Защита прав человека как цель и содержание правоприменительной деятельности

Сборник трудов международной научной конференции к 70-летию принятия всеобщей декларации прав человека

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 341.231.14

ББК 67.412.1

З-40

Редакционная коллегия:

Денисенко В. В., кандидат юридических наук, доцент (отв. ред.);

Беляев М. А., кандидат философских наук, доцент.

Сборник включает материалы Международной научной конференции, посвященной юбилейной дате – 70-летию со дня принятия Всеобщей декларации прав человека. Конференция была проведена Воронежским государственным университетом совместно с Воронежским институтом ФСИН России в рамках поддержанного РФФИ проекта № 16-03-00291 «Юридификация как проблема правового регулирования». В сборник вошли статьи, посвященные категории «права человека», проблемам правозащитной деятельности в России и зарубежных странах, философским, историческим и политическим аспектам институциализации прав и свобод.

Для исследователей, аспирантов и студентов социальных и гуманитарных специальностей.

УДК 341.231.14

ББК 67.412.1

© Коллектив авторов, 2018

© ООО «Проспект», 2018

Уважение к человеку и его правам как фактор конституционализации современного российского права

Роман Анатольевич Ромашов

Санкт-Петербургский гуманитарный университет профсоюзов

Аннотация. В данной статье идет речь о феномене уважения к человеку. Автор защищает тезис о том, что уважение должно стать органичным элементом правового статуса, так как является частью личных субъективных прав. Факты современной российской действительности свидетельствуют о том, что такого рода понимание массовым сознанием пока совершенно не воспринято.

Ключевые слова: субъективные права, права личности, уважение, достоинство, честь, конституционализация.

Начну с того, что само понятие «уважение», вошло в широкое употребление не так давно. В толковом словаре В. Даля, слова «уважение» нет. Есть «уважить (уважать) и произвольное от них уважительность. Уважать, значит почитать, признавать достоинство, принимать почетно1.

В современном русском языке слово уважение обозначает «почтительное отношение, основанное на признании чьих-либо заслуг, качеств, достоинств и т. п.»2. В свою очередь достоинство, понимаемое В. Далем в качестве аналога стоимости, в настоящее время понимается как внутреннее самоуважение3. Таким образом, человек является или точнее, должен являться объектом уважения со стороны кого бы то ни было, в том числе, со стороны государства, сам по себе, безотносительно его заслуг перед обществом и личных качеств.

Антиподом уважения является унижение — умаление, оскорбление достоинства4.

Сравнение слов «уважить» и «уважать», позволяет говорить о том, что первоначально «уважение» носило персонифицированный, адресный характер и было направлено на признание и почитание достоинства конкретного лица. В настоящее время уважение в определенной степени утратило адресность и превратилось в абстрактную категорию непосредственным образом не связанную с конкретным адресатом. К примеру, достаточно часто можно услышать обращение: «Эй, уважаемый…», столь же безразличное, как и «гражданин, молодой человек, мужчина, женщина и т. п.».

В преамбуле Всеобщей декларации прав и свобод человека и гражданина говорится: «Принимая во внимание, что признание достоинства, присущего всем членам человеческой семьи, и равных и неотъемлемых прав их является основой свободы, справедливости и всеобщего мира … Генеральная Ассамблея, провозглашает настоящую Всеобщую декларацию прав человека в качестве задачи, к выполнению которой должны стремиться все народы и государства с тем, чтобы каждый человек и каждый орган общества, постоянно имея в виду настоящую Декларацию, стремились путем просвещения и образования содействовать уважению этих прав и свобод…»5

В действующей Конституции России, слово «уважение» используется дважды. Первый раз, в Преамбуле: «Мы, многонациональный народ Российской Федерации… чтя память предков, передавших нам любовь и уважение к Отечеству…». Второй раз в ст. 82, закрепляющей слова президентской присяги: «Клянусь при осуществлении полномочий Президента Российской Федерации уважать и охранять права и свободы человека и гражданина…» И в том, и в другом случаях, термины «уважение, уважать» используются как абстракции, одна из которых обращена мифическому прошлому «общего Отечества», вторая же, в силу своей обобщенности, лишена реальной социально-юридической значимости. Наглядным примером подобного восприятия уважения со стороны самого президента является его ответ на вопрос уральской девочки своему отцу: «Папа, кто такой Путин?» Ответ Президента В. Путина: «Это человек, который работает для того, чтобы ты была счастлива. Работает и живет для этого»6. Не подвергая сомнению искренность и находчивость ныне действующего главы государства, вместе с тем, нельзя не признать, что ни один из людей, сколькими бы талантами и положительными стремлениями он не обладал, не способен сделать счастливыми всех, равно как и не может всех уважать.

Уважение к человеку и его правам, представляется элементом субъективного права, сущность и содержание которого зависит не столько от той или иной законодательной дефиниции, сколько от уровня индивидуальной и групповой правовой культуры, позволяющей судить о том, насколько те или иные ценностные категории укоренились в правовом сознании и юридическом поведении субъектов правоотношений.

Современная Россия позиционирует себя в качестве демократического государства, политика которого строится на гуманистических приоритетах, одним из которых является уважение к человеческой личности. Однако, факты, свидетельствуют о том, что претворение в жизнь декларативных установок в настоящее время продолжает рассматриваться в качестве весьма далекой перспективы, реализация которой в условиях усиливающейся самоизоляции Российского государства приобретает весьма неопределенный характер.

Приведу два примера из, казалось бы, совершенно разных сфер современной российской жизни: уголовного процесса и художественной киноиндустрии.

Люди старшего возраста, рожденные в СССР, наверняка помнят, что в залах народных судов клеток, предназначенных для нахождения в них подсудимых, не было. Последние сидели за огороженной кафедрой, под охраной вооруженного конвоя. Впервые железная решетка в судебном зале, появилась во время суда над серийным маньяком Чикатило (1992 г.), причем мотив государства был понятен — не допустить самосуда над маньяком со стороны родственников жертв. Впоследствии этот опыт пригодился во время судов над рэкетирами и наемными убийцами 90-х годов. В так называемые «нулевые» железная клетка прочно заняла свое место в каждом зале суда общей юрисдикции, хотя законодательного акта, предписывающего устанавливать в залах судов железные клетки, вплоть до настоящего времени не существует. Согласно ст. 9 УПК РФ, никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться унижающему человеческое достоинство обращению. В соответствии со ст. 14 УПК РФ обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана и установлена вступившим в силу приговором суда. В европейских судах во время судебных процессов обвиняемые сидят рядом со своими защитниками, без какого-либо конвоя, который охраняет только входы и выходы зала судебного заседания, что позволяет обвиняемому общаться с защитником в ходе процесса. В отдельных случаях особо опасного обвиняемого в европейском суде пристегивают специальным ремнем к креслу, тем самым ограничивая ему свободу передвижения.

Еще одним процессуальным фактом, свидетельствующим об отсутствии уважительного отношения к человеку, является массовое заключение под стражу обвиняемых, не представляющих реальной социальной опасности (бывший губернатор Кировской обл. — Н. Белых). В соответствие со ст. 98 УПК РФ, судами могут применяться следующие меры пресечения: подписка о невыезде; личное поручительство; заключение под стражу; залог; присмотр за несовершеннолетним обвиняемым; наблюдение командования воинских частей (в отношении военнослужащих); домашний арест и только после всего этого, можно применять последнюю, самую суровую меру пресечения — заключение под стражу. Вместе с тем, вплоть до настоящего времени заключение под стражу продолжает оставаться основной мерой процессуального пресечения, применяемой судами в отношении лиц обвиняемых в совершении преступлений.

А теперь из сферы уголовного преследования перейдем к двум патриотическим блокбастерам современности — фильмам «Легенда 17» и «Движение вверх». И тот, и другой посвящены прошлым спортивным победам, убеждающим зрителей в непобедимости отечественного спорта в частности и России (хотя справедливости ради следует отметить, что все-таки, бывшего СССР), в целом. Лично на меня оба фильма произвели позитивное впечатление. И в том, и в другом показаны героические характеры наших великих спортсменов и тренеров. Но вот что касается уважительного отношения к ним со стороны государства, представленного спортивными чиновниками, великолепно сыгранными В. Меньшовым и М. Башаровым, то им, как говорится, и не пахнет. И в «Легенде», и в «Движении», представители государства едины в собственном чванстве, трусости, нежелании брать на себя ответственность и вместе с тем, готовности приписать себе заслугу в одержанной «вопреки» спортивной победе. С таким же неуважением, только к современным отечественным спортсменам, мы сталкиваемся сегодня, когда наблюдаем за позицией государства по вопросам, связанным с допинг-скандалом, повлекшим отстранение национальной сборной от участия в Олимпиаде.

И еще один пример. Так сказать, из современной жизни. Капитан полиции не пропустил двух полицейских генералов в служебный лифт, за что получил выговор с формулировкой: «… за проявленное неуважение к руководству»7.

Итак, уважать человека и его права, в соответствие с современным международным правом и национальным законодательством, безусловно надо, вот только в реальной жизни не всегда получается, а главное, что государство, представленное многочисленным бюрократическим аппаратом к этому не особенно и стремится.

Причиной подобного отношения является, на мой взгляд, не сложившееся вплоть до последнего времени отношение к человеку, как к основной ценности. Причем конституционное закрепление этой конструкции (ст. 2), к сожалению, не повлекло изменения стереотипа, сложившегося в отечественной государственно-правовой традиции, в рамках которой человек во все времена российской истории на государственном уровне рассматривался в качестве не имеющего самостоятельной значимости и ценности «винтика государственного механизма». По образному выражению мобилизованного и призванного «матерью-историей» «ассенизатора и водовоза» революции В. Маяковского: «Единица! Кому она нужна?! Голос единицы, тоньше писка. Кто его услышит? — Разве жена! И то если не на базаре, а близко»8.

В России уважается не человек как таковой, а его заслуги, получившие формальное признание со стороны государства, или, что более точно, то место, которое человек занимает в системе официальных социальных статусов. Изменение личного статуса влечет практически мгновенную перемену в отношениях к личности. При этом уважение может меняться на унижение и наоборот. Показательным примером такого изменения является судебное решение об аресте бывшего заместителя директора ФСИН РФ, генерала А. Протопопова, вынесенное в день его 55-летия9.

Приведенные примеры наглядно свидетельствуют о том, что говорить с высоких трибун об уважении человека и его прав российское государство в лице своих высокопоставленных представителей научилось достаточно хорошо, чего, к сожалению, не скажешь о современной правовой реальности. Представляется, что формирование уважительного отношения к человеку как к полноправному субъекту современного российского права, является важнейшим условием его фактической конституционализации. Без практического воплощения этого условия отечественная конституция будет по-прежнему восприниматься в качестве одного из «хороших» законов, существующих красивых, однако бесполезных в реальной жизни конкретных людей, деклараций.

Право на жилище: исторический опыт и новые смыслы

Людмила Евгеньевна Лаптева

Российская академия народного хозяйстваи государственной службы при Президенте РФ

Аннотация. В статье обоснован тезис, что право на жилище предполагает, в первую очередь, неприкосновенность жилища и собственности, т. е. базовые и неотъемлемые свободы человека, которые не должны определяться уровнем экономического благосостояния страны и ее граждан. Автор полагает, что социальные аспекты этого права могли бы компенсироваться готовностью администраций всех уровней добросовестно исполнять свои обязанности и не допускать злоупотреблений правом

Ключевые слова: социальное государство, правовое государство, право на жилище, жилищная политика, собственность, равенство.

Право на жилище было и остается, пожалуй, одним из самых парадоксальных, декларативных, неравных даже в ряду иных социальных прав. В то же время оно остается одним из самых древних, как и иные имущественные права. В истории оно обреталось и защищалось в соответствии с «достоинством» лица в первозданном значении этого слова, обозначающем место индивида в социуме. При наличии средств каждый свободный человек мог построить себе соответствующее его социальному статусу жилище или предпочесть обходиться без него. При этом любого жилища можно было лишить произвольно, по праву сильного. Качество и безопасность жилища (как и любого другого имущества) зависели от социального и экономического статуса владельца, и задача обеспечения правового равенства в этой сфере сводилась к тому, что любое лицо имело право сооружать себе крышу над головой или нанимать жилье в соответствии с возможностями и в рамках тех пределов роскоши, которые вплоть до Нового времени устанавливал закон.

В наши дни право на жилище пытаются толковать шире, чем простое имущественное право, связанное с защитой от произвольного изъятия или вторжения. Обеспечение малообеспеченного населения минимумом жилья начинает восприниматься как важный фактор поддержания социального мира, а, следовательно, как задача государства. Зачатки этого понимания появляются в ХIХ в. и активно развиваются в первой половине ХХ в. Экономические возможности большинства государств, даже сравнительно благополучной Европы, в то время еще не позволяли правительствам заниматься масштабным строительством недорогого жилья. Но некоторые всерьез думали, что жилье можно «отнять и поделить». Так, классики марксизма в свое время писали, что в городах жилищный вопрос может быть решен достаточно просто. В датированной 1872 г. работе Ф. Энгельса по жилищному вопросу отмечалось, что «в больших городах достаточно жилых зданий, чтобы тотчас помочь действительной нужде в жилищах при разумном использовании этих зданий». Средством решения проблемы виделась экспроприация владельцев и «поселение в этих домах бездомных рабочих или рабочих, живущих теперь в слишком перенаселенных квартирах… как только пролетариат завоюет политическую власть». Подобная мера оправдывалась «интересами общественной пользы»10 и, как показало не очень отдаленное будущее, была легко выполнима.

Идея уплотнения или полной экспроприации частных зданий и квартир активно воплощалась в жизнь в первые десятилетия Советской власти. Богатой квартирой считалась тогда «всякая квартира, в которой число комнат равняется или превышает число душ населения, постоянно живущего в этой квартире». Владельцы богатых квартир обязаны были «немедленно, под угрозой конфискации всего имущества, предоставить в 2 экземплярах… заявление об освобождении одной из двух богатых квартир на нужды бедного населения столицы»11. Согласно одному из декретов 20-х гг. при уплотнениях гражданам давался двухнедельный срок для подыскания себе сожителей. В случае, если к этому сроку квартира не будет уплотнена в полной мере, Жилищно-Земельным Отделам предоставлялось право провести принудительное уплотнение. В целях уплотнения допускались перемещения жителей из одной квартиры в другую. Устанавливались и категории лиц, имеющих право на добавочную жилую площадь и отдельную комнату. Это были лица, страдающие определенными заболеваниями, и некоторые категории трудящихся, которым это было необходимо для профессиональной деятельности. Лица, содержащие свои жилища в грязном антисанитарном состоянии, портящие его, своим поведением нарушающие внутренний порядок, могли подвергаться в административном порядке по определению Жилищно-Санитарной Инспекции и Жилищно-Земельных Отделов лишению свободы на срок до 1 месяца или принудительным работам на срок до 3 месяцев12.

Очень быстро уменьшался и расчетный минимальный размер жилища на душу населения. Расчет первоначально велся, исходя из объема воздуха, который положен ежедневно человеку, «взрослому рабочему». При этом не учитывалось пространство, занимаемое мебелью и иными предметами домашнего обихода. В 1920-м г. от такой нормы как «объем жилья» отказались, изменив на другую единицу измерения, известную нам как «площадь». Декрет СНК от 29.09.1924 «О праве пользования дополнительной жилой площадью» дополнил перечень работниками государственных (и приравненных к государственным) учреждений и предприятий, а также профессиональных, кооперативных и партийных организаций, нуждающимися в дополнительной площади для служебной работы на дому; ответственными сотрудниками военного и морского ведомств, принадлежащими к высшему командному, высшему административному и высшему политическому составу; научными работниками; вольно практикующими врачами, представившими удостоверение губернского отдела здравоохранения о практике на дому, а также членами Общества бывших политических каторжан и ссыльно-поселенцев. Знаменательно, что принадлежность к любой из перечисленных в декретах разных лет категорий не могло служить основанием к требованию таковой комнаты или площади от домоуправления или жилищных органов. Это было лишь основанием к тому, чтобы у соответствующих категорий граждан, фактически пользующихся дополнительной комнатой или площадью, таковая не подвергалась изъятию, а также чтобы гражданам, не пользующимся дополнительной комнатой или площадью, но имеющим на это право, таковая комната или площадь предоставлялась из имеющейся в наличности и вновь освобождающейся жилой площади в той же квартире или в том же доме.

Миграция в города усугубляла «квартирный вопрос». Конечно, она происходила и до 1917 г., но в годы «великого перелома» привела уже к катастрофическому росту численности городского населения. Проблема решалась с помощью бараков и коммуналок, но сохраняло актуальность и пресловутое «уплотнение». Теснота и отсутствие бытовой культуры порождали новые проблемы. Весьма показателен циркуляр НККХ и НКЮ 1935 г. «О борьбе с хулиганством в квартирах»13, который запрещал «устройство в квартире систематических попоек, сопровождающихся шумом, драками и площадной бранью, нанесение побоев (в частности, женщинам и детям), оскорблений, угрозы расправиться, пользуясь своим служебным положением, развратное поведение, национальная травля, издевательство над личностью, учинение разных пакостей (выбрасывание чужих вещей из кухни и других мест общественного пользования, порча пищи, изготовленной жильцами, чужих вещей, продуктов и т. п.)». Тут, кажется, комментарии не нужны.

Коммунальный быт сохранялся до конца 50-х гг., когда в СССР, наконец, приступили к масштабной программе жилищного строительства и стали переселять людей в отдельные квартиры. Впрочем, если в результате естественной убыли в таких квартирах превышалась норма по жилплощади на оставшихся жильцов, их вполне могли «уплотнить» и превратить в коммуналку. Такая практика, следствие административно-распределительной системы, когда у нанимателей не возникало даже права владения на жилое помещение, прекратилась только после принятия Конституции СССР 1977 г.

Широкое государственное строительство доступного рабочим и мелким служащим жилья начинается только во второй половине ХХ в. Не случайно именно в то время право на жилище было закреплено международными документами: Международным пактом об экономических, социальных и культурных правах (ст. 11)14, Европейской социальной хартией (ст. 16), Пересмотренной Европейской социальной хартией (ст. 31)15. Международные документы толкуют о праве на достаточное жилище, выводя его из общего права человека на достойное существование. Поэтому оно включает не только правовое обеспечение собственно проживания, но и наличие минимальных услуг и материалов, доступность с точки зрения расходов, возможностей и инфраструктуры, экологическую пригодность для проживания, адекватность с точки зрения культуры. В соответствии смеждународным стандартом качества жилья, разработанным ООН и ЮНЕСКО, на каждого жителя должно приходиться не менее 30 кв. м общей площади, одна индивидуальная комната для каждого члена домохозяйства и еще минимум две комнаты для совместного пребывания членов домохозяйства16.

Конституционное закрепление права на жилище некоторыми государствами (Испания, Португалия) произошло сравнительно недавно. В нашей истории это случилось в 1977 г., в последней конституции Советского Союза. В соответствии с нормами Основного закона Союза Конституция РСФСР 1978 г. устанавливала, что граждане РСФСР имеют право на жилище (ст. 42), которое обеспечивалось развитием государственного и общественного жилищного фонда, содействием кооперативному и индивидуальному жилищному строительству, справедливым распределением под общественным контролем жилой площади, а также невысокой платой за квартиру и коммунальные услуги.

Согласно Конституции РФ 1993 г. (ст. 40) государство берет на себя обязательство следить за тем, чтобы никто не был произвольно лишен жилища. Кроме того, как и в СССР, предполагается, что органы государственной власти и органы местного самоуправления поощряют жилищное строительство, создают условия для осуществления права на жилище. Малоимущим и иным указанным в законе гражданам оно может предоставляться бесплатно или за доступную плату из государственных, муниципальных и других жилищных фондов, в соответствии с установленными законом нормами. Попытки сузить перечень таких категорий или уменьшить объем соответствующего права достаточно успешно пресекаются Конституционным судом. Например, еще в 2000 г. он постановил, что бесплатная приватизация жилья («профессионального жилья», предоставляемого работникам) из государственного или муниципального жилищного фонда возможна также в сельской местности17. Вообще ежегодно порядка 20% дел, рассмотренных Конституционным судом, касаются проверки конституционности тех или иных норм, регулирующих разные аспекты права на жилище.

При этом, как ни странно, в современном российском законодательстве нет четкости в определении жилища. Жилищный кодекс (ст. 15) заменяет его словосочетанием «объекты жилищных прав», отнеся к таковым жилые помещения, т. е. изолированные помещения, которые являются недвижимым имуществом и пригодны для постоянного проживания граждан (отвечают установленным санитарным и техническим правилам и нормам, иным требованиям законодательства)18. К видам жилых помещений относятся жилой дом, часть жилого дома, квартира или часть квартиры, комната (ст. 16). Предполагается, что эти виды жилого помещения должны быть снабжены соответствующей вспомогательной площадью (кухня, коридор, ванная комната, прихожая и т. п.), а также различного рода другими объектами жилого дома (лифт и лифтовое хозяйство, иное инженерное оборудование). Однако, во-первых, такое требование в законе не закреплено; во-вторых, содержание понятия «жилище» помещениями, перечисленными в жилищном кодексе, не исчерпывается.

Российское законодательство использует еще и понятие «место жительства»19, под которым подразумевается не только жилой дом, квартира, комната, но и жилое помещение специализированного жилищного фонда либо иное жилое помещение, в которых гражданин постоянно или преимущественно проживает в качестве собственника, по договору найма (поднайма), либо на иных основаниях, предусмотренных законодательством Российской Федерации, и в которых он зарегистрирован по месту жительства. Уместно предположить, что такого рода объекты также могут рассматриваться как жилище. И действительно: согласно даваемым официальными органами разъяснениям это может быть общежитие, гостиница-приют, дом маневренного фонда, специальный дом для одиноких престарелых, дом-интернат для инвалидов, ветеранов20. Несмотря на то, что разъяснения подобного рода часто не носят нормативного характера, а просто отвечают на конкретный запрос, они дают представление о том, как официальные инстанции склонны толковать такое понятие, как «жилище». Заметим, что ни в одном из приведенных документов нет речи о «достойном» или «достаточном» жилье.

Несмотря на то, что в целом законодатель связывает понятие жилища с таким его качеством как пригодность, Конституционный суд допускает некоторое отступление от этого подхода. разрешает регистрировать граждан в строениях, возведенных на землях, предназначенных для садоводства. При этом суд указал, что «выбирая в качестве места жительства жилое строение, расположенное на земельном участке, отнесенном к землям сельскохозяйственного назначения, граждане должны осознанно принимать и те возможные неудобства, которые являются следствием проживания вне территории населенных пунктов». Иными словами, суд четко указал здесь, что термин место жительства рассматривает не только как юридический адрес регистрации лица, но и как его реальное жилище21.

Уточнение значения термина «жилище» имеет далеко не только теоретическое значение, поскольку одной из важнейших обязанностей, взятых на себя государством, является обеспечение недопустимости произвольного лишения граждан права на жилище, в том числе путем проникновения в жилище других лиц помимо воли проживающих в нем. В этой сфере до сих пор остается много нерешенных вопросов, в том числе защита добросовестного владения или предупреждение произвола со стороны, так называемых, «профессиональных соседей», вселяющихся на основании владения микродолями площади жилого помещения с целью вынудить настоящих владельцев продать квартиру или дом.

Современные нормы международного права формулируют рекомендуемые стандарты, которым должно следовать государство, признающее право на достаточное жилище. Рекомендации в этой сфере формулируются Комитетом по экономическим, социальным и культурным правам, исполнительным органом Организации Объединенных Наций, осуществляющим надзор за соблюдением Международного пакта об экономических, социальных и культурных правах. По его оценкам, уже в 1991 г., в мире официально существовало свыше 100 млн бездомных и более 1 млрд людей, располагающих недостаточным жильем.

По мнению Комитета, право на жилище не следует толковать в узком или ограниченном смысле, например, как просто крышу над головой. Его скорее следует рассматривать как право жить где бы то ни было в безопасности, мире и с достоинством: «Надлежащее жилье означает… отдельное жилье, надлежащую площадь проживания, надлежащую безопасность, надлежащее освещение и вентиляцию, надлежащую основную инфраструктуру и надлежащее местоположение с точки зрения работы и основных услуг, причем все это — по разумной цене»22. Государства должны обеспечить устойчивый доступ к системам снабжения питьевой водой, санитарии и гигиены, хранения продуктов питания, удаления отходов, канализации и чрезвычайных служб.

Доступность жилья подразумевает, что государства-участники должны установить субсидии на жилье для тех, кто не в состоянии получить доступное с точки зрения расходов жилье, а квартиросъемщики должны быть защищены с помощью соответствующих средств против неразумных размеров квартирной платы или ее увеличения. В тех странах, где природные материалы являются главным источником строительных материалов для жилья, государства-участники должны принять меры по обеспечению наличия таких материалов. Не так давно Конституционный Суд РФ признал часть 3 статьи 8 Закона Алтайского края «О регулировании отдельных лесных отношений на территории Алтайского края» не соответствующей Конституции РФ23 в той мере, в какой она не позволяет признать испытывающими потребность в древесине для индивидуального жилищного строительства проживающих на территории Алтайского края граждан, которые не относятся к принятым на учет в качестве нуждающихся в жилых помещениях в соответствии с жилищным законодательством или к снятым с такого учета ввиду использования указанных в данной статье форм удовлетворения потребности в жилье, не связанных с предоставлением жилого помещения, и тем самым лишает таких граждан права на заготовку древесины для собственных нужд по ставкам, утвержденным нормативным правовым актом Администрации Алтайского края. Иными словами, Конституционный суд предоставил равные права на заготовку древесины всем категориям граждан, нуждающихся в древесине для индивидуального жилищного строительства, независимо от наличия или отсутствия официального признания их таковыми со стороны государства. В частности, было указано, что конституционные начала взаимоотношений личности, общества и государства в социальной сфере распространяются и на отношения, связанные с осуществлением права на жилище, которое получило в том числе международно-правовое признание в качестве одного из необходимых условий гарантирования права на достойный жизненный уровень.

Отрадный пример, к сожалению, не делает погоды, поскольку большинство приведенных стандартов в России не соблюдается. Согласно рассматриваемым документам достаточное жилье должно еще быть пригодным для проживания с точки зрения защиты жильцов от холода, сырости или иных угроз для здоровья, структурных опасностей и переносчиков болезней. Примеры несоблюдения элементарных обязанностей муниципалитетами, владеющими жилым фондом, или учреждениями социального призрения, можно множить бесконечно. А уж история о свалке, отравляющей жизнь соседствующего с ней населения и закрытой только по распоряжению Президента, известна всей стране.

Право на жилище согласно ст. 17 Конституции РФ принадлежит каждому от рождения и относится к числу неотчуждаемых в том смысле, что право на жилище не может быть изъято государством у гражданина либо ограничено в объеме, кроме случаев, прямо указанных в самой Конституции РФ и в законе24. Иными словами, речь идет о неприкосновенности жилища и собственности, т. е. о базовых и неотъемлемых свободах человека, которые не должны определяться уровнем экономического благосостояния страны и ее граждан. Думается, что социальные аспекты этого права могли бы во многом компенсироваться готовностью администраций всех уровней добросовестно исполнять свои обязанности и не допускать злоупотреблений правом.

Правовое просвещение как цель и содержание деятельности уполномоченного по правам человека

Татьяна Дмитриевна Зражевская

Воронежский государственный университет

Аннотация. В статье рассматриваются задачи и возможности уполномоченных по правам человека в России (как федерального, так и региональных) по правовому просвещению населения. Эта форма деятельности рассматривается автором в целевом, функциональном и ценностном измерениях.

Ключевые слова: правовая грамотность, правовое просвещение, омбудсман, защита прав человека, гарантии прав и свобод.

Одной из целей деятельности Уполномоченного по правам человека в России и уполномоченных по правам человека в субъектах Российской Федерации, согласно действующему законодательству, является правовое просвещение по вопросам прав и свобод человека, форм, методов и средств их защиты25.

Правовое просвещение — понятие многогранное и всесторонне научно исследованное26. В его основе лежит Всеобщая декларация прав человека, принятая семьдесят лет назад — 10.12.1948 Генеральной Ассамблеей ООН. После этого исторического акта Генеральная Ассамблея призвала все государства-члены обеспечить «распространение, оглашение и разъяснение» содержания декларации «без какого бы то ни было различия, основанного на политическом статусе стран или территорий». В дополнении к этому и другим действующим международным актам 19.12.2011 была принята Декларация ООН об образовании и подготовке в области прав человека, где закреплены в качестве единой системы следующие элементы: право знать свои права (ст. 1); комплексное содержание образования и подготовка в области прав человека (ст. 2); образование как продолжающийся процесс; государство несет главную ответственность за продвижение образования и разрабатывает стратегии (ст. 7 и 8).

Бывший Верховный комиссар ООН по правам человека Робинсон выделял образование как важнейший способ обеспечения прав человека: «Единственная возможность добиться всеобщей и эффективной защиты прав человека — постоянные основанные на знании, требования самих людей. Образование наделяет их силой и позволяет добиваться своих прав: только зная свои права и сознательно отстаивая их, мы можем добиться их исполнения».

В России создана правовая база для просвещения и формирования правовой культуры: приняты Основы государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан27. Здесь определяются принципы, цели, основные направления и содержание государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан. Основы поставили ряд задач в целях формирования высокого уровня правового просвещения и информирования граждан: развитие правового образования и воспитания в общеобразовательных учреждениях; совершенствование системы юридического образования; преобразования в сферах культуры, массовой информации, рекламной и издательской деятельности, для повышения уровня правовой культуры и правосознания; совершенствование деятельности государственных и муниципальных органов по обеспечению законности и правопорядка, повышению правосознания служащих; создание эффективной системы бесплатной юридической помощи.

Более того, правовое воспитание должно формировать гражданскую позицию российского гражданина. «Тема гражданина ставится в отечественной теории государства и права преимущественно в формально-юридической плоскости — права и обязанности человека и гражданин, приобретение, лишение гражданства, отказ от гражданства. Вопросы гражданственности, сознательного гражданского поведения почти не ставятся, а это ослабляет воспитательный эффект науки и учебной дисциплины28.

В реализации государственной политики участвуют и взаимодействуют федеральные и региональные государственные органы, органы местного самоуправления, профессиональные юридические сообщества и общественные объединения юристов, а также другие организации и структуры гражданского общества (социальное партнерство).

Именно участие в создании этих условий и является целью уполномоченного по правам человека в реализации государственной политики. Омбудсманы играют особую роль в правовом просвещении граждан, поскольку правомочны с одной стороны, одновременно использовать межсистемный подход ко всем участникам процесса, взаимодействуя между государственными органами и общественными структурами, с другой стороны — осуществлять парламентский контроль данной правоприменительной деятельности, мониторинг ситуации в целом по региону. Именно они сталкиваются с тем, что низкая правовая грамотность населения не позволяет понимать и отстаивать свои права и интересы. Это зачастую приводит либо к необоснованным обращениям, либо к невозможности исправить ситуацию в связи с пропуском сроков, отсутствием юридически значимых документов. Считая себя потерпевшими или правыми, некоторые граждане отказываются принимать и понимать доводы противоположной стороны или органов, которые пытаются разрешить их проблему; обращение в органы, в компетенции которых находится рассмотрение проблемы, считают излишней бюрократией, и надеются, что государственная система будет исходить из его интересов и окажет ему квалифицированную юридическую помощь.

Отсюда возникает правовой нигилизм — отрицание роли законов, незнание собственных прав и неумение отстоять их — как одна из главных проблем современного российского общества. И уполномоченный по правам человека обязан разрешить возникшее противоречие как в правотворческом контексте (обладая правом законодательной инициативы), так и в правоприменительной практике, поскольку он по своим функциональным связям обеспечивает координацию деятельности и взаимодействия федеральных государственных органов, государственных органов субъектов Российской Федерации, муниципальных органов, а также институтов гражданского общества. Например, в качестве своеобразной формы правового просвещения Уполномоченный в Российской Федерации непосредственно либо через своих представителей участвует в деятельности таких коллегиальных органов при органах государственной власти как: Комиссия при Президенте Российской Федерации по предварительному рассмотрению кандидатур на должности судей федеральных судов29; Комиссия Генеральной прокуратуры Российской Федерации по предварительному рассмотрению кандидатур на должности прокуроров субъектов Российской Федерации, приравненных к ним прокуроров и продлению их полномочий; Правительственная комиссия по миграционной политике30; Правительственная комиссия по делам соотечественников за рубежом31; Правительственная комиссия по профилактике правонарушений32; Правительственная комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав; Правительственная комиссия по реализации Федерального закона «О бесплатной юридической помощи в Российской Федерации» и др.

Особая, исключительная форма правового просвещения, предусмотренная законодательством — ежегодные доклады уполномоченных по правам человека, который адресован и изучаем всеми членами общества. Он направляется главе государства и высшим государственным органам власти (соответственно в законодательный орган субъекта РФ). Доклад в Государственной Думе вызывает широкое обсуждение среди депутатов и политических партий. Публикация в СМИ позволяет всему населению знать ситуацию с правами человека в обществе.

Важным фактором обеспечения государственной политики в сфере правовой грамотности и правосознания населения становятся разработанные при участии уполномоченных по правам человека стратегические документы, объединяющие вышеназванные цели и субъекты их исполняющие, в единую систему. Так, например, в Калужской области Уполномоченным была разработана ведомственная целевая программа «Защита прав человека и правовое просвещение» на 2013–2015 гг., для реализации которой работал Координационный совет при губернаторе области по правовому воспитанию. В Республике Татарстан, в Воронежской области были приняты документы в форме Стратегии.

«Стратегия Воронежской области в сфере развития и защиты прав человека на 2016–2025 годы» утверждена Указом губернатора от 05.08.2016 № 272-у. Самостоятельным разделом (2.4.) выделено направление «Совершенствование системы правовой помощи и просвещения», где поставлены приоритетные первоочередные задачи: совершенствование механизмов правового просвещения и информирования населения о системе государственной бесплатной юридической помощи; внедрение современных технологий и стандартов качества в этот процесс. К ожидаемым результатам отнесено создание эффективной и разноплановой системы бесплатной правовой помощи населению; создание системы непрерывного правового просвещения и удобного для граждан информационно-методического пространства в сфере прав человека.

Ожидаемые результаты, ежегодно планируемые на основе Стратегии, и постоянно контролируемые на заседании Правительства Воронежской области, достигаются различными способами.

1. Организация оказания правовой помощи населению в рамках многофункциональных центров предоставления государственных и муниципальных услуг, в том числе, сбора документов, подтверждающих право на получение бесплатной юридической помощи.

2. Расширение категорий граждан, имеющих право на получение бесплатной юридической помощи; координация работы и поддержка деятельности общественных приемных, занимающихся прямой правовой помощью малоимущим и социально незащищенным категориям населения и лицам, находящимся в трудной жизненной ситуации.

3. Координация деятельности юридических клиник Воронежского государственного университета, Центрального филиала Российского государственного университета правосудия, Воронежского филиала Российской Академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации и Воронежского института МВД России по оказанию правовой помощи населению с перспективой создания с их участием электронного интерактивного центра правовой помощи населению при Уполномоченном по правам человека.

4 Разработка порядка включения общественных и некоммерческих организаций в оказание социальных услуг в соответствии с ФЗ № 442 «Об основах социального обслуживания населения в РФ».

5. Разработка и реализация программы комплексного правозащитного образования и правового просвещения среди различных групп граждан; создание и общественное ведение структурированного информационного ресурса по правовым и методическим вопросам в сфере прав человека (с ответами на часто задаваемые вопросы, образцами документов, заявлений, возможностью поиска). Распространение и использование доступных для восприятия информационных материалов («социальной рекламы»), формирующих правовую грамотность и правосознание населения, в печатном, электронном, аудиовизуальном и ином виде, а также с помощью средств массовой информации.

6. Развитие магистерской программы «Защита прав и свобод человека» на юридическом факультете (которая действует 8 лет); магистерской программы «Международная защита прав человека» на факультете международных отношений в Воронежском государственном университете как результат вхождения в консорциум европейских университетов совместно с РУДН, МГИМО и другими вузами под эгидой Управления Верховного комиссара ООН по правам человека. Цель консорциума: повышение квалификации преподавателей; обсуждение методологии преподавания прав человека; презентация инновационных курсов и обмен опытом их внедрения в учебный процесс.

7. Включение в образовательные программы общего и профессионального образования правовых, социальных и гуманитарных тематик, связанных с правами и свободами человека; организация специальных курсов по тематике прав человека для педагогических работников общеобразовательных учреждений.

8. Разработка порядка участия органов местного самоуправления в муниципальных районах области в проведении разъяснительной работы среди населения об их правах, а также об ответственности за нарушение законодательства; создание и регулярное обновление на официальных интернет-сайтах муниципальных образований разделов, содержащих информацию о правах граждан и их реализации органами местного самоуправления.

9. Создание в средствах массовой информации («Аргументы и факты») рубрик, связанных с проблематикой прав и свобод человека; издание и распространение информационных материалов по правам человека для малоимущих и социально незащищенных категорий населения.

10. Содействие приобретению и совершенствованию знаний в области права в рамках получения второго высшего профессионального образования, обучения по программам профессиональной переподготовки и повышения квалификации лиц, замещающих государственные и муниципальные должности; совершенствование систем подготовки и переподготовки государственных и муниципальных служащих, сотрудников правоохранительных органов, повышение их квалификации и дополнительное обучение, направленное на совершенствование правовой культуры.

Особая миссия уполномоченных — содействие становлению гражданского общества, обеспечение взаимодействия государства с институтами гражданского общества и конфессиями; развитие негосударственных форм правового просвещения и оказания юридической помощи населению, государственная поддержка этого процесса. Перспективным представляется налаживание взаимодействия уполномоченных по правам человека с негосударственными структурами: Ассоциацией юристов России; Общественной Палатой Российской Федерации и региональными общественными палатами; адвокатским сообществом; некоммерческими правозащитными организациями. Складываются следующие организационные формы такого взаимодействия: юридические клиники; дни бесплатной юридической помощи; бесплатные адвокатские консультации; круглые столы и семинары.

Мерами государственной политики по поддержке институтов гражданского общества являются: выделение грантов и использование государством иных мер материального содействия, а также нематериального поощрения негосударственных организаций, создающих и развивающих негосударственные формы правового просвещения и повышения правовой грамотности и правосознания граждан, информирования и юридической помощи за счет собственных средств на условиях социального партнерства.

Практика уполномоченных в субъектах Федерации доказала необходимость системного подхода к процессу правового просвещения путем формирования единой Стратегии в области развития и защиты прав человека в России до 2030 г. Это позволит прежде всего выработать комплекс мер по реализации в законодательстве принципов справедливости и равноправия, обеспечить соответствие норм права интересам и потребностям различных социальных групп. На ее основе могут разрабатываться федеральные программы по конкретным направлениям: просвещения и образования в области прав человека в образовательных учреждениях различного вида. В частности, включить развитие правового образования и воспитания подрастающего поколения в образовательных учреждениях посредством внедрения в образовательный процесс учебных курсов, программ, учебно-методических материалов, обеспечивающих получение знаний в области права; ввести в государственные образовательные стандарты требования знать права и свободы человека и способы их защиты.

К 100-летнему юбилею первых декретов о браке и семье: Эволюция или революция?

Павел Львович Полянский

Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова

Аннотация. В 2017 г. исполнилось сто лет не только Октябрьской революции, но и первым декретам советской власти о браке и семье (декабрь 1917 г.). Совпадение этих юбилеев заставляет задуматься о том, чем же стали семейно-правовые преобразования 1917 г. в своей сфере: эволюцией или революцией? Представляется, что и тот, и другой ответ будут отчасти справедливы. Некоторые нормы первых декретов о браке и семье явились очевидным продолжением начатых до Октябрьской революции преобразований. Однако семейное законодательство после Октября 1917 г. в том виде, в каком оно увидело свет, было бы невозможно без революционных преобразований в российском обществе. Таким образом, целью настоящей статьи является показать как намечавшиеся дореволюционные тенденции изменения правового регулирования брака и семьи в России, так и причины, по которым эти изменения стали столь радикальными.

Ключевые слова: брачно-семейные отношения, расторжение брака, декреты, революция, советское право.

В декабре 2017 г. исполнилось сто лет первым декретам Советской власти о браке и семье. Оценивая в общем эти документы, надо сказать, что они стали, с одной стороны, долгожданным решением назревших в России брачно-семейных проблем. С другой — декреты заложили основание для настоящей революции в правовом регулировании отношений в сфере брака и семьи. Принятие столь важных для отрасли документов стало возможным благодаря нескольким предпосылкам объективного характера, вызванным Октябрьской революцией 1917 г. Одной из них стало уничтожение сословного строя в России, другой — политика отделения церкви от государства. Непосредственной же причиной преобразований, намеченных первыми декретами о браке и семье, стала их давно созревшая и осознанная российским обществом необходимость.

Авторство декретов ВЦИК и СНК «О расторжении брака»33 и «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния»34 до сих пор вызывает вопросы. Н. А. Семидеркин обоснованно предполагал, что первый проект декрета о расторжении брака, опубликованный на десятый день после Октябрьской революции и внесенный в Совет Народных комиссаров, был составлен бывшим присяжным поверенным Иваном Анатольевичем Шпицбергом35. Однако по степени «революционности» этот проект явно не дотягивает до окончательного текста декрета. Так, И. А. Шпицберг сохранял в своем проекте так называемые «законные основания» расторжения брака, а само расторжение должно было с некоторыми изъятиями проходить по правилам Устава гражданского судопроизводства 1864 г. В окончательном же тексте декрета судья должен был установить лишь желание одного или обоих супругов расторгнуть брак и тут же вынести об этом решение. Поэтому вклад И. А. Шпицберга в создание текстов первых декретов о браке и семье остается под вопросом.

Вряд ли повлиял на создание декретов и Александр Григорьевич Гойхбарг, один из авторов первого советского семейного кодекса (КЗАГС). Его участие в работе аппарата советского правительства прослеживается лишь с 1918 года. Кроме того, социалистические воззрения этого юриста не позволили бы ему внести в текст декрета «О расторжении брака» норму, основанную на неравенстве полов. Так, декрет требовал от судьи при вынесении решения о разводе указать, обязан ли муж и в каком размере доставлять пропитание и содержание своей «бракоразведенной» жене, если она в этом нуждалась (ст. 8–9). А. Г. Гойхбарг, убежденный сторонник равенства полов, закрепил в КЗАГС обязанность как мужа содержать жену при ее нетрудоспособности и нуждаемости, так и жены — мужа при тех же условиях.

Издание «Декреты Советской власти» 1957 г. (т. 1), в котором даны некоторые сведения о принятии декретов «О расторжении брака» и «О гражданском браке…», также не приводит сведений об их авторах-разработчиках36. Более раннее издание — «Декреты Октябрьской революции» 1933 г.37 — называет Петра Ивановича Стучку как инициатора рассмотрения проектов декретов на заседании СНК 20 ноября 1917 г. Рукой того же П. И. Стучки сделаны правки на оригинале декрета «О расторжении брака» в его окончательной редакции38. Кроме того, П. И. Стучка внес наибольший вклад в разработку декрета «О суде» № 1 (22 ноября 1917 г.) и он вполне мог разработать процессуальные нормы декрета «О расторжении брака». В конце ноября 1917 г. в состав Коллегии НКЮ был введен Петр Ананьевич Красиков, который (как установил Н. А. Семидеркин) в мае 1918 г. стал заниматься разработкой положения о записи браков и рождений)39. Можно предположить, что он мог приложить руку к подготовке статей декрета «О гражданском браке…», связанных с регистраций актов состояния. Наконец, участие в редактировании проекта декрета «О расторжении брака», по воспоминаниям П. И. Стучки40, принимал Владимир Ильич Ленин. Таким образом, вопрос об истории разработки и принятия первых большевистских декретов о браке и семье еще ждет своего исследователя, поскольку пока можно лишь предполагать, кто именно из деятелей советской юстиции составил тексты рассматриваемых документов.

Сословный строй, существовавший в России до ноября 1917 г., был одним из важнейших факторов, оказывавших влияние на правовое регулирование брачно-семейных отношений. Соответственно, крушение сословного строя в Советской России, оформленное ноябрьским декретом ЦИК и СНК 1917 г.41, стало объективной предпосылкой к тому, чтобы в первых декретах о браке и семье многие вопросы стали регулироваться совсем иначе, чем до Октябрьской революции. Так, до революции брак лиц, состоящих на военной или гражданской службе, зависел от согласия их начальства (ст. 9 Свода законов гражданских42). Необходимость такого согласия была сформулирована законодателем еще в XVIII веке для вступающих в брак служащих дворян. Давая согласие в каждом подобном случае, начальство должно было быть удостоверено в материальных возможностях жениха содержать будущую семью, а также в соответствии общественного положения невесты статусу жениха. Тяжелое материальное положение офицера могло помешать предоставлять будущей супруге приличное его положению содержание, что могло уронить честь всего полка, равно как и вступление офицера в брак с неравной ему по сословному положению женщиной.

От начальства долгое время зависели и браки низших воинских чинов. С одной стороны, власть была заинтересована в таких браках, поскольку мужское потомство в таких семьях также пополняло контингент военнослужащих, с другой — условия расквартирования не всегда позволяли размещать жен рядом с мужьями, что и могло привести к отказу начальства в просьбе солдат о разрешении на брак. Военные реформы второй половины XIX века упразднили сословный характер солдатской службы: потомство низших воинских чинов перестало автоматически числиться за военным ведомством. Солдатская служба стала срочной, и в нее попадали исключительно молодые люди, что позволяло большинству из них жениться после увольнения еще до достижения 30 лет. В этих условиях браки лиц, состоящих на действительной военной службе, стали запрещаться. Таким образом, к моменту совершения Октябрьской революции согласие начальства на брак подчиненных было призвано исключительно охранять дворянские представления о сословной чести, требующие для служащего достойной его жены, которой нужно было предоставлять приличное статусу мужа содержание. Соответственно, декрет «О гражданском браке…» среди условий вступления в брак уже не упоминает о согласии начальства, т. к. после принятия в ноябре 1917 г. декрета «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» представления о дворянских приличиях не могли обеспечиваться силой закона.

Одним из следствий установления в России сословного строя являлось бесправное положение внебрачных детей. Однако справедливости ради надо сказать, что эта проблема касалась, в основном, лиц дворянского сословия. Для подавляющего большинства россиян (крестьяне, ремесленники, промышленный пролетариат) правовой статус не определялся тем, родились ли они в «законном» браке или вне такового. Церковно-правовые нормы не регулировали этот вопрос, а государственная власть смотрела на подданных через призму их сословных обязанностей. Поэтому внебрачный ребенок приписывался в деревне к сельскому податному обществу, а в городах — к городскому податному обществу. Однако и эта приписка утратила былое значение с того момента, как рекрутчина в ходе военных реформ во второй половине XIX в. была заменена всеобщей воинской повинностью, и в это же время отменена подушная подать. Таким образом, уничтожалось значение податных обществ как посредников между правительством и населением при выполнении последним важнейших обязанностей, теперь каждый подданный становился лично обязанным за их выполнение, невзирая на свое «законное» или «незаконное» происхождение.

Обеспечивая свой интерес, царское правительство не забывало об интересах правящего сословия — дворянства. Поэтому высочайше утвержденное мнение Государственного Совета 1902 г. с выразительным названием «Об утверждении правил об улучшении (курсив мой. — П. П.) положения незаконнорожденных детей»43 улучшило их положение в том смысле, что они получили право наследовать благоприобретенное имущество своих матерей, воспитывались и содержались ими, а также в случае недостаточности их средств могли претендовать на получение содержания от фактических отцов. Внебрачные дети не наследовали родового имущества матерей (не говоря уже об отцовском имуществе), что говорило об их ограниченных правах по отношению к законнорожденным детям. Впрочем, внебрачного ребенка можно было узаконить или усыновить, но согласно высочайше утвержденному мнению Государственного Совета 1891 г.44 усыновляемые дворянами или потомственными почетными гражданами приобретали лишь статус личных почетных граждан. Таким образом, даже усыновление в дворянской среде не приравнивало внебрачного ребенка к законнорожденному ни по сословному положению, ни по статусу члена семьи. Упразднение сословного строя в ноябре 1917 г. наконец-то сделало неактуальной разницу в правовом положении внебрачных детей и рожденных в браке. Эта разница была ликвидирована декретом «О гражданском браке…» (ст. 10). Соответственно, сама собой отпала необходимость узаконивать внебрачных детей, советское законодательство вообще не знало этого института. А усыновление собственных детей было отменено в 1918 г. (ст. 183 КЗАГС)45.

Таким образом, революционные изменения в общественном строе России после Октября 1917 г. привели, с одной стороны, к радикальным изменениям в семейном законодательстве (к отмене одного из условий вступления в брак), а с другой — придали новый импульс начавшимся до революции переменам (в правовом положении внебрачных детей).

Наиболее существенные изменения правового регулирования брачно-семейных отношений в декабрьских декретах 1917 г. связаны с начавшейся политикой отделения церкви от государства. Более того, в брачно-семейной сфере это отделение было проведено раньше, чем был принят декрет СНК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви»46, закрепивший в ст. 8 общее положение о том, что акты гражданского состояния ведутся исключительно гражданской властью (отделами записи браков и рождений). В рамках этой политики Декрет «О гражданском браке…», во-первых, указал в качестве органа регистрации актов гражданского состояния Отделы записи браков и рождений при городских, районных, уездных или волостных земских управах. Во-вторых, декрет установил процедуру этой регистрации, а во-вторых, внес изменения в условия вступления в брак. Со своей стороны, «Декрет о расторжении брака» передал осуществление бракоразводных процедур из ведения церкви в ведения народного суда и Отделов записи браков, отменил «законные» основания для развода и существенно упростил сам обряд расторжения брака.

Передача вопросов брака и семьи из церковного ведения в светское стала окончательным решением давно назревшего вопроса. Некоторая сложность при рассмотрении этой проблемы состоит в ее многоаспектности. Например, необходимо разделять традиционные брачные обряды, сформированные в рамках чисто церковной деятельности, и учетно-регистрационную работу, возложенную на церковь государством в XVIII в. Декрет «О гражданском браке…» стал, по сути, своеобразным избавлением церкви от весьма обременительных процедур, некоторые из которых явились следствием принятия христианства на Руси, а некоторые — «нагрузкой», возложенной на церковь Петром I в рамках проводимых им реформ.

Традиционными церковными обрядами, предшествующими венчанию, являлось проведение предбрачного обыска и оглашение. Эти процедуры были необходимы для решения одной и той же задачи — не допустить брак с нарушением необходимых условий. Однако и обыск, и оглашение могли быть эффективны лишь в условиях общинной замкнутости, когда абсолютно все прихожане были известны местному священству, а перемещения населения по стране были не так часты. В условиях второй половины XIX в., когда миграция населения усиливалась благодаря развитию транспорта, промышленности, а также отмене вызываемых крепостным правом стеснений, само духовенство уже подумывало о том, чтобы «составление обысков передать какому-либо светскому правительственному учреждению или лицу, оставив за духовенством только самое совершение таинства брака в церкви и запись его в метрическую книгу»47. Подобные трудности встали перед приходским духовенством уже в XVIII в., когда государство потребовало вести учет всех не бывших у ежегодной исповеди для наложения на них штрафа. Перепланировка городов, несвоевременность полицейского учета прибывающих в города и убывающих трудовая, занятость населения, перемещения служилого люда — все это48 и многое другое существенно осложняло деятельность духовенства вне храма, в том числе, проведение предбрачного обыска.

Ситуация с обыском еще более усложнилась с того момента, когда венчание стало возможным проводить не в своем приходском храме. Например, московский митрополит Платон (Левшин) в Инструкции благочинным 1775 г. разрешал московскому священству при соблюдении предосторожностей венчать не своих прихожан49, хотя законодательством того времени подобное было строго запрещено50. Да и прихожане далеко не регулярно посещали храм, не часто исповедовались и редко обращались к своим духовным отцам за наставлением. Именно о таких «захожанах» писал Н. С. Лесков в очерке «Русское тайнобрачие»: «До каких лет доживут, в церковь гроша не подадут, и не слышали о том, какая служба есть»51. Следствием всех этих причин явился тот факт, что приходскому духовенству стало крайне сложно проверять в каждом конкретном случае отсутствие препятствий к вступлению в брак. При этом нельзя забывать, что в случае обнаружения факта бракосочетания с нарушением необходимых условий совершившие его священники могли подвергаться как взысканиям, указанным в Уставе Духовных консисторий 1841 г., так и наказаниям согласно Уложению о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г.52 Так что указанное выше желание церковников передать брачные обыски в светские органы вполне объяснимо.

В этом свете любопытным представляется выход, который один из героев очерка Н. С. Лескова «Русское тайнобрачие» — приходской священник — нашел в этой ситуации. Он, как и всякий иерей, был обязан заполнять обыскную книгу по форме, приведенной в указе Синода от 30.11.183753. Однако для сомнительных случаев, когда этот священник не знал жениха и невесту, или представленные документы внушали ему недоверие, он для вида заносил требуемые сведения в похожие на обыскные книги черновики, которые по миновании надобности сжигались. В итоге совершалось лишь таинство брака, а «предварительное следствие» превращалось в профанацию. Правда, этот ловкий батюшка потом не выдавал брачных свидетельств, т. к. официально брак не совершался54. Проверить достоверность лесковской истории пока не удалось, но отдельные обнаруженные в архивных фондах сведения позволяют судить о том, что приходское духовенство, действительно, вело официальные документы кое-как. При этом по просьбе заинтересованного лица документы с нужным просителю содержание могли «отыскиваться» впоследствии55, что, кстати, опять-таки отражено знатоком церковной жизни Н. С. Лесковым в «Заметках неизвестного»56.

О причинах, которые способствовали появлению описанных Н. С. Лесковым священников-ловкачей, свидетельствовал в конце XIX столетия на страницах журнала «Церковный вестник» харьковский протоиерей Иоанн Чижевский. Важнейшим документом, на основании которого священник мог произвести венчальный обряд, являлось особое письменное уведомление — предбрачное свидетельство. Оно не имело установленной законом формы, однако обычно в него вносились данные об отсутствии препятствий к браку. И. Чижевский писал о том, что в большинстве случаев браки совершались без предбрачных свидетельств, поскольку жених и невеста их не представляли57. Получить же эти документы жених и невеста не могли потому, что зачастую официально не были прикреплены ни к одному приходу (автор отдельно рассматривает проблему учета причтами своих прихожан58). Вместо этого священникам предъявлялись паспорта, указы об отставке, аттестаты, дозволение начальства на вступление в брак, метрические свидетельства о рождении и крещении.

Свидетельствовал И. Чижевский и о том, что богатым людям была доступна возможность венчания с сомнительными документами или даже вовсе без документов59. Один из героев Н. С. Лескова, современный автору архиерей, более откровенно говорил о сребролюбии определенной части духовенства в брачных делах: «Я не знаю, где это, но только не раз слыхал, будто тут есть такие попы, что за пятьсот рублей вас не только на свояченице, а хоть на родной матери перевенчают»60. Конечно, превращение предбрачных процедур в доходную кормушку произошло не в конце XIX столетия. Еще в Стоглаве 1551 г.61 затрагивалась проблема значительных поборов с населения со стороны духовных лиц при выдаче венечной памяти, которая была аналогом упомянутого предбрачного свидетельства. Отмена венечной памяти в 1765 г. означала ликвидацию одной доходной статьи для церковников, но сохранилась другая — плата за венчание, определяемая на практике путем соглашения между заинтересованными сторонами.

Что же касается оглашения, совершавшегося после воскресной литургии три недели подряд, то его неэффективность также была установлена практикой. Многие священники, добросовестно оповещая прихожан о будущих венчаниях, по многу лет не слышали ни от кого о препятствиях к их совершению. А между тем в этих приходах впоследствии открывалось немало случаев незаконного вступления в брак. Кроме того, большинство прихожан сразу после совершения литургии покидали храм, не дожидаясь оглашения о будущих браках62.

Общий вывод о церковных предбрачных процедурах к концу XIX — началу XX в. можно сделать такой: хлопотные для духовенства и дорогие для населения, они на практике уже не позволяли в полной мере выявить препятствия для вступления в брак.

Ведение метрических книг с регистрацией браков, рождений и смертей — процедура, ставшая для приходского духовенства обязательной в правление Петра I. В течение всего XVIII в. система церковной регистрации браков, рождений и смертей велась неудовлетворительно, чему способствовал целый комплекс причин. Во-первых, в XVIII столетии неграмотный священник представлял собой рядовое явление, а система обязательного образования для выходцев из духовного звания только отлаживалась. Кроме того, прихожанам часто был удобнее выбрать неграмотного, но состоятельного или покладистого кандидата на освободившуюся священническую должность, чем принять выпускника духовной семинарии, назначенного епископом из посторонних к приходу лиц. Эта традиция влияния прихожан на замещение вакантных мест в причте была преодолена лишь к концу XVIII в. Таким образом, грамотность приходского духовенства, как непременное условие успешного выполнения ими регистраторской функции, могла быть вполне обеспечена только при централизованной на уровне епархий системе назначения на вакантные места.

Во-вторых, в течение XVIII в. хранение архивных документов находилось в неудовлетворительном состоянии, так что во многих случаях устанавливать, например, наличие брака приходилось не с помощью выписок из метрических книг, а с помощью свидетелей, переписки и других доказательств.

В-третьих, плачевное состояние в сфере ведения и хранения метрических записей было обусловлено недостатком финансовых средств, выделяемых для этого. Правительство, возложив на церковников ведение метрических книг, не выделяло ни копейки. По указу Синода от 23.11.1779 покупка бумаги для этих книг должны была осуществляться «на счет церковных доходов»63, которых, конечно, не хватало ни на содержание церковного аппарата, ни на канцелярские нужды. Незначительный размер ассигнований, которые правительство выделяло на содержание органов церковного управления, был уже в XIX в. причиной неоднократного обращения Синода и его обер-прокуроров об их увеличении в министерство финансов и в Государственный Совет64. В 1862 г. Александр II наложил следующую резолюцию на доклад Государственного Совета о выделении испрашиваемых дополнительных сумм: «при всем моем желании помочь духовному ведомству в его нуждах считаю это теперь невозможным»65.

Несмотря на скудость государственного финансирования органов церковного управления, законодатель возложил на них весьма серьезную организационную работу в сфере регистрации актов состояния. При этом процесс получения метрических свидетельств для российских подданных был даже по закону достаточно сложен. Согласно ст. 873 Свода законов о состояниях66 метрические свидетельства, обладающие «полной силой», выдавались только в Духовных консисториях, т. е. в губернских центрах или столицах, что представляло затруднения для жителей отдаленных местностей. Утрата такого свидетельства влекла право получить новое только при предоставлении законных доказательств утраты (ст. 876 Свода законов о состояниях), но что́ надо считать такими доказательствами и как вообще можно было доказать утрату или потерю, в законе не говорилось. Местное духовенство также могло выдавать метрические свидетельства, но для придания им «полной силы» все-таки было необходимо заверить его в тех же Духовных консисториях (ст. 878–879 Свода законов о состояниях). В 1851 г. обер-прокурор Синода Н. А. Протасов констатировал, что, не получив в свое время свидетельства, иные навсегда лишаются принадлежащих им по рождению прав и преимуществ, и нередко возникает замедление в исполнении обязанностей67.

Если законодательство само по себе устанавливало массу сложностей в получении населением метрических свидетельств, то практика демонстрировала еще и небрежность, и злоупотребления духовенства в этой сфере. Так, нижегородский губернатор в 60-е гг. XIX в. сообщал в специальной записке, что духовенство торгует «заочными записками в исповедные росписи и метрические книги»68. Астраханское епархиальное начальство в середине 1870-х гг. указывало как на общий недостаток в деятельности подначального ему духовенства, что при венчании причты не присоединяют к требуемым брачным документам выписок из метрических книг своих церквей, а ограничиваются лишь ссылками на номера сделанных записей69. Дороговизна церковных брачных процедур зачастую приводила к угрозам со стороны мирян вообще отказаться от венчания и вступить в «свободное сожительство»70. Записи о крещении младенцев иногда прямо не вносились в метрические книги, а делались на обрывках бумаги и потом терялись71. При записи родителей детей и их воспреемников (крестных) церковный причетник фиксировал информацию с их собственных слов. При этом священники часто не требовали от родителей брачное свидетельство, и фактически незаконнорожденный ребенок обретал статус «законного»72. В Тамбовской губернии в 1870-е гг. местное духовенство, как правило, записывало незаконнорожденными солдатских детей, в том числе и тех, которые родились до истечения 9-месячного срока со дня начала несения их отцом воинской службы73. Законодатель позаботился о том, чтобы обеспечить «верное и исправное содержание» метрических книг, лишь возложив за это ответственность на причт и благочинных (ст. 870–871 Свода законов о состояниях), в том числе, уголовную (ст. 362, 1441–1442 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. в ред. 1885 г.). Однако на практике, как видно, угроза репрессий действовала недостаточно.

Обилие канцелярской работы для причтов привело к тому, что само духовенство уже не было против идеи передать ведение метрических книг в иное ведение74. Таким образом, предбрачные процедуры (обыск, оглашение), а также ведение метрических книг были в тягость не для мирян своей дороговизной, но и для самого духовенства. Именно поэтому передача в декабре 1917 г. дела регистрации актов гражданского состояния из церковного ведомства в светское на основании Декрета «О гражданском браке…» (ст. 1) представляется неизбежной. Большевистская политика отделения церкви от государства, проводимая после Октября 1917 г., лишь устранила инерционный механизм, мешавший сделать это на протяжении длительного времени.

Отдельно нужно упомянуть о практике, сложившейся после закона 19 апреля 1874 г., когда раскольникам (старообрядцам) было позволено фиксировать акты гражданского состояния не в церковных, а в полицейских метрических книгах75. Встречались случаи, когда крестьяне-староверы не обращались даже в полицию, например, при вступлении в брак, а фиксировали его в сельских посемейных списках76. А в 1905 г. высочайше утвержденным положением Комитета министров «Об укреплении начал веротерпимости» ведение метрических книг для записи рождений, браков и смертей старообрядцев было непосредственно возложено на их духовных лиц77. Таким образом, в отношении многомиллионной армии раскольников не только официальные церковные, но и государственные органы к моменту Октябрьской революции перестали непосредственно участвовать в деле регистрации актов состояния.

Отделение церкви от государства решило и другую давно назревшую в России проблему: упрощение бракоразводного процесса. Вплоть до 1 мая 1917 г., когда определением Синода были отменены наиболее одиозные нормы Устава духовных консисторий 1841 г. о доказывании прелюбодеяния и обязательном увещании супругов продолжить совместную жизнь, судопроизводство по бракоразводным делам строилось на архаичных началах XVIII столетия. Недостатки бракоразводного процесса вполне осознавались высшей властью уже к середине XIX в. Вот какую цитату из журналов Государственного Совета периода подготовки Судебной реформы 1864 г. приводил известный философ и публицист В. В. Розанов: «Кому неизвестны последствия действующей на суде духовном узкой теории доказательств по делам о прелюбодеянии; действительно виновные признаются не изобличенными потому только, что не были застигнуты на месте преступления несколькими свидетелями, а те, которые никогда не нарушали супружеской верности, признаются прелюбодеями, потому что, потеряв всякое терпение от распутной жизни своих жен, вступили с ними в сделку и приняли на себя вину с подготовкою для того надлежащей свидетельской обстановки»78.

Итак, государственная власть уже в середине XIX в. осознавала серьезные недостатки в организации бракоразводного процесса в духовных судах. Осознав этот факт, надо ответить на вопрос, что же мешало власти в период до 1917 г. привести этот процесс в соответствии с требованиями жизни? При этом надо учитывать, что общественное мнение целиком поддержало бы эти преобразования. Об этом говорит сухая статистика: если в 1900 г. количество официальных разводов по всей стране не превышало 500, а в 1912 г. — 2600, то только за июль 1918 г., когда уже действовал большевистский декрет «О расторжении брака», и только по г. Москве было подано без малого 5000 заявлений о расторжении брака. Недостатки церковного бракоразводного процесса отмечали видные отечественные исследователи церковного права, русские литераторы и публицисты посвящали проблемам бракоразводного процесса свои труды и т. д. Но главное — и это уже было указано — сама государственная власть давно и отчетливо осознавала необходимость реформирования процессуальных норм о расторжении брака. Единственный и серьезный тормоз на пути реформ в этой сфере — инерция церковного руководства. Отчасти эта инерция была преодолена

...