В. В. Лапаева

Право в эпоху генетической революции

Прогресс геномики человека с позиций правового подхода

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 34:575

ББК 67:28.04

Л24

Автор:

Лапаева В. В., доктор юридических наук, главный научный сотрудник сектора философии права, истории и теории государства и права Института государства и права РАН.

Рецензенты:

Рыбаков О. Ю., доктор философских наук, доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой философии и социологии Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА);

Васильев А. А., доктор юридических наук, доцент, заведующий кафедрой теории и истории государства и права Алтайского государственного университета.

В монографии рассмотрены философско-правовая проблематика, актуализированная прорывными достижениями в сфере геномики человека, а также проблемы законодательного регулирования отношений в этой сфере. Анализ законодательства проведен по таким направлениям, как защита прав пациентов, испытуемых и доноров генетического материала; стимулирование национального научно-технологического развития в области геномики человека; предотвращение угроз для человечества вследствие неконтролируемого применения технологий редактирования человеческого генома. Обоснованы подходы к поиску баланса между этими разнонаправленными векторами правового обеспечения развития геномики человека на базе правового принципа формального равенства и закрепленной в Конституции РФ модели его реализации. Особое внимание уделено философско-правовым аспектам таких проблем, как соотношение права, морали и религии в смысловом пространстве биоэтики и в деятельности биоэтических комитетов, статус человеческого эмбриона, редактирование наследуемого генома человека, биотехнологическая дегуманизация и т. д.

Законодательство приведено по состоянию на 15 марта 2023 г.

Для философов права, биоэтиков, генетиков, интересующихся проблемами этико-правового регулирования, а также юристов, специализирующихся в сфере правового обеспечения генетических исследований и технологий.

УДК 34:575

ББК 67:28.04

© Лапаева В. В., 2023

© ООО «Проспект», 2023

ВВЕДЕНИЕ

Период смены тысячелетий ознаменовался чередой научных прорывов в изучении человека, которые осуществляются в русле двух ключевых тенденций, связанных: 1) с взаимопроникновением естественно-научного и социогуманитарного знания и 2) с ускоренным переводом научных достижений в технологии, существенно преобразующие социальные практики людей. Как писал в свое время основатель российского Института человека академик И. Т. Фролов, человек, создавший своим разумом смертельную угрозу самоуничтожения, «теперь начинает все острее осознавать необходимость “высокого соприкосновения” разума с самим собой, разума, соединенного с гуманностью», и все больше «начинает обращаться к себе самому, становиться не только субъектом, но и объектом познания»1. При этом процессы гуманизации познания призваны преодолеть издержки естественно-научной рациональности, чреватые технологической дегуманизацией человека. Опасность такой утраты человеком своей человечности, т. е. своей экзистенциальной сущности, во многом обусловлена тем, что современный прогресс технологий вышел за рамки человекоразмерного мира и навязывает человеку все новые возможности повышения качества жизни, последствия которых человек зачастую уже не в состоянии осознать и контролировать.

Наиболее масштабные изменения в повседневную жизнь вносят сейчас информационные и генетические технологии, что позволяет специалистам утверждать, что мы живем в эпоху информационной и генетической революций, которые соединяются в единый процесс благодаря развитию биоинформатики и технологиям больших данных. Ряд авторов предпочитают говорить о биотехнологической революции, ядром которой тем не менее является прогресс генетики и геномики человека, основанный на достижениях современной биологии, и прежде всего таких ее направлений, как биохимия, молекулярная биология, клеточная биология и т. д. Прогресс в этих областях науки способствовал тому, что в междисциплинарном научном дискурсе заметно актуализировался вопрос о природе человека, потребовавший переосмысления с учетом новых знаний и основанных на них новых технологических возможностей.

Как пишет один из первооткрывателей структуры ДНК нобелевский лауреат Дж. Уотсон в монографии «ДНК. История генетической революции», революционный характер открытий в сфере геномики человека, дополнивших дарвиновскую теорию эволюции, заключается в опровержении прежних иллюзий о том, что процессы, управляющие основами жизни, выходят за рамки привычных законов физики и химии в некую метафизическую сферу2. Трактовка феномена жизни как огромной совокупности химических реакций, согласованных в рамках невероятно сложного набора инструкций, химически закодированных в нашей ДНК, и «доказанная способность манипулировать ею, — утверждает Дж. Уотсон, — это факты нашей культуры»3, которые меняют прежние представления о том, что же такое «быть человеком». Такую позицию оспаривает известный отечественный биоэтик Б. Г. Юдин. Возражая против попыток редукции понятия человека к его биологическим (генетическим, нейрокогнитивным и т. п.) характеристикам, он подчеркивает, что подобное «объектное понимание природы человека так или иначе предполагает отстраненность от ценностных составляющих этого понятия»4 и не учитывает ключевую особенность человека, связанную с его «способностью преодолевать те или иные пределы, а значит — его принципиальную не-определенностью»5.

Тем не менее надо признать, что претензия естественно-научного знания на очередной мировоззренческий переворот в представлениях о человеке — это серьезный вызов социогуманитарным наукам, и прежде всего философии права с ее традиционным пониманием человека как существа метафизического6 — как разумного носителя свободной воли. Очевидно, что только такая трактовка сущности человека позволяет говорить о праве как о системе норм, основанных на принципе формального равенства людей в их свободе. То, что представители естественных наук варьируют свои определения жизни от «самоподдерживающейся химической системы, способной к обновлению и эволюции» до «генетической системы, которая содержит больше битов информации, чем число, которое требуется для начала ее работы»7, для социогуманитарного знания по сути дела мало что меняет. Это лишь разные версии физикализма, утверждающего, что все события в итоге подчиняются физическим законам и могут быть объяснены их действием.

Однако для теории и философии права отказ от метафизической по сути идеи свободы воли, предопределяющий развитие в сторону технологической (в том числе биотехнологической) дегуманизации человека, означал бы подрыв самих основ правовой культуры человечества. В этом вопросе юристы ищут поддержку в работах философов, критикующих подобный редукционизм с позиций компатибилистской теории (согласно которой идея свободы воли не противоречит современной научной картине мира)8, с точки зрения философии духа9 с ее трактовкой духа как «способности человека оторваться от эволюционной определенности (от чувства самосохранения), освободиться от давления не только биологических инстинктов, но и социальных ограничений»10 и т. д.

Пока что философия права может, по-видимому, удовлетвориться тем, что на данном этапе развития психогенетики, поведенческой нейробиологии, когнитивистики, этологии и так далее эти науки указывают лишь «на границы нашего возможного познания психической и мозговой деятельности человека для целей познания и понимания права»11 и что учитывать их результаты в юриспруденции оказывается «не более рациональным, чем не учитывать, а с общекультурной точки зрения — гораздо более слабым решением проблемы»12. Однако по мере того, как естественно-научное знание, усиленное технологиями больших данных, будет предоставлять все новые факты влияния на юридически значимое поведение человека со стороны его генов13 и эпигенетических факторов образа жизни14, давление физикализма на междисциплинарное осмысление феномена человека будет возрастать и философии права придется отвечать на этот вызов.

Но даже если оставить в стороне сложнейший вопрос о природе человека, о свободе его разумной воли и т. д., то и в этом случае революционная метафора применительно к оценке прогресса современной генетики остается в силе. Генетические технологии вносят огромный, постоянно возрастающий и уже сейчас во многом революционный вклад в развитие самых разных сфер социальной жизни: медицины, сельского хозяйства, ряда отраслей промышленности и т. д., — существенно меняя их привычные параметры. При этом наиболее значимые перспективы применения этих технологий связаны с тем, что они позволяют (пока что, скорее, теоретически и, возможно, не столь кардинально, как многие сейчас думают) преобразовывать физические, когнитивные и психические качества будущего человека путем редактирования клеток эмбриона или родительских половых клеток. Одни называют такие вмешательства в зародышевую линию клеток совершенствованием (апгрейдом) человека15, другие предпочитают брать слово «совершенствование» в кавычки16, в публицистике же обычно говорят о создании «дизайнерских младенцев» в русле так называемой либеральной (или, как иногда говорят, частной, семейной, потребительской и т. п.) евгеники. За этими терминами из области околонаучного сленга скрываются колоссальные по значимости проблемы, связанные с возможностью (пусть гипотетической и весьма отдаленной, но уже всерьез обсуждаемой) превращения эволюционного биосоциального развития человечества в управляемый технологический процесс, устремленный в постчеловеческое будущее.

Предмет исследования данной монографии составляют философско-правовые проблемы, связанные с геномикой человека, и основные задачи законодательного регулирования отношений в этой сфере, которые освещаются с позиций конституционно-правового подхода к согласованию действующих здесь разнонаправленных интересов. Автор исходит из того, что главная цель правового регулирования отношений, связанных с прогрессом в развитии геномики человека, заключается в том, чтобы максимально содействовать этому прогрессу в тех пределах, в которых он возможен без нарушения прав человека и без ущерба для общего блага человечества в целом. Для того чтобы очертить указанные пределы, заданные надлежащим балансом личного и общего блага, и на этой основе выработать свое отношение к научным фактам, предъявляемым генетикой, юридической науке нужно глубже понять предмет исследования этой далеко не смежной научной дисциплины. Поэтому задача монографии заключается в том, чтобы на данном (все еще первоначальном) этапе взаимодействия оте­чественной юриспруденции и геномики человека по возможности познакомить представителей юридической науки и практики с наиболее значимыми с точки зрения права этапами развития генетики как науки о наследственности, разобраться в первом приближении с базовыми понятиями геномики человека, которые все шире входят в нормативную ткань современного законодательства, определить наиболее актуальные направления правового обеспечения развития геномики человека как сферы научной и практической деятельности, обозначить актуальные философские проблемы, порождаемые развитием биотехнологий.

Особое внимание уделено в монографии философско-правовым аспектам освещаемой проблематики. В плоскости такого подхода поставлены вопросы о том, не приведет ли стремление человечества к преодолению предопределенного судьбой генетического неравенства людей к еще более неприемлемым формам социального и даже биосоциального неравенства и может ли право предотвратить опасность такого развития событий. Эти вопросы проанализированы в контексте проблемы соотношения личного и общего блага. Основная болевая точка, через которую проходит линия напряжения между благом отдельного человека и благом человечества в сфере геномики человека, — вопрос о возможностях и пределах редактирования человеческого генома, которое открывает дорогу биотехнологическому изменению природы человека. Данная проблематика рассмотрена как в плоскости правового обеспечения научных исследований в сфере редактирования наследуемого генома человека, так и с позиций анализа социальных проблем, порождаемых переходом от научных исследований к клинической медицине и к практике совершенствования (апгрейда) физических, когнитивных и психических характеристик человека.

Еще одно обозначенное в монографии направление философско-правового осмысления рассматриваемой проблематики — это анализ взаимодействия познавательных потенциалов биоэтики как научно-практической деятельности, связанной с формированием этических регуляторов для биомедицинской науки и практики, и юриспруденции как науки о свободе в ее нормативном выражении и государственном (публично-властном) признании. Биоэтические принципы, легитимированные в сфере геномики человека, рассмотрены в оптике взаимодействия между правом, моралью и религией с позиций разработанного В. С. Нерсесянцем либертарно-юридического типа правопонимания17, позволяющего разграничивать эти сферы соционормативной регуляции.

Законодательное регулирование отношений в области научных исследований генома человека и практики геномной медицины проанализировано с позиций поиска баланса между различными социальными интересами на основе правового принципа формального равенства и закрепленной в Конституции РФ модели его реализации.

Глава 1. ИСТОРИЯ СТАНОВЛЕНИЯ ЭТИКО-ПРАВОВОГО РЕГУЛИРОВАНИЯ ОТНОШЕНИЙ В СФЕРЕ ГЕНОМИКИ ЧЕЛОВЕКА

1. Геномика человека: основные вехи развития с позиций правового подхода

Становление генетики как нового направления в биологии. За последние 150 лет генетика прошла колоссальный путь — от изучения наследственности у растений до уже всерьез обсуждаемой в научном сообществе перспективы управляемой эволюции человечества. Точкой отсчета в истории становления и развития генетики как науки о наследственности стали 1856–1863 гг. — период проведения опытов чешско-австрийского биолога Г. Менделя (монаха-августинца и настоятеля аббатства Святого Фомы в г. Брно), который выявил ряд важных принципов передачи наследственных признаков у семян гороха. Однако признание в научном сообществе это направление исследований получает лишь в первые годы ХХ в., когда несколькими учеными из разных стран были заново открыты законы передачи наследственных признаков, названные впоследствии законами Г. Менделя. К первой трети ХХ в. был заложен фундамент классической генетики — науки о генах (от греч. genos — род, рождение, происхождение) как о неделимых структурных или функциональных единицах наследственности, изучающей закономерности наследственности и изменчивости организмов. Гены в совокупности составляют заключенный в клетке геном, т. е., как говорил Дж. Уотсон, своего рода «свод законов» по генетическому устройству человека18.

К началу ХХ в. ученые выяснили, что генетическая информация содержится во внутриклеточных структурах, которые получили название «хромосомы» (в буквальном переводе — «окрашенное тело»). Хромосомы находятся в ядре клетки и состоят в основном из молекул ДНК (дезоксирибонуклеиновой кислоты) и белков. Долгое время доминировало представление о том, что носителями генетической информации, т. е. информации о наследуемых характеристиках организма, являются белки. Но в 1944 г. было экспериментально подтверждено, что носителями ген такой информации являются макромолекулы ДНК. В 1953 г. в данной области исследований был совершен еще один значительный рывок — открытие структуры молекулы ДНК, которая, как выяснилось, имеет вид двойной спирали. Именно с этим открытием Дж. Уотсона и Ф. Крика специалисты связывают рождение геномики — науки, изучающей гены (неделимые элементы наследственного материала) и геномы (совокупность генов в клетке) живых организмов. Задачами геномики являются секвенирование (прочтение нуклеотидной19 последовательности ДНК), картирование (определение положения фрагментов ДНК в хромосоме) и идентификация функций генов, их взаимосвязей в геноме20. Важнейшее направление геномики составляют исследования генома человека, в рамках которых условно выделяют антропогенетику, изучающую наследственность и изменчивость нормальных признаков человеческого организма, и медицинскую генетику, исследующую геномные патологии.

Отличительной особенностью генетических (в том числе геномных21) исследований человека изначально была высокая степень их интернационализации, обусловленная не только огромной трудоемкостью и финансовой затратностью работы, но и общечеловеческой значимостью ее результатов. С 1973 г. с периодичностью в два года собирались совещания ведущих мировых исследователей, изучающих геном человека, и велась работа по объединению национальных исследовательских программ. Важнейшим итогом этой деятельности стало создание Международной организации по изучению генома человека (The Human Genome Organisation, HUGO), взявшей на себя значительную часть работы по такому нормативному сопровождению исследований, в рамках которого «принципы научного этоса дополняются социальными ценностями, выступающими в качестве условий функционирования науки»22. В организацию изначально вошли 220 ученых из разных стран, в том числе пять советских биологов, один из которых (А. Д. Мирзабеков) был избран ее вице-президентом. HUGO активно участвовала в организации глобального исследовательского проекта «Геном человека», поставившего грандиозную по масштабам и значимости задачу секвенирования всего человеческого генома, т. е. определения последовательности нуклеотидов в молекуле ДНК, обеспечивающей хранение, передачу из поколения в поколение и реализацию генетической программы развития организма.

Начало серьезному финансированию проекта было положено Министерством энергетики США, заинтересованным в изучении мутаций генома человека под влиянием радиации: для отслеживания генетических мутаций у жертв ядерных взрывов в Хиросиме и Нагасаки, а также у их потомков была важна полная карта человеческого генома (в итоге вклад данного министерства обеспечил секвенирование примерно 11% генома)23. Позже к финансированию подключились Национальные институты здравоохранения США, частные спонсоры, а также иные государства, участвовавшие в проекте, который вскоре приобрел статус международного. Причем среди частных спонсоров проекта оказались и неожиданные, на первый взгляд, структуры. Так, свой вклад в его финансирование внесли табачные компании, надеявшиеся получить доказательство того, что рак легких обусловлен не столько курением, сколько генетическими особенностями отдельных групп курильщиков24.

Заявление о том, что наука вплотную приблизилась к раскрытию химической основы наследственности, было впервые сделано Дж. Уотсоном в 1988 г., и в этом же году в СССР с идеей изучения генома человека выступил известный отечественный генетик А. А. Баев, благодаря авторитету которого постановлением Совета Министров СССР в том же 1988 г. была утверждена государственная научно-техническая программа «Геном человека», получившая весьма значительное финансирование25. К участию в программе было привлечено более тысячи ученых из 120 лабораторий, а ее финансирование было сравнимо на тот момент с соответствующим финансированием в США26. Однако вследствие политических событий этого периода финансирование вскоре было прекращено. Россия подключилась к международному проекту «Геном человека», однако ее финансовый вклад был настолько скромным, что не учитывается при общем подсчете издержек. Тем не менее российские ученые провели исследования по картированию 3, 4, 13 и 19-й хромосомы27, а научный вклад России в международное сотрудничество, как отмечал Л. Л. Киселев, признан в мире: 70 отечественных исследователей были избраны членами HUGO28.

Благодаря мобилизации усилий ученых, государственных структур и бизнеса ряда технологически развитых стран, в очень короткие сроки — уже к 2001 г. — был опубликован первый черновой вариант секвенированного генома человека, а в 2003 г. ученые уточнили данные и объявили об окончании работы по данному проекту. Дополнительным бонусом к этому грандиозному успеху стало то, что параллельно с секвенированием генома человека была проведена работа по расшифровке полных геномов возбудителей многих опасных болезней, которая без проекта «Геном человека» не продвинулась бы столь далеко. Ускорению работы в немалой степени способствовало соперничество, возникшее между международным проектом и проектом, реализуемым американской коммерческой компанией Celera Genomics. Эта компания, образованная из слияния Института геномных исследований, основанного выдающимся генетиком К. Вентером, и производителя автоматических секвенаторов, начав работу над собственным проектом секвенирования генома человека в 1998 г., сумела составить успешную конкуренцию международному проекту во многом благодаря мощным спонсорам, открытию более эффективного метода секвенирования, а также использованию данных, представляемых в открытом доступе. Последний момент в контексте нашего анализа представляет особый интерес. Дело в том, что в 1996 г. на совещании участников международного проекта было принято решение о том, что информация о последовательности генов является всеобщим достоянием и должна быть обнародована по мере ее получения. Реализуя эти установки, участники проекта в ежедневном режиме публиковали получаемые ими данные29, которыми пользовалась Celera Genomics.

Сложившаяся ситуация стала одним из наиболее ярких проявлений внутреннего напряжения внутри научного сообщества «в период быстрого и непростого изменения культуры академических биомедицинских исследований от традиции открытой науки к ориентированному на ограничения частному предпринимательству»30. Тем не менее соперникам удалось достичь компромисса, и результаты обоих проектов были одновременно объявлены на общей пресс-конференции 26 июня 2001 г., а итоговая статья группы К. Вентера вышла в Science через день после публикации статьи участников проекта «Геном человека» в Nature31. Однако Celera Genomics сумела зарегистрировать ряд патентных заявок на секвенированные фрагменты ДНК. Между тем еще в 1992 г. была обнародована позиция Международного совета научных союзов (International Science Council, ICSU), согласно которой информация о последовательностях нуклеиновых кислот, т. е. информация о структуре ДНК, не может патентоваться, а в 1997 г. была принята Всеобщая декларация о геноме человека и о правах человека, в которой подчеркивается, что геном человека в его естественном состоянии не должен служить источником извлечения доходов и что следует обес­печивать всеобщий доступ к достижениям наук, изучающих геном человека.

Celera Genomics добилась успеха в патентовании найденных ею генов во многом благодаря тому, что применение этого способа признания научной и коммерческой значимости результатов интеллектуального труда к объектам живой природы ранее уже получало поддержку со стороны судебной системы США. В 1978 г. Калифорнийский университет оформил первую заявку на патентование человеческого гена, а именно гена соматотропина. А в 1980 г. индийско-американский микробиолог А. Чакрабарти, создавший искусственную бактерию, способную бороться с нефтяными загрязнениями, выиграл в Верховном суде США дело против Бюро по регистрации патентов и торговых марок, отказывавшегося патентовать живой организм: суд принял решение о правомерности патентования живых систем, созданных руками человека. В том же году вступил в силу Закон о внесении изменений в Закон о патентах и торговых марках (Bayh-Dole Act), после чего разработки в сфере биотехнологий стали коммерчески прибыльным занятием. С тех пор было запатентовано около 4300 человеческих генов32.

Высокая прибыльность привлекла в сферу геномики приток больших финансовых средств, что способствовало прогрессу научных исследований и разработок. Однако разразившаяся в США так называемая генетическая золотая лихорадка, по мнению ряда известных специалистов, нанесла ущерб науке и здравоохранению. Для ее прекращения потребовалось вмешательство президента США Б. Клинтона, заявившего, что человеческий геном сам по себе нельзя запатентовать. Данное заявление пресекло попытки компании Celera Genomics ограничить доступ к получаемым ею данным, а также привело к тому, что многие патенты были успешно оспорены в суде. Важный вклад в решение проблемы внес также Американский союз по защите гражданских свобод33. В 2013 г. Верховный суд США признал, что фрагмент ДНК естественного происхождения является продуктом природы, не обладающим патентоспособностью (в отличие от синтетических ДНК, созданных в лаборатории)34. Эта история в очередной раз показала, что регулятивный потенциал норм «мягкого» права35 не достаточен для сдерживания тех, кто, по словам Дж. Уотсона, ощутил «действие пьянящей биотехнологической смеси “наука плюс бизнес”»36.

Проблема, не получившая решения на международно-правовом уровне, продолжается дискутироваться. Так, в российской юридической литературе высказывается мнение, что природные гены и геномы человека могут рассматриваться в качестве особых объектов гражданских прав и что их патентная защита дает «ощутимые преимущества в области охраны прав интеллектуальной собственности в столь специ­фической деятельности, как оказание биомедицинских услуг»37. Однако даже если оставить в стороне философско-правовой смысл положений Всеобщей декларации о геноме человека о том, что «геном человека знаменует собой достояние человечества» (ст. 1), что геном человека в его естественном состоянии не должен служить источником извлечения доходов (ст. 4) и что следует обеспечивать всеобщий доступ к достижениям наук, изучающих геном человека (ст. 12)38, и руководствоваться лишь сугубо практическими соображениями, то и в этом случае с такой позицией трудно согласиться.

Прежде всего, надо отметить, что, как показала практика патентования генов, доминирование тех, кто монополизирует рынок генетических лечебных препаратов и получает возможность устанавливать «ценообразование на грани фола»39, крайне негативно сказывается на интересах других участников рынка, и прежде всего пациентов. Кроме того, как верно замечено, прежние представления о патентных правах как о бесспорном стимуле развития инноваций в последнее время уступают место иному взгляду на ситуацию, согласно которому в некоторых случаях патенты «могут препятствовать новаторству, конкуренции, созданию новых инноваций»40. В этом контексте следует отметить необходимость учета технологической специфики открытия новых генов, которая сейчас уже во многом носит рутинный характер. Как пишет Дж. Уотсон, по мере совершенствования методов секвенирования генов сложилась ситуация, при которой для воплощения стремления запатентовать найденные таким образом гены «практически не требовалось ни сноровки, ни изобретательности. Только механически увеличиваемый объем проводимых исследований»41. А это значит, что патенты на такие открытия не только не будут стимулом для научно-технического творчества, но и станут препятствием для научных прорывов в иных направлениях. Кроме того, важно иметь в виду и то, что традиционный подход к оценке преимуществ патентной защиты основан на таком «сомнительном для патентов на гены допущении, что патентообладатель вносит вклад в технологическую базу, который в противном случае не был бы доступен бесплатно»42.

Развитие геномики человека после международного проекта «Геном человека». После успешного завершения проекта «Геном человека» другим существенным достижением в данной сфере исследований стала реализация начатого в 2002 г. международного проекта HapMap (карта гаплотипа генома человека), в осуществлении которого участвовали ученые из Великобритании, США, Китая, Канады, Японии и Нигерии. Результаты сотрудничества академических центров, некоммерческих биомедицинских исследовательских групп и частных компаний этих стран были опубликованы в 2005 г. и 2007 г. (итоги первого и второго этапов исследования); они были размещены в свободном доступе и стали доступны для ученых всего мира. Цель проекта — создание карты генетических сходств и различий среди популяций мирового населения. Такие карты, описывающие общие закономерности генетической изменчивости людей, используются: в популяционной генетике — для выделения групп, имеющих общего предка; в медицинской генетике — для изучения воздействия факторов среды на формирование генетических особенностей человека, влияющих на его здоровье и реакции на лекарственные препараты; в криминалистическом анализе — для определения наиболее вероятной этнической принадлежности преступника по его ДНК и т. д.43 Успехи этих исследовательских проектов стимулировали интерес к ряду других крупных проектов в области разных разделов биологии, в том числе протеомики (анализирующей белки, которые экспрессируются в клетке), эпигеномики (изучающей влияние на работу генов окружающей среды и поведение самого человека) и др. Масштаб открывающихся научных перспектив актуализирует проблему ограниченности ресурсов, что требует «принять объективные жесткие решения о том, какие проекты имеют лучшие шансы на получение результатов, необходимых для глубокого понимания, а не просто для описания биологических систем»44.

Дальнейший прогресс в сфере изучения геномики человека все в большей степени зависит от развития информационных технологий, поскольку в настоящее время объем имеющейся генетической информации, которой располагают исследователи, уже «намного больше того, что можно осмыслить, проанализировать и использовать в экспериментальной работе»45. В ряду последних достижений из этой области выделяется недавнее открытие российского ученого — руководителя направления «нанобиомедицина» Университета «Сириус» и заведующего лабораторией нанобиотехнологий Московского физико-технического института М. П. Никитина. В январе 2023 г. в журнале Nature Chemistry была опубликована его статья «Переключение некомплементарных цепей как фундаментальная альтернатива регуляции генов и обработки информации, записанной в ДНК»46, из самого названия которой следует, что речь идет о качественно новом подходе к пониманию механизмов регуляции экспрессии генов, реализующей заложенную в них информацию. Как отмечается на сайте Минобрнауки России, до сих пор «считалось, что ДНК хранит и обрабатывает информацию за счет структуры двойной спирали — однозначно соответствующих друг другу (комплементарных) молекулярных цепей», но М. П. Никитин, по его словам, обратил внимание на необычное свойство ДНК, которое 70 лет оставалось незамеченным в тени красоты двойной спирали, а именно на то, что ДНК может хранить и передавать информацию за счет иных взаимодействий, не соответствующих принципу комплементарности. При создании программного обеспечения нового поколения это открытие позволит «познать природу самых разнообразных процессов… улучшить специфичность генной терапии и безопасность ДНК/РНК-вакцин»47.

На основе достижений фундаментальной науки сформировалась новая область знаний и умений — генная инженерия, представляющая собой совокупность методов получения рекомбинантных (гибридных) ДНК и РНК48. В настоящее время генная инженерия и тесно связанная с ней клеточная инженерия, имеющая дело не с целым живым организм, а с его клетками и тканями, — это две ведущие биотехнологии49, которые являются «практическим венцом новой биологии»50. Старт их развитию дан в начале 1970-х гг., когда в США был открыт метод рекомбинации ДНК: в 1972 г. группа исследователей под руководством П. Берга «сшила» фрагменты ДНК разного происхождения, получив своего рода «химеру», создание которой вызвало опасения некоторых биологов относительно безопасности ее введения в клетки живых организмов, в результате чего группа П. Берга «отложила эксперименты in vivo, добровольно отказавшись от славы создателей первого генетически модифицированного организма»51.

Из последующих крупных достижений в области создания и применения генетических технологий52 наиболее значительным событием стало создание эффективной и относительно простой в применении технологии направленного редактирования геномов живых организмов CRISPR/Cas9, за которую в 2020 г. двумя исследовательницами — Дж. Даудна и Э. Шарпантье — получена Нобелевская премия по химии. Данная технология, получившая название CRISPR/Cas9 по наименованию белка Cas9, который является здесь инструментом редактирования, представляет собой высокоизбирательный способ активирования и ингибирования (т. е. подавление активности) генов.

Образно говоря, технология CRISPR/Cas9 аналогична «быстрому поиску и исправлению единственного слова с ошибкой в огромном многотомном тексте»53. Она позволяет «вреза́ться» в цепочку ДНК и дает возможность не только удалять из этой цепочки некоторые фрагменты, но и вставлять в нее новые элементы, прицельно меняя таким образом генетический код. Метод был создан на основе изучения механизмов иммунной системы бактерий. Ученые обнаружили, что когда в бактерию, снабженную иммунной CRISPR-системой, проникает вирус, белки Cas9 вырезают из ДНК вируса некоторые фрагменты и вставляют их в ДНК бактерии. В результате формируется механизм запоминания чужеродного элемента, который при повторном заражении позволяет преодолевать действие вируса54. Этот иммунный механизм удалось задействовать для редактирования геномов других организмов, в том числе и генома человека (что уже нашло широчайшее применение в сельском хозяйстве, промышленности, медицине55, а также в сфере национальной безопасности56).

Таким образом был подведен практически значимый итог огромной работы всего мирового научного сообщества по расшифровке структуры ДНК, секвенированию генома человека, изучению взаимодействия бактерий и вирусов в рамках молекулярной биологии и т. д. Сугубо фундаментальное научное исследование в области узкого направления молекулярной биологии, связанного с изучением иммунного ответа бактерий на атаку со стороны вирусов, позволило создать технологию изменения наследственных свойств различных организмов, имеющую широчайшую область практического применения. История развития генетики в целом и метода CRISPR/Cas9 в особенности наглядно показывает, что прорывы в фундаментальных исследованиях, ориентированных на глубокое понимание природы изучаемых явлений, дают впоследствии наиболее значимые практические результаты, подтверждая тезис, что нет ничего практичнее хорошей теории.

Особо следует сказать о формировании принципиально нового направления исследований на стыке молекулярной биологии и генной инженерии, которое обозначается как «синтетическая биология». Его зарождение относят к 2010 г., когда в США была синтезирована первая бактерия с искусственным геномом: ученые сконструировали in vitro полный геном бактерии и внедрили его в оболочку бактерии другого вида, получив полноценную живую клетку, способную к размножению57. В 2016 г. группа американских исследователей объявила о запуске рассчитанного на десять лет проекта HGP-write (Human Genome Project-write), заявленная цель которого — выращивание искусственных заменителей человеческих органов, снабжение организма человека функцией сопротивляемости ряду опасных заболеваний, разработка новых вакцин и технологий точечного контроля определенных видов заболеваний и т. д. Отношение к проекту со стороны общественности с самого начала было весьма настороженным в силу открывающейся благодаря ему перспективе создания искусственного генома человека. Насколько реальна такая перспектива и в каком временном диапазоне она может быть реализована, пока, по-видимому, неясно, но даже теоретическая возможность такого варианта развития событий вызывает серьезнейшие опасения. И хотя исследователи подчеркивают, что их проект направлен на поиск новых путей развития «для промышленной биотехнологии или сельского хозяйства — на синтез геномов животных, растений и микробов, а не на создание идеальных людей или вступление в новую эру евгеники»58, это не снимает проблемы.

Основные направления практического применения достижений геномики человека. В настоящее время в литературе выделяются такие направления применения результатов исследований и разработок в области генома человека, как геномная медицина, криминалистика и потребительская геномика59. К этому можно добавить установление отцовства в судебном порядке, поскольку, как отмечается в постановлении Пленума ВС РФ от 2017 г. № 16 «О делах, связанных с происхождением детей», суд может назначить молекулярно-генетическую экспертизу с учетом мнения сторон и обстоятельств дела.

Наиболее значимым вектором практического применения генетических технологий является развитие геномной медицины, ориентирующей здравоохранение на реализацию модели 4П-медицины, которая строится на принципах: персонализации (индивидуальный подход к лечению пациента), предиктивности (вероятностный прогноз здоровья), превентивности (предотвращение заболеваний), партисипативности (мотивированное участие пациента). Анализу различных аспектов этой темы по таким направлениям, как профилактика генетических заболеваний, генетическая диагностика, генотерапия и генетическое консультирование, посвящена специальная глава данной монографии, поэтому здесь мы эту проблематику рассматривать не будем.

Что касается применения генетических исследований в сфере криминалистики, то эта большая и недостаточно разработанная в отечественной юридической науке тема60 выходит за рамки нашего анализа. Отметим лишь, что в начале 2023 г. были внесены дополнения в ФЗ «О государственной геномной регистрации в Российской Федерации», предусматривающие существенное расширение лиц, данные о геноме которых подлежат обязательной регистрации соответствующими государственными органами. В новой редакции закона речь идет обо всех категориях лиц, уже осужденных и отбывающих наказание в виде лишения свободы, а также о подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений и о лицах, подвергнутых административному аресту61. Ранее обязательной геномной регистрации подлежали лишь осужденные и отбывающие наказание в виде лишения свободы. Включение в этот круг людей, чья вина еще не доказана (подозреваемых и обвиняемых), а также всех лиц, подвергнутых административному аресту, положило начало вполне обоснованной дискуссии в профессиональной среде62.

Потребительская геномика, являющаяся, по мнению специалистов, перспективной «социотехнической инновацией, которая трансформирует традиционные связи между потребителями медицинских услуг и врачами, способствует возникновению новых сфер “заботы о себе” и новых способов самоидентификации»63, в настоящее время активно формируется во всех технологически развитых странах, в том числе и в России. Потребительская геномика охватывает такие сферы деятельности, как секвенирование генома, добровольная генетическая экспертиза (особой популярностью пользуются тесты на установление родства, и прежде всего отцовства), генетическое консультирование, генетический биобанкинг, генетическая генеалогия и т. д.

В России это наименее урегулированная правом сфера деятельности, связанная с генетикой человека, развитие которой уже сформировало значительный рынок, и прежде всего рынок генетического тестирования. В этом контексте уместно напомнить, что, согласно ст. 12 европейской Конвенции о защите прав и достоинства человека в связи с применением достижений биологии и медицины (далее — Конвенция о правах человека и биомедицине), прогностическое генетическое тестирование может проводиться только в медицинских целях и в целях медицинской науки. И хотя Россия не подписала конвенцию, ее положения от этого не утратили правового смысла. На Западе риски, возможности и перспективы развития потребительской геномики в настоящее время являются предметом общественных дискуссий и научных (в том числе социологических) исследований64. Очевидно, что в России регулирование данной сферы отношений требует не менее серьезного подхода.

Между тем при всех издержках, обусловленных отсутствием надлежащего правового регулирования, потребительская геномика обладает большим позитивным потенциалом: она способствует генетическому просвещению общества, укреплению кадрового потенциала этой сферы знания и умения, привлечению в геномику ресурсов частного капитала и т. д. Поэтому представляется обоснованной позиция, согласно которой из зарубежного опыта регулирования отношений в сфере потребительской геномики для России пока что в наибольшей мере подходит стратегия саморегулирования в рамках профессиональных сообществ медиков, генетиков, специалистов по биоэтике и других с максимально широким информированием населения о возможностях и ограничениях потребительской геномики65. Такой подход позволит, не блокируя развитие этой сферы чрезмерными законодательными запретами, осуществлять гибкий профессиональный контроль, охватывающий в том числе и правовые аспекты темы. При этом возникающие здесь правовые проблемы, особенно судебная практика их решения, заслуживают сейчас самого серьезного внимания со стороны юридической науки с тем, чтобы в перспективе можно было бы сделать обоснованные предложения по законодательному регулированию потребительской геномики в стране.

Помимо этих легальных, хотя зачатую слабо и противоречиво урегулированных правом, сфер практического применения результатов исследований и разработок в области геномики человека, в настоящее время развиваются и такие направления деятельности, которые носят теневой или откровенно криминальный характер. К ним относятся биохакинг, т. е. деятельность независимых исследователей (так называемых «гаражных биологов») по редактированию собственного генома с целью биологического самосовершенствования66, попытки генетического редактирования клеток зародышевой линии человека с целью биотехнологического совершенствования потомства67 и клонирование человека68.

Сам факт активности в рамках этих направлений, не получивших легитимации со стороны мейнстримной мировой науки, а также международных и национальных регуляторных органов, является одним из следствий того, что в ХХI в. наметился парадигмальный сдвиг в развитии биологии, которая «из науки о жизни (что отражено в самом ее названии) превращается в техническую науку с дуальной установкой на познание и конструирование»69. Это привлекает в новую биологию тех, кто увлечен идеей достижения победы над природой, в том числе и природой человека, а также тех, кто стремится использовать открывающиеся возможности для личного обогащения. Очевидно, что этот парадигмальный сдвиг осуществляется в русле трансгуманистического вектора. В данном направлении работает и такой фактор, как отмечаемый специалистами по инвестициям взрывной рост притока частного капитала из крупнейших семейных фондов в финансирование фундаментальных исследований в области геномного редактирования, отчасти стимулированный пандемией COVID-1970. Кстати, и до пандемии подобные частные структуры на Западе проявляли большой интерес к геномным технологиям в качестве инвесторов и благотворителей71.

Но наиболее волнующие и обсуждаемые перспективы применения генетических технологий (и прежде всего технологии CRISPR/Cas9) связаны с тем, что они позволяют менять природные — физические, когнитивные и психические — качества человека. Речь идет о возможности для родителей влиять на изменение генома своих будущих детей в заранее заданных целях путем редактирования клеток зародышевой линии, т. е. репродуктивных клеток, к которым относятся половые клетки (яйцеклетки и сперматозоиды), а также стволовые клетки эмбриона. Точнее было бы сказать, что редактирование зародышевой линии не просто позволяет, но фактически навязывает перспективу выхода за рамки геномной терапии в сторону апгрейда. Дело в том, что, с одной стороны, терапия, направленная на преодоление какого-то генетического дефекта, на практике зачастую ведет к таким изменениям в геноме, которые могут приводить к улучшению определенных биологических характеристик человека. А с другой стороны, как отмечается в докладе Рабочей группы Президентского комитета по биоэтике США от 2002 г., если руководствоваться тем определением здоровья, которое дает Всемирная организация здравоохранения (далее — ВОЗ), трактующая здоровье как «состояние полного физического, психической и социального благополучия», то почти любые действия по апгрейду могут быть отнесены к терапии72. Эти обстоятельства, как мы покажем далее, создают серьезные проблемы для правового регулирования отношений в данной сфере.

Прогресс генной инженерии уже поставил в повестку философского дискурса идею управляемой эволюции человеческого рода. И хотя многие генетики весьма сдержанны в оценках возможности подобной перспективы, а некоторые и вовсе считают разговоры на эту тему алармистскими, ряд известных ученых расценивают ее как вполне реальную. Так, Дж. Уотсон, не только признающий возможность генетического апгрейда, но и являющийся его активным сторонником, называет противодействие такой перспективе «общественным мракобесием»73. Другой лауреат Нобелевской премии биолог Д. Балтимор, открывая в 2015 г. саммит, посвященный проблемам редактирования генома человека, отметил, что на ученых сейчас «ложится серьезная ответственность перед обществом, поскольку мы понимаем, что, возможно, находимся в переломной точке истории человечества. Сегодня мы чувствуем, что близки к тому, чтобы изменять наследственность человека»74. В этом же ряду можно указать и слова выдающегося генетика К. Вентера, который в предисловии к своей монографии «Расшифрованная жизнь. Мой геном, моя жизнь» отмечает, что люди рано или поздно перестанут ограничиваться заданной структурой собственной ДНК «и наверняка попытаются ее изменить. Вероятно, — пишет он, — мы сумеем влиять на будущую историю своей жизни и даже создавать ее синтетические и искусственные версии»75. А по словам одной из создательниц технологии CRISPR/Cas9 Дж. Даудна, «способность контролировать генетическое будущее нашего вида одновременно воодушевляет и пугает. Принятие решения, как быть с этой способностью, может оказаться самой сложной задачей, с которой приходилось сталкиваться человеческим существам. …Не сомневаюсь, — пишет она, — что мы не готовы нести такую колоссальную ответственность, но мы не можем и уклониться от нее»76. А это значит, что принцип предосторожности требует как минимум обсуждения этих проблем уже сейчас.

2. Этапы становления нормативного этико-правового регулирования в сфере геномики человека

Первые шаги по формированию международной регуляторики в сфере геномики человека. Работа над изучением генома живых организмов сопровождалась активным осмыслением этико-правовых аспектов исследовательской и клинической практики и разработкой соответствующей системы нормативной регуляции. Эта работа была инициирована прежде всего научным сообществом генетиков и биохимиков. Первым значительным мероприятием мирового уровня по разработке этических норм и правил проведения генетических исследований стала так называемая Асиломарская конференция (по названию парка-пляжа в Калифорнии), организованная в 1975 г. по инициативе родоначальника генной инженерии американского биохимика П. Берга, синтезировавшего первую в мире рекомбинантную ДНК (т. е. молекулу ДНК, образованную лабораторными методами генетической рекомбинации по крайней мере из двух разных источников, например ДНК растения и бактериальной ДНК). В конференции, целью которой стали обсуждение возможных рисков в процессе исследований ДНК и выработка способов их нейтрализации, участвовали 140 ученых, имеющих отношение к ДНК-исследованиям, включая юристов. И хотя, как выяснилось впоследствии, некоторые риски на этом этапе были явно преувеличены, тем не менее «главным итогом стало заключение соглашения о недопустимости проведения работ с потенциально опасными микроорганизмами вне специально оборудованных лабораторий»77.

Более важной вехой на этом пути стала работа по этико-правовому сопровождению международного проекта «Геном человека». Еще в 1993 г. участники на встрече по правовым аспектам проблемы генома в Бильбао подчеркивали, что «со времен расщепления атомного ядра наука не открывала перед человечеством возможности и дилеммы такого масштаба и сложности»78, в свете которых целесообразна разработка международных соглашений, регулирующих практическое применение генетических знаний, гармонизация национального законодательства и организация наднационального контроля. Огромная заслуга в привлечении внимания специалистов и широкой общественности к социальным и этико-правовым аспектам развития генетических исследований и технологий принадлежит первому главе проекта «Геном человека» Дж. Уотсону, который сумел добиться выделения сначала 3%, а затем и 5% средств от беспрецедентного по масштабам финансирования проекта на решение социальных, правовых и этических проблем, возникающих в связи с быстрым прогрессом в области геномики. Он также способствовал созданию на базе Национальных институтов здравоохранения США Программы по этическим, правовым и социальным составляющим (Ethical, Legal, and Social Implications, ELSI), в рамках которой организована работа по формированию государственной политики в данной области79.

Позднее этот опыт был развит в Европейском союзе и начал применяться в более широком контексте80. Сложившиеся и апробированные в сфере геномики человека формы социогуманитарного сопровождения исследований сыграли, как отмечает Е. Г. Гребенщикова, «ключевую роль в формировании способов “мягкого” регулирования в технонауке, соответствующих ускоряющейся динамике научно-технического развития и принципам демократического управления. Не требуя долгих согласований на уровне национального или международного законодательства, “новые типы этики” в качестве инструмента управления постепенно встроились в процедуры согласования, заполнив пробелы нормативно-правовой регламентации»81. На этой основе впоследствии в странах Европейского союза получили развитие различные варианты программы «Ответственные исследования и инновации» (Responsible Research and Innovation, RRI)82, а сам принцип такого подхода был утвержден Европарламентом и приобрел юридический статус, в очередной раз продемонстрировав, что «этика становится все более законоподобной, а закон включает больше этики»83.

Проект «Геном человека», впервые признавший необходимость создания организационно-институциональных основ для этического осмысления и сопровождения научной деятельности в рамках столь масштабного исследования, дал мощный импульс междисциплинарному научному дискурсу, практическими результатами которого стало формирование на международном и национальном уровнях системы социальных институтов, осуществляющих не просто социогуманитарное сопровождение биотехнологического развития, но и его соционормативное обеспечение. В настоящее время к числу таких институтов относятся: этические рекомендации международных научных форумов, обладающие в силу своего авторитета значительным регулятивным потенциалом; исследовательские программы, интегрирующие крупномасштабные технонаучные проекты с социогуманитарными исследованиями, в которых принципы научного этоса дополняются социальными ценностями; международные и национальные биоэтические комитеты; международные декларации, рекомендации, руководства, кодексы профессиональной этики врача (в том числе врача-генетика)84, стандарты клинической практики; издательская политика ведущих научных журналов, правила получения грантов на проведение исследований, институты репутации ученого, а также деловой репутации бизнес-структур, демонстрирующих «свою готовность следовать устанавливаемым заинтересованными экспертными сообществами и влиятельными финансово-политическими кругами правилам игры»85, и т. д.

Что же касается правовых институтов как элемента системы социо­нормативного обеспечения данной сферы, то они пока не вышли на масштабный международный уровень: здесь действует лишь один региональный международно-правовой акт — открытая для подписания в 1997 г. под эгидой Совета Европы и вступившая в силу в конце 1999 г. Конвенция о правах человека и биомедицине, которая ратифицирована далеко не всеми государствами — членами Совета Европы. В этой ситуации национальные законодатели в значительной степени ориентируются на консенсус, достигаемый в рамках глобального этического дискурса, результаты которого находят отражение в международных нормах «мягкого» права, вырабатываемых главным образом представителями научного, прежде всего медико-биологического, сообщества.

С 1980-х гг. этико-правовые аспекты проведения геномных исследований и применения созданных на их основе технологий начали активно разрабатываться в структурах Совета Европы. Итоги этой работы получили отражение в ряде нормативных актов рекомендательного характера: в Рекомендациях Парламентской ассамблеи ПАСЕ по генетической инженерии 1982 г., Рекомендациях ПАСЕ по использованию эмбрионов и плодов человека в целях диагностики, терапии, научных исследований, промышленного использования и торговли 1986 г., Рекомендациях Кабинета министров по генетическому тестированию скрининга в целях здравоохранения 1992 г. и т. д. При этом у специалистов, работающих в данной сфере, с самого начала была установка на создание соответствующего международно-правового регулирования.

Еще в 1993 г. участники проекта «Геном человека» на встрече по правовым проблемам проекта в Бильбао подчеркивали, что «со времен расщепления атомного ядра наука не открывала перед человечеством возможности и дилеммы такого масштаба и сложности»86, в свете которых целесообразна разработка международных соглашений, регулирующих практическое применение генетических знаний, гармонизация национального законодательства и организация наднационального контроля. Примерно в этот же период под эгидой Руководящего комитета по биоэтике Совета Европы была начата работа над текстом Конвенции о правах человека и биомедицине)87. В июне 1996 г. Руководящий комитет по биоэтике подготовил окончательный вариант конвенции, содержащий специальную главу, посвященную геному человека, где определялся в общих чертах правовой режим исследований генома человека и клинической биомедицинской практики, связанной с применением генетических технологий.

Конвенция о правах человека и биомедицине и последующее международное регулирование в сфере геномики человека. В апреле 1997 г. Конвенция о правах человека и биомедицине была открыта для подписания в испанском городе Овьедо, поэтому нередко ее называют Конвенцией Овьедо. К ней могли присоединиться «государства Европы, которые участвовали в ее разработке, и европейское сообщество» (п. 1 ст. 33). Кроме того, Комитету министров Совета Европы было предоставлено право предложить любому государству присоединиться к конвенции (п. 1 ст. 33).

Специальная глава конвенции (гл. IV) посвящена геному человека. Она содержит четыре статьи, в которых запрещена любая дискриминация лица по признаку его генетического наследия (ст. 11); закреплено положение о том, что генетическое тестирование на наличие заболевания или на предрасположенность к нему допускается только в медицинских целях или в целях медицинской науки при условии консультаций генетика (ст. 12); определены пределы вмешательства в геном человека, направленного на его модификацию: такое вмешательство возможно лишь в медицинских целях и при условии, что оно не направлено на изменение генома наследников данного человека (ст. 13); введен запрет на использование геномных технологий для выбора пола будущего ребенка, за исключением случаев, связанных с медицинскими показателями (ст. 14)88. При этом на генетические исследования и технологии распространяются также и иные статьи конвенции, содержащиеся в главах, которые посвящены общим вопросам, согласию на медицинское вмешательство, защите частной жизни и права на информацию пациентов и испытуемых, научным исследованиям в области биологии и медицины, запрету на извлечение финансовой выгоды и возможное использование отдельных частей тела человека, нарушению положений конвенции, публичному обсуждению вопросов, связанных с достижениями биологии и медицины, толкованию и выполнению положений конвенции.

Обращает на себя внимание ст. 2 конвенции, согласно которой «интересы и благо отдельного человека превалируют над интересами общества или науки». Необычно здесь то, что в международно-правовом договоре, т. е. в нормативном правовом акте, речь идет не о правах человека, а о его благе и интересах в их различении (и даже противопоставлении) с интересами общества или науки как социального института. В следующей главе мы вернемся к этой проблеме при рассмотрении биоэтических принципов геномики человека, здесь же отметим лишь, что такая формулировка одной из основополагающих норм конвенции существенно затрудняет юридическую интерпретацию данного нормативного акта.

Через полгода после открытия для подписания европейской Конвенции о правах человека и биомедицине — в ноябре 1997 г. — на Генеральной конференции ЮНЕСКО была принята Всеобщая декларация о геноме человека89, провозгласившая в ст. 1, что «геном человека лежит в основе изначальной общности всех представителей человеческого рода, а также признания их неотъемлемого достоинства и разнообразия» и что «геном человека знаменует собой достояние человечества»90. При всей исключительной важности данной декларации, закрепившей ряд принципов и нормативно значимых положений, наиболее спорные этические проблемы геномики человека, связанные с возможностью редактирования клеток зародышевой линии человека (и, соответственно, включающие вопросы манипуляций с эмбрионом in vitro и передачи отредактированного генома будущим поколениям), в декларации не затронуты.

В этих двух обнародованных почти одновременно нормативных актах — в Европейской конвенции и Всеобщей декларации, — относящихся к «жесткому» и «мягкому» праву, обозначились принципиальные различия в подходах к проблеме соотношения индивидуального и общего блага. Парадоксальным образом последовательная правовая позиция представлена в декларации, ст. 2 которой провозглашает, что «каждый человек имеет право на уважение его достоинства и его прав (курсив мой. — В. Л.) вне зависимости от его генетических характеристик». Данная юридическая конструкция конкретизирована в ст. 10, согласно которой «никакие исследования, касающиеся генома человека… не должны превалировать над уважением прав человека, основных свобод и человеческого достоинства отдельных людей или, в соответствующих случаях, групп людей». С этих четких правовых позиций Всеобщая декларация о геноме закрепляет ряд фундаментальных принципов, по которым в целом был достигнут глобальный консенсус. Такие принципы в самом общем виде «считываются» из названий подзаголовков декларации и включают: 1) защиту человеческого достоинства; 2) гарантии прав человека; 3) особые требования к научным исследованиям, касающимся генома человека, и условиям осуществления научной деятельности в этой сфере; 4) солидарность и международное сотрудничество.

...