Оглавление

Час Купидона. II часть. Купидон и тщетные терзания любви

Пролог. Часть 1. Остановить само время

Утро. Середина февраля (за полтора месяца до основных событий) Лувр Приёмная королевы

Нет ничего забавного или интересного в несении почётного караула, и никогда не было. Уже во время несения второго караула, когда ему пришлось выстоять с трёх часов ночи до раннего утра в пустой приёмной королевы, Франсуа понял, что эта служба была смертельно опасна для него. И вовсе не из-за риска получить пулю, охраняя честь и жизнь королевы и дам её свиты, а из-за скуки, которая превосходила всё, что ему довелось претерпеть в течение утомительно долгих, нудных лекций за компанию с Людовиком и Филиппом, а потом, вместе с другими пажами, в учебные часы. За три месяца, которые прошли с тех пор, как его приняли в Королевский Корпус Пажей, он успел усвоить кое-какие премудрости по части того, как с пользой или хотя бы нескучно провести время в карауле. И одним из таких фокусов были загадки. Поскольку в караулы их обычно ставили парами, а то и по три пажа, а случалось, что и по четыре, то играть можно было всем по очереди. Ведущий загадывал про себя кого-нибудь из придворных, а остальные его товарищи по несчастью должны были задавать ему наводящие вопросы о характере или внешнем облике этой персоны, чтобы можно было догадаться по ответам о том, кто это был. Ответы могли быть строго положительные или отрицательные, и правдивые — безусловно.

Однако даже такое развлечение очень скоро могло наскучить юным умам, особенно же когда караул длился более двух часов — как это было в ночные и утренние смены. Умственные разминки успешно разнообразились физическими упражнениями, и вскоре пажи начали коротать томительные от скуки часы несения караула за игрой в шарики. Особенно часто им удавалось играть во время ночных дежурств, когда было гораздо меньше риска, что кто-то из придворных свиты её величества, дворцовой прислуги или гвардейцев застанет их за неподобающим на службе занятием, ненароком проходя мимо приёмной королевы.

А вот самые трудные часы несения караула приходились на раннее утро, когда после короткого полуночного сна, который удавалось перехватить до подъема к смене караула в два часа ночи, смертельно хотелось спать, и усталость буквально валила с ног. Главная трудность состояла не в том, что в утренние часы, стоя на посту в приёмной королевы, нельзя было ни поговорить, ни сыграть партию-другую в шарики, ни даже пройтись по залу, чтобы размяться. Огромный зал пустовал до восьми утра, то есть до времени официального подъёма самой королевы. Но около шести часов со стороны Большой галереи через этот зал проходил отряд швейцарской гвардии для смены караула на постах в галереях и залах, прилегавших к покоям королевы. А после шести через зал пробегали камеристки и горничные, которые прислуживали королеве и дамам из её свиты. Они сновали от одной двери к другой, перебегая между покоями знатных дам и служебными комнатами: кто с кувшином горячей воды; кто с раскалёнными щипцами для волос; кто с дымящимся прессом для глажки белья. Пажам, стоявшим в карауле, приходилось зорко следить за тем, чтобы ни одна из этих сонных недотёп не потеряла на ходу что-нибудь ценное, или хуже того — горячее или кипящее из своей ноши. А иной раз им даже приходилось покинуть свой пост, чтобы помочь донести особенно целую кипу выстиранных простыней и рубашек или тяжеленный пресс для глажки белья, да ещё и с тлеющими углями внутри. И вся эта суета нарастала по мере того, как время близилось к девяти часам утра. Так что пажам предутренней и утренней смены караула редко удавалось поймать даже полчаса спокойствия и тишины до девяти утра, когда все придворные и прислуга собирались на утреннюю мессу в дворцовой часовне.

— Пст!

Франсуа вздрогнул и тут же густо покраснел, пойманный на очередной и, к несчастью, провалившейся попытке перебороть дремоту. Он сонно поморгал и потёр лицо ладонью, старательно прикрывая широкий зевок.

— Эй, господа пажи!

Голос настойчиво звал их, не оставляя шансов на то, чтобы спокойно подремать в оставшееся время до тех пор пока их не сменят на посту.

— Так, месье паж! Спите на посту, значится? — чей-то насмешливый голос раздался так близко от него, что Франсуа даже почувствовал лёгкий запах цитруса и кожи, донёсшийся от говорившего с ним человека. Он уже слышал этот аромат, такой необычный и странный. Он был терпким и запоминающимся.

— Месье! — маркиз щёлкнул каблуками и вытянулся в струнку. Только потом он окинул взглядом все стороны зала, насколько это позволяло открытое пространство, чтобы не вертеть головой.

— Да здесь я! Вот уже несколько минут как сижу тут, — на этот раз голос раздался настолько же явно и близко, что Франсуа даже подпрыгнул от неожиданности и отступил влево, спустившись на нижнюю ступеньку постамента трона.

Справа от него в одном из больших кресел, стоявших на постаменте, в том, что с высокой спинкой, украшенной резной королевской лилией, сидел молодой человек. Он был одет в костюм простого кроя — не слишком скромный, непохожий на лакейскую ливрею, но и не такой броский, как у большинства придворных. Блестящие чёрные кудри слегка подрагивали, когда он, смеясь, наклонил голову набок, наблюдая за Виллеруа.

— Сударь! Я требую, чтобы вы немедленно встали! Это кресло короля! — потребовал Франсуа и для пущей убедительности в том, что намерения его были самыми решительными и серьёзными, положил руку на рукоять длинной церемониальной шпаги.

— Много шума. Да только будет ли толк от этой реликвии? — дерзко хохотнул незнакомец и чуть-чуть приподнялся в кресле — ровно настолько, чтобы взглянуть в лицо смелого пажа.

— Сударь! Немедленно покиньте приёмную её величества! — выкрикнул второй караульный — виконт Луи де Паруа, которого выдернули из дремоты насмешливый голос незнакомца и грозный окрик маркиза.

— А то что? — насмешливым тоном спросил наглец и вызывающе смерил обоих пажей долгим взглядом. — Ну ладно, ладно! Нечего так кричать на меня. Я — Стефано, личный секретарь Его высокопреосвященства кардинала Мазарини.

— Как? Его высокопреосвященство уже здесь? — почти в унисон воскликнули оба пажа и тут же, забыв о вторжении на территорию, вверенную их охране, вытянулись в струнку и замерли. Одного имени кардинала было достаточно, чтобы оба они забыли о нарушителе придворного этикета, все разногласия между собой, а, главное, успешно распрощались с остатком одолевавшей их дремоты.

— Так-то лучше, господа, — усмехнулся секретарь кардинала и, демонстративно потягиваясь, вытянул руки в стороны. — Следите в оба! Особенно вы, маркиз.

Франсуа нахмурился, приняв это предостережение как вызов себе. Он отставил правую ногу и картинно упёр левую руку в бок.

— А то что?

— Кардинал будет здесь с минуты на минуту. И не только он. Герцог де Невиль просил об аудиенции у королевы. Представьте, что вас застигнет врасплох сам герцог! Будет не до смеха, а?

— Так рано? — удивился Франсуа и, забыв про горделивую осанку, всем корпусом повернулся к Стефано. Он прекрасно знал распорядок дня всех членов королевской семьи и даже всех их приближённых, и уж тем более своего отца, герцога де Невиля.

— У господина кардинала есть любимая поговорка — «Кто рано встаёт, тому бог подаёт», — с этими словами Стефано поднялся с королевского кресла и ещё раз потянулся. — Будет неприятно, если главной темой встречи герцога с кардиналом и королевой будет не государственные дела, — он сделал многозначительную паузу, глядя в насупленное лицо маркиза. — А, скажем: «Упадок воспитания молодёжи». Это скучно. Смертельно скучно, господа.

— Уж вам-то не доведётся слышать это, сударь, — твёрдо и с полной уверенностью заявил Паруа.

— Ха! — Стефано только мельком посмотрел в его сторону и с усмешкой возвёл глаза к воображаемым небесам. — Придётся. Как и всегда. Мне ещё и записывать всё, о чём там будут говорить, приказано. Так что, без всяких сомнений, мне придётся слушать всё. От и до.

Топот бегущих ног, цоканье подкованных каблуков, звон шпор и бряцанье амуниции, громкие голоса, отдающие команды, раздались так близко, что на споры не оставалось ни минуты. Пажи заняли каждый своё место по обеим сторонам постамента трона и вытянулись в струнку, а секретарь кардинала встал у парадных дверей в личные покои Анны Австрийской.

— Господа пажи! Смирно! — скомандовал сержант Дезуш, вошедший во главе отряда швейцарских гвардейцев.

Следом за ними на входе в приёмную показался Мазарини собственной персоной. Его лицо с утра имело особенно изжелта-бледный оттенок, а карие глаза из-за тёмно-фиолетовых кругов казались запавшими ещё глубже и страшно усталыми.

— Господа, я благодарю вас, — проговорил кардинал, учтиво принимая салют от пажей, стоявших в карауле, и сразу же прошёл в покои королевы.

Стефано скользнул в приоткрытую дверь вслед за патроном, а сержант Дезуш вместе во главе отряда Швейцарской гвардии остался ждать в приёмной.

Кардинал был не единственный, кто явился на приём к Анне Австрийской в столь неурочный час. Через пять минут после него в зале появился герцог де Невиль. Моложавое и всё ещё хранившее мужественную красоту лицо герцога цвело румянцем, а в голубых глазах блестели огоньки довольства и уверенности в себе. Франсуа с первого же взгляда, брошенного на отца, угадал в его лице знакомые с детских лет признаки грядущих так называемых «свершений», которые герцог готовился изложить королеве и кардиналу. Наверняка он ещё накануне вечером подготовил речь, а чтобы выглядеть убедительнее, то с утра выпил особый отвар из жареных кофейных зёрен — густой, страшно пахучий и чёрный как уголь.

— Господин сержант, вы и ваши люди свободны, — де Невиль обратил на Дезуша особый взгляд с высоты своего более чем высокого роста и особо важного положения, занимаемого при дворе — члена Королевского Совета. — Пажеского караула здесь будет вполне достаточно.

— Я подчиняюсь только приказам её величества, — отчеканил швейцарец, на что герцог ответил всего лишь нетерпеливым взмахом руки.

— Её величество поручила мне сделать всё, чтобы эта встреча осталась в полной тайне. Слышите, Дезуш, — в полной тайне! А как прикажете сохранить наш визит к ней в секрете, если у дверей в покои стоит половина роты Швейцарской гвардии?

Не имея никаких весомых аргументов против такого довода, Дезуш резким движением церемониального палаша отсалютовал герцогу и отдал гвардейцам приказ следовать за ним.

Герцог де Невиль даже не взглянул в сторону сына, который стоял слева от королевского трона и ближе к покоям королевы. Он сам отворил одну створку дверей и прошёл внутрь.

Оставленные в полном недоумении и предоставленные самим себе пажи весело переглянулись.

— Вот же! Чуть не попались, как петух в горшок с бульоном, — проговорил Паруа. — Хорошо ещё, что этот малый — секретарь кардинала — разбудил нас! Теперь, пока они там будут обсуждать свои государственные дела, мы можем немного вздремнуть.

— Не выйдет. Вдруг они выйдут? — у Франсуа даже щёки и шея загорелись как маков цвет при мысли, а что, если его почтенный батюшка герцог де Невиль, застанет его спящим на посту?

— Ну, вы тогда и следите. Я просто присяду на ступеньках, — Паруа даже не стал дожидаться ответа, а тут же устроился на верхних ступеньках и опёрся спиной о ножку кресла королевы.

Эта ситуация всё меньше нравилась Франсуа. Но куда меньше ему хотелось продолжать топтаться на одном месте и сражаться с вернувшейся дремотой. Прыжки на одной ноге помогли ему взбодриться, но всего лишь на несколько минут. Дожидаться смены караула предстояло ещё целый час.

Не в силах выдержать пытку наступавшей дремоты, маркиз сделал шаг вниз по ступенькам. А потом и ещё один. И вот он уже стоял на блестящем паркетном полу. Скользко — ведь на днях слуги натирали воском полы во всех залах и галереях в покоях королевы. Шаг и ещё один, и вот уже подошвы новеньких ботфорт легко и быстро заскользили по навощенному паркету. Прокатившись на несколько шагов вперёд и назад возле постамента трона, Франсуа неожиданно для себя оказался слишком близко к дверям покоев королевы.

Министр и маршал так громко спорили между собой, что их голоса доносились из-за закрытых дверей кабинета Анны Австрийской и при этом звучали столь же отчётливо, как если бы оба они стояли прямо на пороге приёмной.

— Но время, мой дорогой маршал! Время, которого у нас практически нет в распоряжении! — возражал кардинал в ответ на какое-то предложение де Невиля.

— Вы ошибаетесь! У нас в запасе предостаточно времени, Ваше высокопреосвященство, — в тон ему отвечал герцог, и при этом Франсуа почувствовал, как в груди пробежала волна непонятных чувств, и внезапно сделалось невыносимо жарко. Ему даже потребовалось ослабить бант на шарфе, чтобы стало легче дышать. Что бы ни предлагал королеве и кардиналу его отец, Франсуа твёрдо верил в его успех. Да и не могло быть иначе — ведь де Невили всегда добивались своей цели, как любил повторять его отец.

— Да если мне и в самом деле понадобится лишнее время, то я остановлю его, Ваше величество! — восклицал герцог.

— Да полноте, дорогой де Невиль! Этого не потребуется, — мягкий голос Анны Австрийской, видимо, примирил споривших мужчин, так как оба умолкли и не возражали ей. — И всё-таки, если бы действительно можно было остановить время хоть ненадолго, — проговорила она уже тише. — Я бы всё отдала за это.

— Если мне понадобится для этого остановить все дворцовые часы — я с готовностью сделаю это, Ваше величество! — бравурный тон не оставлял никаких сомнений в душе юного маркиза, что его отец был полон решимости сдержать слово, данное королеве.

— Ну что же, я больше не задерживаю вас, господа! — сказала Анна Австрийская, и для маркиза это послужило сигналом того, что пора было бегом вернуться на свой пост.

— Паруа! — выкрикнул он, перескакивая вверх по ступенькам постамента. — Паруа, подъём!

Второй паж едва успел подняться на ноги, когда двери распахнулись и из покоев королевы вышли Мазарини и герцог де Невиль, а следом за ними и секретарь кардинала.

— И всё-таки, мой дорогой маршал, я прошу вас здраво взглянуть на ситуацию. Нам не следует пренебрегать важностью момента и времени в целом, — напутствовал его кардинал, прежде чем отправиться в сторону Министерского крыла дворца.

— Вы можете быть совершенно уверены в моих прогнозах, Ваше высокопреосвященство. Да, я заставлю время остановиться ради достижения этой цели! Или лучше — время остановится само!

Франсуа с мальчишеским обожанием во все глаза смотрел на отца, который внезапно вырос в воображении аж до уровня древнегреческих героев, дерзнувших бросить вызов самим богам.

— Берегитесь, мой дорогой маршал, — в голосе кардинала прозвучали пророческие нотки, что задело юного маркиза за живое: как мог господин кардинал не верить слову, которое дал его отец? Ведь герцог де Невиль был настолько уважаемым человеком, что именно ему, а не кому-нибудь было поручено возглавить коллегию из самых образованных людей во Франции — воспитателей и учителей короля.

— У вас всё непременно получится, — прошептал Франсуа, когда кардинал и королевский воспитатель скрылись из виду, выйдя из приёмной один в Большую галерею, а другой — в сторону Министерского крыла.

Маркиз не знал ещё, как ему это удастся, но он был полон решимости помочь отцу справиться с возложенной на него задачей. Даже если для этого действительно потребовалось бы остановить само время!

Из открытого окна послышался бой колокола на башне дворцовой часовни: девять часов — смена караула!

Пролог. Часть 2. История о «Песке времени»

Полночь. Середина февраля (за полтора месяца до основных событий) Тюильри. Большой зал

— Тихо вы! Если мы будем шуметь, то нас выставят вон.

— Да ладно. Никто ведь и не услышит. Во всём Тюильри обитателей всего человек десять наберётся.

— Да, да! И все спят в одном зале, чтобы на дровах экономить.

— Молчали бы, д'Орней! У вас в провинции понятия не имеют, что такое зал.

— Шевалье! Вы забываетесь!

— Тише! Успокойтесь, господа!

— Эй, кто-нибудь! Подставляйте блюдо — колбаски уже готовы! Где хлеб? И что там с вином — разогрели уже?

Пажи, собравшиеся в тесный кружок возле огромного камина, были заняты приготовлением нехитрого ужина после целого вечера работ в Большом зале дворца Тюильри. В течение нескольких часов они были заняты тем, что поменяли старые, полинявшие от времени и солнечного света, гардины, принесли и расставили невероятное количество стульев, табуретов и скамей для зрителей, а, кроме того, начистили до зеркального блеска паркетные полы. Такое необычное для воспитанников Королевского Корпуса Пажей времяпровождение было вменено им в качестве штрафного наказание за проступок, но, кроме того, оно было обусловлено и тем, что всё должно было сохраняться в строжайшей тайне. Никто, кроме пажей и за пределами самого Тюильри, не должен был знать, что у вдовствующей королевы Генриетты не было ни средств, ни расторопных помощников для приготовлений к музыкальному концерту с участием юной принцессы Генриетты Стюарт. Пажи были только рады этому неожиданному подарку судьбы, так как все, кто попал в Тюильри в тот день, были освобождены от несения караульной службы в Лувре в течение всего вечера и последующей ночи. А кроме того, из дворцового буфета в Лувре им доставили огромные корзинки с провизией и разрешили самим устроить маленькое ночное пиршество из колбас, окороков, холодного заливного, паштетов и сыров, с неимоверным количеством булочек и хлебцев. А с подачи папаши Лебодуэна, им перепала и целая корзинка с вином для подогрева со специями — особое угощение в обмен на деликатное молчание о причинах этого внезапного пиршества.

— Вот что я скажу вам, господа, — заговорил виконт де Кревье, со знанием дела вытирая пыль и срезая воск с горлышка одной из бутылок, прежде чем откупорить её. — Там, где подают отменное вино, — не всё ли равно ночуют хозяева в общем зале с прислугой или в отдельных покоях? Вино — вот мерило подлинного вкуса.

— Успеха может быть? — поправил его другой паж и показал на бутылку. — Или достатка. Вкусы-то разные.

— Ошибаетесь, господа! — вступил в разговор Гастон де Лоран и картинно подбоченился, опершись о резную колонну, украшавшую стену возле камина. — Вино здесь ни при чем. Его доставили из Лувра. Как и всё, что принесли в этих корзинах.

— А что, Лоран, — тут же поддел его один из тех пажей, кто держал наготове глиняную посудину для подогрева вина. — А вот сколько бутылок этого вина поставляют в ваш особняк на улице какой-то там возле ворот Сент-Оноре да прямиком из Лувра? А?

— То-то же! — подхватил эти слова откупоривший бутылку виконт де Кревье. — Вот и я говорю: вино может сказать о хозяевах больше, чем место, где они спят.

— Только не те, с кем они спят! — хохотнул кто-то у него за спиной. Де Кревье обернулся и смерил смельчака гневным взором с головы до пят.

— Эй! Попридержите языки, господа! Вы говорите о королеве, между прочим. И к тому же, о родной тётке нашего короля. Пусть она и в изгнании, но остаётся королевой Англии, — осадил весельчаков д’Орней и взял откупоренную бутылку из рук де Кревье.

— И дочерью короля Генриха Четвёртого, и сестрой короля Людовика Тринадцатого, — суровым тоном высказался тот.

— Да, да! Де Кревье, вы правы. Но не принимайте так близко к сердцу, — примирительным тоном ответил ему д’Орней. — Право слово, мы все здесь прекрасно знаем, где находимся и чьему гостеприимству обязаны.

— Как и то, кому мы обязаны этим штрафным наказанием, между прочим, — обронил всё тот же весельчак, стоявший у него за спиной.

— А что, де Кревье! — вспылил тот. — Вы что же, хотите сказать, что здесь все без вины виноватые, и один я злодей?

— Нет. Злодей — это слишком! Вам же просто не повезло — вот вы и попались, — возразил де Лоран, исполняющий обязанности старшего. — Скорее неудачник, а не злодей.

— А ну-ка, повторите! Вы что же, осмеливаетесь назвать меня неудачником?

Молодые люди приблизились вплотную и встали лицом к лицу, подбоченясь, и с вызовом смотрели друг к другу в глаза.

— Что вы там сказали про неудачника, Лоран? — грозно проговорил де Кревье. — А ну, повторите! А то я не расслышал. Де Беврон, сюда! Будете свидетелем.

— А вам не достаточно было услышать один раз? Может, вы не только неудачник, но и, — де Лоран не закончил свою речь, так как в колено ему упёрся плечом один из младших пажей, которые следили за тем, чтобы нанизанные на металлические прутья хлебцы и колбаски не подгорели над раскалёнными углями в камине.

— Осторожнее, Франсуа! Снимайте вон тот прут, который ближе всех к вам, — к нему присоединились ещё двое из младших пажей. Втроём они, сами того не заметив, создали стену между де Кревье и де Лораном, которые продолжали мерить друг друга яростными взглядами, явно настраиваясь на серьёзную ссору.

— Эй, малышня! — грубо окликнул распетушившийся де Лоран. — А ну, не лезьте под ноги!

— Не грубите, Лоран. Или в вашем провинциальном городишке настоящий дворянин от простолюдина отличается только громкостью своей похвальбы? — осадил его де Кревье и отступил назад, чтобы уступить место возле камина для Виллеруа и остальных пажей, занятых раскладкой поджаренных колбасок и хлеба на большие фарфоровые блюда.

— О! Да здесь уже всё готово! Можно начинать! — объявил де Беврон и, вместо того, чтобы разнять спорщиков, наклонился над блюдом с аппетитно пахнущей горкой колбасок. — Господа! Занимайте места. Садитесь в круг возле камина. Сюда! Расстелите вон те холстины. Не бойтесь, после уборки в этом зале вряд ли найдется столько пыли, чтобы испачкать даже белый батистовый платочек фрейлины.

— Ох, не уверен я в этом. Вряд ли де Кревье проявил столько же усердия, натирая воском паркет, сколько и… — скривил губы в усмешке де Лоран, не желая уступать.

— Послушайте, Гастон! Если вам непременно хочется задеть меня, так вы не стесняйтесь. Скажите напрямик! — возмутился де Кревье, но на этот раз между ним и де Лораном встал д'Орней.

— Остыньте! Не затевайте ссору, господа. Не здесь и не сейчас. Не забывайте — мы всё ещё находимся в карауле. А это значит, что мы — на службе её величества. И не важно, как мы заработали штрафное наказание, важно то, что мы выполнили всё с честью и на совесть.

— О, кто заговорил, — усмехнулся де Лоран. Но оба — и сам он, и де Кревье — последовали примеру остальных пажей и заняли места в кругу напротив огромного камина.

— Итак, я пущу блюда по кругу. Здесь на всех хватит. Кружки с подогретым вином пускайте с другой стороны, — д'Орней передал обжигающе горячую кружку в руки сидевшего рядом Виллеруа. — Пейте небольшими глотками. Не спешите.

— Ага… — с рассеянным видом сказал Франсуа, отхлебнул и тут же закашлялся от обдавшего его горячего пара и острых специй, которыми было приправлено подогретое вино. Кроме того, он не привык пить чистое вино, даже в подогретом виде. Ведь перед подачей к столу вино для таких недорослей, как он, смешивали с водой — примерно одну часть вина на четыре части воды — так что это была скорее подслащенная розовая вода, чем вино.

— А давайте рассказывать истории! — предложил кто-то из младших пажей.

Старшие для солидности поморщились и нахмурили лбы. Но ничего этого не было видно, так как кроме огня в камине, огромный зал был освещён всего несколькими свечами, горевшими в настенных канделябрах.

— Так. Начнём. Кто первый? — скомандовал д’Орней, взяв на себя роль распорядителя полуночного пиршества.

Не зная, о чём бы он мог рассказать, Франсуа напрягся в ожидании. Он не хотел оказаться первым, кого выберут в рассказчики, поэтому из-за этих опасений пропустил мимо себя блюдо с ломтиками поджаренного хлеба. Де Беврон, сидевший рядом, подтолкнул его под локоть, когда мимо поплыло и второе блюдо, на котором оставалась всего треть от горки поджаренных колбасок.

— Не зевайте, маркиз. А то всё съестное разберут.

— Давайте я расскажу! — вызвался один из младших пажей, юный Поль де Бовилье шевалье де Сент-Эньян, сын обер-камергера двора Его величества.

— Только не снова про «Даму в красном»! Слышали уже, знаем, — пренебрежительно отозвались сразу несколько голосов, но д'Орней махнул им рукой, призывая к молчанию.

— Рассказывайте, шевалье! Нам интересно.

Франсуа молча жевал горячую колбаску, которая оказалась невероятно вкусной. Изредка он запивал её водой с лимоном из большой оловянной кружки, которую пустили по кругу. Историю про «Даму в красном» он слышал много раз и в разных вариациях, так что, увлёкшись едой, не боялся упустить какую-нибудь деталь из рассказа Поля. К тому же самый незабываемый вариант этой истории он уже услышал в исполнении одной из сестёр Манчини год назад во время полуденного пикника в Фонтенбло. Конечно же, у Поля де Сент-Эньяна рассказ был не менее впечатляющий. Особенно для новичков, которые впервые покинули родные дома, уехав из провинции, чтобы поступить на службу в Корпус Королевских Пажей.

— Ой, мамочки! Это что же, вот так встретит её кто-нибудь из нас и умрёт? — воскликнул один из новичков, когда Поль умолк на минуту, чтобы отпить лимонной воды. — А что же, если она ко мне явится?

— Тише! — нетерпеливо прикрикнули на паникёра.

— Не думаю, Грасьен, — изящным жестом вытерев мокрые губы платочком, ответил Поль. — Необходимо быть в Фонтенбло для того, чтобы встретить даму в красном. А мы служим в Лувре.

— Надо быть принцем королевской крови. Хотя бы герцогом, пэром Франции, на худой конец, — заявил де Лоран и усмехнулся. — Нам об этой даме тоже рассказывали. Да что там! У нас, в Лионе, своих историй полным-полно.

— Да, про «Деву в белом», например! Про ту, которая бродит по архиепископскому дворцу, — подсказал Виллеруа, знавший много историй о призраке «Девы в белом». Этот призрак нередко являлся в самом дворце, а также в старинных кварцевых пещерах, где бил подземный источник.

— О, как же! И как это я забыл, что у нас есть настоящий знаток, — язвительно огрызнулся Лоран, но тут же был зашикан остальными слушателями.

— Расскажите, маркиз! Расскажите! — потребовали старшие.

— Да, расскажите нам историю о призраке «Девы в белом»! — присоединились к ним те, кто помладше.

— Да, Франсуа, вы как-то обмолвились об этой истории в ночном карауле, — напомнил ему де Кревье. — Расскажите её всем.

Смутившись от неожиданного внимания к своей персоне, Франсуа с шумом отхлебнул воды и тут же едва не выплеснул всё на пол, получив от д'Орнея ощутимый удар по спине.

— Начинайте, дружище! Это точно будет интереснее, чем истории о домашних призраках в полуразрушенных развалинах некоторых фамильных владений! Внимание, слушаем Виллеруа!

Все собравшиеся без возражений откликнулись на этот призыв. И только Лоран демонстративно отвернулся в сторону и, насупившись, уставился в чёрный проём окна.

***

Яркая вспышка осветила на мгновение зал, выделив светом напряжённые лица слушателей, и Франсуа с удивлением заметил, что никто из слушателей не задремал.

— Ну, а дальше-то что? — спросил кто-то, но когда маркиз продолжил рассказ, то его голос заглушили яростные раскаты грома, грянувшего прямо над крышей дворца.

— Ой! — испуганно всхлипнул кто-то из младших.

Де Кревье поднялся и подошёл к камину, чтобы поворошить поленья.

— Не бойтесь. Это всего лишь гроза. Ничего страшного она не причинит, — успокоил малышей д’Орней.

— А у нас из-за грозы крыша сгорела. Центральная часть замка с тех пор так и осталась под открытым небом, — поделился бедой кто-то из пажей, и разговор перешёл к несчастьям, которые могла принести разбушевавшаяся стихия.

— Тихо! Дайте же Виллеруа закончить! — выкрикнул де Лоран и замахал руками.

— Да! Так и что там с этой дамой? С той девой в белом?

— Ну, она и теперь появляется. Только мало кто видит её, понятное дело, — Франсуа посмотрел на сидевших справа от него, потом повернулся влево. — Всё дело в том, что в те купальни в подземелье, которое находится под дворцом архиепископа, если и заглядывает кто-нибудь, так это святые отцы. А их призраки боятся вроде как.

— А зачем они туда ходят? Что такого в этих купальнях?

— Ну, это вроде горячей ванны, только в пещере, — объяснил Франсуа. — И для неё не нужно таскать воду из котла — она сама наполняется из горячего источника.

На самом деле он сам лишь однажды спускался в пещеры под дворцом архиепископа, и был рад, когда ему разрешили уйти оттуда задолго до того, как отец и дядюшка вволю напарились в горячем бассейне, выдолбленном прямо под сводами пещеры.

— А она вот так запросто является каждому? — спросил кто-то.

— Ну, — протянул Франсуа, пытаясь припомнить, видел ли кто из тех, кого он знал лично, призрак девы в белом. — Говорят, что это в определённое время происходит.

— Да. Для этого должен настать определённый час. Вот как в истории про «Песок времени», — со знанием дела пояснил д'Орней и пустил по кругу ещё одну кружку с подогретым вином.

— История про время? — переспросил его Франсуа. Эти слова запали в его сердце, и в задумчивости он рассеянно передал кружку дальше, оставшись погружённым в мысли о времени и о том, что могла открыть ему история д’Орнея.

— Я тут на днях слышал в одной таверне в Сент-Антуанском предместье историю о времени. Торговец рассказал её мне.

— Расскажите, д’Орней! Расскажите! — посыпались требования со всех сторон, и голос Виллеруа был одним из самых громких.

— Ну, хорошо! Правда, времени у нас немного. Скоро папаша Андрэ явится. Не оставят же нас здесь на всю ночь, — согласился д’Орней и протянул руку к свече, горевшей в плошке, стоящей в центре круга. — Итак, слушайте друзья. И внимательно. Ибо, если кто заснёт, когда рассказывают эту историю о времени, то человек этот рискует оказаться «пленником времени».

— Что? Как это? — послышались недоверчивые вопросы.

— Чепуха!

— Чепуха? — д'Орней усмехнулся и посмотрел на де Лорана. — А вы рискните. Попробуйте! Посмотрим потом.

Франсуа испуганно встрепенулся и выпрямился, расправив плечи. Он скрестил ноги, стараясь и виду не подать, что из последних сил сражается с подступающей сонливостью. Во-первых, ему было жизненно необходимо услышать историю о времени, ведь из неё он мог узнать то необходимое, чего ему не хватало для того, чтобы воплотить задуманное. А во-вторых, само по себе предупреждение о страшном наказании, грозившем уснувшему, напугало его не на шутку.

— «Песок времени». Эта история облетела все страны Востока и пересекла Персию, Индию и даже огромный, как целый континент, Китай. Она пронеслась над водами двух океанов, пересекла Ла-Манш, звучала в портовой таверне в Кале, а после попала в один из парижских трактиров.

— Ну и ну, а чем этот человек докажет, что история — не его выдумка? — скептично спросил Лоран и посмотрел на рассказчика.

— Ему и не нужно доказывать. Суть не в том, — не прерывая рассказа, парировал д’Орней. — Так вот, история о «Песке времени». Есть час в ночи — строго определённый момент — он наступает лишь однажды за ночь между глубокой ночью и сумерками рассвета. Если в этот час успеть остановить ход часов, то их время — всё время, которое эти часы должны отмерить — будет принадлежать тому, кто их остановил.

— Зачем же человеку столько времени? — спросил кто-то из мальчишек.

— А когда же этот самый час? В карауле стоять темно, разве разглядишь где-нибудь в приёмной королевы который уже час. Не поймёшь: сумерки или рассвет?

Д^, Орней не спешил с ответами. Он взялся за горлышко бутылки, которую кто-то пустил по кругу, пока он рассказывал, и отпил несколько глотков кряду. Вытерев губы тыльной стороной ладони, он взглянул на огонь в камине и загадочно улыбнулся. Его взгляд поднялся выше — к каминной полке, на которой между двумя старинными вазами с букетами из оранжерейных цветов мерно тикали механические часы швейцарской работы.

— Час Купидона, — произнёс он и с таинственным видом указал на часы. — Час Купидона между тремя и четырьмя часами. Проспите, и не видать вам власти над временем как своих ушей.

— Хм, подумаешь, — отозвался кто-то из старших.

— А я думал, что час Купидона — это когда любовник покидает согретое им гнёздышко, чтобы успеть сбежать, пока законный муж не заглянет в супружескую спальню, — рассмеялся де Кревье, видимо не хотевший, чтобы подумали, будто он всерьёз принял эту историю.

— Думайте что хотите, — ответил ему д'Орней. — А вот время само рассудит: кому оно будет служить, а кто послужит ему?

— Я сам выбираю, кому служить! — ответил на этот выпад де Кревье и встал, опершись о декоративную колонну, которая украшала нишу возле камина. — Вот получу полную аттестацию в корпусе и тотчас подам прошение в гвардейскую роту.

— Время вам не помешало бы, друг мой. Хотя оно помогает только тем, кто ценит его, — глубокомысленно произнёс де Беврон.

В это время, не обращая внимания на разгоравшийся спор, Франсуа погрузился в дремоту и увидел перед собой золотую статуэтку Купидона — ту самую, которая украшала часы в Большой Приёмной. Это видение ошеломило его своей реалистичностью. Ему даже показалось будто он увидел собственную руку, которая остановила золотые стрелки. Испугавшись, он резко вздрогнул и тут же пришёл в себя.

— Что с вами, маркиз? Неужто всё-таки задремали? — спросил его д'Орней и дружески потряс за плечо.

— Нет, я просто подумал, — смутился Франсуа и поделился своими мыслями. — А что же остановит часы? Ведь не всё так просто. В часах есть закрытый механизм. И он защищён. Просто так внутрь не заберёшься.

— И не надо, — с видом таинственного прорицателя ответил рассказчик. — Есть особый песок. Его называют «Песок времени». С его помощью можно остановить любые часы. И похитить время.

— Как это? — хор голосов выявил куда больший интерес к истории, и даже гремевшая где-то невдалеке гроза перестала пугать внимательных слушателей.

— Этот песок остановит время и поглотит его в себя, — продолжал д'Орней, не обращая внимания на возмущенные лица старших пажей.

— Поглощает? Но зачем это нужно? — удивился Франсуа.

— Так это затем, чтобы после передать его новому хозяину — тому, кто владеет этим песком.

— И где же взять этот песок? — неуверенно спросил Франсуа, опасаясь выдать свой интерес.

— Это необычный песок, маркиз, — войдя во вкус, д'Орней уже сочинял на ходу, и следует отметить, что экспромты давались ему гораздо лучше, чем заучивание скучных цитат из латинских трактатов. — Тот торговец поделился со мной волшебным песком. Точнее, я забрал себе горку песка, которую он рассыпал на столе во время нашего разговора. С тех пор я его не видел.

— Что? А песок что же? Пропал? — спросили его голоса вокруг.

— Да нет же. Торговца того. Его я больше не видел.

— А, — протянули одни. — Понятное дело, он живёт себе припеваючи. Небось, уйму времени успел наторговать. А что же песок? Покажете его нам?

— Он не здесь, — зевнув, ответил на это д’Орней. — Я храню его в специальном месте.

Не поддавшись голосу сомнения, как большинство его друзей, Франсуа твёрдо решил, что позаимствует часть волшебного песка у д'Орнея. Только так, чтобы никто не заметил. Час Купидона — а ведь это было похоже на то, что сама судьба решила свести его с человеком, знающим как захватить время. Ах, успеть бы!

Пролог. Часть 3. Ювелир из Марэ

Утро. Середина марта (за полмесяца до основных событий) Лувр. Мастерская ювелира

Новые туфли, подаренные сестрицей Франсуазой, пришлись впору и были просто чудесные, если бы не маленький недостаток. Франсуа носил их всего лишь второй день, но уже успел натереть весьма ощутимую мозоль на правой пятке. Всё бы ничего, но именно то утро выдалось свободным от несения караула, и в запасе у маркиза была уйма времени для того, чтобы успеть пробежаться по дворцовым залам и галереям, собрать все последние новости, заглянуть в буфетную, захватить свежих булочек с конфитюром и отправиться в покои Людовика. Для воплощения этого нехитрого плана требовались только умение лавировать, пробиваясь сквозь толпу, и быстро бегать. Но из-за мозоли на пятке бегать и даже просто ходить становилось всё труднее. Удовольствие от свободы стремительно падало, а вот натёртая пятка начинала приносить ощутимые неудобства. А ведь утро казалось таким славным!

Чувствуя, что он больше не может игнорировать боль, Франсуа доковылял до ближайшей скамеечки. Он плюхнулся на сиденье, обитое голубым бархатом в тон таких же голубых шпалер, которые висели на стенах длинного коридора для прислуги. Положив одну ногу на колено другой, он принялся стягивать тесную туфлю, морщась и тихонько постанывая от боли, щипавшей в месте, где была натёрта мозоль.

— Что, ногу натёр? Бывает.

Простое обращение к нему, без полагавшихся по этикету вступительных приветствий, не смутило Франсуа, однако, тут же привлекло его внимание. Он поднял голову, оглянулся и увидел мальчика — примерно на год старше него. Тот сидел на широком подоконнике того же окна, на скамейку возле которого сел маркиз. Пышная копна чёрных волос сделалась бы предметом зависти всех придворных модников. Миндалевидные карие глаза — необычайно большие и чуть навыкате — внимательно смотрели из-под тёмных ресниц, отбрасывавших длинную тень на смуглые щеки, тронутые румянцем первого загара, по-видимому, обретённого за время долгих прогулок или в путешествии. Или на работе в саду? Следуя этой мысли, Франсуа присмотрелся к костюму незнакомца. Тот был одет в курточку и панталоны строгого покроя из дорогого бархата чёрного цвета, серые плотные чулки и великоватые с виду башмаки из блестящей чёрной кожи с большими серебряными пряжками и бантами из чёрных лент.

— Да. Ещё как натёр, — Франсуа вовсе не считал зазорным для себя ответить на вопрос незнакомого ему мальчика и продолжил попытку стянуть туфлю с ноги.

— Помочь? Может, я попробую?

Мальчик спрыгнул с подоконника и подошёл к маркизу. Не церемонясь, он встал на колено и протянул руки к туфле. Франсуа отодвинулся в сторону, не желая принимать одолжения, но дружеское участие оказалось, к тому же и настойчивым.

— Не дёргай так ногой. Это не поможет. Сейчас я стяну эту туфлю, — крепко ухватив подошву туфли правой рукой и, зажав левой рукой щиколотку маркиза, незнакомец осторожно потянул туфлю на себя и чуть было не откатился назад, упав на скользкий паркет, когда туфля наконец-то поддалась и соскочила с ноги.

— Ничего себе! Вот досада-то, — пробормотал Франсуа, смущённо разглядывая чулок, покрасневший на пятке.

— Ничего себе! — отозвался его неожиданный помощник и с любопытством повертел в руках новенькую ещё туфлю.

— Эх, придётся босиком идти, — с горечью вздохнул Франсуа и боязливо потрогал многострадальную пятку. — Я эту туфлю не надену снова ни за какие плюшки.

Он и представить себе не мог, что чудесная и красивая с виду вещь могла нанести такой болезненный урон, не говоря уже о разодранном чулке, на котором расползлось багровое пятно.

— Катастрофа, — констатировал очевидный факт незнакомец и поднялся с пола.

— Ну, не то чтобы совсем уж беда, — поспешил возразить маркиз. Уж он-то повидал на своём веку неприятности и похуже.

Широко улыбнувшись, он поднялся со скамеечки, щеголяя туфлей на здоровой левой ноге. Галантно подбоченившись, он снял щегольскую шляпу и взмахнул ею перед собой.

— Франсуа де Виллеруа, — представился он и снова помахал шляпой, сопровождая это представление лёгким поклоном.

— А я — Жан, — мальчик шаркнул правой ногой, отставил её немного назад и отвесил неловкий поклон, взмахнув туфлей маркиза вместо отсутствовавшей у него шляпы. — Жан Морани.

Франсуа с любопытством рассматривал нового знакомого, пытаясь угадать по его облику: в которой из дворцовых служб он состоит? Наконец, сдавшись, он решил, что не будет чрезмерной невежливостью поинтересоваться вслух.

— Вы служите у королевы? Или у кого-то из придворных?

— Нет, — с достоинством ответил Морани и протянул туфлю. — Я не служу пока ещё. Я работаю в мастерской у моего деда. Он — ювелир и часовых дел мастер. У него своя лавка — это в Марэ. Может вы слышали про лавку мэтра Морани? Его во дворец пригласили от имени его светлости графа де Сент-Эньяна. Он — обер-камергер при дворе Его величества.

— Ага, — просто и без особого пиетета перед перечисленными званиями и титулами Франсуа лишь понимающе кивнул и о себе добавил: — Я служу пажом в свите королевы. А мой отец — гувернёр.

— Кого же он опекает? — спросил Морани. Видно было, что он с трудом разбирался в иерархии придворных должностей, но это нисколько не удивило Франсуа. Ведь и он, в свою очередь, ничего не знал о ювелирах и владельцах лавочек в Марэ, хотя и бывал там довольно часто то в компании старших сестёр, то вместе с Людовиком, Луи-Виктором де Вивонном или Филиппом Манчини.

— Мой отец опекает короля, — с лукавой усмешкой ответил Франсуа. — Хотя чаще он, скорее, допекает. Ну, вы-то понимаете, каково это, когда тебя всё время воспитывают и воспитывают.

— Ну, — Жан честно попытался представить себе, что бы его дед — почтенный мэтр Абрам Морани — мог заняться столь неприбыльным и расточительным на время и силы делом: допекать кого-то.

— Нет, не знаю, — в свою очередь вполне честно признался он. — Мой дед учит меня ремеслу. И вообще, всему понемногу.

Жан махнул рукой, давая понять, что ничего существенного в том не было. Ну не рассказывать же незнакомому мальчику о том, как уважаемый часовых дел мастер проводит в задней комнатке своей мастерской ритуалы чтения святых писаний и молитв.

— А, понятно, — кивнул Франсуа. — А это интересно? Часы, надо же! Я, когда маленький был, то думал, что они волшебные и сами по себе работают.

— Это почти что так, — с умным видом ответил на это Жан. — Но не совсем. Часовщик должен завести механизм. А если нужно, то и почистить его. Это очень тонкая и кропотливая работа.

— Механизм? Внутри часов есть что-то ещё? — не скрывая любопытства, воскликнул Франсуа. Его голубые глаза загорелись неподдельным интересом. Он даже позабыл про снятую с ноги туфлю, и про натёртую в кровь пятку, и испорченный чулок тоже.

— А хотите посмотреть? Сегодня мэтра пригласили во дворец, чтобы он взглянул на Купидона.

— На кого? — Франсуа вдруг густо покраснел и опустил глаза. Маркиз всегда сгорал от смущения при упоминании о роли, которую он исполнял в королевском балете, наделавшем немало шума не только при дворе, но и во всех парижских салонах.

— На Купидона. Это знаменитые часы. Они всё время стояли в приёмной королевы или в одной из галерей дворца, — вот теперь Жан открывал для своего нового знакомого нечто новое.

— А можно? Разве там не караулят гвардейцы? Нас-то они пропустят? — спросил Виллеруа, испытующе глядя в глаза — вот тут новичок в дворцовых порядках точно попался! Никто не может пройти в королевские покои, минуя гвардейцев, стоявших в карауле у дверей, и целую армию придворных и лакеев.

— Так ведь дед не прямо там, в приёмной королевы, работает, — с видом превосходства хмыкнул Жан и позволил себе усмешку над невежеством королевского пажа. — В Лувре есть особая комната, где работают ювелиры. Это дворцовая мастерская. Вот туда и перенесли Купидона. Идёмте. Если хотите, конечно же.

— Ага! — полный энтузиазма Виллеруа шагнул вперёд и тут же обнаружил, что был бос на одну ногу, и это значительно мешало ему при ходьбе.

— Хм. Так далеко не уйдёшь, — Жан с сомнением посмотрел на туфлю в руке маркиза.

— Ай, не беда! Я и вторую тоже сниму. Так проще, — Франсуа снова сел на скамеечку и потянул за вторую туфлю. Также как и первая, она не сразу поддалась — так что ему пришлось изрядно попыхтеть.

Тем временем Жан снял свои широченные, похожие на сабо, туфли и поставил их перед Франсуа.

— Одень пока что. Они удобные и совсем не жмут. Можно дойти до мастерской. А там я что-нибудь придумаю.

— Придумаете? А что? — полюбопытствовал Франсуа, но без раздумий принял это предложение.

— Мой дядюшка, мэтр Джакоппо Морани, — башмачных дел мастер. Он научил меня кое-чему, когда я ещё в Лионе жил.

— Так вы из Лиона! — обрадовался Франсуа. — И мы оттуда! То есть наша семья. Мы — де Невили.

— Как? Вы из семьи де Невилей? — на лице Жана отразилось удивление, смешанное с восхищением, и он тут же перешёл на почтительное обращение к представителю семьи де Невилей. — Так значит губернатор Лиона — ваш родственник? О, это ведь очень уважаемый человек. Так и знайте! Мой дед будет так рад встрече с вами. Он говорил, что герцог де Невиль служит при дворе, и он когда-нибудь представит меня его светлости. Но нужно ждать. Встретить герцога почти невозможно, ведь он чрезвычайно важный человек и всегда крайне занят.

— Ага, — проговорил Франсуа, думая о своём. Он надел туфли и покрутил по очереди стопами, пробуя, свободно ли туфли сидели на обеих ногах. К его удивлению, кожаные, широкие туфли с тупыми носками оказались очень лёгкими, почти невесомыми и такими мягкими, что облегали ноги, как ласковые ладони.

— Ну как? Хорошо сидят?

— Да. И даже не скользят на пятке, — подтвердил Франсуа и сделал несколько шагов. — Ага! Можно ходить. Но как же вы?

— А ничего страшного. У меня крепкие чулки. Они выдержат спуск по лестнице. Да тут совсем недалеко, — Жан указал на дверь в соседний коридор.

У Франсуа отлегло от сердца, как только он сообразил, что им предстояло пройти по невидимым для большинства придворных коридорам. Не очень-то хотелось попасться на глаза кому-нибудь в парадном зале или в галерее в этих огромных чёрных туфлях.

— Ну что же, идём! — полный энтузиазма позвал он нового друга и зажал шляпу под правой рукой, а снятые туфли нёс в левой руке. — Я готов идти.

— Вот интересно же. При дворе всё так необычно, — говорил Морани, придерживая перед маркизом дверь.

— А чего необычного? Разве здесь не такие же люди, как и везде? — удивился Франсуа.

— Не совсем. Но я не о людях. Я — о дворце. Здесь так красиво. Эти статуи, картины. А вы видели старинные гобелены? А часы! В Лувре огромная коллекция часов. Я их все видел!

— Да? — как-то обескуражено проговорил Ф