Оглавление

Не играй с Заграньем

Костры вокруг кольцовья пылали так ярко, что весь лес казался объятым пламенем. Воды Заревой заводи переливались рыжим, жёлтым и алым, отражая в себе, как в зеркале, всё происходящее на берегу.

— Орего Айтель — маг-практик Бенкана! За убийство нашей сестры Раглизы мы силами, данными нам Заграньем, приговариваем тебя к изгнанию на Изнанку мира. Изначальная магия сама решит, какого наказания ты заслуживаешь. Отныне твоя жизнь не на нашей совести! — одна из собравшихся в кольце из рунных камней женщин вскинула руки, всплеснув широкими рукавами тёмно-зелёного одеяния; её примеру последовали остальные.

— Вы не посмеете! — восклицание должно было прозвучать грозно, но в мужском голосе уже явственно различались нотки страха. — У вас нет права судить адепта Бенканского магистериума, грязные ведьмы!

— Мы моемся каждый день, Орего, — усмехнулась Нубира: глава конклава всегда умела не нагнетать напряжение. — А вот твои руки и душа вымазаны кровью сплошь. Гниль… от тебя так и несёт гнилью.

— Она сама виновата! Она нарочно пробуждала во мне зло, заставляла ревновать! А я любил её!

— Прекрати! Раглизе до тебя вовсе не было дела, что уж говорить о ревности. Любил он, ха! Жажда очередного сокровища, что можно заграбастать своими лапами, тебя обуяла. Просто на сей раз трофей оказался не по тебе… Она и вправду была сокровищем, знаешь? Открывала сердце каждому — кроме тех, в ком прозревала тьму. Ты же возомнил себя… кем? Королём? Божественным посланником? Тьфу… — Нубира сверкнула глазами, с нескрываемой яростью и злостью закончила: — Я бы удавила тебя собственными руками, если бы не была той, кто я есть. Если бы это не осквернило изначальную.

— Ты всего лишь ведьма, — сплюнул пленник, привязанный к столбу в центре колдовского круга. — В честном бою я бы уничтожил тебя по щелчку пальцев.

— В честном? Я всего лишь ведьма, как ты и сказал, зачем мне «честный» бой, если для моих целей хватает сонного порошка в вине и твоей глупости? Раглизе ты шанса на честную схватку не дал. Знаешь, мы чувствуем друг друга, когда что-то происходит с одной из нас. Представляешь, что это за боль, когда разрывается сердце? Хватит разговоров: изначальная воздаст тебе по заслугам, — она отвела взгляд от Орего, оглядела подруг. — Врата, отворитесь и примите того, кто виновен в нашей потере!

С ладоней двух десятков ведьм к белым камням, зубьями торчащим вокруг поляны, потянулись бело-зелёные искорки, усилились, отразились, сливаясь в центре кольцовья в единый поток…

— Не-е-е-ет!..

Туман залил круг, закрутился в воронку, разошёлся в центре, обнажив далёкие цветные переливы Загранья, и рухнул вниз призрачным серебристым водопадом, увлекая за собой и истошно орущего мага.

Миг — всё схлопнулось и поляна стала обычной поляной посреди ночного леса с единственным костерком с краю.

Ведьмы собрались поближе, молча ожидая указаний от предводительницы.

Но первой заговорила не она.

— Думаешь, мы верно поступили? — спросила её первая ученица Келигрума. — Даже смерть не так страшна…

— Он заслужил и худшего. К тому же там теперь дело за ним самим: мы более к его судьбе не причастны.

— Твари Загранья не дадут шансов убийце проводника.

— Так туда ему и дорога… — Нубира вздохнула, кивнула будто сама себе. — Раглиза отомщена, так идите, вспомните её ещё раз, пока ночь тепла и темна… и отпустите… мир ей.

Сёстры стали расходиться, кланяясь коло перед уходом, касаясь камней.

Совсем скоро глава конклава осталась одна под звёздами. Коротким взмахом руки она затушила догорающий огонь.

                                          * * *

Небесно-голубой купол магистериума терял дневную яркость, становясь всё более густо-синим в наступающих сумерках.

Запах гари от одежд запыхавшегося посланника совершенно не соответствовал этому месту, привычному к ароматам апельсинов и цветущих садов, но странным образом вызывал улыбку на обычно суровом лице Лаусиана Эхора.

— Значит, теперь-то всё? Ты уверен?

— Совершенно, маг-мастер. Так сказал мне ваш брат лично, — гонец тоже выглядел довольным, хоть и порядком уставшим. — Кольцовье в Озёрном крае уничтожено. Развеяно пеплом по ветру и никогда не возродится.

— Хорошо, — кивнул Лаусиан, подумав, что уж Гонк-то не стал бы присылать человека с таким известием, если б хоть на минуту усомнился, что конклав ведьм ещё существует. — Хорошо. Можешь идти, Малль. Отдохни… дорога была дальняя…

Посланник поклонился и шустро скрылся в боковом проходе зала.

Маг разулыбался ещё сильнее, оставшись один.

Неужели кончено?!

И пусть это только земли Фесфира, в прочих королевствах так быстро разделаться с ведьмами не выйдет, но сомнения положены и там. К тому же на тот шабаш прибыли не только местные: всё-таки долгое ожидание позволило бойцам магистериума дождаться нужного момента. Теперь даже самые сильные и большие коло — то же Ильфанийское — обескровлены. Да, камни всё ещё там, но что камни без чародеек, открывавших врата в мир скверны?

Нет, он не позволит им больше кормить тварей Загранья… да ещё кормить его братьями. Орего… что за ужасная судьба!

И грязная колдунья ещё пыталась оправдываться! Орего упокоил их товарку? Так туда ей и дорога! Можно сказать, он начал для них всех путь очищения. А сам Лаусиан продолжит: Изнанка перестанет быть опасностью для мира, а останется тем, чем должна быть, — лишь источником силы, коей вправе владеть лишь обученные маги.

Власть Бенкана растёт, и скоро борцы со скверной очистят всю Дамарию от приходящих чудовищ. И ведьмы больше не смогут мешать.

Жертва Орего Айтеля будет не напрасной!

В большом камине громко затрещали дрова, прыснув снопом искр, пламя взметнулось выше, отразившись в светлых серых глазах мага-мастера.

                                          * * *

Гонк Эхор стоял на покрытой чёрным пеплом поляне на месте бывшего кольцовья. В водах заводи за его спиной отражалась особенно яркая сегодня рыжая с алым утренняя заря — на самом деле и не заря больше, а отсветы костров, пожирающих трупы ведьм.

Время от времени маг кидал то в одну, то в другую сторону небольшие сгустки огня, когда замечал, что где-то горение угасает. Сжечь дотла… плоть… кости… с костями особенно трудно поддерживать нужный жар, но, к счастью, его собратья по магистериуму достаточно сильны.

Сейчас они выкорчёвывали из земли и разбивали в мелкое крошево рунные камни, окружавшие коло: белые и гладкие, те напоминали яйца каких-то гигантских насекомых. Саранча Загранья… тьфу… В воздухе висела взвесь мраморной пыли, и Хадари Джосс развеивал её потоками искусственного ветра в сторону далёкого морского побережья. Пыль взмывала, накрывала верхушки сосен, тянулась дальше над кронами леса, смешиваясь с чёрным дымом от пожарища и окрашивая небо в серый цвет.

Ничего, отныне ничто не застит фесфирские небеса. А уж когда они повыбьют всех лезущих с Изнанки тварей…

На краткий миг его голову пронзила боль, приведя за собою лицо умирающей Нубиры: сквозь пузырящуюся на мертвеющих губах кровь ведьма бормотала про тварей… Что там плела глава конклава? Если не возвращать силу, то монстры станут твориться сами? Чушь какая! Твари лезут из Загранья, и только надёжно запертые проходы туда, только выкачивание всех до капельки сил, льющихся с той стороны, не даст чудовищам захватить мир.

Ведьмы хоть и рождённые здесь люди, но и сами наполовину твари, не иначе.

— Так, а с нею что, Гонк? — снова спросил Адерфад Малро, держа за связанные запястья обмякшую девушку: совсем юная, но билась, как старожительницы кольцовья. Голубые глаза заплыли после ударов, лицо уже расцветилось синяками, разбитые губы подрагивали, приоткрывая кровоточащую прореху в зубах.

— С этой… последний допрос — и к прочим. Мы должны убедиться. Жаль, Лаусиан не с нами: у него получается лучше. Но, думаю, и моих умений хватит, — маг отвернулся от костров, переводя взгляд на девушку. — Может, сама расскажешь, остались ли ещё твои товарки на земле Фесфира?

Ведьмочка вздрогнула, но глаза на вопрошающего подняла, рот её сперва медленно растянулся в ухмылке, и после она смачно плюнула через дыру от выбитых зубов, заляпав светло-зелёное одеяние Гонка кровавой слюной.

— Тьфу! Дрянь! — маг отшатнулся, скривился, шевельнул пальцами, стирая всякие следы с туники. — Так, значит. Не думай, что я не выну всё, что мне нужно, из твоего разума. Держи её крепко, Адерфад.

Тот ухватил девушку со спины за плечи, больно сжав, а Гонк впечатал ей в лоб свою ладонь, заставив ведьму завопить на весь лес. Впрочем, спугивать здесь давно было некого: все звери и птицы разбежались и разлетелись сразу, как отряд магистериума нагрянул в кольцовье.

Хрупкое тело мелко вздрагивало, но словно утратило всякую способность двинуться с места. Глаза распахнулись, зрачки расширились, открывая путь во тьму…

Одна ведьма… вторая… третья… двадцатая… мысли сумбурные, так и мельтешат, путаются, смазывают лица… ещё раз… пять, десять, двадцать… сама она — двадцать первая… Да, вроде все. Даже памяти от вас не останется, колдуньи.

Гонк отнял руку, брезгливо отёр её о край плаща. Девушка моргнула в последний раз, дёрнулась, пытаясь сделать вдох, — и отключилась.

— Всё, убирай, больше ничего не вытянуть. Но я увидел всё, что нам нужно. Она последняя.

Адерфад уже тащил бесчувственную — а то и мёртвую — ведьму к ближайшему костру. Спихнув её на полусгоревшие трупы, он выпустил с кончиков пальцев несколько искр. Пламя взметнулось заново, поглощая новое угощение.

С развилки одной из разлапистых сосен у заводи вниз смотрела, зажав себе рот, другая девушка, чрезвычайно похожая на первую: то же простое одеяние — рубаха, юбка да передник, та же тёмная коса, скрученная в узел, те же знающие глаза, полные сейчас слёз.

Датэ не выдала… устояла… справилась с силой мага-посланника… не зря Нубира в неё верила. Удачно этот гад выбрал вопрос про землю… считай, и не соврала перед смертью юная ведьма — не на земле последняя сестра фесфирского конклава.

Скрючившись так, чтобы быть как можно более незаметной, почти слившись с шершавой корой, Келигрума глядела на свой догорающий мир, на развеиваемую семью до самого заката. Каратели из Бенкана уже давно убрались, а она всё не решалась слезть и ступить туда, где врата в Загранье были так жестоко осквернены.

Какое лихо ждёт Фесфир после?

                                          * * *

— Тварь убили уже к востоку от Пряденицы, — Даннеаш II хлопнул ладонью по длинному столу, сдвинув застилавшие его карты, — она двигалась прямо на восток, сюда, в столицу, вы понимаете? — он оглядел собравшихся советников, магов и держащегося в сторонке гонца, принёсшего последние вести. — Чудовище перешло реку, которую вы называли надёжной преградой. Что происходит, я вас спрашиваю?! Семь зим прошло с тех пор, как ведьмы в Фесфире изничтожены, а твари скверны только множатся, становятся всё… — он замолчал, силясь подобрать подходящие слова, но не смог найти тех, что выразили бы весь ужас, — всё более жуткими, непонятными… Как ты выразился? — повернулся он к гонцу. — Просто месиво хищной плоти?

Посланник закивал.

— Да, ваше величество, я видел своими глазами. Монстра… уже мёртвого, правда. Не змей, не единорог, не химера, не призрачный лось, не ящер… и даже не их помесь. Что-то, чему у меня нет названия. И у мага-экзекутора не нашлось: мастер Эхор так и сказал, что не знает, кто это, — он нервно пожал плечом, сглотнул и продолжил: — Да и кто бы знал? Туша со здоровенного быка, вся бугристая и будто вывернутая наизнанку… бр-р… и несколько пастей — я не всматривался, но зубы там были повсюду. И когти! Вот такенные! — гонец показал расстояние в две ладони. — И, ну… били его дольше обычного.

— То есть?

— Я с экзекуторами езжу по Шёлковым лугам почти год, даже и за горы переходили раз, в Озёрный край, но раньше чудовищ такого размера убивали быстрее. Этот шёл напролом, пока не подоспел господин Гонк. Словно в звере скверны больше, плотнее, да.

— Ясно, значит, они не только научились проходить дальше обычного, но и стали сильнее. Слышали? — король обвёл молчаливых магов взглядом. — И что нам с этим делать?

— Я посмотрю, — Лаусиан Эхор подошёл ближе к посланнику, вперился ему в глаза, после резко положил руку ему на лоб и зашептал что-то: гонец дрожал и обливался потом, но не мог отстраниться. — Ясно, — убрал ладонь верховный маг, — всё как он и сказал. Действительно, тварь, совершенно не описанная ранее, — он двинулся к королю, не обращая внимания на осевшего на пол посланника.

Складки тяжёлого зелёного одеяния, расшитого камнями, медленно колыхались, создавая ощущение, что маг плывёт над полом. Кружащий голову тяжёлый мускусный запах тянулся следом за ним.

— Дремрат в безопасности, ваше величество: тварь остановили почти на самом берегу Пряденицы.

— Но она всё же перебралась через воду, а ты сам говорил…

— Говорил, — подтвердил Лаусиан, останавливаясь и отирая окладистую бороду, — но я не всемогущ, Даннеаш, я могу ошибаться. К тому же изначальная скверна сильнее нас, никто спорить не станет, а врата… врата закрыты наверняка только у нас… если говорить о ведьминских коло. В Гизели тоже колдуний поразогнали, в Пранеже давно не слышно разговоров про них, из Ильфании благостные весточки… но этого недостаточно. Везде кольцовья сохранились. В Сухумете его используют, в Канко… про солнцепоклонников толком ничего не известно. А ведь есть ещё и проломы… Твари находят новые лазейки, а нас слишком мало, чтобы справляться с ними своевременно, пока они ещё малы и не набрали сил. Бенканский магистериум нуждается в наборе новых учеников: мы должны вырастить бойцов со скверной сами. И чем раньше они окажутся в наших руках, тем лучше. Я снова прошу…

— Я тебя услышал, но, сам понимаешь, народ не обрадуется тому, что забирают их сыновей. Про Бенкан среди простолюдинов ходят самые разные слухи. Мне бунты сейчас не нужны.

— Слухи… необразованный сброд, потому и слухи. Не в каждой семье отыщется подходящий способный паренёк, да и тот будет один из полудюжины ртов, разве нет? Было бы о чём роптать. Но, — маг переглянулся с сотоварищами, — магистериум заплатит за каждого ученика по два золотых. Думаю, деньги всех утихомирят. Королевской казне это не будет стоить ничего. Нужна только помощь в поездках по Фесфиру, сопровождение и знак королевской воли.

— Хорошо, будет тебе моя воля. Но выбирайте с умом. И пусть посланники меньше болтают про тварей Загранья, да. Вы берёте мальчуганов в учёбу — и только.

Лаусиан почтительно поклонился, выпрямился:

— Тогда мы начнём подготовку немедленно, ваше величество.

— Приступайте. А вы, — он махнул помощнику, — готовьте указ. Сделайте несколько для разных отрядов. Думаю, лучше будет отправить наборщиков в разные уголки Фесфира сразу, а? Мы известим Бенкан о готовности с нашей стороны, — король кивнул собравшимся удалиться магам и снова склонился над картами, потом вдруг обернулся. — Вот ещё что… По королевству ходят слухи… вернее сказать, байки, что новые монстры якобы являются не с Изнанки, а зарождаются прямо тут, в нашем мире, в Дамарии. И это как-то связано с уничтоженными ведьмами… есть и разговоры, что виноват магистериум, что разрушение коло что-то нарушило вообще. Что вам об этом известно, маг-мастер?

Верховный маг ответил сразу, будто ждал вопроса:

— Байки, как вы верно заметили, Даннеаш. Людям нужно кого-то винить… скверна для них слишком… хм, нематериальна. Впрочем, слухи идут из Озёрного края — мы пытались выяснить, откуда именно они исходят, но пока не вышло — так вот, из-за гор… нельзя исключать, что ведьмы перед смертью действительно устроили какую-то пакость, наслав на Фесфир такие бедствия. Но колдуний там больше нет, так что рано или поздно слухи улягутся — или мы узнаем, кто их распускает, и покараем виновных.

— А ты уверен, что ведьм там нет?

— Совершенно. Разве что… — он прищурился, снова потёр бороду, — разве что явилась какая-то пришлая… мы проверим… недолго ей прятаться, если так, — он снова коротко поклонился, и маги ушли.

— Но что-то в этом есть, — тихо пробормотал король, глядя на закрывшиеся двери, — иначе почему нынешние монстры так непохожи на прежних тварей Загранья?

                                          * * *

Келигрума медленно брела по усыпанному крупной галькой берегу моря. Сюда, к некогда обожаемому простору, пронизываемому ветрами, она выбиралась теперь нечасто: отрезанная полтора десятка лет назад от скверны, теперь она всё время мёрзла — не только снаружи, но и внутри. Укутывающие ранее покровы изначальной силы Загранья были рядом, как и в юности, но уже иначе, совсем иначе: потянуться к ним, завернуться в них, согреться бывшая ведьма уже не могла. Вот, кажется, рукой коснись — но нет, стена.

Порою Келигрума думала, что погибнуть там, у заводи, вместе с сёстрами конклава, сгореть в магическом огне было бы не так больно, как оказаться лишённой того, что составляло стержень её существа, оказаться одинокой и неприкаянной, неуклонно стареющей женщиной, которой только и осталось, что вспоминать былое.

Ей повезло раз — когда, будучи уже отрезанной от магии, она сумела скрыться от взглядов экзекуторов Бенкана. Ей повезло второй раз — когда Датэ ценой своей жизни не выдала подругу. Ей повезло и в третий раз — когда после разрушения кольцовья она довольно быстро нашла себе новый дом в лесу у озера, когда жители Озёрного края не сдали её с потрохами, предпочитая игнорировать и обходить стороной.

Прямо-таки счастливица!

Келигрума невесело усмехнулась.

Впрочем, сожалеть о потерянном она позволяла себе не слишком уж часто: Нубира разочаровалась бы в ученице, если б та, выжив жертвой других, предавалась бы жалости к себе. Если так случилось, значит, её предназначение ещё не исполнено. Значит, впадать в уныние нельзя. Значит… за все прошедшие годы ведьма так и не поняла, что именно значит. Но время придёт, уж в этом она была уверена.

Она остановилась, кинула меховую торбу на большой валун, уселась сверху, плотнее укутываясь в шерстяную кофту, и уставилась на сизо-синюю мелкую рябь на бескрайних водах. Сегодня, по сравнению с большинством дней в году, над морем играл лишь лёгкий ветерок, едва колышущий гладь, путающийся в волосах. Резкий запах соли, подтухшей рыбы и водорослей, выброшенных раньше на берег, хоть и нельзя было назвать приятным, но он помогал Келигруме, как говорится, прочистить мозги. У себя в лесу, среди ароматов молодой и прелой хвои, цветущих трав она впадала в какое-то сонное состояние, вязкую неспешность. Здесь… здесь ей всегда хотелось творить.

Она опустила руку, поворошила гальку, выбрала камень наугад, подняла к глазам. Да, удача опять на её стороне: пальцы держали ровный, совершенно круглый голыш светло-серого цвета с белыми прожилками. То что надо.

Конечно, раньше б она зарядила его и так — безо всяких рун и за пару минут. Сейчас придётся повозиться, но материал хороший. Ещё бы правильную кровь добыть… ну да представится случай…

Отцепив от сбившейся на плечах косынки большую иглу с красным кристалликом вместо ушка, Келигрума принялась выцарапывать на камушке тройную руну. Это занятие она нашла себе лет пять назад, когда новые, невиданные порождения силы, что прочие теперь звали скверной, стали появляться в этих краях с завидным постоянством. Рунные обереги, разбрасываемые ею тут и там, постепенно вытесняли чудовищ с некоторых территорий. К сожалению, дело шло медленно, очень медленно. Найти подходящую основу для рунника — полбеды, исписать его знаками — плёвое дело, а вот зарядить… Собственную силу она уже вливать не могла — отрезало напрочь, до капельки, но природные ритуалы всё ещё срабатывали, однако, как и всё природное, тянулись дни и дни. Разве только удавалось разжиться кровью мага, тогда дело шло куда быстрее. Благодарение изначальной, в Озёрном краю одарённых хватало: всего-то укол иголкой в базарной толпе, всего-то кусок холстины, оставшийся после помощи раненому в какой-нибудь деревушке. Давненько она не выбиралась, кстати, надо б куда наведаться…

Остриё, необычно легко погружавшееся в камень, ещё хранило остатки чужой крови, но для полноценного заряда мало. Чтоб оставить голыш тут, придётся проводить ритуал.

Келигрума оглянулась за спину, где на невысоком обрыве над берегом поднимался лес.

Эх, жаль, нельзя просто внутренней силой веток наломать да принести, как раньше, надо ногами топать. Ладно, закончить руны, потом уже…

Она снова склонилась над камушком, игла заскользила быстрее, выводя округлые завитушки. Стоило узору соединиться в единый круг, как за спиной у ведьмы раздался страшный шум и треск.

Вскочив, она обернулась к лесу, с ужасом глядя, как из-за дрожащих и шатающихся во все стороны стволов выбегают сначала дети — мальчик с девочкой — и несутся со всех ног в её сторону, скользя по тропке на обрыве, а за ними из чащи выползает… вываливается… вытекает нечто — чёрное, склизкое, бесформенное, но здоровенное.

Жуткое порождение скверны, которому она не могла подобрать названия, — даже самые страшные химеры бывали в разы краше — тянулось к детям сгустками-отростками.

К счастью, Келигруме повезло снова — может, она и вправду счастливица — тварь была медленной. Беглецы скатились с обрыва и увидев её, взрослую женщину, ринулись к ней, надеясь на защиту. И — главное везение — она могла им помочь, ведь взглядом, различающим силу так же хорошо, как и в юности, она увидела её в мальчонке… большой задел, но совсем не развитый… А, сгодится и так, даже лучше, что он ещё не вляпался в ту сторону магии, что могла бы сыграть против них.

Тварь неспешно, но неуклонно ползла вниз, свесившись уже половиной тела с обрыва, когда ведьма, отцепив охватившие её ручонки, присела, оказавшись на одном уровне с детьми.

— Ты можешь спасти нас всех, — тут же взяла она быка за рога, обращаясь к мальчику. — Себя, сестрёнку и меня тоже. Ты — маг, в тебе есть искра, может, кто тебе уже и говорил… неважно… Вот, гляди, рунный замочек, — она повертела исчерченный узорами голыш перед его лицом. — Вернее, станет им… но ритуал не успеть… нужна кровь мага, понимаешь? Совсем капелька, не бойся… я не причиню тебе вреда… ты можешь сам, — она протянула ему иглу.

— Я и не боюсь… вон то боюсь, — махнул парнишка на приближающегося монстра, сглотнул и вытянул руку к Келигруме, — колите, вы лучше знаете.

— Ингрин, не надо… — заплакала девочка.

— Глупая. Надо, иначе нас сожрут, — мальчик был старше года на три, пожалуй, ему уже минуло зим двенадцать. — Помолчи…

Ведьма не стала дожидаться окончания их спора: укол был точен и короток — иголка на треть погрузилась в плоть, заставив мальчишку дёрнуться, и тут же вышла наружу. Келигрума стёрла выступившую кровь камнем, принялась водить по рунам остриём.

— Зажми тканью какой и придержи, скоро остановится, — бросила она ровным голосом, стараясь не выдать волнения: руны молчали.

Сейчас… сейчас… мальчик силён… неужели без инициации силы крови не хватит… Сердце колотилось в рваном ритме с шумом гальки, перекатывающейся под приближающимся монстром.

Вдруг камень согрелся в её руке, и она выдохнула: старинные знаки, напитавшись, наконец, кровью, неярко вспыхнули на миг, прожигая руны вглубь. Готово… изначальная… готово.

Келигрума резко поднялась, развернулась и точным броском отправила булыжник в тягучую массу, уже нависавшую над ними краем. Впрочем, тут попал бы и косоглазый.

Внутри черноты полыхнуло, заискрило. Тварь забилась, вворачиваясь сама в себя, дёргаясь, вытягиваясь то туда, то сюда, пытаясь отползти… Пару мгновений — и её затянуло с громким чваканием внутрь рунного замка: камень упал вниз и окончательно потух.

— Всё… ух, — ведьма отёрла пот со лба: очень давно таких больших монстров ей не попадалось. — Справились. Вы молодцы. Только расскажите мне теперь, как вы сюда попали и доберётесь ли до дома. У меня взвар с собой да лепёшка. Подкрепимся?

Непуганые дети, конечно: вон как лепёшку уплетают, позабыв, что родители брать еду у незнакомцев наверняка запрещают. Или, наоборот, напугались монстра так сильно, что страх надо побыстрее заглушить, зажевать.

С другой стороны, озёрный народ так-то не из робких, даже подчинившись Фесфиру, свою землю отстояли: люди из-за гор, с юга, здесь так и не обжились. Королевские сборщики податей заезжали, само собой, но не чаще оговорённых двух раз в год, но управленцев присылать ни столица, ни Бенкан не пытались.

А детвора уж точно местная — и крепкие ширококостные фигуры, и прямые тёмные волосы, и тёплые карие глаза. Собственно, как и у неё самой, разве что после разрушения коло её коса оплелась паутиной седины, а радужки выцвели.

— А вы… ведьма? — дожевав последний кусок, спросил паренёк. — Или из магистериума?

Его сестрёнка покосилась на спасительницу и зашикала на брата: такие вопросы задавать было, мягко говоря, не принято.

Келигрума улыбнулась ей, ответила негромко, успокаивающе:

— Что ты… какая ведьма, а уж тем более магичка?! Нет у меня таких сил. Знахарка я, так, знаю кой-чего. Заговоры, травки…

— Но вы убили ту тварь!

— Не убила, а заперла, насколько я понимаю, — она покрутила тот самый камень в руках: оставлять его тут теперь никак нельзя, вдруг что-то или кто-то расколет. — Это рунный замочек. Знакам я обучена… немного… но напитал его силой ты.

— Вы взяли кровь… жертва, да?

Покачав головой, Келигрума принялась объяснять, стараясь не напугать девочку, жавшуюся к брату.

— Нет, не жертва. Просто ты — маг, и дал камню частичку твоей силы. С правильно вычерченными рунами, на правильном материале должно быть достаточно. Нам повезло, конечно: и я не позабыла рисунок, и вы одарены. Да, оба, — подтвердила она, когда дети недоумённо переглянулись. — Вы не знали?

— Про меня матушке говорили приезжие… ну, эти, борцы со скверной. А про Мейлилу нет.

— Она ещё маленькая, огонёчек едва зажёгся, не каждый увидит, если специально не смотреть. Ты — другое дело. У тебя большое будущее, если ты выберешь эту дорожку.

— Я не маленькая! — возмутилась девчушка, — мне скоро десять.

— Для силы — самое начало. Но и твоя разгорится… лет через пять. А тебе, Ингрин, надо решать уже сейчас…

— Я стану борцом со скверной и буду биться с тварями Загранья. Я тоже научусь рунам. Я не позволю им захватить наш Озёрный край, — яростно выпалил мальчик, сверкнув глазами.

— Защита родных мест — дело похвальное. Но вот насчёт борца… — Келигрума пожала плечами, стянула с них косынку, накидывая на девочку. — Вечереет, продрогнешь.

— Что с борцами?

— Так и не объяснишь… хотя я могу рассказать вам легенду.

— Старую?

— Как посмотреть, — она замолчала ненадолго, вспоминая Нубиру и конклав, будто видела их вчера. — Старую или новую — то не важно. Важен смысл. Ты запомни, Ингрин. Может, когда попадёшь в Бенкан — а ты попадёшь, если родители не станут мешать, — ты вспомнишь мои слова. Может, это что-то изменит.

— Так рассказывай уже, а то мне Мейлилу домой надо отвести дотемна.

— Хорошо-хорошо, история-то короткая. Слушайте… Когда-то в Озёрном краю жили ведьмы. Настоящие — с кольцовьем и предводительницей, как и положено. Жили… зла другим особого не чинили. Главное, брали силу, что сейчас зовут скверной, с изнанки мира, творили, а потом возвращали её обратно в круг жизни, да…

— Но они же тварей вызывали!

— Твари — исконные обитатели Загранья. Их труднёхонько вызвать, но они могут приходить по своей воле, особенно, когда проходы есть. А проходов с той стороны было тем больше, чем больше ведьмы, но ещё больше маги черпали силу… изначальную… А ещё… если силу не возвращали, она начинала жить сама по себе, жить, становясь чудовищами, вроде того, что гналось за вами. Настоящие-то твари Загранья всяко поприятнее, хоть и опасные тоже, — драконы, химеры, единороги, стихийные духи.

— Значит, то чёрное, мерзкое родилось здесь?

— Скорее всего, Ингрин, скорее всего. Хотя, после того как ведьм в Фесфире не стало, — Келигрума запнулась, решая, стоит ли говорить, как именно не стало, — силу — скверну — некому провожать обратно на Изнанку. И негде: кольцовье, как всем известно, развеяно.

— Но борцы, что к нам в деревню приезжали, рассказывали, что это ведьмы звали тварей, это ведьмы всё нарушили, и ничего они не возвращали — они были жадные и злые.

— У всякой медали две стороны, дружок, запомни. Думаешь, среди магов все честные и добрые? В вашей деревне, например, все честные и добрые?

Мальчик открыл было рот, подумал, закрыл, помолчал под испытующим взглядом знахарки.

— Нет, не все, — мотнул он головой. — Люди разные.

— Вот-вот. Что ж, есть над чем поразмыслить. А тварям, знаешь ли, тоже не хочется умирать. Домой им хочется, а как пройти, если ворот нет? Проломы-то назад не пропускают.

— А кольцовья?

— Кольцовья — да, по крайней мере тех созданий, что от рождения принадлежали Загранью. Таких, как сегодняшний, можно только уничтожить или запереть. Или не дать им появиться… если возвращать взятую скверну… постоянно возвращать.

— Так почему маги Бенкана так не делают? И не разрешают ведьм?

— О, малыш, — Келигрума, спохватившись, отговорилась, — я всего лишь знахарка, слышала так от других, а те от других, а те, может, и от ведьм. Легенда, сказала же. В магистериуме, верно, больше моего смыслят… того не знаю. Гляньте-ка, звезда первая, — она указала на глубоко синее небо, — вам пора бежать. Доберётесь?

— Ага, — кивнул Ингрин, — тут не так уж далеко, если по берегу, милю, а потом ещё немного. Спасибо… за то, что спасли нас.

— Я и себя спасала, так что не за что, — улыбнулась ведьма.

— И за историю спасибо, — добавила Мейлила. — Мама говорит, что если история заставляет думать, то она хорошая.

— Ваша матушка — умная женщина, дай свет ей здоровья. Ну, бегите.

— Я не забуду, — мальчишка поклонился так церемонно, словно всю жизнь прожил при дворе. — Не забуду.

Она ещё немного посмотрела спешащим детям вслед, развернулась и зашагала в другую сторону: среди людей бывают разные, но некоторых лучше избегать. Кто знает, что узрят в рассказе спасённых детей в их деревне?

                                          * * *

Орего не знал, сколько он бродил здесь, в выворачивающем сознание мире Изнанки, — может, всего день, а, может, и сотню лет. Всё вокруг было текучим и меняющимся, не имеющим формы совсем и в то же время приобретающим тысячи форм и образов.

Порою, как сквозь окошко в клубящемся тумане или как сквозь переливающуюся стенку воздушного пузыря, он видел настоящее Загранье: равнины, горы, леса, реки, так похожие на привычные, только более яркие. Табуны пасущихся вдалеке лошадей оборачивались единорогами, птицы в небесах, стоило им приблизиться, — драконами. Большие и малые твари Изнанки встречались и тут, и там, но его самого вовсе не замечали.

Он был предоставлен сам себе — и ни голода, ни жажды, ни иных потребностей, кроме неусыпного желания вырваться из медленно льющейся дрёмы, сбежать от терзающего одиночества.

И в этом одиночестве он был не один: кто-то незримый, но явственно ощущаемый бродил за ним следом, тянулся, окружал, отступал, разглядывал, изучал. И вёл. Как бы Орего не силился выбирать путь лишь собственной волей, что-то постоянно смещалось вокруг, направляя его куда-то… то ведомо только изначальной силе.

К ней он в конце концов и вышел.

Дни или года привели его в подобие странного зала, сквозь стены и купол которого он мог видеть весь мир вокруг — такой прекрасный, гораздо более прекрасный, чем его родной Фесфир, чем вся Дамария. И ни намёка на выход — ни арок, ни дверей, даже коридор, из которого он сам попал сюда, исчез.

Посреди пространства искрило нечто: существо будто вобрало в себя черты всех созданий Загранья, но не было ни ими вместе, ни по отдельности.

— Изначальная, — поняв, Орего бухнулся на колени, — благослови.

— Благословить? — создание говорило тихо, словно шептало в ухо. — С чего бы мне благословлять тебя, маг?

— Ведьмы! Ведьмы пытались меня убить… или убили, выкинув сюда… я и сам не знаю, жив ли, — он поднялся и пожал плечом. — Благослови меня вернуться и избавить мир от них.

— Избавить мир от ведьм? Зачем?

— Твар… твои дети, — быстро поправился он, едва начав говорить, — должны жить здесь, а не в Дамарии. Это их дом. А ведьмы всё рушат. Через их кольцовья-врата уходит твоя сила. И существа уходят. И причиняют вред людям.

Изначальная перетекла в другую форму, так, что в сверкающей массе выделялись одни большие тёмные глаза, полные звёзд.

— Скажи мне правду, почему мои проводницы выслали тебя сюда? Скажи правду — и я подумаю о твоей судьбе.

— Я не лгу! — возмутился маг. — Ведьмы многие годы пытаются нас уничтожить, призывают существ отсюда. Они хотят властвовать Дамарией. Они хотят владеть всей силой… Они врут, что возвращают силу через свои дрянные круги, а сами пьют и тянут её из других людей. Бенканский магистериум постановил…

— Ах, магистериум… конечно… Но я прошу не правды магистериума. Я прошу твоей. Что ты сотворил, чтобы быть вышвырнутым в Изнанку?

— Я выполнял свой долг! Мой долг перед Фесфиром и его гражданами, — Орего вытянулся в струнку, развернул грудь колесом. — Я боролся с порождениями мрака. Я останавливал тех, кто их призывал. Я не желал вреда твоим отпрыскам, но спасал своих людей!

— Хм, — глаза моргнули единожды и снова пристально уставились на мага, — а как насчёт неё?

От сгустка силы отделилось облачко, завертелось, растекаясь, и явило перед лицом Орего женский образ: молодое лицо, умные глаза, длинная коса, простое платье — и кинжал в сердце. Девушка так и не облеклась в плоть, не сказала ни слова, но…

— Раглиза?! — выдавил маг, отшатнувшись. — Что…

— Почему ты убил её?

Орего вздрогнул, отвёл взгляд, встряхнулся и, не оборачиваясь больше к призраку, ответил:

— Она пыталась заворожить меня, чтобы я выполнял мерзкие приказы её конклава. Чтобы я служил ведьмам. Чтобы выпить потом мою душу…

— Выпить душу? — изначальная совсем по-человечески расхохоталась. — Ну и сказки вы себе придумываете в верхнем мире. Да и кто станет пить такую дрянь, как твоя, — она вмиг посерьёзнела. — Я просила правду. И я терпелива — последний шанс… почему ты убил её?

— Она — ведьма!

— О, это мне прекрасно известно. Как известна и истинная причина: она тебе отказала. Отказала в простых мужских желаниях. Но братьям магистериума не отказывают, не так ли? Ты взбеленился и зарезал невинную.

— Она тебе наврала! Всё она, она наложила чары. Она…

— Она не сказала мне и слова. Мёртвые не говорят. Это, кстати, ответ на вопрос, жив ли пока ты, а? Но я знаю. Я чувствую каждое создание той и этой стороны. В жизни и в смерти. Я знаю. Отпечатки безвинно пролитой крови ложатся на меня и причиняют боль, убивают и часть меня самой. Но я не прошу добродетели ни от одного существа, я жду лишь правду. Правду — и не более. Я не трогаю честных и раскаявшихся. Ты мне соврал… а раскаяния от тебя никто не дождётся. И ты получишь своё.

— Я сказал тебе правду! Это… — Орего задёргался, заозирался, ища поддержки, которой тут, само собой, не было. — Это всё ведьмы застили тебе взор. Всё они осквернили…

— Обвиняя других, себе не поможешь. Загляни в свою душу — и увидишь правду. Да ты её и так знаешь, так почему же лжёшь? Разве вас, магов, не учат не играть с Заграньем? Тебе нет места на его лугах… и в Дамарии нет места. Ты будешь развеян… как пепел.

— Ты! — маг развернулся и ринулся к дальней стене, побежал по кругу в поисках прохода, осознал, что уйти некуда, остановился, завопил в ярости, грозя скоплению искр кулаками. — Ты — сама грязь, и мерзость, и скверна! Будь ты проклята!

— Я всего лишь хочу жить, — вздохнуло всё вокруг, вспыхнуло — и от Орего не осталось даже памяти.

Апельсин

— Нам конец, — Гафарро опустил подзорную трубу и помотал головой с полной безнадёгой.

Внизу, под стенами замка, сейчас было спокойно: войско его сумело отбить две атаки почти без потерь. Нападавшие до сих пор не смогли продвинуться ближе сотни ярдов до окружавшего цитадель рва и каждый раз отступали. Теперь же они готовились выложить последний козырь. И какой!

— Нет, чародей, с этим даже тебе не совладать, — он печально взглянул на советника, озиравшего окрестности. — Не устоит моё королевство. И откуда они его только откопали?! Я думал, всех давным-давно извели, изгнали обратно в Загранье или хотя бы в скалы Дверей Солнца, и вот нате вам…

Старый маг, казалось, не обратил на его слова какого-либо внимания. Он пристально и неотрывно всматривался в редкий лес в нескольких милях к востоку от столицы, раскинувшийся до самой границы с Фесфиром, откуда начинал наползать новый серый вал: герцог решился на очередной бросок. Вражеская пехота, хоть и изрядно потрёпанная за предыдущие несколько суток, всё ещё поражала многочисленностью.

Впрочем, это не слишком пугало: Крумленд набирал воинов из всякого сброда, без оглядки на их силу или умения, лишь бы шли вперёд да оружие удержать могли, а храбрости и злобы им придаст зелье Барбезы. Вот дрянь же! Переметнулась-таки. Не иначе как она и приволокла чудовище. Тьфу!

Дорреной отвёл глаза от маленьких вспышек, разрывавших серость плотного утреннего тумана. Чтоб тебя!

— Я не стал бы впадать в отчаяние, ваше величество. Поговаривали, что ваш дед даже хотел завести подобного в качестве питомца. Так что зверя можно укротить… предположительно. Можно найти способ побороться.

— Но это же дракон! — Гафарро не скрывал ужаса. — Каменнокожая огнедышащая тварь. Какой солдат устоит против пламени, а? Лошади вон уже храпят, слышишь? Чуют его мерзостный запах… Спасибо, хоть монстр нелетающий.

— Вот! — волшебник многозначительно поднял вверх палец. — Нелетающий. Вы тоже заметили, мой господин. Значит, глаза меня не подвели. Хм. А что ещё удаётся разглядеть?

Король прищурился, с подозрением покосившись на собеседника, но разглагольствовать не стал. Вскинув трубу, он уставился на тёмное пятно в центре подбирающегося всё ближе войска.

— Дракон… взрослый, ползёт медленно, но на дыхании, как погляжу, не сказывается: вон как пыхает… Зелёный, полоса жёлтого по хребтине… В длину ярдов пятнадцать. О, погоди-ка… а крылья-то у него есть, только крохотные, недоразвитые.

Маг так громко хмыкнул, что король вздрогнул и резко обернулся.

— Что?! Ты что-то придумал?

— Да есть мыслишка, — кивнул Дорреной. — Скажите мне, ваше величество, а что у нас по запасам продовольствия? Точнее, что есть из фруктов?

— Из фруктов?! — брови правителя взлетели почти к границе волос. — Ну ты выбрал время… — он осёкся, глянув на суровое серьёзное лицо своего советника, — ладно… если оно так надо… Что там у нас? — Гафарро щёлкнул пальцами, отправляя короткую искорку-требование главному кладовщику замка. Ответ не заставил себя ждать, врезавшись образами прямо в разум. — Фрукты… Свежих, сам знаешь, осталось немно