Ю. В. Грачева

Судейское усмотрение в применении уголовно-правовых норм:
проблемы и пути их решения

Mонография

 

Ответственный редактор
доктор юридических наук,
профессор А.И. Чучаев

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 343.162.4 

ББК 67.410.201 

Г75

Автор:

Грачева Ю. В., канд. юрид. наук, доц. кафедры уголовного права Московского государственного юридического университета им. О. Е. Кутафина.

Рецензент:

Есаков Г. А., д-р юрид. наук, проф.

Ответственный редактор доктор юридических наук, профессор А. И. Чучаев.

Представленная работа является продолжением исследования проблем судейского усмотрения в российском уголовном праве, начало которому было положено в монографиях «Проблемы судейского усмотрения в российском уголовном праве» (Владимир, 2005) и «Источники судейского усмотрения в институтах освобождения от уголовной ответственности и от наказания» (Москва, 2011).

Настоящая монография не исчерпала и не могла исчерпать всех вопросов, связанных с судейским усмотрением в уголовном праве, скорее явилась очередным шагом в этом направлении.

Для преподавателей, научных сотрудников, аспирантов и студентов высших учебных заведений, сотрудников органов и учреждений уголовно-исполнительной системы.

УДК 343.162.4 

ББК 67.410.201

© Ю. В. Грачева, 2014 

© ООО «Проспект», 2014

ВВЕДЕНИЕ

Принятие Уголовного кодекса никогда не представляло собой самоцели. Издавая его, власть рассчитывает предупредить совершение преступлений и защитить наиболее важные общественные отношения. Закон силен не своими абстрактными достоинствами, а реальным, позитивным действием. Вне реализации правовые установления мертвы, нежизненны, не выполняют своей роли.

Уголовно-правовые нормы могут быть реализованы в разных формах: соблюдения, исполнения, использования и применения, но лишь последняя имеет принципиальное значение. Во-первых, нормы уголовного права применяются для решения вопроса об уголовной ответственности во всех ее возможных аспектах (имеется ли основание для уголовной ответственности, освобождения от нее или от наказания, назначения наказания или иных мер уголовно-правового характера, снятия судимости и т. д.).

Во-вторых, применение уголовно-правовых норм, в отличие от соблюдения, исполнения и использования, обладает рядом особенностей, специфических свойств, раскрывающих его содержание, характер, внутреннюю структуру, назначение, круг субъектов и форму.

Применение норм права представляет собой частное проявление государственной власти и поэтому носит государственно-властный характер, который подтверждается: как правило, односторонним волеизъявлением компетентных органов; обязательностью к исполнению принятых актов всеми лицами, которым они адресованы; обеспеченностью реализации правоприменительных актов государственным принуждением, применяемым в необходимых случаях специальными государственными органами; осуществлением правоприменительной деятельности уполномоченными государством органами в специально установленных процессуальных формах, самой распространенной из которых выступает обвинительный приговор суда.

Процесс применения норм уголовного права достаточно сложный, включает не только квалификацию деяния, но и в большинстве случаев назначение наказания, освобождение от уголовной ответственности и наказания, а также решение других вопросов.

Указанная деятельность требует не только хороших знаний законодательства, теории права, судебной практики, но и высоких моральных и нравственных качеств правоприменителя. Это обусловлено тем, что в уголовном законе невозможно, да и, пожалуй, не нужно предусматривать все правила его применения, конкретные ситуации, которые могут встретиться в реальном уголовном деле. Поэтому решение многих вопросов оставлено на усмотрение правоприменителя, например, таких как: применение оценочных признаков (соотнесение признаков совершенного деяния с оценочными признаками состава преступления); выбор конкретного вида и размера наказания; освобождение от уголовной ответственности и наказания; применение принудительных мер медицинского характера и воспитательного воздействия.

Причем большим объемом полномочий правоприменитель наделен уголовным законом для индивидуализации уголовной ответственности. Чем подробнее регламентировано в Уголовном кодексе усиление или ослабление ответственности, тем меньше сфера индивидуализации и свободы действовать по своему усмотрению. С одной стороны, детальная дифференциация и индивидуализация уголовной ответственности таит опасность мелочной опеки правоприменителя. С другой стороны, необоснованное использование оценочных признаков, широко и абстрактно сформулированные основания освобождения от уголовной ответственности, редко используемые квалифицирующие или привилегированные признаки составов преступления, замена последних обстоятельствами, смягчающими или отягчающими наказание, ведут к чрезвычайному расширению усмотрения.

Таким образом, вопрос о понятии, признаках, основаниях и пределах усмотрения в правоприменительной деятельности, в частности, судейского усмотрения, имеет большое теоретическое и практическое значение, что и обусловливает актуальность исследования.

Состояние научных знаний о судейском усмотрении в применении уголовно-правовых норм в современной российской доктрине можно охарактеризовать как фрагментарное. В той или иной мере эта проблема затрагивалась в исследованиях М.А. Кауфмана, Т.В. Кашаниной, Л.Л. Кругликова, А.В. Наумова, В.В. Питецкого, А.И. Рарога, Г.Т. Ткешелиадзе, М.Д. Шаргородского, Б.В. Яцеленко и др.

Некоторые аспекты судейского усмотрения рассматривались в диссертационных исследованиях Д.Б. Абушенко, В.Г. Антропова, Л.Н. Берг, А.А. Березина, К.П. Ермаковой, П.Г. Марфицина, А.А. Огилец, О. А. Папкова, А. А. Пивоваровой, В. Д. Подмосковного, Н. С. Погорелова, А.П. Севастьянова, Ю.В. Старых, А.Б. Степина, О.В. Кораблиной, А.Б. Ярославского.

В работе впервые предпринята попытка определить место судейского усмотрения в механизме реализации уголовно-правовых норм, уточнить сущность судейского усмотрения, его признаки и детерминанты, выявить источники судейского усмотрения в нормах Общей и Особенной частей УК, дать им оценку и выработать рекомендации по корректировке его пределов, разработать предложения по совершенствованию уголовного законодательства и практики его применения.

Научной новизной, в частности, обладают:

— результаты исследования механизма уголовно-правового регулирования, в том числе определение понятия уголовно-правового регулирования как осуществляемого при помощи правовых средств нормативного воздействия на общественные отношения в целях их упорядочивания и охраны;

— очерченный круг общественных отношений, входящих в предмет уголовно-правовой охраны, включающий: а) охранительные уголовно-правовые отношения, возникающие в связи с совершением преступления между лицом, совершившим запрещенное уголовным законом деяние, и государством; б) общественные отношения, связанные с удержанием лица от преступного посягательства угрозой наказания; в) общественные отношения, складывающиеся на основе регулятивных (управомочивающих) норм, регламентирующих поведение лица, являющееся социально полезным или социально нейтральным (возникающее при необходимой обороне, крайней необходимости и других обстоятельствах, исключающих преступность деяния); г) общественные отношения, возникающие из совершения общественно опасного деяния невменяемым;

— дефиниция и структура логической уголовно-правовой нормы как состоящей из гипотезы и диспозиции регулятивной нормы-предписания и диспозиции и санкции охранительной нормы-предписания;

— итоги анализа уголовно-правовых отношений, их видов, содержания, оснований и условий их возникновения;

— уточнение роли судейского усмотрения в реализации уголовноправовых норм как характерного, но не обязательного элемента правоприменения;

— определение судейского усмотрения как право на выбор в принятии решения, предоставленное уголовным законом правоприменителю;

— выделенные основные черты судейского усмотрения в применении как форме реализации уголовно-правовых норм, а также его пределы;

— трактовка соотношения усмотрения и пробелов в праве как явлений, не совместимых в уголовном праве;

— рамки контроля вышестоящими судами за решениями, принятыми на основе судейского усмотрения;

— определение законодательной техники, а также выявленные средства и приемы законодательной техники, наделяющие правоприменителя судейским усмотрением;

— гарантии ограничения оценочной деятельности в правоприменении и их дифференциация;

— установление источников судейского усмотрения в нормах Общей части УК и рекомендации по упорядочиванию оценочной деятельности правоприменителей в связи с этим;

— оценка оснований и пределов судейского усмотрения в нормах Особенной части УК, предложения по уточнению пределов оценочной деятельности, а при негативных источниках судейского усмотрения — пути их устранения;

— предложения по совершенствованию уголовного законодательства.

Сформулированные положения и выводы могут быть использованы при дальнейшей разработке как данной, так и смежных с ней проблем, например, институтов освобождения от уголовной ответственности и наказания, иных мер уголовно-правового характера, механизма уголовно-правового регулирования, законодательной техники уголовного закона.

С практических позиций результаты исследования способны улучшить законодательную технику уголовного закона и, как следствие, стабилизировать и унифицировать практику его применения. Кроме того, ряд положений может быть учтен в процессе подготовки разъяснений Пленума Верховного Суда РФ.

РАЗДЕЛ I.
РЕАЛИЗАЦИЯ УГОЛОВНОПРАВОВЫХ НОРМ И СУДЕЙСКОЕ УСМОТРЕНИЕ:
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

 

ГЛАВА 1.
РЕАЛИЗАЦИЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ НОРМ: ПОНЯТИЕ И ХАРАКТЕРИСТИКА

 

§ 1. Уголовно-правовое регулирование: понятие и предмет

Уяснение сущности, места и значения судейского усмотрения в реализации уголовно-правовых норм невозможно без решения вопроса о понятии, структуре и механизме правового регулирования в общей теории права1.

В отечественной юридической литературе эта проблематика разрабатывается с 60-х гг. XX в.2, однако до сих пор не выработана единая трактовка рассматриваемого понятия.

Так, некоторые авторы определяют правовое регулирование через понятие правового воздействия3. Такой подход в литературе подвергся обоснованной критике за смешение правового регулирования и правового воздействия, правового регулирования и метода правового регулирования4. Правовое регулирование, как правильно обращает внимание В.В. Лазарев, есть часть (аспект) действия права, которая характеризует социально-юридическое, а не информационное и ценностно-ориентационное воздействие права на поведение и деятельность его адресатов5.

В.И. Гойман в правовом регулировании видит институт специально-юридического воздействия на человеческую личность или коллективы людей с целью вызвать у них соответствующие общественно необходимые или желательные действия. Одновременно оно выступает деятельностью по отбору, закреплению в предписаниях и передаче в практику юридических средств организации поведения и деятельности индивидов и коллективов, по внедрению в правовую систему специально-юридических механизмов обеспечения должного поведения, блокирования деструктивных форм его проявления и стимулирования конструктивной активности граждан и их организаций.

С гносеологической точки зрения проблема правового регулирования связана с особым методологическим подходом к исследованию, когда в качестве его источников рассматриваются исключительно специально-юридические средства и механизмы6.

Таким образом, в теоретико-методологическом плане, по В.И. Гойману, проблема правового регулирования в целом соединяет оба научных подхода — социологический и специально-юридический — и тем самым ориентирует практику относительно отбора как социальных, так и специально-юридических средств, способных придать деятельности правомерный характер, обеспечить на этой основе стабильность и урегулированность, а соответственно, и правопорядок.

Некоторые ученые в правовом регулировании видят определенный процесс по регламентации общественных отношений7.

При определении рассматриваемого понятия как регламентации общественных отношений посредством общеобязательных правил поведения и основанных на них предписаний индивидуального значения, обеспеченных в необходимых случаях государственным принуждением, основной акцент делается на то, что правовое регулирование — это специально-юридический аспект действия права, непосредственно связанный с нормой права. Причем даже в рамках данного подхода нет единого его понимания, выделяются узкий и широкий аспекты. Наличие различных точек зрения обусловлено разными позициями в определении элементов самого процесса правового регулирования.

По мнению Н.И. Матузова, механизм правового регулирования в узком смысле включает только то, без чего невозможно регулирование общественных отношений, а именно жесткое и властное их нормирование государством, законом. В широком же смысле он объединяет всю совокупность правовых явлений, действующих в обществе и охватывающих то или иное влияние на сознание и поведение субъектов (механизм юридической надстройки)8.

А.П. Коренев утверждает, что «правовое регулирование — это процесс последовательного использования правовых средств для достижения целей регулирования»9.

Другие же полагают, что «норма права начинает регулировать поведение людей лишь на стадии юридического факта (причем при совершении ими правомерных действий) и заканчивает его в момент прекращения действия правоотношения...»10.

Т.Н. Радько указывает на ошибочность подхода к правовому регулированию с узких позиций, что ведет к обеднению его понятия11. Данный процесс направлен на широкий круг субъектов общественных отношений (государство, государственные органы, народ, физические и юридические лица, их объединения). В процессе правового регулирования регламентируются общественные отношения с помощью разнообразных юридических средств: норм права, юридических фактов, правоотношений, установления праводееспособности и компетенции государственных органов, определение правового статуса личности, правового положения организаций12.

Приведенные дефиниции позволяют сделать вывод, что в теории права под правовым регулированием понимают осуществляемое при помощи системы правовых средств результативное, нормативно-организационное воздействие права на общественные отношения. В свою очередь уголовно-правовое регулирование — это осуществляемое при помощи системы правовых средств (уголовноправовых норм, юридических фактов, уголовно-правовых отношений, актов реализации прав и обязанностей, охранительных правоприменительных актов) нормативно-организационное воздействие на общественные отношения в целях их упорядочивания и охраны.

Разнообразны не только общетеоретические определения правового регулирования, но и подходы к рассмотрению других аспектов или, как их еще именуют в литературе, — его подсистем: предмета, метода, типа и особенностей правового режима и т. д.

Анализ предмета правового регулирования, как отмечает A.M. Витченко13, способствует выяснению: во-первых, характера и социального назначения права; во-вторых, содержания и структуры механизма и метода правового регулирования в обществе; в-третьих, связи предмета со всеми другими правовыми категориями, опирающимися на него как на своеобразный фундамент; в-четвертых, характера правового режима и факторов, влияющих на него.

Предмет правового регулирования — это обусловленная спецификой человеческой деятельности определенная сфера общественных отношений14. К.В. Шундиков рассматривает его как совокупность общественных отношений, которые подпадают под регламентацию юридических норм15.

Каждая отрасль имеет свой предмет правового регулирования, соответствующую область общественных отношений. Когда возникают новые общественные отношения, которые необходимо регулировать с помощью права, возникают основания для выделения новых отраслей права. Другими словами, каждая отдельная отрасль права имеет свой особенный предмет правового регулирования, т. е. речь идет об отраслевых предметах правового регулирования.

Существует и иной взгляд. Так, В.Д. Сорокин отмечает, что «у системы права есть свой, единый предмет регулирования, системными элементами которого как раз и являются уже известные группы общественных отношений, т. е. предметы отраслей, образующих систему российского права. Более того, единый предмет правового регулирования вызывает к жизни еще один феномен — единый метод правового регулирования»16.

На наш взгляд, при определении предмета правового регулирования на общетеоретическом уровне необходимо исходить из концепции единого предмета правового регулирования в целях правильного определения его сферы и пределов, а на отраслевом уровне — отраслевого предмета правового регулирования, который является составной частью, блоком в рамках единого предмета правового регулирования.

Вопрос о предмете уголовно-правового регулирования относится к числу ключевых проблем. Между тем вплоть до конца 30-х гг. прошлого столетия даже само понятие о нем отсутствовало в юридической литературе17.

Впервые оно появилось в уголовно-правовой науке в ходе дискуссии о системе советского права 1938-1941 гг. М.Д. Шаргородский писал: «Предметом уголовного права, как будто не вызывающим никаких сомнений, являются те общественные отношения, которые мы понимаем под словом “преступление”, и связанное с ним наказание»18.

В ходе первой дискуссии о системе права большинство ученых пришли к выводу, что именно общественные отношения являются предметом регулирования той или иной отрасли права. Сторонники концепции «предмет — преступление», поддерживая это положение, тем не менее предмет уголовного права определяли как общественно опасную деятельность. По их мнению, преступление как вид социального поведения представляет собой общественное отношение19.

В то же время было немало криминалистов, которые отрицали правомерность такого подхода20, правда, многие из них высказывались достаточно противоречиво21.

Преступление как вид социального поведения, акт проявления общественного отношения нельзя рассматривать в виде конфликтного или антиобщественного общественного отношения. Отнесение преступления к категории общественных отношений даже с оговоркой, что речь идет о специфическом и незаконном общественном отношении, было подвергнуто критике в теории уголовного права22.

Положительный момент рассматриваемой концепции заключается в признании того, что преступление совершается в рамках общественных отношений, поэтому при изучении общественно опасного поведения познаются и общественные отношения, возникшие в результате совершения преступления.

С.С. Алексеев, развивая концепцию «предмет правового регулирования — общественные отношения», отмечает: «Существенная особенность регулируемых правом общественных отношений заключается в том, что они могут быть предметом правового воздействия лишь постольку, поскольку выступают в качестве волевых отношений ... выражаются в волевом поведении людей»23. Он приходит к выводу, что «в качестве непосредственного предмета правового регулирования выступает волевое поведение участников общественных отношений»24.

Получившее в конце 60-х гг. прошлого столетия широкое распространение в науке положение о том, что общественные отношения, регулируемые уголовным правом, существуют только в форме правоотношений, привело к возникновению концепции «предмет уголовно-правового регулирования — уголовные правоотношения»25. Однако и она подверглась критике26.

Параллельно с вышеперечисленными концепциями в науке советского уголовного права возникло и получило развитие другое направление — «предмет — фактические общественные отношения»27. Эта позиция имеет несколько основных разновидностей.

Первый вид представляют криминалисты, полагающие, что основной задачей уголовного права является регулирование общественных отношений, возникающих в результате совершения преступления28. При этом ряд ученых утверждает, что уголовное право не устанавливает субъективных прав и обязанностей участников имущественных, личных, трудовых отношений. Следовательно, эти отношения не регулируются, а охраняются уголовно-правовым методом и поэтому не входят в предмет уголовного права29.

Так, В.Г. Смирнов пишет, что специфика уголовного права заключается в том, что уголовно-правовые нормы хотя и запрещают действия, которые могут нарушить порядок отношений, регулируемых другими отраслями права, однако сам порядок отношений они не определяют, а потому эти отношения не регулируют30.

Такая постановка вопроса может завести слишком далеко, так как придется пересмотреть самостоятельную природу уголовно-правовых норм и основания уголовной ответственности. Получается, что основанием уголовной ответственности выступает юридический факт, заключающийся не в нарушении нормы уголовного права, а в нарушении норм иных отраслей31.

Отрицание самостоятельного предмета регулирования и сведение уголовного права лишь к санкции уголовного закона не было оригинальным даже в 60-е гг. позапрошлого столетия, во второй половине XIX в. оно высказывалось основоположником нормативистской теории немецким криминалистом К. Биндингом.

Несостоятельность теории Биндинга убедительно показали вначале Н.С. Таганцев32, а затем Н.Д. Дурманов33. Последний отмечал, что исключить из уголовного права регулятивную функцию нельзя, правовая охрана общественных отношений уже предполагает их регулирование34.

«Каждый уголовно-правовой запрет, — пишет В.С. Прохоров, — очерчивает рамки поведения людей: это можно делать, а то — нельзя. Деятельность людей проходит сквозь гребень уголовно-правовых запретов и велений, упорядочивается. Разве это не регулирование общественных отношений?»35

В.Д. Филимонов указывает: «Нормы, регулирующие поведение граждан, это — прежде всего те нормы Особенной части УК РФ, которые устанавливают ответственность за совершение конкретных преступлений»36.

Право, диктуя исходящие от государства либо им санкционированные, а потому обязательные правила поведения, регулирует поведение людей в обществе. Не может быть правовой нормы, не предназначенной для этой цели. Значит, в «любой отрасли права могут быть найдены организационные отношения»37. Не является в этом смысле исключением и уголовное право. Осуществление его охранительной функции обязательно предполагает одновременное существование и регулятивной функции.

Представителем второй разновидности концепции «предмет уголовно-правового регулирования — фактические общественные отношения» можно считать О.Ф. Шишова, который, несмотря на традиционное определение предмета уголовного права, т. е. общественных отношений, возникающих в связи с совершением лицом преступления и применения к нему наказания38, полагал, что предмет уголовного права составляют три группы общественных отношений39:

— общественные отношения, возникающие в связи с преступлением между лицом, совершившим его, и государством;

— общественные отношения, складывающиеся на основе регулятивных (управомочивающих) норм, наделяющих граждан правом на причинение вреда при наличии определенных обстоятельств: необходимая оборона, крайняя необходимость и т. д.;

— общественные отношения, связанные с удержанием лица от преступного посягательства посредством угрозы наказания40.

Правда, в отношении последней группы автор делает оговорку о том, что «в данном случае речь идет не об уголовно-правовом регулировании общественных отношений, а о правовом воздействии на поведение людей»41.

Очевидно, что определение предмета уголовно-правового регулирования, данное О.Ф. Шишовым, уже круга общественных отношений, которые он к нему (предмету) относил. Верно обратив внимание на то, что уголовное право регулирует также и общественные отношения, возникающие при реализации гражданами права на причинение вреда при защите от общественно опасных посягательств при необходимой обороне, крайней необходимости и других обстоятельствах, исключающих преступность деяния, однако понятие предмета уголовно-правового регулирования в соответствие с этим не привел.

Б.В. Яцеленко в качестве самостоятельной разновидности предмета уголовно-правового регулирования упоминает «отношения, возникающие в связи с причинением вреда при реализации права на необходимую оборону, крайнюю необходимость, задержание лица, совершившего преступление» и «отношение, возникающее из совершения общественно опасного деяния невменяемым»42.

По поводу третьей группы общественных отношений вообще возникла путаница. С одной стороны, она включена в круг общественных отношений, составляющих предмет уголовного права, т. е. уголовноправового регулирования, а с другой стороны, отмечается, что в данном случае речь идет не об уголовно-правовом регулировании общественных отношений, а о правовом воздействии на поведение людей.

В теории права действительно различают правовое регулирование и правовое воздействие на общественные отношения. Если правовое регулирование обычно определяют как осуществляемое всей системой юридических средств воздействие на общественные отношения с целью их упорядочения, то правовое воздействие — «как взятый в единстве и многообразии весь процесс влияния права на социальную жизнь, сознание и поведение людей»43.

Различия между правовым регулированием и правовым воздействием состоят в следующем.

Во-первых, предмет правового регулирования несколько уже предмета правового воздействия44. В последний входят и такие экономические, политические, социальные отношения, которые правом не регулируются, но на которые оно так или иначе распространяет свое влияние.

Во-вторых, если правовое регулирование как специальноюридическое воздействие всегда связано с установлением конкретных прав и обязанностей субъектов, с прямыми предписаниями о должном и возможном, то правовое воздействие — не всегда. Если первое предполагает осуществление правовых норм через правоотношения, то второе — не обязательно. Отсюда правовое регулирование всегда означает также и правовое воздействие, но правовое воздействие не всегда влечет сознательное нормирование общественных отношений. В этом смысле регулирование выступает лишь одной из форм воздействия права на общественные отношения, далеко не охватывающей всех других его форм (информационно-психологическую, воспитательную, социальную)45.

Разумеется, все перечисленные формы правового воздействия пересекаются, взаимопроникают друг в друга. Специально-юридическое действие (правовое регулирование) включает необходимую для своей реализации часть информационно-психологического воздействия, неизбежно сопровождается воспитательными и социальными процессами. Точно так же каждый иной вид правового воздействия в определенной доле присутствует в других видах, взаимообогащая их46.

Таким образом, общественные отношения, связанные с удержанием лица от преступного посягательства угрозой наказания, составляют предмет уголовно-правового регулирования, который в свою очередь является частью правового воздействия.

Кроме того, А.В. Наумов и Б.В. Яцеленко обоснованно выделяют в предмете уголовно-правового регулирования самостоятельную группу общественных отношений, возникающих в связи с совершением общественно опасного деяния невменяемым и применением к нему принудительных мер медицинского характера.

Во-первых, названная группа общественных отношений не входит ни в одну из трех, выделенных О.Ф. Шишовым; во-вторых, возможности применения принудительных мер медицинского характера невменяемым посвящена гл. 15 Общей части УК.

Третья разновидность концепции «предмет уголовно-правового регулирования — фактические общественные отношения» характеризуется тем, что уголовное право не только регулирует отношения, возникающие в связи с совершением преступления, но и оказывает воздействие на всю систему охраняемых правом общественных отношений.

В отличие от предыдущей концепции, в литературе предлагается различать две относительно самостоятельные части предмета уголовно-правового регулирования: во-первых, общественные отношения, возникшие в результате совершения преступления (эта часть предмета уголовно-правового регулирования не вызывает в науке возражений); во-вторых, «обычные общественные отношения», которые при помощи норм уголовного права регулируются, т. е. закрепляются, упорядочиваются и охраняются47.

Обосновывая наличие в предмете уголовно-правового регулирования обычных общественных отношений, В.А. Номоконов пишет, что с момента вступления в силу уголовно-правовых норм возникают общерегулятивные правоотношения, которые распространяются на государство и всех граждан, могущих быть субъектом преступления48.

В случае уголовно-правового запрета государство охраняет выгодные ему общественные отношения, властно запрещая поведение, которое посягает на желательные государству общественные отношения. Установление государством правового запрета означает наложение юридических обязанностей на участников регулируемых им общественных отношений, после этого они должны воздерживаться от нежелательного для государства поведения.

Подобный способ правового регулирования (путем запрещения) избирается тогда, когда интересы охраны тех или иных общественных отношений требуют установления всеобщей обязанности воздерживаться от определенного поведения.

Установление уголовно-правого запрета — это не декларативное запрещение. Его нарушение предполагает применение наказания к лицу, совершившему преступление. Уголовно-правовой запрет регулирует поведение членов общества, налагает на неопределенный круг лиц обязанность воздержаться от совершения преступления. Подчиняя поведение людей, уголовно-правовые запреты обращены к персонально неопределенному кругу лиц, рассчитаны на заранее неизвестное число случаев. В силу этого они, как и любые правовые нормы, выступают общим масштабом, единой мерой поведения людей.

Безусловно, подавляющее большинство людей не совершают преступлений не под воздействием угрозы наказания, а в силу сознания, что любые антиобщественные деяния, в том числе и преступления, противоречат принципам и интересам общества, их собственным интересам и убеждениям. Последнее, однако, не должно приуменьшать общего предупредительного воздействия уголовно-правовых норм.

Предупредительное воздействие уголовно-правовой нормы на лиц, не совершивших преступление (общая превенция), есть разновидность регулятивной функции уголовного права, одно из конкретных ее проявлений49. В дальнейшем эта роль уголовного закона должна переместиться с регулирования уголовно-правовых отношений на повышение эффективности действия уголовно-правового запрета.

В связи с этим общественные отношения по поводу воздержания лиц от совершения преступлений вследствие уголовно-правового запрета входят в предмет уголовно-правового регулирования.

Регулирование общественных отношений по поводу воздержания лиц от совершения преступлений преследует определенные цели, главной из которых является охрана общественных отношений от преступных посягательств.

Исходя из специфики уголовно-правового запрета, можно сформулировать и другие задачи уголовно-правового регулирования. Они относятся к сфере общепредупредительного и воспитательного воздействия уголовно-правовых норм: воспитание граждан в духе точного исполнения законов и уважения к правилам общежития, предупреждение совершения преступлений50.

Возражая против высказанного положения, некоторые ученые отмечают, что «при подобной теоретической конструкции уголовное право приобретает некий универсальный, всеобъемлющий характер, “присваивая” себе функции всех без исключения отраслей права, что одновременно ведет к утрате его собственной специфики определенности, и безразличности, и расплывчатости контуров узкоспециального предмета уголовно-правового регулирования»51.

Думается, эти возражения необоснованны, общественное отношение не может быть урегулировано в полном объеме какой-то конкретной отраслью права. Любое общественное отношение столь многогранно, а уровни и формы поведения, образующие его содержание, столь различны, что охватить их каким-то одним правовым режимом не представляется возможным. Разные проявления одного и того же общественного отношения требуют вмешательства различных отраслей права. Так, отношения собственности регулируются конституционным, административным, финансовым, гражданским и, наконец, уголовным правом.

Формулируя уголовно-правовые нормы, законодатель тем самым создает модель правомерного поведения, нейтрального с точки зрения его воздействия на отношения собственности либо социально полезного, необходимого. При этом те действия и поступки, которые потенциально могут повлечь общественно опасные последствия, признаются преступными и наказуемыми. Законодатель стремится к тому, чтобы субъекты отношений собственности в ситуациях, предоставляющих возможность поступить как правомерно, так и противоправно, всегда делали выбор, соответствующий общей модели, установленной в юридической норме. В результате осуществления гражданами правомерных форм поведения достигается общее предупреждение преступлений, укрепляется режим законности в этой области общественной жизни52.

Общественные отношения — предмет правового регулирования — составляют материальную основу системы права, однако выделение каждой конкретной его отрасли связано, как правило, не с существованием определенного вида общественных отношений, а лишь с какой-то одной или несколькими сторонами, проявлениями системы общественных отношений или ее отдельных элементов. Как правильно указывали Г.А. Злобин, М.И. Ковалев, В.Н. Кудрявцев, Р.О. Халфина и др., нормы всех отраслей права, в том числе и уголовного, хотя и регулируют подчас сходные и даже качественно однородные отношения, однако покоятся на собственной основе; каждая из них регулирует только ей присущие грани сходных общественных отношений53.

Правовое регулирование в процессе своего осуществления складывается из определенных этапов и соответствующих элементов, обеспечивающих движение интересов субъектов к ценности. Каждый из них вызывается к «жизни» в силу конкретных обстоятельств, которые отражают логику правовой упорядоченности общественных отношений, особенности воздействия правовой формы на их социальное содержание. Понятие, обозначающее данную стадийность юридического управления и одновременно участие в нем совокупности юридических средств, получило в литературе наименование «механизм правового регулирования»54.

Механизм уголовно-правового регулирования — это система юридических средств, организованных наиболее последовательным образом в целях упорядочения общественных отношений, содействия удовлетворению интересов субъектов права.

А.В. Малько выделил пять основных элементов механизма правового регулирования, которые присущи и механизму уголовно-правового регулирования: уголовно-правовая норма; юридический факт; правоотношение; акты реализации прав и обязанностей; охранительный правоприменительный акт (факультативный элемент)55.

Каждый основной элемент механизма правового регулирования предполагает соответствующую стадию. Более того, именно в рамках тех или иных стадий названные элементы только и могут осуществляться. Поэтому пять стадий механизма правового регулирования весьма жестко связаны с его элементами.

На первой стадии формулируется общее правило поведения (модель), которое направлено на удовлетворение тех или иных интересов, находящихся в сфере права и требующих их справедливого упорядочения. Здесь не только определяется круг интересов и, соответственно, правоотношений, в рамках которых их осуществление будет правомерным, но и прогнозируются препятствия этому процессу, а также возможные правовые средства их преодоления (юридические факты, субъективные права и юридические обязанности, акты применения и т. п.). Названная стадия отражается в таком элементе механизма правового регулирования, как уголовно-правовые нормы.

На второй стадии происходит определение специальных условий, при наступлении которых «включается» действие общих программ и которые позволяют перейти от общих правил к более детальным. Элементом, обозначающим данную стадию, является юридический факт.

Третья стадия — установление конкретной юридической связи с разделением субъектов на управомоченных и обязанных. Иначе говоря, здесь выявляется, какая из сторон имеет интерес и соответствующее субъективное право, призванное его удовлетворять, а какая — обязана либо не препятствовать этому удовлетворению (запрет), либо осуществить известные действия в интересах именно управомоченного лица (обязанность). В любом случае речь идет о правоотношении, которое возникает на основе норм права и при наличии юридических фактов. Другими словами, абстрактная программа трансформируется в персонифицированное правило поведения для соответствующих субъектов.

Четвертая стадия — реализация субъективных прав и юридических обязанностей — может выражаться в трех формах: соблюдения, исполнения и использования.

Пятая стадия является факультативной. Она вступает в действие тогда, когда субъекты в процессе правореализации нарушают регулятивные нормы-предписания и в связи с этим на помощь неудовлетворенному интересу должна прийти соответствующая правоприменительная деятельность. Возникновение правоприменения связывается с обстоятельствами негативного характера, выразившимися в совершении преступления. Данная факультативная стадия отражается в таком соответственно факультативном элементе механизма правового регулирования, как охранительные правоприменительные акты56.

Коротко подведем итоги.

1. Правовое регулирование и правовая охрана общественных отношений неотделимы, всякое регулирование общественных отношений одновременно означает их охрану и, наоборот, охрана общественных отношений осуществляется через правовое регулирование, поэтому функция охраны общественных отношений не может противопоставляться функции регулирования.

2. Под уголовно-правовым регулированием понимается осуществляемое при помощи системы правовых средств (уголовно-правовых норм; юридических фактов; уголовно-правовых отношений; актов реализации прав и обязанностей; охранительных правоприменительных актов) нормативно-организационное воздействие на общественные отношения в целях их упорядочивания и охраны.

3. Предмет уголовно-правового регулирования составляют четыре группы общественных отношений: а) охранительные уголовно-правовые отношения, возникающие в связи с преступлением между лицом, совершившим запрещенное уголовным законом деяние, и государством; б) общественные отношения, связанные с удержанием лица от преступного посягательства угрозой наказания; в) общественные отношения, складывающиеся на основе регулятивных (управомочивающих) норм, регламентирующих поведение лица, являющееся социально полезным или социально нейтральным (возникающее при необходимой обороне, крайней необходимости и других обстоятельствах, исключающих преступность деяния), т. е. регулятивные уголовно-правовые отношения; г) общественные отношения, возникающие из совершения общественно опасного деяния невменяемым.

Регулируя эти общественные отношения, уголовное право тем самым предупреждает совершение общественно опасных посягательств на общественные отношения, а в случае совершения преступления восстанавливает порядок, структуру и организацию нарушенных общественных отношений.

4. Механизм уголовно-правового регулирования — это система юридических средств (уголовно-правовая норма; юридический факт; правоотношение; акты реализации прав и обязанностей; охранительный правоприменительный акт), организованных наиболее последовательным образом в целях упорядочения общественных отношений, содействия удовлетворению интересов субъектов уголовного права.

§ 2. Уголовно-правовая норма: понятие, структура, виды

Уголовно-правовая норма — это первый элемент механизма уголовно-правового регулирования.

В уголовном праве, как практически и во всей юридической науке, получил распространение хрестоматийный взгляд о трехчленности правовой нормы57. Авторы, отстаивающие эту концепцию, утверждают, что уголовно-правовая норма есть разновидность правовой нормы; ей, как и другим разновидностям последней, в равной мере присущи гипотеза, диспозиция и санкция. «Гипотезой нормы (условием применения правила поведения) будет служить указание на факт совершения лицом. деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного таким законом. ... Диспозицией нормы (самим правилом поведения) будет запрет совершать такое деяние. Санкцией нормы (неблагоприятными последствиями, которые наступят за неисполнение правила поведения) будет указание на возможные виды наказаний и их размеры, следующие за совершением запрещенного деяния...»58

О.Э. Лейст указывает: «Во-первых, санкция признается необходимым структурным элементом или атрибутом любой правовой нормы, придающей ей государственно-властный характер. Во-вторых, связь санкции с рядом правовых норм сложна, многозвенна. Санкцию имеет любая норма права, но это вовсе не означает, что санкция включается в состав данной, отдельно взятой нормы»59.

Противоречивость и некоторая искусственность этой позиции, на наш взгляд, очевидны. Если условием (гипотезой) применения нормы выступает факт совершения лицом преступления, то самим правилом поведения не может признаваться запрет совершения преступления, так как бессмысленно запрещать то, что уже произошло. Названной гипотезе должна соответствовать иная по сути диспозиция, в ней должно содержаться указание на неблагоприятные последствия для лица в случае совершения им преступления.

Не согласованы между собой содержание диспозиции и санкции. Если лицо воздержалось от совершения преступления, то в этом случае неблагоприятных последствий для него быть не может. Значит, для реализации санкции должно быть предусмотрено иное поведение виновного.

Созвучен с изложенным критический анализ трехчленной структуры нормы, проделанный Е.Я. Мотовиловкером. Он писал, что, «реализуясь в правоотношении, юридическая норма должна являться в полном наборе своих элементов. Конкретизация нормы есть конкретизация ее компонентов. Однако нормальный ход правоотношения вовсе не сопряжен с актуализацией санкции. Осуществление обязанностей, соблюдение запрета, т. е. реализация диспозиции, не обусловливает, не влечет санкцию. Юридический факт, выраженный в гипотезе, рождает субъективные права и обязанности, но их претворение не влечет, а прекращает правоотношение. Правоотношение, таким образом, вроде бы уже имело место в действительности, а санкция осталась неконкретизированной. Она, следовательно, функционально себя не оправдала, а потому вряд ли может считаться элементом соответствующей этому правоотношению нормы. Санкция актуализируется, если произойдет факт, препятствующий реализации первоначальных прав и обязанностей. Но это уже новый факт, отраженный другой гипотезой, а возникшее правоотношение есть другое правоотношение»60.

Еще раз вернемся к исходному положению, что структура нормы состоит из трех элементов: гипотезы, диспозиции и санкции. Если это так, то поскольку они представляют собой структурные части целого, значит, они взаимосвязаны. Однако ни гипотеза, ни диспозиция логически непосредственно с санкцией не связана: гипотеза — потому что она есть условие, влекущее диспозицию; диспозиция — потому что она как структурное образование является правовым последствием, заканчивающим нормативное предписание. Диспозиция сама по себе логически не способна вызвать санкцию. Таким образом, санкция в указанной триаде остается без своего логического основания.

Получается, что концепция трехчленности юридической нормы не в состоянии в полной мере выразить правовую норму как структурное образование, как способ связи определенных элементов. Ее модель структуры нормы содержит в себе логический пробел в отношении «диспозиция — санкция»61. Значит, требуется еще один нормативный элемент, способный устранить «разрыв» в структуре и логически обусловить санкцию, находящийся за пределами диспозиции.

Еще один довод в пользу этого приводил Е.Я. Мотовиловкер. Он справедливо полагал, что концепция трехчленности структуры правовой нормы, по сути, отрицает правонарушение как юридический факт. Если структура нормы содержит только одну гипотезу в качестве первого элемента, то юридический факт, порождающий права и обязанности, предусмотренные диспозицией, влечет и санкцию. Однако диспозиция и санкция по определению должны обозначать различные правовые последствия. Санкция не может совпадать с диспозицией, иначе нет смысла выделять ее в качестве самостоятельного элемента нормы. Гипотеза, логически обусловливающая диспозицию, не является гипотезой для санкции; последняя должна иметь в структуре свою элементарную ячейку, именуемую гипотезой62.

С.С. Алексеев полагает, что нормативность правовых систем, отличающихся высокой степенью специализации, раскрывается в двух взаимосвязанных понятиях — норме-предписании и логической норме. Наиболее широким понятием, синтезирующим свойства права на уровне первичного звена системы права, остается общее понятие нормы, которое охватывает в различных своих ракурсах и норму-предписание, и логическую норму. В то же время при детализированном анализе нормативного материала необходимо иметь в виду ракурс, в котором «работает» общее понятие нормы: обозначает ли оно элементарную, живую частицу правовой ткани (норму-предписание) или же первичные связи между предписаниями, выявляющими их государственно-властную природу (логическую норму)63.

Логическая норма — это «выявленное логическим путем общее правило, которое воплощает органические связи между нормативными предписаниями и обладает полным набором средств, раскрывающих их государственно-властную, регулятивную природу»64. Она не представлена в тексте нормативного акта в виде одного цельного фрагмента (единицы). В силу специализации права ее содержание и элементы «разбросаны», воплощены в ряде нормативных предписаний, расположены в различных статьях и других подразделениях текста или даже нескольких актах. Нужна логическая операция, включающая анализ и синтез, для того чтобы, рассматривая ряд фрагментов текста, собрать из нескольких предписаний логическую норму, увидеть ее.

Данная норма не действует во всех своих элементах одновременно. Она отражает связь конкретных нормативных предписаний, при определенном условии сменяющих друг друга. Логическая норма выражает логику права, аккумулирует все то, что необходимо для юридического опосредования общественных отношений.

Гипотеза, диспозиция и санкция — основные элементы логической нормы. По мнению А.С. Пиголкина, в юридической норме существует еще одна часть, которая указывает на субъектный состав регулируемого правоотношения65. В связи с этим, как полагает С.С. Алексеев, в логической норме следовало бы выделить четвертый элемент: ту часть, которая указывает на субъектов регулируемых отношений66.

Эта идея не получила дальнейшего развития в науке. Правило поведения, закрепленное в диспозиции нормы, адресовано конкретным субъектам регулируемых правоотношений. Поэтому нет смысла искусственно вычленять в структуре нормы еще один элемент67.

Норма-предписание — «элементарное, логически завершенное государственно-властное нормативное веление (установление), непосредственно выраженное в тексте нормативного юридического акта»68. Ее главная функция состоит в том, чтобы обеспечивать конкретизированное, детальное, точное определение регулятивных общественных отношений. Норма-предписание воплощает государственное веление в виде цельного нормативного положения, посвященного конкретному вопросу правового регулирования. Логическая же норма характеризует бытие и связь конкретных предписаний, их государственнопринудительное, нормативно-регулирующее качество.

Норма-предписание может соответствовать первичной структурной части текста нормативного акта (статья, пункт и т. д.)69.

Возражая против теоретической конструкции «нормативное предписание» и «логическая норма», Г.И. Петров писал, что наличие многих аспектов какого-либо общего понятия, в данном случае нормы права, не может служить основанием для дробления, т. е. образования множества понятий, выражающих различные аспекты того или иного явления70.

Между тем, как полагает С.С. Алексеев, это не просто аспекты одного понятия, охватываемые разными ракурсами единого понятия нормы права «вообще». Норма-предписание и логическая норма — реально существующие различные первичные явления структуры права, следовательно, в данном случае нужно говорить не о «дроблении» одного понятия, а о разных уровнях теоретической абстракции, на которых сначала фиксируется существование норм-предписаний и логических норм, а затем в одном понятии отражаются их общие черты71.

Использование двух понятий при конкретном анализе нормативного материала, в том числе уголовного закона, дает значительный познавательный, теоретико-прикладной выигрыш.

При исследовании содержания нормативных актов под углом зрения норм-предписаний оказывается возможным дать полное исчерпывающее освещение всех сторон, деталей, тонкостей нормативного регулирования. При рассмотрении нормативного материала под углом зрения логических норм в полной мере устанавливается правовой характер нормативных положений.

Выявление логических норм имеет важное теоретическое и практическое значение, позволяет видеть в норме права юридический, государственно-принудительный регулятор общественных отношений.

Ценность такой формулы состоит в том, что она побуждает практических работников к тщательному и всестороннему анализу нормативного материала во всем его объеме, сопоставлению неразрывно связанных между собой статей закона и нормативных актов, выделению и сравнению «элементов», образующих одно правополо-жение, последствий ее нарушения.

Логическая норма обязывает законодателя при формулировании правовых предписаний учитывать весь спектр юридического регулирования — держать в поле зрения все элементы логической нормы, следовательно, в каждом случае четко решать вопрос и о самом правиле, и об условиях его действия, и о государственно-принудительных мерах его обеспечения72.

Нормы-предписания в зависимости от выполняемых функций принято делить на регулятивные и охранительные73.

К регулятивным (правоустановительным) принадлежат предписания, которые непосредственно направлены на регулирование общественных отношений путем предоставления участникам прав и возложение на них обязанностей. Охранительные предписания направлены на регулирование мер юридической ответственности, а также специфических государственно-принудительных мер защиты субъективных прав. Необходимость их обособленной и притом дифференцированной регламентации обусловлена различной тяжестью нарушений обязанностей, возлагаемых регулятивными нормами, спецификой задач, решаемых в правоохранительной сфере.

В свою очередь логическая норма состоит из регулятивной и охранительной нормы-предписания. С.С. Алексеев пишет: «Важно обратить внимание, что регулятивные нормы-предписания неизбежно, по неумолимой логике юридического регулирования, внутренне, а иногда и текстуально связаны, функционируют в единстве с охранительными предписаниями, которые их обеспечивают, охраняют. Так что в конечном итоге регулятивные и охранительные нормы-предписания выражаются в виде логических норм, где есть все три элемента — гипотеза, диспозиция, санкция. При этом нередко с несколькими регулятивными нормами-предписаниями скоординировано одно охранительное нормативное положение, которое выступает в виде самостоятельного предписания, а в рамках логической нормы присоединяется то к одному, то к другому регулятивному предписанию»74.

Регулятивная норма хотя и первична по отношению к охранительной норме, но теряет вне связи с ней качество принадлежности к праву. Она сама принудительно реализована быть не может, в ее гипотезе нет указания на факт нарушения права. Однако это не означает, что такая норма не обеспечена санкцией; в случае ее нарушения в действие вступает охранительная норма. Правовая норма исходит от государства и охраняется его принудительной силой, поэтому только в связи с охранительной нормой регулятивная может быть воспринята как юридический феномен75.

Структурное построение норм-предписаний отражает главное — обеспечение детального и точного нормирования поведения людей. Она состоит из двух частей:

а) гипотезы — части нормы, указывающей на те условия, т. е. те фактические обстоятельства, при наступлении или ненаступлении которых норма вступает в силу (т. е. субъекты должны поступать так, как указано в диспозиции или санкции нормы);

б) диспозиции или санкции — части нормы, указывающей на те юридические последствия, которые наступают при наличии предусмотренных нормами условий76. В регулятивных (правоустанавливающих) нормах эта ее часть признается диспозицией; она образует содержание самого правила поведения, указывает на права и обязанности, которыми наделяются участники регулируемого отношения. В охранительных нормах рассматриваемая часть выступает санкцией; она указывает на государственно-принудительные меры, применяемые к правонарушителю.

Е.Я. Мотовиловкер также пришел к выводу, что структура правовой нормы двучленна, она состоит из гипотезы и диспозиции77. Причем то, что называется санкцией, есть диспозиция особого вида правовой нормы, чья гипотеза всегда указывает либо на факт правонарушения, либо на обстоятельство, препятствующее реализации первичных юридических прав и обязанностей78.

В целом соглашаясь с автором, необходимо сделать одно уточнение: в этом случае речь идет о структуре нормы-предписания.

Элементы нормы-предписания условно можно расположить по схеме: «если — то». Названные части являются обязательными. Правовые веления непременно должны содержать указание на его суть, т. е. на юридические последствия и условия их наступления. Следовательно, норм-предписаний без гипотез существовать не может.

О.С. Иоффе, М.Д. Шаргородский указывали, что к числу обязательных элементов структуры правовой нормы относятся только гипотеза и диспозиция. Санкция же не обязательно должна входить в состав элементов данной нормы. Охрана юридической нормы может быть обеспечена посредством санкций, содержащихся в других юридических нормах79.

Какая же в итоге вырисовывается структура логической уголовноправовой нормы? Попробуем изобразить ее языком математической логики. Формулируем следующую посылку: если лицо вменяемо и достигло возраста уголовной ответственности, оно должно соблюдать уголовно-правовые запреты (или если на лицо совершено общественно опасное посягательство, то оно имеет право на защиту своих интересов, прав и свобод любым не запрещенным законом способом; или если лицо врач, то он обязан оказать больному помощь), в противном случае наступают негативные правовые последствия. Получаем формулу: (Г и Д) или (Г2 и С)80.

С.С. Алексеев обращал внимание на своеобразное наименование элементов нормы-предписания в науке уголовного права81. Последняя изучает разновидности уголовно-правовых норм, относящихся в целом к числу правоохранительных. Большинство советских, а за ними и российских криминалистов различают в уголовно-правовых нормах Особенной части УК только два элемента (речь идет об охранительных нормах-предписаниях): условие действия нормы и санкцию. Однако условие, которое с общетеоретических позиций следовало бы именовать гипотезой, называют диспозицией, т. е. так, как в правоустановительных нормах обозначают правовые последствия.

В наименованиях, принятых в уголовном праве, есть определенный резон: в них отражается связь, существующая между регулятивными и охранительными нормами, обеспечивается широкая (для граждан) информация о едином нормативном положении, самом запрещенном поведении и санкциях за допущенное нарушение.

В условии уголовно-правовой нормы, именуемом диспозицией, в скрытом виде содержится указание на запрет, нарушение которого приводит данную охранительную норму в действие, т. е. именно то, что в регулятивных нормах действительно называется диспозицией.

С учетом существующих традиций предложенную формулу можно скорректировать, представив ее в следующем виде: (Г и Д) или (Д2 и С), где Г и Д — соответственно гипотеза и диспозиция регулятивной уголовной нормы-предписания, а Д2 и С — диспозиция (или, как точнее ее следовало бы называть, гипотеза) и санкция охранительной уголовно-правовой нормы-предписания.

Таким образом, логическая норма уголовного права, состоящая из регулятивной и охранительной нормы-предписания, включает четыре элемента. Именно такая структура логической нормы позволяет достичь задач, стоящих перед уголовным законом (ст. 2 УК).

Только логическая норма может содержать указание на два юридических факта. Только в логике, в абстракции можно представить себе норму, которая содержала бы в себе указание на факт собственного нарушения82. Следовательно, в любой статье Особенной части УК содержатся элементы двух норм-предписаний. Во-первых, регулятивной нормы-предписания, воздействующей на волю граждан, путем уголовно-правового запрета заставляющей воздержаться от противозаконных действий. Во-вторых, в случае нарушения запрета, содержащегося в конкретной уголовно-правовой норме, предусматривает применение к лицу, нарушившему его, санкцию, установленную в охранительной норме83.

Сопоставление ч. 1 ст. 2 и статей Особенной части УК позволяет сделать вывод, что логическая уголовно-правовая норма призвана воздействовать на волевое поведение людей в нескольких направлениях: заставить аморально и асоциально настроенных лиц воздержаться от совершения преступлений; побудить отдельных лиц исполнить возложенные на них обязанности под угрозой наказания; применить к лицам, нарушившим уголовно-правовой запрет, санкцию, предусмотренную нормой Особенной части УК; стимулировать праводозволенную активность граждан.

Встречается в науке похожий, но в целом иной вариант решения вопроса о структуре нормы. Так, В.С. Прохоров, Н.М. Кропачев и А.Н. Тарбагаев утверждают, что «в конечном итоге схема конструкции уголовно-правовой нормы может быть представлена в таком виде: при условиях, указанных в норме (гипотеза), запрещено совершать следующие действия (диспозиция) во избежание определенных нормой последствий (санкция) — таков позитивный аспект уголовно-правового регулирования; если же требование нормы нарушено (гипотеза), суд должен применить к виновному следующие меры (диспозиция) — таков ретроспективный аспект уголовно-правовой нормы. Уголовноправовая норма, естественно, едина в функциях: охраняя, она регулирует и, регулируя, — охраняет»84.

В целом верный взгляд на структуру уголовно-правовой нормы ошибочен в той части, в которой авторы в регулятивной норме выделяют санкцию. С одной стороны, это бессмысленно, поскольку поведение лица, соблюдающего запрет, содержащийся в диспозиции, никогда не может породить последствия, закрепленные в санкции, а с другой стороны, непонятно, чем санкция отличается от второй диспозиции.

Исследуя структуру уголовно-правовой нормы, трудно оставить без внимания вопрос о взаимосвязи в уголовном законодательстве его норм и статей85. В том, что эти понятия не тождественны, в настоящее время, пожалуй, уже никто не сомневается, так же как и в необходимости вычленения Общей и Особенной частей Уголовного кодекса. Почти всякий раз Общая и Особенная части характеризуются в виде некоторой совокупности норм, а не статей Уголовного кодекса. Решение вопроса о структуре уголовно-правовой нормы переносится, по сути, на статью Особенной части уголовного закона. В последней вычленяются диспозиция и санкция, при этом ничего не говорится о строении норм Общей части86.

Хотя надо заметить, что и по этому вопросу среди ученых не сложилось единой позиции. Например, С.Г. Келина, А.Н. Комиссаров, Б.А. Куринов, Ю.И. Ляпунов и др. полагают, что нормативные предписания, закрепленные в Общей части УК, будучи единым целым, не имеют структурных элементов87. Другие авторы (М.И. Ковалев, З.А. Незнамова, Б.В. Яцеленко) находят в них, как правило, лишь диспозицию88. Третьи выделяют два элемента (гипотезу и диспозицию)89.

В.П. Коняхин, будучи сторонником концепции трехэлементной структуры логической нормы, утверждает, что «структура любого нормативного предписания Общей части уголовного права складывается из двух элементов: гипотезы и диспозиции»90. В качестве примера автор приводит норму, указанную в ч. 4 ст. 33 УК. «Предписание, изложенное в ч. 4 ст. 33 УК (“Подстрекателем признается лицо, склонившее другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом”), можно представить в следующем виде: если лицо склонило другое лицо к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом (гипотеза), то оно признается подстрекателем (диспозиция)»91.

Такая позиция неизменно порождает вопросы о санкции этой нормы: где она находится и что собой представляет? Автор не дает ответа на этот вопрос.

Статья есть внутреннее подразделение нормативного акта, нормативно-правового документа. Она отражает логически обособленную часть его текста, которая, в свою очередь, выступает структурным образованием, объединенным на первом уровне в главы, на следующем уровне — в разделы, вследствие чего формируются Общая и Особенная части УК. В связи с этим следует признать, что указанные части кодекса представляют собой разные совокупности статей, а не различные комплексы уголовно-правовых норм.

Это положение служит основанием для утверждения о неразрывной связи Общей и Особенной частей УК. Всякая логическая уголовно-правовая норма устанавливается одновременно статьями как одной, так и другой частей Уголовного кодекса. Именно то, что ни те, ни другие сами по себе полностью не раскрывают содержания логической уголовно-правовой нормы, исключает толкование и применение ее лишь на основании статей какой-либо одной части кодекса. Данное положение служит предпосылкой правильного уяснения содержания не только уголовно-правовой нормы в целом, но и входящих в нее норм-предписаний, а также каждого ее элемента.

Коротко подведем итоги.

1. Логическая уголовно-правовая норма объединяет регулятивную и охранительную нормы-предписания.

2. Логическая норма в целом никогда не реализуется, а реализации подлежат требования, заключающиеся либо в регулятивной, либо охранительной норме-предписании. Реализация одной нормы-предписания исключает реализацию другой нормы-предписания, объединенных одной логической нормой.

3. Регулятивная уголовно-правовая норма-предписание состоит из двух элементов: гипотезы и диспозиции; охранительная — диспозиции и санкции.

4. Логическая уголовно-правовая норма четырехчленна, т. е. состоит из гипотезы и диспозиции регулятивной нормы-предписания и диспозиции и санкции охранительной нормы-предписания.

5. Логическая уголовно-правовая норма не тождественна статье Особенной части УК и включает как предписания, закрепленные в Общей, так и Особенной частях Уголовного кодекса.

§ 3. Уголовно-правовые отношения:
понятие, условия возникновения и виды

В результате уголовно-правового регулирования происходит нормативно-организационное воздействие по упорядочиванию и охране общественных отношений, образующих его предмет. Как указывалось, помимо охранительных уголовно-правовых отношений некоторые авторы92 к нему относят и «обычные» общественные отношения.

Первая группа отношений обусловлена необходимостью применения «в широком смысле санкции к правонарушителю»93. Регулирование второй группы общественных отношений преследует иную цель — заставить лиц, как правило, антисоциально или асоциально настроенных, воздержаться от совершения преступления.

Само существование нормы права обеспечивает воспитательное воздействие на членов общества. Отражая политические, моральные взгляды общества, направляя их развитие, она имеет большое идеологическое значение. «Норма права может оказывать эффективное воздействие на мотивацию поведения именно тем, что препятствует совершению преступления. Такое общепревентивное значение норм, устанавливающих ответственность за правонарушение»94.

М.И. Ковалев отмечал: «Норма уголовного права обращена к конкретному гражданину не только санкцией, но и диспозицией, т. е. она угрожает и предписывает, говоря гражданину, как надо и как не надо себя вести в определенной ситуации. Тем самым она всем гражданам или определенной категории их вменяет в обязанность конкретное поведение или, наоборот, запрещает такое при каких-то условиях под угрозой уголовного наказания»95.

В связи с этим возникает вопрос, связано ли предупредительное воздействие уголовно-правовых норм на поведение людей с возникновением регулятивных уголовно-правовых отношений?96

Среди юристов немало тех, кто признает «обычные» общественные отношения в качестве предмета уголовно-правового регулирования, однако считает, что в этом случае требования норм уголовного права реализуются вне уголовных правоотношений97.

Например, Л.С. Явич полагает, что уголовно-правовое регулирование происходит в двух формах — при помощи правоотношений и вне их98. В последнем случае оно связано с реализацией абсолютных прав и всеобщих юридических обязанностей, предусмотренных уголовным законом99.

В отличие от Р.О. Халфиной, Л.С. Явич указывает, что реализация правовой нормы (в частности, уголовно-правового запрета) вне правоотношений не отрицает, а наоборот, предполагает связь между правами и обязанностями, однако эта правовая связь не тождественна правовому отношению100.

Таким образом, в теории права существует мнение, что в результате воздействия права на общественные отношения может возникнуть правовое отношение или общественная правовая связь, причем последняя также включается в предмет правового регулирования101.

Теоретиками права были предприняты попытки сформулировать отличия правовых связей от правоотношений. «Во-первых, если правовые отношения могут иметь лишь конкретный состав своих субъектов, то состав сторон правовых связей не конкретизирован. Во-вторых, если объем и характер субъективных прав и юридических обязанностей субъектов в правовых связях вытекает прямо из закона, то в правовых отношениях объем и характер прав и обязанностей во многом зависят как от юридического факта, так и от волеизъявления сторон, поскольку в правоотношении, в отличие от юридической связи, имеет место поведение взаимодействующих лиц, тесно обусловленная деятельность»102.

Проанализируем эти отличия. Так, утверждается, что обязанная сторона не может быть конкретно определена; «все, как известно, означает — никто»103. Однако термин «все» можно понимать и как «каждый». Библейские заповеди «не убей», «не укради» и другие обращены ко всем субъектам уголовно-правового отношения, сколь бы много их ни было.

Конкретность той правовой связи, в которой находится адресат уголовно-правовой нормы, такова, что для практической реализации требования нормы не нужно каких-либо дополнительных обстоятельств, конкретизирующих правоотношение, необходим юридический факт, чтобы оно возникло. «Не все нормы права нуждаются в индивидуализации. Например, для соблюдения уголовно-правовых запретов нет никакой необходимости их индивидуализировать»104.

Уголовно-правовая норма при наличии предусмотренного ею юридического факта порождает конкретные правоотношения по соблюдению имеющихся в ней предписаний. Если в качестве такового выступает совершенное лицом преступление, то требование регулятивной уголовно-правовой нормы оказывается нарушенным, что ведет к возникновению охранительного уголовного правоотношения. Таким образом, от юридического факта зависит, какое уголовно-правовое отношение возникнет и, как следствие, — объем прав и обязанностей его субъектов.

По мнению Ю.И. Гревцова, «образование правовых связей обусловлено главным образом формированием предпосылок для последующего юридического взаимодействия»105. На этом этапе правового регулирования правоотношений еще нет, но создаются необходимые условия для их возникновения.

На наш взгляд, если в процессе соблюдения лицом уголовно-правового запрета возникает правовая связь между ним и государством, то для какого последующего юридического взаимодействия это создает предпосылки? Соблюдение подобных запретов прекращает всякое последующее взаимодействие между субъектами.

Различие между общественной связью и общественным отношением проявляется, как полагал Л.С. Явич, в особенностях их социального содержания, характере и структуре правового поведения106.

Такой же позиции придерживается Ю.И. Гревцов, который отмечает, что если реализация конкретных правоотношений в большинстве случаев основана на взаимодействии их субъектов, то деятельность в рамках правовых связей в строгом смысле не есть взаимодействие. Правовые связи, «как правило, предоставляют возможность не взаимодействия, а самостоятельного поступка. Таким образом, относительно самостоятельное поведение субъекта общественной правовой связи и составляет ее непосредственное содержание»107.

Эти утверждения справедливо вызывают возражения. При исследовании правовых отношений действительно необходимо учитывать особенности структуры и характера поведения субъектов отношения. Однако из данного положения не следует, что речь должна идти о разграничении правовых отношений и правовых связей108, а не о традиционном делении регулятивных правоотношений на относительные и абсолютные, пассивные и активные и т. д.109

Не совсем удачно разграничивать правовые отношения и правовые связи, основываясь на том, что какая-то часть правовых норм реализуется посредством деятельности лишь одной из сторон правоотношений, а другая — через взаимодействие сторон.

В философской литературе по этому поводу, как правило, отмечается, что не всякое отношение есть только связь, но всякая связь есть отношение. Понятие «отношение» шире понятия «связь», но поскольку и связь, и отношение выражают взаимосвязь и взаимозависимость объектов, основанные на движении материи и ее атрибутов, то связь всегда есть частный случай отношения110.

Правовые связи и правовые отношения в конечном счете всегда опосредуются нормами права. Причем именно постольку, поскольку социальную основу правовых отношений составляют нормы права, эти отношения и являются правовыми111.

Вряд ли можно отрицать «наступление таких связей вместе с установлением государством тех или иных запретов. При этом такие связи являются юридическими, поскольку возникают благодаря правовым нормам и относятся к правовым отношениям, так как в них праву одной стороны соответствует обязанность другой»112.

Таким образом, правы авторы, которые, «не отрицая значения существующих особенностей в характере и структуре поведения участников правовых отношений, в способах индивидуализации сторон правоотношений, в объективности поведения субъектов контроля, в индивидуализации прав и обязанностей участников отношения для характеристики отдельных видов правовых отношений, полагают, что проблема правоотношений, возникающих на основе регулятивных норм уголовного права, не надуманная, а реальная, такая, за которой стоит вполне определенная разновидность правовых связей, ничем существенным — ни по силе воздействия, ни по методам, ни по целям — не отличающаяся от иных правоотношений, участники которых персонально определены»113.

А.А. Пионтковский отмечал: «В реальной действительности действующая правовая норма всегда вместе с тем создает и соответствующие ей правоотношения. Объективное право поэтому существует всегда в единстве с субъективными правами и корреспондирующими им правовыми обязанностями»114.

Субъективное право беззащитно, если оно не подкреплено обязанностью «другой стороны», а обязанность утрачивает свой смысл, если никто не правомочен требовать ее выполнение. Все общие и особенные запреты ко всем субъективным правам или к определенной группе таковых как одинаковые масштабы, применяемые к разным людям, трансформируются в сферу фактических отношений, субъекты которых в связи с этим становятся носителями обязанностей не совершать тех или иных действий. Такой обязанности соответствует субъективное право государства (в лице его органов) требовать от обязанных сторон определенного правомерного поведения. В свою очередь граждане не только должны выполнять уголовно-правовые предписания, но и вправе требовать от государства соблюдения законности при оценке факта правомерности их поведения.

В теории уголовного права наиболее аргументированы концепцию регулятивных уголовно-правовых отношений защищал М.И. Ковалев, по мнению которого «действие уголовного права, т. е. социальная полезность и эффективность его норм, заключается не только в правильном применении их к конкретным случаям жизни. Они гораздо глубже и многообразнее. Применение правовых норм есть лишь одна из форм жизни права. Но, кроме этого, у права есть более сложная и более скрытая форма воздействия на общественную жизнь, которая заключается в организующей, воспитательной и мобилизующей роли, присущей праву самим фактом своего существования. И уже оно порождает определенные правоотношения государства с гражданами и граждан между собой»115.

В результате воздействия уголовно-правовых норм на общественные отношения с целью заставить лиц воздержаться от совершения преступления возникают регулятивные уголовно-правовые отношения между указанными лицами и государством.

Все сказанное в одинаковой мере относится и к нормам уголовного права, представляющим определенные права (на необходимую оборону, причинение вреда при крайней необходимости, задержание лица, совершившего преступление, и др. — ст. 37-42 УК)116. По своей социальной функции они должны быть отнесены к управомочивающим, т. е. дозволяющим совершение определенных действий. Лицо, осуществляющее, например, право на необходимую оборону, вступает в правовые отношения с государством; его поведение признается правомерным не само по себе, а только после признания этого правоприменительными органами. В конкретной ситуации последние обязаны всесторонне рассмотреть событие, связанное с причинением вреда при защите от общественно опасного посягательства, и в случае признания действий обороняющегося правомерными констатировать отсутствие оснований для уголовной ответственности за причиненный вред, а при превышении пределов необходимой обороны — привлечь к ответственности.

Таким образом, общественное отношение, возникшее между обороняющимся и государством в лице его правоприменительных органов, основанное на уголовно-правовых нормах, является уголовно-правовым117. Это правоотношение следует отнести к регулятивным, оно складывается на основе регулятивных (управомочивающих) норм и реально ничем существенным не отличается от иных регулятивных правоотношений. В противном случае пришлось бы признать, что уголовное право есть некая особенная отрасль права, адресованная только преступникам.

Признавая существование регулятивных уголовно-правовых отношений, возникающих в связи с удержанием лица от преступного посягательства или в связи с регламентацией поведения лица в состоянии необходимой обороны, крайней необходимости и других обстоятельств, исключающих преступность деяния, необходимо определить момент и основание их возникновения.

Среди сторонников признания реальности регулятивных уголовно-правовых отношений распространенным является мнение, согласно которому издание уголовного закона выступает юридическим фактом, порождающим правовые отношения118.

Это положение нуждается в уточнении. Безусловно, возникновение регулятивных уголовно-правовых отношений основано на уголовном законе, но это не происходит прямо и непосредственно, всегда и безусловно в момент его вступления в силу. Последнее означает начало его действия, создает юридическую возможность возникновения, изменения и прекращения уголовно-правового отношения. Однако сама регулятивная уголовно-правовая норма не может являться единственным основанием, в связи с которым абстрактная связь предусмотренных прав и обязанностей абстрактных субъектов превращается в определенную реальную связь.

Очевидно, что даже для реализации общих запретов, таких как «не укради», «не причини вреда здоровью», «не оскорбляй» и т. д., недостаточно вступления уголовного закона в силу (основание). Регулятивные уголовные правоотношения возникают только между государством и конкретным физическим лицом, обязанным в силу своего правового статуса соблюдать требования уголовного закона и способным нести уголовно-правовые последствия в случае их нарушения. Следовательно, речь идет не обо всех физических лицах, а только о тех, которые как минимум достигли возраста уголовной ответственности. Это выступает условием, без которого невозможно возникновение рассматриваемых правоотношений.

В юридической литературе по поводу субъекта правопослушного поведения существует две точки зрения. Согласно первой из них им выступает потенциальный преступник, согласно другой — каждый, кто является участником общественных отношений, регулируемых уголовным правом.

Прав И.Э. Звечаровский, полагающий, что субъектами законопослушного поведения в уголовном праве являются все, кто в силу выполнения определенных социальных ролей в общественных отношениях, регулируемых и охраняемых уголовным законом, будучи субъектом уголовной ответственности, поступают правомерно, а не только лица, которых от совершения преступления удерживает угроза уголовного наказания, т. е. потенциальные преступники119.

Рассмотренные выше основание и условие являются обязательными, без них невозможно возникновение ни одного регулятивного уголовно-правового отношения. Их достаточно для возникновения правоотношений в том случае, если для описания запрета в уголовно-правовой норме используются только обязательные признаки состава преступления. Если же для обрисовки последнего в него включаются факультативные признаки, то необходимы дополнительные условия.

Они, например, могут характеризовать специального субъекта преступления. Такие нормы будут действовать с момента приобретения субъектом соответствующего статуса: врача (ст. 124 УК), должностного лица (ст. 285, 286, 290 УК), матери (ст. 106 УК), гражданина (ст. 275, 276 УК) и т. д.

К числу дополнительных условий могут быть отнесены и другие юридические факты, характеризующие конкретные жизненные ситуации, описанные в законе, с которыми законодатель связывает возникновение правоотношений. Так, ст. 195 УК, предусматривающая уголовную ответственность за неправомерные действия при банкротстве, создала абстрактную возможность возникновения регулятивных уголовных правоотношений с момента вступления в законную силу. Превратиться эта возможность в действительность может только с наступлением предусмотренного в ней юридического факта — наличия всех признаков банкротства юридического лица или индивидуального частного предпринимателя. Другими словами, норма права лишь указывает на те конкретные жизненные ситуации, при наличии которых реализуется абстрактная возможность возникновения уголовно-правовых отношений.

В связи с этим для установления момента возникновения уголовного правоотношения необходимо обратиться к гипотезе регулятивной уголовно-правовой нормы. Например, ст. 125 УК, предусматривающая ответственность за оставление в опасности, содержит следующую совокупность условий, необходимых для возникновения правоотношений: 1) потерпевший находится в опасном для жизни или здоровья состоянии; 2) потерпевший лишен возможности принять меры к самосохранению по малолетству, старости, болезни или вследствие своей беспомощности; 3) лицо имело возможность оказать помощь потерпевшему и 4) было обязано заботиться о нем или предыдущим своим поведением само поставило его в опасное для жизни или здоровья состояние.

Однако не все они (условия) непосредственно перечислены в ст. 125 УК. З.Д. Иванова отмечает, что «существуют юридические факты, являющиеся общими обязательными элементами для многих фактических составов, и предусматриваются они общей гипотезой. Если это имеет место в определенной сфере общественных отношений, то указание на необходимость этого элемента как бы выносится за скобки и содержится часто в Общей части той или иной отрасли права»120.

Именно это происходит и с гипотезами многих норм уголовного права, которые обычно состоят только из положений, предусмотренных в статьях Общей части УК. Причем роль общей гипотезы выполняет ряд ее статей.

Важным свойством условий, расположенных в статьях Особенной части УК, является их конкретность. «Государство не может устанавливать обязанность того или иного образа поведения, не оговорив, не предусмотрев тех условий, при которых должно и возможно выполнение этого правила»121.

Если в диспозиции правовой нормы сформулирована модель поведения субъекта в конкретной жизненной ситуации, то в гипотезе описывается сама ситуация, при наличии или наступлении которой это правило подлежит реализации. Юридические факты могут выполнять свою задачу — «включать» механизм разрешения социальной ситуации — лишь в том случае, если они обладают, как образно замечает В.Б. Исаков, достаточной «различительной способностью»122.

В связи с этим в уголовно-правовой норме содержатся четкие пространственно-временные или иные рамки, очерченные в гипотезе, что и обусловливает конкретность юридических фактов. К таким условиям можно отнести:

а) обстоятельство места — большая территория (открытое море — ст. 227 УК) или небольшое пространство (объекты атомной энергетики — ст. 215 УК);

б) обстоятельства времени — от нескольких минут до довольно значительного времени (во время или сразу после родов — ст. 106 УК);

в) обстановка — взаимоотношения субъекта с другими лицами (например, состояние аффекта, вызванное аморальным или противоправным поведением потерпевшего — ст. 107, 113 УК);

2) совокупность условий (например, банкротство — ст. 195 УК).

Это значит, что гипотеза уголовно-правовой нормы, как и гипотеза любой предписывающей правовой нормы, если воспользоваться выражением Е.К. Нурпеисова, осуществляет ситуационную «привязку» модели правомерного поведения123. Даже если гипотезы уголовно-правовых норм могут быть простыми и сложными, определенными и относительно-определенными, то юридические факты, предусмотренные ими, всегда конкретны.

Важным свойством юридических фактов является их типичность. Право может формулировать модель поведения субъектов в конкретной жизненной ситуации лишь в том случае, если и ситуация, и поведение поддаются типизации, т. е. «если во множестве чем-то различных, а в чем-то повторяющихся ситуаций от людей требуются в принципе одинаковые по содержанию действия (или воздержание от таковых)»124.

Регулируя, например, общественные отношения, характеризующие состояние необходимой обороны, нормы уголовного права имеют в виду лишь их типичные особенности. Учитывая, что в случаях душевного волнения, вызванного нападением, его внезапностью, обороняющийся не всегда в состоянии точно взвесить характер опасности и избрать соразмерные средства защиты, уголовный закон признает превышением пределов необходимой обороны только явное несоответствие защиты характеру и степени опасности посягательства125.

Таким образом, необходимо различать действие уголовного закона во времени и реализацию закона в правоотношении. В противном случае, с одной стороны, можно прийти к необоснованному выводу, что уголовные законы, определяющие уголовную ответственность за действия, совершенные в особых условиях (обстановке), вступив в силу, не действуют до наступления указанных в них обстоятельств и теряют силу с устранением (изменением) таких условий или обстоятельств126.

История российского уголовного законодательства знает примеры, когда некоторые регулятивные отношения так и оставались абстрактной моделью, не выражаясь в реальном поведении субъектов общественных отношений, так как не наступили конкретные юридические факты, вызывающие к жизни эти правоотношения. Примером может служить ситуация, описанная в ст. 82 УК РСФСР 1960 г., которой предусматривалась уголовная ответственность за уклонение в военное время от выполнения повинностей или уплаты налогов. В период действия УК 1960 г. не было военного времени, следовательно, не возникли и соответствующие правоотношения.

В то же время нельзя, переоценивая значение факта принятия уголовного закона, утверждать, что общественные отношения, образующие предмет уголовного права, не существуют до издания уголовно-правовой нормы127. Уголовно-правовая форма придается общественным отношениям, которые сложились до, помимо и в этом смысле независимо от нормы уголовного закона.

Поэтому моменты вступления в силу закона и возникновения регулятивного уголовного правоотношения могут совпадать. Например, общественные отношения по поводу порядка использования компьютерной информации и правил эксплуатации ЭВМ существовали до принятия УК 1996 г. Предметом же уголовно-правового регулирования они стали лишь после того, как были закреплены юридические основания для противодействия их общественно опасным нарушениям (гл. 28 УК).

Таким образом, для возникновения регулятивных уголовно-правовых отношений необходимо наличие следующих юридических (специальных) предпосылок: а) уголовно-правовой нормы, вступившей в силу и не утратившей ее (основание); б) лица, достигшего возраста уголовной ответственности (условие), и дополнительного условия. В совокупности они образуют сложные комплексные факты (или юридический состав), порождающие регулятивные уголовно-правовые отношения. Причем основание и первое условие являются обязательными, т. е. без них невозможно возникновение ни одного такого правоотношения, другие, касающиеся специальных признаков субъекта или факультативных признаков объективной стороны, — дополнительными.

В результате воздействия уголовного права на общественные отношения не всегда возникают только регулятивные правоотношения. И.С. Ретюнских полагает, что вменяемое лицо, достигшее возраста уголовной ответственности, совершившее преступление, дополнительно вступает с государством в охранительные уголовно-правовые отношения, при этом продолжая оставаться в зоне действия регулятивных отношений. Преступник также обязан соблюдать требования уголовного законодательства128.

Говоря о регулятивных правоотношениях, думается, автор имеет в виду отношения, возникающие между государством и преступником по поводу соблюдения последним запрета на совершение новых общественно опасных деяний. Преступление же всегда выступает юридическим фактом, порождающим охранительные уголовные правоотношения129.

А.В. Барков полагает, что юридическим фактом признается не только преступление, но и деяние, формально содержащее его признаки, деяние, которое в силу определенных обстоятельств утратило общественную опасность, деяние, которое сопряжено с обстоятельствами, указывающими на отсутствие общественной опасности лица, его совершившего130.

Представляется, что автор необоснованно расширяет основания, признаваемые юридическим фактом, которые вызывают к жизни охранительное уголовно-правовое отношение. Можно согласиться, что если совершенное деяние, содержащее все признаки состава преступления, изначально порождающее охранительное уголовно-правовое отношение, через какое-то время перестает быть общественно опасным в силу, например, изменения обстановки, то с момента освобождения лица от наказания (ст. 801 УК) оно искусственно прерывается. Лицо, не достигшее возраста уголовной ответственности, невменяемое или совершившее малозначительное деяние, не в состоянии вызвать к жизни такие правоотношения131.

Признание преступления юридическим фактом, с которым связывается возникновение охранительного уголовно-правового отношения, оспаривается криминалистами132. Одни авторы начало уголовно-правовых отношений видят в привлечении лица в качестве обвиняемого133, другие считают, что уголовно-правовые отношения возникают лишь с момента вступления обвинительного приговора в законную силу134.

Присоединяясь к последней точке зрения, Г.П. Новоселов указывает, «что такое решение вопроса есть реализация принципа, в соответствии с которым лицо может быть признано виновным в совершении преступления и подвергнуто наказанию не иначе как по приговору суда... Уголовно-правовое отношение не может возникнуть тогда, когда преступление еще не раскрыто или не доказано в установленном порядке. До признания виновным в совершении преступления лицо способно исполнять роль участника лишь уголовно-процессуального, но не уголовно-правового отношения»135.

Третья группа ученых связывает рассматриваемые отношения с моментом возбуждения уголовного дела, объясняя это тем, что преступлению придает юридическое значение лишь квалификация, которая невозможна в случаях, когда о содеянном еще неизвестно правоохранительным органам. Исходя из этого, делается вывод: «Совершение общественно опасного деяния есть реальный факт, который не “порождает” непосредственно и автоматически правоотношения, а служит основанием в случае его обнаружения для деятельности по установлению события преступления, лиц, виновных в совершении преступления, и их наказанию, если этот факт будет оценен как виновно совершенный и предусмотренный уголовным законом, т. е. как юридический факт»136.

Некоторые специалисты (И.С. Самощенко, М.Х. Фарукшин и др.), считают, что уголовная ответственность (и уголовные правоотношения) возникает с момента применения наказания и заключается в фактическом наказании137.

На несостоятельность этих позиций не раз обращалось внимание в юридической литературе138. А.В. Наумов, например, указывал, что установление органом дознания, следователем или судом признаков преступления еще не предрешает окончательного выяснения вопроса о реальном совершении преступления. Последнее как существование юридического факта вообще неправильно сводить к установлению признаков преступления следователем или судом. На практике возможны ошибки в стадиях судебного разбирательства и вынесения приговора. Ошибочно вынесенный приговор, как обвинительный, так и оправдательный, «устанавливает» совершение преступления, но не может «отменить» реальное преступление или, наоборот, сделать его реальностью. Реальность, а точнее сказать, материальность совершения преступления, не связана с фактом обнаружения его признаков органами предварительного расследования или вынесения судом обвинительного приговора.

М.С. Строгович справедливо отмечал, что «приговор суда не делает человека преступником, а признает преступником того, кто уже есть преступник, кто стал им в момент совершения преступления (если обвинительный приговор вынесен правильно)»139.

Для возникновения охранительного уголовно-правового отношения достаточно нарушения лицом запрета, содержащегося в уголовно-правовой норме, т. е. совершения преступления. Именно с этого момента возникают и обязанность лица, его совершившего, претерпеть те неблагоприятные последствия, которые закон связывает с преступлением, и право государства принудить преступника к исполнению этой обязанности.

Уголовно-правовое отношение не исчерпывается указанной обязанностью и соответствующим правом. В его содержание также входит право виновного в совершении преступления лица требовать, чтобы с ним обходились по закону, чему соответствует обязанность государства обращаться с преступником по закону. Таким образом, налицо как субъекты правоотношения, так и корреспондирующие друг другу их юридические обязанности и субъективные права, т. е. уголовно-правовые отношения.

Субъект охранительных уголовных правоотношений с одной стороны выступает лицо, совершившее преступление, и здесь среди ученых практически нет разногласий. Однако это не означает, что по данному вопросу в науке уголовного права не высказывали иные точки зрения. Так, В.А. Лукьянов, полагает, что таким субъектом выступает потерпевший, а лицо, совершившее преступление, является объектом этого правоотношения140.

Эту позицию обстоятельной критике подверг А.И. Рарог. Он указал: «Во-первых, потерпевший — далеко не обязательный участник уголовно-правовых отношений. Во-вторых, его процессуальное положение не одинаково в делах частного, частно-публичного и публичного обвинения. В-третьих, восстановление нарушенных прав потерпевшего осуществляется преимущественно вне рамок уголовной ответственности. В-четвертых, исключение правонарушителя из числа субъектов уголовного правоотношения превращает его в носителя только обязанностей, лишенного всяких прав»141.

С решением вопроса о том, кто является другой стороной охранительного правоотношения, дело обстоит сложнее. Существуют разные мнения по этому поводу.

Так, Н.И. Полянский указывал, что уголовно-правовые отношения возникают между преступником и карательными органами государства142.

А.Л. Ривлин писал, что государство ни в какие правовые отношения с преступником не вступает. Субъектами уголовно-правовых отношений с одной стороны являются следственные, прокурорские и судебные органы143, а с другой — обвиняемый и осужденный144.

По существу, аналогичной позиции придерживались В.Г. Смирнов и Г.Б. Виттенберг145.

Приведенная точка зрения подверглась, на наш взгляд, справедливой критике. Так, М.Д. Шаргородский отмечал: «Основная ошибка авторов, полагающих, что субъектом уголовного правоотношения являетс

...