Г. А. Есаков, Т. Г. Понятовская,

А. И. Рарог, А. И. Чучаев

УГОЛОВНО-ПРАВОВОЕ ВОЗДЕЙСТВИЕ

Монография

Под редакцией доктора юридических наук, профессора А. И. Рарога

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 343.24

ББК 67.408.02

У26

Авторский коллектив:

Г. А. Есаков, доктор юридических наук, доцент — гл. 7;

Т. Г. Понятовская, доктор юридических наук, профессор — гл. 5, 6;

А. И. Рарог, доктор юридических наук, профессор — гл. 3, 4;

А. И. Чучаев, доктор юридических наук, профессор — гл. 1, 2.

Под редакцией доктора юридических наук, профессора А. И. Рарога.

В монографии рассматриваются теоретические основы учения об уголовно-правовом воздействии: его понятие, сущность, формы, историческое и доктринальное обоснование права государства на осуществление уголовно-правового воздействия. После характеристики основных форм уголовно-правового воздействия исследуется проблема юридических лиц как объектов уголовно-правового воздействия.

Предлагаемое издание рассчитано на научных работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов, работников правоприменительных органов.

УДК 343.24

ББК 67.408.02

© Коллектив авторов, 2013

© ООО «Проспект», 2013

ГЛАВА 1. ПОНЯТИЕ УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

§ 1. Сущность уголовно-правового воздействия

В уголовном праве Российской Федерации термин «уголовно-правовое воздействие» не является традиционным и широко употребляемым. Согласно ст. 2 УК РФ для осуществления охраны прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя, обеспечения мира и безопасности человечества, а также предупреждения преступлений устанавливаются виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера. Однако ни общей дефиниции, раскрывающей сущностные и другие отличительные признаки, ни конкретного перечня таких мер законодателем не приводится.

В доктрине вопрос о понятии, признаках и видах мер уголовно-правового характера относится к числу дискуссионных. Возрастающий к нему интерес объясняется современной уголовно-правовой политикой, имеющей тенденцию к дифференциации и комплексности государственного принуждения. В специальной литературе в таком контексте все чаще используются словосочетания «уголовно-правовое воздействие»¹, «меры уголовно-правового воздействия»², «система мер уголовно-правового воздействия»³.

В ряде норм уголовного и уголовно-исполнительного законодательства говорится об оказании на осужденных исправительного (ст. 68 УК РФ, ст. 8 УИК РФ), общественного (ст. 9 УИК РФ) и воспитательного (глава 15 УИК РФ) воздействия. Один из видов принудительных мер уголовно-правового характера легально именуется принудительными мерами воспитательного воздействия.

Показательным в этом отношении является зарубежный опыт юридической техники. Уголовное законодательство многих государств предоставляет правоприменителю возможность выбора не только из множества наказаний, но и из числа иных мер принуждения. В Общей части Уголовного закона Латвии предусматриваются иные принудительные меры воздействия, о мерах исправления и безопасности говорится в специальной главе УК ФРГ, средствам уголовного воздействия посвящена одна из глав УК Литовской Республики⁴.

Потребность и целесообразность «обогащения» понятийного аппарата науки уголовного права вызваны «ограниченными» гносеологическими возможностями словосочетания «меры уголовно-правового характера».

По справедливому замечанию А. С. Пунигова, термин «меры уголовно-правового характера» слишком широкий по объему, не отображает специфики обозначаемых средств. Его неопределенность «вносит путаницу в уяснение содержания исследуемого понятия и не добавляет строгости в употребление терминологии»⁵.

Недостаток легального наименования проявляется и в том, что оно не позволяет перейти на новый уровень исследования, усматривая в совокупности качества, не свойственные отдельным составляющим. Определение понятия мер уголовно-правового характера зачастую дается посредством перечисления двух групп признаков: свойств, общих для уголовно-правовых мер (включая наказание), и свойств, отличающих наказание и иные меры. Более емкое терминологическое сочетание «уголовно-правовое воздействие», напротив, ориентирует на проведение системного научного анализа.

Системный подход является общенаучным инструментом получения нового знания и заключает комплексное видение сложных явлений в многообразии составляющих их связей, как внутренних, так и внешних (от греч. systema — «составленное из частей», «соединенное»). В философии данная категория обозначает объект, организованный в качестве целостности, где энергия связей между элементами системы превышает энергию их связей с элементами других систем. Семантическое поле такого понятия включает термины «связь», «элемент», «целое», «единство», «структура» — как схема связей между элементами⁶.

Основу уникальности и цельности любого явления, в том числе и системного, составляет его сущность — внутреннее содержание, выражающееся в единстве всех многообразных и противоречивых форм его бытия⁷. Сущностью обусловлены функциональное значение, отличительные признаки и свойства явления. В истории философии сущность определялась как начало понимания вещей, их вечный принцип бытия, внутренняя структура, первичное, устойчивое и необходимое качество (в противовес качествам вторичным, изменчивым и второстепенным)⁸.

Исходя из сложившегося анализа мер уголовно-правового характера вопрос об их сущности, как правило, не ставился. Учитывая, что не все черты, присущие явлению, выступают первичными и определяющими, представляется необходимым провести обстоятельное изучение свойств системы мер уголовно-правового характера, обозначить качество этих свойств и выявить в итоге сущность уголовно-правового воздействия.

Пожалуй, единственной неоспоримой чертой мер уголовно-правового характера является их нормативная определенность⁹. Закрепление в уголовном законе свидетельствует о принадлежности данных мер к средствам государственного регулирования общественных отношений и указывает на их особое предназначение, выраженное задачами УК РФ. По столь явному внешнему признаку, вытекающему из самого термина, не представляет трудностей провести разграничение уголовно-правового воздействия, к примеру, от гражданско-правового и административно-правового воздействия.

Руководствуясь признаком формального выражения, логично предположить, что все средства, регламентированные УК РФ, выступают мерами уголовно-правового характера и образуют уголовно-правовое воздействие. Однако основывать научную теорию на внешнем формальном критерии и, более того, относить его к сущностным признакам правового феномена не представляется обоснованным. Уголовный закон определяет множество институтов, имеющих отличные цели, основания применения и содержание. Нормативную определенность следует рассматривать как вторичный признак уголовно-правового воздействия, обусловленный его социально-правовой значимостью.

Не столь однозначно решается вопрос об отнесении мер уголовно-правового характера к мерам государственного принуждения. Большинство отечественных и зарубежных криминалистов отвечают на него положительно. Так, У. Я. Крастиньш пишет, что общим для уголовно-правовых мер воздействия и наказания является то, что они «реализуются в принудительном порядке: их назначают и исполняют соответствующие, уполномоченные на то государственные институции»¹⁰.

Иной точки зрения придерживается С. Курганов. На его взгляд, принуждение свойственно лишь наказанию, в то время как альтернативные меры — любой вид освобождения от наказания или от его отбывания — не являются мерами принуждения, не влекут за собой наступления неблагоприятных правовых последствий для виновного лица¹¹.

С последним утверждением сложно согласиться. Некорректно отождествлять содержание уголовно-правовой меры и государственного обеспечения ее реализации. Способ обеспечения отличает право от иных форм социального регулирования. Отглагольное существительное «принуждение» образовано от слова «принудить», означающего «приневолить, заставить сделать что-либо»¹². Отсюда под государственным принуждением понимается возможность государства обязать субъекта помимо его воли и желания совершить определенные действия либо воздержаться от их совершения.

Принудительность выступает неотъемлемым признаком как права в целом, так и отдельных его норм. Обеспеченность реализации права государственным принуждением обоснованно определяется как необходимый внешний фактор функционирования правовых положений. Лишь имея под собой потенциальное силовое вмешательство уполномоченных на то властных органов, право может называться общеобязательной системой формально определенных правил поведения и выступать действенным и эффективным средством урегулирования общественных отношений. Первичность (сущностность) признака принудительности относительно государства и права является весьма спорной, в то время как необходимость такого их признака не вызывает сомнений.

Исходя из лексического толкования освобождение от уголовной ответственности и (или) от наказания (от его отбывания) допустимо относить к специальным уголовно-правовым мерам. Слово «мера» в русском языке имеет три значения: единицы измерения; границы проявления чего-нибудь и средства для осуществления чего-нибудь, мероприятия¹³. Думается, что именно в последнем из контекстов слово «мера» употребляется для обозначения мер уголовно-правового характера.

Однако не каждый факт легального освобождения виновного от уголовной ответственности, наказания или его отбывания является безусловным и исключает возложение на лицо, совершившее преступление, других, пусть и менее ощутимых, но все же неблагоприятных правовых последствий (ст. 73, 90, 92 УК РФ). Более того, нормы уголовного права, носящие поощрительный характер, могут сохранять возможности по усилению остроты влияния в случае поведения, недостойного примененного поощрения (ч. 2 и 3 ст. 74, ч. 4 ст. 90 УК РФ).

Таким образом, об уголовно-правовом воздействии справедливо говорить как о виде государственного принуждения. При этом последнее является одним из способов исполнения мер уголовно-правового характера, в использовании которого не всегда возникает необходимость. Данный признак не принадлежит к категории исключительных качеств рассматриваемого явления, не позволяет отграничить уголовно-правовое воздействие от близких ему мер уголовно-процессуального, административно- и гражданско-правового характера. Принудительность следует рассматривать как формальный критерий, указывающий на внешние атрибуты уголовно-правовых мер, а именно обеспеченность их реализации.

Более дискуссионен вопрос о характере мер уголовно-правового воздействия. На взгляд большинства ученых, кара — одно из отличий наказания от иных мер. Другие криминалисты полагают, что все меры уголовно-правового характера являются карательными, в той или иной мере ограничивают (лишают) лицо в его правах, свободах и интересах.

Именно кару как негативную, соответствующую представлениям о справедливости и неотвратимую оценку содеянного и виновного, их осуждение и порицание, В. К. Дуюнов предлагает считать внутренним смыслом уголовно-правового воздействия¹⁴. Логично предположить, что, выражая сущность воздействия в целом, кара необходимо должна характеризовать и все возможные его проявления. По В. К. Дуюнову, к их числу принадлежат:

- превентивное влияние уголовно-правовых норм;

- случаи освобождения лица от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям;

- привлечение виновного к уголовной ответственности с применением в необходимых случаях наказания или иных мер уголовно-правового воздействия;

- придание осужденному особого правового статуса в течение срока отбытия наказания и сверх этого срока — судимости¹⁵.

Можно выделить ряд противоречий в предлагаемой автором концепции. Во-первых, карательный характер приобретает ответ государства не только на совершение правонарушения, но и на склонность к его совершению. Представляется, что необходимость и законность уголовно-правового воздействия обусловливается противоправными действиями лица, но отнюдь не его мыслями и убеждениями (ст. 8 УК РФ).

Во-вторых, весьма спорно наличие карательного воздействия в факте освобождения лица от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям. Обозначенная позиция не соответствует юридической природе данного института как выражения безусловного отказа (воздержания) государства от официального признания лица виновным в совершении преступления в расчете на его законопослушное поведение в будущем¹⁶. Правовым результатом освобождения является полное прекращение всех отрицательных последствий, которые могли бы быть применены за общественно опасное деяние.

В-третьих, отождествление кары с осуждением и порицанием представляется необоснованным. В русском языке слово «кара» исконно употребляется в значении (сурового) наказания, возмездия, казни, строгого взыскания¹⁷. «Упрек», «укор», «порицание» и «осуждение» являются синонимами и толкуются как выражение неудовольствия, неодобрения, обвинения в худом и проч.¹⁸ Несмотря на схожий вокализм слов «кара» и «корить» (от корня «кор»), их этимология, равно как и содержание, различны¹⁹. Кара предполагает отрицательную «нравственную, социально-политическую и условно-юридическую оценку преступления и личности преступника»²⁰, основывается на ее наличии, но не тождественна ей.

Таким образом, кара не может выступать сущностью уголовно-правового воздействия. Наиболее справедливо связывать ее с сущностью уголовного наказания²¹. В таком качестве кара заключает в себе основное отличие наказания от иных мер уголовно-правового воздействия, выражая большую степень интенсивности, силы и продолжительности оказываемого влияния. Остальные меры не столь ограничительны; опосредуемые ими обременения служат либо средством контроля и воспитания (условное осуждение, судимость, принудительные меры воспитательного воздействия), либо средством обеспечения безопасности (личной, общественной) и психиатрического лечения (принудительные меры медицинского характера).

В то же время правоограничительный характер обусловливает общий для всех уголовно-правовых мер признак направленности принудительного влияния или объекта воздействия.

В гносеологии под объектом понимают то, на что направлена познавательная субъектная активность, часть объективной реальности, которая вступила во взаимодействие с субъектом. Любая субъектная деятельность целесообразна и имеет объект приложения своих сил²².

Достаточно близко к смысловому контексту «объекта» стоит термин «предмет» (от лат. objicio — «бросаю вперед», «противопоставляю»), рассматриваемый как аспект, сторона объекта, находящаяся в области интересов конкретного исследования²³. Иными словами, предмет представляет собой составную часть объекта, непосредственно вступившую во взаимодействие с субъектом и изменяющуюся под влиянием его активной целенаправленной деятельности.

Выделяют объекты сенсибельные, доступные чувственному познанию, и интеллигибельные, умопостигаемые в условиях невозможности восприятия с помощью чувств²⁴. Специфика социальной деятельности заключается в значительно более частой объективации нематериальных социокультурных явлений.

В общей теории познания и в частных областях знаний весьма спорным является вопрос о роли личности в структуре субъект-объектного взаимодействия. Представляется, что системно и аксиологически недопустимо рассматривать человека (личность) в качестве объекта какой-либо деятельности. М. Б. Хомяков отмечает, что личность есть единственная ценность, обладающая реальным существованием²⁵. По Н. А. Бердяеву, человек — «образ и подобие абсолютного бытия», «субъект высшего самосознания», «малая вселенная», «микрокосм», потому не может выступать объектом научного познания²⁶.

Абстрагируясь от ценностного подхода в интерпретации субъект-объектных отношений, отметим следующее. Личность (человек) — «интегральное, бесконечно богатое конкретным содержанием понятие»²⁷. Определение в качестве объекта личности в целом методологически необоснованно в силу смысловой неопределенности данного термина.

В современной юридической доктрине и смежных с ней науках (философии права, социологии) вопрос об объекте права, правоотношения, ответственности, наказания вызывает неподдельный интерес. Ни один из этих терминов не имеет на настоящий момент общепризнанного толкования. Например, в литературе под объектами данных понятий понимают общественные отношения, охраняемые законом и нарушаемые (поставленные под угрозу нарушения) совершением деяния²⁸; общественно опасное деяние²⁹, уголовная ответственность³⁰; наказание, а равно воспитание и перевоспитание лиц, совершивших преступление³¹; личность, ее воля³², тело и (или) душа³³, окружение виновного и социум в целом³⁴, фактическое поведение субъекта само по себе либо направленное на удовлетворение жизненных благ³⁵; само благо, находящееся в распоряжении управомоченной стороны и охраняемое государством³⁶.

Теории объекта уголовно-правового воздействия, как правило, не имеют под собой методологической основы и противоречат большинству философских критериев субъект-объектного отношения.

Исходя из интегративного свойства правоограничительности отдельных мер уголовно-правового воздействия и их системного целого представляется направленность принуждающего влияния усматривать в правах и свободах лица. Совокупность прав и свобод в юриспруденции называют «правовым статусом личности»³⁷. Следовательно, под объектом уголовно-правового воздействия обоснованно понимать правовой статус личности³⁸, а под его предметом — отдельные права и свободы, ограничиваемые при реализации той или иной формы уголовно-правового принуждения.

Термин «правовой статус личности» достаточно часто используется в специальной литературе при определении ответственности. Например, В. В. Мальцев трактует уголовную ответственность как «основанное на уголовном законе и определяемое совершенным преступлением ухудшение правового статуса лица, заключающееся в лишении или ограничении его прав и свобод»³⁹. С ограничением правового статуса связывают уголовную ответственность, а также отдельные меры уголовно-правового характера (чаще всего наказание) и другие криминалисты⁴⁰.

Воздействие на личность, включая его исправление, может происходить лишь косвенным образом и заключается в лишении либо ограничении какого-либо права в необходимой и достаточной мере для осознания субъектом ценности понесенной (возможной) утраты и воздержания от совершения общественно опасного деяния (исключение в интерпретации психологического восприятия составляют принудительные меры медицинского характера, поскольку реализуются в отношении невменяемого лица).

Таким образом, одним из общих признаков мер уголовно-правового характера выступает их правоограничительное влияние. Объектом уголовно-правового воздействия как частью объективного бытия, на которую направлена практическая активность субъекта уголовно-правовой деятельности, является правовой статус лица, совершившего общественно опасное деяние. Предмет составляют отдельные права и свободы личности, ограничиваемые при реализации той или иной формы (меры) уголовно-правового принуждения.

Однако ни характер воздействия, ни его направленность (объект) не могут быть признаны сущностью рассматриваемой системы, поскольку раскрывают содержательную сторону понятия либо являются его внешним, атрибутивным свойством.

Иная концепция сущности уголовно-правового воздействия предлагается В. Ф. Ширяевым. Интегративным свойством такой системы, на его взгляд, выступает единый результат, на который направлены все ее элементы, выраженный целями уголовного наказания: восстановлением социальной справедливости, исправлением осужденного, предупреждением совершения новых преступлений. Отсюда систему мер уголовно-правового воздействия автор определяет как совокупность ограниченного количества элементов, носящих основной или вспомогательный характер, объединенных результатом ее направленности, выраженным в целях наказаний, регламентированных УК РФ⁴¹.

Думается, что сам выбор системообразующего (сущностного) свойства является не совсем удачным. Цель представляет собой идеальный или реальный предмет сознательного или бессознательного стремления субъекта, финальный результат, на который преднамеренно направлен процесс. В корреляции категорий «цель» и «средство» доминирующей является первая, поскольку в праксеологическом отношении цель корректирует инструментальное соответствие и рациональную эффективность избираемых средств⁴². Несмотря на это, цель выступает внешним по отношению к явлению признаком.

Система, образованная по столь пространному критерию (даже с соблюдением его соответствия для каждого из элементов), может включать различные феномены, отмечая их назначение, но не природу. При этом одним из требований, обеспечивающих стабильность и жизнеспособность системного целого, в литературе называют однотипность и качественную взаимообусловленность его составляющих. Ю. В. Голик отмечает, что «изъятие или добавление какого-то элемента в структуру множества может привести к утрате существующего качества этого множества. Таким образом, нечто, существовавшее именно как нечто особенное, перестает таковым быть и превращается в нечто новое, с новым качеством, либо прекращает свое существование»⁴³.

Элементный состав системы, предлагаемой В. Ф. Ширяевым, напротив, достаточно неоднороден и образует две самостоятельные подсистемы — основную и вспомогательную. Роль доминанты и основной системы выполняет наказание, а единым критерием отбора «вспомогательных» элементов является возможность определять, ограничивать, усиливать или смягчать его применение⁴⁴. Однако принятое основание отбора соблюдено не было. В системе уголовно-правового воздействия наряду с положениями, касающимися назначения, замены и освобождения от наказаний, оказались принудительные меры медицинского характера, принудительные меры воспитательного воздействия и досудебные меры уголовно-процессуального принуждения⁴⁵.

Рассмотрение последних в качестве отдельных составляющих уголовно-правового воздействия вызывает более всего вопросов. Достаточно сложно усмотреть влияние ареста, подписки о невыезде, залога и проч. на применение наказания.

Описываемое автором единство образовавшейся совокупности представляется мнимым. Анализ норм отечественного уголовного и уголовно-процессуального законодательств не позволяет заключить, что цели восстановления социальной справедливости, исправления осужденного и предупреждения совершения преступлений другими лицами (общее предупреждение) присущи каждому из элементов системы В. Ф. Ширяева.

Так, цели применения принудительных мер медицинского характера закреплены законодательно. Ими являются излечение (улучшение психического состояния) лиц, совершивших общественно опасное деяние и страдающих психическим заболеванием, исключающим их вменяемость, а также предупреждение совершения ими новых деяний, предусмотренных УК РФ (ст. 98 УК РФ). Целей восстановления социальной справедливости, исправления лица и общей превенции перед принудительными мерами медицинского характера не ставится.

Назначение принудительных мер воспитательного воздействия регламентировано не столь четко. Исходя из содержания ч. 1 ст. 90, ч. 2 ст. 92 УК РФ можно заключить, что их целями выступают исправление несовершеннолетнего и специальная превенция. Относительно реализации прочих предполагаемых результатов воздействия ответить с полной степенью уверенности, основываясь лишь на толковании уголовно-правовых норм, не представляется возможным. Думается, что решение этого вопроса определяется не единством системы мер уголовно-правового характера, а особенностями принудительных мер воспитательного воздействия как одного из элементов, ее составляющих.

Постановка целей, аналогичных целям наказания, является более чем спорной применительно к мерам процессуального принуждения. В отличие от наказания такие меры обладают иной правовой природой. Анализ ст. 97, ч. 1 ст. 111 УПК РФ позволяет сделать вывод, что они служат реализации задач уголовного судопроизводства (обеспечению безопасности участников уголовного судопроизводства, сохранности доказательств, исполнения приговора) и предупреждению совершения правонарушений. Во время назначения мер процессуального принуждения лицо не выступает носителем правового статуса осужденного, отсутствует юридический факт признания его виновным в совершении преступления, следовательно, нет и оснований предполагать, что он нуждается в исправлении, а уголовно-правовое воздействие в отношении него может восстановить справедливость.

Пожалуй, единственной общей целью перечисленных В. Ф. Ширяевым правовых явлений служит предупреждение совершения новых общественно опасных деяний со стороны лиц, к которым они применены. Именно цель специальной превенции указывается многими криминалистами в числе основных признаков, объединяющих меры уголовно-правового характера (Ф. Б. Гребенкин⁴⁶, С. Г. Келина⁴⁷).

Можно сделать вывод, что концепция В. Ф. Ширяева носит искусственный, а не онтологический характер. Автор исходит не из сущности уголовно-правового воздействия как системного явления;

взятые в совокупности элементы не обладают признаками устойчивости, целостности и качественного единообразия.

Представляется, что сущностное определение уголовно-правового воздействия необходимо основывать на его терминологическом толковании. Слово «воздействие» является отглагольным существительным. Воздействовать означает оказывать влияние, добиться (-иваться) необходимого результата⁴⁸. Глагол образован посредством добавления к слову «действовать» соответствующей приставки. В этимологическом словаре значение приставки «воз» (древнерусское «въз») определяется как «за кого (что), вместо кого (чего)»⁴⁹. Отсюда термин «воздействие» отражает не просто деятельную активность, а подчеркивает отношение производности такой деятельности, ее возвратность (кому-то за что-то). Следовательно, уголовно-правовое воздействие есть ответная целенаправленная активная деятельность, имеющая уголовно-правовую основу.

Сущностной чертой, объединяющей все меры уголовно-правового воздействия, является то, что предусмотренное уголовным законом принуждение выступает ответом государства на определенные действия субъекта. Исходя из этого сущностью уголовно-правового воздействия наиболее обоснованным представляется считать ответ, реакцию государства на такие действия. Под «реакцией» понимается «противодействие», «отпор», «сопротивление». Реагировать — значит отзываться каким-либо образом на раздражение, воздействие извне, проявлять свое отношение к чему-либо⁵⁰.

Анализ научной литературы показывает, что из числа признаков мер уголовно-правового характера основание их применения вызывает у криминалистов более всего вопросов. Именно этот критерий зачастую относится к категории сущностного свойства и порождает значительные расхождения в интерпретациях прочих (вторичных) качеств.

50 ученым-юристам, имеющим ученую степень доктора или кандидата юридических наук, был задан вопрос о том, что следует называть термином «уголовно-правовое воздействие». Наименьшее количество экспертов (8 %) определили его как реакцию государства на общественно опасное деяние, не связанную с привлечением лица к уголовной ответственности. 16 % фактически отождествили рассматриваемое явление и уголовную ответственность. Значительное количество опрошенных (34 %) полагали, что это синоним уголовно-правового регулирования. Наиболее распространенным мнением (42 %) является характеристика уголовно-правового воздействия в качестве негативной реакции государства на общественно опасное деяние, что более содержательно, чем понятие «уголовная ответственность» и менее широко в сравнении с «уголовно-правовым регулированием».

Таким образом, проведенная экспертная оценка не дала однозначного ответа на вопрос о сущности уголовно-правового воздействия. Однако во всех предлагаемых вариантах ответов ограничителем объема понятия выступало именно основание ответной государственной деятельности. Следовательно, вопрос об основании рассматриваемого явления требует более обстоятельного изучения.

В специальной литературе можно встретить «сложные» конструкции уголовно-правового воздействия, в которых обозначаемое этим термином понятие оценивается широко за счет включения явлений, имеющих различные, нередко не связанные между собой основания.

Такая ситуация является следствием теорий, обосновывающих первичность иных признаков правового феномена (например, упоминаемая ранее концепция карательной сущности уголовно-правового воздействия В. К. Дуюнова). Автор полагает, что основание воздействия должно рассматриваться в двух аспектах: как основание криминализации общественно опасных деяний и как основание практической реализации кары в отношении лиц, виновных в их совершении. Соответственно, по В. К. Дуюнову, имеют место два вида оснований уголовно-правового воздействия. Объективное существование преступности как основание создания уголовного законодательства и конкретное общественно опасное деяние, содержащее все признаки состава преступления, как основание реализации воздействия в отношении определенного лица⁵¹.

Близких взглядов придерживается Ф. К. Набиуллин. Автор не уточняет основания воздействия. Однако из данного им определения содержания воздействия четко просматривается сложный неоднородный состав:

— преступление;

— поощряемое государством посткриминальное поведение (добровольная явка с повинной, способствование раскрытию преступления, возмещение причиненного ущерба, примирение с потерпевшим) и истечение сроков давности как основания освобождения от уголовной ответственности;

— невиновно совершенное общественно опасное деяние;

— принятие и вступление уголовно-правовой нормы в законную силу⁵².

Обозначенные выводы свидетельствуют об искусственном объединении в рамках одного термина нескольких правовых феноменов: реакцию государства на общественно опасное деяние, государственное реагирование на желательное посткриминальное поведение и действие уголовного закона во времени и пространстве. Эти феномены имеют не только нетождественные основания, но и различное предназначение. В контексте предупредительного влияния уголовного закона целесообразней говорить не об «уголовно-правовом воздействии», а применять термин «действие» или «влияние» уголовного закона.

По мнению ряда криминалистов, меры уголовно-правового характера (воздействия) могут применяться в ответ на разнообразное правовое поведение. По И. Э. Звечаровскому, «изменение уголовно-правового статуса субъекта может быть следствием не только преступного, но и любого поведения, имеющего уголовно-правовое значение», которое «как разновидность правового поведения включает в себя и противоправное, и правомерное уголовно-правовое поведение»⁵³.

В общей теории права к правовому поведению, помимо правомерного и правонарушающего, относят также злоупотребление правом и объективно противоправное деяние⁵⁴. Понимая под основанием воздействия любое уголовно-правовое поведение, более последовательным было бы включать все его виды, в том числе злоупотребление правом и объективно противоправное деяние.

Однако И. Э. Звечаровский особо подчеркивает то, что объективно противоправное деяние лица, не обладающего способностью осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) и (или) руководить ими в силу психического заболевания, не имеет уголовно-правового значения. Как следствие, автор не наделяет принудительные меры медицинского характера статусом уголовно-правовых мер⁵⁵.

Несмотря на обозначенные рамки, данная точка зрения фактически означает отождествление уголовно-правового воздействия со всеми средствами регулирования уголовных правоотношений. На это С. И. Курганов вполне справедливо задается вопросом: насколько методологически корректно объединять в одном понятии разные по сущности, характеру и целевой направленности институты. Сам С. И. Курганов в качестве основания применения мер уголовно-правового характера рассматривает только правонарушающее поведение, полагая, что это соответствует и интуитивному представлению о мере уголовно-правового характера как мере, соотносимой с наказанием (принуждением)⁵⁶.

С указанным также сложно согласиться. Правонарушение является родовым юридическим понятием, охватывающим гражданско-правовые деликты, административные правонарушения, дисциплинарные проступки и преступления. Заметим, что в мышлении и науке философская категория «сущность» характеризует устойчивое, инвариантное свойство, выражающее переход от многообразия изменчивых форм явления к его внутреннему содержанию и единству⁵⁷. Предлагаемая С. И. Кургановым интерпретация сущности уголовно-правового воздействия является, по меньшей мере, некорректной и требует значительного уточнения.

Природа уголовного права проявляется в борьбе с правонарушающим деянием, признаки которого определены ст. 14 УК РФ. Иное поведение (как поощряемое уголовным законом, так и пресекаемое им) имеет вторичный характер и именуется «посткриминальным». В связи с этим представляется недопустимым унифицировать несовпадающие по времени возникновения и степени вредоносности действия (бездействие), а также объединять в единое системное целое, порождаемые столь отличными фактическими основаниями акты государственного реагирования.

Широкий подход к основаниям уголовно-правового воздействия размывает рамки правового явления. При этом утрачивается его исключительность и возникает весьма негативная перспектива ассоциирования самых ограничительных из арсенала государственного принуждения мер с фактически любым правовым поступком.

Многие ученые основанием применения мер уголовно-правового воздействия считают совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления (ст. 14 УК РФ). Основным аргументом в поддержку данной точки зрения является ч. 2 ст. 2 УК РФ, указывающая на назначение наказаний и иных мер уголовно-правового характера «за совершение преступлений»⁵⁸.

Необходимо отметить, что в уголовно-правовой доктрине реакция государства на преступление наиболее часто ассоциируется с другим термином — «уголовная ответственность», отсутствие легального определения которого восполняет множество различных концепций. Теоретики права, признавая многоаспектность данного социально-правового явления, под его сущностью понимают либо обязанность правонарушителя претерпеть неблагоприятные последствия и дать отчет в содеянном⁵⁹, либо негативную реакцию общества и государства на правонарушение, своеобразную форму их защиты⁶⁰.

Аналогичная ситуация сложилась и в уголовном праве. В большинстве случаев ответственность рассматривается то с точки зрения лица, нарушившего уголовно-правовой запрет (как обязанность виновного)⁶¹, то с точки зрения государства, этот запрет установившего (в качестве оценки деяния и его деятеля, их осуждения и порицания)⁶². Встречаются попытки объединения двух названных концепций и рассмотрения уголовной ответственности в качестве правоотношения, в содержании которого одновременно выделяются два аспекта: «активный» (право и обязанность государства требовать с виновного ответа за нарушение установленного запрета) и «пассивный» (обязанность лица дать отчет в содеянном)⁶³. Однако желание раскрыть многогранность ответственности в попытке обогатить теорию может привести к противоположному результату: отождествлению правовых явлений и, как следствие, стиранию четких граней понятийного аппарата. В то же время выделение главного, сущностного свойства вовсе не означает упрощения сложной конструкции. «Явление богаче сущности, ибо оно включает в себя не только обнаружение внутреннего содержания, существенных связей объекта, но и всевозможные случайные отношения, особенные черты последнего. Явления динамичны, изменчивы, в то время как сущность образует нечто сохраняющееся во всех изменениях»⁶⁴.

Так, А. И. Рарог характеризует уголовную ответственность как сложное социально-правовое последствие совершения преступления, содержание которого включает четыре элемента: обязанность лица дать отчет в содеянном; выраженную в судебном приговоре отрицательную оценку деяния и порицание лица, его совершившего; назначенное виновному наказание или иную меру уголовно-правового характера; судимость как специфическое правовое последствие осуждения с отбыванием назначенного наказания⁶⁵. Говоря же о сущности, автор подчеркивает, что она «выражается именно в обязанности лица, совершившего преступление, дать отчет перед государством в содеянном, подвергнуться осуждению, наказанию и иным неблагоприятным юридическим последствиям, предусмотренным уголовным законом»⁶⁶.

Данная точка зрения представляется наиболее справедливой. Подтверждением ее состоятельности служат философское, социологическое и в большей степени лингвистическое толкования термина «ответственность» через обязанность, обязательство, сознательное осуществление требований, долг⁶⁷. Более того, нормы об уголовно-правовом принципе вины (ст. 5 УК РФ), общих условиях уголовной ответственности (ст. 19 УК РФ), определении интеллектуально-волевого критерия невменяемости (ст. 21 УК РФ) выражают единый тезис: нет вины — нет ответственности, в то время как отсутствие вины вовсе не означает отсутствия уголовно-правового воздействия.

Справедливо замечено: «Из того, что в ч. 2 ст. 2 УК РФ говорится о мерах уголовно-правового характера за совершение преступлений, еще не следует, что все меры уголовно-правового характера применяются только за их совершение»⁶⁸. Анализ иных норм уголовного закона дает тому подтверждение.

В соответствии с нормами УК РФ меры уголовно-правового характера (воздействия) могут применяться не только к виновным в совершении преступления, но и к лицам, совершившим общественно опасное деяние, не содержащее всех признаков состава преступления. По п. «а» ч. 1 и 2 ст. 97 УК РФ основаниями применения принудительных мер медицинского характера выступают общественно опасное деяние, предусмотренное Особенной частью УК РФ, совершенное в состоянии невменяемости, и психическое расстройство, связанное с возможностью причинения лицом иного существенного вреда либо с опасностью для себя или других лиц.

Признак общественной опасности является полностью самодостаточным и не зависит от иных свойств правонарушающего деяния, обозначенных в законе. Г. П. Новоселов пишет: «Закрепив виновность в качестве самостоятельного признака понятия преступления, ныне действующий УК РФ тем самым дал основание полагать, что объективный характер общественной опасности нужно усматривать в ее независимости от воли и сознания как законодателя, так и лица, совершившего общественно опасное деяние»⁶⁹.

Ранее общественная опасность признавалась признаком только преступного деяния. В настоящее время способность причинять вред либо создавать опасность его причинения характеризует любое правонарушающее поведение. Видовое различие последнего обнаруживается в степени проявления такого свойства. «Не только само наличие этого свойства, но и его величина (мера, уровень и т. п.) обусловливаются обстоятельствами, касающимися специфики объекта и внешней стороны посягательства, включая место, время, способ, обстановку совершения деяния»⁷⁰.

Вызывает недоумение сложившаяся в отечественной уголовно-правовой науке «практика игнорирования» иных мер уголовно-правового характера. В то время как для уяснения смысла ч. 2 ст. 2 УК РФ применяется буквальное толкование, целому институту уголовно-правовых норм не придается соответствующего значения.

Отсутствие виновности совершенного деяния не умаляет его общественной опасности и не говорит о том, что поведение невменяемого находится вне сферы действия уголовного закона.

В. А. Пимонов полагает, что укоренившейся в науке и законодательстве подход к определению задач и принципов уголовного права, основанный на теориях личной виновной ответственности субъекта, является неперспективным и методологически неверным. Автор подчеркивает, что ответственность — не единственная форма реализации правового запрета⁷¹.

Неполнота научного понятия столь же нефункциональна, как и его «размытость». Содержательная ущербность является локальным недостатком и в текущем периоде менее заметна. Ее отрицательный эффект более всего отражается на перспективах развития доктрины и практики, снижая эвристическую ценность научных категорий.

Таким образом, под основанием уголовно-правового воздействия наиболее справедливо понимать общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом.

Принимая во внимание все изложенное выше, можно сделать следующие выводы.

Легальный термин «меры уголовно-правового характера» следует заменить на более подходящее терминологическое сочетание «уголовно-правовое воздействие». В научно-практическом отношении последнее имеет ряд преимуществ. Оно конкретно, отражает целостность обозначаемого явления, полнее определяет его правовую природу и прочие признаки.

Фактическим основанием применения мер уголовно-правового воздействия выступает как содержащее все признаки состава преступления деяние, так и объективно противоправное действие (бездействие), совершенное лицом в состоянии невменяемости. Поэтому под сущностью уголовно-правового воздействия следует понимать ответные действия государства, применяемые к лицу, совершившему общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом.

Уголовно-правовое воздействие и уголовная ответственность — сущностно различные понятия. Первое представляет собой совокупность способов уголовно-правового выражения государственного принуждения в ответ на общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом. Второе — сложное социально-правовое последствие преступления, основанное на обязанности лица, обусловленной виновностью совершенного деяния, подвергнуться государственному принуждению.

---

[1] См.: Кошаева Т. О. Уголовная ответственность как вид юридической ответственности // Журнал российского права. 2004. № 8. С. 48, 50; Коваленко С. Э. О некоторых формах реализации уголовной ответственности // Правовая политика и правовая жизнь. 2002. № 4. С. 176.

[2] См., например: Назаренко Г. В. Принудительные меры медицинского характера в уголовном праве. М., 2000. С. 7; Прохоров В. С., Кропачев Н. М., Тарбагаев А. Н. Механизм уголовно-правового регулирования: норма, правоотношение, ответственность. Красноярск, 1989. С. 7, 88, 93; Тарасов А. Н. Условное осуждение по законодательству России: вопросы теории и практики. СПб., 2004. С. 67, 91; Чучаев А. И., Абдрахманова Е. Р. Лишение свободы и проблемы его реализации. Ульяновск, 1996. С. 61.

[3] См.: Кондалов А. Н. Условное осуждение и механизмы его обеспечения: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2000. С. 4-6.

[4] См.: Крастиньш У. Я. Системность и иные уголовно-правовые меры принудительного воздействия // Системность в уголовном праве: мат. II росс. конгресса уголовного права. М., 2007. С. 216-217.

[5] Пунигов А. С. К вопросу о понятии «меры уголовно-правового характера» // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: мат. 4-й междунар. науч.-практич. конф. 25-26 января 2007 г. М., 2007. С. 291.

[6] Всемирная энциклопедия: Философия / под ред. А. А. Грицанова. М., 2001. С. 936.

[7] Философский энциклопедический словарь / под ред. С. С. Аверинцева, Э. А. Араб-Оглы, Л. Ф. Ильичева и др. М., 1989. С. 638.

[8] См.: Новая философская энциклопедия / под ред. В. С. Степина, А. А. Гусейнова, Г. Ю. Семигина и др.: в 4 т. Т. 3. М., 2001. С. 682.

[9] См.: Звечаровский И. Понятие мер уголовно-правового характера // Законность. 2007. № 1. С. 20; Келина С. Г. «Иные меры уголовно-правового характера» как институт уголовного права // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: мат. 4-й междунар. науч.-практич. конф. 25-26 января 2007 г. М., 2007. С. 285, 286; Уголовное право России. Общая часть / под ред. А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. М., 2008. С. 351; и др.

[10] Крастиньш У. Я. Указ. соч. С. 215.

[11] Курганов С. И. Меры уголовно-правового характера // Уголовное право. 2007. № 2. С. 61.

[12] См.: Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 3. М., 1994. С. 1126; Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999. С. 595.

[13] См.: Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. С. 350.

[14] См.: Дуюнов В. К. Механизм уголовно-правового воздействия: теоретические основы и практика реализации: дис. ... д-ра юрид. наук. Тольятти, 2001. С. 27.

[15] Дуюнов В. К. Указ. соч. С. 86-87.

[16] См. подробнее: Егоров В. С. Теоретические вопросы освобождения от уголовной ответственности. М., 2002. С. 76; Ендольцева А. В. Институт освобождения от уголовной ответственности: проблемы и пути их решения. М., 2004. С. 72-73.

[17] См.: Большой толковый словарь русского языка / под ред. С. А. Кузнецова. СПб., 2000. С. 417; Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 2. М., 1994. С. 912; Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. С. 265.

[18] См.: Большой толковый словарь русского языка / под ред. С. А. Кузнецова. С. 925, 1394; Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 4. М., 1994. С. 1048; Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 3. М., 1994. С. 828; Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка: С. 465, 564, 836.

[19] См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т. 2. СПб., 1996. С. 190, 320.

[20] Дуюнов В. К. Указ. соч. С. 35.

[21] См.: Астемиров З. А. Проблемы теории уголовной ответственности и наказания. Махачкала, 1987. С. 76; Чучаев А. И., Абдрахманова Е. Р. Указ. соч. С. 73; Яковлева Л. В. О сущности наказания // Закон и право. 2003. № 8. С. 37.

[22] См.: Новая философская энциклопедия / под ред. В. С. Степина, А. А. Гусейнова, Г. Ю. Семигина и др.: в 4 т. Т. 3. М., 2001. С. 136; Философский энциклопедический словарь / под ред. С. С. Аверинцева, Э. А. Араб-Оглы, Л. Ф. Ильичева и др. С. 437.

[23] См. подробнее: Новая философская энциклопедия / под ред. В. С. Степина, А. А. Гусейнова, Г. Ю. Семигина и др. Т. 3. С. 330; Соколов Р. Ю. Социальная деятельность: структура и основные параметры: дис. ... канд. филос. наук. Ставрополь, 2006. С. 20.

[24] См.: Белов М. В. Философия философии (самоопределение философии в акте рефлексивного мыследействия). Пермь, 2003. С. 96.

[25] См.: Хомяков М. Б. Личность как сущность человеческой природы // Личность и мир: филос.-публ. альманах. М., 1999. С. 23.

[26] См.: Феномен человека: Антология / под ред. П. С. Гуревича. М., 1993. С. 29-33.

[27] Гибадуллина Н. И. Личность как способ человеческой экзистенции: автореф. дис. ... канд. филос. наук. Чебоксары. 2006. С. 12.

[28] См., например: Петрова Г. Объект уголовно-правового отношения // Уголовное право. 2003. № 2. С. 61.

[29] См.: Сумачев А. В. Уголовное правоотношение. Тюмень, 2001. С. 14.

[30] См.: Миронов А. Н. Уголовные правоотношения // Российский следователь. 1999. № 2. С. 18.

[31] См. об этом: Прохоров В. С., Кропачев Н. М, Тарбагаев А. Н. Указ. соч. С. 115.

[32] См.: Кули Ч. Х. Человеческая природа и социальный порядок. М., 2000. С. 300.

[33] См.: Мартынов М. Ю. Индивид в условиях дисциплинарной власти: автореф. дис. ... канд. филос. наук. Чебоксары, 2004. С. 15.

[34] См.: Перминов О. Г. Функции и задачи уголовного наказания в борьбе с преступностью // «Черные дыры» в российском законодательстве. 2002. № 4. С. 16.

[35] См.: Хропанюк В. Н. Теория государства и права / под ред. В. Г. Стрекозова. М., 2005. С. 313.

[36] См., например: Алексеев С. С. Общая теория права: в 2 т. Т. 2. М., 1982. С. 154; Теория государства и права / под ред. В. Д. Перевалова. М., 2004. С. 228; Уголовное право / под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. М., 2007. С. 203.

[37] См.: Воеводин Л. Д. Конституционные права и обязанности советских граждан. М., 1972. С. 23, 25, 35; Витрук Н. В. Правовой статус личности в СССР. М., 1985. С. 7.

[38] См.: Имамов М. М. Виды наказаний и принципы формирования их системы: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2004. С. 15; Сундуров Ф. Р. Наказание и альтернативные меры в уголовном праве. Казань, 2005. С. 11; Чучаев А. И., Абдрахманова Е. Р. Указ. соч. С. 28.

[39] Мальцев В. В. Социальная ответственность личности, уголовное право и уголовная ответственность // Правоведение. 2000. № 6. С. 169.

[40] См., например: Велиев С. А. Общее понятие и значение уголовной ответственности // «Черные дыры» в российском законодательстве. 2004. № 1. С. 100; Егоров В. С. Теоретические вопросы освобождения от уголовной ответственности. С. 23, 41; Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под ред. В. М. Лебедева. М., 2005. С. 175, 202; Новоселов Г. П. Учение об объекте преступления. Методологические аспекты. М., 2001. С. 160; Уголовное право Российской Федерации. Общая часть / под ред. Л. В. Иногамовой-Хегай. М., 2006. С. 226; и др.

[41] См.: Ширяев В. Ф. Наказание в системе мер уголовно-правового воздействия: содержание, проблемы совершенствования: дис. ... канд. юрид. наук. Ярославль, 2001. С. 49.

[42] См.: Новая философская энциклопедия / под ред. В. С. Степина, А. А. Гусейнова, Г. Ю. Семигина и др.: в 4 т. Т. 4. М., 2001. С. 317, 320.

[43] Голик Ю. В. Нужна новая редакция Уголовного кодекса Российской Федерации // Системность в уголовном праве: мат. II росс. конгресса уголовного права. М., 2007. С. 117.

[44] См.: Ширяев В. Ф. Указ. соч. С. 46.

[45] См. там же. С. 47.

[46] См.: Гребенкин Ф. Б. Понятие, признаки и виды иных мер уголовно-правового характера // Системность в уголовном праве: мат. II росс. конгресса уголовного права. М., 2007. С. 126.

[47] См.: Келина С. Г. Указ. соч. С. 285.

[48] См.: Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. С. 92.

[49] См.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: в 4 т. Т. 1. СПб., 1996. С. 333.

[50] См.: Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. С. 670.

[51] См.: Дуюнов В. К. Указ соч. С. 39, 49.

[52] См.: Набиуллин Ф. К. Некарательные меры уголовно-правового характера: природа, система и социально-правовое назначение: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Казань, 2008.С. 11, 12.

[53] Звечаровский И. Указ. соч. С. 20.

[54] См. об этом: Теория государства и права / под ред. В. Д. Перевалова. С. 259-266.

[55] См.: Звечаровский И. Указ. соч. С. 20.

[56] Курганов С. И. Указ. соч. С. 62.

[57] См.: Новая философская энциклопедия / под ред. В. С. Степина, А. А. Гусейнова, Г. Ю. Семигина и др.: в 4 т. Т. 3. М., 2001. С. 682.

[58] См.: Келина С. Г. Указ. соч. С. 284; Пунигов А. С. К вопросу о понятии «меры уголовно-правового характера». С. 292, 293.

[59] См., например: Комаров С. А. Основы государства и права. М., 1997. С. 76, 77; Липинский Д. А. Формы юридической ответственности // Вестник Волжского университета. Серия «Юриспруденция». Тольятти, 1999. Вып. 4. С. 63; Хропанюк В. Н. Указ. соч. С. 334.

[60] См., например: Матузов Н. И., Малько А. В. Теория государства и права. М., 2005. С. 467; Теория государства и права / под ред. В. Д. Перевалова. С. 266.

[61] См.: Загородников Н. И. О пределах уголовной ответственности // Советское государство и право. 1967. № 7. С. 39-40; Уголовное право России. Общая часть / под ред. А. И. Рарога. М., 2007. С. 64; Уголовное право России. Общая часть: учебник / под ред. А. Н. Игнатова, Ю. А. Красикова. М., 2008. С. 100, 104; Чистяков А. А. Содержательная сторона уголовной ответственности // Закон и право. 2003. № 12. С. 45.

[62] См.: Велиев С. А. Общее понятие и значение уголовной ответственности. С. 99-100; Тарбагаев А. Н. Ответственность в уголовном праве // Правоведение. 1994. № 3. С. 104; Ткачевский Ю. М. Уголовная ответственность // Уголовное право. 1999. № 3. С. 38; Ткачевский Ю. М. Понятие уголовной ответственности, ее суть и цели // Вестник Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 2000. № 6. С. 17; Уголовное право: учебник / под ред. Н. И. Ветрова, Ю. И. Ляпунова. М., 2007. С. 66.

[63] См.: Базылев Б. Т. Юридическая ответственность как охранительное правоотношение // Советское государство и право. 1980. № 8. С. 122; Дуюнов В. К. Указ. соч. С. 18.

[64] Философский энциклопедический словарь / под ред. С. С. Аверинцева, Э. А. Араб-Оглы, Л. Ф. Ильичева и др. С. 638.

[65] См.: Уголовное право России. Общая часть / под ред. А. И. Рарога. М., 2007. С. 62.

[66] Уголовное право России. Общая часть / под ред. А. И. Рарога. М., 2007. С. 64.

[67] См.: Российская социологическая энциклопедия / под ред. Г. В. Осипова. М., 1998. С. 355-356; Словарь современного русского литературного языка / под ред. А. М. Бабкина, Е. Э. Биржаковой, В. В. Виноградова и др.: в 17 т. Т. 8. М.; Л., 1959. С. 1272; Философский энциклопедический словарь / под ред. С. С. Аверинцева, Э. А. Араб-Оглы, Л. Ф. Ильичева и др. С. 453.

[68] Курганов С. И. Указ. соч. С. 59.

[69] Новоселов Г. П. Учение об объекте преступления. Методологические аспекты. М., 2001. С. 101.

[70] Новоселов Г. П. Учение об объекте преступления. Методологические аспекты. С. 101.

[71] См.: Пимонов В. А. Иные (некарательные) меры в уголовном праве России: современное состояние и перспективы развития // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: мат. 5-й междунар. науч.-практич. конф. 24-25 января 2008 г. М., 2008. С. 106, 109.

§ 2. Общая характеристика уголовно-правового воздействия

Выражением сущности правового понятия выступает его содержание. Сущность не просто составляет внутреннюю черту явления, но и соответствующим образом проявляется вовне, определяя способ своей объективации. Основание воздействия является неоднородным, заключает в себе различные посягательства на охраняемые уголовным законом общественные отношения, поэтому ответная государственная деятельность также должна отвечать данному требованию.

В контексте содержания уголовно-правового воздействия традиционно используется термин «мера», понимаемый как относительно самостоятельное средство (способ) выражения уголовно-правового реагирования. Необходимой предпосылкой реализации принципа справедливости и обеспечения эффективности уголовно-правовой реакции на нарушение нормы права выступает наличие разумного выбора из числа элементов системы воздействия конкретной меры, которая более прочих соответствует характеру и степени общественной опасности деяния, обстоятельствам его совершения и данным о личности (ст. 6 УК РФ).

Как отмечалось, вопрос о перечне мер уголовно-правового воздействия в науке уголовного права остается открытым. Переименование раздела VI УК РФ на «Иные меры уголовно-правового характера» и включение в него новой главы 15¹ «Конфискация имущества» не внесло ясность в решение данной проблемы. Большинство ученых полагают, что законодателем предпринят лишь первый шаг на пути к систематизации названных мер и обозначен неполный перечень. Другие оспаривают принадлежность регламентированных разделом VI УК РФ принудительных мер медицинского характера и конфискации имущества к иным мерам уголовно-правового воздействия².

В научной литературе к числу мер уголовно-правового характера относят различные институты. Дискуссионность данного вопроса объясняется несовпадением критериев определения перечня таких мер. В ряде случаев их роль выполняется признаками воздействия, реже подчеркивается особо.

С. И. Курганов достаточным для придания уголовно-правовым институтам статуса мер уголовно-правового характера признает основание реализации таковых — правонарушающее поведение. Как следствие, совокупный перечень мер воздействия весьма внушителен. Автор рассматривает в данном качестве наказание, принудительные меры воспитательного воздействия и медицинского характера, конфискацию имущества, продление испытательного срока при условном осуждении, отмену условного освобождения от уголовной ответственности несовершеннолетнего, отмену условного осуждения, отмену условно-досрочного освобождения от отбывания наказания и отсрочки отбывания от наказания, а также замену наказания более строгим³.

Можно отметить, что некоторые из перечисленных С. И. Кургановым средств находятся в весьма тесном взаимодействии. К примеру, продление испытательного срока при условном осуждении и отмена условного осуждения выступают способами уточнения и конкретизации испытания. Представляется нелогичным, что автор, аргументированно исключив из перечня мер уголовно-правового характера условное осуждение, внес в него производные правовые средства. Аналогичная связь имеется у наказания и замены наказания. При этом С. И. Кургановым принимается во внимание лишь факт замены более строгой мерой, что формально отвечает критерию правонарушающего поведения, но фактически приводит к парадоксальной ситуации. Наблюдается дробление единых уголовно-правовых институтов, которое нарушает системность уголовного права как отрасли в целом.

Сущностного признака, несмотря на его первичность среди прочих свойств реагирования на общественно опасное деяние, недостаточно для определения содержания этого феномена.

И. Э. Звечаровским при определении мер уголовно-правового характера применяются два критерия: сущностный и содержательный. По нему, такие меры, во-первых, применяются к лицу, совершившему преступление, независимо от юридической природы его посткриминального поведения, во-вторых, влекут изменение уголовно-правового статуса виновного⁴.

Зачастую под уголовно-правовым статусом лица понимается специальный отраслевой правовой статус как совокупность специфических прав и обязанностей, закрепленных соответствующей отраслью права. Большинство правообязанностей уголовного права выступают ограничениями по отношению к правам и обязанностям иных отраслей (общего правового статуса личности).

Коль скоро основанием воздействия выступает как правонарушающее, так и правомерное уголовно-правовое поведение, то изменение уголовно-правового статуса И. Э. Звечаровским допускается как в сторону его ограничения, так и в сторону расширения.

Рассматривая предложенную автором систему мер уголовно-правового характера⁵, можно отметить, что содержательный критерий в ее формировании не был определяющим. Так, вызывает сомнения отнесение к такой системе всех видов освобождения от уголовной ответственности, большинство из которых (ст. 75, 76, 78, ч. 2 ст. 84 УК РФ) не несут в себе ни дополнительных ограничений, ни новых правовых возможностей. Правовой статус виновного не подвергается в данном случае каким-либо изменениям, несмотря на нереабилитирующие основания освобождения.

Предложенная систематизация вызывает также значительную рассогласованность институционального содержания. Допускается смешение мер воздействия и средств конкретизации их содержания. В частности, в подсистему видов наказаний помимо самих наказаний включается смягчение или усиление этой меры вследствие обстоятельств, предусмотренных ст. 61-63 УК РФ, и назначения более мягкого наказания, чем предусмотрено за данное преступление при применении ст. 64 УК РФ. Другой пример: систему мер уголовно-правового характера образуют погашение или снятие судимости, в то время как сама судимость в качестве элемента данной системы не фигурирует.

Чаще содержательным признаком уголовно-правового воздействия называется только правоограничительная способность, что более соответствует самой сути и назначению уголовного права. Однако среди специальных критериев установления мер воздействия это замечание не столь распространено, а в качестве их свойства соблюдается, как правило, непоследовательно.

Так, Ф. К. Набиуллин неоднократно указывает, что мерам воздействия присущ признак правоограничительности. При этом многие институты, включенные им в перечень мер, в частности исключение уголовной ответственности при добровольном отказе от преступления, освобождение от уголовной ответственности, освобождение от наказания при вынесении обвинительного приговора, отсрочка отбывания наказания, не несут в себе лишений (ограничений) прав⁶.

Эффективность определения содержания уголовно-правового воздействия зависит от углубленного изучения конкретизированного содержания уголовно-правового воздействия как совокупности составных элементов отдельных мер. В уголовно-правовой доктрине неоднократно предпринимались такие попытки. Однако собственно правовое содержание изучено слабо. Большинством работ освящаются криминологические аспекты — плоскость социально-психологического восприятия и значимости принуждения. В таком случае чаще подчеркивается различие иных мер и наказания.

Подтверждением тому может служить описание содержания уголовно-правового воздействия через категорию «кара». Как правило, виды наказания именуются карательными, а иные меры воздействия относят к числу некарательных средств⁷. Такой подход можно признать весьма интересным, однако в условиях преимущественно «разграничительного» исследования уголовно-правового воздействия он представляется не столь актуальным.

Помимо явно выраженного противопоставления воздействия в виде двух полярных подсистем (наказания и иных мер) допускается необоснованное смешение объективного и субъективного аспектов в их содержании. Мера воздействия определяется через степень выраженности «объективного свойства» вызывать страдания, устойчивые психические состояния неудовлетворенности, подавленности и озлобленности⁸. Логически неоправданно включать в содержание наказания субъективную оценку и восприятие меры принуждения лицом, ее претерпевающим.

Можно встретить и более дробное описание содержания мер уголовно-правового воздействия. К примеру, А. С. Пунигов выделяет меры уголовно-правового воздействия, состоящие: в карательном воздействии на лиц, уже совершивших преступные деяния, превентивном (корректирующем) — на неустойчивых лиц, воспитательном — на несовершеннолетних и медицинском — на лиц, страдающих психическим расстройством и совершивших общественно опасное деяние⁹.

Не умаляя научно-практической ценности подобных исследований, необходимо заметить, что в данных случаях имеет место описание не правового содержания воздействия, а его социально-психологической интерпретации. Социальный аспект не является специальным предметом исследования юридических наук. В рамках права он не может быть познан достаточно глубоко и должен выступать лишь средством объяснения и оценки правовых проблем.

Первостепенное значение имеет формальный аспект уголовно-правового воздействия — правовое содержание ответных государственных действий на совершение общественно опасного деяния. Лишь четко представляя правовое выражение государственной деятельности, можно определить процесс функционирования данного института, причины его неэффективности, обозначить пути совершенствования.

Неотъемлемой чертой правового воздействия выступает лишение или ограничение прав и свобод личности. Именно степень различия правового содержания позволяет констатировать несовпадения мер в социальной плоскости.

Весьма удачным представляется подход к определению содержательного критерия уголовно-правового воздействия А. С. Пунигова. По замечанию автора, такие меры должны отражать индивидуальность уголовно-правового значения. Под этим он понимает независимость уголовно-правовых мер в применении друг от друга, их отличительность друг от друга по характеру и содержанию, а также различие правовых последствий их применения¹⁰.

Представляется излишним подчеркивать самостоятельность и независимость применения мер воздействия друг от друга, поскольку процессуальный критерий не влияет на сущностную и содержательную стороны правового явления. При этом нельзя не согласиться с автором в прочих аспектах «индивидуальности». При этом под индивидуальностью мер следует понимать содержательную исключительность набора составляющих правоограничений. Такая исключительность может быть вызвана особенными условиями или дополнительным основанием их назначения, спецификой субъекта, совершившего деяние, целями воздействия. При этом процессуально меры уголовно-правового воздействия могут находиться в определенной зависимости друг от друга (чаще наказания).

Степень правовых ограничений может быть определена через количественный и качественный аспекты, отражающие продолжительность (количество) и характер (качество) выраженных в наказании и иных мерах ограничений (лишений) прав.

Исходя из сказанного можно выделить два объективных критерия отнесения тех или иных уголовно-правовых средств и институтов к мерам уголовно-правового воздействия. Роль данных критериев выполняют наиболее узнаваемые и легко определяемые признаки явления, характеризующие его сущность и содержание. Во-первых, основанием назначения (применения) мер выступает совершение общественно опасного деяния, запрещенного уголовным законом. Во-вторых, такие меры обладают индивидуальным, оригинальным набором ограничений прав и свобод.

Рассматривая проблему содержания уголовно-правового воздействия, нельзя не упомянуть термин «форма». Зачастую о «формах» и «мерах» воздействия говорится как о равнозначных понятиях¹¹. Встречаются и весьма оригинальные интерпретации соотношения данных понятий.

Например, А. С. Пунигов полагает, что слова «мера» и «форма» не равнозначны. В контексте уголовной ответственности и уголовно-правового воздействия они соотносятся как «средство реализации» и «форма реализации». Первое представляется в качестве конкретных правоограничений, устанавливаемых в отношении лиц, совершивших деяния, в то время как вторая — более широким по значению способом осуществления уголовной ответственности, включающим помимо инструментов воздействия и другие элементы механизма реализации ответственности. Форма «олицетворяет собой систему средств и действий, посредством которых реализуется уголовная ответственность, отражая не только материальную, но и процессуальную стороны рассматриваемого правового феномена, который выступает здесь единым целым»¹².

Законодатель не совсем удачно раскрывает понятие условного осуждения через процедурные особенности его назначения (ст. 73). Нелогичным является и расположение данного института в главе 10 УК РФ «Назначение наказания». По замечанию Т. В. Кленовой, место расположения нормы об условном осуждении в УК РФ говорит об официально воспринятой концепции определения его как особого порядка назначения наказания¹³.

Большинство авторов признают сущностью условного осуждения условное освобождение от отбывания назначенного наказания. В этом случае условное осуждение соотносится с совершенным деянием через посредство наказания. Так, С. И. Курганов полагает, что условное осуждение представляет собой один из видов освобождения от наказания, основанием которого является не преступное деяние, а установленные судом обстоятельства нецелесообразности реального отбывания кары¹⁴.

Подчеркивается не только приоритетность названного «сущностного» свойства условного осуждения, но и невозможность его сочетания с иными функциональными признаками. Э. А. Казарян в категоричной форме заявляет, что «условное осуждение не может быть “уголовно-правовой мерой общественной безопасности” по определению... при условном осуждении назначается наказание, а не иная мера уголовно-правового характера»¹⁵.

Сложившаяся тенденция понимания условного осуждения представляется односторонней.

Во-первых, не соответствующим закону является определение фактического основания условного осуждения. Часть 2 ст. 73 УК РФ к таким обстоятельствам в числе прочих относит характер и степень общественной опасности деяния. Совершение преступления выступает первичным юридическим фактом, допускающим возможность прочих необходимых условий.

Во-вторых, признание условного осуждения одним из видов освобождения от назначенного наказания вовсе не исключает возможности рассматривать его в качестве одной из мер, выражающих реакцию государства на совершение общественно опасного деяния. Условное осуждение выступает мерой воздействия, альтернативной наказанию, связанной с назначением последнего, но относительно самостоятельной от него.

В близком контексте, но применительно к уголовной ответственности употреблял термин «форма» А. Н. Игнатов. На его взгляд, формы уголовной ответственности представляют собой последовательно меняющиеся стадии, включающие уголовно-процессуальные, уголовно-правовые и уголовно-исполнительные процедуры¹⁶.

В обозначенных случаях происходит отождествление формы реализации воздействия и процесса реализации (механизма), что видится сомнительным. Этимология указанных терминов не дает оснований для подобного утверждения.

«Форма» и «содержание» или «форма» и «материя» выступают философскими категориями, используемыми для обозначения отношений между способом организации вещи и материалом, из которого данная вещь состоит. Они соотносительны акту и потенции, где материя — это потенция формы, а форма — актуализация материи. Форма есть воплощенное, определенным образом организованное содержание, но не сам процесс организации и воплощения материи.

Категориями «форма» и «содержание» объясняются целостность и видовое различие явления. Содержание, будучи определяющей стороной целого, представляет единство всех составных элементов объекта, а форма есть разнообразные способы существования и выражения содержания¹⁷.

Исходя из этого можно заключить, что форма уголовно-правового воздействия представляет собой способ организации государственного принуждения, выступающего реакцией на совершение лицом общественно опасного деяния. Заметим, что реализация уголовно-правового воздействия не исчерпывается назначением и исполнением одной из мер, регламентированных законом, а существует в правоприменительной практике в различном их сочетании. При этом мера уголовно-правового воздействия необязательно образует содержание одной из его форм.

На наш взгляд, представляется целесообразным вести речь о формах реализации уголовно-правового воздействия, представляющих более сложную организацию правового реагирования, включающую ряд мер уголовно-правового характера. Каждая из форм воздействия отличается интенсивностью и содержанием оказываемого государственного принуждения, спецификой количественного (продолжительности) и качественного (характера) проявления ограничений.

Можно выделить пять таких форм.

Наиболее строгая форма воздействия сопряжена с реализацией наказания и сопутствующих ему мер.

Согласно ч. 1 ст. 43 УК РФ наказание применяется к лицу, признанному виновным в совершении преступления, и заключается в предусмотренных УК РФ лишении или ограничении прав и свобод этого лица. Совокупность таких правоограничений составляет наиболее значительные поражения осужденного, что выражается как в максимальной продолжительности воздействия (пожизненное лишение свободы), так и в наиболее значимом качественном правоограничении (смертная казнь). Качественные и количественные аспекты содержания наказания определяются конкретным видом и размером данной меры. Материализованная в наказании кара может состоять в лишении и ограничении принадлежащих осужденному прав и свобод в сфере действия конституционного, гражданского, трудового и других отраслей права.

Весьма тесную связь с наказанием имеет институт судимости. Содержание и правовая природа последнего выступают одним из предметов научных дискуссий, что объясняется неточностью уголовно-правовых и уголовно-исполнительных норм. Если ее функциональное значение регламентировано относительно определенно, то сущность законом не уточняется. Более того, исходя из наименования раздела IV УК РФ «Освобождение от уголовной ответственности и от наказания», включающего ст. 86 «Судимость», можно засвидетельствовать нелогичность изложения нормативного правового материала.

Согласно ч. 2 ст. 86 УК РФ лицо, освобожденное от наказания, считается несудимым. Отсюда большинство ученых справедливо отмечают, что судимость выступает правовым последствием наказания¹⁸. На обозначении данного факта определение уголовно-правовой природы судимости, как правило, ограничивается.

Непосредственным основанием реализации судимости является совершение общественно опасного деяния, на что указывает распространение ее действия на весь период отбывания наказания и время до момента его реализации (условное осуждение и отсрочка отбывания наказания беременным женщинам и лицам, имеющим малолетних детей). Судимость выступает не столько последствием наказания, сколько последствием его назначения (отбывания).

Судимость обладает собственным индивидуально определенным содержанием, которое не входит в состав наказания и не охватывается последним. Ее количественное содержание не вызывает сомнений. Это длящееся мероприятие, срок окончания которого определяется степенью тяжести общественно опасного деяния, видом основной меры воздействия (наказание, условное осуждение), характером посткриминального поведения виновного.

Качественное содержание судимости носит комплексный, сложный характер. Из контекста ч. 6 ст. 86 УК РФ можно заключить, что оно состоит в определенных правовых последствиях для осужденного, выполняющих ряд функций.

Во-первых, судимость выступает правовым средством (юридическим фактом) конкретизации содержания иных мер воздействия (наказания), что традиционно рассматривается в контексте уголовно-правового и уголовно-исполнительного значений данного понятия. Судимость утратила способность влиять на квалификацию содеянного, однако продолжает приниматься в расчет при определении рецидива и назначении наказания (ст. 18, п. «а» ч. 1 ст. 68 УК РФ).

Во-вторых, судимость я

...