Copyright © Ульяна Брик, текст

В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Вы принадлежали к тому типу невежд, который так боится жизни, что только и умеет презирать ее из страха, как бы случайно не полюбить что-нибудь такое, что не отвечает стандартам горстки людей, которыми он восхищается

«Мир чудес» Робертсон Дэвис

Перевод Г. Крылов

Глава 1. Сын раздора

В поле зрения Аси чёткие контуры зданий и предметов расползались от небывалой усталости. Оставались только цвета. Серый – мглистый, небесно-сонный в слепых облаках и отблесках дальней грозы. Зелёный – мшистый, бархатный, шершавый и шепчущий в кронах и кустах. И красный – родной и реальный, как ссадина на руке и ромбы на рюкзаке. Красный почти всегда скорее внутри, чем снаружи, скорее суть, чем обстоятельство. Потому что кровь не водица.

Она поднималась по лестничным пролётам на третий этаж, с трудом волоча за собой чемодан. Остановившись перед нужной дверью, едва не толкнула её ногой. Но одёрнула себя – неловко бы вышло. Новые двери стоит открывать вежливо, со стуком. К тому же внутри её ожидает незнакомка, с которой Асе предстоит жить ближайшее время. Выдыхая и стряхивая усталость, чтобы появиться перед соседкой в подобающем виде, Ася мысленно оглядывалась на сегодняшний день. Он казался неправдоподобно долгим.

Её разбудили в половине седьмого, и первые несколько мгновений она не могла понять, что происходит, почему благословенный и безмятежный летний сон так грубо нарушен. Потерев глаза, Ася оглядела свою комнату и всё поняла. Зяблик смотрел настороженно и тоскливо, сидя на своей ветке. Обнажённый письменный стол сиротливо жался к стене, с которой сняли все постеры, открытки и календари. Раскрытый зев чемодана призывал затолкать в него как можно больше вещей. И лишь опустошенные шкафы облегчённо вздыхали. Настал момент прощания. Уже после, в череде суетливых сборов, она подумала о том, что покидать эту комнату ей если и жаль, то лишь слегка. Ведь не будь зяблик нарисованным, он бы тоже непременно упорхнул. Асе нравилось одушевлять окружающее пространство – без этого художественного вымысла день получался до обидного прозаичным.

– Возьмёшь? – Когда дверь в комнату толкнули, она, досадливо скрипнув, впустила вешалку с кроличьей дублёнкой, позади которой виднелась мама. – До Нового года ведь не вернёшься, а как морозы ударят в декабре? Почтой высылать придётся.

– Так ведь на юг еду. – Ася погладила белый мех. Хорошая вещь. Папа лично подстрелил каждого несчастного кролика для её пошива. – Тем более чемодан и так не закрывается.

– Ну-ка! – Мама вручила Асе вешалку, а сама прошествовала к ощерившемуся молнией противнику. – Делов-то, – хмыкнула она, без видимых усилий укомплектовав багаж. Она глядела с тем самым выражением, присущим только матерям, которые с помощью ловкости рук и без какого-либо мошенничества способны на всё, чего самостоятельно не смог сделать их отпрыск. – Пошли. – Мама выдвинула длинную ручку и покатила чемодан за собой в коридор.

Ася аккуратно положила дублёнку на кровать, нарушив симметричную опустошённость своей комнаты, подхватила рюкзак, привалившийся к стулу, и, не оборачиваясь, выбежала. Лучше быстрее отодрать от себя прежнюю жизнь, как пластырь, пока не начала сожалеть о её безвозвратной потере.

На первом этаже царила суматоха: посуда после спешного завтрака ещё не была вымыта, а многочисленные ящички так и остались выдвинутыми в ходе поисков необходимых мелочей. Входная дверь, раскрытая настежь в прощальном жесте, хлопала, будто подгоняя. Предпоследний день августа близился к середине, ветер поднялся холодный и влажный, предвещающий скорую грозу. Уходящее лето выдалось мокрым и пасмурным, но погода, похоже, не собиралась меняться в лучшую сторону.

Подойдя к столу за последним уцелевшим тостом (масло полностью растаяло и впиталось, отчего поджаренный хлеб стал только вкуснее), Ася заметила выглядывающую из-под скатерти мордочку Пуаро. Жаль, в общежитие нельзя брать с собой котов, даже таких замечательных, как он. Ася почесала питомца за ушком. Она несколько лет мечтала о дымчатом британце, а теперь бросала его. Хорошая же из неё хозяйка получилась. Пуаро смотрел укоризненно, тыкаясь мокрым носом в её голую коленку. «Я не нарочно. Я скоро вернусь», – безмолвно обещала Ася. Последний раз подняв тяжелевшего с каждым годом Пуаро на руки, она прижала его себе, поцеловала в макушку и отнесла кота на его любимое кресло.

Затем быстро сунула ноги в потрёпанные кеды, закинула лямку рюкзака на плечо и вышла навстречу воздушному потоку. Порыкивал мотор старенького «Форда», подогнанного к самому крыльцу, а папа уже успел загрузить багажник и теперь стоял рядом с мамой.

Ася выдавила ободряющую улыбку. Родители стояли в обнимку, такие трогательные: папа, возвышавшийся над мамой на пару голов, прижимал её к себе и успокаивал как ребенка. Ася знала, как им не хотелось отпускать её учиться в такую даль. Да ещё и в тот самый университет, который принёс их семье столько волнений. Мама отговаривала её, вздыхала и охала, но в итоге смирилась. Однако понять, как она на самом деле расстроена, было легко: сегодня, готовя завтрак, она разбивала яйца в урну, а скорлупу оставляла на сковороде.

Папа изначально поддержал Асю, как и во всех других начинаниях. Соорудить над кроватью балдахин? Запросто. Хочешь играть на скрипке? Пожалуйста! Не понравилось? Конечно, бросай. Конный спорт? Организуем. Завести дорогущего кота? Обязательно. Поступить в тот же университет, что и брат?.. Что ж, ладно, если так хочется… Папа всегда говорил, что у Аси «есть характер», но не уточнял, какой именно. Судя по всему, достаточно сильный, чтобы делать то, что взбредёт ей в голову, не отзываясь на увещевания.

– Точно ничего не забыла? – Папа приобнял Асю за плечи, когда она, наконец, подошла к машине. – Вернуться уже не успеем.

– Ничего. – Ася уверенно кивнула. Самое важное она держала поближе к себе. Перепроверяла наличие этой вещи несколько раз.

– Тогда по местам.

Дом скрылся за поворотом, за окном замелькали ряды типовых коттеджей, малиновые кусты, торчащие из-за сеток, свисающие на дорогу ветки яблонь. Посёлок оставался позади, а «Форд» въезжал в город, живший своей жизнью, не заметивший ни Асиного прибытия, ни её последующего отъезда. Путь до вокзала занял меньше получаса, наполненного докучливыми песенками по радио, беспредметной болтовнёй родителей и задумчивым молчанием Аси.

Люди, жутко занятые, понедельничные, сновали туда-сюда между луж. Асфальт не успел высохнуть. Должно быть, дождь прошёл совсем недавно. Цвет глаз Аси часто сравнивали с мокрым асфальтом, но она не считала этот оттенок приятным. Прохожие, катящие чемоданы, предчувствовали скорую разлуку с посеребрённым каплями летним городом. Ася всегда грустила накануне наступления осени, а в этот раз ощущала тоску особенно остро, но как могла держалась.

Чтобы подбодрить себя, она провела пальцами по пластмассовым кубикам браслета. «Вечность», – гласило выложенное ими слово. Никакого глубокомысленного подтекста, просто эту вещь ей подарила Вика, с которой они стали лучшими подругами после спектакля «Снежная королева» в пятом классе. Ася играла Герду, а Вика – Кая, потому что мальчики отказались участвовать в постановке, а у неё как раз была подходящая стрижка: короткие волосы стали её наказанием за неудачный парикмахерский опыт с мамиными ножницами. Они тогда смеялись до колик, разгрызали шипучки, от которых их языки позеленели, а к концу вечера поклялись в вечной дружбе. Через неделю Вика принесла ей этот браслет. Подруга – одна из тех, кого Асе не хватало в этот важный день. Но, будь она рядом, ещё неизвестно, стало бы легче или наоборот. Они простились два дня назад, потому что сама Вика тоже упорхнула из родительского дома, но в противоположную сторону – на север, в Питер, поступать в консерваторию. Она, в отличие от Аси, скрипку не бросила.

Но больше всего не хватало брата… Впрочем, если бы не он, Ася бы вообще не направилась туда, куда она едет. Да, это всё ради него.

Ася излишне нервозно хлопнула дверью, но папа оставил это без внимания, суетясь с багажом. Тучи над железной дорогой опасно сгустились, когда они втроём зашагали к платформе. Поезд уже подали. Асе предстояло трястись в нём почти три часа. Они подошли к нужному вагону.

– Ну, посидим на дорожку. – Папа опустился на корточки. Ася присела на свой чемодан, мама расположилась на скамье.

– Особо не оголяйся. Там ненамного теплей, – напутствовала мама.

– Хорошо.

– Учись прилежно, – попросил папа.

– Постараюсь.

– Звони каждый день, не забывай.

– Ладно.

– Допоздна не сиди, режим собьёшь.

– Ага.

– И, пожалуйста, – мама поднялась, – будь осторожна. – Её глаза наполнились слезами, и она крепко обняла дочь. – Ты у меня одна осталась.

– Не переживай. – Ася прижалась к ней. – Всё будет нормально.

– Рассчитываю на твоё благоразумие, доченька. – Настала очередь папы. Он сжал Асю в объятиях почти до хруста костей.

– Я – сама рассудочность, – отступила на шаг. – Попробую одна затащить багаж, надо же привыкнуть.

– Не буду препятствовать, – замахал руками папа.

Ася с трудом занесла чемодан в поезд, выбрала место у окна и по направлению движения, по заветам мамы. Заметила сквозь мутное поцарапанное стекло родителей. Как они ни пытались скрыть своё состояние, их сложно было назвать радостными. У Аси защипало в носу. Она снова принялась перебирать бусины браслета. Вечность. Сепарация. Долг. Есть вещи важнее детской привязанности.

Поезд тронулся. Ася махала родителям, пока не заныла кисть. Небеса разразились грохотом грома – из туч хлынул ливень. Его сплошная пелена застилала окно. Вокруг – слепая зона, неизвестность. Но где-то впереди маячит вполне определённая цель.

Три часа пронеслись в полудрёме под приглушенные звуки музыки в наушниках, стук колёс и капель. Ася пыталась в очередной раз перечитать буклет университета, но роившиеся в голове мысли о прошедшем и будущем, полные сомнений и чаяний, затрудняли этот процесс. Разбитая и помятая, Ася вышла на конечной станции, с усилием волоча за собой чемодан.

Ей доводилось уже здесь быть в прошлом году. Они с родителями приезжали сюда, часами сидели в полицейском участке и кружили по центру, обклеивая информационные доски и фонарные столбы объявлениями о пропаже: «Чермны́х Антон: 22 года, средний рост и комплекция, волосы русые, глаза серые». Двадцать три. Сейчас ему уже исполнилось двадцать три, но они не отпраздновали его день рождения, потому что листовки с нечёткой фотографией её брата ничем не помогли.

В прошлый раз Ася бродила по городу как в тумане – ни улиц, ни бульваров не разглядела, всё казалось дурным сном. Но и теперь, будто впервые здесь очутившись, она не осматривалась кругом: всё равно её путь ещё не окончен, она лишь проездом, ей дальше. Дальше её увёз с вокзала раздолбанный, плюющийся чёрными выхлопами пригородный автобус. Красно-белый – под цвет её кед и полосатой футболки. И спустя двадцать минут в душном салоне, наполненном не слишком воодушевлёнными студентами и недовольными бабушками с бидонами, Ася спрыгнула на своей остановке. Город Ливец: население – около семидесяти тысяч человек, ранее – закрытое административно-территориальное образование, ныне – провинция, не глухая лишь потому, что знаменита своим университетом, единственным в своём роде и самым перспективным на юго-западе страны.

Остановка на окраине – там, где и располагается студгородок. Вот он, весь как на ладони виден с возвышенности, если бы окружающий его железный забор не мешал обзору. У Аси не было сил разглядывать студгородок – она логично рассудила, что возможность изучить его устройство вдоль и поперёк ещё представится ей в будущем. Поэтому двинулась к воротам и зашагала под гору, еле поспевая за норовящим скатиться вперёд неё чемоданом. Уладив все бюрократические вопросы, потолкавшись с документами и всевозможными бумажками в очередях из галдящих первокурсников, растянув руку, в очередной раз переставляя багаж, вусмерть уставшая и начавшая закипать Ася, наконец, приблизилась к блаженному краю – общежитию № 2. Здание это, не отличавшееся от прочих ни видом, ни новизной, ближе всех жалось к дальней ограде. Его задний вход соседствовал со сторожкой у запертых ворот, за которыми начинался лес.

Дневной свет сменялся вечерним, и голоса студентов там, на отшибе, почти не слышались. Ася вдохнула полной грудью влажный воздух и покрылась мурашками: холодало. Оставалось сделать последний рывок и затащить вещи на третий этаж. Пока, по её ощущениям, атмосфера напоминала детский лагерь, только провести в нём предстояло не лето, а целых четыре года. Ну или как пойдёт.

Ася похлопала себя по щекам и глубоко вдохнула, прежде чем толкнуть плечом дверь. Войдя, она сразу же увидела белокурую девушку, недоверчиво смотрящую на неё. Соседка, с разметавшимися по плечам волосами, красила ногти, по-турецки сидя на кровати поверх пледа со скандинавским узором. Её уголок комнаты выглядел обжитым и уютным – настоящий кусочек Пинтереста, явно принадлежавший ей не первый год. Со стены позади неё на новоприбывшую глазели кореянки с сияющей кожей, красовавшиеся на страницах журналов, увенчанных пока ещё выключенной гирляндой. Ася сморгнула от пестроты.

– Добро пожаловать. Меня зовут Кристина. – Приятный девчачий голос нарушил тишину.

– Спасибо! Анастасия. Предпочтительней Ася или Стася, но на Настю тоже могу откликаться. – Она бросила рюкзак на свободную кровать и следом сама на неё улеглась. – Давно тут учишься? – У Аси не было сил смотреть куда-либо, кроме белёного, покрытого трещинами потолка.

– Третий курс PR-менеджмента. А ты на кого поступила?

– Социология.

– Слава богу, – выдохнула Кристина. – Пронесло.

– Этот факультет славится хорошими соседками? – Ася перевернулась на бок, чтобы видеть выражение лица собеседницы.

– Нет, на самом деле почти любой сойдёт. – Она подула на ногти. – Кроме биохима.

– А что с ними не так? – Ася заинтересовалась, подпёрла голову рукой. Зацепка, это первая зацепка.

– Есть своя специфика, – уклончиво ответила Кристина, и её симпатичное личико непроизвольно скривилось. – Знаешь, они там все немного «того».

– Тогда сразу сообщу три самых неприятных факта обо мне, чтобы ты знала, к чему готовиться. – Ася повторила излюбленную сентенцию лучшей подруги. Она часто так делала – и срабатывало. Большинство людей эта честность подкупала и помогала завоевать их расположение. – Я люблю белый шоколад больше чёрного. – Начала загибать пальцы. – У меня искривлена носовая перегородка, поэтому я храплю. Иногда я могу целую неделю до умопомрачения напевать приставучую песенку из какого-нибудь мюзикла.

– Серьёзно, любишь белый шоколад? – спросила Кристина, будто пропустив мимо ушей остальные, более важные сведения.

– Ага. И ещё пиццу с ананасами.

– Что насчёт приятных фактов?

– Здесь тремя пунктами не обойтись. – Ася подмигнула.

– Один я уже уловила – скромность. – Она по-доброму усмехнулась. – Ладно, вот три факта обо мне: я не ем сахар и мучное, у меня есть наушники и сплю я в берушах. Кстати, советую и тебе их приобрести.

– А что, соседи шумные?

– Вроде того. Прислушайся. – Кристина затихла, призывая Асю последовать её примеру.

Она уловила шуршание где-то наверху. Что-то поскрипывало, шебуршало и скреблось, корябалось и попискивало.

– Мыши?

– Летучие, – уточнила Кристина. – На чердаке целая колония.

– Класс! – Ася приподнялась на локте. Сонливость как рукой сняло. – Я тоже жила за городом, у нас иногда заводились обычные мыши, но летучих я только издалека видела: как-то они поселились у наших соседей под подоконником. Соседи его среди белого дня вскрывали – ну и суматоха там поднялась, – протараторила она. – А ещё у нас уханье филина из леса слышалось по ночам.

– Здесь тоже слышится. Значит, тебе понравится.

– Привычно, по крайне мере, – пожала плечами Ася, успевшая тоже сесть по-турецки. – А на чердак можно залезть? Я бы хотела посмотреть на мышек поближе.

– Будешь поздно в общагу возвращаться и так увидишь. По вечерам они прямо над головой снуют, с октября где-то. – Асе понравилось, как отважно соседка это говорила. Не неженка, значит. Они явно поладят.

– Слушай, а что ты там говорила про биохим?.. – Разговоры о созданиях природы, конечно, весьма интересны, но Ася каждую минуту старалась напоминать себе, что у неё есть миссия. – Знаешь оттуда кого-нибудь?

– Зачем тебе? – Эта тема Кристине не нравилась.

– У меня там брат учился. Антон Чермных, слышала про такого?

Ася наблюдала, какой эффект произведут её слова. Кристина задумалась, но волнения не выказала. Вспоминала и довольно мучительно – мимолётный проблеск узнавания в её зелёных зрачках грозил угаснуть. Чтобы помочь ей, Ася достала из чемодана фотографию пятилетней давности в рамке, где запечатлены они с Антоном: она сидит на качелях в их саду, а он стоит позади. Оба совершенно счастливо улыбаются, едва смех сдерживают. Чудесное время, потерянное и растрескавшееся на сотни ночных кошмаров последнего года.

– Да, где-то видела. – Кристина прищурилась. – Подожди-ка, а это не тот парень, который пропал в прошлом году?

– Именно, – утвердительный кивок. Ася выглядела абсолютно невозмутимо, но внутри неё при каждом слове, сказанном о брате, всё бушевало. Она будто проживала вновь каждый момент утраченного былого.

* * *

Антон исчез в прошлом году. Он был старше Аси на пять лет. Умнее и талантливее в миллион раз. Впрочем, так считала исключительно сама Ася, обожавшая брата. Папа, например, её мнения не разделял, ведь Антону он приходился всего лишь отчимом.

Родной отец, служивший на флоте, погиб, когда Антон ещё не родился. Мама пробыла молодой вдовой недолго. В скором времени она удачно встретила мужчину мечты – главу охотхозяйства, с большим коттеджем за городом, который клялся любить её ребёнка как своего. И он правда старался, много сил положил на исполнение обещания. Едва Антон подрос, стал брать его с собой на охоту. Мальчикам ведь нравится стрелять и носиться с собаками? Наверно. Но Антону не нравилось.

Он пугался звука выстрела, зажмуривался при виде крови и плакал, когда на обед подавали дичь. Ему не хотелось бегать и резвиться, учиться собирать ружьё и палить по уткам. Иногда он даже втихомолку уносил трофеи отчима, чтобы похоронить бедных зверьков позади дома. Эти противоправные действия вызывали непременную ругань и скандалы. Отношения с названным отцом Антон продолжал портить, демонстрируя, словно знак отличия, свою замкнутость и отрешённость. Асиному отцу не нравилось, что пасынок так нелюдим, что к нему не приходят друзья и что в школе, по словам учителей, он ни с кем не общается. Антон хорошо учился, но не делал успехов в спорте и не проявлял ни малейшего интереса к тем занятиям, которые отчим считал достойными мужчины: не болел за футбольные клубы, не рвался поскорее научиться водить и, на худой конец, не мечтал стать рок-звездой.

Антону лучше прочих давались естественные науки. Он добровольно помогал матери в огороде и ухаживал за садом, сушил гербарии и часами рассматривал под микроскопом насекомых и всякую мелочь. Зимой он мог целыми днями валяться на кровати у себя в комнате и читать. У отчима зубы скрежетали от никчёмности пасынка, поэтому он всю нерастраченную любовь направил на дочь. Родную, правильную, достойную всяческого восхищения.

Он возился с маленькой Настюшей с самого её рождения. А по мере взросления и отдаления Антона всё больше переключался на неё. Вот дочка, она молодец: не пошла, а побежала, не заговорила, а заорала. С первого раза научилась правильно держать ружьё и ориентироваться по компасу, а ещё подражать птичьим звукам. Всё, что Ася делала, приводило отца в умиление, всё ей удавалось точно в срок. Неважно, что внешностью Ася, как и брат, пошла в мать: те же волосы и глаза. Даже родинка под самым носом, совсем как у жены. Но зато характер-то… Характер его.

Своенравная и общительная, артистичная и активная. Прелестная выдумщица: чего только стоит розовая мечта её детства стать детективом. От кошек и собак её за уши не оттащить, катается на всём, что видит: от качелей и каруселей до роликов и лошадей. Улыбчивая и смелая, золотце, а не девчонка. Разве что был один весомый недостаток: как бы сильно она ни любила папочку, а всё равно брату в рот смотрела.

Папа всегда говорил, что Антон будто загипнотизировал Асю – она без него и дня не может. Стоит только их разлучить, как сестра расстраивалась и начинала канючить. Мама гордилась тем, что дети у неё такие дружные, а отец не понимал, как они сходятся из-за разницы темпераментов.

Асе же, наоборот, страшно нравились в брате его всегдашнее спокойствие и беспечное безразличие к нормам и правилам. И пусть папа учил различать съедобные и ядовитые грибы, Антон мог рассказать, как называются эти красивые цветы или почему не стоит с отвращением отворачиваться от гусениц – протобабочек. Он читал ей вслух «Ветер в ивах» и сказки о муми-троллях. Ему было одиннадцать, а ей шесть, и Асе представлялось, что они живут в муми-доме и со дня на день обязательно отправятся в далёкие и полные опасности странствия.

И если папа учил выживать в сложной и опасной реальности, то Антон был проводником в потаённый мир магического и прекрасного – того, о чём и не скажешь словами. Со временем, пока они росли и взрослели, грёзы улетучивались, на смену старым приходили новые герои, но тесная связь сестры с братом была нерушима. Ася могла просить совета у него по любому поводу и всегда полагалась на его мнение. Она считала Антона таким же своим лучшим другом, как Вику.

И всё было славно, пока когти взрослости, этой вороны-падальщицы, не вонзились в него. Пока пресловутое совершеннолетие не вырвало его из лучезарного круга детства. Пока он не уехал учиться за много километров. Тринадцатилетняя Ася тяжело пережила это, но выбора не было. Тем более брат приезжал на зимние праздники и проводил с ней два летних месяца. Всё было сносно: обучение Антона подходило к концу, он сдал выпускные экзамены, защитил диплом… И вдруг исчез.

Вот так просто, словно сквозь землю провалился или растворился в воздухе. На Антона, серьёзного и обязательного в учебных делах, это было не похоже. Странное, загадочное, криминальное дело. Человек без каких-либо на то причин пропал в самый неподходящий момент, и сколько бы порогов ни оббивали родители с маячившей позади беспокойной Асей, никто не мог помочь. Им отдали вещи из комнаты Антона, документы, диплом в красной обложке, без единой четвёрки, и на этом развели руками. Следствие зашло в тупик: ни трупа, ни следов, ни мотива, ни логики.

Ася знала, что, по статистике, в стране ежегодно без вести пропадает несколько тысяч человек. И она никогда бы не подумала, что в их числе может оказаться её брат. Но статистика – вещь упрямая и бессердечная. Для неё не имеет значения личность, данные которой занесены в списки и перечни. Значение имеет только факт исчезновения. А он налицо.

* * *

– Так что насчёт Антона? – Ася стряхнула болезненное оцепенение, заставив себя вернуться в реальность. Она всегда говорила о брате в настоящем времени, поскольку верила в то, что Антон жив. Не только потому, что была оптимисткой, а потому, что не могла поверить в обратное.

– Не то что бы мы были знакомы лично… Но я знаю его однокурсницу. Вроде бы они дружили, – наконец, произнесла Кристина.

«Дружили?» – едва не спросила вслух Ася, но вовремя себя остановила. У Антона были друзья, о которых он не рассказывал? Тем более подруги… Это новое знание неприятно резануло: брат что-то от неё скрывал.

– О, ты не могла бы нас свести? В смысле… Мне было бы интересно с ней пообщаться. Ну, сама понимаешь. – Ася старалась, чтобы её просьба звучала естественно.

– Ладно, есть место, где ты наверняка сможешь её встретить. Она состоит или, по крайней мере, состояла в прошлом году в литературном клубе. Сама-то я оттуда ушла накануне летних каникул. – Кристина замолкла, о чём-то вспоминая. – В клубе постоянно недобор, поэтому новым участникам всегда рады. Обычно первого сентября, после всех официальных мероприятий и пар, проходит заседание – планирование на год, утверждение списка и всё такое.

Ася кивнула в знак признательности. Значит, клуб. Она откинулась на подушки. Может, дорожка неверная и тупиковая, но попробовать стоит. С чего-то же нужно начинать.