автордың кітабын онлайн тегін оқу Терроризм и современное право: актуальные вопросы противодействия. Монография
Информация о книге
УДК 343.326
ББК 67.408
Т35
Авторы:
Безрукова О. В., кандидат юридических наук, доцент кафедры «Уголовное право» Пензенского государственного университета;
Капитонова Е. А., кандидат юридических наук, доцент кафедры «Уголовное право» Пензенского государственного университета;
Кулешова Г. П., доктор социологических наук, заведующая кафедрой правоохранительной деятельности и исполнительного производства Средне-Волжского института (филиала) Всероссийского университета юстиции (РПА Минюста России);
Подольный Н. А., доктор юридических наук, профессор кафедры правоохранительной деятельности и исполнительного производства Средне-Волжского института (филиала) Всероссийского университета юстиции (РПА Минюста России);
Романовская О. В., доктор юридических наук, профессор, заведующая кафедрой «Государственно-правовые дисциплины» Пензенского государственного университета;
Романовский В. Г., ассистент кафедры «Уголовное право» Пензенского государственного университета;
Романовский Г. Б., доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой «Уголовное право» Пензенского государственного университета;
Ширманов Е. В., кандидат политических наук, старший преподаватель кафедры правоохранительной деятельности и исполнительного производства Средне-Волжского института (филиала) Всероссийского университета юстиции (РПА Минюста России).
В монографии всесторонне исследуются современные проблемы противодействия терроризму в России и за рубежом. Анализируются особенности транспортного терроризма, кибертерроризма и методы предотвращения подобных атак. Особое внимание уделено роли средств массовой информации в распространении экстремистских технологий. Определены пределы ограничений права на неприкосновенность частной жизни в целях противодействия терроризму как в России, так и за рубежом (в частности, США и Германии).
Выработаны рекомендации по совершенствованию российского законодательства в рассматриваемой сфере.
Законодательство приводится по состоянию на 1 июля 2018 г.
Монография адресована практическим и научным работникам, сотрудникам правоохранительных органов и спецслужб. Может использоваться в образовательном процессе по укрупненной группе специальностей «Юриспруденция».
УДК 343.326
ББК 67.408
© Коллектив авторов, 2018
© ООО «Проспект», 2018
Введение
Актуальность темы исследования, посвященного выявлению основных проблем правового обеспечения противодействия терроризму в Российской Федерации, бесспорна. К сожалению, данное явление мы не можем изучить как историческое явление, канувшее в лету. Скорее, наоборот, с каждым годом можно говорить о возрастающей изощренности авторов и идейных вдохновителей террористических атак. Так, если ранее террористы выстраивались в определенную иерархическую структуру, имеющую свои четкие организационные характеристики, то сейчас деструктивные элементы все больше похожи на какое-то сетевое сообщество — децентрализованное, имеющее несколько центров, рассеянное по миру, финансируемое из различных источников, которые сложно отследить. Кстати, доклад Государственного департамента США о терроризме в мире содержит интересный вывод, что подавляющее большинство терактов в США в 2016 г. совершены террористами-одиночками, не имевшими даже прямого контакта с идейными вдохновителями.
Подобная «мутация» явления под названием терроризм заставляет государства заниматься поиском оптимальных моделей борьбы с ним. Наращивается мощный потенциал спецслужб и правоохранительных органов, получающих такие полномочия, которые могут иметь и обратный эффект: возможности по установлению тотального контроля за всеми гражданами без исключения.
Исходя из представленных факторов, авторы попытались выделить наиболее значимые проблемы, возникающие в процессе применения законодательства в сфере противодействия терроризму, среди которых: анализ новелл, в частности, так называемого «пакета Яровой», обсуждаемого в средствах массовой информации по настоящее время; анализ законопроектов в заявленной сфере, вносимых в парламент страны, но не получивших депутатской поддержки; выявление пределов ограничений конституционных прав человека в целях противодействия терроризму, где особое внимание уделено праву на неприкосновенность частной жизни. В связи с этим авторы сделали попытку обращения к законодательству других стран — США и Германии, чтобы на опыте данных стран сформулировать некоторые рекомендации по совершенствованию отечественного законодательства.
Авторы надеются, что работа получилась интересной и познавательной, будет полезна студентам и преподавателям юридических вузов, сотрудникам правоохранительных органов, всем тем, кто интересуется проблемами противодействия терроризму в Российской Федерации и за рубежом.
Авторы также отмечают, что проведенное исследование было осуществлено в рамках поддержанного РГНФ научного проекта № 17-03-00071.
Г. Б. Романовский, О. В. Безрукова.
Правовые основы противодействия терроризму в Российской Федерации
Современный терроризм — явление многогранное, что осложняет работу отечественного законодателя по формированию правовой базы противодействия терроризму и определению критериев отнесения того или иного противоправного деяния к террористическому. В соответствии со ст. 205 Уголовного кодекса РФ террористический акт представляет собой «совершение взрыва, поджога или иных действий, устрашающих население и создающих опасность гибели человека, причинения значительного имущественного ущерба либо наступления иных тяжких последствий, в целях дестабилизации деятельности органов власти или международных организаций либо воздействия на принятие ими решений, а также угроза совершения указанных действий в тех же целях». Закреплением данного состава преступления проблема не исчерпывается, о чем свидетельствует значительное число нормативных актов, имеющих антитеррористическую направленность. В нашем государстве приняты и действуют:
— Федеральный закон от 6 марта 2006 г. № 35-ФЗ «О противодействии терроризму»;
— Федеральный закон от 7 августа 2001 г. № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма»;
— Указ Президента РФ от 26 декабря 2015 г. № 664 «О мерах по совершенствованию государственного управления в области противодействия терроризму»;
— Указ Президента РФ от 15 февраля 2006 г. № 116 «О мерах по противодействию терроризму»;
— Указ Президента РФ от 14 июня 2012 г. № 851 «О порядке установления уровней террористической опасности, предусматривающих принятие дополнительных мер по обеспечению безопасности личности, общества и государства»;
— Указ Президента РФ от 13 сентября 2004 г. № 1167 «О неотложных мерах по повышению эффективности борьбы с терроризмом»;
— Постановление Правительства РФ от 7 октября 2017 г. № 1235 «Об утверждении требований к антитеррористической защищенности объектов (территорий) Министерства образования и науки Российской Федерации и объектов (территорий), относящихся к сфере деятельности Министерства образования и науки Российской Федерации, и формы паспорта безопасности этих объектов (территорий)»;
— Постановление Правительства РФ от 31 июля 2017 г. № 913 «Об утверждении Правил представления юридическими лицами информации о своих бенефициарных владельцах и принятых мерах по установлению в отношении своих бенефициарных владельцев сведений, предусмотренных Федеральным законом “О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма”, по запросам уполномоченных органов государственной власти»;
— Постановление Правительства РФ от 25 декабря 2013 г. № 1244 «Об антитеррористической защищенности объектов (территорий)» и др.
Президентом РФ 5 октября 2009 г. утверждена Концепция противодействия терроризму в Российской Федерации, в которой определены основные тенденции современного терроризма, выделены внутренние и внешние факторы, способствующие возникновению и распространению терроризма в Российской Федерации, охарактеризована общегосударственная система противодействия терроризму, раскрыто содержание правового, информационно-аналитического, научного, материально-технического, финансового и кадрового обеспечения противодействия терроризму, обозначены основные направления международного антитеррористического сотрудничества.
К сожалению, актуальность исследований современного терроризма обусловливается общественной опасностью и все большим распространением террористических актов, совершаемых как на территории России, так и в зарубежных государствах. При этом рост числа подобных преступлений становится стабильным. Так, за 2011 г. в России было зарегистрировано 622 преступления террористического характера, что на 7,1% больше, чем в 2010 г., а за 2012 г. уже 637, что на 2,4% превышает показатели 2011 г.1 Отчасти данная тенденция преломлена в 2014 г. Так, глава ФСБ России А. Бортников, выступая в конце октября 2014 г. на заседании Национального антитеррористического комитета, заявил, что за неполный 2014 г. террористы совершили 69 преступлений, 45 из которых — в Дагестане. В результате 41 силовик погиб, 125 получили ранения2.
2015 г. не стал исключением. Согласно общей статистике (МВД) в 2015 г. возросло количество преступлений террористического характера и составило 1531, что на 35% больше, чем в 2014 г. На 27% выросло число преступлений экстремистской направленности. В МВД уточнили, что такое серьезное увеличение произошло за счет выявления латентных преступлений в Интернете, появления новых статей в УК РФ, таких как «Прохождение обучения в целях террористической деятельности», «Организация террористического сообщества», «Участие в деятельности террористической организации». Однако Александр Хинштейн объяснил «цифру» усилением борьбы с боевиками «Исламского государства», которые приезжают в нашу страну. О повышении числа преступлений террористической направленности на 36% заявил и глава Следственного комитета РФ А. Бастрыкин. Интересны его предложения в связи с этим: «Необходимо рассмотреть вопрос о лишении государственных пособий родственников умерших лиц, причастных к терроризму. Необходимо ввести в России уголовное наказание за скачивание из интернета вербовочных материалов террористических организаций. Следует внесудебный порядок включения информации в список экстремистских материалов и блокировки доменных имен сайтов, которые ее распространяют. Подобный порядок даст возможность более оперативно и эффективно реагировать на пропаганду экстремизма в интернете»3.
Однако статистика — «дело тонкое». 15 декабря 2015 г. директор ФСБ России А. Бортников на совместном заседании НАК и Федерального оперативного штаба заявил, что число преступлений террористической направленности как по России в целом, так и на Северном Кавказе сократилось в 2015 г. в 2,5 раза. По его словам, ликвидация основных функционеров фактически парализовала деятельность организационного звена бандитского подполья, восстановление его численности и единоначалия не допущено4. По-видимому, кто-то неправильно информирует наше основное силовое ведомство по противодействию терроризму, поскольку на Северном Кавказе как раз происходит увеличение числа преступлений указанной направленности. Так, в Дагестане в 2015 г. возросло количество преступлений, связанных с участием граждан в незаконных вооруженных формированиях. Об этом заявил прокурор республики Рамазан Шахнавазов. По его информации, за прошлый год в регионе зарегистрировано 504 подобных преступления (в 2014 г. — 379), из которых 175 были связаны с выездом россиян в Сирию. Кроме того, как отметил Рамазан Шахнавазов, за год значительно возросло число преступлений террористической и экстремистской направленности — с 472 до 679 и с 50 до 82 соответственно.
В данном вопросе не надо ретушировать ситуацию. Государство и общество должно четко понимать ситуацию и адекватно реагировать на нее, в том числе с помощью уголовно-правовых методов. Но наши ведомства зачастую пытаются приукрасить реальность. Например, в феврале 2016 г. в Главном управлении МВД России по Северо-Кавказскому федеральному округу подвели итоги оперативно-служебной деятельности за 2015 г. Начальник ГУ МВД России по СКФО генерал-полковник полиции Сергей Ченчик отметил, что в тесном взаимодействии с подразделениями правоохранительных органов, дислоцированными в субъектах Северо-Кавказского федерального округа, достигнуты определенные результаты, положительно повлиявшие на оперативную обстановку. Принимаемые меры способствовали сохранению тенденции устойчивого снижения числа целенаправленных проявлений бандподполья. В результате действий всех правоохранительных органов удалось сократить число преступлений террористической направленности в округе на 61%.
2016 г. не стал благополучным. Так, количество зарегистрированных в России за январь 2016 г. преступлений террористического характера на 70% превысило показатель января прошлого года. Число преступлений «террористический акт» за январь — апрель 2016 г. показывает прирост в два раза5. Всего, по данным МВД России, за 2016 г. совершено 2227 преступлений террористического характера6.
Данные по 2017 году (январь — сентябрь) размещены на сайте МВД России, которые указывают, что за данный период всего зарегистрировано 1551,6 тыс. преступлений, или на 6,9% меньше, чем за аналогичный период прошлого года. Рост регистрируемых преступлений отмечен в 17 субъектах Российской Федерации, снижение — в 68 субъектах. Удельный вес тяжких и особо тяжких преступлений в числе зарегистрированных увеличился с 21,5% в январе — сентябре 2016 г. до 21,8%. Количество выявленных преступлений, связанных с незаконным оборотом оружия, по сравнению с январем — сентябрем 2016 г. увеличилось на 2,3% и составило 22,7 тыс., а количество выявленных фактов хищения и вымогательства оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств уменьшилось на 8,3% (929 преступлений).
В январе — сентябре 2017 г. с использованием оружия совершено 4,0 тыс. преступлений (минус 7,9%). Наибольшее количество зарегистрированных преступлений данной категории отмечается в Свердловской области (186), Краснодарском крае (159), г. Москве (147), Республике Дагестан (145), Московской области (129). За указанный период выявлено 158,5 тыс. преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков, что на 3,3% больше, чем за аналогичный период прошлого года. При этом сотрудниками органов внутренних дел выявлено 151,4 тыс. преступлений (плюс 21,1%). По сравнению с январем — сентябрем 2016 г. на 6,8% возросло число выявленных преступлений, совершенных с целью сбыта наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов, также увеличился их удельный вес в числе преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотиков с 48,8% в январе — сентябре 2016 г. до 50,4%.
В январе — сентябре 2017 г. всего зарегистрировано 1497 преступлений террористического характера (минус 16,6%) и 1189 преступлений экстремистской направленности (плюс 2,4%).
Организованными группами или преступными сообществами совершено 10,8 тыс. тяжких и особо тяжких преступлений (плюс 1,9%), причем их удельный вес в общем числе расследованных преступлений этих категорий увеличился с 5,6% в январе — сентябре 2016 г. до 6,3%. Иностранными гражданами и лицами без гражданства на территории Российской Федерации совершено 31,6 тыс. преступлений, что на 8,6% меньше, чем за январь — сентябрь 2016 г., в том числе гражданами государств — участников СНГ — 28,0 тыс. преступлений (минус 7,6%), их удельный вес составил 88,5%7.
Терроризм — проблема не только нашего государства. Большая часть террористических атак в 2013 г. была совершена всего в трех странах, сообщается в отчете Национального консорциума изучения терроризма и реакции на терроризм (National Consortium for the Study of Terrorism and Responses to Terrorism, START). По данным организации, в 2013 г. произошло 11 952 теракта в 91 стране; погибли 22 178 человек, 37 529 получили ранения. Более половины инцидентов (54%) имели место в Ираке, Пакистане и Афганистане. По словам директора START профессора Гэри Лафри (Gary LaFree), в 2013 г. местами терактов чаще всего становились государства, испытавшие политические волнения годом ранее.
Десятка стран, в которых чаще всего совершались террористические атаки в 2013 г., следующая: Ирак — 2852 атаки, 7046 жертв; Пакистан — 2212 атак, 2891 жертва; Афганистан — 1443 атаки, 2697 жертв; Индия — 690 терактов, 464 жертвы; Филиппины — 652 атаки, 432 жертвы; Таиланд — 477 атак, 253 жертвы; Йемен — 424 атаки, 622 жертвы; Нигерия — 341 атака, 2003 жертвы; Сомали — 331 атака, 641 жертва; Египет — 315 атак, 243 жертвы8.
В июле 2017 г. Государственный департамент США опубликовал доклад о терроризме в мире в 2016 г. В нем указывается, что общее количество терактов в 2016 г. сократилось на 9% по сравнению с показателями 2015 г., а общее число смертей, вызванных террористическими атаками, уменьшилось на 13%. Авторы доклада также добавили, что в 2015 г. 24% погибших в терактах были непосредственно исполнителями, в прошлом году эта цифра достигла уже 26%. Подобное снижение связано в первую очередь с сокращением количества терактов, совершенных в Афганистане, Сирии, Нигерии, Пакистане и Йемене. В то же время увеличилось количество нападений, совершенных в Демократической Республике Конго, Ираке, Сомали, Южном Судане и Турции. Ирак является лидером по количеству терактов. Афганистан остается на втором месте в мире по данному показателю. В первую пятерку входят также Индия, Пакистан и Филиппины. По данным Госдепа, всего теракты были зафиксированы в 104 странах9.
Самые громкие теракты в мире в 2017 г. (приведем только некоторые из них):
— 31 мая мощный взрыв прогремел в столице Афганистана недалеко от президентского дворца и зданий иностранных посольств. Число погибших при взрыве достигло 90 человек, 380 получили ранения;
— 22 мая в Великобритании в комплексе «Манчестер Арена», где проходил концерт американской певицы Арианы Гранде, произошел теракт. Подрыв осуществил смертник Салман Абеди. Погибли 22 человека, в том числе 12 детей, около 120 человек получили ранения;
— 15 апреля взрыв прогремел в сирийском Алеппо в западном районе Рашидин рядом с автобусами, перевозившими эвакуированных жителей шиитских поселений Фуа и Кефрая. В результате теракта погибли более 130 человек, включая 67 детей, пострадали около 200 человек;
— 3 апреля на перегоне между станциями «Сенная площадь» и «Технологический институт — 2» петербургского метро произошел взрыв. Еще один взрыв, на станции «Площадь Восстания», удалось предотвратить — бомбу вовремя нашли. Следственный комитет возбудил уголовное дело о теракте. В результате взрыва 16 человек погибли, пострадали свыше 50 человек;
— 8 марта два взрыва прогремели во время празднования свадьбы около иракского города Тикрит. Взрывные устройства привели в действие два террориста-смертника. В результате двух взрывов погибли 30 человек, 26 пострадали;
— 19 февраля на рынке в сомалийской столице Могадишо в результате взрыва бомбы, заложенной в грузовике, погибли 39 человек, около 50 получили ранения;
— 16 февраля в пакистанском городе Сехван-Шариф в провинции Синд на территории комплекса мавзолея суфийского философа и поэта Лала Шахбаза Каландара произошел взрыв, погибли по меньшей мере 80 человек. Теракт произошел, когда на территории комплекса находилось много последователей суфизма, которые совершали регулярный ритуал;
— 18 января на северо-востоке Мали на территории военного лагеря в Гао произошел взрыв заминированного автомобиля. В результате теракта погибли 77 человек, более 100 пострадали;
— в ночь на 1 января в турецком Стамбуле произошло нападение на ночной клуб Reina. Вооруженный автоматом террорист застрелил охранявшего клуб полицейского, ворвался в помещение, где находились более 700 человек, и открыл по ним огонь. По данным МВД Турции, погибли 39 человек, 69 были ранены10.
В наши дни многие исследователи отмечают, что террористические акты будущего несут в себе двойную угрозу. Уже сегодня их совершение носит бескомпромиссный характер и оборачивается многочисленными человеческими жертвами. С возможным же появлением в руках террористов оружия массового поражения совершение терактов может выйти на качественно новый уровень. Ярким примером появления террористического монстра стало «Исламское государство / Исламское государство Ирака и Леванта» («ИГ/ИГИЛ»). Профессор С. М. Кочои указывает: «Можно с уверенностью сказать, что мир сегодня имеет дело уже не с террористической организацией, а с террористическим государством!»11
Терроризм изменяется и под воздействием модернизации и информационных технологий, вследствие чего все более распространенным становится кибертерроризм, а взаимосвязь двух общественно опасных явлений — терроризма и наркобизнеса обусловливает появление наркотерроризма. Развитие различных объектов инфраструктуры предопределяет возникновение новых форм терроризма, к примеру, терроризма на транспорте. Ситуация осложняется и тем, что в настоящее время террористическая деятельность носит организованный характер, а число террористических формирований непрерывно растет12.
Терроризм всегда создает серьезный общественный резонанс, подтверждением чему служит последний теракт во Франции в отношении журналистов журнала «Шарли Эбдо». На это рассчитывают и сами террористы, выбирая именно такие мишени, которые могли бы выстроить многоцелевой вектор будущей деятельности террористической организации: вербовка новых сторонников, разжигание ненависти и общей социальной напряженности, создание обстановки страха, провоцирование на ответные действия и др.
Немного истории. В советский период развития российской государственности терроризм не был на пике научных исследований. Отсутствовало и специальное законодательство, посвященное противодействию данному явлению. Террористы были в большей мере чем-то из области экзотики. Достаточно вспомнить комментарии киногероя из известной ленты «Москва слезам не верят» об отсутствии стабильности в мире: «Террористы опять захватили самолет». Долгое время казалось, что все это — признак капиталистического строя, чуждый родине мирового пролетариата.
Кстати, в дореволюционном российском уголовном законодательстве долгое время отсутствовало вообще понятие «терроризм», «террористический акт». Считается, что точкой отсчета истории терроризма в России стал 1866 год, когда Дмитрий Каракозов 4 апреля совершил первое из неудачных покушений на российского императора Александра II13. Иногда указывают на 24 января 1878 г., когда накануне суда над 193 народниками Вера Засулич совершила покушение на жизнь генерала Трепова, которое в дальнейшем вызвало целую волну репрессий и посягательств, следовавших друг за другом14. Но даже в Уголовном уложении 1903 г. довольно часто использовались понятия «взрыв», «взрывчатое вещество», «снаряд», но по-прежнему отсутствовали сами понятия «терроризм» и «террористический акт». Вместе с тем в нем предусматривалась ответственность за деяния, схожие с их современными трактовками (например, совершение убийства, в том числе и главы иностранного государства, путем заготовления взрывчатого вещества или снаряда (ч. 2 ст. 457), посягательство на жизнь, здоровье, свободу или вообще на неприкосновенность священной особы царствующего императора, императрицы или наследника престола (ст. 99)15.
Уголовный кодекс РСФСР 1922 г. впервые ввел в российское законодательство понятие «террористический акт» и содержал сразу несколько статей о запрете совершения подобных деяний в части первой «О контрреволюционных преступлениях» главы I Особенной части («О государственных преступлениях»). В частности, ст. 64 УК РСФСР предусматривала ответственность за организацию терактов «в контрреволюционных целях». Советская власть ознаменовалась еще и тем, что террор (с приставкой «красный») стал элементом государственной политики. Напомним некоторые исторические данные. 26 июня 1918 г. Ленин в письме Зиновьеву отмечает: «Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали. Протестую решительно!»16.
Известно письмо Ленина большевикам в Пензу: «Товарищи! Восстание пяти волостей кулачья должно повести к беспощадному подавлению. Этого требует интерес всей революции, ибо теперь везде “последний решительный бой” с кулачьем. Образец надо дать.
1) Повесить (непременно повесить, чтобы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийцев.
2) Опубликовать их имена.
3) Отнять у них весь хлеб.
4) Назначить заложников — согласно вчерашней телеграмме.
Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц кулаков.
Телеграфируйте получение и исполнение.
Ваш Ленин.
P.S. Найдите людей потверже».
В дальнейшем в юридической науке появился такой термин, как «государственный терроризм», когда само государство является финансистом и заказчиком террористической политики по отношению к своим противникам.
Советская действительность обусловливала и развитие юридической науки. Значительное число диссертаций данного периода было посвящено международным проблемам борьбы с терроризмом. Так, Е. Г. Ляхов17 рассматривал понятие международного сотрудничества и отмечал, что акт международного терроризма объективно направлен против определенных общечеловеческих ценностей, охраняемых уже не только национальным, но и международным правом.
Развивал тему международного сотрудничества в сфере борьбы с терроризмом Т. С. Бояр-Созонович18, который определял роль предметных Конвенций по борьбе с отдельными видами и формами международного терроризма, но в то же время указывал на их ограниченность: «Даже в совокупности они не представляют собой упорядоченной и скоординированной системы мер… Кроме того, по мере развития науки и техники постоянно будут возникать новые виды и формы терроризма, которые на каком-то этапе выпадут из поля действия международных “предметных” Конвенций. Таким образом, работа в данном направлении не снимает с повестки дня необходимость разработки универсального международно-правового документа, который охватил бы всю проблему в целом». Кстати конвенционный механизм борьбы с терроризмом был исследован в диссертации И. В. Кормушкиной19, которая отмечала: «В связи с необходимостью повышения практической ценности разрабатываемых международно-правовых норм все еще требуется преодоление идеологического, политико-конъюнктурного подхода к решению проблем различного рода. Поэтому предлагается при оценке противоправных деяний физических лиц в качестве актов международного терроризма сменить акценты и перейти от субъективных критериев к объективным. То есть не учитывать преследуемые преступниками цели, а исходить из фактически нанесенного ущерба и той ценности и значимости, которую представляют собой объекты преступных посягательств для интересов всего мирового сообщества». Автор определял понятие государственного терроризма, когда к актам террора причастно государство.
Томаш Александрович20 рассматривал такой аспект борьбы с международным терроризмом как выдача преступников. Автор отмечал, что предотвращение возможности террористам найти убежище отражает интересы всего международного сообщества: «Выдача совершителей актов международного терроризма имеет глубокий профилактический смысл, который является ее сущностью; предупреждающий смысл этого института являются наиболее очевидным в связи с борьбой против международного терроризма. Выдача преступников — самое действенное средство борьбы с терроризмом, потому что она является способом осуществления принципа неотвратимости наказания. В этой связи важным шагом явилась бы координация уголовных законодательств отдельных государств, например, такой координации можно было бы достичь путем созыва конференции, экспертов в рамках Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе и других регионах мира». Т. Александрович констатировал, что настал этап, на котором определенные формы борьбы, даже справедливой (например, национально-освободительных движений), которые приводят к гибели многих невинных людей, должны быть осуждены независимо от мотивов, совершители такого рода деяний не могут считаться политическими преступниками и, тем более, не должны получать убежища. Автор также выделял понятие государственного терроризма: «Акты международного терроризма, совершенные отдельными лицами и организациями, следует отличать от актов государственного терроризма, то есть преступных деяний, совершенных по приказу органов государства агентами спецслужб или откровенно действующими вооруженными силами данного государства. Частный и государственный терроризм — это два вида одного и того же преступления: достигнуть политические или другие цели посредством запугивания сдельных слоев населения, других людей или мировой общественности в целом. Однако государственный терроризм, который является особо опасным, следует считать видом агрессии и международным преступлением, в то же время, частный терроризм является преступлением международного характера».
Международно-правовой борьбе с государственным терроризмом посвящена работа У. Р. Латыпова21. Анализ схожих проблем был осуществлен в диссертации В. И. Блищенко22 со своими особенностями, исходя из оригинальности темы и новизны исследования. Так, в работе выделены две формы государственного терроризма — «внешняя», связанная с применением террора одним государством против другого государства в лице его должностных лиц и граждан, и «внутренняя», связанная с обращением террора против граждан собственной страны. Как считает автор, квалификация агрессии как международного преступления, не противоречит трактовке открытой или скрытой агрессии как формы государственного терроризма, поскольку в первом случае речь идет о категории международного права (агрессия как состав международного преступления), в то время как во втором случае — о категории международных отношений (агрессия как внешняя форма государственного терроризма). Автор показывает, что агрессия как конкретный состав международного преступления, кодифицированный в принятом ООН в 1974 г. Определении агрессии, может рассматриваться как вид государственного терроризма, наряду с наемничеством, преступлением геноцида и другими.
Анализируя государственный терроризм в его «внутренней» форме, то есть в тех случаях, когда государство применяет террор внутри собственной страны, В. И. Блищенко показывает, что они должны подпадать под регламентацию международного права, поскольку, во-первых, речь идет о массовых и систематических нарушениях основных прав человека, зафиксированных в общепризнанных международно-правовых актах; во-вторых, поскольку такого рода действия не регламентируются национальным законодательством (осуждение этой формы терроризма национальным законодательством было бы равнозначно осуждению режимом самого себя); в-третьих, поскольку практика «внутреннего» государственного террора нередко ведет к прямому или скрытому вмешательству извне во внутренний конфликт, то есть может привести к возникновению угрозы миру и международной безопасности. Общие выводы В. И. Блищенко применяет к ситуации в Чили, охарактеризованную ею как государственный терроризм, «систематическая политика, нацеленная на подавление, физическое и моральное уничтожение противников режима». Идеологической основой политики государственного терроризма чилийской военной хунты являлась так называемая «доктрина национальной безопасности», нашедшая свое юридическое оформление в разработанной и навязанной стране режимом А. Пиночета «чрезвычайном законодательстве».
В 1990 г. Махмуд Аль-Абд Сакер защитил кандидатскую диссертацию на тему «Государственный терроризм — международно-правовое преступление»23. В работе отстаивалась позиция о терроризме как определенной политике ряда государств, в числе первых из которых был назван Израиль, осуществляющий государственный терроризм в отношении палестинского народа, осуществляемого при участии США («Военно-экономическая поддержка США является соучастием в форме пособничества Израилю в совершении актов государственного терроризма»). Автор указывает на отсутствие исчерпывающего перечня преступлений терроризма и общего определения актов терроризма, в том числе государственного терроризма, в каких бы то ни было универсальных международных договорах. Однако М. Аль-Абд Сакер предлагает собственное видение: «Государственный терроризм в качестве международного можно охарактеризовать как новую разновидность международных преступлений, заключающуюся в противоправном применении силы или угрозы силой государством (в лице его административных органов), направленной на устрашение других народов и государств с целью изменения их общественно-политического строя или иного посягательства на их суверенитет». Одновременно автор классифицирует государственный терроризм на два вида: «поведение государств, которое с точки зрения международного права относится к преступным актам международного характера»; «акты, осуществление которых сопровождается тягчайшими международными преступлениями и прежде всего агрессией». При этом проводится различие между агрессией и государственным терроризмом.
В начале 1990-х гг. прошлого столетия произошла смена социально-экономической формации, что привело к приобретению практически всех «болезней» западного мира. Практически сразу же наша страна столкнулась воочию с таким явлением как терроризм. В 1991 г. состоялся угон самолета из аэропорта Минеральные Воды в Турцию в знак протеста введения чрезвычайного положения в Чечено-Ингушской Республике. Уже тогда страна узнала имя Шамиля Басаева — будущего полевого командира, известного проведением масштабных террористических акций в различных городах России, вторжением в Дагестан в 1999 г.
1994 год ознаменовался полномасштабной операцией в Чечне, после чего террористические атаки стали картиной жизни наших граждан. Сразу стало ясно, что для противодействия данному злу необходимо принятие специальных нормативных актов. Существовавшая на тот момент правовая база была явно недостаточной.
Первым документом в указной сфере стал Федеральный закон от 25 июля 1998 г. № 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом», но практика его применения указывала на наличие системных проблем. Наиболее спорной стала ст. 17, посвященная порядку возмещения вреда, причиненного в результате террористической акции. Общее правило исходило из того, возмещение должно производиться «за счет средств бюджета субъекта Российской Федерации, на территории которого совершена эта террористическая акция, с последующим взысканием сумм этого возмещения с причинителя вреда в порядке, установленном гражданско-процессуальным законодательством». Данная норма многими воспринималась как лозунговая, не имеющая реальных перспектив в практическом осуществлении, пока не произошел теракт на Дубровке. Была создана инициативная группа жертв «Норд-Оста», которая стала подавать иски о возмещении вреда на основе указанной ст. 17. В юридической науке изначально высказывались критические замечания к ее содержанию. П. Астахов, на тот момент, будучи адвокатом, отмечал: «Однако само предположение об ответственности государства за свои действия в данном случае не подтверждается текстом ст. 17 Закона № 130-ФЗ, где закреплено последующее взыскание сумм возмещения с причинителя вреда. Следовательно, государство принимает на себя ответственность за действие третьего лица, то есть ст. 17 Закона № 130-ФЗ представляет собой пример объективного вменения — ответственности за действие, которое не совершал субъект ответственности, что у нас запрещено на конституционном уровне»24.
Действительно, статья 17 оценивалась как крайне противоречивая и туманная: «Получается, что субъектом, возмещающим вред, выступает государство в лице субъекта Федерации. Возникает вопрос о правовой природе такого возмещения: это гражданско-правовая ответственность или публично-правовой механизм предоставления минимума компенсации?.. Хотя наличие в современном праве тенденции строгой, невиновной ответственности, как уже говорилось, не приходится отрицать, это не означает, что право допускает произвольное возложение ответственности на любое лицо по усмотрению законодателя»25.
Судебная эпопея, во время которой группа жертв теракта на Дубровке предъявила материальные требования к Правительству города Москвы, длилась достаточно долго. И каждый раз, от инстанции к инстанции, суды последовательно отказывали в удовлетворении заявленных требований, что еще больше вызывало дискуссии о необходимости детальной регламентации порядка возмещения ущерба при совершении теракта. А. Девликамов указывал: «Между тем совершенно очевидно, что ни судебным, ни исполнительным, ни законодательным властям от “Норд-Оста” не укрыться. Первым придется все же поломать голову над тем, как, располагая той законодательной базой, которая имеется на сегодняшний день, выполнить требования Конституции РФ об ответственности государства перед гражданами. Понятно, эта база несовершенна и порождает подчас больше вопросов, чем дает ответов»26.
Во время гражданских разбирательств происходило расследование преступления в рамках уголовного дела, которое продолжалось вплоть до рассмотрения жалоб в Европейском суде по правам человека. В рамках гражданского производства и уголовного расследования ставился вопрос о виновности ответственных за организацию проведения КТО и операции по эвакуации заложников. Такая постановка вопроса некоторыми юристами не разделялась27. А. М. Эрделевский на начальной стадии предвидел возможность обращения граждан в международные инстанции и подчеркивал, что таковые могут иметь положительный успех, особенно при тех нарушениях процессуального права, которые им констатировались28.
Родственники жертв теракта на Дубровке были недовольны суммами выплат, которые были произведены официальными властями, а также указывали на полное невнимание к их проблемам, возникшим после всех трагических событий. После прохождения российских судебных инстанций ими были поданы жалобы в Европейский суд по правам человека, которые завершились постановлением ЕСПЧ от 20 декабря 2011 г. по делу «Финогенов и другие против России».
ЕСПЧ определил применимость ст. 2 Европейской конвенции о защите права и свобод человека (ЕКПЧ), закрепляющей право на жизнь: «Официальные объяснения массовой гибели заложников сводились к тому, что погибшие были ослаблены осадой или же были серьезно больны. Официальное заключение экспертов содержало вывод о том, что “прямой причинной связи” между гибелью людей и применением газа не имелось. Последнее являлось лишь одним из многих факторов. Суду было трудно согласиться с таким выводом. Он посчитал малоправдоподобным то, что 125 человек разного возраста и физического состояния скончались почти одновременно вследствие ранее существовавших проблем со здоровьем. Причиной их гибели не могли стать и условия, в которых они содержались в течение трех дней, когда ни один из них не умер, несмотря на длительное лишение воды и питания, усугубленное стрессом. Правительство признало, что было невозможно предвидеть, каковы будут последствия применения газа, и что некоторые потери были неизбежны, позволяя тем самым предположить, что газ не был безвреден. Несмотря на то, что причинение смерти террористам или заложникам, возможно, не планировалось, газ был опасен и потенциально смертелен для лиц, находившихся в ослабленном состоянии, и можно предположить, что он стал основной причиной смерти большого числа потерпевших. Таким образом, ситуация подпадает под сферу действия статьи 2».
В итоговой части постановления было признано нарушение права на жизнь, но многие моменты, изложенные в решении, нуждаются в специальном комментарии. Так, заявители считали, что государство должно было идти на дальнейшие переговоры с террористами. Однако ЕСПЧ отметил: «Переговоры, которые велись в первые дни, не принесли никаких видимых результатов, и положение заложников продолжало ухудшаться. Существовала реальная, серьезная и непосредственная угроза массовой гибели людей, и у властей были все основания полагать, что насильственное вмешательство является неизбежным. Соответственно, их решение прекратить переговоры и штурмовать здание не противоречило статье 2».
Хотелось бы отметить, что по поводу ведения переговоров с террористами была высказана правовая позиция и Конституционным Судом РФ — Определение Конституционного Суда РФ от 19 февраля 2009 г. № 137-О-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Э. Д. Бзаровой, Э. Л. Кесаевой, В. А. Назарова и Э. Л. Тагаевой на нарушение их конституционных прав положением пункта 2 статьи 14 Федерального закона “О борьбе с терроризмом”». Конституционный Суд РФ подчеркнул, что политические основы организации государственной власти предусмотрены в Конституции РФ, исходя из которых представитель государственной власти (а именно такое лицо ответственно за переговоры) не может совершать действий, прямо или косвенно способствующих изменению конституционного строя Российской Федерации. В Определении были сделаны серьезные ссылки на международные документы, что позволило Конституционному Суду РФ сделать базовый вывод: «Таким образом, международные документы ориентируют государства на бескомпромиссную борьбу с терроризмом, недопустимость выполнения политических требований террористов, предписывают применение комплекса правовых, политических, социально-экономических, пропагандистских и иных мер противодействия терроризму для защиты личности и общества от порождаемых им угроз, склонения к добровольному отказу от акта терроризма, предупреждения его последствий».
Конституционный Суд РФ рассмотрел природу терроризма, которая заключается в воздействии на политическую сферу. Это обусловливает законодательный запрет на ведение политических переговоров с террористами. Но в определении дополнительно расшифровывается: «Данное нормативное положение не предполагает отказ от признания и защиты прав и свобод человека, а равно пренебрежение жизнью и здоровьем граждан при пресечении террористического акта… Законодательное установление недопустимости рассматривать при ведении переговоров с террористами выдвигаемые ими политические требования, будучи адресовано во многом и субъектам этих преступлений, носит превентивный характер и является мерой предупреждения террористических актов, преследующих политические цели, делая их достижение невозможным, а совершение террористического акта — бессмысленным».
Конституционный Суд РФ также указал, что сотрудники правоохранительных органов сами определяют стратегию проведения контртеррористической операции, но они должны учитывать, что обсуждение вопроса о выполнении политических требований террористов и, тем более, какие-либо уступки им в этой части не способствуют минимизации последствий терроризма, а наоборот, могут усугубить террористическую угрозу, усилить агитационно-пропагандистский эффект террористического акта, стимулировать совершение новых актов терроризма и в конечном счете — способствовать их превращению в механизм политического управления государством, что несовместимо с самими принципами существования демократического правового государства.
Несмотря на высказанные позиции столь высокими судебными инстанциями, Ю. Е. Курилюк считает, что «точка в делах о терроризме и ценности человеческой жизни еще не поставлена, и с сожалением вынуждены констатировать, что с учетом современных реалий, по-видимому, сходные вопросы будут еще не раз поставлены перед судами»29.
В то же время необходимо отметить, какие именно действия официальных властей были признаны ЕСПЧ как нарушающие права человека. Во-первых, применение газа во время штурма было признано допустимым: «Хотя национальное законодательство допускало применение оружия и специальных средств в отношении террористов, оно не указывало, какой тип оружия или средств может быть применен, или обстоятельства, при которых их применение является допустимым. Однако общая неопределенность закона необязательно влечет нарушение ст. 2, в частности, в такой непредсказуемой и исключительной ситуации, как в настоящем деле, которая требовала специального решения. Хотя примененный газ был опасным и потенциально летальным, отсутствовала цель убийства, и нельзя утверждать, что он применялся “неизбирательно”, поскольку оставлял заложникам высокую степень вероятности выживания, которая зависела от эффективности последующих спасательных действий. Все доказательства свидетельствуют о том, что газ оказал ожидаемое воздействие на террористов, лишив большинство из них сознания, что облегчило освобождение заложников и снизило вероятность взрыва».
Во-вторых, организация проведения спасательной опер
...
