Hannibal ad Portas — 6 — На слишком близких берегах
Қосымшада ыңғайлырақҚосымшаны жүктеуге арналған QRRuStore · Samsung Galaxy Store
Huawei AppGallery · Xiaomi GetApps

автордың кітабын онлайн тегін оқу  Hannibal ad Portas — 6 — На слишком близких берегах

Владимир Буров

Hannibal ad Portas — 6 — На слишком близких берегах






18+

Оглавление

  1. Hannibal ad Portas — 6 — На слишком близких берегах
  2. Ганнибал у ворот — 6 — На слишком близких берегах
    1. Глава 2
    2. Глава 3
    3. Глава 4
    4. Глава 5
    5. Глава 6
    6. Глава 7
    7. Глава 8
    8. Глава 9
    9. Глава 10
    10. Глава 11
    11. Глава 12
    12. Глава 13
    13. Глава 14
    14. Глава 15
    15. Глава 16
    16. Глава 17
    17. Глава 18
    18. Глава 19
    19. Глава 20
    20. Глава 21
    21. Глава 22
    22. Глава 23
    23. Глава 24
    24. Глава 25
    25. Глава 26
    26. Глава 27
    27. Глава 28
    28. Глава 29
    29. Глава 30

Ганнибал у ворот — 6 — На слишком близких берегах

Мы и так вечны, важно лишь понять, кто мы.


Только дайте, мои дорохгие-хорошие, от премии-то отказаться! — больше ничего во всей своей жизни не хачу-у!


Мы верим только тем памятникам, которые живы.


Мы люди большого полета.


Человек нового времени — после Потопа, как минимум — это человек с рассказом о прошлом в голове — априори.

— Я дома?

— Ты, как обычно после пьянки, опять ничего не помнишь?

— Я пью?

— И не только.

— Не знал.

— Честно?

— Я никогда не вру.

— Тоже честно?

— Ась?

— Без ась, без хер-ась, пожалуйста.


Я приподнялся на локте и сказал:

— Вы не понимаете, дуры, я посланник Джона Ди.

— Он никак не помрет, попросил тебя, чтобы прислал нас для этого дела.

— Какого дела?

— Вы не знаете, мистер, чем мы здесь занимаемся?

— Да вы, что? Конечно, нет!

— А надо было.

— То, что было, дети мои, так и не сплыло.


— Я пока посижу тут, а вы поищете спуск.

— Куда? — Ол.

— Я знаю, куда, пойдем, — ответила Ла. Хотя откуда она может знать, где я бывал до нее, если только уже задним числом сама там не побывала.


Едва я прикоснулся к ручке входной двери бара, как она исчезла, потом и сам бар.

— Что? — спросил кто-то во мне, что было так страшно, что ясно — это не я.

— Боишься? — опять начал он свою серенаду.

— Если только ты Ким Филби.

— Я не интересуюсь покойниками.

— Он уже умер?

— Как и ты.

— Все умерли в результате катастрофы?

— Для вас, да.

— Вы — Другие?

— Есс!

— И можете жить без пива и креветок?

— Вот из ит?

— Теперь ясно, что вы точно — не-мы. Но вот зачем мы соединились — непонятно.


— У меня было открытие, — вспомнил я, присев на ступеньки, неизвестно для чего оставляемые после разрушения древних крепостей, — надо его вспомнить.

— Скажи какое — мы подумаем.

— О чем?

— Как его применить.

— Нет, не могу.

— Тогда, может быть, кого-нибудь ограбить? — спросила одна из них, но не стал даже допытываться, кто из них был первой, а кто:

— Точно также ничего не знал.


Тут появилась Ал-2 с бутылкой ближне импортного сухого и не очень большой индейкой в соответствующей лапе.

— Нам этого вина не хватит на такую большую курицу.

— Что такое ку-ри-ца? — спросил я.

— Ты не знаешь? — удивилась Ол, нежно касаясь зубками ее пышногрудого мяса.

— Я, наверное, не буду, — сказала Ла.

— Ибо?

— Она боится располнеть, — ответила за всех Алла Два.

— Это оскорбление? — спросила Ла, ибо такой склонности никогда не имела.

— Именно поэтому, милая, тебе не на что обижаться, — сказал я, и добавил, что теперь только понял, что по ошибке не выбрал литературу, а выбрал физику, химию, математику и биологию, — что.


— Да? — спросила Ал-2.

— Я занимался ей — не можете не поверить.

— Миллион лет до нашей эры? — спросила Ол.

— Миллион лет до нашей эры, — ответила Ла.

— Да, — согласился я. — Поэтому мне не надо ничему учиться. Кроме, как физике, математике, химии и биологии.


— С помощью литературы можно найти выход к морю? — спросила Алла Два, на которую не смотрели, как на прислужницу только потому, что пока решили:

— Раньше работала мамочкой в публичном доме, — а

— Они здесь были? — не знал даже я.

Поэтому не стал вмешиваться в их еще не очень далеко распространившуюся логику.

— Что?

— Боюсь ошибиться, но я ничего-о не-понима-ю-ю!

— Если ты действительно занимался литературой, — сказала Ол так, что на нее обиделся:

— Неужели ты не помнишь, как влюбилась в меня после всего?!

— После всего? Нет, не помню. Помню, что ты хотел стать президентом США, но тебе предложили руководить только лабораторией его анализов.

— Хотелось узнать: кого его, — но не стал.

— Он работал под прикрытием профессора биологии, — сказала Алла Два, влюбив меня в себе в еще более близком будущем, — пока?

— Не мог.


Все замолчали, но я сказал:

— Идем туда, — и махнул лапой в сторону Кусковского парка.

Мало кто промолчал — основная масса:

— Усмехнулась.

Ол сказала, что ей уже начинает нравится на Новых Берегах.

— Почему? — спросила Ла.

— Трудно поверить просто так, что через несколько миль нас встретит Кусковский Парк — даже, как Парк Юрского Периода, — но я надеюсь!

— Да, я тоже, — согласилась Ла.

— Можно я тоже буду участвовать в конкурсе? — поинтересовалась Алла Два, которую я раньше путал с Малышкой на Миллион, может быть, часто, авось даже иногда.

И только сейчас понял, что не знаю, кто это такая.


В принципе ничего особенного, что известно не всё, а только часть, и даже более того:

— Только часть половины.

Уже у поворота мы обернулись, и увидели, что бар опять стоит на месте. Прения возникли только по поводу того:

— Был ли он на самом деле? — голоса разделились поровну. Но тут вышел из-за угла шотландский кот шоколадного цвета, подошел поближе и поднял лапу, присев около iмоей ноги.

Мы вошли, но швейцар на входе, да, был, но уже убитый.

— Можно подумать, что его убили, когда мы ушли, — сказала Лар.

— Я думаю, раньше, когда бар исчез, — сказала Оль.

— Я тоже, — сказала Алла.

— Что? — не понял я.

— Пока еще не приняла решения.


— Может быть сделаем ставку, что сейчас заиграет музыка? — спросил, но не я.

Кто? Все обернулись, но было уже поздно.


На этот раз я точно по, — нет всё-таки не почувствовал надо сказать, — пусть будет:

— Понял частью души, — что мы:

— Пришельцы.

— Мы не неместные, — подтвердила и одна них.

— Это больше или меньше, чем сказал Сэр, — поинтересовалась другая.

— Здесь может каждый сам выбрать, какую ему лучше принимать позу после обеда, а какую после кабака в Ялте, — отрезюмировала Алла Д.


Действительно, опять повеяло ветром, но не видимым даже кожей, что мы находимся:

— В стороне от всех.

— Что значит, — сообщил всем, — не можем выполнить ни одного своего желания.


Продолжение из сна

— Ухожу от погони. От тех, кто считал меня своим. Я? По-моему, нет.


Я увидел в окружающем пространстве, угрожающую именно мне опасность. И побежал.

— Ты куда, Оди-с-Сэй?!

И так это, совершенно без шуток, у всех оказались такие окрысившиеся сморщившиеся злобой лица, что не только сомневаться уже не приходилось, но и вообще:

— Даже изумляться.


Удивительный поворот событий, как в страшном сне, если бывают другие.

Откуда эти ужасные объятья.

Я побежал и спрятался в одной из беседок Кузьминского Парка. Их не было, но какие-то другие люди, в лунном свете у озера решили зарыть контейнеры. И было до ужаса ясно:

— Далеко не с золотом.


Ночью вода начала прибывать, и я поверил, что это возможно. И возник не кстати вопрос:

— Дурак и пришелец — это одно и то же?

И понял только:

— Ай эм.

На восходе увидел, что Москва если и есть, то так далеко, что невооруженным глазом уже не видно. И не подверг безумному сомнению, что Москва — это город не только на море, — но и:

— Среди моря.

Точнее, сомнение было, но не до такой степени неприличное, что:

— Половина-на половину — это самая близкая от нас правда.


И да, я не стал делать плот, как Робинзон Крузо, — а:

— Взял готовый. — Их не было несколько, чтобы имелась возможность выбрать — один. — Но и:

— Один в поле воин.

Мысли:

— Куда плыть не было, ибо до такой степени еще не привык к однообразности, что в любом направлении привычно.


Через три дня увидел впереди сооружение, как из другого мира:

— Слишком много в нем было ненужного железа.

— Откройте!

— Пароль?

— Я не знаю.

— Правильно! — закричали они и засмеялись, — и неясно: ответ был, или привета не было.

На стену вышел их начальник и почти радостно пропел:

— Считаю до трех, если не уберетесь отсюда — стреляю?

— Я не уверен, что у вас есть патроны именно к этим ружьям.


— Именно к этим? — начальник крепости посмотрел на замок ружья, повернув его поближе к морде. Но тут же опомнился и сказал, что здесь: — Довольно-таки давно никто не ждет писем!

— Не понимаю, почему вы кричите на меня? — спросил Леха.

— Алексей? — но это и был тот последний вопрос, который я успел поймать на лету, как навсегда уходящую натуру, — или:

— Наоборот: мы только что вернулись к истине.


И в ответ на повторный прицел Алексей показал портрет Ван Гога, но без притворства, что сам только в первый раз его видит.

Не поверили, этот тип на стене пролепетал:

— Не надейся нас обмануть, ты, да, научился-таки рисовать, но ненамного лучше, чем май сан, только что поступивший во второй класс.

— Рипит ит, плииз, мистер — если вы мистер — а если товарищ, то не прикидывайтесь хоть знатоком Ван Гога, который с вами не был абсолютно знаком.

— Говорить по-английски?

— Да, можете, так как всё равно никто ничего не поймет.


На стене решили, что Леха говорит всё-таки правду о еще быстро текущей на той стороне Земли жизни, так как они не знали и этого. Чего именно, пока так и не осознали, но:

— Был, было что-то новое почти радостно раскукарекались два охранника, которые еще до прихода командира крепости очень скучали на стене, так как и не могли понять до сих пор, от кого, собственно, надо защищаться, если здесь всё контролирует только одна банда, а ей и так оплачивают все услуги, вплоть до секса за собственные женские ресурсы.


И прочитал им первую заповедь, которую нашел выгравированную ножом на спинке одного из кресел рулевого:

— Старайтесь не упустить своего уплывающего счастья.

— Ладно, — согласился их начальник, — читай вторую, авось пару минут добавим тебе на раздумье.

— Вторую? Я пока нашел только одну.

— Он не почтальон, а он украл этот корабль.

— Я не сказал, что я почтальон, я сказал, может быть, на ваше счастье, я почтальон.

— Он врет.

— Пошел на принцип.

— Не будем ему мешать.


— У меня письмо к начальнику местной милиции.

— Полиции?

— Мэй би.

— Теперь ты прав, ибо милиция — это только.

— Ми — мне, — пояснил второй.

— Поли, — обрадовался второй на стене, что ему опять дали слово, — для всех доступная работа.

— Не нет, — поправил его другой, — а: защищаю любую справедливость.

— Любого, — опять вмешался то ли первый, то ли второй, ибо считать уже можно.

— Да, с любой стороны, — сказал поднявшийся на стену начальник крепости.

Он добавил:


— Ты можешь пройти внутрь крепости только по двум причинам.

— Огласите, пожалуйста, первую, — сказал Алексей.

— Она же, скорее всего, будет и вторая, ты должен быть, назначенным сюда новым капитаном по делам своего оперуполномоченного ведомства.

— Как вас понимать? — хотел спросить Алексей, — но передумал и согласился.

— Ваши условия? — спросил начальник города-крепости.

— Царицу Савскую хачу.

— Будет!

— Я пошутил, — хотел добавить Алексей, но решил, что тогда вообще уже ничему не поверят.


Многие подходили к нему, чтобы пригласить потанцевать, во время и даже после ужина. Но вынужден был констатировать, что никто не понял даже в шутку:

— Приму всех, но, — добавил, — не всех сразу.

— Не так быстро, ковбой, — сказал ему шериф ночью по время прогулки по ночному городу среди лесосеки.

— Да, я вас слушаю.

— Ты должен создать.

— Приходы по всему лесу? — хотел опередить его Алексей.

— Не так быстро, создай хоть один, но свой.

— Я составлю список, кого возьму с собой.

— Кроме тех, кого уже успел оприходовать?


Тем не менее, удержать напор времени не удалось. А одна из девиц, пригласившая его на рандеву для деланья ребенка, прямо так и спросила:

— Надеюсь, полковник, у тебя сейчас большая зарплата?

— А что? — как обычно сразу не понял Алексей.

— На случай алиментов спрашиваю.

— Ах! это, — успокоил он ее, — я всё еще капитан.

— Почему?

— Нет протеже.

— Насчет папы как?

— Он не умел раскрывать подставные кражи.

— Чё так?


— Никак не мог понять — зачем?!

— Действительно, я тоже так думаю: пусть будут.

— Да? Это почти гениально, но у меня врать редко получается.

— Не можешь соврать даже, что не занимался онанизмом в детстве?

— Простите, вот даже тут я не сразу понял, в какую сторону надо врать.

— Да-а, это, как минимум, не очень гут так. Ты не понимаешь одной вещи, Алексей.

— А именно, мэм, чуть не забыл, как вас тетерь называть?

— Ты что?

— А что?

— У тебя астигматизм даже на лица?

— Да, не всегда полностью различаю.

— Ты точно должен стать полковником, иначе на всех внебрачных детей у тебя не хватит денег.


Тем не менее, понял, что пришла вторая. Как? Сейчас объясню. Впрочем, нет, лучше позже — как Оноре де Бальзак:

— Ей самой.

И получил по мордасам за то, что не узнал ту, которую любил больше, чем преждевременную.


Наконец, ему удалось опять впихнуться в тоже, что и было:

— Пост-средневековое время, и уйти подобру-поздорову в свой кабинет, предупредив дежурного, чтобы больше сегодня никто не обращался.


— Конечно, наврали, — сказал он самому себе, что каждый более-менее приличный человек — что значит, в звании капитана и до подполковника, должен трахать всех, кто попросил все первые три дня, или, как минимум до понедельника. Но лучше сделать, как просят, чем потом считать недостачу.

В принципе, это, действительно легче, чем того, кто украл у соседа мотоцикл, — ибо:

— Все могут.

Почему нет — непонятно.


Наконец, всё-таки выгнали за ворота крепости и даже дали лошадь, что пришлось вспомнить дедушку, который хотя и был не абсолютно родным, но любил. Из чего следует, что люди настолько обездолены на Земле, что вынуждены вспомнить всё, — а именно:

— Где-то за пределами уже закончившегося предложения, — а всё равно жизнь намеревается возродиться.


— Мне.

— Вот из ит?

— Вы что-то хотели спросить? — вторая.

И не понял еще, что сделал открытие — если сказать кому-то не тому:

— Даже не засмеют — скажут по соответствию мемуаров Владимира Высоцкого:


— Никогда, капитан, ты не станешь майором.

И ответ, уже готовый с детства:

— Я, как папа, хочу дослужиться до подполковника.

Почему не полковника — непонятно?

— Нет, есть объяснение: он ничего не делает, а только слушает, что говорят другие.

— Зато снимает сливки.

— Я боюсь ожирения, хочу быть высоким и достаточно стройным.

— С такими замашками надо только одного опасаться.

— А именно?

— Чтобы не посчитали не очень умным.

— Не переживайте — это моя обычная маскировка.


— Кстати? — спросила одна, — вы не серийника ищете?

— Не слушайте ее, — как обычно сдала подругу Галя, — это ее коронный способ, рассказать вам то, чем не знаете, но оно вам нужно?

— Про серийника, да, — ответил Алексей, — ибо я должен написать о нем.

— Кандидатскую?

— Докторскую-ю, — впервые в жизни — кажется — решил пошутить Леха, но хотел тут же поправиться и извиниться за тактность только в одну, свою сторону — не успел.

— Если вы капитан, то доктором и даже кандидатом не можете быть априори, — сказала Даша.

— Почему?

— Им отрезают, — сказала Галя — барменша.

— Член?


— Пока что только умственные способности, но член, если он слишком длинный. У вас, кстати, какой, вы измеряли?

— Вижу, — спокойно — и кажется — уже давно покраснел капитан — договориться по-хорошему нам не удастся, придется заковать кого-нибудь в наручники.

— Закови — или как это будет — себя, кэп, а мы всё скажем, — сказала Даша, которая заканчивала пятый курс в этом году, хотя не всего помнила, какого именно инститтута.

И это неудивительно, так как и я не могу запомнить ни одного учебного заведения, где не учился, — так только:

— Санитарно-гигиенический, или:

— Скрупулезно-политический, — сантехнический?

— Не бывает.

— Согласен.


— Разрешите прикурить?

— Извините.

— И правильно, капитан, у нас чужие не курят.

— А свои? — спросила Даша, — в рот не берут, что ли? — добавила.

— Это верно, — ответила Галя, — зачем тогда и жить, если ничего не делать.


— Я, — понимаете, — я прибыл издалека, сделайте мне что-нибудь.

И они сразу обе, но не до конца, а только немного:

— Разделись, — дальше?

— Плати-и!

— Я — простите — сказал не кого его, а что-нибудь хорошее подайте, — объяснил им как можно популярнее.

— Мы давно неодушевленные, — одна. Другая:


— Хотите проверить.

— Просто так?

— За жареную картошку с Киевской.

— Плюс сложный гарнир.

— Насколько сложный?

— Как обычно.

— Ей хозяин запретил подавать больше, чем из четырех бывших живых существ.

— Чего вы от меня хотите, милые леди? — Алексей наконец откинулся на спинку кресла, которым здесь был стул, хотя и немного резной, и зеленый в светлую сторону.

— Мы не понимаем, кто вы такой.

— Я — детектив.

— Приехал Из-За?

— Да, здесь все простые менты, а детективы — это те, кого мы давно ждали, — добавила уже вторая.

— На трахтенберг мы, разумеется, не напрашиваемся.

— Почему?

— Нам запрещено с иностранцами.

— Почему?

— Обидят.

Вторая:


— Пообещают, а потом так и не трахнут.

— Неужели это — так обязательно?

— Желательно.

— Нет, нет, именно обязательно, сэр, — объявила Даша.

— Она права, я только не хочу торопить события. Сегодня только она отведет вас в банкетный зал — я, как в песне:

— Ми подождем.


Пока куковали Киевскую в кипящем масле, повариха чуть не сошла с ума, но, к счастью, оказалось:

— От счастья, — как она выразилась: такое и, оказывается, бывает.

Хотя упали только розовые жалюзи, которые — тем более — еще не были даже закреплены на самом окне, а так и валялись пока в углу, так как всё остальное место было занято фигурантами этого дела:

— Вином, пивом, соками, минералками.

Хотя у Алексея появилось устойчивое мнение, что видел эти жалюзи висящими на окне.

— Уже? — удивилась Даша, пока не одеваясь полностью, так как надежда на повтор еще не так быстро таяла, чтобы надежда полностью уступила ей место поля боя среди развалин этого Парфенона бутылок, пакетов и лишних стульев.


Вечером они уже обнявшись пели:

— Поезд уходит в далека

Скажем друг другу прощай!

Если не встретимся — вспомни!

Если приеду — встречай-й.

И Алексей, как ни тряс головой для виду, что отгоняет кошмары будущего с этими ледями — не мог понять:

— Что я здесь делаю, ибо — ясно — шел куда-то, — а:

— Оказался почему-то здесь.

Но для — нет, не успеха своего предприятия, а для:

— Смеха, — предложил им прокатиться куда подальше.

— Поедем на реку! — крикнула Даша.

— Что такое — Рэ-Ка? — переспросил Леха.

— Ты не знаешь, что такое Ре-Ка? — заржала Даша так, что он подумал: лошадь.

И даже:

— Стоило ли удивляться после всего, как сама, без какой-либо подсказки с его стороны, вставала в стойло к неведомому пространству лицом, а нему — кажется — задом.

— Хочешь узнать, что я видела? — неожиданно спросила она сама, а он только колебался: стоит ли раньше времени обострять отношения.


— Совершенно ясно, — сказал Алексей, — что раньше я бывал здесь, но когда — не могу пока понять.

— Что? — спросила Даша.

— Что, что вы ляпнули, сэр? — крикнула ему чуть ли не в ухо вторая:

— Наташа? — вы не ошиблись, сэр.

— Это не похоже на пляску на Лысой Горе? — спросила, заглянув ему в глаза, эта — как её — Даша.

— Прости, милый, но здесь уже давно не живут обычные люди, — прошептала на ухо Да.

— Ты?

— Я притворяюсь.

— Притворяешься быть, или не быть?

— Повтори, пожалуйста, еще раз — пока не поняла до конца, чего ты хочешь.

— Не притворяйся.

— Не могу, привыкла.


И всё же одна шепнула почти на ухо в темноте:

— Ты ищешь серийника?

— Ищу.

— Что?

— Кого?

— Кто прекращает нашу жизнь преждевременно, — сказал, как уже привык: правду и только правду, Алексей.

— Ты Акилла!

— Да, А-Килл.

— Но не Билл, — надеюсь.

— Это хороший псевдоним для того, кого все знают, — ответил Алексей.

— Если ты сыщик, то не местный, наверное?

— Информация о моем прошлом уходит из меня, как время отсчитывает свой конец на Земле.


— Ты теряешь связь с космическим кораблем, на котором прибыл, — сказала одна, вторая:

— Это обычное дело для всех, кто прибывает сюда, не подумавши предварительно.

— О чем? — не совсем понял Алексей.

— О том, что естественно, хотя и позорно, — сказала На.

А Даша подтвердила:

— Что назад уже никогда не вернешься.

— У меня есть надежда.

— Какая?

— Что время Там, где жил счастливо, течет в обратном направлении, и надеюсь, поэтому, что к тому времени, когда сделаю здесь всё, что можно для вашего спасения, оно наполнится настолько, что можно будет вернуться.

— В вечность?

— Мы и так вечны, важно лишь понять, кто мы.


— К сожалению, теперь уже ясно, что вы сэр, мы не можем измениться! — так рявкнула Даша, что было ясно:

— Не только давала почти всем, кто просил, но и сама была весьма назойлива в этом деле.

Леха так и сказал:

— Скорее всего, вы думали, мэм, что таким образом можно спастись от смерти.

— Нет.

Глава 2

— Я имею в виду, подсознательно.

— Никогда не думала.

— И знаете почему? Вы уже шпроты в банке.

— Мы привыкли. И да, не повышай-те на меня голос, так как если между нами и было что-то общее, то запомни:

— Ты этого не помнишь, да, да, да.


— Я вынужден был пойти на это, чтобы выяснить, не является ли сексодром тем способом, который и направляет человека по пути к совершенству.

Ибо и понять надо, что.

— Человек не один, — да.

— Втроем, по-вашему, тоже можно? — спросила Нат.

— Думаю, это будет слишком большая нагрузка на мою нервную систэм.


— Хорошо, мы кинем жребий, кто начинает и будем дежурить у твоей постели, — одна.

Вторая:

— Скажи с кого начинать?

— Я буду делать это интуитивно.

— Ну, значит, опять всё Дашке достанется!


— У тебя была хоть какая-то наводка? — спросила Да, когда они вышли из реки, заплатив предварительно ночному сторону, чтобы плавать не просто так, а в бассейне.

В той же реке с течением, но огражденной плавучими дорожками со всех четырех сторон.


Утром, после открытия кафе начался спор между некоторыми, решившими, бассейна не было и другими в лице одной из них против другой, так как Алексея еще не было.

— Я помню, как прыгала в воду со стороны реки, — сказала Даша.

— Этого не может быть, — сказала Наташа.

— Почему?

— Этого, — как говорит Алексей, — не может быть никогда, потому что.

— Я даже сейчас вижу перед собой здание лодочной станции на горе.

Они поехали туда, но здания на том же самом месте не было.

— Невероятно, — ахнула даже Нат.

— Почему? — Да.

— Я его видела.

— Как я?

— Думаю, с другой стороны.


Они так запутались, что выпили всю большую бутылку итальянского вермута, и теперь выбирали вариант, как об этом сообщить Алексею, чтобы этот инопланетянин:

— Заплатил! — так хлопнула ладонью, что другая не выдержала и повторила тот же грохот, только упал на этот раз не стул, а стол, ибо сломалась одна его самодельная лапа.

Человек, заказывающий эту мебель ошибся — надо было купить заводскую. Но сообщили о имеющейся яркой с красным цветом расцветке — поздно:

— Он уже заплатил аванс мебельной фабрике.

Дурацкие ошибки, — даже так нельзя сказать, ибо у любого человека на Земле должна быть выдержка, как у летчика-испытателя:

— Только перед самой Землей выходить из пике.


Алексей сразу попросил стакан минералки.

— Ты чё запыхался?

— Кого убили?

— Пока? — одна, но она и была сегодня одна, Нат.

— По моим сведениям одного уже грохнули.

— И он здесь?

— Да.

— Она, или он?

Алексей задумался:


— Пожалуй, она.

— Значит, это Дашка, она до сих пор спит в банкетном после вчерашней пьянки.

— Это шутка?

— Давай проверим, — и пошла через кухню направо в банкетный зайчик, из-за его надменно малой величины.

Да и потому, что бывал банкетным только на Новый Год, — а так: не более, чем склад. Хотя иногда в него прятались невесты, чтобы их подольше не мог найти жених со свадьбы.

Одну так и не нашел, но она и отвалила прямо на автостоянку таксистов, и, несмотря на то, что была баба здоровенная и русская до Бред-Питовости, — немец с черными волосами обходивший ее до этой замужественности, — не беспокоился:

— Родит и немцев, больше похожих на немцев, чем он сам на русских.


Удивляет только:

— Зачем ей, дуре, надо прощаться с таксистами, среди которых больше дураков, чем их нет.

Ответ пока неизвестен. Деньги уже не нужны, если они всегда уже будут, а вот капитальный трахтенберг — возможен, — но для этого еще надо его хотеть. Им, имеется в виду.

Значит, эта корова, действительно, расслабляла русских настолько, что немцы решили не мечтать больше, — а:

— Тоже испытать это счастье: чтобы:

— Все!


Леха тоже загорелся, чтобы попробовать, если дают, но испугался видеть ее даже по описанию:

— Чё-то ее то?

— А именно, мистер, или тебе нравятся только такие, как я Малышки на миллион? — зевнула Дашка, как назвала ее чуть ли не:

— Какашка, — Нат, по восприятию самой Да.

— Мой папа, — продолжила она, — скоро скупит за дешевый бесценок всё местное санитарное ведомство.

— Что будет? — как обычно невесело спросила Нат.

— Тогда посмотрим, что будет.

— Что?

— Мы будем командовать всеми ресторанами.

— Твой папа командовать, а мы?

— Разводить крыс, чтобы получать жалованье за их сохранность, но и нашу необращаемость на сие миро-приятие, так как они?

— Да?

— Свои, дура!

— Я боюсь крыс, — Леха.

— Ты, бой, будешь только добивать тех, кого они не доели.

— Крысы?!

— По-твоему, они не могут обожраться?

— До какой невозможности?

— Ты меня спросил?

— Да.


— Разрешение?

— Вчера ты мне не предлагала этого, а всё больше.

— Она это любит, — Нат, — чтобы нет было, как да.

— Неправда, я люблю наоборот.

— А именно?

— Да, да, да, — и даже еще одно, — Да?

— Зачем лишнее?

— Чтобы проверить его сверх возможности.


— У вас здесь есть баклуша?

— Да, — Да.

— Какая? — Нат.

— Глубокая.

— Да, — Да, и да: нам одеваться?

— Нет, — ответил Алексей, имея в виду, что купальники надо надеть сразу, так как может оказаться, потом негде.


И когда они разделись — оказалось:

— Голые.

Народ? Подъезжал и подъезжал.

— Одеться? — не спросил Алексей.

— Не-а!

— Почему?

— Они нас видят, — одна. Другая:

— Они нас не видят.

Нужно, конечно, спросить, почему? Спрошу.

— Когда?

— Когда будет время.

— Сейчас?

— Нет.


Они пытались раздеть и его — бежать:

— Некуда, — Леха сорвался, и покатился с крутого берега без задержки в реку.

— Холодная?

— Нет, наверху теплая. Прыгайте!

— Не-а.

— Там водятся акулы!

— С другого берега ты не вернешься!

— Спасибо за напоминание.


— Принеси нам подарки, если что, — прошептала Да, но На спросила:

— Ты очень неуверенно предлагаешь ему своё внимание — он может сорваться с крючка.

— У меня?

— У тебя, меня он не любит, так как тебя.

— У меня не сорвется. И да: я думаю, мы снимаем учения.

— Да, мне тоже кажется, что будет намного страшней, — Нат.

— Ты серьезно — именно это чувствуешь?!

— Да, начинаю, правда, только.

— Я — нет, хотя и понимаю: чё-то будет не совсем однозначно хорошее.


— Смотри, он прыгает уже с другого берега.

— Это не он. Почему ты думаешь, что это он?

— Потому что там больше некому быть.

— Он идет на наш плавучий крейсер, как торпедоносец.

— Скорее, как сама торпеда.

— Как думаешь, такие люди бывают?

— Судя по тому, что вчера мы побывали в прошлом — не знаю.

— Думаю, это он.

— Кто, этот, как его?

— Да, явился — не запылился.


— Акула! — неожиданно закричали на берегу справа, и некоторые тут же побежали к лесу.

— Можно подумать, они готовились заранее, — сказала Даша.

— Кино, наверное, снимают, — сказала Наташа.


Катер, на котором быстро, как акула ехал Леха врезался в берег с такой силой, что и не показавшись было абсолютно ясно:

— Это он сам и плыл, — но кто в это поверит с первого раза? — вопрос есть, потому что я верю.

Мы спустились вниз и приобрели себе забесплатно шашлыки, которые все бросили, потому что боялись умереть от ужаса с полными животами, как сказала одна девочка сразу двум мальчикам:


— Никогда не спешите становится первыми в очередь.

— Почему? — первый.

— Потому что нас много, а ты одна.

— Нет, потому что нас много, а вы у меня одни единственные.

И оказалось, что этот разговор вели не другие трое, а эти же самые, Нат, Да и Алексей, — но он был девушкой в длинном платье с цветами и похож при этом на:

— Рыбу-Кит, — они в приличного вида джинсах — одна Вранглер, другая Монтана, — и ничего уживались, хотя — можно подумать со стороны — не узнавали друг друга, или узнавали, но:

— С трудом, с трудом.


Скорее всего, как Танька из моего детства, не понимали, что такое пол, но понимали, что разница есть, как она описана в Библии:

— Писающие стоя и нет.

Замешательство было недолгим, Леха засмеялся, как обычно:

— Своим дурацким смехом, — и стряхнул наваждение, как листья в сентябре: легким движением бедер и лап — разноцветные ракушки, которыми он уже зарос, — попадали, как елочные игрушки с только что закончившегося Нового Года в виде его многочисленных праздничных палок.

— Вот из ит, палок-к?


— Что ты там искал?

— Где?

— На том берегу.

— Мне поручено расследования киллеризма, получившего большое распространение в этом городе.

— В этом районе города?

— Почему именно?

— Ну-у, если везде, зачем так далеко ездить.

— Кстати, ты на чем прилетел? — Да.

— На метле? — На.

— Приехал на автобусе.

— Вот из ит — авто-бус.

— Не думаю, что ты можешь ни на чем не ездить, а так.

— Как так? — не совсем понял Алексей.

— Решил прибыть сегодня в наше расположение, а нате-с вам-с — уже здесь, — Нат.

— Все так, — почти не смущаясь ответил Алексей.

И добавил:


— Возможно, конечно, вы еще не переросли свои предрассудки, и думаете, что лучше заплатить за автобус, чем.

— Чем?

— Что, что?

— Чем рисковать тем, что может не сбыться.

— Ты считаешь, мы платим за автобус, — Нат, — так как.

— Да, боитесь заблудиться.

— Это простая, но далекая дорога, — сказала Даша, — километров десять будет, поэтому.

— Меньше, — сказала Даша.

— Нет, милые леди, не поэтому, вы интуитивно боитесь заблудиться во времени.

— Пожалуй, он прав, — кивнула одна другой, — мы не знаем точно, сколько до сюда ехать.


Алексей сделал им серьезное замечание, что обращаться к нему в третьем лице можно, но только, когда не будет находиться в присутствии.

— Вы думаете, из-за этой ошибки, мы не сможем добраться отсюда до дома? — одна.

Вторая:

— Может быть, только одна из нас не сможет?

— Точно! — обрадовался Алексей, что можно подумать, именно потому, что не пришлось лишний раз думать.

— Ты кто вообще? — спросила одна из них уже в баре, вся мокрая от дождя, так как вторая.

— Где?

— Пропала!

— Мы можем насладиться успехами, пока ее нет, — невозмутимо ответил он.


— Как? Ты купил мне новое платье, чтобы я могла обсохнуть?

— Есс!

— Темно-зеленое?

— Болото с тиной.

— Я хочу дымчато-салатовое.

— Надо говорить в таких случаях чуть раньше.

— Как я могу исправиться?

— Невозможно.

— А всё-таки?

— Надо подумать. Ты вообще понимаешь, что всё хорошее, нужное людям, можно достать только у Бабы-Яги?

— Так-то, нет, но догадываюсь, что согласна.


Она принесла бутылку Брют, спрятанную у нее где-то на кухне, что можно думать в отсутствие директора поймала на чем-то поваров, и теперь эксплуатировала их обратную сторону Луны:

— Честность, — в угоду своим сверхприбылям в виде завтрака, обеда и ужина только красной рыбкой высоко плывущего поплавка.

— Ты всерьез думаешь, что семга плавает выше горбушки и кеты?

— Я имею в виду умственно.

— Они думают, ты думаешь?

— Я давно не думаю.

— Почему?


— Ты как с Луны свалился — здесь — ибо здесь никто не работает официантами и барменами, раньше не пройдя практику проституции.

— Почему?

— Опять? Ну, хорошо, объясню: барменов мало, официанты зарабатывают мало, а необъезженные еще проститутки получают.

— Много?

— Больше, чем обычно.

— Я обязан сделать вывод — ты только среагируй.

— Можешь ли ты быть прав — ну-у — не вообще, а хотя иногда, как в частности?

— Тогда скажу, — значит:


— Да, — продолжила она, — все здесь проститутки. Были, а многие даже сейчас еще продолжают — хотя и мало уже — получать за это деньги.

— Тогда скажу второй мой вывод: люди настолько полюбили проституцию — из-за долгого внедрения Каю Маю и Фидю Эю здесь, что почли за приветствие иных миров все — как один — пройти ее тренировку.

— Не так тренировку, как просто обычное счастье обычного человека, получившего, наконец, взамен какое-то наслаждение в виде этой простой и естественной его радости.

— Про парно-копытность забыли совсем?

— Нет, думаю, нет, ибо это, как топливо для того космического корабля, на котором ты сюда — не знаю, как правильно молвить русским языком:

— Прискакал, — нет?

— Скорее всего, именно это правильно, потому что дорога эта далеко-далеко не однообразна.


— Я не верю, что ты инопланетянин, — сказала, входя Даша.

— Я сам не всегда в это верю, но по логике иначе не может быть.

— По логике?! — ужаснулись они.

А одна даже восхитилась:

— Мы думали, что не будешь настолько глуп, чтобы разочаровать нас на таком простом ответе, и даже без вопроса.

И одна из них даже посоветовала сама себе:


— Не могу простить себе, что дала тебе, как обычному дураку за бесплатно.

— Могу тебя успокоить: я ничего такого, особливого, не почувствовал.

— Мы не обязаны летать вокруг тебя, как бабочки Владимира Набокова, — согласилась с подругой и Даша. — И вот даже нельзя сказать точно: не она ли саму себя и продолжила?


— Я пойду, — сказал Алексей, — пока дисбаланс между нами не нарушился полностью.

— Не думаю, что ты сможешь по-прежнему жить на два дома, — сказала Даша.

— Я думаю, у него еще нет здесь дома.

— Я тоже его не вижу, но, думаю, что уже есть.

— Откуда?


— Ему приготовили заранее.

— Пути отхода?

— Почему отхода, думаю, наоборот, прихода сюда и, более того, без возврата.

— Я такой беспрецедентности не понимаю, — сказал Алексей. — Навсегда, завсегда, ибо и сказано:

— Время не имеет значения, — сказали они хорошо, как заранее отрепетированную программу.

Но мысль, что и они За-летные — сегодня не зашла даже в гости.


Но я подумал — на пути представления полковнику милиции, как его капитан — что всё-таки было на Земле:

— До того? — получил тут же подачу вопросом:

— У тебя на сколько реакций делится каждая?

— Вот ду ю сэй, мистер, э-э, Яблок-офф, — если не ошибаюсь, Сер-Сер, — или, как это у фас будет?

— В фас?

— В профиль-ь.

— У тебя, вообще, как с логикой, нормально?

— В порядке.

— Ответь, пожалуйста, на вопрос.


— Сначала на первый, потом на второй, или наоборот?

— Почему подполковник не может никак не случится полковником?

— Мы могли и не встретиться.

— Посмотрим, достанешь ли ты мне, капитан-капитан улыбнитесь, золотую рипку со дна морского.

— Она должна утонуть?

— Уже оприходовалась.

— Пропала девушка, господин полковник, и никто до сих пор не может понять, в каком месте морского дна она живет?

— Господином ты меня называть не можешь.

— Даже тет-а-тет?


— Обязательно подслушают. Проше, проще надо быть, Алексей, и называй меня лучше подполковником.

— Подслушают?

— Нет, все уже и так знают, что моё заявление на прямую претензию иметь эту должность давно лежит, где надо.

— Под сукном?

— Нет, к сожалению, под бархатом. Не хотят давать ходу на самом почти что высоком уровне.


— Скорей всего, это будет продолжаться целую вечность, — Алексей. — Но я могу вам помочь. Буду называть один на один, как вы просите: герр полковник.

— Ты думаешь, я шпион?

— Все шпионы, так-то.

— Лучше не надо, ибо: не подслушают — так ты сдашь.

— Никогда.

— Под пытками?

— Бывают?

— С кого-то всегда надо начинать.

— Хорошо, давайте наоборот, я буду называть вас капитан.

— Зачем?

— Так будет дружнее: два капитана.

— Да, нет, Алексей — это тоже глупость.


— Ну, как хочешь, друг! — и так хлопнул подпола по плечику, что Сер-Сер едва не сел в кресло подчиненного без приглашения.

— Ну, уж нет, так просто я своего места не отдам, — и провел Лехе Мельницу.

В результате Леха сам занял место подполковника, но не стул, а сразу стол, переломив его пополам.

— Сделать сможешь?

— Как было?

— Нет, как было уже поздно — он сломался совсем, а сделай так.

— Как?

— Купи новый.

— Под залог чего?


— Я должен выдать тебе подъемные для поиска Сэр-Ика, — потратишь на новую мебель для кабинета.

— Не могу.

— Почему?

— Приучен обновлять только свой кабинет.

— Он и будет твоей, — сказал начальник.

— Так вы всё-таки уходите в министерство?!

— Министерство — это рай.

— Туда не всех пускают?

— Разумеется.

— Почему?

— Мы здесь наживаем, а они — там — тратят.

— Тратить тоже: надо уметь.

— Я — по-твоему — не смогу?


Алексей поехал в военный городок — ВГ — договариваться о снятии за бесплатно в аренду спортзала под тренировки боксеров. Оказали серьезное сопротивление. Но пришла одна культ-турист-ка в одном месте, чуть пониже тонкой талии — хотя и не совсем — и предложила не только быть, но и:


— Стать? — уточнил Алексей.

— Да.

— Тогда, да.

Когда узнал, что референт-шей, — отказал. Когда узнал, что свою зарплату референт-ши она будет отдавать в фонд накопления для оплаты за спортзал в виде фойе кинотеатра:

— Вынужден согласиться.

— Почему такой скромный ответ?

— Бьюсь, на всё вместе у меня может не хватить сил.

— Можно платить в душе, после тренировки.

— Если я правильно понял — это то, о чем я думал?

— Да.

— Почему вы так уверены?

— Здесь больше вообще ни о чем не думают.

— Всё остальное идет автоматически?

— Нет, не совсем там, ибо всё остальное уже стоит на месте, так как специально для этого дела и остановлено.

— Так быстро?!

— Такой приказ.


— Кто дал, Сер-Сер, ибо я его здесь и замещаю, а он не давал.

— Вы обращаетесь в себе на Вы?

— Только не часто.

— Редко.

— Очень редко. Когда сам понимаю: я и есть.

— Ник Сер?

— Пока у меня не было побед, поэтому именно Сер-Сер.


Узнав, что она дочка командира дивизии — передумал, сдал ей за деньги фойе, а она его получила за бесплатно, из-за чего вышел реверанс в сторону перевеса денег над разумом.

Одно было не совсем ясно: откуда всё-таки взялись деньги вообще? И ответ, — ее, имеется в виду:

— Были еще до нас.

Алексей повторил:

— До наз, — но всё равно до конца не всё узнал.


— Вся суть победы, — пояснил он Ире, — чтобы не проиграть слишком много до того, когда понадобиться уже выигрывать.

— Так можно?

— Почему нельзя?

— Ну-у, я думаю, это жульничество.

— У тебя серьезная проблема с распознаванием реализма.

— И его релятивизма? — такую книгу сейчас читает папа.

— Какой год?

— Не так давно, ибо раньше он сам преподавал Канта.

— Что это значит?


— Что-то значит, относительно того, что можно укрыться не только за горами и долами.

— Во время войны.

— Да, лучше, ибо разглашать тайну этого открытия не имеет смысла во время учений.

— Да.

— За Посылкой.

— С колбасой?

— Можно и так сказать. Но относительно пространства существует еще пространство и оно:

— Невидимое, — согласился Алексей.

— Ты знаешь?!

— Это и есть я.

— Ты?!


— Если ты не врешь, — обрадовалась она через некоторое время, и имеешь одновременно сексуальные способности хоть на:

— Йоту? — почти улыбнулся герой.

— Роту, — поняла она правильно, но согласилась пока что на взвод.

— Ибо, — как она пояснила, — они же ж когда-то и отдыхать должны.

— Будут работать в четыре смены, — автоматически ответил Алексей, не совсем еще соображая над чем и над кем будет происходить это самое:


— Раб-от-ать-ь!

— Ать?

— Есс.

— Нет, не есс, не мерседес, и не ать, а ать-два, три, четыре, пять, — чтобы, как на конвейере.

— Неужели ты такой же робот, как Чарли Чаплин?

— Могу — если что — ударить и ногой по жопе, если будет хандрить или халтурить.


Несмотря на совершенно противоположные способности валила мужиков-парней — претендентов поступить в этот кружок умелые руки — через одного и даже чаще.

— Бьет, как молотом, — только и восхищались не все, ибо остальные, пока лежали в нокауте — забывали, о чем шла речь в предыдущей группировке.


Тем не менее, Алексей объяснил ей, что вхождение в одну и ту же реку дважды отличается от обычной:

— Непроворотицы.

— Чем?

— Это пространство победы надо каждый раз искать заново.

— Я умею, честно! — и хотела тут же показать это на деле, но он думал уже, как завороженный, что это будет необыкновенный секс — оказалось:


— Удар, — намного ниже головы, хотя и выше колен.

— Успел? — только и спросила она, когда он сел на задницу без шпагата, так как забыл, что его надо уметь делать, — но встать всё равно.

— Пока не получается? — и протянула ему лапку.


И он уже готов был затащить ее постель, — как ему уже причитается по ее расчетам, но не мог пока решиться.

— Чё?

— Что?

— Боюсь, что мы вместе будем представлять ту Медузу Горгону, которая незапланированно раздвоилась на голову и хвост, который ей отрубили.

Глава 3

— Хорошо, но сначала ответь мне: ты хочешь умереть?

— Да.

— Да, да, — или: да, придется?

— Первое.

— Точно?

— Сейчас поверил окончательно.

— Ты думаешь, Данте после смерти написал своё открытие Ада и последующих за ним модификаций?

— Пока еще не могу принять окончательного решения, как он это сделал.

— Но ты думаешь: всё конец, или пока всё-таки:


— Прощай Солнечная Система?

— Скорей всего — это и есть моё задание, как местного робота: узнать: уже всё или еще дожидаться придется?

— Что это значит?

— Агрессия, существующая на Земле — продолжается ли в Космосе, или постепенно уменьшается, по мере от нее удаления?

— Если нет?

— Значит, будет применен вариант Омега.

— Что это значит? Кирдык для всех бесповоротный?

— Если, да, значит, придется умереть еще раз.


— Так ты уже, что ли?!

— Ну-у, не в Земной же ж оболочке я сюда прорвался.

— Уже не вопрос?

— Для людей нормалис — обычных — это преобразование пока еще невозможно. А так-то, да, мир намного больше, чем людьми наблюдается.

— Это давно известно, но пока еще никто не смог доказать обратного.

— Какого обратного?


— Имеется доказательство, — ответила она уже с тарелкой бутербродов — два с сыром и три с колбасой — существует реакция под названием Происхождение Жизни, что и человек может в живых покинуть Землю, но она четырехступенчатая, и пока никто не понимает, что это значит.

— И ты знаешь такого человека? — спросил Алексей.

— Да, одного знаю.

— Кто это?

— Не знаю.

— А?

— Вот в том-то и дело, милый, что ты его знаешь!

— Не может быть! Я только прибыл, и можно на двух пальцах сосчитать всех, кого я знаю, но кого здесь нет.

— Значит.


— Да, продолжайте, пожалуйста, так как я всё равно уже мало что понимаю.

— Ты уже был здесь!

— Да ты что?!

— А что?

— Я этого не помню.

— Вот это-то как раз и хорошо, ибо из-за хорошей памяти люди привыкли жить только прошлым. Ты сможешь!

— Будущим?

— Нет, тоже прошлым, но без примеси настоящего, мешающего взглянуть правде прямо в глаза.


— В любом случае, я не смогу раздвоиться.

— Да, я знаю, надо найти того человека, который и сейчас.

— Думает?

— Да.

— Вы думаете, такие Хомы еще встречаются?

— Да, одного я знаю.

— Ты с ним?

— Нет, пока боится, но я добьюсь, что трахнет.

— Почему до сих пор?

— Боится, что привяжусь к нему, а мой отец использует его открытие для производства ракет малой дальности, как.

— Как большой, — сказал Алексей и добавил: — Думаю, это только прикрытие.

— Насчет ракет?

— Да, им, как и всем остальным надо знать только одно: как люди могут покинуть Землю без потери памяти о прошлом.

— Неужели это так обязательно?! Я, например, всегда могу найти новых лейтенантов для удовлетворения их потребностей, как своих.


И, да: его уже ищут два дня и пока не могут найти.

— Так бывает?

— Нет.

— Тогда почему?

— Не знаю, остался только один вариант, но он настолько маловероятен, что никто не хочет его проверять.

— И это?

— Тюрьма.

— Это очень логично, почему, — нет?

— Ему пятнадцать лет, — и с организованной преступностью не связан.

— Уверена?

— Потому что ее здесь нет.


Алексей узнал, что ученому пятнадцать лет, и отменил свой план попасть на Зону, в качестве невинно осужденного, чтобы найти его, ибо по показаниям его памяти, оставшейся — как в прошлом — на комете, которая периодически фигурировала в районе видимости с Земли — конечно, вооруженным американским — с украденной в России:

— Кстати, вместе с ученым, технологией, — телескопом, — глазом.

Как зашифровано — так я прямо и записал, чтобы — в случае чего — не поняли недостаточно посвященные. К тому же:

— Мне всё ясно, — как ночью божий день.


И Алексей пробрался к нему, когда этот ученый, открывший позитронный переход на планету прошлого, которая фигурировала с незапамятных времен рядом с Землей, и так близко, что можно было смотреть на нее перед сном, — и:

— Молиться, — работал учеником в лекальном.

И.

Специально провалил экзамен в школу милиции, испугавшись в темноте своего же выстрела. И вот так:

— Отгадать, что это: внедренная в земное время информация, которой всегда найдется место с тончайшим инопланетным оборудованием, или Алексей на самом деле всё забыл, уверенный:


— Надо?

— Напомнят!

Но только вышел из этой купели, как человек, уже знающий, кого надо искать.

— Но где? — вот в чем вопрос, как ужаснулся Гамлет, когда понял, что только он один и может узнать ответ на него.


И уже готов был принять неотвязное предложение Сер-Сера, что надо внедриться в банду, чтобы попасть на Зону, — и там, следовательно:

— Всё уже будет.

— Что, собственно? — он даже остановился, как вкопанный перед мостиком, куда забрел неизвестно зачем.

Ну, не может же быть, что он вот-вот перейдет в двенадцатый цех?

И сделал облегченный вывод:

— Просто в закрытый, — а это девятый.

Скорее всего, на сборку, чтобы быть, как — далеко не все — но, как все белые люди в белом халате!

Не рассчитал, что не только он сам обладает такой стеснительностью, что не сможет за просто так принять подарок судьбы, но и сам герой поиска.

Тем не менее, Леху сразу направили на сборку в девятом — он, нечаянно, по дороге к выходным кабинам узнал, что там намедни — что значит:


— Лет через сорок, — умер уже один человек, пришедший из армии, и обрадованный тем, что будет в белом халате работать, однако:

— Паяльником, — а то, что от этого паяльника идет вредный, как яд, дым — не понял, так как и не было принято верить таким вещам, что на вредную работу могут поставить без намордника. — Но вот то, что человек сам его снимет за невидимостью опасности — забыл подумать.

Передумал, отказался от блатного бело-халатного места, что значит:


— Не зря, ох, не зря не взяли в сыщики, хотя и только из-за того, что испугался в темноте пистолетного выстрела.

И то этот испуг удалось уловить только хронометром, а так-то чуть не грохнул стрелявшего, из чего, впрочем, тот и определил главным образом:

— Испугался!

Что — в общем-то — правильно, но это и значит, что надо сначала хорошенько разозлиться, чтобы:

— Победить.


Из-за всех этих так близко к цели лежащих расстройств Алексей опять зашел в бар, но с намерением:

— Только попрощаться.

И.

И увидел его. Но и здесь сработала странная привычка людей — после долго отсутствия:

— Не узнавать друг друга.


— Почему ты думаешь, что прав? — спросил Леха.

— Дак, именно поэтому.

— А именно?

— Ты понял, что я тебе объяснил?

— Нет.

— Ну вот, и все — нет.

— Значит, ты прав?

— Да.

— И такова вся твоя логика?


— Да, сэр, если вы сэр, а если нет, то не очень ясно, зачем и спрашива-ете-шь.

Чтобы понять меня — вы должны понять, что здесь идет сознательная фильтрация истины.

— Ничего не может просочиться даже? — Алексей.

— Да.

— А ты, как тогда проперся.

— Я не проперся — как ты мелешь — ибо это и вообще невозможно.

— А?

— Да, именно Б — я там уже родился!

— Человек — так сказать — с Бульвара — этих, как их?

— Это пространство и время нельзя обозначить видимым спектром.

— И Земля — значит — по-твоему.

— Да, захвачена.

— Кем, захватчиками? — Алексей.

— Да, но этими, которые позиционируют ее, как.

— Как?

— Как всегда такой и бывшею!

— Ты возмущен, что это не так?


— Возмущен, что никто этого не понимает, что Земля — Другая-я!

— Вот так даже, как Атлантида, что ли?

— Нет, это и есть именно Атлантида.

— Какое главное отличие? — Алексей вынул блокнот, чтобы записать этот важный ответ.

— Бессмертие.

— Но Атлантида умерла.

— Да, так можно думать, ибо очень уж велика глубина ее падения.

— Будем искать?

— Ищете, я уже разочаровался.


— Но ты знаешь, что у тебя нет другого пути?

— Так-то, да, но видимо, подождать придется.

— Где по-твоему надо искать вход в истину?

— Рядом. Между:

— Небом, Землей, дорогой, деревьями, ветром и затишьем.

— Если твои разработки находятся на всё еще этой стадии, э-э, разработки, то уже ничего не успеем сделать.

— У вас есть сведения о совсем уже близком Конце Света?

— Нет, но как вынужденная мера — будет.

— Что ж — это близко к истине, но далеко от понимания ее человеком, — как и:

— Было?

— Не думаю, что всегда.


Алексей пошел к начальнику колонии, что, мол, так и так:

— Надо отпустить одного зачем-то осужденного.

— Не больше, чем на два дня, — ответил хромой уже Ник-Ник, бывший раньше — хотя и считалось тогда:

— Уже, — хромым, и как сообщали любознательным: в какую-то одну из войн.

— Что будет через два дня? — Алексей.

— Проверять приедут, все ли ста еще здесь.

— Я могу побыть за него, если что.

— Да?


— Да.

— Ты умеешь делать такие же фокусы, как он?

— А именно?

— Ты должен сам знать, что именно им надо.

— Даже так.

— Да, ибо этот парень уже доказал, что человек сам.

— Да, я согласен с ним — сам точно не знает, чего ему больше хочется: иметь ту, которую уже имел, или, наоборот.

— Следующую?

— Следующих уже скоро не будет — только предыдущую.

— У меня не было предыдущих, — ответил учитель физики на гражданке, а здесь фильтровальщик человеческого материала на пригодный к дальнейшей разработке, или уже можно с уверенность записать:


— Пусть останется здесь, на Земле, как на Зоне, и мечтать дальше, чтобы назначили банщиком, чтобы без зазора трахать голубых, вынужденных здесь быть серыми, — а нет:

— Ясно, — ответил Алексей, — второго суда уже не будет.

— Да, банщик или повар — это предел его полетов не только во сне, но и.

— Да, и на Марсе — также, как Луне апостолу Павлу.

— Ась?

— Что?

— У нас — в наз — в физике такого закона по названию нет.

— Это не у вас.

— Он тебе сказал?

— Данте.

— Врешь!

— Нет, просто еще не всё забыл, поэтому кое-то спутал — это был всё-таки Павел.


— Смысла не вижу в этих рассуждениях, — сказал Николай Николаевич, — ибо пусть они и правдивые даже, но нам все равно же — даже без запрета партией и правительством — не понятные.

— Мне тоже сказали, да, но добавили, что не абсолютно.

— Он?

— Есс.

— Ох! я встречу того духа-а!

— Значит, он здесь всё-таки?

— В Шизо. Нет, нет — это шутка.


Леха вышел с зоны и по задумчивости зашел в соседний магазин для приезжих к осужденным, если кто забыл купить колбаски побольше, чтобы осталось и вечным — даже после пенсии — зекам:

— Охранникам, — шмонающим недостачу.

И продавщица, чем-то ему знакомая, но уже прилично потасканного вида, подмигнула незаметно даже вооруженным видеокамерой подсмотрелкой, — как:

— Стрелкой на часах, — что значит, скоро обед, выйду, подожди, авось и трахнешь:

— Опять? — даже возразил он сам подсознательно.


И оглянулся, куда можно спрятать, но она рассмеялась:

— Не надо усложнять то, что и так уже находится за пределом нашего обычного представления.


Он вышел, сел на скамейку нарочно спиной к выходу из магазина, так как уже с:

— Не-поступления с первого раза в школу милиции, — тренировал волю, делая то, что очень не хочется и даже боязно.

Неужели здесь люди сидят по случайно открытому каким-то дикобразом открытию:

— Двадцать лет спустя, — как сегодня?!

— Точнее, наоборот, — угадала его поиски истины в уме подходящая красавица.


— Ты накрасилась? — только и смог почти равнодушно ахнуть Алексей.

— Это не я.

— Брось, брось, вижу, что ты.

— Ну, хорошо, кто я? — спросила она и тоже села — так сказать — рядом, ибо прямо ему на колени.

— Э-э, Галя!

— Может, Валя?

— Нет, нет, точно, ты Даша.

— Неужели я была такой некрасивой?


— Я тебе куплю сарафан Монтана, как заработаю побольше денег — будэшь!

— Проституткой, что ли? Нет, это не по мне, я сама привыкла трахать всех, кто еще не понял, чего, собственно хочет.

— Не могу понять, как ты сюда попала.

— Но понимаешь, как отсюда выйти?

— Да, дойду — здесь недалеко — стоит танковое отделение.

— Довезут на танке?

— Да, я недавно отмазал ихнего майора.

— От чего?

— От побывки на пенсии раньше времени.


— Ты думаешь, вернешься туда опять, откуда пришел?

— Мне больше некуда.

— Это хорошо сказано, но всё равно вряд ли получится.

— Еще никто не возвращался туда, откуда пришел?

— Да. И знаешь почему?

— Не знаю.

— Время — вишь ты — тоже: движется!

— Ми нэ зналы, — пошутил Алексей, как умел. Но всё равно ужаснулся, почувствовав, что попал в сети, из которых может выбраться только полный дурак, а ему до него еще пахать и пахать, — как:


— До пенсии, — угадала-пояснила ему ситуацию Галя-Даша.

Он только мяукнул:

— Неужели для этого я должен вас обеих трахнуть, как одну?

— Можешь наоборот.


Алексей подумал и сообщил:

— Я ничему этому не верю.

— Если всё уже сделано — это и не обязательно проравнодушила она.


Он сходил в расположение танковой части, но ему сообщили, что да, есть, но была:

— Двадцать пять лет назад.

Не в состоянии ничего ответить вернулся назад.

— Ты где был? — спросила Даша.

— Так. А ты?

— Ходила за сигаретами.

— В свой магазин, он еще не ушел в будущее, пока тебя не было?

— Ты шутишь, или просто так — так и остался дураком?

— Я не понимаю, почему этого не могло случиться.


— Время связано с человеком. Я здесь — оно тоже никуда не торопится.

— В принципе, всё как обычно, — согласился Алексей.

Она:

— Да, мы тута и оно здесь.

— Я вот только не чувствую себя Пуаро на пенсии.

— Я тоже не Агата Кристи.

— Ты думаешь, время не будет без нас меняться?

— Не наоборот?

— Надо попробовать.

— Что, сесть в тюрьму, чтобы найти его.


— Да ты что на самом деле вообще думать разучился?!

— Скорее всего, и не умел, мэм.

— Хочешь его увидеть — посмотри в карманах.

— Там ничего нет.

— Денег нет на такси?

— Нет, но смогу отдать на месте. Возьму в счет аванса у Сер-Сера.

— Не знаю, получится ли это у тебя, так как аванс — это уже идет в счет. Но всё равно, — она посмотрел на часы, — попробуем успеть до окончания обеда.

И.

И она сама села за руль майорского Уазика, который здесь испекался на солнце, и:

— Поехали-и!


— Хорошо, что, — сказал Леха.

— Да? Что я умею ездить?

— Нет, что он едет, — не улыбнулся даже он, хотя это и было его обычным делом: только смущаться.


— Ой! — крикнула она, повернув направо.

— Вот ду ю сэй?

— Чуть не проскочили!

— Кого его?

— То болото, где тебе надо забрать свои дела. — И не обращая внимания на идущий справа сухогруз тонн под сорок, начала свой неумелый разворот.

И Леха ужаснулся:


— Украла Уазик у хозяина специально для побега, поводом к которому послужил он!

Хотя надо было ужасаться, как минимум и быстро приближающимся немецким сорока тонным мер-сик-ом.

— Это ты так назвал его с высоты птичьего полета?

— А мы где? — пошутил Алексей не своим голосом, что даже ее испугал.

— Ты, чё?

— А чё?

— Боишься?

— Ты — нет?

— Нет, конечно, ибо нас — нас, — повторила она, — догнать нельзя.


— Разные континуумы? — ничтоже сумняшеся спросил Леха.

И она даже затормозила, — а:

— Мерседес, действительно, не приблизился.

— Мы находимся в своем времени, а он.

— В другом? — решил согласиться Алексей, чтобы больше не рисковать неожиданным торможением.

Но всё же не вытерпел:

— Я слышал, что, да, так бывает, но увидеть эту разницу никогда нельзя.

— Ты видел?

— Да, я видел не-приближающийся сорока-тонник. Ты?

— Нет.

— Не может быть!


— Почему? Я не ты. Или ты уже и меня запеленговал, как свою прошлую собственность.

— Ты не поставила знак вопроса.

— Да, потому что верю: мы были — пусть и через одного — но все равно вместе.

Иначе.

— Ты со мной дальше не поедешь?

— Да, я выйду на ходу, а ты чапай на скорости.

— Ладно, ладно, я не шутил, но и сознаваться в не-содеянном пока не буду.


Он подъехал к котловану водохранилища и так затормозил, что она даже не успела спросить, когда уступила ему место за рулем, — а:

— 40-тонный грузовик — не проканав мимо — уже ехал впереди, приближаясь к дальнему повороту.

— Просто я вижу кадров больше, чем обычно, — решил Леха надолго не заморачиваться.


Алексей проснулся утром от холода, и увидел над озером только стелющийся туман. Он не узнал местность, но решил, что это не может быть далеко от города — если здесь есть города — так как увидел на самом краешке обрыва резиновый детский мяч с тремя полосами, как брошенную в связи с неожиданным отъездом:

— Радугу.

Он медленно поднялся, подошел к дороге и поднял руку, не подумав даже, сколько так придется стоять — с протянутой рукой.


Но простоял долго, не меньше пятнадцати минут, прежде чем опустил, наконец, руку, понял, что многие еще спят, а некоторые даже не удосужились выехать из города, чтобы потом иметь смелость в него вернуться.

Почему надо иметь смелость вернуться в город — понять пока не удосужился решиться.

В случайности? Уже не верил.

И так и не появилось ни одной машины за все десять километров. Может быть больше. Мысль, что дорога перекрыта — не синтезировалась, как логичная.


— Вас долго не было, полковник, что-нибудь случилось? — встретила его весьма сексуального вида, кажется, э-э:

— Секретарша?

— Вот ду ю сэй?

— Я грю, — он не успел сообразить, за что, как чуть раньше этого получил пощечину.

— За что?!

— Я бросила всех потенциальных выдвиженцев в зам министры, не уехала — как все — в Австралию, где выдают всем вновь приплывшим по несколько кило чистого золота, — а:

— Ты, — ответил он сам за нее, но только по смыслу — содержания:

— Так и не осознал.


— Скорее всего, — решил Алексей, когда сел в черно-темно-зеленое кресло с вертящимся воротничком и всем остальным стулом независимо, — назначили полковником случайно, по ошибке.

Или, — бросил себе спасательный круг, — больше никого не было в нужный момент, чтобы его отблагодарить, как следует.

Надо узнать раньше, чем поймут, что ничего не делал такого полезного для раскрытия преступления последней пятилетки, но решили:


— Больше некому здесь прославиться.

Да и отец у него раньше был, кем-то высокого звания. Какого? Вот это надо прямо сейчас узнать. Он нажал кнопку вызова досрочницы — что значит, прежде чем зайдет адъютант или первый помощник — ситуацию разъясняет эта помощника:

— Авось это только обычный стресс, который только и требует, что немного времени — до получаса — не больше.


И Досрочницей оказалась она, которая только что плакалась на его плече, что взял ее обманом. А в каком смысле — непонятно же ж почти, — если только:

— Ты надеялась, что я уже скоро буду генералом?

— Разумеется, мне обещали.

— Так быстро даже в кино не бывает.

— Быстро?! Ты знаешь, мне сколько лет?

— Ну-у, конечно, постарела, года двадцать четыре, я думаю.

— Почти угадал: сто двадцать четыре.

— Неужели здесь живут так долго?


— Напрасно ты радуешься, в этом нет ничего хорошего.

— Почему? Мало платят?

— Вот из ит платят?

— Всё бесплатно?

— Да, всё, но именно, всё, что есть!

— Здесь нет даже приличных больших грейпфрутов?

— Думаю, что нет, хотя такие мелочи я не искала.

— Тогда, чего нет такого хорошего, чего тебе так не хватает?

— Нет ничего, я тебе говорю, потому что нет уважения к человеку! Так, думают, что только скотина, хотя и пахнет говном чуть меньше, чем их висящие на деревьях разноцветные, как новогодние игрушки:


— Фрукты?

— Ты знаешь?

— Просто применил логическое мышление. И, да, прости, ты дочь генерала, а я никогда не знал ни одного генерала.

— Я так и знала, что ты не захочешь узнать меня!

— Ты не права, ибо я готов хоть сейчас познакомиться.

— Ни-за-что.

— Я полковник.

— Мне нужен генерал-полковник. И да: зря ты думаешь, что он умнее тебя.

— Меньше?

— Конечно!

— Я не хочу быть дураком.

— Ты и так дурак.

— Почему?

— Потому что не полковник, а генерал-полковник запускает хомов в счастливые Австралии, где уже не бывает пахнущих говном фруктов.


— Неужели цивилизация зашла так далеко?!

— Да, мой бывший полковник, Земля — это уже только пусковая площадка в места со счастливыми случаями.


— Хочу — э-э — в.

— Кость попала? — она.

Он:

— Да, я люблю только семгу и осетрину.

— Они без костей?

— Конечно.

— На меня не рассчитывай.

— Да, думаю, не буду претендовать.

— Придется, придется. Дело в том, что через час у нас будут гости, и я должна показать тебя во всей красе.


— Мы будем трахаться при всех, а они смотреть в зеркало?

— Ты знал?

— Интуитивно просмотрел все возможные варианты и остановился на этом.

— В этот раз ты ошибся, Джек Потрошитель.

— Я должен найти преступника, чтобы подтвердить свою квалификацию?!

— Есть какие-нибудь неувязки, проблемусы?

— Я просто не успею!

— Почему?

— Он еще ничего не сделал.

— Напрасно ты во мне сомневаешься.

Глава 4

И сообщили по видеосвязи, что только что — пять-семь — минут назад был ограблен банк в виде сберкассы, но деньги унесли именно:

— Еще не обесцененные?

— Ты знаешь,

...