автордың кітабын онлайн тегін оқу Народное представительство. Ч. 1. Историко-теоретические корни. Монография
В. И. Фадеев
НАРОДНОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО
Часть первая.
Историко-теоретические корни
Монография
Информация о книге
УДК 32.001(091)(075.8)
ББК 66.1(0)я73
Ф15
Автор:
Владимир Иванович Фадеев — доктор юридических наук, профессор, заслуженный работник высшей школы РФ, почетный работник высшего профессионального образования РФ, почетный работник науки и техники РФ, заведующий кафедрой конституционного и муниципального права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА).
Данное издание представляет собой неоконченное при жизни В. И. Фадеева исследование становления и развития института народного представительства, в котором автор обращается к истокам представительной демократии, чему и посвящена книга, именуемая «Народное представительство. Часть первая. Историко-теоретические корни». Автор исследует теоретические основы народного представительства, подробно рассматривает институты власти античной демократии и сословное представительство средневековья, явившееся преддверием народного представительства в его современном понимании.
УДК 32.001(091)(075.8)
ББК 66.1(0)я73
© Е. А. Фадеева, 2015
© Е. В. Бадулина, 2015
© ООО «Проспект», электронная версия книги, 2015
Прерванный полет мысли…
Представленную вашему вниманию книгу Владимиру Ивановичу Фадееву так и не удалось завершить, «отшлифовать» и опубликовать при жизни. Работа над ней шла в течение нескольких последних лет. Хотя надо отметить, что интерес, который Владимир Иванович проявлял к проблемам истории, теории и практики народного представительства, нашел свое выражение и в его отдельных работах — научных статьях по этой тематике, которые ранее вышли в свет.
Всю свою жизнь после окончания аспирантуры юридического факультета Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова Владимир Иванович посвятил научной и педагогической деятельности в Московском государственном юридическом университете имени О. Е. Кутафина (ранее — ВЮЗИ, МЮИ, МГЮА). Помимо собственно творческой работы, Владимир Иванович Фадеев много времени уделял управленческой, административной деятельности — в последние годы он возглавлял кафедру конституционного и муниципального права Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА). Поэтому завершение этой книги (которая была задумана в качестве обширного и глубокого исследования института народного представительства) постоянно откладывалось.
Профессионал с большой буквы, он был незаурядной личностью, обладал энциклопедическими познаниями не только в юриспруденции, но и в истории, литературе и других областях. Это отразилось и на его подходах к исследуемой в книге тематике.
Анализ проблем народного представительства в современных условиях, научный поиск возможных путей их решения невозможен без оценки в исторической перспективе опыта народа. Поэтому в целях исследования института народного представительства автор обращается к истокам представительной демократии, чему посвящена часть первая неоконченной книги «Народное представительство», именуемая «Историко-теоретические корни». К сожалению, работу над ней также не удалость довести до конца. В связи с этим представленная публикация включает только три главы Раздела I «Идея народного представительства: истоки зарождения», в которых исследуются основы народного представительства через призму целого ряда идей, концепций и воззрений на власть, закон и общество, подробно рассматриваются институты власти античной демократии, заложившие фундамент для построения новейшей западной цивилизации, а также сословное представительство средневековья, явившееся преддверием современной концепции народного представительства.
Эта книга представляет собой результат глубокого изучения истоков формирования народного представительства, благодаря чему, несмотря на свою незавершенность, она, без сомнения, внесет свой вклад в развитие юридической науки.
Выражаем огромную признательность Московскому государственному юридическому университету имени О. Е. Кутафина (МГЮА) за помощь в организации издания книги.
Елена Фадеева,
Екатерина Бадулина (Фадеева)
Введение
Народное представительство входит в круг тех общественно-политических институтов, без которых уже практически невозможно представить современное демократическое государство, его устройство и функционирование: именно народное представительство является ключевым звеном всего демократического процесса легитимации власти в современном обществе, логически необходимым элементом механизма формирования и выражения общегосударственной воли, определяющей содержание законов государства. Именно народное представительство призвано обеспечивать объединение властных структур и институтов гражданского общества в единый социальный организм, способствуя утверждению принципов публичности всей государственной жизни, цивилизованного разрешения противоречий между обществом и государством.
При этом надо учитывать, что демократический идеал есть не только правовой, но и нравственный, духовный. Поэтому развитие демократии в современном обществе не должно сводиться лишь к развитию ее политических институтов, к ее усовершенствованию лишь как формы власти, способа формирования высших органов власти в государстве. Демократия — это и образ существования. Ее политический организм, включая и институт народного представительства, имеет и духовную природу. Народное представительство, как никакой иной институт демократии, публичной власти, имеет духовно-нравственное содержание, идейные корни. И когда эта духовная основа исчезает, уходит, теряется, то неизбежно образуется пустота, которая немедленно заполняется суррогатом, что знаменует кризис демократии, кризис парламентаризма. Именно эта проблема — одна из основных, стоящих сегодня перед демократическим развитием современного общества и государства.
Особенно остро духовный кризис власти, включая и власть народного представительства, проявился в 20–30-х гг. прошлого века: демократия оказалась на распутье. Экономические и политические последствия этого кризиса не замедлили сказаться: народы винили в своих бедах правителей, и ни один из обычных методов политического обновления ситуацию не исправлял. Для демократии, констатировал в те годы английский философ Ф. Шиллер, настал судный день. Парламентское правление трещало по швам, переставая функционировать или превращаясь в симуляцию и маскарад1. «В противоположность политическому оптимизму недавнего прошлого, — писал в 1923 г. П. И. Новгородцев, — когда казалось, что демократия есть нечто высшее и окончательное, что стоит только достигнуть ее, и все остальное приложится, теперь приходится признать, что демократия, вообще говоря, есть не путь, а только распутье, не достигнутая цель, а проходной пункт»2. В этом ощущении и осознании положения, к которому привело развитие демократии, заключается восприятие самого существа демократии, которая, по мнению П. И. Новгородцева, всегда есть система релятивизма, система открытых дверей, расходящихся в неведомые стороны дорог. Стремление оставить это распутье и выйти на какой-либо твердый путь, столь характерное для 20–30-х гг. ХХ в., указывало на разворачивавшуюся схватку между демократией и авторитаризмом3, который произрастает на почве демократии, хотя корни его уходят глубоко в исторические традиции. Путь этот означает переход общества в иное качественное состояние, в иную систему политических и идеологических ценностей и принципов, когда разрушаются все формы оппозиции; власть из парламентов перемещается в частные круги, а выборы вырождаются в фарс, а «парламент становится пышным и пустым спектаклем» (О. Шпенглер).
XX в. — это время поражений, но и подъема демократии, ее утверждения во многих странах мира, во многих его регионах. Авторитарные и тоталитарные режимы и идеологии не сумели устоять перед глобальным процессом демократизации, который некоторые авторы уже успели объявить «триумфальным шествием демократии», призывая при этом, правда, не обольщаться, учитывая, что еще во многих демократических странах основные демократические институты оказались слабыми или неполноценными4. Конец 90-х гг. прошлого века — начало ХХI в. ознаменовались грандиозными по своему масштабу и последствиям событиями, которые поставили Россию, да и весь мир перед новым принципиальным выбором. Поэтому проблемы народного представительства, развития демократических институтов в России, а также и в других государствах могут быть сегодня поняты лишь в контексте этих колоссальных перемен, последствия которых еще до конца не осмыслены политическими деятелями, юристами, политологами. Известный русский философ А. А. Зиновьев определяет эти события как «великий эволюционный перелом», который, начавшись после Второй мировой войны, в основных чертах завершился к концу двадцатого столетия5. Человечество уже вступило в качественно новое социальное состояние, и процесс его жизни уже протекает в качественно новом эволюционном направлении. Этот эволюционный перелом произошел прежде всего в западном мире, и на прочее человечество он распространяется как мировая активность Запада: демократическое правление вырвалось из своего первоначального плацдарма в государствах Западной Европы и Северной Америки и глубоко продвинулось в страны, расположенные в других частях света, отличные от названных политическими, культурными и религиозными традициями. Некоторые исследователи охарактеризовали это новое социальное состояние как «конец истории»6, утверждая, что конечным пунктом идеологической эволюции человечества и окончательной формой правления в человеческом обществе является утверждающаяся во всем мире либеральная демократия, которая якобы лишена тех фундаментальных внутренних противоречий, которые были свойственны более ранним формам правления. Проблемы либеральной демократии связаны лишь с неполной реализацией ее основных принципов, а не с дефектами самих принципов. Однако утверждающееся в мире качественно новое состояние демократии как формы национальных государств и интеграционных процессов (Европейский союз и др.) порождает и новые проблемы, связанные не только с сохранением традиционных демократических принципов и ценностей (свободное соперничество, дух состязательности и равноправия в политической сфере, разделение властей, выборность и подконтрольность власти, признание прав и свобод человека, гласность и др.), но и также с угрозой перехода реальной власти к той части государственного аппарата, который составляет сегодня «скрытый аспект деятельности государственной власти» (А. Зиновьев), к группам давления, вырастающим в сфере экономики, к государственным и межгосударственным структурам, обеспечивающим решение стратегических задач и имеющим в силу этого «гриф секретности». Во всех этих нарождающихся новых центрах власти не действуют принципы представительства, отсутствует публичность обсуждения и принятия решений, а значит и отсутствует общественный контроль. Все очевиднее становится фикция народного представительства, находящегося, по сути, в руках политических партий, цели и задачи которых определяются зачастую теневыми силами, а не итогами народного волеизъявления на выборах. Кроме того, надо учитывать, что в последнее время во многих странах эволюция демократии происходит за счет усиления исполнительной власти, что создает почву для утверждения беспринципной «бюрократической демократии», носителем которой становится чиновничий аппарат, навязывающий свои условия осуществления власти. «Нарастающая численность бюрократии, рассеивающей политическую энергию в усложняющихся бессмысленных процедурах, стирает из сознания смысл человеческой коллективности — индивидуализм сопровождается ростом паразитического слоя, обслуживающего политические имитации взамен реальных политических процессов. Место гражданина — общественного существа — занимает “политическое животное”… Соответствующие умозрения материализуются в законодательной практике и деятельности административного аппарата, подминающего под себя все элементы государства и лишающего их прежнего содержания: парламент — не парламент, суд — не суд, армия — не армия. В России это особенно видно по ничтожности политического класса, отдавшегося в руки чиновничества и штампующего законы, которые некому исполнять, а также по стойкой уверенности чиновников, что государство — это они»7.
То, что некоторые авторы определили как «триумф демократии», «конец истории», в действительности означает, однако, лишь новый этап развития демократии, который порождает новые проблемы, таит в себе новые опасности, но открывает и новые возможности упрочения демократических ценностей. Мы снова стоим на распутье, и демократия для нас по-прежнему «система открытых дверей, расходящихся в неведомые стороны дорог». И сделать свой выбор и следовать ему так же непросто, как это было в те годы, когда демократии угрожал своим господством тоталитаризм, опирающийся на ее формальные принципы и институты. Сегодня мы живем в эпоху, порождающую новые формы тоталитаризма и авторитаризма, рядящиеся в демократические одежды представительного правления. Поэтому важно понимать, что выборы, парламент, партии, ответственность правительства, большинство — это не цель, а всего лишь средства для достижения цели. Критика этих средств, их недостатки, несовершенство еще ничего не говорят против конечной цели. Какова же эта цель, раскрывающая идею демократии, ее смысл и ценность, и какова роль народного представительства в ее достижении? «Этот смысл, — писал в свое время Б. П. Вышеславцев, — есть непрерывно решаемая задача: демократия не есть нечто стабильное, устойчивое, она постоянно движется, перестраивается, включая все новые и новые задачи. Отсюда — постоянный кризис демократии, состоящий в том, что она плохо решает свою основную задачу или не замечает связанных с нею практических жизненных задач»8.
Поэтому демократия не имеет ни застывших границ, ни шаблонов, всегда означая свободную, творческую, созидательную силу нации. «Демократия не дает народу самого искусного правительства, но она делает то, что бессильно создать самое искусное правительство: она распространяет во всем обществе беспокойную активность, большую силу, энергию, которая без нее никогда не существует и которая, если обстоятельства немного благоприятны, порождает чудеса» (А. Токвиль). Эта сила и энергия общества должна концентрироваться в лице лучших представителей общества в народном представительстве. Поэтому именно народное представительство — один из важнейших и необходимых общественных инструментов, с помощью которых свободный народ способен развивать демократический строй, решать основную задачу демократии. Народное представительство дает возможность обеспечить открытый публичный диалог народа и власти о путях и судьбах развития общества и государства, определить выбор способов и средств решения возникающих в связи с этим задач и проблем. Возникающее из недр общества и наиболее ярко выражающее идею общей воли, суверенитета народа, народное представительство призвано не допускать ни отчуждения власти от общества, ни ее полное господство над обществом, обеспечивая и политическую свободу в обществе, и личную свободу индивида.
Таким образом, проблемы совершенствования и развития представительной демократии в России неразрывно связаны с проблемами нравственного усовершенствования общества, поиском новых способов организации и функционирования народного представительства как одного из краеугольных камней фундамента демократии, как важнейшей гарантии от мутации верховной публичной власти, ее перерастания во власть административно-бюрократического аппарата, перерождения во власть тоталитарную, утверждающую беспредельное господство общества и государства над индивидами. Анализ проблем народного представительства в современных условиях, научный поиск возможных путей их решения, выявление взаимосвязей этого института, его места в стремительно изменяющемся мире, в котором все более отчетливо проявляют себя тенденции глобализации, разрушающие традиционные представления о государстве, суверенитете, демократии, должны опираться на духовный и исторический опыт народа, находящий свое воплощение в его вере, нравственных ценностях, особенностях правосознания. Необходима критическая оценка многих новаций, навязываемых сегодня нашему обществу, с учетом исторического пути российского государства и народа, его традиций, накопленного политического опыта, на основе которых и должна формироваться правовая культура человека и общества, определяющая практику демократического развития государства, организацию и функционирование институтов, включая и институт народного представительства.
Народ должен уметь эффективно пользоваться этим социальным учреждением, не позволяя ему перерождаться ни в функционирующий по инерции политико-бюрократический механизм, ни в марионеточный орган исполнительной власти. Поэтому чрезвычайно важным представляется определить те духовно-нравственные, политико-правовые ценности, которые связаны с организацией и функционированием данного органа, которые вызвали его к жизни и обеспечивали его использование в общественных интересах, для решения стоящих перед обществом и государством задач, и попытаться понять при этом, что из них требует сохранения и развития (без чего происходит искажение природы народного представительства, его социального предназначения), а что закономерно отмирает, уходит в прошлое, не оказывая влияние на существо представительной демократии. Лишь обращаясь к истокам, лежащим в основе народного представительства, по мнению К. Шмитта, можно понять, в какой мере этот институт лишился «своей духовно-исторической почвы и продолжает функционировать лишь силой инерции».
Историко-теоретические корни этого важнейшего института современной демократии в целом достаточно основательно изучены в историко-правовой науке. Однако современного исследователя, обращающегося к истокам зарождения народного представительства, подстерегают на этом пути тем не менее немалые трудности и опасности, которые далеко не всегда ему удается преодолеть и воссоздать целостную, лишенную пробелов и противоречий картину возникновения и развития системы представительства в сфере публичной власти. Эти трудности обусловлены многими причинами.
Прежде всего обращает на себя внимание расхождение во взглядах ученых по ключевой проблеме истории народного представительства: какие же учреждения публичной власти государства послужили основой становления и развития институтов представительной демократии? Что следует считать отправной точкой этого процесса? С чем связано и что обусловило потребность общества в формировании представительных органов власти? Конечно, дать однозначный ответ на эти вопросы очень непросто: ведь надо учитывать, что «новое, если оно даже внезапно всплыло на поверхность, все-таки давно уже прокладывало себе дорогу в глубине, задолго подготовлялось историей…»9. Поэтому с точностью определить момент нарождения нового, которое, развиваясь, еще долго несет в себе отзвуки и элементы старого, сопряжено с большими трудностями. Однако проблема усугубляется и тем, как мы трактуем само понятие «народное представительство», какое содержание мы в него сегодня вкладываем. Лишь определившись с ответом на эти вопросы, мы сможем ответить на другие вопросы, а именно: что явилось предтечей народного представительства, какой политический институт уже в самом начале своего появления содержал, хотя еще и в неразвернутом виде (в зародыше), будущий потенциал народного представительства, направления его развития.
Одни авторы ищут начала представительства в системе организации власти античных государств. Так, по мнению Л. Дюги, «идея представительства не осталась неизвестной греческому и римскому античному миру. Закон, правда, принимался непосредственно собранием народа. Но повсюду, где прямое выступление народа исключалось самою природою вещей, проявлялась идея представительства». Римский сенат после исчезновения комиций (народных собраний) по древнеримскому воззрению получил, как считал Г. Еллинек, «значение органа представительства, как и муниципальные сенаты»10.
Другие авторы, и в целом вполне обоснованно, полагают, что преддверием народного представительства явилось сословное представительство: представительная система возникает с того момента, когда представители третьего сословия (нарождавшейся буржуазии), представители городов допускаются к участию в работе королевских советов, к решению общегосударственных вопросов наряду с высшим духовенством и дворянством. Теория народного представительства, согласно такому подходу, является творческим переосмыслением опыта сословного представительства. «Идея народного представительства, — указывал Н. И. Лазаревский, — и конституционной формы правления медленным историческим путем выработалась из так называемого “сословного государства”. В основе современного народного представительства, утверждал он, лежат «элементы старого английского сословного средневекового строя с наросшими на них новыми идеями, новыми государственно-правовыми принципами…»11
Эти различия во взглядах ученых обусловлены главным образом их разным пониманием того, что следует считать народным представительством, органами народного представительства. Хотя некоторые ученые и пытаются обнаружить элементы народного представительства в организации союзов древнегреческих городов12, в статусе выборных магистратов13, а также указывают на Юстинианов Кодекс (свод римского права, созданный в VI в. в восточной части Римской империи — Византии), в котором, по их мнению, идея представительства получает уже свое правовое выражение, однако все-таки идея народного представительства была в принципе неизвестна античному миру14. Этот вывод весьма убедительно обоснован в литературе, и едва ли есть смысл отказываться от него.
Вместе с тем народное представительство, конечно же, возникает не на пустом месте, однако, обращаясь к его историческим корням, не следует смешивать идею народного представительства, воплощающуюся в деятельности выборного коллегиального органа, призванного выражать во всей ее полноте народную волю, с некоторыми представительными, выборными началами, которые можно обнаружить уже в системе организации управления государственными делами в Древней Греции и Древнем Риме, к которым «подталкивали» античные демократии потребности практики организации и осуществления власти в разрастающихся городах-полисах.
С гораздо более полным правом как преддверие народного представительства можно определить сословно-представительные органы, возникающие в средневековье, но именно как преддверие, ибо народное представительство — это продукт Нового времени. В средние века королевская власть, вынужденная считаться с крупными самостоятельными политическими силами, каковыми в тот период были дворянство, духовенство и города, стала созывать для решения важнейших вопросов (налогообложение и др.) представителей от сословий на собрания «государственных чинов». При этом сословно-представительные учреждения появлялись либо в результате борьбы сословий с королем (Англия), либо созывались самим королем в целях получения поддержки своей политики у влиятельных сословий государства (Франция) и по общему правилу имели право совещательного голоса. Организация сословного представительства в различных государствах, а также представительства в целом в различные исторические эпохи основывается, как показывает практика, на сочетании таких видов представительства, как представительство по личному праву, представительство по назначению правительства (иных высших государственных органов) и выборное представительство. Таким образом, можно сделать вывод, что представительная система возникает с того момента, когда представители третьего сословия (нарождавшейся буржуазии), представители городов допускаются к участию в работе королевских советов, к решению общегосударственных вопросов наряду с высшим духовенством и дворянством. Именно эта система сословного представительства и явилась предтечей народного представительства. Основным признаком, характеризующим народное представительство, является участие выборных представителей народа в обсуждении и принятии законов и бюджета, ибо народное представительство — это прежде всего форма организации и осуществления законодательной власти народом через своих выборных полномочных представителей. Хотя этим кратким определением сущность народного представительства, конечно же, не исчерпывается, но оно дает нам возможность определиться с моментом зарождения представительной системы власти. Этот момент относится к периоду средневековья, когда возникают сословно-представительные учреждения с элементами выборности, коллегиального обсуждения законодательных, финансово-налоговых и иных общегосударственных вопросов. Поэтому в науке государственного (конституционного) права традиционным является понятие народного представительства, как системы организации и осуществления законодательной власти выборными полномочными представителями народа. И нет необходимости в пересмотре этого подхода к понятию народного представительства. При этом надо различать органы народного представительства, являющиеся олицетворением законодательной власти, и представительные начала в системе организации других ветвей власти. Вместе с тем обращаясь к истории возникновения народного представительства, беспристрастный исследователь вынужден признать, что идейные корни этого важнейшего института современной демократии лежат тем не менее в античности — государственности и культуре древних греков и римлян, заложивших фундамент европейской цивилизации. Идеи античной демократии, учения античных философов нашли свое отражение и осмысление не только в западноевропейской политической мысли, но и в политико-правовых и философских взглядах российских ученых: «Русская культура — через православие и Византию — прямая наследница культуры античной. В русской философии права (речь, однако, вовсе не идет о всех ее представителях) мы находим действующими ее основные принципы, которые уже прошли через горнило последующих философских школ и традиций и преображены в свете исторического опыта христианства»15.
Еще одна трудность, встающая перед исследователем истории народного представительства, обусловлена тем, что хотя политические институты издавна отделены от религиозных институтов16, вместе с тем все существующие понятия современного учения о государстве представляют собой, как отмечал немецкий политолог и юрист К. Шмитт, секуляризованные теологические понятия. Для австрийского юриста Г. Кельзена также нет ничего удивительного в том, что учение о государстве обнаруживает поразительное сходство с учением о Боге — теологией17. Гегель утверждал, что «религия составляет для самосознания основу социальной моральности и государства». Многие теологические и политические понятия и принципы взаимообусловлены и взаимоопределяемы. Например, идее триединства Бога, понимаемой Кельзеном как самоограничение Бога, соответствует учение о самообязательствах государства: правовое государство рассматривается как аналог самоограничения Бога в триединстве. Отношение естественного права и позитивного права, божественного закона и человеческого закона также обнаруживается в божественных ипостасях. Другой пример: триединство Бога предстает у де Бональда — французского философа эпохи Реставрации — как модель, опосредующая социальное единство и многообразие, и одновременно как модель разделения властей18. Эти примеры, как и многие другие (можно обратиться также к Платону, Гоббсу, Спинозе и др.), показывают, что многие политические теории и концепции тесно связаны с религиозными традициями, теологическими воззрениями. Поэтому современные ученые не могут порой в полной мере понять и юридически освоить мировоззрение средневековых мыслителей и легистов, не войдя глубоко в образ и стиль мышления и религиозной духовности средневекового индивида, ибо «право древности и средневековья неотделимы от религии, ибо человек того времени погружен в нее»19.
Кроме того, многие исследователи, рассматривая проблемы зарождения народного представительства, пытаются с помощью современных понятий объяснить те явления и институты, содержание которых сегодня может существенно отличаться от того, что вкладывали в них современники. И это еще одна проблема, которая создает свои трудности в изучении истории народного представительства. Мыслим ли мы так же, как мыслили древние авторы? Адекватны ли содержанию рассматриваемых нами исторических явлений и институтов те понятия, которые мы используем для их описания? Насколько соответствует наше понимание этих понятий тому смыслу, который они имели в древности? Если Древний мир не знал принципа народного представительства, то насколько правомерно утверждать, что парламентаризм был присущ уже организации власти древних народов?20
К сожалению, не так уж редко современные исследователи ищут в прошлом не только то, что там действительно было, но и то, что они хотели бы там увидеть и найти. Но надо отметить, что это присуще не только современным ученым. Было бы ошибкой, например, полагать, что античные концепции имели для политической науки средневековья тот же смысл, что и для древних греков. Воззрения античных авторов на политическую организацию общества, источник правления в мире и другие их взгляды и концепции теологи и юристы средневековья использовали часто в историческом контексте, который не имел никакого отношения к древним грекам. Как отмечает Г. Дж. Берман в своей фундаментальной работе «Западная традиция права: эпоха формирования», «сама исходная посылка политической теории Аристотеля, выраженная в первом параграфе «Политики», а именно, что высшей целью человеческой жизни является благо политического сообщества, была приемлема для средневековой христианской мысли только после целого ряда перетолкований, которые Аристотелю показались бы весьма странными». Едва ли можно также напрямую связывать городские вольности средневековой Европы, сыгравшие столь значительную роль в зарождении сословно-представительной системы, с наследием римской культуры, хотя то, что многие средневековые города возникли на месте римских городов, и в некоторых из них уцелели части римских стен и других сооружений, а в латинском языке средневековых хроник и документов сохранилось немало слов из лексикона муниципальных учреждений, создает порой иллюзию прямой преемственности средневековых городских учреждений от муниципального строя Римской империи. Однако при этом упускается из вида, что содержащиеся в хрониках и документах римские слова имели уже в условиях средневекового государства совсем не римское содержание21.
Все это необходимо учитывать, обращаясь к истокам зарождения представительной демократии, и помнить, что каждая историческая эпоха по-своему интерпретирует идеи и принципы, выдвинутые в предшествующие исторические эпохи, внося при этом что-то от себя, и мы имеем дело уже с идеями и принципами, которые хотя и коренятся в прошлом, но используются современными авторами в современной интерпретации.
[15] История философии права. СПб., 1998. С. 3.
[14] Как отмечал, в частности, Эсмен, еще «Руссо констатировал действительно верный факт, а именно: древний мир знал только прямое правление в области законодательства». Этого вывода придерживаются и современные исследователи. Так, С. Л. Утченко, обращая внимание на то, что из существования и деятельности народного собрания античного полиса вытекал принцип прямого народоправства, подчеркивает, что античный мир не знал представительной системы, да в условиях полиса она и не была нужна. См.: Утченко С. Л. Политические учения Древнего Рима (III–I вв. до н. э.). М., 1977. С. 32.
[13] Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1903. С. 377. С мнением Еллинека не согласен В. Вильсон, который полагал, что античные демократии были «непосредственными». Поэтому «даже выборный магистрат античной демократии не рассматривался как представитель своих граждан. Он был само государство, пока отправлял свои функции и пока длился его мандат». Вильсон В. Государство. Прошлое и настоящее конституционных учреждений // Политические институты, избирательное право и процесс в трудах западноевропейских мыслителей XVII — начала XX века: Хрестоматия / авт. проекта Ю. А. Веденеев, И. В. Зайцев, сост. Ю. А. Веденеев, И. В. Зайцев, Л. В. Поляков; отв. ред. А. А. Вишняков. Калуга; М., 2003. С. 693.
[12] Хотя это предположение и оспаривается в науке: «Даже в греческих союзах городов, где община должна была уступить место союзному собранию, по мнению Г. Еллинека, представительство не имело места, каждый полноправный гражданин отдельного государства имеет право голоса в собрании союза». Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1903. С. 377.
[11] Лазаревский Н. И. Русское государственное право. Т. 1. Конституционное право. Вып. 1. 4-е изд. Петроград, 1917. С. 110, 111. См. также: Конституционное право: словарь / отв. ред. В. В. Маклаков. М., 2001. С. 275.
[10] Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства. М., 1908. С. 412; Еллинек Г. Общее учение о государстве. СПб., 1903. С. 378. См. также: Ковлер А. И. Очерки по истории парламентаризма // Парламенты мира. М., 1991.
[9] Виндельбанд В. История новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками: в 2 т. Т. 1. М., 2000. С. 13.
[8] Вышеславцев Б. П. Сочинения. М., 1995. С. 337–338. По мнению К. Шмитта, в той мере, в какой демократия становилась действительностью, обнаруживалось, что она служила многим господам и отнюдь не имела содержательно однозначной цели. Вначале она была сопряжена с либерализмом и свободой и даже тождественна с ними. В социал-демократии она шла рука об руку с социализмом. Она также могла быть консервативной и реакционной. «Тем, что все политические движения могли использовать демократию, — заключал К. Шмитт, — было доказано, что она не могла иметь никакого политического содержания и была только формой организации». Шмитт К. Указ. соч. С. 168.
[17] Еще ранее на это обращал внимание Кант. Как отмечал Л. Дюги, Кант был поистине логичен, когда объявил, что в едином суверенитете заключается три различных суверенных лица, совокупность которых образует, однако, только единое суверенное лицо, именно государство. В связи с чем Дюги заключает, что это новая тайна Троицы, которой он не берется объяснить. Дюги Л. Конституционное право. Общая теория государства. М., 1908. С. 174–175.
[16] Первобытные формы власти, отмечал Х. Ортега-и-Гассет, носят сакральный характер, потому что покоятся на религии.
[21] См.: Белов Г. Городской строй и городская жизнь средневековой Германии. М., 1912. С. Х. «К великому отчаянию историков, у людей не заведено всякий раз, как они меняют обычаи, менять словарь» (М. Блок).
[20] Так, например, А. И. Ковлер пишет об античном парламентаризме. См.: Ковлер А. И. Очерки по истории парламентаризма // Парламенты мира. М., 1991. С. 589.
[19] Рогов В. А., Рогов А. В. Древнерусская правовая терминология в отношении к теории права (Очерки IX середины XVIII в.). М., 2006. С. 6.
[18] Он стремился к установлению прямой зависимости между идеей Троицы и социально-политической организацией общества, ставя своей целью разработку теории сословно организованного общества. Триединая социальная структура де Бональда выглядит следующим образом: власть, опосредование власти и подданного и подданный. В личности правителя-монарха представлено единство общества, но представлено через опосредование, через дворян. Дворянство как посредник между монархом и подданными ограничивает власть короля, защищая народ от несправедливости, и осуществляет королевскую власть над подданными. См. об этом: Козловски П. Общество и государство: неизбежный дуализм. М., 1998. С. 105–109.
[4] См.: Даль Р. О демократии. М., 2000.
[3] Внешне это привело к распространению диктатур: в России, Италии, Югославии, Венгрии, Турции, Португалии, Литве, Австрии и Германии. В Европе, указывал Ф. Шиллер, парламентская система держалась только в Британии, Франции, Бельгии, а также в скандинавских странах и нескольких малых государствах. Диктатура, по его мнению, есть бунт против демократии и представляет собой двоякую реакцию на нее: с одной стороны, это возврат к личной власти, с другой — она означает возвращение бюрократии, которая берет реванш, подтачивая демократию. Надежно укрывшись за фасадом выборных властей, она безответственно правит от имени народа и правительства, действуя таким же методом, каким способные подчиненные управляют неспособными начальниками. См.: Шиллер Ф. Наши человеческие истины. М., 2003. С. 254–255.
[2] Новгородцев П. И. Сочинения. М., 1995. С. 400.
[1] См.: Шиллер Ф. Наши человеческие истины. М., 2003. С. 253.
[7] Кольев А. Н. Нация и государство. Теория консервативной реконструкции. М., 2005. С. 3–4.
[6] Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М., 2004. С. 95–96.
[5] См.: Зиновьев А. А. Глобальное сверхобщество и Россия. Мн.: Харвест, М., 2000. С. 9–11.
Раздел I.
Идея народного представительства: истоки зарождения
Идея политического представительства, идея парламентарного строя, как уже отмечалось, оставалась для всего античного мира недоступной. Вместе с тем политические идеи античных философов, правовые понятия и юридические конструкции римских юристов были восприняты и творчески переработаны в новых общественно-политических и социальных условиях средневековья с его сословно-представительными учреждениями, естественно-правовым мышлением; их влияние доходит и до наших дней: под их воздействием формировалось новое политическое сознание, создавалось новое государство, развивались новые институты демократии, включая народное представительство, выдвигались новые политико-юридические идеи и цели.
Глава 1.
Теоретические основы народного представительства
Формирование теоретических основ народного представительства осуществлялось под влиянием целого ряда идей, концепций и воззрений на власть, закон и общество, в разработку которых внесли свой вклад и античные философы, и средневековые мыслители, и ученые Нового времени. Эти идеи и сегодня предмет научных исследований, политических и философских дискуссий.
К ним прежде всего относится идея народного суверенитета, которая, с одной стороны, явилась логическим обоснованием для вывода о представительном правлении народа, осуществляющим верховную (законодательную) власть через своих полномочных представителей, и поэтому «ни один указ… не обладает силой и обязательностью закона, если он не получил санкции законодательного органа, который избран и назначен народом» (Дж. Локк). При этом из принципа народного суверенитета вытекает, что «представитель не может присваивать себе право действовать противно интересам своих избирателей» (П. А. Гольбах), что «представители нации не имеют права сделать то, что не вправе сделать сама нация» (Б. Констан). И вместе с тем, с другой стороны, идея народного суверенитета послужила основой для радикального вывода о том, что «всякий закон, если народ не утвердит его непосредственно сам, недействителен; это вообще не закон. Английский народ считает себя свободным: он жестоко ошибается. Он свободен только во время выборов членов Парламента: как только они избраны — он раб, он ничто» (Ж.-Ж. Руссо). Отсюда следовало: всякое представительство есть ложь, а всякая власть, основанная на представительстве, тиранична. Соотношение народного суверенитета и народного представительства и сегодня оценивается учеными неоднозначно, вызывая по-прежнему острые споры.
В теоретическом фундаменте народного представительства еще одним краеугольным камнем является идея закона как выражения общей воли, преследующей общее благо, защищающей общие интересы и имеющей в своем основании учение о божественном и естественном законе. Гераклит рассматривал божественный закон как источник справедливости, из которого вытекают все человеческие законы. Согласно Платону «закон ставит своей целью не благоденствие какого-либо слоя населения, а благо всего государства». Государственным благом, по Аристотелю, является справедливость, т. е. то, что служит общей пользе. Справедливость есть некое равенство: «Ищущий справедливости ищет чего-то беспристрастного, а закон, — указывал Аристотель, — и есть это беспристрастное». Для Марсилия Падуанского (ок. 1280–1342/43), во многом опирающегося на Аристотеля, высшим проявлением земной справедливости является законодательствующая воля народа22: именно народ может дать, по его мнению, наилучшие законы, ибо общее благо, в целях достижения которого издаются законы, лучше всего постигается народом. Дальнейшее развитие этих взглядов и идей в средние века и Новое время приводит к обоснованию необходимости первоначально сословно-представительных органов, а позднее и народного представительства, которое, как полагали деятели Французской революции, соединившие воедино идею народного суверенитета и идею общей воли, воплощающейся в законах, наиболее приспособлено для выражения законодательствующей воли народа.
Идеи о необходимости участия граждан во власти, диалога власти и общества при решении вопросов, затрагивающих интересы всех, единого закона для всех как гаранта личных прав и свобод, берущие свое начало в политических воззрениях античных философов, практике полисной демократии, также служили теоретическими предпосылками обоснования необходимости представительной системы. «Государство есть общение свободных людей», — утверждал Аристотель и полагал основным началом демократического строя свободу, а «одно из условий свободы — по очереди быть управляемым и править». Само понятие гражданина Аристотель определяет через участие в суде и власти23. Отсюда берут свои начала такие принципы современной представительной демократии, как выборность и сменяемость власти, ибо демократия — это власть на время. Рассматривая вопрос о «человеческом общении в наиболее совершенной его форме», Аристотель обосновывал необходимость участия граждан во власти, приходя к выводу, что «неизбежно, чтобы все граждане принимали участие либо во всем касающемся жизни государства, либо ни в чем, либо в одних делах принимали участие, в других — нет. Чтобы граждане не принимали участия ни в чем, это, — по мнению Аристотеля, — очевидно, невозможно, так как государство представляет собой общение… а граждане являются общниками… одного государства»24. Этот вывод античного философа трансформировался в средние века в принцип сословного представительства: «касающееся всех, всеми должно быть одобрено». А в ходе дальнейшего развития системы представительства этот принцип обрел новую формулу, соответствующую практике парламентаризма, впервые укоренившегося в Англии: «каждый англичанин представлен в парламенте и потому даже сам присутствует там в лице своего представителя».
На вопросы, поставленн
...