1. (1.1) Что такое живое существо и что такое человек. Начало: удовольствия и страдания
Текст
Что есть животное и что есть человек
1. Удовольствия и страдания, страхи и смелость, желания и отвращения, а также боль — кому они принадлежат? Либо душе, либо душе, пользующейся телом, либо третьему чему-то, состоящему из обоих. И это последнее можно понимать двояко: либо как смешение, либо как нечто иное, возникшее из смешения. Точно так же и всё, что происходит, совершается или мыслится под влиянием этих состояний. Следовательно, нужно исследовать и ум, и мнение: принадлежат ли они тому, что испытывает эти состояния, или же одни — так, а другие — иначе. Также следует рассмотреть мышление: как оно происходит и кому принадлежит, и, наконец, само это исследующее начало, которое ведёт поиск и выносит суждения о данных вещах, — что оно собой представляет. И прежде всего: кому принадлежит ощущение? Ибо с него следует начинать, поскольку состояния либо суть некоторые ощущения, либо не существуют без ощущения.
2. Сначала нужно понять душу: является ли она одним, а «быть одушевлённым» — другим. Если так, то душа есть нечто сложное, и тогда уже не будет нелепым допустить, что такие состояния принадлежат ей самой (если, конечно, рассуждение это позволит), и вообще что у неё есть худшие и лучшие свойства и расположения. Если же душа и «быть одушевлённым» — одно и то же, то душа должна быть некоей формой, невосприимчивой ко всем этим действиям, которые она вызывает в другом, а сама обладает присущей ей деятельностью, какую укажет рассуждение. Ибо только так можно истинно говорить о её бессмертии, если, конечно, бессмертное и нетленное должно быть бесстрастным, отдавая себя другому, но само не получая ничего от другого, кроме того, что имеет от предшествующих [высших] начал, от которых оно не отделено, ибо они превосходят его. Что же может страшить такое [начало], если оно невосприимчиво ко всему внешнему? Пусть же страшится то, что способно претерпевать. Но оно и не будет тогда проявлять смелость: ведь смелость свойственна тем, для кого страшное отсутствует. Желания же, которые удовлетворяются через тело, когда оно опустошается или наполняется, — разве они принадлежат душе, если наполняемое и опустошаемое — иное? Как же возможно смешение? Или сущностное начало не смешивается? Как возможно привнесение чего-то извне? Ведь тогда оно стремилось бы к тому, чтобы не быть тем, что оно есть. А уж страдание и вовсе невозможно. Как может душа скорбеть или о чём? Ведь простое начало, каковым она является, самодостаточно в своей сущности, пребывая в ней. Разве она радуется чему-то приходящему, если ничто, даже благо, не приближается к ней? Ибо то, что она есть, есть всегда. Более того, она не будет ни ощущать, ни мыслить, ни иметь мнений: ведь ощущение — это восприятие формы или состояния тела, а мышление и мнение возникают на основе ощущения. О мышлении же нужно рассудить отдельно, если мы оставим его за душой; равно как и о чистом удовольствии — возможно ли оно для неё одной.
3. Но, возможно, следует поместить душу в тело, будь то до него или в нём, из чего и само целое получило название «живое существо». Если душа пользуется телом как орудием, то она не обязана принимать состояния, возникающие через тело, подобно тому как мастер не принимает на себя повреждения своих инструментов. Однако ощущение, вероятно, необходимо, если она должна пользоваться телом как орудием, познавая внешние воздействия через ощущение. Ведь и пользование глазами есть видение. Но при этом возможны и повреждения зрения, а значит, и страдания, и боль, и вообще всё, что происходит со всем телом. Отсюда и желания, ищущие исцеления орудия. Но как состояния тела перейдут в саму душу? Ведь тело может передать что-то другому телу, но как тело передаст что-то душе? Это подобно тому, как если бы одно страдало, а другое испытывало бы это страдание. Пока одно есть пользующееся, а другое — то, чем пользуются, они разделены; ведь тот, кто говорит, что душа пользуется [телом], уже разделяет их. Но как они существовали до этого разделения, достигнутого философией? Они были смешаны. Но если они были смешаны, то либо это было некое слияние, либо взаимопроникновение, либо форма, не отделённая [от материи], либо форма, соприкасающаяся [с ней], как кормчий [с кораблём], или же одна часть её так, а другая иначе. Я имею в виду, что одна часть отделена (это пользующееся), а другая так или иначе смешана и сама находится в порядке того, чем пользуются, чтобы философия обратила и её к пользующемуся и отвлекла пользующееся от того, чем оно пользуется, насколько это возможно, дабы оно не пользовалось им всегда.
4. Допустим, что они смешаны. Но если они смешаны, то худшее (тело) станет лучше, а лучшее (душа) — хуже: тело, причастное жизни, улучшится, а душа, причастная смерти и неразумию, ухудшится. Как же то, что так или иначе лишено жизни, может получить прибавление в виде способности ощущать? Напротив, тело, получив жизнь, само будет тем, что причастно ощущению и состояниям, возникающим от ощущения. Оно же будет и желать (ибо оно же и наслаждается тем, чего желает), и бояться за себя (ибо оно же и не получит удовольствий, и погибнет). Нужно также исследовать способ смешения: возможно ли оно вообще, как если бы кто-то сказал, что линия смешана
