А. И. Чучаев, А. П. Фирсова

Уголовно-правовое воздействие:
понятие, объект, механизм, классификация

 

Монография

Информация о книге

УДК 343.24/.29+343.8 

ББК 67.408.02+67.409.1 

Ч96

Чучаев А. И., Фирсова А. П.

В работе исследуется уголовно-правовое воздействие как комплексная проблема; рассматриваются его сущность, содержание и временные границы, объект, правовой статус личности, механизм и классификация. Сформулированы предложения по совершенствованию уголовного и уголовно-исполнительного законодательства.

Для научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов.

УДК 343.24/.29+343.8 

ББК 67.408.02+67.409.1

© А. И. Чучаев, А. П. Фирсова, 2013 

© ООО «РГ-Пресс», 2013

ВВЕДЕНИЕ

Сознавая высокую значимость уголовно-правовых средств в обеспечении законности и правопорядка, каждое государство стремится к созданию адекватного механизма предупреждения девиантного поведения и максимальной эффективности его реализации.

В 2006 г. УК РФ был дополнен разделом VI «Иные меры уголовно-правового характера», который закрепил в новом статусе конфискацию имущества. Это обозначило легальную тенденцию к дифференцированному реагированию на общественно опасное деяние и обусловило большой научно-практический интерес к проблеме уголовно-правового воздействия.

Все чаще в юридической литературе можно встретить термины «уголовно-правовое воздействие», «система мер уголовно-правового воздействия», что свидетельствует о стремлении к комплексному познанию и отражению правовых явлений. Ученые-юристы задаются вопросами о факторах, объединяющих наказание и иные меры, об их природе, различии, правовом регулировании и правоприменении. Основаниями научного анализа выступают направленность и пределы непосредственного влияния мер уголовно-правового характера, механизм их реализации и классификация.

В современной доктрине уголовного права не сложилось общепринятого подхода к пониманию обозначенных проблем. Более того, в ряде случаев оспаривается обоснованность самого использования системного исследования применительно к уголовно-правовому воздействию в целом.

Теории воздействия зачастую строятся при игнорировании философского обоснования и не отражают природы правового ограничения. Статусом уголовно-правовых мер наделяются феномены, сущностно и содержательно разобщенные, не отвечающие качеству единого целого. В связи с этим нарушается последовательность и стройность предлагаемых научных моделей и нивелируется прикладное значение имеющихся работ. Однако в той или иной степени авторы обращают внимание на то, что реализация уголовно-правовых норм приводит к изменению прав и свобод личности, ее правового статуса.

Все это свидетельствует о необходимости углубленного теоретического анализа проблем, связанных с понятием уголовно-правового воздействия, сферой его целенаправленного влияния, определением пределов, механизма и классификации мер принуждения для разработки соответствующих научно обоснованных рекомендаций по совершенствованию регламентации и практики применения наказания и иных мер уголовно-правового характера.

Проблема уголовно-правового воздействия неоднократно становилась объектом научных исследований. В дореволюционный период весьма активно рассматривались содержание, пределы и механизм реализации наказания. Оригинальные теории созданы И. Я. Фойницким и А. А. Жижиленко. Большой интерес представляют работы Л. С. Белогриц-Котляревского, С. В. Будзинского, Д. А. Дриля, В. В. Есипова, П. Д. Калмыкова, Ф. Листа, А. В. Лохвицкого, С. В. Познышева, Н. Д. Сергеевского, Н. С. Таганцева, М. П. Чубинского и др.

Отдельным аспектам понимания и правового закрепления уголовно-правового воздействия посвящены труды советского периода З. А. Астемирова, М. И. Бажанова, Б. Т. Базылева, Н. А. Беляева, Я. М. Брайнина, И. М. Гальперина, А. С. Емелина, Н. И. Загородникова, И. А. Исаева, И. И. Карпеца, М. П. Карпушина, Н. М. Кропачева, В. И. Курляндского, Н. С. Лейкиной, В. А. Ломако, И. С. Ноя, А. П. Овчинниковой, Б. А. Протченко, В. С. Прохорова, А. И. Санталова, Н. А. Стручкова, А. Н. Тарбагаева, Ю. П. Титова, В. М. Хомича, М. Д. Шаргородского и др.

В современный период содержание и направленность мер уголовно-правового характера рассматриваются в работах Е. Р. Абдрахмановой, Ю. М. Антоняна, А. Н. Батанова, С. А. Велиева, Д. И. Вороненкова, Ф. Б. Гребенкина, В. Н. Дерендяева, В. К. Дуюнова, В. С. Егорова, А. В. Ендольцевой, А. Э. Жалинского, И. Э. Звечаровского, В. И. Зубковой, С. Г. Келиной, С. Э. Коваленко, А. Н. Кондалова, А. И. Коробеева, П. В. Коробова, Т. О. Кошаевой, Н. Ф. Кузнецовой, С. И. Курганова, Е. В. Курочки, Д. А. Липинского, Н. А. Лопашенко, В. В. Мальцева, В. Г. Павлова, О. Г. Перминова, Е. В. Поводовой, А. Ж. Рамазанова, А. И. Рарога, Ф. Р. Сундурова, К. А. Сыча, И. А. Тарханова, Ю. М. Ткачевского, А. А. Чистякова, В. Ф. Ширяева и др.

Несмотря на значительный интерес, проявляемый в последнее время отечественными учеными к рассматриваемой теме, проблемы уголовно-правового воздействия до сих пор не получили должного освещения и однозначной оценки. Настоящая работа является первой попыткой системного изучения комплекса проблем, связанных с уголовно-правовым ограничением (лишением) прав, а также вопросов его закрепления в действующем законодательстве.

Глава I.
ПОНЯТИЕ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

 

§ 1. СУЩНОСТЬ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

Человек — существо общественное; лишь в обществе, совместном проживании с себе подобными, возможно его развитие и совершенствование. Социум, являясь хранилищем научных и культурных ценностей, формирует наше сознание, язык, мышление. Только через призму общества и ролевой функции конкретного индивида можно говорить о нем как о личности — самодостаточном, самоценном, реализовавшем себя человеке1. При этом совместное проживание «дарует» не только права и возможности, но и накладывает определенные обременения: свобода одной личности заканчивается там, где начинается свобода другой.

Поведение человека урегулировано множеством норм различного характера, среди которых не последняя роль принадлежит праву. Посредством этих норм общество и государство ограничивают свободу индивидов, определяя ее меру с учетом разнообразных факторов: социально-экономических, политических, религиозных, духовных, уровня развития правосознания и правовой культуры2. Однако нередки случаи, когда человек в силу тех или иных причин нарушает установленные запреты, вызывая тем самым негативную реакцию со стороны общества и государства. И если социум может ограничиться молчаливым осуждением деяния и его деятеля, то государственная реакция должна быть совершенно иной.

Самые строгие способы реагирования на противоправное поведение (вплоть до лишения преступника жизни) применяются в рамках уголовного права и служат ответом государства на наиболее грубое и опасное нарушение установленного правопорядка — преступное деяние. Соответственно разнообразию возникающих уголовно-правовых конфликтов столь же вариативны должны быть и ответные действия государства, получившие легальное наименование принудительных мер уголовно-правового характера.

Согласно ст. 2 УК РФ для осуществления охраны прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя РФ, обеспечения мира и безопасности человечества, а также предупреждения преступлений устанавливаются виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера. Однако ни общей дефиниции, раскрывающей сущностные и другие отличительные признаки, ни конкретного перечня таких мер законодателем не приводится.

В науке уголовного права вопрос о понятии, признаках и видах мер уголовно-правового характера относится к числу дискуссионных. Возрастающий к нему интерес объясняется современной уголовно-правовой политикой, имеющей тенденцию к дифференциации и комплексности государственного принуждения. В последнее время в специальной литературе в таком контексте все чаще используются словосочетания «уголовно-правовое воздействие»3, «меры уголовно-правового воздействия»4, «система мер уголовно-правового воздействия»5. Они являются относительно новыми терминами доктрины уголовного права, их содержание еще не устоялось, а проблематика точно не определена.

В ряде норм отечественного уголовного и уголовно-исполнительного законодательств говорится об оказании исправительного (ст. 68 УК РФ, ст. 8 УИК РФ), общественного (ст. 9 УИК РФ) и воспитательного (глава 15 УИК РФ) воздействия на осужденных. Более того, одни из принудительных мер уголовно-правового характера легально именуются принудительными мерами воспитательного воздействия.

Показательным в этом отношении является и зарубежный опыт юридической техники. Уголовное законодательство многих государств предоставляет правоприменителю возможность выбора не только из множества традиционных для уголовного права наказаний, но и из числа иных мер принуждения. Так, в Общей части Уголовного закона Латвии предусматриваются иные принудительные меры воздействия, о мерах исправления и безопасности говорится в специальной главе УК ФРГ, средствам уголовного воздействия посвящена одна из глав УК Литовской Республики6.

Думается, что потребность и целесообразность «обогащения» понятийного аппарата науки уголовного права вызваны «ограниченными» гносеологическими возможностями словосочетания «меры уголовно-правового характера».

По справедливому замечанию А. С. Пунигова, термин «меры уголовно-правового характера» слишком широкий по объему, не отображает специфики обозначаемых им средств уголовного закона. Его неопределенность, на взгляд автора, «вносит путаницу в уяснение содержания исследуемого понятия и не добавляет строгости в употребление терминологии»7.

Недостаток легального наименования проявляется и в том, что оно не позволяет перейти на новый уровень исследования, усматривая в совокупности качества, не свойственные отдельным составляющим. Определение понятия мер уголовно-правового характера зачастую дается посредством перечисления разнообразных признаков. Выделяют две группы таких признаков: свойства, общие для всех уголовно-правовых мер, включая наказание, и свойства, отличающие наказание и «иные меры» друг от друга.

Сложившаяся тенденция методики изучения мер уголовно-правового характера свидетельствует о совокупном, но не системном исследовании таких мер. Более емкое терминологическое сочетание «уголовно-правовое воздействие», напротив, ориентирует на проведение системного научного анализа, чего ранее, как правило, не осуществлялось.

Системный подход является общенаучным инструментом получения нового знания и заключает в себе комплексное видение сложных явлений в многообразии составляющих их связей, как внутренних, так и внешних (от греч. systema — «составленное из частей», «соединенное»). В философии данная категория обозначает объект, организованный в качестве целостности, где энергия связей между элементами системы превышает энергию их связей с элементами других систем. Семантическое поле такого понятия включает термины «связь», «элемент», «целое», «единство», «структура» — как схема связей между элементами8.

Основу уникальности и в то же время цельности любого явления, в том числе и системного, составляет его сущность — внутреннее содержание, выражающееся в единстве всех многообразных и противоречивых форм его бытия9. Сущностью обусловлены функциональное значение, отличительные признаки и свойства явления. В истории философии сущность определялась как начало понимания вещей, их вечный принцип бытия, внутренняя структура, первичное, устойчивое и необходимое качество (в противовес качествам вторичным, изменчивым и второстепенным)10.

Исходя из обозначенной тенденции научного анализа мер уголовно-правового характера, вопрос об их сущности в науке уголовного права относится к числу наименее исследованных. Следует отметить, что отнюдь не все черты, присущие явлению и характеризующие уголовно-правовые меры, являются первичными и определяющими. В связи с этим представляется необходимым провести обстоятельное изучение свойств системы мер уголовно-правового характера, обозначить качество этих свойств, выявив в итоге сущность уголовно-правового воздействия.

Пожалуй, единственной неоспоримой чертой мер уголовно-правового характера выступает их нормативная определенность11. Закрепление в уголовном законе свидетельствует о принадлежности данных мер к средствам государственного регулирования общественных отношений и указывает на их особое предназначение, выраженное задачами УК РФ. По столь явному внешнему признаку, вытекающему из самого названия явления, не представляет трудности провести разграничение воздействия уголовно-правового, к примеру, гражданско- и административно-правовых мер.

В то же время уголовный закон определяет множество институтов, имеющих отличные цели, основания применения и содержание. Поскольку сам источник нормативного закрепления не конкретизирует сущность и объем рассматриваемого понятия, то, руководствуясь признаком формального выражения, логично предположить, что все средства, регламентированные УК РФ, выступают мерами уголовно-правового характера и образуют уголовно-правовое воздействие. Однако основывать научную теорию на внешнем формальном критерии и, более того, относить его к сущностным признакам правового явления не представляется обоснованным. Нормативную определенность следует рассматривать как вторичный признак уголовно-правового воздействия, обусловленный социально-правовой значимостью этого явления.

Не столь однозначно решается вопрос об отнесении мер уголовно-правового характера к мерам государственного принуждения. Большинство отечественных и зарубежных криминалистов отвечают на него положительно. Так, У. Я. Крастиньш пишет, что общим для уголовно-правовых мер воздействия и наказаний является то, что они «реализуются в принудительном порядке: их назначают и исполняют соответствующие, уполномоченные на то государственные институции»12. Иной точки зрения придерживается С. Курганов. На его взгляд, принуждение свойственно лишь наказанию, в то время как альтернативные меры — любой вид освобождения от наказания или от его отбывания — не являются мерами принуждения, поскольку не влекут за собой наступления неблагоприятных правовых последствий для виновного лица13. С последним утверждением сложно согласиться.

Во-первых, усматривается несколько некорректное отождествление содержания уголовно-правовой меры и государственного обеспечения ее реализации.

Способ обеспечения отличает право от иных форм социального регулирования. Отглагольное существительное «принуждение» образовано от слова «принудить», означающего приневолить, силовать, заставить сделать что-либо14. Отсюда под государственным принуждением понимается возможность государства обязать субъекта помимо его воли и желания совершить определенные действия либо воздержаться от их совершения.

Принудительность выступает неотъемлемым признаком как права в целом, так и отдельных его норм. Обеспеченность реализации права государственным принуждением обоснованно определяется как необходимый внешний фактор функционирования правовых положений. Лишь имея под собой потенциальное силовое вмешательство уполномоченных на то властных органов, право может называться общеобязательной системой формально определенных правил поведения и выступать действенным и эффективным средством урегулирования общественных отношений.

Нередко принуждение возводится в ранг основного, первичного свойства права и государства. К примеру, Ж. И. Овсепян пишет о том, что без принуждения не может быть ни государства, ни права, поскольку принуждение лежит в основе определения всех важнейших признаков и атрибутов, их составляющих15. Не умаляя особой значимости категории «принуждение» в праве, думается, что в приведенной точке зрения имеет место явное преувеличение ее роли в обусловленности понятий «право» и «государство».

Первичность (сущностность) признака принудительности относительно государства и права является весьма спорной, в то время как необходимость такого их признака не вызывает сомнений.

Во-вторых, исходя из лексического толкования, освобождение от уголовной ответственности и (или) от наказания (от его отбывания) допустимо относить к специальным уголовно-правовым мероприятиям. Слово «мера» в русском языке имеет три значения: единица измерения; граница проявления чего-нибудь и средство для осуществления чего-нибудь, мероприятие16. Думается, что именно в последнем из контекстов слово «мера» употребляется для обозначения мер уголовно-правового характера.

Однако отнюдь не каждый факт легального освобождения виновного от уголовной ответственности, наказания или его отбывания является безусловным и исключает возложение на лицо, совершившее преступление, других, пусть и менее ощутимых, но все же неблагоприятных правовых последствий (например, ст. 73, 90, 92 УК РФ). Более того, нормы уголовного права, носящие поощрительный характер, могут сохранять возможности по усилению остроты влияния в случае поведения, недостойного примененного поощрения (ч. 2 и 3 ст. 74, ч. 4 ст. 90 УК РФ).

Исходя из вышеизложенного, об уголовно-правовом воздействии справедливо говорить как о виде государственного принуждения. При этом последнее является одним из способов исполнения мер уголовно-правового характера, в использовании которого не всегда возникает необходимость. К тому же принудительность не позволяет отграничить уголовно-правовое воздействие от близких ему мер процессуального принуждения, административно- и гражданско-правового характера. Отсюда данный признак не принадлежит к категории исключительных качеств рассматриваемого явления.

Принудительность следует рассматривать как формальный критерий, указывающий на внешние атрибуты уголовно-правовых мер, а именно обеспеченность их реализации. Способ обеспечения не является определяющим для прочих параметров изучаемого феномена и может дать лишь общее о нем представление. Таким образом, принадлежность к видам государственного принуждения недопустимо отождествлять с сущностным свойством уголовно-правового воздействия.

Более дискуссионным является вопрос о характере мер уголовно-правового воздействия. На взгляд большинства ученых, кара является одним из отличий наказания от иных мер. Другие криминалисты, напротив, полагают, что все меры уголовно-правового характера являются карательными, поскольку ограничивают (лишают) лицо в его правах, свободах и интересах, различаясь между собой строгостью проявления этого свойства17.

Именно кару как негативную, соответствующую представлениям о справедливости и неотвратимую оценку содеянного и лица, виновного в его совершении, их осуждение и порицание В. К. Дуюнов предлагает считать внутренним смыслом уголовно-правового воздействия18. Логично предположить, что, выражая сущность воздействия в целом, кара необходимо должна характеризовать и все возможные его проявления.

По В. К. Дуюнову, к их числу принадлежат:

— превентивное влияние уголовно-правовых норм;

— случаи освобождения лица от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям;

— привлечение виновного к уголовной ответственности с применением в необходимых случаях наказания или иных мер уголовно-правового воздействия;

— придание осужденному особого правового статуса в течение срока отбытия наказания и сверх этого срока — судимости19.

Можно выделить ряд противоречий в предлагаемой автором концепции. Во-первых, карательный характер приобретает ответ государства не только на совершение правонарушения, но и на склонность к его совершению. Представляется, что необходимость и законность уголовно-правового воздействия обусловливается противоправными действиями лица, но отнюдь не его мыслями, взглядами, убеждениями и проч. (ст. 8 УК РФ).

Во-вторых, весьма спорно наличие карательного воздействия в факте освобождения лица от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям. Обозначенная позиция не соответствует юридической природе данного института как выражения прощения, безусловного отказа (воздержания) государства от официального признания лица виновным в совершении преступления в расчете на его законопослушное поведение в будущем20. Правовым результатом освобождения является полное прекращение всех отрицательных последствий, которые могли бы наступить за совершение общественно опасного деяния.

В-третьих, отождествление кары с осуждением и порицанием представляется необоснованным. В русском языке слово «кара» исконно употребляется в значении (сурового) наказания, возмездия, казни, строгого взыскания21. «Упрек», «укор», «порицание» и «осуждение» являются синонимами и толкуются как выражения неудовольствия, неодобрения, обвинения в худом и проч.22 Несмотря на схожий вокализм слов «кара» и «корить» (от корня «кор»), их этимология, равно как и содержание, различны23.

Утверждение, что кара «носит характер упрека, осуждения, порицания» лица и совершенного им проступка24, вполне оправданно, однако недопустимо ставить равенство в предложении: упрек, осуждение, порицание есть кара. Кара предполагает отрицательную «нравственную, социально-политическую и условно-юридическую оценку преступления и личности преступника»25, основывается на ее наличии, но не тождественна ей.

Наиболее справедливо связывать кару с сущностью уголовного наказания26. В таком качестве данный термин заключает в себе основное отличие наказания от иных мер уголовно-правового воздействия, выражая большую степень интенсивности, силы и продолжительности оказываемого влияния. Остальные меры не столь ограничительны; опосредуемые ими обременения служат либо средством контроля и воспитания (условное осуждение, судимость, принудительные меры воспитательного воздействия), либо средством обеспечения безопасности (личной, общественной) и психиатрического лечения (принудительные меры медицинского характера).

Исходя из сказанного, кара не может выступать сущностью уголовно-правового воздействия.

Иная концепция сущности уголовно-правового воздействия предлагается В. Ф. Ширяевым. Он применяет системное исследование, полагая, что, как «качественно определенная совокупность», система мер уголовно-правового воздействия обладает наличием «интегральных свойств, которые могут отсутствовать у частей, взятых порознь»27.

Интегративным свойством такой системы, на взгляд В. Ф. Ширяева, выступает единый результат, на который направлены все ее элементы, выраженный целями уголовного наказания, а именно восстановлением социальной справедливости, исправлением осужденного, предупреждением совершения новых преступлений. Отсюда систему мер уголовно-правового воздействия автор определяет как совокупность ограниченного количества элементов, носящих основной или вспомогательный характер, объединенных результатом ее направленности, выраженным в целях наказаний, регламентированных УК РФ28.

Думается, что сам выбор системообразующего (сущностного) свойства является не совсем удачным. Цель представляет собой идеальный или реальный предмет сознательного или бессознательного стремления субъекта, финальный результат, на который преднамеренно направлен процесс. В корреляции категорий «цель» и «средство» доминирующей является первая, поскольку в праксеологическом отношении цель корректирует инструментальное соответствие и рациональную эффективность избираемых средств29. Несмотря на это, цель выступает внешним по отношению к явлению признаком.

Система, образованная по столь пространному критерию (даже с соблюдением его соответствия для каждого из элементов), может включать различные феномены, отмечая их назначение, но не природу. При этом одним из требований, обеспечивающих стабильность и жизнеспособность системного целого, в литературе называют однотипность и качественную взаимообусловленность его составляющих. «К негативным последствиям может привести смешение элементов одной системы с элементами другой, равно как и подмена одних элементов другими»30.

Ю. В. Голик отмечает, что «изъятие или добавление какого-то элемента в структуру множества может привести к утрате существующего качества этого множества. Таким образом, нечто, существовавшее именно как нечто особенное, перестает таковым быть и превращается в нечто новое, с новым качеством, либо прекращает свое существование»31.

Элементный состав системы, предлагаемой В. Ф. Ширяевым, напротив, достаточно неоднороден и образует две самостоятельные подсистемы — основную и вспомогательную. Роль доминанты и основной системы выполняет наказание, а единым критерием отбора «вспомогательных» элементов является возможность определять, ограничивать, усиливать или смягчать его применение32. Однако принятое основание отбора соблюдено не было. В системе уголовно-правового воздействия наряду с положениями, касающимися назначения, замены и освобождения от наказаний, оказались принудительные меры медицинского характера, принудительные меры воспитательного воздействия и досудебные меры уголовно-процессуального принуждения33. Рассмотрение последних в качестве отдельных составляющих уголовно-правового воздействия вызывает более всего вопросов. Достаточно сложно усмотреть влияние ареста, подписки о невыезде, залога и проч. на применение наказания.

Кроме этого, описываемое автором единство образовавшейся совокупности мер и выраженное целями наказания также представляется мнимым. Анализ норм отечественного уголовно-правового и уголовно-процессуального законодательств не позволяет заключить, что цели восстановления социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждения совершения преступлений другими лицами (общее предупреждение) присущи каждому из элементов системы, предлагаемой В. Ф. Ширяевым.

Так, цели применения принудительных мер медицинского характера законодательно закреплены. Ими являются излечение (улучшение психического состояния) лиц, совершивших общественно опасное деяние и страдающих психическим заболеванием, исключающим их вменяемость, а также предупреждение совершения ими новых деяний, предусмотренных УК РФ (ст. 98 УК РФ). Целей восстановления социальной справедливости, исправления лица и общей превенции перед принудительными мерами медицинского характера не ставится.

Назначение принудительных мер воспитательного воздействия регламентировано не столь четко. Исходя из содержания ч. 1 ст. 90, ч. 2 ст. 92 УК РФ, можно заключить, что их целями выступают исправление несовершеннолетнего и специальная превенция. Относительно реализации прочих предполагаемых результатов воздействия ответить с полной степенью уверенности, основываясь лишь на толковании уголовно-правовых норм, не представляется возможным. Думается, что решение этого вопроса определяется не единством системы мер уголовно-правового характера, а особенностями принудительных мер воспитательного воздействия как одного из элементов, ее составляющих.

Постановка целей, аналогичных целям наказания, является более чем спорной применительно к мерам процессуального принуждения. В отличие от наказания такие меры обладают иной правовой природой. Анализ ст. 97, ч. 1 ст. 111 УПК РФ позволяет сделать вывод, что они служат реализации задач уголовного судопроизводства (обеспечению безопасности участников уголовного судопроизводства, сохранности доказательств, исполнения приговора) и предупреждению совершения правонарушений. Во время назначения мер процессуального принуждения лицо не выступает носителем правового статуса осужденного, нет юридического факта признания его виновным в совершении преступления, следовательно, нет и оснований предполагать, что он нуждается в исправлении, а уголовно-правовое воздействие в отношении его может восстановить справедливость.

Пожалуй, единственной общей целью перечисленных В. Ф. Ширяевым правовых явлений служит предупреждение совершения новых общественно опасных деяний со стороны лиц, к которым они применены. Именно цель специальной превенции указывается многими криминалистами в числе основных признаков, объединяющих меры уголовно-правового характера (Ф. Б. Гребенкин34, С. Г. Келина35).

Итак, можно сделать вывод, что концепция В. Ф. Ширяева носит искусственный, а не онтологический характер. Автор не исходит из сущности уголовно-правового воздействия как системного явления. Отсюда взятые в совокупности элементы не обладают признаками устойчивости, целостности и качественного единообразия.

Представляется, что сущностное определение уголовно-правового воздействия необходимо основывать на его терминологическом толковании. Слово «воздействие» является отглагольным существительным. Воздействовать означает оказывать влияние, добиться (-иваться) необходимого результата36. Глагол образован посредством добавления к слову «действовать» соответствующей приставки. В этимологическом словаре значение приставки «воз» (древнерусское «въз») определяется как «за кого (что), вместо кого (чего)»37. Отсюда термин «воздействие» отражает не просто деятельную активность, а подчеркивает отношение производности такой деятельности, ее возвратность (кому-то за что-то). Следовательно, уголовно-правовое воздействие есть ответная целенаправленная активная деятельность, имеющая уголовно-правовую основу.

Думается, что сущностной чертой, объединяющей все меры уголовно-правового воздействия, является то, что предусмотренное уголовным законом принуждение выступает ответом государства на определенные действия субъекта. Исходя из этого, сущностью уголовно-правового воздействия наиболее обоснованным представляется считать ответ, реакцию государства на такие действия. Под «реакцией» понимается «противодействие», «отпор», «сопротивление». Реагировать — значит отзываться каким-либо образом на раздражение, воздействие извне, проявлять свое отношение к чему-либо38.

Анализ научной литературы показывает, что из числа признаков мер уголовно-правового характера «основание» их применения вызывает у криминалистов более всего вопросов. Кроме того, именно этот критерий зачастую относится к категории сущностного и порождает значительные расхождения в интерпретациях прочих (вторичных) качеств.

Пятидесяти ученым-юристам, имеющим ученую степень доктора или кандидата юридических наук, был задан вопрос о том, что следует называть термином «уголовно-правовое воздействие». Результаты экспертной оценки представлены в табл. 1.

Таблица 1

Сущность уголовно-правового воздействия по экспертной оценке

Содержание вопроса и варианты ответов на него	Количество	%
Что следует называть термином «уголовно-правовое воздействие»? — реакцию государства на совершение преступления;	8	16
— ответные действия государства на совершение общественно опасного деяния, не связанные с привлечением лица к уголовной ответственности;	4	8
— негативную реакцию государства на общественно опасное деяние;	21	42
— разнообразную деятельность государства в ходе уголовно-правового регулирования общественных отношений;	17	34
— иное (расшифровать).	0	0

Наименьшее количество экспертов (8%) определили уголовно-правовое воздействие как реакцию государства на общественно опасное деяние, не связанную с привлечением лица к уголовной ответственности. Фактически отождествили рассматриваемое явление и уголовную ответственность 16%. Значительное количество опрошенных (34%) полагают, что это синоним уголовно-правового регулирования. Наиболее популярным ответом (42%) является характеристика уголовно-правового воздействия в качестве негативной реакции государства на общественно опасное деяние, что более содержательно, чем понятие «уголовная ответственность» и менее широко в сравнении с «уголовно-правовым регулированием».

Таким образом, проведенная экспертная оценка не дала однозначного ответа на вопрос о сущности уголовно-правового воздействия. Однако во всех предлагаемых учеными вариантах ограничителем объема понятия выступало именно основание ответной государственной деятельности. Следовательно, вопрос об основании рассматриваемого явления требует более обстоятельного изучения.

В специальной литературе можно встретить «сложные» конструкции уголовно-правового воздействия, в которых обозначаемое этим термином понятие оценивается широко за счет включения явлений, имеющих различные, нередко не связанные между собой основания.

Такая ситуация является следствием теорий, обосновывающих первичность иных признаков правового феномена. Например, упоминаемой ранее концепции карательной сущности уголовно-правового воздействия В. К. Дуюнова. «В основании процесса уголовно-правового воздействия, — пишет он, — лежит объективная социальная потребность эффективного противодействия преступлениям, проявляющаяся в необходимости гибко реагировать на каждый случай нарушения уголовно-правовой нормы»39.

Автор полагает, что основание воздействия должно рассматриваться в двух аспектах: как основание криминализации общественно опасных деяний и как основание практической реализации кары в отношении лиц, виновных в их совершении. Соответственно, по В. К. Дуюнову, имеет место два вида оснований уголовно-правового воздействия. Объективное существование общественно опасных деяний и преступности как таковых выступают основанием создания уголовного законодательства и объяснением его общепредупредительного влияния. Конкретное общественно опасное деяние, содержащее все признаки состава преступления, порождает реализацию воздействия в отношении определенного лица40.

Близких взглядов придерживается Ф. К. Набиуллин. Автор не уточняет основания воздействия. Однако из данного им определения четко просматривается сложный неоднородный состав.

Воздействие, по нему, включает:

во-первых, реализацию уголовной ответственности путем применения наказания или некарательных мер уголовно-правового характера в отношении лиц, совершивших преступление;

во-вторых, применение некарательных мер и осуществление государственного порицания вне рамок уголовной ответственности в случаях освобождения от нее;

в-третьих, применение некарательных мер вне рамок уголовной ответственности за совершение общественно опасного деяния в состоянии невменяемости;

в-четвертых, предупредительное воздействие уголовного закона на других лиц, на общественные отношения в целом и сознание их участников41.

Таким образом, по Ф. К. Набиуллину основаниями уголовно-правового воздействия выступают:

— преступление;

— поощряемое государством посткриминальное поведение (добровольная явка с повинной, способствование раскрытию преступления, возмещение причиненного ущерба, примирение с потерпевшим) и истечение сроков давности как основания освобождения от уголовной ответственности;

— невиновно совершенное общественно опасное деяние.

В четвертом случае предупредительного влияния уголовного закона возвратность уголовно-правовой деятельности утрачивает свою основу. Ее основание в аспекте поведения и мыслительной активности субъекта трудноопределимо. Думается, целесообразней применять термины «действие» или «влияние» уголовного закона.

Обозначенные выводы свидетельствуют об искусственном объединении в рамках одного термина нескольких правовых феноменов: реакции государства на общественно опасное поведение, государственного реагирования на желательные постпреступные действия и действия уголовного закона. Эти феномены имеют не только нетождественные основания, но и различное предназначение.

По мнению ряда криминалистов, меры уголовно-правового характера (воздействия) могут применяться в ответ на разнообразное правовое поведение. По И. Э. Звечаровскому «изменение уголовно-правового статуса субъекта может быть следствием не только преступного, но и любого поведения, имеющего уголовно-правовое значение», которое «как разновидность правового поведения включает в себя и противоправное, и правомерное уголовно-правовое поведение»42.

В общей теории права к правовому поведению, помимо правомерного и правонарушающего, относят также злоупотребление правом и объективно противоправное деяние43. Думается, что, понимая под основанием воздействия любое уголовно-правовое поведение, более последовательным было бы включать все его виды, в том числе злоупотребление правом и объективно противоправное деяние.

Однако И. Э. Звечаровский особо подчеркивает то, что объективно противоправное деяние лица, не обладающего способностью осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и (или) руководить ими в силу психического заболевания, не имеет уголовно-правового значения. Как следствие, автор не наделяет принудительные меры медицинского характера статусом уголовно-правовых мер44.

Несмотря на обозначенные рамки, данная точка зрения фактически означает отождествление уголовно-правового воздействия со всеми средствами регулирования уголовных правоотношений. На это С. И. Курганов вполне справедливо задается вопросом: насколько методологически корректно объединять в одном понятии разные по сущности, характеру и целевой направленности институты. Сам С. И. Курганов в качестве основания применения мер уголовно-правового характера рассматривает только правонарушающее поведение, полагая, что это соответствует и интуитивному представлению о мере уголовно-правового характера как мере, соотносимой с наказанием (принуждением)45.

С указанным также сложно согласиться. Правонарушение является родовым юридическим понятием, охватывающим гражданско-правовые деликты, административные правонарушения, дисциплинарные проступки и преступления. Заметим, что в мышлении и науке философская категория «сущность» характеризует устойчивое, инвариантное свойство, выражающее переход от многообразия изменчивых форм явления к его внутреннему содержанию и единству46. Руководствуясь изложенным, можно заключить, что предлагаемая С. И. Кургановым интерпретация сущности уголовно-правового воздействия является, по меньшей мере, некорректной и требует значительного уточнения.

Природа уголовного права проявляется в борьбе с правонарушающим деянием, признаки которого определены ст. 14 УК РФ. Иное поведение (как поощряемое уголовным законом, так и пресекаемое им) имеет вторичный характер и именуется «посткриминальным». В связи с этим представляется недопустимым унифицировать несовпадающие по времени возникновения и степени вредоносности действия (бездействие), а также объединять в единое системное целое порождаемые столь отличными фактическими основаниями акты государственного реагирования.

Широкий подход к основаниям уголовно-правового воздействия размывает рамки правового явления. При этом утрачивается его исключительность и возникает весьма негативная перспектива ассоциирования самых ограничительных из арсенала государственного принуждения мер с фактически любым правовым поступком.

Многие ученые основанием применения мер уголовно-правового воздействия считают совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления (ст. 14 УК РФ). Основным аргументом в поддержку данной точки зрения является ч. 2 ст. 2 УК РФ, указывающая на назначение наказаний и иных мер уголовно-правового характера «за совершение преступлений».

Так, А. С. Пунигов полагает, что под мерами уголовно-правового воздействия следует понимать установленные уголовным законом принудительные меры воздействия, применяемые к лицам за совершение преступлений, в целях охраны общественных отношений и предупреждения преступной деятельности47.

По мнению С. Г. Келиной, правовым последствием совершения преступления помимо наказания могут выступать «иные меры», назначаемые наряду с наказанием или вместо него. Смысл и содержание таких мер, по автору, состоит в том, «чтобы усилить исправительное и превентивное воздействие уголовного закона за счет дополнительных мер, применяемых к некоторым лицам, совершившим преступления»48.

Необходимо отметить, что в уголовно-правовой доктрине реакция государства на преступление наиболее часто ассоциируется с другим термином — «уголовная ответственность», отсутствие легального определения которого восполняет множество различных концепций. Уже в рамках исследования общеправовой категории юридической ответственности сформировалось проблемное поле, которое впоследствии перешло в уголовно-правовую науку. Теоретики права, признавая многоаспектность данного социально-правового явления, под его сущностью понимают либо обязанность правонарушителя претерпеть неблагоприятные последствия и дать отчет в содеянном49, либо негативную реакцию общества и государства на правонарушение, своеобразную форму их защиты50.

Аналогичная ситуация сложилась и в уголовном праве. В большинстве случаев ответственность рассматривается то с точки зрения лица, нарушившего уголовно-правовой запрет (как обязанность виновного)51, то с точки зрения государства, этот запрет установившего (в качестве оценки деяния и его деятеля, их осуждения и порицания)52. Встречаются попытки объединения двух названных концепций и рассмотрения уголовной ответственности в качестве правоотношения, в содержании которого одновременно выделяются два аспекта: «активный» (право и обязанность государства требовать с виновного ответа за нарушение установленного запрета) и «пассивный» (обязанность лица дать отчет в содеянном)53. Однако желание раскрыть многогранность ответственности в попытке обогатить теорию может привести к противоположному результату: отождествлению правовых явлений и, как следствие, стиранию четких граней понятийного аппарата. В то же время выделение главного, сущностного свойства вовсе не означает упрощения сложной конструкции. «Явление богаче сущности, ибо оно включает в себя не только обнаружение внутреннего содержания, существенных связей объекта, но и всевозможные случайные отношения, особенные черты последнего. Явления динамичны, изменчивы, в то время как сущность образует нечто сохраняющееся во всех изменениях»54.

Так, А. И. Рарог характеризует уголовную ответственность как сложное социально-правовое последствие совершения преступления, содержание которого включает четыре элемента: обязанность лица дать отчет в содеянном; выраженную в судебном приговоре отрицательную оценку деяния и порицание лица, его совершившего; назначенное виновному наказание или иную меру уголовно-правового характера; судимость как специфическое правовое последствие осуждения с отбыванием назначенного наказания55. Говоря же о сущности, автор подчеркивает, что она «выражается именно в обязанности лица, совершившего преступление, дать отчет перед государством в содеянном, подвергнуться осуждению, наказанию и иным неблагоприятным юридическим последствиям, предусмотренным уголовным законом»56.

Данная точка зрения представляется наиболее справедливой. Подтверждением ее состоятельности служат философское, социологическое и в большей степени лингвистическое толкования термина «ответственность» через обязанность, обязательство, сознательное осуществление требований, долг. Так, философский энциклопедический словарь определяет ответственность как объективный, исторически конкретный характер взаимоотношений между личностью, коллективом, обществом с точки зрения сознательного осуществления предъявляемых к ним требований57. В социологии под ответственностью понимается: обязанность что-либо сделать; последствие нарушения обязанности; принятие или возложение определенных обязательств с последующим применением санкций в случае их неисполнения; ожидания окружающей социальной среды по отношению к отдельному лицу, с одной стороны, и осознание этим индивидом своего долга перед обществом — с другой58. Словарь русского языка дает это слово в двух значениях: как возлагаемое на кого-либо или взятое кем-либо обязательство отчитываться в своих действиях и принять на себя вину за возможные их последствия и как серьезность, важность чего-либо59.

Более того, нормы об уголовно-правовом принципе вины (ст. 5 УК РФ), общих условиях уголовной ответственности (ст. 19 УК РФ), определении интеллектуально-волевого критерия невменяемости (ст. 21 УК РФ) выражают единый тезис: нет вины — нет ответственности, в то время как отсутствие вины вовсе не означает отсутствия уголовно-правового воздействия.

Справедливо замечено, что «из того, что в ч. 2 ст. 2 УК РФ говорится о мерах уголовно-правового характера за совершение преступлений, еще не следует, что все меры уголовно-правового характера применяются только за их совершение»60. Анализ иных норм уголовного закона дает существенное тому подтверждение.

В соответствии с нормами УК РФ меры уголовно-правового характера (воздействия) могут применяться не только к виновным в совершении преступления, но и к лицам, совершившим общественно опасное деяние, не содержащее всех признаков состава преступления. По п. «а» ч. 1 и 2 ст. 97 УК РФ, основаниями применения принудительных мер медицинского характера выступают общественно опасное деяние, предусмотренное Особенной частью УК РФ, совершенное в состоянии невменяемости, и психическое расстройство, связанное с возможностью причинения лицом иного существенного вреда либо с опасностью для себя или других лиц.

Признак общественной опасности является полностью самодостаточным и не зависит от иных свойств правонарушающего деяния, обозначенных в законе. Г. П. Новоселов пишет: «Закрепив виновность в качестве самостоятельного признака понятия преступления, ныне действующий УК РФ тем самым дал основание полагать, что объективный характер общественной опасности нужно усматривать в ее независимости от воли и сознания как законодателя, так и лица, совершившего общественно опасное деяние»61.

Ранее общественная опасность признавалась признаком только преступного деяния. В настоящее время способность причинять вред либо создавать опасность его причинения характеризует любое правонарушающее поведение. Видовое различие последнего обнаруживается в степени проявления такого свойства. «Не только само наличие этого свойства, но и его величина (мера, уровень и т. п.) обусловливаются обстоятельствами, касающимися специфики объекта и внешней стороны посягательства, включая место, время, способ, обстановку совершения деяния»62.

Вызывает недоумение сложившаяся в уголовно-правовой науке «практика игнорирования» иных мер уголовно-правового характера. В то время как для уяснения смысла ч. 2 ст. 2 УК РФ применяется буквальное толкование, целому институту уголовно-правовых норм не придается соответствующего значения.

Отсутствие виновности совершенного деяния не умаляет его общественной опасности и не говорит о том, что поведение невменяемого находится вне сферы действия уголовного закона.

В. А. Пимонов полагает, что укоренившийся в науке и законодательстве подход к определению задач и принципов уголовного права, основанный на теориях личной виновной ответственности субъекта, является неперспективным и методологически неверным. Автор подчеркивает, что ответственность — не единственная форма реализации правового запрета: «Нельзя не учитывать, что в действительности потерпевший сталкивается не с преступником, а с тем деятелем, вина которого еще не доказана либо вины у него просто нет (малолетний, невменяемый и проч.)»63.

Исходя из этого, наиболее справедливо под основанием уголовно-правового воздействия понимать общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом.

А. А. Ашин и Е. В. Лошенкова справедливо замечают, что «понятие есть единица мышления, способная выполнять свои функции лишь при условии относительной целостности и автономности и не должная включать разнородные компоненты, которые сами легко становятся самостоятельными единицами»64. Однако неполнота научного понятия столь же нефункциональна, как и его «размытость». Содержательная ущербность является локальным недостатком и менее заметна в текущем периоде, ее отрицательный эффект более всего отражается на перспективах развития доктрины и практики, снижая эвристическую ценность научных категорий.

Принимая во внимание все изложенное выше, можно сделать следующие выводы.

Термин «уголовно-правовое воздействие» является относительно новым для доктрины уголовного права. В специальной литературе он справедливо используется в качестве синонима легального наименования «меры уголовно-правового характера». В научно-практическом отношении первый из терминов имеет ряд преимуществ. Он конкретен, отражает целостность обозначаемого явления, значительно полнее определяет его правовую природу и прочие признаки. В связи с этим легальный термин «меры уголовно-правового характера» следует заменить на более подходящее терминологическое сочетание «уголовно-правовое воздействие».

Фактическим основанием применения мер уголовно-правового воздействия выступает как содержащее все признаки состава преступления деяние, так и объективно противоправное действие (бездействие), совершенное лицом в состоянии невменяемости. Отсюда под сущностью уголовно-правового воздействия следует понимать ответные действия государства, применяемые к лицу, совершившему общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом.

Уголовно-правовое воздействие и уголовная ответственность — сущностно различные понятия. Первое представляет собой совокупность способов уголовно-правового выражения государственного принуждения в ответ на общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом. Второе — сложное социально-правовое последствие преступления, основанное на обязанности лица, обусловленной виновностью совершенного деяния, подвергнуться государственному принуждению.

Исходя из выявленных признаков уголовно-правового воздействия, последнее можно определить как основанное на уголовном законе принуждающее влияние, применяемое государством в ответ на совершение запрещенных УК РФ общественно опасных деяний в целях их специального предупреждения.

§ 2. СОДЕРЖАНИЕ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

Выражением сущности правового понятия выступает его содержание. Сущность не просто составляет внутреннюю черту явления, но и определенным образом проявляется вовне, определяя способ своей объективации. Следовательно, уголовно-правовое воздействие должно быть адекватным общественно опасному деянию как основанию своей реализации.

Эффективность уголовно-правовой реакции на нарушение нормы права в значительной степени обусловлена ее соразмерностью и вариативностью. Поскольку основание воздействия является неоднородным, заключая в себе различные посягательства на охраняемые уголовным законом общественные отношения, ответная государственная деятельность также должна соответствовать данному требованию.

В контексте содержания уголовно-правового воздействия традиционно используется термин «мера», понимаемый как относительно самостоятельное средство (способ) выражения уголовно-правового реагирования. Лишь обладая разнообразием уголовно-правовых мер, действия государства могут быть названы справедливыми. Необходимой предпосылкой реализации принципа справедливости выступает наличие у правоприменителя разумного выбора из числа элементов системы воздействия конкретной меры, которая более прочих соответствует характеру и степени общественной опасности деяния, обстоятельствам его совершения и личности субъекта (ст. 6 УК РФ).

Вопрос о перечне мер уголовно-правового воздействия в науке уголовного права остается открытым. Переименование раздела VI УК РФ на «Иные меры уголовно-правового характера» и включение в него новой главы 15¹ «Конфискация имущества» не внесло ясность в решение данной проблемы. Отмеченные изменения оцениваются криминалистами неоднозначно. Большинство ученых полагает, что законодателем предпринят лишь первый шаг на пути к систематизации названных мер и обозначен неполный перечень65. Другие оспаривают принадлежность регламентированных разделом VI принудительных мер медицинского характера и конфискации имущества к иным мерам уголовно-правового воздействия66.

Анализируя изменения уголовного закона в этой части, можно свидетельствовать о нарушении сложившегося «привилегированного» статуса наказания. Упомянутый раздел выбивается из общей концепции современного понимания уголовно-правового воздействия и его законодательного определения. Прежняя относительно стабильная система «виновной ответственности», в которой наименование и реализация практически всех институтов уголовного закона определяется через наказание, соотношение с ним, утратила свою легальную основу однако новой системы еще не создано. Оставлены без внимания общие признаки, основание, цели и понятие мер уголовно-правового характера.

В научной литературе к числу мер уголовно-правового характера относятся различные институты. Дискуссионность данного вопроса объясняется несовпадением критериев определения перечня таких мер. В ряде случаев их роль выполняется признаками воздействия, реже — подчеркивается особо.

С. И. Курганов достаточным для придания уголовно-правовым институтам статуса мер уголовно-правового характера признает основание реализации таковых — правонарушающее поведение. Как следствие, совокупный перечень мер воздействия, по автору, весьма внушителен. Он рассматривает в данном качестве наказание, принудительные меры воспитательного воздействия и медицинского характера, конфискацию имущества, продление испытательного срока при условном осуждении, отмену условного освобождения от уголовной ответственности несовершеннолетнего, отмену условного осуждения, отмену условно-досрочного освобождения от отбывания наказания и отсрочки отбывания от наказания, а также замену наказания на более строгое67.

Можно отметить, что некоторые из перечисленных С. И. Кургановым средств находятся в весьма тесном взаимодействии. К примеру, продление испытательного срока при условном осуждении и отмена условного осуждения выступают способами уточнения и конкретизации испытания. Представляется нелогичным, что автор, аргументированно исключив из перечня мер уголовно-правового характера условное осуждение, внес в него производные правовые средства. Аналогичная связь имеется у наказания и замены наказания. При этом С. И. Кургановым принимается во внимание лишь факт замены более строгой мерой, что формально отвечает критерию правонарушающего поведения, но фактически приводит к парадоксальной ситуации. Наблюдается дробление единых уголовно-правовых институтов, которое нарушает системность уголовного права как отрасли в целом.

Думается, сущностного признака, несмотря на его первичность среди прочих свойств реагирования на общественно опасное деяние, недостаточно для определения содержания этого феномена.

И. Э. Звечаровским при определении мер уголовно-правового характера применяются два критерия: сущностный и содержательный. По нему, такие меры, во-первых, применяются к лицу, совершившему преступление, независимо от юридической природы его посткриминального поведения, во-вторых, влекут изменение уголовно-правового статуса виновного.

Ученый не дает определения термину «уголовно-правовой статус личности». Им раскрываются лишь два обстоятельства возникновения и формирования такого статуса, а именно появление обязанности соблюдать требования уголовно-правовых запретов в результате вступления уголовного закона в действие и появление обязанности отвечать за содеянное при нарушении указанных требований68. Следовательно, приобретение уголовно-правового статуса И. Э. Звечаровский связывает с реализацией уголовной ответственности.

Зачастую под уголовно-правовым статусом лица понимается специальный отраслевой правовой статус как совокупность специфических прав и обязанностей, закрепленных соответствующей отраслью права. Большинство правообязанностей уголовного права выступают ограничениями по отношению к правам и обязанностям иных отраслей (общего правового статуса личности).

Принимая во внимание то, что, по автору, основанием воздействия выступает как правонарушающее, так и правомерное уголовно-правовое поведение, изменение уголовно-правового статуса допускается как в сторону его ограничения, так и в сторону расширения.

Рассматривая систему мер уголовно-правового характера И. Э. Звечаровского69, можно отметить, что содержательный критерий в ее формировании не был определяющим. Так, вызывает сомнения отнесение к такой системе всех видов освобождения от уголовной ответственности, большинство из которых (ст. 75, 76, 78, ч. 2 ст. 84 УК РФ) не несут в себе ни дополнительных ограничений, ни новых правовых возможностей. Правовой статус виновного не подвергается в данном случае каким-либо изменениям, несмотря на нереабилитирующие основания освобождения.

Предложенная систематизация вызывает также значительную рассогласованность институционального содержания. Допускается смешение мер воздействия и средств конкретизации их содержания. В частности, в подсистему видов наказаний ученый помимо самих наказаний включает смягчение или усиление наказания вследствие обстоятельств, предусмотренных ст. 61—63 УК РФ, и назначение более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление при применении ст. 64 УК РФ. Другой пример: систему мер уголовно-правового характера образуют погашение или снятие судимости, в то время как сама судимость в качестве элемента данной системы не фигурирует.

Чаще содержательным признаком уголовно-правового воздействия называется только правоограничительная способность, что более соответствует самой сути и назначению уголовного права. Однако среди специальных критериев определения мер воздействия это замечание не столь распространено, а в качестве свойства таких мер соблюдается, как правило, непоследовательно.

Так, Ф. К. Набиуллин неоднократно указывает, что мерам воздействия присущ признак правоограничительности. При этом многие институты, включенные им в перечень мер, в частности непривлечение к уголовной ответственности при добровольном отказе от преступления, освобождение от уголовной ответственности, освобождение от наказания при вынесении обвинительного приговора, отсрочка отбывания наказания беременным женщинам, не несут в себе лишений (ограничений) прав70.

Думается, эффективность определения содержания уголовно-правового воздействия зависит от углубленного изучения конкретизированного содержания уголовно-правового воздействия как совокупности составных элементов отдельных мер. В уголовно-правовой доктрине неоднократно предпринимались такие попытки. Однако собственно правовое содержание воздействия изучено слабо. Большинством работ освещаются криминологические аспекты, а именно плоскость социально-психологического восприятия и значимости принуждения. В таком случае скорее подчеркиваются различия иных мер между собой и, более всего, с наказанием, чем их системность и родство.

Подтверждением тому может служить описание содержания уголовно-правового воздействия через категорию «кара». Как правило, виды наказания именуются карательными, а иные меры воздействия относят к числу некарательных средств71. Под первыми Ф. К. Набиуллин понимает материальное выражение государственного осуждения преступления и лица, его совершившего, в виде лишений и существенных ограничений наиболее значимых для личности прав и свобод, претерпевание которых объективно может вызывать страдания. Вторая группа мер, по автору, применяется к лицам, совершившим как преступление, так и общественно опасное деяние, предусмотренное статьями Особенной части УК РФ, и заключает в себе менее существенные правоограничения, реализация которых не сопряжена со страданием72.

Такой подход можно признать весьма интересным, однако в условиях преимущественно «разграничительного» исследования уголовно-правового воздействия он представляется не столь актуальным.

Помимо явно выраженного противопоставления воздействия в виде двух полярных подсистем (наказания и иных мер), Ф. К. Набиуллиным допускается необоснованное смешение объективного и субъективного аспектов в их содержании. Мера воздействия определяется через степень выраженности «объективного свойства» вызывать страдания, устойчивые психические состояния неудовлетворенности, подавленности и озлобленности, которые трансформируются затем в положительные психические образования — раскаяние, оптимизм и др.73 Логически неоправданно включать в содержание наказания субъективную оценку и восприятие меры принуждения лицом, ее претерпевающим. Некорректно утверждение о том, что страдание является неотъемлемым «объективным» признаком уголовно-правового воздействия.

Можно встретить и более дробное описание содержания мер уголовно-правового воздействия. К примеру, А. С. Пунигов выделяет меры уголовно-правового воздействия, состоящие: в карательном воздействии на лиц, уже совершивших преступные деяния, превентивном (корректирующем) — на неустойчивых лиц, воспитательном — на несовершеннолетних и медицинском — на лиц, страдающих психическим расстройством и совершивших общественно опасное деяние74.

Не умаляя научно-практической ценности подобных исследований, необходимо заметить, что в данных случаях имеет место описание не содержания уголовно-правового воздействия, а его социально-психологической интерпретации. Социальный аспект не является специальным предметом исследования юридических наук. В рамках права он не может быть познан достаточно глубоко и должен выступать лишь средством объяснения и оценки правовых проблем.

Думается, что первостепенное значение имеет формальный аспект уголовно-правового воздействия — правовое содержание ответных государственных действий на совершение общественно опасного деяния. Лишь четко представляя правовое выражение государственной деятельности, можно определить процесс функционирования данного института, причины его неэффективности, обозначить пути совершенствования.

Неотъемлемой чертой правового воздействия выступает лишение или ограничение прав и свобод личности. Именно степень различия правового содержания позволяет констатировать несовпадения мер в социальной плоскости.

Весьма удачным представляется подход к определению содержательного критерия уголовно-правового воздействия А. С. Пунигова. По замечанию автора, такие меры должны отражать индивидуальность уголовно-правового значения. Под этим он понимает независимость уголовно-правовых мер в применении друг от друга, их отличительность друг от друга по характеру и содержанию, а также различие правовых последствий их применения75.

Не все составляющие выделенного критерия характеризуют содержательную сторону воздействия. Представляется излишним подчеркивать самостоятельность и независимость применения мер воздействия друг от друга. Это процессуальный критерий, не влияющий на сущностную и содержательную стороны правового явления.

При этом нельзя не согласиться с автором в прочих аспектах «индивидуальности». Думается, под индивидуальностью мер следует понимать содержательную исключительность набора составляющих правоограничений. Такая исключительность может быть вызвана особенными условиями или дополнительным основанием их назначения, спецификой субъекта, совершившего деяние, целями воздействия и проч. При этом процессуально меры уголовно-правового воздействия могут находиться в определенной зависимости друг от друга (чаще наказания).

Степень правовых ограничений может быть определена через количественный и качественный аспекты, которые как нельзя точно поясняют содержательную сторону уголовно-правовых мер, отражая продолжительность (количество) и характер (качество) выраженных в них ограничений (лишений) прав.

Принимая во внимание изложенное выше, можно выделить два объективных критерия отнесения тех или иных уголовно-правовых средств и институтов к мерам уголовно-правового воздействия. Роль данных критериев выполняют наиболее узнаваемые и легко определяемые признаки явления, характеризующие его сущность и содержание. Во-первых, основанием назначения (применения) мер выступает совершение общественно опасного деяния, запрещенного уголовным законом. Во-вторых, такие меры обладают индивидуальным, оригинальным набором ограничений прав и свобод.

Рассматривая проблему содержания уголовно-правового воздействия, нельзя не упомянуть термин «форма». Зачастую о формах и мерах воздействия говорится как о равнозначных понятиях76. Встречаются и весьма оригинальные интерпретации соотношения данных понятий.

Например, А. С. Пунигов полагает, что слова «форма» и «мера» неравнозначны. В контексте уголовной ответственности и уголовно-правового воздействия они соотносятся как «средство реализации» и «форма реализации». Первое представляется в качестве конкретных правоограничений, устанавливаемых в отношении лиц, совершивших деяния, в то время как вторая — более широким по значению способом осуществления уголовной ответственности, включающим помимо инструментов воздействия и другие элементы механизма реализации ответственности. Форма, по автору, «олицетворяет собой систему средств и действий, посредством которых реализуется уголовная ответственность, отражая не только материальную, но и процессуальную стороны рассматриваемого правового феномена, который выступает здесь единым целым»77.

В близком контексте, но применительно к уголовной ответственности, употребляет термин «форма» А. Н. Игнатов. На его взгляд, формы уголовной ответственности представляют собой последовательно меняющиеся стадии, включающие уголовно-процессуальные, уголовно-правовые и уголовно-исполнительные процедуры78.

В обозначенных случаях происходит отождествление формы реализации воздействия и процесса реализации (механизма), что видится сомнительным. Этимология указанных терминов не дает оснований для подобного утверждения.

Ф. К. Набиуллин выделяет три формы уголовно-правового воздействия: 1) реализацию предупредительной задачи уголовного законодательства; 2) применение карательных средств в рамках реализации уголовной ответственности; 3) применение некарательных мер, которые входят в содержание уголовной ответственности либо реализуются вне ее79.

Обозначенные аспекты не позволяют говорить о единстве явления. Думается, что предлагаемый вариант объясняет отношения групп, нетождественных в своих содержательных характеристиках и основаниях реализации.

«Форма» и «содержание» или «форма» и «материя» выступают философскими категориями, используемыми для обозначения отношений между способом организации вещи и материалом, из которого данная вещь состоит. Они соотносительны акту и потенции, где материя — это потенция формы, а форма — актуализация материи. Форма есть воплощенное, определенным образом организованное содержание, но не сам процесс организации и воплощения материи.

Категориями «форма» и «содержание» объясняется целостность и видовое различие явления. Содержание, будучи определяющей стороной целого, представляет единство всех составных элементов объекта, а форма есть разнообразные способы существования и выражения содержания80.

Исходя из этого, можно заключить, что форма уголовно-правового воздействия представляет собой способ организации государственного принуждения, выступающего реакцией на совершение лицом общественно опасного деяния. Заметим, что реализация уголовно-правового воздействия не исчерпывается назначением и исполнением одной из мер, регламентированных законом, а существует в правоприменительной практике в различном их сочетании. При этом мера уголовно-правового воздействия не обязательно образует содержание одной из его форм.

Исходя из этого, представляется целесообразным вести речь о формах реализации уголовно-правового воздействия, представляющих более сложную организацию правового реагирования, включающую ряд мер уголовно-правового характера. Каждая из форм воздействия отличается интенсивностью и содержанием оказываемого государственного принуждения, спецификой количественного (продолжительности) и качественного (характера) проявления ограничений.

Можно выделить пять таких форм.

Наиболее строгая форма воздействия сопряжена с реализацией наказания и сопутствующих ему мер.

Согласно ч. 1 ст. 43 УК РФ наказание применяется к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и заключается в предусмотренных УК РФ лишении или ограничении прав и свобод этого лица. Совокупность таких правоограничений составляет наиболее значительные поражения осужденного, что выражается как в максимальной продолжительности воздействия (пожизненное лишение свободы), так и в наиболее значимом качественном правоограничении (смертная казнь). Качественные и количественные аспекты содержания наказания определяются конкретным видом и размером данной меры. Материализованная в наказании кара может состоять в лишении и ограничении принадлежащих осужденному прав и свобод в сфере действия конституционного, гражданского, трудового и других отраслей права.

Весьма тесную связь с наказанием имеет институт судимости. Содержание и правовая природа последнего выступают одним из предметов научных дискуссий, что объясняется неточностью уголовно-правовых и уголовно-исполнительных норм. Если ее функциональное значение регламентировано относительно определенно, то сущность законом не уточняется. Более того, принимая во внимание наименование Раздела IV «Освобождение от уголовной ответственности и от наказания» УК РФ, включающего ст. 86 «Судимость», можно засвидетельствовать нелогичность изложения нормативного правового материала.

Согласно ч. 2 ст. 86 лицо, освобожденное от наказания, считается несудимым. Отсюда большинство ученых справедливо отмечают, что судимость выступает правовым последствием наказания81. На обозначении данного факта определение уголовно-правовой природы судимости, как правило, ограничивается. Думается, что отмеченная связь с наказанием вовсе не является ни сущностной, ни содержательной чертой. Представляется неоправданным связывать правовые последствия судимости с процедурным аспектом ее назначения, а не фактическим основанием реализации.

Непосредственным основанием судимости является совершение общественно опасного деяния. Данное обстоятельство было бы не столь четко прослеживаемо, если бы судимость могла иметь место только после освобождения от наказания. Однако она распространяет свое действие на весь период отбывания наказания и время до момента его реализации (условное осуждение и отсрочка отбывания наказания беременным женщинам). Судимость выступает не столько последствием наказания, сколько последствием его назначения, что важно для определения функциональной и содержательной составляющих рассматриваемого института.

Судимость обладает собственным индивидуально определенным содержанием, которое не входит в состав наказания и не охватывается последним. Количественное содержание судимости не вызывает сомнений. Судимость — длящееся, продолжаемое мероприятие. Срок ее окончания определяется рядом условий: степенью тяжести общественно опасного деяния, видом основной меры воздействия (наказание, условное осуждение), характером посткриминального поведения виновного.

«Качественное» содержание судимости носит комплексный, сложный характер. Из контекста ч. 6 ст. 86 УК РФ можно заключить, что оно состоит в определенных правовых последствиях для осужденного. Качество таких последствий уточняется ст. 179 УИК РФ, согласно которой «лица, отбывшие наказание, несут обязанности и пользуются правами, которые установлены для граждан Российской Федерации, с ограничениями, предусмотренными федеральным законом для лиц, имеющих судимость». Иными словами, судимость несет в себе определенные правовые ограничения, ей свойственна правоограничительность.

До недавнего времени в специальной литературе, как правило, отмечалось, что последствия судимости имеют три значения: уголовно-правовое, влияя на квалификацию и назначение наказания; уголовно-исполнительное, определяя выбор места отбывания наказания и условий содержания; общеправовое, состоящее в запрете на выполнение определенных трудовых функций (судьи, нотариуса, прокурора) и совершение юридически значимых действий (получение лицензии на приобретение оружия, разрешение на усыновление и проч.)82.

В связи с изменениями уголовного закона, затронувшими институт судимости, ряд авторов оспаривают уголовно-правовое значение судимости. Так, А. А. Ашин и Е. В. Лошенкова полагают, что судимость после отбытия и вне связи с наказанием не несет осужденному каких-либо дополнительных лишений или негативных последствий уголовно-правового характера. На их взгляд, общеправовые ограничения судимости предусмотрены нормами других отраслей права и не входят в содержание уголовно-правового института83.

Для уяснения элементарного конкретизированно

...