П. А. Филиппов

Преступления против порядка управления в отечественном уголовном праве

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 343.3

ББК 67.408

Ф53

Автор:
Филиппов П. А., доктор юридических наук, доцент кафедры уголовного права и криминологии юридического факультета Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова.

Предлагаемая читателям монография посвящена теоретическим и практическим проблемам преступлений против порядка управления.

Первый раздел работы посвящен историческому развитию уголовной ответственности за преступления против порядка управления в отечественном праве с момента их возникновения и до Уголовного кодекса 1996 г. Помимо анализа нормативных актов большое внимание уделено их доктринальному толкованию известными учеными, рассмотрению и анализу проектов нормативных актов различных времен, а также судебной практике.

Второй раздел посвящен уголовной ответственности за преступления против порядка управления по действующему Уголовному кодексу РФ 1996 г. В монографии проведен анализ видового объекта преступлений против порядка управления, места рассматриваемых преступлений в структуре Особенной части уголовного закона, а также критический разбор современного «комплектования» главы уголовного закона о преступлениях против порядка управления.

На основе большого массива судебной практики автором рассмотрены сложные вопросы квалификации преступлений, содержащихся в главе 32 Уголовного кодекса РФ, и их разграничение со смежными преступлениями.

Законодательство приведено по состоянию на 1 декабря 2019 г.

Книга предназначена для студентов, аспирантов и преподавателей юридических факультетов, а также для использования в практической работе сотрудниками судебных и следственных органов при квалификации преступлений против порядка управления.

УДК 343.3

ББК 67.408

© Филиппов П. А., 2019

© ООО «Проспект», 2019

Посвящается
моему научному руководителю,
доктору юридических наук, профессору
Владимиру Сергеевичу Комиссарову
(29.03.1953 — 11.07.2017)

ВВЕДЕНИЕ

Преступления против порядка управления составляют в последние годы 4–5% от общего числа зарегистрированных преступлений, что в среднем в два раза больше зарегистрированных экономических преступлений, преступлений против общественной безопасности. Преступления против порядка управления являются пятыми по распространенности среди всех групп преступлений и уступают только преступлениям против собственности, преступлениям против жизни и здоровья, преступлениям против здоровья населения и общественной нравственности, служебным преступлениям. Официальная статистика в последние десять лет ежегодно регистрирует от 93 до 116 тыс. преступлений1. Число лиц, ежегодно осуждаемых за совершение рассматриваемой группы преступлений, составляет от 35 до 49 тыс. человек.

Несмотря на то что преступления против порядка управления являются одной из старейших структурно обособленных в уголовном законе групп преступлений, ее наполнение конкретными составами преступлений остается в доктрине уголовного права остро дискуссионным вопросом. Исторический анализ уголовных законов дореволюционного и советского периода демонстрирует различные подходы законодателя к пониманию преступлений против порядка управления. Причем существенные отличия в понимании преступлений против порядка управления наблюдаются не только в связи со сменой государственного устройства, но и в рамках одной государственной системы. Так, три уголовных кодекса советского периода демонстрируют существенно отличающееся понимание преступлений против порядка управления. Действующим уголовным законом до конца не разрешена данная проблематика.

Нормы главы 32 Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 года (далее – УК РФ) постоянно подвергаются законодательным изменениям. С момента вступления в силу УК РФ в главу 32 семнадцатью федеральными законами внесены многочисленные изменения, в том числе введено восемь новых статей2. Введенные составы преступления вызвали многочисленные научные дискуссии, в том числе по вопросу обоснованности криминализации деяний, установленных в них.

Судебная практика испытывает многочисленные трудности при квалификации преступлений против порядка управления. По отдельным вопросам квалификации даже в практике Верховного Суда РФ встречаются противоречащие друг другу решения.

Несмотря на весомую долю преступлений против порядка управления в общей численности российской преступности и высокую их степень общественной опасности, теоретической разработке проблематики преступлений против порядка управления уделяется немало внимания, как правило, на уровне диссертационных исследований3. Однако существенным недостатком таких работ является то, что они сконцентрированы чаще всего на одном или нескольких преступлениях против порядка управления. В настоящей работе предпринята попытка изучения всей группы преступлений против порядка управления. Данным вопросам посвящен второй раздел настоящей работы. Дабы избежать сугубо «кабинетного исследования», автором особое внимание уделено современной судебной практике4.

В отечественной литературе также отсутствуют исследования, которые в качестве своего предмета избрали бы рассмотрение исторического развития уголовной ответственности за все преступления против порядка управления с момента их возникновения и до УК РФ. Правда, отдельные временные отрезки такого развития были отражены в работах по истории уголовного права. Также отдельные этапы развития конкретных преступлений против порядка управления были освещены в диссертационных исследованиях. При этом авторы, как правило, ограничиваются краткой характеристикой и/или анализом исключительно положений нормативных актов, не уделяя при этом внимания судебной практике и теории. Такие попытки не дают полной картины поэтапного развития данной группы преступлений.

В настоящее время назрел вопрос о модернизации главы 32 УК РФ. Такая модернизация невозможна без предварительного полного изучения всего исторического наследия по вопросу развития ответственности за преступления против порядка управления. Тем более что данная группа преступлений относится к тем преступлениям, которые имеют богатый исторический опыт, так как они легально существуют в отечественном уголовном законодательстве в виде самостоятельной группы преступлений с 1832 года, а отдельные преступления против порядка управления в российском законодательстве появляются намного раньше. Этим вопросам посвящен первый раздел настоящей работы.

Анализ уголовной ответственности за преступления против порядка управления за длительный исторический период связан с определенными сложностями и требует сделать определенные допущения.

Первая сложность и допущение, которое нами было сделано, это применение современного терминологического уголовно-правового аппарата к историческим памятникам. Во время существования изучаемых памятников такие понятия, как «состав преступления», «формы вины», «субъект преступления» и другие, не применялись. Вместе с тем использование исключительно понятийного аппарата времени существования того или иного памятника затрудняет, а порой и делает совершенно невозможным сравнение норм и институтов исторических памятников с их более поздними преемниками. Кроме того, изменение понятийного аппарата во времени требует определиться, какой именно будет применяться в качестве инструмента исследования. В связи с этим полагаем возможным применять для данного исследования современный терминологический аппарат с указанным выше допущением.

Вторая сложность обусловлена тем, что объем преступлений против порядка управления на протяжении времени варьировался: одни и те же преступления в разное время могли то относиться, то не относиться к указанной группе преступлений. В связи с этим в дореволюционный период в качестве отправной точки по установлению круга преступлений против порядка управления и их изучения были взяты преступления против порядка управления, закрепленные в Уложении о наказании уголовном и исправительном, а для советского периода – УК РСФСР 1926 года.

Третья сложность связана с отсутствием в науке единообразной классификации этапов развития уголовного законодательства и науки уголовного права. Практически всеми исследователями выделяются два больших и неравноценных периода: дореволюционный (до октября 1917 года) и советский (с октября 1917 года). Однако выделение такого периода, как дореволюционный, не в полной мере отражает особенности развития уголовного законодательства и преступлений против порядка управления. В связи с этим в настоящей работе выделен период Древней Руси, которым охватывается законодательство с X века по конец XVII века. Внутри выделенных трех периодов периодизация построена по двум принципам: выделение отдельных периодов времени, в том числе периодов правления отдельных российских императоров, а также периоды действия отдельных нормативных актов. Данная классификация является спорной, но тем не менее она позволяет наиболее полно отразить особенности развития уголовной ответственности за преступления против порядка управления в отдельные исторические отрезки времени.

В работе помимо анализа текста нормативных актов анализируются теоретические воззрения, в связи с чем уделяется большое внимание различным проектам, в которых нашли отражения преступления против порядка управления. Также в работе сделана попытка в историческом контексте максимально отразить судебную практику по делам о преступлениях против порядка управления.

Автор будет благодарен всем, кто откликнется на данную работу. Конструктивную критику можно направить автору по адресу: pilippov@yandex.ru

Раздел I.
ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ УГОЛОВНОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТИ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ПОРЯДКА УПРАВЛЕНИЯ

Глава 1.
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ПОРЯДКА УПРАВЛЕНИЯ В ДРЕВНЕЙ РУСИ

Первые зачатки преступлений против порядка управления можно наблюдать в законодательных памятниках Древней Руси. Некоторые исследователи отмечают появление таких преступлений уже в Русской Правде, Новгородской и Псковской Судных грамотах, ссылаясь на нормы об ответственности за убийство княжеских слуг5. Однако эти нормы с трудом можно признать отправной точкой в развитии преступлений против порядка управления. Данные нормы можно рассматривать как личную обиду князя, нанесенную убийством княжеской администрации, а, следовательно, скорее можно говорить о прообразе государственных преступлений. Другие исследователи отправной точкой в развитии преступлений против порядка управления видят в ст. 62 Пространной редакции Русской Правды6. Однако данная статья, скорее устанавливает ответственность за злоупотребление господином своего права в отношении закупа, что и подтверждается исследованиями7.

Во многом следует согласиться с мнением профессора В.В. Есипова, который отмечал, что «трудно искать строго определенные постановления о преступлениях против порядка управления в законодательных памятниках старины. Многие из таких преступлений сливались с общим понятием крамолы и очень часто не отличались от преступлений государственных»8. Данная трудность усиливается еще и тем, что в древних законодательных памятниках Руси выделение государственных преступлений, которые, несомненно, появились ранее преступлений против порядка управления, также весьма проблематично. Проф. В.И. Сергеевич в своих известнейших лекциях по истории русского права указывал, что в Русской Правде преступлениям против государства посвящена всего одна (!) статья9. Следует согласиться с высказанной точкой зрения, что в это время само государство было в зародыше и преступления против него только возникают10. Проф. М.Ф. Владимирский-Буданов, рассматривая это памятник, пришел к выводу, что «Русская Правда не содержит постановлений о преступлениях» против прав государства11.

Изучение и анализ таких древних документов (памятников русского права) как: договоры Руси с Византией (911, 944 и 971 годов); Русская Правда (Краткая, Пространная и Сокращенная редакции – XI–XII веков); Устав князя Владимира Святославовича о десятинах, судах и людях церковных (XI–XIII веков); Устав князя Ярослава о церковных судах (XI–XII веков); Уставная грамота владимиро-волынского князя Мстислава Даниловича (1289 года); Устав князя Ярослава о мостех (XIII века); Новгородский устав великого князя Всеволода о церковных судах, людях и мерилах торговых (XII века) показал полное в них отсутствие преступлений против порядка управления, в современном их понимании, или их зачатков12.

Историю преступлений против порядка управления следует отсчитывать, на наш взгляд, с судных грамот, в которых можно встретить прообраз преступлений против порядка управления.

Новгородская Судная грамота «О суде и о закладе на наездщики и на грабенщики», составление которой датируется исследователями 1440–1471 годами13, содержит интересное положение о сопротивлении судебной власти. Статья 6 этого документа гласит: «А истцу на истца наводки не наводить, ни на посадника, ни на тысецкого, ни на владычня наместников, на иных суде, или на докладчиков». Под оборотом «наводить наводки» в литературе понимается «побуждать толпу к нападению на суд либо на противную сторону»14. Данное нарушение можно считать первым прообразом современного самоуправства. Наказание за данное преступление устанавливалось в зависимости от сословного положения виновного: с боярина 50 рублей, а с других 10–20 рублей15.

Псковская Судная грамота, составление которой датируется исследователями 1462–1471 годами, более полно описывает разновидность такого преступления против порядка управления как самоуправство. Статья 67 данного документа гласит: «А истец приехав с приставом а возмет что за свои долг силою, не утяжет своего истца, ино быти ему у грабежу, а грабеж судить рублем, и приставное платит виноватому». Статья запрещает самоуправство истца, которое выражается в самовольном взятии силой какого-либо имущества ответчика за долги. Наличия преступления ставилось в зависимость от результата судебного спора. В случае проигрыша спора («не утяжет своего истца») самоуправство истца признавалось грабежом и наказывалось «рублем»16.

Судебники 1497 и 1550 годов практически не знают преступления против порядка управления. Однако следует обратить внимание на ст. 9 Судебника 1497 года, в которой наряду с другими преступлениями упоминается деяние «подымщика». «Подымщик» понимается в литературе как подметчик, то есть лицо, составитель какого-либо поносительного письма, направленного на возмущение или бунт против власти17. Такое понимание «подымщика» подтверждается двумя фактами. Во-первых, именно понятием «подметчик» будет замено понятие «подымщика» в ст. 61 Судебника 1550 года, которая близка по содержанию ст. 9 Судебника 1497 года. Во-вторых, преступления подметчиков и распространение подметных писем получит законодательное закрепление в качестве самостоятельного вида преступления против порядка управления в XVIII веке, о чем мы скажем при рассмотрении этого периода. За свои деяния «подымщик» или «подметчик» по Судебникам подвергались смертной казни.

Кроме указанного преступления Судебники устанавливали ответственность за уничтожение межи (межевых знаков). Судебник 1497 года в ст. 62 и Судебник 1550 года в ст. 87 предусматривали за такое деяние наказание в виде битья кнутом и штрафа.

Судебник 1550 года в отличие от Судебника 1497 года знает еще одно преступление против порядка управления – подписку (ст. 59), т. е. подделку документов. В литературе высказано мнение, что данное преступление относиться к должностным преступлениям18. Такое утверждение вызывает сомнение, так как в самой статье нет указания на должностных лиц (лиц княжеской администрации). За подделку документов Судебник предусматривал наказание в виде смертной казни. Однако такое наказание не всегда применялось к виновным. В литературе можно найти пример из судебной практике того времени о привлечении к ответственности Власко за подделку документов на половину села Гравороново. При этом сам виновный показал, что уже обвинялся в подписке19.

Изучение и анализ документов, принятых после издания Судебника 1550 года, таких как Двинская уставная грамота (1397–1398 годов), Губной Белозерской грамоты (1539 года), Медынского губного наказа (1555 года), Стоглава (1551 года), показывает отсутствие в них каких-либо преступлений против порядка управления20.

До принятия Уложения 1649 года еще всего два документа содержали в себе нормы, предусматривающие ответственность за преступления против порядка управления: Уставная Земская грамота волостей Малой Пенежки, Выйской и Суры Поганой Двинского уезда 1552 года и Приговор земского собора первого ополчения 1611 года.

Уставная Земская грамота волостей Малой Пенежки, Выйской и Суры Поганой Двинского уезда от 25 февраля 1552 г. В статьях 19–20 этого документа среди преступлений, борьба с которыми возлагается на земские органы, называется подделка документов («подписчики» или кто «руки подписывати»). При этом документ напрямую отсылает к нормам Судебника 1550 года, говоря, что по таким делам «казнь чинить по нашему Судебнику»21.

Среди документов Земских соборов для нас представляет интерес Приговор земского собора первого ополчения от 30 июня 1611 г.22 Внимания заслуживают статьи 13 и 15 данного документа, которые устанавливали ответственность нетчиков – служивых людей, не явившихся на службу. За неявку на военную службу служивые люди подвергались бесповоротной конфискации поместье. При этом такая не явка не была вызвана уважительными причинами. В ст. 13 говориться, «что они не едут своею ленью и воровством, а не от бедности». Как отмечают исследователи, наказание в виде лишения поместья нельзя признать суровым в связи с тем, что «как показывает практика (вплоть до XVIII в.) года через полтора-два поместья им возвращались вновь»23. Вместе с тем, данные нормы впервые в отечественном законодательстве предусматривали ответственность за уклонение от военной службы.

Такому же наказанию, как и за не явку на военную службу, подвергались служивые люди, покинувшие службу «без отпуску» и поехавшие с воеводами и с дворянами на сбор служивых людей. В литературе высказано мнение, что последнее следует рассматривать в качестве частного случая неявки на службу24. С этим трудно согласиться, так как покидание службы без разрешения начальства традиционно квалифицируется как дезертирство, то есть воинское преступление, а не как преступление против порядка управления, к которому относится неявка на военную службу.

Уложение от 29 января 1649 г. (далее – Уложение 1649 года25) является первым в истории России, во-первых, систематизированным законом, во-вторых, печатным памятником русского права26.

Отдельные исследователи Уложения 1649 года относят к преступлениям против порядка управления, деяния, описанные в главах III–IX27. В других источниках местонахождение преступлений против порядка точно не указывается, а говориться о первых главах Уложения 1649 года28. С первым утверждением трудно согласиться, даже если руководствоваться широким и пространным пониманием преступлений против порядка управления, как они были отражены в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года, а уж тем более современным уголовным законодательством. Второе указание требует уточнения.

Строго говоря, Уложение 1649 года содержало одну главу – главу IV «О подпищикех и которые печати подделывают»29, которую, бесспорно, можно отнести к преступлениям против порядка управления. Условно можно отнести к преступлениям против порядка управления главу V Уложения 1649 года «О денежных мастерех, которые учнут делати воровские денги» и главу IX Уложения 1649 года «О мытах, и о перевозех, и о мостах», которые содержали преимущественно нормы «финансового и административного права, а также связанные с ним гражданско-правовые и уголовно-правовые нормы»30.

Глава V предусматривала ответственность за фальшивомонетничество, глава IX – за уклонение торговых людей от уплаты пошлин (ст. 4,5), что можно назвать прообразом уголовной ответственности за уклонение от налогов и сборов. Аналогичные деяния, описанные в главах V и IX Уложения 1649 года, были отнесены к преступлениям против порядка управления только УК РСФСР 1922 года (ст. 78, 79, 85) и УК РСФСР 1926 года (596, 598, 60, 601)31.

Преступления, описанные в главах III, VI–IX Уложения 1649 года ни дореволюционным, ни советским уголовным законодательством не относились к преступлениям против порядка управления, что следует из их названия и анализа их содержания. Глава III Уложения 1649 года «О государеве дворе, чтоб на государеве дворе ни от кого никакова бесчинства и брани не было» содержит преимущественно преступления против чести царя32 и направлена на охрану порядка на царском дворе, личности царя33. Глава VI Уложения 1649 года «О проезжих грамотах в ыные государства» была направлена на пресечение незаконного перехода населения за рубеж страны34 и устанавливала обоснования правового выезда за рубежи Московского государства35. Глава VII Уложения 1649 года «О службе всяких ратных людей Московского государства» устанавливало «правовое основы феодальной организации войска»36, «регламентировала вопросы организации вооруженных сил»37. В данной главе устанавливался порядок призыва в армию (ст.2), однако отсутствовала ответственность за уклонение от военной службы, а присутствовала ответственность за дезертирство (ст. 8), побег с поля боя (ст. 19), переход на сторону врага (ст. 20) и другие преступления ратных людей. Глава VIII Уложения 1649 года «О искуплении пленных» содержала нормы о выкупе пленных38.

Глава IV «О подпищикех и которые печати подделывают» развивает краткое положение Судебника 1550 года об ответственности за подписку. В литературе ведутся споры об истоках норм данной главы. Одни исследователи, например, М. Ф. Владимирский-Буданов и А. В. Соловьев, говорят о заимствовании норм этой главы из Литовского статута, другие – В. М. Чернов и А. Г. Маньков, отрицают полное заимствование норм главы IV Уложения 1649 года из Литовского статута39. Уложение 1649 года в главе IV выделяет два вида преступления против порядка управления: а) подделка государевых грамот, приказных писем, государевой печати и б) использование поддельных документов (воровских или нарядных писем).

Анализ ст. 1–2 главы IV Уложения 1649 года позволяет выделить четыре вида уголовно наказуемых подделок:

• полное составление поддельных грамот и приказных писем («будет кто грамоту от государя напишет сам себе воровски»);

• частичная подделка грамот и приказных писем, то есть внесение исправлений в действительные государевы грамоты и приказные письма («в подлинной государеве грамоте и в ыных приканых письмах что переправит своим вымослом мимо государева указу или боярского приговору, или думных и приказных людей»);

• изготовление печати («зделает у себя печать / такову, какова государева печать»);

• присоединение подлинных печатей к воровским письмам («а будет кто воровством же учнет отимати государевы печати от государевых грамот или от каких приказных писем, и те государевы печати учнет к иным каким воровским письмам прикладывати»).

За любой вид вышеуказанной подделки Уложение 1649 года предусматривало наказание в виде смертной казни.

Использование воровских или нарядных писем «для своих пожитков и корысти» по Уложению 1649 года (ст. 3 гл. IV) наказывалось смертной казнью только в случае, если виновные «ведали, что письма нарядные», то есть только при наличии умысла о поддельности документов. Также памятник указывал на обязательное наличие таких признаков как корыстная цель или личная заинтересованность.

Глав V Уложения 1649 года устанавливало квалифицированный вид смертной казни в виде заливания в горло расплавленного металла виновным в подделке денег. Уложение 1649 года выделяло два вида подделок денег: изготовление медных, оловянных или укладных (из стали) денег под видом серебренных или добавление меди, свинца или олова в серебряные деньги. Указом 12 августа 1663 г. наказание смягчалось до ссылки в Сибирь с женами и детьми за подделку денег в первый раз. За повторную подделку денег чинилась смертная казнь без всякой пощады40. Однако уже указом от 8 марта 1672 г. наказание за это преступление было изменено на отсечение обеих ног и левой руки у виновных41.

После принятия и введение в действие Уложения 1649 года и до самостоятельного правления Петра I принимается ряд указов, содержащие уголовные нормы о преступлениях против порядка управления. Связано это было, прежде всего, с появлением новых преступлений против порядка управления. Можно выделить две группы таких преступлений: уклонение от службы и сопротивление власти. Обратимся к этим группам преступлений.

Первоначально указами предписывалось сыскивать уклоняющихся от службы боярских детей и присылать на службу. При этом, например, указ от 16 января 1655 г. гласил, что их следует наказывать, не уточняя вид и размер такого наказания42. Однако уже указ от 26 апреля 1655 г. говорит о том, что уклоняющихся от воинской службы следует «бить кнутом без пощады»43.

Указ от 2 июля 1661 г. под страхом смертной казни запрещал укрывать беглых служивых людей «по свойству, по дружбе, по знакомству и для взятку». Кроме того, за удержание беглых служивых людей предусматривалось наказание в виде «разорения безо всякой пощады»44.

Указом от 4 ноября 1686 г. предусматривалось за уклонение рейтарев45 от явки на службу без уважительных причин (болезнь, разорение, пожар) их разжалование в солдаты46. Таким образом уже после издание Уложения 1649 года получает все большее развитие уголовная ответственность за уклонение от военной службы.

В указах второй половины XVII века появляется особый вид сопротивления представителям власти – межевщикам. Межевание земель и их правила были предусмотрены ст. 50–53 гл. XVII Уложения 1649 года. В этих нормах был предусмотрена ответственность межевщиков за неправильное («по корысти») межевание земель (ст. 53), которое можно отнести к преступлениям по службе. Вместе с тем, Уложение 1649 года не предусматривала ответственности за сопротивление межеванию и межевщикам. Указ от 7 октября 1678 г. восполнил этот пробел и установил наказание в виде битья «кнутом на козлах» за сопротивление, в том числе насилием, межевщикам47. Это же было подтверждено и позднее указом от 26 октября 1681 г.48 Кроме того, было предусмотрено уголовное наказание кнутом за порчу межевых знаков (столбов и ям)49.

В литературе можно встретить указание на такой вид преступления, как контрабанда50. Так, Наказ большой Московской таможне, принятый в июне 1681 года, предусматривал за не явку в таможню прибывших торговых людей, а, следовательно, и за неуплату пошлин, смертную казнь51. Согласно указу от 11 июля 1681 г., сокрытие людей с «неявленным товаром» (контрабандным) также признавалось преступлением и наказывалось битьем кнутом52.

Глава 2.
ПРЕСТУПЛЕНИЯ ПРОТИВ ПОРЯДКА УПРАВЛЕНИЯ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ

§ 1. Преступления против порядка управления с начала XVIII века до 1844 года

§ 1.1. Правление Петра I

Петр I – великий реформатор различных областей жизни российского государства. Неотъемлемой частью его деятельности являлось изменение и создание нового законодательства, в том числе и уголовного. По подсчетам П. С. Ромашкина, 392 указа, изданных во время царствования Петра I, содержали в себе те или иные нормы уголовно-правового характера53.

По мнению исследователей наибольший интерес из уголовно-правовых документов петровского времени представляет Артикул воинский 1715 года с кратким толкованием54. Вместе с тем, Артикул воинский является не единственным систематизированным и значимым документом эпохи Петра I, содержащий нормы уголовного права. Среди таких документов следует назвать также Устав воинский 1716 года55 и Морской устав 1720 года56. Все эти нормативные акты знали преступления против порядка управления.

Артикул воинский 1715 года (далее – Артикул воинский). Данный документ не выделял самостоятельной главы о преступления против порядка управления. В литературе указывалось, что интересующие нас преступления содержались в главах 22–2457.

Следует обратить внимание, что преступления против порядка управления в Артикуле воинском отделены от государственных преступлений, последние получили структурное обособление в самостоятельных главах 16 «О измене» и 17 «О возмущении, бунте и драке».

Артикул воинский содержал следующие преступления против порядка управления:

1. Фальшивомонетничество (арт. 199). Объективная сторона преступления выражалась в изготовлении «лживой монеты». В толковании к данному артикулу указывалось, что фальшивомонетничество возможно одним из трех способов: во-первых, когда монета чеканилась не государством, во-вторых, когда примешивали иной металл, в-третьих, у монеты отнимают вес. Первые два действия карались смертной казнью, последнее могло караться лишением чести и имущества.

2. Изготовление фальшивых печатей и документов (арт. 201) наказывалось лишением чести, имущества или смертной казнью. Так по делу Пахомова, который в указе об отставке переправил слово «пьянство» на слова «слабости здоровья», а «не достоин» на «хотя и достоин», Сенат, определяя преступление, сослался на пункты 1 и 2 главы 4 Соборного уложения, арт. 201 и указ от 30 сентября 1754 года. В связи с тем, что своим преступлением Пахомов никому не причинил вреда, Сенат определил наказание для виновного в виде наказания кнутом, ссылки на работу в Сибирь, а также лишил его чинов58. Переправка указов об отставке являлось достаточно распространенным преступлением во второй половине XVIII века, о чем свидетельствует и практика Сената59. Специальным именным указом от 9 декабря 1723 г. было установлено, что «свидетелям ложным, которые будут подписывать неправые крепости, указ чинить по военным артикулам; из которых сочинить пункт и внести в Уложение»60.

3. Присвоение чужого имени или прозвища (арт. 202). В артикле указывалось, что данное деяние совершается с умыслом. В качестве обязательного последствия деяния артикул называл причинение вреда. При отсутствии вреда действия не считались преступными. Наказание за данное преступление предусматривалось в виде бесчестия и наказания по усмотрению суда.

4. Порча, срывание вывешенных указов (арт. 203). Артикул дифференцировал ответственность за такие действия в зависимости от формы вины, с которыми они совершались. Так при умышленной форме вины (кто «нагло и нарочито») предусматривалось наказание в виде ссылки на каторгу с жестоким наказанием либо смертная казнь, если деяние было совершено небрежно, то наказание назначалось по усмотрению суда.

5. Сопротивление судейским служителям (арт. 204). В толкование к артикулу указывалось, что такое сопротивление должно было помешать «в отправлении должности». Статья не конкретизировала, что именно следует понимать под сопротивлением, шла ли речь только о сопротивлении с насилием либо о любом сопротивлении, которое помешало лицу исполнять свои должностные обязанности. Наказание за сопротивление предусматривалось в виде смертной казни. В литературе указывалось, что специальным видом сопротивления власти было и сопротивление конвою (арт. 205)61. Однако, данный артикул скорее закреплял то, что в современном уголовном праве называется причинением вреда при задержании преступника, так как данный артикул не признавал преступлением причинение смерти преступнику, кроме бунтовщиков и изменников, в ситуации когда «оного взять будет невозможно».

6. Утайка или увод преступника с целью избежать его наказания наказывалось смертной казнью (арт. 206). Согласно толкованию к этому артикулу одинаковому наказанию подлежали как исполнители, так и пособники («которые к сему делу вспомогали») этого преступления.

7. Неисполнение обязанностей по охране преступника и отпуск преступника без надлежащего указания (арт. 207). Артикул говорил, что данные действия совершаются по небрежности. Наказание за их совершение назначалось равное наказанию сбежавшего преступника.

Морской устав 1720 года почти дословно повторял положения Артикула воинского, но вместе с тем имелись и отдельные отличия:

• состав фальшивомонетничества (ст. 134) не предусматривал в качестве самостоятельных способов чеканку монеты не государством и примешивании иного металла. Статья 134 говорила лишь об изготовлении лживой или правдивой монеты и об отнятии веса у монеты. Первое преступление наказывалось также как и в Артикуле воинском – «лишением живота», а второе – вечной ссылкой на галеры (в Артикле за это деяние наказание не конкретизировалось);

• не содержал норм о сопротивлении судейским служителям подобно артикулу 204 Артикула воинского.

Устав воинский 1716 года в части преступлений против управления полностью воспроизводил Артикул воинский.

Указанные выше документы, а особенно Артикул воинский, наиболее изучены и часто встречающиеся в научной литературе, освещающей законодательство эпохи Петра I. Однако, как уже отмечалось ранее, уголовно-правовые нормы содержались и во многих других именных и сенатских указов. Следует во многом согласиться с П. С. Ромашкиным, который отмечал, что в результате кипучей деятельности Петра I «появилась масса несистематизированного законодательного материала, разобраться в котором не было никакой возможности»62.

Значительные трудности представляет выделение преступлений против порядка управления из всего массива законодательства этого периода. Вместе с тем, его изучение позволяет выделить несколько групп преступлений против порядка управления, которые устойчиво закрепились в законодательстве того периода. Не все эти преступления являлись абсолютно новыми, например, подделка документов, но вместе с тем, даже такие преступления были существенно развиты в указах Петра I или сенатских указах.

Предваряя рассмотрение конкретных преступлений против порядка управления петровской эпохи, следует обратить внимание на то, что в этот период происходит окончательное обособление бунта и измены в качестве особых государственных преступлений. Такое тенденция наблюдается как в систематизированных актах, например, гл. 17 Артикула воинского, так и указах: 13 ноября 1689 г.63,19 ноября 1703 г.64, 14 января 1704 г.65, 5 февраля 1705 г.66 Это свидетельствует об усиливающимся разграничении государственных преступлений и преступлений против порядка управления.

Переходя к непосредственному рассмотрению преступлений против порядка управления, встречающихся в указах, следует констатировать, что наибольшее число норм уголовно-правового характера касалось проблемы уклонения от военной службы, при этом такое уклонение было связано как с поставкой рекрутов, так и уклонением от военной службы со стороны дворянства. Выдвижение данных вопросов на первое место связано с внешней политикой Петра I, который, по подсчетам В.О. Ключевского, воевал 33 года из 35 лет своего царствования67.

Первая группа преступлений, которую мы считаем необходимым выделить, можно условно назвать уклонением от воинской повинности. Обязанность явки на службу и ответственность за неисполнение такой обязанности была установлена именным указом от 22 ноября 1696 г. «Об оштрафовании небывших на службе»68, сенатским указом от 1 июня 1713 г. «О дворянах, которые на службу в сроки не явились»69, именным указом от 30 июля 1721 г. «О высылке офицеров и дворян к смотру из всех губерний кроме Сибирской и Астраханской»70, сенатским указом от 30 августа 1721 г. «О явке шляхетства на смотр»71, сенатским указом от 19 сентября 1721 г. «О высылке к стольнику Колычеву с именными списками царедворцев, дворян всякого звания и отставных офицеров неотложно в Москву в декабре, а в Санкт-Петербургской губернии в октябре под опасением наказания»72. Чаще всего в указах упоминаются дворяне и отставные офицеры как лица обязанные явиться на военную службу или смотр. Само преступление выражалось в неявке в установленный указами срок. Наказание первоначально (в указе от 22 ноября 1696 г.) устанавливалось в виде имущественного взыскания («вечное разорение»), а впоследствии (указы от 30 июля 1721 г., 30 августа 1721 г., 19 октября 1721 г.) указы объявлялись под страхом «лишения живота», т.е. смерти. Сенатским указом от 1 июня 1715 г. было установлено вознаграждение за поимку и привод неявившихся дворян в размере 10 рублей за человека73.

В последние дни правления Петра I Сенат указом от 27 января 1725 г. даровал прощение дворянам, подлежащим наказанию за неявку на смотр, и повелел «имений их движимых и недвижимых не отнимать»74.

Вторая группа преступлений была связана с выполнением рекрутской обязанности. В этой группе можно выделить несколько видов преступлений.

Во-первых, это непоставка (невысылка, недоставление) рекрутов. Согласно указам от 16 января 1713 г.75, от 1 июля 1713 г.76, от 5 августа 1713 г.77 за каждого недодобранного рекрута назначался штраф в размере от 1 до 5 рублей. Вместе с тем, согласно именному указу от 24 января 1711 г. губернаторы, которые не выслали рекрутов, признавались изменниками и предателями Отечества и должны были понести соответствующее наказание78.

Во-вторых, это подлог рекрутов, в том числе поставка больных и негодных рекрутов. Наказание за данные действия были разнообразны и зачастую непоследовательны. Так согласно указу от 2 сентября 1713 г., с лиц, совершивших подлог в рекрутах, т.е. кто привел чужих крепостных людей и сдал их за своих, необходимо было взыскать рекрутов вдвое больше79. Указом от 22 мая 1720 г. за привод «худых и нездоровых» рекрутов полагалось наказание в виде разорения и ссылки навечно на галеры80. По указу от 30 апреля 1724 г. за каждого негодного рекрута следовало брать штраф в размере 100 рублей81.

Законодательство рассматриваемого времени предусматривало ответственность за побег рекрутов и устанавливало суровое наказание за такие деяния. Так согласно указу от 13 июня 1720 г. за вторичный побег солдатам, драгунам и рекрутам полагалась смертная казнь82. Кроме ответственности за побег, указом от 13 ноября 1724 г. было предусмотрено наказание в виде штрафа за предоставления жилья заведомо беглым солдатам, матросам и рекрутам83, а за отыскание беглых рекрутов или за донос о беглых рекрутов, в результате которого рекрута сыщут, согласно указу от 14 февраля 1715 г., полагалось выплачивать премию в размере 5 рублей за пойманного рекрута или солдата84. Однако данные преступления необходимо относить скорее к воинским преступлениям, а не к преступлениям против порядка управления.

Третья группа преступлений, которая появляется во времена правления Петра I, связана с нарушением установленного порядка подачи прошений и жалоб государю. За время правления Петра I неоднократно принимаются указы, которыми регламентировалось по каким вопросам можно обращаться к государю85. Принятие таких указов было вызвано двумя причинами. Во-первых, непосредственно государю необходимо было доносить только о важных делах, среди которых указы называли дела, касающиеся здоровья и чести государя, измены и бунта. Кроме того, указом от 10 января 1718 г. разрешалось доносить государю о хищениях из казны. Просители не должны были «докучать» и отвлекать государя «бездельными делами» . Во-вторых, это был один из способов налаживания работы новых органов власти, прежде всего коллегий, так как все указы указывали о необходимости по иным делам подавать челобитные «кому где надлежит» и «доносить кому надлежит». В указе от 22 декабря 1718 г. прямо говорилось: «ныне управляя оное, милосердуя Его Величество о народе и о земском справедливом правлении, не изволил пренебречь, но трудится и сие в такой же добрый порядок привесть, как и военное дело, чего ради учинены Коллегии…». Следует обратить внимание, что во всех указах подчеркивалось, что в прошения должны содержать «сущую правду».

Как и по многим другим преступлениям и по рассматриваемой группе деяний в указах наблюдается не последовательность наказаний и их не системность. Так по указу от 23 декабря 1713 г. нарушение установленного порядка прошения, то есть подача не по вопросам отнесенные к вниманию государя, каралось «великим наказанием и разорением», а также ссылкой на каторгу; по указу от 19 января 1713 г. – «жестоко будут наказаны»; по указу от 22 декабря 1718 г. – для знатных людей лишением чина имения, для остальных просто жестокими наказаниями.

Примыкает к данной группе и запрет на распространение и даже знакомство с подметными письмами. В именном указе от 25 января 1715 г. «О нечинении доносов, о подметных письмах и о сожигании оных при свидетелях на месте» подметные письма определялись как письма, «в которых большая часть воровских86 и раскольничьих вымышлений, которыми под видом добродетели яд свой изливают»87. Такие письма не распечатывая при свидетелях необходимо было сжечь на том месте, где их обнаружили. Позднее данное правило было повторено и в именном указе от 10 января 1718 г.88 Вместе с тем в данных указах отсутствовало наказание за не выполнение установленного правила о сжигании подметных письмах.

В качестве четвертой группы преступлений против порядка управления, встречающихся в документах времен правления Петра I, можно назвать нормы о подделки документов и печатей. Данное преступление не являлось новым и, как уже отмечалось, имелось в главе IV Соборного уложения. Такие преступления встречались и в судебной практике того времени. Так согласно приговору, состоявшемуся в приказе Крепостных дел 3 декабря 1708 г., писец крепостных дел Ларион Савельев за подделку подписи надсмотрщика на крепости был приговорен наказанием кнутом перед приказом Крепостных дел «ради страха прочих»89.

Помимо закрепления ответственности за изготовление фальшивых документов и печатей в воинских артикулах, такая ответственность содержалось и в Генерального регламенте или Уставе, по которому Государственные коллегии, також и все оных принадлежащих к ним канцелярий и контор служители, не токмо во внешних и внутренних учреждениях, но и во отправлении своего чина, подданнейше поступать имеют, от 28 февраля 1729 г. (далее – Генеральный регламент)90. При этом Генеральный регламент выделял общую норму о подлоге (глава 13) и специальный подлог как вид должностного преступления (глава 50). Согласно общей норме, кто дерзнет подлог чинить, «такового, несмотря на лицо, штрафовать, яко неверного слугу, по пропорции умысла его, и учиненной вреды, лишением чести, и пожитка, а по состоянии важности дела, и живота лишен быть имеет». Должностной подлог («кто протоколы или другие документы переправит фальшиво и прочее в таких причинах подобное учинит») карался намного строже, а именно смертной казнью или «вечная на галеру ссылка с вырезанием ноздрей и отнятием всего имения».

Сенатским указом от 16 июля 1723 г. поддельшиков гербовой бумаги надлежало казнить «как поддельщиков фальшивых монет» только лишь с тем исключением, что «которые смерти подлежат тех казнить (смертию) не заливая им горло»91.

В качестве пятой группы преступлений против порядка управления можно назвать обособление в качестве самостоятельного преступления — сопротивление представителям власти. Еще до принятия Артикула воинского и его артикулов 204 и 205, содержащих наказание за сопротивление судейским и караульным служащим, были приняты указы, в которых предусматривалась ответственность за сопротивление представителям власти. Так согласно именному указу 1698 года насильственное сопротивление караульным и причинение им вреда наказывалось битьем кнутом, бесчестьем и причинения виновным увечий вдвое больше, чем они причинили караульным92.

В Инструкции и артикуле военного российского флота от апреля 1710 года за сопротивление профосу93 полагалось телесное наказание, а за сопротивление капитану – потеря живота94.

В качестве шестой, последней, группы преступлений против порядка управления петровского времени можно выделить нормы об обеспечении порядка в присутствиях. Главой 55 Генерального регламента запрещалось вне зависимости от чина и звания «ругательными и поносительными словами Коллегии касатися не дерзал». За такие деяние предусматривалось наказание в виде лишения чести и имения. Так на основании высочайше утвержденного 22 марта 1732 г. доклада Сената подполковник Бремзен за поношение гофгерихта95 и Юстиц-коллегии был приговорен к вечной ссылке в Сибирь и уплате штрафа96.

Более подробно ответственность за несоблюдение порядка в присутствии была разработана в именном указе от 24 октября 1725 г. «О наказании за упрямство и бесчинство учиненное в судебном месте»97. Несмотря на то, что в заглавии указа речь шла только о судебных местах в самом тексте говорилось и о нарушениях «в прочих Коллегиях». При этом данный документ предусматривал ответственность как для просителей, так и для должностных лиц присутствия.

В отношении действий просителей выделялось три вида преступлений. Во-первых, это брань и крики в присутственных местах. В первый раз такие действия «наказывались» оговором (предупреждением), вторичные действия – штраф в 10 рублей, в третий раз – штраф 100 рублей и арест на три дня, более трех раз – лишение чина, трети движимого и недвижимого имущества. Кроме того, если виновный «избранил кого», то ему полагался штраф в размере годового жалования «кого избранит», половина которого шла потерпевшему, а половина - на госпиталя. Во-вторых, это насилие («кто дерзнет рукой») в присутствии, которое наказывалось политической смертью. В этих нормах можно усмотреть развитие ответственности за сопротивление и оскорбление представителей власти.

Наказуемыми действиями чиновников признавались, во-первых, брань, а во-вторых, рукоприкладство. За первое преступление указ предусматривал наказание в виде штрафа в размере трех месячного жалования и обязанность просить прощения у потерпевшего, за второе преступление – лишение чина.

§ 1.2. Преступления против порядка управления в период с 1725 по 1796 год
(от Екатерины I до Екатерины II)

За недолгое правление Екатерины I, чуть более 2-х лет, было принято ряд указов, содержащих нормы о преступлениях против порядка управление. Наиболее важным является именной указ от 24 февраля 1925 г. «О подметных письмах»98. В преамбуле к приказу подметное письмо определялось как воровское, вымышленное письмо. При этом делается ссылка, что такое подметное письмо было обнаружено 19 февраля близ Исаакиевского собора. Однако о содержании этого подметного письма, сподвигшего императрицу на издание специального указа, в преамбуле не упоминается. В литературе сделано предположение, что оно могло касаться лично императрицы, ее личных прав на престол и т.п.99 Как-то подтвердить или опровергнуть такое предположение в настоящее время не представляется возможным.

Текст указа в основном устанавливал обязанность доносить о подметных письмах не только найденных, но и об услышанных, когда их кто-то читал, или когда их кто-то поднимал или подкидывал. При этом указ запрещал читать такие подметные письма, даже если они были не запечатаны. Исследователи уже обращали внимание на это противоречие: как можно было узнать, что письмо подметное не ознакомившись с его содержанием. Следует согласиться с их мнением, что составители указа предполагали, что любую найденную бумажку «лучше всего прямо нести властям»100.

Для доносителей устанавливается вознаграждение за сдачу подметных писем в 1 тысячу рублей, а для крепостных и слуг дарованием свободы. При этом указывалось, что необходимо доносить как можно скорее.

За недонесение о подметных письмах устанавливалось крайне строгое наказание в виде смертной казни. Такое же наказание устанавливалось и за хранение подметных писем.

Следует обратить внимание, что в литературе содержание данного указа сравнивается с арт. 135 и 136 Артикула воинского101. Представляется такое сравнение не совсем точным. Дело в том, что в указанных артикулах речь шла о бунте и возмущении. В то время как подметные письма, в том числе и по указу 1715 года, понимались более широко как воровские письма, то есть о любых преступлениях, а не только о бунте или возмущении.

Во время правления Екатерины I принимается три указа по вопросам уклонения от службы и побегах рекрутов.

Сенатским указом от 9 февраля 1725 г. предписывалось беглых солдат и их укрывателей судить по Артикулу воинскому102. Однако добровольно явившиеся «будут прощены».

Сенатским указом от 22 апреля 1725 г. предписывалось пойманных беглых рекрутов бить кнутами после чего годных к службе отсылать в Военную коллегию, а не годных отдавать прежним помещикам. Наказание усиливалось – вместо битья кнутом, битье батогами – если беглые рекруты пользовались поддельными («воровскими») паспортами103.

Именным указом от 24 марта 1727 г. «О наказании рекрутов, которые отбывая от службы отсекают у себя пальцы или повреждают какой либо член» устанавливались жестокие наказания за уклонения от военной службы путем членовредительства. Такие поступки в указе именовались «богомерзкими» и повелевалось жестоко наказывать. Действительно наказание устанавливалось крайне суровое. Во-первых, одного из десяти виновного по жребию вешали. Во-вторых, остальных били кнутом, вырезали ноздри и ссылали в вечную работу на каторгу104.

Еще одним документом, который содержал ответственность за преступления против порядка управления, являлся именной указ от 30 января 1727 г. «О наказании за непристойные и противные разговоры против Императорского Величества»105. Указом запрещалось любые непристойные и противные слова про умершего императора, правящую императрицу и императорской фамилии. Указ не конкретизировал, что понимать под непристойными и противными словами. При этом устанавливал за такое деяние, даже если оно совершено «спроста» или «спьяну», наказание в виде смертной казни.

За время «правления» Петра II по теме нашего исследования был принят только сенатский указ от 11 ноября 1728 г., которым было подтверждено взыскание штрафов за непоставку рекрутов в соответствии с ранее изданными указами106.

За десятилетие правления Анны Иоанновны по предмету нашего исследования было принято три документа. В основном они подтверждали ранее приняты нормы.

Так указом от 23 октября 1730 г. было подтверждено чинить жестокое наказание рекрутам-членовредителям. В отличие от предыдущих документов данный указ предписывал виновных, не могущих владеть ружьем, ссылать в извозчики. И только лишь в случае, если виновные не был годен в извозчики, ссылать в Сибирь на вечное житье107.

Именным указом от 11 августа 1732 г. подтверждалось указание о сжигании нераспечатанными и непрочтенными подметные письма, а во всем остальном «поступать как вышеописанные прежние о том указы повелевают»108.

Указом от 15 февраля 1733 г. подтверждалось обязанность доносить как можно скорее о бунте, измене, о злом деле против здоровья императрицы или ее поношении словами. Кроме того, в этом указе была установлена ответственность в виде смертной казни за ложные доносы о бунте, изменах, замышлении зла против здоровья императрицы или ее поносительстве109.

За более чем двадцатилетние правление Елизаветы Петровны было принято не так много документов, непосредственно связанных с темой нашего исследования.

Указом Сената от 24 августа 1754 г. был утвержден план к сочинению нового уложения110. По данному плану уложение должно было состоять из четырех частей. Часть четвертая была посвящена, прежде всего, вопросам уголовного права, и содержала указание на 47 видов преступлений, среди которых были преступления против церкви (гл. 19 «О церковных мятежниках», гл. 20 «О еритичестве и суеверии» и др.), государственные преступления (гл. 22 «О оскорблении Величества», гл. 23 «О бунте и измене» и др.), преступления против личности (гл. 28 «О смертном убивстве», гл. 30 «О самоубийцах», гл. 31 «Кто отца или мать своих убьет» и др), преступления против имущества (гл. 37 «О ворах и татях», гл. 42 «О мошенниках» и др.).

Данный план содержал указание на следующие преступления против порядка управления: гл. 47 «О пасквилях и подметных письмах», гл. 57 «О фальшивых писем, печатей, крепостей и паспортов сочинителях», гл. 58 «О таких, которые фальшивые меры и весы делают». План не конкретизировал и не раскрывал ни одного преступления, вместе с тем дает представление о понимании системы преступлений в то время. Следует обратить внимание, что в плане не предусматривалось новых видов преступлений против порядка управления. Данный план так и остался всего лишь планом на бумаге и не нашел какого-либо дальнейшего воплощения в документах или законодательстве.

23 декабря 1757 г. было принято Генеральное учреждение о ежегодном сборе рекрутов (далее – Генеральное учреждение), которое состояло из преамбулы, объясняющая необходимость ежегодного набора рекрутов, и трех частей: часть 1 «Каким образом ежегодный рекрутам сбор чинить», часть 2 «О конвоях, какие за рекрутами отправлять, в которое время оное чинить и чего притом, как к сбережению людей, так и к приведению оных в порядок, наблюдать» и часть 3 «О штрафах и наказаниях к отвращению отдатчиков, наборщиков и отводцов от всяких противных должности и присяг непорядков»111. В последней части содержались преступления двух родов. Во-первых, это деяния лиц набирающих рекрутов (наборщики), доставляющих рекрутов до места службы и обучающих их, которые необходимо рассматривать как должностные преступления. К таким деяниям относились, например, прием в рекруты больных, удержание жалования или провианта рекрута, не чтение рекрутам артикула, употребление рекрута на партикулярные услуги и др. Во-вторых, это деяния лиц, которые поставляли рекрутов (отдатчиков) и самих рекрутов. Данные действия можно рассматривать как разновидность действий по уклонению от военной службы, т.е. преступлениями против порядка управления. Многие из этих преступлений встречались в различных указах ранее. Однако известные ранее преступления были систематизированы и более детализированы как с точки зрения описания деяния, так и по субъекту. Для большей наглядности изложим основные преступления и наказания по Генеральному учреждению второго рода в таблице ниже. Следует обратить внимание, что в качестве специального субъекта выделялась женщина.

Преступление	Наказание
отдача заведомо чужого крестьянина в рекруты вместо своего крестьянина	лиц, имеющие чины и ранги, — лишением чинов и рангов и вечная ссылка в солдаты. лиц, не имеющие чинов и рангов: а) годных к службе бить плетьми и посылать в солдаты в Оренбург, б) не годных к службе — бить кнутом и ссылка на житье к Нерчинским заводам Повторное деяние или отдача нескольких чужих крестьян наказывалось нещадным битьем кнутом, вырыванием ноздрей и ссылка на вечно в каторжные работы в Рогервик
деяние, описанное в предыдущей строке, совершенное женщиной	бить кнутом и отдать в работу на фабрику на 10 лет
умолчание рекрута о том, что он не является крестьянином отдатчика	публичное битье плетьми
единичная отдача в рекруты одного заведомо беглого драгуна, солдата, матроса	лиц, имеющие и не имеющих чины и ранги, годные к службе — лишением чинов и рангов, прогон через шпицрутен и ссылка в солдаты Оренбургский гарнизон не годных к службе — бить кнутом и ссылать на вечно в каторжные работы в Рогервик112
деяние описанное в предыдущей строке, совершенное женщиной	бить кнутом и отдать в работу на фабрику на 10 лет
отдача в рекруты заведомо беглого драгуна, солдата, матроса более одного раза	бить кнутом нещадно, вырывание ноздрей и ссылка на вечно в каторжные работы в Рогервик
деяние, описанное в предыдущей строке, совершенное женщиной	вечная ссылка на фабрики или в монастырь
умолчание рекрута о том, что он является беглым драгуном, солдатом, матросом	бить кнутом и ссылать на вечно в каторжные работы в Рогервик
отдача заведомо чужого крестьянина в рекруты вместо своего крестьянина или отдача в рекруты заведомо беглого драгуна, солдата, матроса, совершенное людьми помещика (приказчик, староста) без ведома помещика	годных к службе — гонять жестоко шпицрутенами и ссылка в Сибирский гарнизон не годных к службе — бить кнутом, вырвать ноздри, ссылка на житье в Охотск
членовредительство рекрутом в целях уклонения от службы	наказание чинить жестокое, а именно: кто ружье владеть может — гонять шпицрутенами 3 раза через строй в 500 человек и определить в солдаты, кто владеть ружьем не может гонять шпицрутен 3 раза через строй в 500 человек и писать в извозчики если и в извозчики не годны, то бить кнутом нещадно, вырвать ноздри и ссылать на вечно в каторжные работы
убийство рекрутом лица, забирающего рекрута	смертная казнь или каторжные работы в Рогервик

Однако и указанное Генеральное учреждение не решило всех вопросов, связанных с уклонением от воинской службы. В частности, Генеральное учреждение не предусматривало ответственности за членовредительство с целью уклонения от военной службы не самим рекрутом, а третьим лицом. 21 июля 1760 г. был принят указ Сената, которым устанавливалось наказание в виде публичного наказания плетьми крестьян, которые с целью уклониться от службы своим сыновьям повреждали члены113.

Изучение указов времен правления Елизаветы Петровны дает интересный материал относительно применения наказания за отдельные преступления против порядка управления.

В рассматриваемое время неоднократно принимались указы в связи с распространением ложных слухов. Так, 4 февраля 1744 г. Сенат принял указ «О наказании за разглашение о недостатке в казне соли, о поимке таковых разгласителей и перекупщиков соли»114. Помимо опровержения распространяемых ложных сведений и об оповещении населения путем распространения печатных указов об этом по всем уездам, что встречалось в дальнейшем и в других подобных указах, этот указ предписывал чинить жестокое наказание – битье кнутом нещадно скупщиков соли и разгласителей ложных сведений. В дальнейшем, например, указ от 9 сентября 1757 г.115 или указ от 13 января 1758 г.116, только опровергали ложные слухи и приказывали распространить правдивую информацию по уездам, но не содержали ответственности за распространение ложных слухов.

В судебной практике того времени можно было встретить дела и о прямом непослушании и сопротивлению власти. Так крестьяне Утяцкого и Курганского уездов Сибири отказались от пахоты казенной земли, «ходили по улице скопом, с дубьем… военную команду разбили и прапорщика дубиною ранили, управителя дубиною ж били, а посланному от Губернаторской канцелярии сержанту голову проломили и несколько драгун перебили и у них несколько ж ружей переломили, а другие отбили и у крестьян ружья и штыки видимы были»117. Указ Сената от 2 декабря 1760 г. зачинщиков данных волнений предписывал наказывать плетьми и ссылать в Нерчинск, а прочих участников указ приказал «увещевать, чтобы они были в совершенном послушании и никаких противностей и своевольств, а паче драк, впредь не чинили».

В сенатской практике того времени встречались дела и об осуждении за подлог. Так, 21 марта 1757 г. Сенат признал виновным прапорщика Бочерова и его поручителя отставного капитана Хорюковского в подлоге при закладе в Государственный банк имения Бочерова118. Подлог выразился в фальсификации документов о большем количестве принадлежащих залогодателю душ и размере имеющейся земли. Виновные были лишены чинов, патентов и отосланы в солдаты в отдаленный гарнизон.

В краткое правление Петра III по интересующей нас теме исследования был принят только один документ, а именно манифест от 19 июня 1762 г. «О прощении вышедших из повиновения помещичьих крестьян, если принесут раскаяние в винах своих и о наказаниях и разсеявателей ложных слухов, вышедших крестьян из повиновения»119. Из данного манифеста можно понять, что крестьяне Тверского и Калининского уездов под влиянием ложных слухов перестали повиноваться своим помещикам. Согласно манифесту, крестьян, которые «скорее раскаются и скорее возвратятся к своей должности», следует простить и освободить от наказания не смотря на тяжесть совершенных ими преступлений. Те крестьяне, кто «останется далее в своевольствии и непослушании», необходимо судить «по всей строгости законов».

Правление Екатерины II. Важнейшим источником политико-правовых воззрений Екатерины II является «Наказ комиссии о составлении проекта нового Уложения» 1767 года120, с дополнениями 1768 года121 (далее – Наказ). Несмотря не то, что документ так и не приобрел силу закона, к нему приковано пристальное внимание правоведов и историков практически два века. Мы здесь воздержимся от оценок Наказа, которых с момента его составления было высказано немало, от восхваления «просвещенной» Императрицы, до отведения ей роли «циничного» плагиатора, заигрывающего с философами-просветителями122. Справедливости ради только отметим, что и сам автор Наказа никогда не отрицал заимствования положений Наказа у французских просветителей, говоря об обобрании президента Монтескье123. Значительная часть Наказа была позаимствована и у Ч. Беккариа124.

Обратимся к Наказу в связи с предметом нашего исследования – преступлениями против порядка управления. Изучение данного документа приводит нас к выводу, что он не дает нам практически никакого материала по интересующему нас предмету. Краткая система преступлений, данная в ст. 68–79 Наказа, не содержала указания не только на преступления против порядка управления, но и на государственные преступления. Согласно Наказу все преступления разделялись на 4 рода: против закона и веры, против нравов, против тишины и спокойствия, против безопасности граждан.

Единственное общее положение, которое весьма условно можно отнести к преступлениям против порядка управления, является ст. 214 Наказа, которая предусматривает: «кто мутит народное спокойствие, кто не повинуется законам… тот должен из общества быть исключен, то есть стать извергом»125. Однако в данной статье больше речь идет именно о неподчинении закону, а не органам власти.

Еще в одной статье Наказа – ст. 227 – упоминается такое преступление против порядка управления как подделка важного письма, однако контекст такого упоминания связан с примером неправильного приравнивания всех преступлений между собою. Ст. 227 Наказа гласит: «Когда положиться то же наказание тому, кто убьет животину, и тому, кто человека убьет. Или кто важное письмо подделает, то вскоре люди не статут делать никакого различия между сими преступлениями»126.

Этими положениями и ограничивается Наказ в отношении преступлений против порядка управления.

Намного больше материалов по интересующему нас вопросу дает проект «Уголовного уложения», работу над которым Екатерина вела в 1777–1782 годах (далее – Проект или Проект уголовного уложения)127. По мнению исследователей это Проект является наиболее законченной законодательной разработкой императрицы в сфере уголовного права128. Действительно данный документ сформулирован в отличие от Наказа не как философско-правовое наставление, а как проект закона, со своей систематизацией, четко выделяемыми нормами, содержащие описание преступлений. Отличительной особенностью Проекта уголовного уложения является то, что он содержит положения особенной части уголовного закона. При этом, многие преступления достаточно скрупулезно растолковывались в тексте проекта. Вместе с тем Проект не определял наказания за преступления. Проект не группировал и структурно не выделял группы преступления в главы и разделы, однако все преступления были поименованы сначала указанием на род преступления, а затем на вид преступления, что позволяет вывести следующую систему преступлений по Проекту уголовного уложения:

1) против бога и православной грекороссийской129 веры (богохуление, употребление имя божия всуе, святохуление, отступление от веры, ересь и т.д.);

2) оскорбление величества (против самодержавной особы, высшая измена, нарушение посольского преимущества);

3) против всенародного права (нарушение предохранительной грамоты, своевольный наезд, нарушение набережной безопасности);

4) против самодержавной власти (неприсяга, побег, поддельство и периливание монет и т.п.);

5) презрение власти (нарушение преимущество мест);

6) личное (смертоубийство, самоубийство, детоубийство, увечье и раны, насильство личное);

7) против обитания (поджоги обитаний, воровство со взломом);

8) против имения (воровство, лживый проступок130, ущерб или убыток);

9) против народного правосудия (сопротивление закону или должности; преступление должности; лихоимство или взятки; взлом тюрем; утечка из-под стражи; уход из-под стражи; упущение кого под стражу имать повелено; прием краденой вещи; сокрытие или утайка нужной к производству бумаги; лживое употребление поддельного, или скрытого, или утаенного; письма и сочинения ругательные; утайка уголовного преступления);

10) против народной тишины (схотбища подозрительные, письма угрозительные, взлом оград, поединок и драки, скоп и т.д.);

11) против народной торговли (беспошлинный привоз или отвоз товара, неоплатимый долг или банкрот, лихва и д. р.).

Приведенная выше система свидетельствует о более детальной проработке вопроса о группировке преступлений в Проекте в отличие от Наказа.

Проект содержал конкретные преступления против порядка управления.

Первым преступлением против порядка управления являлся лживый поступок действием. По проекту лживый поступок делился на два вида: словесный и действием. Под словесным лживым поступком Проект уголовного уложения понимал утаивание истины или дачу разнообразных ложных показаний суду. Под лживым поступком действием – во-первых, фальшивомонетничество, а, во-вторых, подделку документов и печатей. Проект объединял в одном преступлении эти два вида подделок. Следует отметить, что и в конце XIX века при составлении проекта Уголовного уложения 1903 года в одном из его вариантов фальшивомонетничество и подделка документов также были объединены в одной главе, как близкие между собой преступления.

Устанавливая ответственность за подделку документов и печатей, Проект содержал обширный и неисчерпывающий перечень предметов, подделка которых была наказуемой. К таким предметам относились: штемпель, печать, повеление, приказание, определение, челобитье, иск, допрос, ответ, донос, объявление, показание, отпирательство, сказка131, свидетельство, присяга, жалованная грамота, патент, духовная132, обещание, обязательство срочное, очистка133, крепость, купчая, закладная, заемная, наемная, контракт, договор, выпись, запись, роспись, подпись, рапорт, сообщение, паспорт, отпускная, а также иной подобный документ по делам состояния или собственности или бумага «общее доверие утверждающая»134.

Проект не производил деления документов на официальные и частные, но анализ этого списка позволяет выделить группы документов, за подделку которых устанавливалась уголовная ответственность: а) процессуальные документы (иск, допрос, донос и др.); б) официальные распоряжения власти (повеления, приказания, рапорт и др.); в) гражданско-правовые документы (договор, купчая, закладная, контракт, завещание, доверенность и др.); г) документы о состоянии (жалованная грамота и другие документы по делам о состоянии); д) печать и штемпель.

Проект раздел подделку, как самостоятельное преступление, и употребление поддельного документа (вещи, бумаги) как способа обогащения (ст. XVIII)135. Здесь следует отметить, что такое разделение происходило и в практике Сената. Так по делу Андрея Королькова, который ходил с подложной повесткой к депутатам, призванным для составления нового уложения, и собирал с них деньги. Сенат определил, что данное преступление является мошенничеством в соответствии с ст. 9 и 11 главы 21 Уложения 1649 года136. Таким образом, Сенат оценил подделку повестки не как самостоятельное преступление, а как составную часть обмана при мошенничестве (способ совершения мошеннических действий). По другому делу регистратор Никита Шацкий был осужден за исправление апелляционного срока в определении магистратской конторы за взятку к лишению чинов, клеймению и вечной ссылке на каторжную работу. Как следует из данного решения Сената исправление срока было связано с завладением имущества137.

Основная группа преступлений против порядка управления по Проекту относилась к группе преступлений против народного правосудия, среди которой необходимо выделить следующие виды преступлений.

1) Сопротивление закону или должности. К этому преступлению согласно ст. IX проекта относилось:

• противодействие исполнению закона препятствия во исполнения должности;

• «нагло отдерет, или издерет, или отбросит, или вычернит явно прибитый указ или повеление»;

• «письма или с чем, кто послан, отнимет или издерет, или инако отринет»;

• воспротивится начальнику;

• «с умыслом противное, что ему приказано, сделает»;

• ослушание объявленному указу, повелению или приказанию;

• повреждение межевых знаков;

• «самовольно пойдет туда, куда ходить запрещено, или не пойдет тука, куда ему идти повелено»;

• отлучиться от места, где быть должен (приказано, обязан);

• не явка по призыву.

Данные деяния были наказуемы не только когда выражались в действии, но и когда к ним совершалось приготовление или обнаруживалось намерение их совершить. Приготовление и намерение к совершению этих преступлений могло быть выражено как в действиях, так и в словах.

Из указанного перечня следует, что проект не разделял преступления против порядка управления и должностные преступления. Такое разделение произошло позднее в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года, которое содержало многие преступления о сопротивлении закону или должности из Проекта в главе 1 раздела 4.

Следует отметить, что во времена правления Екатерины II сопротивление власти наказывалось не только в уголовном порядке, но и дополнительно в виде взыскания расходов, понесенных казной на восстановление порядка. Так, указом от 11 июля 1762 г. «О взыскании с крестьян за непокорность своим помещикам, сверх подлежащего за вину их наказания, всех причиненных казне убытков» устанавливалось, что в случае посылки для усмирения крестьян воинских команд, крестьяне несли не только наказание за восстание против помещиков, но они были обязаны возместить казне убытки, связанные с посылкой войсковых команд «дабы другие боясь сего, к тем ослушникам не приставали»138.

2) Побег из-под стражи и взлом тюрем. К этой группе преступлений относилось три состава (ст. XII–XIV Проекта): взлом тюрем, утечка из-под стражи, уход из-под стражи.

Взлом тюрем как уголовное преступление предполагал насильственные или обманные действия. «Кто действием силы или хитростью отопрет тюрьму», – гласила ст. XII Проекта уголовного уложения. При этом наказывались как случаи собственного освобождения из тюрьмы, так и освобождение третьих лиц («иного тюремного выпустит»). По-видимому, в тексте Проекта «тюрьма» употребилась не в смысле конкретного вида учреждения, а как обобщающие наименование всех мест содержания заключенных.

Утечка из-под стражи (ст. XIII Проекта) понималась как побег из-под стражи или ссылки. При этом Проект имел в виду только побег не сопряженный с насилием над стражей: «кто от оплошности тюремщика, или сторожей, или часового уйдет из-под стражи». Следует предположить, что насильственный побег считался взломом тюрьмы и ответственность наступала по предыдущей статье. В этой же статье устанавливалась ответственность за умышленное недоносительство о сбежавшем преступнике и умышленной не поимке сбежавшего преступника. Кроме умышленных действий попустительствующих сбежавшему преступнику, Проект предусматривал ответственность за неосторожные действия по упущению или не отдачи сбежавшего преступника властям: городовому или исправнику.

Под уходом из-под стражи (ст. XIV) понималось скрывание лиц, которые еще не осуждены, но должны быть взяты под стражу.

3) Письма и сочинения ругательные (ст. XIX Проекта). Проект предусматривал ответственность за составление и раздачу писем и сочинений, в которых употреблялись «слова или слог ругательный, или бранный, или поносительный чести, или уничтожительный, или пренебрежительный». Данное преступление было сформулировано как общий состав. Проект еще не выделял, как позднее было сделано в ст. 305–308 Уложения о наказании уголовных и исправительных 1845 года распространение ругательных писем, оскорбительных для власти. Следует отметить, что ругательные письма и сочинения, ответственность за которые была предусмотрена ст. XIX Проекта, не должны были содержать лжи и клеветы, так за распространение такого рода писем была предусмотрена ответственность в ст. XXIX Проекта.

Среди преступлений против народной тишины Проект уголовного уложения содержал два преступления против порядка управления.

Во-первых, Проектом предусматривалась ответственность за подозрительные сходбища. Сходбищем признавалось сбор трех и более человек. В качестве цели такого сбора указывалось на «предприятия законом запрещенного или противного». При этом наказанию подвергались лица, которые по приказанию исправника не разошлись или не покинули сходбища. Развитие ответственность за противозаконные сходбища получила в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года.

Во-вторых, Проект устанавливал ответственность за преступный скоп. Под скопом понимался сход трех или более человек «с умыслом или намерением учинить сопротивление закону, или исполнению должности, или законом запрещенное, или уголовное преступление». Следовательно, скоп в отличие от сходбища имел целью сопротивление власти или совершение преступления, а не просто неповиновение власти.

В заключении анализа Проекта уголовного уложения следует констатировать наметившуюся в нем систему преступлений против порядка управления. Положения Проекта, несомненно, повлияли на формирование преступлений против порядка управления, которые были законодательно оформлены в Своде законов и Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года. Так разработанная в Проекте уголовного уложения система преступлений против порядка управления во многом была воспринята сначала в Своде законов, а затем и Уложении о наказаниях уголовных и исправительных.

Еще одним проектом Екатерины II, в котором были отражены ее уголовно-правовые воззрения, является проект «О уголовных преступлениях», составленный в начале 80-х годах XVIII века139. Особенностью данного проекта можно признать то, что он в основном содержал положения, касающиеся преступлений против личности: убийство, самоубийство, увечья, раны. При этом проект детально регулировал вопросы, связанные с этими преступлениями: делил убийства на умышленные и неосторожные, убийства в драке, квалифицированные и привилегированные виды убийств и т.д. Кроме преступлений против личности проект содержал положения о поджоге. В качестве отягчающих обстоятельств преступных деяний проект предусматривал: умышленное убийство в судебном месте (ст. 21), умышленное причинение увечий или ран в судебном месте (ст. 86), насильство в судебном месте (ст. 135), зажигание судебного места (ст. 158). Преступлений против порядка управления данный проект не знал.

Выше шла речь о проектах императрицы Екатерины II имевшие уголовно-правовой характер. Однако и законодательство того времени содержало нормы, которые можно отнести к преступлениям против порядка управления.

Когда в литературе упоминаются преступления против порядка управления времен правления Екатерины II, то в первую очередь упоминают Устав благочиния или полицейский от 8 апреля 1782 г. (далее – Устав благочиния)140. В литературе Устав о благочинии характеризовался в первую очередь как полицейский карательный кодекс, который не содержал четкого разграничения на преступления и проступки141. Вместе с тем в Уставе о благочинии прослеживаются виды преступлений, которые были сформулированы Екатериной II ранее, прежде всего в Проекте уголовного уложения.

Уголовно-правовые нормы были сосредоточены в главах М «Запрещении» и Н «Взыскании» Устава о благочинии. Каждой статье из главы «Запрещении» корреспондировала статья из главы «Взыскании».

Устав о благочинии содержал следующие преступления против порядка управления142:

• обнародование или объявление во всенародное известие без ведома, позволения или согласия управы благочиния (ст. 191, 233);

• уничтожение или повреждение (снятие, изодрание, закрывание) узаконений, повелений, решений или приказаний управы благочиния (ст. 192, 234);

• ослушание объявлениям управы благочиния (ст. 193, 235);

• создание («учинение») общества, товарищества, братства или иное подобное собрание без ведома или согласия управы благочиния (ст. 208, 250);

• лживый поступок действием (ст. 228, 270);

• преступления против правосудия: «супротивление закону или должности», уход из-под стражи, лживое употребление поддельного или скрытого или утаенного, письма или сочинения ругательные (ст. 229, 271);

• подозрительные сходбища (ст. 230, 272).

Если сравнивать юридическую технику описания преступлений против порядка управления в Проекте уголовного уложения и в Уставе о благочинии, то следует признать более удачным и точным язык Проекта уголовного уложение, где преступления описывались более детально и полно.

Наказания за данные преступления Устав благочиния предусматривал двух видов. Во-первых, указывалось, что виновный «отдастся под стражу и отошлет в суд и да наложется по мере вины или преступления им учиненного, как в законе написано» (ст. 233–235, 250), а, во-вторых, «имать под стражу и отослать к суду» (ст. 270, 271, 272).

Важное значение в изучении преступлений против порядка управления екатерининской эпохи имеет принятое 29 сентября 1766 г. Генеральное учреждение «О сборе в Государстве рекрут и о порядках, какие при наборах исполнять должно, также и о штрафах и наказаниях, кто, как в прием, так и в отдаче неистиною поступать будет» (далее – Генеральное учреждение)143. Глава 3 этого документа содержала нормы от ответственности за нарушение порядка забора в рекруты.

Генеральное учреждение устанавливало ответственность за следующие деяния:

1) отдача беглого крестьянина за место своего в рекруты (п. 1144). Наказание для дворян предусматривалось в лишении всех чинов, недвижимости и ссылкой на поселение в дальние места. Беглые крестьяне подлежали возврату своим помещикам, при том им назначалось наказание битье плетьми «за необъявления о себе» (п.1). Если данное деяние совершали помещичьи приказчики или старосты без ведома помещиков, то они подлежали наказанию плетьми и ссылкой на вечные каторжные работы (п.3);

2) продажа рекрута (п.1). За данное деяние предусматривалось наказание аналогичное наказанию за предыдущее преступление. Так суд приговорил капрала Осипа Семичева за продажу крестьянина к лишению чина, дворянства, исключению из честного общества и ссылке в дальние места на поселения. Однако Военная коллегия Сената, учитывая молодой возраст осужденного, предложила ограничиться только лишением чина и отправить Семичева в Сибирские полевые батальоны, а из его имения вместо подложного рекрута взыскать годного рекрута. Императрицей был утвержден данный приговор145.

Если беглый крестьянин сам себя в такую продажу употребил, то он подлежал наказанию в виде ссылки на вечные каторжные работы;

3) прием негодного рекрута (старого, молодого, больного и т.п.). Ответственность устанавливалась для наборщиков и приемщиков в рекруты. Генеральное учреждение различало два вида этого деяния: «за лакомство» (то есть за взятку) (п. 4) и не связанное с взятками упущение (п.5). В первом случаи он нес ответственность как лихоимцем (взяточник). В обоих случая с провинившегося наборщика или приемщика взыскивались расходы, потраченные на негодного рекрута с начала его приема и до его отставки;

4) членовредительство в целях избегания воинской службы (п. 6). За такое деяние полагалось, как говорило Генеральное учреждение, «жестокое наказание» в виде трехкратного прогона через строй шпицрутен из 500 человек (для тех, кто в результате членовредительства не лишился возможности владеть ружьем) или нещадного битья плетьми и ссылкой пожизненно на каторжные работы (для тех, кто из-за увечья стал негодным к службе);

5) убийство рекрутом поимщика (п. 7) наказывалось смертью. Видимо в данном пункте ответственность устанавливалось за случаи убийства беглым рекрутом того лица, которое его поймало или пыталось поймать;

6) вымогательство взяток у лиц, которые отдают рекрутов (п. 10). Наказание определялось как за преступление, указанное в п. 1.

Далее Генеральное учреждение предусматривала ответственность за деяния, которые совершали начальники в отношении принятых рекрутов (отпуск рекрутов домой без поруки, удержание рекрутам жалования, не проведение с рекрутами занятий (чтения артикула), употребление рекрутов в партикулярные работы и т.д.).

Дополнительно к Генеральному учреждению действовал указ от 8 декабря 1766 г. «О штрафах, положенных за непоставку в срок рекрутов и складочных денег», согласно которому за не поставку в срок рекрутов взыскивался штраф в размере 20 рублей за каждого не поставленного рекрута146. При этом согласно указу от 5 марта 1770 г. от штрафа освобождались помещики за не поставку рекрутов в срок, если «медленность последовала не от умысла или нерадения помещика»147.

Во времена правления Екатерины II был издан ряд указов, касающихся преступлений против порядка управления. Среди таких указов следует отметить следующие.

Указ от 31 июля 1766 г. в п. 10 указывал на ответственность за ослушание посыльным из судебных и иных правительственных мест148. Более полна эта ответственность была закреплена в указе от 18 января 1768 г. «О нечинении ослушания по позывам из Присутственных мест», где предусматривалась ответственность за ослушание (не явку) по повесткам из присутственных мест, а тем более «кто отважится посланных с оными бить»149. Данное преступление являлось не партикулярным (частным), а относилась к преступлениям против установленного в государстве порядка, тишины и спокойствия.

В документах времен правления Екатерины II неоднократно фиксировалось распространение ложных слухов и подложных документов, в том числе и указов императрицы.

Манифест от 19 июня 1762 г. «О прощении вышедших из повиновения помещичьих крестьян, если принесут раскаяние в винах своих и о наказании разгласителей ложных слухов, выведших крестьян из повиновения» предписывал наказывать тех «кто в разсеивании ложных слухов, ко вреду клонящих, слухов действительно изобличен будет»150. Аналогичное указание содержалось в указе от 5 июля 1762 г.151

Интересным представляется манифест от 4 июня 1763 г. «О воспрещении непристойных рассуждений и толков по делам до Правительства относящимся». В данном документе призывается путем «материнского увещевания» «удалиться от всяких вредных рассуждений, нарушающих покой и тишину». И лишь только к тем, кто не поддаться таким увещеваниям Императрицы, манифест приказывал поступать по всей строгости закона и считал их нарушителями тишины и «презрители» высочайшей воли152. Аналогичные указания были повторены позднее в указе от 5 апреля 1772 г. «О подтверждении указов, воспрещающих ложные разглашения»153.

В указе от 16 марта 1764 г. «О пасквиле, выданном под именем Именного указа» говорилось о ложности пасквиля и о том, что «правосудие требует, чтобы не оставить без поругания того перо»154.

В целях минимизировать распространение подложных указов 17 марта 1764 г. был издан указ «О признании публикуемых указов действительными, когда они будут печатанными»155. Согласно данному документу все указы и манифесты императрицы и Сената, которые распространяются и объявляются населению, должны быть печатанными. Распространяемые указы и манифесты в иной форме, например, рукописные, не являлись действительными. Судя по всему, и такие меры не привели к полному уничтожению распространения фальшивых указов и манифестов, так как и последующие годы можно встретить документы по данному вопросу. Так, указ от 3 мая 1766 г. «О не имении веры к разгласителям слухов, будто указом велено отписывать на Ее Величество помещичьих крестьян, за наложение тяжких на них оброков» заявлял о ложности указа о переводе крестьян не могущих платить оброк на Ее Императорское величество, а распространителей таких сведений требовал привлекать к суду «без малейшего послабления»156. Указом от 5 апреля 1772 г. подтверждалась сила изданных ранее указов о воспрещении ложных разглашений157.

При этом лживые слухи и документы распространяли не только частные лица, но и служащие различных правительственных учреждений в связи, с чем потребовалось даже принятия отдельного указа. Так указом от 4 марта 1764 г. «О объявлении курьерам, посылаемым из присутственных мест в Губернии по разным делам, чтоб они неосновательных слухов не разглашали» запрещалось курьерам присутственных мест «жителей в беспокойство приводить» лживыми или вымышленными указами или определениями158.

Важной реформой Екатерины II было межевание земель, которое началось в 1765 году и растянулось на долгие годы159. В связи с межеванием земель рядом указов вводилась ответственность за воспрепятствование этой работы. Указом от 7 января 1773 года «О нечинении препятствий Землемерам при производстве межевания» межевание признавалось государственным делом, а тех кто «дерзнет сее государственное дело обращать, каким бы то ни было образом, во вред и замешательство общего положения» признавался «вредителем государственным» и наказывался лишением достоинств, публичного телесного наказания160. Кроме того, указ допускал применение к таким людям и смертной казни. За чинение препятствий землемерам и недопущение их к межеванию устанавливал наказание в виде публичного сечения кнутом с последующей ссылкой на поселение. О необходимости поступать по всей строгости законов с такими нарушителями было подтверждено и указом от 27 мая 1774 г.161

§ 1.3. Проект Уголовного уложения Российской империи 1813 года

Проект Уголовного уложения Российской империи 1813 года (далее – Проект 1813 года) непосредственно предшествовал Своду законов 1832 года. Несмотря на то что, проект представляет большой интерес как первая полная и систематизированная попытка изложения всего комплекса уголовно-правовых норм, его изучению и анализу в отечественной литературе отведено крайне скромное место. За более чем двухсот летнюю историю существованию данного проекта, его изучению посвящено всего лишь одно монографическое исследование162, да десяток выступлений и статей в рамках VIII Российского конгресса уголовного права, состоявшегося в 2013 году163. Вместе с тем, научная ценность Проекта 1813 года заключается в том, что за более чем столетнюю историю и многочисленные попытки создания проекта российского уголовного закона это был фактически единственный удачный, полный, доведенный до логического завершения проект российского уголовного уложения. Как отмечал проф. В.В. Есипов «Проект 1813 года был верен историческим традициям русского уголовного права»164. Такая оценка дает нам право рассматривать Проект 1813 года как очередной важный этап эволюции русского уголовного права.

Преступления против порядка управления были сосредоточены во второй части Проекта 1813 года «О наказаниях за государственные и общественные преступления» в главе 4 «Наказания за преступления, нарушающия внутреннюю общественную безопасность и тишину» и главе 7 «О наказаниях за подлог или лживые поступки».

Глава 4 следовала после преступлений против веры, императора и государственной измены. Аналогичное расположение преступлений против порядка управления было воспроизведено в т. XV Свода законов 1832 года и в разделе IV Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года. Однако Проект 1813 года не содержал еще названия «преступления против порядка управления». Возможно предположить, что Проект 1813 года частично позаимствовал название главы, в части указания на такой объект как тишина, из проекта Уголовного уложения Екатерины II, к которому мы обращались ранее. Однако указание на группу преступлений, нарушающих общественную безопасность, ранее не встречался в отечественном уголовном законодательстве и в различных проектах и планах.

Следует отметить в качестве особой черты Проекта 1813 года его стремление к четкой систематизации, в том числе и преступлений против порядка управления.

В параграфе 152 Проекта 1813 года все преступления, нарушающие внутреннюю общественную безопасность и тишину, подразделялись на пять групп, которые структурно выделялись в отделения:

• возмущение или бунт и тому подобные скопы и сходбища;

• насилие, упорство и тяжкие обиды присутственным местам и другим учрежденным властям;

• насильственный увод, задержание или заключение другого;

• самоуправство165.

Отделение первое главы 4 Проекта 1803 года «О возмущении или бунте, и других тому подобных скопах или сходбищах» состояло из трех подотледений166: «О возмущених или бунте и мятеже», «О преступлениях, которые наказываются наравне с участием в бунте», «О недозволенных сходбищах».

Подотделение I «О возмущениях или бунте и мятеже» состояло из 11 параграфов (§ 153–163) и содержало фактически одно преступление – возмущение или бунт, под которым понималось «когда скоп злоумышленников соединился для сопротивления верховной власти и для нарушения общественного порядка и насильственно противится учрежденным властям и воинским командам». Из данного определения видно, что еще не происходит выделения бунта, как преступления против государя и государства, направленного на свержения власти. Такое выделение произошло позднее в ст. 271 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года. Проект 1813 года рассматривает бунт как синоним возмущения и сопротивления власти. В Уложении 1845 года эти преступления приобретут окончательное название сопротивление распоряжениям власти (гл. 1 разд. 4).

Неотъемлемой составляющей возмущения или бунта являлось совершения сопротивления скопом. В § 154 раскрывалось это понятие и под скопом понималось собрание злоумышленников свыше пяти человек. Понятие скоп и до Проекта 1813 года и после него использовалось в законодательстве и под ним всегда понималось некая группа людей соединившихся для совершения преступления. Однако Проект 1813 года формализовал это понятие, указав минимальный количественный состав скопа. Такой подход «не прижился» в отечественном уголовном законодательстве и понятие «скоп», выражаясь современной терминологией, носило оценочный характер, то есть необходимый количественный состав людей для наличия скопа решался судом в каждом конкретном случае167.

Следует обратить внимание, что основной состав возмущения и бунта (§ 153) был умышленным деянием, на что указывает слово «злоумышленники» и подтверждает § 159, предусматривавший ответственность за присоединение к сообществу бунтовщиков «по неведению или легкомыслию своему».

Наказание за возмущение и бунт дифференцировалось в зависимости от роли и характера действий виновных. Строже всех – смертной казни через отсечение головы – наказывались зачинщики («возбуждающие явно народ к возмущению или бунту»), участники возмущения или бунта пойманные с оружием, участники уличенные в связи с неприятелем России, даже если они не были вооружены. Другие участники бунта и «вспомогатели» бунта подвергались вечному или временному лишению свободы и чести по степени вины. К участникам возмущения или бунта приравнивались лица, которые отказались оказать требуемую правительству помощь для «укрощения возмущения или бунта» (§ 161).

Помимо собственно уголовного наказания все участники бунта солидарно несли имущественную ответственность за причиненный вред или ущерб государству («казне»), обществу или частным лицам (§ 160).

Подотделение II «О преступлениях, которые наказываются наравне с участием в бунте» содержало в себе семь преступлений, четыре из которых можно отнести к разновидностям бунта, выделяем в первую очередь по специальному субъекту их совершения. Во-первых, это колодники и арестанты, причиняющие насилие караулу или страже (§ 164), которые наказывалась так же как и участники бунта. Во-вторых, это крестьяне, которые оказывали явное непокорство своим господам и сопротивлялись воинским командам168 (§ 165), наказывались кнутом либо плетьми и отсылкой на вечное поселение. В-третьих, работники фабрик и других тому подобных заведений, оказывающие непокорство и неповиновение своему начальству или управляющему (§ 166). Данные виновные несли наказание тождественное крестьянам. В-четвертых, это сопротивление обществ или сословий выразившиеся в проведении собраний несмотря на запрещение и «увещевание» местного начальства (§ 168). Наказывалась как участники возмущения и бунта.

В качестве самостоятельных видов преступлений, которые проект приравнивал к бунту являлись следующие деяния. Во-первых, насилие в отношении караула или других военных людей «на публичных местах» (§ 167). Во-вторых, разглашение ложных указов и повелений с целью возбуждения народа к непокорству против правительства (§ 169). Наказание за эти два преступления было как и за участие в бунте. В-третьих, распространение («выпуск в народ») письменных или печатных произведений, в которых порицалось правительство и его постановления или действия (§ 170). Наказывалось данное преступление заключением от 2 до 5 лет.

Все преступления, которые Проект 1813 года наказывал наравне с участием в бунте, могли быть совершены как умышлено, так и по легкомыслию, «не знанию и необдуманности» (§ 171). В последнем случае наказание понижалось до заключения не более двух лет или арестом.

Подотделение III «О непозволительных сходбищах» состояло из четырех параграфов (§ 172–175) и предусматривало ответственность за участие в сходбищах. Проект 1813 года прямо не давал толкования, что понимается под сходбищем. Однако системное толкование параграфов данного подотделения позволяет предположить, что под сходбищами понимались общества или скоп, в которых явно обнаруживалось «неудовольствие или ропот против правительства». При этом сходбище еще не перешло к сопротивлению верховной власти, в связи с этим само сходбище расценивалось Проектом 1813 года как покушение на бунт. Проект 1813 года предпринял попытку разделить все сходбища на два вида. Первый вид – это сходбища, которые продолжают собираться несмотря на «увещевания правительства» (§ 172). Второй вид – это тайные сходбища (§ 173). Первый вид сходбища признавался мене опасным и наказывался заключением не более чем на пять лет либо арестом. Участие в тайных, не дозволенных правительством сходбищах приравнивалось к участию в бунту и наказывалось соответственно лишением свободы и чести. Участие в любом виде сходбища являлось преступлением только при наличии умышленной формы вины, в случае если лицо «по неопытности или из легкомыслия пристали к таким сходбищам», то такое деяние являлось административным правонарушением и наказывались «по полицейским законам» (§ 174). Такой же подход будет прослеживается далее и в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года.

В этом же подотделе в § 175 содержалась оговорка об ответственности местных начальников за не пресечение непозволительных сходбищ. Однако Проект 1813 года данное деяние прямо относил к должностному преступлению с отсылкой к соответствующему параграфу главы о преступлении должностей.

Все преступления первого отделения главы 4 Проекта 1813 года «О возмущении или бунте, и других тому подобных скопах или сходбищах» мы можем отыскать и Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года. Так ответственность за возмущение и сопротивление властям содержалось в главе 1 раздела 4 Уложения, за разглашение ложных указов и распоряжений в главе 3 раздела 4 Уложения, за противозаконные сходбища в главе 6 раздела 4 Уложения. Если сравнивать соответствующие нормы Проекта 1813 года и нормы Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года, то следует признать нормы Проекта 1813 года более удачными с точки зрения юридической техники, так они были на более высоком уровне обобщения и не изобиловали такой казуистичностью как нормы Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года.

Отделение второе главы 4 Проекта 1813 года «О наказании за насилие и упорство против учрежденных властей и за обиды государственным чиновникам» состояло из восьми параграфов (§ 176–183) и не имело внутреннего деления на подотделы.

В § 176 Проекта 1813 года была предпринята попытка дать общее определение преступлениям данной группы: «насилием или упорством против учрежденных гражданских властей почитать, когда кто, хотя без мятежа, но с явной непокорностию законному порядку сопротивляется правительственным или суд творящим местам или лицам и наносит им обиды при исправлении им должностей». Несмотря на то, что Проект 1813 года не содержал такого самостоятельного преступления как мятеж, но тем не менее он предпринял попытку разграничить государственные преступления и преступления против порядка управления – органов власти169. Кроме того, Проект 1813 года в § 183 содержал указание, что за ослушание обывателей на требования полиции следует признавать не преступлением, а полицейским правонарушением. Позднее вопрос относить ли сопротивление полицейским и нижним чинам к сопротивлению властям остро встанет при применении норм Уложения о наказаниях уголовных и исправительных и Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, о чем мы скажем ниже при рассмотрении соответствующих памятников.

Проект 1813 года выделял два вида сопротивления властям: во-первых, насильственное и упорное (§ 178–179), а, во вторых, сопротивление «токмо в словах» или письменно (§ 180–181). Первый вид сопротивления наказывался строже вплоть до лишения всех гражданских и политических прав. Также наказание дифференцировалось в зависимости от вида, уровня власти, которому оказывалось сопротивление. Согласно Проекту 1813 года органы власти делились на два «уровня»: первый – государственные места или лица «их именем действующие», второй – губернские и уездные места. Сопротивление первым наказывалось строже нежели сопротивление вторым. Фактически и первая и вторая дифференциация сопротивления против власти была воспринята и главой 1 раздела 4 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года.

Отделенье третье главы 4 Проекта 1813 года «О наказаниях за освобождение содержащихся под стражей» (§ 184–199) состояло из трех подотделений: «Относительно тех, которые освобождали содержащихся под стражей», «Относительно тех, которые по должности имели надзор над содержимыми» и «Относительно самих ушедших из под стражи». Основанием для такого деления явилось лицо, совершавшее преступление, т.е. субъект преступления. При этом для всех данных преступлений обязательным признаком было то, что освобождение лиц, содержащихся под стражей, происходит по их воле или с их согласия. В случае отсутствия такого согласия действия не расценивались как освобождение, а являлись насильственным уводом, наказание за которое предусматривал следующее 4 отделение главы 4 Проекта 1813 года.

В подотделении I «Относительно тех, которые освобождали содержащихся под стражей» содержалось одно преступление – освобождение из тюрьмы преступника или колодника вне зависимости от того, какое он совершил преступление. Наказание дифференцировалось в зависимости от способа освобождения. Строже наказывались, как бунтовщики, лица, освобождавшие из тюрьмы «со взломом или явным насильством» (§ 184). К этому способу Проект 1813 года приравнивал и вымогателей освобождения, которые не присутствовали при самом освобождении (§ 186). Более мягкому наказанию, жительство в отдаленных губерниях до 10 лет или наказание плетьми и ссылкой на поселение, подлежали лица, освобождавшие из тюрьмы без взлома или насилия, но посредством подлога и хитрости (§ 185). Кроме непосредственных исполнителей освобождения Проект 1813 предусматривал ответственность укрывателей бежавших (§ 188–189). При этом менее строго наказание несли супруги и дети бежавших преступников, которые их укрывали.

В подотделении II «Относительно тех, которые по должности имели надзор над содержимыми» предусматривалась ответственность для специального субъекта – лиц, которые «имеют по должности своей обязанность надзора». Их ответственность дифференцировалась в зависимости от формы вины: упустят ли они с умыслом (§ 191) или «неумышленно от неосторожности» (§ 192). В первом случае их наказание равнялось наказанию упущенных преступников, во втором – отрешению от должности навсегда с публичным или письменным выговором или без него либо аресту, либо денежному штрафу, либо телесному наказанию с заключением в рабочий или смирительный дом (для простолюдинов).

Проект 1813 года специального оговаривал в § 194, что упущение лиц, содержащихся в тюрьме по полицейским проступкам, или упущение по неосторожности при сопровождении арестантов и колодников из одного места в другое, не является преступлением и наказывалось по полицейским законам.

В подотделении III «Относительно самих ушедших из под стражи» была предусмотрена ответственность за побег осужденными преступниками. За простой побег без насилия или совершения другого преступления предусматривалось наказание в виде лишения свободы на срок от 6 до 12 месяцев (§ 195). В случае, если побег сопровождался насилием или совершением другого преступления, то назначалось наказание за наиболее тяжкое из совершенных им преступлений (§ 196).

Отделение 4 главы 4 Проекта 1813 года «О наказаниях за насильственный увод, заключение или задержание другого» не имело внутреннего деления и состояло из 9 параграфов (§ 200–208). С точки зрения действующего законодательства преступления, содержащиеся в данном отделении, нельзя отнести к преступлениям против порядка управления, так как предусматривали ответственность за различные виды лишения свободы, т.е. являлись преступлениями против личности.

Отделение 5 главы 4 Проекта 1813 года «О наказаниях за преступления против общего судебного порядка или за самоуправство» подразделял самоуправство на два вида: по личным обидам (§ 210–219) и насильственное присвоение имения или прав чужих (§ 220–226).

Первый вид самоуправства предусматривал ответственность за вызов оскорбителя на поединок (дуэль). Данное преступление нельзя отнести к преступлениям против порядка управления и в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года данное деяние уже не относилось к самоуправству и обоснованно было помещено в главу 4 «О поединках» раздела 10 «О преступлениях против жизни, здравия, свободы и чести частных лиц». Вместе с тем, авторы Проекта 1813 года, отнеся дуэль к виду самоуправства, по видимому полагали, что общественная опасность данного деяния заключается прежде всего в том, что дуэлянты не прибегли к разрешению своего спора в судебном порядке. На это указывает § 210, где говорилось о том, что лица защищали свою честь «минуя суд». Ответственность за дуэль по Проекту 1813 года устанавливалась в зависимости от вида причиненного вреда (смерть, ранение и т.п.). Помимо дуэлянтов ответственность предусматривалась для секундантов, свидетелей и лиц, которые знали о поединке, но не предприняли мер к его предотвращению.

Вторым видом самоуправства, который выделялся Проектом 1813 года, являлось насильственное присвоение имения или чужих прав. В данном подотделе устанавливалась ответственность за насильственное, т.е. «без приговора суда и против законного порядка и установленных форм», присвоения недвижимого и движимого имущества: селения, жилища, леса и «тому подобные угодья». Разновидностью данного присвоения выступали действия по изменению или уничтожения границ и межевых знаков (§ 224). Данное преступление, также как и предыдущее преступление, нельзя отнести к преступлениям против порядка управления и в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года данное деяние уже не относилось к самоуправству и обоснованно было помещено в главу 1 «О насильственном завладении чужим недвижимым имуществом, о захватах и неправильном пользовании доходами или иными выгодами чужого имения и о истреблении граничных меж и знаков» раздела 12 «О преступлениях и проступках против собственности частных лиц».

Самостоятельная глава 7 в Проекте 1813 года была посвящена преступлениям «О наказании за подлог или лживые поступки» (§ 256–276). Следует обратить внимание на то, что Проект 1813 года разграничивал подделку документов и печатей от подделки денег, ответственность за которые была предусмотрена в отдельной главе 6. Глава 7 Проекта 1813 гола состояла из 5 отделений: «О наказании за подделывание государственной печати, штемпелей, гербов и других подобных знаков» (§ 256–258), «О наказаниях за подлог указов, судебных актов и тому подобных других формальных бумаг» (§ 259–262), «О наказаниях за подложные свидетельства, отречение от подписи и лживое свидетельствование» (§ 263–270), «О наказании за противозаконное присвоение звания, чина или имени» (§ 271–273), «Общие постановления» (§ 274–276).

Отделение 1 главы 7 Проекта 1813 года «О наказании за подделывание государственной печати, штемпелей, гербов и других подобных знаков» дифференцировало ответственность в зависимости от предмета подделки. В качестве особого предмета охраны выделялась государственная печать (§ 256). За ее изготовление и использование предусматривалось суровое наказание в виде публичного (на эшафоте) лишения дворянства, всех политических и гражданских прав, а не дворяне подвергались наказанию кнутом и вырезанием ноздрей. Затем как дворяне, так и не дворяне подлежали вечной ссылке на каторжную работу. Менее строго наказывалась подделка штемпелей, гербов, печатей и иных знаков присутственных мест (§ 257). Следует обратить внимание, что в данном параграфе Проект 1813 года говорил лишь об изготовлении штемпелей, гербов и т.д., но в отличие от предыдущего параграфа, не говорил об употреблении этих поддельных предметов. Вместе с тем, § 599, расположенный в общих постановлениях о присвоениях чужой собственности через обман, предусматривал, что в случае, если при обмане был учинен подлог, то ответственность наступала по главе 7, то есть как за подлог печатей, штемпелей, гербов и иных знаков присутственных мест.

В § 258 Проекта 1813 года содержалось специальное правило, которое разъясняло, что за подделку печатей штемпелей, гербов и иных знаков присутственных мест несут ответственность как чиновники, сделавшие «какое-либо противоправное употребление или позволившие другим оное сделать», так и посторонние лица, «достав непозволительным образом печати, штемпели и проч. делают из оных злоупотребление».

Отделение 2 главы 7 Проекта 1813 года «О наказаниях за подлог указов, судебных актов и тому подобных других формальных бумаг» состояло из четырех параграфов, ответственность в которых дифференцировалась в зависимости от вида подделываемого документа. Проект 1813 года формально не делил подделываемые документы на официальные (исходящие от власти) и на частные, однако такое деление фактически было проведено в тексте проекта. Так Проект 1813 года выделял ответственность за составление или переделку указов от Высочайшего имени, т.е. императора (§ 259), и подделку формальных бумаг присутственных мест (§ 260), с одной стороны, и подделку частных формальных бумаг, к которым относились купчие, крепости, закладные, договоры, заемные обязательства и тому подобные акты (§ 261). Самому строгому наказанию подвергалось составление или переделка указов от Высочайшего имени. Наказание за данное преступление равнялось наказанию за подделку государственной печати. Наказание за подделку формальных бумаг присутственных мест и частных формальных бумаг было одинаковым и выражалось для дворян в непубличном (без выставления на эшафот) лишении дворянства, всех политических и гражданских прав и вечной ссылке на поселение, а для всех других в битье кнутом и работах. В качестве альтернативного наказания параграф предусматривал для дворян вечную ссылку в отдаленные губернии без лишения дворянства, а для всех иных наказание кнутом и отсылке на вечное поселение без заклеймения.

Отделение 3 главы 7 Проекта 1813 года «О наказаниях за подложные свидетельства, отречение от подписи и лживое свидетельствование» состояло из трех подотделов, которые не имели самостоятельных названий.

Первый подотдел в § 263 предусматривал ответственность за умышленное составление и подделку (переправку) для обмана свидетельств, паспортов и иных подобных документов. Следовательно Проект 1813 года не относил эти документы к формальным бумагам присутственных мест (§ 260) и устанавливал за их подделку более мягкое наказание в виде разжалования на время с отрешением от публичных должностей и отсылкой на вечное жительство в отдаленные места либо наказание плетьми и отсылке на вечное поселение. В случае, если такие бумаги выдавали должностные лица или чиновники, знавшие о подлоге, то согласно § 264, наказание назначалось в бессрочном разжаловании, отобрании знаков отличий без лишения дворянства и назначение места жительства в отдаленных губерниях, а не для дворян наказание кнутом и отсылка на вечное поселение без заклеймения.

Второй подотдел в § 265 предусматривал ответственность за ложное отречение от своей подписи на каком-либо обязательстве и обвинении в ложной подписи другое лицо. Наказание за такое деяние было предусмотрено для дворян в непубличном лишении чинов и дворянства и к вечной ссылке на поселение, а не для дворян в наказании кнутом и работам либо к более мягким наказаниям. В случае если отречение не сопровождалось ложным обвинением иных лиц, наказание смягчалось до заключения в крепость или монастырь на срок до двух лет либо телесными наказаниями и заключением рабочие или смирительные дома.

Третий подотдел предусматривал наказание за ложные показания или объявления. Наказание усиливалось, если ложные показания давались по уголовному делу (§ 268). Виновный в таком преступлении подвергался тому же наказанию, которому должно было подвергнуто лицо, в отношении которого он ложно свидетельствовал. В качестве отягчающих обстоятельств также выступали лжесвидетельствование в уголовном дели по корысти или подкупу (§ 269) и свидетельствование под присягой (§ 270). Данные положения сходны с установленной в настоящее время отвественностью за заведомо ложный донос.

Отделение 4 главы 7 Проект 1813 года «О наказании за противозаконное присвоение звания, чина или имени» состояло из трех параграфов и предусматривало ответственность за противозаконное для обмана присвоение какого-либо звания, чина или публичное ношение ордена или другого подобного знака чина и отличия (§ 271). Виновный подвергался лишению части политических и гражданских прав, лишениею свободы до десяти лет либо наказанию плетьми либо заключению в крепость на срок от двух до пяти лет. Другим преступлением данной группы являлось подписание формальных актов подложным именем или званием (§ 272). Данное преступление наказывалось заключением в крепость на срок от двух до пяти лет либо заключением до двух лет. Два предыдущих деяния являлись преступлениями при условии, что они совершены в целях обмана или причинения вреда. При отсутствии таких целях деяние признавалось полицейским правонарушением (§ 273).

В отделении 5 главы 7 Проекта 1813 года «Общие постановления» закреплялись следующие важные положения:

• ответственность за преступления по данной главе несли соучастники;

• покушения на преступления данной главы были наказуемы;

• помимо уголовных наказаний виновные были обязаны возместить вред и убытки обиженному лицу;

• виновные в совершениях преступлений данной главы являвшиеся дворянами лишались дворянства или достоинств наравне с обвиненными в воровстве;

• подлоги, не упомянутые в настоящей главе, являлись полицейскими правонарушениями.

Все указанные в главе 7 Проекта 1813 года виды подлогов в дальнейшем были включены в различные разделы и главы Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (главу 3 раздела 4 «О самовольном присвоении власти и о составлении подложных указов или предписаний и других исходящих от правительства бумаг», главу 2 раздела 9 «О присвоении прав состояния или особых онаго преимуществ, или же звания, или почетных достоинств, титулов и иных отличий» и др.).

Завершая анализ положений Проекта 1813 года следует отметить, что в нем не предусматривалось ответственности за уклонение от военной службы (непоставка рекрутов, подлог рекрутов и т.п.). Вместе с тем, в части преступлений против порядка управления Проект 1813 года во многом предопределил нормы т. 15 Свода законов и Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года. В науке уже была высказано предположение, что проект 1813 года был использован при разработке т. 15 Свода законов и Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года170. Проведенный выше анализ позволяет в полной мере поддержать этот тезис. Во многом даже можно согласиться с высказанным мнением о более широком влиянии Проекта 1813 года на последующее уголовное законодательство. Так проф. Цепелев В.Ф. отмечал, что «все последующие уголовные законы Российской империи и Советского государства, как бы они ни назывались, в той или иной мере содержали в себе «родимые пятна» Проекта Уголовного уложения 1813 г.»171.

Проведенный анализ проекта 1813 года бесспорно показывает, что «наследниками» Проекта 1813 года, в части преступлений против порядка управления, являлись Свод законов 1832 года и Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года.

§ 2. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных

Развернутый и систематизированный перечень преступлений против порядка управления содержался в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года и его последующих редакциях (далее – Уложение о наказаниях или Уложение). Данный перечень был во многом воспринят из Свода законов 1832 года, где также была предусмотрена ответственность за сочинение и распространение подложных указов, непослушание и сопротивление законным властям, устройство тайных обществ, оставление отечества и др. Вместе с тем Уложением данный перечень по сравнению со Сводом законов был доработан, а также по-иному систематизирован172. Важной новеллой Свода законов являлось выделение преступлений против порядка управления в самостоятельней раздел, который получил наименование «Преступления против порядка управления». Такое наименование было воспринято Уложением о наказаниях, а в дальнейшем и советским уголовным законодательством, сохранено оно и в УК РФ 1996 года.

Уложение о наказаниях содержало самостоятельный раздел IV «О преступлениях и проступках против порядка управления», который первоначально состоял из семи глав и 75 статей. Раздел IV включал следующие главы: глава I «О сопротивлении распоряжений правительства и неповиновении установленным от него властям», глава II «Об оскорблении и явном неуважении к присутственным местам и чиновникам при отправлении должности», глава III «О самовольном присвоении власти и о составлении подложных указов или предписаний и других исходящих от правительства бумаг», глава IV «О похищении бумаг из присутственных мест, срывании печатей и уничтожении поставленных или приложенных по распоряжению правительства знаков», глава V «О взломе тюрем, уводе и побеге находящихся под стражей и надзором», глава VI «О тайных обществах и запрещенных сходах», глава VII «О недозволенном оставлении Отечества»173.

Следует отметить, что отдельные преступления, которые действующим уголовным законом относятся к преступлениям против порядка управления, в Уложении о наказаниях содержались также в других разделах и главах. Самой значительной среди них была глава I «О преступлениях и проступках против постановлений о повинности военной службы» раздела VI «О преступлениях и проступках против постановлений и о повинностях государственных и земских». Кроме того, преступления, связанные с подделкой актов, печатей и различного рода бумаг, в том числе гербовой бумаги, содержались в разделе VII «О преступлениях и проступках против имущества и доходов», а преступления, связанные с изготовлением и использованием подложных документах о состояниях, званиях и титулах – в разделе IX «О преступлениях и проступках против законов о состояниях».

Предваряя рассмотрение конкретных преступлений против порядка управления по Уложению о наказаниях, следует затронуть вопрос об их систематизации в данном документе. Прежде всего, следует обратить внимание, что преступления против порядка управления в Уложении шли вслед за разделом о государственных преступлениях. Следует отметить, что и действующий уголовный кодекс включает преступления против порядка управления в раздел преступлений против государственной власти.

По замыслу создателей Уложения о наказаниях, все преступления делились на три большие группы или, как они указывали, «рода». Данное деление, изложенное в сопроводительной записке графа Д. Н. Блудова к проекту Уложения о наказаниях, было, как считали авторы Уложения, «вполне сообразно и с умозрительными, отвлеченными понятиями о праве»174. Рода преступлений были следующие: государственные преступления, т.е. преступления, посягающие на права государственной власти и установленных ею властей; общественные преступления – преступления, которые прямо не направлены ни против власти, ни против частного лица; личные или частные преступления – преступления, нарушающие права частных лиц. Преступления против порядка управления в большей части своей относились к преступлениям первого рода, т.е. являлись государственными преступлениями. К частным преступлениям относились такие преступления против порядка управления, как подделка актов, бумаг, печатей, гербовой бумаги, а также преступления против закона о состояниях.

Преступления одного рода также в свою очередь подразделялись на три категории в зависимости от того, какие права нарушались. По мнению авторов Уложения о наказаниях, в каждом разряде преступлений заключались три категории прав: «1) права, ограждающие самую жизнь или существование личное, 2) права, ограждающие существование моральное…, 3) права, ограждающие часть, так сказать вещественную, существование или благосостояния»175.

При этом в сопроводительной записке к проекту указывалось, что неповиновение законным властям, оскорбление мест и чиновников правительства, взлом тюрем, тайные общества являлись государственными преступлениями, противными потребностям спокойного морального существования государства. Преступления против военной повинности также относились к роду государственных преступлений, но уже составляли категорию вещественного существования, благосостояния. Разделы VII и IX Уложения о наказаниях относились к преступлениям частным (личным). Преступления, посягающие на закон о состоянии, составляли категорию преступлений, нарушающих спокойное моральное существование человека в связях родства и гражданских связях, а преступления, устанавливающие ответственность за подделку документов и бумаг, печатей и штампов, являлись преступлениями вредящие вещественным средствам существования частных лиц176.

Наибольший интерес для нас представляет раздел IV Уложения о наказаниях «О преступлениях и проступках против порядка управления». В дореволюционной и современной литературе неоднократно указывалось на недостатки Уложения, его казуистичность, противоречивость и сложность177. Эти недостатки в полной мере были присущи и преступлениям против порядка управления. Следует также добавить, что закон использовал в тексте норм множество понятий, которые вызывали сложности при толковании и применении их судебными органами. Кроме того, в литературе указывается, что система расположения преступлений против порядка управления не соответствовала их тяжести и значимости178. Данную «претензию» можно лишь поддержать отчасти. Действительно раздел IV Уложения во многом был бессистемным, но и расположение преступлений по тяжести и значимости не является для особенной части уголовного закона единственно возможным критерием для построения глав и разделов уголовного закона. Раздел IV Уложения справедливо упрекали также в объединении самых разных преступлений179. Однако от этого недостатка не избавилось российское уголовное законодательство и по настоящее время.

Раздел IV Уложения о наказаниях «О преступлениях и проступках против порядка управления» включал в себя следующие преступления.

1. Сопротивление власти.

Раздел IV Уложения открывался главой «О сопротивлении распоряжений правительства и неповиновении установленным от него властям». Данные преступления в научной литературе именовались «сопротивление власти» и определялись как «заведомое воспрепятствование посредством насилия законному действию представителю власти»180. Г.Г. Савич определял неповиновение власти как противодействие пассивное, а сопротивление – противодействие активное181.

Глава включала в себя 18 статей (ст. 283–300). Все преступления данной главы, на наш взгляд, можно классифицировать на следующие группы: 1) восстание против власти (ст. 284–290); 2) сопротивление чиновникам (ст. 291–293); 3) неисполнение предписаний власти (ст. 294–295, 298–299); 4) подстрекательство к противодействию или к сопротивлению власти (ст. 296–297); 5) самоуправство (ст. 300).

1. Говоря о восстании против власти, следует учитывать следующее. Под действия ст. 284–290 Уложения о наказаниях не попадало восстание против верховной власти, под которой понималась власть государя. Кроме того, из понятия «восстание против власти» исключались действия, направленные на свержения правительства, смены формы правления, изменения порядка престолонаследия. Данные действия Уложение в ст. 271 включало в понятие «бунт».

Уложение о наказаниях в ст. 284 указывало, что речь идет о восстании против власти, правительством установленной. В литературе того времени это трактовалась как сопротивление против представителей власти, к которым относились чиновники, действующие в пределах своих обязанностей, или служащие правительственных учреждений, исполняющие свои обязанности или приказания власти182. Так Харьковская судебная палата признала правильным привлечение Скачкова к ответственности по ст. 283 (ст. 263 в редакции Уложения 1866 года) за то, что он принял участие в публичном вооруженном скопище, которое устранило агентов правительственной железнодорожной службы от исполнения их обязанностей, захватило в свои руки станцию со всеми входившими в ее состав службами, конторами, телеграфом, почтой, мастерскими и складами, а также выставило на станции вооруженных лиц, именовавшихся милиционерами183.

Однако данное утверждение невозможно признать точным, так как к восстанию против власти Уложение относило также и «возмущение крестьян или дворовых людей против своих помещиков, владельцев или управляющих и против волостных и общественных управлений» (ст. 288). Установление такой ответственности в проекте Уложения о наказаниях обосновывалось следующим образом: «Власть помещика над крестьянами, даже и волостных управлений над подчиненными людьми, признана и охраняется правительством, а потому каждое против оной восстание должно почитаться восстанием против власти, от правительства истекающей, и быть наказываемое, как и преступление сего рода»184. В связи с этим чиновники судебных ведомств отмечали, что существует неясность кого «следует разуметь под словами: «властей, правительством установленных»185. По делу о дворовых людях княгини Еникеевой, которые нанесли ее мужу тяжкие побои и истязания арапниками186, Государственный Совет высказал мнение, что «нападением на мужа своей помещицы… совершили прямо действие, составляющее высшую степень возмущения против помещичьей власти», то есть совершили преступление, установленное ст. 288 Уложения187.

Уложение о наказаниях не конкретизировало и не раскрывало, какие именно действия включаются в понятие «восстание». Вместе с тем закон определял цели и способы восстания. К целям восстания относилось: воспрепятствование обнародованию или исполнению указов, манифестов, законов, предписаний и распоряжений; принуждение власти к чему-либо не согласующемуся с их долгом. Способы восстания предусматривались трех видов: вооруженный и насильственный; вооруженный и ненасильственный или невооруженный, но насильственный; невооруженный и ненасильственный, но для усмирения восставших прибегли к «необыкновенным мерам усмирения».

Как указал Сенат по делу Матвеевых, под оружием «нужно понимать не только оружие в тесном смысле, но всякое иное орудие»188. Способы восстания определяли степень виновности лиц и размер наказания. Так, за восстание первым способом предусматривалось наказание в виде ссылки на каторжную работу в рудники на срок от 15 до 20 лет (ст. 284), а за восстание третьим способом – ссылка в каторжную работу на заводы на срок от 4 до 6 лет (ст. 286). Повышенная ответственность устанавливалась, если в ходе восстания было совершено убийство или зажигательство. В этом случае предусматривалась ответственность в виде бессрочной ссылки в рудники (ст. 289).

По общему правилу не привлекались к ответственности за восстание, если усмирение не требовало необыкновенных мер или восстание было прекращено по требованию представителя власти. Однако данное положение не распространялось на зачинщиков и подговорщиков к восстанию, они не освобождались от ответственности, для них лишь смягчалось наказание (ст. 290).

Опять же на практики вызывал сложности вопрос о том, что понимать под необыкновенными мерами для усмирения: считать ли такою мерою только употребление вооруженной силы или к таким мерам будет относиться и выезд на место восстания местных гражданских, военных и полицейских властей189. При этом такая сложность иллюстрировалась примером из практики. Так крестьяне Кирилловского уезда Казанского приказа в 1865 году по взаимному согласию отказались уплачивать недоимки по податям и сборам. Когда для взыскания недоимок к крестьянам выехал помощник исправника, то крестьяне в некоторых сельских общинах только продолжали упорствовать в неплатеже недоимок, а в других общинах сверх того требовали помощника исправника уехать из деревни, а когда он этого не сделал, то крестьяне насильно вламывались к нему в избу, били стекла и произносили угрозы. В дальнейшем на место восстания выехали губернский жандармский штаб-офицер, чиновник по особым поручениям, исправник и полицейские служители, которые взыскали недоимки. Судебные чиновники сомневались, что описанное выше деяние является противодействию власти (ст. 290 Уложения)190. Действительно текст уголовного закона не позволял дать однозначного ответа на этот вопрос.

Устанавливая ответственность за восстание, Уложение в ст. 284 определяло и цель такого восстания, а именно воспрепятствование обнародованию указов, манифестов, законов, других постановлений и объявлений правительства или не допущение исполнения указов, распоряжений и мер, предписанных правительством, или принуждение властей к «чему-либо несогласному с их долгом».

В литературе данную группу преступлений определяли как массовые беспорядки, с чем можно согласиться191.

Следует согласиться с рядом авторов, указывавших на излишнюю жестокость наказаний за данную группу преступлений192.

2. Сопротивление чиновникам включало в себя два вида преступлений. Первый вид – это сопротивление исполнению судебных определений, иных постановлений и распоряжений, а также сопротивление законным действиям чиновникам по службе (ст. 291). Различие между сопротивлением власти от восстания против власти определялось следующим образом. Между восстанием и сопротивлением «та разница, что первое обозначает действие наступательное, второе – оборонительное, следовательно, менее опасное, показывающее меньшую степень дерзости и безнравственности»193. При этом Уложение о наказаниях говорило, что такое сопротивление оказывается «не многими», и поясняло – от одного до трех человек. Сопротивление одним человеком квалифицировалось по ст. 291 только в том случае, если он был вооруженным или сопротивление сопровождалось применением насилия со стороны сопротивлявшегося. Как отмечал проф. А. Лохвицкий «если число лиц было значительное, то сопротивление не различается от восстания»194. Однако, как указывалось в литературе, судебная практика в этом вопросе не была последовательна и квалифицировала в качестве сопротивления и действия более чем трех человек195.

Кроме того, обязательным элементом сопротивления был способ сопротивления. Способ являлся одновременно основанием дифференциации ответственности. Закон говорил о двух способах: вооруженность и применение насилия; без оружия, но с применением насилия. Повышенное наказание было установлено за совершение преступления первым способом. При этом насилие при сопротивлении применялось в целях воспрепятствования исполнения какого-либо распоряжения власти196.

Второй вид сопротивления чиновникам – удержание чиновника от законного исполнения его обязанностей по службе. Как следует из текста, ст. 293 Уложения о наказаниях такое удержание осуществлялось при помощи угроз, которые чиновник «мог и должен был в самом деле считать себя в опасности», т.е. речь шла о реальных угрозах. В литературе такой вид сопротивления именовался психическим сопротивлением197. При этом угроза фактически трактовалась практически также как и в современной доктрине. Г. Г. Савич указывал, что «виновный должен употребить угрозу, долженствовавшую возбудить в служащем сознание действительной для него опасности» и «в следствии этого сознания, должностное лицо прекратило исполнение им служебного действия»198. Это как раз и есть требование о реальности угрозы и восприятие ее таковой потерпевшим.

Профессор Н. Рождественский, рассматривая эту группу преступлений, обращал внимание на следующее. Во-первых, действия чиновников должны быть законными. Насколько в той или иной ситуации действия чиновника являются законными, должен определять суд. Во-вторых, сопротивление чиновнику должно быть заведомое, т.е. у виновного должно быть знание «об официальном характере чиновника как представителя власти». При этом необязательно, чтобы чиновник имел внешние знаки отличия, свойственные его должности199.

Внимание на законность действий чиновников обращала внимание и судебная практика. Так, например, судебный пристав Инсарского съезда мировых судей, исполнявший решение мирового судьи о взыскании суммы денег с одного крестьянина в пользу другого, стал выгонять должника вместе с семьей из избы на улицу в мороз и ломать крышу избы. Должник не только протестовал словами против таких действий, но и угрожал приставу палками. Суд посчитал, что судебный пристав действовал в нарушение официального сообщения члена местного уездного присутствия по крестьянским делам о том, что жилая изба по закону не подлежит ломке и продаже, кроме того пристав не исполнил порядок, предусмотренный на случай продажи дома Уставом гражданского судопроизводства200.

В литературе того времени, преимущественно в зарубежной, велась активная дискуссия о законности/ незаконности действий чиновниках и в связи с этим о пределах повиновения таким действиям. Этот вопрос, конечно же, выходил за рамки преступлений против порядка управления, да и вообще Особенной части уголовного закона и часто рассматривался при рассмотрении вопроса о праве на оборону201.

К концу XIX века по данному вопросу сформировалось несколько групп мнений. Первая группа, самая радикальная, представителями которой были Геннер, Штейн и А.Д. Градовский, утверждали, что недопустимо сопротивление действиям и распоряжениям властей как бы они не были незаконными. Лицо имеет право только жаловаться на такие действия вышестоящим властям. Вторая группа, представителями которой являлись Луден и Ягеман, допускали ненаказуемое сопротивление властям или с понижением размера отвественности, но только при условии, что незаконные действия властей угрожают лицу невознаградимым вредом или смертью. Ягеман допускал сопротивление должностному лицу, когда последнее сознательно превышало свои полномочия в целях совершить преступление. Но если должностное лицо действовало ошибочно, то сопротивление, по мнению Ягемана, должно быть наказуемым. Третья группа (представители Китц, Захарий) допускали ненаказуемое сопротивление против действий должностных лиц, где по объективным признакам можно предположить преступление как умышленное, так и неосторожное. Четвертая группа (Россгирт, Бемер, Штрубен, Пертхес) допускали сопротивление против незаконных по компетенции или форме действий чиновников. Пятая группа (Бернер), разделяя внешнюю и внутреннюю сторону законности, считали, что сопротивление возможно только против действий чиновников, не имеющих внешней законности. При этом под внешней законностью подразумевалось не только форма и компетенция, но и вообще любые внешние условия, предписанные для действия (например, дневное время для обысков). Шестая группа (А.Ф. Кистяковский, Левита, Шово-Эли) допускали сопротивление против всех явно неправых действий чиновников, при этом, не важно будет ли неправомерность действий выражаться в несоблюдении компетенции, формы или материальных законов. Седьмая группа (Кестлин, Полетаев, В. Долопчев) допустимо сопротивление против всех незаконных действий представителей власти202.

В связи с таким разнообразием точек зрения, в литературе того времени можно встретить довольно широкий перечень условий, соблюдение которых свидетельствовало о законности действий чиновников. Предлагалась руководствоваться следующими признаками и условиями законности действия органов власти. Во-первых, действия должны исходить от органов власти, т.е. лицо действительно облечено властью. При этом обращалось внимание на необходимость, чтобы чиновник был в установленном порядке и надлежащей компетентной властью назначен на должность. Кроме того, чиновник исполнил формальные требования закона о вступлении в должность, например, принес присягу. Во-вторых, чиновник в момент сопротивления ему находился при исполнении своих должностных обязанностей, а не был, например, в отпуске. В-четвертых, чиновник должен был иметь внешние знаки отличия, если они ему положены. В-пятых, чиновник должен действовать в пределах своей территориальной компетенции. В-шестых, чиновник действует в рамках своей служебной компетенции203. Во многом эти условия крайне формальные. Да и сами авторы в другом месте, справедливо отмечают, что «виновный должен знать об официальном характере чиновника как представителя власти, хотя бы чиновник и не имел свойственного его должности внешнего знака204.

Проф. Н. С. Таганцев допускал необходимою обороны, а, следовательно, и сопротивлению органам власти, если орган власти: а) действует вне сферы своей служебной, предметной или местной компетенции; б) действуя в пределах своей компетенции, совершает акт, допускаемый только при соблюдении известных форм и обрядов; в) действуя в пределах своей компетенции, принимает такие меры, на которые он не только не уполномочен, но и которые составляют преступное посягательство на блага частных лиц205.

Савич Г. Г. полагал считать законным действия должностного лица, когда соблюдены следующие три условия: действие предпринято в силу положительного закона или общего смысла закона, определивших круг его ведомства (основание юридическое); наличие обстоятельства вызывающего действие должностного лица (основание фактическое), соблюдение предписанных законом обрядов (условие формальное)206.

Куплеваский Н. О. при рассмотрении вопроса о возможности сопротивления чиновникам и должностным лицам во главу угла ставил субъективное мнение и качество сопротивляющегося. Он полагал, что «сопротивление должно быть допущено и оставлено безнаказанным в том случае, если исследованием дела будет выяснено, что эта мера была предпринята не по недоразумению, а с целью притеснения, если окажется, что в таком злостном мотиве со стороны представителя власти у частного лица не могло быть никакого сомнения»207.

Ряд судей считали, что сопротивление власти должно преследоваться в уголовном порядке лишь тогда когда такое сопротивление вынудило чиновника отступиться от возложенного на него служебного поручения208. Действительно в судебной практики нередко в качестве сопротивления квалифицировали незначительные действия. Например, баба шумела и угрожала граблями требуя, чтобы волостной старшина не изымал овец; вырывание портфеля из рук пристава, прибывшего для описи имущества При этом, судьи отмечали, что такая расширительная трактовка понятия «сопротивления» приводила к значительному числу оправдательных приговоров209. Вместе с тем Правительствующий Сенат считал, что состав сопротивления будет оконченным вне зависимости от того достиг ли виновный своей цели или нет, самого факт оказания сопротивления было достаточно для признания преступления оконченным.

Судебная практика считала, что сопротивление может относиться не только к должностному лицу, но и к другим лицам, которые в силу закона должны присутствовать при каких-либо действиях должностного лица210. В качестве примера таких действий в кассационной практике можно встретить выталкивание взыскателя пришедшего с судебным приставом.

Специальные виды сопротивления были предусмотрены и в других разделах Уголовного уложения. Так в главе 8 «О нарушении уставов таможенных» раздела VII «О преступлениях и проступках против имущества и доходов казны» были предусмотрены два состава преступлений, предусматривающих ответственность за сопротивление таможенным органам. Статья 870 Уложения предусматривала ответственность за сопротивление опечатыванию люков, проходов, шкафов, ящиков, конторок, сундуков и прочих мест, находящихся на корабле и могущих служить для укладки (хранения) вещей и товаров. Статья 922 содержала ответственность за сопротивление таможенным чинам в отправлении последними своих должностных обязанностей. Особенностью этого состава заключалось в том, что сопротивление не было сопряжено с насилием. В случае насильственного сопротивления деяния квалифицировалось по общим нормам Уложения (ст. 284–287, 289–292).

3. Неисполнение предписаний власти включало в себя основной состав и два специальных состава. Основной состав устанавливал общий запрет на неисполнение предписаний властей или уклонение от исполнения государственных или общественных повинностей. При этом такое неисполнение не должно было иметь признаков восстания или сопротивления власти. Следует иметь ввиду, что Уложение в то же время содержало специальные нормы о преступлениях против повинностей, например, раздел о повинностях государственных и земских, о воинской повинности и другие. Специальные составы предусматривали ответственность за неявку в присутственные места для дачи свидетельских или иных показаний (ст. 298), а также за упорное, но без насилия, несоблюдение тишины и порядка (ст. 299).

4. Подстрекательство к противодействию или сопротивлению власти заключалось в составлении и распространении писем или сочинений, публичных речах, распространении ложных слухов в целях возбудить такое противодействие или сопротивление. Повышенная ответственность, а именно ссылка на каторжные работы на заводы до восьми лет, устанавливалась, если указанное подстрекательство привело к важным нарушениям порядка. В то же время пониженная ответственность была установлена за изготовление без распространения подстрекающих писем и сочинений. Закон расценивал такие действия в качестве приготовления к распространению.

Объективная сторона преступлений данной группы складывалась из совокупности действий: составления и распространения сочинений. Одно лишь составление таких сочинений не образовывало преступления. Правительствующий Сенат в своем решении отметил, что «существенным условием правильного применения …является установление того факта, что составленные … письма или сочинения были распространены составителем их, т.е. сообщаемы или пересылаемы не одному какому-либо лицу, а многим с намерением возбудить всех их к противодействию или сопротивлению властям, так как, очевидно, что только то противодействие или сопротивление предусматривается означенным законом, которое по числу участников в нем, должно быть признаваемо особенно важным и опасным»211.

5. Уложение о наказаниях устанавливало ответственность и за самоуправство. Следует отметить, что нынешнее понятие самоуправства по своему смыслу мало отличается от самоуправства, определенному в Уложении о наказаниях. И в том и в другом случае речь идет о несоблюдении законно установленного порядка защиты своих прав и интересов. При этом Уложение наказывало лишь самоуправство, соединенное с насилием. Кроме того, специально оговаривалось, что если насилие было соединено с побоями, ранениями, истязанием, мучениями или смертью, то необходимой была дополнительная квалификация по соответствующим статьям Уложения о наказаниях (ст. 330).

2. Оскорбление власти.

Вторая глава раздела IV Уложения о наказаниях именовалась «О оскорблении и явном неуважении к присутственным местам и чиновникам при отправлении должности». Глава включала в себя 16 статей (ст. 301–316). Представляется, что преступления данной главы можно классифицировать на следующие группы: 1) уничтожение или повреждение указов, официальных объявлений, гербов и памятников (ст. 301–304); 2) составление и распространение ругательных бумаг и сочинений (ст. 305–308, 310); 3) оскорбление чиновников и иных лиц в присутственных местах (ст. 309, 311–316).

В советской литературе оценивали преступления, содержащиеся в этой главе, как свидетельство «значительно возросшей по сравнению с предшествующим законодательством уголовно-правовой охране бюрократического и полицейского аппарата России…значительное расширение числа составов преступлений против различных представителей административно-полицейского аппарата связано с его ростом, и с усилением его влияния, значимости»212. Во многом такая характеристика носит необъективный и идеологизированный характер. Так оскорбления представителя власти и в настоящий момент расценивается как преступление (ст. 319 УК РФ). В отношении криминализации порчи указов следует обратить внимание на следующее. Во-первых, оглашение и развешивание указов было фактически единственным способом их распространения среди большей части населения. Во-вторых, такие действия расценивались как неуважение к власти213, что не лишено оснований.

Первая группа преступлений предусматривала ответственность за умышленное уничтожение, повреждение или искажение указов, присланных для обнародования или выставления, гербов и надписей, а также объявлений от местной власти или полиции. Отличительной чертой всех этих преступлений являлось то, что наказывались только действия, совершенные только публично или при многих свидетелях. Уложение дифференцировало ответственность и в зависимости от формы вины: практически все статьи указанной группы, за исключением ст. 304, предусматривали ответственность за деяния, совершенные умышлено, а также за деяния, учиненные без всякого умысла либо в пьяном состоянии, либо по невежеству.

Также наказание дифференцировалось в зависимости от предмета преступления. Так за повреждение указов предусматривалось наказание вплоть до лишения всех прав состояния и ссылкой на поселение в Сибирь (ст. 301), а повреждение объявлений от местного начальства и полиции называлось арестом до трех недель или штрафом до 10 рублей. Такая дифференциация была вызвана тем, что под указами понимались только указы от имени Его Величества или указы, данные судебными или коллегиальными правительственными органами.

Под повреждением понималось приведение документов в такой вид, при котором они не могли больше служить далее своему назначению, например, уничтожение, порча, сорвание, или более не соответствовали достоинству власти, например, загрязнение, снабжение неприличными надписями и изображениями214.

Кроме того, к этой группе можно отнести и такое нововведенное Уложением о наказаниях и неизвестное Своду законов преступление, как поругание и искажение памятников (ст. 303). А. Лохвицкий отмечал, «так как публичные памятники у нас могут быть воздвигнуты только с разрешения правительства, то всегда можно видеть в них поругании – неуважение власти»215.

Вторая группа преступлений устанавливала ответственность за составление и распространение ругательных бумаг и сочинений (ст. 305–308, 310). К таким бумагам законодатель относил письма и любые иные бумаги и сочинения, в том числе изображения и рисунки. Закон не уточнял и не конкретизировал, что охватывается понятием «ругательные», он только указывал, что такие бумаги также должны быть оскорбительными для чиновников. Уложение повышало ответственность, если составлялись и распространялись ругательные письма, оскорбительные для высших государственных лиц и мест. Проф. А. Лохвицкий предполагал, что указанные выше оскорбления могут быть нанесены чиновнику даже после его выхода в отставку216.

Необходимо отметить, что в ст. 307 была установлена ответственность за составление и распространение сочинений, заключавших в себе недозволительные суждения о постановлениях и действиях правительства. При этом закон не требовал, чтобы такие сочинения были ругательными или оскорбительными.

Говоря об ответственности за помещение оскорблений в подаваемой в судебное или правительственное место бумаги (ст. 310) судебная практика отмечала, что в данном случае ответственность наступает не за оскорбление должностного лица, а «за оказание этим путем неуважения к должности; поэтому для ее (ст. 310. – П.Ф.) применения безразлично, оскорбилось ли данным действием или выражением самое лицо, на которое оскорбление направлено или нет»217.

В литературе обращалось особое внимание, что преступления не будет когда в наличии есть только составление ругательных бумаг и сочинений. Обязательным условием выступало их распространение, т.е. оглашение, отправка различным адресатам и т.д.218

Кроме составления и распространения указанных бумаг и сочинений, Уложение устанавливало самостоятельную ответственность для содержателей или управляющих, а также иных работников типографий или литографий за напечатание ругательных бумаг и сочинений. Такая ответственность была установлена в ст. 1311 Уложения о наказаниях, и данное преступление относилось к преступлениям, нарушающих постановления о книгопечатании и торговле книгами.

Третья группа преступлений предусматривала ответственность за различные формы оскорбительного поведения в присутственных местах, а также в отношении чиновников. Закон выделял два вида подобных оскорблений: 1) во время самого заседания в присутствии и 2) вне присутствия, но при исполнении служебных обязанностей.

Строже закон наказывал за оскорбления в присутственных местах. Среди форм такого оскорбления можно выделить: высказывание неприличных слов в присутственных местах; ругательства в отношении чиновников присутственных мест; оскорбление словом или действием частных лиц в присутственных местах; подача жалоб и иных документов, содержащих оскорбительные высказывания; подача неосновательных жалоб.

При этом закон предусматривал ответственность за оскорбление не только чиновников, но и частных лиц в присутственных местах (камерах, т.е. комнатах, устроенных для присутствия). Так Уголовный Кассационный Департамент Правительствующего Сената оставил в силе решение Новоржевского Мирового Съезда, который признал виновным Егора Бранта в оскорблении словами крестьянина Михаила Скоморошко во время разбора мировым судьей гражданского дела между ними219. По другому делу Правительствующий Сенат «разъяснил категорически», что оскорбление должно быть нанесено «в камере суда или управления во время присутствия, так как этим нарушается порядок присутствия и должное к нему уважение»220.

Кроме того, Правительствующий Сенат расширительно толковал понятие «чиновник» применительно к ст. 312 и 313, относя к ним любых должностных лиц, как представителей правительственной, так и общественной власти, вне зависимости состояли ли они в каком-либо классе, чине или должности. Так были признаны чиновниками городской голова, член городской управы, мещанский староста, базарный смотритель, член городской оценочной комиссии, член торговой депутации221, волостной старшина222, заведующий военно-конским участком223, городской архитектор224, помощник акцизного чиновника225 и другие должностные лица государственной или общественной службы.

По делам об оскорблении представителей власти во второй половине XIX века сложилась обширная практика. В качестве оскорбительного поведения в присутствии суды расценили, например, действия просителя, который во время рассмотрения его дела в Рыбинском мировом съезде, после произнесения председателем слов: «заседание закрывается», когда еще судьи не успели встать со своих мест, подбежал к судьям и замахнулся на председателя. Аналогично были квалифицированы действия виновного, который заочно (в отсутствие членов присутствия), но в канцелярии присутствия оскорбил членов присутствия226.

Уголовный Кассационный Департамент Правительствующего Сената по делу чиновника Будаевского признал правильным квалификацию его действий как оскорбительных для судебного учреждения, которые он изложил в апелляционной жалобе. Данный чиновник в частности написал следующее: «Суд слушал доклад, да слышать не хотел возражения о подлоге», «решение суда может служить доказательством, как через преступление просто, удобно, легко и дешево приобрести 10 000 рублей», «суд решил дело, не обращая внимания на обстоятельства и законы, а затем вся тягость такой легкой спекуляции падает только на казну»227. По другому делу суд счел оскорбительными слова в адрес почетного мирового судьи, что тот будет отведен в суд «на веревочке»228.

По делу титулярного советника Русанова Уголовный Кассационный Департамент Правительствующего Сената признал правильным решение Московской судебной палаты, которая квалифицировала действия виновного как оскорбление суда и мирового судьи. Русанов в апелляционном отзыве на решение мирового судьи указал, что «г. мировой судья, вместо того, чтобы подчиниться требованиям такого решения, добросовестно разобрать дело, на основании внутреннего убеждения…вошел в неуместные рассуждения о неправильности и недостаточности решения окружного суда». Далее в отзыве в адрес судьи Русанов указал, что судья «ставит себя выше коллегиальных учреждений и такого закона, которому императоры считают нужным присягать при восшествии на престол», «он иску Федосева силился дать такое направление, чтобы он не получил удовлетворения до второго восшествия спасителя на землю»229.

Санкт-Петербургский окружной суд признал оскорбительными слова присяжного поверенного Шпицберга, который в отношении председательствующего в судебном заседании произнес следующую фразу: «бывают маклаки разные, как и господа председательствующие, одни председательствующие бывают справедливые и беспристрастные, другие же придирчивые, мелочные, злобные и мстительные»230.

Вместе с тем, например, Вологодский окружной суд не нашел состава неуважения к суду, наказываемого по ст. 309 Уложения, в словах присяжного поверенного Н.А. Жемчугова, который на неоднократные отводы, сделанные ему прокурором в судебном заседании, заявил, что «на всякое чихание не наздравствуешься». Суд при принятии решения исходил, что инкриминируемые слова Жемчугова являются неудачно сказанную пословицу «ни к селу, ни к городу», а не проявлением неуважения к суду231.

Также Полтавский окружной суд не признал оскорблением слова присяжного поверенного Индустриева в отношении свидетелей, что один «анархический пристав», а другой «земский начальник… особого типа… сходит в сношение с массами населения и ловит в мутной воде рыбку»232.

По другому делу Правительствующий Сенат указал, что «ругаться, по общепринятому понятию, значит или употреблять бранные и поносительные слова, или дерзко и язвительно насмехаться, с тем в обоих случаях намерением, чтобы бесчестить, позорить или унизить лицо, против которого употребляется тот или иной способ оскорбления; низшая ступень оскорбления… есть употребление против кого-либо неприличных выражений, т.е. выражений, не соответствующим или принятым в обществе приличиям, или тем отношениям, в которых говорящие и пишущие лицо состоит к тому, к кому оно обращено»233.

Так бранными и поносительными словами Правительствующий Сенат признал слова исправника Сычевского «вон из комнаты, скотина, пьяница, тебе в конюшне помещаться… зачем пустили сюда этого свинопаса, выйди вон, свинопас, пьяная харя», которые были сказаны в адрес следователя234.

В отношении ряда статей рассматриваемой группы, судебные органы считали возможным признавать преступлением не только умышленные оскорбления, но даже «если виновный мог и должен осознавать, что выражения, употребляемые им в бумаге, поданной в присутственное место, о должностных лицах, на действия которых принесена им жалоба, не могли не быть признаны оскорбительными»235.

Иначе, нежели при сопротивлении властям, относилась судебная власть к вопросу о законности или незаконности действий чиновников, в адрес которых высказывалось оскорбления. Так Правительствующий Сенат неоднократно высказывался, что «для применения постановлений уложения об оскорблении должностных лиц, вопрос о том, были ли законны или незаконны действия должностных лиц, вызвавшие оскорбления, – не имеет никакого значения, и частные лица, виновные в оскорблении должностных лиц, подлежат ответственности и тогда, когда поводом к оскорблению были незаконные действия»236.

Следует обратить внимание, что судебная практика выработала справедливое правило, что дела об оскорбление должностных лиц и учреждений не могут оканчиваться примирением237. Действующая судебная практика допускает примирение сторон по делам публичного обвинения.

Говоря о рассмотренных преступления второй и третьей группы, следует обратить внимание, что данные преступления являлись разновидностями оскорбления. Если ругательства или письма содержали ложную информацию, то деяние уже квалифицировалось по другим статьям Уложения, предусматривающих ответственность за клевету.

Интересно отметить, что популярное в конце XIX – начале ХХ века направление исследования связи преступлений с временем года, не обошло стороной и группу преступлений о сопротивлении и оскорблении власти. Тарновский Е.Н. отмечал, что указанная группа преступлений, по данным российской статистики, редки зимой. В апреле начинается подъем этих преступлений, достигающий максимума в июле, после чего идет их постепенное понижение вплоть до январского минимума238. Объяснению такой закономерности автор не давал.

3. Присвоение власти и подлог.

Третья глава раздела IV Уложения о наказаниях предусматривала ответственность за самовольное присвоение власти и составлении подложных указов или предписаний, исходящих от правительства. Глава состояла из 13 статей, которые можно классифицировать на следующие группы: 1) самовольное присвоение власти (ст. 317–318); 2) составление и использование подложных бумаг (ст. 319–322, 326–328); 3) подделка печатей и штампов (323–325); 4) объявления без разрешения начальства (ст. 329).

1. Введение ответственности за самовольное присвоение власти было новеллой Уложения о наказаниях, которое предусмотрело ответственность за присвоение правительственной и судебной власти. При этом следует иметь в виду, что в Уложении понятие «правительственная власть» означает не власть правительства как некого органа управления, а как власть государственную, а точнее ту ветвь власти, которую ныне чаще всего именуют исполнительной властью. В ст. 318–319 Уложения была предусмотрена ответственность за самовольное присвоение власти, когда: 1) через такое присвоение не совершается иное преступление; 2) присвоение власти было средством к совершению иного преступления; 3) присвоение власти совершено посредством обмана или подлога.

В некоторых научных источниках указывается, что субъектом присвоения власти могли быть только частные лица, а не чиновники239. В других источниках, напротив, указывалось, что субъектом данных преступлений могло быть как частное, так и должностное лицо240. При этом возникал вопрос, как разграничивать присвоение власти и превышение должностных полномочий. В литературе ХIX в. этот вопрос разрешался практически также как и в настоящее время. Так Г.Г. Савич писал, что «в случаях превышения власти должностное лицо хотя и предпринимает служебное действие, выходящее за пределы, коим его компетенция ограничена от компетенции других органов, но при этом не вторгается в иной, несоответствующий его должности круг ведомства, между тем как при самовольном присвоении власти должностное лицо совершает именно такое вторжение в чуждую ему область деятельности и власти»241.

Судебная практика знала интересные случаи присвоения власти. Так по делу Мельмана Сенатом было признано присвоением власти употребление незаконных домашних мер исправления, а именно то, что хозяин лавки подверг своих сидельцев заключению за растрату или похищения вещей из магазинов242.

2. В Уложении о наказаниях достаточно подробно регламентировалась ответственность за подложное составление или изменение (подчистку, подправку или иную перемену) официальных документов (бумаг). При этом, по подсчетам Н.А. Неклюдова, Уложение посвятило подлогу более пятидесяти статей и распространило подлог на письма и бумаги, не имеющие никакого значения (ст. 1537–1538), на вещи (ст. 769–1390) и на сообщение на словах и в письмах различного рода ложные сведения (ст. 593, 598, 626, 1238, 1239, 1447)243. Это указывает на то, что составители Уложения о наказаниях не четко представляли себе юридическую сущность подлога, место подлога в системе преступлений. Н.А. Неклюдов справедливо отмечал, что «такая масса законоположений об одном и том же преступлении не только не облегчает правосудия, а, напротив того, затрудняет правильное применение закона. В существовании подобного количества статей не представляется решительно никакой надобности ни с точки зрения правильной кодификации, ни с точки зрения судебной практики»244.

В связи с этим из норм Уложения о наказаниях крайне трудно вывести общее понятие подлога. Н.А. Неклюдов предлагал определить подлог как заведомо ложное удостоверение какого-либо юридического действия, отношения или права посредством фальшивого документа245.

Интересно отметить, что в отечественной литературе и судебной практике того времени, в отличие от современной, практически не обсуждалось, что является официальной бумагой или документом246. Только Н.А. Неклюдов, излагая общее учение о подлоге указывал, что документ обязательно является письменным актом, «имеющим своей целью удостоверение какого-либо юридического действия, отношения или права», а рассматривая ст. 293 Уложения, указывал, что «официальною же бумагою следует разуметь бумаги, принадлежащие к делам Министерства и исходящие за подписью Министра, его товарища, или Совета Министра»247.

Скорее всего, такое «не внимание» к толкованию понятия «официальный документ» было вызвано тем, что Уложение достаточно конкретно указывало в своем тексте на источник («авторство») этих документов (Император, Сенат и т.д.) и такое указание уже не требовало толковать понятие «официальный документ».

Судебная практика того времени совершенно справедливо не относила к официальным бумагам все возможные документы (договоры, расписки и т.п.), которые исходили от частных лиц248. Ответственность за подделку документов, исходящих от частных лиц (Уложение гласило: «домашним порядком составляемых»), предусматривалась в XII разделе Уложения, который предусматривал преступления против собственности частных лиц.

Говоря об этой группе преступлений, необходимо обратить внимание на следующее. Во-первых, ответственность дифференцировалась в зависимости от вида официального документа, т.е. разграничение составов происходило по предмету преступления. Уложение в качестве предмета выделяло: 1) указы, манифесты, грамоты и другие документы за подписью Государя Императора; 2) указы Правительствующего Сената; 3) официальные бумаги министерств; 4) официальные бумаги губернских управлений и других судебных и правительственных мест, в том числе общественных учреждений.

За составление подложных указов Государя Императора закон предусматривал наказание вплоть до лишения всех прав состояния и ссылки на каторжные работы в рудники без срока.

В отношении последней группы Правительствующий Сенат по делу мещанина Исаева дал следующее толкование: «существенный признак такого рода подлогов состоит в том, что подложный документ имеет вид и свойства исходящего от власти, которая в пределах своего ведомства имеет деятельность, входящую в общий круг управления, порядок коего нарушается самовольным присвоением кем-либо этой власти или составлением якобы исходящих от нее подложных бумаг правительственного характера. Поэтому… говорится о бумагах, относящихся к управлению как по форме и содержанию – указы, определения, постановления, предписания и т.п., — так и по источнику их – от имени губернских правлений и других и судебных и правительственных мест или начальства, или утвержденных законом общественных учреждений…под общественными учреждениями закон разумеет не торговые или промышленные предприятия, находящиеся в руках одного или многих хозяев, а учреждения, коим, в силу закона, вверяется власть по предметам местного управления и на которые возлагаются соответственные сей власти обязанности»249.

Во-вторых, кроме дифференциации ответственности в зависимости от предмета преступления, Уложение предусматривало в качестве привилегированных (смягчающих) обстоятельств, при наличии которых существенно понижалось наказание, следующее: 1) когда подложные документы не были использованы виновным; 2) когда виновный добровольно, по собственному побуждению явится с повинной и тем самым предупредит всякое вредное последствие от преступления.

Уложение содержало отдельный привилегированный состав – ст. 328, в которой была предусмотрена ответственность за предоставление подложного свидетельства о бедности, болезни, хорошем поведении и других подобных сведеньях. Как отмечал Н. А. Неклюдов, в отношении предмета данного преступления, что предметом подделки тут выступают только свидетельства, удостоверения или аттестат, которые, свидетельствуют о бедности, болезни, хорошем поведении и им подобные250. Законодатель считал, что пониженное наказание за подобные подлоги обусловлено тем, что они «не могут иметь важных дурных последствий»251. Вместе с тем, как указывалось в некоторых источниках «такое преступление в некоторых местностях… составляет чуть ли не промысел… были представляемы свидетельства для сбора на погорелое место»252. Подтверждение распространенности подделки свидетельств о пожарах в целях сбора денег на погорелое место можно найти и в художественной литературе, например, у В. А. Гиляровского «Москва и москвичи»253.

Судебная практика выделял три вида подлога, совершаемых частными лицами в официальных бумагах: подложное составление таких бумаг; злонамеренную подчистку, поправку или иную перемену в них; заведомое употребление подложно составленных или измененных бумаг254.

Уложение о наказаниях специально в ст. 327 указывало, что виновных в подлогах, которые, кроме того, использовали подложные документы для совершения иного преступления, подлежат ответственности по правилам о совокупности преступлений.

В судебной практике возникал вопрос о «качестве» подделке официальных документов. Так Санкт-Петербургский Окружной Суд по делу дворянина Колосова указал, что «существенным применением этой статьи (ст. 294 Уложения. – П.Ф.) должно быть то, чтобы составленная подложная официальная бумага по своему значению вполне соответствовала тем условиям, которые необходимо существуют в бумаге настоящей; только в более или менее точном и существенном воспроизведении действительно существующей в известном правительственном или судебном месте, или общественном учреждении, известного рода бумаги может быть признано подложное составление ее, если же род подделанной официальной бумаги в том правительственном или судебном месте, от имени коего она подложно составлена, вовсе не существует, то не может быть и речи о возведении подобного действия на степень самостоятельного преступления»255. Уголовный Кассационный Департамент Правительствующего Сената с таким толкованием не согласился, решение Санкт-Петербургского Окружного Суда отменил и указал, что «при таком ограничении значения этой статьи (ст. 294 Уложения. – П.Ф.) пришлось бы оставлять безнаказанными подобные преступления во всех тех случаях, когда виновный изменил лишь название бумаги или упустил какую-либо ничтожную формальность, установленную или соблюдаемую специально в официальных бумагах»256. И в дальнейшем Сенат неизменно занимал позицию, что поделанный документ не должен был быть полностью идентичен по формальным признакам действительному документу257. Но вместе с тем подложные документы должны были «вообще соответствовали установленным законом и практикою формам официальных документов и вследствие сего могли ввести в заблуждение относительно своей подлинности»258.

В качестве предмета подлога в судебной практике можно встретить подделку расписок почтовой конторы, копии аттестата, метрического свидетельства, повестки от имени выкупной конторы, решение суда и др.259

Уложение о наказаниях содержало специальную норму о подделке каких-либо актов, бумаг, печатей, клейм и штемпелей в целях похищения казенной собственности (ст. 587 Уложения о наказаниях). При этом в статье указывалось, что наказание за такие подделки наступает в соответствии со ст. 319–325 Уложения.

В качестве особого предмета охраны Уложение о наказаниях выделяло гербовую бумагу. В ст. 612–614 Уложения была установлена ответственность за подделку гербовой бумаги и за ее использование. Так, за подделку гербовой бумаги было установлено наказание в виде каторжных работ на заводе на срок от 4 до 6 лет, при этом наказание повышалось на одну ступень, если преступление совершалось лицом, которое было уполномочено правительством на изготовление гербовой бумаги. Использование заведомо фальшивой гербовой бумаги законом считалось мошенничеством и подвергалось наказанию по статье о мошенничестве (ст. 614 Уложения о наказаниях). Проф. Лохвицкий замечал, что законодательством предусмотрен особый порядок продажи гербовой бумаги (казначейством или купцами с особого разрешения правительства) в связи с чем, «сбыть такую поддельную бумагу некому. Сколько нам известно, практика не представляет случаев подделки гербовой бумаги»260.

Необходимо отметить, что помимо главы третьей раздела IV Уложения о наказаниях ответственность за подделку документов содержались и в ст. 1864, 1867–1868 Уложения. Указанные статьи располагались в главе II «О присвоении прав состояния или особых преимуществ или же звания или почетных достоинств, титулов и иных отличий» раздела IX «О преступлениях и проступках против законов о состоянии». Составы, содержащиеся в ст. 1864, 1867–1868, были специальными по отношению к общим составам о подлогах в официальных документах, рассмотренных выше. Их специальность заключалась в предмете преступлений. Предметом в ст. 1864 выступали документы о правах состояния, звании, чине, титуле или знаке отличия, а в ст. 1867 – документы о титуле, гербе или короне. Кроме того, Уложение знало и другой вид присвоения прав состояния – без употребления фальшивых документов, когда виновный просто именовал себя различными ему не принадлежащими титулами, званиями, чинами и т.д.

При этом как обращала внимания судебная практика, что речь в этих статьях шла именно о документах, которые «предоставляли какие-либо права состояния»261.

Строже всего каралась выдача виновным себя за одного из членов Царствующего Дома – до 6 лет каторги.

Однако и этими статьями не исчерпывались положения Уложения о наказаниях, относящиеся к подлогу. А. А. Жижиленко отмечал: «пестрота постановлений уложения о подлоге, их разбросанность по всем разделам этого кодекса, несогласованность их между собой и необыкновенная их многочисленность, достигающая довольно значительной цифры, составляют характерные черты уложения»262. С этим следует согласиться. О подлоге Уложение говорили и в главе о должностных преступлениях, и в главе об имущественных преступлениях, и в главе о преступлениях против общественного благоустройства и благочиния, и во многих иных главах.

3. Статьи 323–324 Уложения в качестве предмета преступления предусматривали поддельные печати Императора, печати и штемпеля («стемпеля», как говорил текст Уложения) судебных, правительственных мест или должностных лиц. Ответственность за подделку печатей и штемпелей частных лиц была предусмотрена разделом XII Уложения «О преступлениях против собственности частных лиц».

Ответственность за подделку печатей и штемпелей была дифференцирована, по аналогии с подделкой документов, в зависимости от вида печати или штемпеля. Ряд авторов отмечали, что в данной статье речь идет не об ответственности за подделку оттисков или слепков печатей и штемпелей, а об их изготовлении как об орудии преступлении263. Такой точки зрения придерживалась и судебная практика. Так Правительствующий Сенат указывал, что «виновным самовольно изготовлено такое орудие, которое может служить для наложения удостоверительного знака какого-либо судебного или правительственного места или должностного лица»264.

Уложение выделяло в самостоятельный состав ответственность за подделку большой государственной или иной печати Его Императорского Величества. При этом наказание за такое преступление приравнивалось к наказанию за подлог императорских указов и манифестов, то есть вплоть до лишения всех прав состояния и ссылки на каторжные работы в рудники без срока. Так же как и при подлоге официальных документов, при подделке печатей и штампов наказание понижалось, если последние не были употреблены, а также, если поддельные печати и штампы не были употреблены.

Объективная сторона преступлений данной группы состояла не только в изготовлении печатей и штемпелей, но и их использование, например, проставление печати на подложном документе.

В судебной практике обсуждался вопрос подделка ли любого штемпеля государственного или судебного органа признается преступлением. Правительствующий Сенат по делу Розенберга разъяснил, что под штемпелем, как предмета преступления, «закон разумеет такого рода знаки, которые, как и печати, употребляются для удостоверения совершения какого-либо действия или события, например, времени получения известным присутственным местом или должностным лицом документа и т.п.»265. Основываясь на такой позиции, Сенат не признал подделку бланков, понимая под ними листы чистой бумаги с заголовками, содержащих наименование учреждения (органа государственной власти), преступлением, так как такие бланки употребляются исключительно для облегчения переписки и не служат удостоверением чего-либо.

Судебной практикой предъявлялось требование, по аналогии с поддельными документами, о том, чтобы поддельные печати или штемпели обладали сходством с оригиналами. Так Правительствующий Сенат не признал употреблением пуговицы и закопченной монеты как употребление печати и штемпеля266.

Необходимо обратить внимание, что в ст. 325 Уложения о наказаниях была установлена ответственность для специальных субъектов, а именно частных мастеров, которые несли ответственность за изготовление печатей и штампов «не по непосредственному от того места или лица заказа», т.е. изготавливали печати и штампы по заказу не уполномоченных на то лиц. Кроме того, в ч. 2 данной статьи устанавливалось, что если таким частным мастерам было известно о намерении употребить заказываемые им печати и штампы для совершения иного преступления, то они несли также ответственность и за участие в таком преступлении.

Кроме того, Уложение содержало самостоятельный состав преступления (ст. 587), который предусматривал подделку актов или иных бумаг, а также печатей, клейм и штемпелей в целях присвоения имущества или использованных при присвоении имущества. В таких случаях ответственность наступала по совокупности преступлений за подделку и хищение.

Субъектами преступлений о составление и использование подложных бумаг, а также за подделку печатей и штампов (ст. 319–328) могли быть только частные лица, так как Уложение в разделе V «О преступлениях и проступках по службе государственной и общественной» содержало специальнаю главу о подлогах по службе.

Подлог документов и печатей, как указал Уголовный Кассационный департамент Правительствующего Сената в 1871 году по делу Пчелина, предполагает наличие умысла, так как «понятие подлога заключает уже в себе непременно намерение ввести кого-либо в заблуждение ради личной выгоды виновного в подлоге, ибо неосторожного подлога быть не может, а подделка документа для шутки не составляет подлога»267.

4. Уложение в качестве самостоятельного преступления выделяло объявление «во всенародное известие» чего-либо без разрешения главного или местного начальника. Данный проступок карался штрафом в размере от 5 до 10 рублей, в случае повторного совершения преступления штраф увеличивался в два раза, а в случае трех и более кратного совершения преступления виновный подвергался аресту сроком до трех месяцев. Как отмечал Старший Председатель Казанской Судебной Палаты в отношении этой статьи, что она подлежит исключению «как ничего не устанавливающая»268. На не применение этой статьи на практике указывал и проф. Н.С. Таганцев269. Некоторые исследователи не мотивируя и без всяких оснований называли это преступление разглашением служебной тайны270. С последним мнением трудно согласиться, так как субъектом рассматриваемого преступления могло быть как частное лицо, так и служащий.

4. Похищение, повреждение и уничтожение документов и печатей.

Четвертая глава раздела IV Уложения о наказаниях предусматривала ответственность за похищение бумаг из присутственных мест, срывание печатей и уничтожение поставленных или приложенных по распоряжению правительства знаков. Данная глава содержала пять статей, которые можно разделить на две группы: 1) умышленное похищение, истребление и повреждение бумаг, печатей и других предметов-доказательств (ст. 330–332); 2) уничтожение или повреждение межевых и иных знаков (ст. 333–334).

1. Предметом преступлений первой группы выступали: документы, иные бумаги, а также вещи и предметы, которые хранились в присутственных местах и которые являлись доказательствами по уголовным делам или доказательствами каких-либо прав; печати и знаки, наложенные по распоряжению правительства или судебных мест.

Представители судебных органов по-разному относились к этой группе преступлений. Одни предлагали преследовать в уголовном порядке хищение таких предметов не только из присутственных мест, но из всякого правительственного или судебного установления271. Другие считали данные преступления разновидностью кражи и предлагали их отнести к соответствующему разделу272. Последним, совершенно справедливо, возражал проф. Лохвицкий, указывая, что похищение документов и бумаг рассматривается не как кража, «потому что означенные вещи сами по себе большей частью не имеют ценности, и цель преступлений – не обращение предметов в свою собственность для корысти, а другая: лишить кого-либо возможности доказать свое право»273.

В отношении толкования «нахождения в присутственном месте» Правительствующий Сенат занял позицию, что под таким местом понимается не только камера (комната) присутствия, но и «вообще нахождение предмета в ведении правительственных властей… в комнате присутствия... в кладовых или даже на открытом воздухе»274. Кроме того, судебная практика признавала, подходящими под данные статьи и случаи хищения предметов, переданных по распоряжение следователя на хранение частному лицу275. Такое толкование было обусловлено, в первую очередь тем, что речь шла о предметах, которые могут служить доказательством преступления или изобличением преступника в связи с чем место их хранения играло второстепенное значение.

В зависимости от целей похищения, истребления и повреждения бумаг и печатей ответственность дифференцировалась. Так, повышенная ответственность устанавливалась, если бумаги или вещи, хранящиеся в присутственных местах, истреблялись с целью скрыть следы преступления. Часть 2 ст. 330 Уложения устанавливала, что если из присутственных мест похищались (уничтожались, повреждались) вещи с целью скрыть или способствовать совершению преступления, наказание за которое предусматривалось в виде лишения всех прав, то такие действия квалифицировались как пособничество.

Указанное преступление могло быть совершенно только умышленно и в указанных выше целях, что подчеркивалось и судебной практикой. Так по одну из дел Правительствующий Сенат указал, что одним из существенных признаков данного преступления является наличие умысла «содействовать сокрытию следов преступления»276.

Кроме того, повышенным наказанием каралось истребление, срыв, повреждение печатей и знаков с целью кражи опечатанной вещи. В ст. 321 Уложения устанавливалось, что такие случаи необходимо квалифицировать как воровство со взломом. Также повышенным наказанием карались действия по истреблению печатей лицами, которым был поручен надзор за опечатанными вещами.

2. В отношении второй группы преступлений рассматриваемой главы необходимо обратить внимание на следующие их особенности. В ст. 333 Уложения была установлена ответственность за умышленное уничтожение или повреждение межевых знаков. При этом межевые знаки могли означать и пределы уездов, и пределы губерний, и даже пределы государства. В качестве квалифицированного вида этого преступления выступало уничтожение или повреждение межевых знаков с намерением передать часть земли иностранному государству. Данное преступление приравнивалось к государственной измене.

Помимо уничтожения и повреждения межевых знаков в ст. 334 Уложения была предусмотрена ответственность за уничтожение или повреждение предостерегающих и других знаков, которое до этого не было предусмотрено в российских уголовных законах. Среди таких знаков закон прямо называл знаки об указании мели, подводных камней, возвышения воды. При этом данный перечень не был исчерпывающим. В данной же статье было сделано особое указание, что если подобные действия предпринимаются с целью подвергнуть разрушению, подтоплению или иным несчастьям какое-либо лицо или селение, или судно, то такие действия должны квалифицироваться как покушение на преступления, которое имелось в виду. Кроме того, в статье прямо указывалось, что виновное лицо в любом случае обязано возместить потерпевшим убытки, причиненные своими действиями.

5. О взломе тюрем и побегах.

Пятая глава раздела IV Уложения о наказаниях наименовалась «О взломе тюрем, уводе и побеге находящихся под стражей или надзором». Глава состояла из 12 статей, в которых детально регламентировалась ответственность за различные виды и способы незаконного освобождения заключенных и побеги заключенных.

Все преступления данной главы можно разделить на две группы: 1) освобождение заключенных и иная помощь бежавшим и осужденным (ст. 335, 337, 344–346); 2) побег (336, 338–342). Основанием для такого деления выступает субъект преступления. В первой группе субъектом является иное лицо, т.е. не сам осужденный, арестованный, заключенный, тогда как во второй группе такие лица выступают в качестве субъекта преступления. Уложение предусматривало более строгие санкции за освобождение заключенных, нежели чем за их побег.

1. Освобождение заключенных Уложение о наказаниях выделяло двух видов: из тюрем и иных мест заключения (ст. 335); во время пересылки (ст.337). В качестве обязательного признака основных составов преступлений выступало применение насилия, квалифицированным признаком выступало причинение смерти и поджог, а в качестве смягчающего обстоятельства освобождения заключенных без насилия. К иной помощи бежавшим и осужденным Уложение относило: а) препятствование поимке преступников, а также бежавших из-под стражи (ст. 344), при этом такие действия подлежали наказанию как сопротивление властям по ст. 291–293 Уложения о наказаниях; б) укрывательство осужденного (ст. 345) и специальный вид укрывательства – укрывательство шкипером с целью увоза преступника (ст. 346).

Следует обратить внимание, что уголовной ответственности подвергались только те, кто укрывал осужденных, приговоренных к ссылке, к заключению в крепости, тюрьме, рабочем или смирительном доме, а по редакции 1966 года если укрывательство сопровождалось сопротивлением властям. В том случае, если укрывательство не сопровождалось такими обстоятельствами, то ответственность укрывателей наступала по общим правилам как укрывателя, согласно положениям Общей части277.

Сами судьи отмечали излишнюю строгость наказаний за многие преступления данной группы278.

2. Ответственность за побег дифференцировалась в зависимости от того, из какого места совершался побег – общее положение (ст. 336), при пересылке (ст. 338), «из-под следствия» (ст. 339), из Сибири и Кавказа (ст. 340), из-за границы (ст. 341), из-под надзора полиции (ст. 342) – и каким способом такой побег был совершен.

Самое суровое наказание в виде бессрочных каторжных работ на рудниках Уложение устанавливало за побег, сопряженный со смертоубийством или зажигательством. За иной насильственный побег предусматривалось наказание в виде каторжных работ на рудниках сроком от 12 до 15 лет.

Необходимо обратить внимание, что побег из мест заключения и во время пересылки (ст. 336 и 338) был наказуем только тогда, когда побег совершали не менее двух арестантов.

Мягче всего назывался побег без насилия из заключения до окончания над лицом следствия или до исполнения приговора (ст. 339). Точнее сказать, совершенно не наказывался. Закон предписывал предпринять к таким лицам применять более строгие меры предосторожности для препятствования ему бежать.

Интересную точку зрения в отношении побегов высказывал проф. Лохвицкий. Он писал, что «невозможно видеть преступления в том факт, когда заключенный, пользуясь оплошностью стражи, бежит. Чувство свободы до того присуще человеку, что требовать, чтобы осужденный на многие годы заключения или то, кто в ожидании тяжкого уголовного наказания сидит в тюрьме под судом, не двинулся бы. Когда ворота отворяются перед ним – значило бы требовать великодушия. Конечно, человек с возвышенными чувствами удержится от побега сознанием справедливости наказания за преступление, а еще более нежеланием подвергнуть тяжкому наказанию стражу. Но из этого только следует, что бегущий не имеет возвышенных чувств, но преступления здесь нет»279. Однако данная точка зрения не нашла поддержки ни в литературе, ни у законодателя, не поддерживается она законом и в настоящее время, устанавливающим уголовную ответственность за побег.

6. О тайных обществах.

Глава шестая раздела IV Уложения о наказаниях носила название «О тайных обществах и запрещенных схотбищах» (ст. 347–353).

Под тайными обществами в литературе предлагалось понимать общества, которые отвечали трем обязательным признакам. Во-первых, они должны иметь организацию, т.е. начальника, совет, собрание, кассу и т.п. Во-вторых, они должны иметь периодические собрания. В-третьих, должен быть устав и определенная цель создания (деятельности)280. Именно по цели создания отличали тайные общества от шаек. Если первые создавались с политическими или социальными целями, то последние для совершения общих преступлений (грабежа, поджога, убийства и т.д.).

Тайные общества подразделялись Уложением на два вида: 1) созданные с вредными целями и 2) не имеющие явной вредной цели, но воспрещенные особым распоряжением правительства.

В свою очередь общества первого рода также подразделялись на две категории в зависимости от целей их создания. К первой категории относились тайные общества, имевшие вредную цель для спокойствия и целостности государства или цель, противную установленному образу и порядку правления (ст. 347). Создание, руководство и состояние в членах таких обществ считалось бунтом против государственной власти, а виновные – государственными преступниками. Кроме того, наказывалось и недоносительство о таких тайных обществах. Ко второй категории тайных обществ со вредными целями относились общества, которые не ставили перед собой целью изменить образ и порядок правления в государстве, но имели целью произвести перемену в государственных, губернских, местных учреждениях или перемену в государственных состояниях или сословиях или достигнуть иную политическую цель без ведома правительства (ст. 348). Создание, руководство, участие в деятельности таких обществ, а также недоносительство о таких обществах признавалось преступлением, но наказание было существенно мягче, чем за аналогичные действия в тайных обществах первой категории и, как правило, ограничивалось ссылкой в отдаленные губернии и места (Енисейскую, Иркутскую, Тобольскую, Томскую и др.).

За создание, руководство и участие в тайных обществах, не преследующих вредных целей, Уложение предусматривало максимальное наказание в виде заключения в крепости на срок до одного года.

Независимо от вида тайного общества к ответственности привлекались лица, предоставлявшие жилье или помещение для собрания таких обществ (ст. 351). Уложение также содержало указание, что имущество тайных обществ конфискуется и подлежит либо уничтожению, либо продаже (ст. 352).

В ст. 353 Уложения предусматривалась ответственность в виде штрафа за образование обществ, которые не имели противозаконной цели, но были созданы без ведома и разрешения начальства. При этом закон прямо исключал из таких обществ собрания для занятия науками, искусствами, словесностью или «для невинных не воспрещенных законами увеселений».

7. Оставление отечества.

Последняя глава – глава седьмая раздела IV Уложения о наказаниях была посвящена ответственности за недозволенное оставление отечества.

Вопросы выезда и въезда, а также поступление на службу в иностранном государстве решались Третьим отделением Собственной его императорского величества канцелярией и Министерством внутренних дел281.

В литературе высказывалось сомнение в целесообразности существования ответственности за недозволенное оставления Отечества. Так, Н. Рождественский отмечал, что «польза для государства от подданных, которых оно принуждает оставаться в его пределах, весьма сомнительна»282. Однако Уложение предусматривало ответственность за оставление отечества в четырех формах:

1) поступление на иностранную службу или принятие подданство иностранного государства (ст. 351);

2) неявка в отечество по вызову правительства (ст. 352);

3) нахождение за границей дольше разрешенного срока (ст. 353);

4) подговор подданных Российской империи к переселению за границу (ст. 357).

Поступление на иностранную службу или принятие подданства иностранного государства трактовалось Уложением о наказаниях как нарушение верноподданнического и присяги. В литературе того времени отмечалось, что для признания данного преступления оконченным требуется, чтобы лицо выполнило все формальности, требуемые законами иностранного государства, по получении подданства иностранного государства, а в отношении поступления на иностранную службу достаточно самого факта вступления в иностранную службу283.

По мнению Государственного Совета, лицо не подлежало наказанию, если докажет что неявка «последовала по независящим от него или по крайне мере уменьшающему вину обстоятельству»284.

В качестве наказания за данное преступление Уложение предусматривало «лишение всех прав состояния и вечное изгнание из пределов государства», а в случае, если виновное лицо вернется в Россию, то оно подлежало ссылке в Сибирь.

8. Преступления против порядка управления содержащие в иных разделах Уложения о наказаниях уголовных и исправительных.

Наибольшее (по количеству) преступлений против порядка управления по Уложению о наказаниях редакции 1845 года касалось вопроса ответственности за уклонение от прохождения воинской службы. В Уголовном кодексе РФ 1996 года такая ответственность предусмотрена ст. 328, в Уложении о наказаниях этому вопросу была посвящена специальная глава «О преступлениях и проступках против постановлений о повинности военной службы» (ст. 534–574), которая находилась в разделе VI Уложения «О преступлениях и проступках против постановлений и о повинностях государственных и земских». Указанная глава состояла из четырех отделений: «О подлогах и неправильностях в отправлении рекрутской повинности»; «О уклонении от очереди рекрутской», «О укрывательстве военных дезертиров и лиц, состоящих на очереди по рекрутскому набору», «О нарушении правил, установленных для приема рекрутов». Фактически основанием группировки преступлений по отделениям выступал субъект преступления. Так, в главе о подлогах предусматривалась ответственность помещиков за отдачу крестьян в рекруты в нарушение установленного порядка. Уложение о наказаниях предусматривало следующие виды уклонения от очереди рекрутской: умышленное нанесение себе увечий; умышленное нанесение увечий другому лицу; объявление себя больным; сокрытие от рекрутства иными способами. Говоря об укрывательстве интересно отметить, что семейство, укрывавшее беглого рекрута, привлекалось к наказанию в виде призыва из этого семейства двух рекрутов за каждого скрывавшегося. Последнее отделение было посвящено вопросам ответственности должностных лиц, набиравших рекрутов. В частности, ответственность несли за принятие рекрута не по возрасту (старого или, наоборот, молодого) или принятие в рекруты с явными недостатками здоровья (хромого, кривошеего и т.п.).

Развитие преступлений против порядка управления по Уложению о наказаниях уголовных и исправительных (редакции 1866 года, 1885 года и другие изменения и дополнения).

За время существования Уложения о наказаниях преступления против порядка управления подвергались неоднократным изменениям. Кроме того, за это время сложилась обширная судебная практика их применения. Анализа и даже системного обзора данных изменений до настоящего времени в литературе не было представлено. В связи с этим, считаем интересным проследить развитие преступлений против порядка управления по Уложению о наказаниях за все время его существования, т.е. с 1845 по 1917 год.

При внесении изменений в Уложении в 1966 году изменилась нумерация статей всего Уложения. Кроме того, в Уложение были включены новые составы и исключены некоторые первоначально существовавшие. Ниже в таблице приведем сравнение редакций Уложения 1845, 1866 и 1885 годов относительно преступлений против порядка управления с указанием на характер изменений нормы285.

Уложение в редакции 1845 года	Уложение в редакции 1866 года	Уложение в редакции 1885 года
Раздел четвертый. О преступлениях и проступках против порядка управления
Глава первая. О сопротивлении распоряжениям правительства и неповиновении установленных от оного властям
283	262 (дополнено примечанием)	262 (уточнение объективной стороны)
284	263 (исключены телесные наказания)	263
285	264 (исключены телесные наказания)	264
286	265 (исключены телесные наказания)	265
287	266 (исключены телесные наказания)	266
288	267 (уточнение объективной стороны)	267
289	268 (исключены телесные наказания)	268
290	269	269
		2691 (введена законом от 15.04.1902)
291	270 (исключены телесные наказания)	270 (дополнение новой частью)
292	271	271 (дополнение новой частью)
293	272 (исключены телесные наказания)	272 (дополнение новой частью)
294	273	273 (дополнение новой частью)
		2731 (введена законом от 10.06.1902)
295	Исключена	Исключена
296	274 (исключены телесные наказания)	274 (до 1909 г., далее отменена и замена ст. 281-1 Уголовного уложения)
297	275	275 (до 1909 г., далее отменена и замена ст. 281-1 Уголовного уложения)
		2751 (введена законом от 2.04.1906)
298	отмены в связи с принятием Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями.
299
300
Глава вторая. О оскорблении и явном неуважении к присутственным местам и чиновникам при отправлении должности
301	276 (исключены телесные наказания)	276
302	277 (исключена часть вторая)	277
303	278 (уточнена субъективная стороны, исключена часть вторая)	278
304	Исключена	Исключена
305	279	279
306	280	280
307	281	281 (до 1903 г., далее отменена законом от 22.03.1903)
		2811 (введена законом от 13.02.1906)
308	Исключена	Исключена
309	282 (исключены телесные наказания)	282
310	283	283
311	284	284 (исключены части 2–3)
312	285	285 (дополнена ч. 2)
313	286 (дополнена ч. 2)	286 (изменение ч. 2 и дополнено ч. 3)
		2861 (введена законом от 22.04.1890)
		2862 (введена законом от 08.03.1906)
314	287	287
315	Исключена	Исключена
316	288 (уточнена объективная сторона)	288 (уточнение объективной стороны)
		2881 (введена законом от 09.05.1911)
Глава третья. О самовольном присвоении власти и о составлении подложных указов и других исходящих от правительства бумаг
317	289	289 (дополнена ч. 3)
318	290 (исключены телесные наказания)	290
319	291 (исключены телесные наказания)	291 (до 1909 г., далее отменена и замена Уголовным уложением)
320	292 (исключены телесные наказания)	292
321	293	293
322	294 (исключены телесные наказания)	294
323	295	295 (до 1909 г., далее отменена и замена Уголовным уложением)
324	296 (исключены телесные наказания)	296
325	297	297
326	298 (исключены телесные наказания)	298
327	299	299
328	300	300
329	301 (уточнена объективная сторона)	301
302 (введена законом от 20.04.1853 г.)	302	302
Глава четвертая. О похищении бумаг или вещей из присутственных мест, сорвании печатей и уничтожении поставленных или приложенных по распоряжению правительства знаков
330	303 (исключены телесные наказания)	303
331	304	304
332	305	305
333	306 (уточнены объективная и субъективная стороны)	306 (до 1909 г., далее отменена и замена Уголовным уложением)
334	307 (новая редакция)	307
Глава пятая. О взломе тюрем, уводе и побеге находящихся под стражей или надзором.
335	308 (исключены телесные наказания)	308
336	309 (исключены телесные наказания)	309
337	310 (исключены телесные наказания)	310
338	311 (исключены телесные наказания)	311
339	312 (исключены телесные наказания)	312 (уточнена объективная сторона)
340	313	313
341	314	314 (редакционная правка)
342	Исключена	исключена
343	Исключена	исключена
344	315	315
345	316 (исключены телесные наказания, уточнена объективная сторона)	316
346	317	317
Глава шестая. О тайных обществах и запрещенных сходбищах		Глава шестая. О противозаконных обществах
347	318 (новая редакция 1874 г.)	318 (до 1909 г., далее отменена и замена гл. 5 Уголовного уложения)
348	319–324 (до 1874 г., далее отменены и замены статьей 318 Уложения)
349
350
351
352
353
Глава седьмая. О недозволенном оставлении отечества
354	325	325
355	326	326
356	327	327
357	328 (исключены телесные наказания)	328 (новая редакция)
		Глава восьмая. О нарушении свободы и правильности выборов в Государственный Совет и Государственную Думу, а также беспрепятственной деятельности сих учреждений
		3281 – 3289 (введены законом от 08.03.1906)
Раздел шестой. О преступлениях и проступках против постановлений о повинностях государственных и земских
Глава первая. О преступлениях и проступках против постановлений о повинности военной службы
Отделение первое. О подлогах и неправильностях в отправлении воинской повинности		Отделение первое. Об уклонении от воинской повинности.
534–551	506–527 ( до 1876 г., далее отменены и замены ст. 506 Уложения в новой редакции)	506–5202 (новые редакции)
Отделение второе. О уклонении от очереди рекрутской.
552–558
Отделение третье. О укрывательстве дезертиров и лиц, стоящих на очереди по рекрутскому набору	Отделение третье. О укрывательстве военных дезертиров	Отделение второе. О укрывательстве военных дезертиров
559–567	528–539 (до 1876 г., далее отменены и заменены ст. 528, 530–531 Уложения в новой редакции)	528 (новая редакция), 530–531
Отделение четвертое. О нарушении правил установленных для приема рекрут.	Отделение четверное исключено
568–574	528–539 (до 1876 г., далее отменены и заменены ст. 528, 530–531 Уложения в новой редакции)
Раздел седьмой. О преступлениях и проступках против имущества и доходов казны
Глава первая. Общие положения
587	554	554
		5553 (введена законом от 09.01.1895 г.)
Глава третья. О нарушении уставов о гербовой бумаге
612	579 (новая редакция 1874 г.)	579
613	580 (до 1874, далее отменена и заменена ст. 579 Уложения)	580
614	581 (до 1874, далее отменена и заменена ст. 579 Уложения)	581
		5811 (введена законом т 24.04.1890 г.)
		5812 (введена законом от 10.06.1900 г.)
Раздел девятый. О преступлениях и проступках против законов о состояниях.
Глава вторая. О присвоении прав состояния или особых оного преимуществ, или же звания, или же почетных достоинств, титулов и иных отличий
1862	1412 (исключены телесные наказания)	1412
1863	1413	1413
1864	1414 (исключены телесные наказания)	1414
1865	1415 (исключены телесные наказания)	1415 (до 1909 г., далее отменена и замена Уголовным уложением)
1866	1416	1416
		14161 (введена законом от 23.04.1893)
1867	1417	1417
		14171 (введена законом от 28.06.1912)
1868	1418	1418

Все изменения, вносимые в Уложение о наказаниях в преступления против порядка управления, можно разделить на следующие группы.

Первая группа – это изменения, связанные с изменением институтов Общей части Уложения. Прежде всего, это изменения в системе наказаний.

Вторая группа – это изменения, обусловленные изменением в государственном и общественном устройстве. Прежде всего, это изменения связанные с отменой крепостного права в Российской империи, а также появление новых органов управления и судебных инстанций.

Третья группа – это изменения, обусловленные корректировкой представлений о конкретных преступлениях против порядка управления.

Четвертая группа – изменения, обусловленные принятием и частичным введением в действие Уголовного уложения 1903 года.

Необходимо сначала остановиться на изменениях первой группы, так как они более относятся к институтам Общей части, нежели к рассматриваемой нами группе преступлений, а, следовательно, для нас менее всего интересны. К этой группе относится изменения системы наказания, в частности отменой законом от 17 апреля 1863 года телесных наказаний и законом от 11 июня 1885 года разделения каторжных работ на рудниковые, крепостные и заводские. Эти законы существенно изменили санкции анализируемых преступлений, однако не касались сути (субъективных и объективных элементов) составов. Изменения данной группы наглядно показаны в таблице выше.

Вторая группа изменений была вызвана корректировкой важнейших социальных и правовых отношений в государстве. Данная группа более обширна нежели первая и затронула преступления против порядка управления в сущностной их части.

Крупнейшим российским общественно-политическим событием второй половины XIX века было отмена крепостного права. Манифестом 19 февраля 1861 года крепостным людям была дана свобода, что повлекло за собой перестройку и корректировку многих государственных институтов. В отношении преступлений против порядка управления влияние отмены крепостного права выразилось в следующем.

Глобальное изменение коснулось пересмотра главы I «О преступлениях и проступках против постановлений о повинности военной службы» раздела VI «О преступлениях и проступках против постановлений о повинностях государственных и земских». В связи с отменой крепостного права в 1874 году рекрутская повинность была заменена всеобщей воинской повинностью, что повлекло за собой в 1876 году полное изменение ответственности за уклонение от военной службы. Вместо четырех отделений: «О подлогах и неправильностях в отправлении рекрутской повинности»; «О уклонении от очереди рекрутской», «О укрывательстве военных дезертиров и лиц, состоящих на очереди по рекрутскому набору», «О нарушении правил, установленных для приема рекрутов», глава стала состоять из двух отделений: и «О подлогах и неправильностях в отправлении военной службы» и «О укрывательстве военных дезертиров». Позднее в 1879 и 1912 году первое отделение этой главы подверглось существенным изменениям и стало именоваться «Об уклонении от воинской повинности». В окончательном виде ответственность за уклонение от воинской повинности выглядела следующим образом.

Перовое отделение главы 1 раздела VI Уложения «Об уклонении от воинской повинности» составляли крайне казуистичные нормы (всего 21 статья), которые были сгруппированы в зависимости от субъекта преступления. Составы данного отделения возможно систематизировать в следующие группы.

1. Уклонение от постановки на воинский учет, которое выражалось в: не выполнении обязанности «приписаться к призывному участку» до 1 декабря, т.е. встать на учет (ст. 506286) и умолчании о том, что лицо не внесено (пропущено) в призывных списках (ст. 507).

2. Неявка на мероприятия связанные с воинской повинностью, а именно:

• неявка для определения возраста по наружному виду (ст. 5071);

• неявка ко времени производства призыва, но явившиеся затем к освидетельствованию до 15 февраля (ст. 508);

• неявка до 15 февраля на освидетельствование, но явившиеся или обнаруженные до 34-х лет (ст. 5081);

• неявка (уклонение) от воинской повинности, но явившиеся или обнаруженные после 34-х лет (ст. 513);

• неявка для исполнения воинской повинности и при этом нахождение за границей (ст. 5142);

• неявка в назначенный срок на сборный пункт (ст. 509);

• неявка в назначенный срок на службу в ополчение (ст. 510);

• неявка лиц, находящихся в запасе, на переосвидетельствование (ст. 5161);

• неявка лиц, находящихся в запасе, на проверочные сборы (ст. 519).

3. Активное уклонение от исполнения воинской повинности:

• уклонение путем обмана, в том числе использование не полагающихся лицу льгот (ст.511);

• уклонение путем нанесения себе увечий (ст. 512).

4. Оказание помощи другому лицу в уклонении от воинской повинности:

• помощь в изувечении (ст. 514);

• путем обманных действий (ст. 5141);

• подговор к уклонению, пособничество и укрывательство уклоняющихся (ст. 515).

5. Непредставление или несвоевременное представление сведений и документов:

• необходимых для учета запаса (ст. 516);

• медицинского свидетельства (ст. 5161);

• необходимых для учета ополчения (ст. 5162);

• об оставлении должности (увольнении со службы), которая освобождала от призыва (ст. 517);

• при оставлении пределов Империи или смене места жительства (ст. 518).

6. Нарушения правил военно-судовой повинности:

• неисполнение правил военно-судовой повинности (ст. 5201);

• неисполнение правил военно-судовой повинности во время мобилизации (ст. 5202).

Ответственность за все случаи неявки на мероприятия, связанные с воинской повинностью, кроме ст. 5142 и ст. 5161, наступала только в случаях, если отсутствовали уважительные причины неявки, на что прямо указывалось в Уложении.

Целый ряд составов (ст. 511, 512, 514, 5141) предусматривали специальную цель – уклонение от воинской повинности или воспрепятствование приему в военную службу.

Отдельные составы преступлений были формализованы, а именно указывались четкие даты, до которой не была исполнена та или иная обязанность (ст. 506, 508, 5081, 5142). В других составах (ст. 5071, 509, 510,5161) срок исполнения той или иной обязанности определялся присутствием по воинской повинности на основании Устава о воинской повинности 1897 года. Нарушение таких сроков являлось основанием для привлечения к уголовной ответственности. Уклонение от воинской повинности признавалось доктриной уголовного права и судебной практикой, как и в настоящее время, длящимся преступление. Вместе с тем, подговор, пособничество и укрывательство к такому преступлению Уголовный Кассационный Департамент Правительствующего Сената не считал длящимися, что и отмечал в своих решениях287.

Обман как способ уклонения от военной обязанности трактовался широко. Правительствующий Сенат отмечал в одном из своих решений: «как видно из самого содержания ее (ст. 511 Уложения. – П.Ф.) подлежат наказанию всякие обманные действия, предпринятые лицом, подлежащим отбытию воинской повинности, с целью уклонения от таковой или для воспользования льготами по отбытию ему не принадлежащими»288.

В этом же решении Сенат дал толкование объективной стороны преступления, описанного в ст. 515 Уложения, которая предусматривала ответственность за подговор к уклонению, пособничество и укрывательство уклоняющихся от воинской повинности. Согласно разъяснению Сената наказанию по ст. 515 Уложения подлежали все лица, которые примут участие в совершении обманных действий для содействия уклоняющемуся от воинской повинности. Причем к такому содействию Сенат относил «явку за другое лицо к отбыванию воинской повинности или подыскание лиц, являющихся за подлежащего отбыванию повинности, так и подговор к учинению сих или иных обманных действий в интересах уклоняющегося от повинности»289.

Большинство преступлений данного отделения предусматривали в качестве наказания денежные взыскания либо лишение свободы (арест или заключение в тюрьму) на непродолжительные сроки – до 1 года. Самое строгое наказание, до двух лет тюрьмы, из рассматриваемой группы преступлений, Уложение предусматривало за уклонение от отбывания воинской повинности и обнаружение таких лиц после достижения ими 34-х лет (ст. 513). В случае, если лицо при этом находилось за границей, то наказание увеличивалось до 2,5 лет тюрьмы (ст. 5142). В связи с небольшими, как правило, наказаниями в литературе высказывалось мнение, что «проступки, влекущие лишь денежные взыскания, с большим удобством могли бы быть изъяты из ведомства суда и отнесены к ведомству администрации»290. Иными словами высказывалось мнение о переводе таких преступлений в разряд полицейских (административных) правонарушений.

Система преступлений, предусматривающих ответственность за укрывательство военных дезертиров (второе отделение главы 1 раздела VI Уложения), в 1876 году была сильно упрощена. Количество составов было сокращено в 3 раза – с 9 до 3. Уложение стало пре­дусматривать общий состав, устанавливающий ответственность за укрывательство военных беглецов (солдат или матросов) и чинов запаса, уклоняющихся от призыва (ст. 528). Специальный состав предусматривал ответственность евреев, укрывавших военнослужащего из евреев (ст. 530). В качестве самостоятельного состава устанавливалась ответственность за подговор к уклонению от военной службы или дача средств для уклонения от такой службы (ст. 531). При этом следует обратить внимание, что подстрекательство к побегу или иному уклонению от военной службы наказывалось в два раза строже, чем сам побег или уклонение.

Отмена крепостного права также повлияла и на иные составы преступлений против порядка управления. Так восстанием против власти стало считаться возмущение крестьян против волостных и общественных управлений, а возмущение крестьян против своих помещиков и владельцев перестало считаться таковым (ст. 267 Уложения). Также была отмена ст. 295 Уложения, которая предусматривала ответственность государственных крестьян за ослушание, непокорность, упорство и неисполнение распоряжений волостного и сельского начальства, но без явного сопротивления. В ст. 262 (неповиновение власти) было добавлено примечание, которым оговаривалось, что ответственность по данной статье наступает и для лиц, которые подстрекают крестьян к неисполнению обязанностей, возложенных на них Общим Положением о крестьянах.

Вторым крупным внутриполитическим событие, которое повлияло на преступления против порядка управления, было введение института мировых судей и утверждение 20 ноября 1864 г. Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями (далее – Устав о наказаниях). Так, статьи

...