Р. С. Рааб

Эпистемическая юриспруденция Фридриха Хайека:
философско-правовое исследование

Монография

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 340.12

ББК 67.0

Р12

Автор:
Рааб Р. С., выпускник магистерской программы факультета права Высшей школы экономики «История, теория и философия права» (2019 г.). С 2021 по 2022 г. работал преподавателем департамента теории права и сравнительного правоведения факультета права Высшей школы экономики. Автор научных статей о философии права Фридриха Хайека в ведущих юридических журналах: «Правоведение», «Вестник РУДН» (серия «Юридические науки»), «Антиномии». Выпускающий редактор журнала «Право. Журнал Высшей школы экономики» (2021/2022). В настоящее время — независимый исследователь.

Рецензенты:
Поляков А. В., доктор юридических наук, почетный работник сферы образования Российской Федерации, профессор кафедры теории и истории государства и права юридического факультета Санкт-Петербургского государственого университета;
Разуваев Н. В., доктор юридических наук, доцент, почетный работник сферы образования Российской Федерации, заведующий кафедрой гражданского и трудового права юридического факультета Северо-Западного института управления Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации;
Дидикин А. Б., доктор философских наук, кандидат юридических наук, Associate Professor Высшей школы права Университета КазГЮУ им. М. С. Нарикбаева.

В монографии представлен новый взгляд на философию права известного экономиста и социального теоретика Фридриха Августа фон Хайека, основанный на гипотезе о глубокой взаимосвязи между его правовыми и эпистемологическими идеями. С целью обоснования этой гипотезы и определения ее теоретико-правовой значимости предпринята попытка системной реконструкции философии права Хайека как проекта эпистемической юриспруденции. В рамках данной реконструкции сформулированы и систематизированы ключевые аспекты социальной эпистемологии Хайека, составляющие своеобразный эпистемологический аргумент в социальных науках и позволяющие по-новому взглянуть на природу права. Вопросы сущности права, его субстанциальности, функции и структуры, рассмотренные в свете хайекианского эпистемологического аргумента, позволяют сделать вывод, что в своих рассуждениях о праве Хайек полагался не столько на традиционные либерально-идеологические постулаты, сколько на свои оригинальные исследования в области социального познания.

Представляется, что такое прочтение философии права Хайека позволяет не только более полно уяснить смысл его идей, но и обосновать их актуальность в свете постклассических тенденций развития современной правовой науки. В этом смысле настоящее издание может быть полезным для научных работников, преподавателей, аспирантов, студентов и юристов, интересующихся философским подходом к изучению права.

Текст публикуется в авторской редакции.

УДК 340.12

ББК 67.0

© Рааб Р. С., 2023

© ООО «Проспект», 2023

Маме, бабушке и Даше

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

В далеком 2018 году, когда основные черновики данной книги были по большей части уже готовы, я испытывал немало сомнений на их счет. Все нужные идеи пришли настолько быстро, а нужные слова — настолько сами, что мысль о необходимости проверить полученные результаты дополнительными исследованиями никак не выходила из головы. Движимый этим соображением, я проделал определенную работу как по части дополнительного исследования философско-­правовых текстов Фридриха Хайека, так и по части критического пересмотра предыдущих идей. Результатом этой работы стали публикации в ведущих юридических изданиях («Правоведение», «Антиномии», «Вестник РУДН. Серия: Юридические науки»), посвященные философии права Хайека. И хотя по итогам проведения и апробации этих дополнительных исследований от ­чего-то пришлось отказаться, в целом изначальный замысел продемонстрировал свою научную обоснованность. Придя к этому выводу я решил несколько скорректировать изначальный текст и представить его в виде небольшой книги.

ВВЕДЕНИЕ

Фридриха Августа фон Хайека нередко называют одним из крупнейших социальных философов XX века1. Оценка более чем заслуженная. Спорить с этим трудно. С другой стороны, несмотря на такую оценку, его работы лишь относительно недавно стали объектом пристального внимания представителей самых разных социальных наук. Оставшись непринятым и непонятым своими современниками2 даже на Западе, во многом в силу уникальности своего интеллектуального пути3, Хайек далеко не сразу стал доступен пониманию социальных ученых4. Все те интеллектуальные тенденции, которые современными теоретиками юриспруденции ассоциируются с «постклассической парадигмой» в философии и методологии права, были не только намечены, но и теоретически развиты в работах Хайека по философии права еще в 70-х годах прошлого века.

В особенности это касается той тенденции, которая выражается во все возрастающей значимости (как для науки, так и для всей нашей цивилизации) когнитивных исследований и проблем эпистемологии5. Еще в эпоху безраздельного господства бихевиоризма и психоанализа, когда о когнитивистике не могло быть и речи, Хайек уже сформулировал собственную когнитивную философию и натуралистическую модель когнитивного аппарата6, которые, как показала история дальнейшего развития когнитивных исследований и нейронаук, оказались корректными7. И пока современные последователи социальной теории Хайека спорят о том, можно ли называть их «нейро-­хайекианцами»8 («neuro-­hayekians») или нет, мы можем однозначно констатировать, что как вышеперечисленные, так и многие другие факторы9 позволяют признать Фридриха Хайека не только одним из ключевых социальных философов XX века, но и исследователем, чей способ мышления об обществе как никогда актуален именно в нашу «когнитивную» эпоху10.

При этом необходимо помнить, что Хайек был в первую очередь именно философом, а не психологом, и поэтому те его идеи, которые сегодня мы бы назвали «когнитивными», по существу являются органичной частью его более широкой эпистемологической теории. Несколько упрощая ситуацию можно сказать, что когнитивная философия Хайека составляет «антропологическую» часть его социальной теории, где человек рассматривается в первую очередь как существо познающее, и уже на основе этой антропологии автор выстраивает свою социальную теорию. В этом плане мы можем признать, что несмотря на использование достижений современной науки Хайек следует классической философской схеме «выведения» социального порядка из определенной антропологи. Именно эта эпистемология и антропология по праву считается отправной точкой как социальной философии Хайека в целом11, так и его политико-­правовой философии в частности12.

Несмотря на то, что общий тезис о значимости эпистемологии Хайека для понимания его философии права получил широкое признание уже в самых первых хайековедческих исследованиях13, должной систематической разработки данный тезис не получил. Еще в конце 80-х вышла статья Энтони Огуса, в которой он отметил отсутствие достаточного внимания юристов к работам Хайека и указал на значимость его эпистемологических идей для юриспруденции14. Тогда подобное невнимание было вполне объяснимо, учитывая сдержанное (а порою и прямо пренебрежительное) отношение к Хайеку в академической среде. Что же касается дня сегодняшнего, то положение дел в этой сфере не сильно изменилось. Современный исследователь правовых взглядов Хайека Сирил Холм так же, как ­когда-то и Э. Огус, вынужден констатировать недостаточную изученность правовых воззрений данного автора15. При этом Холм не только констатирует этот факт, но также и отмечает необходимость серьезного изучения правовых воззрений Хайека16, полагая, что время для этого предприятия уже давно настало.

На наш взгляд, такое научное предприятие должно найти выражение в комплексном монографическом исследовании философии права Хайека как системы идей, тесно связанных с его эпистемологической теорией. Только так можно заполнить обозначенный выше научный пробел. Существует ли такое монографическое исследование? Полагаем, ответ на этот вопрос является отрицательным. Интересующего нас исследования нет ни в отечественной, ни в зарубежной литературе.

При этом, конечно же, нельзя сказать, что значимые исследования по данной теме полностью отсутствуют. Мы можем выделить целый ряд значимых авторов, таких как И. Ю. Козлихин, О. В. Мартышин, Р. И. Капелюшников и др. Может среди этих работ и нет монографического анализа правовых взглядов Хайека как взаимосвязанных с его эпистемологией, тем не менее, они представляют для нас значительную ценность.

Не меньшую ценность представляет и зарубежная литература. В зарубежной правовой науке философско-­правовые воззрения Хайека исследованы более полно. К попыткам комплексного исследования политической и правовой философии Хайека можно отнести работы Н. Барри, П. Бьеттке, Р. Клея, Р. Кубедду, Е. Миллера, Дж. Постемы, А. Теббела, С. Флитвуда, Д. Шеармура и др. Отдельные аспекты философии права Хайека на монографическом уровне раскрыты в работах Э. Ангнера, Дж. Грея, К. Петсоулас, С. Холма и ряда других авторов. Количество статей, посвященных философии права Хайека, очень велико. Можно вспомнить статьи Р. Познера, С. Ратнапалы, Дж. Постемы, А. Амброзино и д. р. Значимыми в рамках данной работы являются диссертационные исследования Т. Бурчака, С. Уорнера, У. Керна, Л. Шварцштейн.

Большинство как перечисленных, так и не перечисленных выше зарубежных исследований признают значительное влияние эпистемологии на философию права Хайека, однако, за редким исключением, не предпринимают попытки осуществить полноценное исследование философии права Хайека в связи с его эпистемологией. При всей глубине анализа тех или иных проблем авторы ограничиваются рассмотрением лишь некоторых отдельных связей между эпистемологическими и правовыми взглядами Хайека.

Например, Джон Грей рассматривает «эпистемологический аргумент» Хайека как предельное основание политической философии, преодолевающее любую «нормативную» позицию, Роланд Клей выводит из эпистемологического аргумента инструментализм Хайека, при помощи которого последний, по мнению Р. Клея, пытался определить границы политико-­правовой философии и пространство возможных «нормативных» альтернатив. Адриан Вермель видит в эпистемологии Хайека основание для апологии английского общего права, а Сирил Холм — теоретический базис для ограничения правотворческих амбиций государства, выраженный в «принципе законодательства» («legislation tenet»).

Все эти моменты имеют важное значение для понимания связи между эпистемологией Хайека и его философско-­правовыми взглядами, однако никто из авторов не предпринял комплексного исследования, в рамках которого бы раскрывалось фундаментальное значение эпистемологии для понимания сущности права (субстанциальность права, функции права), а также его структуры (статика права) и эволюционных трансформаций (динамика права). Даже монография Стива Флитвуда, почти полностью посвященная анализу психической онтологии социальных институтов в философии Хайека, будучи источником многих важных идей (и, к слову, некоторых заблуждений), не содержит в себе целостного анализа правовой реальности. В общем, ни в отечественной, ни в зарубежной науке на данный момент нет комплексного монографического исследования-­реконструкции философии права Хайека.

Рискнем предположить, что отсутствие такого исследования представляет собой определенный пробел в науке. С одной стороны, как мы ранее уже сказали, правовые и эпистемологические идеи Хайека оцениваются научным сообществом как весьма значимые, а с другой — несмотря на свою значимость все еще не исследованы на монографическом уровне. Налицо определенная проблема, посильный вклад в решение которой призвано внести наше собственное исследование, представленное в настоящем издании.

В свете всего вышесказанного не будет ошибкой утверждать, что главной целью нашего исследования является теоретическая реконструкция многообразных взаимосвязей между эпистемологическими воззрениями Хайека и его философско-­правовыми идеями. Речь идет как о явных связях, где имеет место эксплицитно выраженное признание эпистемологической детерминированности той или иной философско-­правовой идеи, так и о связях неявных, когда содержание философско-­правового характера представляет собою неявную импликацию из когнитивно-­эпистемологических постулатов. В той мере, в которой подобная реконструкция будет осуществлена, ключевая цель нашей работы будет достигнута.

Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:

1) изучить когнитивно-­эпистемологические основания социальной теории Хайека, выявить значимые для философии права аспекты и систематически описать данные аспекты эпистемологии;

2) реконструировать систему смысловых взаимосвязей между эпистемологией Хайека и его взглядами на онтологию права, сущность права и его функцию;

3) проанализировать соотношение когнитивно-­эпис­темологи­чес­ких воззрений исследуемого автора с его представлением о субстанциальности права;

4) сопоставить взгляды Хайека на структуру права с его концепцией когнитивных структур;

5) исследовать подход Хайека к описанию динамики правовых структур в свете его представлений о функционировании и развитии структур человеческого познания.

Таковы задачи. Наиболее подходящим методологическим инструментом решения поставленных задач является герменевтический метод. Все остальные методы, использованные в данном исследовании, можно рассматривать как подчиненные общей герменевтической задаче реконструкции17 теории Хайека как проекта «эпистемической юриспруденции».

Так, общенаучные методы анализа и синтеза, будучи примененными в рамках данного исследования, нашли свое выражение в принципе герменевтического круга18, который предполагает выявление в тексте смысловых частей (анализ, расчленение изначального целого) и понимание на их основе общего смысла текста как целого (синтез). Ввиду того, что выявляемые смыслы находятся в отношениях диалектического взаимодействия (диалектика части и целого), то можно говорить также и о применении элементов диалектического метода.

Применение метода смысловой реконструкции19 основано на герменевтической процедуре выявления исходного «интеллектуального импульса»20, который был дискурсивно «разложен» и развернут в авторских текстах. Последовательный анализ авторских текстов позволяет выявить эту исходную мета-идею и реконструировать в свете данного «первопринципа» смысловое единство отдельных авторских концепций, связь между которыми не была явно эксплицирована самим автором. Здесь также проявляется герменевтический принцип единства грамматической и психологической интерпретации, а также диалектика исходной научной интуиции и ее дискурсивной артикуляции в конкретных текстах, а значит и диалектический анализ.

Биографический метод позволяет более точно прояснить природу этого исходного интеллектуального импульса, отраженного в интеллектуальной биографии автора. Сравнительный метод также получает свое преломление в рамках герменевтической процедуры и выражается в углублении понимания идей автора благодаря помещению его в более широкий интеллектуальный контекст и сопоставлению с аналогичными концепциями21.

Получилось ли у нас применить герменевтический метод для решения обозначенных задач в рамках системной реконструкции «эпистемической юриспруденции» Хайека или же не получилось — судить читателю. Однако в той мере, в которой наше исследование было проведено, мы считаем возможным предварительно сформулировать некоторые из его результатов:

1. Понимание философии права Хайека возможно лишь при условии рассмотрения его философско-­правовых взглядов в свете разработанной им когнитивно-­эпистемологической теории. В сущности, вся философия права Хайека есть система импликаций из его эпистемологии.

2. Эпистемологические идеи Хайека, которые представляются значимыми для философии права, могут быть сведены в единый «эпистемологический аргумент». Систематическое исследование позволяет не только констатировать содержательную определенность данного аргумента, но и выделить его структуру. Структура аргумента включает три тезиса: а) тезис об ограниченности знания; б) тезис о распределенности знания; в) тезис о неявном характере знания. Последовательность тезисов отражает постепенное «уточнение» сущности эпистемологического отношения человека к миру таким образом, что каждый последующий тезис может быть в полной мере понят только в свете предыдущего.

3. В философии права Хайека данный эпистемологический аргумент выступает предельным мета-правовым основанием, из которого выводятся все последующие суждения о сущности права, его структуре и динамике. В частности, такие формальные признаки права как абстрактность норм, «негативный» характер правил, определенность права и т. д. осмысляются Хайеком как как следствие эпистемической нагруженности правовых конструкций.

4. Особая функция права, определяющая его уникальную сущность и позволяющая отличить его от иных типов социальных институтов, заключается в особых социально-­эпистемических свой­ствах правовых структур. Речь идет о способности права как системы социальных институтов порождать такую координацию поведения индивидов как носителей полезной информации, в рамках которой возможно максимально полное «совместное» использование имеющегося у этих индивидов ограниченного, распределенного и неявного знания, а также «самодовлеющее» формирование нового знания в контексте «комплексной» координации их деятельности. Данный критерий познавательной максимизации в первую очередь отражает тот факт, что в рамках правовых структур процессы координации «распределенного знания» (dispersed knowledge) впервые обретают самодовлеющий характер. Это позволяет Хайеку произвести глубоко качественное социально-­эпистемологическое различение между правом и иными типам социальных институтов. Даже явно постулируемый Хайеком идеал свободы как критерий различения права и не-права на самом деле во многом производен от его теории познания и не является предельным основанием его философии права. Право как система институтов, обеспечивающих индивидуальную свободу, лишь максимизирует социально-­эпистемологическую функцию общества. Справедливость как критерий права также интерпретируется Хайеком эпистемологически, как принцип организации социальных взаимодействий, позволяющий достичь эпистемической максимизации в условиях ограниченного, распределенного и неявного знания.

5. Что же касается субстанциальности права, то таковая мыслится в первую очередь в категориях «внутренней динамики» правовых структур и их «имманентного развития». Обе идеи, в сущности, представляют собою результат экстраполяции на правовые структуры принципов функционирования и «самоподдержания» структур когнитивных. Таковая экстраполяция сопровождается имплицитным допущением, согласно которому те же принципы имманентного развития, которые обеспечивают эффективность познавательных процессов, позволяют обеспечить эффективное и автономное22 функционирование системы правовых институтов.

6. Структура права также выводится Хайеком из эпистемологического аргумента. Классификация правил поведения и восприятия, которая развита Хайеком в его трудах по теоретической психологии, определяет фундаментальную структуру права как состоящую из правил трех типов: а) правила «первого типа»; б) правила «второго типа»; в) правила «третьего типа». Анализ этой классификации в связи с более поздними концептуализациями структуры права в работах Хайека позволяет сделать вывод, что предлагаемый им более упрощенный вариант структуры права как структуры, включающей принципы и нормы, также имеет своим основанием его когнитивную философию. В свою очередь, диалектика принципов и норм права мыслится Хайеком по аналогии с диалектикой «карты» и «модели» в его когнитивной теории, что в очередной раз подтверждает зависимость его философии права от теории познания.

7. Представление о динамике права в философии права Хайека также определяется его когнитивной теорией. Процессы формирования, функционирования и трансформации правовых структур по существу представляют собой экстраполяцию на институциональную структуру социума тех закономерностей, которые в теории Хайека определяют формирование, функционирование и трансформацию структур человеческого разума.

8. По совокупности всех вышеприведенных, а также целого ряда иных рассуждений, мы можем сделать вывод о том, что ключевые вопросы философии права, такие как вопрос о субстрате, сущности, субстанциальности, структуре и динамике права, осмысляются Хайеком не столько с либерально-­идеологических позиций, как это традиционно ему приписывается, но скорее с позиции его эпистемологической теории. Таков, вкратце, наш главный вывод.

Может эти выводы и кажутся излишне «философскими», они представляют интерес как для теории, так и для практики.

Теоретическая значимость исследования состоит в возможности проработки на материале философии Хайека различных путей интеграции современной теории права в актуальный контекст социальных и когнитивных наук23. Сама социальная наука переживает сегодня определенные трансформации, и те тенденции, которые мы при этом наблюдаем, получили в теории Хайека свое раннее развитие. Самые различные формы диалога и взаимодействия конкурирующих типов правопонимания могут получить надежную основу в лице теории Хайека. Проблема интегративного правопонимания также может быть рассмотрена сквозь призму хайекианского проекта, не говоря уже о постклассических методологических новациях24.

Помимо методологической значимости, данное исследование может быть использовано при анализе фундаментальных оснований правовой структуры, источников права, проблемы судебного правотворчества, технологии правовых инноваций, да и в целом, любых других аспектов правовой коммуникации. Серьезно пересматривается подход к анализу правосознания, его структуры и функций. По-новому интерпретируются и, если угодно, «когнитивизируются», проблемы правовой аксиологии. Перечень вопросов теории права, которые могут быть пересмотрены в свете анализируемых воззрений Хайека, можно было бы продолжить.

Говоря о практической значимости исследования нельзя не отметить ту роль, которую могут сыграть теоретические разработки Хайека при анализе и проектировании институциональных трансформаций в современной России. Целый ряд проблем, сопряженных с т. н. «постсоветским демократическим транзитом», получает основание для своего осмысления в работах Хайека25. В целом, философия права Хайека, будучи раскрытой в свете его эпистемологии, может стать важным ориентиром в процессе планирования и проведения глубоких институциональных реформ, затрагивающих наиболее фундаментальные структуры правовой материи и юридического мышления26.

Глава I.
ЭПИСТЕМОЛОГИЧЕСКИЙ АРГУМЕНТ И ЕГО СТРУКТУРА

Вводные замечания к главе

Данная глава посвящена описанию «эпистемологического аргумента» Хайека и тем чертам его научного подхода, которые позволяют понять логику его мышления о праве. Но прежде всего надо договориться о терминах.

В первую очередь мне хотелось бы сделать предварительную оговорку о понимании термина «право». В параграфе четвертом данной главы я попытаюсь кратко сформулировать подход Хайека к понятию «право» (law) и роли формального определения права в теории права. Но если говорить в общем, то Хайек не считает обязательным начинать свое философско-­правовое исследование с формального определения права. Даже те определения права, которые можно найти в его работах, не отражают всех признаков «права» (law), которые мы можем постепенно вычленить из хайековских текстов. Далее анализу отдельных признаков «права» (law) будет посвящена соответствующая глава. Но в качестве общего ориентира для понимания того, что Хайек подразумевал под правом, мы можем определить право как систему социальных институтов, выражающих принцип индивидуальной свободы, гарантии собственности и защиты от агрессивного насилия27. Эта сугубо описательная характеристика правопонимания Хайека имеет целью дать максимально общее представление о том, что он подразумевал под словом law.

Вторая оговорка касается термина «эпистемология». Дело в том, что по стилистическим, да и практическим соображениям, термин «эпистемологический» в рамках данной работы оправданно признать синонимом термину «когнитивный»28. Поэтому данные термины будут использоваться как взаимозаменяемые. Некоторые авторы, описывая позицию Хайека, так и говорят: «когнитивный подход к праву и экономике»29. К сожалению, во времена Хайека термин «когнитивная наука» еще не получил всеобщего распространения, однако, как отмечается в литературе, сегодня позицию Хайека вполне можно было бы охарактеризовать как когнитивно-­научную30. Современные исследования институтов вполне себе приемлют данный подход31, так что в контексте анализа проблем права он представляется вполне уместным. Более того, известный правовед Андрей Николаевич Медушевский даже предложил проект «когнитивной теории права»32, в котором он попытался обосновать эвристический потенциал такого подхода к праву, где правовые структуры и процессы мыслились бы в терминах когнитивной науки. Не вдаваясь в детали данного проекта, отмечу лишь, что само появление многочисленных попыток осмыслить проблемы теории права в таком ключе является одним из явных признаков уместности данного термина в рамках правового дискурса.

Критическое отношение к использованию в юридическом дискурсе таких терминов как «когнитивный» также имеет свои основания, однако на это можно возразить главным образом тем, что в случае с Хайеком термин «когнитивный» употребляется со значительным уклоном в область философии и эпистемологии, нежели эмпирической психологической науки. Неэмпиричность его когнитивной теории не позволяет утверждать, что автор настоящей работы ступает на «земли» современной психологической науки. Однако в то же время основные постулаты его теории не противоречат данным современной науки33 и по существу формируют ту антропологию (представление о человеке)34, которая лежит в основе всей его социальной теории.

Именно поэтому, при всей важности для Хайека вопросов когнитивной психологии, данная работа пытается охватить не «когнитивный аспект», а «эпистемологический аспект» философии права Хайека. Основной акцент делается на философской составляющей того, что современные авторы рассматривают в том числе и как «когнитивно-­научное» наследие Хайека.

Поэтому под термином «эпистемология» здесь и далее подразумевается не только то, что относится к теории познания, но и то, что относится к познавательному аппарату человека в целом (хайековской «антропологии» в широком смысле этого слова). К тому же, глядя на труды Хайека трудно провести четкую грань между его эпистемологией и, если угодно, «когнитивной философией». Рассматриваемый автор не был психологом в строгом смысле этого слова, но при этом является автором работы по теоретической психологии35, которая имеет как научную основу, так и философские импликации (которым Хайек посвятил отдельную, заключительную главу). В общем, под эпистемологией мы будем понимать совокупность воззрений Хайка на познание и психику.

Цель данной вводной главы состоит в том, чтобы охарактеризовать основные установки эпистемологии Хайека, которые актуальны в контексте его правовых воззрений. Без этого будет невозможно показать, что подлинной основой философии права Хайека являются не столько его экономические взгляды, сколько его эпистемология. Любопытно, что в научной литературе о данном авторе сложилось даже нечто вроде традиции, когда всякое специальное исследование его работ сопровождается хотя бы кратким обзором его эпистемологии36. В этом можно видеть всеобщее признание того, что практически все его правовые и политическое взгляды тесно связаны с его теорией познания. Данная тема сама по себе заслуживает отдельного исследования, однако мне бы не хотелось строить работу по схеме общей и специальной части, где вся эпистемология в начале, а вся юриспруденция — в конце. Поэтому многие аспекты его эпистемологии будут раскрыты по ходу изложения, вплетены в саму материю философии права.

Что же касается содержания данной главы, то в ней я постараюсь кратко представить ключевые социально-­эпистемологические идеи Хайека, которые выше были обозначены как «эпистемологический аргумент». Многие зарубежные авторы, которые пытались в той или иной степени исследовать политико-­правовые воззрения Хайека, приходили к выводу, что именно эпистемологический аргумент играет одну из ключевых ролей во всей его концепции. При этом далеко не все авторы предпринимали попытку ­как-то сформулировать эпистемологический аргумент, прояснить его содержание и структуру.

Некоторые вкладывали в этот термин некий общий смысл, связанный с рассуждениями Хайека об ограниченности разума37, другие просто использовали отдельные части этого аргумента, рассматривая их как самостоятельные основания для философско-­правовых импликаций38. Некоторые же пытаются представить эпистемологический аргумент как один из ключевых постулатов в либеральной политической философии Хайека, который имеет вполне определенное содержание. Хорошим примером такого целостного видения эпистемологического аргумента является работа Кристины Петсоулас, которая в качестве ключевых составляющих перечисляет тезисы о распределенности знания, темпоральности знания и его «неявности» (tacit knowledge)39. Также она упоминает множество других эпистемологически значимых идей Хайека, включающих идею о воплощенности социального познания в эволюционно сформировавшихся социальных нормах, о естественных ограничениях человеческого разума и т. д. Однако именно эти три краткие характеристики знания: распределенность, темпоральность и «неявность» выступают своеобразной квинтэссенцией хайековской теории знания.

Что же касается данной работы, то здесь я предлагаю в качестве ключевых структурных составляющих эпистемологического аргумента выделить три тезиса:

– тезис об ограниченности знания;

– тезис о распределенности знания;

– тезис о «неявности» значительной части нашего знания (tacit knowledge thesis).

Порядок перечисления данных тезисов не является случайным. Та последовательность, в которой были упомянуты вышеприведенные тезисы, отражает их место в общей структуре эпистемологического аргумента. Самое важное место занимает постулат об ограниченности знания, который по существу концентрирует в себе также упомянутые К. Петсоулас тезисы о границах познания социальной реальности, о естественных границах человеческого познания и т. д. Тезис о распределенности знания занимает второе по значимости место в иерархии хайековских социально-­эпистемологических постулатов40. На третьем месте, соответственно, третий тезис — тезис о «неявности» значительной части нашего знания. Он существенным образом определяет хайековскую теорию судебного правотворчества, обыденного правового поведения и т. д.

В отличие от К. Петсоулас, я не выделяю тезис о «темпоральности» знания в качестве самостоятельного компонента, так как он хоть и имеет значение для философии права, но в общем и целом поглощается тезисом о распределенности знания. Его значимость является более ощутимой применительно к экономической теории Хайека и его либеральной политической философии, однако для юриспруденции гораздо больший интерес представляет не темпоральное знание «времени и места», а знание тех социальных структур, которые обладают значительной стабильностью. И чем менее ситуативно это знание, чем оно стабильнее, тем более высокое место оно занимает в иерархии юридического знания.

§ 1. Тезис об ограниченности знания

Ограниченность знания, комплексные феномены и «законы-­запреты»

В данном параграфе нам предстоит раскрыть содержание первого из вышеназванных тезисов — тезиса об ограниченности знания. Согласно данному тезису человеческое познание ограничено, и мы не можем знать всего, что необходимо для успешного целе-рационального действия в мире, по сложности превосходящем границы возможностей нашего когнитивного аппарата. И не только всего, но даже и большинства обстоятельств из тех, знание которых необходимо нам как субъектам социальных взаимодействий в сложном обществе расширенного порядка41.

Этот, казалось бы, банальный тезис выступает отправной точкой всей социальной философии Хайека и тесно связан с его психологическими воззрениями. В своем труде по теоретической психологии Хайек приходит к выводу, что границы человеческого познания, определяемые в том числе и границами возможностей нашей нервной системы, не позволяют человеку полностью охватить своим разумом все взаимосвязи той системы, которая по степени сложности своей структурной организации превосходит когнитивный аппарат человека42. По его мнению, даже сам разум человека, будучи производным от системы нервных соединений, не может быть исчерпывающим образом познан человеком, так как для того, чтобы «охватить» познанием наш собственный разум, нам нужна более сложноорганизованная структура, чем он сам. Из-за того, что мы не способны выйти за пределы собственного разума, мы, в силу отсутствия некоей мета-структуры43, также неспособны этот разум исчерпывающим образом объяснить.

Общество расширенного порядка относится Хайеком к одному из тех объектов («комплексных феноменов»), которые так же не могут быть охвачены одним человеческим разумом, из чего вытекает тезис Хайека о «наивности» разного рода социальной инженерии и в целом того, что он называет «конструктивизмом». Методологию радикального социального конструктивизма он рассматривает не только как эпистемологически некорректную, но и опасную для сложно-­устроенной западной цивилизации.

Однако такое положение дел не является основанием для полного гносеологического пессимизма в отношении таких объектов как разум или общество расширенного порядка (далее я буду говорить просто «общество»). Как же Хайек избегает этого гносеологического пессимизма, сопряженного с тезисом об ограниченности знания? Происходит это за счет обращения к идее о различных степенях объяснения44 (degrees of explanation). Эта идея играет важную роль в его социальной эпистемологии.

Если говорить кратко, то суть этой идеи состоит в том, что хоть мы и не способны охватить своим разумом всю сложность «комплексных феноменов», мы, тем не менее, можем выработать некие принципы, на основании которых можно было бы однозначно отсекать возможность того или иного сценария «поведения» такого рода комплексного феномена, дабы хоть ­как-то увеличить степень определенности относительно будущего состояния данного комплексного феномена.

Общество, природа, да и мир в целом, в единстве всех его взаимосвязей, представляются очень «комплексными», и поэтому Хайек отрицает возможность того, что применительно к социальной жизни могут быть найдены такие законы, при помощи которых можно было бы исчерпывающим образом объяснить текущее состояние того или иного социального явления, или же осуществлять абсолютно точное социальное прогнозирование (во имя ­какого-­нибудь «научного управления обществом»). Такие законы применительно к обществу невозможно выработать, однако можно снизить степень неопределенности социальной среды за счет открытия некоторых принципов социальной жизни, которые можно было бы сформулировать в виде запретов45, негативных утверждений.

Частным случаем такого знания об обществе Хайек считает знание о несовместимости тех или иных социальных институтов в рамках одной и той же социальной системы46. Этот пример представляется очень показательным. Мы не можем спрогнозировать, кто должен победить на следующих выборах согласно неким «социальным законам», однако можем однозначно сказать, что институты собственности и разделения властей не способны сосуществовать с потестарными институтами коммунизма47.

Хорошим примером здесь представляется институциональная теория права В. А. Четвернина. Если мы обратимся к этой теории, то увидим, что в рамках данной теории происходит поиск и систематизация такого рода знания о социальных институтах, которое характеризует данные институты с точки зрения их принцип

...