автордың кітабын онлайн тегін оқу Месомена
Тина Оган
Месомена
Шрифты предоставлены компанией «ПараТайп»
Редактор Кристина Вячеславовна Воронина
Корректор Ксения Сергеевна Вологжанина
Дизайнер обложки F3LC4T
© Тина Оган, 2025
© F3LC4T, дизайн обложки, 2025
Поверье гласит — придет начало. И смысл его будет безграничен.
У всякого пути есть свой конец. И путь этот свой у каждого. Знамения хотят быть услышанными. Знамения требуют веры, согласия.
Жаль, я не верю им.
Мне говорят: бойся, дитя, враги за дверью. Не отвечай им. Не гляди в окна. Не прислушивайся к их голосам. А я не верю им.
Мне говорят: поверь, дитя, здесь безопасно. Здесь наши друзья, спасители. А я не верю им.
Придет начало, и имя ей Месомена.
ISBN 978-5-0064-7511-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оглавление
Позволь забрать тебя отсюда
Чёрный седан с заглушённым двигателем стоял в тени спящих деревьев. Свет, идущий от одинокого фонарного столба у дороги, едва касался автомобиля и двух людей, находящихся в салоне, лица которых скрывала густая тень. Улица давно опустела. Вряд ли хоть кто-то испытывал желание выйти на морозную стужу январского позднего вечера. Час за часом, как и каждый вечер до того, машина стояла на одном и том же месте, подле многоэтажного дома, и, по обыкновению, сидящие внутри вели себя невозмутимо и практически не переговаривались.
Внезапно дверь одного из подъездов дома открылась, чем тут же привлекла внимание сидящих в автомобиле людей.
— И куда она? — спросил пассажир немного раздражённо.
Тот, что сидел за рулём, почти дремавший и, казалось, безмятежный, проследил за тонкой полоской тёплого света, льющегося по ступеням лестницы. В его глазах заискрил слабый, безутешный огонёк. Тот самый огонёк — знамение. Свидетельство о чувствах, что питали ещё не увядшее сердце: раздражение, нетерпение, тревога, граничащая со странного рода приступами симпатии и даже чувства острой потребности одарить заботой объект наблюдения. Быть может, нечто подобное испытывают родители, неустанно следующие за своими неугомонными детьми. Мужчина опустил взгляд к рулю и устало вздохнул.
Девочка спрыгнула с лестницы, торопливо свернула с тротуара на заснеженную дорогу и почти бегом двинулась в сторону соседнего дома. Опустив голову вперёд и натянув капюшон почти до носа, она даже не смотрела куда идёт, ориентируясь по памяти. Путь её лежал к небольшому магазинчику, расположенному на первом этаже соседней многоэтажки.
Автомобиль нехотя заурчал и тронулся с места. Сидящий по правую руку от водителя молодой человек недовольно хмыкнул и подпрыгнул на месте, резким движением выправив примятую сиденьем дутую зимнюю куртку.
— Что за потребность шляться по ночам? — выпалил он с едва скрываемым раздражением, а затем задумчиво пробубнил: — Пса ей подарить, что ли…
Его собеседник продолжил молчать. Тактика такова — не обращай внимания на этого парня, и он заткнётся сам.
Седан медленно подполз к соседнему дому. В тот момент девочка уже взбиралась по металлической лестнице. Что-то в движении её ног показалось мужчине за рулем странным. Вся она испытывала дискомфорт или даже боль. Взгляд зацепился за скованность шага, слабость и неуверенность поступи.
— Сколько ей? Тринадцать? — вновь подал голос пассажир.
— Четырнадцать.
Две пары глаз проследили за исчезающим в дверях магазина подростком.
— Вот чёрт… — Парень в куртке заметно оживился.
Из того же самого магазина вышла небольшая компания молодых людей. Их голоса, звук смеха, шорох одежд и шарканье обуви по задубевшей резине на пороге и ступенях… Всё это звучало для обострённого слуха омерзительно. Водитель седана проникся тошнотворным чувством. Одна лишь только мысль, что объект наблюдения и эти люди встретятся, лишала власти над собой.
Сжав челюсти, мужчина внимательно оглядел лица каждого в той компании.
— Я пойду? — вызвался пассажир.
Секундное молчание. Пауза.
— Пойдём вместе.
— Да ладно тебе. Я справлюсь!
— Нет.
— Хочешь увидеть её поближе? — с ухмылкой продолжал пассажир.
Молчание.
Компания нетрезвых гуляк взорвалась бурным хохотом и расположилась у подножия лестницы. Двое повалились на перила, один сел на корточки у нижних ступеней, ещё двое спустились на тротуар и закурили.
— Ладно. Заодно купим что-нибудь поесть, — печально согласился пассажир автомобиля и положил руку на дверь.
Они вышли из салона и быстрым шагом двинулись навстречу сомнительной компании.
Те, что расположились у лестницы, заняли почти всё пространство. Однако их нетрезвые, воспалённые, возможно, безмозглые головы сочли необходимым разойтись в стороны и пропустить двух молча идущих людей. После того как дверь магазина закрылась за спинами мужчин, компания у лестницы продолжила обсуждать что-то, что было для них первостепенно важно и интересно.
— Я домой.
— Стой! Чего ты вдруг?
— Прекрати.
— Не хочешь повеселиться?
— Меня воротит от этого пойла.
— И что?
— Повиси с нами ещё.
— Глядишь, и тебе что перепадёт! — Омерзительный хохот вновь разорвал вечернюю тишину.
— Парни, кончайте! Я не хочу в это ввязываться.
— А ты и не лезь. Просто будешь стоять с нами.
— Прекрати ныть. Мне нужно выпустить куда-то свою энергию. Либо она, либо ты.
— Больной!
— Заткнись и стой спокойно. Если хочешь блевать, иди туда…
Двое вошедших в магазин людей отчётливо слышали каждое произнесённое слово. Их шаги ускорились. Тот, что носил яркую куртку, поднял руку и по пути захватил с полки пачку салфеток, не замедляя шага. Второй, в чёрном пальто с поднятым вверх воротником, проследил за пустынными проходами между стеллажей. Не найдя ни единой души, он повернулся к выходу.
— Пакет нужен?
За кассой стояла молодая женщина. Она провела покупку и неестественно улыбнулась девочке перед собой.
— Нет, — быстро ответила та.
— Идём, — скомандовал мужчина в пальто своему спутнику.
— Чёрт! Мне нужен шампунь. — Эти слова не звучали как шутка и не походили на нечто серьёзное. Этот парень говорил постоянно, и, возможно, только ему одному становилось смешно от своих реплик. Так или иначе, идущий рядом с ним человек не воспринимал его слова как что-то хоть сколько-нибудь стоящее и достойное внимания. Шутник обиды не держал.
Девочка услышала шаги приближающихся людей и быстрым движением убрала свою покупку с кассы, спрятав во внутренний карман куртки. Не посмотрев на лица незнакомцев, она отвернулась к двери и нетерпеливо выдернула чек из рук женщины.
— Спасибо, — бросила она кассиру и поспешила к выходу.
— Добрый вече-е-ер! — широко улыбаясь, протянул парень в куртке и уложил пачку салфеток на конвейерную ленту.
— Добрый, — немного смутившись пристального взгляда, ответила женщина.
Девочка не обернулась.
Позволив возникнуть небольшому расстоянию между собой и девочкой, человек в пальто двинулся вслед. Загадочно ухмыляющийся парень, вложив смятую купюру в руку кассиру, за считаные секунды нагнал своего спутника и принялся хрустеть костяшками пальцев.
Дверь впереди открылась, выпуская подростка на улицу. В ту же секунду послышались крики и смех компании пьяниц с лестницы.
— Жирный — мой, — произнёс парень, поигрывая мышцами.
— Никого не трогай, — возразил ему мужчина в пальто.
— Конечно. Первым не полезу.
— Нет. Никого не трогай.
— Чёрт!
Едва дверь закрылась, мужчина вновь толкнул её от себя и вышел следом.
Девочка терялась. Помешкав у порога пару секунд, дабы оценить критичность своего положения, она всё же приняла решение идти вперёд. Сидящий на корточках паренёк хищным взглядом смотрел прямо на неё. Глаза его покрылись стеклом и неестественно блестели. На лице маска азартного безумца. Он не сразу обратил внимание на идущих следом за подростком людей. Как только взгляд пропойцы зацепился за смотрящего на него в упор мужчину в чёрном пальто, лукавая самодовольная ухмылка ретировалась с его лица, сменившись слабой кривоватой дугой губ.
— Ребят… — невесело буркнул один из стоящих на ступенях гуляк.
Ещё совсем недавно жизнерадостные парни вдруг умолкли, нахмурили лбы и переглянулись, вмиг протрезвев. Планы на сегодняшний вечер круто изменились.
Подросток и двое идущих за ней мужчин, с разницей в пару шагов, прошли вниз по лестнице, на заснеженный тротуар. Прижимая к груди то, что купила минутой назад, девочка спешила домой. Гонимая страхом, она даже не решалась обернуться, умоляя собственные ноги нести её вперёд как можно быстрее.
— Проводи до дома. Я скоро вернусь, — произнёс парень в пальто и развернулся.
— А сам сказал никого не трогать. Нечестно, — пробубнил другой вслед удаляющемуся другу. Поправив куртку, человек продолжил плестись за девочкой, как ему было велено, на ходу продолжая бормотать себе под нос.
— Я молодец! — довольный собой ёрничал парень на пассажирском сиденье. — Что бы ты без меня делал?!
Он протягивал одну за другой салфетки водителю, пока тот молча потирал запачканные костяшки пальцев.
— Эм… — Молодой человек вдруг сменил тон. Он напрягся и поднял голову. — Ты слышишь?
За ними следили. Совершенно точно, кто-то, держась на расстоянии, неустанно наблюдал. Парни замерли, прислушиваясь. Шорох снега, гул далёкой автострады, скомканное звучание сотен голосов рядом…
Внезапно пассажир седана громко рассмеялся. Открывшаяся картина впереди вызвала в нём бурю эмоций.
— Она шутит? — выругавшись, произнёс он.
Водитель завёл руку под руль и повернул ключ.
В свете вспыхнувших фар открылась новая картина. На въезде в жилой квартал стоял бронеавтомобиль. Одна из дверей была открыта, а чуть поодаль от неё стоял вооружённый человек в чёрной экипировке. Он уставился на сидящих в седане людей, подняв руку, жестом приказал выйти.
Медленно открылась ещё одна дверь броневика, и на дорогу выскочила сторожевая псина, лающая и щелкающая зубастой пастью по пустоте вокруг себя. На другом конце цепи, тугой линией тянущейся внутрь автомобиля, медленно показалась сухая кисть тончайшей женской руки. Та, что вышла на свет, была хорошо знакома этим людям. Им даже не пришлось всматриваться в её лицо.
— А я тебе говорил, прекращай отвечать на её звонки! Водишься со всякими… Смотри, что из этого выходит! — продолжал паясничать парень в дутой куртке.
Седовласая девушка приветливо помахала рукой и чиркнула в сумраке холодной нарочито вежливой улыбкой.
Спустя пару секунд людей в форме было уже двое. Они подняли автоматы и прицелились.
Начало
Начало вечной жизни — вечный Хаос. Основа, исток и движение. Начало пути и его конечная точка. Хаос породил смерть. Он же отец жизни. Его волей порождена душа. Земля и Небо. День и Ночь.
И Боги.
В царстве вечного мрака, льда и ночи нашли пристанище сотни погибших душ. Их тени бродят кругами по покрытым льдом водам замершей реки. Их стенания, крики и плач непрестанно звучат здесь, и нет мира тем, кто слышит сей нескончаемый вой. Души тех, кому нет нигде места, блуждают с начала времён и не находят покоя. Их участь — остаться в назидание другим, ибо вот что идёт за прегрешениями.
Не там и не здесь. Навеки между. И спасения нет.
За душами ведут свой дозор демоны. Прислужники тьмы и мук. Чудища бродят по следам изувеченных в долгих мытарствах, не давая им склонить голову к водам застывшей реки. Они вгрызаются в их руки. Обжигают им ноги, чтобы те вновь плелись без цели и без упокоения. Забвения им здесь найти не дано. Хтонь верно несёт свою службу, гоня мучеников прочь и забирая последнюю частичку надежды — забыться мёртвым сном.
Над ними всеми стоит Она.
Одна из дочерей Хаоса. Вечный суд и верная гибель. Всепрощающая и милостивая Дочь. Ввергающая в безумие. Разрушительница оков. Владычица ночного неба.
Она стоит посреди ничего, взирая на пустошь пред собой. Её верные слуги, что с начала времён следуют за ней, ожидают решения, на миг прекращая клокотать и реветь, будто буря.
В руках её вечное пламя. Свет, дарующий путь. Под ногами её лилии асфодила. Как и каждый век до того, Богиня поднимала один цветок, подолгу смотрела на белые бутоны, а после уходила прочь. Блуждая по дорогам, которых нет. В свете Луны, которой сюда не пробраться. В окружении стигов, преданно ступающих за ней. Она шла сеять ужас.
Всегда, но не тогда.
Взгляд её опущен к берегу реки забвения. Она видит себя в застывшей воде, и тьма сгущается в её сердце.
В аду более нет места для погибших душ. Да и не были те души, свидетельницей мук которых она стала, грешны настолько, чтобы вечно блуждать во мгле.
В аду нет места для всех, кто стремился здесь оказаться. Муки при жизни обязаны излечить душу от болезни. От нароста, именуемого вседозволенностью. Лишь в страданиях скитальцы найдут прощение, и наконец их путь завершится.
Она оставила цветок на берегу реки, опустила голову и ушла. В сопровождении своей ужасной свиты дочь Хаоса направилась на свет.
Глава 1. Безжизненная
Перед ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный, которому конца-краю нет. Он долго смотрел и терзался. Ему вспомнилось теперь, как простирал он руки свои в эту светлую, бесконечную синеву и плакал.
Мучило его то, что всему этому он совсем чужой.
Достоевский Ф. М. Идиот
В самом начале ноября погода ухудшилась. Ветер усилился, стал холоднее, протяжнее, порывы его стали более резкими, яростными. Небо заволокли тяжёлые густые облака. Чудилось, что над головой, во весь купол неба, натянута плотная серая завеса, не позволяющая хоть мельком взглянуть на давно забытую синеву. Утром и вечером, в часы пик, тысячи людей неслись по городу кто куда. Каждый в этой толпе стремился спрятаться от холода. Лишь днём, ближе к полудню, грязно-серый город пустовал. С наступлением сумерек, на его улицы по обыкновению выглядывали отоспавшиеся за день молодые люди, яркие барышни и измученные трудовыми буднями бедолаги.
Ночью город похотливо стонал. Днём же хрипел и сипел, будто простуженный.
Сегодня я дома весь день. Меня нет там, в толпе, на холоде, на ветру… Мечта! Есть время заняться собой. Наконец, прибраться на столе с учебниками, искупать Никки, послушать музыку, пока никого нет, дочитать заброшенный неделю назад роман. Если удастся, принять долгую ванну и подремать под горами мыльной пены.
Послеполуденный звонок был призван испортить всё это благолепие. Я отложила в сторону щётку, которой чесала спину добермана, и с опасением осмотрелась в поисках телефона. Однако мне не нужно смотреть на экран. Вариантов, кто мог звонить, не много — один.
— Что делаешь? — вместо обычного «привет» выпалила Натали.
— Ничего. Хочу прибрать комнату.
— О, хорошо, что я позвонила тебе! — радостно воскликнула она. — Я спасу тебя! Пошли в кино?
— Сегодня? — не скрывая опасения, полюбопытствовала я.
— Нет! Бронирую место в твоём графике уборки на следующий четверг! — Какой же противный у неё голос сегодня. Если я сброшу, будет ли это означать, что я плохой друг? — Конечно сегодня!
— А что идёт?
— Вилл! Не гневи богов! — заорала Ната.
— Хватит вопить, пожалуйста, — взвыла я, убирая телефон от уха. — Когда мне быть готовой и куда мы идем?
На улице ни души. Обед. Есть ощущение, что только мне нужно куда-то сегодня тащиться. Из окон многоэтажек того и гляди высунутся любопытные носы нахохлившихся жителей, с немым вопросом: «Куда идёт эта безумная в такой мороз?» Земля под ногами затвердела и покрылась трещинами. Всё вокруг серое и твёрдое, как камень. Отражает состояние души. Что, если грустить осенью не только можно, но и нужно? Тогда не вижу ничего предосудительного в своём состоянии. Осень ведь. Я не одна, кто грустит в это время года.
Среди бетона, угрюмых домов, пыльных дорог, серой земли и тёмных редеющих деревьев мелькнуло что-то яркое и живое, словно пламя. Это ветер подхватил волосы Натали, торчащие из-под шапки, и взметнул их в разные стороны. Рыжая топталась, то вышагивая пару метров туда-обратно, то припрыгивая на месте. Я ускорилась для демонстрации того, что тороплюсь на встречу, нежели для того, чтобы в действительности приблизить неминуемый момент приветствия.
Если я и вправду плохой друг, что ж, отлично. С этим определились.
— Неужели! — бросила громко подруга, двигаясь навстречу.
— Привет! — улыбнулась я. — Я вовремя вообще-то.
— И что? Могла бы раньше прийти.
Я изобразила на лице что-то вроде: «Ты серьёзно?»
Подруга не стала со мной церемониться. Она вцепилась в мой локоть и потащила в сторону от дороги, что-то неустанно мне объясняя.
Торговый центр кипел жизнью. Теперь ясно, где собрались те, кому холодно на улице и скучно дома. Количество людей на один квадратный метр зашкаливало. Кто торопился, явно по делам, кто от нечего делать таращился в витрины, кто-то, как и я, шёл с недовольным хмурым лицом, едва волоча ноги за другим, более активным спутником.
— Хорошо, что мы забронировали билеты, — выдохнула Ната, расстёгивая куртку.
— И чего мы в кино потащились…
— Ты хотела повиснуть дома? Ещё немного, и ты покроешься плесенью.
Натали — моя школьная подруга. Самая близкая в моей жизни. Радость это или же проклятие, я пока не решила. Она младше меня на пару месяцев, ниже ростом, худощавая, но спортивная… «Злой эльф» — так её называла не только я. Стоило ли говорить, как это бесило Натали? На щеках и вздёрнутом носу рассыпались веснушки. Небольшие, глубоко посаженные голубые глаза горели озорством. Она весела и легка на подъём. Везде, где мы были, Натали приходилась к месту. Душа компании, располагала множеством разнообразных идей, предлагала неожиданные решения и пробовала самые необычные варианты времяпровождения. В школе она занималась игрой на скрипке, после решила уйти в танцы. Мне казалось, в голове у неё постоянно играла музыка, под которую она неустанно двигалась. Танцы, активный спорт, пешие прогулки… Игру на инструменте девушка забросила. Причин мы не выяснили. Ей просто в какой-то момент наскучило.
После сеанса мы вышли немного сонными. Я уж подавно, а вот состояние Наты меня приятно удивило. Она зевала, и я уже обрадовалась, что очень скоро мы пойдём домой. Однако меня настиг полнейший крах.
— Вилл, мне нужно купить к зиме тёплую одежду. С этой учёбой я никак не находила время, — перестав зевать, сообщила мне Ната. Я выругалась, но её это не смутило. — Твой совет мне необходим, пожа-а-а-алуйста, Вилл.
«Ведь знала же, что лучше оставаться дома…»
Мы стояли в примерочной то ли второго, то ли третьего магазина. Вернее, Ната стояла, а я сидела на мягком пуфике, оценивающе оглядывая трикотажный свитер тыквенного цвета. Сбежать от назойливых мыслей мне удалось ненадолго. В какой-то момент в памяти стали возникать совсем недавно забытые фантомы. Я как заведённая начала вновь и вновь возрождать в голове затасканные вечным переосмыслением картинки, цвета, предметы… Реальность отошла на второй план, будто это и есть норма, будто так и должно происходить. Смолкла играющая отовсюду приглушённая ритмичная музыка, померкли окружающие цвета и померк свет. «Это» стало куда важнее и реальнее для моего сознания и, несомненно, настораживало.
— Тебе снилось что-нибудь? — задала я вопрос подруге. Та, застигнутая врасплох, отложила на потом разглядывание ценников и сняла свитер, чтобы в десятый раз надеть другой.
— Вряд ли задаёшь вопрос просто так, — бубнила она. — Ничего. А тебе?
— Не знаю, нормально ли это, но мне всё снится тот сон.
— Опять?
— Угу.
— Слушай, где-то читала, что видеть один и тот же сон на протяжении нескольких месяцев — один из признаков психического расстройства.
Я сгримасничала. Уж не здесь и не сейчас будем ставить диагнозы.
— Как хочешь. Моё дело предположить! — встряхнула руками Ната, отчего у неё чуть не соскочили бретели бюстгальтера. — Я просто ни разу не встречалась с таким. Ты чувствуешь какой-то дискомфорт? Ну там… В плане психики.
— Если ты о голосах в моей голове, то нам вполне комфортно.
— Вилл!
— Я пошутила! Всё в норме. Никаких проблем…
Отчасти я лгала.
«Дискомфорт» — довольно забавное слово. Мягкое и даже ласковое. Я ощущала далеко не это.
— Возможно, я волнуюсь из-за этой проклятой сессии, не знаю.
— Тогда бы тебе снились экзамены, преподы… Наш беснующийся декан. — На последнем Ната хихикнула.
— Если бы я видела его во сне и не раз, это как раз и была бы причина обратиться к врачу!
Мы рассмеялись, собрали вещи и вышли из примерочной. Ната купила свитер цвета насыщенной свежей травы и рубашку с принтом в виде соцветий вишни.
— А если серьёзно, Вилл, — понизив голос, вновь начала Ната, шепча на ухо. — Лилии я чаще всего видела на похоронах, а человек, лица которого ты не видела, скорее всего, отражает именно тот факт, что грозит опасность от незнакомца. Вдруг сон об этом?
На оценку выражения моего лица и подведение итогов беседы у рыжей ушло в районе трёх секунд. Она закатила глаза, выдала поспешно несвязное бормотание и лишь после этого ответила более внятно.
— Окей! Если более оптимистично: человек, лица которого ты не видишь, — твой будущий муж, ваше знакомство ещё впереди, а лилии — это его подарок в честь чистой и непорочной любви! Так лучше?
Тут уже я не сдержалась и рассмеялась. Девушка-кассир отдала Натали сдачу, вручила пакет, и мы ушли. При виде указателей выхода, я на миг позволила себе надеяться, что страдания подходят к концу, но подруга затащила меня в ещё один магазин. К моему счастью, ей там не понравилось с первых минут.
На улице заметно похолодало. Начинало темнеть, и нам пришлось немного ускорить шаг. Захватив в ближайшей лавке пакетик жевательного мармелада разных вкусов, мы направились в сторону моего дома.
— Ты рада, да, что я к тебе иду? — Судя по выражению защемлённого лицевого нерва, вкус мармеладного червяка во рту Натали очень кислый.
— Конечно рада, — буркнула я. — Я, кажется, уже отвечала на этот вопрос. Сколько ещё спросишь?
— Нет, ну ты просто какая-то несчастливая. Хочешь, я домой пойду?
И этот вариант она уже предлагала сегодня.
— А что, так можно? — воскликнула я, наигранно воодушевившись.
Ната обозвала меня неприлично с будничным выражением лица, закинула в рот очередную конфету, и мы молча пошли дальше. Впереди нас ждал пешеходный переход.
Возможно, подруга права насчёт опасности. Я не смогу забыть никогда того, что произошло в тот вечер.
Моя семья жила в этом районе уже несколько лет. Рядом с домом пролегала трасса. Четыре полосы движения на одной, и четыре на противоположной стороне дороги, а посередине — «островок безопасности». Светофоры поставили сразу, так как новый район облюбовали местные гонщики. Аварии стали частым делом, но без жертв среди пешеходов. В принципе, люди здесь ходили очень осторожно. Иногда машины вылетали и на середину дороги, где могли стоять люди, поэтому светофоры одновременно включались с обеих сторон движения. Ровно минуту дорога полностью стояла. Я и сама всегда внимательна на дороге. Всегда смотрела по сторонам… Но не тогда.
Ната вскрикнула, чем напугала меня так же сильно, как резкий визг тормозов и скрежет процарапанного шинами дорожного покрытия. На фоне тёмного влажного асфальта мелькнули забавные цветные искры, напомнившие мне о звёздах. Одна сотая секунды, а я помню то, как пакет со сладостями вылетел из рук подруги и рассыпался в воздухе, перед моим носом.
Самый крайний левый ряд я по какой-то причине не заметила. Даже не посмотрела в сторону движения. Подруга шла по правую руку, чуть позади меня. Ростом она ниже, шаги короче. Её отвлёк поиск нужного вкуса мармелада в пакете. Я, видимо, хотела домой сильнее, чем она, и поэтому едва не пострадала. За спиной раздался женский крик.
Чуть ниже колена, будто я сама напоролась на мирно стоящий автомобиль, уткнулся до блеска отполированный бампер чёрной иномарки. Тонировка абсолютно глухая. Видеть что-либо за зеркальными стёклами невозможно, только лица людей на дороге и окружающие переход высотки. Кто-то ударил по капоту кулаком. Рыжая девчонка меня сейчас пугала сильнее всего. Пунцовое лицо, потемневшие глаза, крик и оскорбления, повторные удары по многострадальному капоту автомобиля рядом… Мне вмиг стало стыдно за неё. Я захотела бежать оттуда.
Загорелся зелёный. Машины из соседних рядов медлили, но всё же тронулись и покатили прочь. Пассажиры и водители глядели во все глаза.
— Ты в порядке? — вновь и вновь спрашивала Ната, дёргая меня за руки.
Машина слева не двигалась.
— Я в норме. Идём.
Ната округлила глаза и, употребив несколько оскорблений, обратила моё внимание на водителя, чуть меня не сбившего, что, мол, хорошо бы выйти и решить вопрос. Странно. В тот момент я не хотела ничего, кроме возвращения домой.
Пусть едет куда хотел.
— Ната! — одёргивая девушку, крикнула я, пытаясь вытянуть её с проезжей части.
Седан не двигался. Двери закрыты. За общим гулом дороги и ударами собственного сердца в ушах я даже не слышала, заведён ли автомобиль. Он мог сломаться?
В очередной раз Ната ударила машину, теперь уже ногой по бамперу. Только после этого я смогла оттащить её в сторону, на обочину.
— Что ты творишь? — орала она. — Ему нужно нос сломать!
— Это ты что творишь? — с дикой дрожью в голосе пискнула я, но подруга прервала меня. Грубым жестом она показала водителю, чем он должен заняться. — Прекрати! Идём!
— Вилл! Он тебя чуть не убил!
— И? Всё нормально. Пошли!
Сзади разрывались сигналами машины. Инцидент исчерпан. Можно ехать дальше. Тем не менее водитель седана так не реагировал.
Взяв Нату под руку, я потащила её дальше, к противоположной стороне пешеходного перехода. Вскоре загорелся зелёный, и мы перешли дорогу. Молча. Уходя дальше от дороги, я ещё раз повернула голову.
Чёрный седан стоял без движения. Остальные машины объезжали его, тормозя рядом и заглядывая в окна. У кого-то на лице полное непонимание, у кого-то дикая злость.
Померкло солнце! Пропал кислород!
Смотри же! Смотри!
Твой очкарик, твой ботаник, твой жалкий лузер!
Будь моей! Будь моей, моя смертельно больная королева!
Будь! Будь же моей!
Моя смертельно больная королева!
(The Subways — «Rock & Roll Queen»)
Музыка пропала. Ната резко метнулась к столу, окатив меня потоком холодного воздуха, будто хотела снести, и отключила колонки. Она бы продолжила молчать, если бы не моё вопросительное выражение лица.
— Не включай при мне свою наркоманию.
— Крутая песня. Весёлая, — ответила я. — Ты успокоишься сегодня?
— Ты, Вилл, одна из самых странных особ, если не самая странная, — равнодушно произнесла Ната. Медленно и холодно. — Страх и глупость одновременно. Я так и не поняла твоей реакции. Тебе будто плевать на себя. Тебя едва не сбили, а ты спешишь уйти с его пути. — Она заводилась и начала говорить громче и быстрее: — Не хотела его задерживать? Ты знаешь, какая у него могла быть скорость? Он тормозил метров сто… Ты, кажется, вообще живешь не здесь. Твоё сознание не здесь. Твоя реакция ненормальна!
Я вновь уткнулась в телефон, где вот уже несколько минут бездумно разглядывала пост о полезных свойствах авокадо. Прошло несколько минут, прежде чем я ответила, хотя Ната этого не ждала. Её взгляд упёрся в выключенный телевизор. Даже нос Никки на коленке девушки не мог привлечь внимания. Раньше я не видела подругу такой злой. Произошедшее выбило её из колеи.
— Ты знаешь, какая реакция должна быть? — обратилась я к подруге. — Может, именно так и проявляется реакция на стресс.
Рыжая нервно встряхнула головой, как если бы звук моего голоса был ей неприятен.
— Не знаю… Но у меня стойкое ощущение, что ты не здесь. То, что произошло на дороге, только подтверждает мои слова.
— Объясни.
— Ты, чёрт возьми, какая-то безжизненная! Что с тобой происходит? Что-нибудь в этом мире способно тебя вытащить из твоей скорлупы?! — После этих слов Ната рукой отодвинула голову добермана с ноги и встала с дивана. — Знаешь, я вижу тебе окей. С твоего позволения, я бы хотела сегодня вернуться домой.
Моему удивлению не было предела.
О какой чувствительности говорит Ната? По её мнению, я безжизненная?
Я открыла рот, но ни слова не произнесла.
— Вызову такси и поеду, — нахмурившись, сказала Ната. — Прости, но сегодня я не в настроении.
Через полчаса такси забрало подругу. В квартире образовалась давящая тишина. Вот тогда-то я и начала бояться.
Тряхнув головой и отогнав неприятное чувство, сняла свитер, начала спускать брюки и зависла на уровне сине-розового пятна на ноге. Скоро здесь будет огромный синяк. Придётся дома ходить в штанах. Не хочу, чтобы кто-то видел. Перед сном я думала о произошедшем. О сне, о том, что случилось на дороге, и о словах подруги. Возможно, я и не обратила бы внимания на её слова. То, что она говорила, запало мне в сердце. Какая-то часть меня, возможно, была согласна с Натали.
Я прижала ладони к глазам и слегка надавила на них. Даже музыка в наушниках не перебивала нескончаемый поток мыслей в голове. Это вовсе не «дискомфорт», о котором говорила днём Ната. Это болезнь.
Я звала тебя среди ночи.
В свете растущей луны.
Я позвоню тебе и расскажу о себе,
Расскажу каждый свой сон.
Я позвоню, и буду повторять вновь и вновь.
Не давай мне покоя,
Не давай мне покоя.
(London Grammar — «Nightcall»)
Во сне я вновь вернулась туда.
Здесь царил чудесный аромат. В комнату едва проникал свет сереющего рассветного неба. Мужчина стоял у окна, спиной ко мне, и по-прежнему молчал. Что его привлекло за окном? Древние фасады высоток? Пыльные улицы? Хмурые лица, слившиеся с серыми стенами домов? Я встала со своей кровати, подошла к букету на письменном столе и провела рукой по одному из закрытых белых бутонов. Чужак не двинулся с места.
Каждый год, всю свою сознательную жизнь, я видела эти цветы в день своего рождения. И этот год не стал исключением. «От родственников», — многозначительно говорила мама каждый раз, когда я задавала ей вопросы. Белые лилии стали моими любимыми цветами. Эта загадочная традиция прочно поселилась в моей жизни.
— Что со мной сегодня случилось… — не своим голосом, но определённо именно я проговорила эти странные слова.
Страстное желание поведать обо всём незнакомцу влекло с неимоверной силой. Это было моей целью. Во сне я хотела рассказать ему абсолютно всё. Однако вопреки моим мольбам, человек не обернулся. В тысячный раз мгла пробуждения отняла его у меня.
Глава 2. «Горите»
Праздничная атмосфера царила практически везде. Шумные забегаловки, магазины, автобусы, окна домов, чёрные стволы деревьев вдоль тротуаров… Всюду мерцание сотен разноцветных гирлянд. Слышался запах горячего кофе с пряностями и шоколадом, а неподалеку от оживлённых остановок общественного транспорта к нему примешивался тонких шлейф свежеиспечённых булочек. А какой дивный аромат исходил от воротника маминой шубы… Я могла вдыхать его часами. Сладкие духи, кофе, цитрусовые и хвоя, свежесть улицы и едва уловимые нотки автомобильного ароматизатора. Только в декабре я слышала этот аромат. Именно он дарил ощущение наступления сказки.
Праздник ненадолго делал этот город не таким серым и мрачным, каким я его помнила большую часть времени. Он светился и мерцал как новогодний шар, площадью в десятки километров. Кажется, это и называется волшебством.
— Ната придёт в гости?
Я подняла глаза на маму. Словно жонглёр, она пыталась открыть дверцу духовки одной рукой, балансируя другой и удерживая виляющий в воздухе противень с печеньем.
— Скорее всего, да, — ответила я ей. — После «Парнаса» мы домой.
— Как оно? — поинтересовалась мама, указав на кусочек печенья в моей руке.
— С корицей самые вкусные, но с ванилью и шоколадом не хуже.
— Хм… У меня есть ещё лимонный джем. Как думаешь, стоит попробовать?
— Мам, это пятый противень. Ты решила открыть своё дело? Или мне придётся раздавать это в канун праздника нуждающимся? — усмехнулась я. — Нет, печенье очень вкусное, и дай мне волю, я сама съем всё, что тут есть, но такие количества…
— У нас, возможно, будут гости, Вилл, — помявшись, ответила женщина. — Оно же вкусное, да?
— Даже если к тебе в гости соберутся эксперты по выпечке из какой-нибудь сети ресторанов… Мам, поверь, эти печенья они оценят!
На стуле под бедром завибрировал телефон. На столе места для него не нашлось, да и в муке его пачкать не хотелось. Приходилось держать рядом, так как я ждала звонка.
— Что делаешь? — по обыкновению, без приветствия спросила Натали, как только я ответила на звонок.
— Ничего. Мама готовит, а я ей мешаю.
— Ясно. Когда встретимся?
— Во сколько начало?
— В семь.
— Тогда часов в шесть можем встретиться на остановке и поехать вместе. — Я забрала ещё пару печений и, послав маме воздушный поцелуй, вышла из кухни.
— Окей. В шесть на остановке.
Ната положила трубку.
Это я настояла на том, чтобы мы пошли на вечеринку. До Нового года оставалось несколько дней. Центр города заполонили толпы людей, поэтому место для отдыха мы выбрали ближе к дому. Рядом со спортивным комплексом, почти на самом выезде из города, располагался новенький развлекательный центр «Парнас». Организаторы мероприятия обещали море впечатлений и драйва. Музыка разных стилей, известные исполнители, море эмоций и световое шоу. Билеты стали скупать ещё в октябре. «Парнас» ждал своего открытия два года. Здание привлекало много внимания. Крыша и часть стен походили на стены замка, другая же часть больше напоминала современный офис, полностью из тонированного стекла, отражающего всё, что окружало комплекс: парковку, забитую машинами вплоть до выезда, аллею с высокими изогнутыми фонарями, парк и огромное количество лавок с кофе, выпечкой и десертами.
— Мы там поместимся? — с опаской выдохнула Ната, когда к нашей остановке не спеша пришвартовался заполненный людьми автобус.
Выбора нет. Мы протолкнулись внутрь салона, ближе к окнам, чтобы не мешать входящим и выходящим. Наша цель располагалась на конечной остановке.
— Пятьдесят процентов автобуса — это одежда, — шептала мне на ухо подруга с серьёзным видом. — Остальные пятьдесят — люди. Так что, если бы мы все ехали голые, нас бы поместилось в два раза больше… Но я бы не стала ехать с голыми людьми. Знаешь, это слишком.
Ната в своём репертуаре. Думать о таких вещах — вот что «слишком». Про себя я всё же усмехнулась, надеясь, что нас никто не слышал.
Моё внимание зацепилось за необычную деталь. Я не сразу осознала, что это было. Вернув внимание к людям вокруг, блуждая по незнакомым лицам, изучая их одежды, предметы в руках, ответные заинтересованные взгляды, я никак не могла найти то, что мгновением ранее ввело меня в ступор. Что же я увидела?
Впереди стояла женщина. Ничего необычного, с первого взгляда. Кожаная куртка размером или двумя больше необходимого, шапка, небольшой каблук на грубых сапогах, потрёпанный рюкзак с толстой металлической цепью.… Однако я засмотрелась на менее заметную деталь. Я смотрела на её голову. От шеи до края шапки буквально три-четыре сантиметра обнажённой, выбритой налысо кожи, покрытой густым плетением кудрявых ветвей. Виднелся темнеющий ствол дерева. Татуировка явно имела начало и конец дальше того, что я видела. Я представила тело женщины. Сколько могло быть на ней татуировок, я не бралась предположить.
Автобус остановился, и женщина сошла с маршрута за пару остановок до конечной. В этот момент я поняла, что не слушаю Нату довольно продолжительное время. Благо ей было всё равно, она просто вещала о своих успехах и провалах в учёбе, скорее для самой себя, нежели делилась со мной.
— Нам на следующей, — проговорила подруга и двинулась к двери.
Мы вышли вместе с остальными пассажирами. Оказалось, что практически все люди в салоне держали путь к «Парнасу». Войдя в парк, мы с подругой засмотрелись на горящую голубыми огнями аллею. Впереди, за деревьями, мерцало белое здание развлекательного комплекса. Чем ближе мы подходили, тем сильнее ощущался утробный низкочастотный гул от земли. Троица подростков у входа пританцовывала под приглушённые ритмы.
Звук усилился в тот момент, когда мы пересекли вход с охраной.
Первый этаж был полон людей. Создалось впечатление, что мы находимся в огромном аквариуме, разделённом на секции: просторное фойе, справа от входа раздевалка с парой молодых парней, принимающих верхнюю одежду, впереди касса, слева, у покрытой зеркалами стены, на небольшом подъёме из нескольких ступеней, просторная арка — вход в кафе, заполненное посетителями. Звучание музыки по мере нашего продвижения в центр становилось сильнее. Мы отдали вещи и последовали за группой молодых людей, идущих в сторону касс. Всё вокруг привлекало внимание и, казалось, создано для того, чтобы задержаться как можно дольше. По углам просторного помещения выдолблены два широких коридора, откуда росли массивные, тускло освещённые линиями парящего потолка, лестницы. Начиная с неё, толпа шла пританцовывая. Где-то наверху послышался радостный вопль какого-то парня. Мы усмехнулись. Музыка медленно начинала биться в барабанные перепонки. Ната отдала билеты стоявшим на входе в зал девушкам, и мы прошли за большую тяжёлую металлическую дверь.
В сумраке, просачиваясь сквозь бьющиеся в танце тела, мы пытались пробраться вглубь помещения. Бар располагался у задней стены, напротив сцены, а посреди всего этого великолепия — огромная танцплощадка. Прожекторы то и дело блуждали по толпе, рассекая тьму синими, красными и зелёными лучами. С высокого потолка ниспадали миниатюрные, словно горошины, лампочки, рассеиваясь среди людей подобно искрам. Прежде чем мы услышали голос диджея, прошло в районе десяти минут. Девушка поправила микрофон у щеки и произнесла с завыванием:
— Добро-о-о пожалова-а-ать, ребятки-и-и! — Толпа отозвалась свистом и криками. Я подняла голову вверх, к будке диджея. Она парила под самым потолком, практически над нашими головами. — Надеюсь, всем сегодня хорошо! Ну что? Ещё немного подвигаемся и позовём наших звёзд?
Площадка взорвалась эмоциями. Стоявшая рядом со мной Ната завизжала и подняла руки высоко над головой. Если повезёт, ей понравится вечеринка. Во всяком случае, я посмела надеяться на это.
— Начнём! — крикнула девушка сквозь приближающуюся гудящую на фоне музыку.
Зал ударила очередная волна оглушительного ритма. В постепенно нарастающей музыке стали звучать отдалённые звуки электрогитары.
От прожектора медленно пополз плоский горизонтальный луч ярко-зелёного света, накрывший людей и растянувшийся сотнями тонких нитей во все стороны от танцплощадки. Внезапной вспышкой ослепляющий свет пал на сцену. В эту же секунду кто-то ударил по грифу, после чего посыпалось дробью звучание тяжёлой музыки, скрещенной из соло гитары и ударных. Толпа завопила в безумстве, но её шум поглотил музыкальный ритм. На сцене стояла группа молодых парней в джинсах и простых футболках. И лишь барабанщик сидел с обнажённым торсом, привлекая к себе всё внимание, судя по женским крикам со всех сторон. Играла одна из моих самых любимых песен.
Шоу началось.
Спустя какое-то время, когда сменилась ещё пара групп, Ната приблизилась ко мне и крикнула:
— Я устала! Пойдём выпьем!
Женский коллектив на сцене пел композицию одной из известнейших много лет назад группы. Я нехотя поплелась за подругой, периодически оборачиваясь назад.
— Круто! — кричала Ната, пока мы стояли у бара и распивали коктейли.
Во время небольшого перерыва свет со сцены убрали. Диджей обратилась к толпе с требованием «сделать громче». Новый трек электронной музыки возобновил пульсацию на танцплощадке.
Через несколько минут музыка стихла. Мы с подругой направились вновь к сцене.
— О-о-о! — протянула девушка в свой микрофон. — Жарковато тут! Я хочу, чтобы стало ещё жарче! Народ, давайте навсегда запомним последние дни этого года! Кричите, пока мы молоды! Танцуйте! Горите!
Зал поддержал её воем.
Впереди у сцены кто-то засвистел. На секунду возникшая пауза привлекла наше с Натой внимание. За установку сел молодой мужчина — блондин с коротким «ёжиком», крупными карими глазами и россыпью татуировок на обеих руках. Почти одновременно с ним вышли ещё двое. Парень вряд ли старше нас, с сухим открытым торсом и длинными иссиня-чёрными волосами, спадающими до груди. Он взял бас и перекинул ремень через плечо. К синтезатору подбежала миниатюрная девушка с малиновыми волосами, торчащими в разные стороны, одетая так, словно только сошла с экрана мультипликационного фильма.
— Всем привет! — высоким голосом поприветствовала она толпу.
Следом вышел ещё один парень. Выбриты виски, виднелось металлическое кольцо в брови, пара браслетов на левой руке, а из одежды на нём простые джинсы и свободная футболка болотного цвета. Он подошёл к стойке с гитарой и взял инструмент в руки. Как только его пальцы коснулась грифа, барабанщик выбросил в толпу новый космический ритм. Заиграла тяжёлая волшебная музыка. Звучание баса и ударных слабее. Акцент идёт на соло и блуждающие задним фоном тоны электронной музыки. Все ждали вокалиста. Толпа двигалась в такт, ближайшие к сцене люди качали руками и что-то пытались кричать. Эту песню, как я догадалась в ту минуту, знали фанаты группы.
Лишь перед самым куплетом на сцене появился ещё один участник с гитарой в руке. Парень. Тёмные вьющиеся волосы, белая свободная рубашка навыпуск, светлая кожа и никаких татуировок.
Я похолодела. Музыка стихла.
Такие парни — запретный плод. Далёкая, недостижимая, но манящая к себе звезда. Маяк, что одиноко высится поверх бушующего моря. Предел, что ищут все и каждая. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять эту закономерность. Он тот, за кем идут, бегут, ползут, едва живые, помешанные женщины. Быть может, он и не был красавцем в широком смысле этого слова, но весь его образ, всё его существо, всё в нём, зримое и незримое, поражало меня. В нём нет смазливой юношеской красоты, что стала бы откровенной простотой, как и нет грубой мужской природы, что влекла женщин, подобно антилоп к гепардам. Он отличался от всех других любимцев женщин лишь тем, что не подходил под их стандарты. Это я могла сказать сразу. Нас разделяли десятки метров, сотни поднятых рук и холодный мерцающий светом туман, но я видела его настолько чётко, что испугалась своей уверенности. Мне показался мой интерес очень неестественным и ненормальным. Я вновь испытала это ядовитое пагубное чувство. Чувство, что со мной что-то не так. Что я не так хороша, не так трезва, не так здорова, как окружающие. Я поспешила опустить голову, будто что-то в моей одежде привлекло моё внимание, искренне надеясь, что Ната не заметит перемены во мне.
Вонзаю клинок всё глубже в сердце,
Отвожу взгляд, чтобы не видеть этого.
Лгать станет трудно и правда всё равно станет явью.
Если так пойдет дальше, ты падёшь замертво.
Другого выхода нет, не оставляй меня.
Не рой еще одну могилу сегодня.
Я буду совершать эту ошибку вновь и вновь,
Пока не исчезну во тьме.
(Bad Omens — «The grey»)
Что же со мной случилось?
«Вилл, что с тобой?»
Я слышала своё дыхание, чувствовала каждую вену, каждую клеточку, каждый волосок своего тела. Все чувства обострились до предела. Никогда прежде я не была столь реальна, как в тот вечер. Это что-то извне в корне изменило моё мироощущение. И пусть дело вовсе не в музыке и не в том человеке, мысль о котором заняла меня всецело, но именно тогда я потеряла Вилл, которую помнила. Всё изменилось.
Внезапно я наткнулась на застывший вдалеке взгляд. Парень умолк, остановился и убрал правую руку с гитары.
Он. Смотрел. На меня.
В упор.
Толпа замедлилась и непонимающе уставилась на сцену. Музыка не останавливалась, но шла, будто на повторе. Парень в зелёной футболке сделал пару шагов к вокалисту и пихнул его грифом в спину. Люди стали медленно оборачиваться, отчего я вынужденно сделала то же самое. Это привело меня в чувство. Из-за паники я стала возвращаться в реальность и оживилась.
Что-то в этом взгляде было не так. Так не смотрят старые знакомые, не смотрят чужаки, раздосадованные повышенным к себе вниманием, не смотрят люди, которые хотят, чтобы от них отвели взгляд. Он цепко схватился за меня, привлёк моё внимание и даже не пытался отпускать. Я понимала, что совершаю ошибку, но выигрывать этот скрытый бой я не собиралась. Пусть эти три секунды будут именно теми секундами, когда я точно буду знать, — я стою этого внимания, стою этой паузы. Было что-то волшебное и привлекательное в той минуте. Я чувствовала, что нарушила баланс, прервала исполнение, но именно этот хаос так взбудоражил мою душу.
— Какого хрена он… — восклицала рядом Ната. — Вилл, он… Он смотрит сюда?
Свет на сцене померк, и девушка-диджей запела в унисон с возникшей из колонок музыкой.
— Просим прощения за возникшие проблемы! Держите трек!
Толпа завопила, и зал вновь закачало из стороны в сторону. Окружающим этот кризис дался гораздо проще. Для них словно ничего не произошло в эти несколько секунд.
— Я в туалет, — сообщила я Нате, как только немного пришла в себя.
— Окей, идём!
Я отрицательно покачала головой и медленно двинулась к выходу. Это несвойственно для нас, но в тот момент я отказалась от её компании.
За закрытыми дверьми стоял утробный гул. По сравнению с залом внутри, здесь, на лестнице, было очень тихо. Тишина ласкала слух, а идущая с первого этажа прохлада остужала тело. Опершись о стену, я простояла так около минуты.
«Что сейчас произошло?» — вопрошала я.
Это мог быть инсульт? Восемнадцать лет — пора задуматься о здоровье.
На выходе из зала, когда обстановка вокруг меня поменялась, я постепенно стала приходить в норму. Уже не казались столь долгими мгновения ступора. Я практически забыла о том, что случилось. Мне могло показаться, а парень на сцене мог просто плохо себя почувствовать. Все мои ощущения и реакции лишь череда внезапных случайностей, не более.
Спускаясь по лестнице, искала взглядом указатели. Туалет должен быть внизу, слева от касс. Из кафе тянулся слабый запах еды и сигаретного дыма. Вдохнув полной грудью прохладный воздух, я мигом сориентировалась. Перед глазами всплыл значок женской уборной. Войдя в помещение, я поспешила к своему отражению. Даже здесь, среди раковин, зеркал и пластиковых кабинок, играла тихая ненавязчивая музыка. Тем не менее, по сравнению с концертным залом, здесь стояла гробовая тишина. Я поднесла руки под кран и зависла на пару минут, пока тёплая вода лилась мне на ладони. В ушах пульсировала кровь.
Сцена, красный свет лучей, бьющих из-под потолка, вновь и вновь повторяющиеся аккорды. И чётко сфокусированный взгляд.
«Я его знаю? Он меня? Что вообще сейчас было? Почему он остановился? И что за чувство во мне сейчас? Страх при виде незнакомого человека?»
Нет. Это был ужас.
Я выдохнула и закрыла глаза, запрокинув голову. Духота туманила разум. Стало трудно дышать.
Сирена сработала одновременно на всех этажах. Музыка умолкла за секунду до этого. Я открыла глаза и уставилась на своё отражение. Из коридора доносились топот и приглушённые голоса.
«Я не выйду отсюда», — холодно выдало моё сознание. Я просто физически не смогу открыть дверь. То, что сейчас будет происходить в коридоре и на лестнице, я предвидела смутно, но картина вырисовывалась печальная. Несколько сотен человек, когда затихла музыка и было слышно только сирену, бросятся в узкие двери, вниз по лестнице, к выходу. Уже тут их встретят посетители кафе, количество которых я не знала даже примерно. Толпа забьётся в фойе и попытается втиснуться в двери.
Крики в коридоре мешали адекватно мыслить.
«Ждать здесь или выйти и попытаться протолкнуться на улицу?»
В следующее мгновение моё сердце остановилось. Ната осталась в той толпе. Тогда во мне забушевала настоящая паника.
Я оттолкнула дверь от себя и выглянула в коридор. Люди казались спокойнее, чем я думала. Они сбегали с лестницы, но паники в лицах я не видела. Только наверху кричали девушки. Двери слишком узкие для срочной эвакуации. Воспользовавшись моментом, я выскользнула из туалета, прижалась к стене и двинулась в сторону выхода. Сверху продолжали пребывать люди. Наты среди них не было. Я не знала, что делать. Суматоха превратилась в ад, когда по толпе через несколько секунд прошелестело ужасное слово.
«Дым».
В зале наверху закричали. После этого со стороны фойе раздался звук бьющегося стекла. Теперь началась паника.
Секунды превратились в ужасную пытку. Я смотрела, как мимо меня пробегают люди, словно мелькают обрывки киноленты из какого-то второсортного триллера, где нет ничего, кроме множества искажённых ужасом и паникой незнакомых лиц. Массовка двигалась к выходу, но очень скоро всё замерло. Образовался затор. Люди толкали тех, кто находился впереди, будто это могло хоть чем-то поспособствовать. Хотя, я уверена, часть их сознания понимала, что выхода нет. Животная жестокость вскоре поборола человеческую неуверенность и такт. Люди позабыли себя. Толпа забилась в коридоре и остановилась. Крики людей переросли в один единственный зловещий звук.
Я вжалась в стену и приподнялась на носки. Запах гари усиливался, но деться от него некуда.
За лестницей, там, куда не проникал свет, открылась дверь. Я вытянулась вверх по стене, стараясь разглядеть, что там было. Во мне затеплилась надежда.
«Кажется, там выход».
Резким толчком меня ударило о стену. Подвыпившие подростки в ужасе стали карабкаться на перила.
Я приняла решение прорваться к той двери, чего бы мне это ни стоило. От взгляда не укрылось, как двое людей пытались незаметно пробраться к лестнице. Что они делали дальше, я не видела, но несколько человек из безумной толпы последовали за ними. После ещё и ещё… Это сотрудники комплекса выводят людей через чёрный выход. Их я узнала по яркой сиреневой форме, мелькнувшей в толпе.
Когда здание обесточило, меня оглушило диким истошным воплем. Незнакомая девушка передо мной повернула голову и, глядя прямо в глаза, закричала вновь, будто я могла ей чем-то помочь. Сильный запах плавленого пластика и проводки горечью проник в полость рта. Толпа озверела. Через секунду включился и вновь выключился тёплый оранжевый свет. Он возникал раз в две секунды и пропадал.
В образовавшемся окне, когда толпа наверху соорудила случайный затор, я оттолкнулась от стены и бросилась к двери под лестницей, откуда выводили людей сотрудники центра. Там, через неосвещённый коридор, я выбежала на улицу. За мной ринулись ещё несколько человек, по инерции продолжая то ли кричать, то ли выть, словно из жалости к себе самим.
Мгновения тянулись невозможно долго. Я подняла глаза вверх. Окна второго этажа плавились светом и дрожали словно лава. Отовсюду валил дым. Сидя в снегу, на дороге, я видела, как служащие вытягивали из коридора людей. Критически маленькое количество. Трёх или четырёх шокированных ребят тянули на улицу раз в полминуты. Подруги среди них не было.
К главному входу подъехали пожарные машины. Появились кареты скорой помощи. Медики бросились к людям на улице. Поднявшись на ноги, я пошла в обход здания, к главному входу. Здесь везде россыпью темнели пятна крови. Люди в шоковом состоянии сидели на снегу. Кто-то лежал без сознания либо тихо выл от боли. С улицы то, что происходило в дверях, выглядело ещё ужаснее. Толпа забилась в проём и лезла через разбитые стекла. На мгновение образовалась звенящая тишина. Окна второго этажа лопнули и посыпались вниз. Оттуда высунулись руки и головы напуганных до смерти людей.
Женщина в синем брючном костюме возникла перед моим лицом и, что-то говоря, принялась меня осматривать. Я безуспешно вглядывалась в толпу.
«Наты нет. Она внутри».
Холод и дрожь с новой силой забились в моём теле. От осознания одной простой истины и понимания безвыходности положения, сковал ужас. Сидеть на месте и ждать — не мой вариант. Попасть туда сейчас я не смогу. Оба выхода забиты людьми. Либо идти по головам, либо выждать мгновение, когда хоть немного освободится проход.
— Стой!
— Стой! Держите девушку!
На ходу я зачерпнула рукой снега и втёрла его в рукава и воротник джемпера. За мной бежали, и я слышала это. Перепрыгивая ступени, я вскарабкалась на крыльцо, руками цепляясь за ступени, дабы не соскользнуть. Какая-то женщина в вечернем платье, застрявшая в дверях, вцепилась ногтями мне в ребра, шипя словно безумная. Я оттолкнула её со всей силы и ринулась в толпу. Через секунду меня поглотил плотный, едкий, липучий, будто мазут, смог.
Глава 3. Мэри
С потолка вниз по стенам поползли клубы чёрного дыма. Едва коснувшись оконной рамы, медленно, шелестя подобно змее, он двинулся к двери, на пути касаясь кушеток, стульев и тумбочек. Спавшие рядом люди не видели того, что видела я. Мой рот открылся в попытке вскрикнуть, но не издал ни звука. Дым стал опускаться мне на лицо. От страха я не могла пошевелить даже пальцами рук. Тьма неумолимо сгущалась у самых моих глаз.
Спасение пришло, когда его не ждали.
Дверь в палату медленно открылась, и ворвавшийся сквозняк вмиг растворил смертоносную тень. Долгожданный свет и свежесть вихрем пронеслись по комнате. Я задышала резко, рваными глотками хватая воздух. Поздним утром сюда наведался врач. Мужчина в халате, с измученным выражением лица и красными белками глаз, окинул взглядом палату и уставился на меня. Кивнув кому-то в коридоре, он направился в мою сторону.
«Интересно, какое у меня выражение лица. Как у безумной, наверно…»
Врач взял с тумбочки листки бумаги и молча стал их изучать, периодически поглядывая на меня, словно сверяясь с приведённым там списком. После он наклонился и прищурился.
— Что-то горит? — подала я голос. Он звучал глухо и очень тихо, будто я говорила сквозь марлевую повязку.
Мужчина удивлённо изогнул брови.
— Ты проснулась от запаха гари?
— Тут был дым. Когда вы открыли дверь, он…
Я опустила подбородок, вжимая голову в подушку. Я несу бред. То, что я говорю, звучит очень неправильно.
У меня болело горло. Сильно кололо виски, и руки… Что-то с руками…
— Что со мной? — обратилась я к дежурному врачу, когда он сделал какую-то пометку в документах и принялся осматривать мою шею и лицо.
— Отравление угарным газом, — будничным тоном отвечал он, словно предлагал какие-то блюда из меню в студенческой столовой. — Порезы, гематомы, небольшой шок и, наверное, всё… Шучу. Точно всё.
Когда он взял меня за руку, я неожиданно для самой себя вздрогнула и отдёрнула к груди обе кисти. Так вот что с ними. Я чувствовала сухость и натянутость кожи. На ладонях были бинты. На левой руке пластырь, тянущийся по всему запястью.
— Дай мне осмотреть тебя. Не дёргайся, пожалуйста. — Врач нахмурился, взял обе мои руки и поочередно согнул пальцы. — Тебе повезло. Пострадала ты достаточно, но из-за своей же глупости.
— О чём вы?
— О том, что ты вернулась в здание.
— Я искала подругу, — отвечала я, однако в голове звенела пустота. Ответ поступил сам. Словно он уже был заготовлен в подсознании.
— Да, слышал эту историю. Ты ведь знаешь, да? Это было глупо. Да, ты хотела помочь, но в этой ситуации ты просто подвергла себя опасности и всё. Ты бы не спасла её…
Меня обдало холодом. Руки сжались в кулаки.
— Боже! — воскликнул мужчина. — Не волнуйся! Она жива, и состояние её стабильное… Я лишь хотел сказать, что, не имея ни навыка, ни хоть какой-то подготовки, ни снаряжения, соваться в это дело — глупая идея. Ты могла умереть просто потому, что сглупила. Тебе повезло раз, когда ты вышла оттуда сама. Тебе повезло второй, когда тебя вынесли из здания.
— Где она сейчас?
— На этом же этаже. Её состояние хуже. Отравление, гематомы и перелом руки. — Мужчина опустил на мои ноги одеяло и сел на стул рядом, записывая что-то в бумаги. — Она поправится. Уверяю тебя. Но времени нужно больше… Вам обеим очень повезло.
Я сглотнула и немного закашлялась. В горле пересохло.
— Кстати. — Он отложил свою писанину и широко улыбнулся. — С Новым годом тебя! Твой подарок в коридоре. Родители с того вечера караулят тебя здесь. Позвать?
Я подняла руки и потерла щёки. Наверное, я бледная как труп.
«Сколько времени прошло? Уже наступил Новый год? Мама убьёт меня, ведь я чуть не погибла».
Лежавшие рядом люди спали. Все молоды. Видимо, тоже пострадавшие при пожаре. Интересно, сколько человек попало в больницу? А сколько погибло?
Дверь вновь открылась, и в палату вошла мама. Лицо у неё осунулось, белки глаз почти багровые. Отец шёл следом. Угрюмый и непобедимый. Не будь я пострадавшей, он бы «всыпал по первое число», просто хотя бы за то, что я поехала на вечеринку. В его понимании я должна находиться дома, пока не возникнет необходимость выйти. Учёба, покупка продуктов, прогулки с Никки… Какие-то чрезвычайные ситуации.
— Как ты? — спросила мама, кладя руки мне на лодыжки.
— Нормально, — отозвалась я. — Доктор сказал живая.
— Мы говорили с ним. Он сказал, что тебе гораздо лучше. — Отец подошёл к табурету и опустился на него, устало сгорбившись над моей постелью. Мне кажется, они оба не спали.
— Неизвестно, когда меня выпустят?
— Сама-то как думаешь? — усмехнулся он.
— Я тут надолго, поняла.
Звучало довольно раздражённо. Я выругалась про себя.
— Вилл, никто не виноват, что ты здесь, — строго проговорил отец. Его убеждения, что лучше всего сидеть дома и никуда не выходить, пока лишь подтверждаются происходящим. — Ты будешь здесь, пока врачи не решат, что всё хорошо.
— Звучит очень печально, — вздохнула я, пробуя подняться. Мама подошла ближе и подложила мне подушки под голову и спину. — Я чувствую себя здоровой. Голова только болит, но скорее из-за того, что я проспала… Сколько?
— Сегодня третий день, — мягко сказала мама вполголоса.
— Мам.
— Да, Вилл?
— Сколько жертв?
Родители обменялись недолгим, но многозначительным взглядом. Они в сговоре.
— Сорок девять человек.
Картинка постепенно начала собираться по крупицам в моей голове. Вечеринка. Сирена. Крики. Дым. Снег. Кровь. Стекло. Огонь.
Слишком много пустот. Чего-то не хватает. Я словно потеряла память. Вокруг ничего. Я сидела на пепелище и разбирала завалы из остатков прошлого. Что я оставила там? О чём забыла? Что потеряла из виду?
— Мам, а кто нас вытащил?
— Не знаю, детка. Добровольцы, спасатели… — нахмурившись, ответила она. — Я видела репортаж по новостям. Потом позвонила мама Натали.
— Я её не нашла. Ведь так?
— Вилл. — Папа поднял руку в воздух. Просьба остановиться. — Вас спасли и это самое главное. Ни о чём другом тебе сейчас думать не нужно.
«Постараюсь, пап», — невесело подумала я.
В палате появилась сестра. Она прошла вглубь комнаты, что-то напевая себе под нос, открыла форточку и направилась ко мне.
— Вам нужно поесть. Обед принесут через пятнадцать минут.
— Я могу встать? — обратилась я к ней.
— Можете, но одной лучше не перемещаться по больнице, — ответила женщина, осматривая моё лежбище. — Останетесь здесь?
— Да, — сказал отец, поднимаясь со стула. — Если, конечно, мы не мешаем.
— Мне нет. Хотите, сидите здесь, но не шумите.
— Хорошо, спасибо.
— Есть какие-то пожелания? — спросила сестра у меня.
— Да, — растягивая улыбкой пересохшие губы, ответила я. — Отпустите меня домой.
— Скорее всего, вас выпишут сегодня. Я видела вашу карту. Доктор сам вам скажет, когда вернётся с осмотра. С учётом количества людей на выписку, это может затянуться, но, думаю, к вечеру вы точно окажетесь дома.
В её слова очень хотелось верить. Сестра оказалась права, врач явился по мою душу спустя какое-то время и сообщил, что для выписки потребуется самая малость — заполнить пару документов. «Пара документов» звучало не столь страшно, как выглядело. При виде ожидающей меня стопки бумаг, я поморщилась. Однако выбор передо мной не стоял. Пока родители помогали с вещами, я решила всё же наведаться к Натали, пускай врач и был против. Получив номер палаты у администратора и вырвавшись из забитого людьми фойе, я вернулась на этаж, где нас разместили, и быстрым шагом направилась к подруге.
За окном неспешно проглядывались сумерки. У окна на улице прерывисто горел фонарь, включенный задолго до наступления ночи. В его тёплом оранжевом свете кружили тысячи мелких снежинок, больше похожих на пыль. Гул ветра слышен даже через толстое стекло и пластик. Невдалеке приветливо искрилась бликами фар заснеженная автострада. Сотни машин проносились мимо. Через больничный парк, если верить рассказам пациентов, можно выйти в лес. Тут же, рядом со зданием, располагалась парковка. Внизу стояла машина отца. Он разговаривал с какой-то женщиной, вышедшей из-за руля красной «Хонды» пару минут назад. К ним не спеша подошла моя мама и махнула рукой. Надеюсь, это не очередная её клиентка. Если так, то я за себя не ручаюсь.
Я подняла голову и неожиданно разглядела среди крон деревьев вдалеке крышу небольшой часовни.
«Что-что, а вид здесь волшебный».
Ната лежала с закрытыми глазами и не двигалась. Поговорить с ней у меня так и не получилось. Я подошла к её постели и взяла за руку. Рыжая осталась неподвижной. Время шло, а я никак не хотела идти у него на поводу. Опустившись к лицу подруги, я надолго прижалась губами к её холодному лбу. Запах оплавившегося пластика и синтетики тут же воскресил в памяти недавние события. Сделав над собой усилие, я отпрянула.
— Прости меня.
В коридоре меня встретила долгожданная прохлада. Под большими настенными часами, среди множества информационных досок и плакатов, стояла искусственная елка, с кучей разнообразных игрушек. Кое-где висели свертки либо конверты с пожеланиями. Несмотря на праздничную атмосферу, какая-то странная и тихая печаль не покидала это место.
У самых дверей меня вновь встречало скопление людей. Среди них я увидела родителей. Мама подошла ближе и взяла мою руку.
— Готова? — спросила она.
— Угу.
— Мне нужно подписать ещё какие-то документы, — пробубнил хмуро отец и исчез за спинами людей у стойки администрации.
— Идём. — Рука матери, горячая и слегка влажная из-за снега, что она тщетно пыталась стряхнуть со своих волос. Она обхватила меня выше запястья и улыбнулась. Глаза, по обыкновению, холодные и незаинтересованные, но в этом мимолетном жесте показались встревоженными.
Входная дверь снова открылась. До меня донёсся аромат очередного незнакомого женского парфюма, нагретого тёплыми потоками воздуха из кондиционера, шумно гудящего над главным входом в здание. Мама потянула меня вперёд. Тревога в её глазах стала отчётливее.
— Хочу тебя познакомить с Мэри. — К тому моменту девушка уже приближалась к нам. — Мэри, это Вилл, моя дочь.
Ожидающей и, как мне показалось, такой же встревоженной девушке, примерно двадцать пять — тридцать лет. Невысокая, стройная, со светлой, почти молочной кожей, как у тех кукол, что когда-то было модно дарить новорождённым малышкам, с копной волнистых каштановых волос, спускающихся по плечам на придерживаемую руками чёрную лоснящуюся шубу, с пухлыми губами под алой помадой и большими, ярко-синими глазами. «Линзы», — подумала я. На груди её расположился крупный красный камень, заточенный в золотое кольцо, отливающий множеством бликов при каждом движении девушки. Она прошла мимо собравшихся в кучу людей у входа и подплыла к нам. От неё исходил тонкий, но стойкий аромат дорогого парфюма, свежести улицы и слабых ноток чего-то сладкого. Корица, горячая выпечка, ореховый сироп… Она пахла, словно рождественский пирог!
— Привет, Вилл, — высоким, мягким голосом проговорила она и обнажила прямые белые зубы. Я попыталась предположить, где мои родители могли познакомиться с ней. На ум ничего не шло. Она мало походила на одного из клерков. Скорее заказчик или, быть может, крупный партнёр. Мои догадки пока казались мне верными.
— Здравствуйте, — ответила я ей, осознавая, что хмурюсь.
— Мне жаль, что ты попала сюда… Я рада, что с тобой всё хорошо. Розали часто о тебе говорила. — Казалось бы, в тоне этой девушки нет ничего угрожающего либо напрягающего, но во мне зародилось странное чувство. Стойкое чувство, что что-то не так. Я боялась, а вернее опасалась. Что-то мне не нравилось в этой особе. Быть может, её почти фантастическая красота. А может то, что фоновое напряжение сопровождало меня практически постоянно. Я заметила, что стала излишне тревожной и от этого тревожилась ещё сильнее. Какой-то замкнутый круг. — Рада, что познакомилась с тобой лично.
— Да, это взаимно, — натянуто улыбнулась я. Зачем здесь она? Какой вселенский смысл в нашем знакомстве здесь и сейчас?
Мы вышли из здания больницы и прошли к парковке. Папа уже прогрел машину. Оказавшись в салоне, я шумно выдохнула и поёжилась в куртке.
«Домой. Скоро я буду дома».
…Естественно, вскоре каждый вдох отзывался болью в лёгких и груди. Глаза заволокли слёзы. Я спустилась на четвереньки, в надежде, что это немного облегчит моё состояние. В зале так же включался и выключался оранжевый свет. На полу лежали люди. Одежда, стекло, куски пластика… Я перемещалась от одного тела к другому. Наты нигде не было. Вдруг с треском обвалилась картонная стена за сценой, и вместе с дымом в воздух поднялся столб пыли и трухи. Если раньше свет появлялся и исчезал вновь и вновь, отгоняя тьму, то теперь тусклое свечение объяло всё пространство. Что это и каков источник стало понятно сразу, но я отказывалась принимать этот факт. Мне нужно найти подругу. Дикий кашель разрывал грудь. От слёз видимость стала ещё хуже. На полу виднелись пятна крови. Впереди лежала девушка в таком же платье, что у Наты. Я направилась к ней. Преодолев пару метров, я поняла, что ноги не слушаются. Они тряслись и не держали мой вес. Внезапно я упала. Меня так разозлила моя слабость, что я стала рыдать и ругаться, пусть этого никто и не слышал.
Перед моим носом, среди стекла и пятен крови, проползла расплывчатая тень. Ожидать какого-то движения от людей вокруг не приходилось, поскольку присутствующие не подавали признаков жизни. Я испугалась очередного падения стен и подтянула под себя ноги, скрутившись в клубок. Незнакомая девушка впереди безжизненно смотрела в мою сторону.
Ужас сковал сердце в свои цепкие хищные объятья. Надо мной кто-то стоял, и я понимала это так же ясно, как и принимала безысходность собственного положения. Вместо облегчения при виде живого человека, мной овладел панический страх. Я повернула голову и тут же зажмурилась. Тело начало трясти, а тень неминуемо приближалась. Пара алых, струящихся лавой колец возникла над моим лицом. Тень коснулась моей руки и посмотрела прямо в глаза.
«Это радужка? Красная радужка?»
— Ната, — вырвалось у меня.
Будто искры от костра, пара горящих глаз устремилась в сторону. От объятого пламенем зала отделилась ещё одна тень и двинулась в сторону двери.
— Трое! — крикнул незнакомый голос из пустоты.
Из колонок медленно потянулась тихая музыка. Это из какого-то фильма. Не могу вспомнить из какого…
— Жарковато тут! — кричала девушка-диджей. — Я хочу, чтобы стало ещё жарче!
«Не надо!» — взвыло моё сознание.
— Зажгите сегодня! Горите!
Глава 4. «Приснись мне»
Уснуть не получалось, как я ни старалась. В очередной раз, открыв глаза то ли от неизвестного шума, то ли от того, что во сне мне стало не хватать воздуха, я нервно выдохнула и рез
- Басты
- Художественная литература
- Тина Оган
- Месомена
- Тегін фрагмент
