Сборник рассказов в стиле, который автор назвал «Субъективным реализмом». Эти рассказы — о любви, творчестве, времени. Они полны метафор и иносказаний, игры слов и полутонов. Автор продолжает традиции Хулио Кортасара, делая при этом свой собственный вклад в современную прозу.
Дәйексөздер3
Не помню, когда именно — собравшись в путь или добравшись до сияющего сарая без вида, — когда именно я понял, что свой сарай можно любить потому, что он свой, и не любить — по той же причине.
«Причина не слишком весомая, — заметил он. — Думается, столь эфемерный аргумент нуждается в усилении».
Я уверенно покачал головой. Аргументировать можно всё, кроме любви или нелюбви к сараю. Говоря точнее, это чувство само находит аргументы, в равной степени веские вне зависимости от того, любишь ты сарай, или же ты сарай не любишь.
«Причина не слишком весомая, — заметил он. — Думается, столь эфемерный аргумент нуждается в усилении».
Я уверенно покачал головой. Аргументировать можно всё, кроме любви или нелюбви к сараю. Говоря точнее, это чувство само находит аргументы, в равной степени веские вне зависимости от того, любишь ты сарай, или же ты сарай не любишь.
«Самооправдание ненамного лучше самобичевания, — заметил он. — По сути дела, это одно и то же, ведь полностью самооправдаться тоже никогда не удаётся».
Когда-то он, ожидая моей восхищённой благодарности, взлетел выше птичьего полёта, но оттуда меня невозможно не то что разглядеть, а хотя бы заметить, — так чему же восхищаться и за что благодарить?
Полетать, что ли, и мне — мне ведь по чину, — чтобы с высоты полёта тех же птиц не замечать опостылевших мелочей? Увы, небо занято, двоим в нём можно лишь разминуться. Да и мелочей — всего нашего добра — нажито столько, что ничего другого, кажется, уже и не осталось. А добро всё наживается и наживается, не переставая…
Полетать, что ли, и мне — мне ведь по чину, — чтобы с высоты полёта тех же птиц не замечать опостылевших мелочей? Увы, небо занято, двоим в нём можно лишь разминуться. Да и мелочей — всего нашего добра — нажито столько, что ничего другого, кажется, уже и не осталось. А добро всё наживается и наживается, не переставая…
