Садово-парковый пейзаж
стихотворения
Андрей Драгунов

© Андрей Драгунов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Когда сквозь ветки смотришь на луну…»

 

Когда сквозь ветки смотришь на луну,

то кажется – она как будто рядом

с твоим окном… Сентябрьскую игру

ведёт листва за школьною оградой.

И в свете полуночных фонарей,

то бишь луны и звёзд, сквозь ветки сада,

вдруг замечаешь, что идут быстрей

часы, которым никуда не надо

уже спешить… О, суматошный век!

Часы бегут, как школьник на поверку —

успеть к уроку. Старый человек

спешит к автобусу, протискиваясь в дверку,

как в лучший мир, где сухо и тепло,

где листья сквозь деревья пропускают

полночный свет, и оттого светло

в подлунном мире. Осень наступает.

 

Сентябрь 1 2012 г.

«Что тебе не сидится дома – тепло и сухо…»

 

Что тебе не сидится дома – тепло и сухо.

География комнаты изучена, как по нотам,

до чернильного пятнышка. Чайник на кухне глухо

ухает, добавляя к твоим заботам

ещё и это. Деревья в окне, как мачты —

только парус сдулся, и облако как-то мимо.

И твоё отражение в пыльном стекле маячит,

точно пестик в колоколе – молча и сиротливо.

И спасение только – уткнутся лицом в подушку.

Может быть, это выход, чтоб не бежать из дома.

Или из репродуктора старый романс послушать

в исполнении той, кто была тебе так знакома.

Или лучше выпей из холодильника водки —

лучше не будет, но маленькое помутненье

только на пользу. Осенью день короткий —

оттого-то все мысли путаются от волненья…

 

Сентябрь 2 2012 г.

«Я пытался уехать из города, где я родился…»

 

Я пытался уехать из города, где я родился,

но, в конечном итоге, всегда возвращался обратно,

как воскресное облако, смяв за неделю границы

своего пребывания в дальних краях, вероятно.

И как смятое облако в поисках лучшего неба,

я скитался в чужих городах, торговал на базаре,

побирался у храма… И с коркою чёрствого хлеба

спал в обнимку, боясь, чтоб его не украли.

И теперь я вернулся. Прошло, вероятно, полжизни…

Никого не осталось, кто был мне действительно дорог.

И под ноги слетают, жару пережившие, листья…

Скоро кончится год, и покроется инеем город.

 

Сентябрь 3 2012 г.

Стул

 

Вот старый стул – и больше ничего

о нём не скажешь… Выцветшая кожа,

протёртая по центру, как окно

в глухой стене, лишь выглядит моложе.

Как много лет он у того окна

встречал гостей, упершись спинкой в стенку,

страдал вместе с «наездником», когда

она кричала что-то про измену… —

свою или его – не разобрать

хранителю той самой старой кожи —

ведь рядом колченогая кровать

их разговор о жизни подытожит,

и всё расставит по своим местам.

А стул в углу, свидетель откровений,

возле окна читает по губам

случайной птицы, как легки мгновенья,

как краток век!.. И что ему стоять

в своём углу, за запылённой шторой

уже не долго, что, увы, летать

ему не суждено… – лишь разговоры

о том о сём – его простой удел.

В окно увидишь только часть картины,

что дополняет лишь обилье тел

в его объятиях, но даже половина

из них не видит, как он постарел,

как выцвела обивка, стёрлись ножки —

он просто стул для сохраненья тел…

Ну, может быть, свидетель… – так немножко.

 

Сентябрь 6 2012 г.

Дом на улице Чайковского

 

Я блуждал в старом доме, в котором нет места словам

от обилия мебели. Лампа в сплошной паутине

светит так, что не видно углов – только чёрный провал,

точно чёрный квадрат на одной популярной картине.

Здесь, наверное, даже и призрак не смог бы найти,

где находится дверь, или лучше окно с облаками,

чтобы путь оказался короче – земные пути

не всегда достоверны… И даже хорошая память

иногда не спасает от вымысла, как ни крути.

Как ни пробуй протиснуться между диваном и стулом,

чтобы выйти из комнаты… Стрелки рисуют круги

пребывания в доме – так долго, что даже уснула

моя тень в самом дальнем от лампы углу,

где, наверное, раньше хозяин сидел, молчаливо

озаряя пространство, в котором, как в старом стогу,

не отыщешь иголку – она где-нибудь сиротливо

затерялась под ножкой… Но вот – пробивается свет

сквозь закрытые ставни, и тень поспешила вернуться

восвояси. И в дальнем углу, где хозяина нет

уже больше полвека, лишь столик с расколотым блюдцем.

 

Сентябрь 6 2012 г.

Покидая Италию

 

Как-то медленно отходит от вокзала

скорый поезд. На расплавленном перроне

три старухи. Ты тогда ещё сказала,

что они как будто чья-то совесть,

заблудившаяся в длинных коридорах

Колизея, не найдя домой дорогу…

Я курю, дым тонет в разговорах.

Поезд движется обратно понемногу.

 

Сентябрь 7 2012 г.

Продолжение сна

 

…война, действительно, закончилась сегодня,

и воины, сложив свои пожитки,

спешат домой, чтоб посчитать убытки

от подвигов, в которых тьма Господня

скрывается, как в домике улитка —

до времени, пока в свою дуду

не протрубит «снегирь» полувоенный,

полугражданский… Дети на беду

ещё не выросли… Сказал какой-то пленный,

что это навсегда – вести войну.

 

Сентябрь 8 2012 г.

Перемена места

 

Поезд выстукивает «славянку» —

на прощание. Утренняя прохлада

заставляет кутаться спозаранку

в тёплые вещи, а кто-то рядом

спит под простынкой – тепло и сухо.

Чайная ложка в изнеможенье

бьётся в стакане. Храпит старуха

на верхней полке, но без движения.

Как-то немыслимо пахнет чаем —

в поезде это особый случай —

за пригоршню мелочи необычайно

вкусное варево – запах тягучий,

смешанный с запахом воблы и водки,

варёной картошки и старых ботинок…

Если поездка и будет короткой,

то хватит надолго дорожных картинок.

И хватит торговок на старом перроне,

вся жизнь для которых – бегущие мимо

вагоны. И ты – наблюдатель в вагоне

им машешь, прощаясь, почти что учтиво.

А после, как будто бы в вечную стужу

вгрызаешься в только что купленный завтрак

холодный, сырой, несолёный к тому же,

но поезд всё дальше уходит на запад,

и высказать что-нибудь – лишь отраженью

в заляпанном, пыльном вагонном окошке…

Старуха храпит, но опять без движенья.

В стакане болтается чайная ложка.

 

Сентябрь 9 2012 г.

Козлиная песня

 

На поле остались раненые – заботы

за шумом победы… Восторженные убийцы

открывают шампанское… Все карты крыты

свежей закуской. Почти счастливые лица.

Знал бы он, поднимая отряд в атаку,

чем всё кончится, видел бы эти лица,

лёжа сейчас в грязи и, как царь Итаку,

вспоминая деревню, но свидеться не случится —

ни ему, ни сотням других, кто в холодной луже

остывает под гром салюта и звон медалей…

но грядущая скоро немая стужа

всё прикроет простынкой до обозримой дали.

 

Сентябрь 9 2012 г.

«Проснувшись утром, видишь за окном —…»

 

Проснувшись утром, видишь за окном —

белым-бело – от снега не от света

от фонарей. Хотя ещё темно

должно быть… С наступлением рассвета

все краски переходят в белый цвет.

Лишь чёрный остов спиленных деревьев

маячит на снегу. Холодный свет

их освещает – фонари, как в перьях,

стоят в снегу – немыслимый пейзаж

в начале осени – на юге в это время

заполнен отдыхающими пляж,

и переполнены туристами селенья.

В саду наполнен соком виноград,

свисает с веток, падая на землю…

Молчит под снегом, опустевший сад,

и я смотрю на голые деревья.

 

Сентябрь 10 2012 г.

«Когда огонь, израненный дождём…»

 

Когда огонь, израненный дождём,

не угасает до последней капли,

глядишь и думаешь о чём-то о своём,

о жизни, что кончается, не так ли…

О том, что рано облетевший сад,

как дом, оставленный хозяином до срока,

где даже тени меж ветвей глядят

обиженно и как-то одиноко.

О том, что жизнь уже не на двоих,

как было раньше – частые потери

родных и близких, что среди живых

уже не встретишь… И в конце недели

приходишь в старый опустевший дом,

где с потолка холодная водичка

кропит полы, и думаешь о том,

что это не последняя страничка

в твоём писании… И что не навсегда

холодный дождь с потрескавшейся крыши,

и, может быть, прозрачная вода

лишь для того, чтобы на углях слышать.

 

Сентябрь 12 2012 г.

«Когда я был в саду, то вдруг увидел…»

 

Когда я был в саду, то вдруг увидел

в окне знакомый силуэт того,

кого лет десять как не слышно имя

среди живых. В распахнутом пальто

он был таким, каким его я помню

в те времена, когда мы по холмам

бродили с ним, и даже тьма Господня

ещё тогда не угрожала нам…

Теперь он там, откуда только тенью,

иль силуэтом за моим окном

напомнить о себе, в недоуменьи

всех оставляя, будто за бортом…

Теперь, когда, став поселенцем неба,

он вдруг приходит в мой холодный дом,

я накрываю рюмку коркой хлеба

и думаю о нём, как о живом…

 

Сентябрь 12 2012 г.

«Я слышал звук, проснувшись этой ночью…»

 

Я слышал звук, проснувшись этой ночью,

как будто мыши прогрызают пол,

но звук из-за окна был, был короче

и вдруг исчез, как спрятался под стол,

как в детстве мы. Похожий на пластинку,

заезженную старою иглой —

звук жил недолго, будто половинка

от целого… и как-то сам собой

он растворился и в ночное небо,

туда, где звёзды преграждают путь,

отправился, где, точно крошки хлеба,

рассыпаны созвездья – как-нибудь…

Я вслушивался в ночь, но только эхо

ночного звука где-то в глубине

ещё звучало… будто бы уехал

он навсегда, оставив эхо мне.

 

Сентябрь 13 2012 г.

«Осень считает дни, оставшиеся до зимы…»

 

Осень считает дни, оставшиеся до зимы.

Ветер гонит с полей несобранный урожай.

Ночи опять длинней и долговечнее сны…

А сваренный утром кофе, больше похож на чай.

 

Сентябрь 14 2012 г.

«Осень приходит так, как под утро снег —…»

 

Осень приходит так, как под утро снег —

быстро и как-то боком, вдоль стенки дома,

пока не успел проснуться, покуда след

так не заметен на белом, но по-другому.

Но пока под утром колдует в саду листва,

укрывая землю от будущего мороза —

сны продолжают сниться, пока слова —

Милый мой, в школу… – звучат не вполне серьёзно.

 

Сентябрь 15 2012 г.

«За окном квартиры снова дождь…»

 

За окном квартиры снова дождь.

Мокрый город ещё спит. Под утро

сладки сны. И утренний галдёж

не сбежавших птиц ежеминутно

в сны вплетается, как будто навсегда

этот дождь и звук его по крыше.

На асфальт сбежавшая вода

с чердака – всё тише, тише, тише

по бордюрам, по ступенькам – вниз,

к озеру, что будто чья-то память

сохраняет отраженья лиц,

точно зеркало, которого руками

не потрогать, не разбить об пол…

Медленно водичка меж деревьев

пробирается, цепляется за ствол,

будто за соломинку, в кореньях

согревается и дальше – в тёмный лес,

к озеру, где небо с облаками

отражается, и где из всех чудес —

тишина, как зонт над головами.

 

Сентябрь 17 2012 г.

«Звон с колокольни завершает день…»

 

Звон с колокольни завершает день.

Автомобиль под звук из магнитолы

танцует вдоль забора, только тень,

как будто бы не с ним. А светофоры,

как продолженье длинных, длинных фар,

в чьём свете гибнут мотыльки и мошки…

И даже если ты не слишком стар,

передвигаться лучше по дорожке,

держась за поручни. Ещё одна среда

кончается, как вторник, как суббота

в конце концов – банальная игра

календаря… – ненужная работа —

пометка времени – оно всегда вчера,

как вымысел о том, что не случится

с тобой, или с другими – никогда.

И это может только сниться… Сниться.

 

Сентябрь 17 2012 г.

Из писем к…

 

Как в средней школе тянется урок,

тянулись дни. Я выходил из дома,

стараясь, покидая свой мирок,

не попадаться на глаза знакомым —

так износился мой домашний вид

с костюмом вместе и рубашкой в клетку —

от клетки так порой в глазах рябит,

что хочется сменить её разметку

на тонкую полоску, но листы

в тетради тоже с клетчатым рисунком.

И даже если по утрам чисты —

напоминают о тюрьме, как будто,

в которую попал… Который год

крою словарь, надеясь на победу

в борьбе с бумагой, но, увы, исход

словесной битвы даже мне не ведом.

Я будто бы на волю отпустил

всех голубей почтовых, но в конверте

не письма о любви – печаль вложил,

надеясь в тайне, что не все мы смертны,

и кто-нибудь прочтёт тетрадный лист…

Туда, вослед, за голубиной почтой

дойдёт не голос даже – только свист,

размноженный в тетради многоточьем.

   

И может быть тогда, средь облаков,

где обитает разве только ветер,

«запутавшись в скоплении стихов,

я тень знакомую мне встречу»…

 

Сентябрь 19 2012 г.

«Я ехал за город, к друзьям, на выходной…»

Гости съезжались на дачу.

А. С. Пушкин.

 

Я ехал за город, к друзьям, на выходной.

Как будто бы погода обещала

хороший день. И никакой другой

приличной мысли не было с начала

моей поездки. Я смотрел в окно —

пейзаж знакомый, но немного разный

в любое время суток, как кино,

что узнаёшь по сокровенным фразам.

Из репродуктора какой-то баритон

уныло напевал про вечер в мае —

любимая, такая же, как он,

была несчастна… Часто прерываем

сюжет был объявленьями в пути —

короткими и рваными. Дорога

определяет, видимо, пунктир

словесной массы в поезде, с порога

в котором место есть всему на свете,

включая о великом разговор,

и о сгоревшей к завтраку котлете.

Я вышел в тамбур покурить, пока

ещё не запретили это делать

в общественных местах, пока рука

держать способна сигарету смело,

не опасаясь форменных подруг,

что ходят по две, видимо, от страха

попасть впросак за эту ерунду —

и месс влажней под кителем рубаха.

   

Я докурил. Мой силуэт в окне

терялся в дыме, мной же окрылённым

в означенном пространстве на земле

и становился призрачно-вагонным,

как разговор с соседом по душам…

На станции опять сменились люди,

заняв вокруг свободные места,

всё замостив, как в миске жирный студень.

   

Мне было ехать ровно полчаса.

Я задремал, стараясь прислониться

к оконной раме. Милые места

мелькали за окном. Чужие лица

под стул колёс мой занимали сон,

как лавки в поезде, со мной не церемонясь —

так, видимо, заполненный вагон

влияет на людей. Ни с кем не ссорясь,

Я вышел на перрон. Минуя лес,

дошёл до дачи. Бабушки с грибами

встречались мне – их слабый интерес

к моей персоне объясним местами,

где дачники утаптывают грунт…

Я подошёл к забору – было тихо.

И, кажется, здесь никого не ждут.

Лишь пёс мне рад, хвостом виляя лихо.

 

Сентябрь 21 2012 г.

Одному композитору

 

Он пил от боли и от пустоты,

что поселилась в нём… В конце недели

он, распрямив помятые черты,

сдавал посуду, ту, что не успели

прибрать другие. Выходя во двор,

он прятался за редкие деревья,

стараясь не попасть под разговор

соседок вместе с яблочным вареньем

и внуками. Банальная игра,

как догонялки с собственною тенью —

сбежать подальше, скрыться со двора,

не дав соседкам шанс для выступленья.

Так шли недели, полные тоски.

Он часто уезжал в соседний город

играть на свадьбах. Ночи коротки

в начале сентября, подстать которым

и эти свадьбы… Он играл для них,

стараясь не забыть движенье пальцев

по клавишам, в движении руки

скрывая неуверенность скитальца

по нотным знакам, как в чужих краях,

где раньше обитал, как будто дома,

не путаясь ни в мыслях, ни в словах,

ни в знаках, что с рождения знакомы…

Теперь он стар и кажется ему

нет дела больше до оркестра в яме,

но иногда ночную тишину

он слушает, как будто точно знает

в ней каждый звук. Как будто бы она

одна способна с ним договориться

о вечности… И бледная луна —

единственный свидетель – будет сниться

ему под утро. Медленно во двор

вползает солнце. Сонные соседи

ведут свой ежедневный разговор

о яблочном варенье – всю неделю.

 

Сентябрь 22 2012 г.

«Уже который год не выхожу из дома…»

 

Уже который год не выхожу из дома.

...