Цветы зла» были последним лирическим произведением, чье воздействие достигло общеевропейского размаха; ни одному из последующих не удалось вырваться за пределы более или менее ограниченного круга, очерченного каким-либо языком. К тому же следует учесть, что Бодлер все свои творческие способности обратил почти исключительно на эту книгу. И наконец, нельзя не отметить, что среди его мотивов некоторые, о которых речь шла в настоящем исследовании, обозначали проблематичность лирической поэзии. Эти три обстоятельства детерминируют Бодлера исторически. Они показывают, что он был неколебим в своей позиции. Неколебим был Бодлер в сознании своей миссии, настолько, что даже провозгласил своей целью «создание шаблона»[461].
Античность Бодлера – античность римская. Лишь в одном месте греческая древность прорывается в его мир. Греция подарила ему образ героини, представляющийся достойным перенесения в современность и подходящий для этого. Греческими именами – Дельфина и Ипполита – наделены женские фигуры в одном из самых обширных и знаменитых стихотворений «Цветов зла». Оно посвящено лесбийской любви. Лесбиянка – героиня modernité. В ней эротический идеал Бодлера – женщина, от которой исходит твердость и мужская сила, – проникнут историческим идеалом, идеалом величия античного мира. В этом уникальность положения лесбиянки в «Цветах зла». Отсюда же становится понятным, почему Бодлер долгое время намеревался назвать книгу «Les lesbiennes» [«Лесбиянки»]. Вообще-то Бодлер был далеко не первым, кто открыл лесбиянку для искусства. Она была уже известна Бальзаку, автору «Fille aux yeux d'or» [«Златоокой девушки»], а также Готье[281], написавшему «Mademoiselle de Maupin» [«Мадемуазель де Мопэн»], и Делатушу[282], создавшему «Fragoletta» [«Фраголетту»]. Бодлер мог видеть ее и у Делакруа[283]; несколько вычурно он в критическом разборе его картин говорит о «героическом проявлении современной женщины, окрашенном в инфернальные тона»[284].
Пусть память о тебе назойливо гремит,
Пусть мучит, как тимпан, чарует, как преданье.
(Перевод Эллиса)]
Бодлер хочет, чтобы его читали как античного автора. С удивительной быстротой притязание осуществилось. Ведь отдаленное будущее, époques lointaines, о котором говорится в сонете, наступило; и произошло это спустя несколько десятилетий после смерти Бодлера, тогда как тому, должно быть, представлялось, что должны пройти века. Париж, правда, все еще существует, и основные тенденции общественного развития остались прежними
