М. В. Кротов

ВЫСТУПЛЕНИЯ ПОЛНОМОЧНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЯ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ В КОНСТИТУЦИОННОМ СУДЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
(С ПРИЛОЖЕНИЕМ РЕШЕНИЙ КОНСТИТУЦИОННОГО СУДА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ)

СБОРНИК

(2012–2015 годы)

---

ebooks@prospekt.org

Информация о книге

УДК 342.565.2(470+571)

ББК 67.400.1(2Рос)

        В93

Автор: Кротов М. В.

Составители сборника:

Боброва В. К., Мельниченко О. А., Стефанюк Н. Б., Сычева А. В.

В сборнике приводятся полные тексты выступлений полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации и решения по делам, рассмотренным с его участием.

Для работников органов государственной власти, депутатов, судей, адвокатов, научных работников, преподавателей, аспирантов, студентов юридических учебных заведений, а также для всех, кто интересуется проблемами конституционного правосудия.

УДК 342.565.2(470+571)

ББК 67.400.1(2Рос)

© Кротов М. В., 2016

© Боброва В. К., предисловие, 2016

© Боброва В. К., Мельниченко О. А., Стефанюк Н. Б., Сычева А. В., составители, 2016

© ООО "Проспект", 2016

ПРЕДИСЛОВИЕ

Идея создания института полномочных представителей Президента Российской Федерации не только в регионах, но и в федеральных органах власти, в том числе и в Конституционном Суде Российской Федерации, родилась в ходе обсуждения и доработки Конституции Российской Федерации на Конституционном Совещании 1993 г.¹ А непосредственным толчком к легитимизации этой должности явилось обращение к Президенту Российской Федерации его представителя в Федеральном Собрании А. М. Яковлева в феврале 1995 г. с предложением «сформировать группу юристов высокой квалификации в области конституционного права, задачей которой должно быть представительство Президента Российской Федерации в Конституционном Суде»².

В 2015 г. исполнилось 20 лет с момента учреждения в структуре Администрации Президента Российской Федерации института полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации³.

В соответствии с Указом Президента Российской Федерации полномочный представитель в Конституционном Суде Российской Федерации способствует осуществлению деятельности Президента Российской Федерации как гаранта Конституции Российской Федерации, прав и свобод человека и гражданина и представляет его интересы в Конституционном Суде Российской Федерации. Правовую основу деятельности полномочного представителя составляют Конституция Российской Федерации, Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации», другие федеральные законы, указы и распоряжения Президента Российской Федерации, а также Положение «О полномочном представителе Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации»⁴.

Установленный этим положением статус полномочного представителя Президента послужил основой для определения природы этой должности в целом.

С момента учреждения института полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации эту должность занимали доктор юридических наук, профессор Валерий Михайлович Савицкий с 24 апреля 1995 г. по 5 февраля 1996 г., кандидат юридических наук (ныне доктор) Сергей Михайлович Шахрай с 7 декабря 1996 г. по 29 июня 1998 г., кандидат юридических наук, профессор Михаил Алексеевич Митюков с 5 февраля 1996 г. по 7 декабря 1996 г. и с 29 июня 1998 г. по 7 ноября 2005 г.

7 ноября 2005 г. полномочным представителем Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации назначен кандидат юридических наук, заслуженный юрист Российской Федерации Михаил Валентинович Кротов⁵.

Значительный объем в деятельности полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации занимает подготовка правовой позиции по делам, принятым Конституционным Судом к рассмотрению. Со времени учреждения института полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации и по июль 2015 г. включительно Конституционным Судом рассмотрено 431 дело с вынесением постановлений (из них более 50 дел без проведения слушания). В публичном процессе рассмотрения 207 дел полномочный представитель Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации принял непосредственное участие, по всем остальным, как правило, были направлены письменные отзывы с изложением позиций по обозначенным проблемам.

Для участия в рассмотрении принятых Конституционным Судом Российской Федерации дел или изложения письменной позиции по вопросам, относящимся к различным отраслям права, полномочным представителем Президента РФ в Конституционном Суде РФ проводится большая подготовительная работа, которая заключается: в изучении материалов дела, истории принятия оспариваемых норм, анализе законодательства, необходимого для обоснования позиции, научной литературы, судебной практики, в том числе и зарубежной, истребовании и обобщении правовых заключений и мнений министерств, ведомств, научных учреждений и высших учебных заведений, а также в анализе уже имеющихся правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации.

Готовясь к выступлению по проблеме, которая находится на рассмотрении Конституционного Суда Российской Федерации, или направляя письменный отзыв, полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде РФ преследует цель не только провести аналитическую правовую работу и представить правовую позицию, но и показать, какую роль играет та или иная норма закона в системе государственной власти, выявить политический подтекст, если он есть⁶.

Правовая позиция Президента Российской Федерации — гаранта Конституции Российской Федерации, прав и свобод человека и гражданина, как и всех участников конституционного процесса, важна и нужна Конституционному Суду Российской Федерации для принятия решения по рассматриваемому делу.

Однако деятельность полномочного представителя Президента РФ в Конституционном Суде РФ не ограничивается участием в рассмотрении дел Конституционным Судом РФ и направлением ему письменных правовых заключений.

Значительный объем составляет работа по осуществлению мониторинга возможных обращений в Конституционный Суд Российской Федерации (источник — средства массовой информации), откликов на дела, рассматриваемые им, научных статей по вопросам конституционного правосудия, публикаций по выполнению решений Конституционного Суда Российской Федерации.

Полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде РФ, являясь членом Комиссии Правительства Российской Федерации по законопроектной деятельности⁷, принимает непосредственное участие в подготовке и анализе законопроектов, в том числе направленных на исполнение решений Конституционного Суда Российской Федерации.

Деятельность полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации обеспечивает аппарат. Впервые аппарат в количестве пяти человек был образован распоряжением Руководителя Администрации Президента Российской Федерации от 5 мая 1995 г. № 816. В дальнейшем численность его, структурный статус и подчиненность изменялись⁸.

Аппарат полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации проводит значительный объем экспертно-­юридической, аналитической и научной работы в области конституционного правосудия. Только за последние десять лет сотрудниками аппарата изучены материалы по 222 делам, рассмотренным Конституционным Судом Российской Федерации в публичных заседаниях и без проведения слушания, подготовлены по ним правовые заключения и предложения, которые способствовали обоснованию позиции, представляемой полномочным представителем Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации. Более 400 обращений, поступивших в Конституционный Суд Российской Федерации, изучено в порядке предварительной подготовки к дальнейшему участию полномочного представителя Президента Российской Федерации в их рассмотрении Судом, а также подготовки предложений о возможном внесудебном разрешении правовых споров. В этих целях проводится мониторинг возможных обращений в Конституционный Суд Российской Федерации. Осуществляется контроль за ходом исполнения решений Конституционного Суда Российской Федерации. По инициативе полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации аппаратом подготовлено и проведено в Администрации Президента Российской Федерации Всероссийское совещание по проблемам исполнения решений Конституционного Суда Российской Федерации и решений конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации⁹. Кроме того, полномочным представителем Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации инициировано и силами аппарата проведено еще два всероссийских совещания на юридические темы с участием широкого круга представителей органов государственной власти, научной и юридической общественности. Материалы совещаний изданы отдельными книгами¹⁰.

Сотрудниками аппарата во главе с полномочным представителем Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации ведется большая работа по концентрации и распространению опыта конституционного правосудия как в стране, так и за рубежом. В этих целях только за последние десять лет подготовлено более 150 выпусков дайджеста официальных материалов и публикаций в периодической печати «Конституционное правосудие стран СНГ и Балтии» с двумя-тремя приложениями к каждому из них списков научной литературы и публикаций по вопросам конституционного правосудия. Подготовлено 120 выпусков дайджеста оперативной информации «Акты конституционного правосудия субъектов Российской Федерации». Дайджесты изготавливаются и распространяются с 2000 г.¹¹ Они направляются полномочным представителям Президента Российской Федерации в федеральных округах, в управления Администрации Президента Российской Федерации, федеральные и региональные органы государственной власти Российской Федерации, конституционные (уставные) суды субъектов Российской Федерации, суды общей юрисдикции, юридические и научные учреждения, а также зарубежным органам конституционного контроля.

Проекты законов о действующих ныне 16 конституционных (уставных) судах субъектов Российской Федерации подготовлены на основе и с учетом модельного закона об уставном суде субъекта Российской Федерации, разработанного в аппарате полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации¹².

Аппаратом установлены деловые контакты с Секретариатом Конституционного Суда Российской Федерации, конституционными судами стран СНГ и Балтии, конституционными (уставными) судами субъектов Российской Федерации, а также широким кругом представителей юридической и научной общественности.

В целях популяризации конституционного правосудия при активном участии сотрудников аппарата подготовлено и только за последнее десятилетие издано три сборника выступлений полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации с решениями Конституционного Суда Российской Федерации¹³, сборник в 7 томах решений конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации¹⁴ и по итогам анализа правового обеспечения деятельности конституционных (уставных) судов субъектов Российской Федерации — сборник в 3 томах нормативных актов о конституционных (уставных) судах субъектов Российской Федерации¹⁵. Представлен материал к «Библиографии по конституционному правосудию», изданной проф. М. А. Митюковым (2008 г., 2011 г.).

Полномочный представитель Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации и его аппарат осуществляют активную работу по популяризации и формированию уважительного отношения граждан Российской Федерации к Основному Закону — Конституции Российской Федерации. Большая работа была проведена при подготовке и реализации мероприятий по празднованию 20-летия Конституции Российской Федерации¹⁶.

Полномочный представитель Президента Российской Федерации ежегодно проводит работу по организации встречи Президента Российской Федерации с судьями Конституционного Суда Российской Федерации и принимает участие в ней.

Деятельность полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации в значительной степени зависит от правового обеспечения деятельности самого Конституционного Суда Российской Федерации и его полномочий. Поэтому следует отметить, что за последние десять лет Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» претерпел значительные изменения¹⁷. Изменения касались порядка назначения судей, избрания и срока деятельности Председателя Конституционного Суда Российской Федерации и его заместителей. Изменено место постоянного пребывания Конституционного Суда Российской Федерации на Санкт-Петербург. Заложена тенденция к уменьшению состава Конституционного Суда Российской Федерации до 13 судей, поскольку согласно принятым поправкам Конституционный Суд может осуществлять свою деятельность при наличии в составе не трех четвертых, как это было ранее, а двух третей от общего числа судей, то есть в количестве 13 человек. Вакантные должности могут не заполняться, пока число судей не окажется менее двух третей от общего числа судей (ч. 4 ст. 9).

Уточнены и дополнены полномочия Конституционного Суда Российской Федерации. Так, Конституционный Суд Российской Федерации проверяет на соответствие Конституции Российской Федерации вопрос, выносимый на референдум Российской Федерации в соответствии с федеральным конституционным законом, регулирующим проведение референдума Российской Федерации. Изменены условия допустимости принятия к рассмотрению жалоб граждан на нарушение конституционных прав законом, примененным в конкретном деле, рассмотрение которого завершено в суде, при этом жалоба должна быть подана в срок не позднее одного года после рассмотрения дела в суде. По запросам судов Конституционный Суд Российской Федерации теперь проверяет конституционность закона, подлежащего применению в конкретном деле. Кроме того, суд при пересмотре в случаях, установленных процессуальным законодательством, дела в связи с принятием межгосударственным органом по защите прав и свобод человека решения, в котором констатируется нарушение в Российской Федерации прав и свобод человека при применении закона либо отдельных его положений, придя к выводу, что вопрос о возможности применения соответствующего закона может быть решен только после подтверждения его соответствия Конституции Российской Федерации, обращается с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации о проверке конституционности этого закона (ч. 2 ст. 102).

Уточнена допустимость запроса в Конституционный Суд Российской Федерации о проверке конституционности акта органа государственной власти или договора между органами государственной власти либо отдельных их положений. Запрос допустим, если заявитель считает их не подлежащими действию из-за неконституционности либо подлежащими действию вопреки официально принятому межгосударственным органом по защите прав и свобод человека решению, в котором констатируется нарушение в Российской Федерации прав и свобод человека при применении соответствующего нормативного акта или договора и необходимость внесения в них изменений, устраняющих отмеченные нарушения (ч. 1 ст. 85).

Претерпели изменения организационные формы судопроизводства Конституционного Суда, что привело к упразднению палат. Введена процедура рассмотрения дел без проведения слушания. Уточнены нормы, определяющие содержание принципа непрерывности судебного заседания. Конституционный Суд Российской Федерации получил право рассматривать очередные дела до принятия решения по ранее рассмотренному делу.

Конкретизированы сроки рассмотрения поступающих в Конституционный Суд Российской Федерации обращений. Увеличен срок для подготовки проектов законов во исполнение его решений.

Изменилась и структура обращений, поступающих в Конституционный Суд Российской Федерации. Анализ 228 постановлений, принятых Конституционным Судом Российской Федерации с января 2005 г. по май 2015 г. показывает, что 163 дела было рассмотрено по обращениям граждан и их объединений, 29 дел по запросам судов различных уровней, 19 дел инициированы законодательными и исполнительными органами государственной власти субъектов Российской Федерации, 6 — по запросам депутатов Государственной Думы Российской Федерации, 1 — по запросу Совета Федерации, 5 — по жалобам Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации, 4 — по обращениям политических партий и 2 дела по жалобам муниципальных образований. Среди рассмотренных дел с вынесением постановлений за эти десять лет не было уже дел по спорам о компетенции, рассмотрено лишь одно дело по толкованию Конституции Российской Федерации¹⁸, тогда как за период с 1995 по 2000 г. Конституционный Суд вынес 12 постановлений по толкованию Конституции Российской Федерации.

Изменения ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» и структуры обращений, поступающих в Конституционный Суд, соответственно в определенной степени отражаются на деятельности полномочного представителя Президента РФ в Конституционном Суде РФ.

Так, например, введенная в действие Федеральным конституционным законом от 3 октября 2010 г. № 7-ФКЗ процедура рассмотрения дел без проведения слушания (ст. 47.1) содержала значительные ограничения для такого рассмотрения и предусматривала возможность направления ходатайства с возражением против применения такой процедуры. Право направления такого ходатайства было предоставлено Президенту Российской Федерации, Совету Федерации, Государственной Думе и органам государственной власти субъектов Российской Федерации (п. 1 ч. 2 ст. 47.1).

Полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде РФ возражал против семи дел, запланированных в 2011—2013 гг. к рассмотрению без проведения слушания. Все они были переведены и рассмотрены в публичных заседаниях¹⁹. После внесенных изменений от 8 июня 2014 г. возражения полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации против рассмотрения дел без проведения слушания не являются обязательным условием передачи дел для рассмотрения в публичном заседании. Решение принимает Конституционный Суд.

Основательная подготовка полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации к выступлению позволяет ему представить Конституционному Суду обоснованную правовую и политически выверенную позицию. Анализ выступлений полномочного представителя в Конституционном Суде Российской Федерации и решений Конституционного Суда, помещенных в настоящий сборник, свидетельствует, что в большинстве случаев Конституционный Суд в той или иной степени учитывает позицию полномочного представителя Президента Российской Федерации при принятии решения по рассмотренному им делу.

Так, например, на политический акцент указывал полномочный представитель Президента РФ в Конституционном СудеРФ при рассмотрении дела по запросу группы депутатов Государственной Думы, которые оспаривали конституционность отдельных положений Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» и корреспондирующих им положений Федерального закона «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» в редакции Федерального закона от 2 мая 2012 г. № 40-ФЗ. Полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде РФ аргументировал конституционность оспариваемых положений. В своем выступлении отмечал, что позиция заявителей, изложенная в запросе, не имеет под собой достаточных правовых оснований, позволяющих признать оспариваемые положения не соответствующими Конституции Российской Федерации. Запрос, скорее, вызван расхождением политических позиций ряда депутатов. Указывал, что в целях уравновешивания таких основ российской государственности, как демократия, суверенитет, государственная целостность и федерализм, Конституция Российской Федерации допускает возможность различных вариантов наделения полномочиями органов и должностных лиц публичной власти, непосредственно не поименованных в Конституции Российской Федерации.

Полномочный представитель убедительно доказал, что полномочия Президента РФ в установленном механизме замещения должности высшего должностного лица субъекта РФ носят исключительно консультативный характер и не влекут юридически обязательных последствий для политических партий и их кандидатов, а также кандидатов-самовыдвиженцев с точки зрения участия в выборах.

С доводами полномочного представителя Президента РФ Конституционный Суд согласился²⁰.

Полностью учтена Конституционным Судом Российской Федерации правовая позиция полномочного представителя Президента РФ в Конституционном Суде РФ при вынесении решения по делу о проверке конституционности абзаца 4 части 1 статьи 6 Трудового кодекса Российской Федерации в связи с запросом Архангельского областного Собрания депутатов²¹. Запрос был вызван тем, что под сомнение была поставлена законность установленных областным законом гарантий лицам, замещающим государственные должности в субъекте Российской Федерации, в том числе и областным депутатам при прекращении ими полномочий.

Полномочный представитель отметил, что оспариваемая норма Трудового кодекса Российской Федерации не противоречит Конституции Российской Федерации, поскольку лица, замещающие государственные должности субъекта Российской Федерации, в том числе депутаты законодательного (представительного) органа государственной власти субъекта Российской Федерации, не являются наемными работниками и осуществляют свои полномочия на указанной должности не по трудовому договору, а в силу акта избрания. Гарантии, предоставляемые указанным лицам в период исполнения ими полномочий по выборной должности, регулируются не федеральным, а региональным законодательством с учетом принципов, заложенных в федеральном законодательстве.

Однако правовая позиция полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации не всегда совпадает с позицией Конституционного Суда Российской Федерации.

Так, например, в деле о проверке конституционности положений пункта 1 части 4 статьи 2 Федерального конституционного закона «О Верховном Суде Российской Федерации» и абзаца 3 подпункта 1 пункта 1 статьи 342 Налогового кодекса Российской Федерации в связи с жалобой открытого акционерного общества «Газпром нефть», заявитель оспаривал конституционность положений Закона «О Верховном Суде Российской Федерации» в связи с тем, что, по его мнению, в правоприменительной практике возобладало понимание нормативного акта, основанное на формальных признаках, что исключает оспаривание таких актов в Верховном Суде Российской Федерации, хотя по сути воздействия их на общественные отношения они обладают нормативными свойствами.

Полномочный представитель Президента Российской Федерации в своем выступлении акцентировал внимание Конституционного Суда Российской Федерации, что оспариваемая заявителем норма ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации» право на обращение в Верховный Суд Российской Федерации с соответствующим заявлением об оспаривании нормативных правовых актов федеральных органов государственной власти не нарушает, а гарантирует его. Убеждал Конституционный Суд Российской Федерации, что нельзя оспаривание писем ФНС России, разъясняющих налоговым органам порядок применения положений законодательства Российской Федерации о налогах и сборах и не являющихся нормативными, отнести к подсудности Верховного Суда Российской Федерации по аналогии с делами об оспаривании нормативных правовых актов, что это приведет к перегрузке Верховного Суда. Тем более что порядок рассмотрения судами ненормативных актов органов государственной власти урегулирован.

Конституционный Суд Российской Федерации все же признал норму ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации» не соответствующей Конституции Российской Федерации, предложил законодателю предусмотреть в законодательстве процессуальные особенности оспаривания актов федеральных органов исполнительной власти (в том числе ФНС России), которые формально не являются нормативными правовыми актами, но фактически обладают свойствами нормативных документов.

В постановлении Конституционный Суд Российской Федерации указал, что до внесения соответствующих изменений акты ФНС России (например, письма), которые имеют данные признаки, можно будет по общему правилу оспорить как нормативные правовые акты в Верховном Суде Российской Федерации²².

Следует отметить, что не все судьи Конституционного Суда Российской Федерации согласились с таким решением и выразили особые мнения, которые по существу совпадают с позицией полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации (помещены в настоящем сборнике).

Таким же примером является дело о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 Гражданского кодекса Российской Федерации, регулирующих порядок признания гражданина недееспособным и установление над ним опеки. В выступлении по делу М. В. Кротов утверждал, что полное ограничение дееспособности лиц, относящихся к данной категории, само по себе не может рассматриваться как противоречащее Конституции Российской Федерации. Такое ограничение, с одной стороны, является прямым следствием действия общего принципа о приобретении и осуществлении своих гражданских прав своей волей и в своем интересе, а с другой — направлено на защиту интересов указанных лиц, положение которых становится весьма уязвимым в силу недуга, ограничивающего их возможности. Для этих целей интересы лица, признанного недееспособным, в гражданском обороте представляет его опекун, добрая воля которого в защите интересов подопечного презюмируется (статьи 31 и 35 Гражданского кодекса). Любая дифференциация ограничения дееспособности в зависимости от степени (глубины) психического расстройства гражданина всегда будет носить условный характер, в силу чего возникает сомнение — возможно ли исчерпывающе определить объем индивидуальных правомочий лица в рамках ограниченной дееспособности.

Конституционный Суд Российской Федерации не согласился с этой позицией и признал взаимосвязанные положения пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации не соответствующими Конституции Российской Федерации, постольку, поскольку в действующей системе гражданско-правового регулирования не предусматривается возможность дифференциации гражданско-правовых последствий наличия у гражданина нарушения психических функций при решении вопроса о признании его недееспособным, соразмерных степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими.

Конституционный Суд Российской Федерации предложил федеральному законодателю в срок до 1 января 2013 г. внести необходимые изменения в действующее гражданско-правовое регулирование в целях наиболее полной защиты прав и интересов граждан, страдающих психическими расстройствами²³.

В деле о проверке конституционности положений пункта 4 части 1 статьи 33 и подпункта «а» пункта 3 части 1 статьи 37 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» в связи с жалобой гражданки Л. А. Пугиевой оспаривались нормы, допускающие возможность расторжения служебного контракта по инициативе представителя нанимателя и увольнение гражданского служащего с гражданской службы (женщины в состоянии беременности) в случае однократного грубого нарушения гражданским служащим должностных обязанностей — прогула (отсутствия на служебном месте без уважительных причин более четырех часов подряд в течение служебного дня).

Полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде РФ обосновывал возможность такого увольнения и соответственно конституционность оспариваемых норм особым правовым статусом государственных служащих, включающим не только гарантии, но также связанные с гражданской службой запреты и ограничения, несоблюдение которых само по себе является основанием для прекращения служебного контракта и увольнения с гражданской службы.

Распространение запрета на увольнение беременной женщины в случае совершения ею поступков, не совместимых со статусом государственного служащего, будет поощрять противоправное поведение.

Конституционный Суд Российской Федерации признал содержащееся в пункте 4 части 1 статьи 33 и подпункте «а» пункта 3 части 1 статьи 37 Федерального закона «О государственной гражданской службе Российской Федерации» во взаимосвязи с частью 3 статьи 37 данного Федерального закона нормативное положение не соответствующим Конституции Российской Федерации, ее статьям 19 (части 1 и 2), 37 (часть 1), 38 (часть 1) и 55 (часть 3), в той мере, в какой данное нормативное положение по его смыслу в системе действующего правового регулирования допускает увольнение с государственной гражданской службы по инициативе представителя нанимателя беременных женщин, проходящих государственную гражданскую службу, которые не находятся в отпуске по беременности и родам, в случаях, не связанных с ликвидацией соответствующего государственного органа, в том числе при совершении дисциплинарного проступка²⁴.

Среди помещенных в настоящем сборнике выступлений два, когда полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде РФ участвовал в рассмотрении дел, не являясь стороной, подписавшей и опубликовавшей принятый закон или иной нормативный правовой акт.

Это прежде всего дело о проверке конституционности не вступившего в силу международного договора Российской Федерации — Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации по запросу группы депутатов Государственной Думы²⁵. Оно было первым делом в практике Конституционного Суда Российской Федерации по осуществлению предварительного нормоконтроля. Полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде РФ выразил несогласие с доводами депутатов и аргументировал конституционность международного договора. То же подтвердил и Конституционный Суд Российской Федерации.

Не являясь стороной, полномочный представитель Президента РФ в Конституционном Суде РФ участвовал в рассмотрении и дела о проверке конституционности примечания к Списку работ, относящихся к работам по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, проведенным в период с 26 апреля 1986 г. по 31 декабря 1990 г. в зоне отчуждения Российской Федерации (утвержден постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 13 августа 1993 г. № 5625-1), по жалобам граждан Ю. И. Кузичева и С. А. Плотникова²⁶. Как представитель органов государственной власти он высказал мнение о том, что оспариваемый заявителями нормативный акт не противоречит Конституции Российской Федерации и не препятствует получению удостоверения ликвидатора последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, если факт участия заявителей в ликвидации последствий катастрофы будет доказан в установленном порядке. Кроме того, полномочным представителем Президента РФ в Конституционном Суде РФ была обозначена проблема совершенствования механизма рассмотрения гражданских дел в порядке особого производства и его соотношения с процедурой оспаривания решений государственных органов.

Конституционный Суд Российской Федерации признал нормативный акт не соответствующим Конституции Российской Федерации в той мере, в какой содержащееся в нем нормативное положение не позволяет относить предусмотренные данным Списком работы, которые в указанный период выполнялись членами студенческих строительных отрядов в населенных пунктах, находящихся в зоне отчуждения, к работам по ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС и тем самым препятствует признанию осуществлявших такие работы граждан участниками ликвидации последствий чернобыльской катастрофы и предоставлению им права на возмещение вреда и меры социальной поддержки. От оценки обозначенной полномочным представителем Президента РФ в Конституционном Суде РФ проблемы Суд воздержался.

За прошедшие десять лет полномочный представитель Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации дважды принимал участие в открытых заседаниях Конституционного Суда Российской Федерации по вопросу о разъяснении постановлений Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 г. № 2-П по делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 ГПК Российской Федерации в связи с ходатайством ОАО «Межрегиональная распределительная компания Сибири» (правопреемника ОАО «Хакасэнерго»)²⁷ и от 2 февраля 1999 г. № 3-П по делу о проверке конституционности положений статьи 41 и части третьей статьи 42 УПК РСФСР, пунктов 1 и 2 постановления Верховного Совета Российской Федерации от 16 июля 1993 г. «О порядке введения в действие Закона Российской Федерации «О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР «О судоустройстве РСФСР», Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях» по ходатайству Верховного Суда Российской Федерации²⁸.

Рамки предисловия позволили показать лишь особо значимые составные деятельности полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации. В целом вся его работа направлена на оказание содействия в осуществлении деятельности Президента Российской Федерации как гаранта Конституции Российской Федерации, прав и свобод человека и гражданина.

В. К. Боброва, к. ю.н., заслуженный юрист Российской Федерации

2012 ГОД

Дело о проверке конституционности пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки И. Б. Деловой

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова (4 июня 2012 года)

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

Обратившаяся с жалобой в Конституционный Суд Российской Федерации гражданка И. Б. Деловая оспаривает конституционность положений пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 Гражданского кодекса Российской Федерации, регулирующих порядок признания гражданина недееспособным и установление над ним опеки, постольку, поскольку они не предполагают возможности ограничения дееспособности гражданина в той минимальной степени, в которой это необходимо для защиты его прав с учетом степени нарушения способности понимать значения своих действий или руководить ими вследствие конкретного психического расстройства и с учетом той поддержки, которая может быть доступна гражданину в реализации своей дееспособности.

По мнению заявительницы, указанные положения противоречат статьям 19, 23, 35, 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, поскольку затрагивают ее право на неприкосновенность частной жизни, право пользоваться и распоряжаться своим имуществом, принцип равенства всех перед законом и судом, а также право на минимально необходимое ограничение прав и свобод гражданина.

Как следует из жалобы гражданки Деловой И. Б. и приложенных к ней материалов, заявительница является инвалидом с детства в связи с нарушением интеллектуального развития, вследствие чего решением Петродворцового районного суда Санкт-Петербурга от 11 ноября 2010 года, оставленным без изменения кассационным определением судебной коллегии по гражданским делам Санкт-Петербургского городского суда от 17 марта 2011 года, по заявлению Государственного стационарного учреждения социального обслуживания «Психоневрологический интернат № 3» она была признана недееспособной.

Очевидно, при принятии к рассмотрению жалобы гражданки Деловой И. Б. Конституционный Суд Российской Федерации руководствовался высказанной ранее в постановлении от 27 февраля 2009 года № 4-П позицией, согласно которой Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации», определяя компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации по рассмотрению жалоб граждан на нарушение их конституционных прав и свобод законом, примененным или подлежащим применению в конкретном деле, не предусматривает какие-либо специальные требования к правовому статусу гражданина-заявителя с точки зрения дееспособности.

Указанное толкование Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в совокупности с признанием не соответствующими Конституции Российской Федерации оспариваемых в жалобах заявителей Гудковой Ю. К., Штукатурова П. В. и Яшиной М. А. норм Гражданского процессуального кодекса и гарантированной возможностью реализации права на участие в судебном заседании по делу о признании гражданина недееспособным и на последующее обжалование гражданином, признанным недееспособным, решения суда в кассационном и надзорном порядке (чем воспользовалась и заявительница по настоящему делу) само по себе касалось лишь вопросов процессуальной дееспособности лица в рамках рассмотрения вопроса о признании гражданина недееспособным и не затрагивало при этом самого материально-правового института признания лица недееспособным, в связи с чем логика и мотивы принятия Конституционным Судом Российской Федерации решения по делу в 2009 году и по делу, рассматриваемому нами сегодня, не могут быть аналогичными.

Оспаривая конституционность вышеназванных норм Гражданского кодекса Российской Федерации как не предусматривающих ограничение дееспособности гражданина пропорционально степени фактического снижения его способности понимать значение своих действий или руководить ими, заявительница фактически подвергает сомнению конституционность института признания лица недееспособным, существующего на сегодняшний день.

В связи с этим полагаем необходимым отметить следующее.

В соответствии с Конституцией Российской Федерации человек, его права и свободы являются высшей ценностью; основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения; осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц; гражданин Российской Федерации может самостоятельно осуществлять в полном объеме свои права и обязанности с 18 лет; ограничение прав и свобод человека и гражданина возможно федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (статьи 2, 17, 55 (часть 3), 60).

Закрепляя равенство перед законом и судом (статья 19, часть 1) Конституция Российской Федерации в равной степени гарантирует каждому, вне зависимости от имущественного положения, физического и психического состояния здоровья, неприкосновенность частной жизни, личной и семейной тайны (статья 23, часть 1); право собственности на имущество, включая правомочия по владению, пользованию и распоряжению им (статья 35, часть 2).

В развитие названных конституционных положений гражданское законодательство Российской Федерации основывается, в частности, на равенстве участников регулируемых им отношений, недопустимости произвольного вмешательства кого-либо в частные дела, необходимости беспрепятственного осуществления гражданских прав, обеспечения восстановления нарушенных прав, их судебной защиты. При этом приобретение и осуществление гражданами и юридическими лицами своих гражданских прав возможно лишь своей волей и в своем интересе, ограничение которых допускается только на основании федерального закона и исключительно в указанных выше конституционно значимых целях (части 1 и 2 статьи 1 Гражданского кодекса).

Преломлением общих положений Конституции Российской Федерации в гражданском праве служат нормы Гражданского кодекса о правоспособности и дееспособности гражданина. В соответствии с положениями статьи 17 Гражданского кодекса способность иметь гражданские права и нести обязанности (гражданская правоспособность) признается в равной мере за всеми гражданами. Правоспособность гражданина возникает в момент его рождения и прекращается смертью.

Гражданский кодекс Российской Федерации предусматривает, что дееспособность гражданина возникает в полном объеме с наступлением совершеннолетия, т. е. по достижении восемнадцатилетнего возраста (пункт 1 статьи 21), подразумевая при этом наличие необходимого набора психофизиологических качеств, достижение определенного уровня умственной и психической зрелости, когда человек становится способным принимать осмысленные (в значении самостоятельные и рациональные) решения и отвечать за свои действия. Это корреспондирует положению Гражданского кодекса о приоритете частной воли и частного интереса в вопросе возникновения гражданских прав (пункт 2 статьи 1), а также принципу полной имущественной ответственности по обязательствам (статья 24).

Статья 22 Гражданского кодекса устанавливает, что никто не может быть ограничен в дееспособности иначе, как в случаях и в порядке, установленных законом. В отношении физических лиц гражданским законодательством Российской Федераций предусматривается несколько уровней ограничения дееспособности: частичное с дифференциацией правомочий отдельно для малолетних, несовершеннолетних в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет, лиц, злоупотребляющих спиртными напитками или наркотическими средствами (статьи 26, 28 и 30 Гражданского кодекса), и полное — для лиц, не способных понимать значение своих действий или руководить ими вследствие психического расстройства.

Полное ограничение дееспособности лиц, относящихся к последней категории, само по себе не может рассматриваться как противоречащее Конституции Российской Федерации, поскольку, с одной стороны, является прямым следствием действия общего принципа о приобретении и осуществлении своих гражданских прав своей волей и в своем интересе, а с другой — направлено на защиту интересов указанных лиц, положение которых становится весьма уязвимым в силу недуга, ограничивающего их возможности. Для этих целей интересы лица, признанного недееспособным, в гражданском обороте представляет его опекун, добрая воля которого в защите интересов подопечного презюмируется (статьи 31 и 35 Гражданского кодекса).

Данный вывод соответствует позиции Конституционного Суда Российской Федерации, изложенной, в частности, в постановлении от 27 февраля 2009 г. № 4-П и Определении от 5 марта 2009 г. № 544-О-П. Суд отмечал, что надлежащее состояние психического здоровья человека — одно из необходимых условий функционирования личности в качестве полноценного представителя человеческого общества. Лица, страдающие психическим расстройством, неминуемо оказываются исключенными из системы общественных связей, поскольку не могут надлежащим образом участвовать в социальных отношениях. Это предопределяет необходимость установления особого уровня гарантий защиты прав лиц, которые страдают психическими расстройствами и в отношении которых возбуждается производство по признанию их в установленном порядке недееспособными — с тем, чтобы исходя из требований Конституции Российской Федерации и с учетом юридических последствий, которые влечет за собой признание недееспособным, — исключить каку ю-либо дискриминацию лица по признаку наличия психического расстройства (душевной болезни, умственной отсталости, умственных недостатков), а также какие-либо связанные с этим ограничения прав, кроме тех, которые допускаются в общепризнанных для таких случаев целях.

Важно заметить, что в гражданском праве разграничиваются понятия ограничение правоспособности, отказ от осуществления права и ограничение (или лишение) дееспособности. Если ограничение правоспособности и отказ от осуществления права непосредственно сказываются на дееспособности гражданина, то при ограничении или лишении дееспособности гражданина с имеющимися у него правами и обязанностями автоматически ничего не происходит, для их реализации необходима лишь восполняющая дееспособность другого лица — опекуна.

Институт признания лица недееспособным регулирует вопросы лишения лица именно гражданской дееспособности. Он является институтом гражданского права, направленным на защиту интересов, прежде всего имущественных, как самого лица, так и прав и законных интересов других лиц. Гражданский кодекс, во избежание неопределенности норм закона, причинения имущественного ущерба недееспособному и возможных злоупотреблений со стороны опекунов или контрагентов, демонстрирует довольно строгий подход, согласно которому сделка, совершенная гражданином, признанным недееспособным вследствие психического расстройства, является ничтожной. Каждая из сторон такой сделки обязана возвратить другой все полученное в натуре, а при невозможности возвратить полученное в натуре — возместить его стоимость в деньгах. Дееспособная сторона обязана, кроме того, возместить другой стороне понесенный ею реальный ущерб, если дееспособная сторона знала или должна была знать о недееспособности другой стороны (статья 171, пункт 1). В то же время такое регулирование смягчается положением о санации любой сделки, совершенной в интересах гражданина, признанного недееспособным вследствие психического расстройства: сделка может быть по требованию его опекуна признана судом действительной, если она совершена к выгоде этого гражданина (статья 171, пункт 2).

Вместе с тем заявительницей Деловой И. Б. усматривается нарушение ее конституционных прав в связи с отсутствием в гражданском законодательстве нормы, предусматривающей возможность частичного ограничения судом дееспособности лиц, страдающих психическими расстройствами, исходя из наличия у них способностей к волеизъявлению в определенных сферах жизни.

Здесь важно отметить, что закрепленный в Гражданском кодексе механизм ограничения дееспособности граждан преследует совершенно определенные цели и не может регулировать отношения с участием лиц, страдающих психическими расстройствами. Он направлен на защиту имущественных интересов прежде всего семьи совершеннолетнего гражданина, который использует свое имущество, свой заработок расточительно, чем ставит свою семью в тяжелое материально положение, не выполняя свои юридические и моральные обязательства перед близкими. Гражданскому праву известны два основания ограничения дееспособности граждан. Первое основание названо в пункте 1 статьи 30 Гражданского кодекса РФ и относится к совершеннолетним лицам, которые вследствие злоупотребления спиртными напитками или наркотическими веществами ставят свою семью или самих себя в тяжелое материальное положение. Второе основание ограничения дееспособности, в части самостоятельного распоряжения собственными доходами, относится только к несовершеннолетним в возрасте от 14 до 18 лет. В качестве достаточного основания может расцениваться злоупотребление спиртными напитками или наркотическими веществами, а также иное неразумное расходование средств.

Вопрос внесения изменений в данные нормы гражданского законодательства в целях расширения перечня оснований ограничения дееспособности граждан, возможно, заслуживает отдельного внимания со стороны законодателя (и, в частности, насколько я знаю, внесены предложения о добавлении норм о расточительности при азартных играх), но не имеет прямого отношения к рассматриваемой нами сегодня жалобе.

По существу, смысл жалобы Деловой И. Б. сводится к тому, чтобы на законодательном уровне была установлена обязанность суда определять на основе заключения судебно-психиатрической экспертизы области гражданского оборота, а также иные сферы жизни, в которых лицо, страдающее теми или иными психическими расстройствами, способно к адекватному волеизъявлению и может выступать активным участником этих отношений.

Как представляется, такая постановка вопроса носит односторонний характер и не позволяет достичь справедливого баланса конституционно-значимых целей.

Так, состояние лица, страдающего определенным психическим расстройством, не приведшим к патологическим искажениям личности и сознания, но выразившимся в неспособности лица понимать значение своих действий или руководить ими, как правило, отличается непостоянством, и как экспертами, так и судом может оцениваться по-разному. Об этом, в частности, свидетельствуют и материалы жалобы, содержащие различные судебно-психиатрические заключения.

В этой связи любая дифференциация ограничения дееспособности в зависимости от степени (глубины) психического расстройства гражданина всегда будет носить условный характер, в силу чего возникает сомнение — возможно ли исчерпывающе определить объем индивидуальных правомочий лица в рамках ограниченной дееспособности.

Кроме того, необходимо учитывать, что исходя из общего подхода о приобретении лицом гражданских прав только своей волей и в своем интересе, гражданское законодательство не признает юридическую силу за сделками, совершенными гражданином, хотя и дееспособным, но находившимся в момент ее совершения в таком состоянии, когда не был способен понимать значение своих действий или руководить ими (статьи 171 и 177 Гражданского кодекса).

Надо сказать, что институт гражданской недееспособности, несмотря на преломление его в административной практике, как выразился адвокат заявителя, имеет под собой только одну существенную цель — прежде всего это имущественная защита самого недееспособного лица. Каковы последствия признания лица недееспособным? Сделки признаются ничтожными, и все, что получено другой стороной, подлежит возврату. И второе: имущественную ответственность за действия, совершенные недееспособным, несет его опекун.

Давайте представим себе, что произойдет, если мы согласимся с заявителем и скажем, что можно хотя бы мелкие бытовые сделки совершать. Это означает, что мы снимем ту абсолютную форму защиты, которая сегодня установлена гражданским законодательством. Это означает, что данное лицо путем совершения многократных мелких бытовых сделок станет лицом, обязанным к возмещению какого-либо имущественного вреда. Защита не может быть относительной, мы не можем создать вакуум в отношении лица, сказав: да, мелкие бытовые сделки совершать он может, а ответственность за них нести не будет. Он обязан будет нести ответственность. Я уже не буду говорить о том, что во всех задачниках по гражданскому праву для студентов содержится одна из задач, в соответствии с которой лицо, лишенное дееспособности, каждый день приобретает, по-моему, по авторучке, и за несколько лет у него скопилось несколько тысяч этих авторучек. Если признать, что это лицо имеет право совершать данные мелкие бытовые сделки, то мы никогда не сможем их оспорить. И если он их совершает в кредит или каким-то иным способом, то ответственность имущественную за это будет нести он сам — не опекун, не попечитель, а он сам — и тем самым будет отвечать всем своим имуществом. Да, он не сможет сам распорядиться крупным имуществом, он не сможет распорядиться недвижимостью. Но ответственность-то будет обращена, в том числе, и на недвижимое имущество. Или мы должны для него создавать особый институт ответственности?

Любое снятие абсолютной защиты приведет к тому, что указанные лица потеряют свое имущество максимально в пределах двух-трех месяцев. Неужели мы не знаем о том, какое количество сделок, совершенных лицами дееспособными, которые, как они утверждают, заблуждались при совершении сделки, оспаривается сегодня в судах? Прекрасно известно это количество. И прекрасно знаем сложности, которые возникают при рассмотрении данных вопросов. Нужно ли доказывать что-либо в том случае, когда лицо признано не дееспособным? Нет, достаточно предъявить решение суда о том, что лицо признано недееспособным и тем самым вернуть ему имущество.

Более того, если мы перейдем на ситуацию ограниченной дееспособности, мы должны будем сказать и следующее. Убытки, которые понесет другая сторона в сделке, подлежат компенсации за счет стороны заблуждавшейся, то есть того лица, которое не понимало значение совершаемых им действий. Это значит, что опять-таки мы должны поставить перед этим лицом дополнительную ответственность. А насколько строго сегодня гражданское законодательство в этом вопросе?

Я не случайно задавал вопрос, совершают ли недееспособные граждане сделки. Конечно, совершают. У нас не существует списка магазинов, в которые нельзя войти. У нас не существует никакого штампа или отметки в паспорте или ином документе для совершения данной сделки. Никто никогда не поставит под сомнение сделку, которую совершает в данный момент недееспособное лицо, если она не противоречит общим началам законодательства или обычной бытовой практике. Любой опекун согласится со сделкой приобретения молока, кефира, любых продуктов в магазине, если они разумны. Никто никогда не предъявит решение суда и не скажет, что мы возвращаем это все. Более того, впервые в гражданском законодательстве Российской Федерации появляется норма о санации сделки. Ничтожную сделку, которую в принципе никогда не признавали действительной, суд может признать действительной, если она совершена к выгоде недееспособного лица. То есть на самом деле недееспособное лицо может участвовать в обороте. Это может способствовать тому, что он осознает, возвращается к возможности понимания совершаемых действий. Но придавать сразу юридический характер этим действиям невозможно. Я не думаю, что какой-либо психиатр или судья готов взять на себя подобную ответственность и сказать, что мелкие бытовые сделки данному лицу мы разрешим совершать.

Более того, давайте посмотрим на институт ограничения дееспособности, который сегодня предусмотрен гражданским законодательством. В каком случае допускается ограничение дееспособности? Когда лицо, злоупотребляя спиртными напитками или наркотическими веществами, ставит семью в тяжелое материальное положение. Я еще раз хочу подчеркнуть: гражданское законодательство не ставит целью перевоспитание или воздействие на это лицо, речь идет о защите имущественных интересов семьи. Если это одинокий алкоголик, никто не вправе ограничить его в дееспособности. Но какие права мы запрещаем, какой возможности мы лишаем его? Мы лишаем его возможности распоряжаться заработком, прежде всего, чтобы он успел его донести до семьи, или передаем его семье непосредственно, ограничиваем его в распоряжении имуществом, чтобы он не пропил, не растратил все, что ему принадлежит. Во всех остальных вопросах никто не говорит об ограничении. Для защиты интересов семьи этого достаточно.

А что будет достаточно для защиты данного лица?

С момента французской буржуазной революции, когда правоспособность оторвалась от дееспособности, вопрос о градации, о степени становится одним из самых спорных и в психиатрической науке, и в юридической практике. С 60-х годов прошлого XX века психиатры спорят о том, можно ли вводить какие-либо градации пограничных состояний и перевести их в юридическую плоскость. Но не нашло ни одно законодательство мира подобной системы. Альтернативой является институт опеки, которому предоставляется все больше и больше возможностей.

Но давайте представим себе, насколько этот институт должен быть развит. Ведь в том случае, если мы добавим какую-либо ограниченную недееспособность недееспособным лицам, мы не сократим количество этих лиц, а увеличим. Потому что сегодня при той жесткости «дееспособен — не дееспособен» лицо, которое все-таки осознает значение совершаемых действий или может это делать, скорее, суд признает дееспособным, а если будет пограничное состояние, значит, в этом случае он будет говорить, что ограниченно дееспособен. Тем самым мы увеличим количество лиц, которые будут судом ограниченны в дееспособности. Значит, нам надо увеличить количество опекунов, и нам надо увеличить его в гораздо большей степени с тем, чтобы в отношении каждого лица у нас был персональный, индивидуальный опекун. Я не думаю, что сегодня и общество, я не говорю даже о финансах, и государство к этому готовы. На самом деле пограничность института дееспособности связана именно с тем, что в праве невозможно совершать действия, не сознавая того, что ты делаешь. И мы хотим дополнить перечень лицами, которые будут совершать юридически значимые действия, не осознавая их последствия? А ведь обратите внимание: в заявлении господина адвоката не говорится о том, что заявитель будет нести ответственность в отношении своих действий, а чтобы он просто имел права дополнительные, а что произойдет потом — это уже как бы неважно, эта ответственность не затрагивается.

Непостоянство психического состояния лица, признанного судом ограниченно дееспособным, не только влечет нестабильность его правового статуса в сфере гражданского оборота, но и ставит под сомнение действительность всех заключенных таким лицом сделок. Не последним может встать и вопрос о возможных злоупотреблениях как со стороны самого лица с ограниченной недееспособностью, так и со стороны его опекуна, получающего возможность самоустраняться от оказания помощи такому лицу.

Как отмечается в заключении Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации, процесс поиска оптимальных критериев определения объема дееспособности (таких, например, как критерий рациональности действий, тяжести состояния лица, стабильности его состояния, а также критерии опасности и социализации лица) и адекватных способов реализации дееспособности, а также путей их нормативного или ненормативного закрепления идет уже не одно десятилетие. Юридическому закреплению дифференцированного подхода к дееспособности субъекта способствовало принятие международно-правовых актов, в которых на основе универсальных принципов верховенства права, гуманизма, справедливости и равенства сформулированы принципы, общепризнанные в современных демократических государствах, с учетом которых должны устанавливаться процедуры признания лиц недееспособными.

Но при этом ни одно нормативное предписание международных актов не содержит прямого указания на степени градации лиц, страдающих психическими заболеваниями. Говорится о необходимости усиления роли опеки, говорится о необходимости индивидуального подхода при признании лица недееспособным, но никоим образом это не затрагивает степени градации внутри недееспособности.

Так, в рекомендации Парламентской Ассамблеи Совета Европы от 8 октября 1977 года «О положении психически больных», в Принципах защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи Генеральной Ассамблеи ООН от 17 декабря 1991 года, рекомендациях Комитета Министров Совета Европы от 22 февраля 1983 года «Относительно правовой защиты лиц, страдающих психическим расстройством, которые были госпитализированы в принудительном порядке», от 23 февраля 1999 года «О принципах, касающихся правовой защиты недееспособных взрослых», от 24 февраля 2004 года «Относительно защиты прав человека и достоинства лиц с психическим расстройством» предусматривается, что лица с психическими расстройствами должны иметь возможность осуществлять все гражданские и политические права, а ограничения этих прав допускаются строго в соответствии с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и не могут основываться на одном лишь факте наличия у лица психического заболевания.

Этот вопрос мы обсуждали при решении вопроса по делу Штукатурова и говорили о том, что никто не говорит исключительно о наличии заболевания, а о том, что человек, страдая заболеванием, лишается возможности сам понимать значение совершаемых им действий. И этот второй критерий более важен.

Указанные принципы имеют рекомендательный характер, однако на необходимость их соблюдения государствами при установлении процедуры признания лиц недееспособными указывал в своих решениях и Европейский суд по правам человека (постановление по делу «Штукатуров против России» от 28 марта 2008 года).

Зарубежные подходы к разрешению обсуждаемой нами проблемы отнюдь не тождественны друг другу. Как правило, в силу сложности нормативного регулирования данной области, реформирование института недееспособности сводится к созданию развитой и гибкой системы опеки. При этом важно отдавать себе отчет в том, что широкое судебное усмотрение в данном вопросе и определение в судебном решении пределов дееспособности конкретного лица и тех видов деятельности, которые подлежащее опеке лицо может осуществлять лично, без согласия законного представителя, должно основываться на достаточно высоком уровне правосознания, готовности всего общества, и в первую очередь — семьи, участвовать в процессе социализации таких лиц, а не подвергать их остракизму и списывать их «на государственный счет», и, в конечном счете, подкрепляться налаженными механизмами приведения его в исполнение, дабы максимально нивелировать возможные негативные последствия дифференцированного подхода.

Надо сказать, что и действующее гражданское законодательство все в большей степени способствует тому, чтобы защищать лиц, страдающих определенными заболеваниями, без признания их недееспособными. Это институт патронажа, который предусмотрен Гражданским кодексом; это и возможность оспаривания сделки, совершенной лицом дееспособным, но не понимавшим значения совершаемого действия в данный момент, и если он впоследствии будет признан недееспособным, то тем самым получает такую же имущественную защиту, как и лицо, признанное недееспособным. То есть развитие идет по пути совершенствования института опеки. Да, процесс идет медленно, да, он идет непросто, но он идет.

Вопрос совершенствования института недееспособности обсуждается в настоящее время повсеместно. Так, на круглом столе, проведенном 28–29 мая 2009 года с участием представителей Государственной Думы, Министерства здравоохранения, органов опеки, психиатрического сообщества, правозащитных и других общественных организаций, работающих в сфере психического здоровья, Уполномоченным по правам человека были выработаны различные рекомендации²⁹, в том числе направленные на усиление роли органов опеки в судебном разбирательстве во избежание формального признания гражданина недееспособным на основании лишь исключительно заключения экспертизы. Как было отмечено, органы опеки, могут предоставить важную информацию о способности гражданина самостоятельно решать бытовые вопросы, распоряжаться своим имуществом и защищать свои имущественные права, а также о тех формах социальной поддержки, которые могут составить эффективную альтернативу опеке в конкретных обстоятельствах. При этом указывалось, что органы опеки нуждаются в единой методологии проведения оценки состояния и нужд гражданина в контексте дела по недееспособности.

Кроме того, предлагалось предусмотреть обязанность органов опеки учитывать пожелание самого недееспособного гражданина при выборе опекуна, а также усилить их роль, в том числе путем совершенствования механизмов контроля за действиями опекунов, выявления случаев ненадлежащего выполнения опекуном лежащих на нем обязанностей, в том числе использования им опеки в корыстных целях или при оставлении подопечного без надзора и необходимой помощи, обязательного периодического пересмотра решения о признании гражданина недееспособным, в целях учета того факта, что объем фактической дееспособности человека может меняться с течением времени.

Указанными рекомендациями предусматривается также более активное использование существующих альтернатив опеки, в том числе патронажа, предусмотренного статьей 41 Гражданского кодекса, во многом схожего с имеющимися в других государствах формами помощи социально незащищенным субъектам.

Вместе с тем, государством осознается и необходимость планомерной работы по оказанию помощи таким категориям лиц, как инвалиды с детства, к которым относится и заявительница, в целях предупреждения необходимости в будущем признавать их недееспособными. В Государственном докладе Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации «О положении детей в Российской Федерации» за 2010 год отмечалась потребность дальнейшего развития системы организации обучения детей с ограниченными возможностями здоровья в образовательных учреждениях общего типа по месту жительства ребенка и его родителей позволяет избежать помещения детей на длительный срок в интернатное учреждение, создать условия для их проживания и воспитания в семье, обеспечить их постоянное общение с нормально развивающимися детьми, что способствует эффективному решению проблем их социальной адаптации и интеграции в общество.

Еще один срез проблемы, которую мы сегодня обсуждаем.

Я уже подчеркивал, что институт недееспособности — это институт исключительно гражданского права, это институт имущественной защиты. Но норма о дееспособности очень активно используется другими отраслями, и не всегда в том виде, как это предусмотрено Гражданским кодексом.

Я прекрасно понимаю, что Конституционный Суд не может поставить под сомнение статью 32 Конституции, которая лишает лиц, признанных недееспособными, права участвовать в избирательном процессе. И там не предусмотрена градация — недееспособный частично, ограниченно, и так далее. Лицо, признанное недееспособным. Отчасти это содержится и, например, при призыве на службу в армию. Может быть, тоже поставить под сомнение этот вопрос и сказать: зачем, давайте частично дееспособных тоже будем призывать, если они сами выразят такую волю? Может быть, надо поставить под сомнение норму Закона об оружии? Если там сказано недееспособный, значит, при частичной градации тоже предусматривается право. Ну, почему, они же имеют право, в конце концов, пусть попробуют. А потом будем принимать решение о том, как ограничить этих лиц в этих вопросах.

Я прекрасно понимаю, что подобные нормы были введены просто исходя из стабильности принятия акта судом. Если суд признал лицо недееспособным, значит, воля, которую он может выражать, не признается юридически значимой (хотя, к моему сожалению, Конституционный Суд поставил это под сомнение в процессуальных аспектах).

Оспаривая положения Гражданского кодекса Российской Федерации, заявительница утверждает, что статус недееспособного автоматически ограничивает лицо в реализации иных личных прав, в том числе семейных, трудовых и избирательных.

Однако следует заметить, что нормы института признания гражданина недееспособным как института гражданского права регулируют лишь имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения граждан, другие отрасли права могут лишь заимствовать их как удобный разработанный механизм, подстраивая их под свои цели и определяя допустимый объем соответствующей отраслевой дееспособности. В связи с этим, нормы Гражданского кодекса никак не могут быть признаны неконституционными исходя из того, что они не предусматривают гарантий прав граждан в других сферах.

Так, Конституция Российской Федерации, исходя из того, что как активное, так и пассивное избирательное право являются сугубо личным и потому может быть реализовано самим гражданином, но не кем-либо в его интересах, и при этом, гражданином психически здоровым, устанавливает специальное конституционное ограничение³⁰, состоящее в том, что не имеют права избирать и быть избранными граждане, признанные судом недееспособными (статья 32). Федеральный закон от 10 января 2003 № 19-ФЗ «О выборах Президента Российской Федерации» в статье 3 закрепляет это же правило, согласно которому не имеет права избирать Президента Российской Федерации и быть избранным Президентом Российской Федерации, участвовать в иных избирательных действиях гражданин Российской Федерации, признанный судом недееспособным.

Заметим, что данное конституционное положение, имеющее на территории Российской Федерации высшую юридическую силу, расходится с положениями Принципов защиты психически больных лиц и улучшения психиатрической помощи, принятых резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН от 17 декабря 1991 года № 46/119, устанавливающих, что любое психически больное лицо имеет право на осуществление всех политических прав.

В соответствии с Семейным кодексом РФ лицо, признанное судом недееспособным, не может заключить брак, а ранее заключенный брак может быть расторгнут по заявлению другого супруга либо опекуна недееспособного супруга в более простом порядке — в органах записи актов гражданского состояния (статьи 14, 16, 19).

Статья 37 Гражданского процессуального кодекса, определяя содержание гражданской процессуальной правоспособности, в части пятой предусматривает, что, несмотря на то, что права, свободы и законные интересы граждан, признанных недееспособными, защищают в процессе их законные представители, суд вправе привлечь к участию в таких делах граждан, признанных недееспособными.

Кроме того, вопрос реформирования института недееспособности во многом связан с потребностью внесений изменений не только и не столько в гражданское законодательство, о чем свидетельствует принятый недавно Федеральный закон от 6 апреля 2011 г. № 67-ФЗ «О внесении изменений в Закон РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» и Гражданский процессуальный кодекс РФ», наделивший некоторых лиц, признанных судом недееспособными вследствие психического расстройства, правом на самостоятельное принятие решений при психиатрическом вмешательстве.

Российская Федерация, также как и другие государства, идет по пути гуманизации правового регулирования, и естественно для нее сохраняют свою силу и существующие стандарты Совета Европы в сфере дееспособности, и рекомендации Комитета по правам человека ООН по совершенствованию законодательства, и именно поэтому развитие системы помощи гражданам, находящимся в сложной жизненной ситуации вообще и, в частности, системы опеки в отношении граждан, имеющих нарушения психического здоровья, не могут и не должны сводиться к признанию неконституционными отдельных положений закона по жалобам недееспособных граждан, правоотношения, с участием которых в любом случае могут быть урегулированы только законодателем, осознающим сложность понимания дееспособности лица как категории, составляющей предмет изучения юриспруденции и психиатрии, а также учитывающим исключительную важность обдуманного систематического подхода к обеспечению прав и свобод душевнобольных граждан.

Я полагаю, что никаких оснований сомневаться в конституционности норм Гражданского кодекса Российской Федерации нет.

Спасибо.

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 27 июня 2012 г. № 15-П

По делу о проверке конституционности пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 Гражданского кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки И. Б. Деловой

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В. Д. Зорькина, судей К. В. Арановского, А. И. Бойцова, Н. С. Бондаря, Ю. М. Данилова, Л. М. Жарковой, Г. А. Жилина, С. М. Казанцева, М. И. Клеандрова, С. Д. Князева, А. Н. Кокотова, Л. О. Красавчиковой, С. П. Маврина, Н. В. Мельникова, Ю. Д. Рудкина, Н. В. Селезнева, О. С. Хохряковой, В. Г. Ярославцева,

с участием представителей гражданки И. Б. Деловой — адвокатов Д. Г. Бартенева и О. Е. Лаврентьевой, директора Санкт-Петербургского государственного бюджетного стационарного учреждения социального обслуживания «Психоневрологический интернат № 3» Н. Г. Зелинской, полномочного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации Д. Ф. Вяткина, представителя Совета Федерации — доктора юридических наук А. С. Саломаткина, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации.

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданки И. Б. Деловой. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые в жалобе законоположения.

Заслушав сообщение судьи-докладчика Г. А. Жилина, объяснения представителей сторон, выступления приглашенных в заседание представителей: от Министерства юстиции Российской Федерации — Е. А. Борисенко, от Генерального прокурора Российской Федерации — Т. А. Васильевой, от Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации — Т. С. Федотова, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. Согласно Гражданскому кодексу Российской Федерации гражданин, который вследствие психического расстройства не может понимать значения своих действий или руководить ими, может быть признан судом недееспособным в порядке, установленном гражданским процессуальным законодательством; над ним устанавливается опека (пункт 1 статьи 29); от имени гражданина, признанного недееспособным, сделки совершает его опекун (пункт 2 статьи 29); опекуны выступают в защиту прав и интересов своих подопечных в отношениях с любыми лицами, в том числе в судах, без специального полномочия (пункт 2 статьи 31); опека устанавливается над малолетними, а также над гражданами, признанными судом недееспособными вследствие психического расстройства; опекуны являются представителями подопечных в силу закона и совершают от их имени и в их интересах все необходимые сделки (статья 32).

1.1. Конституционность названных законоположений оспаривается в жалобе гражданки И. Б. Деловой, которая решением Петродворцового районного суда города Санкт-Петербурга от 11 ноября 2010 года, оставленным без изменения определением судебной коллегии по гражданским делам Санкт-Петербургского городского суда от 17 марта 2011 года, была признана недееспособной. Как указано в заключении назначенной судом для определения психического состояния И. Б. Деловой судебно-психиатрической экспертизы, наличие у нее психического расстройства в форме легкой умственной отсталости не позволяет ей понимать значение своих действий и руководить ими в сфере гражданско-правовых отношений, охраны своих жилищных прав, семейно-брачных отношений, в сфере решения вопросов, относящихся к получению медицинской помощи.

После вступления судебного решения в законную силу исполнение обязанностей опекуна И. Б. Деловой осуществляет Санкт-Петербургское государственное бюджетное стационарное учреждение социального обслуживания «Психоневрологический интернат № 3», где она проживает, которое в лице его директора Н. Г. Зелинской и адвоката О. Е. Лаврентьевой выступает в защиту прав и законных интересов подопечной в конституционном судопроизводстве, равно как и выбранный ранее ею самой адвокат Д. Г. Бартенев, полномочия которого на момент обращения в Конституционный Суд Российской Федерации были удостоверены ордером от 5 декабря 2011 года, выданным адвокатским бюро «Адвокатская группа ОНЕГИН», и впоследствии подтверждены доверенностью, выданной 26 апреля 2012 года указанным учреждением социального обслуживания.

1.2. По смыслу статей 46 (части 1 и 2) и 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи со статьями 52, 53, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», гражданин вправе обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой на нарушение своих конституционных прав законоположениями, на основании которых судом общей юрисдикции было вынесено решение о признании его недееспособным и тем самым, по сути, об ограничении права, гарантированного статьей 60 Конституции Российской Федерации. Иное означало бы невозможность проверить, были ли в результате применения соответствующих законоположений нарушены конституционные права гражданина, признанного недееспособным, что, в свою очередь, не соответствовало бы установленным статьями 19 (часть 1), 46, 55 (часть 3), 60, 118 (часть 2) и 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации гарантиям защиты конституционных прав и свобод посредством конституционного судопроизводства, осуществление которого является исключительной прерогативой Конституционного Суда Российской Федерации.

В силу приведенной правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в постановлении от 27 февраля 2009 года № 4-П, не имеется оснований для признания гражданки И. Б. Деловой ненадлежащим заявителем, а подписанной ею лично жалобы, которая от ее имени подана в Конституционный Суд Российской Федерации адвокатом Д. Г. Бартеневым, — не отвечающей критерию допустимости.

1.3. В соответствии со статьями 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд Российской Федерации проверяет по жалобам граждан конституционность закона или отдельных его положений, затрагивающих конституционные права и свободы, на нарушение которых ссылается заявитель, и примененных в конкретном деле, рассмотрение которого завершено в суде; Конституционный Суд Российской Федерации принимает постановление только по предмету, указанному в жалобе, и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергается сомнению, оценивая как буквальный смысл рассматриваемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из их места в системе правовых норм.

Как утверждается в жалобе гражданки И. Б. Деловой, ее право на неприкосновенность частной жизни и право частной собственности в нарушение статей 19, 23, 35 и 55 Конституции Российской Федерации несоразмерно ограничивается положениями пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации, поскольку они не предполагают возможность ограничения дееспособности гражданина, которое необходимо для защиты его прав в связи с имеющимся у него психическим расстройством, соразмерно степени нарушения способности понимать значение своих действий или руководить ими и тем самым лишают такого гражданина права самостоятельно совершать юридически значимые действия, в том числе распоряжаться пенсией для удовлетворения бытовых нужд.

Представленные в Конституционный Суд Российской Федерации материалы свидетельствуют о том, что суд, удовлетворяя заявление Санкт-Петербургского государственного бюджетного стационарного учреждения социального обслуживания «Психоневрологический интернат № 3» о признании И. Б. Деловой недееспособной, непосредственно руководствовался лишь положением пункта 1 статьи 29 ГК Российской Федерации, предусматривающим возможность признания гражданина, который вследствие психического расстройства не может понимать значения своих действий или руководить ими, недееспособным в порядке, установленном гражданским процессуальным законодательством. Вместе с тем, учитывая, что пункт 1 статьи 29 ГК Российской Федерации в части, содержащей правило об установлении над недееспособным гражданином опеки, а также находящиеся в системной связи с ним положения пункта 2 той же статьи, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации, закрепляющие полномочия опекунов как представителей подопечных в силу закона, определяют правовые последствия признания гражданина недееспособным и тем самым — гражданско-правовой статус лиц данной категории, к каковым относится и И. Б. Делова, ее жалоба может быть признана допустимой в отношении всех оспариваемых в ней законоположений.

Соответственно, именно эти взаимосвязанные положения, содержащиеся в пунктах 1 и 2 статьи 29, пункте 2 статьи 31 и статье 32 ГК Российской Федерации, и являются предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу.

2. Конституция Российской Федерации провозглашает человека, его права и свободы высшей ценностью и — исходя из того, что права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими, определяют смысл, содержание и применение законов и обеспечиваются правосудием, — возлагает на государство обязанность признавать, соблюдать и защищать эти права и свободы на основе принципа равенства, гарантировать их согласно общепризнанным принципам и нормам международного права и в соответствии с Конституцией Российской Федерации (статья 2; статья 17, часть 1; статья 18; статья 19, части 1 и 2), но вместе с тем допускает ограничение прав и свобод человека и гражданина только федеральным законом и только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства (статья 55, часть 3).

Неотчуждаемость основных прав и свобод человека, их принадлежность каждому от рождения (статья 17, часть 2, Конституции Российской Федерации) предполагают, как указал Конституционный Суд Российской Федерации, недопустимость какого бы то ни было их умаления, в том числе в отношении лиц, страдающих психическими расстройствами (постановление от 20 ноября 2007 года № 13-П, Определение от 3 июля 2008 года № 612-О-П). Применительно к достоинству личности как охраняемой государством ценности, праву на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту своей чести и доброго имени, а также праву иметь имущество в собственности, владеть, пользоваться и распоряжаться им как единолично, так и совместно с другими лицами (статья 21, часть 1; статья 23, часть 1; статья 35, часть 2, Конституции Российской Федерации) во взаимосвязи с вытекающим из статьи 60 Конституции Российской Федерации правом граждан Российской Федерации самостоятельно осуществлять в полном объеме свои права и обязанности с 18 лет это означает, как следует из правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, изложенной в постановлении от 27 февраля 2009 года № 4-П и Определении от 19 января 2011 года № 114-О-П, необходимость адекватных гарантий, которые обеспечивали бы лицам, страдающим психическими расстройствами, возможность осуществления указанных прав и свобод.

Приведенным положениям Конституции Российской Федерации, относящимся к основам правового статуса личности (статья 64), корреспондируют являющиеся в силу ее статьи 15 (часть 4) составной частью правовой системы Российской Федерации общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации в сфере защиты прав и свобод человека и гражданина. Так, в соответствии с Всеобщей декларацией прав человека (статьи 1, 6, 7, 12 и 17) и Международным пактом о гражданских и политических правах (статьи 16, 17 и 26) все люди, рождаясь свободными и равными в своем достоинстве и правах, где бы они ни находились, имеют право на признание своей правосубъектности, на равную защиту, от какой-бы то ни было дискриминации, от произвольного вмешательства в личную и семейную жизнь, от произвольного посягательства на честь и репутацию и от произвольного лишения своего имущества.

Конвенция о правах инвалидов (принята 13 декабря 2006 года резолюцией 61/106 Генеральной Ассамблеи ООН), определяющая инвалидов как лиц с устойчивыми физическими, психическими, интеллектуальными или сенсорными нарушениями, которые при взаимодействии с различными барьерами могут мешать их полному и эффективному участию в жизни общества наравне с другими (статья 1), налагает на государства-участники обязательства по принятию мер, связанных с реализацией правоспособности, которые предусматривали бы надлежащие и эффективные гарантии предотвращения злоупотреблений в соответствии с международным правом прав человека и ориентировались на уважение прав, воли и предпочтений лица, были бы свободны от конфликта интересов и неуместного влияния, соразмерны обстоятельствам этого лица и подстроены под них, применялись в течение как можно меньшего срока, регулярно проверялись компетентным, независимым и беспристрастным органом или судебной инстанцией и обеспечивались указанными гарантиями соразмерно тому, в какой степени ими затрагиваются права и интересы данного лица (пункт 4 статьи 12).

Подписавшие Конвенцию о защите прав человека и основных свобод государства — члены Совета Европы, включая Россию, приняли на себя обязательство обеспечивать каждому, находящемуся под их юрисдикцией, права и свободы, определенные в разделе I Конвенции, в том числе право каждого на уважение его частной и семейной жизни (статья 8), которое в практике Европейского суда по правам человека рассматривается как охватывающее различные аспекты физической и социальной идентичности, включая право на личную автономию, личное развитие, право устанавливать и развивать отношения с другими людьми или внешним миром (постановление от 29 апреля 2002 года по делу «Претти (Pretty) против Соединенного Королевства»).

Общий подход к осуществлению прав и свобод лицами, которые страдают психическими расстройствами, сформулированный в ряде международных актов, принятых органами Совета Европы — Парламентской Ассамблеей Совета Европы (рекомендация от 8 октября 1977 года 818 (1977) «О положении психически больных») и Комитетом Министров Совета Европы (рекомендации от 22 февраля 1983 года R (83) 2 «Относительно правовой защиты лиц, страдающих психическим расстройством, которые были госпитализированы в принудительном порядке», от 23 февраля 1999 года R (99) 4 «О принципах, касающихся правовой защиты недееспособных взрослых» и от 24 февраля 2004 года Rec (2004) 10 «Относительно защиты прав человека и достоинства лиц с психическим расстройством»), предполагает, что такие лица должны иметь возможность осуществлять все гражданские и политические права, а ограничения этих прав допускаются строго в соответствии с Конвенцией о защите прав человека и основных свобод и не могут основываться на одном лишь факте наличия у лица психического заболевания.

В рекомендации Комитета Министров Совета Европы от 23 февраля 1999 года R (99) 4 сформулированы также общие и процедурные принципы правовой защиты недееспособных взрослых, которыми предлагается руководствоваться государствам — членам Совета Европы в соответствующем законодательном регулировании: принцип гибкости правового реагирования, предполагающий, помимо прочего, использование таких правовых инструментов, которые обеспечивали бы наиболее полный учет степени недееспособности лица в конкретной правовой ситуации для защиты его личных и имущественных интересов; принцип максимального сохранения дееспособности, означающий в том числе признание, насколько это возможно, существования различных степеней недееспособности и возможности изменения степени недееспособности лица с течением времени; принцип соразмерности меры защиты степени дееспособности лица, который основан на учете конкретных обстоятельств и нужд данного лица и допускает вмешательство в его права и свободы в минимальной степени, необходимой для достижения цели такого вмешательства; меры защиты, согласно принципу соразмерности, не должны быть автоматически связаны с полным лишением гражданской дееспособности, а там, где это возможно, совершеннолетнее лицо должно иметь право заключать юридически действительные сделки повседневного характера; принцип пропорциональности, предполагающий применение меры защиты пропорционально степени дееспособности заинтересованного лица и соответствие меры защиты, ограничивающей гражданскую дееспособность, права и свободы заинтересованного лица в минимальной степени, индивидуальным обстоятельствам и потребностям заинтересованного лица.

Указанные международные акты носят рекомендательный характер, однако в их основу положены общепризнанные в современных демократических государствах принципы верховенства права, гуманизма, справедливости и юридического равенства, на необходимость соблюдения которых в отношении лиц, признанных недееспособными, указывали в своих решениях Европейский суд по правам человека (постановление от 27 марта 2008 года по делу «Штукатуров против России») и Конституционный Суд Российской Федерации (постановление от 27 февраля 2009 года № 4-П).

Таким образом, возложенная на Российскую Федерацию конституционная обязанность признавать, соблюдать и защищать права и свободы человека и гражданина и обеспечивать их адекватные гарантии, равно как и принятые ею на себя международные обязательства в отношении лиц, страдающих психическими расстройствами, требуют принятия комплекса мер, направленных на наиболее эффективную защиту прав и законных интересов таких лиц, которые позволяли бы учитывать в каждом конкретном случае их индивидуальные особенности.

3. Конкретизируя предписание статьи 60 Конституции Российской Федерации применительно к осуществлению гражданских прав, Гражданский кодекс Российской Федерации определяет дееспособность гражданина как способность своими действиями приобретать и осуществлять гражданские права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их, которая возникает в полном объеме с наступлением совершеннолетия, т. е. по достижении восемнадцатилетнего возраста (пункт 1 статьи 21).

Исходя из обусловленной Конституцией Российской Федерации необходимости закрепления на законодательном уровне гибкого подхода к определению объема дееспособности граждан и предусматривая в числе основных начал гражданского законодательства возможность ограничения гражданских прав на основании федерального закона и только в той мере, в какой это необходимо в конституционно значимых целях, Гражданский кодекс Российской Федерации устанавливает объем дееспособности несовершеннолетнего в зависимости от достижения им определенного возраста, предусматривает возможность ограничения частичной дееспособности несовершеннолетнего и полной дееспособности совершеннолетнего гражданина, а также возможность признания гражданина недееспособным (абзац второй пункта 2 статьи 1, статьи 26 и 28, пункт 1 статьи 29 и статья 30).

В качестве основания для признания гражданина недееспособным пункт 1 статьи 29 ГК Российской Федерации называет наличие у него психического расстройства, вследствие которого такой гражданин не может понимать значения своих действий (интеллектуальный признак) или руководить ими (волевой признак), т. е. установление недееспособности возможно как при наличии обоих признаков психического расстройства, так и при наличии одного из них. Решение о признании гражданина недееспособным принимается судом по результатам рассмотрения соответствующего дела в порядке особого производства при обязательном исследовании и оценке в совокупности с другими доказательствами заключения судебно-психиатрической экспертизы, которой определяется психическое состояние гражданина (пункт 4 части 1 статьи 262, глава 31 ГПК Российской Федерации).

В свою очередь, решение суда о признании гражданина недееспособным вследствие психического расстройства служит основанием для назначения ему органом опеки и попечительства опекуна (часть 2 статьи 285 ГПК Российской Федерации) либо, если такой гражданин помещен под надзор в соответствующую организацию, например оказывающую социальные услуги, — для возложения на данную организацию исполнения опекунских обязанностей (пункт 4 статьи 35 ГК Российской Федерации, часть 5 статьи 11 Федерального закона от 24 апреля 2008 года № 48-ФЗ «Об опеке и попечительстве»). Опека над гражданами, признанными судом недееспособными, устанавливается для защиты их прав и интересов, с тем чтобы опекуны — лица, являющиеся представителями подопечных в силу закона, имели возможность совершать от их имени и в их интересах все необходимые сделки и выступать в защиту их прав и законных интересов в любых отношениях, в том числе в судах (пункт 2 статьи 29, пункт 1 статьи 31 и пункт 2 статьи 32 ГК Российской Федерации, пункт 1 статьи 2 и часть 2 статьи 15 Федерального закона «Об опеке и попечительстве»).

Таким образом, конституционно значимая цель, которую преследовал федеральный законодатель, предусматривая возможность признания недееспособными граждан, которые вследствие психического расстройства не могут понимать значения своих действий или руководить ими, и определяя правовые последствия соответствующего судебного решения, состоит в защите прав и законных интересов как самих указанных лиц, относящихся к одной из наиболее социально уязвимых категорий, так и любых третьих лиц, вступающих с ними в гражданско-правовые отношения, что позволяет рассматривать взаимосвязанные положения пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации в системе действующего правового регулирования как не противоречащие в этом аспекте Конституции Российской Федерации.

4. В соответствии с неоднократно выраженной Конституционным Судом Российской Федерации правовой позицией при допустимости ограничения того или иного права в соответствии с конституционно одобряемыми целями государство, обеспечивая баланс конституционно защищаемых ценностей и интересов, должно использовать не чрезмерные, а только необходимые и строго обусловленные этими целями меры; публичные интересы, перечисленные в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, могут оправдать правовые ограничения прав и свобод, только если такие ограничения отвечают требованиям справедливости, являются адекватными, пропорциональными, соразмерными и необходимыми для защиты конституционно значимых ценностей и вместе с тем не посягают на само существо права и не приводят к утрате его основного содержания (постановления от 30 октября 2003 года № 15-П, от 22 марта 2005 года № 4-П, от 14 июля 2005 года № 9-П, от 16 июня 2009 года № 9-П и др.).

Такой подход согласуется с общепризнанными принципами и нормами международного права, в частности со статьей 29 Всеобщей декларации прав человека, согласно которой при осуществлении своих прав и свобод каждый человек должен подвергаться только таким ограничениям, какие установлены законом исключительно с целью обеспечения должного признания и уважения прав и свобод других и удовлетворения справедливых требований морали, общественного порядка и общего благосостояния в демократическом обществе.

4.1. Согласно Гражданскому кодексу Российской Федерации от имени гражданина, признанного недееспособным, сделки совершает его опекун; опекуны являются представителями подопечных в силу закона и совершают от их имени и в их интересах все необходимые сделки (пункт 2 статьи 29, пункт 2 статьи 32); сделка, совершенная гражданином, признанным недееспособным вследствие психического расстройства, ничтожна, и каждая из сторон такой сделки обязана возвратить другой все полученное в натуре, а при невозможности возвратить полученное в натуре — возместить его стоимость в деньгах (пункт 1 статьи 171).

Соответственно, гражданин, признанный недееспособным, не может самостоятельно распоряжаться своим имуществом, в том числе пенсией, даже для совершения мелких бытовых сделок и не отвечает по своим обязательствам принадлежащим ему имуществом, как это предусмотрено статьей 24 ГК Российской Федерации в отношении дееспособных граждан, — вред, причиненный недееспособным, возмещают его опекун или организация, обязанная осуществлять за ним надзор, если они не докажут, что вред возник не по их вине; лишь в случае смерти опекуна либо отсутствия у него достаточных средств для возмещения вреда, причиненного жизни или здоровью потерпевшего, суд с учетом имущественного положения потерпевшего и причинителя вреда, а также других обстоятельств вправе принять решение о возмещении вреда полностью или частично за счет самого причинителя вреда (пункты 1 и 3 статьи 1076 ГК Российской Федерации). Признание гражданина недееспособным распространяется и на процессуальную дееспособность: его права, свободы и законные интересы в отношениях с любыми лицами, в том числе в судах, без специального полномочия защищают законные представители — опекуны (пункт 2 статьи 31 ГК Российской Федерации).

Состояние недееспособности влечет и другие правовые последствия, в частности препятствует вступлению в брак и является основанием для расторжения брака в упрощенном порядке, исключает возможность усыновления детей (статья 14, пункт 2 статьи 19, пункт 1 статьи 127 Семейного кодекса Российской Федерации), а также возможность избирать, быть избранным и участвовать в референдуме (статья 32, часть 3, Конституции Российской Федерации; пункт 3 статьи 4 Федерального закона от 12 июня 2002 года № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации»).

Таким образом, признание гражданина недееспособным вследствие психического расстройства означает существенное изменение его правового статуса: с момента вынесения судебного решения он на формально не определенный период считается утратившим возможность совершать гражданско-правовые сделки, а также исполнять обязанности и нести ответственность за свои действия.

Между тем обусловленная тем или иным психическим нарушением неспособность при осуществлении определенных прав и обязанностей в полной мере понимать значение своих действий или руководить ими далеко не всегда означает, что гражданин не в состоянии принимать осознанные самостоятельные решения во всех сферах социальной жизни и совершать юридически значимые действия, в частности мелкие бытовые сделки за счет собственной пенсии (чего после признания ее недееспособной была лишена заявительница по настоящему делу — гражданка И. Б. Делова), направленные на удовлетворение собственных разумных потребностей и не нарушающие права и законные интересы других лиц.

4.2. Закон Российской Федерации от 2 июля 1992 года № 3185 «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» признает за лицами, страдающими психическими расстройствами, все права и свободы граждан, предусмотренные Конституцией Российской Федерации и федеральными законами, и не допускает в отношении таких лиц ограничений прав и свобод, связанных с психическим расстройством, на основании одного только психиатрического диагноза, факта нахождения под диспансерным наблюдением в психиатрическом стационаре либо в психоневрологическом учреждении для социального обеспечения или специального обучения (части первая и третья статьи 5).

В отношении граждан с ограниченными возможностями, в том числе обусловленными наличием у них психического расстройства, если не имеется достаточных оснований для признания их недееспособными, влекущего установление опеки, в законодательстве Российской Федерации предусматриваются специальные правовые механизмы социальной адаптации. В частности, лица с нарушением психических функций в случае установления им инвалидности помимо прав, перечисленных в статье 5 Закона Российской Федерации «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании», наделяются правами, закрепленными федеральными законами от 2 августа 1995 года № 122-ФЗ «О социальном обслуживании граждан пожилого возраста и инвалидов» (глава II) и от 24 ноября 1995 года № 181-ФЗ «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации». В соответствии со статьей 41 ГК Российской Федерации над совершеннолетним дееспособным гражданином, если он по состоянию здоровья не способен самостоятельно осуществлять и защищать свои права и исполнять свои обязанности, может быть установлен патронаж с назначением ему органом опеки и попечительства помощника.

Нормативно-правовое регулирование в сфере отношений, связанных с деятельностью в области оказания психиатрической помощи, исходит из того, что наличие у гражданина психического расстройства может по-разному отражаться на его интеллектуальном и волевом уровне, определяя степень имеющихся нарушений, в частности способности к адекватному восприятию окружающей обстановки, осознанию себя и адекватному поведению. Такой подход, подразумевающий комплексную оценку различных показателей, характеризующих стойкие нарушения функций организма человека, в том числе нарушения психических функций, позволяет выделить четыре степени их выраженности: 1 степень — незначительные нарушения, 2 степень — умеренные нарушения, 3 степень — выраженные нарушения, 4 степень — значительно выраженные нарушения (приказ Министерства здравоохранения и социального развития Российской Федерации от 23 декабря 2009 года № 1013н).

Между тем в гражданско-правовом регулировании порядка и правовых последствий признания гражданина недееспособным предусматривается возможность принятия судом только одного из двух решений — либо признание гражданина, страдающего психическим расстройством, недееспособным в полном объеме, либо отказ в таком признании, что фактически ставит суды перед неразрешимой — без издержек для сферы охраны прав и свобод — дилеммой в тех случаях, когда даже при наличии психического расстройства лицо сохраняет способность принимать некоторые осознанные самостоятельные решения в определенных сферах социальной жизни, направленные на удовлетворение личных потребностей, отвечающие его интересам и не нарушающие при этом чьих-либо прав и законных интересов. В таких случаях и тот и другой вариант порождают существенные риски, не исключают злоупотреблений и «линейного», упрощенного подхода к принятию решения, что ведет к нарушению требования юридического равенства (статья 19, части 1 и 2, Конституции Российской Федерации).

Гражданин, в отношении которого принято решение об отказе в признании его недееспособным, но который в связи с наличием психического расстройства, тем не менее, фактически ограничен в способности понимать значение своих действий или руководить ими, остается de jure полноценным участником правоотношений, например в имущественной сфере, что может иметь негативные последствия как для него самого, так и для прав и законных интересов его добросовестных контрагентов. Стремление же предупредить подобные ситуации нередко подталкивает суды к признанию недееспособными граждан, чье психическое расстройство не достигает той степени тяжести, при которой они не способны отдавать отчет в своих действиях. Тем самым возможность самостоятельного осуществления гражданских прав для них полностью исключается.

Отсутствие у данной категории граждан такой возможности ставит их в худшее положение даже по сравнению с малолетними в возрасте от шести до четырнадцати лет, которые наделены правом самостоятельно совершать мелкие бытовые и иные сделки, указанные в пункте 2 статьи 28 ГК Российской Федерации. Ограничение прав этих лиц, несоразмерное степени нарушения их психических функций, включая право лично, помимо опекуна, обращаться в органы публичной власти за защитой своих интересов, делает их социально уязвимыми и в значительной степени зависимыми от других лиц, в том числе если они проживают в психоневрологических интернатах и, следовательно, находятся вне системы семейных (родственных) отношений.

Избранная федеральным законодателем в качестве меры защиты прав и законных интересов лиц, страдающих психическими расстройствами, модель правового регулирования признания гражданина недееспособным и установления над ним опеки, не предполагающая учета индивидуальных особенностей конкретной личности и ее потребности в защите, не может рассматриваться и как соответствующая современным стандартам прав человека. Европейский суд по правам человека обращал внимание Российской Федерации на то, что в отношении лиц, страдающих психическими расстройствами, российское законодательство различает дееспособность и недееспособность без учета «пограничных» ситуаций и в отличие от общеевропейских стандартов в данной области не предусматривает «дифференцированных последствий», что приводит к нарушению статьи 8 Конвенции о защите прав человека и основных свобод (постановление от 27 марта 2008 года по делу «Штукатуров против России»). Комитет по правам человека после рассмотрения на заседании 28 октября 2009 года доклада России о соблюдении Международного пакта о гражданских и политических правах также выразил озабоченность в связи со значительным числом в Российской Федерации лиц, признанных недееспособными, рекомендовал пересмотреть соответствующую практику и ввести в нее меры, которые отвечали бы требованиям необходимости и пропорциональности и учитывали бы индивидуальные особенности (CCPR/C/RUS/CO/6).

4.3. Таким образом, взаимосвязанные положения пункта 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации не соответствуют Конституции Российской Федерации, ее статьям 15 (часть 4), 19 (части 1 и 2), 23 (часть 1), 35 (часть 2) и 55 (часть 3), постольку, поскольку в действующей системе правового регулирования не предусматривается возможность дифференциации гражданско-правовых последствий наличия у гражданина нарушения психических функций при решении вопроса о признании его недееспособным, соразмерных степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими в тех или иных сферах социальной жизни, и тем самым допускается умаление и несоразмерное конституционно значимым целям ограничение прав и свобод граждан, признанных судом недееспособными вследствие психического расстройства.

5. Признание гражданина недееспособным — исходя из верховенства и прямого действия Конституции Российской Федерации, приоритета общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации (статья 15, части 1 и 4, Конституции Российской Федерации) — должно иметь место лишь в тех случаях, когда иные меры защиты его прав и законных интересов оказываются недостаточными.

Определение конкретных способов защиты прав лиц, страдающих психическими расстройствами, в том числе в части оказания им необходимой поддержки в реализации гражданских прав и обязанностей, относится к дискреции федерального законодателя, который, осуществляя на основании статей 2, 17, 18 и 71 (пункт «в») Конституции Российской Федерации правовое регулирование в данной сфере, будучи связанным требованиями Конституции Российской Федерации и международными обязательствами Российской Федерации, обязан выработать оптимальный механизм, предполагающий необходимость учета степени нарушения их способности понимать значение своих действий или руководить ими в конкретных сферах жизнедеятельности и вместе с тем не допускающий умаления достоинства их личности и несоразмерного вторжения в частную жизнь.

Принимая во внимание специфику данного правового института, не позволяющую распространить на регулируемые им отношения действующее законодательство в части, предусматривающей ограничения гражданской дееспособности, используя в том числе аналогию закона или права, и исходя из того, что сама по себе возможность признания гражданина недееспособным вследствие психического расстройства не противоречит Конституции Российской Федерации, поскольку направлена прежде всего на защиту его собственных прав и законных интересов, Конституционный Суд Российской Федерации — в целях обеспечения баланса конституционно значимых интересов и недопустимости нарушения прав и свобод других лиц при осуществлении прав и свобод человека и гражданина (статья 17, часть 3, Конституции Российской Федерации) — считает возможным, руководствуясь пунктом 12 части первой статьи 75 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», определить следующий порядок исполнения настоящего постановления.

Федеральному законодателю надлежит — исходя из требований Конституции Российской Федерации и с учетом настоящего постановления — в срок до 1 января 2013 года внести изменения в действующий механизм защиты прав граждан, страдающих психическими расстройствами, в том числе в части оказания им необходимой поддержки в реализации гражданских прав и обязанностей, которые позволяли бы суду учитывать степень нарушения способности таких граждан понимать значение своих действий или руководить ими в конкретных сферах жизнедеятельности и в максимальной степени гарантировали бы защиту их прав и законных интересов. Впредь до вступления в силу нового правового регулирования взаимосвязанные положения пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации подлежат применению в ныне действующей редакции. Соответственно, судебные постановления, вынесенные в отношении заявительницы по настоящему делу гражданки И. Б. Деловой, — учитывая, что ее правовой статус как лица, признанного недееспособным, является формально не ограниченным по времени, — должны быть пересмотрены именно на основе установленных федеральным законодателем критериев, с тем чтобы определить соразмерность обусловленных этим статусом ограничений степени имеющегося у нее нарушения способности понимать значение своих действий или руководить ими в конкретных сферах жизнедеятельности.

Исходя из изложенного и руководствуясь частью второй статьи 71, статьями 72, 74, 75, 78, 79 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать взаимосвязанные положения пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации соответствующими Конституции Российской Федерации постольку, поскольку они направлены на защиту прав и законных интересов граждан, которые вследствие психического расстройства не могут понимать значения своих действий или руководить ими, а также на обеспечение прав и свобод других лиц и охрану иных конституционно значимых ценностей.

2. Признать взаимосвязанные положения пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации не соответствующими Конституции Российской Федерации, ее статьям 15 (часть 4), 19 (части 1 и 2), 23 (часть 1), 35 (часть 2) и 55 (часть 3), постольку, поскольку в действующей системе гражданско-правового регулирования не предусматривается возможность дифференциации гражданско-правовых последствий наличия у гражданина нарушения психических функций при решении вопроса о признании его недееспособным, соразмерных степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими.

3. Федеральному законодателю надлежит — в соответствии с требованиями Конституции Российской Федерации и с учетом настоящего постановления — в срок до 1 января 2013 года внести необходимые изменения в действующее гражданско-правовое регулирование в целях наиболее полной защиты прав и интересов граждан, страдающих психическими расстройствами.

Впредь до вступления в силу нового правового регулирования взаимосвязанные положения пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации подлежат применению в ныне действующей редакции.

Судебные постановления, вынесенные в отношении гражданки Деловой Ирины Борисовны, должны быть пересмотрены на основе нового правового регулирования.

4. Настоящее постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

5. Настоящее постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете» и «Собрании законодательства Российской Федерации». Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд Российской Федерации

Особое мнение судьи Конституционного Суда Российской Федерации Г. А. Жилина³¹

В соответствии со статьей 76 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» заявляю о частичном несогласии с постановлением Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2012 года № 15-П по делу о проверке конституционности пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации в связи с жалобой гражданки И. Б. Деловой по следующим основаниям.

1. Данное дело рассмотрено Конституционным Судом Российской Федерации не в порядке абстрактного запроса, а по жалобе гражданки И. Б. Деловой на нарушение ее конституционных прав применением судом оспоренных законоположений (статья 125, часть 4, Конституции Российской Федерации, глава XII Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»). При этом в жалобе не только не оспаривается предусмотренный этими законоположениями институт как таковой, но прямо указывается на наличие конституционно оправданной цели в закрепленной законом возможности ограничения прав гражданина, не способного вследствие психического расстройства понимать значение своих действий или руководить ими, посредством признания его недееспособным и установления над ним опеки. Соответственно, в ней ставится вопрос о признании оспоренных законоположений неконституционными лишь в той части, в какой они не предусматривают дифференциации последствий имеющегося у гражданина нарушения психических функций, соразмерных степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими. Именно это, по мнению И. Б. Деловой, с учетом характера имеющегося у нее психического расстройства и привело к нарушению прав, в частности права распоряжаться своей пенсией для совершения мелких бытовых сделок.

При таких обстоятельствах содержащийся в пункте 1 резолютивной части настоящего постановления вывод о конституционности оспоренных законоположений постольку, поскольку они направлены на защиту прав и интересов граждан, которые вследствие психического расстройства не могут понимать значения своих действий или руководить ими, а также на обеспечение прав и свобод других лиц и охрану иных конституционно значимых ценностей, сам по себе совершенно очевидный и бесспорный, представляется неоправданно позиционированным на роль самостоятельного итогового результата рассмотрения дела. В контексте рассматриваемого дела и с учетом конечного вывода о признании по жалобе И. Б. Деловой оспоренных законоположений не соответствующими Конституции Российской Федерации он имеет значение лишь для общей характеристики в мотивировочной части соответствующего правового института, играя в системе аргументов роль логического обоснования формулировки Конституционным Судом Российской Федерации пункта 2 резолютивной части постановления.

Данная формулировка содержит не только итоговый вывод о неконституционности проверенных Конституционным Судом Российской Федерации законоположений, но и в скрытом виде вывод об их конституционности в определенном аспекте, поскольку они признаны не соответствующими Конституции Российской Федерации лишь постольку, поскольку в действующей системе правового регулирования не предусматривается возможность дифференциации гражданско-правовых последствий наличия у гражданина нарушения психических функций при решении вопроса о признании его недееспособным, соразмерных степени фактического снижения способности понимать значение своих действий или руководить ими. Соответственно, они конституционны в том аспекте, в каком для обеспечения названных в пункте 1 резолютивной части постановления конституционно значимых ценностей устанавливают возможность признания недееспособным такого гражданина, степень нарушения психических функций которого такова, что исключает указанную дифференциацию в связи с утратой способности отдавать отчет своим действиям или руководить ими. Иное понимание пункта 2 резолютивной части постановления вступает в логическое противоречие с его содержанием, взаимосвязанным с основными положениями мотивировочной части, и не согласуется с самой сущностью правовой системы Российской Федерации, в которой Конституция Российской Федерации, признающая и гарантирующая права и свободы человека и гражданина согласно общепризнанным принципам и нормам международного права, имеет высшую юридическую силу и прямое действие (статьи 2, 15 и 17).

2. Помещение промежуточного по своей сути и второстепенного в данной правовой ситуации вывода о конституционном аспекте оспоренных законоположений в резолютивную часть не вызывало бы особых возражений, если бы этому обстоятельству в пункте 5 мотивировочной части постановления и в пункте 3 его резолютивной части не было придано определяющее значение при установлении порядка исполнения принятого Конституционным Судом Российской Федерации решения. Причем, вопреки логике остальной мотивировочной части и содержанию пункта 2 резолютивной части, предполагающих признание недееспособным лишь такого гражданина, степень нарушения психических функций которого исключает возможность дифференциации в связи с утратой способности отдавать отчет своим действиям или руководить ими, Конституционный Суд Российской Федерации с опорой на вывод ее пункта 1 о конституционности оспоренных законоположений избрал такой способ исполнения, который пролонгирует действие оспоренных норм в их правонарушающем аспекте.

Так, установив федеральному законодателю срок до 1 января 2013 года для внесения изменений в действующий механизм защиты прав граждан, страдающих психическими расстройствами, Конституционный Суд Российской Федерации указал, что впредь до вступления в силу нового правового регулирования оспоренные законоположения (несмотря на их признание неконституционными и нарушающими права и свободы граждан) подлежат применению в ныне действующей редакции. Во взаимосвязи с положением, согласно которому судебные постановления по делу И. Б. Деловой (по обстоятельствам дела явно не относящейся к лицам, имеющим такую степень психического расстройства, которая не требует дифференциации его гражданско-правовых последствий) подлежат пересмотру именно на основе нового правового регулирования, это означает, что до внесения изменений в законодательство взаимосвязанные нормы пунктов 1 и 2 статьи 29, пункта 2 статьи 31 и статьи 32 ГК Российской Федерации подлежат применению так, как они были применены в ее деле.

Безотносительно к обстоятельствам дела И. Б. Деловой следует заметить, что правонарушающие последствия подобного исполнения решений Конституционного Суда Российской Федерации значительно усиливаются распространенной практикой несвоевременного внесения необходимых изменений в законодательное регулирование, в том числе и в случаях предоставления законодателю дополнительного времени по сравнению с установленным законом сроком, как это предусмотрено и настоящим постановлением. По данным Министерства юстиции Российской Федерации, по состоянию на 8 июня 2012 года из 121 решения Конституционного Суда Российской Федерации, принятых с 1992 года, законодателем реализовано лишь 70 решений, а 51 решение по-прежнему требует принятия законодательных актов.

3. Между тем установленный порядок пересмотра дел в таких случаях, как и применение в правоприменительной практике по другим аналогичным делам правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации не предполагают ожидания правоприменителем принятия нового регулирования взамен норм, дисквалифицированных постановлением Конституционного Суда Российской Федерации: оно вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами; при возникновении в результате разрешения дела пробела в правовом регулировании до принятия нового нормативного акта непосредственно применяется Конституция Российской Федерации; правовая позиция Конституционного Суда Российской Федерации, выраженная в постановлении, подлежит учету правоприменительными органами с момента его вступления в силу (статья 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»). В случае признания по итогам рассмотрения жалобы на нарушение конституционных прав и свобод граждан закона либо отдельных его положений не соответствующими Конституции Российской Федерации дело заявителя подлежит пересмотру в обычном порядке (часть вторая статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»).

Пробелы в праве возникают не только в случаях признания Конституционным Судом Российской Федерации нормативных актов противоречащими Конституции Российской Федерации. Их наличие для судебной практики не редкость, при этом отсутствие закона, регулирующего конкретные общественные отношения, не освобождает суды от вынесения решений о защите нарушенных прав соответствующих субъектов судопроизводства. Разрешение дела в таких случаях требует не ожидания восполнения пробела в правовом регулировании законодателем, а лишь дополнительных действий суда по применению права на основе аналогии закона, субсидиарного применения норм или аналогии права.

Восполнение пробелов в законодательном регулировании общественных отношений, как и правоприменение в целом требуют от судов учета нормативного единства российского права, в системе которого Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу и прямое действие. В таком значении следует понимать и положение части четвертой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о том, что при возникновении в случае признания нормативного акта неконституционным пробела в правовом регулировании до принятия нового нормативного акта непосредственно применяется Конституция Российской Федерации. При этом, являясь частным случаем правоприменения как такового, оно должно применяться судами в совокупности с общими правилами восполнения пробелов в праве.

В данном частном случае непосредственное применение конституционных норм облегчается тем, что их толкование касательно соответствующей спорной ситуации уже дано Конституционным Судом Российской Федерации в своем решении. Однако и в отсутствие такого решения суды обязаны разрешать дела в соответствии с требованиями права, непосредственно применяя при необходимости для защиты конкретного права конституционные нормы (статья 15, часть 1, Конституции Российской Федерации, часть 3 статьи 5 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 года № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации»). Основополагающим для судов при преодолении коллизий в нормативном регулировании и восполнении пробелов в праве должна быть защита прав и свобод человека и гражданина, которые как высшая ценность действуют непосредственно, определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность всех ветвей публичной власти и обеспечиваются правосудием (статьи 2 и 18 Конституции Российской Федерации).

В связи же с обстоятельствами дела И. Б. Деловой, которая согласно решению суда вследствие наличия у нее психического расстройства не может отдавать отчет своим действиям и руководить ими лишь в определенных сферах социальной жизни, вряд ли вообще имеется необходимость преодолевать какой-либо пробел в правовом регулировании, если применить оспоренные нормы в соответствии с подлинным смыслом пункта 2 резолютивной части постановления. Как верно указал Конституционный Суд Российской Федерации в абзаце первом пункта 5 его мотивировочной части, признание гражданина недееспособным — исходя из верховенства Конституции Российской Федерации, приоритета общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации — должно иметь место в тех случаях, когда иные меры защиты его прав и законных интересов оказываются недостаточными.

4. Положение части второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о пересмотре дела в обычном порядке применительно к делу И. Б. Деловой означает, что принятые по нему постановления судов общей юрисдикции подлежат пересмотру в порядке, предусмотренном Гражданским процессуальным кодексом Российской Федерации. В течение трех месяцев со дня вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 27 июня 2012 года № 15-П (до 27 сентября 2012 года) она вправе обратиться с заявлением о пересмотре состоявшихся решений о признании ее недееспособной, а суды обязаны отменить свои решения и снова рассмотреть ее дело по правилам, установленным процессуальным законодательством (статьи 392–397 ГПК Российской Федерации).

Гражданские дела о признании гражданина недееспособным рассматриваются по общим правилам искового производства с особенностями, установленными Гражданским процессуальным кодексом Российской Федерации для дел особого производства, при этом дело должно быть рассмотрено и разрешено до истечения двух месяцев со дня поступления искового заявления в суд (часть первая статьи 154 ГПК Российской Федерации). Возможность продления или приостановления течения данного срока для ожидания нового правового регулирования процессуальное законодательство не предусматривает. Иное недопустимо, поскольку противоречило бы обычным правилам преодоления пробелов в праве и вопреки предназначению правосудия легализовало бы отказ суда от защиты нарушенного права по мотиву отсутствия конкретной нормы, регулирующей соответствующие отношения.

Разбирательство гражданских дел в судах должно осуществляться в сроки, предусмотренные федеральным законом, их продление допустимо лишь в случаях и порядке, которые установлены Гражданским процессуальным кодексом Российской Федерации, но в любом случае судопроизводство должно осуществляться в разумный срок, при определении которого учитывается период со дня поступления заявления в суд первой инстанции до дня принятия последнего судебного постановления по делу; обстоятельства, связанные с организацией работы суда, а также рассмотрение дела различными инстанциями не могут приниматься в качестве оснований для превышения разумного срока судопроизводства по делу (статья 6.1 ГПК Российской Федерации). Приведенные процессуальные нормы конкретизируют положения пункта 1 статьи 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод — являющейся согласно статье 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации составной частью российской правовой системы — о праве каждого при определении его гражданских прав на справедливое разбирательство дела судом в разумный срок. Возложение на суд обязанности ожидания нового правового регулирования для пересмотра дела И. Б. Деловой не согласуется с этими положениями.

Дело о проверке конституционности не вступившего в силу международного договора Российской Федерации — Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова (3 июля 2012 года)

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

Сегодня впервые в практике Конституционного Суда Российской Федерации рассматривается дело в порядке предварительного нормоконтроля о проверке конституционности не вступившего в силу международного договора Российской Федерации.

В связи с этим считаю необходимым акцентировать внимание, что поскольку Закон о ратификации Протокола Государственной Думой не принят и соответственно до подписания его Президентом Российской Федерации дело не дошло, то стороной в настоящем деле Президент Российской Федерации не является. Соответственно и я, как Полномочный представитель Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации могу принять участие в рассмотрении дела как представитель органов государственной власти.

Не вступившим в силу международным договором, конституционность положений которого подлежит проверке, является Проект Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации от 15 апреля 1994 года.

Проект федерального закона «О ратификации Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации от 15 апреля 1994 г.» был внесен Правительством в Государственную Думу РФ 7 июня 2012 г.

Заявители полагают, что указанный Протокол не подлежит введению в действие и применению в Российской Федерации из-за несоответствия Конституции Российской Федерации, ее статьям 48 (ч. 1), 62 (ч. 3), 68, 72 (ч. 1 и 2), 101 (ч. 4), 118 (ч. 1).

По мнению заявителей, подлежащий ратификации и не вступивший в силу международный договор, не соответствует Конституции РФ как по порядку его принятия, опубликования, введения в действие, так и по содержанию его положений.

1. Несоответствие международного договора Конституции РФ по порядку его принятия, опубликования и введения в действие заявители усматривают в том, что:

— Марракешское соглашение об учреждении ВТО 1994 г. с приложениями к нему не представлено Правительством РФ в Государственную Думу ни на русском языке, ни на одном из его официальных языков, что исключает возможность анализа и оценки их содержания, а также их ратификацию.

— не вступивший в силу международный договор, затрагивающий вопросы совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, не был согласован с субъектами РФ ни на стадии подготовки его проекта, ни на стадии внесения проекта федерального закона о его ратификации в Государственную Думу.

2. Несоответствие международного договора Конституции РФ по содержанию его норм депутаты усматривают в том, что:

— невозможность распространить на иностранных граждан требования о наличии статуса российского адвоката нарушает право на получение квалифицированной юридической помощи;

— допуск иностранных лиц в сферу оказания услуг патентных поверенных нанесет ущерб информационной и национальной безопасности;

— введение квалификационных требований (статуса адвоката) к представителям, в том числе и в третейских судах, противоречит конституционному принципу баланса частных и общественных интересов, нарушает принцип осуществления правосудия только государственным судом, поскольку третейские суды в судебную систему России не входят.

Заявители просят признать не соответствующими Конституции РФ положения не вступившего в силу и переданного на ратификацию в Государственную Думу Протокола, приложений к нему в их неразрывной связи с Марракешским соглашением об учреждении ВТО со всеми приложениями. Полагаю, что нельзя согласиться с доводами заявителей. Жалоба носит, на наш взгляд, политический характер. С помощью ее часть депутатов пытается выразить протест против вступления России в ВТО. Используемые авторами запроса характеристики процесса ратификации («профанация»), («формальность») носят в большей степени эмоциональную, нежели объективно-правовую основу

Прежде чем перейти к анализу приводимых в жалобе аргументов, считаю необходимым подчеркнуть, что со стороны высшего руководства страны неоднократно отмечалась сложность самого процесса вступления во Всемирную торговую организацию, а также дальнейшего участия в ней, говорилось о том, что внутри Всемирной торговой организации немало проблем, что там ведется огромное количество дискуссий, и чем более активно они ведутся разными странами, тем больше вероятность достижения согласия, поэтому пояснялось, что целью является не сама Всемирная торговая организация, а развитие экономики, последняя лишь средство, институт, который помогает создавать единые правила игры, снимает торговые барьеры, не допускает протекционизма³².

Вступление России во Всемирную трговую организацию мыслится в качестве дальнейшего рычага в деле модернизации, который открывает массу новых возможностей для торговли, инвестиций и всемирного роста, в том числе возможность перейти к подписанию нового соглашения с Россией по мобильности, возможность цивилизованно, в правовом поле отстаивать свои интересы, а также возможность подключения России к еще одной многосторонней структуре — Организации экономического сотрудничества и развития, одобрить программу совместных шагов по обеспечению безвизового режима, продолжать работу для облегчения контактов между людьми, что в дальнейшем откроет Россию для Европейского союза и Европейский союз для России³³.

Кроме того, Президентом Российской Федерации В. В. Путиным как гарантом Конституции, прав и свобод человека и гражданина, уполномоченным определять основные направления внешней и внутренней политики государства, не единожды отмечалось, что «открытость, интеграция в международные экономические процессы — это наш безусловный выбор. Мы не отказались от него в период кризисных испытаний, не будем менять его и сейчас»³⁴. В Послании Федеральному Собранию еще в 2002 году В. В. Путин сказал, что «ВТО — не абсолютное зло и не абсолютное добро. И не награда за хорошее поведение. ВТО — это инструмент. Тот, кто умеет им пользоваться, становится сильнее. Кто не умеет или не хочет пользоваться, не хочет учиться, кто предпочитает сидеть за частоколом протекционистских квот, пошлин, — обречен. Стратегически абсолютно обречен. «…» Убежден, развитие российской экономики возможно лишь при ориентации на жесткие требования мирового рынка, на завоевание в нем своих собственных новых ниш». Что касается приведенных в жалобе аргументов, то здесь необходимо отметить следующее.

1. По вопросу процедуры внесения на ратификацию Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации от 15 апреля 1994 года.

Заявители считают, что Марракешское соглашение об учреждении ВТО 1994 г. с приложениями к нему не представлено Правительством РФ в Государственную Думу ни на русском языке, ни на одном из его официальных языков, что исключает возможность анализа и оценки их содержания, а также их ратификацию.

Прежде всего, хотел бы обратить внимание на то, что процедура ратификации Протокола находится лишь в стадии подготовки ее в Государственной Думе. Если депутаты усмотрели, что без предоставления им текста Марракешского соглашения процедура ратификации не может быть завершена, ничто не мешало им сделать запрос в Правительство Российской Федерации с просьбой представить текст Соглашения.

А вместо того депутаты решили восполнить этот пробел путем обращения в Конституционный Суд Российской Федерации. И этим затянуть принятие решения о ратификации Протокола.

Кроме того, необходимо иметь в виду, что Соглашение об учреждении ВТО не предусматривает его ратификацию. Ратификации подлежит лишь Протокол о присоединении России к Марракешскому соглашению об учреждении ВТО. Именно ратификация этого документа может формализовать присоединение России к ВТО согласно статье XII Соглашения.

В соответствии со статьей 14 Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 года согласие государства на обязательность для него договора выражается ратификацией, если:

a) договор предусматривает, что такое согласие выражается ратификацией;

b) иным образом установлено, что участвующие в переговорах государства договорились о необходимости ратификации;

c) представитель государства подписал договор под условием ратификации;

d) намерение государства подписать договор под условием ратификации вытекает из полномочий его представителя или было выражено во время переговоров.

Согласие государства на обязательность для него договора выражается принятием или утверждением на условиях, подобных тем, которые применяются к ратификации.

Также статьей 15 Венской конвенции установлено, что согласие государства на обязательность для него договора выражается присоединением, если:

a) договор предусматривает, что такое согласие может быть выражено этим государством путем присоединения;

b) иным образом установлено, что участвующие в переговорах государства договорились, что такое согласие может быть выражено этим государством путем присоединения; или

c) все участники впоследствии договорились, что такое согласие может быть выражено этим государством путем присоединения.

Федеральный закон «О международных договорах Российской Федерации», которым определяется порядок заключения, выполнения и прекращения международных договоров Российской Федерации, применяется в отношении международных договоров Российской Федерации.

Статьей 2 пункт «а» данного Федерального закона определено, что международный договор Российской Федерации — это международное соглашение, заключенное Российской Федерацией с иностранным государством (или государствами), с международной организацией либо с иным образованием, обладающим правом заключать международные договоры (далее — иное образование), в письменной форме и регулируемое международным правом, независимо от того, содержится такое соглашение в одном документе или в нескольких связанных между собой документах, а также независимо от его конкретного наименования.

Проверяя конституционность соблюдения процедуры принятия и подписания международного договора, следует исходить из следующего. Процедура подписания международного договора проходит несколько стадий. Это обсуждение с участниками соответствующего Протокола и подписание самого акта. Следующий этап — это ратификация. Ратификация пока находится на этапе внесения в Государственную Думу, то есть, собственно, то, что произойдет в Государственной Думе, это еще только предположение о том, произойдет оно в соответствии с требованиями Конституции или нет. По основаниям, по порядку подписания соответствующего Протокола до внесения в Государственную Думу заявители никаких претензий не заявляли, то есть ни о полномочиях участников переговоров — подписантов, ни о возможности совершения подобного рода действий и так далее. А вот то, что произойдет в Государственной Думе, это еще предстоит произойти, поэтому в данном случае это вообще предварительный анализ того, что могло бы быть, если бы это случилось.

Что касается представления соответствующих документов, то вместо того, чтобы восполнить соответствующий пробел, как они полагали, путем обычного обращения, о чем говорил Михаил Юрьевич, депутаты решили обратиться в Конституционный Суд и тем самым получить текст Марракешского соглашения.

Однако, как уже говорилось, Соглашение о ВТО не предусматривает возможности выражения согласия на его обязательность для новых членов ВТО, не являющихся первоначальными, посредством его ратификации. Ратификации подлежит лишь Протокол о присоединении России к Марракешскому соглашению об учреждении ВТО. Именно ратификация этого документа может формализовать присоединение России к ВТО, согласно статье 12 Соглашения.

Всемирная торговая организация (ВТО) образована на конференции в Марракеше в 1994 году Соглашением об учреждении ВТО (Марракешская декларация). Поскольку Российская Федерация не принимала участия в заключении Соглашения, следовательно, положения ФЗ «О международных договорах Российской Федерации» о заключении и выполнении международных договоров Российской Федерации не могут быть применимы в отношении самого Соглашения об учреждении ВТО. Порядок присоединения новых членов к Соглашению регулируется его статьей ХII, устанавливающей, что любое государство может присоединиться к Соглашению на условиях, согласованных между таким государством и ВТО.

Следовательно, Соглашением о ВТО не предусмотрена возможность для Российской Федерации ратифицировать непосредственно само Соглашение. Условия же присоединения к ВТО и порядок вступления в силу таких условий для Российской Федерации предусмотрены только в Протоколе. Поскольку условие о ратификации распространяется только на Протокол о присоединении, а не на Соглашение о ВТО, на рассмотрение в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации внесен пакет документов, необходимых для ратификации именно Протокола, а не самого Соглашения о ВТО.

В этой связи нельзя согласиться с позицией заявителей «о несоответствии Конституции Российской Федерации процедуры ратификации, поскольку на ратификацию выносится только Протокол, а само Соглашение об учреждении ВТО ратифицируются через ратификацию Протокола».

В соответствии с частью 4 статьи 16 ФЗ «О международных договорах Российской Федерации», предложение о ратификации международного договора должно содержать заверенную копию официального текста международного договора, обоснование целесообразности его ратификации, определение соответствия договора законодательству Российской Федерации, а также оценку возможных финансово-экономических и иных последствий ратификации договора, включая при необходимости предусмотренное статьей 104 Конституции Российской Федерации заключение Правительства Российской Федерации.

Порядок заверения копий официальных текстов договоров определен распоряжением Президента РФ от 8 сентября 1994 года № 458-рп «О порядке, в соответствии с которым федеральными органами исполнительной власти заверяются копии официальных текстов международных договоров», устанавливающим, что заверенная копия официального текста международного договора представляется при внесении Президентом Российской Федерации или Правительством Российской Федерации соответствующих предложений в Государственную Думу Федерального Собрания.

Сам порядок заверения копий регламентирован письмом Министерства иностранных дел РФ от 17 ноября 1994 года № 3633 «О порядке заверения федеральными органами исполнительной власти копий официальных текстов международных договоров». Согласно этому Порядку в тех случаях, когда представляются предложения в отношении международного договора, официальный текст которого был принят только на иностранных языках, заверяется его перевод на русский язык. Такой перевод после выражения в установленном российским законодательством порядке согласия Российской Федерации на обязательность для нее международного договора рассматривается в качестве официального. В таком же порядке заверяются копии официальных текстов международных договоров при внесении Президенту РФ или Правительству РФ предложений по вопросам утверждения, принятия, присоединения, временного применения, прекращения или приостановления действия международных договоров РФ.

Кроме того, обращаю внимание, что Распоряжение Правительства РФ от 13 декабря 2011 года № 2231-р «О подписании Протокола о присоединении Российской Федерации к Всемирной торговой организации» и сам Протокол были опубликованы в Собрании законодательства Российской Федерации от 26 декабря 2011 года № 52, ст. 7588. Перевод Протокола на русском языке с английского был размещен на официальном сайте Государственной Думы.

Кроме того, по информации Минэкономразвития России, заверенные переводы на русский язык текстов как Протокола, так и Соглашения о ВТО со всеми приложениями были представлены в Государственную Думу Федерального Собрания Российской Федерации.

Неофициальный перевод на русский язык Соглашения об учреждении ВТО (Марракешская декларация) опубликован на сайте, который создан и ведется Высшей школой экономики под эгидой Минэкономразвития с 2001 года — www.wto.ru. Неофициальный перевод текста Протокола на русском, а также на английском языках доступен для ознакомления на сайте Минэкономразвития России www.economy.gov.ru.

Тексты Соглашения и Протокола размещены и в правовых базах «Гарант» и «Консультант». В последней на русском и английском языке.

Поэтому утверждение депутатов о том, что они не имели возможности ознакомиться с текстами этих документов, не обосновано.

2. Что касается продедуры принятия в части согласования с субъектами Российской Федерации.

Конституция Российской Федерации, осуществляя разграничение предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, определяет предметы ведения Российской Федерации (статья 71) и предметы совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов (статья 72). При этом ее статьей 76 (часть 2) установлено, что по предметам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов, к которым относятся, в частности, вопросы владения, пользования и распоряжения землей, недрами, водными и другими природными ресурсами; административное, админстративно-процессуальное, трудовое, семейное, жилищное, земельное, водное, лесное законодательство, законодательство о недрах, об охране окружающей среды; кадры судебных и правоохранительных органов; адвокатура, нотариат (статья 72, пункты «в», «к», «л» части 1), издаются федеральные законы и принимаемые в соответствии с ними законы и иные нормативные правовые акты субъектов Российской Федерации. Само же принятие и изменение всех федеральных законов, как следует из статьи 71 (пункт «а») Конституции Российской Федерации, находится непосредственно в ведении Российской Федерации.

Конституционный Суд Российской Федерации в своих решениях уже обращался к вопросам, связанным с процедурой принятия законов Государственной Думой, в том числе, касался вопроса порядка принятия закона по предметам совместного ведения Российской Федерации и ее субъектов.

В постановлении от 23 апреля 2004 года № 8-П «По делу о проверке конституционности Земельного кодекса РФ в связи с запросам Мурманской областной Думы» Конституционный Суд, опираясь на вышеозначенные конституционные нормы, указал, что при принятии федеральных законов по предметам совместного ведения требование обязательного направления соответствующих законопроектов субъектам Российской Федерации и специальное рассмотрение их предложений Федеральным Собранием не предполагается. От субъектов Российской Федерации, в свою очередь, не требуется направление в Федеральное Собрание проектов законов, принимаемых ими в сфере совместного ведения. Вместе с тем, поскольку согласно Конституции Российской Федерации проекты федеральных законов вносятся именно в Государственную Думу (статья 104, часть 2) и федеральные законы принимаются Государственной Думой (статья 105, часть 1), сама Государственная Дума вправе предусмотреть в своем Регламенте положение о направлении законопроектов по предметам совместного ведения субъектам Российской Федерации для дачи предложений и замечаний (статья 109 Регламента Государственной Думы).

В силу сформулированной Конституционным Судом Российской Федерации правовой позиции установление, исходя из требований Конституции Российской Федерации, процедуры принятия Государственной Думой решений, в том числе ее закрепление в Регламенте Государственной Думы, и соблюдение такой процедуры является существенным процессуальным элементом надлежащего, основанного на Конституции Российской Федерации порядка принятия актов и гарантирует соответствие их содержания реальному волеизъявлению представительного органа; несоблюдение вытекающих из Конституции Российской Федерации процедурных правил, имеющих существенное значение и влияющих на принятие решения, позволяет констатировать противоречие этого решения Конституции Российской Федерации; при отсутствии данных о такого рода нарушениях не может ставиться вопрос о признании закона не соответствующим Конституции Российской Федерации по указанному основанию (постановления от 20 июля 1999 года по делу о проверке конституционности Федерального закона «О культурных ценностях, перемещенных в Союз ССР в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации» и от 5 июля 2001 года по делу о проверке конституционности постановления Государственной Думы «О внесении изменения в постановление Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 годов»).

Следовательно, соблюдение тех процедурных правил, которые непосредственно вытекают из предписаний статей 104–108 Конституции Российской Федерации, — безусловная обязанность Государственной Думы. Вопрос о том, являются ли таковыми по своему характеру процедуры, посредством которых Государственной Думой принят тот или иной федеральный закон, и адекватен ли данный федеральный закон реальному волеизъявлению этого представительного органа, а значит, соответствует ли он Конституции Российской Федерации по порядку принятия, разрешается Конституционным Судом Российской Федерации.

В Российской Федерации как государстве, имеющем федеративное устройство, предоставление ее субъектам возможности изложить Государственной Думе для обсуждения свою позицию относительно законопроекта по предмету совместного ведения способствует эффективному осуществлению Федеральным Собранием законотворческой деятельности в данной сфере. Поэтому установление процедуры, предусматривающей направление Государственной Думой законопроектов в субъекты Российской Федерации, рассмотрение внесенных ими предложений и замечаний в комитетах Государственной Думы и создание согласительных комиссий, состоящих из депутатов Государственной Думы и представителей заинтересованных субъектов Российской Федерации, в случаях, когда значительное число субъектов Российской Федерации высказывается против законопроекта в целом либо в значимой его части, призвано обеспечить принятие федерального закона, отражающего интересы как Российской Федерации, так и ее субъектов.

Вместе с тем такого рода процедуры не должны препятствовать реализации вытекающего из статей 71 (пункт «а»), 94 и 105 Конституции Российской Федерации полномочия Федерального Собрания самостоятельно принимать федеральные законы, в том числе по предметам совместного ведения.

Процедура согласования имеет целью достижение взаимоприемлемого решения путем координации интересов всех ее участников. Из этого, однако, не вытекает безусловная обязанность Государственной Думы удовлетворить требования, заявленные субъектами Российской Федерации. Проведение данной процедуры предполагает выяснение и обсуждение мнений субъектов Российской Федерации для выработки возможно более согласованного проекта федерального закона, но не получение со стороны субъектов Российской Федерации одобрения законопроекта в целом либо отдельных его положений. Согласительные процедуры не являются необходимым элементом конституционного процесса принятия федеральных законов, а отступление от них само по себе не может служить основанием для признания федерального закона не соответствующим Конституции Российской Федерации по порядку принятия (постановление Конституционного Суда РФ от 23 апреля 2004 г. № 8-П).

В настоящем деле предметом рассмотрения является международный договор Российской Федерации, подлежащий принятию в форме федерального закона. Проектом федерального закона предусматривается ратификация Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации от 15 апреля 1994 г.

Отношения Российской Федерации и Всемирной торговой организации касаются правового режима внешнеторговой (внешнеэкономической) деятельности.

Согласно Конституции Российской Федерации, в ведении Российской Федерации находятся внешняя политика и международные отношения Российской Федерации, международные договоры Российской Федерации; внешнеэкономические отношения Российской Федерации; установление правовых основ единого рынка, таможенное регулирование, (п. п. «к», «л», «ж» части 1 статьи 71).

Конституция Российской Федерации относит вопросы заключения, прекращения и приостановления действия международных договоров Российской Федерации к исключительной компетенции федеральной власти.

Исходя из федеративной формы государственного устройства России Федеральным законом «О международных договорах Российской Федерации» определяется порядок взаимодействия Российской Федерации и субъектов Федерации в вопросах заключения международных договоров РФ, затрагивающих полномочия субъектов. При этом устанавливается, что обязательная процедура согласования с органами государственной власти субъекта РФ международного договора Российской Федерации, предусматривается в отношении договора, затрагивающего вопросы, относящиеся к исключительному ведению субъекта РФ (статья 4).

Порядок заключения международных договоров по вопросам, относящимся к совместному ведению Российской Федерации и субъекта Федерации, не носит столь категоричного предписания в отличие от порядка заключения международных договоров по вопросам, входящим в исключительную компетенцию субъекта. «Основные положения или проект договора, затрагивающего полномочия субъекта по предметам совестного ведения (статьи 72 Конституции) направляются федеральными ведомствами органам государственной власти заинтересованного субъекта» (пункт 4 статьи 4 Закона). Указанная норма не носит императивного характера, что дает основание полагать, что в этом случае согласования носят больше факультативный, чем обязательный характер. При этом Законом устанавливается, что в процессе подготовки проекта договора рассматриваются все поступившие от заинтересованного субъекта РФ предложения.

Поэтому говорить о том, что нарушена процедура согласования данного международного договора с субъектами Российской Федерации, нельзя, поскольку он не относится к исключительному ведению субъектов Российской Федерации, а те действия, которые были предприняты Правительством и заинтересованными министерствами и ведомствами за период подготовки к подписанию соответствующего договора, вполне относятся к согласительным действиям, которые могут быть истолкованы, как даже более чем необходимая процедура, если бы это относилось к совместному ведению субъектов и Российской Федерации. Еще раз подчеркиваю, исключительная компетенция Российской Федерации не предполагает согласование соответствующего закона и договора с субъектами Российской Федерации.

Необходимость согласованного взаимодействия федеральных органов исполнительной власти с органами государственной власти субъектов РФ по вопросам заключения международных договоров РФ по вопросам совместного ведения или находящегося в ведении субъекта РФ, обусловлена федеративной формой государственного устройства Российской Федерации.

Политика координации федеральных министерств и ведомств с органами исполнительной власти субъектов РФ устанавливается следующим образом: вопросы участия представителей органов государственной власти субъекта Российской Федерации в подготовке проекта международного договора, затрагивающего вопросы, относящиеся к ведению субъекта Российской Федерации, или его полномочия по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации, а также в переговорах и процедуре его подписания решаются федеральными органами исполнительной власти или уполномоченными организациями по согласованию с органами государственной власти заинтересованного субъекта Российской Федерации, на которые возложена соответствующая функция (пункт 4 статьи 4 названного Закона).

Как следует из сведений, содержащихся на официальном сайте Минэкономразвития РФ и на сайте «Россия и Всемирная торговая организация», взаимодействие с субъектами Российской Федерации по обсуждению вопросов в рамках проектов «Поддержка присоединения к ВТО», «Членство в ВТО», «Присоединение к ВТО» проводилось в различных формах (семинары, круглые столы, конференции и т. п.).

Кроме того, отношение субъектов Российской Федерации к готовящемуся к принятию Государственной Думой закону может быть также проявлено на стадии его рассмотрения Советом Федерации.

В связи с этим ссылка заявителя на то, что, согласование проекта не вступившего в силу международного договора с субъектами Российской Федерации не было соблюдено на стадии подготовки этого проекта и в процессе законотворческой деятельности не может быть принята во внимание.

При таких обстоятельствах нет оснований полагать, что процедура принятия международного договора Российской Федерации может привести к искажению реального волеизъявления представительного органа, а значит — и оснований для его признания не соответствующим Конституции Российской Федерации по порядку принятия не имеется.

3. Что касается доводов заявителя о несоответствии оспариваемого международного договора Конституции Российской Федерации по содержанию его норм, то считаю необходимым отметить следующее. Что касается доводов заявителя о несоответствии оспариваемого международного договора Конституции Российской Федерации по содержанию его норм, то считаем необходимым отметить следующее.

В соответствии с правилами ВТО (статья XX «Перечни специфических обязательств» Генерального соглашения по торговле услугами (ГАТС)) каждый член ВТО фиксирует в своем перечне специфических обязательств только меры, которые представляют из cебя ограничения доступа на рынок (по смыслу статьи XVI ГАТС «Доступ на рынок»), исключения из обязательства о предоставлении национального режима (по смыслу статьи XVII ГАТС «Национальный режим», то есть исключения из обязательства предоставлять иностранным услугам и поставщикам услуг в отношении всех мер, затрагивающих поставку услуг, режим, не менее благоприятный, чем тот, который предоставляется аналогичным отечественным услугам или поставщикам услуг), а также дополнительные обязательства по смыслу статьи XVIII ГАТС, в том числе такие, которые имеют отношение к квалификациям, стандартам и вопросам лицензирования.

В отношении сектора «Юридических услуг», указанного в запросе, дополнительных обязательств в понимании статьи XVIII ГАТС в Перечне специфических обязательств Российской Федерации по услугам не содержится. Это значит, что Российская Федерация сохраняет за собой право применять к поставщикам, оказывающим услуги на территории Российской Федерации, любые меры внутреннего регулирования, не подпадающие под действие статей XVI и XVII ГАТС (такие, как лицензирование, квалификационные требования, требования к качеству услуг и пр.). То есть право устанавливать «определенные профессиональные и иные квалификационные требования и критерии» (как это указано в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 28 января 1997 года № 2-П) не ограничивается.

Положение Перечня специфических обязательств Российской Федерации по услугам о том, что только адвокатам разрешается осуществлять представительство в уголовных судах и российских арбитражных судах, было искажено, неверно переведено и истолковано заявителем как не предусматривающее обязательного статуса адвоката для представителя стороны в конституционном судопроизводстве и как обязывающее Российскую Федерацию к ограничению представительства сторон третейского разбирательства только адвокатами. В связи с тем, что запрос заявителей получил массовое распространение, в том числе через средства массовой информации, подобное толкование, со всей ответственностью данное народными избирателями, может ввести в заблуждение общественность.

Перечень специфических обязательств Российской Федерации по услугам в подразделе Секторальных обязательств, посвященном юридическим услугам, содержит закрепление форм адвокатской деятельности, а именно: адвокатский кабинет, адвокатское бюро, коллегия адвокатов и юридическая консультация. Указанная норма дословно воспроизводит положение действующего российского законодательства, а именно пункта 1 статьи 20 Федерального закона от 31 мая 2002 года № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Имеющееся в перечне разъяснение о том, что под адвокатом понимается физическое лицо, получившее статус адвоката в соответствии с российским законодательством и что только адвокатам разрешается осуществлять представительство в уголовных судах и российских арбитражных судах, по всем правилам юридической логики не может быть истолковано таким образом, как это полагают заявители, а именно, что не упоминая конституционное судопроизводство, рассматриваемый перечень нарушает конституционное право граждан на квалифицированную юридическую помощь, и «автоматически означает, что не вступивший в силу международный договор России предусматривает национальный режим в отношении допуска иностранных лиц к представительству в Конституционном Суде РФ» и влечет необходимость изменения статьи 53 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации». Данное специальное положение направлено на определение особого статуса адвоката как единственно возможного представителя интересов сторон именно в уголовном и арбитражном судопроизводстве, и никоим образом не умаляет возможность или обязательность участия именно адвоката в других видах процесса, в том числе и в конституционном.

Если российское законодательство требует получения статуса адвоката для оказания юридических услуг, такой статус должен быть получен и иностранцем на основании требований и в соответствии с процедурой, установленной законодательством Российской Федерации. Это дополнительно подтверждается в Перечне специфических обязательств Российской Федерации по услугам в сноске 7 (под адвокатом понимается физическое лицо, получившее статус адвоката в соответствии с российским законодательством).

Здесь же необходимо отметить, что словосочетание «Russian arbitration tribunals» при переводе на русский язык Перечня специфических обязательств Российской Федерации, представленного на официальном сайте Министерства экономического развития и приложенного к проекту федерального закона о ратификации Протокола о присоединении к ВТО, единственно возможным образом с учетом логического и систематического толкования было переведено как «российские арбитражные суды» и именно в таком переводе оно воспроизводится самими заявителями на странице 11 запроса. Таким образом, как ранее было указано, речь идет о том, что только адвокатам должно быть разрешено осуществлять представительство в российских арбитражных судах, что в свою очередь давно уже было озвучено председателем Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, отмечавшим, что необходимо уже в ближайшие годы перейти к ведению дел в арбитражных судах только через адвокатов или как минимум, рассмотреть вопрос о введении аккредитации представителей, поскольку эффективность современного судопроизводства во многом снижается из-за присутствия непрофессионалов³⁵.

В связи с этим некорректным и необоснованным является перевод заявителями уже на 16 странице запроса вырванного из всего контекста словосочетания «arbitration tribunals» как «третейские суды», и утверждение заявителей о том, что указанное положение подразумевает обязательство Российской Федерации по ограничению представительства в третейских судах адвокатами, а также не могут быть приняты все дальнейшее обоснование заявителей о якобы имеющемся вмешательстве государства в частные дела, нарушении баланса частных и публичных интересов, а также искаженная логика международного договора, который не содержит указания на третейские суды и не рассматривает их в качестве части российской судебной системы.

Еще одним доводом заявителей в пользу проверки конституционности Протокола о присоединении России к ВТО является утверждение о том, что обжалуемые положения международного договора подрывают безопасность Российской Федерации в сфере интеллектуальной собственности.

В этой связи следует отметить, что Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (ТРИПС), которое входит в пакет документов ВТО, основано на действии международных конвенций об охране прав интеллектуальной собственности (Парижская конвенция по охране промышленной собственности, Бернская конвенции по охране литературных и художественных произведений, Римская конвенция по защите прав исполнителей, производителей фонограмм и организаций телерадиовещания, Договор по интеллектуальной собственности в отношении интегральных схем). Участие России в указанных конвенциях обеспечивает надлежащую охрану прав интеллектуальной собственности безотносительно к проблеме доступа на национальный рынок патентных поверенных. Участие России в ВТО может в дальнейшем привлечь новые технологии в российскую промышленность, поскольку объекты исключительных прав все чаще становятся инвестициями в производство. Организация производства на базе импортированных лицензий и патентов гарантирует, как правило, повышение конкурентоспособности производства и выход на мировые рынки.

Кроме того, следует учитывать, что в части четвертой Гражданского кодекса во многом учтено и непосредственно воспроизведено значительное число норм международных унификационных договоров о правовой охране интеллектуальной собственности.

Что касается доступа иностранных патентных поверенных к государственной тайне при осуществлении ими своей профессиональной деятельности, полагаем, что в соответствии со статьями III-бис, XIV и XIV-бис ГАТС, статьями 20 и 21 Генерального соглашения по тарифам и торговле, и статьей 73 Соглашения по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности в соглашениях ВТО ничто не ограничивает право члена ВТО применять любые меры, которые он сочтет нужным для защиты интересов своей безопасности. При этом соответствующие статьи соглашений сформулированы таким образом, чтобы необходимость таких мер не могла быть поставлена под сомнение другими членами организации.

Кроме того, статьей III ГАТС предусмотрены дополнительные положения относительно раскрытия конфиденциальной информации. Ничто в ГАТС не может быть истолковано как требующее от члена предоставлять доступ к конфиденциальной информации, раскрытие которой противоречит общественным интересам.

В соответствии с положениями части 2 статьи 21 Закона Российской Федерации от 21 июля 1993 года № 5485-1 «О государственной тайне» возможность допуска лиц из числа иностранных граждан к государственной тайне уже предусмотрена и осуществляется в порядке, определяемом Правительством Российской Федерации. Данный порядок утвержден постановлением Правительства Российской Федерации от 22 августа 1998 года № 1003 «Об утверждении положения о порядке допуска лиц, имеющих двойное гражданство, лиц без гражданства, а также лиц из числа иностранных граждан, эмигрантов и реэмигрантов к государственной тайне».

При этом, статья 15 Конституции РФ предусматривает, что, если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотрено законом, то применяются правила международного договора. Тем самым конституционно зафиксирована принципиальная возможность отступления от действующего российского законодательства посредством норм международного договора (с соблюдением определенных требований, например с обязательной ратификацией таких международных договоров).

Из этого следует, что определенные несоответствия между Протоколом и действующим российским законодательством возможны, однако такие несоответствия будут: а) либо устраняться в последующей законодательной деятельности; б) либо сохраняться в силу приоритета национального права, закрепленного международным договором.

В связи с этим, все требования к патентным поверенным (кроме требования российского гражданства и/или постоянного проживания на территории Российской Федерации), а также процедуры аттестации и меры взыскания, предусмотренные Федеральным законом от 30 декабря 2008 г. № 316-ФЗ «О патентных поверенных» и другими актами законодательства Российской Федерации, будут применяться и после присоединения России к ВТО.

Таким образом, ничто в соглашениях ВТО не препятствует Российской Федерации принимать меры, направленные на защиту государственной тайны, в том числе в отношении доступа к государственной тайне патентных поверенных при осуществлении ими своей профессиональной деятельности, а следовательно, не создает угрозу безопасности государства и не нарушает положения части 3 статьи 55 и части 3 статьи 62 Конституции Российской Федерации.

В отношении требования депутатов провести проверку конституционности не вступившего в силу и переданного на ратификацию Протокола и приложений к нему в неразрывной связи с Марракешским соглашением об учреждении Всемирной торговой организации со всеми приложениями к нему, в полном объеме, не ограничиваясь основаниями, изложенными в запросе, следует обратить внимание заявителей на нормы ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации».

Выполняя общие требования к обращению в Конституционный Суд Российской Федерации заявители обязаны подробно и убедительно изложить свою позицию по поставленному вопросу и привести ее правовое обоснование со ссылкой на соответствующие нормы Конституции Российской Федерации, показав, в чем выражается несоответствие не вступившего в силу международного договора Конституции Российской Федерации, не позволяющие вводить его в действие (ратифицировать) и применять на территории Российской Федерации.

При этом также следует иметь в виду, что Конституционный Суд Российской Федерации принимает решение и дает заключение только по предмету, указанному в обращении, и лишь в той части акта, конституционность которого подвергается сомнению в обращении.

Депутаты в своем запросе привели лишь некоторые положения Протокола, по их мнению, не соответствующие Конституции Российской Федерации, оценка которых мною приведена выше, а требуют проверить Марракешское соглашение в полном объеме со всеми приложениями.

В заключение еще раз хочу акцентировать внимание на том, что международные договоры Российской Федерации, образуя правовую основу межгосударственных отношений, являются одним из важнейших средств развития международного сотрудничества. Наряду с другими инструментами внешней политики России они способствуют обеспечению и поддержанию стабильности международного правопорядка, разработке и реализации государственной политики в области обеспечения прав и свобод граждан Российской Федерации, обороны и безопасности государства, расширению торгово-экономических и финансовых связей, научно-технического, культурного и иного обмена России с иностранными государствами и международными организациями.

Российская Федерация является частью мирового сообщества, она заинтересована в стабильной системе международных отношений, основанной на принципах равноправия, взаимного уважения и взаимовыгодного сотрудничества. Эта система призвана обеспечить надежную безопасность каждого члена мирового сообщества в политической, военной, экономической, гуманитарной и иных областях.

Таким обоазом, на основании ранее изложенного прошу признать не вступивший в силу Протокол «О присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации от 15 апреля 1994 года» соответствующим Конституции Российской Федерации.

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 9 июля 2012 г. № 17-П

По делу о проверке конституционности не вступившего в силу международного договора Российской Федерации — Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В. Д. Зорькина, судей К. В. Арановского, А. И. Бойцова, Н. С. Бондаря, Г. А. Гаджиева, Ю. М. Данилова, Л. М. Жарковой, Г. А. Жилина, С. М. Казанцева, М. И. Клеандрова, С. Д. Князева, А. Н. Кокотова, Л. О. Красавчиковой, С. П. Маврина, Н. В. Мельникова, Ю. Д. Рудкина, Н. В. Селезнева, О. С. Хохряковой, В. Г. Ярославцева,

с участием представителей обратившейся в Конституционный Суд Российской Федерации группы депутатов Государственной Думы — депутата Государственной Думы Н. В. Коломейцева, адвоката А. И. Муранова и кандидата юридических наук А. В. Чуева, полномочного представителя Правительства Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. Ю. Барщевского, полномочного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации Д. Ф. Вяткина, полномочного представителя Совета Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации А. И. Александрова, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (пункт «г» части 2) Конституции Российской Федерации, подпунктом «г» пункта 1 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 86, 88, 89 и 90 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности не вступившего в силу международного договора Российской Федерации — Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации.

Поводом к рассмотрению дела явился запрос группы депутатов Государственной Думы. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемый в запросе не вступивший в силу международный договор Российской Федерации.

Заслушав сообщение судьи-докладчика С. П. Маврина, объяснения представителей сторон, выступления приглашенных в заседание представителей: от Министерства экономического развития Российской Федерации — М. Ю. Медведкова, от Министерства иностранных дел Российской Федерации — Г. В. Кузьмина, от Генерального прокурора Российской Федерации — Т. А. Васильевой, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. 16 декабря 2011 года Российской Федерацией и Всемирной торговой организацией был подписан Протокол о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации (заключено в городе Марракеше 15 апреля 1994 года), в соответствии с которым Российская Федерация, присоединяясь к данному Соглашению (далее — Марракешское соглашение), становится членом Всемирной торговой организации (далее — ВТО) (пункт 1); данный Протокол является неотъемлемой частью Марракешского соглашения (пункт 2); Российской Федерацией должны быть выполнены обязательства по многосторонним торговым соглашениям, являющимся приложением к Марракешскому соглашению (пункт 3); данный Протокол открыт для принятия Российской Федерацией в течение 220 дней со дня одобрения (пункт 7); подписание данного Протокола совершено в единственном экземпляре на английском, французском и испанском языках, причем каждый текст имеет одинаковую силу, за исключением прилагаемых перечней, в которых может быть указано, что аутентичным является текст только на одном из указанных языков.

Решение о проведении переговоров и о подписании Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению (далее — Протокол) было принято распоряжением Правительства Российской Федерации от 13 декабря 2011 года № 2231-р. Постановлением от 7 июня 2012 года № 564 Правительство Российской Федерации, одобрив Протокол, внесло в Государственную Думу проект федерального закона о его ратификации в порядке, предусмотренном для ратификации международных договоров Российской Федерации (пункт 1 статьи 15 Федерального закона от 15 июля 1995 года № 101-ФЗ «О международных договорах Российской Федерации»).

Заявители по настоящему делу — группа депутатов Государственной Думы, обратившихся в Конституционный Суд Российской Федерации 20 июня 2012 года на основании статьи 125 (пункт «г» части 2) Конституции Российской Федерации (28 июня 2012 года запрос был дополнен), просят признать Протокол как не вступивший в силу международный договор Российской Федерации и приложения к нему в неразрывной связи с Марракешским соглашением и всеми прилагаемыми к нему многосторонними торговыми соглашениями не соответствующими Конституции Российской Федерации, а потому не подлежащими введению в действие и применению в Российской Федерации.

Нарушение статей 48 (часть 1), 55 (часть 3), 62 (часть 3), 68, 72, 101 (часть 4) и 118 (часть 1) Конституции Российской Федерации заявители усматривают в несоблюдении процедуры ратификации (непредставление в Государственную Думу текста Марракешского соглашения со всеми приложениями к нему на русском языке, а также текстов протоколов о присоединении к нему других государств, являющихся членами ВТО, представление незаверенной копии официального текста Протокола, нарушение сроков представления документов, необходимых для его ратификации, невыполнение иных регламентных требований), а также требований, вытекающих из закрепленного Конституцией Российской Федерации разграничения предметов ведения между органами государственной власти Российской Федерации и субъектов Российской Федерации (отсутствие согласования Протокола с субъектами Российской Федерации по вопросам, относящимся к сфере совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации, как на стадии подготовки, так и на этапе внесения в Государственную Думу законопроекта о его ратификации). В контексте вопроса о ратификации Протокола заявители указывают также на неопределенность статуса ВТО (является ли она межправительственной или межгосударственной организацией).

Кроме того, заявители указывают на необходимость оценки Протокола с точки зрения соответствия Конституции Российской Федерации по содержанию норм в полном объеме, однако свою позицию выражают лишь в отношении отдельных аспектов оспариваемого регулирования.

По мнению заявителей, определяющие категории лиц, обладающих правом на осуществление представительства в судах, положения пункта II (1) (A) (a) Перечня специфических обязательств Российской Федерации по услугам, входящего в Приложение I к Протоколу, которое является его неотъемлемой частью, не соответствуют статье 48 (часть 1) Конституции Российской Федерации, поскольку их реализация — учитывая невозможность распространения на иностранных граждан требования российского законодательства о наличии статуса российского адвоката для лиц, желающих выступать в качестве представителей граждан и организаций в Конституционном Суде Российской Федерации, — повлечет отмену существующих гарантий конституционного права на получение квалифицированной юридической помощи. Те же положения, как закрепляющие требование о ведении дел в третейских судах только через представителя — адвоката, означают, по мнению заявителей, включение третейских судов в состав российской судебной системы, что не согласуется со статьей 118 (часть 1) Конституции Российской Федерации, а в той части, в какой Российская Федерация принимает на себя обязательство допустить иностранных граждан в сферу оказания услуг патентными поверенными, противоречат статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьей 62 (часть 3), поскольку реализация данного обязательства может быть связана с доступом иностранных лиц к сведениям, составляющим государственную тайну или секреты производства, что угрожает безопасности государства.

Заявители считают также, что положения являющейся неотъемлемой частью Марракешского соглашения Договоренности о правилах и процедурах, регулирующих разрешение споров, которыми предусматривается учреждение и деятельность в рамках ВТО Органа по разрешению споров, передаваемых на рассмотрение на основе соответствующих положений соглашений, перечисленных в Дополнении 1 к Договоренности, позволяют сделать действия Российской Федерации предметом обязывающего вмешательства международной организации, чем нарушают суверенитет Российской Федерации и конституционный принцип разделения властей, создают угрозу национальной безопасности Российской Федерации и, следовательно, противоречат статьям 4 (часть 1), 10, 55 (часть 3) и 79 Конституции Российской Федерации.

Кроме того, заявители ставят вопрос о социально-экономических последствиях присоединения России к ВТО, в том числе в части его влияния на внутренние, внешние и транзитные тарифы для грузовых железнодорожных перевозок, тарифы на газ, условия экспорта продукции цветной металлургии, условия доступа к природным ресурсам и т. д.

2. Как следует из статьи 125 (пункт «г» части 2) Конституции Российской Федерации и конкретизирующих ее положений Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» (подпункт «г» пункта 1 части первой статьи 3, статьи 86, 89 и 90), Конституционный Суд Российской Федерации проверяет конституционность не вступившего в силу международного договора Российской Федерации, подлежащего ратификации Государственной Думой или утверждению иным федеральным органом государственной власти, в том числе по содержанию норм, по порядку заключения договора, в частности в отношении соблюдения компетенции органов государственной власти, принимающих участие в его заключении, по форме договора, с точки зрения установленного Конституцией Российской Федерации разграничения предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации.

Согласно части третьей статьи 74 названного Федерального конституционного закона Конституционный Суд Российской Федерации принимает постановление только по предмету, указанному в обращении, и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергается сомнению в обращении; при принятии решения Конституционный Суд Российской Федерации не связан основаниями и доводами, изложенными в обращении.

При этом в силу части третьей статьи 3 названного Федерального конституционного закона Конституционный Суд Российской Федерации решает исключительно вопросы права и, следовательно, не оценивает политическую и экономическую целесообразность заключения международного договора Российской Федерации, подлежащего ратификации Государственной Думой или утверждению иным федеральным органом государственной власти, в том числе с точки зрения влияющих на реализацию социальных прав человека и гражданина последствий его действия для тех или иных отраслей экономики или для доходной части бюджетов бюджетной системы Российской Федерации.

2.1. В соответствии с Венской конвенцией о праве международных договоров от 23 мая 1969 года, участником которой является Российская Федерация, согласие государства на обязательность для него договора может быть выражено посредством подписания договора, обмена документами, образующими договор, ратификации договора, его принятия, утверждения, присоединения к нему или любым другим способом, о котором условились договаривающиеся стороны (статья 11); согласие государства на обязательность для него договора выражается присоединением, если: a) договор предусматривает, что такое согласие может быть выражено этим государством путем присоединения; b) иным образом установлено, что участвующие в переговорах государства договорились, что такое согласие может быть выражено этим государством путем присоединения; или c) все участники впоследствии договорились, что такое согласие может быть выражено этим государством путем присоединения (статья 15).

Марракешское соглашение, определяющее статус и основы деятельности ВТО, предусматривает, что первоначальными членами ВТО являются Договаривающиеся Стороны Генерального соглашения по тарифам и торговле (ГАТТ), заключенного 30 октября 1947 года, на момент вступления в силу Марракешского соглашения, а также Европейские сообщества, которые удовлетворяют требованиям, выдвигаемым в отношении первоначальных членов ВТО в соответствии со статьей 11 Марракешского соглашения; иные же государства или отдельные таможенные территории, обладающие полной автономией в осуществлении своих внешнеторговых отношений и в отношении других вопросов, предусмотренных в Марракешском соглашении и многосторонних торговых соглашениях, могут лишь присоединяться к нему, причем на условиях, подлежащих дополнительному согласованию между соответствующим государством и ВТО; при этом присоединение к Марракешскому соглашению означает одновременное присоединение и ко всем прилагаемым к нему многосторонним торговым соглашениям; решение о присоединении принимается Конференцией министров, являющейся органом ВТО (статьи 11, 12 и 14).

Следовательно, согласие Российской Федерации, не являющейся первоначальным членом ВТО, на обязательность для нее Марракешского соглашения и тем самым на имплементацию данного Соглашения и права ВТО в целом в правовую систему России может быть выражено исключительно путем присоединения к Марракешскому соглашению на условиях, согласованных с ВТО и подлежащих юридическому закреплению в отдельном международном договоре, каковым и является оспариваемый в Конституционном Суде Российской Федерации Протокол. Соответственно, само Марракешское соглашение и являющиеся приложением к нему многосторонние торговые соглашения — в силу закрепленного в нем условия вступления государства в члены ВТО — не относятся к международным многосторонним соглашениям (договорам) Российской Федерации, которые непосредственно подлежат подписанию, одобрению Правительством Российской Федерации и ратификации Государственной Думой или утверждению иным федеральным органом государственной власти.

Таким образом, по смыслу статьи 125 (пункт «г» части 2) Конституции Российской Федерации, подпункта «г» пункта 1 части первой статьи 3, статей 86, 89 и 90 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Марракешское соглашение и прилагаемые к нему многосторонние торговые соглашения (право ВТО) сами по себе не могут быть предметом проверки в конституционном судопроизводстве с точки зрения их соответствия Конституции Российской Федерации, в том числе по форме и содержанию.

Вместе с тем Протокол в случае его ратификации на основании статьи 15 (часть 4) Конституции Российской Федерации войдет в правовую систему Российской Федерации как международный договор Российской Федерации. При этом он становится неотъемлемой частью Марракешского соглашения и через систему норм, имеющих отсылочный (бланкетный) характер, — легальным основанием применения на территории Российской Федерации положений Марракешского соглашения и права ВТО в целом. Поэтому, хотя непосредственно предметом проверки Конституционного Суда Российской Федерации в настоящем деле является именно Протокол как не вступивший в силу международный договор Российской Федерации, такая проверка по содержанию норм с точки зрения соответствия Конституции Российской Федерации предполагает оценку Протокола в неразрывном нормативном единстве с приложениями к нему, а также с Марракешским соглашением и приложениями к нему, но только в той степени, в какой соответствующие требования заявителей не расходятся с предписаниями Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

2.2. Во взаимосвязи с частью третьей статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», в силу которой Конституционный Суд Российской Федерации, не будучи связан основаниями и доводами, изложенными в обращении, принимает постановление только по указанному в нем предмету и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергается сомнению, находится пункт 8 части второй его статьи 37, обязывающий заявителя привести в обращении свою позицию по поставленному вопросу и дать ее правовое обоснование со ссылкой на соответствующие нормы Конституции Российской Федерации.

Заявители по настоящему делу, формулируя в запросе и дополнениях к нему обращенные к Конституционному Суду Российской Федерации требования, настаивают на проверке конституционности Протокола и приложений к нему в их неразрывной связи с Марракешским соглашением и всеми приложениями к нему по содержанию норм в полном объеме. При этом, однако, помимо аргументов, связанных с экономической и политической целесообразностью присоединения России к ВТО, оценка которых не входит в компетенцию Конституционного Суда Российской Федерации, они приводят в обоснование неконституционности правового регулирования в целом доводы, касающиеся лишь некоторых его аспектов.

Между тем — в силу предписаний статей 37 и 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» относительно предмета проверки и требований к обращению — Конституционный Суд Российской Федерации не вправе принять к рассмотрению нормативные положения, если они прямо не указаны в запросе как противоречащие, по мнению заявителей, Конституции Российской Федерации и, соответственно, в запросе отсутствует необходимая аргументация. Иное, вопреки данным предписаниям, означало бы неправомерное расширение объема проверки и — учитывая, что сторона, подписавшая и одобрившая Протокол, была бы вынуждена отстаивать свою позицию, не имея возможности ознакомиться с аргументацией противоположной стороны, — нарушение таких конституционных принципов судопроизводства, как состязательность и равноправие сторон.

Это в полной мере относится и к недопустимости расширения объема ранее заявленных требований в процессе слушания дела, в том числе в данном случае — путем постановки в выступлении представителя заявителей вопроса, касающегося действия во времени принимаемых на себя Российской Федерацией обязательств на основании пункта 3 Протокола.

2.3. Протокол о присоединении к Марракешскому соглашению как международный договор Российской Федерации — в соответствии с Федеральным законом «О международных договорах Российской Федерации» и статьями 14 и 15 Венской конвенции о праве международных договоров — становится неотъемлемой частью Марракешского соглашения и в то же время нормативным правовым основанием включения Марракешского соглашения в правовую систему России и его применения на ее территории в результате завершения всего процесса его принятия (заключения), т. е. выражения согласия Российской Федерации на обязательность для нее международного договора посредством надлежащего его подписания, одобрения, ратификации, подписания ратификационной грамоты, после чего договор считается принятым и с момента, обозначенного в нем, вступает в силу.

В данном случае ратификация международного договора осуществляется в форме законодательного процесса, включающего в том числе внесение Правительством Российской Федерации в Государственную Думу соответствующего законопроекта, его обсуждение депутатами и принятие федерального закона о ратификации международного договора Российской Федерации (либо отклонение законопроекта), затем — в случае принятия федерального закона — его рассмотрение и одобрение (либо отклонение) Советом Федерации, а также подписание и обнародование (либо отклонение) Президентом Российской Федерации (статья 84, пункт «д»; статьи 104 и 105; статья 106, пункт «г»; статья 107 Конституции Российской Федерации; статьи 16 и 17 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации»).

Заявители просят дать оценку Протоколу как не вступившему в силу международному договору Российской Федерации не только по порядку его подписания и одобрения Правительством Российской Федерации и по содержанию норм, но и по порядку его принятия в процедуре ратификации в связи с внесением соответствующего законопроекта в Государственную Думу, т. е., по существу, настаивают на проверке конституционности непринятого федерального закона о ратификации международного договора по порядку принятия, чего Конституционный Суд Российской Федерации в силу статьи 125 (пункты «а», «г» части 2) Конституции Российской Федерации и конкретизирующих ее положений Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» делать не вправе. Вместе с тем не исключается проверка в настоящем деле соответствия требованиям Конституции Российской Федерации такого аспекта прохождения законопроекта в Государственной Думе, как его согласование с субъектами Российской Федерации по вопросам, относящимся к сфере их совместного с Российской Федерацией ведения, поскольку оно может иметь место не только на этапе рассмотрения законопроекта Государственной Думой, но и на предшествующих стадиях работы с ним.

Этим не ставится под сомнение обязанность федерального законодателя при принятии акта о ратификации исходить из требований Конституции Российской Федерации. Кроме того, хотя проверка вступивших в силу международных договоров Российской Федерации Конституционным Судом Российской Федерации не производится, не исключается возможность проверки конституционности федерального закона о ратификации этого международного договора в случае его принятия — с учетом требования части четвертой статьи 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», согласно которой Конституционный Суд Российской Федерации решает исключительно вопросы права.

2.4. Таким образом, исходя из требований подпункта «г» пункта 1 части первой статьи 3, пунктов 1 и 3 части первой статьи 86, статей 89 и 90 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» во взаимосвязи с пунктом 8 части второй его статьи 37 и частью третьей статьи 74, в настоящем деле Конституционный Суд Российской Федерации устанавливает соответствие Конституции Российской Федерации Протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации как не вступившего в силу международного договора Российской Федерации по порядку его принятия — на стадии его подписания и одобрения Правительством Российской Федерации, а также по содержанию норм — в отношении отдельных его положений, которые прямо указаны в запросе и в отношении которых заявителями выражена позиция, обосновывающая их несоответствие Конституции Российской Федерации.

3. Необходимость, способы и пределы интеграции Российской Федерации в мировую экономику, ее участия в международном экономическом сотрудничестве, основанном на признании и соблюдении равных и неотъемлемых прав человека, их защите и создании условий для реализации, определяются суверенной волей многонационального народа России, стремящегося обеспечить ее благополучие и процветание и сознающего себя частью мирового сообщества (преамбула Конституции Российской Федерации), которую выражают органы государственной власти согласно своей компетенции, определенной в соответствии с Конституцией Российской Федерации.

Одним из средств мирного сотрудничества между нациями, в том числе в сфере экономики, служат международные договоры, которые выполняют также функцию источников международного права (преамбула Венской конвенции о праве международных договоров) и как таковые закрепляют права и обязанности государств-участников в качестве субъектов международного общения (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27 марта 2012 года № 8-П).

Наряду с общепризнанными принципами и нормами международного права международные договоры Российской Федерации подлежат включению в правовую систему Российской Федерации (статья 15, часть 4, Конституции Российской Федерации) и потому являются предметом конституционного нормоконтроля, осуществляемого Конституционным Судом Российской Федерации, который, оценивая в порядке статьи 125 (пункт «г» части 2) Конституции Российской Федерации конституционность не вступившего в силу международного договора Российской Федерации, ориентируется на то, насколько им обеспечивается соблюдение прав и свобод человека и гражданина и не нарушаются ли им закрепленные Конституцией Российской Федерации основы конституционного строя, иные ее положения, как имеющие в рамках правовой системы Российской Федерации высшую юридическую силу и прямое действие и применяющиеся на всей ее территории.

Соответственно, поскольку в правовой системе Российской Федерации, основанной на верховенстве Конституции Российской Федерации, правила международного договора, если они противоречат ее положениям, не могут находить своего применения, обязанностью органов государственной власти при имплементации международных договоров в правовую систему Российской Федерации, предполагающей в том числе соотнесение законодательства Российской Федерации с ее обязательствами по международным договорам, является признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина и недопущение нарушений основ конституционного строя. Иное противоречило бы конституционным принципам народовластия и суверенитета Российской Федерации, а также требованию статьи 15 (часть 1) Конституции Российской Федерации, согласно которой правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации.

3.1. На сегодняшний день Всемирная торговая организация, членами которой являются 154 государства и Европейский Союз, как инструмент мировой экономики занимает в ней одно из центральных мест. Согласно Марракешскому соглашению экономические и торговые отношения государств-участников должны способствовать повышению уровня жизни, достижению полной занятости, высоких и постоянно растущих реальных доходов и эффективного спроса населения, росту производства и торговли товарами и услугами при наиболее целесообразном использовании мировых ресурсов в соответствии с целями устойчивого развития; при этом государства-участники стремятся содействовать защите и сохранению окружающей среды и совершенствовать имеющиеся для этих целей средства, признают необходимость создания целостной, устойчивой и эффективной системы многосторонних норм, обеспечивающих либерализацию торговли (преамбула).

Именно руководствуясь указанными целями, Российская Федерация подписала Протокол о присоединении к Марракешскому соглашению, выразив тем самым свое намерение стать членом ВТО. Исходя из того, что международные договоры, образующие правовую основу создания и функционирования ВТО, призваны обеспечивать предсказуемость и определенность экономической и торговой политики входящих в нее государств, а присоединение к ВТО, в свою очередь, — способствовать тому, чтобы государство при реализации своей внешней политики имело возможность использовать признанные данной международной организацией правомерными способы решения своих экономических проблем, ни само Марракешское соглашение, ни Протокол не предполагают введения ограничений прав и свобод граждан Российской Федерации и пересмотра основ ее конституционного строя.

Кроме того, присоединяясь к ВТО, государство получает дополнительные возможности для легитимного выхода в международное правовое и экономическое пространство и одновременно — доступ к средствам международно-правовой защиты, гарантируемой правом ВТО, таким как режим наибольшего благоприятствования и национальный режим для товаров и услуг, защита от дискриминационных внутренних налогов, акцизов и таможенных сборов, свобода транзита, защита от дискриминационного применения гаммы технических, санитарных и фитосанитарных барьеров, а также гарантии против произвольного использования других торгово-политических средств, включая квотирование, антидемпинговые и компенсационные меры.

В этом смысле вступление России в ВТО, означающее ее ориентацию в экономическом развитии на требования мирового рынка и нацеленность на рост национальной конкурентоспособности и интеграцию в мировое сообщество, является актом, относящимся, главным образом, к сфере экономической политики, который, как и любое принципиальное государственное решение, затрагивает интересы многих субъектов общественных отношений и последствия которого — как позитивные, так и негативные — подлежат соотнесению и оценке, в том числе с учетом необходимости соизмерения неизбежных рисков, а также с точки зрения достаточности и адекватности принятых государством мер по защите национальных интересов, в ходе осуществления высшими органами государственной власти — Правительством Российской Федерации и Федеральным Собранием, а также Президентом Российской Федерации соответствующих полномочий, связанных с заключением международного договора Российской Федерации — Протокола о присоединении к Марракешскому соглашению, в том числе с его подписанием, одобрением и ратификацией.

При этом оценке на предмет экономических и политических издержек и преимуществ подлежат все вытекающие из Протокола и приложений к нему обязательства, которые в случае присоединения России к ВТО становятся ее международными обязательствами и число которых превышает 23 150. Согласно параграфу 1450 Доклада Рабочей группы о присоединении России к ВТО, ссылка на который включена в Протокол, его отдельными пунктами предусмотрено 160 обязательств. В Приложение I к Протоколу включен Перечень обязательств Российской Федерации по тарифам, Часть 1 которого, в свою очередь, содержит 11 256 кодов товарной номенклатуры, описание товарных позиций по каждому коду, ставку связывания по каждой позиции на дату присоединения, ставку связывания на дату истечения переходного периода, дату истечения переходного периода, перечень членов ВТО, которым предоставлены первоначальные переговорные права, ставки связывания прочих налогов и сборов; Часть 2 касается преференциальных тарифов, Часть 3 — нетарифных уступок, Часть 4 — обязательств по поддержке сельского хозяйства и экспортных субсидий; Часть 5 содержит обязательства по экспортным пошлинам с перечислением 466 кодов товарной номенклатуры, описанием товарных позиций по каждому коду, ставкой связывания по каждой позиции на дату присоединения, ставкой связывания на дату истечения переходного периода; приложение 1 к Части 1 касается матрицы применения обязательств по тарифам, включая код товарной номенклатуры, и содержит параметры снижения ставок пошлин по годам по примерно 7000 тарифных линий; Перечень специфических обязательств Российской Федерации по услугам распространяется на 116 секторов (по классификации ВТО), каждый из которых состоит из трех или (в некоторых случаях) четырех обязательств в зависимости от способа поставки услуги на российский рынок.

3.2. Конституция Российской Федерации, вводя в правовую систему Российской Федерации международные договоры Российской Федерации и определяя в статье 15 (часть 4) основанный на принципе добросовестного выполнения международных обязательств (pacta sunt servanda) единый подход, которым необходимо руководствоваться, применяя правила международного договора Российской Федерации в случае их расхождения с правилами, предусмотренными национальным законом, не определяет непосредственно порядок и условия заключения, выполнения и прекращения международных договоров Российской Федерации, а возлагает решение этих вопросов на федерального законодателя (статья 71, пункт «к»; статья 72, пункт «о» части 1; статья 76, части 1 и 2), который, как указано в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 27 марта 2012 года № 8-П, при осуществлении соответствующего правового регулирования обладает значительной дискрецией и вместе с тем обязан следовать требованиям Конституции Российской Федерации, вытекающим, в частности, из содержащих прямые упоминания о международных договорах Российской Федерации статей 15 (часть 4), 46 (часть 3), 62, 63 (часть 2), 79, 86 (пункты «б», «в»), 106 (пункт «г») и 125 (пункт «г» части 2; часть 6).

Кроме того, федеральный законодатель связан международными обязательствами Российской Федерации, в том числе вытекающими из Венской конвенции о праве международных договоров. С учетом этих обязательств в Федеральном законе «О международных договорах Российской Федерации» закреплены положения, согласно которым международные договоры Российской Федерации заключаются, выполняются и прекращаются в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права, положениями самого договора, Конституцией Российской Федерации, данным Федеральным законом (пункт 1 статьи 1).

Как следует из пункта 2 статьи 3 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», от имени Российской Федерации заключаются межгосударственные договоры с иностранными государствами, а также с международными организациями и иными образованиями. При этом с точки зрения российского права возможная характеристика ВТО как межгосударственного или межправительственного объединения не имеет значения для определения действий по оформлению присоединения к Марракешскому соглашению и, соответственно, вступления в члены ВТО, если согласно ее установлениям такие действия необходимы для того, чтобы присоединение состоялось, и находятся в рамках как права международных договоров, так и национального законодательства.

3.3. В соответствии со статьей 114 Конституции Российской Федерации (пункты «б», «д» части 1) к компетенции Правительства Российской Федерации относится обеспечение проведения единой финансовой, кредитной и денежной политики, а также осуществление мер по реализации внешней политики Российской Федерации.

В развитие приведенных конституционных положений Федеральным конституционным законом от 17 декабря 1997 года № 2-ФКЗ «О Правительстве Российской Федерации» предусмотрено, в частности, что Правительство Российской Федерации: осуществляет в соответствии с Конституцией Российской Федерации, федеральными конституционными законами, федеральными законами, нормативными указами Президента Российской Федерации регулирование экономических процессов; обеспечивает единство экономического пространства и свободу экономической деятельности, свободное перемещение товаров, услуг и финансовых средств; вырабатывает государственную структурную и инвестиционную политику и принимает меры по ее реализации; разрабатывает и реализует государственную политику в сфере международного экономического, финансового, инвестиционного сотрудничества; осуществляет общее руководство таможенным делом; принимает меры по защите интересов отечественных производителей товаров, исполнителей работ и услуг; в пределах своих полномочий организует реализацию внутренней и внешней политики Российской Федерации; осуществляет меры по обеспечению реализации внешней политики Российской Федерации; обеспечивает представительство Российской Федерации в иностранных государствах и международных организациях; в пределах своих полномочий заключает международные договоры Российской Федерации, обеспечивает выполнение обязательств Российской Федерации по международным договорам, а также наблюдает за выполнением другими участниками указанных договоров их обязательств; отстаивает геополитические интересы Российской Федерации, защищает граждан Российской Федерации за пределами ее территории; осуществляет регулирование и государственный контроль в сфере внешнеэкономической деятельности, в сфере международного научно-технического и культурного сотрудничества (статьи 13, 14 и 21).

Решения о проведении переговоров и о подписании международных договоров Российской Федерации, заключаемых от имени Российской Федерации по вопросам, относящимся к ведению Правительства Российской Федерации, принимаются Правительством Российской Федерации (подпункт «а» пункта 1 статьи 11 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации»). Полномочия на подписание таких международных договоров Российской Федерации также предоставляются Правительством Российской Федерации.

Во исполнение этих полномочий Правительство Российской Федерации для обеспечения процесса присоединения Российской Федерации к ВТО на решающем этапе, в ходе которого предстояло выработать предложения по конкретным условиям будущего членства в этой организации и провести переговоры с заинтересованными странами — членами ВТО, а впоследствии обеспечить полноправное участие России в ее деятельности, постановлением от 28 августа 1997 года № 1072 упразднило ранее созданную Межведомственную комиссию (постановлением Совета Министров — Правительства Российской Федерации от 22 февраля 1993 года № 141 в связи с подготовкой к переговорам о присоединении Российской Федерации к Генеральному соглашению по тарифам и торговле (ГАТТ) была создана Межведомственная комиссия по ГАТТ, которая постановлением Правительства Российской Федерации от 12 января 1996 года № 17 переименована в Межведомственную комиссию по вопросам Всемирной торговой организации) и образовало Комиссию Правительства Российской Федерации по вопросам Всемирной торговой организации.

На заседаниях Правительства Российской Федерации периодически рассматривался ход переговорного процесса по присоединению России к ВТО и намечались дальнейшие мероприятия, включая разработку и реализацию планов законопроектной работы, обеспечивающей учет в национальном законодательстве требований Марракешского соглашения и многосторонних торговых соглашений. Итогом этой деятельности стало распоряжение Правительства Российской Федерации от 13 декабря 2011 года № 2231-р, которым Минэкономразвития России поручалось подписать от имени Российской Федерации Протокол о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению. После его подписания Министром экономического развития Российской Федерации, состоявшегося 16 декабря того же года, и одобрения Правительством Российской Федерации (постановление от 7 июня 2012 года № 564), как это предусмотрено пунктом 3 статьи 16 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», Протокол в соответствии с пунктом 1 статьи 15 того же Федерального закона был внесен на ратификацию в Федеральное Собрание.

Таким образом, не вступивший в силу международный договор Российской Федерации — Протокол о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации подписан и одобрен в порядке, не противоречащем конституционным основам деятельности органов государственной власти Российской Федерации в международной сфере.

3.4. В соответствии со статьей 71 Конституции Российской Федерации установление правовых основ единого рынка, финансовое, валютное, кредитное, таможенное регулирование, внешняя политика и международные отношения Российской Федерации, международные договоры Российской Федерации, внешнеэкономические отношения Российской Федерации, гражданское законодательство находятся в ведении Российской Федерации (пункты «ж», «к», «л», «о»).

В развитие конституционных предписаний о разграничении предметов ведения между Российской Федерацией и субъектами Российской Федерации Федеральный закон «О международных договорах Российской Федерации» устанавливает в пункте 1 статьи 3, что в соответствии с Конституцией Российской Федерации заключение, прекращение и приостановление действия международных договоров Российской Федерации находятся в ведении Российской Федерации, но при этом в статье 4 предусматривает, что международный договор Российской Федерации, затрагивающий вопросы, относящиеся к ведению субъекта Российской Федерации, заключается по согласованию с органами государственной власти заинтересованного субъекта Российской Федерации, на которые возложена соответствующая функция (пункт 1); основные положения или проект международного договора, затрагивающего полномочия субъекта Российской Федерации по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации, направляются федеральными органами исполнительной власти или уполномоченными организациями органам государственной власти заинтересованного субъекта Российской Федерации, на которые возложена соответствующая функция; поступившие предложения рассматриваются при подготовке проекта договора (пункт 2); при осуществлении согласования вопросов заключения международного договора Российской Федерации органы государственной власти заинтересованного субъекта Российской Федерации, на которые возложена соответствующая функция, уведомляются федеральными органами исполнительной власти или уполномоченными организациями о предельных сроках направления предложений, составляющих не менее двух недель (пункт 3); вопросы участия представителей органов государственной власти субъекта Российской Федерации в подготовке проекта международного договора, затрагивающего вопросы, относящиеся к ведению субъекта Российской Федерации, или его полномочия по предметам совместного ведения Российской Федерации и субъектов Российской Федерации, а также в переговорах и процедуре его подписания решаются федеральными органами исполнительной власти или уполномоченными организациями по согласованию с органами государственной власти заинтересованного субъекта Российской Федерации, на которые возложена соответствующая функция (пункт 4).

Поскольку любой международный договор, затрагивающий ключевые вопросы экономической политики Российской Федерации, не может не затрагивать и интересы субъектов Российской Федерации, причем всех, предположение о том, что всякий раз в таком случае необходимо проведение согласительных процедур со всеми субъектами Российской Федерации, противоречило бы правовой природе России как единственно обладающей государственным суверенитетом (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 7 июня 2000 года № 10-П), который предполагает возможность определять как внутреннюю экономическую политику, так и позиционирование страны в мировом экономическом пространстве, даже если сопутствующим продуктом такого позиционирования являются какие-либо правовые или фактические последствия для субъектов Российской Федерации. При этом сам Федеральный закон «О международных договорах Российской Федерации» увязывает согласование международного договора с субъектами Российской Федерации с возложением на них определенной функции, подтверждая тем самым, что им подразумевается согласование — с органами государственной власти конкретных субъектов Российской Федерации — тех международных договоров, которые затрагивают функциональными обременениями именно эти субъекты Российской Федерации.

Как определено статьей 14 Федерального закона «О международных договорах Российской Федерации», в соответствии с Конституцией Российской Федерации ратификация международных договоров Российской Федерации осуществляется в форме федерального закона. Согласно Конституции Российской Федерации федеральные законы принимаются Государственной Думой (статья 105, часть 1); федеральные законы по вопросам ратификации международных договоров Российской Федерации, принятые Государственной Думой, подлежат обязательному рассмотрению в Совете Федерации (статья 106, пункт «г»). При этом членами Совета Федерации как представителями субъектов Российской Федерации (статья 95, часть 2 Конституции Российской Федерации) — с учетом того, что Конституция Российской Федерации прямо закрепляет самостоятельность органов государственной власти в осуществлении своих функций и полномочий (статья 10), — может обеспечиваться учет позиции субъектов Российской Федерации в отношении международных договоров Российской Федерации по вопросам, затрагивающим их интересы.

4. Суверенитет Российской Федерации как демократического федеративного правового государства, распространяющийся на всю ее территорию, закреплен Конституцией Российской Федерации в качестве одной из основ конституционного строя (статья 4, часть 1). Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации, согласно Конституции Российской Федерации, является ее многонациональный народ (статья 3, часть 1), который, сохраняя исторически сложившееся государственное единство, исходя из общепризнанных принципов равноправия и самоопределения народов и возрождая суверенную государственность России, принял Конституцию Российской Федерации (преамбула).

Суверенитет Российской Федерации, предполагающий, по смыслу статей 3, 4, 5, 67 и 79 Конституции Российской Федерации, верховенство, независимость и самостоятельность государственной власти, полноту законодательной, исполнительной и судебной власти государства на его территории и независимость в международном общении, представляет собой необходимый качественный признак Российской Федерации как государства, характеризующий ее конституционно-правовой статус (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 7 июня 2000 года № 10-П). Вместе с тем Конституция Российской Федерации предусматривает возможность участия России в межгосударственных объединениях и передачи им части своих полномочий в соответствии с международными договорами, если это не влечет ограничения прав и свобод человека и гражданина и не противоречит основам конституционного строя Российской Федерации (статья 79).

Закрепленный статьей 26 Венской конвенции о праве международных договоров принцип добросовестного выполнения международных обязательств не устраняет возможность создания международным договором органа по разрешению споров в случае их возникновения в связи с осуществлением государствами — участниками международного договора вытекающих из него прав и обязанностей. Решения такого органа могут иметь обязательный для государств-участников характер, что, по общему правилу, само по себе не является ущемлением суверенитета, если государство на условиях взаимности допустило осуществление в отношении самого себя такого рода полномочия. Принцип уважения государственного суверенитета в данном случае проявляет свое действие в том, что подобное международное обязательство принимается посредством согласования позиций суверенных государств, воли которых юридически равноправны, в связи с чем международный договор не создает обязательств или прав для третьего государства без его на то согласия (преамбула и статья 34 Венской конвенции о праве международных договоров).

Конституция Российской Федерации не только не запрещает создание международным договором органов по разрешению споров, возникающих в связи с выполнением Российской Федерацией обязательств, вытекающих из международного договора, решения которых могут иметь обязательный характер для его участников, но и прямо признает возможность участия Российской Федерации в подобных международных соглашениях, в том числе в соглашениях, предусматривающих присоединение Российской Федерации к межгосударственным объединениям и иным международным, межправительственным организациям, на что указывает ее статья 46 (часть 3), согласно которой каждый вправе в соответствии с международными договорами Российской Федерации обращаться в межгосударственные органы по защите прав и свобод человека, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства правовой защиты.

Исходя из этого, сам по себе международный договор, предусматривающий деятельность органа по разрешению споров, которые возникают в связи с осуществлением государствами-участниками прав и обязанностей, вытекающих из этого международного договора, не может рассматриваться как нарушающий положения статей 4 (часть 1) и 10 Конституции Российской Федерации, которые закрепляют в качестве основ конституционного строя суверенитет Российской Федерации и принцип разделения властей, и как создающий — в нарушение ее статей 55 (часть 3) и 79 — дополнительные риски для государственной и общественной безопасности, прав и свобод граждан.

Таким образом, Протокол о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению — в той части, в какой он влечет распространение на Российскую Федерацию прилагаемой к Марракешскому соглашению и являющейся его неотъемлемой частью Договоренности о правилах и процедурах, регулирующих разрешение споров, которая предусматривает учреждение и деятельность в рамках ВТО Органа по разрешению споров, передаваемых на рассмотрение на основе соответствующих положений соглашений, перечисленных в Дополнении 1 к Договоренности, — не противоречит Конституции Российской Федерации.

5. Конституция Российской Федерации, закрепляя право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом (статья 45, часть 2), в качестве одного из таких способов называет судебную защиту, которая гарантируется каждому и право на которую относится к основным неотчуждаемым правам и свободам человека и гражданина (статья 17, части 1 и 2; статья 46, часть 1).

Реализации права на судебную защиту наряду с другими правовыми средствами служит институт судебного представительства, обеспечивающий заинтересованному лицу получение квалифицированной юридической помощи, а в случае невозможности непосредственного (личного) участия в судопроизводстве — и доступ к правосудию (статья 48, часть 1; статья 52 Конституции Российской Федерации). При этом право каждого защищать свои права и свободы всеми способами, не запрещенными законом, не означает возможность допуска любого гражданина к участию в судопроизводстве в качестве представителя, — соответствующие основания применительно к отдельным видам судопроизводства устанавливаются федеральными конституционными законами и федеральными законами.

5.1. Круг лиц, которые могут быть допущены в качестве представителей граждан и организаций в конституционное судопроизводство, определен частью второй статьи 53 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», положения которой направлены на обеспечение права каждого на квалифицированную юридическую помощь и имеют целью наиболее полное обеспечение защиты прав стороны в конституционном судопроизводстве; учитывают они и особую правовую природу Конституционного Суда Российской Федерации, уполномоченного решать только вопросы права (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 18 июля 2006 года № 337-О, от 21 февраля 2008 года № 149-О-О и от 21 октября 2008 года № 717-О-О).

Пункт II (1) (A) (a) Перечня специфических обязательств Российской Федерации по услугам, входящего в Приложение I к Протоколу, определяет, что в части оказания юридических услуг, за исключением нотариальных услуг, по вопросам международного публичного, международного частного права, а также по вопросам права государства, в юрисдикции которого персонал поставщика услуг получил квалификацию, Российская Федерация не устанавливает ограничений допуска на рынок и ограничений национального режима применительно к иностранным лицам, за единственным исключением в отношении осуществления адвокатской деятельности: адвокаты могут осуществлять адвокатскую деятельность только посредством адвокатского кабинета, адвокатского бюро, коллегии адвокатов и юридической консультации.

К употребленному в данном контексте термину «адвокат» дана сноска, в которой поясняется, что адвокат — это физическое лицо, получившее статус адвоката в соответствии с российским законодательством, при этом его функциональное назначение увязывается с выполнением функций представителя в уголовных судах и российских арбитражных судах, а также с возможностью выступать в гражданском судопроизводстве и судопроизводстве по делам об административных правонарушениях (в качестве представителя организаций, правительственных органов, органов местного самоуправления).

Буквальное толкование приведенного положения Протокола позволяет прийти к выводу, что Российская Федерация не принимает на себя никаких международных обязательств в отношении категорий лиц, обладающих правом на осуществление представительства в Конституционном Суде Российской Федерации, поскольку этим положением не охватывается такая сфера оказания юридических услуг, как представительство в Конституционном Суде Российской Федерации. Соответственно, ратификация Российской Федерацией Протокола не повлечет изменений в отношении определения категорий лиц, желающих выступать в качестве представителей граждан и организаций в Конституционном Суде Российской Федерации, к каковым в соответствии со статьей 53 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» относятся адвокаты и лица, имеющие ученую степень по юридической специальности, полномочия которых подтверждаются соответствующими документами.

Таким образом, положение Протокола, определяющее сферу юридических услуг, в отношении которых Российская Федерация не устанавливает ограничений допуска на рынок и ограничений национального режима применительно к иностранным лицам, как не затрагивающее вопрос о категориях лиц, которые наделены правом осуществлять представительство в Конституционном Суде Российской Федерации, не может рассматриваться как противоречащее статье 48 Конституции Российской Федерации в указанном заявителями аспекте.

5.2. Формулируя в запросе свою позицию в обоснование неконституционности пункта II (1) (A) (a) Перечня специфических обязательств Российской Федерации по услугам, заявители истолковывают его как устанавливающий требование о ведении дел в третейских судах только через профессионального юридического представителя (адвоката), полагая, таким образом, что используемое в данном пункте выражение Russian arbitration tribunals означает именно негосударственные третейские суды, создаваемые на основе соглашения сторон спора для его разрешения в случаях, не противоречащих закону.

Между тем, если исходить из смыслового контекста, в котором употреблено это выражение, — даже с учетом различных вариантов его допустимого перевода — следует прийти к выводу, что в данном случае речь идет именно о специализированных государственных судах (государственных арбитражных судах), поскольку специфика рассматриваемых ими дел (аналогично специфике уголовных дел, рассматриваемых судами общей юрисдикции) может быть положена в обоснование — при определенных условиях и принимая во внимание цели Всемирной торговой организации — обязательного участия в деле профессионального представителя стороны — адвоката. Истолкование же соответствующего положения Протокола как устанавливающего требование обязательного участия адвоката при разбирательстве дел в третейских судах противоречило бы природе третейского разбирательства, предполагающей максимальную свободу сторон в определении как состава суда и его компетенции, так и процедуры разбирательства дел в таких судах.

При оценке пункта II (1) (A) (a) Перечня специфических обязательств Российской Федерации по услугам и, соответственно, в контексте его положений — перевода выражения Russian arbitration tribunals у Конституционного Суда Российской Федерации нет оснований не принять во внимание позицию других сторон конституционного судопроизводства, которое основано, помимо прочего, на принципе состязательности и равноправия сторон, а именно довод Правительства Российской Федерации как органа, непосредственно осуществлявшего подготовку Протокола к принятию и подписанию, а также согласование его положений, о том, что выражение Russian arbitration tribunals понималось участниками переговорного процесса именно как «государственные арбитражные суды».

Утверждая, что следствием установления требования о ведении дел в третейских судах только через представителя — адвоката будет их включение в российскую судебную систему, заявители не учитывают, что выражение Russian arbitration tribunals понимается высшими органами государственной власти Российской Федерации и органами, участвующими в процессе подготовки вступления России в ВТО (подготовки и подписания Протокола), как «арбитражные суды», разрешающие экономические споры от имени государства и входящие в судебную систему Российской Федерации (статья 127 Конституции Российской Федерации), что, в частности, нашло отражение в выступлении полномочного представителя Правительства Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации в ходе слушания по настоящему делу, а также в переведенном на русский язык тексте Протокола, включая Перечень специфических обязательств Российской Федерации по услугам, который размещен на официальном сайте Государственной Думы. В контексте такого же понимания — со ссылкой на соответствующее положение Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации о полномочиях арбитражных судов России — данное выражение используется и в ранее принятых официальных документах ВТО, касающихся режима внешней торговли Российской Федерации (World Trade Organization WT\ACC\RUS\6. 25 October 1995 (95-3248). L\7410/B (IV).

При том, что понимание выражения Russian arbitration tribunals как «государственные арбитражные суды» согласуется с правовой конструкцией регулируемых отношений в целом и что из Конституции Российской Федерации не вытекают как необходимость предоставления перевода международного договора нотариально заверенным, так и обязательность иных механизмов обретения им статуса официального перевода, Конституционный Суд Российской Федерации также не имеет оснований исходить из другого его понимания.

Кроме того, даже в случае принятия варианта перевода выражения Russian arbitration tribunals, предложенного заявителями, т. е. имеющего в виду негосударственные третейские суды, возможное введение дополнительных требований к представительству в этих судах — вне зависимости от его возможной оценки с точки зрения гарантий конституционного права на квалифицированную юридическую помощь и соотношения с общими принципами осуществления третейского разбирательства — само по себе не означало бы их включения в систему государственных судов, поскольку судебная система Российской Федерации устанавливается Конституцией Российской Федерации и не может быть изменена положениями международного договора Российской Федерации.

Как указал Конституционный Суд Российской Федерации в постановлении от 26 мая 2011 года № 10-П, законоположения, устанавливающие порядок третейского разбирательства, гарантируя участникам третейского разбирательства необходимые процессуальные права, направлены на обеспечение принципа справедливого судебного разбирательства, который — по смыслу статей 46 (часть 1) и 118 (часть 1) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи со статьей 6 Конвенции о защите прав человека и основных свобод — распространяется как на разбирательство в государственном суде, так и на третейское разбирательство. Вместе с тем это не означает отождествление третейской формы защиты права с судебной защитой как таковой, осуществляемой государственными судами, а третейских судов как институтов гражданского общества — с судами Российской Федерации, которые в соответствии со статьями 10, 11 (часть 1) и 118 Конституции Российской Федерации и Федеральным конституционным законом от 31 декабря 1996 года № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» в рамках разделения государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную осуществляют судебную власть и образуют судебную систему Российской Федерации.

Таким образом, при оценке положения Протокола, в котором используется выражение Russian arbitration tribunals, необходимо исходить из такого перевода этого спорного выражения, который является адекватным понятию «российские государственные арбитражные суды».

6. Конституция Российской Федерации утверждает приоритет прав и свобод человека и гражданина в качестве одной из основ конституционного строя Российской Федерации как правового и демократического государства (статья 1, часть 1; статья 2) и устанавливает, что иностранные граждане и лица без гражданства пользуются в Российской Федерации правами и несут обязанности наравне с гражданами Российской Федерации, кроме случаев, установленных федеральным законом или международным договором Российской Федерации (статья 62, часть 3). К основам конституционного строя Российской Федерации относятся также положения статьи 4 (части 1 и 3) Конституции Российской Федерации о суверенитете России, целостности и неприкосновенности ее территории.

Конституционно одобряемые цели защиты указанных конституционных ценностей, равно как и обеспечения обороны страны и безопасности государства предполагают, как следует из статей 17 (часть 3), 19, 55 (части 2 и 3) и 56 (часть 3) Конституции Российской Федерации, возможность — на основе принципов разумности, соразмерности и при соблюдении баланса публичных и частных интересов — ограничений прав и свобод человека и гражданина, не допуская вместе с тем умаления этих прав, т. е. искажения самого их существа; соответственно, федеральный законодатель, определяя средства и способы такой защиты, должен использовать лишь те из них, которые для конкретной правоприменительной ситуации исключают возможность несоразмерного ограничения прав и свобод человека и гражданина, и исходить из того, что публичные интересы, перечисленные в статье 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации, оправдывают правовые ограничения прав и свобод, только если они адекватны социально необходимому результату и, не будучи чрезмерными, необходимы и обусловлены именно этими публичными интересами (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 18 февраля 2000 года № 3-П, от 14 ноября 2005 года № 10-П, от 26 декабря 2005 года № 14-П, от 16 июля 2008 года № 9-П, от 7 июня 2012 года № 14-П и др.).

6.1. К юридическим услугам, в отношении которых в соответствии с Протоколом о присоединении к Марракешскому соглашению Российская Федерация не устанавливает ограничений допуска на рынок и ограничений национального режима применительно к иностранным лицам, относятся юридические услуги, соответствующие коду 861 Классификатора основных продуктов ООН (the Provisional Central Product Classification), такие как услуги по юридическим консультациям и представительству по вопросам уголовного права, услуги по юридическим консультациям и представительству в судебных процедурах по вопросам иных отраслей права, услуги по юридическим консультациям и представительству в предусмотренных законом процедурах квазисудебных трибуналов и комитетов, юридическое сопровождение и услуги по удостоверению документов, а также иные юридические консультационные и информационные услуги.

Содержанием соответствующих положений пункта II (1) (A) (a) Перечня специфических обязательств Российской Федерации по услугам, входящего в Приложение I к Протоколу, охватывается, в частности, деятельность на территории Российской Федерации патентных поверенных, как она определена в законодательстве Российской Федерации. Так, согласно Федеральному закону от 30 декабря 2008 года № 316-ФЗ «О патентных поверенных» патентными поверенными признаются граждане, получившие в установленном данным Федеральным законом порядке статус патентного поверенного и осуществляющие деятельность, связанную с правовой охраной результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, защитой интеллектуальных прав, приобретением исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности и средства индивидуализации, распоряжением такими правами (часть 1 статьи 2). В соответствии с Гражданским кодексом Российской Федерации (пункт 3 статьи 1247) и названным Федеральным законом (часть 2 статьи 2) в федеральном органе исполнительной власти по интеллектуальной собственности может быть зарегистрирован в качестве патентного поверенного гражданин Российской Федерации, постоянно проживающий на территории Российской Федерации и отвечающий другим требованиям, установленным Федеральным законом «О патентных поверенных».

6.2. Определяя правомочия патентных поверенных в отношении ведения дел, связанных с правовой охраной результатов интеллектуальной деятельности и средств индивидуализации, Федеральный закон «О патентных поверенных» обязывает их при подаче заявок на выдачу патентов на секретные изобретения иметь соответствующий допуск к сведениям, составляющим государственную тайну (пункт 3 части 1 статьи 4), к каковым Закон Российской Федерации от 21 июля 1993 года № 5485-1 «О государственной тайне» относит защищаемые государством сведения в области его военной, внешнеполитической, экономической, разведывательной, контрразведывательной и оперативно-розыскной деятельности, распространение которых может нанести ущерб безопасности Российской Федерации (абзац второй статьи 2).

Названный Закон Российской Федерации, регулирующий отношения, возникающие в связи с отнесением сведений к государственной тайне, их засекречиванием или рассекречиванием и защитой в интересах обеспечения безопасности Российской Федерации, устанавливает перечень таких сведений применительно к каждой из указанных областей государственной деятельности (статья 5), а также перечень сведений, не подлежащих отнесению к государственной тайне и засекречиванию (статья 7), и предусматривает три степени секретности сведений, составляющих государственную тайну (статья 8), и, соответственно, три формы допуска к государственной тайне должностных лиц и граждан Российской Федерации, который осуществляется в добровольном порядке и предусматривает принятие на себя обязательств перед государством по нераспространению доверенных сведений, составляющих государственную тайну, и согласие на частичные, временные ограничения прав в соответствии с данным Законом (части первая, третья и девятая статьи 21).

Допуск лиц, имеющих двойное гражданство, лиц без гражданства, а также лиц из числа иностранных граждан, эмигрантов и реэмигрантов к государственной тайне осуществляется, согласно части второй статьи 21 Закона Российской Федерации «О государственной тайне», в порядке, устанавливаемом Правительством Российской Федерации. Реализуя предоставленное ему полномочие, Правительство Российской Федерации постановлением от 22 августа 1998 года № 1003 утвердило Положение о порядке допуска лиц, имеющих двойное гражданство, лиц без гражданства, а также лиц из числа иностранных граждан, эмигрантов и реэмигрантов к государственной тайне, в соответствии с пунктом 6 которого иностранные граждане допускаются к государственной тайне на основании международного договора, предусматривающего обязательства иностранного государства или международной организации по защите передаваемых им сведений, составляющих государственную тайну, и только к тем сведениям, в отношении которых выполнены процедуры, предусмотренные утвержденным постановлением Правительства Российской Федерации от 2 августа 1997 года № 973 Положением о подготовке к передаче сведений, составляющих государственную тайну, другим государствам или международным организациям.

Учитывая, что приведенное правовое регулирование имеет целью защиту таких конституционно значимых ценностей, как суверенитет России, целостность и неприкосновенность ее территории, обеспечение обороны страны и безопасности государства, и вместе с тем предусматривает возможность допуска лиц из числа иностранных граждан к сведениям, составляющим государственную тайну, принятие Российской Федерацией международных обязательств, которые позволят иностранным гражданам осуществлять деятельность патентных поверенных на территории Российской Федерации, не влечет само по себе угрозы информационной безопасности государства.

Допуск иностранных граждан к деятельности патентных поверенных в соответствии с Протоколом не предполагает возможности их доступа к сведениям, составляющим государственную тайну, без соблюдения процедуры, установленной действующим законодательством Российской Федерации, содержащим достаточные гарантии защиты сведений, распространение которых может нанести ущерб безопасности Российской Федерации. Оказание же патентным поверенным иных, нежели подача заявок на выдачу патентов на секретные изобретения, услуг осуществляется в рамках частноправовых отношений и связано с реализацией частных интересов авторов результатов интеллектуальной деятельности, в том числе составляющих секрет производства. Не предусматривая в отношении этих услуг ограничений допуска на рынок и ограничений национального режима применительно к иностранным лицам, государство расширяет потенциальным пользователям возможности выбора их исполнителей, обладающих специальными знаниями, что не только не может рассматриваться как нарушение статей 55 (часть 3) и 62 (часть 3) Конституции Российской Федерации, но, напротив, создает предпосылки к облегчению доступа граждан Российской Федерации к юридической помощи по вопросам приобретения, реализации и охраны прав на результаты интеллектуальной деятельности и распоряжения ими по праву иностранных государств и международному частному праву, в том числе на основании соглашений, являющихся неотъемлемой частью Марракешского соглашения, т. е. предоставляет им дополнительные гарантии реализации закрепленного в статье 48 (часть 1) Конституции Российской Федерации права на получение квалифицированной юридической помощи.

Таким образом, Протокол о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению не противоречит Конституции Российской Федерации и в той части, в какой его положения предполагают доступ иностранных граждан к деятельности в качестве патентных поверенных на территории Российской Федерации.

Исходя из изложенного и руководствуясь частью второй статьи 71, статьями 72, 74, 75, 78, 79 и 91 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать не вступивший в силу международный договор Российской Федерации — Протокол о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации соответствующим Конституции Российской Федерации по порядку принятия — на стадии его подписания и одобрения Правительством Российской Федерации.

2. Признать не вступивший в силу международный договор Российской Федерации — Протокол о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об учреждении Всемирной торговой организации соответствующим Конституции Российской Федерации по содержанию норм в той части, в какой его положения влекут за собой распространение на Российскую Федерацию прилагаемой к Марракешскому соглашению и являющейся его неотъемлемой частью Договоренности о правилах и процедурах, регулирующих разрешение споров, которая предусматривает учреждение и деятельность в рамках Всемирной торговой организации Органа по разрешению споров, а также в той части, в какой ими устанавливаются специфические обязательства Российской Федерации в отношении допуска лиц к оказанию юридических услуг на территории Российской Федерации.

3. Настоящее постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

4. Настоящее постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете» и «Собрании законодательства Российской Федерации». Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд Российской Федерации

Дело о проверке конституционности положения части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в связи жалобой открытого акционерного общества «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт»

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова (5 октября 2012 года)

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

В своей жалобе в Конституционный Суд Российской Федерации открытое акционерное общество «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт» оспаривает конституционность положения части 1 статьи 79 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 года № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (в его первоначальной редакции), в соответствии с которым решение Конституционного Суда Российской Федерации окончательно, не подлежит обжалованию и вступает в силу немедленно после его провозглашения.

Федеральным конституционным законом от 3 ноября 2010 года № 7-ФКЗ часть 1 статьи 79 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» была изложена в новой редакции, воспроизводящей, в том числе, оспариваемое заявителем положение: решение Конституционного Суда Российской Федерации окончательно и не подлежит обжалованию; решение Конституционного Суда Российской Федерации, вынесенное по итогам рассмотрения дела, назначенного к слушанию в заседании Конституционного Суда Российской Федерации, вступает в силу немедленно после его провозглашения.

Часть первая статьи 79 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» уже рассматривалась Конституционным Судом на предмет соответствия Конституции Российской Федерации (Определения от 13 января 2000 г. № 6-О, от 4 мая 2000 г. № 101-О, от 16 октября 2003 г. № 326-О и от 4 декабря 2007 г. № 962-О-О).

В Определении от 13 января 2000 года № 6-О Конституционный Суд Российской Федерации отметил, что часть 3 статьи 46 Конституции Российской Федерации признает наличие судебных инстанций, решения которых в правовой системе Российской Федерации не подлежат обжалованию, что не противоречит конституционной обязанности государства обеспечивать каждому доступ к правосудию. Содержащееся в части первой статьи 79 положение об окончательном характере и невозможности обжалования решений Конституционного Суда Российской Федерации вытекает непосредственно из закрепленного в Конституции Российской Федерации статуса этого органа и означает, таким образом, лишь признание того факта, что в судебной системе Российской Федерации нет иного органа конституционного судопроизводства, управомоченного проверять соответствие нормативных правовых актов Конституции Российской Федерации и в случае их неконституционности лишать их юридической силы (статья 125, часть 6 Конституции Российской Федерации).

Конституционный Суд Российской Федерации как орган конституционного правосудия осуществляет проверку нормативных правовых актов с точки зрения их соответствия Конституции Российской Федерации, при этом он не устанавливает фактические обстоятельства, исследование которых отнесено к компетенции других правоприменительных органов и лежит в основе их решений по конкретным делам. При рассмотрении дел в любой из установленных ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» процедур ему принадлежит исключительное право официального, а потому обязательного для всех правоприменителей толкования конституционных норм. Следовательно, статус Конституционного Суда Российской Федерации не предполагает обжалование принимаемых им решений. Иное не соответствовало бы его природе как органа конституционного контроля.

Как ранее указывал Конституционный Суд Российской Федерации, юридическим последствием решения Конституционного Суда Российской Федерации о признании неконституционными акта или его отдельных положений либо акта или его отдельных положений с учетом смысла, который им придан сложившейся правоприменительной практикой, является утрата ими силы на будущее время. Это означает, что с момента вступления в силу решения Конституционного Суда Российской Федерации такие акты не могут применяться и реализовываться каким-либо иным способом. Таким образом, общим порядком, вытекающим из частей первой и третьей статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», является утрата силы акта или его отдельных положений, признанных неконституционными, с момента провозглашения постановления Конституционного Суда Российской Федерации (Определение от 5 февраля 2004 года № 78-О).

В связи с этим, полагаем, что положения оспариваемой нормы, с учетом названных правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, не содержат неопределенности в указанном заявителям аспекте и не могут рассматриваться как нарушающие его конституционные права.

Доводы, приведенные заявителем в обоснование своей позиции, свидетельствуют о том, что нарушение своих конституционных прав он связывает не с содержанием самого положения части первой статьи 79 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации», а с принятыми по его делу постановлением Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации и решениями нижестоящих арбитражных судов, несогласие с которыми он выражает. Между тем, Конституционный Суд Российской Федерации не вправе проверять законность и обоснованность судебных постановлений, давать оценку изложенных заявителем обстоятельств рассмотрения конкретного дела Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, поскольку разрешение таких вопросов не входит в его полномочия, как они определены в статье 125 Конституции Российской Федерации и статье 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» (Определение Конституционного Суда РФ от 19 апреля 2007 № 205-О-О).

В отношении видимого заявителем неисполнения арбитражными судами в его конкретном деле постановления Конституционного Суда от 21 января 2010 года № 1-П считаем необходимым обратить внимание Конституционного Суда Российской Федерации на последовательность развития событий по данному делу.

Как следует из представленных материалов, ОАО «НК «Лукойл» в 2008 году обратилось в арбитражный суд с иском о взыскании с заявителя — ОАО «АК «Транснефтепродукт» неосновательного обогащения в виде излишне полученной ответчиком суммы налога на добавленную стоимость, а также процентов за пользование чужими денежными средствами. Поскольку в ходе рассмотрения дела ответчик возвратил истцу всю сумму взыскиваемого неосновательного обогащения, исковые требования были снижены до размера процентов за пользование чужими денежными средствами. Решением Арбитражного суда г. Москвы от 11 апреля 2008 года, оставленным без изменения постановлениями Девятого арбитражного апелляционного суда и Федерального арбитражного суда Московского округа, было отказано в удовлетворении данных требований к ОАО «АК «Транснефтепродукт» со ссылкой на невозможность применения в указанном случае статьи 395 Гражданского кодекса Российской Федерации и начисления процентов на суммы налога на добавленную стоимость, полученные от юридических лиц в повышенном размере и возвращенные по статье 165 Налогового кодекса Российской Федерации.

Между тем, хотелось бы обратить особое внимание Конституционного Суда Российской Федерации на то, что истцом — ОАО «НК «Лукойл» было подано заявление о пересмотре в порядке надзора решений по ранее названному делу о взыскании процентов за пользование чужими денежными средствами.

Определением Высшего Арбитражного Суда РФ от 4 марта 2009 года надзорное производство по данному делу было приостановлено до рассмотрения Президиумом ВАС РФ заявления ОАО «Газпром нефть» по надзорному производству о взыскании с ОАО «АК «Транснефтепродукт» неосновательного обогащения в виде излишне полученной суммы НДС, поскольку спор между ОАО «НК «Лукойл» и заявителем был признан аналогичным. 9 апреля 2009 года Президиумом Высшего Арбитражного Суда РФ было принято постановление № 16318/08, где была сформулирована правовая позиция по вопросу о взыскании неосновательного обогащения в виде излишне полученной суммы НДС, отличающаяся от позиции по данному вопросу, занятой судами в ходе рассмотрения указанного дела.

В связи с принятием Президиумом ВАС РФ указанного постановления Определением ВАС РФ от 26 мая 2009 года надзорное производство по делу между ОАО «НК «Лукойл» и заявителем было возобновлено, и Высшим Арбитражным Судом было установлено, что при таких обстоятельствах основания, предусмотренные статьей 304 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, при наличии которых дело может быть передано в Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации для пересмотра в порядке надзора оспариваемых судебных актов, отсутствуют, и оспариваемый судебный акт может быть пересмотрен по вновь открывшимся обстоятельствам как судебный акт, основанный на положениях законодательства, практика применения которых после его принятия определена Высшим Арбитражный Суд Российской Федерации.

Таким образом, по конкретному спору между ОАО «НК «Лукойл» и ОАО «АК «Транснефтепродукт» имелась позиция Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации о возможности пересмотра именно данного дела по вновь открывшимся обстоятельствам и о необходимости применения ранее упомянутой позиции к спорным правоотношениям, что должно было исключить возможность принятия произвольного решения судами нижестоящих инстанций.

В связи с этим по заявлению ОАО «НК «Лукойл» о пересмотре судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам Арбитражный суд г. Москвы решением от 10 сентября 2009 года, в соответствии с действующим на тот момент правовым регулированием, отменил ранее принятое им решение от 11 апреля 2008 года, руководствуясь процедурой пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам, введенной постановлением Пленума ВАС РФ от 14 февраля 2008 года № 14, согласно которой в соответствии с пунктом 1 статьи 311 АПК Российской Федерации может быть пересмотрен судебный акт, основанный на положениях законодательства, практика применения которых после его принятия определена постановлением Пленума ВАС РФ или Президиума ВАС РФ.

Следующим событием в хронологическом порядке стало принятие Конституционным Судом Российской Федерации постановления № 1-П от 21 января 2010 года. Предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации тогда являлись взаимосвязанные нормативные положения пункта 1 статьи 311 АПК Российской Федерации об основаниях пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам и части 1 статьи 312 данного Кодекса о сроке подачи заявления о пересмотре судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам в их истолковании Пленумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в постановлении от 14 февраля 2008 года № 14.

Заявители при обосновании неконституционности оспариваемых положений указывали на неправомерное расширение перечня законных оснований для пересмотра судебных актов по вновь открывшимся обстоятельствам и на изменение тем самым закрепленных федеральным законом процедур пересмотра вступивших в законную силу судебных актов. Однако Конституционный Суд, как это впоследствии отмечалось в юридической доктрине³⁶, подтвердил обязательность и прецедентность правовых позиций Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, установив, что осуществление Высшим Арбитражным Судом вытекающего из статьи 127 Конституции Российской Федерации правомочия давать разъяснения по вопросам судебной практики объективно не может не основываться на вырабатываемых им правовых позициях, содержащих толкование разъясняемых положений законодательства.

Конституционный Суд Российской Федерации подчеркнул, что процессуальный механизм, дающий возможность пересмотреть по вновь открывшимся обстоятельствам вступивший в законную силу судебный акт, который оспаривается заявителем в порядке надзора, если он основан на положениях законодательства, практика применения которых после его принятия была определена (или изменена) в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, вынесенном по результатам рассмотрения другого дела в порядке надзора с учетом сформировавшейся практики, позволяет повысить эффективность института пересмотра судебных актов, вступивших в законную силу, освобождая Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от рассмотрения дел, разрешение которых должно быть основано на уже выработанной Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации правовой позиции, а с другой стороны, расширяет для лиц, участвующих в деле, возможность, обращаясь к данному Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации толкованию норм права, добиться защиты своего права или законного интереса в других арбитражных судах.

При этом, исходя из конституционных принципов равенства и справедливости, а также формальной определенности правовых норм и допустимых пределов придания закону обратной силы, Конституционный Суд РФ указал, что пересмотр по вновь открывшимся обстоятельствам судебных актов, вступивших в законную силу, на основании положений статей 311 и 312 АПК Российской Федерации в их истолковании постановлением Пленума ВАС РФ от 14 февраля 2008 года № 14 предполагает необходимость прямого указания в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации на возможность придания приведенному в нем толкованию норм права обратной силы.

Я бы хотел поставить риторический вопрос: а можно ли внести дополнение в вынесенное решение Президиума ВАС по конкретному делу? То есть, если до вынесения постановления пленума Конституционного Суда Президиум ВАС рассмотрел конкретное дело, которое он считает прецедентным, то что, он после вынесения решения Конституционного Суда обязан его пересмотреть и добавить? Такой возможности из действующего законодательства Российской Федерации не вытекает. Поэтому проблема может касаться действительно только той части постановлений Президиума Высшего Арбитражного Суда, которые были вынесены до принятия постановления Конституционного Суда.

Так вот, применительно к данному делу, конечно, такого указания в этом решении содержаться не могло. Такое требование еще не было сформулировано. Но есть прямое указание надзорного производства на пересмотр решения в соответствии с данной правовой позицией, что говорит о том, что в данном случае мы имеем дело не с реализацией постановления пленума Конституционного Суда, а с обычной практикой надзорного производства, когда надзорная инстанция указывает о том, что дело подлежит пересмотру по вновь открывшимся обстоятельствам в соответствии вот с таким-то решением. И никакого конфликта интересов между постановлением Конституционного Суда и постановлением Президиума здесь нет, это просто разные обстоятельства, которые возникли. И то, что Девятый апелляционный суд вдруг усмотрел здесь различия, на мой взгляд, говорит только о недостаточной квалификации оценки обстоятельств сложившегося дела, на что Президиум Высшего Арбитражного Суда в конце концов и указал. Может быть, ему не следовало давать оценку действия во времени постановлений Конституционного Суда. Я думаю, что просто это была неудачная формулировка, но она никоим образом не затрагивала материально-правовую основу, лежащую в основе принятого решения.

Следует заметить, что установленный Конституционным Судом в постановлении № 1-П механизм пересмотра вступивших в законную силу актов судов не предусматривает указание коллегиального состава судей Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в качестве обязательного условия дальнейшего пересмотра оспариваемого судебного акта по вновь открывшимся обстоятельствам (п. 1 резолютивной части), при этом, как указал Конституционный Суд, действующее законодательство не предполагает наличия механизма, при котором нижестоящий суд мог бы не согласиться с обязательным по своей правовой природе указанием коллегиального состава судей Высшего Арбитражного Суда РФ. В то время как, следует иметь в виду, что по настоящему делу, отличному в данном вопросе, имело место именно такое указание.

В резолютивной части постановления от 21 января 2010 года № 1-П Конституционный Суд РФ установил общий порядок вступления его в силу — немедленно после провозглашения, определив, что названное постановление действует непосредственно, а выявленный в нем конституционно-правовой смысл положений пункта 1 статьи 311 и части 1 статьи 312 АПК РФ является общеобязательным и исключает любое иное их истолкование в правоприменительной практике. Кроме того, Конституционный Суд Российской Федерации указал на необходимость внесения федеральным законодателем в шестимесячный срок соответствующих изменений и дополнений в арбитражное процессуальное законодательство с учетом выраженных им в постановлении правовых позиций, что и было реализовано путем принятия Федерального закона от 23 декабря 2010 года № 379-ФЗ «О внесении изменений в Арбитражный процессуальный кодекс Российской Федерации», изложившим статьи 311 и 312 АПК РФ в новой редакции. Основаниями пересмотра судебных актов по правилам главы 37 АПК РФ стали новые обстоятельства — указанные в части 3 статьи 311 АПК РФ, возникшие после принятия судебного акта, но имеющие существенное значение для правильного разрешения дела обстоятельства, в том числе определение или изменение в постановлении Пленума ВАС РФ или в постановлении Президиума ВАС РФ практики применения правовой нормы, если в соответствующем акте ВАС РФ содержится указание на возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных актов в силу данного обстоятельства.

Конституционный Суд Российской Федерации, принимая данное постановление, дал толкование норме процессуального права — пункту 1 статьи 311 АПК РФ, не проверяя на предмет соответствия Конституции Российской Федерации и не ставя под сомнение сами материально-правовые позиции, выработанные Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации по конкретным делам, которые, не будучи никем изменены или отменены, остаются неизменными и обязательными для всех нижестоящих арбитражных судов.

В связи с этим, особо хотелось бы подчеркнуть, что в конкретном деле заявителя Высшим Арбитражным Судом РФ в Определении от 26 мая 2009 года и в постановлении от 21 декабря 2010 года была подтверждена имеющая место аналогия правовых споров, была дана ссылка на постановление Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ и разъяснена возможность пересмотра конкретных судебных решений по вновь открывшимся обстоятельствам на основании сформировавшейся позиции по соответствующей категории дел. Отказ нижестоящего суда следовать этим правовым позициям при разрешении аналогичной фактической ситуации нарушает единство судебной практики и является основанием для отмены судебного акта во всех процедурах обжалования в связи с неправильным применением норм права (статьи 270, 288, 304 АПК Российской Федерации).

Однако заявитель, ссылаясь на якобы имеющееся неисполнение решения Конституционного Суда и применение позиции Высшего Арбитражного Суда, в отношении которой в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ не сказано о ее обратной силе, пытается, посредством оспаривания процессуального аспекта поставить под сомнение саму материально-правовую позицию, в данном случае о применении статей Гражданского кодекса о неосновательном обогащении и процентах за пользование чужими денежными средствами к гражданско-правовым по своей правовой природе отношениям между заявителем и ОАО «НК «Лукойл», и добиться принятия судебного акта уже на этом основании в свою пользу.

При этом очевидно не учитывается тот факт, что Конституционный Суд Российской Федерации, вынося свое постановление от 21 января 2010 года № 1-П, вряд ли подразумевал возможность различного подхода к пересмотру вступивших в законную силу судебных актов, нарушения принципа единства судебной практики и ухудшения положения лиц, участвующих в деле, когда часть решений до принятия Конституционным Судом постановления № 1-П была бы пересмотрена на основании позиции Высшего Арбитражного Суда РФ, а в пересмотре аналогичных решений уже после вступления в силу постановления Конституционного Суда РФ было бы отказано без учета отсутствия правового механизма по пересмотру или внесению изменений о распространении на аналогичные дела в постановления Высшего Арбитражного Суда РФ, уже вынесенные по делам конкретных лиц.

Кроме того, подобный подход нивелировал бы подтвержденную Конституционным Судом Российской Федерации эффективность данного механизма восстановления нарушенных прав, требовал бы повторной актуализации позиций высшей судебной инстанции, а также приводил бы к возможному пересмотру дел по формальным основаниям, несмотря на сохранение материально-правовой позиции неизменной, со ссылкой на то, что акты Высшего Арбитражного Суда, в виду которых дела были пересмотрены, не содержали указания об обратной силе, что приводило бы, по справедливому указанию Конституционного Суда, к несоразмерному ограничению принципа стабильности судебного акта и правовой определенности, предполагающих, что ни одна из сторон не может требовать пересмотра окончательного и вступившего в законную силу постановления только в целях проведения повторного слушания и получения нового постановления (постановление Конституционного Суда РФ от 5 февраля 2007 года № 2-П).

Таким образом, полагаем возможным отметить, что, исходя из требований части 2 статьи 36 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», основанием к рассмотрению дела Конституционным Судом Российской Федерации является обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли закон Конституции Российской Федерации. Оспариваемое положение Федерального конституционного закона, согласно которому решение Конституционного Суда Российской Федерации является окончательным, не подлежит обжалованию и вступает в силу немедленно после провозглашения, по нашему мнению, не содержит указанной неопределенности, и оспаривание этой нормы закона никоим образом не может повлиять на права заявителя.

Содержание оспариваемого положения вытекает из роли Конституционного Суда Российской Федерации. Эта роль определяется Конституцией Российской Федерации и Федеральным конституционным законом «О Конституционном Суде Российской Федерации», в соответствии с которыми Конституционный Суд Российской Федерации является высшим и единственным федеральным судебным органом в Российской Федерации, осуществляющим судебную власть посредством конституционного судопроизводства, и в связи с этим наделенным исключительными полномочиями по разрешению судебных дел о соответствии Конституции Российской Федерации федеральных законов и иных нормативных правовых актов.

Таким образом, на основании ранее изложенного, полагаем, что часть первая статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» не содержит какой-либо неопределенности в вопросе о том, соответствует ли закрепляемое ею положение Конституции Российской Федерации, и не может рассматриваться как нарушающая конституционные права заявителя.

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 8 ноября 2012 г. № 25-П

По делу о проверке конституционности положения части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в связи с жалобой открытого акционерного общества «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт»

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В. Д. Зорькина, судей К. В. Арановского, А. И. Бойцова, Н. С. Бондаря, Г. А. Гаджиева, Ю. М. Данилова, Л. М. Жарковой, Г. А. Жилина, С. М. Казанцева, М. И. Клеандрова, С. Д. Князева, Л. О. Красавчиковой, С. П. Маврина, Н. В. Мельникова, Ю. Д. Рудкина, Н. В. Селезнева, О. С. Хохряковой, В. Г. Ярославцева,

с участием представителя ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт» — адвоката А. И. Муранова, полномочного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации Д. Ф. Вяткина, представителя Совета Федерации — доктора юридических наук А. С. Саломаткина, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности положения части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт». Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствует ли Конституции Российской Федерации оспариваемое заявителем законоположение.

Заслушав сообщение судьи-докладчика Л. О. Красавчиковой, объяснения представителей сторон, выступления приглашенных в заседание представителей: от Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации — судьи Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации С. В. Сарбаша, от Министерства юстиции Российской Федерации — М. А. Мельниковой, от Генерального прокурора Российской Федерации — Т. А. Васильевой, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. Заявитель по настоящему делу — ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт» оспаривает конституционность примененной в его деле части первой статьи 79 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 года № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» в первоначальной редакции, согласно которой решение Конституционного Суда Российской Федерации окончательно, не подлежит обжалованию и вступает в силу немедленно после его провозглашения.

Названное законоположение, по сути, воспроизведено в части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в действующей редакции, которая была введена Федеральным конституционным законом от 3 ноября 2010 года № 7-ФКЗ и предусматривает, что решение Конституционного Суда Российской Федерации окончательно и не подлежит обжалованию; решение Конституционного Суда Российской Федерации, вынесенное по итогам рассмотрения дела, назначенного к слушанию в заседании Конституционного Суда Российской Федерации, вступает в силу немедленно после его провозглашения; постановление Конституционного Суда Российской Федерации, принятое в порядке, предусмотренном статьей 47.1 данного Федерального конституционного закона, вступает в силу со дня его опубликования в соответствии со статьей 78 данного Федерального конституционного закона; иные решения Конституционного Суда Российской Федерации вступают в силу со дня их принятия.

1.1. Решением Арбитражного суда города Москвы от 11 апреля 2008 года, оставленным без изменения постановлением Девятого арбитражного апелляционного суда от 1 июня 2008 года и постановлением Федерального арбитражного суда Московского округа от 24 ноября 2008 года, ОАО «Нефтяная компания «ЛУКОЙЛ» было отказано в удовлетворении требований к ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт» о взыскании неосновательного обогащения в виде излишне полученных денежных средств и процентов за пользование чужими денежными средствами.

После того как по такому же вопросу Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в постановлении от 9 апреля 2009 года № 16318/08 была сформулирована правовая позиция, отличающаяся от позиции, занятой арбитражными судами при рассмотрении указанного дела, ОАО «Нефтяная компания «ЛУКОЙЛ» обратилось в Арбитражный суд города Москвы с заявлением о пересмотре его решения от 11 апреля 2008 года в процедуре, введенной постановлением Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2008 года № 14 и позволяющей пересмотреть по вновь открывшимся обстоятельствам в соответствии со статьей 311 АПК Российской Федерации судебный акт, оспариваемый заявителем в порядке надзора и основанный на положениях законодательства, практика применения которых после его принятия определена Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, в том числе принятом по результатам рассмотрения другого дела в порядке надзора.

Арбитражный суд города Москвы решением от 10 сентября 2009 года ранее принятое им решение от 11 апреля 2008 года отменил. Однако Девятый арбитражный апелляционный суд, следуя изложенной в постановлении Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 года № 1-П правовой позиции, согласно которой пересмотр по вновь открывшимся обстоятельствам судебных актов, вступивших в законную силу, на основании положений статей 311 и 312 АПК Российской Федерации в их истолковании постановлением Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2008 года № 14 предполагает необходимость прямого указания Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации на возможность придания обратной силы приведенному в постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации толкованию норм права, постановлением от 3 марта 2010 года решение Арбитражного суда года Москвы от 10 сентября 2009 года, не вступившее в законную силу, отменил. Оставляя данное постановление без изменения, Федеральный арбитражный суд Московского округа в постановлении от 1 июня 2010 года также пришел к выводу о недопустимости пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам решения Арбитражного суда города Москвы от 11 апреля 2008 года, исходя из того, что в постановлении Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 9 апреля 2009 года № 16318/08 прямое указание о придании обратной силы сформулированной в нем правовой позиции по вопросу взыскания неосновательного обогащения применительно к делам со схожими обстоятельствами отсутствует.

В свою очередь, Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, отменяя постановления арбитражных судов апелляционной и кассационной инстанций (от 3 марта 2010 года и от 1 июня 2010 года соответственно) и оставляя без изменения решение арбитражного суда первой инстанции (от 10 сентября 2009 года), в постановлении от 21 декабря 2010 года сослался на часть первую статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» и на отсутствие в названном Федеральном конституционном законе специальных положений об обратной силе решений Конституционного Суда Российской Федерации и указал, что ссылки судов апелляционной и кассационной инстанций на постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 года № 1-П применительно к принятому до его вступления в силу постановлению Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 9 апреля 2009 года № 16318/08 неправомерны.

Таким образом, Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, применяя в деле по иску ОАО «Нефтяная компания «ЛУКОЙЛ» к ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт» (дело № А40-8404/07-37-86) часть первую статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», дал собственное толкование содержащегося в ней положения о юридической силе решений Конституционного Суда Российской Федерации и, по существу, разъяснил арбитражным судам апелляционной и кассационной инстанций, могут ли они и в каких случаях применять постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 года № 1-П при решении вопроса о возможности пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам. Поскольку постановление Девятого арбитражного апелляционного суда по делу № А40-8404/07-37-86 принято 3 марта 2010 года (постановление Федерального арбитражного суда Московского округа — 1 июня 2010 года), т. е. после 21 января 2010 года — даты провозглашения и, соответственно, вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 года № 1-П, постольку Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации вопрос об обратной силе данного постановления Конституционного Суда Российской Федерации не рассматривался и не подлежал рассмотрению.

1.2. Реализуя свое право на доступ к правосудию в установленных федеральным законом формах и процедурах, гражданин, объединение граждан, как следует из статей 46 (части 1 и 2) и 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с пунктом 3 части первой статьи 3, статьями 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», вправе обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой на нарушение своих конституционных прав и свобод законоположениями, примененными судом общей юрисдикции, арбитражным судом при вынесении решения о его правах и (или) обязанностях. Соответственно, по смыслу статьи 125 (части 4 и 6) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьями 118, 120, 126 и 127 и статьей 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», такой судебный акт, если он вынесен на основании законоположений, которыми, в том числе в их истолковании сложившейся правоприменительной практикой, нарушаются конституционные права данного гражданина, объединения граждан, подлежит пересмотру.

При принятии жалобы гражданина, объединения граждан к рассмотрению Конституционный Суд Российской Федерации, как того требуют предписания части второй статьи 36 и статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», устанавливает наличие основания к возбуждению конституционного судопроизводства по данной жалобе, исходя не только из буквального смысла подлежащего проверке законоположения, но и из смысла, который придан ему официальным и иным толкованием и воспринят правоприменительной практикой при разрешении конкретных дел. Следовательно, если в правоприменительной практике законоположению, которому ранее Конституционный Суд Российской Федерации уже давал оценку при решении вопроса о принятии к рассмотрению конкретной жалобы на нарушение этим законоположением конституционных прав и свобод граждан, посредством толкования был придан смысл, порождающий неопределенность относительно его конституционности, Конституционный Суд Российской Федерации вправе принять к рассмотрению жалобу гражданина, объединения граждан на нарушение конституционных прав и свобод тем же законоположением в его новом истолковании.

Ссылаясь в своих решениях на часть первую статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации неоднократно отмечал, что содержащееся в ней положение об окончательном характере и невозможности обжалования решений Конституционного Суда Российской Федерации вытекает непосредственно из закрепленного Конституцией Российской Федерации, ее статьей 125, статуса этого органа конституционного контроля и означает признание того факта, что иного органа, управомоченного проверять соответствие Конституции Российской Федерации нормативных правовых актов и в случае признания их неконституционными лишать их юридической силы, в судебной системе Российской Федерации нет (определения от 13 января 2000 года № 6-О, от 17 июля 2007 года № 590-О-О, от 27 мая 2010 года № 781-О-О, от 26 мая 2011 года № 735-О-О и др.).

Соответственно, отказ в принятии к рассмотрению жалобы ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт» на нарушение конституционных прав и свобод положением части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в условиях, когда этим положением в истолковании, данном Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации, были затронуты права и свободы заявителя, гарантированные статьями 35 (части 1 и 3) и 46 (часть 1) Конституции Российской Федерации, означал бы отказ в правосудии, что не согласуется с закрепленными статьями 19 (часть 1), 46, 55 (часть 3), 60, 118 (часть 2) и 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации гарантиями защиты конституционных прав и свобод посредством проверки соответствия положения федерального закона Конституции Российской Федерации, тем более что такая проверка не может быть осуществлена ни каким-либо другим, кроме Конституционного Суда Российской Федерации, внутригосударственным судебным органом, ни каким-либо межгосударственным органом, включая Европейский суд по правам человека. Исходя из этого Конституционный Суд Российской Федерации считает необходимым признать жалобу ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт» отвечающей критерию допустимости.

1.3. Как следует из статьи 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пункта 3 части первой статьи 3, статей 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации по жалобам граждан и объединений граждан на нарушение конституционных прав и свобод законом принимает постановление только по предмету, указанному в жалобе, и лишь в отношении той части акта, конституционность которой подвергается сомнению и которая была применена в деле заявителя, оценивая при этом как буквальный смысл рассматриваемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным и иным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из их места в системе правовых актов, не будучи связанным при принятии решения основаниями и доводами, изложенными в жалобе.

ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт» утверждает, что положение части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о юридической силе решений Конституционного Суда Российской Федерации — по смыслу, приданному ему толкованием высшего суда в системе российских арбитражных судов, — рассматривается как основание, не обязывающее арбитражные суды применять вступившее в силу решение Конституционного Суда Российской Федерации при пересмотре судебного акта, основанного на норме, относительно которой ранее дано разъяснение высшим судебным органом по разрешению дел, рассматриваемых арбитражными судами. По мнению заявителя, именно в таком истолковании оспариваемое законоположение привело в его деле к пересмотру судебного акта, вступившего в законную силу, по вновь открывшимся обстоятельствам без учета правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, чем были несоразмерно ограничены его права, гарантированные статьями 10, 15 (часть 1), 19 (часть 1), 35 (части 1 и 3), 45 (часть 1), 52 и 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации.

Соответственно, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу является положение части 1 статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о юридической силе постановления Конституционного Суда Российской Федерации, которым нормативный правовой акт или отдельные его положения признаны не соответствующими Конституции Российской Федерации либо в котором выявлен конституционно-правовой смысл нормативного правового акта или отдельных его положений, — применительно к принимаемым после его вступления в силу судебным актам других судов.

2. Исходя из единства государственной власти, осуществляемой на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную, как основополагающего принципа государственного устройства России, Конституция Российской Федерации устанавливает, что органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны (статья 10), судебная власть в Российской Федерации осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства (статья 118, часть 2) на основе единых для всех видов судопроизводства принципов правосудия, включая независимость судей, их подчинение только Конституции Российской Федерации и федеральному закону, состязательность и равноправие сторон при осуществлении судопроизводства (статьи 17 и 18; статья 120, часть 1; статья 123, часть 3), — вне зависимости от природы и особенностей материальных правоотношений, определяющих предмет рассмотрения в каждом виде судопроизводства.

Особым местом судебной власти в системе разделения властей и ее прерогативами по осуществлению правосудия, вытекающими из статей 10, 11 (часть 1), 18, 118 (часть 2), 120 (часть 1), 125–127 и 128 (часть 3) Конституции Российской Федерации, обусловлена ценность закрепленного ее статьей 46 (части 1 и 2) права на судебную защиту как гарантии всех других прав и свобод человека и гражданина. Именно судебная власть, независимая и беспристрастная по своей природе, играет решающую роль в государственной защите прав и свобод человека и гражданина, и именно суд окончательно разрешает спор о праве, чем предопределяется значение судебных решений как государственных правовых актов, выносимых именем Российской Федерации и имеющих общеобязательный характер (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 4 апреля 2002 года № 8-П, от 17 марта 2009 года № 5-П и от 26 мая 2011 года № 10-П).

Судебным органом конституционного контроля, самостоятельно и независимо осуществляющим судебную власть посредством конституционного судопроизводства в целях защиты основ конституционного строя, прав и свобод человека и гражданина, обеспечения верховенства и прямого действия Конституции Российской Федерации на всей территории Российской Федерации, является Конституционный Суд Российской Федерации (статьи 1 и 3 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»). Достижение названных целей — исходя из особой роли Конституционного Суда Российской Федерации в формировании и функционировании правовой системы Российской Федерации, предопределенной его исключительным полномочием по проверке соответствия Конституции Российской Федерации нормативных правовых актов (статья 125 Конституции Российской Федерации), — возможно лишь при условии неукоснительного исполнения актов конституционного правосудия как императива правового государства, в котором любые споры разрешаются правовыми средствами. Неисполнение же либо ненадлежащее исполнение решений Конституционного Суда Российской Федерации, общеобязательность которых имеет конституционно-правовое основание, не только наносит ущерб интересам правосудия, но и подрывает у граждан доверие к судам и в целом к государству, обязанному признавать и защищать права и свободы человека и гражданина.

3. Обращаясь к вопросу об общеобязательности и юридической силе решений, принимаемых в порядке конституционного судопроизводства, Конституционный Суд Российской Федерации сформулировал следующие правовые позиции.

Решения Конституционного Суда Российской Федерации, в результате которых неконституционные нормативные акты утрачивают силу, имеют такую же сферу действия во времени, пространстве и по кругу лиц, как решения нормотворческого органа, и, следовательно, такое же, как нормативные акты, общее значение, не присущее правоприменительным по своей природе актам судов общей юрисдикции и арбитражных судов. В то же время Конституционный Суд Российской Федерации, принимая решение по делу, оценивает смысл, придаваемый рассматриваемому нормативному акту сложившейся судебной практикой. Таким образом он дает оценку как позиции законодателя или иного нормотворческого органа, так и ее пониманию правоприменителем, основываясь при этом на толковании положений Конституции Российской Федерации, в сфере которого, по смыслу ее статьи 125 (части 5 и 6), только Конституционный Суд Российской Федерации выносит официальные решения, имеющие общеобязательное значение. Поэтому его постановления являются окончательными, не могут быть пересмотрены другими органами или преодолены путем повторного принятия неконституционного законоположения, а также обязывают всех правоприменителей, включая другие суды, действовать в соответствии с правовыми позициями Конституционного Суда Российской Федерации (постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 16 июня 1998 года № 19-П).

Вынесенное по итогам рассмотрения дела постановление, которым нормативный правовой акт или его отдельные положения признаются не соответствующими Конституции Российской Федерации, действует непосредственно, а значит, отмена их органом, принявшим данный нормативный правовой акт, не требуется, поскольку эти положения считаются отмененными, т. е. недействительными, с момента вступления постановления Конституционного Суда Российской Федерации в силу; решение Конституционного Суда Российской Федерации не требует подтверждения другими органами и должностными лицами, а исполнение предписаний Конституционного Суда Российской Федерации не может ставиться в зависимость от усмотрения каких-либо должностных лиц, управомоченных в иных случаях выступать с инициативой или давать согласие на пересмотр дела; юридическим последствием постановления Конституционного Суда Российской Федерации о признании неконституционными положений нормативного правового акта является утрата ими силы на будущее время; это означает, что с момента вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации такие нормативные положения не могут применяться и реализовываться каким-либо иным способом; таким образом, общим порядком, вытекающим из частей первой и третьей статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», является утрата силы акта или его отдельных положений, признанных неконституционными, с момента провозглашения постановления Конституционного Суда Российской Федерации (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 16 июня 1998 года № 19-П и от 11 апреля 2000 года № 6-П, определения Конституционного Суда Российской Федерации от 4 декабря 2000 года № 243-О и от 5 февраля 2004 года № 78-О).

Соответственно, юридической силой постановления Конституционного Суда Российской Федерации, в котором выявляется конституционно-правовой смысл нормы и тем самым устраняется неопределенность в ее интерпретации с точки зрения соответствия Конституции Российской Федерации, обусловливается невозможность применения данной нормы (а значит, прекращение действия) в любом другом истолковании, расходящемся с ее конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации. Иное — в нарушение статьи 125 (часть 6) Конституции Российской Федерации и части 3 статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» — означало бы возможность применения нормы в прежнем ее понимании, не соответствующем Конституции Российской Федерации и, следовательно, влекущем нарушение конституционных прав и свобод. С момента вступления постановления Конституционного Суда Российской Федерации в силу такая норма не должна толковаться каким-либо иным образом и применяться в каком-либо ином смысле (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 года № 1-П, от 26 февраля 2010 года № 4-П и от 21 декабря 2011 года № 30-П, определения Конституционного Суда Российской Федерации от 11 ноября 2008 года № 556-О-Р, от 16 июля 2009 года № 957-О-О, от 1 июня 2010 года № 755-О-О и др.).

Как и в случае признания Конституционным Судом Российской Федерации неконституционными норм, положенных в основу правоприменительных решений, принятие Конституционным Судом Российской Федерации постановления, содержащего конституционно-правовое истолкование, в соответствии с положениями части третьей статьи 79 и части второй статьи 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» влечет прежде всего пересмотр вступивших в законную силу судебных актов по делам заявителей, обратившихся в Конституционный Суд Российской Федерации, а по делам лиц, не являвшихся участниками конституционного судопроизводства, но в отношении которых были применены нормативные положения, получившие в решении Конституционного Суда Российской Федерации конституционно-правовое истолкование, отличное от придававшегося им сложившейся правоприменительной практикой, такое решение Конституционного Суда Российской Федерации влечет пересмотр (изменение или отмену) основанного на данных нормативных положениях судебного акта только в тех случаях, когда он либо не вступил в законную силу, либо вступил в законную силу, но не исполнен или исполнен частично (определения Конституционного Суда Российской Федерации от 14 января 1999 года № 4-О, от 5 февраля 2004 года № 78-О, от 27 мая 2004 года № 211-О, от 12 мая 2006 года № 135-О, от 1 июня 2010 года № 783-О-О, от 25 января 2012 года № 178-О-О и др.). Такой подход обусловлен целями соблюдения баланса принципов правовой определенности в спорных материальных правоотношениях, стабильности гражданского оборота и справедливого судебного разбирательства, не совместимого с ошибочным судебным актом.

Таким образом, исходя из приведенных правовых позиций, основанных на предписаниях Конституции Российской Федерации, в том числе ее статьи 125 (часть 6), положение части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о юридической силе итоговых решений Конституционного Суда Российской Федерации, как предполагающее — в системе действующего правового регулирования — их обязательное и неукоснительное соблюдение с момента вступления в силу на всей территории Российской Федерации всеми представительными, исполнительными и судебными органами государственной власти (в том числе арбитражными судами всех инстанций), органами местного самоуправления, предприятиями, учреждениями, организациями, должностными лицами, гражданами и их объединениями, соответствует Конституции Российской Федерации.

4. Вступление итогового решения Конституционного Суда Российской Федерации в силу означает, что с этого момента данному решению придается юридическая сила, превышающая юридическую силу нормативных правовых актов, являвшихся предметом проверки, в результате которой было принято данное решение, а осуществляемая в процессе конституционного судопроизводства казуальная интерпретация положений Конституции Российской Федерации, на которых оно основано, по своей силе превышает любую ее интерпретацию любым другим органом, притом что пределы действия решения Конституционного Суда Российской Федерации (в том числе установленные в самом решении пределы его ретроспективного действия) обусловлены целями обеспечения стабильности конкретных правоотношений, которая имеет самостоятельную конституционную ценность, а также предметом рассмотрения и выраженной в решении правовой позицией Конституционного Суда Российской Федерации.

Согласно основанному на положениях статьи 125 (части 4 и 6) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи со статьей 6 и частью третьей статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» правилу, закрепленному частью первой статьи 79 названного Федерального конституционного закона, норма, признанная постановлением Конституционного Суда Российской Федерации не соответствующей Конституции Российской Федерации, утрачивает силу с момента провозглашения либо со дня официального опубликования данного постановления. Это правило, как следует из правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации, выраженной в Определении от 11 ноября 2008 года № 556-О-Р, в полной мере распространяется и на решения Конституционного Суда Российской Федерации, в которых подтверждается конституционность нормы именно в истолковании, данном Конституционным Судом Российской Федерации, и тем самым исключается любое иное, т. е. неконституционное, ее истолкование, а следовательно, и применение: с момента провозглашения либо со дня официального опубликования постановления Конституционного Суда Российской Федерации такая норма в неконституционной интерпретации, по сути, утрачивает силу, что вытекает также из части пятой статьи 79 названного Федерального конституционного закона, обязывающей правоприменительные органы учитывать правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации относительно того, соответствует ли Конституции Российской Федерации смысл нормативного правового акта или отдельного его положения, придаваемый им правоприменительной практикой, с момента вступления в силу соответствующего постановления Конституционного Суда Российской Федерации.

Таким образом, из части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в системном единстве с иными нормами данного Федерального конституционного закона следует, что с момента вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации никто не вправе применять закон, признанный Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующим Конституции Российской Федерации, равно как и применять закон, служивший предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации, в каком-либо ином, отличном от выявленного Конституционным Судом Российской Федерации смысле. Соответственно, с момента вступления в силу постановление Конституционного Суда Российской Федерации — вне зависимости от его ретроспективного значения, вопрос о котором не затрагивается настоящим постановлением и решен в ряде определений Конституционного Суда Российской Федерации (от 14 января 1999 года № 4-О, от 5 февраля 2004 года № 78-О и др.), — во всяком случае действует на будущее время, запрещая с этого момента применение законоположений, признанных этим постановлением не соответствующими Конституции Российской Федерации, либо их применение в смысле, придаваемом им правоприменительной практикой, в том числе основанной на разъяснениях высших судебных инстанций, вопреки их конституционно-правовому смыслу, выявленному Конституционным Судом Российской Федерации.

5. Суд общей юрисдикции или арбитражный суд, в силу статьи 120 Конституции Российской Федерации самостоятельно решая вопрос, подлежит ли та или иная норма применению в рассматриваемом им деле, уясняет смысл нормы, т. е. осуществляет ее казуальное толкование. Вместе с тем в судебной практике должно обеспечиваться конституционное истолкование действующего права. По смыслу части второй статьи 74 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» во взаимосвязи с его статьями 3, 6, 36, 79, 85, 86, 87, 96 и 100, конституционное истолкование нормативного акта или отдельного его положения, проверяемого посредством конституционного судопроизводства, как относящееся к компетенции Конституционного Суда Российской Федерации, который, разрешая дело и устанавливая соответствие Конституции Российской Федерации оспариваемого акта, в том числе по содержанию норм, обеспечивает выявление его конституционного смысла, является общеобязательным, в том числе для судов. Иное означало бы, что суд общей юрисдикции или арбитражный суд могут применять нормативный правовой акт, признанный не соответствующим Конституции Российской Федерации, либо осуществлять истолкование акта, придавая ему иной смысл, нежели выявленный в результате проверки в конституционном судопроизводстве, и тем самым подменять Конституционный Суд Российской Федерации, чего они в силу статей 118, 125, 126, 127 и 128 Конституции Российской Федерации делать не вправе.

Из приведенной правовой позиции, изложенной Конституционным Судом Российской Федерации в постановлении от 25 января 2001 года № 1-П, а также в ряде определений (от 6 февраля 2003 года № 34-О, от 5 февраля 2004 года № 78-О, от 27 мая 2004 года № 211-О, от 9 июля 2004 года № 242-О, от 1 ноября 2007 года № 827-О-П и др.), следует, что после вступления в силу решения Конституционного Суда Российской Федерации применение судами общей юрисдикции или арбитражными судами в ходе рассмотрения конкретного дела, в том числе дела, производство по которому было начато до вступления в силу данного решения Конституционного Суда Российской Федерации, норм, признанных им не соответствующими Конституции Российской Федерации, равно как и придание нормам, получившим в решении Конституционного Суда Российской Федерации конституционно-правовое истолкование, смысла, расходящегося с их конституционно-правовым смыслом, исключаются, — иное во всех случаях свидетельствовало бы о судебной ошибке, допущенной судом при разрешении дела, а следовательно, о нарушении статей 15 (части 1 и 2), 18, 120 и 125 (части 4 и 6) Конституции Российской Федерации, об отступлении от правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выраженных в принятом по ходатайству Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации Определении Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2004 года № 78-О, а также от сложившейся на его основании устойчивой практики судов Российской Федерации.

Соответственно, если при рассмотрении дела апелляционной или кассационной инстанцией либо в порядке надзора будет установлено, что суд нижестоящей инстанции при вынесении судебного акта либо применил законоположения, которые впоследствии, уже после вынесения этого судебного акта, были признаны Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующими Конституции Российской Федерации, либо применил их в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации, то такие судебные акты — исходя из того, что суды общей юрисдикции, арбитражные суды не вправе оценивать законность и обоснованность решений, принимаемых Конституционным Судом Российской Федерации, равно как и не исполнять его решения и содержащиеся в них предписания, — подлежат безусловной отмене.

Таким образом, положение части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» во взаимосвязи с иными его положениями запрещает с момента вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации применение в ходе рассмотрения конкретного дела, в том числе дела, производство по которому было начато до вступления в силу данного постановления Конституционного Суда Российской Федерации, или реализацию каким-либо иным способом нормативного правового акта или отдельных его положений, признанных Конституционным Судом Российской Федерации не соответствующими Конституции Российской Федерации, равно как и их применение в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации в этом постановлении. Именно в таком — конституционно-правовом — смысле положение части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» соответствует Конституции Российской Федерации, и только в таком смысле это положение, направленное на обеспечение стабильности общественных отношений, урегулированных нормативным правовым актом, являвшимся предметом проверки в порядке конституционного судопроизводства, должно пониматься и исполняться всеми правоприменителями.

6. Опираясь на правовые позиции, выраженные в постановлениях от 25 апреля 1995 года № 3-П, от 15 июля 1999 года № 11-П и от 11 ноября 2003 года № 16-П, Конституционный Суд Российской Федерации в постановлении от 21 января 2010 года № 1-П признал не противоречащими Конституции Российской Федерации положения пункта 1 статьи 311 и части 1 статьи 312 АПК Российской Федерации в истолковании, данном в пункте 5.1 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 12 марта 2007 года № 17 (в редакции постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2008 года № 14), постольку, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу данные положения, в частности, допускают пересмотр по вновь открывшимся обстоятельствам вступившего в законную силу судебного акта только при условии, что в соответствующем постановлении Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации содержится прямое указание на придание сформулированной в нем правовой позиции обратной силы применительно к делам со схожими фактическими обстоятельствами.

Конституционный Суд Российской Федерации постановил, что данное решение вступает в силу в общем порядке, предусмотренном статьей 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», т. е. немедленно после провозглашения (часть первая) и действует непосредственно (часть вторая), а выявленный в нем конституционно-правовой смысл положений пункта 1 статьи 311 и части 1 статьи 312 АПК Российской Федерации применительно к разъяснениям, данным в пункте 5.1 постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 12 марта 2007 года № 17 (в редакции постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2008 года № 14), является общеобязательным и исключает любое иное их истолкование в правоприменительной практике.

Кроме того, Конституционный Суд Российской Федерации, сославшись на правовую позицию, изложенную им в постановлении от 16 июня 1998 года № 19-П, подчеркнул, что разъяснения, даваемые Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации по вопросам судебной практики, не могут рассматриваться в качестве официального акта, выявляющего конституционно-правовой смысл закона, т. е., по сути, подтверждающего его конституционность или констатирующего неконституционность, и что адекватным средством для разрешения такого вопроса, возникающего в связи с неконституционным истолкованием закона в правоприменительной практике, является — в силу статей 118 и 125 Конституции Российской Федерации — конституционное судопроизводство.

Таким образом, с момента вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 года № 1-П (т. е. с момента его провозглашения), повлекшего в том числе принятие Федерального закона от 23 декабря 2010 года № 379-ФЗ, которым в арбитражное процессуальное законодательство был внесен ряд изменений, положения статей 311 и 312 АПК Российской Федерации подлежат истолкованию и применению арбитражными судами только в выявленном Конституционным Судом Российской Федерации конституционно-правовом смысле, независимо от времени принятия Пленумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации или Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации постановлений, содержащих правовые позиции, выступающие основаниями пересмотра судебных актов.

Как следует из представленных заявителем по настоящему делу документов, Президиум Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации в постановлении от 21 декабря 2010 года — исходя из того, что постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 21 января 2010 года № 1-П вступило в силу после принятия Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации постановления от 9 апреля 2009 года № 16318/08, содержащего правовую позицию о возможности пересмотра по вновь открывшимся обстоятельствам решения арбитражного суда, расходящуюся с позицией Конституционного Суда Российской Федерации, — указал нижестоящим судебным инстанциям на недопустимость применения данного постановления Конституционного Суда Российской Федерации арбитражными судами апелляционной и кассационной инстанций при пересмотре решения Арбитражного суда города Москвы от 9 апреля 2009 года.

Между тем суды общей юрисдикции и арбитражные суды, независимо от того, в какой процессуальной стадии находится на рассмотрении конкретное дело, с момента вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации, содержащего конституционно-правовое истолкование нормы (примененной или подлежащей применению в данном деле), опровергающее прежнее ее истолкование, в том числе приданное ей разъяснениями высших судебных инстанций, не вправе не исполнять постановление Конституционного Суда Российской Федерации, — иное означало бы неисполнение требований Конституции Российской Федерации и Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации».

Указание в судебном акте (в том числе акте Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации) на недопустимость применения в деле заявителя правовой позиции Конституционного Суда Российской Федерации ввиду наличия принятого ранее постановления Президиума Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации по делу со схожими фактическими обстоятельствами на основании нормы права в истолковании, расходящемся с позицией Конституционного Суда Российской Федерации, означает — в нарушение положений Конституции Российской Федерации о статусе Конституционного Суда Российской Федерации и юридической силе его решений и природе принимаемых по конкретным делам судебных актов высших судебных инстанций в системе судов общей юрисдикции и в системе арбитражных судов (статья 118, часть 2; статья 125, части 4 и 6; статьи 126 и 127) — неисполнение решения Конституционного Суда Российской Федерации, что объективно создает препятствия для обеспечения верховенства и прямого действия Конституции Российской Федерации, в том числе ее положений, составляющих основы конституционного строя Российской Федерации, на всей территории Российской Федерации.

Применяя закон или его отдельные положения в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным в результате конституционного судопроизводства, суды фактически настаивают на истолковании нормы, придающем ей иной смысл, нежели выявленный в результате проверки в конституционном судопроизводстве, т. е. не соответствующий Конституции Российской Федерации, чего они в силу статьи 125 (части 4 и 6) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с ее статьями 118 (часть 2), 126 и 127 делать не вправе. В результате нарушаются не только конституционные прерогативы Конституционного Суда Российской Федерации, но и, в конечном счете, гарантированное Конституцией Российской Федерации право каждого на судебную защиту, которое по своему содержанию, как следует из закрепляющей его статьи 46 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с предписаниями ее статей 118 (часть 2), 125 (части 4 и 6), 126 и 127, предполагает, что юридическая сила решения Конституционного Суда Российской Федерации, вынесенного по жалобе гражданина или объединения граждан, в случае, когда их конституционные права и свободы нарушаются законом, примененным в конкретном деле судом, не может быть преодолена ни одним другим судом.

Таким образом, положение части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о юридической силе постановления Конституционного Суда Российской Федерации в истолковании, данном Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, — как позволяющее арбитражным судам при рассмотрении дел после вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации (в том числе дел, возбужденных до вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации) руководствоваться нормативным правовым актом или отдельными его положениями, признанными этим постановлением Конституционного Суда Российской Федерации не соответствующими Конституции Российской Федерации, или применять нормативный правовой акт или отдельные его положения (в том числе в истолковании, приданном им высшими судебными инстанциями) вопреки их конституционно-правовому смыслу, выявленному в этом постановлении Конституционного Суда Российской Федерации, — приводит к нарушению гарантий конституционного права на судебную защиту, как они закреплены Конституцией Российской Федерации, ее статьей 46 (части 1 и 2) во взаимосвязи со статьями 118 (часть 2), 125 (части 4 и 6), 126 и 127.

Исходя из изложенного и руководствуясь статьей 125 (части 4 и 6) Конституции Российской Федерации, статьей 6, частью второй статьи 71, статьями 72, 74, 75, 78, 79 и 100 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд Российской Федерации

постановил:

1. Признать соответствующим Конституции Российской Федерации положение части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» о юридической силе постановления Конституционного Суда Российской Федерации, которым нормативный правовой акт или отдельные его положения признаны не соответствующими Конституции Российской Федерации либо в котором выявлен конституционно-правовой смысл нормативного правового акта или отдельных его положений, как не допускающее с момента вступления в силу такого постановления Конституционного Суда Российской Федерации применение либо реализацию каким-либо иным способом нормативного правового акта или отдельных его положений, признанных этим постановлением Конституционного Суда Российской Федерации не соответствующими Конституции Российской Федерации, равно как и применение либо реализацию каким-либо иным способом нормативного правового акта или отдельных его положений в истолковании, расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации в этом постановлении, в том числе не позволяющее судам общей юрисдикции, арбитражным судам при рассмотрении дел после вступления в силу постановления Конституционного Суда Российской Федерации (включая дела, возбужденные до вступления в силу этого постановления Конституционного Суда Российской Федерации) руководствоваться нормативным правовым актом или отдельными его положениями, признанными этим постановлением Конституционного Суда Российской Федерации не соответствующими Конституции Российской Федерации, либо применять нормативный правовой акт или отдельные его положения в истолковании (в том числе приданном им высшими судебными инстанциями), расходящемся с их конституционно-правовым смыслом, выявленным Конституционным Судом Российской Федерации в этом постановлении.

2. В силу статей 15 (части 1 и 2), 18, 46 (части 1 и 2), 118 (часть 2), 120, 125 (части 4 и 6), 126 и 127 Конституции Российской Федерации и основанных на них правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации недопустимо применение (в том числе высшими инстанциями судов общей юрисдикции и арбитражных судов) положения части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» в любом ином истолковании, отличном от данного Конституционным Судом Российской Федерации в настоящем постановлении.

3. Судебные акты по делу ОАО «Акционерная компания трубопроводного транспорта нефтепродуктов «Транснефтепродукт», в которых положение части первой статьи 79 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» было применено в истолковании, данном Президиумом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, подлежат пересмотру в установленном порядке.

4. Настоящее постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами.

5. Настоящее постановление подлежит незамедлительному опубликованию в «Российской газете» и «Собрании законодательства Российской Федерации». Постановление должно быть опубликовано также в «Вестнике Конституционного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд Российской Федерации

Дело о проверке конституционности положений пункта 7 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», пункта 1 статьи 10, пункта 1 статьи 16, пункта 1 статьи 29.1 и пунктов 1 и 3 статьи 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданки И. Ю. Фроловой

Выступление полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова (16 октября 2012 года)

Глубокоуважаемый Высокий Суд!

Рассматриваемая сегодня жалоба гражданки Фроловой Ирины Юрьевны, обратившейся в Конституционный Суд Российской Федерации за защитой нарушенных ее конституционных прав и прав ее несовершеннолетних детей положениями Федеральных законов «О статусе судей в Российской Федерации» и «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», имеет несколько необычных аспектов, на которые я хотел бы обратить Ваше внимание.

Во-первых, это то, что Конституционный Суд Российской Федерации планировал рассмотреть данную жалобу без проведения слушания в соответствии с требованиями статьи 47.1 ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации», на что, как Вам известно, мы высказали возражения, поскольку не усмотрели аналогии оспариваемых норм нормам, ранее признанным не соответствующими Конституции Российской Федерации постановлениями Конституционного Суда Российской Федерации, сохраняющими силу.

Во-вторых, это касается уточнения предмета рассмотрения, обозначенного в жалобе, и фактически допустимого, поскольку Конституционный Суд Российской Федерации по жалобам граждан проверяет конституционность закона, примененного в конкретном деле.

Из материалов дела следует, что правильность исчисления пенсии по случаю потери кормильца на основании Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» заявительницей в судебном порядке не оспаривалась. Иск ею предъявлялся лишь к Управлению судебного департамента Самарской области о признании прав на пенсионное обеспечение в связи с потерей кормильца — судьи в отставке. Поэтому нормы Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» не могут быть предметом рассмотрения по данной жалобе. Проверке на соответствие Конституции Российской Федерации может подлежать пункт 4 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», конституционность которого, на наш взгляд, сомнений не вызывает, да и к обстоятельствам, изложенным в жалобе, он фактически не имеет отношения.

Пункт 4 статьи 20 предусматривает в случае гибели (смерти) судьи ежемесячную выплату возмещения в размере заработной платы занимавшего должность судьи нетрудоспособным членам его семьи. (В случае с Фроловым А. И. — он находился в отставке.) Далее эта норма предусматривает, что указанный порядок распространяется и в случае гибели (смерти) пребывающего в отставке судьи. В этом случае членам семьи, находившимся на его иждивении, выплачивается возмещение исходя из размера назначенного судье пожизненного содержания. В случае с Фроловым А. И., к сожалению, 20 лет необходимого стажа работы судьей не оказалось для назначения ему в соответствии с пунктом 5 статьи 15 Закона «О статусе судей в Российской Федерации» пожизненного содержания.

Кроме того, пунктом 7 статьи 20 оспариваемой нормы установлено, что вышеназванные правила пункта 4 не применяются, если в предусмотренном законом порядке будет установлено, что причинение вреда судье и членам его семьи не связано со служебной деятельностью судьи.

Из материалов дела видно, что заявительница не обращалась в суд за установлением факта причинной связи смерти мужа с его служебной деятельностью в должности судьи. Поэтому для проверки конституционности пункта 7 статьи 20 Закона «О статусе судей в Российской Федерации» имеются лишь формальные основания, поскольку заявительница оспаривала в суде отказ в назначении ежемесячного содержания.

В то же время изучение материалов дела позволяет сделать вывод о том, что реально существует законодательный пробел в пенсионном обеспечении как самих судей, так и членов семьи погибшего (умершего) судьи по причинам, не связанным с исполнением обязанностей судьи и, в частности, в первом случае из-за отсутствия норм о порядке взимания страховых взносов с судей в период исполнения ими своих обязанностей (на них не распространяется обязательное пенсионное страхование), во втором — из-за отсутствия законодательного регулирования.

Восполнение же имеющегося пробела относится к компетенции законодателя, а не Конституционного Суда Российской Федерации.

Обозначенная проблема возникла не сегодня. Она известна на протяжении уже лет пятнадцати. Еще в постановлении VI Всероссийского съезда судей (2 декабря 2004 года) отмечалось, что «до настоящего времени не решены вопросы социально-правовой защиты судей. Согласно законодательству после смерти судьи (судьи в отставке) прекращается выплата заработной платы (пожизненного содержания), что ставит членов семьи, находившихся на его иждивении, в сложное материальное положение». И мы знаем, что органы судейского сообщества совместно с Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации и Верховным Судом Российской Федерации пытаются восполнить законодательный пробел в пенсионном обеспечении граждан, осуществлявших полномочия судей (соответствующие законопроекты в деле имеются). Однако в них речь идет о пенсиях по старости и инвалидности лиц, работавших судьями. О пенсиях по случаю потери кормильца — судьи (работавшего судьей) в них ничего не сказано. А ведь правовой статус членов семьи умершего кормильца производен от его статуса, в данном случае — статуса судьи. Но это, опять же, дело законодателя, а не Конституционного Суда.

Поэтому мы сегодня можем лишь еще раз обсудить имеющуюся проблему, учитывая при этом высокий статус судьи в Российской Федерации, конституционные гарантии его социальной защиты. Но признать оспариваемые заявительницей нормы федерального законодательства не соответствующими Конституции Российской Федерации нет оснований, как и не видится возможности решением Конституционного Суда Российской Федерации обязать государственные органы выплачивать заявительнице и ее детям материальное обеспечение как семье умершего судьи. Для этого требуется законодательное решение.

В то же время следует констатировать, что права заявительницы и ее несовершеннолетних детей на пенсионное обеспечение по случаю потери кормильца не нарушены.

Фроловой И. Ю. назначена трудовая пенсия по случаю потери кормильца в соответствии с Федеральным законом от 17 декабря 2001 года «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» с учетом стажа и заработка умершего кормильца, имеющихся до работы судьей, в размере 2 682 руб. 62 коп. Ее дочери — социальная пенсия по случаю потери кормильца в соответствии с Федеральным законом «О государственном пенсионном обеспечении в Российской Федерации» в размере 3 626 руб. 71 коп. В соответствии с этим же Законом назначена социальная пенсия по инвалидности сыну-инвалиду с детства в размере 7 253 руб.43 коп.

Заявительница просила назначить пенсии ей и ее детям с учетом содержания ее мужа-судьи. Однако, если мы обратимся к нормативным актам, устанавливающим пенсии по случаю потери кормильца за умершего (погибшего) судью Конституционного Суда Российской Федерации, а также депутата Государственной Думы или члена Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации, то увидим, что пенсия по случаю потери кормильца этих лиц, наделенных особым статусом, установлена в процентном отношении не к их заработку (содержанию), а к размеру социальной пенсии, предусмотренной подпунктом 1 пункта 1 статьи 18 Федерального закона от 15 декабря 2001 года № 166-ФЗ «О государственном пенсионном обеспечении в Российской Федерации». Каждому нетрудоспособному члену семьи, находившемуся на иждивении умершего, назначается 165% от размера социальной пенсии, с последующей индексацией в соответствии с законодательством Российской Федерации³⁷.

В то же время Федеральный конституционный закон от 23 июня 1999 года «О военных судах в Российской Федерации» предусматривает, что в случае гибели (смерти) судьи военного суда или судьи Военной коллегии (в том числе судьи, пребывающего в отставке) не в связи с его служебной деятельностью нетрудоспособным членам его семьи, находившимся на его иждивении, по их выбору органами, осуществляющими пенсионное обеспечение судей или военнослужащих, выплачивается пенсия, которая могла быть назначена судье военного суда или судье Военной коллегии по основаниям, установленным настоящим Федеральным конституционным законом, Законом Российской Федерации «О пенсионном обеспечении лиц, проходивших военную службу, службу в органах внутренних дел, учреждениях и органах уголовно-исполнительной системы, и их семей» или Законом Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации».

Опять же мы видим, что речь идет о пенсии, а не о содержании, получаемом самим судьей за время работы.

Поэтому вряд ли можно установить иное исчисление пенсии по случаю потери кормильца членам семьи умершего (погибшего) федерального или мирового судьи. Тем более что другое исчисление (скажем, с учетом стажа работы судьи и его денежного содержания) потребует установления порядка преобразования приобретенных пенсионных прав в расчетный капитал за период, когда на судей не распространялось обязательное пенсионное страхование.

Нельзя не упомянуть, что ранее уже вносились законопроекты, в том числе Верховным Судом Российской Федерации, Высшим Арбитражным Судом Российской Федерации и Судебным департаментом при Верховном Суде Российской Федерации, в которых предлагалось распространить предусмотренный пунктом 4 статьи 20 Закона «О статусе судей в Российской Федерации» порядок выплаты денежного содержания на всех членов семьи, находившихся на иждивении независимо от причины гибели (смерти) судьи. Они были отклонены законодателем в 1999, 2004 и 2009 годах.

Таким образом, можно сделать вывод, что требования Фроловой И. Ю. об исчислении пенсии за умершего кормильца-судью, исходя из его денежного содержания являются необоснованными.

В пункте 4 статьи 20 Закона «О статусе судей в Российской Федерации» законодатель фактически предусмотрел условие для применения повышенных социальных гарантий, установленных с учетом особого правового статуса судей и характера их деятельности по осуществлению правосудия, предполагающее предоставление более высоких мер государственной защиты, в том числе и социальных, при наличии угрозы посягательства на их жизнь и здоровье с целью воспрепятствовать законной профессиональной деятельности либо из мести за такую деятельность.

С учетом особого правового статуса судей Российской Федерации, характера их деятельности по осуществлению правосудия, предполагающего предоставление им повышенных социальных гарантий, в пунктах 2, 3, 4, 5 статьи 20 Закона Российской Федерации предусматривается, что жизнь, здоровье и имущество судьи подлежат обязательному государственному страхованию за счет средств федерального бюджета.

В указанных пунктах данной статьи перечислены страховые случаи, при наступлении которых у страховщика возникает обязанность выплатить судье страховое возмещение, а также предусмотрено, что в случае причинения судье увечья или иного повреждения здоровья, исключающих дальнейшую возможность заниматься профессиональной деятельностью, ему ежемесячно выплачивается возмещение в виде заработной платы занимающего соответствующую должность судьи.

В этой же статье установлен порядок ежемесячно выплачиваемого возмещения в размере заработной платы занимающего соответствующую должность судьи в случае гибели (смерти) судьи нетрудоспособным членам его семьи, а также установлено, что ущерб, причиненный уничтожением или повреждением имущества, принадлежащего судье или членам его семьи, подлежит возмещению ему или членам его семьи в полном объеме.

При этом, как мы уже отмечали, в пункте 7 статьи 20 Закона Российской Федерации определено, что правила, содержащиеся в пунктах 2, 3, 4 и 5 данной статьи, не применяются, если в предусмотренном законом порядке будет установлено, что причинение вреда судье и членам его семьи не связано со служебной деятельностью судьи.

Как указывалось Конституционным Судом Российской Федерации в Определении от 5 июля 2005 г. № 329-О, такие особенности правового регулирования условий выплаты названных страховых сумм судьям Российской Федерации, то есть предоставление им повышенных гарантий социальной защиты в случаях, исключающих дальнейшую возможность заниматься профессиональной деятельностью, в связи с их служебной деятельностью не могут расцениваться как не согласующиеся с предписаниями статьи 17 Конституции Российской Федерации, а также ее статьи 19 Конституции Российской Федерации, провозглашающей равенство всех перед законом и судом, поскольку государство вправе устанавливать разные условия государственного личного страхования при наступлении различных страховых случаев.

Следует также отметить, что в статье 39 Конституции Российской Федерации устанавливается только право граждан на социальное обеспечение по возрасту, в случае болезни, инвалидности, потери кормильца, для воспитания детей и в иных случаях, установленных законом.

Таким образом, Конституция Российской Федерации, гарантируя право граждан на получение социального обеспечения, в том числе и в случае потери кормильца, не устанавливает вид и способ такого обеспечения.

Следовательно оспариваемые заявительницей нормы пункта 7 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» не противоречат Конституции Российской Федерации и не нарушают права семьи умершего кормильца-судьи на социальное обеспечение.

Еще хочу обратить Ваше внимание на следующий момент. В связи с тем, что порядок назначения пенсии за умершего кормильца-судью, смерть (гибель) которого не связана с исполнением обязанностей судьи, не урегулирован, Конституционный Суд Российской Федерации, как уже было отмечено мною ранее, может обязать законодателя восполнить этот пробел.

Вместе с тем, Конституционный Суд Российской Федерации вряд ли имеет право обязывать правоприменительные органы пересматривать дело заявителя с учетом вновь принятого закона, устанавливающего вышеназванный порядок, поскольку это будет рассматриваться как придание обратной силы еще не принятому закону.

Еще раз хочу подчеркнуть, в данном случае перед нами стоит вопрос не столько о конституционности нормы, законодательный пробел существует, и он очевиден, сколько о том, что Конституционному Суду предлагается подтолкнуть законодателя к решению данного вопроса, что тоже, на мой взгляд, выходит за пределы данной жалобы.

Спасибо.

Конституционный Суд Российской Федерации.
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
от 19 ноября 2012 г. № 27-П

По делу о проверке конституционности положений пункта 7 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», пункта 1 статьи 10, пункта 1 статьи 16, пункта 1 статьи 29.1 и пунктов 1 и 3 статьи 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» в связи с жалобой гражданки И. Ю. Фроловой

Именем Российской Федерации

Конституционный Суд Российской Федерации в составе Председателя В. Д. Зорькина, судей К. В. Арановского, А. И. Бойцова, Н. С. Бондаря, Г. А. Гаджиева, Ю. М. Данилова, Л. М. Жарковой, Г. А. Жилина, С. М. Казанцева, М. И. Клеандрова, С. Д. Князева, А. Н. Кокотова, Л. О. Красавчиковой, С. П. Маврина, Н. В. Мельникова, Ю. Д. Рудкина, Н. В. Селезнева, О. С. Хохряковой, В. Г. Ярославцева,

с участием полномочного представителя Государственной Думы в Конституционном Суде Российской Федерации Д. Ф. Вяткина, представителя Совета Федерации — доктора юридических наук А. С. Саломаткина, полномочного представителя Президента Российской Федерации в Конституционном Суде Российской Федерации М. В. Кротова,

руководствуясь статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой, частями третьей и четвертой статьи 3, частью первой статьи 21, статьями 36, 74, 86, 96, 97 и 99 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации»,

рассмотрел в открытом заседании дело о проверке конституционности положений пункта 7 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», пункта 1 статьи 10, пункта 1 статьи 16, пункта 1 статьи 29.1 и пунктов 1 и 3 статьи 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации».

Поводом к рассмотрению дела явилась жалоба гражданки И. Ю. Фроловой. Основанием к рассмотрению дела явилась обнаружившаяся неопределенность в вопросе о том, соответствуют ли Конституции Российской Федерации оспариваемые в жалобе законоположения.

Заслушав сообщение судьи-докладчика М. И. Клеандрова, объяснения представителей стороны, издавшей и подписавшей оспариваемые акты, выступления приглашенных в заседание представителей: от Верховного Суда Российской Федерации — заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации В. Н. Соловьева, от Совета судей Российской Федерации — заместителя председателя Совета судей Российской Федерации — Д. А. Краснова, от Министерства юстиции Российской Федерации — М. А. Мельниковой, от Генерального прокурора Российской Федерации — Т. А. Васильевой, исследовав представленные документы и иные материалы, Конституционный Суд Российской Федерации

установил:

1. В соответствии со статьей 20 Закона Российской Федерации от 26 июня 1992 года № 3132-1 «О статусе судей в Российской Федерации» в случае гибели (смерти) судьи нетрудоспособным членам его семьи, находившимся на его иждивении, ежемесячно выплачивается возмещение в размере заработной платы занимающего соответствующую должность судьи за вычетом доли, приходившейся на самого судью, без зачета выплат по обязательному государственному страхованию, пенсии по случаю потери кормильца, а равно иных пенсий, заработков, стипендий и других доходов; указанный порядок выплаты применяется и в случае гибели (смерти) пребывавшего в отставке судьи, членам семьи которого, находившимся на его иждивении, ежемесячно выплачивается возмещение исходя из размера назначенного судье пожизненного содержания (пункт 4); названные правила не применяются, если в предусмотренном законом порядке будет установлено, что причинение вреда судье не связано с его служебной деятельностью (пункт 7).

Согласно пункту 1 статьи 10 Федерального закона от 17 декабря 2001 года № 173-ФЗ «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» в страховой стаж включаются периоды работы и (или) иной деятельности, которые выполнялись на территории Российской Федерации гражданами Российской Федерации, застрахованными в соответствии с Федеральным законом «Об обязательном пенсионном страховании в Российской Федерации», при условии, что за эти периоды уплачивались страховые взносы в Пенсионный фонд Российской Федерации. Пункт 1 статьи 16 названного Федерального закона устанавливает порядок определения размера трудовой пенсии по случаю потери кормильца, пункт 1 его статьи 29.1 предусматривает порядок определения суммы расчетного пенсионного капитала застрахованного лица, с учетом которой исчисляется размер трудовой пенсии, а пункты 1 и 3 статьи 30 закрепляют порядок оценки пенсионных прав застрахованных лиц по состоянию на 1 января 2002 года путем их конвертации (преобразования) в расчетный пенсионный капитал и порядок определения в этих целях расчетного размера трудовой пенсии.

1.1. Управление Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации в Самарской области отказало заявительнице по настоящему делу гражданке И. Ю. Фроловой — вдове умершего 3 ноября 2006 года гражданина А. И. Фролова, который до 31 октября 2006 года занимал должность судьи Автозаводского районного суда города Тольятти Самарской области и на иждивении которого находились заявительница, не работавшая в связи с осуществлением ухода за ребенком-инвалидом, и их дети Фролов Александр, 1995 года рождения, и Фролова Софья, 2004 года рождения, в назначении ежемесячного возмещения в размере заработной платы судьи на том основании, что причинно-следственная связь между смертью А. И. Фролова и его служебной деятельностью в должности судьи не установлена.

На том же основании Железнодорожный районный суд города Самары оставил без удовлетворения исковые требования И. Ю. Фроловой к Управлению Судебного департамента при Верховном Суде Российской Федерации в Самарской области о признании права на пенсионное обеспечение в связи с потерей кормильца — судьи в отставке, назначении выплат по пенсионному обеспечению и взыскании задолженности по указанным выплатам (решение от 8 апреля 2011 года). Кроме того, в качестве самостоятельного основания к отказу в удовлетворении заявленных требований суд указал на то, что стаж работы А. И. Фролова в качестве судьи на момент отставки составил 19 лет 10 месяцев 16 дней, т. е. менее 20 лет, и что он не достиг возраста, при котором пожизненное содержание назначается вне зависимости от наличия двадцатилетнего стажа работы. Определением судебной коллегии по гражданским делам Самарского областного суда от 15 июня 2011 года решение суда первой инстанции оставлено без изменения. В передаче надзорных жалоб на рассмотрение в судебном заседании суда надзорной инстанции заявительнице также отказано (определение судьи Самарского областного суда от 14 сентября 2011 года и определение судьи Верховного Суда Российской Федерации от 21 ноября 2011 года).

С ноября 2006 года органами Пенсионного фонда Российской Федерации И. Ю. Фроловой выплачивается трудовая пенсия по случаю потери кормильца, размер которой с 1 февраля 2012 года составил 2682 рубля 63 копейки, и установлена социальная доплата к пенсии, размер которой с 1 января 2012 года составил 1982 рубля 10 копеек. За назначением трудовой пенсии по случаю потери кормильца детям заявительница не обращалась, поскольку ее размер оказывался ниже размера социальной пенсии, которая в соответствии с пунктом 1 статьи 11 Федерального закона от 15 декабря 2001 года № 166-ФЗ «О государственном пенсионном обеспечении в Российской Федерации» ранее была установлена сыну как ребенку-инвалиду (с 1 апреля 2011 года ее размер составил 6357 рублей 08 копеек), а дочери как ребенку, потерявшему одного родителя, — с ноября 2006 года (ее размер с 1 февраля 2012 года составил 3178 рублей 54 копейки с социальной доплатой, размер которой с 1 января 2012 года составил 1331 рубль 96 копеек).

1.2. В соответствии со статьей 125 (часть 4) Конституции Российской Федерации, пунктом 3 части первой статьи 3, статьями 74, 96 и 97 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации» Конституционный Суд Российской Федерации по жалобам на нарушение конституционных прав и свобод граждан проверяет конституционность закона, примененного в конкретном деле, рассмотрение которого завершено в суде, и принимает постановление только по предмету, указанному в жалобе, оценивая при этом как буквальный смысл проверяемых законоположений, так и смысл, придаваемый им официальным толкованием или сложившейся правоприменительной практикой, а также исходя из их места в системе правовых норм.

Нарушение положениями пункта 7 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», пункта 1 статьи 10, пункта 1 (в редакции, действовавшей до вступления в силу Федерального закона от 24 июля 2009 года № 213-ФЗ, — пункт 2) статьи 16, пункта 1 статьи 29.1 и пунктов 1 и 3 (в редакции, действовавшей до вступления в силу Федерального закона от 24 июля 2009 года № 213-ФЗ, — пункты 1 и 2) статьи 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» своего конституционного права на социальное обеспечение в случае потери кормильца на основе принципов справедливости и юридического равенства и, соответственно, нарушение требований статей 19 (части 1 и 2), 39 (части 1 и 2) и 55 (части 2 и 3) Конституции Российской Федерации гражданка И. Ю. Фролова усматривает в том, что они не позволяют обеспечить членам семей тех судей, которые умерли по причинам, не связанным с исполнением ими служебных обязанностей, адекватную социальную защиту, в частности при расчете размера пенсии по случаю потери кормильца по правилам, установленным для нетрудоспособных иждивенцев умершего кормильца, с доходов которого в соответствии с законом страховые взносы в Пенсионный фонд Российской Федерации не начислялись.

Как следует из представленных Конституционному Суду Российской Федерации материалов, заявительница не обжаловала в судебном порядке решение органов Пенсионного фонда Российской Федерации о назначении ей трудовой пенсии по случаю потери кормильца в размере, исчисленном безотносительно к среднему заработку ее умершего мужа и стажу его работы в должности судьи. Вместе с тем Железнодорожный районный суд города Самары, отказывая И. Ю. Фроловой в удовлетворении заявленных исковых требований, оценил как несостоятельные доводы истицы о нарушении ее прав и прав ее несовершеннолетних детей тем, что вследствие неуплаты ответчиком страховых взносов в Пенсионный фонд Российской Федерации размер ее трудовой пенсии по случаю потери кормильца был определен безотносительно к продолжительности периода работы А. И. Фролова в должности судьи и его заработной плате по данной должности, т. е. в порядке, установленном оспариваемыми заявительницей положениями Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации».

Таким образом, предметом рассмотрения Конституционного Суда Российской Федерации по настоящему делу являются положения пункта 7 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» во взаимосвязи с положениями пункта 1 статьи 10, пункта 1 статьи 16, пункта 1 статьи 29.1 и пунктов 1 и 3 статьи 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», как устанавливающие правовой механизм пенсионного обеспечения нетрудоспособных членов семьи судьи (пребывавшего в отставке судьи), находившихся на его иждивении, в случае гибели (смерти) судьи (пребывавшего в отставке судьи) вследствие причин, не связанных с его служебной деятельностью.

2. Согласно Конституции Российской Федерации правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом (статья 118, часть 1). Судьи как носители судебной власти реализуют публично-правовые цели правосудия, чем предопределяется закрепление в Конституции Российской Федерации независимости, несменяемости и неприкосновенности судей, а также необходимости их надлежащего материального содержания (статьи 119, 120, 121, 122 и 124) в качестве элементов конституционного статуса судьи.

Как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации, конституционный статус судьи является не личной привилегией, а средством, призванным обеспечивать каждому действительную защиту его прав и свобод правосудием; общество и государство, предъявляя к судье и его профессиональной деятельности высокие требования, вправе и обязаны обеспечить ему дополнительные гарантии надлежащего осуществления деятельности по отправлению правосудия; конституционный статус судьи включает и предоставление ему в будущем особого статуса судьи в отставке, что также служит гарантией надлежащего осуществления правосудия, дает основания для предъявления к судьям высоких требований и позволяет сохранять доверие к их компетентности, независимости и беспристрастности (постановления от 19 февраля 2002 года № 5-П, от 31 января 2008 года № 2-П и от 20 апреля 2010 года № 9-П).

Закрепленные Конституцией Российской Федерации основы правового статуса судей конкретизированы в Федеральном конституционном законе от 31 декабря 1996 года № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» и базовых нормах Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», что соответствует рекомендациям Европейской хартии о статусе судей от 10 июля 1998 года, согласно пункту 1.2 которой основные принципы статуса судей должны излагаться во внутригосударственных нормах высшего уровня, с тем чтобы ими определялось все содержание законодательства в данной области.

К числу гарантий независимости судей при осуществлении правосудия статья 9 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» относит предоставление судье за счет государства материального и социального обеспечения, соответствующего его высокому статусу (пункт 1), что обусловлено не только предъявляемыми к ним высокими требованиями, но и установленными для судей запретами и ограничениями, предопределенными спецификой их профессиональной деятельности.

Учитывая, что риску причинения вреда жизни, здоровью и имуществу в связи с осуществлением судьей деятельности по отправлению правосудия подвергаются как сам судья, так и члены его семьи, пункт 2 статьи 9 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» устанавливает, что судья, члены его семьи и их имущество находятся под особой защитой государства, а статья 1 Федерального закона от 20 апреля 1995 года № 45-ФЗ «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов» распространяет предусмотренные данным Федеральным законом меры безопасности, правовой и социальной защиты, применяемые при наличии угрозы посягательства на жизнь, здоровье и имущество судей в связи с их служебной деятельностью, на их близких родственников, жизнь, здоровье и имущество которых могут стать объектом посягательств с целью воспрепятствовать законной деятельности судей, либо принудить их к изменению ее характера, либо из мести за указанную деятельность.

Регулирующая предоставление мер социальной защиты судье и членам его семьи статья 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» предусматривает для членов семьи судьи (пребывавшего в отставке судьи) в случае его гибели (смерти) ежемесячную выплату за счет федерального бюджета возмещения, размер которого исчисляется исходя из заработной платы занимающего соответствующую должность судьи (исходя из размера назначенного судье пожизненного содержания), но при этом ограничивает предоставление данной меры социальной защиты случаями гибели (смерти) судьи в связи с осуществлением им служебной деятельности (пункты 4 и 7).

Обусловливая предоставление социальной защиты нетрудоспособным членам семьи погибшего (умершего) судьи, находившимся на его иждивении, наличием причинно-следственной связи между гибелью (смертью) судьи и его служебной деятельностью, положение пункта 7 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации» не охватывает случаи смерти судьи от заболевания, не связанного с исполнением обязанностей по должности судьи, — оно является элементом правового регулирования возмещения вреда, причиненного судье и членам его семьи именно в связи с осуществлением судьей служебной деятельности, т. е. с выполнением конституционно значимых функций по отправлению правосудия, а следовательно, предопределено конституционным статусом судьи и как таковое не противоречит Конституции Российской Федерации.

3. Конституция Российской Федерации обязывает Россию как правовое и социальное государство обеспечивать эффективную защиту и поддержку семьи, в том числе путем предоставления социального обеспечения в связи с воспитанием детей, а также в случае потери кормильца (статья 1, часть 1; статья 7, часть 2; статья 38, часть 1; статья 39, часть 1).

Осуществляя во исполнение указанных конституционных предписаний правовое регулирование социального обеспечения членов семьи погибшего (умершего) кормильца, федеральный законодатель исходит из того, что, по общему правилу, правовой статус такой семьи производен от правового статуса лица, на иждивении которого находились ее члены, в том числе несовершеннолетние дети, и обусловливается спецификой профессиональной деятельности кормильца и причиной его гибели (смерти). Соответственно, основной вид социального обеспечения членов семьи погибшего (умершего) кормильца — пенсия по случаю потери кормильца, которая предоставляется в системе обязательного пенсионного страхования (если кормилец имел статус застрахованного лица) или государственного пенсионного обеспечения (в частности, если он проходил военную службу или службу в органах внутренних дел) и размер которой поставлен в зависимость от его заработка (дохода).

Такая зависимость может быть прямой (например, при исчислении пенсии по случаю потери кормильца, проходившего военную службу, исходя из его денежного довольствия, как это предусмотрено статьями 36, 37 и 43 Закона Российской Федерации от 12 февраля 1993 года № 4468-1 «О пенсионном обеспечении лиц, проходивших военную службу, службу в органах внутренних дел, Государственной противопожарной службе, органах по контролю за оборотом наркотических средств и психотропных веществ, учреждениях и органах уголовно-исполнительной системы, и их семей») либо опосредованной (например, при определении размера трудовой пенсии по случаю потери кормильца в соответствии со статьями 16 и 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации»).

3.1. Как следует из статей 2 и 3 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», а также статей 7 и 8 Федерального закона от 16 июля 1999 года № 165-ФЗ «Об основах обязательного социального страхования» и статей 3, 8 и 9 Федерального закона от 15 декабря 2001 года № 167-ФЗ «Об обязательном пенсионном страховании в Российской Федерации», целевое назначение трудовой пенсии по случаю потери кормильца как вида обязательного страхового обеспечения по обязательному пенсионному страхованию заключается в компенсации (восполнении) семье на условиях, установленных законом, утраченного в связи с наступлением такого страхового случая, как смерть кормильца, дохода в виде его заработной платы или иного вознаграждения, на которое начислялись страховые взносы в Пенсионный фонд Российской Федерации.

Размер трудовой пенсии по случаю потери кормильца определяется исходя из расчетного пенсионного капитала умершего кормильца, сформированного за период до 1 января 2002 года посредством конвертации ранее приобретенных пенсионных прав, выраженных в продолжительности общего трудового стажа и величине среднемесячного заработка застрахованного лица, а после указанной даты — за счет уплаченных за данное застрахованное лицо страховых взносов, начислявшихся на его заработную плату (статьи 16 и 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации»). Тем самым в системе обязательного пенсионного страхования в соответствии с универсальными принципами справедливости и юридического равенства и вытекающим из них требованием сбалансированности прав и обязанностей (статья 1, часть 1; статья 6, часть 2; статья 19 Конституции Российской Федерации) обеспечивается соотносимость между страховыми взносами, уплаченными за застрахованное лицо, его заработной платой, на которую начислялись такие взносы, и размером трудовой пенсии (постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 24 февраля 1998 года № 7-П, от 23 декабря 1999 года № 18-П, от 22 марта 2007 года № 4-П и от 10 июля 2007 года № 9-П).

Следовательно, в системе обязательного пенсионного страхования статус членов семьи застрахованного лица производен от его статуса как застрахованного лица, их право на трудовую пенсию по случаю потери кормильца обусловлено наличием у застрахованного лица страхового стажа (независимо от его продолжительности), а порядок определения размера их трудовой пенсии по случаю потери кормильца предполагает обязательный учет страховых взносов, уплаченных за умершего кормильца в период осуществления им деятельности, предопределяющей наличие у него статуса застрахованного лица.

3.2. В случае гибели (смерти) судьи нетрудоспособным членам его семьи, состоявшим на его иждивении (в частности детям, не достигшим возраста 18 лет, а также неработающему супругу, независимо от возраста и трудоспособности, занятому уходом за детьми, не достигшими 14 лет и имеющими право на трудовую пенсию по случаю потери кормильца), при наличии у судьи ранее приобретенного страхового стажа устанавливается в рамках системы обязательного пенсионного страхования трудовая пенсия по случаю потери кормильца, размер которой определяется по общим правилам, предусмотренным Федеральным законом «О трудовых пенсиях в Российской Федерации». Соответственно, объем пенсионных прав нетрудоспособных членов семьи судьи, находившихся на его иждивении, в системе обязательного пенсионного страхования определяется объемом пенсионных прав умершего кормильца, в частности наличием страхового стажа (безотносительно к его продолжительности) и величиной расчетного пенсионного капитала, который начиная с 1 января 2002 года должен формироваться за счет страховых взносов в Пенсионный фонд Российской Федерации, начисляемых на его заработную плату.

Между тем заработная плата судьи не включается в базу для начисления страховых взносов в Пенсионный фонд Российской Федерации (часть 3 статьи 9 Федерального закона от 24 июля 2009 года № 212-ФЗ «О страховых взносах в Пенсионный фонд Российской Федерации, Фонд социального страхования Российской Федерации, Федеральный фонд обязательного медицинского страхования»), в связи с чем в период осуществления полномочий по должности судьи формирование расчетного пенсионного капитала не осуществляется, и в случае его смерти размер трудовой пенсии по случаю потери кормильца, назначаемой нетрудоспособным членам его семьи, находившимся на его иждивении, определяется безотносительно к его заработной плате по должности судьи.

Таким образом, трудовые пенсии по случаю потери кормильца нетрудоспособным членам семей судей, находившимся на их иждивении, назначаются в размерах, не соотносимых с заработной платой умершего судьи, на которую за период исполнения им полномочий по должности судьи не начислялись страховые взносы в Пенсионный фонд Российской Федерации. Тем самым — в отступление от конституционных принципов равенства и справедливости — указанные лица необоснованно ставятся в худшее положение по сравнению с членами семей застрахованных граждан, за которых в период работы по трудовому договору или осуществления иной общественно полезной деятельности уплачивались страховые взносы в Пенсионный фонд Российской Федерации.

4. По смыслу статьи 124 Конституции Российской Федерации во взаимосвязи с конкретизирующей ее статьей 33 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации», финансирование судов, которое производится только из федерального бюджета и которым должна обеспечиваться возможность полного и независимого осуществления правосудия в соответствии с федеральным законом, предполагает, как указал Конституционный Суд Российской Федерации в постановлении от 19 февраля 2002 года № 5-П, и финансирование пожизненного содержания, назначаемого пребывающим в отставке судьям, за счет федерального бюджета, а не из средств социальных фондов.

В рамках специального механизма пенсионного обеспечения судьям, имеющим стаж работы в должности судьи не менее 20 лет, при уходе в отставку устанавливается ежемесячное пожизненное содержание в размере восьмидесяти процентов заработной платы работающего по соответствующей должности судьи; пребывающему в отставке судье, имеющему стаж работы в должности судьи менее 20 лет и достигшему возраста 55 (для женщин — 50) лет, размер ежемесячного пожизненного содержания исчисляется пропорционально количеству полных лет, отработанных в должности судьи; судья, достигший возраста 60 лет (женщины — 55 лет), при стаже работы по юридической профессии не менее 25 лет, в том числе не менее 10 лет работы судьей, вправе, уйдя в отставку, получать ежемесячное пожизненное содержание в полном размере (абзацы первый и второй пункта 5 статьи 15, абзац второй пункта 1 статьи 19 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации»).

Возможность установления судье ежемесячного пожизненного содержания (пропорционально имеющемуся стажу или в полном размере) при наличии стажа работы в должности судьи менее 20 лет наряду с определением размера данной выплаты исходя из заработной платы работающего по соответствующей должности судьи свидетельствует о приоритетном значении специального механизма пенсионного обеспечения судей по сравнению с назначением трудовых пенсий на общих основаниях, что обусловлено особенностями конституционного статуса судьи, предопределяющими специфику его правового положения: в отличие от правового статуса лиц, подлежащих обязательному пенсионному страхованию (в частности, работающих по трудовому договору или самостоятельно обеспечивающих себя работой), статус судьи, как следует из пункта 1 статьи 11 и статьи 12 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», характеризуется высокой степенью стабильности в силу того, что судья несменяем, предельный возраст пребывания в должности судьи составляет 70 лет, т. е. превышает общеустановленный пенсионный возраст, полномочия судьи не ограничены определенным сроком и могут быть прекращены или приостановлены не иначе как по основаниям и в порядке, установленном данным Законом.

В случаях, когда судья не приобрел право на ежемесячное пожизненное содержание либо утратил его в связи с прекращением отставки, а также по его собственному выбору ему может быть назначена трудовая пенсия по старости или по инвалидности на общих основаниях. Поэтому в целях обеспечения формирования пенсионных прав судей за период исполнения полномочий по должности судьи, когда на них не распространялось обязательное пенсионное страхование, поскольку на заработную плату судей не начислялись страховые взносы в Пенсионный фонд Российской Федерации, Федеральным законом от 4 июня 2011 года № 126-ФЗ «О гарантиях пенсионного обеспечения для отдельных категорий граждан» был определен порядок преобразования в расчетный пенсионный капитал пенсионных прав, приобретенных ими за период с 1 января 2002 года.

В соответствии с названным Федеральным законом расчетный пенсионный капитал судей формируется из средств, выделенных Пенсионному фонду Российской Федерации из федерального бюджета в сумме, которая рассчитывается путем умножения действующей на день установления страховой части трудовой пенсии стоимости страхового года на продолжительность периодов работы в должности судьи и подлежит применению при определении размера трудовой пенсии по старости или по инвалидности. Однако данный порядок не рассчитан на восполнение нетрудоспособным членам семьи судьи, находившимся на его иждивении, при определении размера трудовой пенсии по случаю потери кормильца имущественных потерь, обусловленных тем, что в системе обязательного пенсионного страхования формирование пенсионных прав лица в период его пребывания в должности судьи не осуществляется. При этом если судьи имеют возможность выбора способа пенсионного обеспечения (пенсия на общих основаниях либо ежемесячное пожизненное содержание), то для нетрудоспособных членов семьи судьи, находившихся на его иждивении, единственным вариантом пенсионного обеспечения в таких случаях является назначение им трудовой пенсии по случаю потери кормильца, притом что размер этой пенсии определяется безотносительно к его заработной плате по должности судьи и, соответственно, не позволяет компенсировать утраченный в связи с его смертью доход.

Исключение заработной платы судьи из базы для начисления страховых взносов в Пенсионный фонд Российской Федерации, предопределенное приоритетным значением специального механизма пенсионного обеспечения судей как носителей особого конституционно-правового статуса, приводит к ущемлению интересов нетрудоспособных членов их семей, правовой статус которых (в том числе в сфере пенсионного обеспечения) производен от статуса судьи и, следовательно, требует создания для них гарантий достойного материального обеспечения. При этом в отличие от членов семей лиц, замещавших некоторые иные государственные должности Российской Федерации, членам семьи умершего судьи не предоставляются и другие выплаты, которые, будучи назначены в дополнение к трудовой пенсии по случаю потери кормильца, позволяли бы в большей степени восполнить доход, утраченный в связи со смертью кормильца, обладавшего особым статусом, предполагающим наделение правом на специальное пенсионное обеспечение как его самого, так и в случае его смерти — нетрудоспособных членов его семьи, находившихся на его иждивении. Так, в случае смерти члена Совета Федерации или депутата Государственной Думы каждому члену его семьи назначается ежемесячное пособие в сумме, равной 165 процентам размера социальной пенсии, предусмотренного подпунктом 1 пункта 1 статьи 18 Федерального закона «О государственном пенсионном обеспечении в Российской Федерации», с учетом его индексации (статья 1 Федерального закона от 31 июля 1998 года № 137-ФЗ «О материальном обеспечении членов семьи умершего члена Совета Федерации или депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации»).

Следовательно, вопреки конституционным принципам равенства и справедливости, члены семей судей при реализации права на социальное обеспечение поставлены в худшее положение и по сравнению с членами семей лиц, замещавших некоторые другие государственные должности Российской Федерации, поскольку специальный порядок пенсионного обеспечения в связи с потерей кормильца (в том числе в случае, если к моменту смерти кормилец имел статус судьи в отставке и ему выплачивалось ежемесячное пожизненное содержание) для них не установлен.

5. Таким образом, механизм социальной защиты нетрудоспособных членов семьи судьи (пребывавшего в отставке судьи), умершего вследствие причин, не связанных с его служебной деятельностью, которые находились на его иждивении, установленный в системе действующего правового регулирования положениями пункта 7 статьи 20 Закона Российской Федерации «О статусе судей в Российской Федерации», пункта 1 статьи 10, пункта 1 статьи 16, пункта 1 статьи 29.1 и пунктов 1 и 3 статьи 30 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации» в их взаимосвязи, в нарушение статей 19 (части 1 и 2) и 39 (части 1 и 2) Конституции Российской Федерации неправомерно ограничивает право указанных лиц на социальное обеспечение на основе принципов равенства и справедливости, поскольку не гарантирует

...