Оглавление

От автора

Перед вами, мои читатели, продолжение Второй Струны из цикла «Пять струн» — вторая часть «Дороги за горизонт».

Эта книга — чистое Предзимье по духу, хотя и начинается все действо по весне.

Предзимье — потому что переход от осени к метелям всегда ощущается, как период вынужденной скованности и ожидания. Ожидания того, что солнце все-таки взойдет. Солнце как податель света и жизни, а не просто раскаленный газовый шар, как говорил некогда сэр Терри Пратчетт.

Предзимье — время веры в свет, которого не видать еще за горизонтом.

В прошлый раз мы расстались с героями, когда за их плечами трепетали знамена победы.

В предыдущей книге драконьи всадники смогли изгнать давнего врага, а народы Гаэли — закончили многолетнюю гражданскую войну.

Впереди расстилалось трудное, но обнадеживающее полотно будущей дороги — наверное, иной автор оставил бы все, как есть. Может быть, и так — но история, продолжение которой вы сейчас открыли, была с самого начала задумана очень длинно. И очень непростой для тех, кто в ней живет.

Книга «Дорога за горизонт» писалась сразу и целиком — составные части под разными обложками это элементы общего орнамента, петли одной и той же кельтской вязи, и продолжение в данном случае — часть общего рисунка истории о всаднике Та-Амире и его близких. Да, Амир победил зло. Часть зла. Главный корень бед мира, как он думал. Но правда в том, что зло — это не только демон сам по себе. Зло дает ростки, даже когда выдран главный корень. Зло многолико — и далеко не всегда его так уж легко опознать под масками, покровами и среди множества голосов. Не всегда судьба дает шанс сразиться лицом к лицу со злом сразу. В таких случаях единственное, что можно сделать — это не дать горю и злу сломить себя. И продолжать свой путь — свою дорогу за горизонт. Потому что там, за горизонтом, лежат ответы на вопросы, и, возможно, подсказка: как же быть, когда сил, кажется, не остается вовсе?

Эта книга — книга о ростке света, что начинает свой путь из самой глубокой тьмы: зимней тьмы отчаяния. В каждом из нас есть эта сила — вызвать такой росток в себе. Я верю, что эта книга принесет каждому то, что он в ней станет искать, как принесла героям то, что искали они. Что искал каждый из героев.

Я могу лишь настоятельно посоветовать не разрывать чтение двух частей «Дороги за горизонт» меж собой, и после «За золотым крылом» взять сразу «Где ты, враг мой?».

При том, над каждой книгой я стараюсь работать так, чтоб любую из цикла можно было читать в отрыве от других как законченную историю — я все же советую в этот раз прочесть их одну за другой. Так вы получите намного больше впечатлений. Эмоций так точно — я в это верю, во всяком случае.

Да, Предзимье — это время веры в свет, которого пока не видно. Время поиска света в себе. Нам сейчас, в настоящее Предзимье — что астрономическое и календарное, что, пожалуй, в метафорическом общечеловеческом смысле — это всем необходимо.

Свет должен быть найден, обязательно.

Давайте же продолжим путешествие!

Ноябрь 2022

Пролог

(76)

Гибнут стада,

родня умирает,

и смертен ты сам;

но смерти не ведает

громкая слава

деяний достойных

(77)

Гибнут стада,

родня умирает,

и смертен ты сам;

но знаю одно,

что вечно бессмертно:

умершего слава

(Старшая Эдда. «Речи Высокого»)

Доомммм! Эрраан-доомм, эрре-дооомм, эррае-дом, домм, домммм! Звук бубна становится все быстрее, точно разгоняясь — и шаман точно так же все быстрее крутится вокруг своей оси — мелькают крыльями ленты на парке, шуршат змеиной чешуей бусины, позванивают медные пластинки, сверкает пойманный в выпуклый круг толи отсвет неверной, прячущейся за взвесью облаков луны — точнее, нарождающегося только месяца.

Туман. Туман наползает, сгущается — и звук бубна точно ножом прорезает его, открывая тропинку в завесе. Сизый туман, блеклый неверный свет, и тропа — по обе стороны, и поросла волчецом, колючим, густым, серым, точно из железа откованы и каждый лист, и колючие головки, и жесткие стебли. За порослью — мелькнули холодные глаза, блеклое золото. Волчий дух, сивая грива — траву волчецом и зовут оттого. Дух травы — охранный дух. Следящий за тропами из нашего — в иное. Дорогу поставить за завесу тумана — дело непростое, но Кайлеви не привыкать. Кайлеви крепко знает свое дело — и крепко знает, как выстлать эту дорогу, как удержать ее, как пройти, не встревожив обладателя золотых тусклых глаз за колючими стеблями.

Тем более что травный волк понимает — надо. Сейчас старому тайале в самом деле — надо.

Как начала расти луна в этот раз — он заприметил ее. Унгээ невиданной силы повадилась бродить по его землям. Именно — она, дух-женщина. Незнакомая, черная, злая, сильная — видимая даже днем. Во всяком случае, Кайлеви видимая — сам заприметил, как тень маслянисто растекалась по-над ручьем, где женщины черпают воду для дома, как таилась в кронах лиственниц, как неслышно бродила у самых домов. Зачем? То неведомо. Но вряд ли друг придет вот так, не спросясь у него, у стоящего по обе стороны на этой земле! Недоброе дело, сразу ясно.

Что унгээ — именно женщина, он сообразил вовсе не в тот же миг, но уж когда услышал какой-то совиный, ухающий смешок ее, когда спросил прямо — кто ты, неведомое, зачем явилось? — понял это. Женщина-унгээ. Старая, сварливая ведьма, и явно пришедшая не с добром.

— Уу-эхээй! Выходи, старая сова! — голос шамана мешается с гулом бубна, множится, эхом рассыпается над призрачной серой тропой.

Снова ухающий смех, и даже не скрывает та издевательство в закатывающейся истеричной песне птичьего голоса:

— Ухахаха-кхаа! Ухххпахаха! Пугу-ахаа!

Мелькает тень — светлые перья, белые ленты, красные бусины — и личина. Птичья личина с острым клювом, белая, берестяная, грубо расписанная углем. От мертвяцкой только тем и отличающаяся, что с клювом — настоящим, как кажется. Во всяком случае, щелкает тот — будь здоров! И движения, что полет ночной птицы — то плавно-скользящие, то дерганые из стороны в сторону, не уследишь.

У ног Кайлеви надрывается Тойке — тоже видит, конечно. Бросается несколько раз вперед — но тень не дается. Кайлеви высоко подпрыгивает, на миг одеваясь коричневым пером коршуна — но тоже не успевает ухватить тень. А та шипит да машет костистой скрюченной кистью — рука ли, или уже птичья лапа? Не разглядел.

Он заходит на нее, оттесняя к дальним камням — загоняет, ровно дичь, гонит гулом разошедшегося, точно небесный гром-перекат, бубна да громкими вскриками. Как ни дразнится-издевается совиная тень, парящая над туманной тропкой — а все же отступает. До камней догнать — а уж через ту сеть, что еще дед самого Кайлеви над камнями натянул — ни один унгээ не пролезет. Не было еще такого на памяти Кайлеви — ни разу.

Птица-женщина поняла, что ее загоняют, изловчилась, выбрала паузу, спикировала вниз да изо всех сил полоснула кривыми когтями по держащей бубен, что щит, руке — разодрала рукав парки, выдрала несколько лент — и тут же набухли на предплечье шамана темные алые брусничины. Точно огнем ожгло! Сбился с ритма голос бубна, сияющего, что отражение луны на земле — даром, что небесный серебряный лик еще не кругл настолько!

Рассмеялась сова, уселась поодаль на землю, издевательски поднесла когтистую лапу-руку к клюву маски — точно облизать собралась.

— Граааа! — потеряв терпение, Кайлеви по-особому скособочился, притопнул, ударил трижды в бубен громко, сильно и зло — и волна-вихрь закрутила ведьму, а там уже и сам Кайлеви бросился вперед, прижал унгээ-сову к камню, и нож под обрез маски приставил:

— Кто такова, что по моей земле ходишь, не спросясь, а, лихоманка?

— Так возьми да посмотри, богатырь-шаман! — ответила пленная унгээ. Неожиданно голос оказался совершенно человеческим, низким, хрипловатым — но абсолютно лишенным этих самых ведьминых хохочуще-плачущих нот, что у ночной птицы.

Нож подцепляет шнурок маски — и приросшая, казалось, личина падает под ноги.

Обычная маска. Под ней — человеческое лицо. Женщина — неописуемо старая, даже, вернее, сказать — древняя. Черты тонкие, острые, глубокие — точно в мореном дубе резцом проложены, сама темноликая от прожитых лет, волосы же — две тугие длинные косы — как молоко. Глаза внимательные — синим огнем под пергаментно-тонкими веками светятся. На безумную ночную тварь никак не похожа. На мертвячку тоже не очень. Взгляд ясный, лицо спокойное. И на руках уже не когти — а нормальные человеческие ногти. Древние, как и вся она, руки лекарки — тонкопалые, сухие, перевитые нитями вен — но сильные. Совиное оперение к ногам осыпается прошлогодней листвой — одета старуха в шаманскую парку, иную, чем у тайале, но узнаваемую все равно. Ленты, бусины, перья, вышивка, бубенчики… Знакомо. Толи, шаманское зеркало на груди — молочно-мутное серебро. Шаманка! В самом деле — шаманка, а не нечистая тварь!

— Суров ты, Кайлеви Туну-Кайха, — тихо произносит она. — Нож-то убери, вояка! Ишь ты… не во внуки, так в сыны мне точно годишься по возрасту! Ну а какой боевитый — на старуху с ножом! Да с бубном! С зеркалом! И с собакою! Во-оин!

Интонации голоса становятся с каждым словом все ядовитее и злее. Не в духе старая шаманка, знать. Что одолели ее — ну так и понятно! Кто ж будет рад!

— Чего явилась, ровно как ночная тварь? — возражает Кайлеви, но руку с ножом опускает. — Спроситься, назваться — никак? За кого я тебя принять должен был, скажешь?

— Ну вот за это — прости, не подумавши то вышло. Правда, не чаяла я, что кто меня разглядит. Очень сильным быть надо, чтоб меня увидеть, буде я этого не хочу!

— Не жалуюсь. И люди мои не жалуются. И земля тако же. А зачем такой тенью непотребной прикинулась-то? Неужто проверяешь, а?

Старуха ехидно захехекала.

— Делать мне больше нечего! Еще скажи — на бой вызывала… Мертвая я, Кайлеви. Иначе не выходит у меня. Уже десяток зим, как мертвая.

— Не похожа!

— Ну да… здесь-то не похожа. Здесь, шаман, я дома. Вся та сторона за туманами, где есть мои люди — мой дом! А здесь есть — верно приметил, я других земель шаман. И народ мой зовется — Горскун.

— Ты за кем-то из них?

— И да… и нет. Понимаешь, Кайлеви, дело какое — выходила я зим двадцать назад рыжего волчонка. Великой судьбы был зверь, нарадоваться не могла… да сгинул он. Но после себя оставил сына — тому его дорогу продолжить нужно. Не продолжит — нам всем, всей земле, худо придется так, что и представить сложно.

— Ну так и что?

— Беда идет, Кайлеви, нюхом чую, даром, что глаза уже почти не видят. На поклон к вашему Исъян-Маано пришла. Он сейчас превыше прочих в этом уразумеет — да вот, старая наседка, захотела глянуть на нового волчонка-то… тебя всполошила, получается.

— Ну и что? Я, ты знаешь, старая сова — тоже на что-то гожусь.

— Вижу. Что ж, раз так — жди меня еще. И как самому понадоблюсь — только знать дай! Меня Бьяркой зовут, запомни!

Старуха мигом подобрала маску, нацепила ее — маска щелкнула клювом, и вновь одежда обернулась перьями, а старая женщина птицей — и растаяла та в туманной глубине темноты.

Кайлеви вновь поднял свой лунный щит-бубен.

Доооммммм…. Напев гулких ударов стал тих и медленен, как ленивая речная волна.

Дооомммм… Моргнул, поднимаясь, сивый волчище-травный дух. Махнул хвостом — пропала тропа. Второй раз махнул — истаяли клочьями тумана и заросли. Погасли в нем бледные золотые искорки глаз.

Доооомм. Растрепал ветер туман. Разогнал облака — молодой месяц залил светом поляну.

Кайлеви встряхнул головой, опустил бубен.

Свистнул собаке:

— Тойке! Идем домой. Думать надо.

Глава 1. Зима заканчивается

— Конунг! Встречай гостей, ну! Тут тебе, между прочим, письмо!

Амир, подняв голову от своих подсчетов — в конце концов, кому, как не правителю, следует знать, что в этот раз им сулит весенний ярмарочный сезон, и сулит ли хоть что-то прибыльное? — воззрился на входящих в Главный Зал. А, это соседи-гаэльцы в гости пожаловали. Конрэй, да к тому же со Старшим клана во главе.

Приветственно взмахнул рукой, кивнув вошедшим, мол, рад видеть, подходите. Не спеша отложил свитки, поднялся навстречу, радушно ответил на рукопожатия.

— Рад видеть, лорд!

— Взаимно, архэтро[1]! — Гилри Конрэй от полноты душевных сил его еще и по плечу хлопнул, как родича. — У нас тут новостей — за день не пересказать!

Привыкнуть к нарочито разухабистым манерам горных Амир-Имбар успел уже давно, тем более, что прочим горскунцам оно тоже было по вкусу. А ранняя юность, проведенная в Эллерале, успела внушить и самому молодому правителю Нордгарда изрядное отвращение перед церемонностью и всевозможными длительными расшаркиваниями. Поэтому, собственно, Амир только улыбнулся и, предложив гостям горячего питья и закусок, поинтересовался:

— Уж не новостями ли этими я обязан визиту?

— Именно, — кивнул лорд Конрэй. — Я бы, может, и не стал делать крюк через твои земли, конунг, но уж больно интересные дела сейчас в Даар-Кандре творятся. Я хотел, чтобы ты об этих новостях узнал от кого-то, кому точно можно верить, а не из писем, писаных тщательнейшее подобранными словами.

— Что-то недоброе? — встревожился Амир, нахмурившись.

Почувствовав его волнение, вскинулась и дремавшая до той поры за дубовым троном янтарная драконица Льюла. Подняла голову на гибкой шее, пристально посмотрела на гостей. Гилри, заметив это, почтил «крылатую лайин[2]», как величали драконицу гаэльцы, легким кивком с приложенной к левому плечу правой ладонью — традиционный жест сердечного приветствия почти у всех народов выглядел похожим образом. Его спутники поклонились дракону чуть более церемонно — все-таки, Льюла была единственной в своем роде в гаэльских землях.

Меж тем глава клана Конрэй продолжил:

— Нет, что ты, нет, хвала Сокрытым, все более-менее благополучно — ну, насколько может быть благополучно в стране, оставшейся без верховного правителя, да еще и после войны.

Мы справляемся, по крайней мере, никаких особых трудностей не грозит… Если в наши дела не будут слишком активно совать нос со стороны. Это, разумеется, не относится к твоим людям, Амир — я имею в виду другие государства. Нами, ты не поверишь, активно интересуются. Вот об этом и речь.

— Ну почему же не поверю, — пожал плечами Амир-Имбар. — Дай угадаю — Эллераль?

— Не совсем, — мотнул головой горный элро. — Краймор.

— Хм-м. В общем-то, это была моя вторая версия.

— Но ты почти угадал. Эллераль интересуется не Гаэлью, но Нордгардом. Или тобой лично, это уж сам разберешь, — с этими словами лорд Гилри выложил на стол увесистый свиток, перетянутый лентами с печатями, что королевский указ.

— Письмо, — кивнул он. — Эллеральское. Тебе.

— Нашему королю тоже было, но гораздо менее объемистое, судя по всему, — подал голос один из спутников Гилри.

— Так, лорды Конрэй, и ты в особенности, Гилри, давайте уже по порядку! — Имбар хлопнул ладонью по столу, скрывая изумление. Сказать, что эллеральское письмо самим фактом его несколько озадачило — значит, было не сказать ничего.

— Ну, по порядку, так по порядку, — хмыкнул Старший. — Только вели еще брусничного вина с травами подать, да погорячее — продрогли мы знатно, перед Молочной Луной ветра в перевалах — сам знаешь!

Когда принесли еще крутобоких кувшинов, курящихся паром, и зажаристых пирогов — путников в такую погоду не только поить горячим нужно, но и кормить тоже — неожиданные гости принялись рассказывать.

По словам горных выходила прелюбопытная вещь.

После памятного сражения у Сизого моря, которое гаэльцы и Нордгард справедливо полагали только их личным делом, вынырнувшей из складок пространств и времени Гаэлью живо заинтересовались жители соседнего континента. Как был до этого скоропостижно забыт сам факт существования сей земли, пока Гаэль находилась не в этом измерении, так же быстро о ней и вспомнили — уж стараниями ли старшего всадника из Эллераля это случилось, или просто слишком быстро ползут новости — оставалось только гадать.

Но вот, как бы там ни было, а, презрев все тяготы ранневесенней (по погоде так и вовсе все еще скорее зимней) навигации, крайморские и эллеральские дипломаты отправились в путь. Благо, что Драконий Хвост — теплое течение, зажатое меж берегов Краймора и Гаэли — все же делало это предприятие вполне реальным.

— Эллеральцам, как я понял, до нас как-то в самом деле особого дела нет, они больше для вида явились — убедиться, что в соседи им теперь досталась земля как земля, а не пристанище жутких орд воинственных тварей, как они все это время опасались, хе-хе! Убедились, что они нас не интересуют, быстро заскучали, сутками ведут сейчас бесконечные разговоры об искусстве и как-то излишне абстрактно — о торговле. Ну и вот письма от их короля привезли, отчасти лишь дань дипломатическим расшаркиваниям, как я понял. А вот Краймор наоборот. Во-первых, их не трое прибыло, как тех серебряных, а в два раза больше; во-вторых, всячески выражают желание союзничества и взаимоподдержки, ну а в-третьих — и самое главное — уболтали нашего короля основать Посольский Дом.

— Это еще что за новшество?

— Ну как новшество — на самом деле один из старых особняков, что на отшибе дворцового комплекса в Даар-Кандре, приведут в парадный вид, и там будут принимать прибывающих гостей из других стран теперь. Сейчас вот во главе этой компании такой важный донельзя господин прибыл. Герцог Эбер ран Янгор.

— Ого! — Амир не знал герцога лично, но фамильное прозвание подсказывало, что тот имеет прямое отношение к правящему дому Крайморской Империи.

— Родич крайморского правителя, как я понял, — кивнул Гилри. — Кажется, даже не особенно дальнего родства. Племянник или кузен, что-то такое.

— Так… а что сиятельные господа от нас хотят?

— Союзничества, — пожал плечами Гилри. — Ты знаешь, у меня сложилось впечатление, что они сами далеко не лучшие свои времена переживают, и нас видят скорее сильным и могучим соседом, которого следует улещивать, задабривать и, в случае чего, просить о поддержке. Не то этот сосед клац пастью — и плакали самые лакомые куски земель… Как-то так.

— Но ведь… — Амир удивленно вскинул брови.

— Это мы знаем, что нам как-то не до них. Да и завоевывать Краймор никогда у наших правителей желания не было. У нас хватает земли, но откровенно не так уж много воинов, да и зачем она, та земля? Ничего у них такого нет, чего бы не было у нас. Впрочем, разубеждать особенно в представлении о Гаэли как о мощной и опасной стране я бы не советовал. Мы тут с другими горными королю уже на это указали, вроде бы он даже согласен. Вот так вот — весело нынче в столице. С крайморскими послами там еще какой-то очень любопытный тип прибыл, но не крайморец. Воин, знатный, держится тоже — как отпрыск королевской крови. Но без заносчивости. Откуда-то совсем издалека, я с ними так толком не пообщался — о чем сейчас искренне жалею. Знаешь, такой… из тех, на кого смотришь и думаешь — или ближайший союзник, или смертельный враг, третьего не дано. Присмотреться бы! Ну да там и без меня есть кому. Ты вот письмо прочти лучше, скажи, чего пишут, да сам о том чего думаешь?

Амир подтянул к себе свиток, бестрепетно сломал позолоченные печати — ишь, расщедрились!

Само письмо оказалось супротив богатой внешней стороне на редкость скучным. Потоки любезностей в адрес «сиятельного всадника-на-драконе Та-Амира», заверения в том, что «прошлые недоразумения» могут считаться забытыми, да под конец — приглашение посетить Эллераль по поводу грядущих весенних празднеств. Последние — приглашения то есть — подтверждались не только королевской печатью, но и приписками от двух других всадников — Йэстена и Силаса. Амир со смешанными чувствами снова свернул письмо.

— Ну что там? — жадно вопросил Гилри.

— Поток бесконечных витиеватых любезностей и приглашение на грядущие праздники, — честно ответил Имбар.

— И все?!

— Ну да.

— А чего лицо такое недовольное? Точно лягушку за шиворот сунули!

— Да не хочу я к ним ехать! — искренне подосадовал молодой конунг. — Но придется!

— Почему придется-то?

— Ну, во-первых, меня лично просили об этом друг детства и наставник, это раз. Два… лучше уж худой мир, я полагаю. Не хватало, чтоб они еще расценили отказ как оскорбление. Серебряные эльфы очень заносчивый народ, если честно.

— А, ну раз так, — Гилри кивнул. — Что еще остается!

После гости принялись рассказывать остальные новости — их, мелких, но не менее оттого интересных, было в избытке. Слушая рассказы, молодой правитель Нордгарда, конунг народа Горскун Амир-Имбар Ингольвсон понимал — кажется, все-таки зима и в самом деле была слишком долгой, и друзей, товарищей и союзников он уже не видел довольно давно. Да, дел после военного похода хватало всем, но сейчас как раз появилась передышка. Узнать бы поближе, что там творится, не только со слов Гилри!

Вот и он сам о том же, точно уловив настроения хозяина Фрамстаага, завел речь:

— Да, еще, Имбар, такой вот момент есть… конечно, эллеральские дела — это твои личные дела и все такое, но в столице выражают надежду, что ты вскорости навестишь двор. Идут приготовления к торжественной коронации короля Мааркана, ты, само собой, будешь приглашен официально, но… до или после визита к серебряным — загляни в Даар-Кандр, вот тебе мой совет!

— Без ценного слова всадника никак? — хмыкнул иронично Амир.

— Вроде того, да. Но на самом деле все проще — Айду Мааркан наверняка соскучилась, а ты же не хочешь расстраивать такую славную девушку, к тому же еще и принцессу! — лорд Гилри старательно сдерживал широкую улыбку — правда, безуспешно.

Амир не подал виду, но в душе у него разом потеплело — точно солнцем пригрело, не по-зимнему ярким.

— Да и к тому же, там сейчас знатный кавардак — и сиятельный лорд Ардэйх был весьма не рад моему отъезду. Говорит — если еще кто-то из северных не появится в самое ближайшее время в этой обители суеты… в общем, я тебе не буду дословно пересказывать, что именно и в каких выражениях он сказал. Но я уже заранее не завидую тем, кто попадет под тяжелую руку!

— А что король? — думая все еще немного о другом, вопросил Амир.

— А что король? Король ему сейчас слово поперек сказать боится — нарадоваться не может, что тот вернулся на пост военного советника. Мааркан, конечно, излишне мягок порой — но он совсем не дурак! Ну и тебе, конечно, государь Леон обрадуется — он тебя очень ценит. Ты же знаешь. Вот, заодно на послов этих глянешь. И рыцаря этого из-за моря тоже, да.

Амир кивнул. На этом тему политических сплетней свернули — и остаток вечера обсуждали простые и более насущные вопросы, вроде грядущих ярмарок, какой ждать погоды и прочем подобном — правители самых северных пределов Гаэли знали, что для их земель сейчас, в грядущее межсезонье, куда как важнее далеких дрязг, и тем общих имели преизрядно много. Разговор вышел долог — и небесполезен и конунгу Нордгарда, и лорду гор Конрэй.

А там и стемнело, довольно рано — день еще не начал прибывать, а здесь, в северных землях, и против обычного был короток по холодному времени-то. Гости остались на ночлег — но утром собирались двинуться домой. Оно и понятно — если Гилри столько времени был в столице, верно, уже успел по дому соскучиться. И даром, что глава клана Конрэй холост — повидать родных все равно наверняка не терпится!

Амир подумал, что, по иронии, как раз он сам отнюдь не рад перспективе в скором времени ехать туда, где, в общем-то, как раз в понимании кого-то со стороны и должна быть его семья. Эллераль, земля за морем… земля детских лет всадника Та-Амира.

В ответ на сетования Амира-Имбара Имор — старый ярл выполнил свое обещание, и поддерживал конунга советом и делом неотлучно, посему и сейчас внимательно выслушал новости, привезенные гаэльскими князьями — лишь хмыкнул и предложил держаться, как подобает королю. И добавил:

— В конце концов, Имбар, ты появишься там уже не как мальчишка-изгнанник, только и славный тем, что летает на драконе, а как конунг страны, внесший довольно большой вклад в победу над Шан-Каэ. Если они забыли об этом порождении Пустоты — так ты напомни им, напомни, Ингольвсон! Такие вещи забывать вредно.

— В Эллераль я поеду только ради того, чтобы повидать мать и Силаса с Фоксом, да еще драконов, и все, — скривился тот. — Не слишком горю желанием общаться с тамошним Советом! Но, видимо, придется, ты снова прав, Имор. А ты что скажешь, Льюла?

— Ну я что скажу — я очень соскучилась по Саире и Скаю! Поэтому мне скорее радостно — но я вижу, что ты не слишком рад. И все же — тут я тоже согласна и с Имором, и с твоими собственными рассуждениями — не ехать как-то… неправильно, что ли. А что до прошлых дел, — Льюла слегка замялась, но тут ее снова перебил Имор:

— Ты, конунг, просто сделай вид, что приехал получить поздравления, и не береди прошлое! — пожал плечами ярл гнорргов.

Льюла согласно закивала:

— И добавить нечего, да. Но я смотрю, ты куда как с большим интересом думаешь о поездке сперва в Даар-Кандр!

— Это точно. В конце концов, Конрэи привезли много интересных новостей, взглянуть на происходящее все любопытнее и любопытнее.

— К тому же — они нам не чужие, — подтвердил Имор. — Отношения с Даар-Кандром в нашем случае поважнее, чем с серебряными эльфами!

— Ну и порт их все же поюжнее — оттуда отбыть в дальнюю дорогу будет гораздо удобнее, чем от нас — море неспокойно что-то в последние дни.

— Так зимние шторма, — кивнул седобородый гноррг. — В наших землях дело не редкое. Каждая лига к югу будет служить усмирением неспокойного нрава морских просторов сейчас, если хочешь моего мнения.

— Зачем порт! Мы и так…

— Нет, Льюла, сейчас все еще слишком холодно, даже в Даар-Кандре. И я бы не рискнул поднимать тебя на полные сутки в небо по такой погоде. Ты не серебряный и не черный, уж прости. Это как-то необдуманно выйдет.

— Так в тех краях, куда мы полетим, гораздо теплее! Но как знаешь, я не настаиваю. Хорошо хоть, ты не стал вообще противиться самой идее этой поездки!

— Если бы я был таким же юнцом, как еще полгода назад, то стал бы. Но сейчас — нет, сейчас я уже понимаю гораздо больше, к счастью. А кстати, у меня идея — давай уговорим Айенгу перебраться к нам?

— Конунг, если тебе это удастся, все люди Нордгарда будут совершенно счастливы! — с чувством произнес Имор, что продолжал слушать и драконицу, и конунга.

— Я думаю, с этим не будет больших трудностей, — хмыкнул Амир. — И это одна из причин, по которой я не слишком мрачно смотрю на это приглашение. Но сразу после Молочной Луны я вернусь сюда, и точка!!!

Гилри, лорд Конрэй, был прав — ветра об эту пору в горных перевалах бродили лютые, но Амир, поразмыслив, все же уступил своему дракону — до Даар-Кандра они полетели. Это не на другой континент, а какие-то пару-тройку часов ледяных объятий неба вполне можно было перетерпеть — по крайней мере, гораздо легче, чем пару суток пути по земле.

К тому же — над Даар-Кандром зависли сонные, теплые снеговые облака, и режущие, точно сколы хрустального клинка, ветра окончания зимней поры, гуляющие в пронзительно-яркой синеве неба, тут притихли и не буянили так, как над горами.

Снег и в самом деле шел — влажный, пушистый, но не слишком густой, и потому трудностей с полетом не создавал. Амира с Льюлой, видимо, заметили в небе давно — и потому уже встречали. Едва лапы янтарной коснулись присыпанного снегом камня главной площади гаэльской столицы, их тут же окликнул звонкий женский голос:

— Как полет, конунг? Продрогли?

— Есть немного! — весело отозвался Амир, спускаясь с седла и оборачиваясь к источнику звука.

От знакомого голоса сердце в груди на миг сбилось с ритма, сладко заныв. Спешившись, он, пряча улыбку, позвал по имени окликнувшую:

— Айду!

Девушка быстрым шагом приблизилась к путникам, и Амир, сбросив рукавицы, обеими руками поймал ладони принцессы, мягко сжав их. Сама же Айду, ярко улыбнувшись, заключила всадника в объятия — по-видимому, нимало не печалясь о том, кто и что на это может сказать.

— Я ждала вашего визита, Амир, — негромко сказала она. — Зима выдалась длинной, как никогда.

— Но она уже заканчивается, — Амир обнял ее тоже, отпустил и поцеловал ей руку, как самого начала собирался, и с удовольствием отметил, как блеснули глаза Айду. — И сулит многие перемены!

— Ох, это точно! Но давай об этом все же в тепле — там, откуда вы держите путь, наверняка гораздо более суровая погода, чем у нас!

Амира — тут горные князья снова не соврали ни на мелкую монетку — в столице и в самом деле ждала не только принцесса Айду. Прежние соратники, незнакомые пока им с Льюлой гости страны, сам король — всех новость о прибытии всадника заставила оживиться.

При всей нелюбви к придворному церемониалу, сам Амир-Имбар тоже был рад, что перед визитом в Эллераль решил завернуть сюда. И именно перед — а не после. Все же настроиться на определенный лад общение с теми, кого он хорошо знал и ценил, помогало в изрядной мере. Лорд Уаллэн Ардэйх и Вердэн, рыцарь Д'Арайн, излучали спокойную уверенность, король Леон — доброжелательность, принцессы Мааркан — и Кира, и Айду — дружескую симпатию, и это было как раз то, что нужно накануне встречи с не самыми приятными воспоминаниями.

Старые же знакомцы успели за время, прошедшее с предыдущей встречи, приобрести какой-то плохо объяснимый налет неподдельного спокойного величия. Превратились из воинов, отчаянно спасающих буквально рассыпающуюся на осколки страну в победителей, хозяев, властителей своей земли, и Амиру нравилось видеть в недавних просто друзьях теперь еще и сильных союзников в делах управления страной и народом. Изменились таким образом почти все знакомые — разве что советник Кэнельм Ллерн да младшая принцесса, Кира, остались, какими были. Кальбара же, бывшего барда, разведчика и наемника, стало вовсе не узнать — Первый Министр, гляди-ка! Впрочем, Амир не слишком хорошо знал его и прежде — поэтому судить не взялся бы. Хватало, по крайней мере, того, что теперь лорд Кальбар Д'Ошелл начисто утратил свою язвительную подозрительность, и был буквально само радушие, приветствуя Амира и Льюлу. Собственно, и в этот раз Амир с ним не особенно много общался — Кальбар был в основном занят общением с послами. Развлекал скучающих эллеральцев, знакомил крайморцев со все новыми и новыми людьми, и прочее в таком духе, и был, надо сказать, в этой роли на удивление хорош. А главное — его оно, казалось, вовсе не тяготит, и пребывал он подтянут, бодр и энергичен. К слову, новые знакомства и для Амира — это если говорить о послах — оказались вовсе не утомительными, хотя подчас — странными и удивительными.

Амир успел выяснить от знакомых, кем был тот удививший лорда Конрэя знатный воин, не похожий на всех остальных прибывших из-за моря.

Им оказался — ни много, ни мало — рыцарь Круга Стихий из Марбод Корту. Звали высокородного гостя Раэнар ДэКэр. Это Амир-Имбар успел узнать до того, как тот пожелал лично познакомиться с ним. Впрочем, знакомство состоялось весьма скоро — в первый же день из тех трех, что Амир провел в Даар-Кандре перед отправкой дальше.

Рыцарь ДэКэр оказался высоким, крупным, но при том удивительно гармонично сложенным человеком совершенно неопределенного возраста, темноволосым, с чеканными правильными чертами лица, и смуглым, — но при том светлоглазым, что гаэлец. Только и разницы — в ярком загаре. К гаэльским элро загар не прилипал совершенно, казалось — а корты же, напротив, были настоящими любимцами солнца. Взгляд у рыцаря был острый, ровно у хищной птицы, и мгновенно выцеплял все, что того интересовало, из самой плотной толпы. Вот как и самого аргшетрона, скажем. Заметил издали, быстро свернул начинающийся с кем-то разговор — и целеустремленно направился в сторону Имбара, пока тот гадал, как рыцарь-корт его так быстро вычислил без Льюлы (драконица отсыпалась в тепле после холодного перелета), и зачем, собственно, он, Амир, ему понадобился. Игнорируя чье-либо посредничество, ДэКэр подошел к молодому всаднику, сдержанно, но изысканно поклонился:

— Светлого неба и ясного солнца над головой, аргшетрон! Не удивляйтесь, я вас уже немного знаю по рассказам из уст других, а вот вы меня, видимо, нет. Но это легко исправить — позвольте представиться, Раэнар ДэКэр по прозванию Серебряный Ключ, рыцарь круга Стихий. Я из Марбод Корту, верно, вы уже догадались.

— Марбод Корту? Далеко вы забрались, amisbrargento[3]! — Амир столь же учтиво ответил на приветствие. Бесконечный список приветствий и положенных по этикету обращений, который Амир изучал в детстве еще в Эллерале, хоть иногда, да пригождался. — Неужели наша небольшая страна так живо заинтересовала вообще весь Атван, что Старый, что Новый мир?

Рыцарь ответил с мягким смешком:

— Признаться честно — не совсем. Меня лично интересовала ваша персона, Амир. Не удивляйтесь, я уже не первый год думал о том, что стоило бы отыскать семью моего пропавшего соратника, вашего отца…

— Что?! — Амир думал, что уже ничем не может быть столь сильно удивлен, но его отец, которого он не видел никогда в жизни, не уставал преподносить сюрпризы своему сыну.

— Да, аргшетрон, да… или вы предпочитаете свой северный титул, конунг? В общем, Амир-Имбар, вы не ослышались. Ваш отец, Ингольв Моурсон, в свое время оказал мне довольно большую помощь. Мы познакомились уже в его бытность всадником, да. Это довольно долгая история, и я отчасти чувствую себя в некоторой степени ответственным и за его дальнейшую судьбу, приведшую к гибели на поле боя.

— Когда воин гибнет в бою — в этом нет ничьей вины, кроме самой судьбы, что развернула дороги таким образом, — спокойно изрек Амир, скрывая вал противоречивых эмоций.

— В любом случае, все очень и очень непросто вышло, и в наших землях, и у вас. То дело, которым мы были заняты вместе с вашим отцом, нельзя почитать до конца завершенным — это я понял еще тогда, да и сейчас, верно, некоторые моменты заставляют меня снова держать ухо востро.

— Это как-то связано с… — Амир помялся, не слишком желая трогать скользкую тему, но все же решился. — Книгой Духов, Шан-Каэ и остальным, что нанизано на эту же нить?

— Верно, — энергично кивнул корт.

— Можете спать спокойно, лорд Раэнар, я сам лично завершил земной путь этого отродья Пустоты, вот именно на этой земле.

— И за это я хотел вам выразить отдельную благодарность.

— Да полно вам, — сказал Амир, хмыкнув — а про себя отметил, что, чем дольше он беседует с кортом, тем чище у того становится речь — вот уже странный, непривычный уху акцент почти неразличим. Если же рыцарь так прекрасно говорит на всеобщем, для чего он вообще затевал этот маскарад с акцентом? — Я поступил так, как должен был поступить!

— Я знаю, — кивнул он. — Но тем не менее. К слову, я проезжал через Эллераль, и имел счастье беседовать с вашим наставником, и с матерью, госпожой Айенгой. И потому еще в большей мере чувствую долг перед вашей семьей. В какой-то мере, на самом деле, это все семейные вопросы, по которым я хотел вас увидеть. Ингольв в свое время помог в моих делах, касающихся чести рода, теперь я хочу выразить вам признательность. Вы победитель, Амир — настоящий победитель в самой крупной и важной войне прошедшей четверти века, если все называть своими именами. Отбитое вторжение в Эллераль было какой-то несусветной чепухой по сравнению с тем, что вам удалось — если судить глобально. А у победителей — увы — слишком часто бывают враги.

— Чепухой, говорите? — Амир вспомнил страницы книг, что читал в детстве, и глаза наставника, не желающего рассказывать подробнее, чем на тех самых страницах изложено, и непонимающе посмотрел на рыцаря. — Это же…

— Эльфиз форменным образом провалил тот бой! — с неожиданной горячностью воскликнул рыцарь. — Уцелела столица, да — но земля, жители, воины, в конце концов? Всадники? Потеря трех всадников из пяти и почти всей армии в обмен на целостность белокаменных башен? Как-то… плохой расклад, как по мне. Простите, конунг, я не могу иначе расценивать поступков политиков в этой части мира. Ведь это именно они прямо у себя под носом пропустили скопление армий неприятеля! А вы, столкнувшись с тем же самым злом, смогли одолеть его — сохранив большую часть людей, все земли и…

— Не стоит мне приписывать чужих заслуг, — чуть натянуто рассмеялся Амир. — Без всех этих людей и элро, — он обвел рукой зал, — мы с Льюлой вряд ли смогли бы что-то сделать!

— Говоря «вы», я и имел в виду вас и ваших союзников, — тонко улыбнулся Раэнар, гася свое негодование. Он увидел, что конунг не слишком готов разделить его мнение, а самому Раэнару, очевидно, хотелось найти с горскунским правителем общий язык. — Гаэль! Удивительное место, и удивительный народ тоже. Но все же — давайте вернемся к тому, о чем я в самом деле хотел поговорить с вами.

— О чем же?

— Об этом, — Раэнар постучал кончиком пальца по кольцу у себя на пальце. — Вы знаете, что это такое?

— Конечно, — пожал плечами юноша, разглядев изящный серебряный обод — плавные извивы, сложная текстура, застывшая в металле прихотливо изогнутая волна — украшенный овальным аквамарином, сияющим, точно живая роса. — Кольцо вашей стихии… Вода?

— Именно. Кольцо Эмуро. Вещь, отчасти послужившая отправной точкой событий, приведших к моему знакомству с вашим отцом, — поймав недоуменный взгляд Амира, рыцарь кратко рассказал о давней вражде его рода с неким человеком, и об участии Ингольва в поисках этого человека[4]. — Так, врага нашего мы одолели, но я, кажется, недооценил того, насколько сильно расползаются щупальца иносказательного кракена вражьих помыслов в разные стороны… Впрочем, это моя беда, я с ней как-нибудь совладаю. Особенно, если вы согласитесь принять от меня этот дар, — и он снял с пальца означенное кольцо, протянув его Амиру. — Возьмите, возьмите, аргшетрон! Я уже говорил, что у победителей бывает много врагов — и в случае чего, эта вещь поможет вам! А мне разобраться со своими тревогами поможет то, что никто не будет знать, где на самом деле находится кольцо. Я прошу вас взять на время это кольцо и сохранить у себя, в тайне. При этом вы вольны использовать его силу по своему усмотрению.

— Но… Я не понимаю! Я вам чужак. Вы отдаете то, что, насколько я знаю, вам самому жизненно необходимо! Необходимо вашей земле, королевству, в конце концов!

— Амир, вы мне — я уже говорил — не чужак. Если бы Ингольв был жив — я передал бы его на хранение ему, как доброму другу и всаднику на драконе. Я мог его отдать Айенге, вашей матери — но полагаю, что вам, вам, молодой правитель части внезапно явившейся из небытия земли — оно будет гораздо полезнее.

— Так. Так… вы просите временно хранить его для вас? Так?

— Так. Но на это время полноправным распорядителем силы кольца будете вы.

— А как же вы сами?

— О, тут все довольно интересно! Не переживайте обо мне — настоящий Рыцарь Кольца может быть только один, и в случае с кольцом Воды это — я. А что касается использования его силы… Видите ли, король Торинн — да будет его пребывание в Солнечном Доме светлым и незамутненным![5] — был весьма предусмотрителен и хитер, он ни за что бы не допустил окончательной утраты хоть одного кольца, поэтому он попросил создать их точные копии, и наделить схожими свойствами. У меня останется копия. И только мы с вами будем знать, где оригинал. Вы вернете его мне, когда минует опасность, что снова поднимает голову в Марбод Корту — и когда вы сами столь прочно утвердитесь на своем троне, что никто и никаким образом не сможет его пошатнуть. Вы согласны, Амир?

— Да.

— Тогда держите, — рыцарь снял кольцо с пальца и решительно вложил его в ладонь Амира. — Наденьте кольцо, amis конунг!

Амир выполнил то, о чем его просили — кольцо умостилось рядом с горскунским «перстнем власти» — волчьей головой, что отдал Амиру умирающий Грамбольд.

Едва серебряный обруч плотно обхватил палец, Имбар почувствовал то же самое, что почувствовал бы, если бы нырнул с разбега в горную реку, и тело бы его обволокло холодной водой: перехватило дыхание, по спине пробежали мурашки, вздыбились по-звериному волоски на коже — а в голове эхом послышался морской прибой. Точно Эмуро, Айулан Воды, откликнулся на зов.

— Славно. Очень надеюсь на скорую встречу в будущем, Амир — и на долгое союзничество, в память о достойных делах вашего отца, вашего народа — ну ваших личных тоже! Прошу извинить — кажется, я зачем-то понадобился герцогу Янгору… Вынужден откланяться!

И рыцарь, еще раз кивнув и пожав коротко новому знакомцу руку, удалился, растворившись среди придворных.

Амир только удивленно покачал головой. Как ни странно, Раэнару хотелось верить.

«Льюла, что думаешь?» — мысленно окликнул Амир своего дракона.

«Добрый знак», — слегка сонно отозвалась драконица, хотя Амир с самого начала разговора чувствовал, что янтарная уже не спит столь крепко — и следит за беседой. — «Этот человек в самом деле знал наших отцов, он не врал. И с Айенгой в самом деле разговаривал».

— Ну что ж, может, ма знает больше, и расскажет что новое, — сам себе тихонько сказал Амир, на том и успокоившись.

К тому же — вон его окликнул король Леон, пригласил в становящуюся все более оживленной беседу. Ну ни дать не взять, государственные мужи снова о чем-то спорят! Поскольку вокруг короля Мааркана собрались все те, с кем и сам Амир был бы не прочь поговорить, он радостно принял и кубок с вином, и предложение присоединиться к компании.

Как бы не хотелось в большей степени удрать ото всех, позвав на прогулку Айду — а успеется еще. Сперва собрать новости — что их много больше, чем ему рассказал говорливый сосед, Амир уже понимал. А для прогулок и прочего будет время — корабль, что повезет послов-«серебряных» домой, а гостей отсюда с ответным визитом в Эллераль, отбудет только через три дня.

 «драконий всадник», старая форма, которую и предпочитают гаэльцы.

 Обращение к молодой женщине, гаэльск.

 «господин рыцарь», корту.

 Об этих событиях повествует Первая Струна, и рассказывается в книге «Повесть о человеке Волчьего клана»

 Король Торинн к моменту этого повествования был мертв много лет. Солнечный Дом — обозначение доброго посмертия у людей, чтущих богов стихий — Айулан.

Глава 2. Белая Луна

Эллеральцы — Амир так и не запомнил имен этих трех чопорных господ — все волновались, успеют ли они к празднику, что, на вкус юного конунга, было слишком даже для «серебряных». Ведь до празднования весеннего поворота — его Амир привык уже на гаэльский манер называть Молочной, или Белой Луной — было никак не меньше полудюжины дней. Даже пара суток в пути на корабле, ну ладно, пусть не пара, пусть трое — со скидкой на зимние туманы — никак не помешает им поспеть как раз к началу всех церемоний. Конунг, к собственному удивлению, пребывал в совершенно безмятежном спокойствии, и отчасти этому способствовало, что ехал он в земли своего детства не в одиночку, и не в компании только лишь собственного дракона, а в составе отряженной королем Леоном делегации. Никого из близких друзей в ней не было, но полузнакомые молодые советники-гаэльцы да свои же, горскунские ушлые купцы, по случаю напросившиеся на корабль, оказались все же лучшей компанией, чем собственные думы.

Собственно, прибыли они вовремя — плавание прошло на редкость спокойно и мирно.

Чем ближе становился Эллераль, тем более отчетливо теплело в воздухе.

Увидев знакомый берег — с такого ракурса, правда, выглядящий скорее наоборот, незнакомым — Амир с удивлением отметил, что почти ничего не чувствует. Ни излишнего волнения, ни тоски, ни настороженности. Радости большой, впрочем, тоже — в отличие от Льюлы.

Радость появится сильно позже — когда на плечи улягутся материны ладони, и мягкий голос с невероятной теплотой произнесет: «Здравствуй, сын. Какой ты красивый и важный сделался!»

Но пока что — корабль входил в порт.

А там их уже встречали — красиво и пышно, как нигде больше не встретят. На это «серебряные» всегда были щедры, и гостей принимать умели и любили, тут уж ничего не скажешь.

То тут, то там Амир видел знакомые лица, излучающие безадресную благожелательность и приветливость, и тихо усмехался про себя. Узнал почти сразу и тех самых советников, что так яро выступали за изгнание без права на возвращение — ничуть не менее открыто улыбающихся, чем прочие. Амира это одновременно покорежило и воодушевило — захотелось засмеяться им в лицо, ехидно припоминая каждое скверное слово, что говорили они за глаза, но всадник мысленно одернул себя. Вот еще, показывать, будто оно, прежнее отношение, хоть когда-то задевало его! С удивлением юноша узнал в этой своей мысли что-то от манер Айду и, как ни удивительно, Уаллэ. Еще больше воодушевился, поняв, что его — такого, каким он стал — в самом деле здесь никто не знает, и это дает преимущество перед тенями прошлых неприятных воспоминаний.

«Ну хоть что-то хорошего ты нашел в своём возвращении» — прочитала мысли Амира Льюла.

«Это ненадолго, так что не обольщайся. Я о „возвращении“, разумеется. Помнишь, о чем мы говорили — одна нога здесь — другая дома!» — мысленно хохотнул Амир, бросив взгляд на своего дракона. Льюла кивнула — она все-таки понимала, что это только ей нечего делить с местными.

Выслушав всю тираду витиеватых приветствий, Амир ответил вежливым полупоклоном и проследовал во главе делегации за советниками.

Первым встретил его Йэстен-Фокс, буквально выдернув из толпы и крепко обняв.

— Привет, Сын Волчицы! Сколько лет, сколько зим! — друг детства совершенно не изменился, к слову.

— Чуть менее года, Фокс, не преувеличивай! — ответил взаимными объятиями Амир, поймал взглядом серебристый взблеск сбоку, повернулся: — Приветствую, Скай! Ясного неба!

— И тебе, всадник! — ответил дракон Фокса, чуть наклоняя голову, пытливо, по всегдашней своей манере, взглянув в глаза собеседника, потом перевел взгляд и нарочито медленно и изящно поклонился Льюле, чуть коснувшись ее крылом. Янтарная ответила тем же, но как-то смущенно.

Торросский всадник, меж тем, в самом деле был все тем же Фоксом, каким его помнил Амир:

— Пошли, расскажешь о своих приключениях, пока политики политиканствуют!

— Я тоже политик теперь, не забывай! — засмеялся Амир.

— Ах, ну да, ну да, важная персона, — усмехнулся Фокс. — Это правда, что ты ни много, нимало, а конунг северян?

— Правда, еще какая! — кивнул Амир. — Силас рассказал, или сплетни разносятся сами по ветрам, презрев моря и расстояния?

— Силас, конечно! Когда это я сплетням верил!

— Ну, знаешь, времена такие, что сплетнями интересуются и государственные мужи, — Амир кивнул в сторону, на компанию эллеральцев и гаэльских гостей.

— Да расскажи лучше, как там тебе в новых землях живется-то! Я тебя на силу узнал в этаком наряде — вон, Скаю скажи спасибо, он куда как быстрее вас заметил и сообразил раньше меня, кто там рядом с Льюлой вышагивает! Что за земля такая — Гаэль?

Амир усмехнулся. Разговор обещал быть долгим — но ведь за тем, в общем-то, и приехал? Повидаться с близкими, наговориться всласть чтоб?

— Что за земля, говоришь? Ну слушай…

Стараясь подбирать как можно более емкие и точные выражения, он попробовал обрисовать другу, куда же именно его занесла судьба. Это было непросто — хотя бы потому, что говорить о том, что тебе нравится, так, чтоб собеседник на самом деле понял твои чувства, а не посчитал их преувеличением или вовсе каким-то пустым словоблудием, сложно всегда. А Фокс, как водится, был настроен скептически — это у него было едва ли не врожденное.

— А тебе, я гляжу, там нравится, — отметил Фокс с удивлением.

— Не без того! Ну сам подумай, как мне может не нравиться место, где я встретил собственный народ! Горскун, родня! Ты даже не представляешь, как я был им рад!

— Да нет, — перебил его с какой-то странной задумчивой усмешкой Фокс. — Я бы тебя скорее за гаэльца принял, судя по тем, с кем ты прибыл. Если бы я не знал, кто твои родители…

— На что ты намекаешь? — не понял Амир.

— Ты начинаешь забывать свою родину, друг. И забывать, кто и что повлияло на твою судьбу.

— Родину? — оборвал его молодой конунг, изумленно уставившись на Йэстена. — Какую родину, Фокс? Ту, что утонула в волнах северных морей, никогда мною не виденную? Или имеешь в виду ту землю, откуда меня изгнали?

Старался Амир не бередить старые раны, да те сами вскрылись. И от кого он это слышит — Фокс! Ну, удружил, друг-товарищ!

— Ту, где ты родился, — произнес Фокс, немного растерявшись. — Здесь же прошло твое детство, Амир!

— Нет у меня такой родины, — отрезал Амир неожиданно жестко. — Гаэльский Нордгард мой дом, потому что там мой народ. А этот берег мне не родина.

— Но ты носишь эльфийское имя! Ты вырос с нами, половину детства считал меня старшим братом, Амир. А я считал тебя своим младшим родичем… ведь мы одна семья, разве нет? Скажи, разве твоя семья не тут?

— И при том — заметь — я не эльф. Ни здешний, хвала богам, и не гаэльскй — сколь бы не было у меня друзей меж них. Семья, Фокс, это все же несколько более широкое понятие, чем те, с кем рос в одном доме, — упрямо отозвался Амир.

— Эх. Что-то ты не в духе, как я погляжу. А ведь я так рад тебя видеть, думал, ты… ай, ладно. Матери смотри такого не скажи, — опечалился друг.

— Чего это мне там не следует говорить? — окликнула тут спорщиков Айенга, не дав недопониманию перерасти в напряженное молчание.

Всадники слегка вздрогнули — оба, не сговариваясь. Расстраивать Айенгу чем бы то ни было — пусть даже собственной перебранкой — не хотелось ни одному.

— Мама! — Амир обнял шагнувшую к нему Айенгу. — А я уже хотел идти искать тебя, думал, тебе не сообщили!

— Сообщили, сын. Я боялась, что не успею вернуться в город раньше тебя, но, видимо, мы прибыли одновременно, — покачала головой она.

— Вернуться? Ты жила не здесь, не в городе?

— За городом, да. Поселилась в одном из охотничьих домиков, мне там было удобнее и спокойнее… Ой, да чего это мы обо мне! Лучше расскажи, как ты сам, где Льюла?

— Льюла сейчас во всю болтает со Скаем, и драконам явно не до нас, — улыбнулся Амир.

— Да уж, перепираться с ходу они точно не станут, — подал голос Фокс, покачав головой, потом добавил: — Ладно, я не буду мешать вам, лучше пойду познакомлюсь с остальными товарищами господина конунга Севера.

— Фокс! Мы не договорили. Я не хочу, чтобы встреча после стольких лет закончилась перебранкой — поэтому я тебя еще попозже отыщу.

— Идет, — как-то без энтузиазма, но спокойно отозвался Фокс — и убрался прочь.

— Чего вы с ходу умудрились не поделить? — чуть нахмурилась Айенга, когда они направились к прежнему их дому. Хотя северная чародейка и не жила в нем, эллеральцы из уважения оставили его нетронутым, и там было все точно так же, как помнил Амир.

— Фокс вздумал поучать меня, кто мне семья, а кто нет, — подосадовал Амир. — Я сказал, что мой дом это Нордгард, а никак не Эллераль, и семья…

— А-а-а, понятно, — Айенга усмехнулась понимающе. — Он очень ждал твоего возвращения, скучал, как скучают в самом деле по младшему брату, вот и обиделся, что ты его не считаешь достаточно близким себе. И вот этого мне, как я понимаю, не нужно было говорить, ага. Смешной он все же! Взрослеет медленно, сколько бы жизнь не мотала. Неужто все эльфы такие?

— Нет, — усмехнулся Амир. — Гаэльцы вроде бы тоже эльфы, правда, сами они это слово терпеть не могут, зовут себя «элро»… Так вот, там все иначе устроено. Очень похоже на наш, северный уклад — то-то горскунцы в Нордгарде так быстро нашли с ними общий язык… Так, ма, погоди, ты что, ничего толком не знаешь?

Амир осекся, глядя на удивленно округляющиеся глаза матери.

— Ну как… очень обрывчато. Силас говорил о гаэльских северянах, но я поняла так, что это какие-то тамошние, свои отдельные люди, как их… лисий на