Ю. М. Антонян

Человек и преступная агрессия

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 343.9

ББК 67.51

А72

Автор:

Антонян Ю. М., доктор юридических наук, профессор, профессор Российского государственного гуманитарного университета, заслуженный деятель науки Российской Федерации.

В монографии представлен новый взгляд на содержание и понимание преступности, особенно ее понятие и причины, обоснованы иные детерминации. Преступное насилие рассмотрено как разновидность зла. Исследованы наиболее опасные виды преступного насилия и самые отвратительные его проявления.

Особое внимание уделено преступнику и преступному поведению, проанализированы индивидуальное и коллективное бессознательное в таком поведении.

Для научных сотрудников, преподавателей и аспирантов.

УДК 343.9

ББК 67.51

© Антонян Ю. М., 2021

© ООО «Проспект», 2021

Посвящается моей внучке
Ирочке Горностаевой

И сказал ему Господь: за то
всякому, кто убьет Каина,
отмстится всемерно. И сделал
Господь Каину знамение,
чтобы никто, встретившись
с ним, не убил его.

Быт. 4:15

Горе им, потому что идут
путем Каиновым, предаются
обольщению мзды, как Валаам,
и в упорстве погибают, как
Корей.

Иуд. 11

ВВЕДЕНИЕ

Много лет назад, когда мною было осуществлено первое крупное исследование насильственной преступности, я с удовлетворением решил, что теперь с этой крупной научной проблемой все стало ясно. Через несколько лет, однако, когда мною было предпринято новое вторжение в эту же зону, мне стало ясно, что нерешенных проблем и таких, которые еще просто неизвестны науке, гораздо больше, чем понятных и ясных. А теперь, когда я одной ногой стою в могиле, преступное насилие и преступные агрессоры представляются мне широчайшей степью, ограниченной только горизонтом, который всегда удаляется, стоит сделать к нему лишь несколько шажков. Теперь я понял, что так будет всегда, более того, так было во все времена и у всех. Всё то же самое можно сказать об агрессии в целом.

Ни философы, ни даже юристы не ставили вопроса о том, когда возникла агрессия, и в особенности физическое насилие, только ли тогда, когда среди живых существ появились люди, или еще до них. Представляется, что это произошло до возникновения живой жизни, т. е. сама природа была агрессивна своими грозами, ливнями, морозами, землетрясениями, извержениями вулканов, потопами и т. д. А потом, когда появились живые существа, природа распорядилась так, что они не могли жить, не пожирая друг друга, не болеть, не подвергаться эпидемиям, да и вообще жизнь была ограничена. Поэтому несомненно, что жизнь не могла быть не насыщена агрессией открытой или тайной, поскольку появилась в условиях тотальной агрессии. Вот почему Библия и другие священные древние книги столь подробно описывают природные катаклизмы и неумолимых чудовищ, тем более что в те времена люди совсем не умели противостоять им.

В данной работе все преступления, кроме неосторожных, будут рассматриваться как агрессивные, независимо от того, была ли в данном случае приложена сила для достижения результата. К числу таких ненасильственных агрессивных преступных действий можно отнести кражу, присвоение, растрату, мошенничество, контрабанду, преднамеренное банкротство и т. д., поскольку они осуществляются путем активных наступательных действий, но скрытно, замаскированно, без лишнего, так сказать, шума, как убийство путем отравления. Но отдельно будут выделены насильственные преступления, как наиболее опасные для человека. Кражи или мошенничество, как и, например, разбой, имеют целью завладение чужими ценностями незаконным путем. Следовательно, всю умышленную преступность можно разделить на насильственную (преступное насилие) и скрыто-агрессивную, причем оба этих вида являются агрессивными. Насилие — часть агрессии, насилие выражается в действиях, и это агрессия, но она может иметь место в сновидениях, в бреде, галлюцинациях, фантазиях, в названных скрытых и замаскированных преступных деяниях.

Агрессия — не правовая категория. К недоброкачественной агрессии можно отнести любое запрещенное законом продвижение вперед, захват чужого или попытку его захвата. Иными словами, это открытое, силовое или скрытое, замаскированное действие, слово или иное движение, запрещенное уголовным законом, против отдельного человека, группы (союза, товарищества, партии), общества, государства в целях нанесения им ущерба. Человек немыслим без агрессии. Она включает в себя: 1) преступное насилие; 2) любое запрещенное законом движение в форме кражи, экономические преступления и иные преступные посягательства против человека и групповых объединений людей, общества и государства; 3) агрессию в сновидениях, бреде, фантазиях, галлюцинациях.

Еще Ч. Дарвин отмечал, что поведение человека определяется его высокоразвитым интеллектом, оно меньше зависит от рефлексов и инстинктов. Иными словами, он признавал наличие инстинктов у человека, и во все последующие долгие годы не появились аргументы, которые опровергали бы приведенное суждение. При этом проблема инстинктов не исчезала из поля зрения исследователей. Так, Э. Фромм определяет человека как «примата, который начинает свое развитие в тот момент, когда инстинктивная детерминация становится минимальной, а развитие мозга достигает максимального уровня… Не считая элементарных инстинктов самосохранения и сексуального влечения, у человека нет других врожденных или унаследованных программ, которые бы ему предписывали, как вести себя в большинстве случаев, в связи с принятием решения»1. Если у всех людей есть нечто общее, считал Э. Фромм, так это инстинкты, т. е. их биологические влечения (даже если они сильно подвержены модификации за счет опыта) и их экзистенциальные потребности2.

Эти положения следует одобрить, но пояснить, что каждый из двух инстинктов, названных Э. Фроммом элементарными, может выражаться в самых различных формах. Например, инстинкт самосохранения способен проявить себя в похищении чужого имущества или нападении на чужие земли, в инстинкте материнства, переплетаясь с сексуальным влечением, и т. д. Требование к Пилату иудейской толпы — «Распни его!» и советской — «Смерть врагам народа!» — все это проявления нецивилизованного инстинкта самосохранения, очень плохо контролируемого сознанием. Вообще трудно, если не невозможно, определить удельный вес того или иного компонента психики, чаще это удается сделать в «измерениях» больше — меньше.

Эта книга — не что иное, как попытка понять преступника и тот психологический механизм, который приводит его к преступлению. Вне всякого сомнения, психический механизм у него почти такой же, как и у всех других людей. «Почти» здесь означает, что преступное поведение более эмоционально напряженное, тревожное, период от замысла совершить преступление до его реализации краток. Основная разница между таким поведением и обычным состоит в содержании ценностных ориентаций личности, реакции на внешние раздражители, особенности воспитания в детстве и ранней юности и т. д. Вся преступность есть негативная часть культуры, но одна из главных задач криминологии состоит в том, чтобы понять, как, каким путем это происходит.

Глава I. ОБЩАЯ КОНЦЕПЦИЯ ПРЕСТУПНОГО НАСИЛИЯ

1. Понятие и причины преступного насилия

Насилие (преступное является его частью) есть предусмотренное или непредусмотренное законом физическое или (и) психическое воздействие на человека, причинение ему физического или (и) психического ущерба. Насилие может проявить отдельное лицо, группа лиц (например, банда), общество, государство, его армия и репрессивные аппараты. Насилие — это разновидность агрессии, агрессивными могут быть мотивы, планы, цели, намерения, даже бред, сны, фантазии, галлюцинации, но все они могут и не иметь внешнего выражения. Поэтому следует утверждать, что насилие, являясь агрессией, — всегда поведение, поступок, действие; оно может вызывать осуждение, но и получить горячее одобрение, например, при защите Родины или жертвы насилия, в силовых видах спорта и т. д. Насилие и другие виды агрессии (при необходимости) могут получить этическую и медицинскую оценку. Слова «насилие» и «агрессия» можно употреблять и как синонимы, хотя последнее шире по содержанию, по смыслу. Однако, повторяю, агрессия — более широкое понятие.

Все живое на Земле появилось, сформировалось и развивалось в условиях глобальной агрессии со стороны самой природы. Естественно, что на протяжении веков сформировалось сопротивление агрессивным силам. Вначале, поскольку такие силы представлялись якобы сверхъестественными, сопротивление, учитывая подобный их характер, было таким же сверхъестественным.

Насилие всегда есть проявление силы — физической или (и) психической. Мир, мироздание, вселенная, возможно, создан в результате проявления силы — с точки зрения человека, но мы еще не знаем ее полного перечня. Жизнь на Земле появилась в агрессивной среде, поэтому живые существа должны были научиться сопротивлению такой среде, в то же время сопротивлялись ей: грому, молнии, землетрясениям, наводнениям, эпидемиям и т. д. Человек просто не мог не быть агрессивным. Природа наделила его агрессией, чтобы он выжил.

То, что я называю насилием и проявлением силы, есть, очевидно, энергия природы, которую мы используем для себя и во вред себе. Но насилие на Земле приобрело столь важное значение, что совершенствование сил агрессии, их наращивание, их демонстрация вытеснило из человеческого ума заботу о себе. Поэтому любые доселе неизвестные болезни, особенно эпидемического характера, повергают людей, государственную власть, врачей и ученых-медиков в паническое состояние; населению предлагаются не новые эффективные лекарства, которые доселе не рекламировались или вообще держали в секрете, а древнейшие способы борьбы с заразой — карантин и примитивную профилактику.

Великие цивилизованные державы похваляются не новыми эффективными препаратами, способными вылечить или, еще лучше, прогнозировать эпидемии и способы их предотвращения, не достижениями в вирусологии, эпидемиологии, микробиологии и т. д., а новыми танками, самолетами, ракетами, боевыми кораблями и др. Иными словами, человек сосредоточен на том, чтобы эффективно разрушать и убивать, а не защищать свою жизнь и здоровье, а поэтому насилие торжествует. Но насилие не всегда зло, оно соседствует и единоборствует с добром, а поэтому бывает так, что если в данное время насилие нельзя проявить в своем поведении, то оно пробивается в снах, видениях, бреде, фантазиях, причем иногда даже у самого доброго человека.

Но здесь я проявил неточность. В снах, фантазиях и т. д. может проявляться не насилие, которое мы привычно связываем с административным и уголовным законом. В них имеет место не насилие, а агрессия, что в реальной жизни никому вроде бы не приносит вреда. На самом деле вред может быть вполне реальным. Если насилие в снах, фантазиях и т. д. является агрессией, то насилие выступает частью агрессии, ее видом. Полагаю, что агрессивными могут быть кражи, присвоения и растраты, другие хозяйственные (экономические) преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях, против общественной безопасности и общественного порядка, против здоровья населения и общественной нравственности и все другие преступления, которые уголовный закон и традиционно криминология называют корыстными, но не насильственными. Но ведь кража и другие корыстные и должностные деяния всегда посягают на чьи-то интересы и блага, будь то отдельный человек или нормы нравственности. Но это все «тихие», скрытые посягательства, некоторые из которых вполне могут приобрести общественный резонанс.

Так, кража в квартире, если воры будут застигнуты там ее хозяевами, может перерасти в разбой, если преступники окажут хозяевам вооруженное сопротивление. Чиновничья интрига в учреждении, где его служащий ведет интригу с тем, чтобы занять более высокий пост и тем самым получить желаемую должность со всеми ее преимуществами (высокий оклад, возможность злоупотреблять властью, удовлетворить свои тщеславные потребности и т. д.). Все происходит тихо, без скандалов, но, тем не менее, является агрессией. Но любая активность не может быть агрессией и не должна расцениваться отрицательно. Так, социальная активность мужчины при ухаживании за женщиной не должна оцениваться как агрессия. Главный отличительный признак — благо человека. Вот почему там, где кончается это благо, начинается агрессия.

Таким образом, мы имеем три соседствующих явления: насилие — агрессия — активность. Они находятся в сложных взаимоотношениях. Так, насилие является часть агрессии; и агрессия, и насилие могут быть (и чаще всего бывают) активны. Думаю, что можно сформулировать новое понятие преступности, составным элементом которого станет агрессия.

Преступными признаются все деяния, которые запрещены уголовным законом. Одна часть таких деяний признается насильственными, другая часть — корыстными преступлениями, и эта часть, по моему мнению, тоже является агрессивной. Есть еще небольшая группа преступлений, которую невозможно отнести к агрессивным, например, неосторожные преступления, но действительно неосторожные, а не совершенные с косвенным умыслом.

Глобальной, главной причиной преступности является природа: она, произведя нас на свет, создала агрессивными, как и она сама. Все другие живые существа, обретшие жизнь на Земле, тоже были агрессивными, за исключением тех, которые предназначались им в добычу.

Разумеется, природно-рожденные причины преступности не действуют сами по себе без наличия благоприятствующих им условий, которые творят уже люди: материального и социального неравенств, просчетов в воспитании и обучении подрастающего поколения, технических и организационных недостатков, а еще, что очень важно подчеркнуть, вместо того, чтобы использовать огромные материальные ресурсы для актуальных нужд человека, их используют на создание новых и все более мощных средств уничтожения людей, их материальной и духовной культуры. Этой гонке вооружений не видно ни конца, ни края. Общественные благоприятные для преступности обстоятельства сравнительно легко понять и оценить, назвать причину — значительно труднее.

Вполне разумно возразить, что необходимо противостоять агрессии и защитить себя. Однако отнюдь не ясно, почему возникает потребность в защите от агрессии, т. е. почему появляется сама агрессия. Но вспомним, с чего это началось. Не с того ли, что люди встали перед необходимостью убить животное, а затем соперничать из-за его мяса и шкуры, бороться за свою пещеру и территорию, за женщин и т. д.? Так продолжается бесконечно.

Э. Фромм придерживался несколько иной точки зрения. Он считал, что первобытные люди были менее драчливы (так он выражался) и не так агрессивны3. Приводит он пример столкновения, в котором участвовало не более двадцати человек, однако не принимает во внимание, что дело не столько в количестве сражающихся, сколько в самом факте этого мини-сражения. В те доисторические времена людей было мало, а врагов — много. Поэтому люди, скорее всего, должны были объединяться, чем враждовать друг с другом, тем более, что и дичи было довольно много. Так и современные хищники вполне могут ладить между собой, если вокруг них полно добычи. Ее недостаток сразу же породит соперничество между ними. В силу понятных причин более поздние войны, как мы их сейчас представляем, появились вместе с потребностью в захвате земли, сырья, женщин, рабов, удовлетворении династических аппетитов. Со временем появились и мирные аналоги воинственного соперничества, такие как борьба, бокс, командные соревнования и т. д. Они уже давно стали компенсацией войны.

Э. Фромм косвенно все-таки признает наличие войн в доисторическую эпоху. Он пишет, что с технической точки зрения такого рода конфликты между первобытными охотниками можно назвать словом « война». И в этом смысле можно прийти к выводу, что человек испокон веков вел войны внутри своего вида, и потому в нем развилась врожденная тяга к убийству. Но такое заключение упускает из виду глубочайшие различия в ведении войн первобытными сообществами разного уровня развития и полностью игнорирует отличие этих войн от войн цивилизованных народов. В первобытных культурах низкого уровня не было ни централизованной организации, ни постоянных командиров. Войны были большой редкостью, а о захватнических войнах не могло быть и речи. Они не вели к кровопролитию и не имели цели убить как можно больше врагов.

Войны же цивилизованных народов, напротив, имеют четкую институциональную структуру, постоянное командование, а их цели всегда захватнические: либо это завоевание территории, либо рабов, либо прибыли. К тому же упускается из виду еще одно, быть может, самое главное различие: для первобытных охотников и собирателей эскалация воины не имеет никакой экономической выгоды4.

Глубочайшие различия в ведении войн первобытными сообществами и современными цивилизованными народами действительно существуют. Но если отрицать врожденную тягу к убийству и агрессии, то почему она проявлялась в первобытные времена во время тех примитивных войн, почему бы первобытным людям не договориться между собой и не вступать в столкновение? Разумеется, упомянутые войны не похожи на II Мировую войну.

Мы еще явно недостаточно уделяем внимания изучению связи между всем, что связано с войной, и преступностью. Сюда нельзя относить лишь выделение преступлений против воинской службы, этого совершенно недостаточно. Нужны глобальные меры по укрощению агрессивных сил и воспитанию миролюбия. Это — сверхгигантская задача.

Разумеется, преступность состоит не только из убийств и других насильственных действий, многие преступные посягательства диктуются корыстными побуждениями, в том числе теми, которые реализуются путем насилия. Но есть такая уголовно-наказуемая группа корыстных поступков, в которой силовое подавление трудно обнаружить — это, прежде всего, множество преступлений в сфере экономики. Некоторые из них, например, кражи, грабежи и разбои вполне могли зародиться в первобытные времена, но остальные корыстные посягательства — продукт последующих эпох, в том числе с использованием последних информационных технологий. С определенных позиций и эти корыстные преступления можно рассматривать как насильственные, но появились они значительно позже тех, которые мы без всяких оговорок относим к насильственным.

Итак, выражаясь несколько витиевато, насилие есть дар природы, все остальное — общества, в котором и сам человек не может не принять участие.

То, что преступное насилие имело место в доисторическом прошлом, следует из многих современных следований.

Б. Малиновский, осуществивший многолетние этнологические полевые исследования среди туземцев Тробрианских островов, отмечает, что «само понятие преступления в тробрианском обществе может быть определено только в самых общих чертах — иногда в качестве такового выступает взрыв страсти, иногда нарушение некоторого табу, иногда покушение на личность или собственность (убийство, кража, нападение), иногда это — уступка своим преувеличенным амбициям, богатство, не санкционированное традицией и противоречащее прерогативам вождя или кого-либо из старейшин»5.

Б. Малиновский приводит конкретные примеры совершения преступлений дикарями Тробрианских островов. Так, в одной деревне жили три брата, из которых самый старший, глава клана, был слепым. Самый младший брат привык пользоваться этим его недостатком, срывая орехи бетеля с пальм прежде, чем они созревали. Слепой тем самым лишался принадлежащей ему части. Однажды, в очередной раз обнаружив, что его обманули, он впал в ярость, схватил топор и, незаметно пробравшись в хижину брата, нанес ему удар. Раненый убежал и спрятался в доме третьего брата, который, разъяренный нападением на младшего брата, схватил копье и убил старшего брата, за что был посажен в тюрьму на год6.

Кража у тробрианцев понимается в двух смыслах: один из них означает незаконное присвоение предметов личного потребления, орудий и ценных вещей, второй — кражу пищи растительного происхождения с огородов или из хранилищ. Кража продуктов считается наиболее позорной, поскольку для тробрианца нет большего позора, чем не иметь провизии, ощущать нехватку продуктов или просить их.

Убийства случаются крайне редко. Кроме вышеописанного, Б. Малиновский рассказывает только об одном случае убийства: ночью копьем пронзили колдуна, пользовавшегося дурной славой, когда тот скрытно подбирался к деревне. Убийство было совершено для защиты больного — жертвы колдуна, а сделал это кто-то из вооруженной охраны, которая в этих случаях стоит на посту всю ночь.

Б. Малиновскому рассказывали еще о нескольких случаях убийств за прелюбодеяния или за обиду, нанесенную высокопоставленным лицам, наконец, в драках и поединках. Во всех случаях, когда мужчина погибает от рук людей другого субклана, соблюдается долг чести. Теоретически эта месть считается неотвратимой, но на практике она обязательна только в том случае, если речь идет о взрослом высокопоставленном человеке, но и тогда считается излишней, если погибший пострадал из-за собственной несомненной вины. В других случаях, когда вендетты явно требует честь субклана, ее избегают, заменяя «платой за кровь»7.

Вместе с тем следует учитывать, что первобытный период был в истории человечества весьма длительным и прошел несколько этапов. Это очень убедительно показал Ф. Энгельс в своей работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства». В ней он упоминал о позорном наказании за всякую половую связь вне «брачных классов» в первобытном обществе8, о кровной мести9, убийствах при бытовых конфликтах10 и т. д. Марксистская криминология, отстаивая свое ложное учение о классовом происхождении преступности, попросту игнорировала названные недвусмысленные положения одного из собственных основателей.

Только врожденным от природы инстинктом агрессивности можно объяснить то, что человек может испытывать неистовую жажду крови. Если для этого нет подходящего повода, он попросту изобретает его, например, войну или набег, чтобы излить свою деструктивную энергию. От, казалось бы, беспричинного и бессмысленного уничтожения живых и неживых объектов человек вполне может получить удовольствие, демонстрируя себя, самоутверждаясь.

Я не согласен с мнением Э. Фромма, что специфические условия существования человека ответственны за возникновение у него жажды мучить и убивать. Агрессия дана ему природой, а общество (личностный слой) определяет, что есть преступление, его формы, условия, причины проявления, проявление жестокости, выбор оружия, количество жертв и т. д. Некоторые люди получают от этого удовольствие. Могут получать удовольствие и животные. Э. Фромм (и К. Лоренц) полагают, что предположение о том, что кошка, играющая с мышью, прежде чем ее съесть, есть антропоморфная интерпретация. Игра с мышью уподоблена ими игре с мотком шерсти, но моток шерсти кошка съесть не может. Следовательно, имея дело с мышью, кошка удовлетворяет две свои потребности: в игре и пище, иначе непонятно, почему она играет с мышью: ответ может быть только один — ради получения удовольствия.

Несмотря на миллионы прожитых человеком лет, колоссальные творческие, технические достижения, несмотря на постоянное движение мысли, человек, однако, не может жить в спокойствии и счастье. Утверждать, как это делают очень многие, что мы сейчас испытываем кризис, значит не сказать ровным счетом ничего, поскольку это слово использовалось в течение всей человеческой истории, оно стерлось до такой степени, что утратило какую-либо значимость. К тому же слово «кризис» может иметь сугубо индивидуальный смысл, когда человек имеет в виду себя самого или предчувствует какую-то опасность. Возможно, одна из причин всегдашнего кризиса — неистребимая человеческая агрессия или угроза ее применения, тем более что свои дела, большие и малые, общегосударственные и бытовые, национальные и религиозные, внутригрупповые и межличностные, люди часто решают с помощью агрессии.

Человек проявляет агрессию не только против себе подобных, но и против земли, растительного и животного мира. Причем часто создается впечатление, что лишь отдельным людям, не всегда при этом наделенным большой властью, приходит в голову счастливая мысль о том, что все это, наоборот, надо беречь.

Последствия переживания возможной агрессии, даже замаскированной, могут иметь губительные последствия, особенно если она угрожает тревожной личности, даже целому народу, особенно если он уже имел опыт крушения в недавнем прошлом. Многие агрессивные планы могут звучать как угрозы; о некоторых агрессивных планах, в первую очередь, на предприятиях и в учреждениях, если иметь в виду готовящиеся или уже осуществляющиеся преступные действия (хищения, взяточничество и т. д.) могут быть известны окружающим.

Агрессия заключается не только в посягательствах на жизнь людей. Но именно жизнь человека на протяжении всей истории подвергалась опасности чаще всего. Видимо, далеко не всегда жизнь человека объявлялась и утверждалась в качестве наивысшей ценности, нередко ей становились материальные блага, обеспечивающие благополучие, хотя бы относительное, большой массы людей. Вопреки мнению отдельных гуманистов, что жизнь и здоровье человека есть высшая ценность в первобытном, средневековом и современном сознании, с огорчением надо признать, что это не так.

В эпохи дикости, как ни странно покажется на первый взгляд, средневекового, особенно католического христианства, а затем нацизма и коммунизма человеческую жизнь попросту ни во что не ставили. Жизнь не представлялась ни священной, ни неприкосновенной. Тем не менее, люди с древнейших времен пытались оградить себя от опасностей и насилия, что, с одной стороны, носило фундаментальный характер защиты, а с другой, — наполнено глубоким гуманистическим содержанием. После пролития большой крови люди как бы спохватывались и начинали клясться, что этому надо положить конец, но потом возвращались к своей изначальной готовности к агрессии.

Исследование агрессии и агрессивного поведения стало одним из самых популярных в науке усилиями множества психологов, психиатров, биологов, юристов, социологов, философов. Такой обострившийся интерес к агрессии совсем не случаен — он есть прямое следствие мощных гуманистических процессов. Для того, чтобы они прозвучали так сейчас, человечество должно было пройти многовековой путь от яростных и жестоких древних богов, включая Яхве, до милосердного и любящего Христа и нынешней десакрализации. Гуманистические процессы особенно обострились после миллионов жертв мировых войн, нацистских и большевистских деспотий.

Таким образом, повышенное внимание (не только научное) к проблемам агрессии порождено тем, что в центре общественной мысли стал человек, его интересы, права и свободы, его охрана, прежде всего, от агрессивных посягательств, в том числе скрытых.

Многие психологи и особенно журналисты поражаются масштабам агрессии в современном мире. Но с этим не следует соглашаться, хотя в XX в. были две мировые войны, фашистская и коммунистическая деспотии. Впрочем, и до них были грандиозные бойни, если вспомнить римские, монголо-татарские, арабские и другие завоевания, которые не стали мировыми войнами по той причине, что тогда не было глобализации и научно-технической революции. «Обычные», повседневные преступления совершались и в древности, и в Средние века, но никто не вел их учет, к тому же виновные из числа представителей имущих классов, и особенно знати, обычно за их совершение не наказывались.

Применение копий, луков, стрел и другого примитивного оружия имело место чаще всего на ограниченной территории и не угрожало человечеству в целом. Использование же современных средств уничтожения грозит глобальной катастрофой. К тому же производство оружия массового уничтожения достаточно дешево и может попасть в руки правителей, которые иным путем неспособны решить свои проблемы. Не менее опасно, если этим оружием овладеют террористы.

Наименее агрессивны те люди, даже и народы, которые пассивны, не ставят перед собой целей создания добавочной продукции для улучшения своего материального благополучия путем упорного и эффективного труда. Естественно, что результаты, к которым они стремятся, не отличаются даже малой дозой амбициозности, и охраняют они такую свою нехитрую жизнь столь же примитивными способами, что и их предки, даже очень далекие. Всегда довольные малым, подобные человеческие создания либо в силу своей информационной изолированности не знают об иной жизни, либо воспринимают ее как нечто такое, что для них неприемлемо, непонятно, даже враждебно. В этом отношении весьма показательна жизнь отсталых племен — неагрессивных, добродушных, часто равнодушных к себе и другим, которые становятся легкой добычей своих активных и жестоких соседей или бесчестных чиновников.

Любые социальные явления всегда должны исследоваться с разных позиций: общества, взятого и как единое целое, как система, включающая в себя разные подсистемы; личности, которая тоже является системой со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами и которая также может быть рассмотрена в качестве индивида с, казалось бы, неповторимыми, только ей присущими чертами, однако их встречаемость среди людей позволяет говорить о том, что они, несомненно, поддаются исследованию и оценке. Следовательно, природу агрессии и ее причины, ее истоки следует искать не в каком-то одном факторе, а в их множестве и совокупности: в личности, ее микроокружении, в «большом» обществе. Только тогда будет реализована наиболее важная функция науки — объяснение. Впрочем, было бы наивно утверждать, что именно мне удалось достичь этого нефеноменологического уровня, но читатель, как можно надеяться, убедится в том, что все возможные усилия для этого были автором предприняты.

Вот почему усилия многих ученых сосредоточены на познании природы и причин человеческой агрессии, которая является одной из форм социального поведения. Я буду касаться и агрессивного поведения животных, но только касаться, поскольку никогда не осуществлял исследований в соответствующей области. При этом я ни в коем случае не буду игнорировать биологические факторы в человеческом агрессивном поведении, о которых достаточно хорошо известно, например, криминологам, изучающим преступное поведение. Об этом же можно найти весьма ценную информацию в клинической и психиатрической литературе.

Преступное насилие относится к числу глобальных для человечества проблем, оно охватывает все без исключения сферы жизни, и даже банковскую, и его проявления чрезвычайно разнообразны — от словесных оскорблений до убийств, от чрезмерной коммерческой активности, «тихих» экономических преступлений до мировых войн. Оно оказывает существенное, подчас определяющее влияние на нравственную и правовую атмосферу в обществе, духовную жизнь людей, каждодневные отношения между ними и их ценностные ориентации, воспитание подрастающего поколения, политику и принятие решений, экономическую, производственную и финансовую деятельность, возможность обеспечения правопорядка. Преступное насилие — лишь верхушка.

Насилие, в том числе преступное, ни в коем случае не является проблемой только юридической. Оно должно исследоваться в широком контексте философского, этического, социологического, психологического, культурологического, этнологического, политологического, теологического, педагогического, психиатрического, экономического и правового познания. Проблема насилия диалектически связана с этикой ненасилия, из которой необходимо черпать контраргументы и контрмеры против насилия. Очень важны глубокие социологические, социально-психологические, культурологические и иные исследования механизмов выработки и усвоения норм насилия различными социальными группами, народами и нациями, каналов и способов их передачи отдельным индивидам и последующим поколениям.

Насилие прочно закреплено в многовековом опыте человечества, и его проявления далеко не всегда сознательно регулируются как на уровне отдельного человека или группы, так и общества в целом. Поэтому необходимо прослеживать истоки и историю насилия, все его разнообразные формы и масштабы, в связи с чем можно предположить, что нынешние мировые экономические (торговые) войны пока что, к счастью, сдерживают мировые войны.

На протяжении всей своей истории, образно говоря с самых первых дней, человек постоянно защищался — от других людей и их групп, от своего государства и общества, иногда даже своего рода или племени, его традиций и обычаев, от враждебных народов и стран, от чуждых идеологий и установок, от зверей и разрушительных явлений природы, от собственной природы и заключенных в себе же темных сил, от многочисленных и опасных болезней. Человек страшился злых духов и даже добрых, поскольку они представляли потусторонний, а потому непонятный и опасный мир. Могут возразить, что раз так было, значит, все оно необходимо, например, для того чтобы, как это парадоксально ни звучит, человечество выжило. Подобное возражение неоспоримо в силу его аксиоматичности, но, с другой стороны совершенно ясно, что человек всегда держал и держит круговую оборону. А это не может не сказаться в его коллективной памяти, в его идеологии и психологии.

Известно, что в истории человечества не существовало ни одного более или менее значительного по времени периода, когда не было бы войн и в связи с этим массовых убийств, насилий, грабежей, поджогов, угонов людей в неволю, разрушений материальных и духовных ценностей и т. д., в результате конфликтов исчезли целые народы, а другим был нанесен огромный ущерб. На самом низшем — межличностном и межгрупповом уровнях насилие не прекращалось никогда, и в нынешнем, XXI в. люди уничтожали друг друга с такой же неистовостью, как в XXI в. до нашей эры. Поэтому я полагаю, что на протяжении столетий человечество накопило неисчерпаемый потенциал к разрушению, всегдашнюю готовность к ненависти, а агрессия уже давно стала одной из ведущих потребностей всего людского рода и способов разрешения противоречий.

Можно, по-видимому, утверждать, что всемирная история — это история войн и насилий. Разумеется, столь же весомые основания имеются для оценки ее как непрерываемой цепи созидания и творчества, любви и взаимопонимания. То и другое, несомненно, отложилось в коллективном (историческом) бессознательном, но первое — в тени, как все то, чего стыдятся, и понять движущие механизмы общества невозможно, если не принимать во внимание то, что долгое время скрыто в темноте и вдруг мощно, уничтожая все на своем пути, вырывается вовне.

Даже теоретически нельзя ставить утопическую задачу устранить или уничтожить агрессию как социальное явление — это было бы катастрофой для человека и человечества, которые научились жить, прибегая именно к агрессии, которая всегда воспринималась и использовалась как одна из форм существования.

Только нам с высоты прожитых извилистых тысяч столетий наивно представляется, что древний человек жил вольготно и легко в своем Золотом веке.

Французский психоэтнолог Л. Леви-Брюль приводит слова эскимосского шамана Ауа: «Мы страшились духа земли, который вызывает непогоду и заставляет нас с боем вырывать нашу пищу у моря и земли. Мы боимся Сила (бога луны) … Мы боимся Таканагапсалук, великой женщины, пребывающей на дне моря и повелевающей морскими животными… Мы боимся коварных духов жизни, воздуха, моря, земли, которые могут помочь злым шаманам причинить вред людям. Мы боимся духов мертвых, как и духов животных, которых мы убили». Единственная возможность спасения для такого окруженного злыми силами человека заключается в том, чтобы сообразовать свое поведение со спасительными преданиями, унаследованными от предыдущих поколений. Эти предания — суть правил, нарушение которых может иметь самые тяжкие последствия.

Д. Д. Фрезер дает обстоятельный перечень различных запретов в первобытном сообществе. Это табу на общение с иноплеменниками, пищу и питье, «обнажение» лица, выход из жилища, остатки пищи. Целый ряд табу распространялся на людей, в том числе вождей и правителей, носящих траур, женщин во время менструаций и родов, воинов, убийц, охотников, рыболовов и др. Существовало также множество табу на предметы и слова11.

Имеется множество примеров применения суровых уголовных наказаний к тем, кто нарушал запреты. Так, в Африке ни один человек и ни одно животное под страхом смертной казни не смели смотреть на правителя Лоанго, когда тот ел или пил. Когда в комнату, где обедал этот правитель, вбежал его собственный сын, отец приказал незамедлительно четвертовать его и носить части тела по населенному пункту. Увидеть за приемом пищи царя Дагомеи являлось уголовно наказуемым проступком12. Столь кровавые наказания не могли существовать в мире, где не совершались убийства и другие особо опасные преступления.

Причины преступлений содержатся в обществе, но агрессией человека наделяет сама природа, которая в своей сущности крайне агрессивна и порождает такие объекты (существа), которые могут выживать лишь при условии собственной агрессивности. Сопротивление ей порождает новую агрессию и т. д. Агрессивность у человека, как и у некоторых животных, является врожденной. Человек является единственным из млекопитающих, способным к садизму, убийству с особой жестокостью, убийствам в огромных масштабах. Не все без исключения люди с такой агрессивностью, которая заметна внешне, у некоторых она вообще незаметна и проявляется лишь при чрезвычайных обстоятельствах. Изначально идущая от природы агрессия в своем долгом и противоречивом развитии обрастает сугубо человеческими, личностными особенностями, которые и помешали разглядеть ее главную, несущую, определяющую роль. Все многолетние рассуждения отечественных и зарубежных криминологов о криминогенности материального неравенства, эксплуатации человека человеком, борьбе классов, урбанизации, социальных противоречиях и т. д. не дали возможность определить эту природную, исходную причину. В первую очередь речь идет о насилии, как начале преступности: даже кража первобытным человеком шкуры у своего соседа по пещере является агрессией, поскольку оставляет последнего без тепла.

Многие ученые, никогда не видевшие убийц и уж тем более не изучавшие, не обследовавшие их, несколько наивно считают, что у человека есть внутренний запрет не убивать, что убийство влечет за собой угрызения совести, что примитивный человек древности не идентифицировал себя с «чужим», а потому воспринимал его как нечто постороннее. Мой многолетний опыт обследования таких лиц свидетельствует совсем о другом. Убийца не видит в им убитом ничего особенного и примечательного, во всяком случае, ничего такого, о чем бы стоило жалеть; преступник, конечно знает, что убивать нельзя, но это лишь знание как о чем-то общем, неконкретном, как, например, о том, что нельзя красть или переходить улицу на красный свет. Поэтому убийцу, даже убийцу нескольких человек (в этом я убедился, проводя клинические беседы с приговоренными к пожизненному лишению свободы) не мучают угрызения совести. Он заявляет суду, что сожалеет о содеянном, но лишь в расчете на смягчение наказания. Чаще всего это были психопатические личности.

С позиций уголовного права, насилие — умышленное поведение, совершаемое с прямым или косвенным умыслом. Насилие путем бездействия можно назвать пассивным насилием. В преступном насилии участвует весь человек, но руководящая, направляющая, контролирующая часть принадлежит личности.

Насилие может быть физическим (убийство, причинение вреда здоровью, побои и т. д.) либо психическим (угроза, запугивание, оскорбление и т. д.). Это основные виды насилия и они способны переплетаться, усиливая друг друга, такое переплетение встречается чаще всего. Психическое насилие обычно совершается на словесном, вербальном уровне, но возможно его осуществление с помощью мимики, угрожающих движений, демонстрации оружия или предметов, которыми можно воспользоваться для нападения, и др. Такое насилие реально и путем демонстрации устрашающего явления (например, пожара), насилия в отношении другого человека или любимого домашнего животного, несущих угрозу рисунков и т. д.

Вербальная агрессия способна реализоваться в устной или (и) письменной форме, и ее содержанием являются высказывания, целенаправленно отрицательно воздействующие на адресата, манипулирующие его сознанием.

Насилие может быть результатом конфликта, под которым следует понимать столкновение противоположно направленных целей, позиций, мнений, взглядов, интересов субъектов взаимодействия. Эти позиции, интересы и т. д. могут быть как осознаваемыми, так и бессознательными. Полагаю, что конфликт является одним из видов противоречий, но самым острым и порой непримиримым. Следовательно, противоречие — более широкое социальное явление, необходимое для общества и его прогресса. Но насилие, особенно в семье, отнюдь не всегда является следствием конфликта: так, оно может реализовываться в отношении ребенка, даже новорожденного, лиц, страдающих психическими болезнями, не говоря уже о домашних животных, и т. д. В семье, как и в другой социальной общности, вполне мирные вначале противоречия могут перерасти в острый, даже кровавый конфликт, причем его участники не всегда помнят, с какого, внешне ничем не опасного противоречия он начинался.

Весьма нелепо и умозрительно выглядит утверждение, что в древности постороннего было «легче» убить, поскольку дикарь не идентифицировал себя с «чужим». Я нисколько не сомневаюсь в существовании архетипа «чужой». Но если все здесь зависит от идентификации, то почему испокон веков убивали друзей, родителей и других родственников, мужья жен и жены мужей? Самым благоприятным полем для безнаказанного преступного насилия является война: там все, кто не свои — чужие, причем я имею в виду не солдат и офицеров, они естественно чужие. Но ими становятся все мирные жители и военнопленные, попавшие в лапы врага. Их можно убивать, насиловать, мучить, грабить, осквернять их святыни и разрушать символы. Здесь архетип чужого выступает в, так сказать, чистом виде. Победитель становится властелином, хотя часто и ненадолго.

Рыцарство и рыцарские отношения давно исчезли, особенно во время военных действий. Поэтому можно издеваться над побежденными и унижать их. Тем, кто так поступает, и в голову не приходит, что тем самым он унижает самого себя.

Подводя предварительный итог, можно так определить преступность: это вечное, социальное, массовое, агрессивное, общественно опасное явление, имеющее свои количественные и качественные характеристики. В данной монографии исследуется только то насилие, которое предусмотрено в качестве насильственных преступлений в уголовном законе. Вся остальная преступность (кроме неосторожной) представляет собой часть всей агрессивной преступности. Иными словами, вся преступность, кроме неосторожной, агрессивна. Ее еще можно назвать деструктивной.

Причины агрессивной преступности в обществе, а у агрессии есть только одна причина — природа. Природа необыкновенно агрессивна, в наши дни это пожары, наводнения, землетрясения, цунами, пандемии и т. д. Все, что породила природа, имея в виду живые существа, агрессивно либо предназначено для того, чтобы стать добычей, прокормом для других живых существ. Человек принадлежит к первой группе, и для него совершение преступлений так же естественно, как болезни, рождение, смерть и т. д., а это уже рождает другую густую сеть — социальную — здравоохранение, образование, семья, производство материальных благ и др. Все социальные факторы негативного характера: плохое и очень плохое воспитание, низкий уровень образования, материальное неравенство, антиобщественное влияние и другие негативные обстоятельства — приводят в действие природу человека, ту самую природу, которая в нем заложена от рождения, даже от зачатия, «большой» природой, частью которой он является. Вместе с причиной-природой все негативные социальные факторы составляют единый причинный (рождающий) механизм.

Поэтому искоренить преступность невозможно. В разных культурах будут разные криминогенные обстоятельства, каждая из них вследствие неодинаковых исторических путей создает несовпадающие уровни фактического развития. Глобализм — это только сказка для уличных болтунов и хулиганов, глобализм — лишь всеобщая информированность и информация, охватывающая весь мир. Думать и поступать всем одинаково невозможно, об этом природа тоже позаботилась.

Важно, что социальные криминогенные факторы способны усиливать свой собственный криминогенный потенциал и его же усиливать в других социальных факторах. Например, обеднение части населения может вызвать ухудшение воспитания, особенно семейного.

А. Маслоу считал, что «наших знаний достаточно, чтобы опровергнуть любое утверждение о том, что человеческая природа по своей сути, изначально, биологически, фундаментально зла, греховна, коварна, жестока, бессердечна или кровожадна. Но и сказать, что подобные инстинктам склонности человека к дурному поведению полностью отсутствуют, мы тоже не осмеливаемся. Совершенно ясно, что мы знаем недостаточно, чтобы сделать такое заявление, и что имеются определенные данные, противоречащие этому»13.

Мое мнение, что природа по образу и подобию своему создала агрессивным человека (и не только его одного), очень близко к взглядам А. Маслоу, но неравнозначно им. Уверен, что природа не распределяла, кто будет добропорядочным приходским священником, кто — карточным шулером, а кто — убийцей. Она наделила всех агрессивностью, но, конечно, не в равной мере: лев и лань, но и лань в определенной мере может быть агрессивной в борьбе за самку. Не надо забывать, что уже первобытное общество сдерживает слишком агрессивных, призывая выражать деструкцию лишь в определенных случаях. Неписанные правила как начало цивилизации существовали и тогда. Совсем не могу согласиться с мнением А. Маслоу, что «чем выше мы поднимаемся по филогенетической шкале и чем больше приближаемся к человеку, так очевиднее становятся свидетельства того, что предположительно изначальный инстинкт агрессивности становится все слабее, пока на уровне человекообразных обезьян не исчезнет совершенно»14.

Эти оптимистические мысли совсем не подтверждаются ХХ веком.

Природа наделяет человека агрессивностью, а цивилизация определяет, какие виды агрессии считать преступными.

2. Многоликость преступного насилия

Э. Фромм различал в основном два вида агрессии: доброкачественную и злокачественную. Доброкачественная агрессия служит делу жизни и включает в себя оборонительные действия, которые являются реакцией не столько на реальную, сколько на воображаемую угрозу15. Как показывают конкретные исследования личности и поведения насильственных преступников, они нередко без объективных на то оснований воспринимают актуальную для них ситуацию как угрожающую и обороняются с помощью насилия, иногда жестокого. Чаще всего такие действия совершают личности, отличающиеся высокой тревожностью и постоянно желающие опредметить источник угрозы. Особенно заметны такие установки, часто бессознательные, у людей с расстройствами психики.

Однако трудно сказать, насколько больше воображаемых угроз, по сравнению с реальными, хотя истеричная атмосфера в обществе, нагнетаемая средствами массовой информации и призывами государственных (политических) деятелей, способна формированию у человека чувства опасности. Оно способно захватить его целиком и подчинить себе. Доброкачественная оборонительная агрессия при нападении врага на Родину охватывает миллионы людей.

Но здесь, в этой книге, посвященной преступному насилию, я не буду дальше рассматривать вопросы доброкачественной агрессии, поскольку своим объектом она имеет злокачественную, которая включает в себя преступное насилие наряду с административно наказуемым и морально порицаемым. Два первых вида насилия, особенно криминальное, тоже должны осуждаться моралью. В то общее, что объединяет всех людей, входит и насилие, и преступное насилие, которое существовало еще в доисторическом человечестве (см., например, работы Б. Малиновского), хотя тогда еще не было письменных законов, только нравственные нормы. Эти нормы действовали достаточно жестко, но если бы их не было, наступил бы хаос. Их появление однозначно свидетельствовало о том, что человечество начало социализироваться, социализация, собственно, выражалась и в формулировании моральных норм. Для разных народов и разных культур они могли быть различны, но всегда и везде выполняли одну функцию — регулирование жизни.

Это естественно, поскольку понятия добра и зла наполнялись у народов неидентичным содержанием, но некоторые уголовно-правовые и моральные нормы были одинаковыми и такими сохранились по сей день. Это посягательства на жизнь, здоровье и имущество других людей, а также измена Родине (племени, роду, роду, клану). Конечно, убийство раба не считалось преступлением, поскольку раб был не человеком, а вещью; убийство еврея в гитлеровской Германии тоже не расценивалось как уголовно-наказуемое деяние, так как люди еврейской национальности представляли собой врагов этой страны. Но это исключения в мировой истории, тем более, что убийство свободного человека в античную эпоху или убийство немца карались по всей строгости закона.

Важная и общая для всех особенность, объединяющая все виды преступного насилия и вообще все преступления: они совершались во все эпохи по одним и тем же мотивам. Так, корысть двигала первобытным человеком, укравшим шкуру у жителя соседней пещеры, и вполне современным хакером, похитившим миллионы путем незаконного проникновения в цифровые системы. Или представим себе такое происшествие: человек поймал рыбу в реке и возвращается лесом с хорошим уловом домой, но по дороге на него нападают и отбирают улов. Когда это случилось в глубокой древности или на прошлой неделе?

Мы должны использовать не только данные о доисторическом периоде жизни как инструмент понимания современности, в частности, насилия, но и новейшие достижения в познании психики, в том числе, бессознательного, для понимания предыстории. Тем психологам, которые отказываются признавать и, следовательно, исследовать бессознательное, нужно изменить свою позицию, поскольку бессознательное представляет собой общий язык человечества. Без его всестороннего познания невозможно объяснить очень многие социальные явления, в том числе насилие. Бессознательное может таить в себе субъективный смысл преступного насилия, и поэтому только проникновение в эту сферу психики позволит понять его детерминанты, внутренние и внешние, их переплетение и взаимодействие. Они создают для индивида особую картину мира, присущую только ему, и соответствующие ей цели.

Потребность иметь собственную картину мира и реализация этой потребности способствуют пониманию того, почему так часто люди верят в то, что не подтверждается ни прошлым, ни настоящим и не может быть реализовано в будущем. Эта сугубо субъективная картина оказывается совершенно неуникальной, аналогичная ей фиксируется у многих других. Отсюда преступное насилие (в частности), наблюдаемое у многих народов, многих людей, многих эпох. Его можно оценить и как выход или поиск выхода из субъективной ситуации, которая требует от человека решения. У него появляется цель, которая требует инструментарий для ее достижения, а в некоторых случаях и выход за пределы «Я». В качестве инструментария может быть выбрано насилие, а освободившееся занято тем, кто призывает к уничтожению и разрушению. Человека в большинстве случаев легко склонить к деструкции, когда он видит в ней главный, даже основной выход из своей тяжкой ситуации или ситуации, воспринимаемой как тяжкая.

Между тем, личность обычно боялась тех или того, кто угрожал втянуть ее на путь убийства и разрушения. Поэтому она страшилась попасть в сети дьявола, демона, черта и т. д., но взамен этого часто начинала поклоняться идолу, который требовал убийства ее детей, отречения от семьи и самой жизни.

Насилие человека разительно отличается от насилия животных, которые очень редко убивают просто так. Животные обычно нападают на жертву для того, чтобы получить пищу или отогнать (уничтожить) соперника из-за самки или территории. Животные, возможно, нападают для получения удовольствия от страданий и мучений жертвы, но нет среди них садистов. Э. Фромм приводит убедительный пример с кошкой, которая играет с пойманной ею мышью, но не для того, чтобы получить удовольствие от страха жертвы, а из потребности в игре. Точно так же она поступила бы с мотком шерсти. У человека все иначе, он может мучить и убивать ради получения удовольствия и убивать ради самого убийства, отсюда садизм и некрофилия, которые я рассмотрю позже. И еще: никто, кроме человека, не сможет убить так много людей — на войне.

Вот почему «зверская (или звериная) жестокость» не имеет под собой оснований. Но первобытные воины выставляли себя «свирепыми зверами», не только так называя себя, но и украшаясь звериными шкурами, головами, перьями хищных птиц, соответствующими рисунками и т. д. Наверное, они и сами чувствовали себя сильнее и увереннее от этого.

Следует также возразить в случаях, когда проявления жестокости в современном мире, чтобы показать ее особость, даже исключительность, сравнивают с доисторическими временами. Однако представляется, что для таких сравнений нет оснований, потому что жестокостям, например, немцев в Освенциме и других гитлеровских концлагерях, невозможно найти аналоги в первобытном обществе. К тому же в древности, например, у народа майа (современная Мексика) насилие во многом носило ритуальный характер, людей приносили в жертву богам. Конечно, и масштабы насилия в разных эпохах разные. Учитывая процесс глобализации, рост вооруженности государств и наличие оружия массового поражения, можно прогнозировать рост всеобщего насилия, но необходимо учитывать тот факт, что указанное оружие имеет мощный сдерживающий потенциал. Сейчас в Западных странах имеет место взрыв насилия в виде весьма многочисленных местных бунтов. Они вызваны конфликтами совместно существующих, но разных, чуждых друг другу культур: коренного белого населения и афроамериканцев и арабов в США, белого населения и африканских и арабских мигрантов в Европе. Даже в США, в которых афроамериканцы живут с белыми не одно столетие, они не стали с ними одной нацией. В аспекте культуры они чужды друг другу.

Что касается так сказать обыденного насилия (в западных странах вне бунтов, но это очень условно), то оно, скорее всего, снижается, хотя достойных доверия сведений у нас всегда недостаточно. Все это можно сказать и о России.

В науке неоднократно предпринимались попытки выделить отдельно все насильственные преступления, объединив их в одну группу. Обычно это удавалось в учебниках по криминологии, но и там все виды уголовно наказуемого насилия обычно не рассматривались, их оказывалось слишком много. Сравнительно недавно появился особый термин — гомицид — как отдельна

...