С. В. Маликов

Время и сроки в уголовном праве России

Монография

Ответственный редактор 
доктор юридических наук, профессор 
А. И. Чучаев

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 343.2/.7(075.8)

ББК 67.408я73

М19

Автор:

Маликов С. В., кандидат юридических наук, старший преподаватель кафедры уголовногоправа Московского государственного юридического университета имени О. Е. Кутафина (МГЮА).

Ответственный редактор доктор юридических наук, профессор А. И. Чучаев.

В работе дан комплексный анализ времени и сроков в уголовном праве РФ. Показаны истоки проникновения категории «время» в гуманитарные науки в целом и уголовное право в частности; проанализировано соотношение категорий «право» и «время», определены их функции и темпоральные уровни; выработаны темпоральные функциональные категории в уголовном праве; изучены основания правила об обратной силе уголовного закона; установлены концептуальные основы темпоральности уголовно-правового испытания и прослежена его эволюция. Особое внимание уделено анализу сроков испытания в институтах освобождения от уголовной ответственности и наказания, в том числе их криминологической обоснованности. Исследованы вопросы учета обстоятельств времени при криминализации деяний и конструировании составов преступлений. Обстоятельства времени также рассмотрены в качестве темпоральной границы между преступным и непреступным;детерминанты изменения степени общественной опасности деяний и критерия оценки причиненного вреда.

Законодательство приведено по состоянию на 1 июня 2019 г.

Предназначена научным и практическим работникам, преподавателям, аспирантам и студентам юридических вузов.

УДК 343.2/.7(075.8)

ББК 67.408я73

© Маликов С. В., 2019

© ООО «Проспект», 2019

Введение

Время пронизывает все существование человека. Являясь одним из наиболее привлекательных объектов для изучения и познания, время проникло практически во все отрасли науки. Первопроходцами в фундаментальных исследованиях, сформулировавших понятие, признаки и свойства, функции и значение времени, считаются физики, снабдившие своими достижениями все остальные отрасли знания, в том числе гуманитарные.

Широкое использование временны́х понятий в различных отраслях науки происходит по двум причинам. Первая связана с попыткой увидеть во времени активный фактор социальных изменений, вторая – с необходимостью зафиксировать не только сами по себе социальные, политические, экономические изменения, но и их взаимозависимость в рамках определенного масштаба времени, который может быть различен в различных отраслях науки.

Различия метрик (различных подходов к измерению) времени предопределили бурное его исследование в различных отраслях науки. Так, в социологии изучение времени имеет вековую историю и берет свое начало от работ Э. Дюркгейма, Г. Зиммеля, П. А. Сорокина, Р. К. Мертона, Г. Д. Гурвича, Н. Лумана. В них рассматривались роль учета времени как аспекта социальных изменений, особенности счета времени в разных культурах, отношение людей ко времени, функции использования времени и т. д.

В психологии, начиная с 80-х годов XX века и до настоящего времени, продолжается интенсивное накопление эмпирического материала, начатое М. Ягодой и под руководством Дж. Макграта и Дж. Келли, К. Джерсик и др. переросшее в целые направления. Результаты их экспериментов подвергаются тщательному рассмотрению и реализовывают огромный научно-популярный потенциал психологии времени.

Несмотря на длительные споры в философии, физике и социологии о природе и сущности времени, проблема взаимодействия права и времени до сих пор является недостаточно исследованной как в общей теории права, так и в отраслевых науках. Юридическая наука рассматривала данный вопрос главным образом в прикладном аспекте – действии закона во времени. C 70-х годов XX века в оте­чественной науке появились работы, посвященные соотношению указанных категорий. Интерес отечественных ученых фокусировался главным образом на вопросах преемственности и развития в праве, предлагались первые подходы к обоснованию значения изучения времени юриспруденцией. В последнее десятилетие ядром исследований времени в праве вновь становится преемственность, что обусловлено теоретическим осмыслением произошедших преобразований в правовой системе страны. Особую актуальность в условиях динамизма социальной жизни приобрели работы, посвященные стабильности права.

Отсутствие комплексных разработок взаимосвязи времени и права приводит к тому, что в общей теории права и науке отдельных отраслей права вырабатываются разные подходы к ее пониманию. Эта проблема не является специфической для российской науки, зарубежные теоретики в области права также уделяют особое внимание лишь процессуальным аспектам времени, о чем свидетельствует оперирование следующей терминологией: «измерительный инструмент», «оценочная единица», «организующее и ограничивающее начало» и т. д. Вместе с тем большинством ученых признается значимость категории «время» в юриспруденции и необходимость ее углубленного исследования, разрабатывается соответствующий понятийный аппарат, вводятся такие незнакомые отечественным ученым временны́е принципы, как корреляция (указывает, что время коррелирует с изменением, хотя само по себе не вызывает изменений и используется правом для определения юридического значения фактических отношений, в частности причинно-следственных связей), инерция (способствует оценке соотношения динамики нормативных изменений и стабильности), триггер (рассматривает право как использующее момент времени и длительность) и сотрудничество (характеризует право как регулятор времени в обществе, разделяющий используемое время в социуме, повышая производительность труда и использования активов).

Таким образом, к настоящему времени подготовлено значительное количество работ по указанной проблематике, но они зачастую имеют фрагментарный характер, посвящены исключительно вопросам действия законов во времени, стабильности или изменчивости права и закона, а также сроков. Работа по изучению феномена правового времени, его сущности, свойств и роли в правовом регулировании находится в начале пути. Представляется, что особое внимание должно быть сосредоточено на общих вопросах «права во времени» и «времени в праве», изучении взаимодействия и взаимовлияния времени на функционирование и развитие явлений правовой сферы.

Особую актуальность работе придает отсутствие комплексной исследованности темы в теории уголовного права. До настоящего времени нет ни одной монографии и диссертации, посвященных рассматриваемой проблеме, несмотря на то, что категория «время» в том или ином аспекте осмысливалась практически каждым теоретиком уголовного права:

с позиции института действия российского уголовного закона во времени: М. И. Блум, А. И. Бойцовым, Я. М. Брайниным, Ю. И. Бытко, Б. В. Волженкиным, А. А. Герцензоном, Т. Г. Дауровой, Н. Д. Дурмановым, Е. М. Журавлевой, Л. В. Иногамовой-Хегай, А. Н. Игнатовым, С. Г. Келиной, Ю. А. Красиковым, Н. Ф. Кузнецовой, Е. А. Копыловой, Ю. И. Ляпуновым, В. П. Малковым, М. Г. Мельниковым, А. С. Михлиным, A. В. Наумовым, З. А. Незнамовой, А. Н. Поповым, М. Г. Решняк, И. И. Солодкиным, А. А. Тилле, М. Д. Шаргородским, B. Ф. Щепельковым, А. Е. Якубовым и др.;

в рамках общего учения о составе преступления: A. И. Бойко, И. Я. Гонтарем, А. В. Иванчиным, М. И. Ковалевым, Л. Л. Кругликовым, В. Н. Кудрявцевым, В. С. Прохоровым, Ю. Е. Пудовочкиным, B. И. Ткаченко, А. Н. Трайниным, Б. В. Яцеленко и др.;

применительно к конкретным видам преступлений, посягающих на жизнь и здоровье человека (С. В. Бородиным, Н. И. Загородниковым, К. М. Кожевниковым, Н. А. Лопашенко, И. П. Панфиловым, Б. В. Сидоровым, Е. А. Симоновой, Л. М. Щербаковой и др.); свободу личности (А. Э. Жалинским, П. К. Петровым и др.); половую неприкосновенность и половую свободу (Л. А. Андреевой, А. П. Дьяченко, Н. В. Иванцовой, И. А. Кондратенко, Т. В. Кондрашовой, А. И. Чучаевым и др.); семью и несовершеннолетних (Е. В. Валласк, Р. Р. Галиловым, В. А. Клызбаевой, В. О. Сытниковым, А. И. Чучаевым и др.); собственность (В. А. Владимировым, А. П. Козловым, Г. А. Кригером, Ю. И. Ляпуновым, Н. С. Таганцевым и др.); общественную безопасность (Д. В. Ривманом и др.); здоровье населения и общественную нравственность (Д. В. Токманцевым и др.); экологическую безопасность (О. Л. Дубовик, Э. Н. Жевлаковым, П. Ф. Повелициной, A. А. Рождествиной, А. И. Чучаевым и др.); порядок военной службы (В. С. Авдокиным, Р. В. Закомолдиным и др.);

на уровне исследования отдельных уголовно-правовых категорий и институтов, в частности административной преюдиции (П. П. Бобровичем, B. П. Зуевым, А. Г. Кибальником, Н. Н. Коротких, В. И. Радченко, Э. Л. Сидоренко, А. Н. Тарбагаевым, А. П. Шергиным, Е. В. Ямашевой и др.); необходимой обороны (Т. Ш. Атабаевой, А. П. Дмитренко, Т. Ю. Орешкиной, Н. Н. Паше-Озерским, Э. Ф. Побегайло, И. И. Слуцким, В. С. Трахтеровым, И. С. Тишкевичем, Э. Я. Немировским, Т. Г. Шавгулидзе и др.); множественности преступлений и сложных единичных преступлений (И. А. Зинченко, Т. Э. Караевым, Д. А. Кирилловым, А. П. Козловым, Г. Г. Криволаповым, П. К. Кривошеиным, Е. И. Майоровой, В. П. Малковым, В. И. Морозовым, В. А. Никоновым, Н. К. Семерневой, С. А. Силаевым, А. Н. Фистиным, Т. Г. Черненко и др.); назначения наказания (А. С. Горелик, Л. А. Долиненко, А. Т. Ивановой, И. И. Карпец, Ю. Б. Мельниковой, Л. А. Прохоровым, А. Д. Соловьевым и др.); давности преступления (А. В. Ендольцевой, М. А. Махмудовой, П. Я. Мшвениерадзе, И. В. Приходько, В. В. Сверчковым, Д. О. Хан-Магомедовым, В. Ф. Щепельковым и др.).

Анализируя темпоральные аспекты, указанные авторы отмечали значимость временны́х характеристик в контексте собственного исследования. Однако необходимо констатировать, что в рамках уголовного права не подготовлено ни одной работы, посвященной проблеме времени во всех его институтах. Теоретическая значимость монографического исследования состоит в том, что его результаты обогащают уголовно-правовую и криминологическую науку, полученные выводы и предложения могут составить теоретическую основу дальнейшего развития учения о взаимодействии времени и уголовного права, расширить границы научных знаний о формах проявления и использования времени в уголовном законе и праве.

Восполняя теоретические пробелы, существующие в учении о действии уголовного закона во времени, сроках, обстоятельствах времени, темпоральных аспектах институтов освобождения от уголовной ответственности и от наказания, нормах о судимости и составе преступления, результаты исследования способствуют дальнейшему формированию концептуальных основ уголовного права, вносят вклад в разработку правовременны́х аспектов уголовного закона, создают научно-методическую и информационную базу для повышения качества уголовно-правового регулирования, а следовательно, эффективности охраны общественных отношений, укрепления социальной политики и демократических основ российского государства. Установление закономерностей оперирования уголовным законом с правовременны́х позиций позволяет определить эффективные способы обновления уголовного законодательства на основе широкой общественной поддержки.

Результаты исследования могут использоваться в ходе проведения дальнейших научных исследований, в образовательном процессе учреждений высшего и специального профессионального образования, в системе служебной подготовки и повышения квалификации сотрудников правоохранительных органов, в работе иных государственных и общественных организаций.

Раздел I.
Теоретические и методологические основы темпоральных исследований в уголовном праве

Глава I.
Категория «время»: от философии к праву

§ 1. Категория «время»: философские истоки и методологическое значение

Комплексный характер проблемы времени не вызывает дискуссии: большинство ученых согласны с тем, что ее исследование требует усилий различных специалистов. Вместе с тем расщепленность научного сознания определяет признание этой проблемы представителями конкретных наук как своей собственной, частной: ее относят к физическому знанию, геологии, биологии, истории и политике, космологии и социологии. В отдельных отраслях науки не всегда возможно достижение однозначности в познании времени. В концепции последней воплощаются рефлексия эпохи и деятельности, интерпретация сложившейся культуры, ритм социального времени и эффективность прогностического сознания1.

Время относится к тем реалиям, которые с глубокой древности определяют смысловое поле человеческого мировосприятия2. Изначально окружающий мир для первобытного человека представал полным противоречий и неопределенности. Он воспринимал природу как нечто дисгармоничное и страшное. Реакцией сознания становится попытка объяснения, упорядочивания, обеспечения предсказуемости и безопасности проживания. Эти функции берет на себя миф, основанный на непосредственно-чувственном восприятии мира и обобщении этого восприятия в целостное единство.

Миф объясняет, как реальность, благодаря деяниям сверхъестественных существ, достигла своего воплощения и осуществления. Это всегда рассказ о некоем «творении», в котором сообщается, каким образом что-либо произошло3. М. Элиаде приводит множество примеров коллективных и индивидуальных, периодических и спорадических обрядов, которые содержат элемент возрождения путем повторения архетипического акта. В таких актах заключается отказ архаического человека признать себя историческим существом и ценность «памяти», а следовательно, непривычных событий, не имеющих архетипической модели.

В этих обрядах распознается стремление обесценить время: жизнь древнего человека в ее истинной перспективе, хотя и разворачивается во времени, но не несет на себе его груза, не замечает его необратимости. Первобытный человек живет в постоянном настоящем, именно в этом смысле можно назвать такого человека «первобытным»: он повторяет жесты кого-то другого и благодаря этому повторению непрерывно живет во вневременно́м настоящем4.

В древнем мире время основывалось на природных циклах; это определяло не только зависимость человека от смены годичных периодов, но и специфическую структуру его сознания. Человек видел в природе лишь регулярное повторение явлений и был не в состоянии преодолеть тиранию ее ритмического кругового движения. Не изменение, а повторение являлось определяющим моментом сознания и поведения. Единичное, никогда прежде не случавшееся, не имело самостоятельной ценности. Подлинную реальность могли получить лишь акты, освященные традицией, регулярно повторяющиеся. Архаическое общество отрицало индивидуальность и новаторское поведение. Нормой было вести себя как все, как поступали люди во все времена.

Примером наиболее известного объяснения мироустройства и его становления являются древнегреческие мифы, в которых рассказывается история богов5.

Особенность понимания времени того периода заключается также в том, что эта категория выступает не в виде нейтральной координаты, а в качестве могущественной таинственной силы, управляющей всеми вещами, жизнью людей и богов. Время эмоционально-ценностно насыщено: оно может быть добрым и злым, благоприятным для одних видов деятельности, опасным для других; существует сакральное время, время празднества, жертвоприношения6.

В целом для мифологического времени характерны: 1) неоднородность его характера; 2) отсутствие вопроса о начале и конце; 3) нераздельность причин и следствий во временно́м потоке, поскольку последний мыслится как цельность7.

Понимание определенного развития и движения в природе впервые возникает в Древней Греции. Само слово «фюсис» (природа), происходит от греческого глагола, который означает «рождаю». Это говорит о том, что греки обращают внимание на подвижное, развивающееся, рождающееся, некоторое созидательное единство, каким является природа. Одним из знаковых достижений, в том числе на пути освоения времени, было изобретение греками математики, а главное – абстрактных форм мышления, что позволило решать задачи самым общим образом, не опираясь на конкретные виды деятельности.

Размышления Платона, Аристотеля и Плотина о времени по своей глубине превосходят многое из того, что на этот счет будет высказано в Новое и новейшее время. Ими был очерчен круг основных вопросов при анализе времени: значение сопоставления вечного и временного; роль души (субъекта) в улавливании времени; определение движения, развития в качестве сущности времени; закрепление приоритетов среди модусов времени. Изменение подходов к ответам на данные вопросы выступает одним из значительных факторов смены эпох и, как следствие, уклада жизни обществ и государств.

Платон обнаруживал время в контексте соотнесения множества с единым, творения с образцом, он первым попытался дать метафизическое обоснование понятия времени, сопоставив его с вневременно́й вечностью. Время предстало подобием вечности в эмпирическом мире становления8. Античная концепция Космоса, в том числе сформированная Платоном, гармонична, сам термин указывает на строй, порядок и красоту. «Этот космос вечно переходил от хаоса к всеобщему оформлению и от этого последнего к хаосу. Подобное вечное круговращение хаоса и космоса было в античности не только понятно и убедительно, но также успокоительно и утешительно»9.

Аристотель не признает идей Платона. Он разделяет все сущее на то, что существует всегда и то, что существует временно. Первым является неизменное и всегда тождественное самому себе (вечный двигатель, ум, законы логики и математики и др.). Все остальное – временное. Тем не менее он также не был до конца последовательным, в его работах можно найти указание на сопричастность времени к вечному, соединение которых происходит в моменте «теперь», выступающим границей между прошлым и будущим10. Философ также связывал время с числом, с физическим движением вообще. Время представлялось ему движением и изменением, но лишь постольку, поскольку движение имеет число11. Особо он указывал на то, что время невозможно без души; лишь она, зная законы числа, может вести его счет12.

С критикой аристотелевского понятия времени выступал Плотин. Упрек состоял в том, что согласно подходу Аристотеля невозможно сказать, что такое время само по себе, невозможно постигнуть его сущность, а можно лишь утверждать, что такое время по отношению к другому, а именно к движению13. Он подчеркивает, что индивидуальная душа как измеряющая инстанция не важна для установления времени, так как оно существует независимо от того, измеряет ли его кто-нибудь14. Философ отделяет вопрос о природе времени от проблемы его измерения. Плотин утверждает, что только если познано то, что является образцом, можно уяснить и сущность образа. Для него вечность есть всегда самотождественная жизнь, завершенное целое, не имеющее частей, абсолютно самодовлеющее и самодостаточное. Впервые в античной философской традиции Плотин мыслит вечность как Бога.

Согласно Плотину, время появилось в умопостигаемом вечном бытии, внутренняя природа которого обладала неудержимой активностью. Стремясь к самостоятельному существованию, эта природа хотела увеличить сферу господства и привела время в движение, а мы получили время как отображение вечности. Исходя из этого вечность неразрывно связана с умопостигаемым миром, а время – с душой. В результате вместо тождества, равномерности и постоянства появилось нечто непостоянное, создающее один раз одно, а другой раз другое; вместо неделимого и единого – отражение единого, единство которого проявляется в непрерывности; вместо бесконечного и целостного – бесконечная смена явлений; вместо замкнутого целого – ряд частей, стремящихся образовать целое. Отсюда вытекает определение времени, данное Плотином: «Время есть жизнь души в некотором движении, а именно в переходе из одного состояния в другое»15. Посредством такого определения философ выполнил поставленную перед собой задачу – указать сущность времени, а не его отношение к чему-то другому.

Восприятие времени в Античности находилось под значительным влиянием мифологического мышления, а само время было лишено гомогенности и хронологической последовательности. Мир древними греками воспринимается как пребывание в покое или вращение по великому кругу. События, происходящие в мире, не уникальны: сменяющие друг друга эпохи вновь возвратятся. А. Ф. Лосев отметил, что мир античного эллина – материально-чувственный и живой космос, являющийся вечным круговоротом вещества, то возникающий из хаоса и поражающий своей гармонией, симметрией, ритмическим устроением, возвышенным и спокойным величием, то идущий к гибели, расторгающий свою благоустроенность и вновь превращающий сам себя в хаос16.

Перелом в понимании времени происходит в Средние века с развитием христианского учения. К. Ясперс назвал этот период осевым временем (800–200 гг. до н. э.), напрямую связав его с зарождением монотеистических религий. Человек, понимая свою ограниченность в мире, ставит перед собой высшие цели, познает абсолютность в глубинах самосознания и в ясности трансцендентного мира. Пробуждение личностного начала в человеке, осознание и переживание им своей конечности (смертности) приводило к переживанию «ужаса истории», вело к поиску путей выхода из-под власти времени, формированию нового его понимания, развитию различных вариантов эсхатологии17.

Акцент на бо́льшем субъективизме в понимании времени появляется в учениях отцов Церкви, отделивших время от космической стихии и анализировавших его сквозь призму жизни индивидуальной души. На первый план выходит связь времени с памятью. У Августина время отрывается от движения небесных тел и превращается в категорию психологическую – «растяжение души». В качестве феномена, раскрывающего природу времени, он выбирает движение, данное не зрению, а слуху – звучащий голос. Это раскрывает парадоксальность времени, которое складывается из того, чего уже нет (прошедшего), того, чего еще нет (будущего), и того, что не имеет длительности, – мгновения настоящего. Все три модуса времени удерживаются лишь в нашем сознании, память превращается в главную сокровищницу мысли. Жизнь души невозможна вне памяти; центр тяжести перемещается из космоса в историю, а время из категории космической становится категорией исторической18.

Августин не разделяет точку зрения Аристотеля, признававшего объективность времени как меры движения: человеческое время радикально отличается от последовательности моментов, образующих время физическое. Антропологическое время – это внутренняя реальность, и лишь дух воспринимает ее. Охватывая предчувствием будущее, а памятью прошлое, душа «расширяется» и «наполняется». Учение Августина о времени также расходится с пониманием времени Платоном, согласно которому время нескончаемо и подобно вечности, поэтому само время ведет человека к вечности. Августин разграничивает время переживаемых событий и божественную вечность. Несколько ближе точка зрения Августина к неоплатонизму. Плотин учил, что человек должен возвыситься от времени к вечности, но время у Плотина субстанционально, тогда как Августин превращает понятие времени во внутреннее психологическое состояние человека.

В Средние века Бог, не подверженный никаким изменениям, противопоставляется изменчивой субстанции сотворенных материальных вещей. Материальные субстанции не могут сразу и полностью обладать тем бытием, которое им отведено, они всегда устремлены к этой полноте, но достигают ее последовательно: теряя одну часть, обретают другую. Поэтому длительность их существования рассыпается на неопределенное множество последовательных моментов. Эта последовательность и есть время19.

Христианская интерпретация времени порвала с цикличностью языческого миропонимания и восприняла из Ветхого завета переживание времени как эсхатологического процесса – ожидания великого события. В христианстве понятие времени отделяется от понятия вечности. Вечность – атрибут Бога, время сотворено, имеет начало и конец, ограничивающие длительность человеческой истории. Земное время соотнесено с вечностью, в определенные моменты человеческая история «прорывается» в вечность. Христианин стремится перейти из земного времени в обитель вечного блаженства20.

Время приобретает структуру, количественно и качественно разделяясь на две главные эпохи: до и после рождества Христова. История движется от акта божественного творения к Страшному суду. Новое осознание времени опирается на три определяющих момента: начало, кульминацию и завершение жизни. Время становится векторным, линейным и необратимым. Христианская временнáя ориентация отличается от античной, для которой значение имело лишь прошлое. Теперь значение придается как прошлому, поскольку новозаветная трагедия уже свершилась, так и будущему, несущему воздаяние. Наличие этих опорных точек создает связь времен, сообщает истории стройный и единственно возможный план ее развертывания21. Христианский образ процессуальности приобрел главенствующее значение в западном мире, которое не утрачено вплоть до настоящего времени22.

Очередное изменение отношения к времени происходит в XVII в., связываемое с эпохой Возрождения, в которой временнóй позиции человека характерно повышенное интенсивное переживание не конца времени, а его начала. Настоящее, в котором живет каждый человек Возрождения, приобретает небывалую значимость. Человек Возрождения овладевал временем: мировое время было разделено на периоды, расположено в перспективе и сведено в единой точке – сознании человека, его памяти. Только разумная человеческая душа объединяет в себе вечность и время. Если средневековый человек ощущал себя живущим во времени, то человек Возрождения мыслил время в себе, воспринимал его как собственное время23.

Развитие купечества, торговли, промышленности и перемещение людей в городскую среду с ее производственными ритмами в определенной степени противостояли церковной «монополии на время», а также придавали времени утилитарное значение. Противостояние «времени церкви» и «времени купца» выявляло приоритет последнего и усиливало раздвоение этих двух времен24.

Эту тенденцию подметил Э. Фромм. Он писал: «Возникло современное понятие времени, минуты обрели ценность... чрезмерное количество праздников стало казаться бедствием; время стало настолько ценным, что его нельзя уже было тратить без пользы. Нищенствующие монашеские ордена вызывали негодование: раз они непроизводительны – они безнравственны»25.

Окончательная трансформация отношения к времени осуществляется в процессе становления новой ветви христианства – протестантизма (лютеранства, кальвинизма), возникшей в Европе в первой половине XVI в. Новое отношение к времени подтверждает М. Вебер: «Самым тяжелым грехом является бесполезная трата времени. Жизнь человека чрезвычайно коротка и драгоценна, и она должна быть использована для “подтверждения” своего призвания. Трата этого времени на светские развлечения, пустую болтовню, роскошь, даже не превышающий необходимое время на сон – не более шести, в крайнем случае восьми часов – недопустимо; время безгранично дорого, ибо каждый потерянный час труда отнят у Бога, не отдан приумножению славы Его»26.

Такие перемены привели в Европе XVII в. к бурному развитию науки и промышленности. В эпоху экспериментально-математического естествознания формируется новое, геометрическое, легко оперируемое понимание времени. Закрепляется двойственность его постижения: в одном случае это показания приборов при определении той или иной величины, в другом – реальная последовательность вещей, их связь, длительность, порядок бытия. Время рассматривается в рационализме XVII в. как понятие относительное, зависящее от измеряющего его субъекта и от измерительных приборов, однако оно имеет и объективную основу – длительность существующих субстанций. Ньютон был первым, кто разделил время на два вида: первое – совершенное и истинное (объективно существующее), второе – недоразвитое, несовершенное (измеряемое и устанавливаемое субъектом)27.

Философия Декарта28 и Спинозы29, различавшая длительность и время, считая последнее модусом мышления, закрепила принадлежность времени исключительно субъекту, хотя за Богом оставалось признание бытия Вселенной. Декарт отмечал, что части времени не зависят одна от другой, а потому из того, что тело предполагается в настоящее время существующим самостоятельно, т.е. без всякой причины, не следует, что оно будет существовать и в дальнейшем, разве только в нем заключена какая-то сила, которая как бы непрерывно его воспроизводит. Причиной длительности вещи как объективной, бытийной основы времени является, по Декарту, всемогущество Божье, которое непрерывно вновь творит вещь, сохраняя ее в бытии30.

Основная проблема психологизма в восприятии времени – невозможность установления различия между длительностью как объективной основой времени и временем как понятием относительным. Психологическая концепция устраняет из философии понятие субстанции как сложного и непонятного явления, заменяя его понятием отношений. Это, в свою очередь, делает невозможным отыскание достаточно прочных критериев для обоснования объективности знания, его достоверности и необходимости. В рамках такого подхода не удается объяснить, как рождается сама последовательность, поскольку без понятия времени невозможно определить, какие события идут до или после чего-либо. Несмотря на эти затруднения идеи психологического (субъективного) времени развивали Беркли31 и Юм32.

Декарт, провозгласив принцип рационализма, определил черты научного поиска для следующих поколений: из разума черпались идеалы и принципы жизни и деятельности, с его помощью создавали религию и нравственность. Вскоре наступило разочарование: вместо бесспорного знания истины появился хаос разнообразных гипотез; из попытки рационализации религии следовало ее полное отрицание; в философии усиливался скептицизм33.

На этом фоне в конце XVII в. главенствующую позицию стала занимать философия Канта, который исходил из критики эмпиризма и рационализма. Приверженцы эмпиризма утверждали, что познание начинается с опыта; рационалисты считали, что истинное познание берет свое начало в разуме. Кант допускал, что чувства стимулируют движение разума, этим, по его мнению, еще не сказано, что всякое познание берет свое начало в опыте. То, что принято называть опытом, сложено из впечатлений, приходящих извне, а также из чего-то, что мы сами к этому добавляем. Кант пытался различить эти две составляющие и изучал вопрос о том, существует ли нечто, что нам дано прежде, чем любой опыт, т. е. априори. Философ утверждал, что чувства опосредованы ощущениями, которые являются материей для представлений, однако никакое представление нельзя сводить к самой материи, так как оно всегда априори сформировано, т. е. в разуме существует что-то, что первоначальные ощущения упорядочивает так, чтобы они составляли пространственное и временно́е единство, что не может исходить из ощущений. Ощущения заранее сформированы априорными формами чувственности – пространством и временем, являющимися схемами человеческого опыта.

Рождение идеи времени у философа происходит из противопоставления рассудка и чувств. При этом его взгляды эволюционировали: если ранее он проводил разделение по предметному основанию (предмет чувственности – мир, как он нам является, а предмет рассудка – мир, как он существует сам по себе), то позже он видел между ними лишь функциональное различие: чувственность и рассудок рассматриваются как два начала познания одного и того же – феноменального (видимого) мира. Такой переворот в философском мышлении положил конец метафизике. Задачей философии становится изучение познания, а не бытия. Познание представляет собой процесс синтезирования, в котором объединяются продукты двух разнородных способностей – чувственности и рассудка. При таком подходе время становится трансцендентальной схемой, однородной с категорией. Схема (в том числе время) – это чувственное понятие предмета, находящееся в соответствии с категорией.

Противопоставление чувств и разума позволило выделить два мира – чувственный, доступный чувствам, и сверхчувственный, открываемый разумом. В первом человек подчинен законам природы, т. е. пространственным и временны́м схемам, во втором он свободно подчиняет себя умопостигаемому – нравственному – закону, над которым не властно время. Такой подход разрушил догмат «тварности» человека и составил основу учения Фихте об Абсолютном «Я», в котором было снято различие между Божественным и человеческим; учения, на котором основывался идеализм Шеллинга и Гегеля, создавшего предпосылки историзма как особого типа философствования, сменившего онтологизм (выяснение действительно существующего, пребывающего неизменным во всех своих изменчивых формах).

Фихте опирался на кантовское понимание времени как продуктивной способности воображения. Однако если для Канта априорные формы чувственности и рассудка представляют собой нечто данное, открываемое в ходе критической рефлексии, то с точки зрения Фихте содержание трансцендентальной субъективности есть продукт самопорождения разума. Он исходит из трех «основоположений». Первое – полагание «Я есть Я». Второе – противополагание «Я не есть не-Я». Эти первые два закона очевидны. Наиболее сложен, по мнению Фихте, вопрос о том, как может «Я» полагать нечто себе противоположное, не уничтожая тем самым самого себя? Он отвечает, что существует Абсолютное «Я», которое их связывает и удерживает от полного уничтожения34.

Причиной возникновения времени является рефлексия, т. е. раздвоение сознания на «Я» и «не-Я». Бесконечное движение от одной рефлексии к другой обусловливает то, что для каждой новой рефлексии мир должен выступать в новом облике и таким образом постоянно изменяться. Акт рефлексии раздробляет единый мир на бесконечные облики, восприятие которых и протекает во времени, не имеющем завершения35.

Шеллинг также отвергает существование субстанции, заменяя ее абсолютным развитием или историей. По его мнению, «из того, что время началось только вместе с творением, не следует, что до творения нет никакого времени, и наоборот, в том смысле, что до творения имеется, во всяком случае, какое-то время, можно сказать, что мир возник во времени, т. е. что он есть лишь звено времени, выходящего за пределы мира»36. Он вводит время в жизнь Божества, различая типы времени в соответствии с особенностями божественных потенций. «Первое время, начинающееся непосредственно с полаганием времени, есть время исключительности, замкнутости Отца. Затем следует время, когда Он разделяет бытие с Сыном, ибо Он должен передать Ему это бытие»37. Таким образом, в жизни Бога все находится в исторической взаимозависимости. Традиционное представление о вечности Бога преобразуется в учение о качественном различии божественных времен.

Принятие принципа эволюции в качестве характеристики Божества приводит к пересмотру оснований античной онтологии и средневековой теологии, полагавших в качестве незыблемой предпосылки первичность актуального по отношению к потенциальному, а тем самым невозможность самопроизвольного развития от низшего к высшему, делает понятие процесса исходным принципом философии, поскольку становление выступает выше бытия, время выше вечности, изменчивое и движущееся выше неизменного и неподвижного.

Гегель на место Абсолютного «Я» ставит саморазвивающуюся идею, а под опытом понимает опыт движения сознания, что влечет определение знания как непрерывного перехода, диалектического процесса38. Он пересматривает кантовское представление о структуре трансцендентного субъекта как неисторической и отказывается от того, чтобы задать однозначно определенные формы трансцендентальной субъективности, рассматривая их как непрерывно меняющиеся, развивающиеся, переходящие одна в другую.

Таким образом, формулируется ключевая мысль немецкого идеализма: истина – это процесс, текучесть, переход, становление, основу этого процесса составляет диалектика, с точки зрения которой устойчивость и неизменность существует только в движении в целом, понимаемом как покой. Развитие и эволюция становятся ключевыми понятиями в философии XIX в. В немецком идеализме эта идея предстает как развитие абсолютного субъекта – богочеловечества. В эволюционизме Ч. Дарвина, О. Конта, Г. Спенсера она истолковывается позитивистски, как развитие объекта – природы. Время, воспринимаемое как форма развития живого, соотносится не с вечностью, а с непрестанным порождением нового, с будущим. Именно будущее становится смысловым и организующим центром потока времени. Изменчивость и непостоянство в постметафизической философии выступают фундаментальными понятиями. То, что предстает в окружающем мире как прочное и устойчивое, объясняется незаметностью изменений в потоке реальности. На место единства субстанции ставится единство процесса. Ключевые для философии процесса понятия: развитие, эволюция, история – объединяются в одном понятии жизни.

В конце XIX – начале XX вв. в философских направлениях, где ведущим становится понятие жизни (неогегельянство, витализм), элиминируется надвременнáя основа жизни, принцип «временности» получает полную автономию. Время противопоставляется пространству, а главной его характеристикой становится необратимость. У истоков такого подхода стоит концепция А. Бергсона. Время, или длительность, Бергсоном представлялись как сущность жизни, атрибутами которой являются неделимость и непрерывность, творческое развитие, становление нового. Подобно Плотину и Августину, он рассматривает время как жизнь души. Однако у последних выше жизни стоит ум, обеспечивающий единство душевной жизни, у Бергсона же душа есть высший род бытия, ей принадлежит функция единства.

Философ критикует математический взгляд на время, когда оно понимается как определенная последовательность чисел. Время в его понимании – чистая длительность, когда «Я» просто живет, не устанавливает различия между наличными состояниями и теми, что им предшествовали. Бергсон, таким образом, противопоставляет время реальное времени условному, которое конструируется наукой и обыденным мышлением в чисто практических целях – в целях измерения. Реальное время нельзя измерить, а для человеческой практической деятельности необходимо измерение временны́х процессов, поэтому возникает потребность перевести реальный процесс на условный язык39.

Учение Бергсона о переживании времени и памяти оказало сильное влияние на философию XX в. (Э. Гуссерль, М. Хайдеггер, Х. Г. Гадамер).

В учении о времени Э. Гуссерль исходил из критики релятивизма и скептицизма, причину которых видел в субъективизме, под которым он понимал индивидуалистический субъективизм, характерный для античных софистов и скептиков, а также опирающийся на «общечеловеческое сознание», субъективизм, свойственный Канту. Это приводит к относительности всякой истины в зависимости от высказывающего суждение субъекта. Он настаивал, истина не может быть субъективной, «что истинно, то абсолютно, истинно ”само по себе”»40.

По его мнению, психологизм и релятивизм грозят науке и философии со стороны историцизма, который делает истину относительной, ставя ее в зависимость от истории, не от природной организации человека, а от исторического характера его жизни. В основе историцизма лежит убеждение в том, что любая истина относительна, имеет силу только для своего времени, являясь продуктом фактически сложившейся в то или иное время ситуации, результатом стечения тех или иных исторических обстоятельств. Сам философ, развивая учение Декарта, опирается на сознание и переживание времени. Феноменологическое понятие переживания имеет дело с переживанием «во внутреннем смысле»; определенные содержания – составные части в единстве сознания, в переживающем субъекте. Эти части сосуществуют друг с другом, следуют друг за другом, переходят друг в друга, соответственно, требуют единства и устойчивости. Основой их единства, устойчивым элементом и посредником между частями имманентного выступает сознание времени.

Основная проблема учения Э. Гуссерля – поиск стабильных и устойчивых феноменов в сознании, являющимся потоком. При характеристике времени он зачастую оперирует понятием «поток» и «течение», в силу чего невозможно выделить их конечность. Это подталкивает философа к постоянному использованию пространственных характеристик при определении времени41.

Главная характеристика подлинной временности по М. Хайдеггеру – ее конечность. Открытое по отношению к своей конечности человеческое существование тем самым открыто бытию; благодаря направленности к смерти оно выходит за свои пределы, чем и характеризуется необратимость времени. При таком подходе определяющим модусом времени является будущее. В отличие от всей традиционной метафизики, подлинное будущее для бытия – это смерть, которая выступает онтологическим горизонтом времени42.

Возрождаемая в ХХ в. онтология, в сравнении с античной, средневековой и ранней новоевропейской, по преимуществу онтология «временности. Ни в философии жизни, ни в феноменологии, ни в экзистенциализме нет попыток постигнуть сущность времени из соотнесения его с вечностью; определяющим модусом времени является будущее. Э. Жильсон считает, что с того времени, как становление сделалось реальностью, концептуальное познание неподвижного сущего с необходимостью уступило место интуиции43.

Путь от установления времени в жизни социума до признания этой категории основным ресурсом в управлении обществом и жизнью отдельных индивидуумов прошли все гуманитарные науки. Опираясь на достижения философии, они эволюционировали от оперирования категорией времени для выявления изменений, их роли в развитии обществ или отдельных групп до конструирования темпоральных инструментов в общественном регулировании и установления отношения общества и отдельных индивидов к таким инструментам.

Осознание важности категории времени в социологии пришло относительно поздно, в начале XX в., когда стал вырабатываться собственный категориальный аппарат. Идеи Аристотеля и Канта были восприняты одним из первых исследователей социального времени – Э. Дюркгеймом44. Он утверждал, что можно различать два комплекса ощущений, служащих для ориентации в жизни. Первый является суммой индивидуального опыта, действительного только для индивида, пережившего его. Второй представляет собой время, имеющее социальный характер. Данное социальное время создается сообща и выражает ритм коллективной жизни. Таким образом, время понимается социальным фактом надындивидуального характера, выступающего по отношению к человеку как безличный, объективный, необходимый, всеобще действительный и обязательный, подобно внешнему давлению, которому нужно подчиниться. Время является выражением социальной жизни или, иначе говоря, ритмов коллективных действий, их повторения. В данном случае видны параллели с идеями Канта, у которого время не является объективным и реальным, а представляет собой лишь чистую форму чувственного созерцания. С точки зрения Э. Дюркгейма и теории познания, время – одна из основных категорий мышления, абстрагированная от ритма коллективной жизни и ставшая составной частью коллективного сознания45.

И. Шубрт подметил односторонность такого подхода. Ссылаясь на антропологов (Э. Лич) и феноменологов (Э. Гуссерль и М. Хайдеггер), он утверждает, что Э. Дюркгейм проблему времени редуцирует до его измерения, оставляя без внимания тему временного характера человеческого существования («Dasein»), которую разрабатывал М. Хайдеггер. В понимании времени как категории человеческого мышления Дюркгейм делает упор на значении ритмического повторения, оставляя в стороне его конечность и необратимость, хотя именно в такой трактовке понятие времени стало в социологии подходом, поддерживаемым в качестве доминантного практически до настоящего времени46.

Восприятие времени в жизни социума, заложенное Э. Дюркгеймом, развивалось П. Сорокиным и Р. Мертоном. Они вводят в научный оборот категорию «время», что позволило наделить социальные феномены дополнительными, темпоральными, характеристиками. У событий и явлений, происходящих в обществе, появляются последовательность и протяженность. Это становится одной из важных форм связанности общественных феноменов. События раскладываются на линии, что позволяет определять их в качестве прошедших, происходящих и тех, которые будут происходить (проявляются объяснительная и прогностическая функция социологической науки), при этом фундаментальным становится свойство необратимости явлений. Время выступает инструментом измерения и упорядочивания социальных изменений, а также инструментом управления обществом, его ресурсом, непрерывно увеличивающим свое значение. В этом заключается его внешняя характеристика.

Внутренняя характеристика состоит в том, что время выступает основой, конституирующим фактором изменений. Понятие стабильности в таком случае является лишь вспомогательным средством, позволяющим установить относительность наблюдаемых различий и наличие постоянных черт на протяжении сравнительно продолжительных периодов времени. Говорить о стабильности правомерно лишь по отношению к чему-либо изменяющемуся.

Следовательно, в потоке социальных изменений время проявляется в двух ипостасях. Во-первых, оно служит внешней рамкой для измерения событий и процессов, упорядочения их хаотического движения таким образом, чтобы человек мог ориентироваться и координировать социальные действия. Во-вторых, оно связано с социальными изменениями как внутреннее, онтологическое свойство событий и процессов, наделяющее их особыми темпоральными характеристиками. С качественной позиции любое явление или событие может трактоваться как продолжительное или краткое, быстрое или медленное, ритмическое или с беспорядочно чередующимися интервалами и т.д. Все это позволило П. Сорокину указать, что всякое становление, изменение, процесс и перемена предполагают время. Для описания социальных процессов не подходит понятие времени, пригодное для характеристики перемещений материальных тел, для этого необходима другая категория – социальное время.

Следуя за современными философскими учениями с их акцентом на жизнь отдельного человека (витализм, экзистенциализм, философия жизни), фокус социологической науки постепенно смещается на вопросы индивидуального понимания времени. Констатируется, что индивиды отличаются друг от друга «чувством времени», в частности способностью оценивать длительность событий, предусматривать продолжительность процесса, необходимую для достижения определенной цели, делить процессы на интервалы. Этот опыт экстраполируется на коллективное отношение ко времени, образовывая культуру восприятия времени, аспектами которой являются: 1) осознанность времени (признание ценности времени); 2) ограниченность оперирования временем (глубина ретроспективной и перспективной оценки); 3) временна́я ориентация или временна́я перспектива (совокупность взглядов на прошлое и будущее, которые существуют в настоящем)47.

Ценность времени в жизни современного социума определила целые направления социологических исследований и способствовала вводу в научный оборот проблем общественной динамики и статики, изменений и стабильности, хаоса и упорядоченности. Один из крупнейших социологов П. Штомпка отмечает, что изменение является настолько очевидной чертой реальности, что любая научная социальная теория, какой бы ни была ее исходная концептуальная позиция, рано или поздно должна подойти к этому вопросу48.

Единство эволюции понимания времени наблюдается в философском и социологическом знаниях, состоящее в движении от объективного, единого знания к плюрализму мнений. С. А. Кравченко, взяв за основу критерий способности научной теории адекватно отражать увеличение динамической сложности общества, выделил пять поколений социологической теории.

Первое поколение – позитивистская метапарадигма, представляющая общественное развитие как эволюционно-линейное, объективно-закономерное. Первые социологи (О. Конт, Г. Спенсер, Э. Дюркгейм, К. Маркс) пытались сформировать научное знание в виде объективно-исторических законов, применяемых для характеристики общества. Они исходили из наличия жесткой причинной связи социальных явлений и обратимости общественного движения – все народы в своем развитии проходят через «высшие, более прогрессивные» формы. Предполагалось, что существует устойчивое состояние общества, которое можно наблюдать и анализировать независимо от изменений49.

Второе поколение появилось в виде интерпретивной метапарадигмы, утверждающей множество возможностей развития и сконструированных миров. Люди постоянно производят знания, внося коррективы в представления о реальности и культурных артефактах. Так, М. Вебер отмечал, что человеческое общество не есть исторически неизбежное, а результат множества возможностей50. Каждая историческая эпоха имеет культурно значимые ценности, которые изменяются от поколения к поколению, из чего возникает ценностный релятивизм.

Третье поколение образует интегральную метапарадигму, предполагающую синтез знания, взятого из разных социологических подходов. Это теории, интерпретирующие общественное развитие в виде неопределенных: флуктуации (П. Сорокин); подвижного равновесия (Т. Парсонс); социологической амбивалентности (Р. Мертон).

Четвертое поколение – рефлексивная метапарадигма, с которой связано возникновение еще более динамичного и сложного знания, отражающего рефлексивность социальных явлений, под которой понимается постоянный и активный пересмотр социальной реальности в свете новой информации.

Последнее, пятое, поколение – нелинейная метапарадигма постмодерна, в рамках которой изучаются реалии становящегося сложного общества, их нелинейная социокультурная динамика, процессы самоорганизации социума, обеспечивающие возникновение порядка из хаоса. В этих реалиях особенно востребовано знание о возможностях превращения стихийного развития в направляемое, становлении нового типа порядка из хаоса51.

Представляется необходимым отметить несколько основных черт современных социологических парадигм, которые позволяют интерпретировать текущие правовые процессы. Для представителей постмодернистских концепций характерен отказ от презумпции внешней причины (Актор, Бог и т. д.) как источника изменений. С их точки зрения, мироздание приобретает хаотическое содержание, находящееся в процессе самоорганизации, что предполагает наличие внутренней причины. Постмодернистское состояние общества ведет к рассинхронизации и дисфункциональности прежних институциональных форм жизнедеятельности. Ф. Джеймисон в качестве главных черт общества постмодерна отметил фрагментацию, обезличивание и утрату историчности52.

Э. Гидденс дополнил эту картину следующими чертами: 1) изменения бытия происходят в контексте разрывов в познании; 2) социальные трансформации обретают центробежный и беспорядочный характер; 3) жизненный опыт индивида носит фрагментированный характер; 4) истина обретает контекстуальный характер; 5) ощущается теоретическая беспомощность перед лицом глобальных тенденций и др.53

Метафорично о современном обществе выразился З. Бауман, назвав его «текучим». В качестве его черт он выделил: 1) плюрализм культур, который распространяется на все сферы жизни: традиции, идеологии, формы, ценности и нормы; 2) постоянно происходящее изменение; 3) отсутствие каких-либо властных универсалий54. Мораль также становится амбивалентной и крайне противоречивой: 1) люди перестают быть хорошими и плохими, они «морально амбивалентны»; 2) моральные явления не отличаются регулярностью и устойчивостью; 3) моральные конфликты не могут быть разрешены в силу отсутствия устойчивых моральных принципов; 4) нет такого понятия, как универсальная, общая для всех мораль; 5) нет рационального порядка, механизма морального контроля55.

Таким образом, категория «время» приобрела фундаментальное значение в социологии, количественные и качественные характеристики, позволила выделить понятия развития и изменения в обществе, сформировала идею прогресса как основу современного западного мира56. Время стало основным ресурсом, а также инструментом оценки и регулирования в западном обществе.

Социология за относительно короткий промежуток времени прошла значительную эволюцию, определив роль времени в обществе, сформулировав специфическую категорию – социальное время и его «продукты» – изменение, развитие и прогресс. Конституирование такой категории главным образом направлено на определение ее функции в социуме, к которым можно отнести: 1) синхронизация; 2) координация; 3) установление последовательности; 4) определение своевременности; 5) закрепление продолжительности; 6) временна́я дифференциация жизни.

Расширение использования временны́х понятий происходит по двум причинам. Первая связана с попыткой придать времени иной статус, нежели просто инструмента измерения и фиксации изменений социальной действительности. Вторая – с необходимостью не только зафиксировать социальные изменения, а определить их взаимозависимость в рамках определенного масштаба времени. Такие подходы основываются на методологии Ф. Броделя и Ж. Гурвича о многомерности и слоистости времени, а также Г. Зиммеля о квантах смысла, которые имеют свои «пороги уменьшения». На примере Семилетней войны он доказывает, что невозможно до бесконечности дробить исторические события, так как в пределе исчезнет индивидуальность события. И напротив, поднимая единичные элементы события из их описательной конкретности, мы позволяем им сгущаться, тяготеть к собственному центру, воспроизводя тем самым реальное образование более высокого уровня57.

Сущностью большинства подходов к времени, выработанных философской мыслью и воспринятых другими науками об обществе, выступает понимание его как сопоставления определенных явлений. Разделенность предметов (событий, фактов) в действительности и их сравнение позволяют выявить наличие или отсутствие изменений, а соответственно, сформировать категорию «время». В таком сопоставлении ключевые роли играют:

1. Эталон. Философией предложено множество вариантов, которые можно свести к двум видам:

– нечто меняющееся и динамичное сравнивается с вечным и статичным в лице Бога, трансцендентального субъекта, Абсолюта и др.;

– одно явление, отношение, сопоставляется с другим, появляющимся после него, либо существовавшем до него.

Для обозначения указанных подходов могут быть использованы термины «субстанция» и «акциденция»: в первом случае внимание фокусируется на чем-либо неизменном (субстанциональном), во втором – на постоянно изменяющемся (акцидентальном). Направление эволюции философской мысли идет от смены представлений о первом виде эталона к второму;

2. Субъект, который:

– является статичным наблюдателем изменений, а соответственно и времени;

– выступает источником времени, порождаемым исключи­тельно внутренним переживанием изменений, возможных ввиду наличия определенных модусов, априорных форм мышления.

Направление развития философских взглядов также эволюционирует от пассивной к определяющей роли субъекта в установлении изменений, а соответственно времени.

Таким образом, имеются две опоры, на которых основывается понимание и отношение к времени: эталон и субъект. Определенная комбинация характера сопоставления явлений и роли субъекта в этих процессах становится фундаментом парадигм, положенных в основу социальных теорий; а соотношение указанных элементов – фундаментом различных парадигм, учитывающих в качестве компонента время.

В качестве темпоральных приоритетов доктрины выдвигают: медленность развития, замкнутость и цикличность, верховенство высшего и статичного над изменчивым; динамичность развития, линейность и постоянное ускорение. Современные философские, социологические и правовые теории склоняются к объяснению общественных процессов с позиции второго подхода. Вместе с тем теория уголовного права крайне ограниченно использует накопленные научные знания для интерпретации происходящих внутриотраслевых процессов, что затрудняет объяснение и прогнозирование последних.

Категория «время» приобретает инструментальный характер, ее использование на протяжении всей истории было обусловлено необходимостью упорядочивания жизни отдельных индивидов и целого общества. В свою очередь, это вытекает из фундаментальной человеческой потребности в безопасности, аспектами которой являются стабильность и предсказуемость существования.

Методологическое значение категории время в научном исследовании заключается в направленности на решение таких ключевых вопросов, как: определение эталона для сопоставления, в том числе являющегося ориентиром развития общего или отраслевого знания; закрепление роли субъекта в темпоральном регулировании; обоснование приоритетов среди модусов времени или временно́й ориентации. В научных исследованиях категория «время» в качестве инструмента позволяет оценить любое социальное явление с двух позиций: внешней и внутренней. В первом случае можно вести речь об эволюции (деградации) явления как определенной целостности, становится возможным выявление темпа и интенсивности этого развития, а также установление синхронности или рассинхронизированности движения во времени явления в сравнении с другими. Во втором случае осуществляется разработка вопросов использования темпоральных регуляторов и инструментов для упорядочивания, направления и оценки отдельных компонентов внутри явления.

Осмысление категории время в гуманитарных науках (прежде всего, социологии) также может быть использовано в качестве методологической основы для правовых наук. В частности, усложнение жизни общества ввиду расширения числа активных акторов в лице граждан и социальных институтов, ускоренной информатизации и цифровизации общества приводит к дифференцированию социальной действительности. На основе темпорального инструментария социологами выделены специфические временны́е характеристики, присущие индивиду58, общности59, нации и отдельной культуре60.

Различные представления об эталоне развития и роли субъекта в процессе изменений ставят вопрос о необходимости установления баланса между синхронизацией (приведением ритмов различных групп, в том числе государств к единообразию) и десинхронизацией (индивидуализацией восприятия и отношения к времени, осуществляемой на уровне изолированных групп: классов, региональных общностей и др.) в управлении обществом61. Эффективной может стать та государственная политика, которая учитывает временны́е установки социума62, что способно оказывать значительное влияние на его консолидацию, поддержку проводимых преобразований.

В настоящее время только общая теория права осуществляет разработку проблемы соотношения времени и права, роли процессов синхронизации и десинхронизации в правовом развитии и правопонимании, использования темпоральных инструментов в регулировании общественных отношений.

Отраслевые юридические науки, в том числе уголовное право, при объяснении происходящих процессов не принимают в расчет таких аспектов, как: 1) осознанность времени (признание его ценности); 2) границы оперирования временем (глубина ретроспективной и перспективной оценки); 3) временна́я ориентация или временна́я перспектива (совокупность взглядов на прошлое и будущее, которые существуют в настоящем). Без внимания остается влияние синхронизации и десинхронизации в анализе проводимого реформирования отраслей права, кодификации, гармонизации и унификации норм, а также их социальной обусловленности. Не рассматриваются вопросы многоуровневости (слоистости) времени, которая напрямую влияет на стабильность и изменчивость отдельных институтов отраслей права. Отечественные юристы приняли исключительно идею прогресса, с позиции которого рассматривают все происходящие в правовом поле изменения либо в негативном или позитивном русле. Должной проработки и оценки не получают основные элементы времени, лежащие в основе идеи прогресса, – эталон и субъект.

Инструментарий, разработанный социологией, может быть использован при анализе и объяснении тенденций в развитии права, в том числе уголовного. Экстраполяция осуществленной С. А. Кравченко эволюции социологического знания позволяет констатировать, что наука уголовного права находится на уровне первого поколения, которое представлено позитивистской метапарадигмой, характеризующей общественное развитие как эволюционно-линейное, объективно-закономерное.

Использование отчасти устаревших парадигм для критики современных процессов в праве не позволяет вести конструктивного диалога науки и практики. Не оправдывая чрезмерную динамичность, а порой поспешность обновления уголовного законодательства, предлагается применять накопленный потенциал смежных наук для интерпретации происходящих в праве процессов. Объяснение является ключом к их пониманию, как следствие, более точному прогнозированию и адекватному регулированию.

§ 2. Стабильность и изменчивость права, темпоральные функции и темпоральные уровни права

Понятия «эталон» и «субъект», являющиеся, как указывалось, компонентами времени, границы оперирования и временна́я ориентация, функции времени в обществе обладают эвристическим потенциалом, который не в полной мере используется учеными63. Исключение, пожалуй, составляют разработки Г. В. Мальцева64. На наш взгляд, темпоральные категории могут служить фундаментом в объяснении изменчивости права, в том числе уголовного.

Выступая одним из регуляторов отношений между людьми и сопутствуя истории человечества на длительном промежутке времени, право не остается неизменным. В условиях социальной нестабильности и непрекращающегося потока изменений законодательства особую актуальность приобретает проблема баланса консервативности и прогрессивности права, поиска социально приемлемого обоснования необходимости ускоренного обновления норм.

Г. В. Мальцев отмечает, что право – нормативный регулятор, социальное назначение которого проявляется в регулировании жизненных процессов, т.е. в организации порядка, его поддержании, сохранении и защите ради определенных, признанных обществом целей. Порядок и право связаны единосущием: где начинается устроение порядка, там из хаотического, неустойчивого состояния возникают строго организованные ряды элементов, обнаруживаются ритмы и чередования фаз развития процесса, ощущается пульс права, движение самоутверждающегося порядка. Право – образ порядка, способного себя сохранять и поддерживать, подтверждать свое существование во времени и пространстве65.

Проблематика динамики права зачастую анализируется с точки зрения обеспечения социальной и правовой стабильности на основе противопоставления праву иных регуляторов, сохраняющих свою устойчивость на гораздо более длительных отрезках времени. Например, Н. И. Воропаев и Н. А. Черемнова отмечают, что саморегулирование существует в обществе изначально, но его значение возрастает в переходные и кризисные периоды истории. Радикальные трансформации сопровождаются утратой стабильности и безопасности, а высокие темпы социальной динамики неизбежно ослабляют механизмы устойчивости общества. Мораль и право как виды социального регулирования являются факторами стабилизации общества. Нормативный комплекс подвержен изменениям, однако он обладает запасом прочности, который обеспечивают возникшие задолго до появления права и государства фундаментальные ценности66.

В правовых исследованиях, вслед за философией и социологией, хотя не в четко акцентированном виде, изменчивость закона также исследуется с позиции поиска эталона и установления роли субъекта. Основной упор в работах, посвященных праву, делался на определении эталона. Вопросы изменчивости права находятся в фокусе внимания философии права. Обоснование подвижности права своими истоками уходит к воззрению, допускающему наряду с положительным правом наличие высшего закона, из которого черпаются подлинные представления о праве и неправе67. Этот высший закон сводился либо к природному порядку, познаваемому посредством разума, либо возводился к божественным установлениям, либо констатировался как естественное право. Подобное «раздвоение» человеческих регуляторов – правового идеала и положительного права – определялось как движущая сила последнего. Такой подход сохраняет актуальность в настоящее время; права человека (естественные права) определяют прогресс и развитие права.

Причины динамики права и основные этапы философского осмысления этого феномена рассмотрел Н. М. Коркунов. Он указывал, что движение западноевропейской философской мысли осуществлялось от необходимости постижения природы разумом к действиям в соответствии с божественным провидением, индивидуализмом и волюнтаризмом в определении своей судьбы к гармоничной эволюции с природой и постижению ее законов68. Первоначальный характер права соответствовал психологии малоразвитого общества, главной чертой которого являлся консерватизм. Авторитет норм права основывался не на их целесообразности, а прежде всего на их старине, поэтому создавшееся право трудно поддавалось преобразованию.

Причины консерватизма, по его мнению, следует искать, во-первых, в устойчивости внешних условий жизни, а также в психологической сложности восприятия человеком нововведений. Право находится под действием традиции, которая поддерживается косностью мысли человека. Быстрое преобразование права затруднено тем, что оно выражается в форме обычая, изменение которого связано с изменением общественного мнения. Во-вторых, преобразованию права мешает формализм. Юридические акты облекаются в определенную форму, которая должна строго и неукоснительно соблюдаться. Это определяется психологией малоразвитого человека, который не способен отличить сущность действия от его внешней стороны. В-третьих, препятствием является символизм. Юридические акты должны сопровождаться символами, выражающими в конкретной форме абстрактную идею. Символизм права соответствовал мышлению малоразвитого человека, который не в состоянии отвлечься от конкретных случаев69.

Н. М. Коркунов акцентировал внимание на стабильности права и в этом подходе прослеживается одно важное наблюдение: восприятие времени и его модусов (прошлое, настоящее или будущее) определяет восприятие права, источники его обновления. Дополнением к этому, на наш взгляд, выступает отношение к вневременны́м явлениям, по-разному определяемым в течение всей истории человечества (Бог, вечность, разум, природа и т. д.).

Приоритетность прошлого в сознании народа предопределяет трепетное восприятие норм и правил, стремление к познанию, а затем и к их сохранению (древнее время, античность). В эту эпоху признавалось наличие нечто разумного от природы, служащего идеалом. Эсхатология средних веков, уравнявшая по значимости прошлое и будущее, указала на возможность поступательных изменений с учетом прошлого опыта. Возрождение заострялось на настоящем, поставив человека в центр мироздания, а его права и свободы определило в качестве вневременно́го эталона для обновления законов. Сближающей Античность, Средние века и Возрождение чертой выступало именно признание наличия вневременно́го, являвшегося основой изменений. Признание одного из модуса времени в качестве приоритетного влияло на интенсивность обновлений законов: от бережного (прошлое), постепенного (прошлое и будущее) до интенсивного (настоящее и будущее).

Немецкая философия заложила основания для выдвижения на первый план такого модуса времени, как будущее, ставшее основой для бесконечного и постоянно ускоряющегося развития. Идея непрекращающегося изменения отразилась на праве, в том числе современном. Таким образом, религиозное и философское понимание времени оказывали влияние на отношение к праву и его изменчивости, а сбалансированность в развитии права может быть достигнута лишь в равном учете всех модусов времени при наличии вневременно́го эталона.

Выяснение оснований вре́менности права впервые было выдвинуто софистами. Гераклит Темный (Эфесский) отрицал существование чего-либо вечного, постоянного, неизменного сущего, за исключением Логоса (разума). Согласно его учению, все представлялось движущимся и текущим, но это движение было не поступательным, а вращательным: в нем одно занимает последовательно место другого. Законы природы неизменяемы, вся задача человеческой жизни сводилась лишь к их познанию70.

Отсутствие стабильных и устойчивых явлений в природе привело софистов к отрицанию каких-либо объективных правил, а человека выдвинуло в качестве меры всех вещей. Это приводит к требованию всеобщего равноправия, а справедливость стала основой государства, залогом его стабильности71. Отрицание софистами значения государственных законов затрудняло постановку вопроса о динамике права, лишь в гипотезах о сущности права намечалась его движущая сила, сводимая к субъективным целям (заговор слабых против сильных72, либо господство сильного73). Об этом свидетельствуют слова Платона, который в законодательной деятельности значительную роль отводил природе и случаю. Философ утверждал: «Законы порождаются различными случайностями и обстоятельствами: то война насильственно ниспровергает правительство и меняет законы, то крайняя нужда, бедность, болезни, неурожаи. Случай и обстоятельства управляют человеческими делами, однако особое значение в этих обстоятельствах приобретает искусство кормчего – управляющего в этой буре событий»74.

Идея развития, которая находится в рамках циклического восприятия движения (времени), у древних греков прослеживается отчетливо. Намечаются подходы к пониманию причин всеобщего движения, в том числе права, однако не формулируется цельной концепции правовой динамики. В философских размышлениях признается важность законов в жизни общества, их обновление носит случайный характер и является причиной возникновения нестабильности и противоречий в обществе. Такое восприятие времени продуцирует пассивность человека перед лицом изменчивости явлений, в том числе социальных.

По аналогии с восприятием времени (выделением вечного и вре́менного) Аристотель улавливает двойственность права и выделяет два его типа – естественное и условное (волеустановленное). Их принципиальную общность он видел в необходимости соответствия условного права праву естественному. Стабилизация существующей системы отношений возможна посредством умелого и адекватного отражения в законах своеобразия государственного строя. Соблюдение баланса между политической стабильностью и необходимым обновлением законов – одна из важных задач в государственном устройстве75.

Схожих взглядов, обусловленных в том числе близостью в восприятии времени, придерживался Цицерон, который сформулировал концепцию естественного закона с его неизменностью и вечностью в противовес писаным законам. По его мнению, истинный закон – это разумное положение, соответствующее природе, распространяющееся на всех людей, постоянное, вечное, которое призывает к исполнению долга, приказывая и запрещая. Ограничить его действие не дозволено; отменить его полностью невозможно ни постановлением Сената, ни постановлением народа76. Закон, устанавливаемый людьми, не может нарушить порядок в природе и создавать право из неправа или благо из зла, честное из позорного. Соответствие человеческих законов природе и естественному праву выступает как критерий их справедливости.

В Средние века определяющее значение в понимании целей человеческого существования и развития формируется христианством, что отразилось на интерпретации вечного, в качестве которого стал выступать божественный закон. Человеческие законы могут быть несправедливы, что обусловливало их изменчивость77. Меняется направленность права во времени: от приоритета прошлого, проверенного и устоявшегося осуществляется поворот к будущему, что придавало ему динамичность.

Эпоха Возрождения привела к освобождению от церковных авторитетов и утверждению светских начал развития, в центре мироздания стал человек, на первый план вышло настоящее время, а вместе с этим борьба за текущий правовой статус лица в обществе. Этому способствовал, по замечанию П. И. Новгородцева, духовный рост европейского общества78. Происходившие события того времени, связанные с формированием новых религиозных учений, столкновением с католической церковью и феодальной раздробленностью обостряли идею стабильности. Изначально обретение постоянства связывалось с действиями власти, прежде всего монархической, поскольку прежние эталоны развития утрачивали силу. Ж. Боден утверждал, что характерной чертой власти является абсолютность и неограниченность, свобода от каких-либо связывающих условий. Полномочия ее проявляются в том, что она может по своей воле издавать и отменять любые законы. Лицо, облеченное этой властью, ограничено божескими и естественными законами, но выше всяких человеческих законов. Оно не может быть связано ни постановлением своих предшественников, ни своими собственными законами, ни вообще какими-либо иными ограничениями79.

Такое изменение акцентов не позволяло говорить о поступательности в развитии законодательства, борьба происходит за текущее установление статуса, определение прав и свобод. С одной стороны, построение сильного государства становится главной темой научных дискуссий, а праву и его развитию отводится второстепенная роль80; с другой – эпоха Возрождения актуализирует тезис о том, что одно из главных слагаемых достоинства индивида – гражданственность и бескорыстное инициативное служение общему благу. Гарантии равенства и справедливости, залог свободы личности усматривались в издании и соблюдении законов, содержание которых согласуется с естеством человека81.

Постепенно вневременны́м идеалом становится личность и ее права, приобретая чрезвычайную актуальность в преддверии и в ходе английской революции. Складывается теория классического естественного права. Правовая проблематика активно разрабатывается в утопических учениях, наиболее ярким представителем которых стал Т. Мор. Он критически подходил к действующей в Англии правовой системе, предлагая в «Утопии» образец правового идеала82.

Дж. Лильберну принадлежит целый ряд прогрессивных идей и требований: теория народного суверенитета, учение о «естественных», «неотчуждаемых» правах, обосновывающее широкий круг общедемократических свобод, требование республики с однопалатным парламентом, учение о разделении властей и др. Он полагал, что законы, принятые государством, должны направлять усилия людей к увеличению общего счастья. Для осуществления этой цели законодательство должно соответствовать «божьему слову», «закону природы» и разуму, а прирожденные права вольнорожденных англичан необходимо закрепить законодательным путем83.

Т. Гоббс выделял три естественных закона: стремиться к миру; не делать другим того, чего ты не желаешь, чтобы тебе они делали; выполнять заключенные соглашения84. Основные задачи верховной власти философ видел в сохранении внутригосударственного мира; предупреждении ссор, возникающих из разных представлений людей о справедливости; установление законов, касающихся действий граждан в будущем85.

Концепция естественных прав человека окончательно оформляется Дж. Локком. Идея естественного права и договорного происхождения государства интерпретируется им в духе утверждения неотчуждаемых прав и свобод личности, разделения властей и правовой организации государственной власти, господства права. При этом договорные отношения людей с государством – постоянно обновляющийся процесс, основанный на принципе согласия, который заключается в том, что человек не рождается подданным той или иной страны и может выбирать, под властью какого государства он хочет находиться86.

Акцентирование внимания главным образом на настоящем времени, что определяло интенсивную борьбу за определение правового статуса личности и роли в этом государства, постепенно отходит на второй план. Освободившись от авторитета церкви, представители новой школы естественного права признали полную свободу исследования. Они отказываются от изучения положительного права, представлявшееся продуктом постепенного исторического развития, а противопоставляют ему абсолютное, неизменное, вечное, подобное законам природы, т. е. вневременно́е.

Смещение акцентов вновь происходит с появлением работы Г. Гроция, поставившего вопрос о том, существует ли справедливое по природе, а не только по закону87. Философ внес существенный вклад в методологию изучения права, определив два пути познания явлений: умозрительный (a priori) и опытный (a posteriori). Первый состоял в выведении положений из разума, второй – в подтверждении тех или иных выводов свидетельствами из жизни разных народов88. Таким образом, ученый заложил основы для появления исторических исследований, анализирующих явления в их развитии.

На этой методологической основе Дж. Вико предпринял попытку внести в науку фактор внутреннего развития и объяснить движение истории как закономерный процесс, подчиняющийся внутренней необходимости. Случай и произвол, которые играли сильную роль в прежних исторических объяснениях, им устраняются из числа факторов. Основание развития права видится в общем для всех народов внутреннем источнике, который объясняет сходство правовых институтов в различных странах. Он выдвигает предположение о последовательном восхождении от низшего к высшему, от первобытных потребностей и конкретных представлений к сложным и отвлеченным понятиям и требованиям. Отсутствие значимых исторических исследований жизни целых народов не позволило построить удовлетворительную всемирно-историческую концепцию89.

Широкий взгляд на идею развития права предложил Ш. Л. Монтескье. Он выводил правовые явления из разума и объективной действительности. Значение приобрели характер народа и свойства конкретного исторического периода. Принцип историзма и исторические факты служили ему для обоснования теоретических выводов. В противоположность общему убеждению того времени, согласно которому возможно установление идеального права для всех стран, Монтескье утверждал, что законы должны быть настолько свойственны народу, для которого они созданы, что следует считать величайшей случайностью, если установления одной нации могут быть пригодными для другой90.

Иной взгляд на возникновение и эволюцию права был предложен исторической школой. Ее представителями констатировалось, что законодатель лишь фиксирует независимо от него складывающееся и заключенное в народном духе право. В частности, И. Пюттер утверждает, что ни одно положительное право не может быть понято и объяснено без его истории91. Право ими мыслилось не как осуществление идеи справедливости, а как средство устранения беспорядка. Главной ценностью в юридической норме становится определенность и твердость, благодаря которым члены общества знают, что позволено и запрещено92. Теоретические построения идеального права представлялись как ничтожные попытки субъективного разума изменить естественное течение истории, что напрямую отрицало естественно-правовую идею: если в истории все совершается само собой, с разумной необходимостью и в надлежащее время, то дуализм нравственного сознания и положительного права, а следовательно, критика положительных установлений невозможны.

Допущение идеи прогресса сторонниками исторического подхода обрекало законодательство и юриспруденцию на пассивную роль свидетелей непроизвольного развития народного духа. Единственной нормальной функцией законодательства признавалось лишь содействие, которое может быть оказано законом обычному праву в виде установления большей определенности его положений93. Подобная позиция была обусловлена также тем, что преследовалась цель оправдания существующего правопорядка, защита его от нападок теории естественного права и произвольного вмешательства законодательной власти94.

Историческая школа права, выступая против абсолютизации значения и роли законодателей, фактически призывала к осторожности с правотворческими экспериментами. Представители этой школы не ставили вопроса о тотальном сохранении прошлого и отрицании прогресса, а акцентировали внимание на значении традиций, сохранении национальной идентичности, создании национальных государств с опорой на народный дух и культуру. Классическим стало утверждение, что право развивается так же медленно, как и язык95.

Невмешательство законодателя в процесс формирования законов стало основой для критики исторической школы. В частности, Р. фон Иеринг отмечал, что право – продукт истории и результат человеческой деятельности. Люди создают его для своих вре́менных и изменчивых нужд путем сложного и напряженного труда. Оправдание юридических норм, с точки зрения этой теории, заключается не в условиях происхождения, а в их соответствии с запросами современности. Развитие права сопровождается конфликтами, вытекающими из противоречия старого и нового. Прогрессирующему праву приходится не только идти методом проб и ошибок, но и преодолевать препятствия, преграждающие движение. Такими препятствиями являются человеческие интересы. В подобных случаях новому праву приходится выдерживать борьбу, затягивающуюся иногда на целые столетия96.

Идея развития становится основой методологии Г. Гегеля, выступавшего сторонником законодательного творчества и кодификации права97.

Историческая школа и Г. Гегель ставили философскому учению о праве задачу объяснения положительного, исторически развивающегося права. Объяснения их не основывались на объективном изучении исторической действительности, исторический материал был для них только иллюстрацией априорных, абсолютных положений. В противовес этому подходу во Франции развивается позитивное учение, ставящее всему научному знанию не субъективную задачу оценки и выработки идеала, а объективную задачу выяснения законов явлений, их сосуществования и последовательности, признающее все знания относительными. Основателем позитивизма был О. Конт98, схожие идеи ранее высказывались А. Кондорсе99.

Таким образом, к началу XX в. сформировались наиболее значимые теории, характеризующие право, в том числе его динамику и движущие силы. Право никогда не стояло на месте, философы отмечали его изменчивость, пытаясь отыскать причины этого. Развитие этих взглядов шло нелинейно, точки зрения противоборствовали друг другу, сосуществовали, переживали одна другую, исчезали и снова возрождались.

Темпоральность права просматривается во взглядах отечественных ученых. В дореволюционной литературе основное внимание уделялось стремлению к нравственному идеалу, что также подразумевало поступательное движение права. Для отечественных юристов наиболее характерен консервативный взгляд на право. К наиболее ярким представителям такого подхода можно отнести В. С. Соловьева100 и И. А. Ильина101. Развивались идеи естественного права (Е. Н. Трубецкой102), исторического подхода (И. В. Михайловский103) и позитивизма (Г. Ф. Шершеневич104).

До сих пор актуально звучат слова Б. А. Кистяковского, который отмечал консервативный характер правовой нормы. По его мнению, любая правовая норма константна, нацелена на выполнение стабилизирующей функции в обществе, однако изменчивость социальной действительности выводят на первый план предвосхищающую способность правосознания при создании правовой нормы

...