Оглавление

Часть 1. Неизвестные юристы Беларуси

Вместо предисловия

В этой книге собраны судьбы выдающихся личностей, чьи имена навсегда вписаны в историю права и юриспруденции Беларуси. Франциск Скорина, Лев Сапега, Казимир Лыщинский, Сымон Курович, Кастусь Калиновский, Винцент Дунин-Марцинкевич, Франтишек Богушевич, Владимир Спасович, Максим Богданович, Борис Утевский, Алесь Петрашкевич, Остафей Волович, Иоахим Литавор Хрептович, Андрей Волан…

Все они были юристами по образованию, призванию либо работе. Это главный критерий, который объединил их имена под одной обложкой. Все они олицетворяют собой не только юридическую мысль, но и стремление к справедливости, знанию и праву.

Эта публикация представляет собой сборник статей, и каждая из них проливает свет на уникальный вклад этих юристов в развитие правовой системы. Размышляя о жизни этих людей, вы откроете для себя не только их профессиональные достижения, но и личные истории, которые вдохновляют и заставляют задуматься о значимости права в обществе. Книга становится важным источником знаний для тех, кто интересуется правом, а также для всех, кто ценит стойкость, мудрость и преданность своим идеалам. Погрузитесь в мир юриспруденции сквозь призму жизни тех, кто изменил его навсегда.

Юридическая составляющая в их жизни — главный акцент книги, в которой в основном собраны статьи, опубликованные ранее.

Книга публикуется в авторской орфографии и пунктуации.

Автор

Глава 1. Лев Сапега и юбилей издания Статута ВКЛ 1588 года (ФАКТЫ: ТОП-20)

1. Почти 440 лет тому назад, был напечатан Статут Великого княжества Литовского, Русского и Жомойтского (ВКЛ), которое являлось средневековым белорусско-литовским государством.

2. Статут ВКЛ 1588 года представляет собой основной закон ВКЛ, он состоит из 14 разделов и 488 статей.

Для сравнения в действующей Конституции Республики Беларусь 9 разделов и 146 статей.

3. Статут ВКЛ 1588 года это по сути первая в мире напечатанная конституция. Он содержит нормы государственного (конституционного) права и судоустройства (1-4-й разделы), а также нормы брачно-семейного, земельного и гражданского права (5-10-й, частично 13-й разделы), уголовного и уголовно-процессуального права (11-12-й, 14-й, частично 13-й разделы). Для сравнения, нормы конституционного права отсутствовали в законодательной практике большинства европейских стран.

4. Статут ВКЛ 1588 года закрепляет принцип разделения властей на законодательную (сойм), исполнительную (великий князь, воеводы, старосты и т.д.) и судебную (Трибунал ВКЛ, земские, гродские и подкоморские суды). Великий князь — должность выборная, а не наследственная, его права были ограничены законом и соймом. Для сравнения: большинство европейских стран шли по пути абсолютизма с неограниченной властью монарха (Россия, Франция, Испания).

5. В истории ВКЛ Статут 1588 года был третьим по счету. Ранее принимались Статуты 1529 и 1566 годов. Именно поэтому последний их них часто называют Третьим Литовским Статутом. Однако такое название неверное, поскольку искажает смысл этого правового документа. Статут ВКЛ 1588 года завершил кодификацию права в средневековом белорусско-литовском государстве. При этом Статут не был кодексом в современном понимании этого слова, поскольку кодексы системно регулируют какую-то одну определенную отрасль права (например, Трудовой кодекс, Налоговый кодекс). Статут ВКЛ 1588 содержал нормы относительно различных отраслей права.

6. Статут ВКЛ 1588 года начал действовать немного позже, с праздника трех католических королей, иными словами с 6 января 1589 года.

7. Статут ВКЛ 1588 года применялся более 250 лет. Его действие было прекращено на территории Беларуси указом российского императора Николая Первого только в 1840 году. Для сравнения в период с 1918 по 1994 год в Республике Беларусь одна за другой сменили себя шесть Конституций.

8. Статут ВКЛ 1588 года закреплял статус старобелорусского в качестве государственного языка ВКЛ. Впервые эта норма появилась в 1566 году. Согласно нее писарь земского суда обязан вести делопроизводство на старобелорусском языке и только применяя кириллицу. Для сравнения, в большинстве европейских стран использовались нормы римского права, изложенные на латыни, непонятной большинству населения. Так например было в польском королевстве (см. например, Статут Яна Ласского 1506 года).

9. Одним из авторов и редактором окончательного текста Статута ВКЛ 1588 года был уроженец Витебщины подканцлер ВКЛ Лев Сапега.

10. Лев Сапега написал блестящие предисловия к Статуту 1588 год, которые до сих пор считаются образцами средневековой правовой мысли. В частности, он писал: «А если народу какому стыдно право своего не знать, особенно нам, не чужим каким языком, но своим собственным свои права записанные имеем и в любое время, когда нам необходимо к отражению всякой обиды, их можем знать».

11. По образному выражению Льва Сапеги «законы это и есть те самые узда и удила, которые будут сдерживать каждого наглеца от всякого насилия и произвола и не дадут возможности издеваться над слабыми и бедными и угнетать иx, чтобы не мог богатый и сильный вести себя так, как ему заблагорассудится».

12. Статут ВКЛ 1588 года был издан на личные средства Льва Сапеги, при этом у него было исключительное право на издание Статута.

13. Статут ВКЛ 1588 года закреплял положение, согласно которому ни чужеземцы, ни представители соседних народов (поляки, московиты и т.д.) не могли занимать государственные должности в стране, а только уроженцы ВКЛ.

14. Статут ВКЛ 1588 года устанавливал гражданскую дееспособность для парней с 18, а для девушек — с 13 лет.

15. Статут ВКЛ 1588 года устанавливал, что лица, которые не могли понимать характер своей деятельности («дурни», «шалёные»), полностью лишались гражданской дееспособности. В суде их права защищали законные представители (родственники и опекуны).

16. Статут ВКЛ 1588 года запрещал выступать в роли адвокатов судьям, подсудкам и писарям земским по месту их службы, также не могли быть адвокатами представители духовенства.

17. Статут ВКЛ 1588 года устанавливал, что незаконнорождённые дети права на наследство не имели.

К незаконнорожденным приравнивались и дети, от которых родители отреклись при жизни.

18. Лицам, которые ввиду бедности (вдовы, сироты) не в состоянии были нанять адвоката таковой предоставлялся за счет государства — бесплатно.

19. Условиями действительности завещания по Статуту ВКЛ 1588 года были свобода воли завещателя, его дееспособность, отсутствие в тексте завещания исправлений.

20. Статут ВКЛ 1588 года уже в 17—19 веках был переведен на польский, русский, украинский, немецкий, французский, латинский языки. Его до сих пор изучают в университетских курсах некоторых стран, включая университет Сорбонны (Франция). Статут ВКЛ 1588 года был в значительной степени использован при кодификации российского права (Соборное уложение 1649 года). Последнее обстоятельство очень сильно смущало советских российских ученых, которые изо всех сил вопреки здравому смыслу и фактам пытались это опровергнуть.

https://ilex.by/news/lev-sapega-i-yubilej-izdaniya-statuta-vkl-1588-goda/

Глава 2. Свод законов ВКЛ образца 1588 года

Посольство разделилось. Большая часть осталась в Бресте-Литовском, на границе Великого княжества, и в случае непредвиденного развития переговоров должна была лично возглавить сопротивление.

Лев Сапега отправился вместе с воеводой трокским Яном Глебовичем в древнюю столицу Королевства Польского Краков. Он еще не знал, что после этого путешествия его имя будут с гордостью произносить все сознательные литвины-белорусы на протяжении многих столетий. В этот день он пересекает не только границу Королевства и Княжества, он — на пути к бессмертию.

Создание новой редакции Статута ВКЛ — наиболее известный эпизод политической биографии Льва Сапеги. Про этот свод законов много писали правоведы, историки, филологи и просто любители истории. Тем не менее иногда в новейшей литературе встречаются досадные несуразности. Так, например, в некоторых изданиях утверждается, что приказ на руководство подготовкой третьего Статута ВКЛ Лев Сапега получил от великого князя Сигизмунда Вазы. Однако точно известно, что такого приказа Сигизмунд никогда не отдавал, потому как подобный приказ противоречил бы его воле. Только благодаря стечению обстоятельств в январе 1588 года Статут ВКЛ был утвержден новым королем и великим князем Сигизмундом. Разработка и утверждение Статута ВКЛ, действовавшего более двухсот пятидесяти лет, — одна из наиболее таинственных и славных страниц белорусской истории. Многие биографы Льва Сапеги достаточно подробно останавливаются в своих работах на этом эпизоде его жизни. Напомним лишь основные факты.

Как свидетельствуют исторические источники, работа над Статутом 1588 года началась еще в 1566 году. Практически сразу после утверждения второй Статут Великого княжества на Виленском вальном сейме, который состоялся 1 марта 1566 года, был признан несовершенным и требующим доработки. В 1568 году депутаты Гродненского сейма создали первую комиссию для исправления Статута. В ее состав вошли виленский католический епископ Валериан Протасевич, брестский воевода Юрий Тышкевич, жемойтский каштелян Мельхиор Шемет, брестский каштелян Ян Гайко, а также несколько других представителей шляхты. Перед статутовой комиссией была поставлена задача усовершенствовать его отдельные нормы. Однако из-за политических событий конца ХVI века работа над ним не была завершена. Белорусско-литовская знать и рыцарство, обескровленные десятилетней войной между Великим княжеством и Московией из-за Ливонии (Прибалтики), ради военной поддержки со стороны Польши вынуждены были пойти на заключение с ней государственно-политического союза (Люблинской унии), чего поляки издавна добивались.

10 января 1569 года великокняжеские и польские депутаты, а также правительства обоих государств съехались в Люблине на общий сейм, чтобы решить вопрос о принципах объединения. После полугода ожесточенных дискуссий в начале июля 1569 года послы Великого княжества во главе с Остафеем Воловичем и Яном Ходкевичем ради спасения Отечества от московского нашествия вынуждены были подписать акт унии с Королевством Польским на чрезвычайно унизительных для белорусско-литовского государства условиях.

Заключительный акт унии предусматривал образование единой страны. На это однозначно указывали его третья и четвертая статьи. В них говорилось, что Королевство Польское и Великое княжество Литовское являются единым и неделимым телом, образуют единую Речь Посполитую, в которой слились два государства и два народа. Этим единым народом с данного момента и на все времена в дальнейшем будет управлять один государь, единый общий король, избранный совместно голосами поляков и литвинов.

В соответствии с Заключительным актом унии Великому княжеству запрещалось иметь свое правительство, финансы, валюту и сейм. Кроме того, согласно указанному документу ликвидировалась граница между Королевством Польским и ВКЛ. Полякам разрешалось приобретать имения, земельные наделы и государственные должности на территории Княжества, а жителям Княжества — в Польше.

При подписании Заключительного акта унии 2 ноября 1569 года был утвержден дополненный состав статутовой комиссии, перед которой ставилась цель привести законодательные нормы Великого княжества в соответствие с польским правом, учитывая нормы подписанной унии. То есть речь шла не о законодательном оформлении федерации или конфедерации, а об отмене законов Великого княжества. За этим неизбежно последовало бы уничтожение независимого белорусско-литовского государства. В состав новой статутовой комиссии не вошло ни одного поляка. Это обстоятельство давало литовским панам-раде шанс со временем защитить свою свободу от посягательств Польши. Благодаря исключительно белорусско-литовскому составу комиссия, которая умышленно не спешила выполнять поручение сейма 1569 года, ссылаясь на войну с Московией как на уважительную причину, смогла затянуть время и тем самым фактически затормозить на значительный период приведение законов Княжества в соответствие с законами Королевства Польского. Подобные приемы не могли использоваться бесконечно. Однако со временем необходимость в этом отпала сама собой.

7 июля 1572 года умер король польский и великий князь литовский Сигизмунд Август, который вынудил своими действиями Яна Ходкевича со слезами и на коленях подписать Заключительный акт унии. Первый период бескоролевья длился более полугода. Затем, после непродолжительного правления французского принца Генриха Валуа, начался второй. Эти события для Великого княжества как раз пришлись ко времени. Несправедливые и насильственные решения Люблинского сейма были оставлены без внимания, время было выиграно, критическая ситуация для ВКЛ миновала.

В 1576 году престолы Великого княжества и Польши занял семиградский воевода Стефан Баторий, который признал за белорусско-литовским государством независимость, что удостоверяла его грамота от 8 июля 1576 года. В ней новоизбранный монарх заявлял: «Сохранение прав, вольностей и свобод Великого княжества Литовского мы закрепили нашею клятвой». Данные обстоятельства коренным образом изменили направление и характер деятельности статутовой комиссии. С этого момента она начала активно вырабатывать законодательные нормы, которые защищали политический и экономический суверенитет ВКЛ. Статутовую комиссию в этот период сначала возглавлял Николай Радзивилл Рыжий, а затем Остафей Волович. Для последнего, в качестве подканцлера присутствовавшего на Люблинском сейме, исправить несправедливость унии 1569 года было делом чести. Но великий канцлер Остафей Волович хорошо понимал, что это возможно только в чрезвычайных условиях: или Королевство Польское попадет в затруднительное положение, или престол в Речи Посполитой займет сторонник независимости Великого княжества. Удобного момента пришлось ждать почти двадцать лет. Все это время не приостанавливалась работа над новым сводом законов.

Во времена царствования Стефана Батория статутовая комиссия добилась определенных успехов еще под руководством Николая Радзивилла Рыжего. Уже через два года после избрания королем и великим князем С. Батория комиссия представила Генеральному вальному сейму 1578 года целый ряд поправок, которые большинством голосов были приняты и объявлены в постановлении сейма. Одна из важнейших подтверждала независимость Княжества и запрещала иностранцам, прежде всего полякам, занимать в пределах белорусско-литовского государства духовные и гражданские должности, а также покупать на территории ВКЛ земли и имения.

На Варшавском сейме в 1578 году были также уточнены отдельные нормы уголовного права. Позже, на вальных сеймах в 1579 и 1580 годах, статутовая комиссия предложила иные изменения и дополнения. Однако военные действия на восточных границах в 1579—1582 годах отодвинули вопрос об исправлении Статута на второй план.

Новый этап работы над третьей редакцией Статута начался примерно с 1582 года. Он был тесно связан с деятельностью государственной канцелярии Княжества, великим канцлером которой был Остафей Волович. Именно он и Лев Сапега взяли в свои руки дело создания новой редакции Статута.

Отбросив идею образования единого унитарного государства, чего добивались поляки, Волович и Сапега в основу нового кодекса законов положили совсем другой принцип: Великое княжество Литовское является самостоятельным государством и вступает в отношения с Польшей на конфедеративных началах. Основательно пересмотрев нормы статутов 1529 и 1566 годов и обобщив все наработки примерно за последние шесть лет, подканцлер Лев Сапега к зиме 1587—1588 годов уже имел на руках практически завершенную рукопись Статута. Утверждение нового свода законов стало главным условием, которое шляхта Великого княжества ставила перед кандидатами на вакантный престол. Великий канцлер ВКЛ Остафей Волович умер в конце 1587 года.

Теперь уже перед Яном Глебовичем и Сапегой встала сложнейшая задача: вопреки мнению и без согласия Польши получить от будущего короля и великого князя санкцию на утверждение Статута. Кто же станет владыкой — Сигизмунд или Максимилиан? Свой голос Литва собиралась отдать тому из них, кто признает литовские условия и утвердит Статут. Сначала казалось, что преимущество за Максимилианом. Габсбург во главе одиннадцатитысячного войска 16 октября подошел к Кракову, а Сигизмунд Ваза находился в Пруссии. Максимилиан опередил своего противника. Однако последнего шага к короне сделать ему не дали. Краков защищали сторонники шведского принца во главе с Яном Замойским. Так и не вошел Максимилиан в город и не короновался. Штурм, который провел эрцгерцог 23 ноября 1587 года, закончился поражением. Максимилиан отступил к силезской границе, но проигрыша не признал и готовился к новым сражениям. Положение способствовало миссии Глебовича и Сапеги. Пока ни одна из сторон не одержала окончательной победы, у литвинов был реальный шанс добиться своего. Большой политический опыт, личные связи при польском дворе Яна Глебовича и политическая рассудительность, знания в области законодательства, предвидение Льва Сапеги соединились для достижения поставленной цели. А неуверенность Сигизмунда (он даже хотел возвращаться в Швецию) и послушное подписание им Pacta Conventa об исполнении предвыборных обещаний позволяли надеяться, что он уступит и их требованиям.

Тем временем 9 декабря 1587 года Сигизмунд Ваза торжественно въехал в Краков. По большому счету Яну Замойскому было все равно, кого он посадит на престол, лишь бы самому удержаться у власти. Замойский спешил короновать Сигизмунда, и 28 декабря примас Станислав Карнковский возложил на голову шведа корону. При коронации присутствовала только половина коронных сенаторов. Значительная их часть примыкала к лагерю Максимилиана, другие боялись в опасное время выбираться из дома. Не прибыли на торжество и представители Пруссии и Литвы. В общем, коронация Сигизмунда, как, впрочем, и его избрание, была не вполне законной. По приезде в Краков Глебович и Сапега увидели, что с сокровищницы, где хранилась корона, сорваны литовские печати. Так что не только без согласия Литвы, но и прямо нарушая ее права, поляки короновали Сигизмунда. Подобное беззаконие оправдывало поведение литвинов. А действовать им пришлось расчетливо и хитро.

На первой же встрече Глебович выразил протест против избрания Сигизмунда и его коронации без участия представителей Великого княжества. При этом литвины предлагали условия, приняв которые Сигизмунд мог бы стать великим князем литовским. Условия эти были неприемлемы как для Польши, так и лично для Сигизмунда. Не по нраву ему пришелся пункт о признании заключенного Литвой с Московией перемирия. Это не совпадало с планами его отца. Шведский король задумал воевать с Московией и просил сына, если тот станет владыкой Речи Посполитой, не связывать себя мирными договоренностями. Да и сам Сигизмунд обещал полякам победную войну. А Литва хочет поставить крест на этих воинственных планах. Ни новый король, ни незаконный коронационный сейм, который состоял только из его сторонников, не соглашались на литовские условия.

Но литвины намеренно затягивали переговоры. Война между Сигизмундом и Максимилианом еще не окончилась. Если победит Максимилиан, то все договоры с Сигизмундом потеряют силу. Оснований для спешки не было. Недаром говорят: спеши медленно. Глебович и Сапега пристально следили за происходящим.

Литовские соглядатаи и разведчики были засланы в обе враждующие армии. Оттуда регулярно приходили известия. Приближался решающий день. Литвины сделали все возможное, чтобы первыми, в обход Сигизмунда и его окружения, получать новости с поля битвы. По дороге в Краков стояли смены лошадей. Свои действия литвины сохраняли в тайне. Наконец 24 января 1588 года под местечком Бычина в Силезии состоялась долгожданная битва. Армия Яна Замойского наголову разгромила войско Максимилиана. Эрцгерцог попал в плен.

Литвинские разведчики вскоре первыми принесли эту весть в Краков. Не спали, не отдыхали, меняли лошадей — и снова в путь. На полтора дня опередили они польских глашатаев. Наверняка эту гонку можно сравнить с подвигом марафонского бегуна. К сожалению, имен этих героев мы не знаем. На вершине событий были Глебович и Сапега, именно им предстояло распорядиться важнейшей информацией. Они первыми в Кракове узнали о победе войск Замойского. Вот удобный момент для удара в этой напряженной и хитрой дипломатической битве!

27 января 1588 года литовские послы заявили: если Сигизмунд Ваза и коронационный сейм не примут условий Великого княжества, то они, не признав Сигизмунда Вазу великим князем литовским, оставят Краков. Это был ультиматум! Решительность литвинов напугала Сигизмунда и его соратников. Не зная о победе Замойского и страшась перехода Литвы на сторону Максимилиана, коронационный сейм уступил литовским требованиям и принудил согласиться на них Сигизмунда Вазу.

Сигизмунд признал перемирие с Московией, обещал передать половину Ливонии Литве и, не углубляясь в содержание, принял новый Статут. Это была одна из самых ярких побед в истории литовской дипломатии. За поражение на Люблинском сейме у поляков был взят реванш — да еще какой! Статут восстанавливал во всей полноте политические потери Литвы при унии. 28 января 1588 года росчерком пера Сигизмунд утвердил Статут 1588 года, тем самым узаконив существование Речи Посполитой как конфедерации двух государств. Литовский взгляд на унию победил. В тот же день литовское посольство от имени ВКЛ принесло присягу Сигизмунду Вазе как великому князю литовскому. В свою очередь и Сигизмунд дал клятву послам в сохранении и умножении прав, свобод и вольностей Княжества.

«Этот Статут права Великого княжества Литовского, заново исправленный, этим привилеем нашим утверждаем и всем сословиям Великого княжества Литовского к употреблению на все последующие времена выдаем», — эти слова звучали на всех площадях ВКЛ.

Вечером поляки узнали о поражении Максимилиана. Но было уже поздно что-то менять. Дело сделано — Литва добилась своего. Хочешь не хочешь, но поляки вынуждены были смириться.

На балу по случаю примирения сторон и коронации Сигизмунда к Сапеге подошел коронный канцлер и гетман Ян Замойский. Поздоровался, поскольку понимал, что подканцлер литовский имеет все шансы занять пустующее (после смерти Остафея Воловича) место канцлера великого литовского. Вероятно, придется работать вместе.

Замойскому, в очередной раз вырвавшему победу у судьбы на поле брани, не терпелось позлословить по поводу способа, которым Сапега добыл свою. Он произнес нечто изысканно-уничижительное. Сапега давно подготовился к такому словесному поединку: «Победы куются не только оружием, но и хитростью. И такие ничем не хуже полученных на поле боя. Как говорили в древности, где львиная шкура коротка, там можно удлинить ее лисьей».

Опытному политику неприятна и досадна была шутка молодого подканцлера. Замойский продолжал: «Ишь ты, яйца курицу учат. Ну хорошо, Сапега, пусть и твоя свинья войтом будет. Планы у тебя, как я посмотрю, грандиозные, только помни: с неубитой лисы шубы не шьют». Дожидаться ответа он не стал. Запускать шпильки они были способны в равной степени. Вряд ли мы ошибемся, если предположим, что в этот момент лукавая усмешка мелькнула на лице Сапеги.

Ян Замойский и Лев Сапега никогда не были друзьями и не могли ими стать. Причин тому множество: разный возраст, статус, влияние на государственные дела… Подобно одинаково заряженным полюсам магнита, они отталкивались друг от друга. Когда эйфория от удачной поездки в Краков прошла, Сапега увидел, что трудностей меньше не стало. В политических правах его страна была восстановлена, в территориальных — нет. Предстояло много и тяжело работать, чтобы мечты превратились в реальность. Однако первая судьбоносная для страны победа Льва Сапеги вселила в него веру в свои силы, придала энергии для дальнейших дел.

(глава из книги «Ясновельможный пан Лев Сапега»)

Глава 3. Лис на льду, или Издание Статута

Безрадостно началось царствование Сигизмунда Вазы. Велик и страшен был год 1588-й от Рождества Христова — именно так его описывают белорусские хронисты.

«В год 1588-й на Королевстве Польском шведский королевич Сигизмунд был коронован в Кракове в день Вознесения Христова. В то же время похоронили тело короля Стефана Батория. Не много Господь Бог способствует, города умножает или спокойствие дарит в тех случаях, что начинаются не с Божьего благословения и знатных панов-рады наших, а из женского каприза.

Теперь же, в царствование государя нашего Сигизмунда, загорелись великие и знатные господа лютой ненавистью друг к другу, начался отход от веры, небывалые гонения обрушились на святую церковь Христову, а больше на веру православную, христианскую. Отбросив первенство Христа, Спасителя нашего, ставят на его место первым Петра и святейшего папу. Были в это время войны разные с государем валашским, с королем шведским, с казаками запорожскими, опустела земля, осиротела. Годы настали ненастные, неурожайные, кругом голод великий, дороговизна, моровая язва. Стало все неладно, безотрадно.

В Вильно, в Киеве и средь других народов великий мор свирепствовал.

В год 1588-й от седьмой субботы до Рождества Христова непогода стояла великая. Летом дожди не шли, а по осени — снега не было, только ветер с дождем лютовали. Осенью на Святые Покрова большое наводнение случилось, по лугам вода пошла, будто весной. До Рождества Христова самого на Днепре вода прибывала и из берегов выходила. В тот же год, января 18-го, после дня святого Афанасия на третьи сутки дождь полил, даже снег сошел. Было тепло по-весеннему — пастухи в бор скотину выгнали пасти, а потом через три недели снова лютая зима».

Напряженным этот год был и для Льва Сапеги. При избрании нового монарха подканцлер поначалу сделал ставку на Федора Московского. Дорого ему придется заплатить за эту ошибку. Кажется, после коронации Сигизмунда политической карьере молодого литвина придет конец. Между новым королем и его подчиненным неустанными стараниями поляков разверзается глубокая пропасть. Двусмысленное положение Сапеги среди панов-рады литовских исправлено им в последний момент. Только благодаря невероятным уловкам Сапега улучшил свои отношения с Радзивиллами — некоронованными королями Княжества.

Издание нового свода законов достойно хорошей награды, но Сигизмунд, которого провели как мальчишку, хорошо запомнил имена обидчиков. Вся злоба на литвинов из-за нового Статута, душившая поляков, была выплеснута на подканцлера. Настроениям поляков поддался и Сигизмунд. Он не хочет ни слышать, ни видеть этого литвина. Ему есть за что гневаться на Литву. Об атмосфере краковского двора Сапега сообщал Криштофу Радзивиллу Перуну: «Очень усилились паны-поляки победой над Максимилианом и стали особенно пренебрежительными к народу литовскому, говоря: чтобы эта новость пришла перед окончанием наших дел литовских и присягой королевской, не позволили бы нам ни тех постулатов наших, ни половины Ливонской земли. Пан Асецкий, посол от армии, именем гетмана и всего рыцарства доказывал, что мы (литвины) к земле Ливонской никакого отношения не имеем. Он достаточно уничижительно народ литовский вспоминал. Этого я не желал слушать, поэтому ушел прочь. Вакансии литовские все были розданы прежде, чем мне об них пришлось пообщаться, да и посоветоваться со мной король не хотел».

Для самого Льва Сапеги вопрос, достанется ли ему вакантная должность канцлера великого литовского, был принципиальным. Он прилагал огромные усилия, чтобы, несмотря на всяческие препятствия, первому из своего рода получить эту должность, советовался с Радзивиллами, писал письмо к королеве Анне, вдове Стефана Батория и родной тетке Сигизмунда. Кстати, официально она была соправительницей их обоих. Сапега боролся как мог, но, кажется, подвижек в этом вопросе не предвиделось.

Время шло, а конфликт никак не разрешался. В письме от 17 февраля 1588 года, почти сразу после коронации, литовский подканцлер сообщает первому дворянину Княжества воеводе виленскому Криштофу Радзивиллу Перуну: «Король говорит, что больше полякам обязан, нежели Литве, так как ему поляки более симпатий показали, чем Литва. И не только так говорит, но так и поступает. Уже поляки у нас больше имеют, чем сама Литва. Литвину сейчас откажут, а поляку тут же дадут. Для этого сообщаю Вашей милости, если какая вакансия откроется в Литве, то все полякам хочет давать». И к разбору дел Княжества Сигизмунд не хотел приступать. Такой важный вопрос, как подтверждение перемирия с Москвой, он затянул на месяцы. Сапега написал грамоту, перевел ее на польский язык, чтобы Сигизмунд ознакомился, а великий князь даже в руки ее не брал. Ежедневно подканцлер слышал один и тот же ответ: «Еще не читал». Видимо, не о мире думал владыка, а о войне. Гневался на Москву и хотел ее бить. Как тут поступить? «Уж не знаю, что дальше делать, — признается Сапега. — Трудно мне одному против государя и польских панов, которым за большую честь угодливостью и услужливостью нравиться своему господину. Пытаюсь удержаться, как лис на льду, но если сил более не будет, разве что с каким протестом уеду домой». Подканцлер был упорный, и, чтобы избавить себя от его чрезмерной настойчивости, Сигизмунд отказывал ему в приеме.

Полгода Сапега не получал аудиенции с великим князем и в конце концов потерял всякое терпение. Уже 7 июня 1588 года он пишет Криштофу Радзивиллу Перуну: «Не только я сам, но и весь наш народ унижен королем. Живу здесь лишь ради проформы, аудиенции никак не могу добиться, поэтому и не желаю далее пороги обивать».

Прошло еще чуть больше месяца, и подканцлер в середине июля 1588 года принимает решение покинуть королевский двор. «Не хочу, — категорически заявлял он, — быть pro forma при дворе и слушать оскорбления, там правит придворная камарилья, а государственные мужи не нужны».

Время шло, а положение не улучшалось. По-прежнему Сигизмунд не подпускает к себе литовского подканцлера. По-прежнему выказывает враждебность к Литве. Напрасно успокаивал Криштоф Радзивилл Перун Сапегу, мол «король, кажется, уже лучше стал относиться к нашему народу». Сапега разочаровался в новом великом князе. С грустью вспоминает он времена, когда фортуна была на его стороне, когда мог он работать рядом с выдающимися людьми: Стефаном Баторием, Остафеем Воловичем. Однако нет того, что было раньше, нужно приспосабливаться к новой действительности. Избранный король совсем не походит на знаменитого предшественника.

Когда на элекционном сейме новый король польский и великий князь литовский Сигизмунд Ваза впервые предстал перед своими подданными, они горячо кричали ему «виват», провозглашали здравицы, чередуя их с пальбой из всех видов оружия. Рыцарство и простонародье ждали бодрой приветственной речи в ответ. Высокое королевское слово было кратким и прозвучало негромко и невнятно. Все напряженно вслушивались, что же сказал король. В момент постижения монаршей речи раздался недовольный голос старого канцлера и великого гетмана Яна Замойского: «Что за немого дьявола мы себе привезли?»

Не слишком лестную характеристику дал первому представителю династии Ваз на польском троне бывший сподвижник удалого Батория-короля. Возможно, это всего лишь исторический анекдот, однако точно известно, что вновь избранный король толком не знал языков тех народов, которыми собирался управлять. Не блистал он и красноречием.

Веселым и жизнелюбивым полякам и литвинам не нравилось, что их государь вместо охоты, рыцарских турниров и пиршеств то наигрывает на клавесине, то радуется новым мелодиям придворного оркестра, то вышивает золотом, а то, как алхимик, колдует над колбами. На государственные дела времени у нового великого князя все как-то не хватало…

Несмотря на то что аудиенцию литовскому подканцлеру король не давал, польская сторона была против отъезда Сапеги из Кракова. Мало ли что может случиться. Зачем усугублять напряженность между странами. Немного проучили ловкого политика, чтобы знал свое место, да и ладно. Радзивиллам это было только на руку. Пока Сапега находится в кругу недоброжелателей, они устраивают свои дела. Некоронованным королям Княжества выгодно держать его на расстоянии, дабы самим распределять земли и прибыльные должности, и отъезд Сапеги из Кракова им ни к чему. Подканцлер должен остаться. И эта жертва оказалась не напрасной. Ситуация вскоре разрешилась полюбовно.

Турецкий султан не доволен коронацией Сигизмунда. Возникает если не угроза очередной войны, то внешнеполитическая напряженность в отношениях. Сигизмунд вынужден искать общий язык с Сапегой как с представителем Литвы при королевском дворе.

Великий князь приглашает подканцлера на аудиенцию, вежливо извиняется за все недоразумения и заново клянется вперед всегда строго исполнять свои королевские и великокняжеские обязанности. В знак примирения Сигизмунд торжественно вручает Сапеге привилей, которым дарует ему одному право на издание Статута, Сапеге же только того и надо: «Этим письмом повелеваем, чтобы никто другой не осмелился позволить себе печатать и издавать статуты Великого княжества, кроме Льва Сапеги или тех лиц, кому он сам поручит». Ослушавшимся грозит конфискация всех напечатанных книг и штраф пять тысяч венгерских флоринов. Одна половина этой суммы будет направлена в королевскую казну, а другая — Льву Сапеге.

Пустыми обещаниями непоследовательного монарха Сапега был сыт по горло. Теперь он окончательно убедился, что только издание нового Статута и обязательное исполнение его статей всеми гражданами Княжества, и в первую очередь великим князем, положит конец беззаконию и издевательству над жителями ВКЛ. Подканцлер торопится с подготовкой Статута к печати, жертвует на его издание собственные средства.

Сапега понимает: нарочито пренебрежительное отношение к нему лично, да и к новому своду законов белорусско-литовского государства, не что иное, как плата за обман при утверждении Статута. Исправить ситуацию и изменить отношение к себе королевского окружения и всего народа Княжества можно только сделав нечто значительное, что заставит население Княжества уверовать в его профессионализм, вернет уважение к его личности.

Таким делом могло стать издание Статута. Несмотря на подписание королем, Статут не сразу начал использоваться в судебной практике на местах. Объяснялось это просто: во-первых, его там банально не было, а во-вторых, вступление в силу предусматривалось в начале 1589 года.

Перед Сапегой, который имел монопольное право на издание Статута, вставала проблема организовать опубликование нового свода законов. Нужно было сделать это как можно быстрее. Ведь даже сам Сигизмунд, забыв свои обещания и невзирая на статьи только что подписанного им Статута, всячески нарушал права белорусско-литовской шляхты и раздаривал земли и должности в Великом княжестве преимущественно полякам.

Такое поведение короля давно пора пресечь. И действенной мерой может стать только закон. Поэтому с чувством гордости за хорошо выполненное дело Лев Сапега напишет в предисловии к Статуту: «Ради этого и созданы законы — те узда и удила, которые будут сдерживать каждого наглеца от всякого насилия и произвола и не дадут ему возможности издеваться над слабейшими и беднейшими и угнетать их; чтобы не мог состоятельный и сильный вести себя так, как ему заблагорассудится».

По заказу Сапеги в типографии братьев Мамоничей в Вильно был изготовлен оригинальный курсивный шрифт, который был подобен скорописи писарей великокняжеской канцелярии и подчеркивал все ее особенности. Этот шрифт должен был стать препятствием на пути чужеземной, прежде всего польской, культурной экспансии.

«Стыдно народу не знать своих законов, особенно нам, потому что не на чужом каком языке, а на своем собственном имеем писаное право», — указывал в том же предисловии к Статуту пан Сапега.

В июле 1588 года станки уже стояли с набранным шрифтом. 13 июля Сапега сообщил Криштофу Радзивиллу Перуну: «Статут уже приказал печатать по-белорусски. Хотел бы его издать и по-польски, однако если бы пришлось переводить слово в слово, в полном соответствии с белорусскими словами и сентенциями, то получилось бы не очень хорошо».

В этом самом письме Сапега жаловался Радзивиллу: «Люди и так без всякого основания находят, в чем на меня пенять; боюсь, что и это дело (издание Статута) кому-то не понравится… Хотел бы услышать Ваш совет. Я охотно издал бы при Статуте и королевские привилеи, но не все они для нас по своему содержанию подходят: в одних хорошее начало, а середина плохая, в других середина хороша, а начало или окончание неуместно. Не знаю, можно ли исключить то, что вредит нам, или нет?»

Этот факт свидетельствует о том, что после скандала с избранием Сигизмунда, истории с утверждением Статута Сапега повзрослел как государственный муж. Получив достаточно оплеух, он стал более осмотрительным. Подканцлер стремится заручиться поддержкой первого дворянина Княжества, а значит, и всего могущественного клана Радзивиллов.

Перестраховывается Сапега не зря. Он хорошо осознает, какую бомбу подготовил для Сигизмунда. А дело, собственно, вот в чем. Сигизмунд утвердил Статут с условием, что никакого вреда Люблинской унии нанесено не будет. Именно такую формулировку навязали поляки, чтобы нейтрализовать уловки Сапеги. Внести в Статут нежелательные привилеи — значит признать их законность для Литвы, то есть пустить коту под хвост все то, за что боролись Николай Радзивил Рыжий, Остафей Волович, да и он сам, Лев Сапега. По всей вероятности, с согласия Радзивилла Сапега не включает в Статут «вредные» привилеи. Вместо них он пишет два замечательных по своему содержанию предисловия — обращения ко всем сословиям ВКЛ от себя лично (цитаты из которого приводились выше) и от имени короля Сигизмунда Вазы (хотя второй явно был подготовлен изначально от имени Стефана Батория).

Предвидя, какой гнев вызовет у Яна Замойского и короля текст Статута, подканцлер решил заранее подсластить горькую пилюлю. 1 декабря 1588 года Сапега поспешно дописывает обращение к монарху. Он не жалеет льстивых слов для молодого короля. «Наияснейшему пану, — пишет Сапега, — пану Сигизмунду Третьему, Божьей милостью королю польскому, великому князю литовскому, русскому, жмудскому, мазовецкому, ливонскому и прочее и прочее; Божьей милостью господину и королю наследному шведскому, готскому, вандальскому и великому князю финляндскому, пану а пану, господину моему милостивейшему».

Кому же не понравится такое обращение — практически царь царей? Даже самому посредственному политику хочется, чтобы сумели разглядеть в нем будущее величие. Что уж говорить о Сигизмунде — принце по крови, королевиче по рождению. К месту сказанный комплимент доставляет удовольствие Сигизмунду, который хорошо помнит и то, как Ян Замойский прилюдно обозвал его немым дьяволом.

Далее Сапега делает небольшой экскурс в теорию права и историю, а потом снова переключается на похвалу: «Ваша королевская милость, наш милостивый государь, имя свое между нас восславил тем, что Статут новый позволил ввести».

Чувствуя, что очередная любезность несколько иронична, в конце обращения Сапега не останавливается перед неприкрытой лестью: «Чтобы Вашей королевской милости богобоязненное господство над нами здесь, в этом мире, привело к бессмертной славе и там, на том свете, было вознаграждено вечной жизнью». Снова литвинский ум и хитрость должны одержать верх над интригами и сопротивлением поляков.

Чтобы придать необратимый характер нормам Статута, в древнюю столицу Королевства Польского Краков направляется посольство. Его члены должны персонально вручить Сигизмунду экземпляр Статута. Одновременно во все судебные учреждения ВКЛ посылаются гонцы с новым сводом законов, по всем большим и малым городам разъезжаются великокняжеские тиуны — известить людей посполитых о его введении.

Согласно привилею Сигизмунда Вазы Статут 1588 года вступал в силу на католический праздник трех королей в следующем, 1589-м, году (6 января), то есть у Сапеги был целый год для того, чтобы напечатать Статут, а у чиновников судебной системы ВКЛ — чтобы получить его и должным образом изучить нормы.

Расчет подканцлера срабатывает и на этот раз. Прилюдно Сигизмунд не высказывает недовольства, но, уступая требованиям Яна Замойского, продолжает игнорировать некоторые статьи Статута. В первую очередь это касается назначения иностранцев (поляков) на государственные должности в ВКЛ.

Однако и сам Сапега способен проявить упрямство. Он пренебрегает подобными распоряжениями короля и не скрепляет государственной печатью те из них, которые противоречат Статуту. Соответственно, они не получают юридической силы. Противостояние подканцлера и короля продолжается. Сапега не любит оставаться в долгу.

Кстати, некоторые мимоходом и бездоказательно обвиняют Сапегу в том, что он монополизировал право на печать Статута, на чем заработал немалые деньги, то есть воспользовался изданием Статута для целей личного обогащения. Так и хочется спросить: немалые — это сколько? Только вряд ли сейчас это можно с точностью до последнего гроша установить.

В настоящее время известно о трех изданиях Статута на старобелорусском — 1588, 1592—1593 и 1594—1595 годов, с 1616 года Статут издавался на польском, латыни и иных языках. Утверждают, что тираж Статута на старобелорусском превысил четыре тысячи экземпляров. Это даже для наших дней немалая цифра. Но ведь Лев Сапега организовал тиражирование Статута ВКЛ за свои средства, то есть расходы на издание лежали именно на нем. А любые затраты должны компенсироваться. Не стоит также забывать, что в правовой традиции ВКЛ, не имевшего жесткого централизма, большинство государственных дел (кроме разве что военных, да и то с определенными исключениями) решалось через персональные поручения и делегирование полномочий, а платой служили либо имения (староства), либо прибыль от подобных акций. Поэтому обвинение Сапеги в незаконном обогащении абсолютно безосновательно. Подканцлер получил от государя Сигизмунда Вазы привилей на издание Статута и прекрасно справился с поставленной задачей. Поступления от продажи книги были платой за работу, так как системы должностных окладов в нашем понимании тогда не существовало.

Стоит отметить, что текст привилея писал, вероятнее всего, Лев Сапега — собственноручно и, кажется, в спешке, потому как допустил досадную ошибку. В Статуте указано, что штраф за его незаконное издание составляет 5000 тысяч (sic!) венгерских флоринов. Словами он не иначе как еще раз продублировал числовое значение величины штрафа, ведь предположить наличие суммы в пять миллионов у частного лица невозможно, эта сумма была равна годовому бюджету Османской империи — одного из самых могущественных государств того времени.

Как видим, ошибки допускают все, даже великие, другое дело — что это за ошибки, заслуживают ли они прощения и прощаем ли мы их.

Издание Статута вопреки нормам Люблинской унии — одно из значительнейших событий в истории ВКЛ. Говоря языком фактов, прежде всего стоит отметить, что Статут в течение двухсот лет считался одним из самых совершенных сводов законов в Европе и одним из самых демократичных. По сути, он был конституцией аристократической республики. Статут перевели на польский, немецкий, украинский, русский, латинский и французский языки. Один из историков права так оценил этот труд Льва Сапеги: «Он (Статут) завершил кодификацию права в Великом княжестве. По совершенству и логической завершенности ему не было равных в Европе того времени. А провозглашение идеи верховенства права в период феодализма свидетельствовало о зарождении новой государственно-правовой теории».

(глава из книги «Ясновельможный пан Лев Сапега»)

Глава 4. Юрист, который написал национальный гимн Беларуси

Когда-то давным-давно Владимир Высоцкий, размышляя об удивительных судьбах российских поэтов,

написал такие строки:

«Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт!

А если в точный срок — так в полной мере!

На цифре 26 один шагнул под пистолет,

Другой же — в петлю слазил в «Англетере».

В первом случае знаменитый московский шансонье (кстати, его предки по отцовской линии жили на территории Беларуси) имел в виду Михаила Лермонтова, погибшего на дуэли, во втором — Сергея Есенина, найденного повешенным. И пусть самоубийство последнего под большим сомнением, в данном случае нас интересуют не судьбы лучших российских поэтов и не сложные перипетии их жизни.

Нам интересна сама по себе эта магическая цифра «26», названная Владимиром Высоцким.

Цифра «26» в свое время сработала и в отношении Беларуси. И не однажды, ибо более 100 лет тому назад, весной 1917 года, в далекой Ялте еще один поэт уже совсем слабеющей рукой написал пророческое:

«У краіне светлай, дзе я ўміраю,

У белым доме ля сіняй бухты,

Я не самотны, я кнігу маю

З друкарні пана Марціна Кухты».

Поэт знал, что неизлечимо болен, и предчувствовал свою раннюю смерть. Так и случилось. Это были его последние строки. И шел ему только 26-й год.

***

В феврале 1917 года поэт уехал из холодного и промозглого Минска в Крым, на лечение. Он уехал, а в большой стране произошла сначала одна революция — буржуазно-демократическая, через некоторое время другая — социалистическая. Последнюю поэт уже не увидел. Он уехал и уже больше никогда не вернулся в город своего детства. Единственным утешением в Крыму ему служил скромно изданный прижизненный сборник стихов под названием «Венок».

Осмелимся уточнить, вопреки утверждению поэта, умирал он в полном одиночестве. Рядом не оказалось ни друзей, ни любимой девушки, ни даже родных. Только его «Венок».

Незадолго до своей поездки в Крым поэт написал еще одно стихотворение.

«Толькі ў сэрцы трывожным пачую

За краіну радзімую жах, —

Ўспомню Вострую Браму сьвятую

I ваякаў на грозных канях».

Многие до сих пор считают его неофициальным гимном Беларуси.

В начале 90-х годов прошлого века самый знаменитый советский рок-музыкант создал новый песенный цикл. Он также назывался «Венок». В основу цикла, как вы уже догадались, положены стихи поэта, который тихо умер в одиночестве в Ялте. Композитором выступил Владимир Мулявин, народный артист СССР. Его считают человеком, который покорил своим творчеством не только сердца многочисленных граждан СССР, но также и американцев, и даже лидеров «Битлз» Джона Леннона и Пола Маккартни. Утверждают, будто бы Джон Леннон сказал про «Песняров»: «Поют, как боги, играют, как дети». В ответ «Песняры» дружно пошутили: «Мы возьмем Леннона в свой коллектив только за большую взятку». Но это скорее всего вымысел. Однако Леонид Борткевич, лидер-вокалист «Песняров», в своих воспоминаниях рассказывает, что лично исполнил несколько песняровских мелодий в гостях у Джорджа Харрисона и тот остался вполне доволен.

Первая премьера нового песенного цикла состоялась не где-нибудь, а в США, в Нью-Йорке. «Песняры» Владимира Мулявина были в Америке в третий раз. Это были не большие гастроли, а целевые концерты. Первый из них проходил в Библиотеке ООН 31 октября 1991 года. А сама программа была приурочена к 100-летию со дня рождения поэта, которого к тому времени уже причислили к великим.

После возвращения «Песняров» из США программа «Венок» была показана в Беларуси только один раз — 9 декабря 1991 года, на сцене Белгосфилармонии. Напомним, что днем ранее — 8 декабря 1991 года — в Беловежской Пуще было достигнуты договоренности о денонсации договора об образовании Советского Союза.

Больше «Венок» «Песнярами» никогда полностью не исполнялся. И даже нотный материал программы был утерян. Программа «Венок» на отдельном диске в СССР не была выпущена. Длительное время она не издавалась и в суверенной Беларуси.

Прошло еще целых 26 лет, пока состоялась новая премьера программы «Венок». Это случилось 9 сентября 2017 года на городской площади у Минской ратуши. И была эта программа приурочена к празднованию 950-летия белорусской столицы. Затем программу «Венок» показали еще дважды: 10 декабря 2017 года и 12 января 2018 года. Первый показ был приурочен ко дню рождения знаменитого поэта. Второй раз — в день рождения Владимира Мулявина.

Параллельно в 2017 году был наконец-то выпущен компакт-диск с записью цикла «Венок» в исполнении ансамбля «Песняры» под руководством Владимира Мулявина.

И еще один факт, достойный упоминания. На юбилейном концерте «Песняров», посвященном 25-летию деятельности ансамбля, Владимира Мулявина поздравил Александр Лукашенко. В ответ юбиляр взял в руки гитару и исполнил «Пагоню» из цикла «Венок».

***

Так, о чем это я? Ах, да! Поэта, который тихо и в полном одиночестве умер в Ялте, звали Максим Богданович. Он был этнический белорус, коренной минчанин. В 1916 году, после 4-летнего курса обучения, Максим наконец-то закончил учебное заведение, которое в определенной степени можно считать элитным. Это был Демидовский юридический лицей (г. Ярославль), который давал высшее юридическое образование. Преподавали те же учебные предметы, что и на юридических факультетах российских университетов.

По словам отца, за время учебы Максим Богданович хорошо освоил французский, порядочно знал латынь, а немецкий, греческий и польский языки — поверхностно. Зато белорусский язык Максим выучил самостоятельно, про это отец отчего-то умолчал. Он называл сына слегка иронично: «белорусский Гомер». Большинство стихов Максима написаны по-белорусски, и лишь небольшая часть — на русском. Сам Максим желал учиться на филолога в Петербургском университете, но отец настоял на карьере юриста. На что сын всегда горячо возражал отцу: прокурором быть не хочу, адвокатом не хочу, судьей не хочу, хочу быть ученым или литератором. Так оно и случилось.

Последние зачеты за курс юридического лицея Максим Богданович сдавал летом 1916 года. Закончив его, вернулся в Минск. Он уже давно мечтал о возвращении на родную землю. Несмотря на то что тяжело болел, поэт много работал в Минском губернском продовольственном комитете и в Белорусском комитете помощи жертвам войны. За спешным своим отъездом из Ярославля аттестат об окончании юридического лицея он, по всей видимости, не забрал. И последний, надо полагать, сгорел вместе со всей лицейской канцелярией во время большого пожара в 1918 году.

Собственно говоря, аттестат ему и не понадобился. На дворе шла Первая мировая война, а жить ему оставалось около года.

И еще один интересный аспект, чисто юридический. Как утверждают, пятая часть выпускников Демидовского юридического лицея получали степень кандидатов права. Полагаем, что Максим Богданович ее не имел, ибо он не всегда учился на «хорошо» и «отлично». В его аттестате преобладали тройки. В общем там, где Максиму было интересно, он слушал преподавателей с открытым ртом. А там, где скучно и нудно, его рвение к подобным знаниям отсутствовало. Однако сейчас это уже не столь важно.

Сейчас у главного корпуса Ярославского государственного университета им. П. Г. Демидова стоит памятник не кандидатам права, а Максиму Богдановичу, великому белорусскому поэту, юристу по образованию.

https://ilex.by/news/diplom-v-ogne-ili-poslednij-shedevr-vladimira-mulyavina-iz-serii-neizvestnye-yuristy-belarusi/