Thomas Gray / Томас Грей
Born 26 December 1716 / Родился 26 дек. 1716
Died 30 July 1771 / Умер 30 июля 1771
Elegy Written in a Country Church Yard
The Curfew tolls the knell of parting day…
Элегия, написанная на сельском кладбище
Светлой памяти моего отца Николая Епифановича
Отходит день под гул колоколов,
Мычанье стада в вязкой тишине,
И пахарь, тяжкой поступью, готов
Весь мир оставить сумраку и мне.
Смеркается. Окрестный вид тусклей;
Во всём разлит торжественный покой;
Лишь кружит нудный жук среди полей,
Дремотно звякает отара за рекой.
На тех, кто, неизвестно что ища
В ее владеньях, ждет восход луны.
Вон там, где вяз морщинистый укрыл
То, что земля навеки приняла,
Там, вспучив дерн над каждой из могил,
Спят патриархи здешнего села.
Ни утром благовонный ветерок,
Ни ласточек базар из-под стропил,
Ни петуха пронзительный рожок
Не смогут их поднять из тех могил.
Им не присесть у жарких очагов
Под хлопотанье жен по вечерам;
Не встретит детский визг приход отцов,
Завидные объятья, лепет, гам.
Как часто их серпам сдавалась рожь,
Плуг бороздил упорные поля,
Их топоры лесам внушали дрожь,
Упряжка мчалась, весело пыля!
Пускай смешны Тщеславным тяжкий труд,
Уют семейный, весь невзрачный рок;
Пускай надменно Знатные прочтут
Историю нужды из пары строк.
Старинный род и царственный венец,
Всё: красоту, богатство и почет —
Неотвратимо ждет один конец:
И славный путь в могилу лишь ведет.
Вы, Гордецы, не ставьте им в вину,
Что Память им Гробниц не возвела
Там, где взрывает нефа тишину
Колоколов под сводами хвала.
Чтó, пышность урн и пурпур на гробах
Вернут назад прочь отлетевший дух?
Чтó, Чести зов поднимет мирный прах
Иль тронет Лесть бесстрастной Смерти слух?
Возможно, здесь, в забытом уголке,
Небесный пламень в сердце отпылал;
А мог бы скипетр быть зажат в руке
И лира, о которой мир не знал.
Но свиток Знаний, временем полня́сь,
Своих богатств им так и не раскрыл;
Их благородный пыл в Нужде угас,
Их дух блаженный скован Ею был.
Несметно самых чистых жемчугов
Пучины океанские таят;
Несчетные цветы глухих лугов
Лишь ветру расточают аромат.
Здесь местный Гемпден, кто бесстрашно встал
В защиту тех, кого тиран давил,
Здесь Мильтон спит, что славы не сыскал,
И Кромвель, не запачканный в крови.
Овации сената вызывать,
С презреньем к смерти славный путь торить,
С улыбкою щедроты рассыпать,
Историю Отечества творить
Им рок не дал: но положил в удел
Не в преступленьях, в праведности жить;
Не дал путь к трону выстлать грудой тел,
От милосердья сердце затворить;
Отбросить правду, как ненужный груз,
Всех угрызений совести лишить
И, распаля в кадиле пламень Муз,
Храм Роскоши и Чванства окурить.
Вдали от сумасшествия толпы
Их трезвые желания вели
Долиной тихой жизни вдоль тропы,
Где предки их несуетные шли.
Чтоб эти кости спрятать от стихий,
Надгробия непрочные стоят:
Нескладные скульптуры и стихи —
Хоть кратким вздохом дань отдать моля.
Их имена и даты, без затей
Начертанные, — вот и весь почет;
Заветы книг священных на плите —
Как смерть принять, когда твой час придет.
И кто, Забвенья жертвой становясь,
Покорно покидая мир тревог,
С чудесным теплым днем теряя связь,
Прощальный долгий взгляд сдержать бы смог?
Душа, прощаясь, тянется к родной,
Глаза, смежаясь, жаждут слез живых;
И в наших Углях — их Огонь былой,
И за могилой слышен голос их…
А ты, кто в память тех, кто здесь почил,
Поведал нам о скромной их судьбе…
Той, родственной душе, что, меж могил
Бродя в раздумьях, спросит о тебе,
Пастух седой, возможно, скажет так:
«С утра нам попадался часто он,
Сбивал росу его поспешный шаг,
Он встретить солнце шел на горный склон.
Там, у корней, что тот упавший вяз
Причудливо вплетает в высоту,
Он мог до полдня, праздно развалясь,
Быть погружен под шум ручья в мечту.
То шел он побродить вон в тот лесок,
В фантазии с улыбкой погружён,
То, весь поникший, бледно-одинок,
Чах от забот, сох от любви ли он.
Однажды утром был пустынен луг,
Привычный склон, любимый вяз, родник.
И день, и два прошли. Нигде вокруг
Его печальный облик не возник.
На третий — плач, и, в траур облачась,
Его к погосту, видим мы, несут.
Прочти (коль ты умеешь), помолясь,
Чтó старый терн укрыл на камне тут».
Эпитафия
Здесь он лежит на лоне у Земли,
Ни Славе, ни Фортуне незнаком,
Раздумья в нем послушника нашли,
С рожденья к Меланхолии влеком.
Чувствителен душой, не скуп дарами,
Вознагражден за это Небом был:
Он дань отдал страданию — слезами,
Он друга (всё, что жаждал) получил.
Достоинства и слабости певца
Последнее пристанище таит
(Там все они, едины для Творца)
С надеждой робкой — Бог за всё простит.
Элегию переводили также Р. Бадыгов (усеченный вариант из шести строф), П. Голенищев-Кутузов, В. Жуковский и С. Черфас (https://stihi.ru/2006/08/21-219?ysclid=lnfza1iue281759083).
