Оглавление

Глава первая: Глубинный эхо-сигнал

Ледяное дыхание Байкала проникало даже сквозь титановый корпус и многослойную изоляцию научно-исследовательского судна «Верещагин». Стоял тот пронзительный, кристально-ясный февраль, когда сибирский мороз не просто охлаждал воздух, а выжигал его, делая хрупким и звенящим. Солнце, поднявшееся ненамного выше зубчатой кромки Хамар-Дабана, слепило глаза миллиардами алмазных искр, играющих на снежной целине и торосах. Озеро спало под двухметровым панцирем льда, но это был обманчивый сон гиганта.

В главной лаборатории судна, расположенной в его устойчивой подводной части, царила напряженная тишина, нарушаемая лишь монотонным гудением серверных стоек и прерывистыми щелчками клавиатуры. Воздух был насыщен запахом озонового воздуха, машинного масла и крепкого чая, стоявшего в немытых кружках на каждом свободном уголке.

Доктор геолого-минералогических наук Кирилл Игнатьевич Макаров, человек с лицом, изрезанным морщинами и непогодой куда больше, чем любыми эмоциями, неподвижно сидел перед главным монитором. Его руки, привыкшие к грубой работе с керном и каменными образцами, сейчас с неожиданной нежностью лежали на столе, лишь указательный палец правой время от времени совершал короткое движение, прокручивая бесконечные строки данных. На экране плясали спектрограммы, сейсмограммы и трехмерные модели донного рельефа, но его взгляд был прикован к одному-единственному графику.

— Опять, — его голос, низкий и хриплый от многолетнего курения, прозвучал неожиданно громко в этой тишине. — Иван, взгляни.

К нему подошел молодой, но уже с проседью в черных как смоль волосах, инженер-акустик Иван Щукин. Он сгорбился, внося в персональное пространство Макарова запах перегара и бессонной ночи.

— Эхо-сигнал? — спросил Иван, щуря воспаленные от усталости глаза.

— Не просто эхо-сигнал, — поправил его Макаров. — Аномалия. Импульс 7-Б. Тот самый. Пришел ровно через семнадцать часов и сорок две минуты после предыдущего. Периодичность, Иван. Сверхъестественная периодичность.

На графике был изображен сигнал, принятый глубоководными гидрофонами, которые команда «Верещагина» расставила на дне Байкала в рамках исследования тектонической активности Байкальского рифта. Сигнал был странным. Стандартный акустический импульс, посланный их излучателем, отражался от дна, неся информацию о структуре грунта. Но после основного, ожидаемого эха, следовал второй. Совершенно идентичный по форме и амплитуде, но запаздывающий ровно на 1.34 секунды. И приходил он не сверху, из толщи воды, а словно снизу, из недр земной коры.

— Глубина залегания по первичным данным? — пробормотал Иван, уже полностью погрузившись в цифры.

— Если верить этим данным, — Кирилл Игнатьевич язвительно хмыкнул, — то источник находится в мантии, на глубине километров двадцати. Что абсолютно исключено. Ни один известный геологический процесс не может дать такое чистое, такое идеальное эхо. И уж тем более с такой точностью во времени.

Они молча смотрели на экран. Эта аномалия преследовала их уже третью неделю. Ее окрестили «Импульс 7-Б» — седьмой по счету, «Б» — байкальский. Все попытки объяснить его с научной точки зрения проваливались. Теория инструментальной погрешности была отброшена первой — оборудование было сверхточным, многократно протестированным. Теория неизвестного газового кармана, резонирующего особым образом, — второй. Никаких газовых карманов там не было.

— Он ведет себя как… запись, — негромко сказал Иван, озвучивая мысли вслух. — Как будто кто-то или что-то записывает наш сигнал и тут же проигрывает его обратно. С небольшой задержкой.

— Не говори ерунды, — отрезал Макаров, но без обычной своей резкости. Потому что это была не ерунда. Это была единственная гипотеза, которая хоть как-то, на уровне интуиции, объясняла происходящее.

Дверь в лабораторию открылась, впуская струю холодного воздуха и начальника экспедиции, Анну Сергеевну Гордееву. Она была антиподом Макарова — молода, энергична, с острым, ясным взглядом и невероятной способностью добиваться финансирования для самых безумных проектов. Именно она продавила эту глубоководную экспедицию, убеждая чиновников из Академии Наук в потенциальных открытиях на дне древнейшего озера планеты.

— Ну что, копатели глубин, нашли нам очередной разлом, чтобы я могла попросить на него еще денег? — поинтересовалась она, снимая толстую меховую рукавицу и протягивая руку к радиатору.

— Нашли аномалию, Анна Сергеевна, — Макаров отодвинулся от монитора, давая ей взглянуть. — Ту самую. Периодичность подтвердилась.

Гордеева нахмурилась. Ее веселое настроение мгновенно испарилось, сменившись профессиональной собранностью. Она молча изучила графики, пролистала вчерашние и позавчерашние данные.

— Предлагаю варианты, — сказала она наконец, скрестив руки на груди. — Помимо версии про призраков.

— Вариантов нет, — развел руками Макаров. — Физически объяснимых — нет. Оборудование исправно. Мы проверили все. Несколько раз.

— Значит, надо смотреть не сверху, а… — Иван запнулся, подбирая слова.

— Изнутри? — закончила за него Гордеева. Ее глаза загорелись азартом первооткрывателя, тем самым огнем, который заставлял трепетать инстанции, выдающие гранты. — Спуститься туда? На «Мир-2»?

«Мир-2» был их главным козырем — глубоководным обитаемым аппаратом нового поколения, способным опускаться на максимальные глубины Байкала. Это была не просто машина, а гордость отечественного подводного кораблестроения, оснащенная по последнему слову техники, целиком и полностью — отечественной.

— Это единственный способ, — кивнул Макаров. Его скептицизм потерпел поражение перед лицом необъяснимого. — Мы должны увидеть это своими глазами. Взять пробы. Установить датчики прямо в эпицентре.

Решение было принято быстро. Гордеева, как всегда, работала на опережение. Через час был готов план погружения, проверены все системы аппарата, сформирован экипаж. В него вошли сам Макаров как научный руководитель и Иван Щукин как оператор комплекса гидроакустических исследований. Пилотировать «Мир-2» должен был опытнейший подводник, капитан судна Виктор Семенов, бывший моряк-подводник, знавший Байкал как свои пять пальцев.

Подготовка заняла остаток дня. Спуск назначили на утро. Ночь выдалась беспокойной. Кирилл Игнатьевич не сомкнул глаз, ворочаясь в своей каюте и прокручивая в голове все возможные и невозможные варианты. Его научный ум, воспитанный на строгих законах физики и геологии, отчаянно сопротивлялся. Аномалия не подчинялась законам. Она была искусственной. Или… живой. Оба варианта казались безумными.

Утро встретило их безмолвным морозным великолепием. «Мир-2», похожий на гигантского стального ската, уже был подготов