, — он не договорил.
— Да, там был такой мрак, как будто будущего не только не будет, но и вообще:
— Нет.
— Что это значит? — спросил Ивановский. — О каком будущем вы говорите?
— О будущем Земли, — ответил Пит.
— И, кажется, даже больше, — добавил Кетч. — Я почувствовал себе Ловцом Снов, которые, нет, не то, что обязательно сбудутся, а они:
— Уже сбылись.
— Что вы на это скажете? — обратился полковник к Ивановскому, когда Пит и Кетч ушли наверх в свои комнаты.
— Не удивлюсь, если узнаю, что они решили спать не в разных, а в одной комнате.
— Неужели он сразу повел на них такую сильную психическую атаку? — удивился Бутлеров.
— Возможно и нет, — ответил Ивановский.
— Почему тогда они это почувствовали? — спросил Буров.
— Он несет этот мрак с собой, и не всегда, но иногда им от него веет.
— Веет?
— Да, несет, как попутным ветром.
— Именно попутным?
— Да, не Земля же встречает его неизвестностью, а наоборот:
— Это завихрение пришло за ним Оттуда.
— Откуда? — спросил полковник.
— Я точно не знаю пока, — ответил вирусолог.
— Давай как-нибудь покатаемся вместе?
— Я? — очнулась как будто от летаргического сна леди Кувырок.
— Я не умею кататься на водных лыжах, помогите научиться, — сказал с полуулыбкой Май-ер.
— Кстати, можно, я запишу ваше фамилиё? — спросила она.
— Зачем, для надгробного памятника? Впрочем, извольте.
— Ну, как правильно: Майер, или Май-ер?
— Возможно даже Ма-йер, — ответил официант из Чайного Домика в Альпах.
— Что значит — Ма?
— Майя.
— Значит, вы прибыли с Того света?
— Ты нашла основания, чтобы принять такое решение?
— Если только вы действительно прибыли ради жертвоприношения.
— Если вы намерены выпытать у меня тайну, — ответил Майер уже на катамаране, — то напрасно.
— Почему?
— Вы не знаете, почему нельзя узнать тайну?
Она нагнулась, чтобы поймать любопытную рыбку, и поймала её.
— Нет.
— Я вам не верю.
— Почему?
— Вы пишите что-то из Шекспира?
— Да.
— Тогда — если вы пишите правильно — узнали не только, как сохранить тайну, но и как ее узнать.
— Да? Продолжайте, пожалуйста, ибо теперь я точно верю: вы что-то знаете.
— Вы думаете, Отелло был неправ, что убил Дездемону? — спросил Майер.
— Не могу сказать точно. Но, понимаю, что по-вашему, он убил наугад, так как не мог знать тайну, которой нет. В том смысле, что нет:
— В её голове.
— И?
— И? Ах, да, и. И попытался сделать Перевод!
— Вот это верно, и значит, милая дама, вы для меня опасны, так как можете сделать перевод, открывающий тайну, которая мне самому:
— Неизвестна!
— Ах, вот оно что, я вам нужна, как переводчик Правды.
— Да, но боюсь, не найду оснований — после всего — оставить вас в живых, милое дитя, уже за один катамаран узнавшее намного больше, чем я ожидал.
— Вы не думали о том, я и есть ваш Связной?
— Нет, и знаете почему? Связной должен быть из Не-отсюда. А ты Земная, может быть, и любовь, но земная.
— Как тогда я могла сделать правильный перевод?
— Ты только догадалась, милое дитя, как и зачем делается перевод, но еще не сделали его. Более того, не ответили на вопрос:
— Прав был Отелло в измене Дездемоны, или ошибся?
— Думаю, что всё-таки он ошибся, но точно сказать не могу.
— Верно, ибо тогда надо сказать: почему?! И когда ты найдешь ответ, тогда только можешь быть уверена, что ты:
— Мой Связной из другой Галактики.
— Думаю, это выше моих сил.
— Тогда ты, как и все здесь — жертва, которую принесу, чтобы узнать то, чего пока мне еще неизвестно.
Удивительно, но этот же вопрос Ивановский задал одному из летчиков-планеристов, а именно Питу, и парень, почти не задумываясь ответил:
— Отелло понял, что Дездемона изменила ему с Будущим, а сам он, значит, был из Прошлого.
— Не наоборот?
— Не наоборот ли? — переспросил парень. — Не знаю.
— Почему?
— И знаете, почему? Пока для меня координаты прошлого и будущего — одинаковы.
— Тогда, как тебя понимать, товарищ, Маузер?
— Я еще не понял, кто я Маузер или Сэр.
— Ты уверен, что сэр не может быть с маузером?
— Да, сэр не летает, но ездит верхом, и с Кольтом.
— Вы уверены?
— Нет. И знаете почему? Ко мне иногда выходит на связь какой-то парень.
— Ты знаешь его позывные?
— Авиа-Тор.
— Что такое Тор, ты знаешь?
— Думаю, он тореадор, выступает на в боях с быками.
— Сомневаюсь, что это правильно, — сказал Ивановский.
— Хорошо, я как-нибудь слетаю к нему в Америку, и поинтересуюсь, что это за Авиа-Тор.
— Ты знаешь, где Америка?
— Думаю, не дальше, чем лучше, но, надеюсь не на Орионе, ибо я еще в детстве слышал предсказание, туда я не долечу. Что-то случится.
— Хочешь, я сыграю с тобой Отелло? — спросил Майер на очередной прогулке по морю.
— Спасибо, лучше возьми и съешь-те Ка.
— Вот из ит, Ка?
— Подруга, скоро приедет на каникулы из французской Сорбонны.
— У тебя есть французский одеколон Богарт? — спросил Ма.
— Зачем?
— Я хочу, чтобы ей понравился мой запах.
— А обычно?
— Что, обычно?
— Обычно ты чем пахнешь?
— Так говном, наверное, хотя не знаю, сам я не чувствую, но судя по тому, как все меня боятся — значит, говном.
— Может быть, вам сходить в баню? — спросила Щепка.
— Вот из ит, баня? — не понял Майер.
— Как море, только маленькая, и вода горячая.
— Совсем горячая?
— Да, отмыть можно многое.
— Даже грехи?
— У вас они есть?
— Им не обязательно быть сейчас — но пахнуть они могут, как будущее.
— Всё-таки вы не намерены отказаться от втемяшенной вам где-то в Космосе идеи о всемирном жертвоприношении? И знаете: я приглашу в гости Кали, она лечит вашу безысходность стаканом воды.
— Так просто?
— Да, мир — это стакан воды, следовательно, и так можно лепить из него любую форму правления, не обязательно не только сажать на кол, колесовать, четвертовать, сжигать на костре.
— Очень, очень интересно. Когда она приедет?
— Вот сегодня к вечеру и приедет.
— Надо куда-то отослать вашего команданте Че.
— Вы думаете, он будет стеснять вас?
— Я об этом не думал еще, но знаю: хочу сделать Вилку.
— Вот из ит, вилка? — удивилась даже Щепка, знавшая все переводы этого дела на язык тех мест, где мы пока что находимся.
— Я вам покажу.
— Нет, нет, я вас боюсь, как Отелло. Потому что вы сначала, да, а потом сами же найдете повод приревновать меня к Кали.
— Вы думаете, что кого-нибудь из вас я принесу в жертву?
— Боюсь, что обеих.
— У меня есть рекомендательные письма из Германии, Швейцарии, Франции, Бельгии и Люксембурга, что меня там уже нет, а.
— А?
— А все так и остались там живы.
— Может быть, они уже муми-фицированы?
— Так уже никто не делает сейчас, как в Египте, где покойникам придавали живой вид, а живым покойников, из знаете почему? Форма уже настолько связана с содержанием, что почти буквально отражает его на лице.
— Не могли бы вы доказать, что не могут быть вариации?
— Вари-акции?
— Ну, или так.
— Вы думаете, что при мне всё было, как обычно, а через неделю все сдохли?
— Нет, не сдохли, как вы изволили сообщить, а изменились, и неизвестно, что из этого лучше, ибо вдруг они не могут даже выйти из дома, пока их не затрахают до бесчувствия.
— Как лошадь? — деловито поинтересовался Ма.
— Нет, не как лошадь, а наоборот, как автомобиль, который, чтобы ему было хорошо, надо заправить под самую горловину бензо его бака.
— По самые уши, вы говорите?
— Ну, или так, как вы сообщаете, или так, чтобы мурашки перестали по спине бегать при виде вас.
— Умри, но с наслаждением! — так вы подумали? Нет, пока еще рано думать о смерти крылатой. Но, а с другой стороны, вы правы: время летит даже быстрее автомобиля марки Тюрка-Мери, который вы мне приготовили. Я хочу Роллс-Ройс на гусеницах.
— Здесь не бывает зимы.
— Тем не менее, скажите спасибо, что я не прошу летающий автомобиль.
— Аэростат? Надо подумать.
— Купите мне Монгольфьера, я боюсь летать на Ку-Ку с этими оборванцами.
— Это не Ку-Ку, который еще в проекте, а планер Гер-Мания. От слова, лететь куда был специально спланирован.
И не перебивайте, ибо Гер — это место, а Мания — всегда:
— Величия.
— Место Величия, — повторил Ма слова Щепки. — Я сразу не догадался.
— Это что-нибудь меняет?
— Да, как два человека меняют одного.
— Меняют на что, на кого, простите?
— Одного на два, — констатировал Ма.
— И вы это уже чувствуете?
— Достаточно того, что я знаю.
— Из вас выйдет отличный абстракционист.
— Вот из ит?
— Художник, такой как Пабло Пикассо, Ван Гог, Тулуз Лотрек, и еще один, работает мастерком вместо кисти, а получается: правда.
— Сезанн.
— Вы знали?
— Нет, вы только что мне сами сообщили это имя, и не только, но я увидел его полотна:
— Настоящего будущего.
Глава 3
Прибыла Кали и было, как выразился фигурально Май:
— Не хуже, не хуже.
— Вы с кем-чем нас сравниваете? — спросила Ка. — С Вавилонской башней, или с Пизанской?
— Это одно и тоже, милые леди, ибо Пизанская и показывает падение Вавилонской.
— В том смысле, что пала для того чтобы так и стоять раком до Конца Света?
— Да. Что значит: упавший — уже не споткнется.
— Тогда я так и буду называть мою любимую позу: Пизанская башня.
— Тогда я, — сказала Щепка, — Вавилонская.
— Напишите мне короткие рефераты на тему: чем они все-таки отличаются. Ибо я должен вас не путать, хотя бы в ночном полете.
— Я уже решила, — сказала Ка: — Люблю падать направо, она налево.
— Уточните, пожалуйста, координаты полностью, ибо Бета и Альфа, хотя и похожи, но имеют одно важное отличие:
— Очередь, в которой они стоят, — резюмировала Ка.
И решили определять местоположение все-таки не по Ориону или Сириусу, а по Полярной звезде, так как она ближе, вроде.
— Я люблю делать это днем, — сказала Щепка.
— Днем проще, будем ориентироваться по Солнцу. Тень справа — ложись, тень слева — уступи очередь.
— Это, если мы смотрим на запад? — спросила Кали.
— Да, у нас одни окна смотрят на океан в Турцию, где для нас восходит солнце, а другие, наоборот, на Швецию, где на мир смотрят через цветные стекла, и я не понимаю, зачем?
— Скорее всего, — сказала Майер, — хотят столкнуться с тем, кто так даст в лоб, что искры вызовут разноцветное сияние, и чтобы оно не затухало со временем, эти стекла и нужны:
— Радужные сны будут казаться не только ночью, но и днем, — констатировала Щепка.
Вот так, если люди учатся в университетах, им некогда заниматься этим прямым исследованием действительности — лишь бы запомнить, как взять все производные, а тут, пажалте:
— Других занятий нет, как только изучать эту действительность на практике.
Поэтому ребята из нижнего домика, так и называли благородных вам-пир-ш революции:
— Практикантки.
Но какой революции, пока додуматься никто не мог. И естественно:
— Трудно, трудно. — ибо почему-то кажется, что вечно то, чего, практически, и вообще-то не бывает, а если кто и додумается:
— Редко, — и вечное, не что иное, как Прошлое.
Поэтому им — Бутлерову, Бурову и Ивановскому — было первое, ужаснувшее их сообщение, сакральные слова Майера:
— Я принес вам Будущее.
— Ужас. — Но все тут же и задумались:
— Почему так страшно?
— Скорее всего, потому, — сказал Буров, — раньше будущее принадлежало каждому, и более того, только в мечте.
— Сейчас предполагается одно на всех, — сказал Бутлеров.
— И в реальности, — констатировал Ивановский.
— Что это может быть? — никто не знает.
— Я знаю, — сказал Кетч, входя в эту хижину, как ее называли наверху:
— Подполье, — что значит: находящееся под нами.
Сам-то Кетч вместе с Питом жил в соседнем сарае, под одиозным сообщением:
— Флигель.
Ибо, как и констатировал Пит — Владимир:
— Мы здесь гости.
— Что это значит?
— Значит скоро улетим в Ванкувер.
— Почему именно в Ванкувер, приснилось?
— Не знаю. Более того, есть какое-то сомнение, что именно в Ванкувер.
— Всё просто, — сказал Кетч: — Ванкувер будет потом, а сейчас мы сделаем пробный вылет в какой-нибудь другой город.
— Так, значит, наше будущее — это Америка? — сказал капитан.
— Или Австралия, — сказал Ивановский.
— Нет, точнее, да, завтра полетим в Америку, — выдохнул, как тяжелую ответственность полковник Бутлеров.
Все ахнули: никто не готовился к полету.
Самолет вывел планер, и исчез в тумане облаков, как будто его здесь никогда и не было.
— Ты знаешь, куда мы летим? — спросил Пит. Сегодня он был вторым пилотом — вел планер Кетч — Валера. И он хотел спросить Майера об этом, несмотря на то, что давно уже было ясно: Майера лучше не спрашивать, ибо после ответа будете знать не больше, а меньше.
Никто ничего не знает.
Но и сами руководители полетов знали немного, почти ничего, так как не хотели мешать Маю своими вопросами, как он выразился:
— Найти здесь Точку Опоры.
И все же Кетч сказал:
— Я так больше не могу лететь, ибо: скажите куда?
— Я не говорил? — спросил Ма, как будто встретил на вершине своей пирамиды очередного испытуемого и удивился:
— Ты кто, собственно?
Кетч хотел ответить прямо и зло:
— Нет, сэр! — но Пит опередил его:
— Спасибо, что напомнили, а то я чуть не забыл: в Америку, конечно.
— Почему? — решил добраться до логики этих реципиентов Ма.
— Вы ищете пирамиду, на вершине которой можно узнать правду.
— Так-то бы, да, милый мальчик, но не в этот раз. По крайней мере, не сразу. Сначала мы выполним вашу миссию.
— А именно?
— Вы познакомитесь с Авиа-Тором.
— Зачем? — спросил Валера.
А Владимир добавил:
— Это действительно очень важно, так как, если договоримся с ним, то свяжем Ялту и Техас в одно целое.
— Мы сможем ходить друг к другу в гости, как могли бы, но не делаем этого в наших Верхнем и Нижнем домиках? — спросил Кетч.
— Ну, не знаю, можно ли будет вот так просто, в домашнем халате, бродить оттуда сюда, но по специальному приглашению, как делал Очень способный Мистер Рип, думаю, получится.
— Но а нам-то какой смысл, в этом вашем открытии, закрытии всех заграждений? — спросил Владимир. — Мы, кажется, не получаем ничего.
— Я куплю вам шоколадный торт с изюмом и орехами.
— Этого мало, — ответил Валерий.
— Ну-у, пожалуйста, попросите сами чего-нибудь, — махнул лапой Май.
— Нам нужен личный канал связи с Техасом и его Ванкувером.
— Там нет никакого Ванкувера.
— С тем, что есть.
— Зачем вам связь?
— Честно?
— Только. Только честно.
— На случай вашей смерти, мистер, — ответил Владимир.
— Я никогда не умру, — ответил Майер.
— Так-то, да, возможно, но мы имеем в виду частично.
— Что значит, частично?
— Частично — это значит: тело ваше умрет, а мысли останутся.
— Ах, это! Да, мей би, мей би.
И прежде чем Майер успел продолжить, Владимир добавил:
— Мы не хотим стоять с поднятыми вверх в сторону Ориона руками, и задавать недвусмысленные вопросы по каждому пустяковому поводу.
— Связь!
— Связь!
Начали они молотить лапами — один по штурвалу, другой по навигационным приборам.
Ма посмотрел вниз, и сказал:
— Мы не пролетели Гнездо Кукушки?
— Может быть, — радостно ответил Валера.
— И что теперь, придется делать круг вокруг?
— Если бы Кетч не разбил навигационные приборы — нет.
— Развернемся и так! — радостно сообщил Валера.
— Как, так сказать, так? — не понял Май.
— Как обычно, наугад.
— Наугад мы может уйти в отрытый океан, а там — как иногда бывает — может не быть ветра для нашего э-э само-лёта.
— Тогда оставьте нам на память связь с Америкой.
— Но вы не того? не грохнете меня раньше времени?
— Раньше времени, мистер Икс, могут, конечно, кого-то грохнуть, но только не вас.
— Почему?
— Вы уважаемый человек, поэтому ваша смерть может наступить только вовремя.
— Вы знаете это время? — спросил Майер.
— Почему-то идет цифра шестнадцать, — сказал Пит.
— Это небесный огонь, — сказал Кетч. — он разрушит корону на башне.
— И двое упадут с разрушенной башни, — сказал Пит.
— Если башня — это я, то упадете с меня вы, — сказал Ма. И добавил: — Но в разное время.
— Капитан Буров сказал, что в шестнадцатом году рухнет Империя, а в семнадцатом возникнет другая, которой будет управлять девушка, одна нога которой опущена в воду, а левая рука поднята вверх.
— Это Сириус, — сказал Ма, — я оттуда.
— Вы с Ориона, сэр, — сказал Пит, — не путайте, пожалуйста, нас.
— Но у меня еще есть время, как вы считаете? — спросил Майер.
— Мало, — сказал Кетч.
— Больше, чем вы думаете, — сказал Майер — ибо шестнадцать — это не только шестнадцатый год падения империи, но одна тысяча девятьсот двадцать четвертый год моей консервации. Поэтому.
— Поэтому?
— Поэтому исчисляйте год своей смерти, исходя из даты моей, — определил Ма.
— Когда мы умрем, мы сможем приходить к вам в гости? — спросил Владимир.
— Думаю, что сможете и раньше, если разгадаете пароль-загадку Сфинкса.
В это время планер пошел вниз и упал в Мексиканский залив.
— Здесь мы точно не выплывем, — сказал Владимир. — Нет, точно, я чувствую, здесь что-то не то.
И действительно, через полчаса уже мимо них прошел катер на большой скорости, но только нагнал еще больше волну, и обрызгал.
— Не остановился! — удивились все. Даже Майер констатировал:
— Хотят, чтобы утонули, по крайней мере, не спаслись.
— А разница? — спросил Валера.
— Им нужен планер, — догадался Владимир.
— Верно, — подытожил Ма. — Надо его утопить.
— Тогда мы никогда не вернемся назад, мистер! — воскликнул Валера. — И более того, их либэ дих. Я его люблю.
— Пока он еще не утонул нужно его продать, — сказал Май.
— Как? — только и ахнули оба.
— Поставьте на нем цену, ибо я уверен, катер только для того и приближался к нам, чтобы понять именно это.
— Что именно?
— Продадим мы его или нет, или нас придется грохнуть. А умереть в Техасе не хочется.
— Почему?
— Не хочу конкурировать с древними пирамидами, которые здесь находятся в большом количестве.
— Жаль только, что у нас нет пера и бумаги.
— Рядом плавает что-то.
— Это фломастер.
— Вот из ит, фло-мастер. Впрочем, я сам вижу, что это банка с краской и привязанная к ней кисточка.
— Они знали наши намерения, продать катер? Прошу прощения, планер.
— А еще точнее, ему нужно только наше согласие на этот обмен планера на его катер.
— Это невозможно, и знаете почему? Тогда мы уже никогда не вернемся назад.
— Может быть, включить в договор пункт о возвращении нас назад?
— А смысл? Только один: мы этого Карла Мая оставим в России, пусть и не навсегда, то, по крайней мере, до двадцать четвертого года, когда я умру по летоисчислению этих пирамид, которые здесь находятся неподалеку.
— Его звать иначе.
— Как?
— Авиа-Тор.
— Вы думаете, это он?
— Да, это был он, уверен, Гови Ху.
— Если это он, то толку от него нам будет немного.
— Почему?
— И знаете, почему? Отец не даст ему денег на самолет, который мы должны построить в России, чтобы лететь э-э куда подальше от уже скоро начинающихся строиться там пирамид.
— Пирамид, однако, смерти.
И скоро Говард появился.
— Жаль, но через пять минут планер утонет, — сказал он.
— Мы согласны, — сказал Пит.
— Будут еще какие-нибудь предложения, может ужин в Амбассадоре с какой-нибудь знаменитой актрисой? Желаете поселиться в отеле Ритц?
— Ноу, сенкью, кроме денег на строительство большого самолета нам больше ничего не надо, — сказал Кетч.
— Только через несколько лет, сейчас у меня нет денег, — ответил Говард Х Младший.
— Тогда есть другой вариант, — сказал Майер.
— А именно?
— Мы оставим вас в заложниках, пока не получите наследство. И вы нам построите самолет в кредит.
— Кредит? В чью сторону, кредит?
— Потом вы его выкупите, и повезете нас.
— Куда?
— Туда, откуда уже не возвращаются.
— Если я откажусь?
— Вы никогда не узнаете тайны построения настоящего самолета, — ответил Ма.
И после нескольких перезагрузок было решено не делать:
— Ни того, ни этого. — А именно, Говард сам предложил остаться вместо него в Техасе Маю — планер не брал четверых — это первое ни, второе:
— Остался Кетч, — и благодарная Америка, что в ней не проделали 17-й и последующие годы для отправки на Орион копии, а скорее всего, наоборот:
— Самой всей России.
Сначала Май даже забрыкался:
— Мне здесь понравилось, я никуда больше не поеду.
— Вас просто вдохновила случайность: Дон Корлеоне предложил ему тридцать процентов со всех мафиозных операций в своём бизнесе, если войдет с ним в долю, а Лакки пятьдесят на всю оставшуюся жизнь, если отвалит из Америки восвояси, — как он выразился.
— И неизвестно: толи во всю Россию, толи на весь Млечный Путь.
И можно сказать:
— Провожали их с цветами.
Такой устроили фейерверк над Мексиканским заливом, что и при желании:
— Назад вам не прорваться.
И когда приводнились, как обычно, в Ялте, встречающая их Щепка только и спросила, не узнав Кетча в лицо:
— Как ты помолодел!
Получается, что из одной половины ее головы так и не дошло в другую:
— Ай, не он! — хотя на лбу было достаточно ясно написано:
— У меня есть деньги, чтобы тебя купить.
— Я согласна за бесплатно, — только и молвила переводчица Шекспира, нечеловеческим, можно сказать, языком, ибо ответила на его чистом американском, а думала:
— Я его не знаю.
Тем не менее, если связи с Орионом еще не было — с Америкой она уже была.
— Вот так просто вы ее проложили?! — радостно воскликнула Кали на банкете у Че в Верхнем Домике.
— Это было непросто, — сказал Майер, — мне пришлось пересилить себя, и отказаться владеть лесами и горами Ванкувера, нефтяными вышками Техаса, а также властью над половиной Чикаго и его мафией, и знаете почему?
— Почему?
— Они признали меня за родоначальника их древнего Ма-фиозного ствола, ибо Ма — и значит:
— Мафия в её мировом масштабе.
— Можно вы расскажете мне подробно и наедине о планах вашего э-э ма-фиозного предприятия.
— Нет.
— Почему?
— И знаете почему? Хочу, чтобы все!
— И Че?
— Он, что, святой?
— Нет, но у него больные легкие, — подбежала Щепка тяжело дыша, так как поняла: была уже на грани опоздания увидеть во всю красу Орион-нянина в костюме Человека Разумного наполовину. А на вторую — пока что никого не было.
И Майер торжественно сообщил всем собравшимся, что создаст эту вторую половину здесь на Земле.
— Это будет? — молвил Че, надеясь на взаимопонимание.
Но Ма неожиданно заорал, как будто его не поняли:
— Ты кто? Грибоедов, Пушкин, этот — как его — Лермонтов, авось Байрон?
Что ты из меня жилы-то тянешь, как будто готовишься написать автобиографию, хотя знаешь:
— Пока, перо покоя просит, я слишком много написал — четыре — практически — евангелия.
— Я не умру, — упрямо тявкнул Че.
— Что?! Что-с? Простите?
— Слишком много вопросов инопланетян, у нас здесь не игра Что? Где? С кем?
— Что же у вас здесь, позвольте узнать?
— Кто с кем хочет — тот и может, — решила примирить их Щепка.
— Да, он наш учитель, — высказалась и Кали.
— Хорошо, — согласился Майер, — тогда и я буду учеником.
Он неожиданно вскочил, забегал и ущипнул Кали за задницу, потом Щепку.
Многие ужаснулись, но Че это одобрил:
— Хороший финал моей трагедии Вишнево-смородинного сада: герой бегает по сцене и щиплет всех за жопу, как будто хочет изобразить пробу блюд на своей свадьбе.
— Отличная идея, милейший з-э, как тебя, Шекспи, сегодня и будет моя свадьба.
— Мы не привыкли плясать на шабаше ведьм, — опять решил нарваться Че на какое-нибудь новое открытие Ма. Но сам же добавил:
— С другой стороны: надо попробовать.
Вечером они пошли в ресторан, который находился прямо на прикрепленном к берегу корабле, под названием:
— Тихое Место, — которое, говорят, раньше называлось Чайка.
Че напился и предложил Ма сплясать на столе:
— Пока не принесли шампанское.
— Если это так здесь принято — я это сделаю, — ответил Ма.
— Да, здесь нет спиртного.
— Почему?
— Репетируют общество будущего, — решила помощь Ма понять происходящее Щепка.
— Трахаться можно, а пить даже шампанское нельзя? — очень удивился Ма. И добавил: — Значит, если я станцую на столе официантка принесет шампанского?
— Да, и со льдом.
— Хорошо, но тогда она будет моей сегодня.
— Именно, именно, дорогой сэр.
И он попросил песню:
— Чубчик-чубчик кучерявый, вейся-развевайся, чубчик на ветру, и карман, который был дырявый, но теперь понравился вору-грабителю банков, и не только частных, но и государственных.
И выдал такое антраше, что загляделись не только некоторые официантки, но и многие музыканты.
Вышла Кали с серебряным подносом и запотевшим кувшином на нем. Майеру пришлось затратить приличное количество умственной энергии, чтобы догадаться:
— Там и находится шампанское, — додуматься до этого просто так — было невозможно.
Ма, отдышавшись, предложил Ка выпить с ним:
— Тоже.
— Я только после работы, ибо так-то нам нельзя трахаться с гостями.
— Я только выпить предложил.
— Это одно и тоже.
— Хорошо, раздевайся.
— Мы еще не пили, я минут через тридцать принесу еще бутылку.
— В запотевшем кувшине?
— Да.
— Почему так долго?
— Могут заметить остальные гости.
— Могут отнять?
— Нет, но!
— Подождите, я догадаюсь: получить тоже самое, но без двойной переплаты!
— У вас ума хватило бы раздеть меня, а потом опять одеть.
Ресторан еще не закрылся, но и Щепка, и Кали, и еще какая-то телка пошли на берег, где был пляж, купаться. Куда делся Че — неизвестно.
Ма брел вслед за ними до тех пор, пока один парень не приотстал и посоветовал отвалить.
Ма вернулся в какой-то один из двух домов — верхний или нижний, — так он подумал, и принял решение:
— Они не считают его за человека.
Он поднялся в мезонин и к своему удивлению увидел Че, про которого думал, что он тоже ушел трахаться на берег моря.
— Что ты здесь делаешь? — спросили они одновременно.
— Они тебя тоже боятся? — спросили они еще раз вместе.
— Ко мне они уже привыкли, — сказал Че, — но всё равно немного боятся и, чтобы вспомнить юность ходят на пляж с ублюдками.
— Скотство.
— Да.
— Надо что-то делать.
— Человека Будущего, вы считаете?
— Именно, именно, дорогой мой, Че, люди не должны лазить друг другу в жопу, чтобы получать при этом удовольствие, ибо.
— Ибо? — Че тоже посмотрел на небо.
— Надо трахаться через Орион.
— Это лучше? — поинтересовался Че.
— Чем через жопу? Разумеется, и не только потому, что очень культурно, а это:
— Настоящее кино.
— Вот из ит, кино?
— Важнейшее из искусств, — ляпнул Ма.
— Как цирк?
— Да, но только всё по-честному, ибо борцы и иллюзионисты — это не одно и тоже.
— Иллюзионисты честные, а борцы: врут, врут и врут?
— Так-то бы да, сплошные договорные матчи хоть один на один, хоть все вместе.
— Да, одно слово: реслинг.
— Мы, — сказал Майер, — и попытался схватиться за голову — привычка, от которой отвыкал нечеловеческими усилиями воли, — пригласили с собой Эрика Вайса.
— Белого?
— Да, я разработал Белый План захвата Империи — пока не скажу какой! Впрочем, вы, как такой же, как я, любитель секса через з-з Орион, можете прямо сейчас узнать одну арльхи-важнейшую подробность:
— Он не поехал с нами, но выдумал, что будет здесь раньше нас даже. Так может быть?
— Гарри Гудини обещал приехать на наши э-э похороны?
— Почему похороны? На свадьбу.
— В том смысле, что из свадьбы сделает похороны?
— Наоборот.
— Кого будем хоронить?
— У нас нет выбора.
— Меня?!
— Почему тебя — меня! Надеюсь, вы не против?
— Против. Ибо, чтобы жить здесь — я должен умереть, но под руководством Гудини и по Белому Плану.
— По плану Гудини? — не совсем понял Че. И попытался схватиться за голову от ужаса, ибо в первую очередь подумал:
— Он и будет теперь Майером, посланцем старины глубокой из другого небесного архипелага.
И.
И еще неизвестно, что он не прав.
— Я боюсь смерти, прошу, не надо! — простонал Че, и попытался объяснить доступным языком, что и так скоро умрет:
— У меня чахотка намечается, посмотри на платок.
— Это менструация, — быстро ответил мастер Ма.
— Вот?! Что вы говорите, прошу повторить.
— Вы неправильно, скорее всего, меня поняли, маэстро, вы леди, но только в душе. Да, да, благородная принцесса цирка, имеющая свой вишнево-грушевый сад, и вся-то задача только решить, наконец:
Глава 4
— Продать его или оставить в наследство Новой Республике.
— Вы не Гудини, ничего такого не будет.
Майер взял подзорную трубу навел на Восьмерку Ориона, и молвил русским языком:
— К утру будет точно известно.
— Я не верю, что свет так быстро идет к нам, — сказал Че.
— Сегодня шестьсот лет расширится до шести часов одной ночи. И я тебе точно говорю:
— Бетельгейзе упадет на Землю.
— Вы уверены, что это не Ригель? — спросил Че.
— Будь он неладен этот Ригель, — только и ответил Ма, предложивший называть себя, на выбор:
— Бетельгейзе или Вайс.
И на следующий день — точнее, через день, ибо раньше никто не мог собраться в единое целое:
— Полковник Бутлеров настаивал, что только в нижнем домике, а некоторые: только в верхнем, ибо он, как нельзя лучше подходит под аналогичное название:
— Чайник Домик, — в Альпах.
Бутлеров хотел ответить:
— Там нет мезонина, но передумал, ибо.
Ибо уже бесполезно.
Щепка сказала:
— Можно я буду называть вас мистер Бель?
— Бель?
— Ну, или Бэти.
— Это вон его ты можешь называть Бэтти, — Ма указал на притаившегося в углу дивана Че.
— Извините, но я вам не Джульетта, мистер! — рявкнул Че, и тут же хотел продемонстрировать свою сдержанност
...
