автордың кітабын онлайн тегін оқу  Сесилия

Фанни Берни

 

 

 

Fanny Burney

CECILIA

 

Перевод с английского Анастасии Рудаковой

Серийное оформление и иллюстрация на обложке Екатерины Скворцовой

Оформление обложки Татьяны Гамзиной-Бахтий

 

Роман печатается с сокращениями.

 

Берни Ф.

Сесилия : роман / Фанни Берни ; пер. с англ. А. Рудаковой. — М. : Иностранка, Азбука-Аттикус, 2025.  — (Старая добрая...).

 

ISBN 978-5-389-301719

 

16+

 

Англия, 1779 год. Сесилия Беверли унаследует богатства дяди с одним условием: будущий муж должен взять ее фамилию. А пока дядя назначил опекунов, которые будут охранять наследство до совершеннолетия девушки. Но когда Сесилия переезжает из деревни в лондонский дом одного из опекунов, красивую, умную и богатую девушку немедленно окружают потенциальные женихи, и она оказывается в водовороте страстей и любовных интриг. Сесилия влюбляется в мужчину из знатной семьи, но их счастью препятствуют его родители, гордящиеся своим происхождением и древностью рода. Что делать влюбленным — навсегда отказаться друг от друга или пойти против традиций и предрассудков?
Роман печатается с сокращениями.

 

© А. А. Рудакова, перевод, 2025

© Издание на русском языке, оформление.
ООО «Издательская Группа
„Азбука-Аттикус“», 2025
Издательство Иностранка®

КНИГА I

Глава I

Путешествие

«Мир душам моих почтенных родителей, да будет благословен их прах, да не забудутся их добродетели! И пусть дочь их всю жизнь будет помнить об этой праведности, а перед смертью утешится тем, что эта память ею не запятнана!» С этой тайной молитвой единственная представительница семейства Беверли покидала дом своего детства. Слезы, вызванные печальными воспоминаниями, наполнили ее глаза и помешали бросить последний взгляд на родной город.

Прекрасной путешественнице, Сесилии, недавно пошел двадцать первый год. Ее предки были богатыми фермерами в графстве Суффолк, однако отец Сесилии, человек утонченный, вел уединенную жизнь помещика и не стремился приумножить унаследованное им состояние. Сесилия потеряла его в ранней юности, а ее мать ненадолго пережила мужа. Родители оставили ей десять тысяч фунтов и поручили ее заботам дяди — декана  [1] *** собора. У этого господина, в руках которого волей обстоятельств сосредоточились владения возвысившегося и разбогатевшего рода, она и провела предыдущие четыре года. Всего несколько недель назад этот последний родственник Сесилии умер, и она сделалась наследницей поместья с годовым доходом в три тысячи фунтов, но с одним условием: в случае замужества жених получит ее руку и богатства, только если возьмет и ее имя.

Многим обязанная своему состоянию, природе Сесилия была обязана еще бо́льшим: изящными формами, благородным сердцем, одухотворенными чертами лица, красноречиво свидетельствовавшими о здравомыслии и чувствительности.

До совершеннолетия мисс Беверли заботы о ней и ее состоянии декан возложил на трех опекунов, у одного из которых она по собственному выбору должна была поселиться. Но девушка мечтала пожить в сельской тиши, у своей престарелой приятельницы, которую знала и любила с детства.

Разумеется, дом декана ей пришлось оставить, и там водворился его нетерпеливый преемник. А Сесилию уже ждали в поместье ее великодушного друга — миссис Чарльтон, доброта и чуткость которой не оставляли девушке желать иного. Она поселилась здесь после похорон дяди и была не прочь остаться насовсем, но опекуны вынудили ее уехать. Девушка неохотно подчинилась. Ей пришлось проститься с друзьями юности и местом, где упокоились ее близкие. В обществе одного из опекунов и пары слуг она отправилась в путешествие из Бери в Лондон.

Сопровождавший ее мистер Харрел находился в полном расцвете сил и был беспечным светским повесой. Это не помешало декану назначить его опекуном, чтобы доставить удовольствие племяннице. Мистер Харрел был женат на любимой подруге детства Сесилии.

В дороге он прилежно старался рассеять меланхолию своей спутницы. Сесилия, в характере которой кротость сочеталась с чувством собственного достоинства и стойкостью, не позволила его добрым намерениям остаться втуне. Она послала воздушный поцелуй мелькнувшему вдали мирному холму, на котором стоял ее родной город, и попыталась выкинуть мысли о прошлом.

Однако ее душевный покой должен был подвергнуться новому, хотя и более легкому испытанию: впереди была встреча с еще одним другом и еще одно расставание. На расстоянии семи миль от Бери жил мистер Монктон, богатейший и влиятельнейший человек в округе. В его доме Сесилию с опекуном ждали на прощальный завтрак. Мистер Монктон — младший отпрыск благородного семейства — был человек способный, просвещенный и дальновидный. Врожденный ум он обогатил глубоким знанием мира, а тончайший дар постигать чужие характеры — талантом скрывать свой собственный. В молодости, страстно мечтая о достатке и власти, он женился на богатой и знатной вдове, чей преклонный возраст — шестьдесят семь лет — представлялся отнюдь не главным пороком. Нрав ее был куда омерзительней морщин. Большая разница в возрасте позволяла мистеру Монктону надеяться, что состояние, приобретенное с помощью этого брака, вскоре освободится от обременения в виде его владелицы, но корыстные мечты всё не сбывались. Он был женат уже десять лет, а супруга по-прежнему здравствовала и находилась в ясном рассудке. Впрочем, мистер Монктон не утратил бодрости и вкуса к радостям жизни и проводил время в изысканных развлечениях. В отношениях с женой он соблюдал внешнюю благопристойность и потому повсюду был принят и весьма уважаем.

Свои небольшие познания по части светских манер и нравов Сесилия получила именно в доме этого джентльмена, с которым ее дядя был близко знаком. Сесилия знала мистера Монктона полжизни. Когда-то в его доме ее баловали как прелестное дитя, теперь же ожидали как хорошую знакомую. Правда, она не часто бывала здесь, ибо с трудом выносила скверный нрав леди Маргарет Монктон. Зато эти визиты позволяли ей общаться со светской публикой, помогая освоиться на новой сцене.

Мистер Монктон, в свою очередь, всегда был желанным гостем в доме декана. Он видел перед собой создание, добавившее к преимуществам щедрого наследства юность, красоту и ум. Будучи много старше Сесилии, этот господин все же не достиг того возраста, когда ухаживания были бы уже неприличны. Ему стало казаться, что ее расположение к нему вполне могло бы превратиться в нечто большее. Он жалел, что из-за собственной алчности стал жертвой ненавистной супруги, и с каждым днем все пламенней желал ей смерти. Его встревожила кончина декана и огорчил отъезд Сесилии из Суффолка. Он опасался, что ее переселение в Лондон грозит ему множеством соперников, равных ему талантами и богатством, молодых, отважных, не связанных никакими узами и открыто ищущих ее расположения; к тому же дом мистера Харрела славился светскими увеселениями. Но мистер Монктон не пасовал перед трудностями и верил в собственные силы, поэтому решил следовать намеченному плану и обеспечить себе успех умелым обхождением и настойчивостью.

Глава II

Остановка в пути

Вто время у мистера Монктона гостило небольшое общество, собравшееся в его доме на Рождество. Хозяин, с нетерпением ожидавший приезда Сесилии, тотчас подоспел к карете. Он заметил грусть в лице девушки и очень обрадовался, узнав, что она не слишком торопится в Лондон. Затем они проследовали в утреннюю гостиную, где их ожидали леди Маргарет и его друзья.

Хозяйка дома оказала Сесилии холодный прием, граничивший с неучтивостью. Красота и жизнерадостность раздражали эту вздорную и ревнивую даму. Приметив частые визиты мистера Монктона в дом декана, она прониклась к Сесилии особенной неприязнью, а Сесилия, чувствуя эту неприязнь, но не догадываясь о ее причинах, старалась избегать леди Маргарет и втайне жалела о несчастливой судьбе своего друга.

Общество, собравшееся за столом, состояло из одной дамы и нескольких джентльменов. Среди джентльменов благодаря мундиру выделялся мистер Эресби, милиционный капитан  [2]. От этого молодого человека частенько можно было услышать слова «британский солдат» и «галантность». Он воображал, что эти понятия неразделимы. Еще один джентльмен, старавшийся привлечь к себе внимание назойливой развязностью, был мистер Моррис, молодой адвокат, добившийся успеха, искусно сочетая низкопоклонство с самонадеянностью. Было здесь и несколько соседей-помещиков, а также какой-то пожилой джентльмен, сидевший в углу, нахмурясь и словно никого не замечая.

Но главной фигурой собравшегося общества был мистер Белфилд — высокий, худощавый молодой человек, чье лицо было сама живость, а глаза искрились разумом. Отец предназначал его для торговли, но юноша, презирая это ремесло, бежал из дому и поступил в армию, однако, имея склонность к утонченным занятиям и стремясь к знаниям, обнаружил, что и этот путь не для него. Армия скоро ему надоела, он помирился с отцом и вступил в Темпл  [3]. Впрочем, будучи слишком непостоянным и ветреным, Белфилд мало преуспел и здесь. Теперь же, обладая небольшим и все таявшим состоянием, вызывая всеобщее восхищение, не заходившее, однако, дальше комплиментов, Белфилд вел неустроенную и беспечную жизнь.

— Я привел к вам воплощенную печаль в облике юной девы, которая огорчает своих друзей, лишь когда покидает их, — сказал мистер Монктон, входя с Сесилией в комнату.

— Если в ваших краях такова печаль, — промолвил мистер Белфилд, окинув девушку проницательным взглядом, — то кто пожелает взглянуть на радость?

Сесилия, посаженная рядом с хозяйкой, приступила к завтраку, и молодой адвокат Моррис преспокойно устроился рядом с ней, пока мистер Монктон рассаживал других гостей, приберегая место возле Сесилии для себя. Хозяин дома, проглотив досаду, некоторое время ждал, когда юноша наконец уступит ему стул, но тот ничего не замечал и не думал сдавать позиции. Обнаружив, что гость позабыл о такте и хороших манерах, сам мистер Монктон отнюдь не считал нужным следовать его примеру. Скрывая неудовольствие, он с деланой игривостью обратился к молодому человеку:

— Эй, Моррис, вы ведь любите рождественские забавы. Что скажете о «музыкальных стульях»?

— Охотно сыграю! — ответил Моррис и мигом пересел на другой стул.

— И я бы охотно сыграл, — воскликнул мистер Монктон, тотчас занимая его место, — если бы должен был пересесть с любого места, кроме этого.

Моррис, чувствуя, что его провели, все же засмеялся. А мистер Монктон обратился к Сесилии:

— Мы скоро лишимся вашего общества. Вы тоже как будто расстроены отъездом. Впрочем, за пару месяцев вы позабудете Бери и его обитателей.

— Раз так, — ответила Сесилия, — не следует ли предположить, что Бери и его обитатели тоже скоро меня забудут?

— О, тем лучше, — пробормотала леди Маргарет, — тем лучше!

— Мне жаль, сударыня, что вы так думаете, — воскликнула Сесилия, краснея от такой грубости.

— Вращаясь в свете, — заметил мистер Монктон, прикинувшись, будто не понял истинного значения слов своей жены, — вы поймете, что имела в виду леди Маргарет. Нынче принято бросать старых друзей ради новых знакомств, на тех же, кто пренебрегает этим правилом, смотрят косо.

— Какое счастье, — ответила Сесилия, — что я и мои незаметные поступки не привлекут внимания общества.

Вскоре завтрак закончился, мистер Харрел распорядился подать карету, и Сесилия поднялась с места.

Мистеру Монктону стоило некоторых усилий скрыть беспокойство, вызванное ее отъездом.

— Вероятно, — произнес он, беря ее под руку, — во избежание неприятных воспоминаний вы не позволите старому другу навестить вас в столице. Ведь скоро вы начнете жалеть о времени, напрасно потраченном в захолустье.

— Зачем вы так, мистер Монктон? — воскликнула Сесилия и, повернувшись к леди Маргарет, сказала: — Если ваша милость зимою появится в столице, могу я надеяться на честь засвидетельствовать свое почтение?

— Не знаю, поеду ли, — ворчливо ответила старуха.

Сесилия заторопилась, но мистер Монктон задержал ее, вновь выразив обеспокоенность предстоявшей поездкой.

— Знакомясь с людьми, держитесь поближе к своему спутнику; никогда не судите по внешности; не заводите поспешной дружбы; всегда давайте себе время оглядеться. Оставайтесь собой, и чем больше вы будете узнавать людей, тем сильнее будете радоваться, что не похожи на них.

— Ну, мисс Беверли, — усмехнулся мистер Харрел, — отважитесь ли вы теперь ехать со мной в столицу? Или мистер Монктон вас так застращал, что вы не рискнете продолжить путь?

— Если бы меня томила не горечь разлуки с друзьями, а волнение перед знакомством с Лондоном, я пустилась бы в путь с легким сердцем!

— Увы! Бедняжка! — внезапно воскликнул сидевший в углу старый джентльмен, устремив на Сесилию сочувственный взгляд.

Девушка вздрогнула, но остальные не обратили на старика никакого внимания.

По пути к карете мистер Монктон снова заговорил о позволении навестить мисс Беверли в городе. Мистер Харрел понял намек и просил мистера Монктона считать его дом своим. Это в точности отвечало желаниям последнего. Он попросил Сесилию обращаться к нему с доверием, после чего позволил карете тронуться с места.

Глава III

Прибытие

Как только дом Монктонов скрылся из виду, Сесилия вслух подивилась поведению сидевшего в углу старика, чье продолжительное молчание, необщительность и рассеянность возбудили ее любопытство. Мистер Харрел едва ли мог его удовлетворить. Он рассказал, что два-три раза встречал этого человека в обществе, где все считали его чудаком, однако не знает никого, кто был бы с ним знаком.

Путешествие подходило к концу, тревоги и печали, сопровождавшие Сесилию в его начале, сменились ожиданием приближавшейся встречи с любимой подругой. В детстве они с миссис Харрел вместе играли, в юности были школьными подругами. Обе обладали приятным нравом, однако на этом их сходство заканчивалось. Миссис Харрел не претендовала на острый ум, свойственный ее приятельнице, но была очень мила и покладиста, а потому вполне заслуживала привязанности, хотя не блистала исключительными достоинствами. Она не бывала в Суффолке со времени своей свадьбы, то есть около трех лет, и общалась с Сесилией лишь посредством писем. Недавно эта молодая дама вернулась из Вайолет-Бэнк (так мистер Харрел назвал свою виллу в двенадцати милях от Лондона  [4]), где провела Рождество в многолюдной компании.

Встреча была нежной и пылкой. После взаимных приветствий, любезностей и обычных расспросов миссис Харрел пригласила Сесилию в гостиную.

— Сейчас, — сообщила она, — ты увидишь нескольких моих друзей, которые с нетерпением ждут, когда их представят тебе.

— Мы так давно не виделись, и я надеялась провести первый вечер с тобой вдвоем, — заметила Сесилия.

— Я пригласила их, чтобы развлечь тебя, — ответила миссис Харрел, — так как боялась, что ты все еще грустишь по Бери.

Сесилия, решив, что это очень любезно со стороны Присциллы, не стала возражать и молча последовала за ней в гостиную. Но когда двери распахнулась, она поразилась, увидав ярко освещенную великолепную залу, заполненную нарядными, роскошно одетыми людьми. Сесилия, ожидавшая увидеть маленькое интимное общество, занятое светской беседой, невольно замерла и едва нашла в себе мужество войти.

Однако миссис Харрел взяла ее под руку, ввела к гостям и одного за другим представила их подруге. Сесилия вскоре поборола изумление и, сев меж двух девиц, попыталась сделать вид, что нисколько не смущена. Это оказалось нетрудно. Вскоре выяснилось, что компания не столь уж велика и гости держатся свободно, мало различая чины и ранги. Сесилия еще не бывала в Лондоне (слабое здоровье дяди не позволяло им наведываться сюда), но не чувствовала себя в обществе чужой. Она жила в уединении, но не в затворничестве. В доме декана она в течение нескольких лет была хозяйкой на обедах, дававшихся для первых людей графства. Оттого-то девушка поглядывала на своих соседок скорее с желанием заговорить с ними, чем с робостью. Однако старшая, мисс Лароль, была занята беседой с каким-то джентльменом, а безразличное молчание и важность младшей, мисс Лисон, отнюдь не воодушевляли Сесилию. Так, не занятая никаким разговором, всю первую половину вечера она провела, наблюдая за людьми.

Общество также не преминуло обратить на нее внимание. Дамы составили опись ее костюма и меж собой решили, что, будь у них столько денег, они одевались бы совсем иначе. Мужчины судачили, накрашена Сесилия или нет. Один из них дерзко утверждал, что она порядочно нарумянена.

Примерно через полчаса собеседник мисс Лароль вышел, и девица, внезапно повернувшись к Сесилии, воскликнула:

— Что за чудак этот мистер Медоуз! Заявил, знаете ли, что неважно себя чувствует и не пойдет к леди Найланд! Какая нелепость!

Сесилия, изумленная подобной бесцеремонностью, вежливо, но молча внимала своей соседке.

— Но вы-то там будете? — продолжала мисс Лароль.

— Нет, сударыня, я не имею чести знать ее милость.

— Так что! Миссис Харрел вас познакомит, леди Найланд пришлет вам билет, и вы сможете пойти.

— Билет? — повторила Сесилия. — Леди Найланд пускает гостей по билетам?

— Не поняли? — громко расхохоталась мисс Лароль. — Билет — это визитная карточка с именем. У нас их зовут билетами.

Сесилия поблагодарила ее за сведения, а мисс Лароль в ответ поинтересовалась, сколько миль мисс Беверли проделала в это утро.

— Семьдесят три, — сказала Сесилия, — а потому прошу прощения за неподобающее платье.

— О, вы в полном порядке, — ответила ее собеседница. — Что до меня, я никогда не думаю о нарядах. Но только представьте, что случилось со мной в прошлом году! Я приехала в столицу девятнадцатого марта! Ужасная досада, не правда ли?

— Вероятно, но, боюсь, не понимаю почему.

— Вы разве не знаете, что именно в ту ночь лорд Дэрьен устроил большой маскарад? Я ни за что на свете не пропустила бы его! Мы прибыли с жутким опозданием, а у меня ни билета, ни костюма! Вообразите, какое несчастье! Впрочем, в десять или одиннадцать часов обнаружилось, что одна моя знакомая девица, к величайшему счастью, внезапно слегла. Ну, она и прислала мне свой билет — разве не восхитительно?

— Особенно для нее, — засмеялась Сесилия.

— Я чуть с ума не спятила от радости, — продолжала мисс Лароль. — Засуетилась, нашла очаровательнейшее платье. Если пригласите меня как-нибудь утром, я вам его покажу.

Сесилия, не готовая к немедленной раздаче приглашений, лишь поклонилась в ответ, а мисс Лароль, слишком занятая своим щебетаньем, чтобы обижаться на молчание собеседницы, продолжила повествование:

— Дальше хуже! Вообразите: все готово — но не найти парикмахера! Я думала, умру с досады. Моей собственной служанке пришлось сделать мне самую обычную прическу. Разве не унизительно!

— Да, — ответила Сесилия, — полагаю, вы почти пожалели, что девица, подарившая вам свой билет, расхворалась.

Тут их прервала миссис Харрел, подошедшая в сопровождении серьезного и скромного юноши.

— Счастлива видеть вас обеих за приятной беседой. Однако братец упрекнул меня, что я представила мисс Беверли всех гостей, кроме него.

— Не смею надеяться, что в памяти мисс Беверли найдется для меня местечко, — промолвил мистер Арнот. — Сам я давно не был в Суффолке, но сразу узнал бы ее, даже повзрослевшую.

— Удивительно! — иронически воскликнул какой-то пожилой господин, стоявший поблизости. — С такой-то заурядной внешностью!

— Я хорошо помню: когда вы уехали из Суффолка, я решила, что потеряла лучшего друга, — сказала Сесилия.

— Неужели? — обрадовался мистер Арнот.

— Ну разумеется, ведь во всех спорах вы были моим защитником, в играх — товарищем, в любых затруднениях — помощником.

— Сударыня, — заметил пожилой господин, — если вы любили его потому, что он был вашим защитником, товарищем и помощником, — умоляю, полюбите и меня, я готов стать для вас тем же.

— Вы очень добры, — рассмеялась Сесилия, — но нынче я не нуждаюсь в защитниках.

Тут мисс Лароль, принадлежавшая к многочисленному племени женщин, коим докучает любая беседа, если они в ней не участвуют, покинула свое место, и его тут же занял пожилой господин — мистер Госпорт, новый знакомый Сесилии.

Тем временем гости разошлись, беседа прервалась, и мистеру Госпорту также пришлось откланяться, о чем Сесилия не слишком жалела — ей не терпелось остаться вдвоем с миссис Харрел.

Конец вечера прошел именно так, как ей хотелось. Его посвятили дружбе, взаимным расспросам, душевным излияниям и милым воспоминаниям.

Глава IV

Эпизод из жизни высшего общества

Желая возобновить приятный разговор, Сесилия встала с рассветом, оделась и поспешила в утреннюю гостиную. Впрочем, ей тут же пришлось ретироваться. Она не удивилась, обнаружив, что встала раньше подруги, однако выяснилось, что огонь разожгли недавно, в комнате холодно и слуги только еще наводят порядок. В десять часов Сесилия сделала новую попытку: теперь комната была убрана, но все еще пуста. Девушка хотела было уйти, но тут появился мистер Арнот. Он вновь заговорил о счастливых днях детства, с упоением перебирая подробности их общих игр. Наконец явилась миссис Харрел, и воспоминания сменились беспечной болтовней.

Во время завтрака доложили, что к Сесилии пришла мисс Лароль. Гостья с непринужденностью старой знакомой подбежала к девушке и пожала ей руку, заверяя, что не могла долее откладывать визит.

Сесилия, удивленная дружескими излияниями почти незнакомой особы, приняла ее довольно холодно, но мисс Лароль, не обратив на это внимания, принялась разглагольствовать о том, что давно мечтала познакомиться с мисс Беверли, и умоляла позволить ей рекомендовать свою шляпницу.

— Поверьте, — продолжала мисс Лароль, — в ее распоряжении был весь Париж. У нее такие миленькие чепчики! Рядом с нею всегда ощущаешь себя словно на краю пропасти. Хотите, отвезу вас к ней сегодня утром?

— Если знакомство с нею так губительно, — сказала Сесилия, — думаю, мне лучше его избежать.

— О, еще губительнее — обходиться без нее. Берет она ужасно дорого, что и говорить, но ее шляпки до того хороши, что не могут идти за бесценок.

Миссис Харрел присоединилась к похвалам мисс Лароль, дамы посовещались и в сопровождении мистера Арнота отправились к шляпнице, а потом к другим модисткам. Мисс Лароль хвалила их с тем же красноречием и с тем же усердием приобретала их товары. Наконец, проводив словоохотливую девицу до родительского дома, миссис Харрел и Сесилия вернулись к себе. Сесилия поздравила себя с тем, что остаток дня сможет провести наедине с подругой.

— Ну, не совсем наедине, — сказала миссис Харрел, — вечером я жду гостей.

— Опять гости?

— Не пугайся, соберется маленькое общество, человек пятнадцать — двадцать, не больше.

Из прибывших вечером гостей Сесилия опять не знала никого, за исключением мисс Лисон, сидевшей рядом. Холодные взгляды этой особы вновь вынудили Сесилию брать с нее пример и безмолвствовать. Однако мистер Арнот, занявший место по другую руку от Сесилии, нарушил молчание, которым заразила Сесилию соседка. Он снова пустился в воспоминания о былых затеях и играх. Сесилия тщетно пыталась заговорить о другом: ее собеседник ненадолго подчинялся и с удвоенным пылом возвращался к прежнему предмету.

Когда гости разъехались и с дамами остался один мистер Арнот, Сесилия, вспомнив, что сегодня еще не видела мистера Харрела, спросила о нем.

— О, — воскликнула его супруга, — не удивляйся, такое не редкость. Чаще всего он обедает дома, но иногда я совсем его не вижу.

— И чем же он занят?

— Боюсь, не могу тебе ответить, потому что он никогда мне об этом не рассказывает. Думаю, занимается тем же, чем и другие.

— Ах, Присцилла, — серьезно произнесла Сесилия, — вот уж не ожидала, что ты превратишься в светскую даму!

— В светскую даму? — повторила миссис Харрел. — И что же? Разве не все так живут?

На следующее утро Сесилия позаботилась о том, чтобы провести время с пользой, вместо того чтобы понапрасну бродить по дому в поисках компании. Она взялась за свои книги, расставила их, как ей хотелось, обеспечив себя занятием в часы досуга, неиссякаемым запасом наслаждения, которое неизменно дарит нам чтение.

Во время завтрака опять заявилась мисс Лароль.

— Я возьму вас обеих на аукцион к милорду Белгрейду, — с жаром воскликнула она. — Там соберется весь свет.

— А что там будут продавать? — поинтересовалась Сесилия.

— Да все подряд: дом, конюшни, фарфор, кружева, лошади, шляпы — что угодно.

Сесилия попросила позволения не ходить.

— Ни в коем случае! — отрезала мисс Лароль. — Там будет куча народу, вы в жизни столько не видали. Ручаюсь, нас задавят там до полусмерти.

— Не ждите, что этим можно заманить туда деревенскую особу. Нужно долго жить в городе и хорошенько пообтесаться, чтобы такое развлечение показалось привлекательным.

— Пойдемте! Клянусь, это будет лучший аукцион сезона. Миссис Харрел, я не представляю, что станется с бедной леди Белгрейд. Говорят, кредиторы описали все подчистую.

Сесилия снова выразила желание остаться и провести этот день дома.

— Дома, дорогая? — воскликнула миссис Харрел. — Нас приглашала миссис Мирс. Она умоляла затащить тебя к ней. Я с минуты на минуту ожидаю, что она зайдет или пришлет нам билет.

— Какая досада. Надеюсь, по крайней мере, завтра ничего не предвидится.

— О, нет: завтра мы идем к миссис Элтон.

— Опять? И много еще приглашений?

Миссис Харрел достала книжечку со списком приглашений более чем на три недели вперед.

— Старые вычеркиваем и тут же получаем новые, — объяснила она.

После этого две дамы отправились на аукцион, позволив наконец Сесилии остаться дома. Она вернулась к себе, недовольная поведением подруги и опечаленная собственным положением. Ее поразило, как переменилась ее приятельница. Сесилия нашла, что та нечувствительна к дружбе, безразлична к мужу и равнодушна к любым общественным занятиям. Казалось, предел ее мечтаний составляли наряды, увеселения и выходы в свет. На самом же деле миссис Харрел имела бесхитростное сердце, хотя и вела беспечную жизнь. Рано выйдя замуж, эта скромная провинциалка вдруг сделалась хозяйкой одного из самых элегантных домов на Портман-сквер, владелицей большого состояния и женой человека, как выяснилось, мало ценившего семейное счастье. Ее заурядный ум, поглощенный светской суетой, был мгновенно ослеплен царившим вокруг великолепием.

Декан, назначивший мистера Харрела одним из опекунов племянницы, желал лишь угодить ей. Он мало знал самого мистера Харрела, но был хорошо осведомлен о его семье, состоянии и связях и не тревожился за свой выбор. К выбору двух других опекунов он подошел рассудительнее. Один из них — достопочтенный мистер Делвил — был человек знатного происхождения и высоких нравственных качеств; второй, мистер Бриггс, всю жизнь занимался коммерцией, нажил порядочное состояние и до сих пор не видел большей радости, чем приумножать его. Итак, декан, как мог, позаботился и об удовольствии Сесилии, и о ее безопасности, и о выгоде.

Когда мисс Беверли позвали к ужину, кроме хозяев дома и мистера Арнота она застала там незнакомого джентльмена, которого мистер Харрел представил ей как одного из самых близких своих друзей.

Этому господину, сэру Роберту Флойеру, было около тридцати лет. Его внешний вид и обхождение, дерзкие и в то же время небрежные, свидетельствовали, что он добился счастливого совершенства столичного фата. Мисс Беверли тотчас стала объектом его внимания, но не удостоилась ни восхищения, ни любопытства. Баронет придирчиво рассматривал ее с видом человека, совершающего сделку и выискивающего в товаре недостатки, чтобы сбить цену. Сесилия, не привыкшая к столь бесцеремонным взглядам, смутилась. Речи сэра Роберта показались ей столь же неприятными. Его излюбленные темы — скачки, проигрыши, споры за игорными столами — нисколько ее не занимали. Если он и говорил о чем-то еще, то главным образом критически разбирал достоинства известных красавиц, намекал на предстоящие банкротства и острил по поводу недавних разводов. Эти вещи были понятнее, а потому еще противнее. Сесилия мечтала поскорее уйти, но миссис Харрел от души развлекалась и никуда не спешила. Пришлось смириться и ждать, пока не настало время ехать к миссис Мирс.

Когда они подъезжали к дому этой дамы в визави  [5] миссис Харрел, Сесилия открыто осудила баронета, не сомневаясь, что ее приятельница того же мнения. Но миссис Харрел лишь заметила:

— Жаль, что он пришелся тебе не по вкусу, он ведь почти все время у нас.

— Так он тебе нравится?

— Весьма. Он занятен, умен, к тому же знает свет.

Сесилию тревожила неразборчивость мистера Харрела, и все ж она надеялась, что миссис Харрел так снисходительна лишь потому, что хочет извинить выбор супруга.

Глава V

Званый вечер

Миссис Мирс, женщина из той породы людей, характер которых не заслуживает отдельного описания, приняла гостей вполне любезно. Миссис Харрел вскоре засела за карты, а Сесилию, отказавшуюся от игры, усадили рядом с мисс Лисон, которая из вежливости привстала, но далее не удостоила ее и взглядом. Сесилия, любившая общество и созданная для него, была все же слишком застенчива, чтобы напрашиваться на разговор. Поэтому обе девушки хранили молчание, пока в комнате не появились сэр Роберт, мистер Харрел и мистер Арнот, направившиеся прямиком к Сесилии.

— Почему вы не играете, мисс Беверли? — осведомился мистер Харрел.

— Играю я редко и потому весьма плохо.

— Вы должны взять несколько уроков. Уверен, сэр Роберт с радостью вам поможет.

Баронет, усевшийся напротив Сесилии и в упор ее разглядывавший, слегка наклонил голову и произнес:

— Разумеется.

— Я буду плохой ученицей, — возразила Сесилия. — Боюсь, я лишена не столько усердия, сколько желания совершенствоваться.

— О, вы еще многому научитесь, — сказал мистер Харрел. — Вы здесь всего три дня. Через три месяца мы заметим в вас большую перемену.

— Надеюсь, что нет! — воскликнул мистер Арнот.

Мистер Харрел присоединился к другой компании, а мистер Арнот, не найдя свободного места рядом с Сесилией, обошел ее стул, встал позади и безропотно простоял там весь вечер. Сэр Роберт по-прежнему занимал свой пост и, не утруждая себя беседой, все так же изучал девушку. Сесилия, задетая нахальством баронета, искала способ избавиться от него. От мистера Арнота помощи было мало: он очень хотел с нею поговорить, но и сам невольно следил за действиями сэра Роберта.

Наконец Сесилии надоело служить объектом наблюдения, и она решила попытаться завести беседу с мисс Лисон. Размышляя, с чего бы начать, девушка припомнила, что в первый раз увидела мисс Лисон подле мисс Лароль, и подумала, что они, верно, знакомы. Наклонившись вперед, она отважилась спросить, давно ли мисс Лисон виделась с мисс Лароль.

Мисс Лисон бесцветным голосом произнесла:

— Нет, сударыня.

Обескураженная кратким ответом, Сесилия несколько минут молчала. Но сэр Роберт по-прежнему упорно следил за нею, и она заставила себя продолжить:

— А миссис Мирс пригласила сегодня мисс Лароль?

Мисс Лисон, не поворачивая головы, важно ответила:

— Не знаю, сударыня.

Теперь все надо было начинать заново и искать другой предмет для беседы. Для тех, кто жил в деревне дольше, чем в Лондоне, не было места интересней, чем театр. Затронув удачно найденную тему, Сесилия для начала осведомилась, не появились ли в последнее время на сцене новые пьесы. Мисс Лисон сухо ответила:

— К сожалению, ничего не могу сказать.

Последовала новая пауза. Сесилия была совершенно сбита с толку, но, по счастью, вспомнила об Олмаке  [6] и сразу оживилась. Она поздравила себя с тем, что нашла новую тему, и смело спросила, является ли мисс Лисон подписчицей ассамблеи.

— Да, сударыня.

— Вы часто там бываете?

— Нет, сударыня.

Сесилия подумала, что более общий вопрос, вероятно, повлечет за собой менее лаконичный ответ, и осведомилась, не может ли мисс Лисон подсказать, какое место в этом сезоне считается самым модным. Однако и этот вопрос не поставил мисс Лисон в тупик — она попросту ответила:

— Не знаю.

Сесилию утомили собственные попытки начать разговор, и через несколько минут она признала их безнадежными. Потом ей пришло в голову, что она задавала чересчур легкомысленные вопросы. Ей стало стыдно. Собравшись с мужеством, она скромно извинилась за назойливость и попросила разрешения задать еще один вопрос: не могла бы мисс Лисон порекомендовать ей какие-нибудь книжные новинки?

Мисс Лисон взглянула на Сесилию, словно пытаясь удостовериться, верно ли она расслышала. Ее равнодушие на несколько мгновений сменилось изумлением. С гораздо большим воодушевлением, чем прежде, эта особа ответила:

— Боюсь, ничего не могу сказать.

Сесилия впала в крайнее замешательство. Тут она наконец избавилась от сэра Роберта. Вполне довольный учиненным смотром, тот повернулся на пятках и зашагал прочь из комнаты, однако был остановлен мистером Госпортом, некоторое время наблюдавшим за ним.

Мистер Госпорт был человек неглупый, приметливый и ироничный.

— Как вам подопечная Харрела? Вы хорошо ее рассмотрели, — поинтересовался он.

— Не так уж и хорошо. Она дьявольски привлекательна, но в ней нет задора, нет жизни.

— Откуда вы знаете? Беседовали с нею?

— Конечно, нет!

— И как же вы составите мнение о ней?

— Уже составил. Никто не беседует с женщиной, чтобы узнать ее. Они сами все выбалтывают.

С этими словами он отошел к мистеру Харрелу, и они вместе вышли из комнаты. А мистер Госпорт направился к Сесилии и обратился к ней так, чтобы мисс Лисон не могла их слышать:

— Я давно хотел к вам подойти, но опасался, что вы в плену у своей славной словоохотливой соседки.

— Вы, верно, смеетесь над моей словоохотливостью. Что и говорить, я выглядела глупо.

— Вам надо знать, — заметил он, — что у нас тут некоторые девицы взяли себе за правило говорить лишь с близкими подругами. Мисс Лисон из их числа, и пока вас не удостоят причастностью к ее кружку, вы не услышите от нее ни одного многосложного слова. Так называемые светские барышни, наводнившие нынче город, бывают двух видов: надменные и болтливые. Надменные, вроде мисс Лисон, молчаливы, высокомерны и жеманны. Они презирают все и вся, но особенно — барышень болтливых, таких как мисс Лароль: кокетливых, бойких и фамильярных. Есть меж ними и общее: дома они думают лишь о нарядах, за границей — лишь о восторгах, но повсюду презирают тех, кто с ними не заодно.

— Видимо, сегодня я прослыла одной из болтливых, — решила Сесилия. — А преимущество было на стороне надменной, потому что я страдала от полнейшего пренебрежения.

— Может, вы говорили чересчур умно?

— О нет, за подобное пустословие высекли бы и пятилетнего ребенка!

— Однако в разговоре со светскими барышнями вы должны принимать в расчет не только умственные способности! Впрочем, я знаю безотказный способ привлечь внимание подобных особ. Когда вам повстречается барышня, которая упорно молчит, а если к ней обращаются с вопросом, сухо бросает краткое «да» или лаконичное «нет»…

— У нас есть наглядный пример, — перебила его Сесилия.

— Так вот, в подобных обстоятельствах мой способ включает в себя три темы для беседы: наряды, общественные места и любовь. Сии три темы должны соответствовать трем причинам, по которым барышни молчат: это печаль, притворство и глупость.

— А как же скромность? — воскликнула Сесилия.

— Скромность — почти равноценная замена уму. Но при упорном угрюмом молчанье скромность — лишь притворство, но не причина. Я кратко обрисую все три причины и три метода их лечения. Начнем с печали. Вызываемая ею неразговорчивость сопровождается безнадежной рассеянностью и проистекающим отсюда равнодушием к окружающему. Поэтому такие темы, как общественные места и даже наряды, здесь могут потерпеть неудачу, но вот любовь…

— Значит, вы убеждены, — смеясь, воскликнула Сесилия, — что печаль происходит лишь из этого источника?

— Отнюдь, — ответил он. — Возможно, папаша сердился или мамаша перечила, шляпница пришила не тот помпон или дуэнья слегла перед балом… Что ж еще может выпасть на их долю? Посему если горе нашей барышне причинили папаша, мамаша или дуэнья, то упоминание об общественных местах — этих бесконечных источниках разлада между стариками и молодежью — заставит ее причитать, но оно же и излечит: кто жалуется — быстро утешается. Если преступление совершила шляпница, подобный эффект возымеет обсуждение нарядов. Когда же обе эти темы не подойдут, тут уж, как я сказал, верное средство — любовь, ибо тогда вы затронете все предметы, важные для светских барышень. Перейдем теперь к притворному молчанию. Его признаки: блуждающий взгляд, старательное избегание случайных улыбок и разнообразие безутешных поз. Чаще всего этот вид молчания проистекает из ребяческого тщеславия. В этих случаях, когда о естественности и говорить не приходится, наряды и общественные места почти обречены на провал, но любовь — вновь беспроигрышная тема.

— Перейдем к глупости, потому что с нею мне, кажется, придется сталкиваться чаще всего.

— Весьма трудная задачка. Дорога ровная, но все время в гору. В этом случае разговор о любви, возможно, не вызовет никаких чувств и ответа вы не дождетесь. Рассуждая о нарядах, вы, верно, также не добьетесь иного отклика, кроме рассеянного взгляда. А вот общественные места, без сомнения, принесут успех. Недалеким и вялым натурам, которые не умеют развлечь себя сами, нужна хорошая встряска — зрелище, мишура, треск, суета.

— Весьма признательна за советы, — улыбнулась Сесилия, — но, признаюсь, мне непонятно, как применить их в сегодняшнем случае: я пробовала говорить об общественных местах, но тщетно; о нарядах упомянуть не посмела, поскольку еще не знаю тонкостей…

— Не отчаивайтесь, — перебил ее мистер Госпорт, — у вас в запасе есть третья тема.

— О, ее я оставляю вам, — засмеялась Сесилия.

— Прошу прощения, но любовь — источник красноречия лишь в дамской беседе. Когда эту тему поднимает мужчина, барышня превращается в глупо хихикающую слушательницу. Сердечные дела обсуждайте меж собой.

Тут их беседа была прервана появлением мисс Лароль.

— Боже, как я рада вас видеть! Напрасно вы не пошли на аукцион! Распродали весь гардероб и побрякушки леди Белгрейд. Прекрасные вещи отдавали за бесценок. Уверяю, если бы вы видели, как их расхватывают, то потеряли бы всякое терпение. Жаль, что вас там не было.

— Напротив, — откликнулась Сесилия, — я, кажется, не зря отказалась. Потерять терпение, не получив взамен ни одной безделушки, было бы несколько обидно.

— Неужто вы все время были здесь? — воскликнула мисс Лароль. — А где миссис Мирс? А, вижу, ее ведь трудно с кем-то спутать — за милю можно узнать по этому старому красному платью. Она его не снимает; верно, и спит в нем. Да, одевается она просто чудовищно.

Тут миссис Мирс встала из-за карточного стола, и мисс Лароль поспешила туда, чтобы обменяться с ней любезностями.

— По крайней мере, эту не надо лечить от неразговорчивости, — промолвила Сесилия. — Я бы сделала мисс Лароль постоянной собеседницей мисс Лисон: они отлично поладят. Надменная барышня, видно, решила не открывать рта, а болтливая — не закрывать.

— Думаю, сочетание получилось бы неважное, — возразил мистер Госпорт. — Обе в равной мере глупы и невежественны. При поверхностном знакомстве мисс Лисон, взваливающая заботы о поддержании беседы на окружающих, весьма утомительна, но впоследствии раздражает куда меньше, чем пустомеля мисс Лароль, которая слышит только самое себя.

Миссис Харрел поднялась, собираясь уходить, и Сесилия, раздосадованная началом вечера, но весьма довольная его завершением, в сопровождении мистера Арнота направилась к карете.

Глава VI

Завтрак

Наутро во время завтрака слуга доложил Сесилии, что в передней ее ожидает какой-то юноша. Миссис Харрел шутливо поинтересовалась, не выйти ли ей из комнаты, а мистер Арнот еще серьезней, чем обычно, уставился на дверь, чтобы узнать, кто пришел. Впрочем, брат с сестрой были разочарованы, так как вошедший не был им знаком, а вот Сесилия крайне изумилась, признав в нем мистера Морриса!

Тот с самым почтительным видом приблизился к хозяевам, затем справился у Сесилии о ее здоровье и выразил надежду, что она получила добрые вести от своих друзей в деревне. Миссис Харрел, заключив, что гость довольно коротко знаком с Сесилией, любезно предложила ему присоединиться к завтраку, и приглашение было с радостью принято. Однако мистер Арнот поглядывал на Морриса с тревогой. Сесилия же решила, что Моррис послан с письмом от мистера Монктона. Она не знала, чем еще объяснить, что человек, когда-то случайно проведший пару часов в одной комнате с нею, осмелился нанести ей визит. Скоро выяснилось, что предлог изобрести он не удосужился.

Заметив, что Сесилия не намерена его задерживать, мистер Моррис благоразумно стушевался. Однако хозяйка дома была явно расположена к нему, и он сразу переключил свое внимание на нее и обратился к ней с такой непринужденностью, словно знал ее всю жизнь. У миссис Харрел его замашки имели успех. Ей импонировали его предупредительность, живость и сообразительность. Поэтому они болтали почти на равных и еще не успели надоесть друг другу, когда явился мистер Харрел, чтобы спросить, не видели ли они сэра Роберта Флойера.

— Нет, не видели, — ответила миссис Харрел.

— Чтоб его! — бросил ее супруг. — Я прождал почти час. Он вынудил меня обещать, что без него я не уеду, а сам, видимо, до обеда не появится.

— Умоляю, скажите, где он живет? — воскликнул Моррис, вскакивая с места.

— На Кавендиш-сквер, — ответил удивленный мистер Харрел.

Ни говоря ни слова, Моррис выбежал из комнаты.

— Что это за умник, — поинтересовался мистер Харрел, — и куда он помчался?

— Честное слово, не знаю, — ответила миссис Харрел, — он пришел к мисс Беверли.

— Я тоже могла бы сказать, что не знаю его, — подала голос Сесилия, — потому что мы виделись лишь однажды и не были представлены друг другу.

Только она поведала о встрече в доме мистера Монктона, как едва переводивший дух Моррис явился вновь.

— Сэр Роберт Флойер, — обратился он к мистеру Харрелу, — будет у вас через пару минут.

— Надеюсь, сэр, вы не взяли на себя труд самолично сходить к нему?

— Да, сэр, это доставило мне радость. Пройтись морозным утром — что может быть лучше!

— Сэр, вы невероятно великодушны, но я не имел ни малейшего намеренья посылать вас с поручениями.

Он пригласил мистера Морриса сесть и отдышаться, и любезность его была принята как должное.

— Но, мисс Беверли, — внезапно обратился к Сесилии мистер Харрел, — вы не сказали, что думаете о моем друге.

— Каком друге, сэр?

— Сэре Роберте. Я заметил, что в доме миссис Мирс он ни на шаг от вас не отходил.

— Он был там слишком недолго, чтобы я могла составить о нем благоприятное мнение.

— Возможно, этого было бы достаточно, чтобы составить плохое, — воскликнул Моррис.

Сесилия не удержалась от улыбки, ибо он случайно попал в точку, хотя мистера Харрела это замечание, кажется, не развеселило.

— Вы ведь не заметили за ним ничего дурного? Это один из самых светских людей, которых я знаю.

Вскоре явился сам баронет.

— Хорошо же с твоей стороны заставлять меня так долго ждать, — воскликнул мистер Харрел.

— Я не мог приехать раньше. Даже и не надеялся уже появиться у вас: мой проклятый жеребец будто отупел, я не знал, что делать. Подозреваю, кто-то сыграл с ним злую шутку.

— Он у двери, сэр? — спросил Моррис.

— Да, — ответил сэр Роберт.

— Через минуту я скажу вам, что с ним такое, — и Моррис опять умчался.

— В котором часу ты ушел вчера, Харрел? — спросил баронет.

— Не рано. Но ты был слишком занят, чтобы это заметить. Кстати (понижая голос), думаешь, я много проиграл?

— Трудно сказать. Зато я знаю, сколько выиграл сам. Этой зимой мне еще так не везло.

Они отошли к окну, чтобы переговорить с глазу на глаз.

При словах «думаешь, я много проиграл?» Сесилия бросила тревожный взгляд на миссис Харрел, но не заметила в ее лице ни малейшей перемены. Мистер Арнот, однако, также казался обеспокоенным.

Вернулся Моррис.

— Он упал, знаете ли!

— Проклятье! — воскликнул сэр Роберт. — Что ж делать? Он стоил мне чертову кучу денег, еще и года не прошло со дня покупки. Не одолжишь мне лошадь на утро, Харрел?

— У меня нет подходящей. Надо послать к Астли  [7].

— Но кого? Джон должен позаботиться об этой.

— Я съезжу, сэр, если желаете, — сказал Моррис.

Дело было улажено в несколько минут. Получив указания и приглашение на обед, Моррис выпорхнул из комнаты, не чуя под собой ног от радости.

— Ну, мисс Беверли, — заметил мистер Харрел, — ваш друг самый обходительный джентльмен из всех, кого я когда-либо встречал. Теперь его нельзя не пригласить к обеду.

Вечером дамы, как обычно, отправились в гости в сопровождении мистера Арнота. У остальных джентльменов имелись иные приглашения.